2 ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ И ПРИНЦИПЫ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Термин «языковое сознание» составлен из таких слов и затрагивает такие понятия, которые относятся к различным, хотя и сближающимся областям: психологии и лингвистики. Сближение соответствующих понятий следует рассматривать как весьма прогрессивную тенденцию. Это утверждение вытекает из того факта, что тесную связанность соответствующих явлений мы постоянно наблюдаем в действительности. В самом деле, язык и его речевое проявление используются людьми для выражения смысла, отражения состояния сознания, проявления психологического содержания внутреннего мира человека. Бесспорно, в этом суть и смысл языка и речи.

Попробуем более пристально рассмотреть содержание интересующего нас понятия. Сознание — это давний и в каком-то смысле центральный объект психологического изучения. Уже в XIX веке были предложены крупные идеи в данной области — такие, как теория апперцепции В. Вундта, интенционального акта Ф. Брентано, потока сознания У. Джемса, рефлексии Э. Титченера. Сознание трактуется этими авторами, прежде всего, как представленность, явленность субъекту тех или иных содержаний.

В отечественной психологии значительные разработки темы сознания содержатся в работах С.Л. Рубинштейна и А.Н. Леонтьева.

Согласно С.Л. Рубинштейну, сознание — это психическая деятельность, состоящая в рефлексии мира и самого себя. «Единицей» сознательного действия является целостный акт отражения объекта субъектом, включающий единство двух противоположных компонентов: знания и отношения.

По А.Н. Леонтьеву, «сознание в своей непосредственности есть открывающаяся субъекту картина мира, в которую включен он сам, его действия и состояния». Функция сознания состоит в том, чтобы субъект мог действовать на основе возникающего субъективного образа. В характеристике феномена сознания А.Н. Леонтьев подчеркивает его системность и описывает его психологическую структуру, включающую значения, личностный смысл и чувственную ткань. Причем последняя придает реальность сознательной картине мира.

Интересные характеристики феномена сознания мы находим у Тейяра де Шардена. Рассматривая «подъем сознания» как ступень в общем ходе эволюции земли, живого, человека, этот автор наделяет сознание такими качествами, как способность мыслить, творить, производить ментальные операции абстрагирования, обобщения и, что особенно важно, — осуществлять рефлексию. По Тейяру, эти психические качества лежат в основе возникновения так называемой ноосферы, содержащей плоды человеческого хозяйствования на земле, создание промышленности, сельского хозяйства. Обратим специальное внимание на то, что, анализируя ступень возникновения сознания, Тейяр рассматривает материальные предпосылки этого: резкое увеличение размеров мозга, прямохождение, при котором освободились руки, и сократилась нижняя челюсть, что дало возможность использовать ее не только для жевания, но и для артикулирования звуков и т.п.

Много нового в проблему сознания внесла современная когнитивная психология, которая насытила это понятие представлением о репрезентативных структурах, особенностях организации мнемических процессов, переработке и хранении информации.

Итак, с сознанием связываются высшие формы психического функционирования: способность к мысли, разумности, творчеству, рефлексии, способность понимать скрытые свойства мира, вырабатывать абстрактные отвлеченные и обобщенные представления, формировать моральные понятия, нести ответственность за свои действия, способность осуществлять масштабные действия с привлечением значительных природных и человеческих ресурсов.

С позиции этих определений обратимся снова к термину «языковое сознание». Можно выявить несколько вариантов применения термина. Одно из основных его значений следует усматривать в том, что оно адресует к той области, где сознание выражает себя вовне вербально, а также принимает на себя языковые воздействия. Задержимся на этом моменте для необходимого терминологического пояснения. Язык как таковой представляет собой скрытую сущность, поэтому выражение вовне возможно через проявленное слово, вербально, т.е. через речь. Тем самым термин «язык», «языковое» должен использоваться в нашем случае в широком его значении — как вербальное средство выражения, т.е. равнозначно с термином «речь», «речевое». Кстати, выражение «речевое сознание» достаточно часто встречается в современной психолингвистической литературе.

