Глава 14

САМЬЯМА

Но раньше райской синевы вникай в кромешные виденья, затем что этой злой главы главнейший смысл — предупрежденье.

(Даниил Андреев)

В «Таттва-Вайшаради», одном из наиболее известных комментариев на «Йога-сутры», созданном в девятом веке нашей эры, его автор Вачаспати Мишра, говорит: «Самьяма есть совокупность методов работы с сознанием, включающая дхарана (концентрацию), дхьяну (созерцание) и сосредоточение (самадхи). Эти три суть средства реализации паранормальных способностей...» («К.Й», с.231,1.1).

Самьяма (иногда можно встретить саньяма) — общее название трёх завершающих этапов развития внутрипсихической коммуникации, которые включает Раджа-йога Патанджали, они являются так называемыми «внутренними средствами» постижения истины, или Антаранга-йогой (Дословный перевод термина «самьяма» — «совместное движение», «повозка» которая, как известно, состоит из смонтированных в определённом порядке и функционирующих совместно частей. Подобно этому самьяма также есть жёсткая последовательность внутрипсихических событий).

Рассмотрим шестую ангу в последовательности Раджа-йоги или первый шаг самьямы, который имеет название Дхарана, или концентрация. Вначале — определения первоисточников.

«Концентрация есть фиксация сознания на определённом месте» («К.Й.», с.147,1).

«Когда тело закалено асанами, а ум очищен огнём пранаямы, чувства обузданы пратьяхарой, садхака (ученик) достигает шестой ступени... Здесь он сосредотачивается целиком на одном объекте или задаче, в которую полностью погружен. Чтобы достичь этого состояния, ум должен быть успокоен» («Прояснение йоги», с.41, в дальнейшем — «П.Й.»).

«Дхарана — фиксирование ума (читты) на определённой точке» («И.Ф.», 2, с.315).

Один из основателей махаянской школы «Йогачаров» (она же «Виджнянавада» — буквально «учение йоги» — одна из школ позднего буддизма, IV век н.э.) Асанга сформулировал так: «Что такое внимание или концентрация? Это способность удержания сознания на определённом объекте так, чтобы оно не отклонялось в сторону».

«Созерцание (дхьяна) есть сфокусированность однородных состояний сознания на этом месте» («К.Й.», с.147, 2).

«Автор (Патанджали) определяет дхьяну как то, что должно быть реализовано с помощью концентрации. Однородность потока (сознания) определяет однонаправленность» («К.Й.», с.232).

«Дхьяна является заключительным состоянием равномерного потока, которому не мешают другие. Это — созерцание» («И.Ф.», 315).

«Как вода принимает очертания сосуда, так и ум, созерцая объект, принимает форму этого объекта. Переливая масло из одного сосуда в другой, можно наблюдать непрерывно льющуюся струю. Когда струя сосредоточения непрерывна, возникает состояние дхьяны» («П.Й.», с.44).

Последняя стадия восьмиступенной Раджа-йоги Патанджали называется самадхи.

«Самадхи — это состояние, которое предшествует достижению освобождения. Так как йога настаивает на достижении освобождения через самадхи, она определяется как самадхи. Это состояние экстаза, в котором связь с внешним миром нарушается. Это — цель дисциплины йоги. Степенями сосредоточения, или самадхи, являются: сампраджнята, или сознание, и асампраджнята, или сверхсознание. В первой сознание остаётся созерцанием объекта. В нём достигается единство между познающим и познаваемым, в котором познающий познаёт объект потому, что он им и является. Мысль и объект мысли составляют одно и то же. Различные названия относятся к различным оттенкам, которые принимают формы сампраджнята самадхи, такие, как савитарка, савичара, сананда и сасмита» («И.Ф.», с.316-317).

«Самадхи — это завершение исканий садхаки (ученика йоги). На вершине медитации садхака переходит в состояние самадхи...» («П.Й.», с.45).

«Самадхи, пока оно сохраняется, представляет не простое воспринимаемое постоянство. Напротив, это последовательность внутренних состояний, которые становятся всё более и более простыми, пока не завершаются в бессознательности. Асампраджнята самадхи — это сосредоточение, не имеющее формы мысли, хотя скрытые впечатления могут и оставаться («Приближается звёздная вечность, рассыпается пылью гранит, бесконечность, одна бесконечность в леденеющем мире звенит»).

Самадхи является состоянием, которого лишь немногие могут достигнуть, и в котором почти никто не может пребывать длительное время, так как соблазны жизни разрушают его. Поэтому говорят, что это конечное освобождение невозможно до тех пор, пока живёт тело» («И.Ф.», 2, с.318-319).

«Когда прана и манас (ум) поглощаются и достигается равновесие — это и есть самадхи» («Путь Шивы», с.62, «Х.П.», 4.6).

Сампраджнята самадхи традиционно насчитывает четыре фазы:

— «умозрительная» — савитарка;

— «неумозрительная» — нирвитарка (сананда у Радхакришнана);

— «рефлексивная» — савичара;

— «нерефлексивная» — нирвичара (сасмита — там же, И.Ф. т.2).

Все вышеперечисленные виды совокупно именуются биджа или саламба самадхи (с «зерном» или «поддержкой», «опорой»).

Савитарка — это прямое, непосредственное восприятие реальных объектов или, например, визуализация Бога.

Нирвитарка — когда сознание, оставив собственную форму, приобретает форму объекта.

Савичара — здесь имеет место прямое познание тонкого аспекта материи.

Нирвичара — когда мысль отождествляет себя с сущностью объекта, не «производя» при этом «чувств».

Асампраджнята самадхи не слишком вразумительно объясняется текстами как две последующие фазы изменения сознания:

— ананданугата — переживание блаженства;

— асмитанугата — отражение зеркалом интеллекта одной только собственной сущности. Иногда эту фазу называют дхармамегха-самадхи, и Вьяса пишет в своей «Бхашье» что в этом состоянии йогин реализует абсолютное освобождение — «кайвалья» — полное интуитивное понимание бытия. В то же время Мадхава считает, что это не есть несуществование, но экстаз переживания тотальной пустоты без сенсорного содержания или интеллектуальной структуры, в нём нет того, что обычно называют опытом, но только «откровение». При этом йог становится «дживанмуктой», освободившимся при жизни, «мёртвый посреди живого» — это и есть слияние со всем бытием, когда исчезает желание и возможность какого-либо действия.

Итак, сознательное сосредоточение всегда имеет объект, бессознательное последним не располагает, — так утверждают тексты. Йога сознания продолжается или дополняется йогой бессознательного, то есть внесознательным сосредоточением, которое продолжает начатый процесс на основе сформированного ранее намерения. При асампраджнята самадхи развёртывание сознания останавливается, и его дальнейшая трансформация, если даже она возможна, не есть предмет человеческого опыта.

«Остановка или прекращение — ниродхо... это не нарушаемая отчёливость (ясность) знания и высшее бесстрастие» («К.Й.», с.234, 9.4).

«Прекращение функционирования сознания есть бессознательное состояние психики. Самадхи, сатори или аналогичные «состояния просветления» могут представлять собой результат переключения в сторону доминирования правого полушария. Таким образом, медитативная практика представляет собой метод временного ограничения левополушарного когнитивного модуса (устранение текущего преобладания активности левого полушария)» («Ф.А.Й.», с.117).

Опять же, всё связанное с психикой человека обладает неимоверной сложностью и неоднозначностью. Например, Олдос Хаксли располагал личным способом погружения в медитативное состояние, которое он называл «глубокой рефлексией», характеризуя его как ощущение пустоты без времени и пространства, в котором пребываешь в спокойном ожидании. Но Хаксли входил в это состояние для того, чтобы в нём осуществлялась спонтанная и очень интенсивная мыслительная деятельность с вполне определённым результатом, в то время как целью традиционной йоги было простое присутствие в неориентированной пустоте, вызывающее переживание блаженства.

Итак, если Хатха-йога даёт человеку шанс более совершенного приспособления ко внешнему миру путём изменения качества телесной материи, то начальная цель самьямы — адаптация личности к внутреннему миру психики, который обычно от неё скрыт. Психика оптимизируется только посредством «наведения мостов» между личностью и её бессознательным, то есть последние стадии йоги являются сугубо внутри-психической коммуникацией, в процессе которой субъекта может «замкнуть» либо нет с тем, что называется архетипическим (сетью или полем). Контакт сознания с собственным телом, который налаживается в практике асан, не что иное, как предварительная, в определённой степени тренировочная стадия этой работы, которая тем не менее даёт автономные и важнейшие следствия, а также возможность для того, чтобы высшие этапы Раджа-йоги могли стать реальностью.

Когда в основном разрешены «мирские» жизненные задачи, у некоторых людей появляются дополнительные познавательные потребности, необходимым и насущным делом становится поиск какого-то иного, более глобального смысла существования. Юнг утверждает, что он заключается в построении целостной личности, и это есть не что иное, как подготовка к смерти, которая столь же важна, как и рождение, являясь возвращением к природе, всеобъемлющей и не проявленной в формах. Но поскольку в мире феноменов человек представлен трояко, то материальное возвращение в природу — это распад тела на составляющие вещества. Участок же поля коллективного бессознательного, который был «занят» данной личностью, свёртывается и исчезает или, напротив, вливается в некую запредельную целостность, о чём мы можем сегодня только догадываться.

Абрахам Маслоу считает: «...Принадлежность к роду человеческому... даёт человеку право (но не обязанность) стать дочеловеченным, то есть актуализировать все возможные человеческие потенции. Человечность как принадлежность к человечеству должна определяться не только в терминах бытия, но и в терминах становления. Мало родиться человеком, нужно стать им» («Мотивация и личность», с.22.).

Почему людей вообще притягивают такие вещи, как йога? Опять же у Маслоу находим: «Многие психологи гуманистического и экзистенциального направлений придерживаются мнения... что полное удовлетворение базовых потребностей не может автоматически разрешить проблемы идентичности, построения ценностной системы, жизненного предназначения, смысла жизни» (там же, с.123).

Конечно, и он, и Юнг правы. Человеку свойственно стремиться к чему-то большему, чем то, что он есть. Ему нужна какая-то объединяющая, не конкретная, не материальная цель жизни, которая придаёт бытию удовлетворяющий человека смысл. У Экзюпери в «Цитадели» это образ собора, но можно сказать и так:

«И снится мне другая душа, в другой одежде, горит, перебегая от робости к надежде, огнём, как спирт, без тени уходит по земле, на память гроздь сирени оставив на столе».

Обнаружить такую цель или хотя бы определить последовательность действий, ведущих к ситуации, когда твоя цель сама тебя найдёт — в состоянии только завершённая личность.

Юнг совершенно объективен, говоря об источнике проблем у субъекта западной модификации: «В психике современного человека сознательная сфера гипертрофированна; соответственно, подавленная, словно перекрытая со всех сторон плотинами область бессознательного грозит в любой момент прорвать препятствие и затопить сознательный разум. Вот почему потребность в том, чтобы интегрировать бессознательное в целостную психическую субстанцию, сделалась специфически западной и современной проблемой, имеющей ключевое значение не только для индивидов, но и для целых народов. Что же касается людей Востока, и, вероятно, африканцев, то у них мы наблюдаем совершенно иное соотношение между сознанием и бессознательным» («Дух и жизнь», с.469).

Чем дольше и сильнее вынужденная концентрация и направленность сознания, тем сильнее разобщённость с бессознательным. У невротиков «Перегородка» между ними обладает большей чем обычно проницаемостью, и следствием этого является болезненная утрата адаптации. Психика цивилизованного человека по большому счёту перестала быть саморегулирующейся системой. Вот почему Данте говорит в своей бессмертной поэме: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...»

Почему же «сумрачный лес»? Да потому, что бодрствующее сознание оказалось в экзистенциальном тупике полного благополучия и одновременной потери видимого смысла: «Да, я ещё живу. Но что мне в том, когда я больше не имею власти соединить в сознании своём прекрасного разрозненные части...»

Только один способ сознательного бытия — вынужденно и жёстко детерминированное внешним миром бодрствование — даже после успешного решения частных проблем оказался недостаточным для счастья человеческого.

В книге средневековых китайских афоризмов «Вкус корней» (17 век) сказано: «Когда мысли разбросаны, надо знать, как собрать их воедино. Когда мысли сошлись в одной точке, надо знать, как их рассеять. Если не уметь этого, то даже если одолеть омрачённость, в сердце поселится беспокойство».

Здесь заметна параллель с Юнгом, утверждавшим: постоянное преобладание логического ума, который без конца перемалывает поток внешних впечатлений сознания — это как полёт с одним крылом, долго он невозможен, рано или поздно сорвёшься в «штопор».

«Главный здесь — я» — так незатейливо называлась в девяносто седьмом году (а может, называется и теперь) серия передач дирекции развлекательно-музыкальных программ ВГТРК на Урале, в которых речь шла о широко известном в Екатеринбурге и окрестностях «духовном» движении «Радостея».

Если присмотреться повнимательней, то помимо стремления к неосознанному уходу от трудно переносимого сегодня социального давления, популярность таких движений и сама возможность их возникновения заключается в мучительной тяге старшего и среднего поколения к въевшемуся в плоть и кровь коллективизму. Люди остро нуждаются в хотя бы временном раскрепощении сознания, которое жёстко, однозначно и беспощадно сведено к определённому кругу забот при необходимости физического выживания в новых экономических условиях и полном наплевательстве на проблемы души со стороны государства.

Сегодня уже нельзя пребывать в привычной социалистической расхлябанности и расслабленности, когда никто не умирает с голоду, при желании всю жизнь оставаясь бездельником. Большая часть населения была морально развращена советской властью — народ делал вид что работает, а государство прикидывалось, что ему за это платит, и обе стороны это устраивало. Сегодня же к чисто западному дисбалансу психики, преобладанию модуса бодрствующего сознания, добавлено разрушительное по величине повышение его напряжённости, а также непривычный для людей фактор — разобщение.

Поскольку де-факто коллективизм приказал долго жить, вполне объяснима сегодняшняя тенденция к стихийному возникновению множества школ, систем и учений, которые прежде всего дают возможность собираться вместе, как это всегда было раньше, причём не для пустого времяпрепровождения, но как бы ради некого «высокого смысла».

Получая от самозванных «духовных» лидеров весьма своеобразно ориентированную психологическую разгрузку, люди выполняют некое предлагаемое действо, которое кроме всего прочего позволяет им как прежде уважать себя. Что, например, декларирует та же «Радостея»? Совместное переживание мира, покоя, однозначно ритуальные, магические действия, базирующиеся на квазинаучной основе. Предлагаются простые объяснения, очень быстро всем вместе становится очень хорошо. И главное – ни грамма какого-либо смысла! Бывший астрофизик Евдокия Марченко с помощью духовного суррогата даёт людям возможность на какое-то время разгрузить мозги, закипающие от непривычной работы на выживание, вернуть чувство локтя и необходимые позитивные эмоции.

Сознание людей требует расслабления, утешения, и это осуществляется коллективными песнопениями и высокопарной проповедью, не обладающей каким-либо полезным содержанием. Это просто хорошо срежиссированная коллективная компенсация душевного и психического дисбаланса оставленной государством на произвол судьбы человеческой массы, называемой народом.

Однако режиссёр и постановщик данного спектакля имеет в этом свой чёткий интерес, разгрузка умело направляется, формы осуществления компенсации однозначно ведут к приобретению зависимости от системы и её основателей, что и является главной целью родоначальников любых подобных «школ духовности» — как бы они от этого не открещивались. Это обычная процедура промывания мозгов, где вовсе не важно, что делается, главное — как и зачем.

При постоянном психическом перенапряжении, вызванном внешними обстоятельствами, для человека характерно с чьей-то психологически грамотной подачи, отождествляя себя и своё окружение со «светлым и духовным», проецировать собирательный образ зла на тех, кто к данной группе не принадлежит. Если в программу «движения» заложено чувство превосходства над прочими, не приобщёнными, что бывает очень часто, поскольку людей заведомо обманывают, то мы видим зарождение новой и как всегда «самой истинной» и правильной религиозной секты.

С точки зрения психотерапии временное оглупление может быть и оправдано, но не лишним будет вспомнить, что в начале века примерно так же действовали в своих подпольных кружках русские марксисты, «просвещая» рабочих. Ниспровергателям «отжившего» нужно было — с дальним прицелом — вместить очень большой мир в очень маленькие головы, для чего требовались максимальные упрощения. Информация, препарированная таким образом, разжигала низменные эмоции, и обманутые искусной демагогией люди действовали с бескорыстным и беспримерным энтузиазмом, отдавая свою жизнь достижению целей, известных и полезных только кукловодам.

Главный козырь большевистской информации — простота объяснений, как бы подтверждаемая неоспоримой наглядностью: ведь есть угнетатели и угнетённые, это очевидно. Отобрать, разделить (сопротивляющихся — к ногтю!) — всем будет хорошо, сразу наступит светлое будущее. Формированием подобного мировоззрения большевистские проповедники никак не гармонизировали бытие и состояние людей, на которых они плевать хотели, а напротив — закладывали в них жёсткую программу определённых действий, которые привели к известному всем результату. Основатели «Радостей» пока что ориентируют своё окружение на слепую веру в учение и личную преданность его создателям, но это только пока.

Казалось бы, население бывшего Советского Союза в массе своей является достаточно образованным, смешно и дико, когда «технари», доктора наук благостно внимают наукообразной белиберде Евдокии Марченко о «наборе струн по цветам» и «зонах реакции на лике». Чем её «сгустковод» принципиально отличается от «империла» Елены Рерих? Да никакого различия, разве пока ещё сравнительно скуден объём «теоретической части», меньшее количество бессмыслицы и покамест достаточно скромный уровень притязаний бреда величия.

Рерихи разрабатывали и ревниво оберегали золотую жилу Востока вообще и йоги в частности со всемирным размахом. У Евдокии Марченко пока, как говорили когда-то на старом Урале: «Щи пожиже, завод пониже, двор поуже, народ похуже» — скорбное подобие рериховского замаха, но направление то же самое. Вся её «высокая» терминология, сентиментальность и жонглирование блестящими словами — не что иное как отвлекающие внимание приёмы фокусника, который, выражаясь современным новоязом, элементарно «вешает лапшу на уши», «окучивая» людские головы.

Сегодня «Радостея» выглядит безобидной, стараясь всем понравиться. Но логика развития в таких случаях, как правило, отрицательна. Цель лидеров подобных движений не дать что-то людям, а по возможности даром получить от них всё, что возможно. По мере набора сектой массовости и силы у её основателей усиливается жажда власти, откровенная нацеленность на материальную выгоду, реализация своих стремлений в рабском почитании со стороны окружающих.

