***

В стихотворении "Последняя жертва" (1905) описана гибель российской эскадры: пророчество сбылось… Несмотря на преследование цензуры, стихотворение распространялось стремительно, особенно в солдатской и матросской среде. Но несравнимо интереснее стихотворение, посвященное победителям, чья "отчизна хризантем, любимый солнцем край", в котором Якубович отметил всемирно-историческое значение победы азиатов над европейцами: …Нипон, иным гордись!.. Актеры грозной драмы, Бойцы усталые, под мирный отчий кров Вернутся воины счастливые Ойямы.

Свобода и любовь в объятья примут их!

На клич земли родной они как барсы встали, За право равенства в семье племен людских Бестрепетно в полях чужбины умирали.

И яркий вспыхнул день – награда всех трудов, Ликуйте, мертвецы Мукдена и Телина:

Отныне желтый цвет – не подлый цвет рабов, Отныне Азия не знает господина!* 20 августа 1905 г.

Многие поэты откликнулись на страшную петербургскую драму – Кровавое воскресенье, но, пожалуй, самое значительное стихотворение "Красный снег" написал Мельшин.

Каин, что ты сделал?!
Прячась, словно тать,
Божьего проклятья
Смоешь ли печать? ….
У престола Бога,
В утро райских нег,
Все мы видеть станем
Этот красный снег!**

1905 г. 25 ноября А.Б. Гольденвейзер по отцу правнук Я.М. Эйхенбаума, автора поэмы "Гакраб" (Они играли в шахматы. М., 1982. С. 186-187). 27 ноября Зубатов начал свою карьеру филера (осведомителя) на гимназической скамье. В течение трех лет (после чего?) возглавил рос-

* Там же. С. 271. ** Там же. С. 268.

сийский сыск. Конечно, многое из его практики позже заимствовали большевики: всеобщая слежка за гражданами, полная информации об их настроениях, особенно оппозиционных или "прогрессивных". "Жизнь эволюционирует: при Иване IV четвертовали, а при Николае II – канун конституции. Еврейский вопрос – вопрос временный, должен быть разрешен по западноевропейскому примеру: все ограничения следует отменить (Заварзин П.П. Жандармы и революционеры: Воспоминания. Париж, 1930. С. 58-59). Зубатов предчувствовал революцию и гибель России, его предчувствия оправдались. Прошло пять лет. Однажды, сидя за столом в кругу семьи, он узнал о начавшейся революции (спустя три дня докатившейся до Москвы). Зубатов задумался, затем вышел в соседнюю комнату и выстрелом закончил счеты с жизнью.

Возможно, не самый глупый поступок в его жизни…

Заварзин – бывший начальник Кишиневского, Донского, Варшавского и Московского охранных отделений. Опытный сыщик, умница. Приехал в Кишинев после погрома.

Оставил интересные заметки о прибывших адвокатах – Карабчевском, Винавере, Грузенберге, Зарудном, в речах которых было много искреннего и театрального. Еще Заварзин отметил, что революцию Карабчевский не принял, оказался монархистом. В эмиграции частично вынес приговор делу, которому служил в Кишиневе (С. 82-83).

Одна из глав воспоминаний называется "Еврей", где выведен друг жандарма доктор Лившиц. Высокий брюнет с проседью, 46 лет, с "чистой речью (вероятно, имеется в виду отсутствие акцента), но все-таки она (речь) выдавала его семитическое происхождение (!?). Врач, получивший диплом в Вене и имевший возможность жить в Австрии, предпочел свои Пенаты – Кишинев и в итоге – погром. В присутствии нового (назначенного после погрома) губернатора либерала князя Сергея Александровича Урусова и прокурора местного суда Владимира Николаевича Горемыкина произошел любопытный разговор. Инициатором был князь. (Заварзин свою точку зрения не выдвигает, но, похоже, он соглашался с необходимостью решить еврейский вопрос.) Урусов считал необходимым провести реформы, в первую очередь уничтожить черту оседлости. Заварзин сохранял с ним отношения вплоть до перехода князя в левое крыло Думы. Князь, воспользовавшись удобным моментом, попросил доктора Лившица высказать точку зрения "лояльного" еврея на процесс и на все, что ему предшествовало. Позиция ассимилятора прозрачна: "Еврейство – мировая сила. Сила, которая вливается в культурные государства земного шара, хотя и с запозданием, но неудержимо и последовательно.

Запоздалость явилась вследствие давления руководителей христианской доктрины, с одной стороны, а с другой – и отсталые идеологи-талмудисты предостерегают евреев от влияния на них европеизма; им необходимо сохранение еврейства в библейской психологии и обычаях. Я верю, что не пройдет и одного столетия, когда еврейство совершенно ассимилируется в тех странах, которые сделались его второй родиной.

Ведь на наших глазах у евреев исчезают курьезные одежды, прически, нелепые обычаи и т. п. Ничего не поделают ни патеры, ни цадики! (духовное лицо у евреев).

Народ, который на 100% грамотен, силен в борьбе, и никакие хулиганы его роста не остановят ни в России, ни вне ея" (С. 90). 28 ноября Из писем В.М. Пуришкевичу:

"Еврей – начальник военного училища (корреспонденция).

Как это ни дико звучит, как не может показаться странным, но тем не менее это правда. Чего только у нас на Руси не бывает!

Почти в конце апреля начальником Чугуевского пехотного военного училища был назначен Фенстер, по слухам, по национальности принадлежащий к иудейскому племени и, как рассказывают, принявший крещение в христианскую веру (?! Так в тексте. – С. Д.) на 18-м году жизни.

Каким образом мог еврей попасть в число офицеров русской армии, затем в генеральный штаб и, наконец, получить чрезвычайно ответственное место начальника военного училища – остается загадкой. До этого назначения Фенстер командовал одним из Сибирских полков, по слухам, на Русском Острове, у входа во Владивосток.

Любопытно то, что в России существует закон, в силу которого еврей может быть офицером только при условии, когда отец и дед его родились в христианстве…" (Прямой путь. СПб., 1914. № 5. С. 208). 28 января 2001 г.

Давно не заносил, а жаль… Месть в потомстве. Присяжный юдофоб А.С. Суворин не был счастлив в детях. Человеком он, без сомнения, был одаренным, но в детях генеалогия отдыхала. О его сыне писали довольно много, вплоть до Пикуля в романе "У последней черты". Но, у Суворина-старшего была еще дочь, мечтавшая стать балериной. Кончила она свою карьеру печально и "даже с конфузом". После революции приехала в Японию с "балетным мальчиком", который в афишах назывался артистом Императорских театров. Себе же она присвоила имя знаменитой танцовщицы Наташи Трухановой. Напомню, что Труханова была подругой и женой советского графа Игнатьева. Прославилась настоящая Наташа великолепным исполнением Саломеи (в костюме Евы). Ей посвящены несколько строк в любой истории русского балета. Но вернемся к Настасье Сувориной. В европейском театре Иокагамы на ее спектакль были проданы по высоким ценам все билеты. Спектакль состоялся – она была освистана и тайком, ночью, на китайском пароходе бежала в Сан-Франциско, оставив в гостинице двоих детей. К счастью, детей забрал барон Гинзбург, прозванный Порт-Артурским, и поместил их в устроенный им для русских беженцев дом (Крымов Вл. Портреты необычных людей. Париж, 1971. С. 44). Хорошо, что старик Суворин не дожил до этих дней…

В статье, посвященной проявлению антисемитизма в шахматах, я привел пример вопиющего беззакония, когда в устав шахматного клуба был введен пункт, запрещавший принимать в него евреев. Я писал, что шахматы – лишь зеркало российского общества. Но и первый параграф устава Императорского автомобильного общества гласил то же самое: "евреи не допускаются в число членов". Кстати сказать, почетным председателем клуба был Николай II. Конечно, как в шахматном, так и в автомобильном клубе евреи были, в обход правил, разумеется. Один из них – генеральный директор знаменитой компании "Проводник" в Донецком угольном бассейне по фамилии Виттенберг, некрещеный, но тайный советник и миллионер. Быть богатым хорошо в любые времена и при всех режимах… (Крымов Вл. Указ. соч. С.50).

29 января 2001 г.

Возвращаясь к Суворину. Потомок солдата, отличившегося при Бородине, своей карьерой он полностью обязан только себе. Есть мнение, что сам Суворин не был антисемитом и "правизна" его личных взглядов резко отличалась от линии газеты.

Действительно, стоит просмотреть сохранившуюся часть дневника, чтобы понять:

Суворин умнее и левее своей газеты. Девиз газеты "Чего изволите?". Благодаря статьям Буренина, Меньшикова, Розанова и других менее талантливых юдофобов она стала рупором государственного антисемитизма. Защитники Суворина указывали на множество сотрудников-евреев, работавших в его изданиях. Совершенно верно.

Банальная "философия" Суворина сводилась к одному: после отмены крепостного права в России должен править капитал. Деньги – это власть. За деньги можно все купить и на все повлиять. Деньги нужны большие. А значит, сотрудники должны быть талантливые и высокооплачиваемые. Этот принцип неукоснительно соблюдался.

Суворин покупал еврейские таланты. Говорить о нравственности евреев, работающих на антисемитскую газету, не приходятся. Я в свое время писал о трагедии Ивана (Исаака) Павловского. Другим "талантом" был Манасевич-Мануйлов. Знаток перечисляет и других "наемников": Юрий Беляев, Гольдштейн, Шайкевич и некий Шмулевич, закадычный друг по Бахусу Суворина. Человек одаренный, он не хуже Лоло-Мундштейна или Дона Аминадо владел рифмой, писал "подвальные" фельетоны в стихах в "Петербургском листке" за подписью Декадент. Суворин доверял ему самые деликатные поручения (Крымов Вл. Указ. соч. С. 54-55). 2 февраля В черте оседлости, согласно статистическим данным, проживало 4 899 327 человек, вне черты – 1 320 тыс. (Неизвестный Нилус. Т. 1. С. 400. Примеч.).

Интересные данные. Общая численность евреев достигала около 6 млн.

Приблизительно четверть вырвалась из пресловутой "черты". Они представляли собой, в общем, элиту любого, в том числе русского, общества – адвокаты, журналисты, инженеры и т. п. Многие были купцами первой и второй гильдий. Подчеркну: эти цифры официальные. В них не входят "нелегалы" и псевдокрещеные. Последнее объясню таким примером. Писатель Осип Дымов (Перельман) пришел в Санкт-Петербурге в Большую синагогу, чтобы заказать сидячие места на Йом-Кипур. К его удивлению представитель "администрации" заявил, что мест уже нет – все они закуплены выкрестами! Потрясенный Иосиф Исидорович в сердцах воскликнул: "Может быть, мне креститься, чтобы получить место?!" (Дымов О. Что я помню. На идиш. Нью-Йорк. Т. 2. С. 85).