Факт существования данного вида языкового сознания очевиден в жизни. Мы знаем, что в принципе любое состояние нашего сознания с той или иной степенью совершенства подлежит вербальному выражению. Об этом с несомненностью свидетельствует как наша бытовая речь, так в еще большей мере произведения писателей, поэтов, литераторов, ученых, философов. Работа профессионалов слова в большой мере состоит именно в том, чтобы выразить в слове свое понимание, мысль, чувство, т.е. состояние сознания. Верно также и другое: сознание людей постоянно и на каждом шагу подвергается словесным воздействиям. Это происходит в каждодневном быту, учебном и воспитательном процессе, на ученых форумах, в политических дискуссиях и обсуждениях.

Отмеченные обширные области функционирования языкового сознания можно было бы характеризовать как динамичную форму его проявления. Им уделяется большое внимание в поле психолингвистических проблем. По сути, психолингвистика с момента своего возникновения сосредоточена на них. Кроме динамичных форм проявления языкового сознания, можно обозначить другую область, значительно менее очевидных, но не менее интересных его проявлений. Когда из совокупного действия языка, речи и сознания в психике субъекта рождаются своего рода новые структурные образования. Это - языковой тезаурус, вербальные сети, семантические поля. На этом явлении, исследуемом чаще всего методом вербальных ассоциаций, хотелось бы остановиться.

Среди многих лингвистических и психолингвистических исследований вербальных ассоциаций - подход, реализуемый Ю.Н. Карауловым, Ю.С. Сорокиным, Е.Ф. Тарасовым, Н.В. Уфимцевой, Г.А.Черкасовой и др. Авторы провели обширное исследование ассоциативно-вербальной сети, при котором выявлялись прямые и обратные связи, охватывающие более миллиона словоупотреблений. Получаемые данные рассматриваются в качестве материального субстрата языковой способности субъекта. По мысли авторов, — это языковой тезаурус носителя языка, представляющий его языковое сознание. В нем выделяется ядро, включающее конечное число «знаний-рецептов». Полагается, что ядро языкового сознания представляет собой лингвистическую проекцию бытия человека, сохраняющееся на протяжении его жизни, ориентирующее его в окружающей действительности и составляющее основу его языковой картины мира.

Можно видеть, что данный подход обнаруживает, таким образом, ориентацию на оценку глобальной структуры языкового сознания человека, выявление его «макроуровней», характеристику высоких уровней его организации. Следует согласиться с авторами в том, что получение такого рода характеристик вряд ли возможно при использовании материала дискурса субъекта. Опора на исследование ассоциативно-вербальной сети является, вероятно, наиболее адекватным путем в решении поставленных авторами задач. Оценка «крупных блоков» структуры языкового сознания создает также уникальную возможность для проведения убедительных кросскультурных и кроссисторических сравнений.

Вместе с тем рассматриваемое направление исследований языкового сознания оставляет открытым вопрос, почему именно в лексиконе, в ассоциативном тезаурусе следует усматривать проявление сознания человека. Да, употребление слов в психологии часто рассматривается как процесс осознанный. Например, И.П. Павлов полагал, что «переход процесса во вторую сигнальную систему», т.е. оречевление, это и есть осознание. Из психологических исследований известно, однако, что многие элементы в оперировании вербальным материалом не осознаются. Нет оснований считать, что вопрос этот, как и многие стороны темы сознания, достаточно прояснен. Тем не менее, необходимо достигнуть возможной ясности в том, как сознание «уякоряется» в слове, каким образом некоторый субъективный психический элемент связывается с элементом иной природы — словом произносимым, звучащим, записанным и т.п. Вопрос этот настолько кардинален, что А.А. Потебня высказывался о нем в том духе, что отношение речи и мысли (а по сути — сознания, психики) фактически исчерпывает все языкознание. Это — очень серьезное замечание.

Для ясности необходимо заметить, что в термине «языковое сознание» объединены две различные сущности: сознание — психический феномен нематериальной природы (его нельзя измерить по пространственным признакам, он непространственен, нельзя услышать, посмотреть на него)- и материальный феномен произносимой или записываемой речи, а также физиологический процесс формирования вербальных языковых связей. Речь можно зафиксировать с помощью физических приборов, услышать, записать миограмму артикуляторных мышц, зарегистрировать ЭЭГ, специфическую для произносимой речи, можно объективно зарегистрировать ход формирования и угасания межсловесной (языковой) связи и т.п. Речь — материальный процесс, несущий информацию.

