2

Герцогу Георгию Николаевичу Лейхтенбергскому На предложенные мне вопросы имею честь сообщить нижеследующее… С июня 1916 г. по настоящее время лица еврейской национальности с просьбой о зачислении их в службу ко мне почти не обращались. Знающих бухгалтеров и счетоводов – русских – получить очень трудно. Зачисление на службу в Земский союз в качестве бухгалтеров и счетоводов права на освобождение от воинской службы не дает… Все выдачи из кассы проходят через контроль, во главе коего стоят исключительно люди русской национальности… Кроме отдела бухгалтерии, заведуют Отделом приемки товаров.

Среди служащих этого Отдела евреев (по национальности и по вероисповеданию) не было и нет. При этом прилагается список служащих…

Уполномоченный Всероссийского Земского Союза А. Юрьев.

В списке Главной бухгалтерии Комитета Юго-Западного фронта 93 человека, среди них "жидiв" – 19. (Эта запись сделана по-украински.) Далее в пояснительной записке о служащих Отдела бухгалтерии приведены следующие выкладки, по состоянию на 24 февраля 1916 г.: русских – 30, или почти 48%, поляков – 14, или 22%, евреев – 18, или около 29%, латышей – 1, или около 1%!

Другой документ – копия с копии – был отправлен 23 января 1916 г. генералу Сергеевскому, исполняющему должность помощника главного начальника снабжения армий Юго-Западного фронта, в ответ на телеграмму от 10 октября 1915 г. Как можно судить, копия эта о наличии "лиц иудейского вероисповедания с необходимыми сведениями". В списке Комитета всего 10 863 человека, из коих иудаистов 706, или 6,5%. Но этого мало: идет поиск среди членов Комитета по отделам лиц иудейского вероисповедания. В Отделе автомобильной тяги из 1030 человек евреев всего трое, т. е. 0,3%! В Главной бухгалтерии, где всего 44 работника, тоже трое, или 7%. В Заводском отделе на 35 душ – всего два еврея, или 6%. В Окопном отделе на 2 000 человек – 24 еврея, или 1,2%; в Кожевенном на те же 2 000 – 30, или 1,5%. Больше всего евреев в Медико-санитарном отделе: из 2 686 человек 458, или 17%. Можно было бы предположить, что в Отделе солдатских лавок иудаистов должно быть много: есть где "погреть руки", но, увы, из 210 работников их всего 10, или 4%. Зато в Отделе сохранения и эксплуатации лошадей из 34 сотрудников евреев 8, т. е. 23,5%.

В Управлении делами Комитета иудаистов тоже немало: из 33 человек – 9, или 27%.

А вот в Строительно-гидравлическом отделе среди 220 работников ни одного еврея, равно как в Отделе закупки скота. И в Ревизионную комиссию иудаистов не принимали. Но опять-таки в Отделе финансово-статистического учета без оных не обошлись: из 100 работников 10, т. е. 10%. В Складочно-заготовительном отделе из 550 работников евреев 17, или 3%. В Отделе с загадочным названием "Этапы" трудились 269 человек, из них иудейского вероисповедания 9, или 3,3%. В Отделе личного состава – 48, из них евреев 6, или 12,5%. В чрезвычайно важном для евреев Отделе помощи населению, пострадавшему от войны, числилось 680 сотрудников, из них иудейского вероисповедания 72, или почти 10,7%. В не менее таинственном, чем "Этапы", Отделе передовых отрядов из 440 душ, иудеев было 23, или 5%. А в "лакомой" Закупочной комиссии, состоявшей из 84 человек, – 9, т. е. почти 10,8%. В Отделе механических мастерских числился 201 человек, из них евреев – 7, т. е. 3,5%. И наконец, в Отделе известий на 51 душу приходилось всего 4 еврея, т. е. 8%.

Приведенные документы представляют несомненный интерес, в первую очередь потому, что развенчивают миф о возможном решении еврейского вопроса. Даже когда черта оседлости рухнула, а линия фронта неумолимо сдвигалась на восток, когда особенно остро стал ощущаться недостаток в добротном человеческом материале, в армии и в обслуживающих ее структурах неукоснительно соблюдалась процентная норма. Более того, из документов следует, что при приеме на работу практиковался и расовый подход. Помните, в одном из них: «установить, выкрест ли из евреев бухгалтер Михайлов, оказалось невозможным, ибо по наружности с виду он рыжеволосый и похож не то на ярославского лабазника ("расторопный ярославский мужик") не то на еврея(!?)».

И эту кафкианскую переписку вел член царствующей семьи герцог Лейхтенбергский (внук Николая II и правнук пасынка Наполеона принца Евгения Богарне), он носил титул императорского высочества, в начале войны состоял для поручений при генерале Я.Г.

Жилинском, тогда командующим Северо-Западным фронтом); послания адресованы командующему Юго-Западным фронтом, как будто бы не имевшему других дел, как установление процента евреев или поиска биологического еврея. Можно с уверенностью сказать, что власть предержащие – случись такое – не смирились бы с решением еврейского вопроса.

В своих мемуарах последний протопресвитер Русской армии и флота о. Георгий Шавельский коснулся еврейского вопроса в годы войны. Он был сыном дьячка села Дубокрай Витебской губернии. М.К. Лемке писал о нем: "по виду совершенный еврей, отдаленно и есть его потомок. Все относятся к нему с большим внешним почтением"45.

В других воспоминаниях о Шавельском написано со скрытой неприязнью, в первую очередь это связано с его участием в отречении царя. Мемуаристы отмечают его темное происхождение или даже масонское прошлое. Друзья советовали Лемке быть со священником предельно осторожным, памятуя о том, что ему покровительствуют и великие князья, и сам государь. Осведомленный генерал А.А. Самойло считал "святого отца человеком хитрым и ловким"46. И все же нелишне сказать, что о. Григорий Шавельский был одаренный человек; в эмиграции в звании профессора Богословского факультета читал лекции в Софийском университете; пережил Вторую мировую войну, дождался мести "тевтонам" и умер в Болгарии, в своей постели 2 октября 1951 г.

Итак, писал: «Если в постигших нас неудачах фронт обвинял Ставку и военного министра, Ставка – военного министра и фронт, военный министр валил все на великого князя, то все эти обвинители, бывшие одновременно и обвиняемыми, указывали еще одного виновного, в осуждении которого они проявили завидное единодушие: таким "виноватым" были евреи. С первых же дней войны на фронте начали усиленно говорить о евреях, что евреи-солдаты трусы и дезертиры, евреи-жители – шпионы и предатели. Рассказывалось множество примеров, как евреи-солдаты перебегали к неприятелю или удирали с фронта; как мирные жители-евреи сигнализировали неприятелю, при наступлениях противника выдавали задержанных солдат, офицеров и пр., и пр. Чем дальше шло время и чем более ухудшались наши дела, тем более усиливались ненависть и озлобление против евреев (здесь и далее курсив мой. – С. Д.). В Галиции ненависть подогревалась еще теми притеснениями, какие терпело в период австрийского владычества местное население от евреев-панов.

Там с евреями особенно не церемонились. С виновными расправлялись сами войска, быстро, но, несомненно, далеко не всегда справедливо» 47.