И все же число евреев, проживающих в столицах, было ничтожным. Перед Первой мировой войной в Москве жили только 9 тыс. человек! (см.: Новый энциклопедический словарь. М., 2001). 4 февраля Несомненно, книга Н. Кона "Благословение на геноцид" чрезвычайно важна, но в ней много недочетов и ошибок, кстати сказать, вполне естественных: он не знает русского языка. Например, утверждение, что Цион не мог быть автором ПСМ, зиждется на зыбком фундаменте психологии: разве человек такого интеллектуального уровня способен опуститься до написания

грубой антисемитской фальшивки. Увы, история знает многих таких, кто, не щадя своего интеллекта, служили ЗЛУ в самом непотребном виде. Довод, что Цион в книге "Современная Россия" (1892 г. на фр. яз.) ратовал за равноправие евреев (по словам Кона, "продемонстрировал глубокую симпатию к российским евреям"), не выдерживает критики – сей труд вышел для западного читателя, а до этого Цион писал весьма страшные вполне антисемитские вещи. В этом же месте Кон, видимо, не доверяя самому себе, предположил, что П.И. Рачковский воспользовался фельетоном или сатирой Циона, которая была изъята во время тотального обыска на вилле Циона в Швейцарии (Кон Н. Указ. соч. С. 67-68). Вот то противоречие, которое заметил Кон у Рачковского (Карьера П.И. Рачковского: Документы // Былое. 1918. № 2).

Даже в переработанном виде ПСМ были доносом на всесильного Витте, его покровителя. Что-то не срабатывает. Да и как "отец" франко-русского союза мог подвергать опасности свое же детище. Несомненно одно, и это не заметили многие исследователи ПСМ, они были скрытно ориентированы на сторонников союза с Германией. Общая болезнь правых в России – тяготение к Германии – привела к тому, что ПСМ стали известны на Западе.

Архивы? По мановению чьей-то волшебной палочки они исчезли. Как и архив Рачковского, который в 1930 г. просматривал Николаевский. Архивы Циона, хранимые вдовой ученого до Второй мировой войны, бесследно исчезли и т. д.

Среди правых юдофобов очень много психически больных людей, о чем Давид Черняховский написал в замечательной статье-послесловии к книге Н. Кона. Я же убежден, что большинство правых – люди нечистоплотные, многих в правый лагерь затянули деньги. Тонкий аналитик Вл. Крымов полагал, что Суворин преуспевал вовсе не на правительственные субсидии – прямого субсидирования не было. Помощь получали полуправительственные "Санкт-Петербургские ведомости" (с 1875 г. в ведении Министерства просвещения, последний редактор князь Э.Э. Ухтомский); "Гражданин" Мещерского, "Земщина" и "Прямой путь", но все эти издания в одночасье "почили" – началась война и государству они стали в тягость, к тому же поддерживать прогермански настроенных людей было бы слишком странно. Кроме, понятно, "Санкт-Петербургских ведомостей", переименованных (как глупо) в "Петроградские ведомости". "Новое время" получало косвенную дотацию, воспользовавшись тем, что именно в центральной прессе было разрешено печатать объявления земельных банков, особенно Дворянского. Эти набиравшиеся мелким шрифтом объявления давали в год до 80 тыс. рублей. Закон позволял публикацию объявлений только в "Правительственном вестнике" и в самой многотиражной центральной газете, каковой и являлось "Новое время". Тираж сытинского "Русского слова" был больше суворинской газеты, но издаваемое в Москве (не в столице) "Русское слово" прaва публиковать объявления не имело. Талантливых журналистов Суворин привлекал крупными гонорарами. Среди них было много бывших "левых", вроде Буренина. Крымов так и пишет, что и В.В.

Розанов, и М.О. Меньшиков сами (т. е. никем не подгоняемые) пришли из левой пристройки в правую, привлеченные невиданной оплатой. Меньшиков получал за газетную строчку 50 копеек. Был скуп, на себя тратил мало и ко времени мировой войны у него было более полумиллиона рублей, помещенных в государственную ренту.

Предчувствуя неизбежный крах империи, он советовался с многоопытным Крымовым об их реализации. Реалист Крымов советовал немедленно перевести накопленное в доллары или фунты, даже с большой потерей. Это было в начале 1917 г. Меньшиков не успел реализовать эту идею и, смею думать, безденежье привело его на скамью подсудимых и к расстрелу. Иначе он бы эмигрировал (см.: Крымов Вл. Указ. соч. С. 62). Как я понимаю, предложенная Крымовым Меньшикову операция была незаконной, но издатель "Столицы и усадьбы", будучи коммерческим жохом, советовал нововременцу провернуть ее через министра финансов Барка, который был одновременно одним из директоров "Нового времени". Се ля ви! 5 февраля "Россия, которую мы потеряли". Крокодиловы слезы. Люди, оплакивающие царскую Россию, просто не знают истории своей страны. Для них история страны – это балы Наташи Ростовой, дворянские гнезда, Дворянские собрания и т. п. На худой конец – купеческие застолья в Яре… А что 90% населения империи, по переписи 1897 г., было неграмотным – это никого не интересует. Что страна каждые 10 лет ела человечину из-за перманентного голода – тоже не имеет значения. Что лапотную Россию бросили в горнило мировой войны – это тоже большевики виноваты. Короче, до революции Россия занимала по уровню жизни последнее место в Европе, собственно, такое же она занимает и сейчас. Вспомним французского историка Жюля Мишле (1798-1874): "Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, ее породившими"

(История французской революции).

От себя скажу: в благополучных странах революции не происходят…

Сергей Есенин в 1925 г. в поэме "Анна Снегина" повторил один из душераздирающих мотивов А. Блока:

Война мне всю душу изъела.
За чей-то чужой интерес
Стрелял я в мне близкое тело
И грудью на брата лез.
Я понял, что я – игрушка,
В тылу же купцы да знать,
И, твердо простившись с пушками,
Решил лишь в стихах воевать.
Я бросил мою винтовку,
Купил себе "липу", и вот
С такою-то подготовкой
Я встретил 17-й год. …
Война "до конца", "до победы". –
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.
Но все же не взял я шпагу…
Под грохот и рев мортир
Другую явил я отвагу –
Был первый в стране дезертир. ….
И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек!
И сколько зарыто в ямах!
И сколько зароют еще! …
Нет, нет! Не пойду навеки!
За то, что какая-то мразь
Бросает солдату-калеке
Пятак или гривенник в грязь.

О том же у Блока: "Грешить бесстыдно, непробудно", затем пойти в церковь, кинуть медный в тарелку грошик, бить поклоны, прикасаясь лбом к заплеванному полу, а потом:

А воротясь домой, обмерить
На тот же грош кого-нибудь,
И пса голодного от двери,
Икнув, ногою отпихнуть.

Но даже такой России поэт затем клянется в любви… Голодный пес перейдет из 14-го года в Октябрь 17-го и навсегда останется в "Двенадцати".

Читал ли Блок Бондарева? Была ли в его библиотеке книжка Бондарева, изданная "Посредником"?

Но ведь Толстого читал – 100%. И потому:

Хорошо в лугу широким крyгом
В хороводе пламенном пройти,
Пить вино, смеяться с милым другом
И венки узорные плести,
Раздарить цветы чужим подругам,
Страстью, грустью, счастьем изойти, –
Но достойней за тяжелым плугом
В свежих росах поутру идти!

(курсив мой. – С. Д.).

"Май жестокий…", 1908 г. 6 февраля Я люблю Некрасова. Больше всего "Рыцаря на час". Не любил он нашего брата, еврея.

Не подписал письма в защиту Горвица и Чацкина, был на стороне Добролюбова, а не Чернышевского: тот заступился. У Некрасова есть самые щемящие стихи о вилюйском пленнике:

Его еще покамест не распяли,
Но час придет – он будет на кресте;
Его послал Бог Гнева и Печали
Царям земли напомнить о Христе*.

По цензурным соображениям в последней строке вместо "Царям земли" было "рабам земли". Мне же нравится вариант: "рабам земным"… Эстетика не согласуется с политикой.

Есть у Некрасова и о моем герое А.А. Суворове, хотя с иронией, но умно, не так, как у Тютчева: …Где бы денег занять? Вот вопрос?

Вот вопрос! Напряженно, тревожно
Каждый жаждет его разрешить,
Но занять, говорят, невозможно,
Невозможнее долг получить.
Говорят, никаких договоров
Должники исполнять не хотят;
Генерал-губернатор Суворов
Держит сторону их, говорят…
Осуждают юристы героя,

*Некрасов Н.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1965-1967. Т. 2. С. 325.

Но ты прав, охранитель покоя
И порядка столицы родной!
Может быть, в долговом отделенье
Насиделось бы все населенье,

Если б был губернатор другой!* Есть у Некрасова удивительный эпиграф: "Человек, усовершенствованная обезьяна", подписанный: "Из записной книжки Ф." Повесть Некрасова писана в 1840 г. – вот тебе и Дарвин! (Т. 5. С. 19).

Прошлое: "виртуозные пальцы Тальберга" – из рассказика Некрасова. Я о Сигизмунде Тальберге писал статью… (КЕЭ. Т. 5. С. 91). 7 февраля И снова о послесловии Д. Черняховского – "Глазами психиатра" – к книге Н. Кона "Благословение на геноцид". Постулат – ПСМ составляли психически ненормальные люди, склонные к массовому психозу. Среди антисемитов в действительности много людей с больной психикой, но много и вполне здоровых прохвостов. Вроде Суворина. А начинал с повести "Всякие. Очерки современной жизни" (1866), где под фамилией Самарский выведен Чернышевский. Или Буренин, написавший стихи на гражданскую казнь Чернышевского. И тот и другой были вполне здоровыми подлецами.

Я же заметил, что среди юдофобов полно педерастов. Вроде князя Мещерского, П.И.

Чайковского, Колышко. Последнего мало кто помнит, а был такой бойкий фельетонист в "Новом времени", писал под псевдонимом Баян. Начинал мальчиком у князя Мещерского. Затем Колышко сменил некий Н.Ф. Бурдуков, в будущем камергер! Нечто вроде солнца в кругу педерастов. Подробно сия мерзость описана у С.Ю. Витте, Вл.

Крымова и др. Настоящее имя Колышко – Иосиф-Адам-Ярослав Иосифович (1862 – умер 10 декабря 1920 г. – ошибка у Масанова: чуть многовато для действительного статского советника и чиновника Министерства финансов). 8 февраля У Распутина здравый смысл. Главное не воевать с немцами: побьют. Мир подписать любой. После, окрепнув, все можно пересмотреть. Ему нравились деревни немецких колонистов – их зажиточность. Советовал крестьянам жениться на немках: они приносят в дом достаток (Симонович. Распутин и евреи. М., б.г. С. 97).

* Там же. С. 173.

15 февраля В "Воспоминаниях" С.Ю. Витте (1849-1915) масса материала, часть которого я проморгал. Например, рассказывая о потомках хазар и приводя мнение Гатцука и других, забыл упомянуть в ряду фамилий вице-председателя Союза Михаила Архангела черносотенца В.Н. Казаринова (Витте С.Ю. Воспоминания: В 3 т. М., 1960. Т. 3. С. 425). Так играет генетика, что сам Казаринов вряд ли помнил о своих хазарских и, вполне возможно, иудейских корнях. Про сего Казаринова известно из книги "Союз русского народа": он отвечал за снабжение боевых дружин оружием и его распределение по провинциальным отделам Союза. Этот Казаринов, по словам Витте, устроил "две адские машины", чтобы его (Витте) убить, и даже снял напротив дома бывшего премьера комнату, чтобы наблюдать сцену "возмездия". Но Бог автора Манифеста 17 октября 1905 г. миловал. С Казариновым случился "религиозный приступ", и, подойдя к дворнику, он попросил передать хозяину (Витте) перейти в спальню на другую половину дома…

У того же Витте много горьких слов в адрес "иностранного еврея" выкреста В.А.