В связи со сказанным поставим два вопроса: 1) Можно ли считать, что сознание находит свое выражение в словах путем непосредственного взаимодействия психического и физиологического? 2) Существует ли научное пониманием того, как взаимодействуют психический нематериальный процесс и процесс материальной природы?

В связи с первым вопросом можно констатировать, что наука не ввела в настоящее время в круг установленных фактов возможность непосредственного влияния психического на материальное и обратно. Известен необычайно большой нынешний интерес к разного рода парапсихологическим явлениям. Эти явления, казалось бы, как раз демонстрируют чрезвычайные случаи взаимовлияния и взаимодействия психического и физиологического феноменов. Однако подобные случаи до настоящего момента так и не получили научного объяснения. Понятно также, что человеческая речь ни в коем случае не входит в круг парапсихологических явлений, ее природа совсем иная. Способность к вербальному общению на том или ином языке вырабатывается и теряется естественным путем, она воспроизводит все черты нормально детерминированного психофизиологического процесса. Из сказанного следует вывод, что в научном исследовании языкового сознания недостаточно сослаться на то, что сознание «отразилось» или «нашло свое выражение» в речеязыковом продукте. «Отражение» сознания в речи — это, с одной стороны, обыденный факт нашей жизни, с другой — огромная научная проблема, требующая многих усилий для своего разрешения.

Обратимся теперь ко второму вопросу о научном понимании того, как психический нематериальный процесс превращается в процесс материальной природы (то есть состояние сознания превращается в речь, язык), и в обратном направлении: как материально выраженное воздействие (скажем, звучащая речь) воздействует на мысль, сознание слушающего. На этот вопрос сегодня может быть дан только самый общий ответ. Можно лишь обрисовать направление, в котором необходимо двигаться, чтобы получить ответ на поставленный вопрос. Несомненно, что природой произведена специальная работа для того, чтобы этот процесс взаимодействия психического и материального, физиологического, мог совершаться. Эта работа прошла в филогенезе, когда происходила грандиозная эволюция восхождения относительно простых животных форм к человеку разумному и говорящему. Аналогичная работа проходит в онтогенезе каждой человеческой индивидуальности, когда организм новорожденного, реализующий генетическую программу и подвергающийся средовым воздействиям, достигает того состояния, когда индивид начинает пользоваться общим языком и выражать через посредство слова свои психологические состояния, т.е. когда формируется его языковое сознание. Для того чтобы было достигнуто такое состояние наших знаний, когда мы сможем дать конкретный и достаточно полно детерминированный ответ на поставленный вопрос, необходимо, чтобы наука выявила все основные моменты этой природной работы, поняла, какие физиологические структуры созданы природой для выполнения рассматриваемой функции, какие процессы протекают в них, как развиваются эти структуры и процессы, какие в них бывают поломки, как они реагируют на воздействия, в частности воспитательные и мн. др.

На сегодняшний день, рассматривая проблему языкового сознания, полезно выделить две линии исследований, приближающие нас к пониманию глубинной природы связи языка и сознания. Одна из этих линий — психофизиологические данные о межсловесных временных связях. Дело в том, что вербальные ассоциации, данные о которых служат материалом для суждения о языковом сознании, являются отражением межсловесных связей, выработанных у респондентов в течение жизни и образующих материю так называемых «вербальных сетей» в их нервной системе.

Природа этих связей начала изучаться в нашей стране физиологами уже в 20 годы. Ученик И.П.Павлова Н.И. Красногорский провел вместе со своим сотрудником В.К. Федоровым эксперименты на детях и с помощью объективной методики обнаружил существование межсловесных временных связей, описал условия их выработки. Эта тема была подхвачена в Америке Г. Разраном, Б. Рисом, Лейси и др. В 50-е годы у нас интересную работу провела О.С. Виноградова с применением плетизмографической методики и вместе с А.Р. Лурией опубликовала статью по материалам своих экспериментов. Несколько позднее экспериментальная работа с новым вариантом методики, выявляющим особенности функционирования межсловесных связей была проведена Ушаковой.