Прерву цитату. Мысль священника ясна: шел поиск виновных за поражения, военные сваливали вину друг на друга. Евреи – козел отпущения, объединяющая всех ненависть. Беззащитные, они были отданы на поругание физических и моральных мародеров – публицистов и литераторов. Не самый лучший друг еврейского народа генерал М.Д. Бонч-Бруевич поведал в мемуарах о том, как он предотвратил расправу над несчастными беженцами, обвиненными казаками в шпионаже: «Когда я подъехал к особнячку, около него, окруженные подвыпившими казаками, толпились испуганные евреи, вероятно хасиды, судя по бородатым лицам, люстриновым долгополым сюртукам и необычной формы "гамашам" поверх белых нитяных чулок. Было их человек двадцать.

– Кто это? – спросил я, подозвав к себе казачьего урядника.

– Так что, вашскородие, шпиены!..

– Как же они шпионили? – все еще ничего не понимая, заинтересовался я.

– Так что, вашскородь, провода они резали. От телефону, – сказал казак. На ногах он стоял не очень твердо, потное лицо его лоснилось.

– А ты видел, как они резали? – уже сердито спросил я.

Как ни мало я был в Галиции, до меня дошли уже рассказы о бесчинствах казаков в еврейских местечках и городишках. Под предлогом борьбы с вездесущими якобы шпионами казаки занялись самым беззастенчивым мародерством и, чтобы хоть как-то оправдать его, пригоняли в ближайший штаб насмерть перепуганных евреев.

Я видел, как страшно живет эта еврейская беднота, переполнявшая местечки с немощеными, пыльными до невероятия улочками и переулками, загаженной базарной площадью и ветхой синагогой, сколоченной из источенных короедом, почерневших от времени плах. На эту ужасающую, из поколения в поколение переходящую нищету было как-то совестно глядеть.

– Оно, конечно, самолично не видывал, – ответил урядник, – так ведь казаки гуторят, что видели. Да они, жиды, все против царя идут. Хоть наши, хоть здешние, – привел он самый убедительный свой довод…

Пока я говорил с урядником, задержанные казаками евреи, прорвав кольцо пьяного конвоя, устремились к моему автомобилю. Все еще трясущиеся, с белыми как мел лицами, они, перебивая друг друга и безбожно коверкая русский язык, начали с жаром жаловаться на учиненные казаками бесчинства. Я приказал казакам распустить задержанных евреев по домам и долго еще слышал их благодарный гомон за окнами моего управления»48. В этом рассказе есть все: социальная и жизненная правда, сочувствие опереточным евреям, но написано это потом, после войны. А пока евреев грабили и выселяли…

Но вернемся к Шавельскому: «Вместе с тем с фронта слухи шли в тыл, расползались по городам и селам, нарастая, варьируясь и в общем создавая настроение уже опасное для всего еврейства. В армии некоторые очень крупные военачальники начали поговаривать, что, ввиду массовых предательств со стороны евреев, следовало бы всех евреев лишить права русского гражданства. А внутри страны, особенно в прифронтовой полосе, запахло погромами.

Я не стану заниматься вопросом, насколько справедливо было распространенное тогда обвинение евреев. Вопрос этот слишком широк и сложен, чтобы бегло разрешить его. Не могу, однако, не сказать, что в поводах к обвинению евреев в то время не было недостатка. Нельзя отрицать того, что и среди евреев попадались честные, храбрые, самоотверженные солдаты, но эти храбрецы скорее составляли исключение. Вообще же евреи по природе многими считаются трусливыми и для строя непригодными. В мирное время их терпели на разных строевых должностях; в военное время такая привилегия стала очень завидной и непозволительной, и евреи наполнили строевые ряды армии.

Конечно, тут они не могли стать иными, чем они были. При наступлениях они часто бывали позади, при отступлениях оказывались впереди. Паника в боевых частях не раз была обязана им. Трусость же для воина – позорнейшее качество. Отрицать нередкие случаи шпионажа, перебежек к неприятелю и т. п. со стороны евреев тоже не приходится: не могли они быть такими верноподданными, как русские, а обман, шпионство и прочие подобные "добродетели" были, к сожалению, в натуре многих из них. Не могла не казаться подозрительной и поразительная осведомленность евреев о ходе дел на фронте. "Пантофельная почта" действовала иногда быстрее и точнее всяких штабных телефонов и прямых проводов, всяких штабов и контрразведок. В еврейском местечке Барановичах, рядом со Ставкой, события на фронте подчас становились известными раньше, чем узнавал о них сам Верховный со своим начальником штаба. Вот целый ряд этих и других явлений и наблюдений и создавал ту тяжелую атмосферу, которая начала угрожать еврейству»49.

Далее Шавельский рассказывает, что в июне 1915 г. на фронт прибыл главный московский раввин Мазе, чтобы убедить протопресвитера повлиять на Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, дабы он своим авторитетом спас евреев от надвигающейся катастрофы. Шавельский не внял ни одному из доводов доктора Мазе. В частности, раввин ссылался на положительное мнение о евреях Главнокомандующего времен русско-японской войны А.Н. Куропаткина. (Шавельский – сам ветеран этой войны был награжден орденами св. Георгия и св. Владимира с мечами). "Как ни тяжело было мне, но я должен был рассказать ему все известное мне о поведении евреев во время этой войны. Он, однако, продолжал доказывать, что все обвинения евреев построены либо на сплетнях, либо на застарелой вражде известных лиц к евреям"50. Не убедив друг друга, пастыри расстались весьма дружелюбно. (Во время Гражданской войны отец Георгий Шабельский был в рядах Добровольческой армии. Ему достало мужество на страницах своих воспоминаний показать моральную и политическую ущербность Белого движения. Протопресвитер не щадит ни простонародья, ни даже духовенства. Особенно достается грабителям – генералам Шкуро и Мамонтову. Картина впечатляющая.)

Число российских военнопленных, захваченных армиями центральных стран (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии, Турции) в ходе Первой мировой войны, в разных источниках оценивается по-разному. Генерал Н.Н. Головин привел цифру 2 417 тыс. человек, сославшись на статью Л. И. Сазонова "Потери России в войне 1914-1918 гг.", опубликованную в "Трудах Комиссии по обследованию санитарных последствий войны 1914-1918 гг."51. Советские источники указывали неизмеримо большую цифру – 4 260 775 человек. Думаю, что вторая цифра ближе к истине. В это число входили тяжелораненые, умершие при транспортировке. В любом раскладе данные о русских военнопленных ужасают. Они сравнимы лишь с цифрами Второй мировой войны, когда это число достигло 6 млн. Начальник штаба III армии доносил 21 октября 1915 г. в штаб Западного фронта о попавших в плен нижних чинах: «У многих нет сознания позорности плена и по пути в места постоянного содержания редко у кого возникает желание бежать; наиболее пассивным элементом являются ратники старших возрастов, которые открыто говорят: "Слава Богу, что попались в плен, теперь останемся живы".

На предложение бежать из плена на сотни находится один… Пользуясь отсутствием патриотизма и сознания долга у наших солдат, немцы и австрийцы широко комплектуют пленными свои тыловые учреждения. Все обозы обслуживаются русскими военнопленными, а также хлебопекарни, кухни, как полевые, так и тыловые. Русские солдаты безропотно соглашаются переодеваться в немецкую униформу»52. Ни слова о евреях. А о тех же нижних чинах: они "очень охотно рассказывают немцам обо всем, что знают".

И все же из немецкого плена бежали. Наиболее известен случай с генералом Л. Г.

Корниловым. Бежали из плена и евреи. У Валерия Брюсова даже есть рассказ на эту тему (1916). В нем два брата-солдата случайно встречаются на празднике "пейсах" в военной Варшаве в доме сердобольной старушки. У евреев есть обычай, объясняет Брюсов, приглашать на пасхальный ужин бедняков, находящихся в чужом городе.