Уже сейчас достаточно большое количество людей, втянутых в «Радостею», отказываясь от своей предыдущей «несовершенной жизни» с её типичными проблемами, беспрестанно курсирует следом за Евдокией Марченко в бесконечном калейдоскопе её «школ», семинаров и мероприятий. Теперь они оказались во власти другой проблемы: где взять деньги на «совершенствование», которое не имеет предела? Кроме того, постоянное вычитывание ритмов отбирает массу времени и блокирует необходимую по жизни оперативность мышления, значительно понижая при этом его качество. Реальные действия по решению насущных задач заменены по сути магическими, иллюзорными. Что же до первоначальной вдохновенности адептов «Радостеи», то вскоре многие из них начинают замечать: есть что-то жутко фальшивое в этих бесконечных песнопениях и эйфории. Затем прозревшие по-тихому отчаливают в сторону, вовремя унося ноги, но молва о чудотворице Евдокии уже пошла но Руси Великой, и не быть святому местy пустым. «Движение» развивается, и в скором времени человечество, без сомнения, будет осчастливлено «духовными трудами» Евдокии Марченко в печатном виде (что и произошло во второй половине девяносто девятого года: в «Книжном обозрении», как из ведра, посыпались объявления о выходе в свет целой серии «духовных» опусов Е. Марченко, включая её поэтические «шедевры»).

Психика русского человека после краха социализма является в высшей степени неуравновешенной системой, которая склонна к «самоповреждению в ходе функционирования» (Юнг, «Дух и жизнь», с.27). Кроме того, существует опасность подмены необходимого каждому личного труда самопознания новой волной сермяжной православной религиозности, которая упорно навязывается гражданам России. К сожалению, в нашей стране исторически сложилась печальная традиция, согласно которой народу всегда необходим, как воздух, и привычен либо «отец родной», либо традиционная церковь, на свой лад гарантирующая светлое будущее, правда, не здесь (святые отцы гораздо умнее Никиты Хрущёва), но в раю, для чего, опять же надо неопределённо долго терпеть и верить. Независимость мышления отдельной личности и самостоятельный выбор духовного пути русской Православной церковью категорически не приветствуется.

Йогический способ интроспекции, называемый самьямой, с одной стороны, есть метод индивидуального духовного развития или самопознания, с другой — спектр средств и способов исцеления души, нервной системы и психики в целом. Он подразумевает личное развитие без посредников, которые всегда стремятся к материальному симбиозу со своими духовными «овцами», подобно тому, как это делает лиана, впивающаяся в дерево. В итоге последняя вытягивает столько соков, что дереву становится уже не до роста к солнцу — выжить бы хоть как-нибудь. В том и смысл йоги вообще и самьямы в частности, что духовная трансформация происходит в человеке автономно, а не с чьей-то, как правило, весьма небескорыстной подачи.

Ларошфуко сказал когда-то: «Слабость характера — это единственный недостаток, который невозможно исправить». «Мокшадхарма» характеризует метод йоги так: «Сильный зверь разрывает сети и уходит, слабый — в них запутывается и гибнет». Здесь имеется в виду, что человек, взыскующий смысла, должен быть крайне упорным и систематичным в этом своём намерении. И, добавлю, иметь мозги, обладая твёрдым здравым смыслом при нормальном уровне критичности.

Конечно, мы должны с неизбежностью опираться на уже имеющийся в этом деле чей-то опыт, в том числе исторический, но весь ужас ситуации заключается в том, что повторить чужой путь духовного развития невозможно даже в приблизительном варианте. Как говорили Отцы церкви, если ты заснул Петром, то не проснёшься Павлом. То же самое можно сказать и о всех достигших самореализации: в очень редких случаях бывают пути схожие, но никогда нет одинаковых. Крайне важно понимать это различие: насколько необходимо творчески освоить и умело использовать чужой опыт, настолько же бессмысленно пытаться его воспроизвести (это относится и к духовному, и к телесному развитию). Использовать — значит интерпретировать информацию применительно к своим личностным особенностям так, чтобы она могла служить источником твоего эффективного действия и, соответственно, результата.

Исключено также, чтобы кто-то взял тебя за руку и привёл к цели, путешествовать по дорогам самопознания приходится только в одиночку. У Данте был Вергилий, но что скрыто за этим образом? Вергилий — это символ, внутренний проводник, ищущая часть себя самого, которая является мобильной, способной к самообучению в процессе действия.

К Богу толпой не приходят, это знали уже Отцы Церкви. Поэтому они индивидуально применяли сложнейшее типовое средство — Иисусову молитву, однако сам доступ к нему был и остаётся слишком жёстко ограниченным в силу ряда предварительных требований, которые несовместимы с сохранением обычного жизненного статуса. Кроме того, далеко не все склонны к фанатичной религиозной вере.

Правильно понятая и освоенная технология древней йоги сегодня — это искусство эволюционного личностного развития без крайностей, совместимое с активным функционированием в социуме. Это выработка устойчивого психосоматического равновесия в процессе спонтанного духовного развития, который не определим и не ограничен по времени, покуда человек жив.

В своей практической части — при работе с сознанием и телом — йога едина и неделима. Она опирается на эволюционно сложившуюся за многие тысячелетия эмпирику, на типовое устройство человеческого тела, психики и законы их функционирования.

Классическая йога — универсальная технология реализации заложенного в личности потенциала. Поразительно, но это так: любой человек посредством единого метода йоги может получить именно то, в чём нуждается. С помощью одного и того же каждый получает разное, и оно оказывается как раз тем, что необходимо именно данному субъекту. Скорее всего за это удивительное свойство йога была бережно сохранена в веках, как некое волшебство, панацея для тела и души. Вследствие необходимости бесконечного терпения и ювелирной работы при освоении этот метод самопознания получил статус искусства, которое не может быть описано и тем более передано на «фене» духовных люмпенов нашего времени, таких как «Радостея», «Живая этика» либо «традиция единения». Данная универсальная технология должна быть лично понята и усвоена, но для этого её суть должна быть грамотно объяснена начинающему тем, кто обладает большим личным опытом.

Не претендуя ни на что, но будучи человеком, посвятившим практической йоге большую часть своей жизни, я хочу обратиться к старинному определению: «Учитель не тот, кто сохранил других, а тот, кто с помощью других сумел сохранить себя». Есть ещё такое определение: «Изменить себя, не изменяя себе». Тот факт, что кто-то стал называть тебя учителем, не должен оказывать влияния ни на твоё самосознание, ни на поведение, за исключением, пожалуй, непреходящего чувства ответственности.

Существует притча о том, что у великого суфия Джелаладдина Руми был наставник, известный всему восточному миру той эпохи. Однажды некий любопытствующий подобострастно спросил его: «Великий шейх, правда ли, что вам нет равных во всей Поднебесной?» Мудрец удивился: «А тебе-то что?» Снова последовал вопрос: «Но как сами-то вы относитесь к своему величию?» Шейх удивился ещё сильнее: «А мне-то что?!»

Японцы говорят, что существует два типа учителей: одни учат, у других учатся, и первые слишком часто оказываются так называемыми теоретиками, которые знают всё о предмете, но не владеют им в реальном применении.

Сегодня йога является областью жгучего интереса громадного множества разношёрстного люда, это ищущие смысл жизни, одинокие, потерянные, неуравновешенные, беспокойные, не нашедшие себя, потерпевшие жизненный крах, больные, которым не в силах помочь медицина, и так далее. Достойно большого сожаления, что болезненный интерес к йоге зачастую проявляют люди с психическими отклонениями. О них можно лишь сказать словами толкования «И-цзин»: «Пути не будет».

Йогу не отнести к чистой абстракции, чтоб хотя бы попробовать овладеть этим искусством личность должна удовлетворительно состояться во внешнем мире. Тот, кто в жизни остался «ничем», никогда не станет «всем» на внутреннем театре духовной трансформации.

Яшомитра, легендарный мудрец и философ древней Индии, утверждал: «Всё содержание сознания есть контакт». Взаимодействие личности с внешним миром всегда происходит в социуме, но коммуникация с бессознательной частью собственной психики может быть осуществлена сознанием только единолично («Телесный свой состав смешав в земную твердь и я, как тот слепец, ощупываю смерть: где нежный центр её и где её граница?»).

«Углубление и расширение сознания через обогащение его содержанием сферы бессознательного есть „просветление“» (Юнг, «Дух и жизнь», с.518). Но одновременно такое расширение — во время его процесса — означает потерю имеющейся стабильности, — какой бы она не была — и содержит в себе элементы кризиса.

«Бхагавадгита» утверждает, что йога — это равновесие. Самопознание, самореализация, индивидуация (по Юнгу), достижение не двойственности, самадхи, сатори — с точки зрения самоизменения психической структуры всё это обозначает примерно одно и то же. С той лишь разницей, что достижение начального уравновешения — определённого уровня личной целостности — есть условие состоятельности дальнейшего процесса самопознания, где абсолютно необходим компетентный учитель либо, на худой конец, очень качественная информация. Не мешало бы располагать и достоверными описаниями переживаний подобного рода.

Последовательность движения в глубину психики всегда начинается с налаживания контакта с личным бессознательным, выявления и обезвреживания скрытых в нём проблем. Бывают случаи, когда подобное развитие событий недопустимо, потому что осознание человеком характера вытесненного материала с большой вероятностью приведёт к необратимому разрушению личности. При этом грамотный наставник должен, исходя из особенностей ученика (или пациента), определить подобную ситуацию заранее и предоставить в его распоряжение такой способ аннигиляции взрывоопасного бессознательного материала, который бы вообще не затрагивал сознание. Самым безопасным и гарантированным путём в этом плане всегда является длительная и качественная практика Хатха-йоги.

Прежде чем обратиться непосредственно к топологии самьямы, следует определить само понятие «медитация». Тех, кто предпочитает чисто академический подход, я переадресую к работам «Реальность нереального» (В.В. Налимов) и «Религии мира. Опыт запредельного» (Е.А. Торчинов).

Для народа, замороченного бешеным обилием эзотерики, термин «медитация» сегодня сродни понятию «закрома родины» — никто и в глаза не видел, что это такое. По моему, «медитация» — не слишком удачное обозначение для изменённых состояний сознания. На самом деле существуют конкретные техники, приёмы, алгоритмы действий. Скажем, в Тантре — это «Чидакашадхарана», «Аджапа-джапа», «Таттва-шуддхи», «Йога-нидра», «Нада-йога» и т.д. В буддизме — «випассана» на дыхании, движении. В классической йоге — самьяма на внешних либо внутренних объектах.

В 1972 году некто Гоулман выпустил книгу, где классифицированы различные техники медитации, их описано около ста тридцати, причём опирался автор на один только буддийский источник пятого века нашей эры — «Вишуддхамага».

В начальных стадиях освоения любой психотехники практикующему прежде всего должны быть привиты навыки глубокой мышечной и ментальной релаксации, лишь на её основе возникает спонтанная концентрация внимания. Отмечается, что такой концентрации предшествует остановка внутреннего диалога и способность сохранять молчание ума.

Любая медитация есть выход в изменённое состояние сознания (что только частично соответствует смещению точки сборки у Кастанеды). Сегодня известно, что подобные состояния могут иметь место при любых экстраординарных условиях, влияющих на психосоматику, например — подъём на большие высоты, спуск под воду, экстремальные физические нагрузки, эмоциональные удары, травмы, интоксикации и т.д. Медитация отличается от прочих ИСС (изменённых состояний сознания) тем, что это не случайный, а преднамеренный, тщательно организованный и управляемый процесс взаимодействия сознания с бессознательным, а если говорить точнее — наоборот.

«Медитация — хорошо отработанный метод созерцания, позволяющий входить в изменённое состояние сознания, не утрачивая при этом сбалансированности психики». Иными словами, дело не в том, что именно человек в медитации «увидел», пережил или почувствовал, а как его разум сумел приспособиться к пережитому, то есть ассимилировать пережитое.

При всём своём кажущемся многообразии медитативные практики, как известно, делятся на две основные группы, которые отличаются по способу перестройки сознания — концентрация или инсайт, путь «единого» или «ничто».

«Единое» в данном случае — это самадхи, способ достижения которого представлен классической Раджа-йогой Патанджали. Это полное слияние сознания и ума с объектом медитации и последующий выход за его пределы, когда бессознательное сосредоточение продолжается автоматически и ведёт к состоянию «джняна» — сверхсознанию.

Путь «ничто» — это достижение нирваны через инсайт, при этом ум наблюдает свою собственную деятельность, отслеживая её модификации вплоть до полного их затухания. Ф.И. Щербатской считает термин «нирвана» синонимом слова «уничтожение».

Есть третий метод, который как бы объединяет обе древние традиции, — это буддийская «випассана». Здесь практика начинается с концентрации, но переходит в инсайт, одно усиливает другое, в итоге достигается нирваническое состояние.

Классически медитация определяется как простое присутствие, безличная регистрация происходящего, например Веданта даёт замечательную формулу: «Ом шакшин ахам», что буквально переводится как «Я- свидетель». По сути дела самопознание, хотя оно и подразделяется на три направления, является единым.

Когда-то Петрарка в поисках смысла жизни и спасаясь от неразделённой любви отправился на поиски загадочной страны Туле. После возвращения он сказал, что можно было бы и не ездить, потому что такое путешествие за смыслом не есть передвижение в реальном мире.

Знаменитая «Божественная комедия» Данте показывает начальные условия возникновения потребности в подобной интроспекции, когда человек оказывается перед необходимостью разобраться в самом себе.

В своей «Психологической топологии пути» и ранее вышедших «Лекциях о Прусте» Мераб Мамардашвили блестяще интерпретирует дантовскую символику, но поскольку символ всегда есть инвариант, то и Данте, и величайший философ нашего времени, говоря о глубинном смысле пути познания, безусловно, подразумевают и классическую йогу, поскольку, как известно, путь может быть начат в любой точке и конечный пункт — истина — если соблюдены необходимые и достаточные условия, не зависит от способа следования.

Итак, на дверях дантовского Ада была надпись «Оставь надежду, всяк сюда входящий», и перед тем как войти Вергилий обратился к Данте со словами: «Здесь страх не должен подавать совета».

Юнг отмечает (и доподлинно известно тем, кто успешно практикует медитацию), что большинство людей панически боятся собственного бессознательного. С древнейших времён и до сих пор оно инстинктивно считается областью табу. Требование отсутствия страха в процессе внутреннего самопознания — это безусловная необходимость быть мужественным. Залог мужества — удаление чувства самосохранения, отказ на время практики от всякой надежды на позитивный результат своих действий и благоприятный исход самой попытки совершенствования. «Бхагавадгита» настаивает на том, что подлинно благотворные плоды приносит только незаинтересованная работа, что подчёркивает безличный характер процесса медитации в текущем процессе его осуществления.

М. Мамардашвили (ММ) отметил существование двух психологических механизмов, которые напрочь перекрывают саму возможность самопознания. Первый – это лень, которая проявляется в стремлении перенести что-то на завтра, не делать самому или понять умом, не участвуя в этом лично. Всё это несовместимо с практикой йоги, которую кратко можно характеризовать так: только лично, каждый день заново, каждый раз «от и до». Если кто-то думает, что после великолепной вчерашней практики сегодня можно стараться поменьше, он фундаментально ошибается. Это то же самое, что сказать себе: я уже хорошо вчера подышал, сегодня можно и отдохнуть.

С точки зрения полной и окончательной самореализации йога — это вся жизнь, и меньшую цену за самопознание в таком маштабе не платят. Йога — это то, что ты должен делать сейчас и здесь, потому что «вчера» уже нет, а «завтра» ещё не наступило.

Второе препятствие к самопознанию — надежда. Суть её в том, что человек надеется стать лучше, реально ничего не предпринимая. Поэтому начальным условием освоения йоги является отказ от надежды: нечего ожидать и не на что рассчитывать по одной простой причине: в этом тяжёлом мире никто никогда никому ничего не должен, поэтому всё необходимое приходится делать только самому. Такой отказ опять-таки связан со страхом, в частности узнать о себе нечто такое, что никогда не осознавалось ранее, увидеть свою «изнанку», «обратную сторону луны».

Для многих самопознание является весьма неприятной процедурой ещё и потому, что при этом приходится расставаться с образом идеального и любимого себя, со всеми возвышенными представлениями о собственной личности. Именно такого расставания, как отмечал ММ, человек хронически избегает.

Вообще интроспекция — всегда до некоторой степени печальное занятие. Всякий, кто преодолеет в медитации препятствие страха, получает возможность встретиться с самим собой без прикрас, а это одна из самых неприятных встреч в жизни человека. Недаром сказал Шпаликов: «Путешествие в обратно я бы запретил, и прошу тебя, как брата, — душу не мути...»

Когда Вергилий выманивает из бездны Гериона, чудовище, которое является символом обмана, он говорит: «Мы истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами» В данном случае истина — это заблуждение, неправильно оценённая информация, которая предстанет перед нами в ином свете после перестройки структуры восприятия.

Обозримая бодрствующим сознанием и доступная ему часть истины, — действительной картины мира, — которая была неясной и неверно трактовалась, поскольку была представлена лишь фрагментарно, при расширении её границ (посредством налаживания коммуникации с бессознательным) постепенно приобретает полноту. Таким образом, то, что ранее принималось за действительность, этот скудный информационный фрагмент был заблуждением, иллюзией, проистекающей от неполноты знания и его ослепления эмоциями. Конечно, абсурдной является надежда на то, что достигшая самореализации личность воспримет мир объективно и полностью, однако приближение к объективности будет неизмеримо превышать степень обычного человеческого незнания.

Итак, при расширении информационной базы сознания посредством налаживания контакта с глубинными слоями психики процесс является обоюдоострым. С одной стороны, в том что касается личности, теряется иллюзорная целостность и наступает подлинное понимание, с помощью же осуществления дальнейшего процесса обратной связи мы получаем громадное количество информации из собственного бессознательного, благодаря чему уменьшается насколько это возможно неполнота знания, и субъективная модель мира становится гораздо более приближенной к реальности, повышая точность представлений.

Как отмечал Фрейд, «сознание навязывает свои ограничения (которые он называл цензурой) всему несовместимому с ним материалу, в результате чего этот материал тонет в бессознательном». Здесь мы имеем дело с механизмами подавления и вытеснения, которые делают воспринятую информацию усечённой или полностью недоступной сознанию, что влечёт за собой кроме позитивных также и нежелательные последствия для существования личности и её адаптации.

Поэтому знаменитый лозунг основоположников «Живой этики»: «Расширяйте сознание!» при незнании закономерностей и последствий этого процесса с точки зрения психического благополучия человека является полностью не жизненным, абстрактным, а при его реализации (не средствами, предлагаемыми «Живой этикой», она их просто не знает) достаточно опасным.

Понятно, что расширение сознания — это как бы «духовное» и весьма желательное действие, но что делать в том случае, когда вытесненный материал, заново введённый в сознание, оказывается абсолютно с ним несовместимым? Оно просто не способно признать свою идентичность с информацией подобного свойства, и тогда «расширение» масштабов осознанности способно привести к психозам, шизофрении или безумию.

Кроме того, существует малоизвестная проблема скорости «сброса» отрицательного содержания долговременной памяти, или, что то же самое, темпа индивидуального духовного развития.

Когда сознание спонтанно расширяется в процессе медитации и всё идёт естественно, субъект на первом интеграционном этапе осознает свою «тень», неизвестную ранее сторону личности и, безусловно, приобретает целостность. Теперь его знание о самом себе действительно становится более или менее завершённым, человек знает эту истину о себе. Однако такая истина не даёт, но отбирает всё представление о мире, которым личность располагала до начала занятий йогой. Рушатся многолетние представления о самом себе. Начинаешь понимать, что все позитивные свойства имеют в твоей собственной тьме, мягко говоря, не слишком красивое продолжение, что и ты сам, и многие близкие тебе люди являются совсем не тем, чем они всегда казались, что стремления и помыслы людей, в том числе и твои собственные, далеко не всегда чисты и соответствуют расхожей морали.