В совокупности данные исследований подтвердили факт существования межсловесных временных связей, показали значение жизненных условий и ментального опыта человека в формировании вербальных ассоциаций. Это значит, что ментальный (психологический!) опыт приводит к структурным перестройкам в системе физиологических временных связей, вербальных сетях. В работах обозначенного здесь цикла, таким образом, удалось исключительно близко затронуть момент взаимодействия психического и физиологического элементов, используя целиком научный, детерминистический подход. Здесь приоткрывается путь «уякорения» сознания в языковых структурах. Обнаруживается, что вербально-ассоциативный эксперимент в психологическом проявлении обнаруживает существование физиологически установленных временных связей. Ассоциативный эксперимент фиксирует существование сложившейся системы, как некоторый конечный результат психофизиологической деятельности, однако в рамках вербально-ассоциативных исследований вопрос о формировании этой системы и механизмах ее формирования не затрагивается. Вместе с тем сильную сторону вербально-ассоциативного подхода составляет то, что он позволяет характеризовать структуру системы в целом, обнаруживает национальную специфику ее организации, выявляет ментальную историю данной популяции. Тем самым обнаруживается, что, комплексирование данных, получаемых в лингвистическом эксперименте, с психофизиологическим исследованием межсловесных временных связей позволяет гораздо ближе подойти к решению вопроса о природе языкового сознания. И это — исключительно интересный и нетрадиционный подход к исследованию взаимоотношения сознания и языка.

Другая линия подхода к рассматриваемой теме обращена к речевому онтогенезу, где ранний этап развития речи и так называемый предречевой период оказываются особенно информативными.

Область раннего онтогенеза речевой способности привлекает сейчас к себе многих специалистов в нашей стране и за рубежом. В некоторых странах работают соединенные коллективы исследователей, получающие материалы на больших выборках детей. Усилия направляются на то, чтобы определить возрастные и индивидуальные нормы формирования разных сторон речевой способности ребенка; рассматриваются данные усвоения детьми языков разного типа, выявляются формы существующих отклонений. При исследовании раннего речевого онтогенеза выявлены многие вариации его хода.

Удивительная сторона многих прекрасных работ состоит в том, что они, как правило, удовлетворяются простой констатацией получаемых фактов. Конечно, есть и объяснительные теории. Но даже в самых лучших из них, например, у Пиаже, вопрос о языковом сознании младенца прямо не ставится. Пиаже предложил замечательную идею о так называемой символической функции. В этой идее, бесспорно, обнаруживается обращение к психологической стороне речевого развития. Однако эта функция, по Пиаже, появляется как бы сама по себе, из ничего, ее происхождение не прослеживается автором. Указанная особенность показывает, что развитие детской речи при всей разработанности этой темы оказывается рассмотренной достаточно однобоко, лишь со стороны ее внешних проявлений.

Проводилось лонгитюдное наблюдение за младенцами до годовалого возраста, начиная по возможности с наиболее раннего момента их появления на свет. Особенность нашего подхода состоит в том, что развитие языковой способности и языкового сознания рассматривается в контексте функционирования круга других функций: голосовых проявлений, общения с окружающими, моторного развития. Такое комплексное рассмотрение помогает увидеть за внешними проявлениями скрытые особенности развития.

В результате исследования открылась весьма последовательная и красивая картина естественного, видимо, природно запрограммированного развития той функции, которая в своем развитии дает языковое сознание. Этот процесс идет по общим законам эволюции: сначала вводятся в действие грубые, простые голосовые проявления; по мере развития и роста ребенка они обогащаются, разнообразятся, затем уточняются, дифференцируются. И только на этой разработанной, подготовленной почве, обогащенной и дифференцированной структуре, появляются первые ростки звукового языка. Когда же в вокализациях младенца возникает элемент психического, сознание? Возможно, мой ответ прозвучит разочаровывающе: его простой зародыш обнаруживается у новорожденного с самого начала появления на свет.