Старший брат считал, что младший погиб в плену, так как он был тяжело ранен. Но брат выздоровел и бежал из плена. Брюсов добавляет, что таких случаев тысячи и тысячи. В поисках своего полка младший брат попал в Варшаву, где и встретил брата53.

Но это литература, жизнь в отличие от нее документальна. Ефрейтор Абрам Ройтварф, родом из Одессы, рассказал корреспонденту "Еврейской недели" свою эпопею. Он был призван в первую мобилизацию и зачислен в артиллерийскую бригаду.

Участвовал в боях в Польше и Восточной Пруссии. Попал в плен 3 февраля 1915 г. в одном из местечек Сувалкской губернии. Немцы обращались с пленными жестоко. Ему удалось перебежать за линию фронта54.

Иногда русские военнопленные становились немецкими шпионами. Один такой случай описал генерал В.Н. Дрейер. В районе расположения его части был задержан здоровый детина, у которого обнаружили данные о численности и передвижении русских войск. Он сознался, что дезертировал из лейб-гвардии Семеновского полка и нанялся к немцам в качестве шпиона. Его тут же повесили55.

Использовать как немецких агентов евреев, обреченных ввиду всеобщей подозрительности на скорое изобличение, было непросто. Это клевета – следствие страха и поражений. Обобщения, к которым прибегала черносотенная пресса, зиждились на пушкинском выражении: "…неразлучные понятия жида и шпиона".

Склонность к предательству не зависит ни от национальности, ни от классовой принадлежности. История австрийского полковника Альфреда Редля, работавшего на Россию и Францию, широко известна. Менее известно то, что сын австрийского начальника Генерального штаба генерала Конрада фон Герцендорфа был сотрудником русской секретной службы. Он переснимал секретные документы из кабинета своего отца…56 Михаил Лемке приводит факты массовой сдачи в плен в самом начале войны, когда для паники и пессимизма еще не было никаких причин. Так, Киевский полк бежал с позиций 3 ноября 1914 г. Из письма неизвестного: "Я поднялся из окопа, и моим глазам представилась невероятная картина: роты справа и слева, поднявши белые флаги, сдаются немцам. Из другого полка, сидящего рядом с нами, тоже попали в плен 8 рот". Из 16 тыс. доблестных воинов 14-й Сибирской дивизии почти треть сдалась в плен. Под крики: "Что же, ребята, нас на убой сюда привели, что ли?

Сдадимся в плен!"57.

Приказ по IV армии от 4 июня 1915 г. гласил: "Сдавшиеся в плен, какого бы они ни были чина и звания, будут по окончанию войны преданы суду… Требую, сверх того, чтобы о всяком сдавшемся в плен было объявлено в приказе по части с изложением обстоятельств этого тяжкого преступления, – это упростит впоследствии разбор их дела в суде. О сдавшихся в плен немедленно сообщить на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была бы немедленно прекращена" (здесь и далее курсив мой. – С. Д.). И далее: "Приказываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдавшимся огонь орудий, пулеметный и ружейный"58. Спустя полгода по II армии был издан секретный приказ, близкий по духу сталинскому приказу № 227, известному под названием "Ни шагу назад". "Величайший позор, несмываемое пятно, гнуснейшее предательство, – говорилось в приказе по II армии, – перед которым блекнут самые низкие, чудовищные преступления, это измена отчизне… Ни одной минуты мы не можем, не должны забывать, что наше малодушие есть гибель для святой… матушки-России. В настоящей войне с вековым врагом славянства – с немцами, мы защищаем самое великое, что когда-либо могли защищать, честь и целость Великой России. А тех позорных сынов России, наших недостойных братьев, кто, постыдно малодушествуя, положит перед подлым врагом оружие и сделает попытку сдаться в плен или бежать, я… безбожных изменников приказываю немедленно расстреливать, не отдавая их вражеской пуле, получишь свою, а когда, раненный пулей своих, не успеешь добежать до неприятеля или когда после войны, по обмене пленных, вновь попадешь к нам, то будешь расстрелян, потому что подлых трусов, низких тунеядцев, дошедших до предательства родины, во славу же родины надо уничтожать.

Объявить, что мира без обмена пленных не будет… пусть знают все, что безотлагательно отдавать в приказе о предании их военно-полевому суду, дабы судить их немедленно по вступлении на родную землю, которую они предали и на которой поэтому они жить не должны"59.

Эти многочисленные приказы не могли остановить потока добровольно сдававшихся. И в этих приказах нет ни слова о евреях, представлявших ничтожную часть мобилизованного воинства. По подсчетам генерала В. И. Гурко, на 31 декабря 1916 г. на военную службу было призвано 14 700 тыс. человек60. По подсчетам Центрального статистического управления, опубликованным в 1925 г., Россия "погнала на бойню" около 16 млн человек, т. е. почти половину всех трудоспособных мужчин.

Согласно А.А. Самойло, потери, понесенные Россией в войне, составили 28% общих боевых потерь, 27% санитарных потерь и 3,5 млн пленными61. (Евреев призвано за все время войны 600 тыс.) Еще 21 января 1915 г. главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал Н.В.

Рузский писал начальнику Генерального штаба Янушкевичу: "К прискорбию, случаи добровольной сдачи в плен среди нижних чинов были и бывают, причем не только партиями, как сообщаете вы, но даже целыми ротами"62. Лемке был убежден, что основная причина такого поведения солдат -недовольство нищенским и убогим существованием и отсутствие надежд на перемены к лучшему.

Кстати, генерал Дрейер, не замечая вопиющей несправедливости, сетовал на однообразие меню офицерской столовой. Завтрак был всегда известен заранее: после водки на закуску дают осетрину, жареную индейку, цветную капусту с горошком и мороженое63. На предыдущей странице описана солдатская пища: 23 золотника мяса, да еще с недовесом, непропеченный хлеб – одним словом, "хлеб да каша – пища наша".

А что говорить о солдате-еврее, который если соблюдал кошерность, то перебивался с хлеба на воду и либо медленно умирал от голода (такие случаи в документах зафиксированы), либо должен был перейти на "гойскую" пищу. Конечно, никого не интересовали религиозные проблемы евреев и мусульман.

Тяжкая участь русского солдата беспокоила мыслящих людей еще до войны. В журнале "Разведчик" (1910, № 10), редактором которого в эту пору был генерал М.В. Грулев, подробно обсуждался вопрос об улучшении солдатского рациона. Предложение пополнить меню за счет котлет, рагу, студня и тому подобных продуктов было отвергнуто, и не только по причине непосильных для казны расходов, но и потому, что "военное начальство признало, что если простолюдина в течение трех лет службы приучать к подобным яствам", доступным далеко не всем относительно зажиточным горожанам, то служба развратит крестьянскую молодежь, "ибо кто же после казенных рагу, котлет и студня захочет вернуться в деревню, где часто за недостатком средств едят хлеб с мякиной, а мясо видят не более двух раз в году"64.

Лемке упоминает донесение главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Н.И.