Объединение двух «половинок» личности всегда является процессом крайне болезненным, это не что иное, как душевный кризис, зачастую сопровождаемый и кризисом мировоззрения. Процесс духовной трансформации всегда является далеко не таким быстрым и безобидным, как хотелось бы. Но, не опустившись в собственную темноту, не пройдя её сполна, я никогда не получу истинной глубины знания самого себя. Процесс интеграции личности — это дорога от себя, сквозь себя, до себя — через душевную боль и страдание, неизбежно возникающие при спонтанном изменении структуры психики. Это во все века было известно тем, кто достиг самореализации в йоге, христианстве и любой другой культуре: «Чтобы дерево выросло до рая, его корни должны прорасти до ада».

«Тень представляет собой моральную проблему, бросающую вызов личностному эго в целом... Её осознание предполагает признание реального присутствия тёмных аспектов личности. Самопознание как терапевтическая процедура требует большого, тяжкого труда, растянутого на весьма долгое время» (Юнг, «Айон», с.18).

«В скрытой части личности, как показывает опыт, присутствуют те или иные черты, демонстрирующие крайне упорное сопротивление моральному контролю. Сопротивление такого рода обычно связано с проекциями, которые не признаются таковыми, и их признание есть некое необычное моральное свершение» (там же, с.19).

Есть, однако, и другие мнения по поводу морального контроля, например Маслоу отмечает: «Я готов заявить, что сама болезнь (подразумевается класс нервно-психических расстройств, основанных на проблемах адаптации) — это ни что иное, как утрата животного начала. Чёткая «животность», идентификация со своей биологией, парадоксальным образом приближают человека к большей духовности, к большему здоровью, к большему благоразумию, к большей рациональности» («Мотивация и личность», с.136).

В концепции Юнга утверждается, что, будучи уже заранее ориентирован морально в рамках своей культуры, человек готов признать лишь некоторые свои негативные черты, и то лишь до какой-то степени. Те из этих чёрт или качеств, в которые отказывается «поверить» сознание, проецируются на окружающее, находя мишень в ком-то или в чём-то. Факт признания каждым наличествующего в самом себе зла — проблема нашего века, но не только нашего времени. Своей осознаваемой, «светлой» и контролируемой части субъект приписывает всевозможные достоинства и совершенства, а зло всегда находит вне себя, во врагах, завистниках, скверном устройстве общества и т.д.

Поскольку проекции бессознательны, то они, прежде всего, имеют эмоциональную природу, порождая у окружающих неосознаваемые, но аналогичные ответные реакции. Другими словами, бессознательно экспортируя вовне собственный мрак, человек сталкивается с его реальными обличьями во внешнем мире, непрерывно и бессмысленно «вызывая огонь на себя». Собственное, непонятое и не узнанное зло искажает все представления человека об окружающем, ведёт наступление снаружи по всему фронту. Зато в представлениях о себе личность остаётся светлой и чистой, уважающим себя непримиримым борцом против зла и порока, а на самом деле — желчным мизантропом.

Многие проигрывают в итоге эту бессмысленную войну, непроизвольно концентрируя в себе напряжение противостояния и ненависть ко внешним врагам, что соответственно усиливает конфронтацию с окружающим. Постоянные конфликты с социумом рано или поздно изматывают психику и телесное здоровье, либо наступает истощение и поломка психосоматики в результате бесконечной внутренней борьбы с самим собой, всё это ведёт к душевному кризису. Субъект становится изолированным от мира и своего окружения. Существуют человеческие экземпляры, полностью запутывающие и свою, и чужую жизнь, доводящие всё до полной катастрофы, абсолютно при этом не понимая, до какой степени весь этот ужас бессознательно исходит от них самих.

Рассмотрим одну из медитативных техник Тантры, называемую «Чидакашадхарана», в основном она предназначена для людей, ведущей репрезентативной системой которых является зрительный анализатор, — попросту говоря, закрыв глаза, они хорошо видят образы (а некоторым это доступно и наяву). Для личностей с преобладанием активности других систем восприятия, например кинестезической, вся эта технология будет пустым звуком, им следует применять иные методы психотехник, которые исключают визуализацию.

Древняя формула Упанишад звучит так: «Тат твам аси», «Ты есть то», или «Атман есть Брахман», или душа индивидуальная тождественна Абсолюту. «Акаша» в переводе с санскрита значит «эфир». В космосе — «Махакаше» мы наблюдаем бесчисленные формы материального мира. «Чид» («чит») — сознание, «чидакаша» — космос сознания, внутреннее его пространство. Если в Большом космосе мы наблюдаем бесчисленное множество модификаций материи, то во внутреннем существует равномощное количество «форм» сознания, потенциальных психических событий. Наблюдать факт обратной коммуникации в образах — вот цель и способ техники «Чидакашадхарана». Она тесно связана с другими практиками, так как последовательность этапов интроспекции до какой-то точки всегда одна и та же, дальнейшее отличие вызвано разницей в способах представления информации сознанием конкретных людей. Повторяю, «Чидакашадхарана» (в дальнейшем — ЧД) предназначена только для тех, кто способен видеть образы на экране ума.

«Дхарана» — концентрация, или осознание. Таким образом, ЧД — это осознание внутреннего пространства (пространства «аджна-чакры» или «аджна-кшетра»).

При грамотной практике на внутреннем экране можно увидеть удивительные психические события. Людей можно условно разделить на две группы. Одни при закрытых глазах наблюдают настоящее «кино» — образы обычного мира, людей, вещи, события, и всё это почти как наяву. Другие видят лишь некий неопределённый фон: световые пятна, мерцающие полосы, что-то не поддающееся описанию. В принципе, ЧД могут реализовать обе эти группы учеников йоги, но для первой это существенно легче, потому что эффективной эмоциональной разгрузке сопутствуют привычные смысловые образы. У второй же группы эмоции, связанные с материалом вытесненного, в ЧД сбрасываются в основном через телесные ощущения.

Приступая к регулярной практике ЧД, обе группы наблюдателей внутреннего пространства могут не увидеть ничего существенного или необычного в течение долгих месяцев. В случае первой группы «не увидеть ничего» — значит в лишённой смысла калейдоскопичности наблюдать всё ту же привычную, образную перетасовку дневного «мусора». Для вторых наблюдаемая неопределённость так и будет оставаться бесформенной. Впрочем, у какого-то числа ранее ничего не видевших людей могут «из ничего» появиться завершённые образы, но всё это опять-таки будет обычной визуальной продукцией.

Но наступит время и амбразура откроется, бессознательное проявит себя во всём своём блеске и ужасе, поскольку его подлинную «продукцию» ни с чем не спутаешь. Резко изменяются краски, наблюдаемые образы становятся чёткими и невообразимо сочными, таких цветов в природе не отыскать. Вместе с цветом и формой могут появиться сопровождающие их запах и вкус, хотя это достаточно редкие явления. Кроме того — главный момент! — все эти образы приобретают предельную эмоциональность! У тех, кто не видит связных форм, цветовая мозаика может напоминать живые витражи или калейдоскопическую смену узоров потрясающей красоты. Если это имеет место, значит бессознательное действительно на подходе к восприятию его проявлений сознанием. Но никакие человеческие желания здесь не причём, это случается только само по себе и не может быть управляемым. Не следует пугаться, когда привычная серость или темнота неожиданно станет прозрачной, и появится огромное количество образно-эмоционального мусора в самом пугающем и неприглядном виде. То, что вам в конце концов «покажет» бессознательное, уже очень давно содержалось внутри вашей психики, но никогда не было известно сознанию. Постепенно перед внутренним взором откроется такая «кухня» внутренних событий, о наличии которой вы не имели представления. «Снова неба светится экран, человек в смятении и горе, он тоску своих сердечных ран, утопил в рубиновом кагоре. Но однажды, расплескав вино, человек помолится и скажет: «Покажи мне, Господи, кино!» — и Господь кино ему покажет».

Первый этап созерцания внутреннего пространства — это выполнение практики «кайя-стхарьям» («осознание тела»). На тело в течение определённого времени направляется непрерывный поток внимания. Не узкий напряжённый луч, судорожно рыскающий по закоулкам организма, а именно спокойный, расфокусированный и равномерный внутренний взгляд, при этом внимание, как и в любой правильно выполненной асане, диффузно растворяется во всём объёме тела. Если мы не установили одновременности внимания с чем-то, мы не можем это воспринять. Чем полнее вы осознаете тело, тем больше успокаивается ум, и всё это возможно только на фоне расслабления. Здесь имеет место тот же самый процесс, что и в практике асан, с той лишь разницей, что нет работы с телом, поскольку субъект во время медитации пребывает в одной из четырёх предписанных поз: «Падмасана», «Сиддхасана», «Сукхасана» или «поза Свастики», в «Шавасане» может выполняться только «йога психического сна» или «Йога нидра».

Затем, сохраняя целостное осознание тела, нужно ощутить его полную неподвижность, почувствовать себя как бы каменной статуей. Следует выполнять это ежедневно и до тех пор, пока не будет достигнут успех, продолжительность этого этапа пять-семь минут, глаза закрыты. Собственно, его освоение является начальным условием для реализации пратьяхары.

После освоения полной расслабленной неподвижности можно переходить к следующему этапу — мантре «АУМ».

Оставаясь в выбранной позе, семь раз, медленно, отчётливо и с полной собранностью произнести слово «АУМ». Ощутить резонанс и реверберацию, которые при этом пронизывают всё тело от носоглотки до пяток и отдаются в голове. Нужно быть полностью погруженным в звучание мантры. В это время для вас не должно существовать ничего кроме «АУМ». Затем переходим к очередной ступени алгоритма — осознанию дыхания, при этом нужно просто перенести внимание на его естественный процесс и на этом зафиксировать. Допускается одновременное выполнение «прана-шуддхи» или «анулома-вилома» пранаямы, можно просто наблюдать за дыханием в ноздрях, как при «випассане». Наблюдать — но не контролировать. Ни в коем случае никакого контроля!

Так дышать около пяти минут. Затем попытайтесь ощутить, что воздух входит как бы отдельно в каждую ноздрю, и на каждом вдохе эти два воздушных потока, двигаясь в носу вверх, под острым углом друг к другу, при завершении вдыхания на какое-то мгновение касаются друг друга в точке «третьего глаза» («бхрумадхья»), создавая некое ощущение, названия которому не подобрать. С началом выдоха это касание исчезает, и потоки воздуха в ноздрях как бы «расцепляются», чтобы «соприкоснуться» в конце следующего вдоха. Выполнять такое дыхание следует также около пяти минут. Со временем ощущение касания станет привычным и удобным.

И только когда все указанные этапы в их последовательности будут чётко освоены можно переходить непосредственно к практике ЧД. Владение такой предварительной настройкой тела и сознания — необходимое и достаточное условие, если известно что делать дальше.

Когда всё перечисленное будет свободно и стабильно воспроизводиться, значит, вы в достаточной мере расслабленны и внимание стало однонаправленным, а также произошла переориентация, реверсирование всех каналов восприятия на внутреннее пространство сознания, что и означает, собственно, реализацию этапа «пратьяхары».

Следующие две ступени самьямы — дхарана и дхьяна — совместные, их нельзя разделить чётко. Собственно, во время описанной выше предмедитативной настройки признаки пратьяхары уже сочетаются с элементами дхараны. Скажем, нельзя качественно ощутить саму точку «третьего глаза» и касание дыхания в ней, если внимание качественно не сосредоточилось.

Итак, созерцание. Его условия элементарны и просты: вокруг гарантированная тишина, желательно не слишком много света, глаза закрыты, спина прямая, тело и сознание полностью расслаблены, в результате спонтанной концентрации внимания вы находитесь в приятном, тёплом и невесомом состоянии внутри себя самого, перед экраном ума, который пуст либо занят спонтанно тасующимся образным мусором.

Вся техника ЧД заключается в том, что (в достигнутом на предварительных этапах состоянии) на этот экран нужно пассивно «смотреть», но не глазами, а внутренним зрением, ни в коем случае не напрягая расслабленных глазных яблок, не двигая ими сознательно. Но вот вопрос: как смотреть? Здесь обнаруживается множество тонких моментов. Поскольку мы находимся в бодрствующем состоянии, ему по определению отвечает высокая нестабильность, подвижный и переменный объём внимания, имеющего тенденцию сужаться в «пучок» и непроизвольно фланировать от точки к точке внешнего либо внутреннего пространства наблюдения. Но предварительной настройкой, описанной выше, мы обеспечиваем в сознании ход событий, аналогичный имеющему место в практике асан, с той лишь разницей, что объектом неотрывного, рассредоточенного и гомогенного внимания становится не тело, его форма и ощущения в нём, а экран ума. Если в асанах не следует таращиться вниманием на какую-то определённую точку или часть тела, соответственно и в ЧД внимание следует отпустить, чтобы оно «растеклось» до наблюдаемых границ экрана ума, охватывая его целиком. При этом внимание теряет способность к движению, перестаёт быть динамическим острием луча восприятия. Соответственно застопорится и активность сознания — начнётся торможение, которое и будет началом «чистой» дхьяны — статичного созерцания.

Вновь вернёмся к вопросу «как смотреть?», но теперь не с точки зрения самого процесса, а его наблюдателя. Вопрос приобретает теперь другую направленность: кто и как смотрит? Необходимо быть только наблюдателем, но ни в коем случае не участником того, что происходит на внутрипсихическом экране! Медитирующий — всегда только свидетель, безразличный и в данный момент времени абсолютно незаинтересованный регистратор происходящего, скажем — не автомобиль, который движется, но прибор на панели управления, только фиксирующий какой-либо параметр внешней ситуации по отношению к системе либо её внутреннее состояние. Прибор не волнуется, не переживает, он просто отражает ряд параметров ситуации — и только, в случае ЧД запоминая происходящее.

Теперь следует обсудить технику безопасности при контакте с материалом бессознательного. Условия, о которых будет сказано ниже, абсолютно незыблемы, их соблюдение является залогом возможности вашего успеха, психического здоровья и, быть может, самой жизни. Нарушать эти правила нельзя, потому что в данном случае — ставка больше, чем жизнь. Они таковы:

1. Не отождествлять себя с тем, что приходится видеть, слышать и чувствовать в процессе медитации. То, что наблюдается либо происходит при сбросе вытесненного материала — это просто неосознанная, мрачная, скрытая и незнакомая сторона тебя самого. Ты не равен тому, что «показывается», просто оно отчасти и твоё тоже. Чтобы очистить подвалы психики и уравновеситься, эту коммуникацию надо перетерпеть, пережить, просмотреть. Это всего лишь мусор, свалка сознания, парадные залы которого непроизвольно содержались в чистоте и порядке, чтобы не пугать и себя, и других. А всё прочее — грязное, стыдное, неудобное, жуткое, нестерпимое — автоматически складировалось в тёмных подвалах и ворочалось там, источая яд. Это твоя тень, но ты не виноват, что она такая, ты и сам об этом не знал.

2. Не втягиваться, когда этот поток эмоционально-визуального, аудиального либо кинестезического «мусора» начнёт выплескиваться в сознание, будоражить его. Твоё дело — всё созерцать это в полном бесстрастии, оставаясь таким же спокойным, каким ты был в начале медитации, мгновенно забывая о пережитых эмоциях, как только процесс закончился сам по себе и вытолкнул тебя «на поверхность».

3. Правило третье и, быть может, самое важное: не должно быть страха! Как говорил Толстой: «Он пугает, а мне не страшно!». Нужно с непоколебимой отрешённостью и спокойствием принимать этот «парад уродов», ситуацию, когда: «Не лица — муть толклась, как доктора Моро созданья жуткие в сцепленьях нетопырьих, и тлел на дне зрачков, колюче и хитро рассудок крошечный — единый поводырь их», всё время помня: «Это не ад, это улица. Это не смерть — это фруктовая лавка...» (Лорка).

Я просто наблюдаю, «Я стираю слёзы с лица воды...» Нужно твёрдо знать, что сильнейший инстинктивный страх при начинающемся процессе «стравливания» перегретого материала вытесненной части психики является фантомным — пока ты не позволил ему на тебя подействовать!

Это не что иное, как проявление неосознанной тенденции психосоматической структуры к сохранению уже имеющейся стабильности в той форме — кривой, перекрученной, уродливой, — в которой она существует сегодня. Сопротивляясь изменениям, патология хранит и продлевает себя, чему способствуют механизмы долговременной памяти.

В любой психотехнике этот процесс осознания или коммуникации с вытесненным материалом (и, соответственно, его «испарение») у новичков в йоге (и не только в ней) имеет неизбежную последовательность развития событий. Это закон, сформулированный и Данте, и многими как до него, так и после: на любом пути самопознания переживаемые этапы всегда располагаются одинаково: ад, чистилище, рай.

Нет такого способа, такой техники медитации, таких тайных троп, которые могли бы обогнуть отрицательную сторону проблемы, минуя переживание тяжёлых психосоматических состояний, — кроме длительной и грамотной практики Хатха-йоги, когда скрытые «судороги» личного бессознательного постепенно и длительно «перемалываются» гомеопатическими дозами предельных воздействий при работе с телом, вообще «не зацепляя» сознание.

Итак, все маршруты самопознания неминуемо проходят через ад («...Все перекаты, да перекаты, — послать бы их по адресу...»), но для тех, кто не владеет истинной технологией процесса и проявляет слишком много своеволия и упорства, они и заканчиваются в аду. В лучшем случае мы имеем дело с иллюзией самореализации, самообманом, обратимыми повреждениями психики либо бессмысленным топтанием на месте.

Болтовня дилетантов и несметного сонма «учителей» о том, что медитация — это изначально блаженное и просветлённое состояние, некое одухотворённое переживание снисходящего блага являются нормальным словоблудием. «Расширяйте сознание — и вам будет хорошо!» Может и будет, но далеко не сразу. И не каждому. А сначала станет плохо и, быть может, очень плохо. И не все способны это выдержать, а значит, далеко не всем показана медитация, особенно это касается людей перенапряжённых, «пограничников» и невротиков, у них и так «перегретый пар» вытесненного рвётся наружу, ломая психосоматику и саму жизнь. И ежели играть в подобные игры, не зная их сути...

Да, сознание расширяется, если вам удалось добиться этого. Но при этом вы неизбежно попадаете в зону ада, она — первое, что включается в сферу расширяемого сознания. Увидеть и осознать весь мрак, скопившийся внутри и, быть может, отчасти тебе присущий — это не подарок. Другое дело, что такое переживание является необходимым условием нервно-психического уравновешения и последующего духовного прогресса.

Не исключено, что у людей, ведущей системой представления информации которых является кинестезическая, на экране ума ничего так и не появится, но зато могут возникнуть совершенно беспричинные и небывалые ощущения в теле, также сопровождаемые сильнейшими отрицательными эмоциями.

Итак, если вы двигаетесь в верном направлении, то вместе с настоящим видением либо ощущением (а чаще и до них) появляется страх. Он есть не что иное, как защитная реакция сознания, которое никогда не соприкасалось с собственной изнанкой, но инстинктивно чувствует, что такая встреча не сулит ничего хорошего. На страх следует не обращать внимания, как и на то, что его вызывает — в каком бы виде вы с этим не сталкивались.