Грингмута (1851-1907): "Грингмут представлял собой все свойства ренегата.

Известно, что нет большего врага своей национальности, своей религии, как те сыны, которые затем меняют свою национальность и свою религию. Нет большего юдофоба, как еврей, принявший православие". И далее: "Нет большего врага поляков, как поляк, принявший православие и особливо одновременно поступивший в русскую тайную полицию". Вывод Витте убийствен: "Для того чтобы быть истинным союзником, конечно, нужно быть врагом евреев, ибо какой же ныне консерватор не жидоед. По нынешним временам тот, кто не жидоед, не может получить аттестации истинного консерватора". Именно поэтому Грингмут сделался "жидоедом". Но это ему не мешало находиться в "дружбе" с директором Международного банка Ротштейном и получать от него вспомоществование (Там же. С. 468-469).

Много нелестных слов Витте высказал в адрес педераста князя Мещерского, внука Н.М.

Карамзина Но есть одна деталь, несколько обеляющая реноме князя: он был категорически против японской авантюры, ибо предвидел ее крах. В особой записке, направленной Николаю II, указал на опасность войны и возможную революцию. Как водилось у Николая, он тотчас охладел к Мещерскому и лишь через несколько лет удостоил его личной аудиенции. Есть еще один штрих в биографии Мещерского: он также – категорически – был против дела Бейлиса. Думаю, лишь смерть спасла престарелого лицедея от царской немилости (Там же. С. 575-594). 16 февраля Я писал о юродстве Розанова, родственном юродству Распутина. Ссылался на некий феномен, привлекающий к ним женщин. Сексуальная необузданность, описанная Вл.

Крымовым, вызвала неприятие и нападки. "Полупомешанный, полугений" – так определил Розанова Крымов (Из кладовой писателя. Париж, 1951. С. 58). Он писал, что когда Розанов прекращал "сдерживаться", то был отталкивающе противен, особенно противен женщинам, а между тем они в него влюблялись. То же отношение к евреям, которых он называл "жидами". Он верил, что евреи употребляли кровь, и восхищался этим, и осуждал Христа и Новый завет, ибо в Ветхом завете величайшее утешение и откровения!

А вот гениальная фраза самого Крымова: «Когда иностранец ищет настоящую "ам слав", он всегда находит еврейку из Белостока или Гомеля» (Там же. С. 177). Браво! 19 февраля Люблю Тютчева. Люблю находить его в стихах О. Мандельштама, В. Хлебникова, Н.

Заболоцкого. Люблю анекдот о картине А.А. Иванова "Явление Христа народу" – "Семейство Ротшильдов на водах". Но у него почти нет Ветхого завета. Изредка, но как всегда гениально:

Как тот борец ветхозаветный,
Который с Силой неземной
Боролся до звезды рассветной
И устоял в борьбе ночной.
"Он, умирая, сомневался…", 1865 г.
Человек имперский, он мечтал о Царьграде:
Не в первый раз кричит петух …
Вставай же, Русь! Уж близок час!
Вставай Христовой службы ради!
Уж не пора ль, перекрестясь,
Ударить в колокол в Царьграде?

"Рассвет", 1849 г.

Наивен. Ведь понимал же, что хуй у русских не стоит. А иногда вдруг современно: // Не тронуто Косово поле, // Не срыта Белая Гора (Раздел нынешней Югославии и Чехословакии!). "Над русской Вильной стародавной // Родные теплятся кресты // И звоном меди православной // Все огласилось с высоты".

Человек западный, но ограниченный: не любил Нессельроде, а чтил Горчакова. А ведь Нессельроде не дал бы разбить Францию и объединить Германию. Не любил поляков, клеветал на внука Суворова и т. д. Интересно, как отнесся к аресту Чернышевского? Знал ведь его по Цензурному комитету. ("Давно известная нам дура – // Неугомонная цензура // Кой-как питает нашу плоть – // Благослови ее Господь!") К евреям Федор Иванович лично относился хорошо. Давал деньги Гейне, дабы великий поэт в "Путешествии на Грац" сказал пару добрых слов в адрес армии Дибича… Или к А.Ф. Гильфердингу – именно за "службу" в пользу славян. 1 марта Существует мнение, что именно Достоевский выдвинул "ротшильдовскую" идею, например в "Подростке". Это далеко не так. К тому времени "идея" стала общим местом, в подтверждение стоит процитировать фрагмент частного письма Н.В. Гоголя к В.А. Жуковскому от 12 марта 1847 г. из Неаполя. Получая в Неаполе деньги по векселю, Гоголь столкнулся с затруднениями технического порядка: "И теперь, в ту самую минуту, когда здешний неаполитанский Ротшильд уже дал было повеление своей кассе выдать мне по нем денег, им овладело вдруг сомнение. Ни удовлетворение гамбургского Гейне, ни ручательство франкфуртского кровного брата не могло его успокоить. Еврейская душа почувствовала в эту минуту только то, что дело идет о деньгах, стало быть, о предмете священнейшем всего на свете (выделено мной. – С.

Д.), а потому просила меня дать ему время сделать еще разыскания и снестись с Гамбургом. А потому я распорядился так, чтобы он все взял на свои руки, как разъясненье по делу векселя, так и доставку его обратно к барону Штиглицу…" (Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Письма. М., 1952. Т. XIII. С. 254). Здесь интересно несколько второстепенных фактов: семейство Ротшильдов в Неаполе и Франкфурте, банкир Гейне в Гамбурге (дядя поэта Генриха Гейне), барон Штиглиц – петербургский банкир, крещеный еврей, из тех, кого сам Потемкин выводил в люди.

То есть практически вся Европа в еврейских банкирских руках. С Неаполем связано и приключение Герцена – здесь у его жены украли все документы, в том числе банковские. Герцен пришел к соглашению с неаполитанскими "мафиози" и, заплатив требуемую сумму, вернул похищенное! Все как теперь.

Я получил от Инны (моей жены) роскошный подарок: Альбом Фалька. Художник, которого я люблю, хотя и понимаю его некоторую ограниченность. В биографии Роберта Рафаиловича Фалька (1886-1958) несколько приметных и неприметных фактов. Родился в обеспеченной еврейской буржуазной семье, отец – юрист и известный любитель шахмат Рафаил Александрович Фальк (умер в 1913 г.). Лучший результат – 1-2-й призы в первенстве Москвы в 1901 г. Блестяще вел шахматные отделы в московских немецких газетах "Moskauer Deutsche Zeitung" и др. (Словарь шахматиста Левенфиша). Отсюда семейная тяга к германской культуре. Впервые Фальк участвовал в выставке под псевдонимом-анаграммой Клаф Требор. Многоженство и переход в православие (?), получил имя Роман. Первая жена Елизавета Сергеевна Потехина; в 1916 г. родился сын Валерий Робертович Ф., тоже художник, погиб под Сталинградом в 1943 г. Второй брак с дочерью Станиславского, Кирой Константиновной Алексеевой (1920-1922); в 1921 г. родилась дочь Кирилла, в замужестве Барановская.

В 1921 г. послан Наркомпросом в Витебск, "унять" Казимира Малевича. Как известно, Шагал бежал из Витебска из-за разногласий с Малевичем. В кармане Фалька лежал мандат на арест Казимира. К чести Фалька, он им не воспользовался. Въезд в Витебск его потряс: Фальк вышел из здания вокзала и увидел, как прямо на него едет извозчик с картин Шагала, с пейсами и в лапсердаке. По городу ходили куры, козы и прочая живность, домишки крохотульные. И вдруг в середине улицы шедевры Казимира: геометрические конструкции, кубы, цилиндры. Фантасмагория Малевича на фоне Шагала…

В Витебске сошелся с Раисой Вениаминовной Идельсон, которая стала его третьей женой. Далее совместные работы с А.М. Грановским в Госсете в Москве. И странная командировка в Париж – "с целью изучения классического наследия", которая продолжалась почти 10 лет, с 1928 по 1937 г. В Париж он уехал с Идельсон, но спустя год она вернулась в СССР "к больному отцу" (?). В 1930 г. с невозвращенцем А.М. Грановским оформил в "Габиме" спектакль "Уриэль Акоста" Гуцкова. В 1935 г. в Париже работал с Грановским над фильмом "Тарас Бульба". (Ну сущее кафкианство: два еврея при антисемите Гоголе. Интересно, как показан погром: со смехом или без оного?) Возвращение в Москву, в "лучший – 1937-й – год", "в канун 38" (из автобиографии).

Загадка, если только он не работал на Советы. Время похищения генерала Миллера…

Странный отказ от поездки в Америку. Странно… В 1939 г. для Михоэлса оформил "Соломона Маймона". Это здорово. В 1940-1941 гг. оформил с сыном спектакль "Испанцы" М.Ю.

Лермонтова для Госсета.

Лермонтов на идиш. Потрясающе. Еще один аргумент в пользу известной гипотезы об отце поэта – Ансельме Леви(се). В четвертый раз Фальк женился на Ангелине Васильевнне Щекин-Кротовой. Вообще ходок по русским бабам. Вероятно, конец 40-х годов. В ледяную студию пришли двое – директор Третьяковки Лебедев и критик (?) Сысоев, представители художественных властей. Вероятно, Лебедев хотел приобрести для Третьяковки работы Фалька. Может быть, хотел его поддержать. Стены в студии были покрыты льдом. «Фальк стал показывать пейзажи, "понятные соцреалистам", и Лебедев восхищенно воскликнул: "А все-таки Фальк всегда побеждает цветом. Что за цвет, смотрите!" Сысоев перебил его, грозно насупился и вымолвил: "Дело не в цвете. Этот пейзаж – не русский пейзаж. Наши березы рослые, ровные, стройные. А это местечковая береза, вся изогнулась, искривилась" (курсив мой. – С. Д.).

Фальк вышел из комнаты, а я сказала гостям: "До свидания. Он больше не будет показывать"» (Щекин-Кротова А.В. Лирические комментарии. Цит. по: Левина Т.

Роберт Фальк. М., 1996. С. 56. Примеч.). 2 марта Я выискиваю евреев из самых разнообразных источников. Довольно часто мной движет инстинкт, интуиция. Документов у меня под руками нет, больших библиотек тоже, архивы в России. За каждым "пуком" обращаюсь к Толе Рубашеву, да хранит его Господь. В принципе мне нужны сотрудники – несколько молодых, но знающих людей.

Даже вообразить трудно, где их можно найти. Я уже не говорю о средствах. Но моих глаз и моей памяти, конечно, никто не заменит.