Иванова, согласно которому в декабре 1915 г. поток добровольно сдавшихся в плен евреев и поляков не только с передовой позиции, но из тыловых учреждений усилился. Это бегство было якобы спровоцировано немецкими прокламациями, обещавшими возвращение на родину и получение полного немецкого пайка65. Иванов между прочим предложил неблагонадежных поляков и евреев направить на Кавказский фронт. Недооценивать немецкую пропаганду не стоит, но главную причину бегства надо искать не в ней, а в развале страны. Тот же Михаил Константинович Лемке 3 марта 1916 г. записал страшное пророчество: "Россия попала в безвыходное положение, в котором уже нет возможности предвидеть конец. Мы летим на всех парах к какому-то страшному краю, к тому ужасному концу, который никому неясен, но неизбежен… Ясно, что развязка будет страшна своей стихийностью, бессистемностью, безрезультативностью и еще большим хаосом. Кровь стынет в жилах при мысли о том, до чего довел и еще доведет Россию проклятый род Романовых… Надо не проглядеть и другой процесс, происходящий параллельно: развитие общей ненависти друг к другу… Когда при наличности всего этого подумаешь о революции… становится страшно; это святое слово мы опоганим… О каком свободном народе может быть речь среди дикарей и зуавов, воров и грабителей, шкурников и трусов…"66.

Далее привожу очень краткий список евреев, получивших отличия на фронте. В моей картотеке около тысячи имен, здесь ограничусь лишь несколькими десятками. Обычно евреев награждали медалями и Георгиевскими крестами IV степени. Причин было много. Об одной я уже писал, ссылаясь на генерала Брусилова. Даже во время Великой Отечественной войны еврейская фамилия порождала заминку. (Отсылаю к эпизоду романа Константина Симонова "Живые и мертвые" с немцем Поволжья, имевшим "еврейскую фамилию Гофман".) Корреспондент "Еврейской трибуны" Л. Яковлев уже после войны писал: "…особенно сказалось усердие цензуры в деле сокрытия положительных военных актов русских евреев не только от Запада, но и от русского общественного мнения… В отношении деяний еврейских воинов цензура налагала запреты на все. Она препятствовала опубликованию имен получивших отличия евреев-героев… воспроизводить их в кинематографах. Она противилась проникновению не только в еврейскую, но и в общую русскую печать всяческих сведений о выдающихся подвигах воинов-евреев. Она закрывала даже еврейские органы за одну попытку предпринять анкеты о евреях на войне. И потому вклад русского еврейства в общее дело борьбы за великие принципы мало известен русскому обществу и совершенно неизвестен всему остальному культурному миру"67.

Другая причина – следствие прочих: евреи "состояли в нижних чинах", а значит, их награждали солдатскими наградами. Из-за цензуры военного времени описания подвигов короткие и отрывочные, много осталось "за кадром". Лишь изредка еврейские газеты и журналы печатали подробные рассказы о героях, как правило, о тех, которые после ранения находились в госпиталях, т. е. сведения корреспонденты добывали из первых рук. Монотонность в изложении этого материала, почерпнутого мною в основном из двух изданий – "Еврейской недели" и "Нового восхода"68, неизбежна. Интерес представляют многие имена, фамилии и отчества. Часть из них в советское время "вымерла", часть возродилась в Израиле.

Визельберг Иосиф Рувинович, 20 лет, родом из Яхтушкова Могилевского уезда Подольской губернии, рядовой, награжден медалью IV степени; ранен 19 октября 1914 г. под Двинском. Доставлен в Петроград, в городской лазарет. По профессии – типограф.

Вейс Шлема, 27 лет, из Венгрова Седлецкой губернии, рядовой, награжден Георгиевским крестом IV степени. Ранен в Восточной Пруссии 17 августа 1914 г. в ногу и оставлен своей ротой в лесу, ждал помощи. Подобрали санитары, перевезли в медпункт. Здесь был захвачен немцами. В плену ампутировали ногу. После обмена тяжелораненых военнопленных доставлен в госпиталь Петрограда. Служил в банкирской конторе. (В этой "справке" удивляет гуманность противника.) Зинкевич Исаак Нусенович, будучи в одном из московских госпиталей, получил медаль IV степени за храбрость.

Шулькес Цодик Нотович, родом из Гродно, награжден Георгиевской медалью IV степени. Лечился в лазарете Московского автомобильного общества.

Эльман Исаак Файвелев, уроженец Брест-Литовска, представлен капитаном Неймарком к медали IV степени за разведку.

Бергер Соломон Лейбович награжден медалью IV степени за разноску патронов.

Бураковский Мовша Лейбович, родом из Сувалок, ефрейтор, награжден 23 февраля 1917 г. Георгиевским крестом IV степени за разведку под Сухачевом. Дважды тяжело ранен в голову, находился на излечении в Мещанской богадельне в Москве.

Трускулянский Исаак Феликсович, 17 лет, родом из Изила Бессарабской губернии, вольноопределяющийся, один из 25 человек (в их числе двое евреев) представлен 17 апреля 1915 г. корнетом фон Энгелем к Георгиевскому кресту IV степени за снятие австрийского дозора из 12 человек, из которых четыре были убиты, пять взяты в плен, в том числе один офицер. Лечился в лазарете служащих Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги.

Корк Михаил Израилевич, из Кельц, представлен к Георгиевскому кресту за то, что охотником, т. е. добровольно, вызвался донести приказ под сильным неприятельским огнем. В итоге в плен были взяты 600 человек, в том числе 10-12 офицеров, четыре пулемета и другие трофеи. Находился в госпитале на лечении.

Голубчик Мендель Мовшов, родом из Лодзи, представлен ротным командиром подпоручиком Драгомировым к Георгию IV степени за то, что во время боя между Сувалками и Августовом он одним из первых бросился в атаку. Лечился в лазарете братьев Катуар. Обращает на себя внимание фамилия ротного – вероятно, это сын главнокомандующего Северным фронтом генерала А.М. Драгомирова.

Клейман-Киршнер Ехиель Хильзенов, из Опатова Радомской губернии, награжден медалью IV степени на Георгиевской ленте, будучи еще на позиции, на перевязочном пункте ранен в руку, ногу и плечо шрапнелью.

Лейзерович Герш Абрамович, из Варшавы, награжден Георгием IV степени за разведку и за то, что, будучи несколько раз ранен, оставался в строю. Лечился в Мясницкой больнице в Москве – в "настоящее время рвется на позиции".

Зейфман Хаим Яковлевич, родом со станции Знаменка Херсонской губернии; в числе 17 человек, оставшихся после боя от одной из рот армии Самсонова, награжден Георгиевским крестом IV степени за то, что спас знамя полка и обоз, а также за участие в отдельных битвах. Лечился в лазарете Московского Биржевого общества в Третьяковской богадельне. Спасение знамени полка всегда считалось особой доблестью, в окружении его, случалось, закапывали.

Миссер Лейб Берков, из Люблина, награжден адъютантом Его Величества медалью IV степени на Георгиевской ленте за храбрость и Георгиевским крестом III степени за разведку. Лечился в 91-м госпитале Москвы.

Гринберг Самуил Вольфович, из Симферополя, старослужащий, ефрейтор, произведен в старшие унтер-офицеры и награжден Георгиевским крестом III степени за разведку под Бзурой на германском фронте. Георгием IV степени был награжден на русско-японской войне*. Лечился в лазарете Финского горного союза.

Байбус Герш Файвелович, родом из Варшавы, награжден Георгием IV степени за участие в атаке и вызволении взводного командира из плена и Георгием III степени за то, что, будучи начальником караула, отбил у неприятеля пулемет. Лечился в лазарете Анонимного общества в Москве. Его приятель, вероятно еврей, старший унтер-офицер Хоботинский сообщил ему, что награды Байбуса прибыли в 3-ю роту 255-го Аккерманского полка.