Не следует, кстати, ожидать чего-то знакомого. Вытесненное вовсе не обязательно будет осознано в том же виде и последовательности. Это в теле при воздействии на него йогатерапией болезнь может сначала остановиться в своём развитии, а затем чётко выдать обратный поэтапный ход. Психика функционирует по иным законам — в слое вытесненного всё микшируется, и при «стравливании перегретого пара» может быть проявлено в каких угодно формах, вплоть до самых неожиданных и невообразимых.

Допустим, в «поле зрения» может появиться образ какой-нибудь табуретки, который почему-то пробуждает такой ужас или отвращение, которые никак не соответствуют этому вполне добропорядочному предмету. У людей с хорошим зрительным воображением на внутреннем экране могут разворачиваться длинные последовательности непонятных событий с отрицательными сюжетами и трудно переносимой эмоциональной окраской: «Там источник света ложного — падший ангел Люцифер — в центре мира невозможного разрушает пенье сфер».

Вы можете увидеть что угодно, и на всё это нельзя реагировать! Если на «экране» появилось нечто, ввергшее сознание и тело в шок, и вы дёрнулись, испугавшись, — последствия могут быть самыми плачевными. Из медитации может просто «выбросить», и есть риск неопределённо долго зависнуть в этой эмоциональной судороге. Тексты утверждают — и они совершенно правы! — что если созерцатель отреагировал, эмоционально «сцепился» с исходящим потоком аффектов, то последний способен «смыть» его и унести на один из кругов психосоматического ада. Этот момент является главной опасностью большинства созерцательных медитативных практик на стадии отработки вытесненного материала.

Если же мы твёрдо ограничимся пассивным наблюдением, «пикником на обочине» разворачивающихся событий, напряжения в каком бы то ни было виде проходят сквозь опустошённое сознание и отрелаксированное тело, не сталкиваясь с наличием «Я» и его реакциями, исчезает опасность смешивания.

Мы не торчим тогда посреди себя самих на пути рвущейся из подвалов подсознания безумной орды, «парада уродов» в ощущениях либо образах, который способен смести и затоптать либо увлечь за собою в паническом водовороте. Оставаясь бесстрастными и невозмутимыми, мы лишь отстранённо наблюдаем и ощущаем как, сотрясая нутро, аннигилируют сквозь него ужас, бессилие, ненависть и прочие инфернальные персонажи дантовских глубин личного бессознательного. Если же «градус» психосоматического «накала» становится таким, что невозмутимость созерцания начинает теряться — следует сознательно прервать медитативный процесс и выйти из него.

Приведу экстремальный как обычно, хотя отчасти и косвенный пример, поскольку в пределе всё видится более наглядно. Один из моих теперешних друзей (а в прошлом ученик йоги из города Харькова) в своё время успешно усваивал классическую технологию йоги, медленно и верно разбираясь со своими проблемами, которых за долгие годы жизненных перегрузок накопилось предостаточно. Режим жизни был у него настолько плотен — особенно это касалось загрузки в течение рабочего дня — что постепенно он пришёл к такому графику: подъём в четыре утра, занятия йогой до шести, а далее везде — необходимые домашние дела, дорога, НИИ, люди, встречи, лаборатория и прочее, до девяти вечера. Всё шло прекрасно, и Н. — назовём его так — очень здорово восстанавливал здоровье и самочувствие, буквально вытаскивая себя из-под пресса синдрома многолетнего переутомления.

Однажды он позвонил и сказал мне, что собирается добавить к своей практике ещё одну вещь — раздельное дыхание, в самом его простом варианте, каковы будут по этому поводу мои резоны? Поразмыслив, я сформулировал своё мнение, сказав, что и без того предельно жёсткий распорядок и сравнительно малый стаж адаптации к йоге не позволяет, на мой взгляд, при имеющемся состоянии вводить что-то ещё, пусть даже безусловно позитивное. Мне казалось — Н. получает такую ежедневную сумму воздействий, что добавление к ней чего-то ещё может стать причиной дестабилизации.

Как оказалось впоследствии, он всё же рискнул, и его прекрасное самочувствие стало ещё лучше. Когда же через пару месяцев на моём пути в Крым мы пересеклись в Харькове, вид у него был довольно бледный, и в ответ на невысказанный вопрос он поведал грустную и одновременно смешную историю.

После того как вопреки рекомендациям Н. приступил к раздельному дыханию, всё оставалось великолепным, разве что вскоре он начал вдруг просыпаться среди ночи, чувствуя себя настолько бодрым, что это поражало, но мне данную частность он сообщать не стал. И вот однажды внезапно пробудившись в очередной раз и зная, что сна уже не будет, он решил встать с постели и приступить к тренировке, но не смог даже пошевелиться, тело абсолютно не повиновалось.

Если бы он понимал, что пранаяма перегрузила всё же его нервную систему, отчего и возникло специфическое нарушение сна в виде спонтанных пробуждений! Если бы он был в курсе, что в определённых фазах сна тело полностью отключено даже от самой возможности движения, и в норме человек никогда не просыпается в таком состоянии тела! Если бы он спросил меня, что делать в таком состоянии, я бы сказал ему: надо спокойно подождать и двигательная способность просто восстановится...

Но Н. вышибло из сна в два часа ночи в далёком Харькове, и, будучи не в состоянии пошевелить даже пальцем, он жутко испугался. Через несколько минут тело вышло из релаксационной каталепсии, но к тому времени вегетативный шок захлестнул Н. с головой. «И вот уже третий месяц тащит меня, извините за выражение, мордой по камням, — закончил он свой грустный рассказ. — Сначала я подумал тогда, что умираю. Потом начал понимать, что это какой-то случайно спровоцированный мною внутренний маразм, но он никак не желает заканчиваться. Всё внутри играет, как будто клавиши пианино перебираются сами собой, как хотят, противно до невозможности. И страх этот не отпускает, как ложусь спать, так в мыслях: а вдруг снова? Врачи меня успокоили: со здоровьем нет проблем, это вегетатика у вас барахлит. «Почему?» — спрашиваю их. «Да кто его знает...». «И сколько это будет продолжаться?» «Да придёт постепенно в норму, это не смертельно...»

«И вот теперь пришлось существенно скорректировать занятия, — сказал Н. — Как вы думаете, что мне ещё сделать, чтобы отвязаться от этой ерунды?»

Мы обсудили с ним необходимые меры, и через полгода все нежелательные проявления сами собой угасли. Без каких-либо последствий. Но — через полгода. А это был всего лишь испуг, вызванный внезапным несоответствием состояний тела и сознания. Можно представить, какие варианты эмоционального шока и его последствий можно получить при безграмотном своём поведении в процессе медитации.

Кроме того, существует вероятность, хотя и небольшая, что из-за жутких обликов издыхающего дракона внутренней тьмы может возникнуть нечто более глубинное и несравненно более опасное. Поэтому, когда эмоциональные «терминаторские» черты визуально наблюдаемых образов начинают приобретать определённо символический характер, следует над этим глубоко задуматься и до выяснения сути происходящего полностью прекратить любые попытки медитации.

Иметь дело с архетипическим «шлейфом» во время аннигиляции личностных напряжений категорически запрещено, при таком развитии событий медитативные занятия становятся просто опасными. Сам факт появления такого явления указывает на то, что следует сменить психотехнику либо перенести акцент на традиционный и безопасный метод классической Хатха-йоги.

Вернёмся к типовому случаю визуальной отработки вытесненного материала, которая, как и чисто кинестезический вариант контакта, может сопровождаться и другими проявлениями — например образы окажутся говорящими. Либо одновременно с потоком событий на экране ума в сознании возникнет текст, провоцирующий вас на ответную реакцию. Вас начнут о чём-то спрашивать, читать нотации, давать советы, быть может, всячески ругать и поносить.

Если вы хотя бы однажды мысленно ответите голосу, то считайте, что попали «на иглу» — от него уже не отвязаться, он станет неистребимой слуховой галлюцинацией. Это аналогично сюжету с гоголевским Вием, с той лишь разницей, что если ты обратил внимание на то, что — в любом виде! — стучится изнутри, тогда оно обратит внимание на тебя, и когда ваши взгляды «встретятся», расцепить это замыкание будет уже очень сложно.

Итак, что же именно можно увидеть и (или) почувствовать, когда возникнет подлинная коммуникация бессознательного с сознанием?

Это может быть что угодно, например боль, когда травматическая энергия вытесненного материала сбрасывается через ощущения. Боль может быть локальной, мигрирующей, общей, в виде мышечных судорог, сопровождаемых бешеной игрой вазомоторики. При этом в редких случаях могут возникать самопроизвольные движения тела, напоминающие некий сложный танец при сумеречном состоянии сознания.

Как ни странно, если полная релаксация является непременным условием погружения в медитативное состояние, то затем, при работе с «горячим» материалом, она непременно столкнётся с тенденцией к нарушению, поскольку могут и должны появиться любые напряжения и ощущения, это — правильный ход событий. Всё, что в этом случае необходимо — полная отстранённость, невмешательство, отсутствие каких-либо реакций.

Вначале это кажется очень трудным, вместе со страхом может возникнуть острый дискомфорт, напряжение «под ложечкой», общая мышечная контрактура и так далее, но сохраняя отрешённость, с выработанной заранее установкой на то, что всё это сродни вскрытию абсцесса и надо просто потерпеть, вы научитесь стойко переносить этот специфический, не слишком приятный процесс

И через какое-то время, отгримасничавшись, этот монстр внутренних перенапряжений испарится, как рухнувший в кипящий металл Терминатор. С момента исчезновения в медитации негативных проявлений личность приобретает новую целостность, а жизнь иное качество — это первая стадия уравновешения и успешного контакта с глубинами собственной психики.

Итак, то, с чем мы имеем дело когда стадия дхьяны в технике ЧД реализуется, оно может быть любым образом, ощущением, переживанием или ещё чем-нибудь, чему нельзя подобрать никакого названия.

Необходимо лишь пассивно переживать процесс в том виде, в котором это вам дано, оставаясь неподвижным, расслабленным, отрешённым — и ничего больше. В процессе медитации запрещается текущий анализ и попытки понимать переживаемое! Что бы не происходило, вы должны оставаться бесстрастным свидетелем, и только. Если медитация сопряжена с визуализацией, то правильным будет смотреть на весь экран ума в целом, ни в коем случае не фокусируя восприятие на каком-либо его участке, отдельном образе, ощущении или эмоции. Следует дать произойти тому, что должно случиться в этом процессе. Подготавливаясь к любой медитативной практике или завершая её, помните, что вы намеренно изменили на какое-то время параметры сознания, дав возможность бессознательному проявить себя. Включился естественный процесс психической саморегуляции, уравновешения сознания и личного бессознательного, которые ранее никогда не вступали в непосредственный контакт друг с другом. И единственное, чем можно способствовать естественному и эффективному протеканию этого процесса — ему не мешать.

Всё, что теоретически способна предпринять личность в такой ситуации, заранее будет неверным, потому что любая волевая попытка вмешательства автоматически повышает напряжённость изменённого посредством тотальной релаксации бодрствующего сознания до стандартного уровня, тем самым отбирая у бессознательного потребную для коммуникации энергию.

Что бы не переживалось в процессах медитации, если делать всё как надо, никакой опасности нет. Если возникающий страх непреодолим, значит, вам просто нельзя заниматься медитацией, необходимо сначала какими-то другими методами снизить уровень внутреннего напряжения. Это достигается упорядочиванием жизни, регулярной практикой Хатха-йоги и систематическим глубоким расслаблением.

Если «видения», ощущения, эмоции в сегодняшнем медитативном «сеансе» иссякают сами по себе, состояние начало терять устойчивость, значит, процесс исчерпан, и не следует пытаться продлить его. Если переживания или ощущения стали нестерпимыми, следует глубоко, медленно вдохнуть и выдохнуть и, сохраняя неподвижность тела, без паники, медленно открыть глаза.

В редких случаях при медитативной отработке внутренних напряжений возникают непроизвольные движения рук или всего тела, этого бояться не нужно.

С успешным началом и развитием внутренней коммуникации резко меняется характер сновидений и общее эмоциональное состояние, восприятие окружающей действительности, в которой иногда начинают происходить странные вещи (описанные в главе «Необычные способности»), но пугаться этого также не нужно.

Для сравнения можно отметить, что тот же самый эффект, который обеспечивается индивидуальной реализацией медитативных психотехник в йоге, Юнг решает следующими способами:

— свободное фантазирование, для чего нужны систематические упражнения по созданию мыслительного вакуума в сознании;

— систематическая запись снов или фантазий;

— спонтанное рисование;

— восприятие внутреннего голоса;

— спонтанные движения тела;

— метод свободных ассоциаций (который ведёт своё начало от Фрейда);

— индивидуальная работа аналитика с пациентом в рамках личностного процесса индивидуации.

Безусловно, метод аналитической психологии — гениальное достижение, но нельзя не отметить один из его изъянов: сам Юнг был первым и скорее всего единственным, кто был способен использовать своё детище со стопроцентной эффективностью.

Второй печальный недостаток концепции возник уже после смерти основателя, когда его ученики объявили аналитическую психологию не более и не менее, как очередным единственным путём всеобщего спасения.

Большая неудача, что Юнг не был в достаточной степени знаком с практической йогой, впрочем, он сам открыто признавался в этом — единственный из представителей научного мира нашей эпохи. Если бы его знания соединить с опытом йоги... К сожалению, они не совпали во времени, и, может быть, это большая потеря.

После того, как медитация ЧД что называется пошла, можно сократить или вовсе исключить предварительные её этапы. Чаще бывает так, что из общих подготовительных действий каждый оставляет то, что помогает именно ему войти кратчайшим путём в искомое состояние.

Никогда не следует забывать: главное — сохранение и удержание полной релаксации тела и ума! Без этого никогда не удастся получить коммуникацию с бессознательным. Поэтому тем, кто некачественно расслабляется, пробовать себя в любых разновидностях медитативной практики — пустая трата времени.

Считается, что в любых формах медитации всегда следует сохранять полную осознанность. Если вы теряете себя, впадаете в остолбенение, забываетесь — это не медитация, которая подразумевает контакт сознания со своей основой, являясь по сути дела процессом восприятия информации. Невзирая на всю опустошённость сознания, на понижение его энергетики (что активизирует бессознательное), какая-то часть Эго, какой-то его процент всегда остаётся в виде некоего регистрирующего и «сторожевого пункта». Если имеешь дело с обратной связью, отсутствовать или засыпать не имеет смысла.

Приведу два опасных, но достаточно типовых варианта развития событий, когда отрицательные содержания могут проявиться на экране ума в позитивной форме либо фабрикуются самим сознанием в виде своеобразной подделки искомого процесса. Для этого обратимся к созерцательной практике древнего христианства, которая использовалась в исихазме («исихия» — значит покой, безмолвие — по смыслу это схоже с йоговской практикой «антара моуны»).

Самое интересное заключается в том, что традиция «исихазма», отнюдь не одобряемая Русской православной церковью, в полуподпольной форме дожила чуть ли не до наших дней в таких разновидностях русского монашества, как старчество и схимничество. После собора 1504 года, когда иосифляне добились осуждения нестяжательской ереси, Нил Сорский удалился в пустынь, где и продолжил обучение Иисусовой молитве самых способных и ревностных последователей.

Для нас, однако, наибольший интерес представляют параллели между «умным деланием» и образной медитацией.

Неправильное и опасное развитие событий в процессе «умного делания» отцы Церкви называли «прелестью», хотя то, что подразумевается под конечным контактом в Иисусовой молитве, лишь весьма косвенно соотносится с тем, о чём идёт речь в самореализации посредством метода йоги (подробнее — см. гл. «Йога и христианский мистицизм»). Однако последовательности событий, имеющих место в самьяме йоги и «умном делании», вполне годны для сравнения, поскольку запускаются одни и те же механизмы, в итоге по разному срабатывающие.

Когда разбиралась практика асан, шла речь о принципе «у-вэй», о «действии недействием». Собственно говоря, этот принцип реализуется в любой медитативной технике, будь это Иисусова молитва или ЧД (хотя в последней с определёнными оговорками). В обеих случаях адепт создаёт необходимые и достаточные условия для того, чтобы включился известный естественный процесс. Создание таких условий, как и выбор метода — прерогатива субъекта. Но когда искомое началось, субъекту больше здесь делать нечего.

Вот как говорит об этом святой Игнатий Брянчанинов: «В молитве Иисусовой есть два главнейших периода. В первом молишься при одном собственном усилии. Божья благодать несомненно присутствует, но не обнаруживает себя. Во втором периоде благодать обнаруживает своё присутствие и действие, соединяя ум с сердцем, доставляя возможность молиться непарительно (как бы само собой). Молитва первого периода — трудовая, деятельная, второго — благодатная и самодвижная» («Но молитва питаясь молитвой произносит молитву сама»).

Святые Отцы категорически настаивают на том, что высшее состояние и благодать Божия не приобретаются собственным усилием и не приходят без непрерывного покаяния.

Понятно, что ощущение покаяния есть прежде всего осознание своей ничтожности перед лицом Бога или мироздания, что ведёт к необходимому уменьшению масштаба самооценки, осознанию того, что «Дождь идёт и землю мочит, доходит влага до корней, и то, чего живой не хочет, — того он ждёт всего сильней. Над лесом пляшут под сурдинку, большие майские жуки, и жизнь и смерть стоят в обнимку на берегу одной реки».

Только при реальном масштабе самооценки человек не станет пытаться самостоятельно одолеть весь путь от начала до конца, лично контролируя каждый шаг и надеясь исключительно на самого себя. Недаром на латыни слово «сатана» пишется как «IPSE», что означает «сам». Любой переход — в медитации ли йоги или в Иисусовой молитве — за ту грань, где человеческие полномочия кончаются, аннулирует все достижения, затраченные усилия и приводит к неприятностям. Отсюда самыми страшными грехами отцы Церкви считали самомнение и самочиние. Они настаивали на том, что благодать Божья даётся только тем, что (кто) находится вне человека, и гораздо предпочтительнее падающий и встающий, нежели стоящий и не кающийся. С одной стороны, понятна и естественна человеческая гордость с её больным вопросом: «Тварь я дрожащая или право имею?», с другой стороны, как уже отмечалось, аналитический разум и человеческая воля привыкли брать на себя слишком многое.

Конечно, мало кто обращается к йоге из чистого интереса и в полном объёме, гораздо чаще к этому подталкивают насущные проблемы бытия и собственного здоровья. Но можно сказать иначе: лишь тот, кто очень этого желает, быть может, сумеет самореализоваться, — имея определённые предпосылки к этому как вне, так и внутри себя самого.

Вспоминается печальный случай, когда женщина средних лет — назовём её Т. — попала на один из семинаров нашего центра в 1992 году. В силу ряда травмирующих ситуаций детства и периода взрослой жизни её нервно-психическое состояние было тогда достаточно скверным, этой матери троих детей была показана только йога тела. Эффект был достаточно хорошим — довольно быстро ей удалось расслабиться и получить ощущение жизненной устойчивости, хотя до непосредственного устранения внутренних проблем ещё предстоял долгий путь. Однако в промежутках между нашими семинарами она, к сожалению, посещала йоговские «мероприятия» в Туле, где некие «учителя» учили медитировать всех подряд и без какого бы то ни было разбора.