Вот маленькая новелла из Костромы. Ее прославленный красивейший собор – церковь Воскресения на реке Дебре. Построена в 1652 г. на средства богатого костромского купца Кирилла Григорьевича Исакова. Его называют негоциантом – он вел торговые дела с Англией. Торговля была, выражаясь современным языком, батальная, т. е. средневековая, обменная. Традиционный товар России: пенька, воск, лес, меха – в обмен в числе других товаров на дорогую краску, доставляемую из колоний. Больше всего в России ценили голубую краску индиго, ввозимую из Индии. Цена ее была баснословной – бочонок золота приравнивался к бочонку индиго. Легенда гласит, что однажды Исаков по ошибке вместо бочонка краски получил из Англии бочонок золота. По законам жанра, честный купец сообщил о происшествии в Альбион и спросил, что делать с присланным по ошибке товаром. В ответ его лондонский корреспондент попросил Исакова употребить золото на богоугодное дело. Так на средства не то англичан, не то Исакова была выстроена красавица-церковь. То, что в легенде есть зерно правды, ясно из барельефов собора, где изображены лев и единорог – геральдические звери английского герба. Изображение их на центральном фасаде главного входа служит весомым аргументом в пользу такого предположения (см.:

Масленицын С. Кострома. Л., С. 30). Меня интересует лишь история купца с неординарной фамилией Исаков. С именем его все "нормально", но в отчестве тоже чувствуется иной говорок. Вспомним купцов Исаевых и Григорьевых, выкрестов, живших приблизительно в это же время в Мещанской слободе Москвы. Что же касается торговли с Англией, то во времена Ивана Грозного ее вел некий купец Юдин. 21 марта

[Не вошедший в книгу фрагмент]: В защиту Михаила Михайловича Филиппова выступил сам Дмитрий Иванович Менделеев, доказавший на страницах "Санкт-Петербургских ведомостей" полную некомпетентность "А.Т.": «То, что я прочел в статье "Нового времени", содержит в действительности не "научный разврат", а научную белиберду, и как она связана с именем покойного М.М. Филиппова, от которого я ничего подобного никогда не слыхал и с которым всегда беседовал с большим удовольствием, мне совершенно неясно… для меня остается совершенно неясной связь между белибердой статьи г. А. Т-а и кончиной человека, который, по моему мнению, оставил о себе добрую память у всех, кто его знал» (цит. по: Филиппов Б.М.

Тернистый путь. М., 1969. С. 164). Для нас интересно то, что великий химик, будучи еврейского происхождения, тщательно им скрываемого, был бытовым антисемитом, что, как видим, не мешало его дружеским отношениям с воинствующим филосемитом. Об этой стороне жизни Д.И. Менделеева мало известно, но, кажется, именно сейчас пришло время поговорить об антисемитизме части русских профессоров, знакомых нам по романам П.Д. Боборыкина (1836-1921).

Один из мемуаристов, поступивший в 1876 г. в Петербургский университет, вспоминал, что лекции профессора-экономиста Эдмунда Романовича Вредена (1835-1891) – чьи взгляды, пожалуй, легко вписались бы в современную эпоху – представляли собой не разбор экономических теорий, а рассказ анекдотов о "жидах", в частности о Марксе и Лассале, которых он иначе, как жидами, плагиаторами, нулями и разрушителями всего созидаемого, не называл. Когда однажды один из студентов спросил профессора: "Ну, а еврей Давид Рикардо?" – то, естественно, ответа не получил. И далее: «…С профессором Вреденом соперничал по части юдофобства знаменитый химик Д.И. Менделеев. По поводу нанесенного студентом Коганом-Бернштейном оскорбления бывшему министру народного просвещения Сабурову во время университетского акта, Менделеев разразился на лекции следующей филиппикою: "Будучи студентом, я и мои товарищи посещали часто галерку Александрийского театра, где занимали всегда одни и те же места. Но вот мы стали чувствовать около себя на галерке дурной запах. Оказалось, что к нам присоседился студент по фамилии Коган. Коганы всегда распространяют вокруг себя дурные запахи"… Какое впечатление должен был произвести этот монолог… на студентов-евреев – нетрудно себе представить» (Кауфман А.Е. За много лет // Еврейская старина. СПб., 1913. Т. VI. С. 214).

В редакции "Русского еврея", где был рассказан этот эпизод, больше всех возмущался профессор Николай Игнатьевич, он же Hoax Исаакович, Бакст (1842-1904):

"И вот что возмутительно, – волновался по этому поводу Бакст, – ведь сведущие люди уверяют, что Менделеев – соплеменник Коганов, что его предок – быть может, Мендельсон – попал в Сибирь, а сам он родился, как известно, в Иркутске!..

Отчего бы… не попытаться… запросить по этому поводу иркутского раввина?

Пусть бы порылся в старых метрических книгах. Нелишне поскаблить наших жидоморов, в жилах которых течет еврейская кровь" (Там же. С. 333). К своему счастью, уважаемый Николай Игнатьевич не читал пресловутого письма своего кумира А.И.

Герцена к Н. Огареву. Напомню, что в письме Бакст "пребывал" в одном ряду с пердоносными и сопливыми семитическими "муранами". Как бы реагировал на это Бакст? (О еврейском происхождении Д.И. Менделеева см.: Philo Lexicon-Handbuch des judischen wissens. В., 1935. P. 452. Обратим внимание на то, что лексикон вышел после прихода нацистов к власти.) Великий физиолог Илья Фаддеевич Цион (1842-1912) был прав, когда утверждал, что происхождение ровным счетом ничего не стоит. Тот же Кауфман привел, как он уточняет, далеко не полный список иудеев-юдофобов. При этом он, как и московский раввин Л.С. Минор, считал, что многие крестившиеся евреи или люди, в чьих жилах течет толика еврейской крови, остались верными друзьями своего народа. Я же продолжу рассказ о профессорах-антисемитах. И здесь никак не обойти колоритнейшую фигуру физиолога И.Ф. Циона.

Биография Циона изучена недостаточно, в ней много лакун и путаницы, относящихся к разным периодам его жизни.

Отец Циона, по имени Пинхас, по некоторым данным, родился в местечке Витебской губернии; в отрочестве был схвачен "хапунами" и перевезен в глубинку империи, в деревню, где до призыва в армию в течение трех лет находился в услужении у крестьян. Своих родителей Пинхас больше не увидел. Работая мальчик тяжело, почти забыл свое еврейство, но ни за что не хотел креститься. Затем попал в Казань и, несмотря на сопротивление, был насильственно крещен. Окончил унтер-офицерскую школу (для фельдшеров?) и, будучи одаренным человеком, быстро продвинулся по службе. Отслужив 25 лет, он вышел в отставку в офицерском чине (поручиком?).

Поселился в Саратове, где был чиновником судебной палаты. Свое еврейское прошлое он начисто забыл, хотя не стал, как многие выкресты, юдофобом. В это время в Саратове разыгралась кровавая драма: евреев обвинили в ритуальном убийстве.

Атмосфера последних лет царствования Николая I была удушающая. Во время суда он пережил духовный кризис и вновь обратился к иудаизму, послав прошение в Синод и указав на насильственное крещение. Суд тянулся три года, но в прошении ему было отказано. Все близкие думали, что дело кончится ссылкой в Сибирь. Но наступили благословенные времена Александра Освободителя, и ему наконец-то разрешили вернуться к своей вере. Я уже упомянул, что таких случаев было несколько. Из Саратова он переехал в Самару, где женился на дочери резника (шойхета). Тесть стал обучать его иудаизму. Через год у него родился сын Илья. Эта святочная история, сообщенная в книге биографа его сына Ш.Л. Цитрона, имеет один недостаток. Саратовское дело началось в 1850 г., а будущий физиолог родился в 1842 (Цитрон Ш.Л. За занавесом. Вильно, 1923. Т. 2. С. 175-188).

В Библиотеке конгресса США есть материал, содержащий другую версию происхождения И.Ф. Циона. По ней – он родился в Ковно (Литва), получил дворянство в 1877 г., "нобилитирован" и с этого момента добавлял к своей фамилии префикс "де", что соответствовало баронскому титулу, но было чистым самозванством.

Сына Пинхас обучал самостоятельно до восьми лет. Мальчик проявлял необыкновенные способности. Понимая, что его собственных знаний недостаточно, отец и еще три еврея из Самары пригласили для своих детей в качестве учителя и знатока Закона (ламдана), по-видимому, невинно оклеветанного и сосланного еврея из Борисова (Беларусь).

Согласно договору, учитель жил в доме Пинхаса и был, с иудейской точки зрения, очень образованным человеком, кстати сказать, сведущим не только в Торе, но и в светских дисциплинах. В прошлой жизни он кормился винокурением. Занятия проходили весьма успешно.

Параллельно Илья в возрасте 17 лет окончил гимназию с золотой медалью. К этому времени закончился и срок ссылки "ламдана", который вернулся на родину, сохранив дружеские отношения с семейством Ционов. В письмах любимому ученику он убеждал Илью, что во имя мук, перенесенных отцом, тот должен остаться евреем. Тем временем Илья был принят в Санкт-Петербургский университет, где его дарование было сразу отмечено. (Надо полагать, что отец Циона состояния не нажил, ибо в Петербурге Илье помогала еврейская община, ее столпы богачи – Нейман, барон Гинзбург, Малкиэль, Поляков, Берлин.) По сведениям Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона и Большой медицинской энциклопедии, он получил высшее образование в Варшавской медико-хирургической академии, в Киевском и Берлинском университетах и окончил их со степенью доктора медицины и хирурга. По сведениям, сообщенным весьма солидным источником, Цион "из мещан иудейского вероисповедания", окончил в 1858 г. Черниговскую гимназию, поступил в Варшавскую медико-хирургическую академию, оттуда в 1859 г. перешел в Киевский университет на медицинский факультет. Из Киева переехал в Берлин. Перед отъездом за границу отец взял с него клятву, что тот никогда не предаст иудаизма. Он показал свою исполосованную спину: "Смотри, как меня били, но я остался евреем!" (Руденко A.M. Столетие русской военной ветеринарии, 1812-1912. СПб., 1912. С. 85).

В Германии произошло личное знакомство И.Ф. Циона с Фердинандом Лассалем и короткое увлечение социализмом. Вскоре он покинул ряды социал-демократии и вообще "прогрессивного" движения. Его взгляды стали резко правыми. В Петербургской военно-медицинской академии он 19 мая 1865 г. защитил докторскую диссертацию и был принят в звании приват-доцента в Петербургский университет. 22 декабря того же года командирован для стажировки за границу, где достиг выдающихся научных успехов. В 1870 г. назначен экстраординарным профессором СПб. университета на кафедру анатомии, но читал курс физиологии – первый случай в истории России, когда некрещеный еврей получил такую должность!

Способствовал этому И.М. Сеченов. Он писал начальнику Медико-хирургической академии: "По моему глубочайшему убеждению, в настоящее время лицо, имеющее всего больше прав на занятие оставляемой мною кафедры, есть профессор Петербургского университета доктор Цион. Я знаю, что в случае выбора он посвятит свои силы исключительно Академии, и, таким образом, последняя приобретет в нем чрезвычайно полезного деятеля". "Благодарный" Цион впоследствии с ним рассчитался (Сеченов И.М.

Научное наследие. М, 1956. Т. 3. С. 51-52). 20 августа 1872 г. Цион назначен ординарным профессором физиологии в Военно-медицинскую академию. За время пребывания в академии четыре раза выезжал в заграничные командировки.

Преподавание велось согласно новейшим открытиям и исследованиям. Речь тридцатилетнего профессора была в высшей степени уверенной, дикция четкой, короче, он был блестящим лектором. Его представительная и красивая фигура дополняла картину и привлекала на его лекции массу народа, нередко до трехсот человек. По просьбе врачей Цион в 1873 г. читал вечерний курс экспериментальной физиологии дыхания и кровообращения. Эти курсы посещали многие светила медицины.