* Обвинять евреев в трусости начали очень давно, не избежали этого и те, кто воевал на русско-японской войне, хотя и на ней были свои герои, например, Иосиф Трумпельдор потерял в бою руку, но остался в строю, полный Георгиевский кавалер, в обход закона произведенный в офицеры.

Лясберг Рубин Абрамович, из Радома Люблянской губернии, награжден Георгием IV степени за то, что вынес с поля боя раненного под Варшавой офицера. Лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Хефт Шлема, из г. Петровка, награжден медалью на Георгиевской ленте за то, что отбил из плена офицера на германском фронте; ранен в руку, лечился в лазарете Липгарта.

Грейтель Абрам Григорьевич, 19 лет, из Киева, награжден Георгиевским крестом IV степени за то, что, будучи ранен, остался в строю; Георгиевским крестом III степени – за разведку и Георгиевской медалью IV степени за храбрость плюс чин младшего унтер-офицера 6-го уланского Новоархангельского полка.

Гауптман Герман Янкелев, из Лодзи, награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку на германском фронте, лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Резников Лейба Гершович, из местечка Каховка Таврической губернии, принят на военную службу в 1912 г. За боевые заслуги, как видно из удостоверения, выданного командиром Рыльского полка от 9 мая 1916 г., последовательно награжден Георгиевскими крестами IV-I степени и Георгиевскими медалями IV-II степени и, согласно статуту, произведен в подпрапорщики. В январе 1916 г. ранен при исполнении важного поручения и эвакуирован в Мелитополь, откуда через несколько недель, не дожидаясь полного выздоровления, отправился в Екатеринославскую команду добиваться возвращения в свой полк. 22 мая смертельно ранен в бою, похоронен на братском кладбище. Резников – полный Георгиевский кавалер.

Петровицкий Майер Ехиелевич, принят на службу в Бердянске в 1912 г. В начале войны отправлен на германский фронт. Награжден Георгиевской медалью IV степени за то, что под сильным огнем неприятеля оказывал медицинскую помощь своим товарищам.

Лукин Моисей Мордухович, из Екатеринослава. Его родители получили "похоронку" следующего содержания: "Ваш сын честно пал за Родину в бою 4 июля 1915 г.

Получил Георгиевскую медаль IV степени и был мною представлен к Георгиевскому кресту. Подпись: Командир 5-й роты штабс-капитан М. 1916 г., апреля 11 дня.

Действ. армия". Это одна из немногих похоронок, опубликованная в прессе, плюс фотография Лукина.

Кушнер Иосиф Файвелев, из колонии Александрейно при г. Бельцы Бессарабской губернии. До войны торговал скотом. Служил в артиллерии. Награжден Георгиевской медалью IV степени. Интересно, как прасол (подобно поэту Кольцову) стал артиллеристом? Вероятно, имел достаточное образование, как и другие евреи, попавши" в этот род войск.

Дрейер Соломон Гершкович, из местечка Цехановец Вельского уезда Гродненской губернии. До войны управлял мебельной мастерской своего отца. Служил в артиллерии. Награжден Георгиевской медалью IV степени.

Нейман Мейер Давидович, из Новомясто Петровской губернии, награжден Георгиевской медалью и крестом IV степени. В первом случае – за взятие в плен 102 человек германцев: как знающий немецкий язык, он был послан вперед при наступлении на германском фронте и указанные 102 человека добровольно ему сдались, во втором случае – за разведку и за то, что, будучи ранен, остался в строю. Лечился в лазарете Бостанжогло в Москве. Добровольная сдача сотни немцев в плен – факт уникальный и цена этой награды чрезвычайно высока.

Изрец Михаил Семенович, из Ростова, произведен в унтер-офицеры за то, что в течение восьми с половиной месяцев находился на боевых позициях на германском фронте. Лечился от ран в лазарете Тизенгаузена в Москве.

Элькин Эля Беркович, из Гомеля, награжден медалями IV-III степени за вынос с поля боя раненых под сильным огнем неприятеля на германском фронте. Лечился в Покровском лазарете в Москве.

Резников Ицка Мойша Эльев, из Елисаветграда Херсонской губернии, награжден Георгиевским крестом IV степени за то, что под Сувалками он (вместе с другими) спас орудие.

Вейсман Шлиома Иосифович, из Каменец-Подольска, награжден Георгием IV степени за командование взводом, который наступал, несмотря на сильный огонь противника.

Лечился в одном из лазаретов в Перми.

Ханковер Абрам Яковлевич, из Олсарова Радомской губернии, награжден медалью IV степени за храбрость. Лечился в госпитале г. Гродно.

Ванярш Шлема Давидов, из Замброва Ломжинской губернии, награжден Георгием IV степени за хорошую службу и Георгием III степени за разведку. Лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Гурвиц Борух Мордухов, из Варшавы, награжден медалью IV степени за храбрость.

Лечился в одном из лазаретов Риги.

Уленгайк Абрам Ариасин, из Млавы Полоцкой губернии, награжден медалью и Георгием IV степени за то, что вместе с 30 другими захватил у противника шесть пулеметов и, будучи раненым, остался в строю. Лечился в лазарете Нарофоминска.

Боровский Арий Мордихелевич, из Гродно, награжден Георгиевским крестом IV степени за спасение пулемета и медалью за то, что не сдался в плен. Лечился в лазарете г. Богородска.

Бокфельд Абрам Шаевич, из Варшавы, награжден Георгием IV степени за разведку и Георгием III степени – за взятие в плен (в числе шести человек) 20 германцев; контужен в голову, лечился в одном из лазаретов Варшавы.

Городинский Айзик, награжден Георгиевскими медалью и крестом IV степени за захват пулемета противника и за то, что обнаружил в "избушке на чердаке неприятельский телефон", ранен в руку.

Евзерович Соломон, 17 лет, из Житомира, сын бедного стекольщика, награжден Георгиевскими крестами IV и III степени за то, что, подведя под пулеметы катки, перевез их с одного фланга на другой.

Бекер Самуил, сын виленского заводчика, вольноопределяющийся; награжден Георгиевской медалью IV степени, представлен к награде Георгием IV и III степени за то, что под сильнейшим огнем неприятеля сумел переместить орудие в безопасное место. К Георгию III степени представлен за подвиг у фольварка В., где вызвался восстановить прерванную связь с соседним полком.

Шейнман Э., старший врач полевого госпиталя, награжден орденом Станислава II степени с мечами.

Левин A.M., белостокский врач, ветеран русско-японской войны, награжден орденом св. Анны III степени с мечами и бантом за оказание помощи раненым воинам под неприятельским огнем во время обстрела санитарного поезда.

Шмуль Янкель Штейнгардт, родом из Витебска, награжден Георгиевской медалью IV степени за храбрость.

Либнер Абрам Георгиев, из Варшавы, награжден медалью IV степени и представлен сразу к двум Георгиям IV и III степени за взятие нескольких орудий на германском фронте.

Фогель Абрам Ошерович, награжден медалью IV степени за храбрость и представлен к Георгию IV степени.

Гольдин Иосиф Исаакович, награжден 7 августа 1914 г. Георгиевским крестом IV степени за разведку под Истенбургом и Георгием III степени за отличную разведку под Варшавой, у Червоной Нивы.

Бржезинский Виктор Иосифович, из Лодзи, рядовой, награжден двумя Георгиевскими медалями и крестом IV степени за спасение командира и за поднос патронов под сильным огнем.