Когда у этой женщины появился внутренний голос, ей порекомендовали постоянно с ним общаться, поскольку это, дескать, является признаком «продвинутости». Встретившись с ней год спустя, я был потрясён ярко выраженной степенью её неадекватности и общей заторможенностью. На мои расспросы по поводу «голосов», она лишь бледно улыбалась: «Я теперь всё время с ними говорю...»

Вскоре по так и не установленной причине она «случайно» выпала из окна восьмого этажа, оставив троих сирот.

Закон — это точное знание того, что делать нельзя, что было хорошо известно отцам Церкви уже сотни лет назад, хотя, быть может, формулировалось ими порой чересчур метафорично в силу неосязаемости предмета.

Святой Феофан объясняет две неправильных разновидности образа внимания и молитвы в «умном делании» так: «В естественном порядке наших сил на переходе извне внутрь стоит воображение. Надо благополучно миновать его, чтобы попасть на настоящее место внутри. По неосторожности можно застрять на воображении, и думать по незнанию, что ты вошёл внутрь, тогда как это преддверие, и застреванию всегда сопутствует самопрельщение...

Самый простой закон для молитвы — ничего не воображать! До тех пор, пока наше помышление о Боге несовершенно, оно связано с какой-либо формой (В ранних памятниках буддизма, например на барельефах, место Будды всегда оставалось пустым — В.Б.).

Всячески надо стараться о том, чтобы молиться без образов Божьих. Стой в сердце с верою, что Бог есть тут же, а как есть — не соображай!»

Как мы видим, отцы христианской Церкви вообще были против созерцания образов, очевидно, не отдавая себе полностью отчёта, что стоит за этим, они знали из опыта, что контакт неискушённого человека с образным материалом бессознательного без соответствующих знаний и навыков чрезвычайно опасен.

«Некоторые, — говорит Симеон Новый Богослов, — предстоя на молитве, возводят очи на небо и ум, и воображают в уме своём Божественное промышление, небесные блага, чины, святых ангелов и обители святых — всё, что говорится в Писании об этих предметах, вызывают их из памяти и перебирают воображением во время молитвы, стараясь потрясти этим свои чувства, в чём иногда и успевают. Это многие и считают проявлением подлинного религиозного настроения».

Святой же Феофан утверждает: «Представлять предметы Божественные под теми образами, как они представляются в Писании, нет ничего худого и опасного. Мы и рассуждать о них иначе не можем, как облекая понятия в образы, — но не должно никогда думать, что и на деле так есть, как эти образы являются, и тем более останавливаться на этих образах во время молитвы.

Во время благочестивых размышлений это уместно, или при Богомыслии, но во время Иисусовой молитвы — нет! Образы держат внимание вовне, как бы священны они не были, а во время молитвы вниманию надо быть внутри, в сердце.

Если кто зрит образы в начале практики Иисусовой — он не прав! Но в этой неправости — только начало беды, которое наводит на нечто худшее и опасное.

Созерцание образов этих бывает весьма приятным и разнеживает душу, ей кажется, что это именно то, что надо, человек начинает молить Бога, чтобы он оставил человека в этом состоянии, — а это прелесть!

У такого человека путь пресекается в самом начале, так как искомое считается достигнутым, хотя достижение ещё и не начато».

Ясно, что здесь речь идёт о наблюдении типового потока образов при естественном их течении в сознании, устроенном соответствующим образом, что не имеет отношения ко внутренней коммуникации и скорее относится к психическому программированию.

«Далее же самомнение ещё более разгорячает воображение и рисует новые картины, вставляя в свои мечтания личность мечтающего, и представляя его всегда в привлекательном виде, поблизости к Богу, ангелам и святым, и чем более так мечтает, тем больше укореняется в нём убеждение, что он точно уже друг неба и небожителей, достойный осязательного с ними сближения и особых откровений. На этой степени начинается визионерство (видения, фантомы восприятия), как естественная болезнь душевная.

Таким образом, многие прельстились видя свет и сияние очами телесными, обоняя благоухание обонянием своим, слыша гласи ушами своими и т.п., иные из них повреждались в уме и переходили с места на место, как помешанные. Иные, приняв беса, являвшегося в образе светлого ангела, до того утверждались в прелести, что до конца оставались неисправимыми, иные, по внушению бесовскому, сами себя убивали, низвергались в стремнины, удавливались. И кто может исчислить прельщения, в какие ввергал таковых враг.

Бывают видения и истинные — опытные умеют их различать от порождений своего воображения и привидений бесовских. Но так как на деле людей больше неопытных, чем опытных, то поставлено вообще законом духовной жизни — не принимать никаких видений, и не доверяться им!»

Вот наставления от Григория Синаита: «Если увидишь свет или огонь вне себя, или внутри, или образ какой, Христа, например, или ангела, или иного кого, не принимай это, чтобы не потерпеть вреда. И уму своему не попускай строить в себе такие образы, это внешнее дело ведёт к прелести. Если заметишь, что будто тянет кто ум твой таким внешним воображением, не поддавайся, держись внутрь, и совершай дело внимания Богу без всяких образов».

Мы чётко видим здесь, что Святые отцы говорят об опасности не контролируемой человеком работы воображения, которая является избыточной и паразитной, не имея ничего общего с естественным продвижением в сторону контакта с благодатью, — пусть даже подвижники понимали сущность такого контакта по-своему. Визионерство, названное душевной болезнью, есть не что иное, как фантастический бред, героем которого нередко становится тот, кто слишком самонадеянно и подолгу молится или «медитирует». Случается и так, что по недомыслию человек сам начинает свято верить в достоверность этих видений, что произошло, например, с небезызвестной Марией Дэви Христос из «Белого братства».

Не проводя ощутимого разделения между образами внешней игры воображения и формами, идущими изнутри (которые называются видениями «истинными»), Отцы прямо заявляют: во внутренних событиях ничего не принимать и ничему не доверяться.

Второй неправильный образ Иисусовой молитвы — ловушка ума. Но если в буддийской йоге при наблюдении сознанием собственной динамики сохраняется необходимая отрешённость и неподвижность тела, то в практике Иисусовой молитвы подобное состояние втягивало молящегося в противоречие, когда ум собственным усилием пытался себя остановить и запутывался в этих движениях, не понимая что, происходит. Тем не менее святые Отцы утверждали, что этот вид ошибки не так опасен, как первый.

В третьем же, правильном образе молитвы: «Имея безпопечение о всякой вещи, благословной и неблагословной, совесть чистую во всём, чтоб она тебя не обличала, и беспристрастие ко всему мирскому — сядь в каком-нибудь безмолвном месте, наедине, в углу, затвори дверь, собери ум свой, отвлеки его от всякой привременной и суетной вещи, прижми к груди бороду («джаландхара бандха»!), сдерживай немного дыхание, низведи ум свой в сердце своё, обрати туда и чувственные очи, и, внимая ему, держи там ум свой и пробуй умом найти где находится сердце твоё, чтоб и был там совершенно ум твой.

Вначале ты встретишь там тьму и жёсткость, но потом, если будешь продолжать это дело внимания день и ночь, найдёшь там непрестанное веселие».

Святой Иоанн Лествичник уподобляет дело спасения лестнице о четырёх ступенях: одни укрощают и ослабляют страсти (карма-йога), другие молятся устами своими и поют (мантра-йога), иные упражняются в умной молитве (нечто среднее между мантра и карма-йогой), иные восходят к видению (самадхи-йога).

Святой Феофан замечает также: «Когда сия благодать Духа Святого сойдёт на кого-либо, то не что либо обычное показывает ему из вещей чувственного мира сего, но то, чего тот никогда не видел, и не воображал» (ранее уже отмечался подобный момент в практике ЧД: если пошли образы «оттуда» — их не спутать ни с чем).

Как мы видим, практика Иисусовой молитвы весьма напоминает то, что в Индии называется «мантра-йогой», разворачивается она по аналогичной схеме, имея такие же опасности по ходу развития. Другими словами, путь к Единому — абсолютной истине — безусловно существует, разными являются только способы следования. Ну и, конечно, сама истина трактуется совершенно различно, поскольку, например, христианству она уже известна наперёд.

В данном контексте уместно привести мнение А. Маслоу, который говорит о двух диаметрально противоположных типах восприятия: «О внимании можно говорить либо как о свежей... реакции индивидуума на уникальные свойства объекта, либо как о попытке... подчинить внешнюю (или внутреннюю) реальность некой предустановленной в сознании индивидуума классификации. Во втором случае мы имеем дело не с познанием мира, а с распознанием в нём тех чёрт, которыми мы сами же и наделили его. Такого рода «познание» слепо к динамике... и новизне, это скорее рационализация прошлого опыта, попытка сохранить статус кво.... Рубрифицирующее восприятие не оставляет возможности для исправления ошибок. То, что однажды попало под рубрику, как правило, остаётся там навсегда» («Мотивация и личность», с.287, 292).

Таким образом, любая религиозная вера вообще не есть процесс познания нового, что более подробно обсуждается в главе «Йога и христианский мистицизм».

Святой Игнатий показывает то, к чему должен стремиться христианин: «От непрестанной молитвы подвижник приходит в нищету духовную (отсюда: «Блаженны нищие, ибо их есть Царствие Небесное»). Приучаясь непрестанно просить Божьей помощи, он постепенно теряет упование на себя... Это ощущение мало помалу может усилиться до такой степени, что око ума яснее будет видеть Бога в промысле Его, нежели видит глаз предметы мира... Непрестанная молитва вводит в святую простоту, отучая ум от разнообразных помыслов (т.е. торможение мыслительной деятельности становится постоянным), всегда содержит его в скудости и смирении мыслей... Наконец молящийся может прийти в состояние младенчества, заповедованное Евангелием, соделаться буим (сумасшедшим) ради Христа, то есть утратить лжеименной разум мира и получить от Бога разум духовный».

Цель классической «Раджа-йоги» Патанджали, какой она была тысячи лет назад (и которая сегодня не актуальна), практически такая же, как у христианских мистиков: окончательное слияние частной души со всеобщей — Атман есть Брахман — интуитивное прозрение ситуации «тат твам аси» — «ты есть то», с тем лишь существенным различием, что образ и атрибутика божества вообще не предписывались ранней йогической традицией, тем более столь детально и безапелляционно, как в христианской мистике. Ишвара был абстрактным богом, который в состояниях экстаза мог представится каждому как угодно, в любой форме, и это считалось истинным, как и ощущение прозрения без представления формы божества. Более того, в первоначальной йоге вообще не существовало предварительного знания истины, к которой следовало стремиться, как это сложилось в христианстве.

Что произойдёт, если процесс самопознания продолжится дальше, после начального уравновешения? Какой он приобретёт вид, и какими будут его последствия? Если принять как гипотезу, что при самореализации «объём» сознания личности возрастает, то логичен вопрос: до каких пределов? Здесь необходимо отступление.

В своей футурологической работе середины шестидесятых годов, которую Станислав Лем назвал, вразрез Фоме Аквинскому, «Суммой технологии», он охарактеризовал самадхи как нулевое информационное состояние только потому, что в медитационном процессе якобы нет прироста информации извне. Сегодня мы знаем, что это утверждение ошибочно. Откуда, скажем, возникают удивительные по глубине знания у тех великих йогов, которые достигли самореализации, не являясь до этого учёными либо философами? На чём основаны их необычайные способности?

Много лет назад Хозе Дельгадо установил: в субстрате человеческого мозга зафиксировано всё, что от момента рождения (или даже до него) оказывалось в объёме восприятия, охватываемом органами чувств. «Через глаза и уши, практически мало зависимо от желания человека, к нему поступает огромный объём сведений. Его мозг, хочет человек этого или нет, реагирует на этот поток» (Н.Бехтерева, «Здоровый и больной мозг человека», с.7).

Раздражение слабым электрическим током некоторых участков коры и височных долей мозга даёт субъекту возможность с абсолютной идентичностью пережить ситуации, имевшие место в далёком прошлом. Данный эффект около четверти века назад был обнаружен нейрофизиологом Пенфильдом, а затем множество раз воспроизводился другими исследователями. Справедливости ради надо сказать, что вторичная стимуляция тех же зон у одного и того же испытуемого вызывала аналогичный эффект, но содержание переживания было уже немного иным. Это заставляет предположить, что запечатленный в долговременной памяти информационный «блок» всякий раз считывается немного под другим «углом зрения». Известнейший физиолог, основатель теории функциональных систем П.К. Анохин утверждал: «Тщательно изучая реакции мозга, мы забываем, что за пределами фокуса сознания остаётся огромный багаж, который можно назвать памятью мозга; этот багаж накапливается в течение всей жизни и оказывается, как показывают некоторые гипнотические опыты, поразительно стойким» («Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности», М, 1963, с.453).

Сегодня отечественные исследователи подразделяют память человека на целый ряд отличающихся по характеру, хотя и тесно связанных между собой её форм: органическую, физиологическую, двигательную, образную, вербальную — это помимо типовой памяти сознания.

Поскольку самьяма доводит волевую регулировку (после овладения методом управления спонтанностью) произвольных и непроизвольных процессов тела и сознания до не представимых в обыденности пределов, то, очевидно, профессиональному йогу по ходу самореализации приходится впрямую иметь дело со всеми модификациями памяти.

Как уже говорилось, сенсорный поток раздражителей, воспринимаемый органами чувств, делится на две, далеко не равномощные, части и поступает в психику по разным «епархиям» — в сознание и бессознательное. Процесс осознания дискретен и требует много времени, сенсорная же информация в режиме бодрствования поступает непрерывно, и, всегда обладая направленностью, сознательное восприятие успевает лишь выхватывать из этого потока самое важное или то, в чём тело и сознание участвуют непосредственно.

Для удобства представления и обсуждения личное бессознательное можно условно разделить на три части воспринятой и затем различно организованной информации, содержащие осознанный (все «файлы» памяти, содержимое которых может быть произвольно выведено в сознание) и неосознанный материал, а также — вытесненное. Количество информации, усвоенной мозгом помимо сознания, как минимум в тысячу раз больше, и она обладает фундаментальной особенностью: это нечеловеческий материал, воспринятый без участия Я-сознания, которое, собственно, и составляет личность человека. Поразительный факт: информация зафиксирована моими органами чувств, но абсолютно неизвестна моему сознанию.

Что же происходит дальше, после разрешения двуединой задачи — разрядки слоя вытесненных напряжений и достижения в результате этого личностной целостности? Очевидно, возникает потенциальная возможность для контакта с Единым, и в процессе этого человек способен достичь такого качества коммуникации, в том числе и с внешним миром, для которого у него в обычной жизни нет ни сил, ни средств.

«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь» — говорил поэт, но это было ещё «до исторического материализма». Во второй половине нашего века (особенно в государстве рабочих и крестьян) все обучались всему, много и подолгу. Но лишь малая толика образовательного материала, мимо которой школьники и студенты успешно «проходят», усваивается и потом может быть использована в реальной жизни. Весь этот информационный массив собирается в памяти, часть его, будучи хронически невостребованной, со временем теряет энергию и уходит за порог восприятия. Но даже оставаясь там в латентной (скрытой) форме, эта информационная масса структурирована по законам сознания. Поэтому, раз за разом погружаясь в медитационный процесс после разрешения проблемы вытесненного, когда ничто больше не «мутит воду», мы получаем возможность контакта с сознанием массивов давно забытого материала. При создании соответствующих условий эти подпороговые информационные «запасы» постепенно «выплывают» в область сознания и могут быть заново ассимилированы последним.

Этим-то и отличается сущность реально происходящего в процессе глубокой медитации от картины, нарисованной Лемом, — информация действительно не поступает извне, она является изнутри, где, как справедливо отметил поэт Атилла Йожеф, «всё наше прошлое в нас нагромождено». Медитация на этом этапе развития есть создание условий, при которых в психике начинается перераспределение информации, постепенное её интегрирование в сознание из различных терминалов памяти. Конечно, усвоив заново громадное количество ранее утраченного, человек не может остаться прежним, он начинает по-иному, нежели раньше, воспринимать мир и действовать.

Этот процесс имеет дискретный характер своеобразного внутреннего узнавания, когда личность заново получает представление о громадном количестве вещей, с которыми она была когда-то знакома. Первая фаза — накопление всплывающей в осознании информации до тех пор, пока в прежней системе представлений не возникнут противоречия, которые её в итоге разрушают. Это будет переходом в нулевое, неустойчивое состояние между уже отброшенным и ещё не окончательно сложившимся. Представления индивидуума о бытии меняются, у него возникает новое, более совершенное, отвечающее действительному положению вещей структурированное знание. Оно способно как включить прежние представления, так и отбросить их. В процессе ежедневных медитаций, когда он, что называется, пошёл, информация поступает изнутри постоянно, и сознанию всё это необходимо переработать и ассимилировать. Таким образом, подобно естественному приросту гибкости в асанах процесс спонтанного расширения подготовленного к этому сознания при медитации является постоянным, но не может быть непрерывным.

Это тяжёлая работа, и результат её аналогичен тому, что Кастанеда называл «воспоминанием», или перепросмотром. Поскольку структура сознания при этом находится в процессе непрерывного изменения (что зачастую сопровождается специфическим и далеко не приятным состоянием тела и психики), то на всё это время человек должен быть изъят из социума и помещён в соответствующие специальные условия. Если пытаться совмещать подобную деятельность ещё с чем-нибудь, то есть медитировать «без отрыва от производства», за сохранность разума такого камикадзе нельзя дать и ломанного гроша. Полная и постоянная отстранённость от внешнего мира есть освобождение сознания для того, чтобы в его разреженном пространстве могло возникать и какое-то время удерживаться некое присутствие. Такое состояние сознания называется бессубъектным, только с ним может коммуницировать бессознательное.

Итак, при успешном протекании медитативного процесса с какого-то момента времени личность начинает располагать большей частью информации, осознанно воспринятой в течение всей своей жизни. Ясно, что при этом интеллектуальный «калибр» субъекта претерпевает существеннейшие изменения, появляются способности, совершенно необъяснимые для окружающих, например монахи в тибетских монастырях помнят наизусть сотни томов Канона.

Имея в виду, что при диффузии забытого из бессознательного в сознание структура личности подвергается опасности растворения в огромной массе ассимилируемого материала (либо катастрофического его прорыва при ошибках в конкретной психотехнике), Юнг упоминает о разумных границах Эго. При грамотно организованном медитационном процессе сознание успевает отдельными «порциями» «переваривать» поступающую изнутри информацию и адаптироваться к ней. Знаменитый индийский йог Венкатараман Айер и ученики дона Хуана «вспоминали» по-разному, но у каждого из них процесс длился годы. Каких-либо чётких пределов ёмкости сознания на самом деле не существует, они могут быть выявлены только индивидуально.

При грамотной медитации базовые свойства структуры Эго всегда остаются незыблемы, но интеллектуальные возможности совершенно меняются. Кроме того, в процессе этой трансформации, а также после её завершения возникают сиддхи.

Итак, к настоящему моменту обсуждены два этапа самореализации: избавление от вытесненного материала и, как результат, уравновешение и обретение целостности, расширение объёма оперативной памяти до абсолютных пределов.