Спустя много лет, в 1900 г., в дни опалы, Циона официально назовут основателем новой системы преподавания физиологии в Академии! Но… 17 октября 1874 г., вследствие студенческих беспорядков, направленных против него лично, он прекратил чтение лекций и в следующем году был уволен, получив при этом чин V класса (статский советник). Подноготную этих беспорядков можно суммировать таким образом: правые взгляды Циона (он был дарвинистом) и еврейское происхождение способствовали созданию против него общего фронта. Современник и недоброжелательный ученик писал об этом так: «Профессор Цион, глубоко образованный и очень талантливый лектор… Лекции посещались очень усердно, но вот профессор Цион, почувствовав к себе внимание молодежи, стал требовать особого почтения к "своей иерусалимской особе", завел строгие порядки… кроме того, на переходных экзаменах по физиологии срезал более 80 студентов, привязываясь к пустякам и утверждая, что все мы безобразно обучались и ничего не знаем по анатомии, наконец, позволил себе язвить одну из преподавательских особ,

"для нас священную"». Тот же источник с удовлетворением сообщал о лишении Циона Высочайшим указом чина действительного статского советника (Воинов Л.И. Очерк XXV-летней деятельности врачей выпуска 1878 г. Императорской Медико-хирургической академии, 1878-1903 г. СПб., 1903. С. 41-42). Как утверждал Воинов, по доносу Циона арестовали многочисленную группу студентов, среди которых был один "бледнолицый" (т. е. в переводе – русак), который всегда относился к Циону-ученому с уважением, подавляя неприязнь к "жиду": "…наука не знает и не должна знать национальности!" На допросе бледнолицый, однако, заявил, что ему в Ционе не нравится "жидовство" и презрение к лицам, более талантливым, чем он (?). Многие студенты попали в узилище, и тот же свидетель настаивает, что все это было сделано ради восстановления репутации профессора Циона, этого "иерусалимского дворянина – citoyen de Cyon, – испугавшегося справедливого… суда, требовавшего его к ответу за памфлет на достойного нашего министра (т. е. С.Ю. Витте. – С. Д.), и трусливо улепетнувшего впоследствии во Францию" (Там же. С. 45-46). В этом опусе не знаешь, чему больше удивляться, юдофобии автора или "иерусалимского дворянина" – своя свояше да не узнаше…

Далее о "зависти" Циона… Его лучший ученик лауреат Нобелевской премии Иван Петрович Павлов ("бледнолицесть" которого мы обсуждать не будем) очень высоко ценил Циона как исключительного вивисектора, замечательного лектора и человека, умевшего держать своих сотрудников в руках, но отнюдь не суровыми мерами, а отношением к делу. Цион сердился, когда во время вивисекционных опытов кто-нибудь забрызгивался кровью: все должно было быть чисто и аккуратно. Павлов, по воспоминаниям академика Л.А. Орбели, рассказывал, что Цион держал пари, что в канун Нового года поставит, будучи во фраке, опыт с сердечными мышцами: "Как известно, этот опыт требует перевязки ряда артерий, вскрытие грудной клетки, препарировки сердечных нервов, – это самая тяжелая операция, которую приходится делать вивисектору. И действительно, вечером 31 декабря Цион приехал в лабораторию, собрались все его ученики, и он во фраке, с белой грудью, в белых перчатках, взял скальпель и пинцет… блестяще провел операцию, пораздражал сердечные нервы, затем надел пальто и отправился встречать Новый год. Этот опыт он проделал так быстро и так аккуратно, что его перчатки остались незапачканными".

Л.А. Орбели писал, что Иван Петрович рассказывал об этом как о примере блестящей техники и умения, которыми обладал Цион (Орбели Л.А. Воспоминания. М.; Л., 1966.

С. 9-10). Кажется, здесь неуместно говорить о зависти, по крайней мере зависти Циона к кому-нибудь.

Академик Павлов недвусмысленно намекал, что конфликт имел "национальную" подоплеку. Это относилось и к И.И. Мечникову, и к Циону. Спор относительно научных достижений Циона и его конкурента, затеянный противниками Циона, был вынесен на суд четырех ученых с мировым именем: Карла Людвига, Эрнста Брюкке, Клода Бернара, Майкла Фостера. Пятый отзыв прислал Гельмгольц. Это Соломоново решение принял военный министр Д.А.

Милютин по просьбе начальника Медико-хирургической академии Н.И. Козлова (крещеного еврея и прадеда писателя Набокова). Милютин, человек в высшей степени порядочный, в ведении которого находилась Академия, добивался полной объективности…

Считается, что этот шаг военный министр принял под давлением правых кругов, но это не так: Милютин искал достойного кандидата. Ответ западных ученых был единогласен: все дали Циону блестящую характеристику – к этому времени он имел мировую известность.

Вот выдержки из характеристик, данных Циону западными коллегами.

Карл Фридрих Вильгельм Людвиг, крупнейший физиолог (открывший вместе с Ционом в 1867 г. нерв, тормозящий сердечную деятельность), писал: "О докторе Ционе я хорошо осведомлен. Кроме тех исследований, которые он сделал во время практики в лаборатории, им выполнены другие, совершенно самостоятельно. Его труды свидетельствуют о том, что он глубоко образованный ученый, способный экспериментатор, одаренная голова…" (За совместное открытие Цион и Людвиг были удостоены первой Монтионовской премии Парижской академии наук.) Клод Бернар, крупнейший естествоиспытатель, основоположник экспериментальной физиологии, дал следующую характеристику: "Я рассматриваю Циона как молодого физиолога с большими заслугами. Значительные работы, опубликованные им, награды Академии наук, которые он получил во Франции, и преданность, проявленная им в науке, служат гарантией его новых успехов в будущем. Я поддерживаю кандидатуру Циона в интересах физиологии, в которой, я надеюсь, он займет достойное место".

Герман Людвиг Фердинанд Гельмгольц, один из величайших естествоиспытателей: "Прежде всего я знаю, что господин Цион прилежный и способный экспериментатор и что его работы принимаются немецкой физиологией с большим доверием. У него ряд важных и оригинальных исследований о функции раздражимости вегетативной нервной системы…" (цит. по: Поповский А. Заметки писателя о русской науке. М., 1950. С. 190).

Короче, военный министр приказом назначил Циона на кафедру. Серая профессорская мафия, проглотив пилюлю, ждала реванша и дождалась. Это был период, когда студенты могли манкировать занятиями. Обычно староста вступал в сделку с профессором, принося матрикулы и получая переходную оценку:

"Профессор, мы не интересуемся нашими пятерками, мы все согласны получить тройки" (Орбели Л.А. Указ. соч. С. 11). Этой практике Цион, выученик германского университета, где главное – "орднунг" (порядок), положил конец, предупредив студентов на первой же лекции, что будет их серьезно экзаменовать. Студенты устроили ему обструкцию. В итоге сложилась любопытная комбинация: Цион подвергся нападкам как еврей – это понятно, и как педагог-педант – и это естественно, но и как ученый-антидарвинист и человек правых взглядов – например, он неоднократно заявлял, что его благодетель И.М. Сеченов своим материализмом и либерализмом нравственно развращает молодежь.

Сравнив воспоминания Воинова и Павлова, мы можем восстановить картину произошедшего. Несмотря на защиту Милютина, Цион вынужден был покинуть Академию к радости студентов-бездельников и бездарных конкурентов. Кстати сказать, в стенах Академии 22 ноября 1871 г. он прочитал выдающийся по тем временам доклад на тему "Сердце и мозг", опубликованный во множестве русских и западных изданий:

«Речь Циона "Сердце и мозг", изящная и простая по содержанию…» (Квасов Д.Г.

Памяти Ильи Фаддеевича Циона (1842-1912): К 50-летию со дня кончины // Физиологический журнал. 1962. № 12). Совместно с братом доктором М. Ционом (1867) И.Ф. Цион описал и экспериментально доказал ускоряющее влияние симпатической иннервации на сердце. (Кажется, это единственная совместная работа братьев, разошедшихся друг с другом по причине ренегатства Ильи: брат навсегда остался в иудаизме.) Ционом был написан первый учебник по физиологии на русском языке (Цион И.Ф. Курс физиологии. СПб., 1873-1874. Т. 1-2). Он же пионер электротерапии (Цион И.Ф. Основы электротерапии. СПб., 1874).

Изгнание Циона, конечно же, нанесло ущерб науке и разрушило его как личность. Он начал деградировать, дошло до того, что имя Циона стали связывать с "Протоколами Сионских мудрецов". (Сеченов, прекрасно осознавая его человеческие слабости, писал 19 апреля 1870 г. И.И. Мечникову, что готов помочь Циону получить кафедру, которой сам прежде руководил (см.: Борьба за науку в царской России: Неизданные письма. М.; Л., 1931. С. 59). Спустя 15 лет после отставки И.Ф. Циона М.Н.

Катков писал К.П. Победоносцеву, что этот талантливый ученый подвергся травле либеральных кругов за свои выступления против материалистического направления.

Например, тот же Илья Ильич Мечников в предисловии к книге "40 лет искания рационального мировоззрения" (1914) выступил с резкой критикой труда Циона "Бог и наука", что, однако, не помешало ему высоко оценить его как физиолога: "Особенная судьба, – писал он, – выпала на долю Циона, недавно скончавшегося в печальном одиночестве в Париже. Многие знавшие его – и я в том числе – его очень не любили за его злобный характер и неспособность стать на сколько-нибудь нравственно возвышенную точку зрения. Но справедливость побуждает отнести его к числу особенно талантливых и оригинальных ученых, деятельность которых оставила по себе неизгладимые следы. К положительным сторонам его следует отнести то, что он дал науке такого первостепенного ученого, как профессор И.П. Павлов… Прежде чем покинуть Медицинскую академию, Сеченов позаботился о достойном замещении его кафедры… он обратил внимание на только что вернувшегося из-за границы молодого, но уже очень известного талантливого физиолога Циона, вышедшего из той же школы, что и Сеченов, из школы Людвига.

Хотя в то время антисемитическое движение в России далеко не было так сильно, как в последующие времена… Сеченову пришлось много хлопотать, чтобы заставить профессоров академии и начальство согласиться поручить кафедру еврею Циону. Но, к сожалению, уже в непродолжительном времени начались неприятности в Медицинской академии по поводу нового профессора". Далее Мечников осуждает Циона "за жестокость" по отношению к животным, которых он резал в лаборатории беспощадно, сравнивая его с Сеченовым, который не мог без слез осмотреть на подопытных собак:

«Не таков был преемник Сеченова. Не стеснявшийся мучить животных, он не обнаруживал особенно добрых чувств и к людям. (Не здесь ли кроется "тайна" памятника собаке поставленного Павловым в Колтушах? – С. Д.) Эту сторону своего характера он не замедлил проявить на своих лекциях». Цион не преминул развенчать авторитет своего благодетеля Сеченова, которого студенты боготворили. "Не питая уважения к нравственной личности, стали относиться отрицательно и к его научной деятельности. По малейшему поводу они громко выражали ему знаки неодобрения.

Отсюда – беспорядки на лекциях. Не встречая сочувствия в своих товарищах, Цион вынужден был покинуть стены Академии и университета".