Резник Хаим, старший унтер-офицер, представлен к Георгиевскому кресту и медали, пропал без вести во время боя, о чем сообщено родителям. Фотография совсем юного солдата, лет 18.

Баум Рафаил Семенович, 18 лет, старший унтер-офицер, награжден двумя Георгиевскими крестами IV и III степени. Оба раза проявил выдержку в разведке. В торфяном болоте, дождавшись темноты, прополз 8 верст и доставил важное донесение.

Хайкин Лев, военфельдшер, за участие в войне с Японией награжден Георгием IV и III степени… В настоящей войне ранен под Перемышлем 19 сентября 1914 г.

Обнаружив семь австрийских шпионов, сигнализировавших своей артиллерии, сумел захватить в плен австрийского генерала, за что награжден Георгием II степени. Из полевого лазарета его перевели на должность фельдшера дивизиона; был тяжело ранен и эвакуирован в Петроград, лечился в дворцовом госпитале. Здесь ему вручили Георгиевский крест I степени. Эвакуирован в Пятигорск. Отсюда снова на фронт; при захвате австрийского мотоциклиста ранен в живот. При убитом австрийце найдены важные документы. Сам Хайкин эвакуирован в Севастополь.

Юзефович Рувим Яковлевич, из Лодзи, награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку, III степени за взятие штурмом вражеских окопов, II степени за то, что повел полк в атаку. Лечился в госпитале в Москве.

Иофиш Калман Гершович, пропал без вести. На его родину, в Забайкалье, в Петровское волостное управление пришло уведомление за подписью командира полка генерал-майора С. о награждении Иофиша за храбрость Георгиевским крестом IV степени.

Вербицкий Эль Гейнихов, родом из пос. Березниговатый Херсонского уезда, награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку и представлен к Георгию III степени тоже за разведку на австрийском фронте; ранен.

Сафьян Соломон, сын одесского купца, отправился на фронт добровольцем. Награжден двумя Георгиевскими крестами и произведен в прапорщики – случай уникальный.

Лечился в одном из лазаретов в Киеве.

Сорин Хаим, младший врач финляндского стрелкового полка, награжден Станиславом III степени за участие в боях.

Абельман Морис Львович, доктор, за особые заслуги по мобилизации награжден Владимиром III степени.

Эдельман Года Генрихович, старший врач пехотного полка. За боевые заслуги награжден орденом св. Станислава III степени (приказ по армии от 22 февраля 1915 г.), орденом св. Анны II степени с мечами и бантом (приказ от 3 декабря 1915 г.) и св. Анны IV степени с надписью "За храбрость". Кроме того, представлен к орденам св. Святослава II степени с мечами и св. Анны II степени с мечами.

Французов Леон Борисович, врач, ветеран японской войны. Награжден орденами св.

Святослава и св. Анны, св. Владимира IV степени.

Боч Давид Вольфович, родом из местечка Межибнич Подольской губернии, награжден Георгиевской медалью IV степени за разведку и представлен ротным командиром к двум Георгиевским крестам IV и III степени тоже за разведку.

Мошковский Меер Израилев, из Александровского уезда Иркутской губернии, награжден медалью "за раны" и Георгием IV степени за поимку двух немецких шпионов и представлен к Георгиевскому кресту III степени ротным командиром за ободрение товарищей во время боя, а также к Георгиевскому кресту II степени за отвагу в последнем бою, находился на позициях с 28 августа 1914 по 27 мая 1915 г.

Липник Израиль Абрамович, вольноопределяющийся, в начале войны – младший унтер-офицер.

Ранен в Восточной Пруссии 10 августа 1914 г. Второй раз ранен под Гродно, остался в строю и за выбытием командного состава принял командование при атаке, воодушевляя солдат своим примером. Награжден Георгием IV степени и произведен в подпрапорщики. Лечился в лазарете 1 Русского автомобильного клуба. Прилагается фотография И.А. Липника.

Волянский Исаак Симхов, из г. Соколки Гродненской губернии, ефрейтор. Награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку и III степени за спасение ротного командира под сильным огнем неприятеля. Лечился в лазарете г. Каширы.

Ротштейн Л., из Витебска, сын врача и студент Бельгийского университета.

Добровольно пошел во французскую армию. Служил в пехоте. За храбрость произведен в офицеры. Имеет многочисленные награды.

Проскуровский Хаим Давидович, проживающий в г. Умани, награжден Георгиевскими крестами IV и III степени за то, что 16 августа 1914 г. под сильным орудийным и артиллерийским огнем дважды ходил с донесениями к начальнику артиллерии и "примером личной храбрости ободрял солдат", несмотря на ранение, вернулся в строй. В настоящее время, из-за ранения в глаз, освобожден от службы.

Любарский Аркадий Герш Лейбов, 24 года, из местечка Ровное Херсонской губернии, на службе с 1912 г. Последовательно награжден тремя Георгиевскими крестами IV-II степени: за удачную разведку 26 сентября 1914 г.; 28 марта 1915 г. за то, что во главе взвода захватил четыре пулемета и взял в плен 92 человека(!); 10 июля 1915 г. – за разведку, где ему удалось убить немецкого офицера, у которого были важные документы, и медалью IV степени за пленение 15 человек. За двенадцать с половиной месяцев пребывания на фронте несколько раз ранен. В последний раз ему ампутировали руку выше кисти. Подал прошение о зачислении в свою часть. Просьба его удовлетворена, назначен полковым конным разведчиком.

Крайзман З.Э., уроженец Златополя Киевской губернии, доктор, награжден орденом Станислава III степени с мечами и бантом и орденом Анны III степени с мечами и бантом.

Вилькин Мовша Абрамович, родом из Вильны, награжден Георгием IV и III степени соответственно за захват вражеского пулемета и за снятие плана с позиции. После ранения лечился в лазарете 5-й женской гимназии в Москве.

Гольдберг Абрам Маркович, студент-медик, служил в армии фельдшером. Награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени за спасение раненого генерала, которого везли на линейке, когда на них напали австрийцы. Гольдберг не растерялся, заставил кучера гнать лошадей, оба были ранены, но плена избежали.

Кроме того, Гольдберг во время поездки за провиантом арестовал австрийского шпиона. После ранения лечился в Киевском военном госпитале.

Новицкий Залман Борисович, из Бобруйска, кавалерист, ветеран японской войны, на которой был награжден Георгиевским крестом IV степени. Представлен к Георгию II степени за разведку и спасение дивизионного обоза под Лодзью, ранен разрывной пулей в бок и голову, лечился в Боевском лазарете в Москве.

Винокур-Коген Вольф, из Киева, ветеран русско-японской войны, полный Георгиевский кавалер, награжден знаками отличия св. Анны и представлен к большой золотой шейной медали. К сожалению, источник не сообщает о подвигах Винокура-Когена.

На фотографии – герой, грудь которого увешена всевозможными отличиями.

Ханукаев Ошер, вероятно горский еврей, награжден Георгиевской медалью и Георгиевскими крестами IV-II степени. Лечился в военном госпитале Москвы.

Губинштейн Борис Соломонович, родом из Гродно, ветеран русско-японской войны, на которой был произведен в старшие унтер-офицеры и награжден Георгием IV и III степени. В мировую войну награжден Георгием II степени за захват германского пулемета и Георгием I степени за то, что вместе с 25 товарищами захватил знамя и гаубицу противника. Кроме того, представлен к Георгиевской медали IV степени согласно Высочайшей воле как инвалид войны. Лечился в лазарете Красного Креста при Бранденбургском лагере для военнопленных.