Напомню ещё раз: все тексты классической йоги, независимо от модификаций технологии, требуют, чтобы на время подобной деятельности субъект был полностью исключён из социума, ибо перенастройка психики ни с какой обычной, знакомой или незнакомой деятельностью во внешнем мире не сочетается!

Если Бахиранга-йогу (в том числе и работу с телом) можно и даже необходимо осваивать, не устраняясь из «мирского бытия», напротив — чередование этих двух видов деятельности даёт великолепные результаты, то Антаранга-йога такого положения не потерпит. Внутренней работе должно быть посвящено всё время без остатка, она требует полного погружения в её процесс и всей наличной энергии. Когда возникают промежуточные результаты, на которых хотелось бы остановиться, процесс трансформации постепенно сворачивается и становится возможным выйти из него без ущерба.

Одному из моих знакомых, который, будучи в Индии, занимался в одном из филиалов Бихарской школы йоги, незадолго до окончания командировки учитель сказал, что можно приступать к созерцанию. Знакомый ответил, что займётся этим, когда вернётся в России к своей основной работе. Гуру в свою очередь настоятельно порекомендовал ему не искушать судьбу, поскольку практика высших стадий йоги требует всего времени без остатка. Только после достижения самореализации поддержание мастерства может быть обеспечено каким-нибудь часом ежедневной работы в самьяме, и такая практика вполне совместима с обычной жизнью. В период же овладения мастерством попытки совмещения этого процесса с чем-нибудь ещё есть не что иное, как прямой путь в сумасшедший дом.

Конечно, по мере трансформации приходят всё более весомые результаты, но растёт и «стоимость» — величина затрачиваемого времени и усилий — до момента естественного исчерпания процесса.

Говоря об интеграции сознанием всей «массы» памяти, мы непременно сталкиваемся с вопросом о её границах. Рассмотрим эту проблему на примере развития человеческого существа.

На первом этапе онтогенеза, от зачатия до родов, осуществляется типовое развёртывание структуры тела и сознания. В начальной стадии «изделие» последовательно воспроизводит и отвергает признаки предыдущих животных этапов телесной истории, пока не «остановится» на человеческом «варианте», который и начинает развиваться.

Небольшое отступление. Допустим, что в своём внутреннем путешествии мне удалось добраться в памяти до момента возникновения сознания, до той давней младенческой поры, когда начала оформляться структура личности, и создание, бывшее тогда мною, начало говорить о себе «Я». До этого момента крохотное существо располагало лишь сознанием, самоосознанности как таковой ещё не было.

Что такое рост тела или сознания? Запрограммированные изменения при этом происходят от точки к точке, по всему объёму структуры в каждую единицу времени, непрерывно, микроскопическими шагами. В какой-то момент можно сказать, что тело ребёнка — по сравнению с ним самим месяц назад — уже больше «новое», чем «старое» и проявления сознательных реакций значительно усложнились.

Я-сознание может «включиться» только в результате почти непрерывного систематического контакта, коммуникации младенца с окружающими людьми, и толчком к этому является использование взрослыми прежде всего такой разновидности общения как речь. От рождения у ребёнка представлены лишь инстинкты и рефлексы. Его бессознательное с момента появления на свет пополняется только нечеловеческим материалом, поскольку личностного слоя психики какое-то время просто не существует.

Отсюда вопросы трансперсоналыцикам: когда люди переживают якобы заново процесс своего рождения, о чём вообще идёт речь? Каким образом Я-сознание взрослого человека в обычном бодрствующем состоянии может воспроизвести что-либо, случившиеся до его возникновения и в нём не содержащееся? Личность, которая теперь, много лет спустя, в сеансе ребефинга якобы пытается вспомнить реальный процесс собственного появления на свет, тогда просто не существовала. Был комок живой материи, развивающейся согласно генетической программе рода, с потенциальными предпосылками для возникновения сознания. Кроме того, тело, новорождённого и взрослого человека — структуры качественно разные.

Гроф мог бы стопроцентно аргументировать свою теорию, фиксируя процесс появления на свет с помощью «кесарева сечения» энного количества младенцев. Лет через двадцать этих людей можно было бы подвергнуть воздействию ребефинга и сравнить их отчёты с аналогичной информацией контрольной группы сверстников, подвергшихся той же процедуре, которые одновременно с «кесарями» родились обычным «способом»! Чего проще! Либо для чистоты эксперимента подробнейшим образом задокументировать «от и до» какое-то количество родов, а через пару десятков лет, когда эти люди вырастут (а метод Грофа уже и постарше), провести с ними ту же практику. И сравнить их теперешние переживания и воспоминания с описанием процесса родов, который действительно имел место в прошлом. Если данные совпадут, скептики, подобные автору данной работы, принесут трансперсональной концепции искренние извинения. Но почему-то эти простейшие и очевидные вещи так никогда и не осуществились, и Гроф делает свои выводы, произвольно интерпретируя огромное количество субъективного материала, полученного только от тех испытуемых или пациентов, которые хорошо видят образы. Неудивительно, что серьёзные исследователи относятся к трансперсональной психологии с большим предубеждением.

Вот, например, мнение Милтона Эриксона, высказанное не в адрес трансперсональной психологии конкретно, но по частному практическому случаю: «В качестве некритического подхода можно отметить случай с одним психиатром. Он сообщил, что ему экспериментально удалось достичь возрастной регрессии до стадии внутриутробного развития, а затем получить от испытуемого отчёт о его внутриутробных переживаниях. Он не учёл то обстоятельство, что внутриутробный плод не способен ни говорить, ни понимать слова. Он не понял, что испытуемый просто-напросто выдумал всё это, желая подурачить некритичного и не думающего врача или сделать ему приятное» («Стратегия психотерапии», с.38). Отмечу, что в итоге шестидесяти лет практики Эриксон, очевидно, имел основания отозваться об опытах возрастной регрессии именно так, а не иначе.

Итак, сознание, в какой-то момент времени оно возникает у ребёнка, но почему — вот вопрос вопросов. Можно предположить, что развёртывание индивидуальной человеческой структуры сопровождается возникновением — на каком-то этапе — определённого качества нейронных сетей мозга. И когда последнее достигнуто, происходит самозарождение сознания, что (по Грегори Бэйтсону) является свойством материи, достигнувшей в своей организации определённой степени сложности. Или сознание — социально «запускаемый» процесс отражения мира в нейрохимических реакциях мозга? Когда и как он возникает? Где образуется центр самосборки? Может быть именно суммарное давление сенсорных воздействий на фоне усложнения мозга инициирует возникновение некой виртуальной системы координат, из которой впоследствии развивается структура индивидуальности?

На эти вопросы достоверных ответов пока не существует, поэтому вернёмся к тому, что на сегодня неоспоримо. С какого-то момента животное единство психики ребёнка заканчивается, поскольку возникает самоосознанность. Со временем эта структурированная особым образом часть психики приобретает всё больший «вес» и у взрослого человека становится ведущей, практически полностью отрываясь от своей скрытой основы.

Любой медитативный процесс по существу является грамотным сохранением сенсорной депривации при пониженном энергетическом тонусе и ментальной опустошённости сознания. При таких условиях анамнестический барьер, обычно отделяющий бодрствующее сознание от бессознательного, начинает терять свою непроницаемость, информационные массивы «просачиваются» в сознание из глубин психики, как бы «притянутые» его разреженностью. Главным и решающим условием возникновения подобного хода событий является наличие специфически изменённого бодрствующего сознания и отсутствие кинестезических помех со стороны тела.

Когда человек просто спит, внутрипсихические процессы, отражённые затем в воспоминаниях, имеют совершенно иной характер по сравнению с тем, что происходит в сознании при медитативной его настройке, — как в старой песне «Наутилуса»: «А днём совсем другое кино она видит в его глазах...»

До сих пор речь шла о барьере между двумя видами сознательно усвоенной личностью информации, постоянно находящейся «в обороте» и выпавшей из него, впоследствии забытой.

Как уже отмечалось, при успешной внутренней интеграции интеллектуально-информационный «калибр» индивида, а следовательно, и его возможности кардинально меняются. Это обусловлено тем, что, во-первых, достигнута целостность, во-вторых, сознание включило в себя такое количество неосознанного прежде материала, который по объёму во много раз превышает обычный информационный потенциал среднестатистического человека. При успешной трансформации новое положение «центра тяжести» Эго, возникшее в результате ассимиляции сознанием громадного количества вновь поступивших сведений, есть определённый аналог «смещению точки сборки» в методе Хуана Матуса. Но если в Центральноамериканской магической доктрине меняются сами границы текущего спектра восприятия и вся его структура, то при самореализации посредством йоги — внутренний масштаб личности. Это никак не связано с органами внешнего восприятия, поэтому «фиксация внутренней точки сборки» в новом «положении» в каждой отдельной практике происходит автоматически по её завершению.

Посредством внутреннего перераспределения сознательно воспринятой в течение всей предыдущей жизни информации меняется информационная величина, калибр личности, а не её текущее восприятие внешнего мира. Происходит то, что Данте называл поворотом «глаз души».

Мир остаётся, изменяются лишь свойства человека, достигающего просветления. Лао-Цзы так говорил о незавершённости опыта самопознания: «Весь мир ярко освещён, только один я погружен во мрак»

Когда личность становится целостной, она воспринимает мир без ограничений, накладываемых узостью, жёсткостью и незавершённостью Эго. Внутренний дисбаланс исчезает, прекращается его непроизвольное проецирование вовне, следовательно, вы больше не сталкиваетесь с ним в бессознательных реакциях окружающих вас людей. Таким образом, моральная проблема проясняется на индивидуальном уровне. Человек чётко осознаёт злое начало, являющееся составной частью его собственной природы, понимая, что без него не обойтись, главное — не застревать в нём. Постоянное преобладание только чего-то одного — доброго или злого, «инь» или «ян», света либо тьмы и вообще одной и той же оппозиции — в понимании философов Древнего Китая означало полное отсутствие, ничто. Недаром в некоторых верованиях сатана считался старшим братом Христа. Реальное существование невозможно без определённой поляризации человеческих проявлений и удержания допустимого, не разрушающего жизнь разброса амплитуды этих противоположностей в самом себе.

Итак, анализируемый процесс духовного развития, или самоактуализации (по терминологии Маслоу) прослежен до границы, где исчерпывается информация когда-либо усвоенная сознанием и организованная по его законам, и начинается информационный слой воспринятого органами моих же чувств, но без участия моего сознания. Понятно, что объём этого материала чрезвычайно велик.

Что может произойти, если продолжать медитацию дальше, когда следующим шагом может быть только коммуникация нечеловеческих «слоёв» психики с сознанием?

По имеющимся данным можно заключить, что этот процесс происходит по тем же законам, что и с материалом забытого. Только здесь уже вступает в игру разделительная граница, фильтр иной природы, разделяющий два вида абсолютно по-разному организованной информации — чётко личностную от неориентированной, а также всеобщей, которая относится к самой материальной структуре мозга. Информационные массивы узкой направленности, вошедшие в «состав» личности при завершении внутренней перестройки, информация общего значения, воспринятая извне и зафиксированная бессознательным вне участия сознания, а также структурная информация Единого (со встроенным в неё коммуникационным «полевым чипом») разделены «фильтрами», имеющими совершенно разную природу и назначение.

Свободным информационным компонентом, «пронизывающим» всю психику «снизу» (от архетипического) «доверху» (Я-сознание), являются эмоции. Всё остальное в той или иной мере тормозится барьерами, разделяющими по-разному организованную материю или среду психического. Определённые состояния сознания, вызываемые методами йоги (медитация), создают возможности для внутренней информационной диффузии, параметры которой (интенсивность, скорость, «глубина») зависят от неизвестного нам количества не представимых сегодня факторов и поэтому пока не определены. Известно одно: в процессе внутренней самоинтеграции возникают свидетельства истинности её направления (сиддхи), и в завершение может произойти (и затем неоднократно повториться) контакт с Единым.

Как бы то ни было, неоднократные «погружения» структуры сознания в «океан» воспринятой когда-то бессознательно информации, с одной стороны, могут дать определённый прирост масштаба личности, с другой — быть может, это увеличивает потенциальную возможность контакта с областью прорывающихся спонтанно аффективных выплесков, о которых говорил Юнг? Этот материал не обладает логическим смыслом, зато он относительно однороден энергетически, потому что воспринятое вне сознания в основном безэмоционально. Это как бы своеобразный демпфер, энергетически нейтральный слой, разделяющий личностное и архетипическое, отдельное и общее, гребень волны и её основание.

Когда наступает первая стадия сосредоточения — самадхи, вначале приходится «иметь дело» с психическими феноменами, облечёнными в «форму мысли». При этом сведённая к минимуму часть Эго-сознания, «плавая» в изотропном пространстве личного бессознательного, имеющем внешнюю природу происхождения, в условиях полной сенсорной депривации остаётся сама с собой и начинает «различать» или наблюдать динамику собственного функционирования.

При многократном воспроизведении процесса медитации в одном из вариантов его развития, изменённое сознание может соприкоснуться с неким универсальным элементом психики рода, который одновременно является частью фундаментальной сети взаимодействий. Он подобен мицелию нематериальной вневременной грибницы, которая соединяет каждое индивидуальное сознание, разница лишь в том, что вместе с любым из шести миллиардов типовых конструкций, именуемых человеком, элемент такой сети возникает и погибает всякий раз заново, как, впрочем, и надстройка.

Шри Ауробиндо и Мира Алфасса (Мать) заявили когда-то, что полная индивидуальная трансформация человека разумного невозможна, пока в этом направлении не сдвинется единовременно вся цивилизация. Но этого никогда не случится, потому что сумма попыток совершенствования всех без исключения людей в каждый момент времени равна нулю, если вообще не является величиной отрицательной. Другое дело, что достигшие способны оказывать на нейтральных, в смысле самосовершенствования, людей очень сильное воздействие, и при каком-то количестве самореализовавшихся возможно к этому будет подвигнута и остальная масса.

Похоже, что основатели Интегральной Веданты, будучи не в силах понять смысл происходящего в классической йоговской интроспекции, не устранили корни собственных проекций и не достигли целостности, отсюда и кажущаяся непреодолимость препятствий.

Если Ауробиндо пытался вообще избавиться от индивидуальности, от Эго-сознания, то понятно, к чему это могло привести, учитывая материал, накопленный вытесненным его психикой за период террористической деятельности. Свидетели утверждают, что последние годы жизни он провёл в полной неподвижности, очевидно пытаясь компенсировать этим недостижимое спокойствие ума. Это своего рода алхимический приём, когда подобное вызывается подобным, по большому счёту — отчаянный шаг угодившего в тупик человека.

В конце концов, Интегральная Веданта есть только частный опыт, к которому йога была «пристегнута» постольку поскольку (Ауробиндо вообще проигнорировал Хатха-йогу, его путь начинался с «чистой духовности»), следовательно, она не лучше и не хуже прочих доктрин умозрительного спасения, претендующих на исключительность. Если бы только каждая из них не назначала сама себя абсолютной системой координат, единственно правильной в этом мире точкой отсчёта!

Юнгианцы считали, что: «Подобно алхимии, различные виды йоги также стремятся к освобождению души, к состоянию «отрешённости от предметного мира...»

Универсальная технология классической Раджа-йога Патанджали при владении ею способна дать каждому человеку возможность самосовершенствования, приводя в порядок тело, она в то же время является способом очистительного и развивающего воздействия на бессмертную душу.

«Цель духовного бытия состоит в сотворении и увековечении психического неосязаемого тела, обеспечивающего непрерывность вне телесного сознания. Это рождение духовного человека... символа духа, трансцендентного по отношению к переходящему. Здесь также «видение» внутренней «реальности» — то есть интуитивное постижение того мира, в котором царят пары противоположностей, — служит посылкой искомого единства и цельности. Сама последовательность стадий йоги живо напоминает об алхимии и процессе индивидуации, лишний раз свидетельствуя о единстве психической основы всех феноменов.

...Этот проецирующий Будду психический инструмент основывается на том самом активном воображении, которое у юнговских пациентов ведёт к аналогичному переживанию символов, и через него — к познанию человеком своего «центра», Самости. Воображение должно пониматься как буквальная способность создавать образы. Это активное воспроизведение внутренних образов... это настоящий подвиг мысли и мышления...» (Н. Якоби: «Дух и жизнь», с.523-524).

Два момента в этой обширной цитате требуют уточнения. Первый: йога не может напоминать о «сходных процессах алхимии и индивидуации» только потому, что она неизмеримо старше обеих.

Второй: если в буддизме и его йоге последовательности смены форм в медитации созерцания жёстко предписаны (что отчасти напоминает предварительное программирование в Иисусовой молитве), то у Патанджали и в Тантре — иначе. В медитациях Тантры всегда делался основной упор на спонтанность (в экстремальных психотехниках тибетского буддизма умышленно перегретое до предела бессознательное навязывает контакт сознанию в виде сугубо инфернального, — что и является отличием от ожидаемой благодати христианства, — но также известного наперёд содержания доктрины), и в традиционных практиках, излагаемых Свами Сатьянандой, не программируется заранее ожидаемый познавательный результат. Здесь, как и в классической йоге, нет места воображению! Поздняя буддийская медитация — частный случай «перевода» сознания на мифологические «рельсы», что ведёт к контакту с персонифицированной в данной культуре формой Абсолюта, созданной человеческим умом и его представлениями.

Итак, Большой контакт, коммуникация с архетипическим — что это? Сколько уже сказано о «высших» состояниях, хотя всё единодушно сходятся на том, что переживания контакта с Единым не вербализуемы. Только метафора может связать личное переживание запредельного с ограниченностью смыслового и словарного запаса. Но вот такой вопрос: почему подобные состояния сознания всегда именуются только «высшими» и никак иначе?

«Человек купается в неописуемом состоянии истины, причём не анализирует происходящее — оно просто есть» (Сатпрем: «Шри Ауробиндо», с.187). М.К. Мамардашвили со свойственным ему печальным юмором и убийственной меткостью заметил: «Высокие понятия отнюдь не содержат в себе состояний мысли», как и эмоциональные переживания, потому что подлинное творчество всегда включает необходимый элемент покоя.

Есть древняя метафора, в которой Бог мыслится как окружность, центр которой везде, а периферия — нигде. Другими словами, неважно, откуда начинать и каким путём двигаться к самоактуализации, если наши действия истинны, мы везде всегда и отовсюду придём к одной и той же природе Единого. Это подобно наблюдению через электронный микроскоп: что бы мы не выбрали в качестве исходного препарата, с какого-то уровня будет наблюдаться один и тот же принцип структурной организации материи.

Поэтому истина в сегодняшнем приближении может быть сформулирована так: основа материального и духовного одна и та же. Если в медитациях мы с какого-то уровня интроспекции видим инвариантные образы, оказываемся во власти схожих ощущений и эмоций, то, приходя к одной и той же глубинной основе, переживаем само единство, одинаковость полного отсутствия индивидуальности, ощущаем себя неотрывной частью Единого — с неизбежным последующим разбросом интерпретации пережитого и его эмоциональной окраски.