На защиту Циона безоговорочно встал Иван Павлов. Он писал в автобиографии: "Мы имели ряд профессоров с огромным научным авторитетом и с выдающимся лекторским талантом… Огромное впечатление на всех нас, физиологов, производил проф. Илья Фаддеевич Цион. Мы были прямо поражены его мастерски простым изложением самых сложных физиологических вопросов и его поистине артистическою способностью ставить опыты. Такой учитель не забывается всю жизнь (курсив мой. – С. Д.). Под его руководством я делал мою первую физиологическую работу… Переходя в академию, я должен был быть ассистентом у проф. Циона (читавшего также физиологию и в академии)… Но произошла дикая история: талантливейший физиолог был выгнан из академии" (Павлов И.П. Полн. собр. соч М.; Л., 1952. Т. VI. С. 442). Позиция Павлова ясна: была совершена подлость…

Спустя много лет в статье советского периода, посвященной Циону, об этом казусе сказано корректно и близко к истине: "Вынужденный уход И.Ф. Циона (по причине несогласия, обнаруживающегося между ним, студентами Медико-хирургической академии и группой профессоров, в котором все стороны были виноваты) нанес тяжелый удар его научным экспериментальным планам и нарушил связи с русскими физиологическими учреждениями" (Квасов Д.Г. Указ. соч.).

И еще: в молодости красивый, успешный и тщеславный ученый пользовался большим успехом у женщин. Женился на красавице, дочери миллионера Самуила Малкиэля. Ей было 18 лет, и, как сообщает источник, она была не только красива, но и умна. В доме тестя Цион прошел школу больших финансов. Многие не могли забыть, как элегантный профессор в роскошном экипаже подъезжал к воротам Академии, вызывая элементарную человеческую зависть…

Существует и другая версия происхождения Циона, на мой взгляд, более традиционная. Ционы родом из местечка в Черниговской губернии. Учитель по фамилии Цвейфель был знатоком Талмуда, упорным защитником хасидизма. Этот Цвейфель утверждал, что братья Ционы были его учениками. Достоверно известно, что один из Ционов, военный врач, навсегда остался в иудаизме, более того, его семья была сионистская. Этот же источник сообщает, что столкновение в Академии произошло со студентом С.А. Венгеровым, который вынужден был перейти на филологический факультет университета и стал знаменитым ученым, правда, как и его враг, покинул ряды угнетенного меньшинства (см.: Шафир М. Мои воспоминания // Еврейская летопись. 1926. № 4. С. 109). В то время И.Ф. Цион был профессором как Военно-медицинской академии, так и университета. После того как его тесть Малкиэль разорился, а в 1875 г. Цион был изгнан из университета, он перешел в православие, развелся с женой и вторым браком женился на дочери профессора Неймана. В том же 1875 г. по приглашению знаменитого ученого Клода Бернара Цион уехал в Париж, где занимался физиологией. Параллельно сотрудничал в "Московских ведомостях" и "Русском вестнике" М.Н. Каткова, куда его рекомендовал сам Александр III: «…государь выразил мысль, что не мешало бы "Ведомостям" иметь Циона сотрудником» (см. письмо министра народного просвещения И.Д. Делянова К. Победоносцеву от 29 июля 1887 г. // К. П. Победоносцев и его корреспонденты. М.; Л., 1923. Т. 1, полутом 2. С. 675). Михаил Никифорович принял активное участие в крещении Циона. Из письма Каткова Победоносцеву от 2 июня 1887 г.: "В дополнение к тому, что мною сказано о Ционе, спросите у И.Д. Делянова о причинах, побудивших его оставить профессуру в медико-хирургической академии. Он, физиолог, был сильным противником материалистического направления, которое, особенно через эту науку, проникало в умы и приобретало силу благодаря либеральному режиму того времени…

Он очутился в антагонизме с этим режимом, который развращал и учащих и учащихся и долго держаться не мог… он не мог пренебречь открывшимися ему видами получить кафедру физиологии, где имя его было известно… Виды на кафедру рушились после того, как влиятельный товарищ его по науке Поль Бер(т), став правительственным лицом и открыв свой поход против религии, встретил убежденного противника в Ционе, с которым даже был в наилучших отношениях и способствовал ему в достижении кафедры. Циону оставалось тогда для содержания себя и семейства перенести свои замечательные способности на экономическую почву. Он управлял обширными промышленными предприятиями и приобрел в этой сфере познание, опыт и связи, которыми воспользовался в последнее время управляющий министерством финансов (С.Ю. Витте. – С. Д.). Цион успешно и быстро исполнил важное возложенное на него поручение.

У Вас должен иметься отзыв о Ционе штутгартского протоиерея Базарова, который ввел его в нашу церковь. Мне известно, что Базаров был глубоко тронут духовным настроением Циона и его жены…". В письме, отправленном почти вслед за процитированным, Катков сообщал, что был заочным восприемником по крещению Циона, и снова писал о его честной борьбе еще "в еврейскую бытность" против нигилизма и анархизма, за христианскую церковь против безбожника Поля Бер(т)а, подвергаясь при этом систематическому гонению (Там же. С. 715-716,719).

В этих отзывах есть несколько важных аргументов. И главнейший, на мой взгляд, – это преданность И.Ф. Циона "чистой" науке. Он не желал идти на компромиссы и не боялся остаться в одиночестве. Как антидарвинист (хотя Дарвина он оценивал очень высоко: "один из великих ученых текущего столетия") в эпоху полного господства дарвинизма он нажил много врагов, нанеся этому направлению сильный удар. Все остальное в жизни Циона было искусственным. Ну, например, история с его крещением, рассказанная Сувориным со слов его сведущего корреспондента из правых научных кругов: "Катков хотел его крестить, когда он явился к нему с рекомендацией Ротшильда о конверсиях. Цион согласился. Приготовили купель и проч. Является Цион и говорит, что он лютеранин, а потому крестить его не надо, а нужно только произвести обряд присоединения лютеранина к православию. Оказалось, что в несколько дней он успел принять лютеранство, для того чтобы принять православие" (Суворин А.С. Дневник. М., 1992.

С. 295). Если это правда, то ход Циона равен хитроумию Одиссея: введенные впоследствии опросные листы для чиновников (подобие советских анкет с включением пятого пункта) содержали вопрос: "Из какого вероисповедания перешел в православие?" Ответ мог гласить – из лютеранства. Крещеные мерзавцы, обогащенные "опытом" Циона, таким путем избегали упоминания слова "иудаизм".

"Опыт" Циона был неоценим для русской разведки. Так, благодаря ему, наладилась связь с одним из магараджей, пожелавшим, как можно предположить, освободиться от англичан при помощи русских. Шифрованные телеграммы от Циона пересылались к И.Д.

Делянову (см.: К.П. Победоносцев и его корреспонденты. С. 697, 711). О, извечная русская мечта об Индии – Петра Великого (экспедиция Бековича) и Павла I, Блаватской и Верещагина, Николая Нотовича и вот Циона. Начиная с Блаватской все они были связаны с русской секретной службой.

После смерти М.Н. Каткова Цион претендовал на должность редактора "Московских ведомостей", в чем ему было отказано. (Редактором стал антисемит и ренегат В.А.

Грингмут.) Любопытно, что против Циона интриговал и железный канцлер Бисмарк, не желавший, чтобы противник Германии возглавил правый монархический журнал (см.:

Там же. С. 797). В 1890 г. Цион получил должность финансового советника российского правительства в Париже, что приравнивалось к политическому назначению. За взятку, полученную от французских банкиров, был уволен со службы.

Весьма остроумно отозвался о Ционе известный публицист и историк В.А. Бильбасов, вполне русский человек. На вопрос профессора Н.И. Бакста, правда ли, что Цион собирается издавать либеральный "Голос", он отвечал: "Если Вы меня спросите, правда ли, что Цион постригся в монахи и поступил в монастырь, я и этому поверю. Если вы скажите, что Цион открывает кафешантан, я и этому поверю: он все может" (цит. по: Кауфман А.Е. За кулисами печати // Исторический вестник.

СПб., 1913. Т. 133. Июль. С. 109). А.Е. Кауфман от себя добавляет: "Характеристика Циона, сделанная Бильбасовым, была с подлинным верна". Насчет кафешантана почтенный историк тоже не слишком ошибся: в Париже великий физиолог и талантливый финансист содержал гостиницу для именитых иностранцев…

Он оказался между молотом и наковальней: как еврея и правого его не принимали обе стороны. Характерно, что во время газетной войны, которую Цион вел против министра финансов И.А. Вышеградского, правые антисемитские газеты писали, что Цион – лишь орудие мирового еврейства. Надо сказать, что они продолжали травить Циона и после того, как он перешел в их лагерь. В связи с аннулированием приглашения Циона на заведование кафедрой физиологии в Эдинбурге евреев обвиняли в том, что они превозносили талант соплеменника. Так, например, писал в открытом письме в № 1394 "Нового времени" некий профессор. Любопытно, как ответили ему на страницах еврейской прессы: "Г. Циона выдумали не евреи; он достаточно известен в ученом мире и без евреев; чтобы евреи вздумали заступаться за все поступки г.

Циона, что-то тоже неслышно" (Среди газет и журналов // Русский еврей. 1880. № 4.

Стлб. 136).

Перу Циона принадлежат несколько брошюр, направленных против И.А. Вышеградского и С.Ю. Витте. Его антисемитские и крайне правые статьи иронически прокомментированы даже в строгих энциклопедических словарях: «Вообще Ц. везде выставляет себя самоотверженным русским патриотом, а "либералов" считает изменниками» (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1903. Т.

XXXVIII. С. 292). В письме обер-прокурору Синода Илья Фаддеевич с гордостью сообщал, что получил "черную метку" от революционеров: «В 1879 году ко мне от имени князя Орлова явился тайный агент посольства… и предостерег меня, что русские нигилисты, живущие в Париже, на сходке приговорили меня к смерти (курсив мой. – С. Д.) за корреспонденции о коммунарах, которые я тогда печатал в "Голосе"; он даже назвал мне некоторых из них… В 1881 или в 1882 году, узнав от агентов же нашего посольства об угрозах нигилистов, вынуждены были охранять мою редакцию "Gaulois" и частную квартиру. Наконец, еще летом 1886 года, тотчас после появления в "Русском вестнике" первой статьи моей "О нигилизме и нигилистах", я получил от Степняка, Тихомирова и товарищей условный смертный приговор, если я буду продолжать мои статьи…» (К.П. Победоносцев и его корреспонденты… С. 802-803).

В другом приватном письме К.П. Победоносцеву (от 3 декабря 1892 г.) Цион порицал Вышеградского и Витте за отсутствие патриотизма: "Г. Витте купно с племенем Рафаловичей… фатально ведет Россию к финансовой катастрофе" (Там же. С. 971).

Победоносцев тотчас же переправил это письмо Витте. (Вернуться в Россию и предстать перед судом по обвинению во взяточничестве Цион благоразумно отказался.) Во время борьбы Циона против Витте за ним внимательно следили не "нигилисты", а агенты охранки. Одному из осведомителей начальник охранки Рачковский сообщил адрес Циона, чтобы тот похитил у него компрометирующие российское правительство материалы (см.: Карьера П.И. Рачковского: Документы // Былое. 1918. № 2. С. 82).