Психический элемент обнаруживается в первом крике новорожденного. Крик и плач младенца — это физиологическая реакция ориентировочно-оборонительного характера. Одновременно — это выражение субъективного состояния младенца. Ребенок плачет, когда ему голодно, холодно, больно, т.е. он переживает отрицательные субъективные состояния. В голосовом проявлении новорожденного всегда присутствуют два элемента: физиологический (активность соответствующих органов) и психический (психологические состояния). У ребенка первых недель жизни мало положительных эмоций. В момент крика негативное психическое состояние массивно и инертно захватывает его нервную систему.

Довольно скоро, в норме через 2-3 недели у малыша появляются вокализации положительного знака. Это — короткие звуковые отклики на голосовые обращения окружающих (гуканье). Затем — гуление, явление широко известное. Со стороны физиологии гуление представляет собой общеорганизменную циркулярную реакцию, описанную Пиаже. Такого рода реакции обнаруживаются в это время в других сферах детского функционирования: движении конечностей, общении. Во всех случаях — это происходит потому, что организм малыша дозрел до способности включать и использовать механизм повторения, упражнения, а тем самым и приспособления. Со стороны психологической гуление есть отражение позитивного психического состояния, отдифференицированного от состояния негативного знака. Пора лепета отражает уже действие зрелых форм циркулярных реакций. Близко во времени к этим реакциям появляется произвольное управление, объясняемое физиологами как развитие, кроме прямых, также и механизма обратных условных связей. Произвольное управление вокализациями — это новая для младенца форма языкового сознания. Одним из ее любопытных проявлений становятся длительные различно эмоционально окрашенные вокализации названные нами «младенческим пением». Указанные процессы в совокупности формируют каркас, на котором появляются первые слова младенца.

Описанные события в развитии младенца показывают, что к своим первым словам ребенок приходит с некоторым уровнем языкового сознания, которое в рассматриваемый рубежный момент остается все еще достаточно диффузным. Это — причина своеобразия семантики первых детских слов, отмечаемая всеми специалистами. Она размыта, диффузна. Первые детские слова часто приравниваются специалистами целому предложению.

Весь ход процесса демонстрирует существование некоей движущей силы, вызывающей как первые вокализации младенца, так и последующую речевую активность, включая взрослый возраст. Мы видим это побудительное начало в том, что вошедшее в нервную систему возбуждение по общим законам работы мозга вызывает ответную реакцию в виде активизации двигательных органов, в нашем случае — активизацию голосовой активности. У младенца — это примитивная форма интенции, намерения к специфической вокализации положительного или отрицательного знака. Развиваясь с возрастом, этот интенциональный импульс сохраняет и развивает свое значение. У взрослого человека он становится стержнем речевого процесса и составляет богатую характеристику психологического содержания речи.

Подведем итог. Термин «языковое сознание» акцентирует важнейшую сторону психологического функционирования человека, подчеркивая значение внутренних психологических состояний, сознания субъекта, при использовании языка, речи. Термин подчеркивает объединение, слитность главных составляющих речевой деятельности: психологического и лингвистического элементов.

Понятие (термин) «языковое сознание» имеет широкое референтное поле, включающее две его основные разновидности: динамическую — выражение состояния сознания в вербальной форме, воздействие на сознание с помощью речи, — а также структурную, образуемую языковыми структурами, формирующимися в результате ментального опыта субъекта, действия его сознания. При всей широте этого референтного поля понятие языкового сознания имеет свою специфику, подчеркивая момент смыкания, совокупности феномена сознания, мысли, внутреннего мира человека с внешними по отношении к нему языковыми и речевыми проявлениями. Этот важный момент высвечивает главную сущность языка/речи — быть выразителем психического состояния говорящего.

При всей значительности понятия «языковое сознание» оно таит в себе опасность для научной мысли: при громадности проблемы связи психики и материи возникает искушение представлять переход от одного к другому как простой и непосредственный. Однако этот переход возможен лишь в результате огромной работы природы, и без ее понимания мы не можем претендовать на научное объяснение взаимосвязи психического и материального. Отсюда вытекает важность генетического аспекта связи сознания с языком и речью.

Разработка понятия языкового сознания в конкретном исследовательском плане открывает возможность обогатить наши знания не только в отношении феноменов речи и языка, но и в отношении феномена психики — сознания.