Все запредельные переживания — это переживания одного и того же, только люди уникальны по своему жизненному опыту, отчего и разнятся описания самадхи — сколько людей, столько возможных интерпретаций контакта. Как правило, он трактуется в рамках интеллектуального и культурного багажа личности, её конфессиональной принадлежности, и считается подтверждением именно тех религиозных представлений, которые данный субъект исповедует. Экзюпери говорил: «Человек, будучи не в силах охватить умом многообразие мира, с трудом усваивает ряд маленьких, однобоких истин, и изо всех сил воюет с другими такими же маленькими однобокими истинами».

«Одно во всём и всё в одном через взаимосвязанность» — вот, видимо, наиболее компактная, можно сказать, голографическая формула реального существования материи, по крайней мере — её человеческой разновидности. Люди всегда видели предметы, падающие на землю, они наблюдали факты, Ньютон же увидел скрытый за этим закон и мир — как поле его проявления.

Физики постигали устройство материи и его законы опытно-абстрактным путём, с помощью приборов, которые являются объектами, отличными от собственного тела. Мистики продвигались в глубину своей психики опытным путём, пользуясь для этого естественные механизмы. И те, и другие столкнулись с псевдопроблемой воздействия наблюдателя на исследуемый процесс и преодолели её различными способами: физики открыли диссипативные системы, математики — теорему Геделя.

Тысячи лет назад йоги-исследователи осознали необходимость временного устранения субъективного фактора в процессе познания и сумели с помощью удивительной физической активности тела сделать наблюдателя временно независимым от субъективного фактора, неподвижным и безучастным. Это позволяет превратить бодрствующее сознание в пассивное воспринимающее устройство, одновременно освобождённое от многих несовершенств, присущих человеческому восприятию, а также искажений, привносимых им и его оценкой в более или менее подлинную картину действительности.

Результаты физиков и «лириков» в общем идентичны, только первые сначала формулировали законы умозрительно, так сказать «на косвенных», с последующей опытной проверкой, мистики же влияние некоторых общих закономерностей ощутили на себе и пережили непосредственно.

Ясно, что физикам и «лирикам» (к которым следует отнести в первую очередь индийских йогов древности и вслед за ними — религиозных мистиков и пророков) были предъявлены два облика Единого, частный и общий. Для продуктивного сравнения результатов «осталось» увязать языки описания мистики и науки. Конечно, форм проявления Абсолюта существует гораздо больше, но сегодня для тех, кто способен это понять, за ними стала различима основа Единого. Хорошей иллюстрацией на данную тему является достаточно давняя работа Фритьофа Капры «Дао физики», хотя преобладание в ней чисто научного способа изложения на мой взгляд создаёт своеобразный интеллектуальный и логический «перекос».

Во все времена существовали люди, которые так или иначе прикасались к основе основ, полю универсальных взаимодействий, но они не знали, что это и как его назвать, откуда и возникло вообще само понятие чуда. До двадцатого века информационное поле цивилизации было слишком разрежено, лишь когда коммуникационные технологии нашей эпохи максимально его уплотнили, единая подоснова чудес — во множестве своих проявлений — стала очевидной.

Сегодня известно, что пустота не является противоположностью материи. Динамический вакуум потенциально содержит в себе все потенциальные разновидности энергии (частным случаем конкретного проявления которой являемся мы сами). В нашем мире бытие различных форм существования энергии основано на четырёх известных сегодня типах взаимодействий. На планете Земля при данном уровне познания мы наблюдаем два вида существования и развития материи — это живая и неживая природа. На каком-то этапе усложнения живой материи возникла её мыслящая разновидность — человек. Сейчас более или менее известны общие принципы организации его организма и мыслящего субстрата, хотя функционирование последнего далеко от понимания.

Одной из попыток философской формулировки происхождения сознания является концепция так называемого семантического вакуума, сформулированная В.В. Налимовым. С таким же успехом можно говорить о вакууме пространства мысли — это поле существования бодрствующего сознания, и так далее. Но нас на данный момент интересует неизменная, архетипическая часть человеческого бессознательного.

Физики, дойдя до возможного на сегодня уровня глубины погружения в микромир, столкнулись с наличием фундаментальной потенциальной пустоты, поскольку внутриатомные расстояния несоизмеримы с размерами ядра и электронов. Но с каким уровнем единства имеют дело йоги и мистики? Что представляет собой проявление Единого на пределе любой интроспекции? Если даже нам удалось ценой долгих лет йогической практики, во всё более отклоняющихся от обычного режима функционирования состояниях сознания, войти в контакт с Единым — с чем мы сталкиваемся? И кто, собственно, сталкивается?

Тексты и свидетельства великих йогов всех времён утверждают, что в самадхи нельзя оставаться длительное время. «...Человек не в состоянии продлить этой полноты — молнии истины нельзя растянуть в долгое и ровное солнце, которое само по себе было бы подвешено на небосклоне... и гарантированно, на достаточно длительное время... показывало бы нам истину» (М.Мамардашвили).

Примерно то же самое мы находим у дона Хуана: сместить точку сборки — не штука, но вот зафиксировать её... Может быть потому и появилась в эпопее Кастанеды абсолютно нелогичная фигура Арендатора, «человека ниоткуда», случайно оказавшего решающее влияние на развитие линии нагвалей Хуана Матуса. Кстати, именно данный персонаж в большой мере лишает смысла всю эпопею Кастанеды, сводя её к чистой случайности, которая представлена в факте наличия Арендатора, поскольку случай не поддаётся воспроизведению.

На вопрос: «Кто непосредственно воспринимает то, что случается в процессе дхьяны?» можно ответить, видимо, что это бодрствующий субъект, обладатель памяти, тот самый свидетель, который в этот момент не помнит сам о себе. В очень своеобразной форме сохранена и функционирует какая-то часть Я-сознания. Этот процесс можно представить двояко. В качестве метафоры я могу сказать, что внутрь психики «продвигается» — стремясь к контакту с основой духа и материи — не обычное сознание, а скорее «остаток» этой локальной структуры восприятия с базовыми свойствами «полной» личности, который воспринимает происходящее даже будучи «стёртым» почти до конца. Или, напротив, что бы не проявлялось в сознании, но уменьшение его «массы» до критической величины рано или поздно приводит к «высвечиванию» основы Единого и её восприятию регистрирующими «остатками» Эго-комплекса, который, после окончания процесса медитации, полностью восстанавливается в обычных параметрах бодрствующего сознания и помнит пережитое.

В определённых условиях или при специфической предрасположенности индивидуальное сознание способно настолько приблизиться к своим истокам, что в жизни субъекта проявляются совершенно фантастические, хотя и полностью беспричинные последствия этой коммуникации общего и частного, которые имеют ментальный (информационный), эмоциональный или вещественный характер, о чём пойдёт речь в главе «Необычные способности».

Утром каждый из нас просыпается самим собой именно потому, что в бессознательном представлены механизмы, «включающие» к этому моменту структуру бодрствующего сознания. Таким же образом личность восстанавливается после обморока или глубокого торможения.

В самадхи, не имеющем формы мысли, обычное сознание присутствует в виде слабого раствора в сохраняемом объёме, который временно лишён динамики и всех прочих качеств кроме номинального присутствия. Эта слабо тлеющая структура «Я» является свидетелем, регистрирует происходящее в ментальном пространстве без каких-либо реакций, получая затем возможность воспринять и более глубинные проявления: «И тонкий звёздный свет, и отблески костров лишь тайные следы беззвучных катастроф...». Величина последствий контакта для личности, его получившей, а также для её окружения зависит от интеллектуального масштаба, склада психики и врождённых задатков.

Что происходит с человеком после вывода его из состояния клинической смерти? Он становится немного иным, что-то в нём неуловимо преобразуется (речь идёт, конечно, о случаях, где мозг не был критически затронут). Обнаруживаются, например, экстрасенсорные способности, начинают тревожить странные вопросы либо непонятно откуда возникают не менее странные умозаключения. Другими словами, субъект, приблизившийся к границе небытия, заметно меняется вплоть до того, что пережившие это критическое состояние неоднократно приобретают специфическую бледность кожи, которая не поддаётся воздействию солнца. Аналогичным образом влияет на личность и длительное пребывание в самадхи, не имеющем формы мысли, то есть — полное торможение. С той лишь разницей, что подобное состояние носит не катастрофический, а естественно обратимый характер и не отражается негативно на физической оболочке духа — теле и его функциях.

Напротив, посредством предварительной практики Хатха-йоги организм получает такую физиологическую устойчивость, которая даёт возможность максимально длительного обездвиживания без ущерба для функциональной деятельности. Это позволяет приблизиться к возможному пределу глубины и времени торможения — к самой грани прекращения существования, в «окрестностях» которой и происходят события, неведомые для нас по сути, но ярко проявляющиеся по «возвращении» Эго в обычное состояние, в том числе и возможное «подключение» последнего к сети мировых взаимодействий.

Именно в момент контакта «остаток» воспринимающего сознания ощущает себя абсолютной системой отсчёта. При неудовлетворительном развитии интеллекта этот результат производит неизгладимое впечатление на личность, заставляя привязывать пережитое к уже известным истолкованиям необычайного и запредельного, «епархией» которых, как правило, оказываются мистические представления или господствующая в данном обществе религиозная доктрина.

Существуют ограничения пребыванию в этом запредельном режиме функционирования психики, которые существуют для её «конструкции», стоит пересечь определённый временной рубеж, точку возврата и можно непроизвольно угодить в необратимое состояние, которое называется Махасамадхи, или Паринирваной. Если сознание одноразово «наберёт» слишком большое количество информационных воздействий (или эмоционального «материала»), может случиться «замыкание». Локальная структура Эго, подошедшая слишком близко к границе небытия или пребывающая в «окрестностях» функциональных пределов чересчур долго, может быть «притянута» беспредельностью, после чего происходит, как по Эдгару По — «Низвержение в Мальстрём». Процессы свёртывания жизнедеятельности по ряду параметров приобретают необратимый характер, и личность исчезает ментально, а иногда и физически, растворившись в Едином.

Во вспышке подобного растворения, как утверждают тексты, субъект одномоментно познает все мировые связи, но физическое существование при этом прекращается, так же трактует момент умирания тибетская «Книга мёртвых». Самадхи, не имеющее формы мысли, по сути дела может интерпретироваться как обратимая смерть, которая в любой момент времени может стать вполне реальной.

Конечное существование несовместимо с беспредельным знанием. Иногда в Махасамадхи аннигилирует только личность — человек не возвращается в обычное состояние сознания, временно или навсегда оставаясь в «священном безумии», иногда вместе с личностью гибнет тело, как это произошло с Вивеканандой и многими другими. Видимо, всегда были в прошлом и существуют сегодня индивидуумы, которые в силу уникальных особенностей и практически по своему желанию имеют как бы «свободный доступ» к Единому, прежде всего это великие мистики.

По определению, состояние просветления или контакта есть временное переживание свободы от человеческого. Эта парадоксальная формулировка подчёркивает, что лишь целенаправленно преобразованное сознание способно контактировать с такими «слоями» психической материи, которые гораздо ближе к целостному, первобытному животному сознанию, а быть может, таковыми и являются.

Переживание всеединства — это уход от человеческой обособленности в то полусонное состояние, которое свойственно миру животной природы в краткие мгновения отсутствия потребностей. Маслоу утверждает, что «Желания самоактуализированного человека не вступают в конфликт с разумом» («Мотивация и личность», с.258).

В мире всегда существует большое количество людей с пониженным уровнем интеллекта, своеобразные человеческие «заготовки», структура сознания которых не завершена, его «слой» слишком «тонок». Хотя подобные субъекты «ближе» обычных людей к собственному бессознательному, оно слишком довлеет над ними. Казалось бы, такая природная особенность — это ценное свойство, зачастую такие личности с глубокого детства «видят» и «слышат» необычайное, недоступное людям стандартного склада психики. При типовой конструкции Эго для запуска механизма медитации, ведущего к возможному контакту, необходим временный специальный «демонтаж» структуры Я-сознания, а тут как бы уже всё готово, бери и пользуйся. Но всё не так просто, природа взимает за всё свою цену: оказывается те, кто от рождения имеет, казалось бы, прекрасные возможности для самопознания, далеко не всегда располагает средствами их использования.

Понятие нормы для сознательной части психики можно представить как наличие определённой «массы» упорядоченного сознания, которая позволяет субъекту свободно существовать и эффективно действовать в договорной реальности социума. Если же доминирует бессознательное, то такого эффективного управления нет, сознание не является хозяином восприятия и ответных реакций. В этом случае психическое нутро постоянно и назойливо проявляет себя, но проку от этого также мало, ущербный Эго-комплекс не в состоянии использовать возможности, которые сами по себе являются прямым следствием патологии.

В любом случае после медитативных погружений постоянная часть Эго-сознания (свойства характера, и т.д.) должна восстанавливаться в полном объёме, её целостность при обычных условиях сильнее деструктивного влияния бессознательного.

Не так давно американская армия попыталась использовать обратную связь в подготовке пилотов ВВС. Был создан совершеннейший тренажёр, в котором на все сенсорные каналы испытуемого синхронно подавали полную, согласованную «картину» реального полёта. Она была настолько совершенно смоделирована компьютерной системой, что пилот ощущал себя в подлинном воздушном бою (похожий эпизод можно найти в одном из рассказов Лема из цикла «Навигатор Пиркс»). Но вскоре произошёл целый ряд случаев, когда после отключения системы, создающей эти идеальные искусственные условия, участвовавший в такой виртуальной акции субъект неожиданно впадал в кому (травматическое отключение сознания, сопровождающее обычно физиологический шок), из которой его не удавалось вывести.

Что вообще способно вызвать потерю сознания у здорового парня, каковым, без сомнения, является любой американский лётчик, готовый во имя своей справедливости стирать с лица земли города любой страны мира? Разве что какая-то внезапная катастрофа тела или нервно-психический удар запредельной силы (например внезапное осознание всей степени аморальности своих действий — шутка). При этом в результате нарушения одного из ключевых параметров восприятия (которые одновременно являются признаками нормального гомеостаза) сознание «гаснет», наступает резкое торможение коры. Цепочка развития событий такова: воздействие катастрофических условий или факторов — прекращение восприятия — потеря сознания.

Когда человек втянут в виртуальную реальность, она, будучи неприродной средой, по характеру всё же отличается от реальных воздействий — это первый дестабилизирующий момент. Кроме того, сам факт резкого отключения восприятия, пусть искусственно организованный, по-видимому, расценивается бессознательным либо всей психосоматикой, как глобальная катастрофа системы, вследствие чего следует автоматическое отключение сознания, которое тем опаснее, что произошедшее не имеет «корней» в физиологическом состоянии, воздействуя на которое, можно привести человека в чувство.

Возможно, одной из причин столь печального исхода было то, что лётчики не были знакомы с состояниями самопогружения, их сознание не имело опыта знакомства с иными участками спектра восприятия кроме бодрствования, что и повлекло за собой обвальное срабатывание сценария психосоматической катастрофы.

Известны давние эксперименты, в которых испытуемым надевали очки, переворачивающие картину мира вверх ногами. Поначалу человек переживал сильнейшее головокружение, общий дискомфорт и терял всякую способность к действиям. Однако через некоторое время зрительный анализатор перестраивался, подопытный субъект вновь начинал видеть мир в нормальном положении. Когда очки снимали, наступала такая же потеря ориентации, и снова необходимо было время, чтобы состоялась обратная адаптация.

Если искусственная сенсорная реальность в исполнении компьютера по каким-то своим характеристикам не совпадает с природной, то энтузиазм пилотов, эмоциональность их состояния могли привести к тому, что этот диссонанс был сначала не замечен, а затем подавлен напряжением всех сил в процессе виртуального боя. Перегрузка, вызывающая полное торможение сразу по всем каналам восприятия, могла возникнуть именно в момент резкого отключения искусственных параметров, что мозг расценивал как внезапную потерю сознания, вызывающую шок с последующей комой.

Кстати, достижение мексиканских нагвалей, в том числе и дона Хуана Матуса, состояло в том, что они могли произвольно смещать «точку сборки», то есть перестраивать восприятие, и спектр сознания сдвигался — по сравнению с его обычными границами. Одновременная перестройка должна быть синхронной, чтобы «новое» восприятие не превратилось в какофонию. Кастанеда, как он утверждал, мог встать по восприятию на «точку восприятия» койота или любого другого живого существа. Но весь фокус в том, что они не могли сами фиксировать новое положение «точки сборки», то есть сознание «норовило» восстановить обычный спектр восприятия, на который эволюционно запрограммированы человеческие органы чувств (На самом деле у сенсорных механизмов человека нет такого «запаса» вариабельности параметров, которые позволили бы проделать подобную операцию. Напротив, существующие диапазоны настройки отличаются чрезвычайной жёсткостью. Иными словами — с периферией ничего в этом смысле сделать нельзя, для изменения восприятия необходимо преобразовать состояние воспринимающего сознания. Внезапная смена всех параметров восприятия на искусственные, экстремальная перегрузка при этом, такой же резкий возврат к обычному восприятию — именно это способно спровоцировать психосоматическую катастрофу).

Милтон Эриксон в своих исследованиях по гипнотической разбалансировке восприятия выяснил, что «...индукция нарушений в любой выбранной модальности поведения вероятнее всего должна сопровождаться нарушениями в других модальностях» («Стратегия психотерапии», с.198). В его опытах внушённая глухота приводила к расстройствам памяти, зрения и пространственного восприятия в целом, иногда к тошноте и головокружению, появлению локальной анестезии, то есть к нарушению тактильного восприятия. Эриксон делает вывод: «Таким образом, индукция гипнотической глухоты у нормального субъекта может привести к появлению других разнообразных нарушений в поведении. Эти дополнительные проявления, должно быть, составляют часть процесса индукции нарушения звукового восприятия или являются выражением дисбаланса психофизиологических функций организма, вызванного таким нарушением» (там же, с, 194). То же самое происходило при внушённой слепоте, дезориентации по времени и месту и т.д.

В целом это совпадает с некоторыми деталями описания состояний при мгновенной перестройке «точки сборки», приведёнными в книгах Кастанеды, с тем лишь отличием, что даже Эриксону, несмотря на его гениальные способности, не удалось целиком перестраивать текущее восприятие человека. И ещё: во всех опытах Эриксона по преднамеренно вызванному искажению (частичной перестройке) восприятия проявился момент, не отражённый у Кастанеды, а именно — перед каждым изменением восприятия у различных субъектов неизбежно развивалось предварительное состояние оцепенения и полной неподвижности в сочетании с анестезией. Иными словами, даже частичная перестройка восприятия не совместима с перемещением тела в пространстве и включённостью субъекта в какие-то параллельные процессы существования.

Медитация в йоге также отчасти имеет характер запрограммированной технологии, но, с другой стороны, — это спонтанная перестройка спектра восприятия при его переключении (в отчасти изменённом структурном виде) на внутренние процессы тела либо сознания при полной неподвижности первого. После того, как процесс восприятия переориентирован в обратной последовательности, имеет место спонтанное восстановление обычного режима деятельности органов чувств.

У мексиканских магов сложнее: даже рассуждая теоретически, толтеки имели дело с перекроенной структурой восприятия внешнего мира, и самое удивительное в том, что они физически действовали в этом новом восприятии, которое, насколько это можно понять из недомолвок Кастанеды, создавало новую материальную реальность для тела и сознания. Здесь просматриваются лишь некоторые параллели с действием психотомиметиков, скажем, ЛСД, в результате приёма которых субъект действует в виртуальном мире, который продуцируется в его мозгу при полностью отключённых от реальности органах восприятия.