Судьба И.Ф. Циона в Париже сложилась трагически. Поначалу он надеялся, что удастся продолжить заниматься наукой и получить должность в каком-нибудь университете. Однако репутация человека крайне правых взглядов оттолкнула от него доброжелателей. Известный физиолог и крайний радикал Поль Берт был против его кандидатуры. При этом повторилась "российская картина" с зеркальным отражением: Берт признавал Циона как крупного ученого и исследователя, но считал его реакционером, посему Цион не получил кафедры, т. е. не был избран. Он вынужден был уйти из чистой науки (хотя имел свою маленькую частную лабораторию) и посвятить себя борьбе с революцией, прогрессом и еврейством. По некоторым сведениям, именно в ранний период пребывания в Париже Цион вместе с семьей крестился. Затем стал заниматься исключительно журналистикой. Как публицист Цион обладал ясным литературным стилем и одинаково хорошо владел как русским, так и французским языком. Его статьи, очень логичные и провидческие, основаны на прочном анализе. Иными словами – в публицистику Цион ввел необходимый элемент научной точности, которая, вероятно, привлекала читателя. В любом случае лидеры русских правых -Победоносцев и Катков – его высоко ценили. При этом вовсе не заблуждались, зная, с кем имеют дело, но до поры до времени закрывали глаза на его моральную нечистоплотность.

И.Ф. Цион – автор множества статей, направленных против нигилизма, анархизма и либерализма. Одна из самых популярных – "Нигилизм и нигилисты" – вышла в свет в виде брошюры в 1886 г. в Москве. Несмотря на крайнюю ненависть автора к идеологам революционного движения и российским либералам (Цион их презирал, пожалуй, не меньше, чем Ленин), это, на мой взгляд, интереснейшее произведение.

Цион беспощаден к единственно здоровому отечественному течению – либерализму.

Однако и химерам коммунизма досталось, судите сами: "Раньше, чем приступить к разрушению в течение тысячелетия сложившегося государственного строя… было бы не лишним спросить себя, чем, собственно, собираешься заменить этот строй, да и, кстати, не мешало бы сказать… стомиллионному населению, хотя вскользь, к какому благодатному будущему стараешься его вести и ради каких будущих благ теперь хочешь подвергать его всем египетским язвам" (Цион И.Ф. Нигилизм и нигилисты. М., 1896. С. 4).

С 1891 г., вероятно при поддержке правых кругов обеих стран, он начал издавать консервативную газету "Gaulois", в которой сотрудничали (о чем Цион с гордостью писал) известнейшие французские интеллектуалы – Жюль Симон, ведший политический отдел, Эмиль Золя, Ги де Мопассан, Ришпен, Поль Бурже, Феррье и другие.

Известно, что у И.Ф. Циона были весьма обширные связи. С.Ю. Витте, будучи по понятным причинам его недоброжелателем, тем не менее отметил в "Воспоминаниях", что именно Циону удалось получить от французского правительства первый крупный заем, именно ему были вручены невиданные комиссионные в размере 200 тыс. франков.

Неизвестно, каким путем Цион добыл копию документа Банкирского дома Ротшильда о получении министром финансов России И.А. Вышеградским взятки в размере 500 тыс. франков. Именно за это министр уволил Циона со службы, и тот начал против Вышеградского газетную войну. Так интерпретировал эту историю Витте. Кроме того, он сообщает кое-какие биографические данные о Ционе, которые интересны, но вряд ли их можно проверить: "Этот Цион, как я уже говорил, был из евреев; женился он в Одессе на еврейке. Впоследствии он со своей женой развелся, и самый процесс его развода был очень скандальный. Конечно, сделал он это уже тогда, когда протратил то незначительное состояние, которое было у его жены.

В Париже, после того как Цион совершил заем, он, благодаря полученной взятке, несколько оперился. Одно время в Париже он заставил о себе даже говорить, нажил на бирже как-то деньги и, бросив свою жену, сошелся с одной красивой актрисой (я забыл ее фамилию; актриса эта была на петербургской сцене). И вот Цион жил с этой актрисой, и в то же время, как она постарела и когда у нее не осталось никаких средств, он, кажется, разделался с ней не особенно корректно. Рассказываю я это для того, чтобы показать, какой личностью был Цион" (Витте С.Ю. Воспоминания: В 3 т. М., 1960. Т. 1. С. 282).

Характеристика, мягко говоря, нелицеприятная, но "умиляет" акцент на скандальность бракоразводного процесса Циона, как будто у самого Сергея Юльевича по этой части было все благопристойно.

В Министерстве финансов Цион служил всего полтора года и был уволен за интриганство. Издал множество критических брошюр против финансовой политики Вышеградского и Витте, инкриминировал Витте реализацию "социалистических" идей (усмотрев ее, в частности, во введении золотого обращения). Назвал финансовую политику Витте "государственным капитализмом", предсказывал финансовый крах, убеждал легковерных, что Витте агент мирового еврейства, цель которого – низвержение режима и т. п. Без интриг обходиться не мог. Живя во Франции, пытался занять место русского посла барона А. П. Моренгейма и боролся против размещения русского займа, что наносило ущерб интересам России: французский обыватель внимательно прислушивался к советам бывшего русского агента, кому как не ему знать истинное положение вещей (в итоге Цион оказался прав: французский держатель облигаций русского займа прогорел, но менее всех в этом был виноват Витте). Интриги Циона вызвали ответные меры правительства. Было проведено совещание, на нем, кроме Витте, присутствовали министр внутренних дел И.Н.

Дурново, министр юстиции Н.В. Муравьев и управляющий императорской канцелярией К.

К. Ренненкампф. Участники совещания постановили: потребовать немедленного возвращения Циона в Россию в двухмесячный срок и привлечь к уголовной ответственности. Цион на родину не вернулся и был в августе 1895 г. лишен российского подданства, всех прав и пенсии. Продолжая свою публицистическую деятельность, направленную против Витте, он издал в следующем году две брошюры "Куда временщик Витте ведет Россию?" и "С.Ю. Витте и его проекты злостного банкротства".

Максимум, что мог предпринять Витте, это поручить П.И. Рачковскому "изъять" некоторые материалы из дома Циона. (Нелишне напомнить, что после смерти "временщика" русские полицейские ищейки "обчистили" виллу Витте в Ницце, т. е. на территории суверенного государства – "Аз воздам".) Почему Цион не хотел предстать перед "праведным судом", понятно. Его современник, соплеменник, антисемит, выкрест и фальсификатор Николай Александрович Нотович, возможно причастный к фабрикации "Протоколов", за некую "провинность" был вызван из Франции, осужден и сослан в Сибирь. Правда, вскоре амнистирован и вновь отправлен служить во Францию – ценный кадр! В истории же с Ционом много неясного…

Прошло много лет, и вот в Париж после триумфального завершения Портсмутских переговоров прибыл С.Ю. Витте. Казалось бы, неправдоподобно, но Цион появился в приемной "временщика". Еще удивительнее, что Витте принял его и даже не раз!

Слово всесильному агенту Мирового кагала: "Когда я, уже будучи председателем Комитета министров, возвратился из Америки после заключения Портсмутского мира, то ко мне в Париже явился Цион, которого я тогда увидел в первый раз в жизни.

Этот господин… начал мне курить фимиам, страшно извинялся… за всю свою предыдущую деятельность против меня, приписывая это тому, что он хорошо меня не знал и находился в полном заблуждении. Цион давал мне различные советы, как я должен поступать теперь ввиду того, что Россия находилась в периоде революции.

Таким образом, Цион или знал, или чуял, что когда я приеду в Петербург, то должен буду взять бразды правления Россией в свои руки. Но я отнесся к Циону довольно сухо.

Затем, когда я вернулся в Петербург, он мне писал несколько раз, но я опять-таки ему на его письма не отвечал. Затем Циона я совсем потерял из вида; он совсем выцвел, и теперь про него совсем уже не слышно" (Там же. С. 282). Конечно же, Витте принял его как информатора, ибо из текста не следует, что "временщик" отверг советы Циона, скорее, наоборот, принял к сведению.

Кажется, к месту пролить свет на действительное отношение Витте к царствующему дому. Для этого прибегнем к источнику приватному и, что важнее, – нейтральному.

Речь идет о личном письме И.И. Мечникова жене.

Что до переписки С.Ю. Витте и Мечникова, то она началась в 1906 г., когда Илья Ильич направил депешу уже находившемуся в опале министру. Напомнив, что он был преподавателем Витте в Новороссийском университете, и сославшись на Менделеева, с которым они неоднократно говорили о его деятельности ("большой государственный ум"), Мечников попросил о встрече, дабы проконсультироваться по экономическому вопросу. Витте не без юмора вспоминал, что в одесскую бытность Мечников придерживался радикальных взглядов, а он – консервативных, и между ними на этой почве происходили стычки. Теперь же, в 1906 г., Мечников упрекал Витте за то, что он не стал русским Тьером и не залил ради предотвращения будущих революций Россию кровью (см.: Там же. Т. 3. С. 372-373). Вероятно, Цион остался бы доволен изменившимися взглядами нелюбившего его человека. Вернемся, однако, к письму И.И.

Мечникова жене: "…после переговоров о болезни (с женой Витте Матильдой Ивановной – "Малкой" романа Е.А. Шабельской, агентом Мирового еврейства. – С. Д.) мы перешли к политике. Она ужасно ругала царя, говорит, что… на него невозможно положиться из-за его подлости. Очень возмущена казнью Наумова и его товарищей (эсеров, обвиненных в попытке цареубийства. – С. Д.), так как вся их вина состоит в том, что они намеревались только совершить покушение. По-видимому, и она, и ее муж очень полевели" (Мечников И.И. Письма к О.Н. Мечниковой (1900-1914).

М., 1980. С. 220-221). Как ни странно, Витте и Мечников подружились, и их разговоры часто касались еврейской проблемы. Оба ратовали за полное равноправие и уничтожение черты оседлости (см.: Возрождение. 1914. № 5. С. 13).

О еврейском происхождении И.И. Мечникова не раз писали: он был внуком драматурга Неваховича, а Витте, в свою очередь, потомком Шафирова и некоего Крамера. И еще о Витте: "Был у Рачковского… разговор о масонских ложах и принадлежности к ним Витте. К моему удивлению, отрицает существование лож в России и причастность к ним Витте" (Раух Г.О. Дневник // Красный архив. 1926. № 19. С. 100). В отличие от Рачковского известный в то время антисемит доктор Дубровин утверждал, что побуждаемый жидами Витте ведет Россию к революции и распаду, кроме того, он член масонской ложи Петербурга и "весь в руках еврейства" (Там же. С. 90). Любопытна последняя фраза – она повторяет сказанное некогда Г. Державиным: "Сперанский совсем был предан Жидам".

Главные доводы в пользу того, что автором "Протоколов сионских мудрецов" был И.Ф.

Цион, на мой взгляд, следующие:

1. Считается, что "Протоколы" были составлены в середине 90-х годов в Париже, а затем доставлены в Россию. Именно в это время Цион жил в Париже.

2. Известны связи Циона с французской журналисткой и романисткой Жюльет Адан, заметной фигурой в политической жизни III Республики; время от времени ей, активной стороннице франко-русского союза, доверяли весьма деликатные дипломатические поручения. Адан была знакома с агентом охранки Юстиной Глинкой, вероятнее всего, их познакомил Цион. По одной из версий, именно Глинка переправила рукопись "Протоколов" в Россию и при посредничестве П. И.

Рачковского передала ее генералу П. В. Оржевскому.

3. Издатели фальшивки в России дали псевдодокументу название "Сионские протоколы" – падеж указывает на их принадлежность кому-то (по типу "Боткинские бараки", "Бадаевские склады"). Я почти уверен, что Циону.