Вейцман Израиль Гейнехович, награжден Георгиевскими крестами IV-III степени.

После ранения уволен с военной службы.

Куюмджи Давид Яковлевич, уроженец Карасубузар (Крым), вероятно крымчак.

Награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени за то, что под огнем неприятеля перевязал шестерых раненых и за то, что, отправившись из окопов за патронами, пленил и доставил в штаб полка австрийского разведчика. Лечился в Виннице, в Рижском этапном госпитале.

Рит Наум Моисеев, родом из Бердического уезда Киевской губернии, награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени соответственно 15 октября и 7 ноября 1914 г. за взятие в плен нескольких германцев; представлен к Георгию III степени за бомбометание в немецкий окоп в конце января 1915 г. и к Георгию II степени за взятие в плен 17 (!) германцев.

Гольдин М.З., подпрапорщик, награжден Георгиевскими крестами IV и III степени.

Чин подпрапорщика получил за то, что, попав в плен, бежал, составил карту местности и доставил важные сведения, благодаря которым был взят в плен немецкий полк!

Борщипольский Лев Абрамович, награжден Георгиевской медалью и Георгием IV степени соответственно за доставку в штаб полка под сильным огнем противника донесения и за разведку и взятие трех пулеметов противника. Представлен к Георгию III степени за то, что в качестве добровольца не раз выполнял опасные поручения, произведен в ефрейторы.

Вольрехт Берко, из Варшавы, представлен к Георгию IV и III степени соответственно за доставку донесения о местонахождении батареи врага после удачной разведки и за то, что, раненный в ногу, сумел вытащить из боя раненого офицера. После второго ранения под Лодзью лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Зысманович А., вольноопределяющийся, награжден Георгиевскими крестами IV-II степени за то, что во главе группы разведчиков перешел линию фронта, переоделся в немецкую форму и наблюдал, как немцы рыли окопы; когда они ушли, наши разведчики заняли готовые окопы. Наутро немецкие пехотинцы вернулись, некоторые были убиты, большинство захвачены в плен.

Гельфман П.С., сын купца из Феодосии, представлен к Станиславу III степени с мечами и награжден Георгием IV степени за храбрость.

Фишман Гершон Хаим-Беров, военврач полевого запасного госпиталя, награжден орденом Станислава III степени с мечами и бантами.

Черкес Франек, 47 лет, родом из Кишинева, ветеран русско-японской войны; записался в добровольцы, ему отказали. Тогда он телеграфировал государю, указав на свой унтер-офицерский чин и два Георгиевский креста с японской войны. По особому повелению был зачислен в армию. "Такие сыны нужны отечеству", – говорилось в ответе высшей инстанции. Черкес оправдал надежды: получил медаль за храбрость и Георгиевский крест II степени. Ранен в обе ноги, в живот и левое плечо. Ходил на костылях. Дома оставил жену и пятерых детей. По свидетельству Черкеса, генерал Радько-Дмитриев (болгарин на русской службе) с похвалой отзывался о солдатах-евреях. Мечта Черкеса – получить право на жительство в Москве.

Братья Дубовицкие: Залман, погиб на Варшавском фронте 24 мая 1915 г. во время немецкой атаки; Меер, призванный в начале 1915 г., пропал без вести с 19 апреля.

Дубовицкий Л. – в действующей армии с первого дня войны, артиллерист, произведен за храбрость в унтер-офицеры и награжден Георгиевскими крестами IV-II степени, тремя Георгиевскими медалями, из коих одна золотая, и представлен к Георгиевским крестам I и II степени.

Кацнельсон Мария Израилевна, из Бобруйска Минской губернии, сестра милосердия. С начала войны работала в госпитале в Гомеле в лазарете княжны Паскевич. В 1916 г. минской общиной сестер милосердия командирована в действующую армию, в полевой госпиталь, за работу в котором награждена медалями на Станиславской и Андреевской лентах. В начале июня с. г. как еврейка была удалена из действующей армии и прикомандирована ко Крестовоздвиженскому госпиталю в Гомеле. Приложена фотография милой еврейской девушки. Рядом с ее фотографией – групповая фотография евреев-солдат (около 30 человек), в том числе десяти Георгиевских кавалеров: С. Когалес, Б. Новак, Н. Цейтлин (награжден тремя Георгиями, один I степени), А. Шулькин, А. Вепринский, X. Зевелов, Л. Резник, М. Лейтин, М.

Мирмович, М. Цацкин.

Далее я позволю себе несколько пространных цитат из еврейской прессы 1914-1917 гг.

Приказом командующего армиями Северо-Западного фронта, 150 санитаров виленской добровольной санитарной дружины "за отлично-усердную" службу и труды по уходу за ранеными больными воинами награждены различными знаками отличия и медалями на Анненской и Станиславской лентах. В числе награжденных – 40 евреев, из которых старшина дружины С.А. Иоффе награжден золотой шейной медалью на Александровской ленте, Ф. Тыслер и И. Бер – золотыми нагрудными на Анненской ленте, а остальные – серебряными нагрудными на Станиславской ленте.

Нам пишут из Бердичева.

Жителем г. Бердичева Шлемой Сандалом получено от командира 5 роты 165 пехотного Луцкого полка письмо следующего содержания:

"Семейству Файвеля Сандала. Рядовой 5 роты пехотного полка. Файвель Сандал, будучи санитаром, в боях смело и самоотверженно перевязывал раненых товарищей.

Когда 19 мая бросились в атаку на австрийцев, Сандал последовал за ротой, находился в первых рядах, на ходу перевязывая раненых. Во время перевязки брошенной бомбой он был убит – 19 мая в 11 часов дня. За проявленное мужество и храбрость он был представлен к награждению Георгиевским крестом IV степени.

Представление утверждено и крест будет выслан вам скоро. Командир роты (подпись)".

Сандал погиб на 21-м году жизни. До поступления на военную службу занимался в Бердичеве продажей еврейских газет.

Как сообщают "Одеские новости", в течение последних двух-трех дней держался упорный слух, будто врач одесской еврейской больницы Ю.А. Мюнстер, находящийся в настоящее время в действующей армии, убит. Этот слух оказался неверен. За героическую работу под огнем неприятеля доктор Мюнстер Высочайше награжден орденом св. Анны III степени с мечами и бантом».

"Еврейская неделя" (1915. № 6) сообщала, что 23 мая 1915 г. скончался от ран любимец товарищей и ближайшего начальства, Георгиевский кавалер Залман Шлиомович Шапиро, уроженец местечка Коханово Оршанского уезда. Он дважды побывал в немецком плену и дважды бежал. Один из сослуживцев отправил его родителям такое письмо:

"Здравствуйте многоуважаемый Шлиомо Шапиро!

Спешу послать известие о вашем сыне Залмане Шапиро. Он убит вражеской пулей, которая и осталась в нем. Он этого не мог выдержать и скончался, и похоронен 15 мая 1915 г. При похоронах присутствовал командир полка и много офицеров с хором музыки, потому что он был любимцем полка. Похоронен он парадно на братском кладбище. У него было заслуженных два Георгиевских креста и он был представлен в третьему кресту…" В следующем номере газета (№ 7) информировала читателей, что в Россию кружным путем прибыло 426 русских подданных из Франции. Среди них 142 еврея. Большинство из них учились во Франции на врачей, юристов и технологов. Все они служили добровольцами в пехоте Иностранного легиона*. Встречавший их генерал предложил им выбрать любой род войск. Механики, шоферы, монтеры сразу же получили назначения в части по своим специальностям.