Похоже, что нагвали волевым порядком изменяют структуру личности и начинают «видеть» по-новому трансформированный мир, где каждый реальный живой объект предстаёт в виде неких совершенно необычных, но постоянных эквивалентов, например человек — в образе светящегося яйца.

Все эти манипуляции безусловно связаны с энергетикой, что даёт возможность нагвалям влиять на восприятие избранных ими людей таким образом, когда последние начинают «видеть» и физически переживать окружающее в навязанной извне системе координат — нечто вроде сенсорной программируемой наркотизации.

Быть может с помощью тех же компьютерных систем возможно последовательно, шаг за шагом, трансформировать согласованное восприятие действительности человеческим мозгом, «сдвигая» его к новым значениям параметров, характерным для восприятия других людей или живых существ. Тогда каждый человек сумеет подобно нагвалям в рамках системы, создающей виртуальную реальность, воспринимать внешний мир с точки «зрения» любого живого существа. Вопрос в другом: каким образом стабилизировать эту необычную структуру восприятия, находиться и действовать в ней, избегая несовместимых с жизнью перегрузок, а затем совершать без ущерба обратную перестройку? Ясно, что за простым хлопком ладонью нагваля по спине собеседника стоит слишком многое, о чём Кастанеда умалчивает.

Вернёмся к типу людей, у которых преобладает бессознательное. Для них, как и для тех, кто имеет диагноз «пограничное состояние», любые действия, связанные со специально отклоняющим влиянием на сознание (будь то интроспекция или причины внешнего характера), подобны «русской рулетке». Именно поэтому при несбалансированной психике любая практика йоги, кроме её телесных упражнений, чревата опасными последствиями.

Многие, занимаясь медитацией, ищут или ждут от неё только позитивных переживаний — ещё одно заблуждение. Напомню, что любая трансформация, расширение или сужение сферы сознания даже при здоровой психике несёт в себе элементы кризиса. Чтобы стать иным, нужно потерять сначала то, что было, расстаться с ним. Поэтому «специалисты» по «благостной» медитации в лучшем случае могут дать временное успокоение, что не имеет никакой связи с подлинными проблемами человека.

Можно сформулировать, условно говоря, семь путей, ведущих к контакту с Абсолютом, при котором человек каким-то образом сталкивается с архетипическим бессознательным, Сетью или Единым.

Путь первый: Карма-йога — самореализация гениальных личностей во всех областях искусства. Гении имеют относительно свободный доступ к изначальным переживаниям и образам, они располагают также огромной возможностью сублимации, обладая при этом ярко выраженными способностями и средствами для выражения пережитого. Устойчивость их сознания при врождённой способности к эмоциональному контакту максимальна. Примерам нет числа, каждый может отыскать их в истории искусства и науки, поэтому факты, которые здесь приводятся, взяты навскидку. Например, юный Рамакришна впадает в транс, увидев белый журавлиный клин на фоне антрацитовой грозовой тучи, а Сальвадор Дали падает без чувств в музее Толедо перед картинами Эль Греко.

Лао-Цзы, Будда, Христос, Магомет создают духовные и философские шедевры, кто-то, не сохранённый в людской памяти, — материальные достижения эпохи — бронзу, колесо, лук, купольный свод, кто-то — картины, музыку, статуи, книги. Некоторые личности с подобными же задатками, но деструктивного склада становятся завоевателями, разрушителями социального порядка, вождями масс. В любом случае они реализуют огромную энергию Сети, которой в состоянии управлять, трансформируя её в результативные действия. Многие проповедуют свой путь к контакту, пытаясь навязать смысл понимания ими духовных проблем всему миру.

Путь второй: Бхакти-йога — слияние с конкретным божеством через религиозный экстаз. К этой группе контактеров с иллюзией истины относятся верующие и ярчайшие их представители — мистики. Эти люди не привносят в мир того, чего в нём не было с материальной точки зрения, не проявляют созидательной активности, но они влияют своим примером на поведение масс. Отметим лишь, что экстаз бхакти, как и обожение в Иисусовой молитве, есть виртуальный эмоциональный контакт с заранее известной со всех точек зрения Божественной сущностью.

Путь третий (подробно разбирается в этой книге): Раджа-йога — специфическое индийское изобретение, безличная технология универсальной коммуникации с Единым. Но этот способ порождает зачастую и мастеров виртуальной реальности, «игроков в бисер». Отдельные практические звенья разбираемой технологии являются уникальными, имея выдающуюся перспективу применения сегодня и в будущем.

Путь четвёртый: случай. Это катастрофы тела и сознания (в том числе и «проколы» при небрежном либо неграмотном обращении с древними средствами и методами самореализации). В этом случае, даже возвращаясь к нормальному состоянию, люди получают несвязный опыт запредельного, который лишь в какой-то степени и достаточно неопределённо может повлиять на их дальнейшую жизнь и развитие.

Путь пятый: Джняна-йога — взаимодействие с миром через размышление, создание произведений мысли, порой и без конкретного материального воплощения. Скорее это произведения смыслового поиска — философские шедевры.

Путь шестой: «изобретение велосипедов». Сюда входит бесконечное число всяческих «терапий», как угодно ориентированных — от «жизни по кайфу» до самоистязания. Видно, Запад и в самом деле отчасти повредился в уме, потому что весь этот мусор не что иное, как разновидность давно известных в Индии мошенников, называемых «джет-гуру» — «реактивные учителя», у которых скорость обучения любым премудростям йоги напрямую зависит от величины гонорара. Йога за две недели? Нет проблем! Мгновенное освобождение от всех болезней и психических перекосов? Совсем просто, но ещё дороже.

В принципе всё это осознанная или случайная фальсификация методов достижения обратной коммуникации, которые не бывают лёгкими, это всегда глубоко личная и скрупулёзная работа, а не бесконечные коллективные радения с распеванием мантр. Тем не менее сегодня мы сталкиваемся с потрясающим количеством изобретателей скандально известных «систем» и «доктрин», а также мелкими шизоидными концептуаторами.

В России парапсихологически-экстрасенсорный бум конца 80-х начала 90-х годов канул в прошлое, колдуны и астрологи также утомили, примелькались с «голубых экранов» и в нудной рекламе. На подмостках жизни появляются иные затейники, призванные до основания потрясти кошельки и сознание обывателя, — например «учитель-четверопутчик», «живущий танцуя», «духовные акушеры», «техношаманы», а также холонавты, визионеры, интеграторы, гиды-трансперсонологи и т.д.

К сожалению, приходится признать что, наметившаяся было в конце девяностых годов, тенденция изучения и развития феномена классической йоги в СССР и России в целом потерпела крах. (Что следует, например, из письма первого и единственного президента Ассоциации йоги СССР, которое я привожу здесь полностью:

«Президенту Философского общества СССР академику И.Т. Фролову.

Многоуважаемый Иван Тимофеевич!

По инициативе Московского отделения Философского общества СССР, секции «Философские проблемы психорегуляции, самосовершенствования и резервных возможностей человека, Минздрава и Госкомспорта СССР 21 октября 1990 года в г. Москве на первой Всесоюзной научно-практической конференции: «Йога: проблемы оздоровления и самосовершенствования человека» была образована «Ассоциация Йоги СССР» (учредитель — ФО СССР).

За период формального существования (организационного становления) обнаружилось, что:

1) создание «Ассоциации Йоги СССР» не имеет под собой жизненных оснований, так как в Советском Союзе нет достаточного количества квалифицированных кадров по йоге;

2) большинство членов созданной Ассоциации имеют искажённые и подчас превратные представления о йоге как об оздоровительной системе;

3) в большинстве Ассоциацию составляют лица, усматривающие в йоге прежде всего источник наживы.

Кроме того, известно: специфика йоги такова, что её преподавание требует не только высокой квалификации: малейшие неточности в методике преподавания могут оказаться роковыми для здоровья человека.

Население проявляет массовый интерес к физической культуре йогов и обращается за помощью, но данная Ассоциация не может в силу изложенных выше причин обеспечить выполнение первой заповеди медицины. «Не навреди».

Я, как учёный-индолог и специалист, член ФО СССР предлагаю Философскому обществу СССР отказаться от учреждения «Ассоциации Йоги СССР» как оказавшейся неспособной к выполнению поставленных перед ней задач.

Вместо этой Ассоциации имеется реальная возможность создания Ассоциации меньшего масштаба, ставящей своей целью прежде всего подготовку квалифицированных преподавателей-инструкторов, издание учебных пособий, методических указаний и т.д. Организации: «Союзгипроводхоз», НПО «Контакт», ВЦСПС выразили устное согласие-стать учредителями. Учредительное собрание намечено провести в конце февраля 1990 г.

5.02.1990 Профессор В.В. Бродов».

Неослабевающая тяга русского человека к йоге в силу многих причин, в основном социального плана, была подменена либо чистой профанацией (типа «Академии йоги» «гуру» Ар Сантэма, «Институтом йоги Патанджали» Резниченко и т.п.), либо реформаторством, просочившимся из-за рубежа (школа Айенгара, «аштанга-виньяса-йога» и т.п.) или собственным — киевские «круги» и «спирали». Уникальные прорывы на информационном йогическом фронте отдельных личностей (В.В. Бродов, Б.Л. Смирнов) в силу тех же причин погоды не сделали, и, быть может, данная книга послужит отчасти исправлению этой печальной ситуации.

И, наконец, путь седьмой — это серьёзные попытки понимания, объяснения и реальных действий по изучению бессознательного и его использованию. Плеяда этих личностей в представлениях не нуждается: Фрейд, Адлер, Райх, Фромм и многие другие. Особняком здесь, конечно, стоит Карл Густав Юнг, человек, без сомнения, уникальный, поиски которого вдохновляли и автора этих строк.

Упоминая об «изобретении велосипедов», необходимо коснуться множества существующих сегодня и весьма популярных методов энергетической «накачки», которые почему-то отождествляют со школой Кастанеды. На самом деле это некая разновидность энергетического онанизма, когда различными способами (в том числе извращённой практикой асан) нервная система перевозбуждается, а затем происходит ошеломляющий одномоментный сброс накопленных напряжений, доставляющий переживания, сопоставимые с сильным оргазмом при последующем блаженном отупении. Для многих эти методы далеко не безопасны по состоянию здоровья и по существу являются разновидностью соматического промывания мозгов, специфической наркоманией, которая не стимулирует, а скорее тормозит личностное развитие (как, например, и систематическая практика грофовской гипервентиляции, в результате которой рутинное поведение человека становится порой до безобразия инстинктивным).

Тем не менее эти скептические высказывания не претендуют на объективность оценок — это только моё личное мнение, и ничего больше. В конце концов, на то и демократия, чтобы был представлен весь спектр суждений и доводов; и любой человек мог сделать свободный выбор. Ведь «Если звёзды зажигают — значит это кому-нибудь нужно». Просто с точки зрения тысячелетней йоги и её возможностей всё это — «суета сует и всяческая суета».

Когда человеку в результате процесса личностного развития удаётся выйти на какой-то из этапов контакта со скрытой частью собственной психики, получаемые при этом результаты всегда имеют решающее личностное значение. Дело в том, что естественный ход человеческой жизни не обеспечивает её смыслом, будь он хоть трижды благополучен. Духовное развитие есть не что иное, как самопознание с одновременным свободным развитием присущих человеку способностей и реальным их применением в социуме.

Лучший учитель при отсутствии реального гуру — добротная информация, собственные ошибки и достигнутое равновесие, после чего бессознательное становится вашим союзником, «внутренним гуру». Йогу, как и любой другой путь самопознания, человек может реализовать только лично.

Юнг, кстати, утверждал, что конечная цель психического развития — самодостаточность, то есть такая степень уравновешенности, которая не предполагает никаких радикальных действий во внешнем мире, что на взгляд автора этих строк является спорным.

Если же попытаться установить разницу между окончательным результатом в йоге буддизма и, допустим, снисхождением благодати в христианстве, то картина такова:

— св. Павел: «Сейчас уже не я живу, а Христос живёт во мне» (он есть я);

— «Трактат о медитации Амитабхи» (424 г. н.э.): «Узнаешь, что ты и есть Будда» (я есть он).

В первом случае «стакан наполовину пустой», во втором — «наполовину полный», стоит ли ломать копья тем более сегодня в рамках демократической свободы совести и вероисповедания?

Человек всегда выбирает сам, и я буду снова и снова напоминать скептикам, которые относятся к йоге со слепым предубеждением, бессмертные слова Апостола: «Всё испытывайте, хорошего придерживайтесь».

Алхимики, например, во все века стремились к уединению — «каждый получает своё по-своему». В йоге следует «лишь» понять и применить то, что известно тысячи лет.

Но даже если Контакт и был, то пережитую истину передать нельзя. Каждый получает свой результат, но если он подлинный, то все приходят к одному и тому же. Лживы многие учителя, даже если они узнали Единое, то проповедуемый ими путь бессмыслен, потому что он неповторим. Чтобы пройти путём Гурджиева, надо быть вторым Гурджиевым. Сегодня известен только один универсальный и безличный метод достижения самореализации, который применим равно ко всем и каждому в отдельности — это классическая йога. В случае достижения целостности этим методом все действия человека остаются совершенными, как если бы он функционировал в связке с самозаконной машиной, как говорили древние греки, — в единстве с неким идеальным инструментом, который производит только правильные, гармонические сочетания.

Но и при этом нет и не может быть никаких гарантий Контакта, равно как и достижения любых предшествующих ему ступеней самореализации. Если качественно и достаточно долго практиковать йогу, то существует вероятность, что у вас что-то получится. Если этого не сделать, то нет и такой вероятности, и остаётся только молиться, чтоб «...оставило нас Божество состраданья и вечного страха, и бессмертной любви вещество стало горсткой бессмысленной праха».

Классическая йога — универсальная вневременная технология коммуникации с внутренним миром бессознательной части собственной психики. Она разработана с высокой степенью детализации тысячи лет назад, но не может быть для всех главной и единственной дорогой к Истине, хотя практически каждому она пригодна как метод оздоровления и уравновешения.

Вообще способы контакта с Абсолютом (кроме случайных) не могут быть «лучше» или «хуже», они просто существуют, им тысячи лет, их можно изучать и пользоваться ими.

Есть ложное мнение, что достигнув самореализации, человек на каком-то этапе избавляется от страданий. Конечно, это иллюзия. Любое существование в социуме — источник дисбаланса, но ведь это и есть жизнь. Выпадение из социума — исчезновение человека. Вообще для обычной реальности практика йоги как бы избыточна, с её помощью не создаются какие-либо материальные ценности. Йога из тех вещей, которые не нужны для обычной жизни, скорее она принадлежит к разряду явлений (с учётом сегодняшнего положения человечества на земле), без которых невозможной становится сама жизнь, стремительно теряющая качество и обесценивающаяся. Посредством йоги конкретные прагматические и материальные цели не достижимы, поэтому она в акте своего осуществления не исчерпывается. Сама её безличная технология является инвариантом, совершенным способом трансформации человеческого бытия и личности, поскольку опирается на законы функционирования психосоматики человека, конструкция которой неизменна.

Занимаясь йогой, мы на время исчезаем из пространства фактов, попадаем в «зазеркалье» самих себя, создаём как бы особый орган восприятия действительности и коммуникации с ней, не совпадающий с теми, что даны нам от природы. Этим органом мы воспринимаем неизвестные до сих пор пространства собственной психики. Обычно человек чувствует в одном мире, а мыслит в другом, и разрыв между ними непреодолим, эти миры можно только как-то соединить, навести мосты, и йога — один из способов сделать это.

Переменчивость и нестабильность сознания даёт возможность воспринимать лишь отдельные внешние воздействия такого же «ранга» изменчивости, что и оно само. Но когда мы временно уменьшаем «разницу», рассогласование между телом и сознанием, то вначале последнее понижает размерность восприятия, а затем вырабатывает навыки к интроспекции.

Хотя Юнг возражал против использования восточных методик самореализации личностью западного склада, я считаю, что если посредством йоги с максимальным эффектом адаптируются к бытию люди любого типа культуры, то и сама йога с течением времени через этих людей будет адаптирована к западной ментальности. Ведь смогли же усвоить некоторые аспекты йоги китайцы (в присущей им форме) и вся Юго-Восточная Азия.

У нас это будет эволюционно сложившимся инвариантом йоги Запада. Воспроизводить её на основе христианского «умного делания» вряд ли имеет смысл, поскольку несовместима направленность этих пусть и схожих психотехник, установка одной из которых жёстко религиозная.

Когда-то Юнг сказал следующие примечательные слова: «Христианская цивилизация оказалась удручающе пустой: всё только оболочка, а внутренний человек остался нетронутым, и потому не претерпел изменений. Душа его осталась закрытой — формальное внешнее формирование не раскрыло её; душа христианина не успевала следовать за внешними изменениями жизни. Да, всё можно найти снаружи — в образе и слове, Церкви и Библии, но ничего этого нет внутри! Внутри царят архаические боги, могущественные, как и в древности. Другими словами, внутреннее соответствие внешнему образу Бога не состоялось из-за отсутствия психологической культуры... Лишь немногие переживали Бога как сокровенный опыт собственной души. Большинство же встречалось с Христом только во внешнем мире, и никогда не находили его внутри.

Давно пора понять, что бессмысленно восхвалять свет и проповедовать его, если никто не может видеть этот свет. Гораздо важнее обучать людей искусству видения».

И в завершение этюда о самьяме три фрагмента. Первый — из книги Л.В. Шапошниковой «Годы и дни Мадраса»:

«— Значит, вы здесь вполне счастливы?

— Да, да! — подтвердил Амбу. — Я чувствую себя счастливым и богатым уже потому, что могу делать других счастливыми, и приносить им радость.

— Каким образом вы приносите им радость?

— Вы знаете, — сказал Амбу, беря меня доверительно за руку, — гимнастика йоги приносит людям радость. Она делает ваше тело здоровым, подвижным и выносливым. А это всегда радостно сознавать. Человек, занимающийся такой гимнастикой, всегда сохраняет ровное, хорошее настроение, не раздражается, и относится к другим, даже малозначащим людям, как к своим друзьям».

А вот слова индийского философа Сарвепалли Радхакришнана: «Йога Патанджали формулирует методы достижения наших более глубоких функциональных уровней. Многие из нас проходят через жизнь с полузакрытыми глазами, с затемненным разумом и тяжёлым сердцем, и даже те немногие, которые когда-то имели редкие моменты прозрения и пробуждения, снова быстро впадали в дремотное состояние. Приятно узнать, что древние мыслители призывали нас остаться наедине с самими собой, в молчании осознать возможности души и превратить то вспыхивающие, то угасающие моменты прозрения в равномерный свет, который мог бы осветить долгие годы нашей жизни».

А это — поэзия: «Месяц встал над готическим ельником, и поверх цепенеющих вод с мудрецом и голландским отшельником водит истина свой хоровод. Я в лицо загляну ей, но выстою, и тебя попытаюсь спасти, драгоценную хвою смолистую зажимая в горячей горсти».