Цион Мандель, уроженец Петрограда, проживающий постоянно в Харькове, вольноопределяющийся унтер-офицер – полный Георгиевский кавалер. Однако офицерское звание ему присвоено не было, а лишь выдан следующий документ: "Дано сие младшему унтер-офицеру из вольноопределяющихся Циону Манделю в том, что он действительно состоял во временно командуемом мною полку в 16 роте с 18 июля 1914 г. по 22 апреля 1915 г., находился в строю, участвовал в боях, за бои 26-28 августа 1914 г. был представлен к Георгиевскому кресту IV степени, за бои 21-24 сентября к Георгиевскому кресту III степени, за бои 6-7 октября к Георгиевскому кресту II степени и за бой 13 декабря к Георгиевскому кресту I степени.

Награжден Георгиевской медалью IV степени за № 72 918 за августовские бои… как кавалер Георгиевского креста III степени произведен в унтер-офицеры, что подписью и приложением казенной полковой печати удостоверяю.

Сие удостоверение дано для подачи в полицейское управление, на предмет права жительства: Подпись командира полка подполковника Л." Рядом с этим удостоверением, опубликованным в "Еврейской неделе" (1915. № 26), напечатана фотография М. Циона.

В другом номере "Еврейской недели" (1916. № 37) опубликовано письмо полкового священника родителям З. Мутерфельда, проживающим в Одессе. Мутерфельд обучался в Берлинской консерватории, но с началом войны вернулся на родину и был призван на военную службу: «С тяжелой грустью сообщаю вам о преждевременной смерти вашего сына Зиновия Мутерфельда. Сын ваш, вами любимый, а для нас дорогой, незабвенный мученик и воин на поле брани, пал смертью героев. Прах его по моему распоряжению покоится около униатского кладбища. Дорогая могилка его обложена зеленым дерном.

* В Иностранном легионе служил, например, Виктор Григорьевич Финк (1889-1973), будущий писатель. В 1913 г. он окончил юридический факультет Парижского университета. В качестве волонтера воевал на Западном фронте. В 1916 г. вернулся на родину. Его роман "Иностранный легион" неоднократно переиздавался и переведен на многие языки.

В могилу вбит столб, на нем прибита металлическая дощечка такого содержания: "Здесь покоится прах убитого в бою 6 августа 1916 г. рядового… пехотного полка первой роты Зиновия Шмулевича Мутерфельда, Херсонской губернии, мещанина города Одессы".

Вот все, что я в силах был сделать. Да упокоит его праведную душу Иегова в лоне Авраама, пусть спит дорогой, любимый и незабвенный нами Зиновий тихим безмятежным сном до светлого утра, а вас всех, родных и знакомых ему, да утешит Бог Израиля невидимою Своею помощью и милостью. Тяжела утрата, велико родительское горе, но велика честь и слава родителей, сын которых пал честно за родину. Пусть же за их мученическую кровь восторжествует правда».

Спустя почти 90 лет невозможно без волнения читать это удивительно трогательное и тактичное письмо. Обычно погибших на фронте евреев хоронили в братских могилах.

Но священник, вероятно, добился, чтобы Мутерфельда похоронили на униатском кладбище. А главное, в письме есть обращение к старому еврейскому Богу.

Но, пожалуй, это письмо исключение. Во время войны в очередной раз возникла проблема возвращения крестившихся евреев в лоно иудаизма. Обычно это было связано со смертью в госпиталях больших городов. Вот что писал обозреватель "Еврейской недели" (1917. № 10/11) по этому поводу: "На днях Петербургская духовная консистория разрешила принципиальный вопрос (здесь и далее курсив мой. – С. Д.).

Умер крещеный еврей, пожелавший перед смертью возвратиться к вере своих отцов и подавший об этом прошение, которое за краткостью времени не было удовлетворено.

Близкие к покойному лицу возбудили ходатайство о разрешении похоронить его по еврейскому обряду, ссылаясь на предсмертную волю. Администрация запросила заключения епархиальных властей…консистория ответила, что человек, отпавший от православия, не может быть погребен по христианскому обряду, а как и с соблюдением каких обрядностей будет он погребен, для духовной власти безразлично: это дело администрации. Почивший был погребен по еврейскому обряду".

И еще. "Виленский курьер" опубликовал статью о подвиге 20-летнего добровольца, уроженца Виленской губернии Соломона Пельмана, награжденного последовательно Георгиевскими крестами IV-II степени за то, что, затаившись в окопе, он при появлении немцев забросал их гранатами. Рота, воспользовавшись замешательством врага, часть уничтожила, а часть пленила.

Основатель русской военной авиации великий князь Александр Михайлович терпимо относился к евреям, и в его ведомстве были "лица иудейского вероисповедания".

Напомню, что один из пионеров русского аэроплаванья, Всеволод Михайлович Абрамович (1890-1913), внук писателя Менделя Мойхер-Сфорима, впервые в истории авиации совершил длительный перелет по трассе Берлин-Петербург в 1912 г. Погиб во время пилотирования.

В "Еврейской неделе" (1915. № 7) напечатана фотография анонимного "Еврея-авиатора", сидящего за штурвалом аэроплана. В австрийской, например, армии было много офицеров-евреев, в частности в авиации. В знаменитом таранном бою, состоявшемся 26 августа 1914 г., противником пилота П.Н. Нестерова был Фридрих Розенталь.

В одном из киевских лазаретов лечился российский авиатор Эммануил Маргулис, раненный при разведке над Перемышлем.

А сын артиста балета, композитора и дирижера, с 1897 г. капельмейстера лейб-гвардии Преображенского полка А.А. Фридмана (1866-1908), Александр Александрович Фридман (1888-1925), математик и геофизик, был во время войны военным летчиком. В 1922-1924 гг. нашел нестандартные решения уравнений Эйнштейна, что легло в основу теории расширяющейся Вселенной. Один из создателей теории турбулентности и отечественной школы динамической метеорологии. В 1931 г. ему посмертно была присуждена Ленинская премия.

Леонид Мартынов в 1965 г. посвятил А.А. Фридману следующее стихотворение:

Мир не до конца досоздан: небеса всегда в обновах, астрономы к старым звездам вечно добавляют новых.

Если бы открыл звезду я, – я ее назвал бы Фридман, – лучше средства не найду я сделать все яснее видным.

Фридман! До сих пор он житель лишь немногих книжных полок – математики любитель, молодой метеоролог и военный авиатор на германском фронте где-то, а поздней организатор Пермского университета на заре советской власти… член Осоавиахима.

Тиф схватив в Крыму, к несчастью, не вернулся он из Крыма.

Умер. И о нем забыли.

Только через четверть века вспомнили про человека, вроде как бы оценили:

– Молод, дерзновенья полон, мыслил он не безыдейно.

Факт, что кое в чем пошел он дальше самого Эйнштейна: чуя форм непостоянство в этом мире – урагане, видел в кривизне пространства он галактик разбеганье.

– Расширение Вселенной? В этом надо разобраться!

Начинают пререкаться…

Но ведь факт, и – несомненный: этот Фридман был ученым с будущим весьма завидным.

О, блесни над небосклоном новою звездою, Фридман.

Еврейский вопрос был разрешен Февральской революцией. Почти сразу же 2 600 евреев зачислили в военные училища и школы прапорщиков. При том недостатке младших офицеров, который испытывала армия, это был запоздалый, но правильный шаг. Россия войну, к сожалению, проиграла…