4. Орфография. Фамилия Цион писалась по-французски и на других языках по-разному: de Cyon, Sion, Zion и т. д. В переводе на русский язык "Протоколы" можно было озаглавить "Протоколы Циона", "Протоколы, составленные Ционом".

5. Цион был близким другом известного юдофоба Э. Дрюмона, автора антисемитской книги "La France Juive" (Жидовская Франция, 1886), переиздававшейся более 100 (!) раз. Безусловно, это талантливое произведение, продукт бойкого, хотя и чрезвычайно недобросовестного пера. Дрюмон был уверен, что истинная власть во Франции принадлежит евреям, и пытался убедить в этом читателей. Книга клерикальная, антиреспубликанская и антиреволюционная. (Во время процесса Дрейфуса Дрюмон одним из первых возглавил антидрейфусаров и предлагал повторить варфоломеевскую ночь для евреев.) Цион поставлял Дрюмону разного рода фантастическую и непотребную информацию о всесилии еврейства.

6. Цион ненавидел Ротшильдов и Витте, лишивших его первый – прибыльной кормушки, второй – службы и отечества, превративших его в изгоя. Соединив оба имени, Цион наделил их в "Протоколах" дьявольской силой: Ротшильды и шабес-гой Витте.

7. Все, что написано Ционом по еврейскому вопросу, во многом совпадает (по смыслу) с текстом "Протоколов". Вот характерный пассаж из письма Циона Дрюмону:

"Не являются ли обе страны, Франция и Россия, игрушкой в руках международного капитала, т. е. Ротшильдов, Эфрусси, Блейхредера и компании, с их представителями в Санкт-Петербурге, рабом которых является Витте?" И далее: "Г.

Витте… учредил… Русско-Китайский Банк, в котором русские элементы представляют гг. Ротштейн и Нотгаф, а китайские – Нэцлин, Штерн и др." (Цион И.Ф.

Куда временщик Витте ведет Россию? Лейпциг, 1896. С. 38). А вот весьма "прозрачные иносказания", которыми Цион заканчивает свой труд "Нигилизм и нигилисты": "И любая щепка может плавать по течению и по ветру: искусство мореплавателя состоит в плавании против течения и против ветра. То же самое и для государственных людей.

Бездействующая власть ржавеет и становится негодною, как меч, остающийся слишком долго в ножнах.

Единодержавие повелителя требует единомыслия в исполнителях под страхом породить безурядицу.

Умный устав хорош, но его приложение еще лучше.

Толпа женского рода, она уважает только силу…

Монарх уже заслуживает название великого, когда он умеет ставить The right man on the right place" (Цион И.Ф. Нигилизм и нигилисты. С. 139). Сравнив эти "мудрые мысли" с таковыми из памфлета Мориса Жоли "Диалоги" и с "Протоколами", обнаружим изрядное число совпадений. Возьмем, например, оглавление 1-го протокола: "Право в силе…Толпа Анархия… Толпа слепец. Политическая азбука… Наиболее целесообразный образ правления – самодержавие… Политика и мораль" и т. д.

8. Кто, как не Цион, мог лучше других знать французскую журналистику и публицистику. Издатель газеты "Галуа" сотрудничал в "Фигаро" и в издаваемом Ж.

Адан "Нувель ревю". Он один из немногих (если не единственный), кто мог выудить из забвения памфлет Мориса Жоли, чей сарказм был ему очень близок.

9. Наконец, вопрос, он же довод, метафизический: мог ли Цион пасть так низко?

Все писавшие о нем сходятся во мнении, что он был морально нечистоплотным человеком. Стало быть, мог! Каждый из приведенных мною доводов может быть опровергнут (что я и сделаю), ибо ни на один из вопросов, касающихся "Протоколов", нет точного ответа: кто, где, когда, на каком языке, а главное – для чего?

1. "Протоколы" – не единственная фальшивка, подлинное происхождение которой неизвестно. Существуют версии о чисто российском происхождении. Но я склонен предполагать, что место – Франция, так как Париж в то время был наводнен русскими агентами, им несть числа: И.Ф. Манасевич-Мануйлов, Борис Надель, И.Я.

Павловский, М.В. Головинский (Docteur Faust), Н.А. Нотович, Гольшман, А.М.

Геккельман (Гартинг, Ландезен) и т. д. Большинство из них еврейского происхождения, в том числе сам П.И. Рачковский. Каждый из них имел соответствующую репутацию. Цион не исключение.

2. Знакомство Циона с Жюльет Адан, разумеется, не является доказательством…

Все из перечисленных выше лиц и десятки не перечисленных были вхожи в ее литературно-политический салон.

3. Сионскими "Протоколы" были названы позднее. Газета "Знамя" опубликовала их в 1903 г. как "Программу завоевания мира евреями"; в 1905 г. они были опубликованы под названием "Корень наших бед".

4. Поначалу "Протоколы" связывали с сионистским движением, иногда их так и называли – "Сионистские протоколы". С именем Циона "Протоколы" стали связывать лишь после Первой мировой войны. С момента публикации до кончины Циона прошло без малого девять лет – и нет никаких свидетельств его причастности к публикации.

5. Дружба и переписка Циона с Дрюмоном тоже не может служить доказательством причастности бывшего профессора к "Протоколам". Дрюмон помимо Циона был связан с представителями российского антисемитского движения, получал от них соответствующую информацию. Что же касается фраз из писем Циона, которые совпадают с таковыми из "Протоколов", то их можно приписать бедности языка как российских, так и французских антисемитов.

6. Ненависть к Ротшильду и Витте вообще не может приниматься в расчет. Фамилия Ротшильд в XIX в. стала нарицательной в ряду рассуждений о неправедно нажитом богатстве. С таким же успехом создание "Протоколов" можно приписать, скажем, Бальзаку или Ф.М. Достоевскому, у которого "идея Ротшильда" доминирует в нескольких произведениях – от "Подростка" и "Преступления и наказания" до "Дневника".

7. И еще раз о совпадениях: многие антисемитские опусы похожи друг на друга как две капли воды – от Дрюмона, через Розенберга и Щварц-Бостунича, до Шафаревича и присных. Штамп, трафарет – вот, собственно, что их сближает.

8. Заимствовать из "Диалогов" Мориса Жоли мог не только Цион – неведомые нам плагиаторы без ведома Циона могли позаимствовать у него самого.

9. По поводу, мог или не мог Цион "пасть так низко", ничего наверняка сказать нельзя…

Взвесив все pro et contra, формуле "освобожден за недостаточностью состава преступления" я склонен предпочесть архаичную формулу "освобожден, но оставлен под сильным подозрением". Последнее, кажется, ближе к истине.

Разочаровавшись в журналистике и общественной деятельности, Цион попытался вернуться в науку, опубликовав оригинальную работу, посвященную физиологии уха.

К сожалению, продолжить научные занятия он не смог из-за отсутствия средств и болезни. Похоже, цепь неудач, преследовавших Циона с 1875 г., сокрушила его: ни талант, ни бешеная энергия, ни сверхамбиции не спасли эту незаурядную личность.

Цион умер в Париже 5 ноября 1912 г., в возрасте 69 лет, бедным и забытым родственниками и друзьями. Медицинская и общая пресса обошла его кончину молчанием.

Почему Цион был одинок в семье, непонятно. Он имел двух дочерей и сына. Старшая дочь вышла замуж за крещеного еврея, крупного дельца Генри Лютенберга; младшая вернулась в иудаизм и вышла замуж за одного из сионистских лидеров Москвы. Сын Федор работал в конторе своего зятя Лютенберга.

В национальной библиотеке в Иерусалиме я обнаружил книгу И.Ф. Циона "La Russie contemporaine", изданную в Париже в 1892 г., с дарственной надписью на русском языке: "Его превосходительству Константину Петровичу Победоносцеву в знак глубокого уважения. И. Цион". Каким путем эта книга попала в Израиль мы, вероятно, никогда не узнаем. Ее каталогизировали в 1937 г. Я долго смотрел на ясный и красивый почерк Ильи Фаддеевича и думал о превратностях судьбы: человек, рожденный для научной славы и все для этого имевший – ум, талант, усердие, образование, удачу – стал по собственной воле изгоем и проклятием своего народа.

Не хочется рассказ о российской науке заканчивать на минорной ноте. Оставаясь в пределах одной дисциплины и одной школы, легко перейти к следующему имени: если И. П. Павлов был учеником И.Ф. Циона, то князь Алексей Алексеевич Ухтомский (1875-1942) – учеником И.П. Павлова. К Циону Ухтомский относился с явным пиететом, он писал в 1940 г.: "Цион должен быть охарактеризован как блестящий талант преподавания и исследования".

Вклад А.А. Ухтомского в мировую науку огромен, он один из ее корифеев. Внешне, по воспоминаниям современников, князь Ухтомский походил на апостола. Вот, например, каким увидел впервые Ухтомского (на II съезде физиологов в Ленинграде) его будущий ученик: "В сапогах, кожаном картузе, пиджаке русского купеческого покроя, под которым виднелась домотканая рубашка, повязанная веревочкой, со стройной, невзирая на мощь и грузность, фигурой, легкой и спортивной походкой, Алексей Алексеевич производил впечатление истинного русского богатыря. Вместе с тем склоненная вниз голова, лицо и совершенно необыкновенные глаза создавали, скорее, образ мудреца – Сократа или ветхозаветного пророка, и уж если богатыря, то богатыря духа" (Аршавский И.А. Забвение – тяжкий грех: Из воспоминаний об Алексее Алексеевиче Ухтомском // ВИЕТ. 1995. № 4. С. 129).

В моей памяти это описание вызвало ассоциации с другими богатырями духа – Толстым, Стасовым, Бондаревым. А еще Ар-шавского поразило преображение "купца" и богатыря Ухтомского в аристократа во время разговора с не менее знаменитым, чем он, физиологом Линой Соломоновной Штерн (1878-1968). Что, собственно, объяснимо: отец Ухтомского был из Рюриковичей – потомок князя Всеволода Большое Гнездо. Закончив в Нижнем Новгороде кадетский корпус, А.А.

Ухтомский в 1894 г. приехал в Москву и поступил в духовную семинарию. Этот путь – из кадетского корпуса в семинарию – он проделал вместе со своим старшим братом, ставшим епископом Андреем. Затем их дороги решительно разошлись: Алексей Алексеевич предпочел официальному православию старообрядчество, а значит, должен был распрощаться с мечтой о карьере (если, конечно, таковая мечта у него была).

Но его близкий родственник князь Э.Э. Ухтомский (по свидетельству Витте, "человек весьма порядочный" и близкий к Николаю II), равно как его двоюродный брат, министр земледелия А.И. Наумов, наверняка поспособствовали тому, чтобы он продолжил образование.

Коротко о родном брате Ухтомского: в миру Александр Ухтомский (1872-?), духовный писатель, имевший ученую степень; с 9 ноября 1905 г. преподавал в Казанском духовном училище; 2 декабря того же года постригся в монахи; с 22 декабря 1913 г. – епископ Андрей Ухтомский и Мензелинский. Слыл либералом. Резко выступал против влияния Распутина на высшие сферы. Первым начал проводить приходскую реформу, чем вызвал недовольство Синода, попытавшегося лишить его кафедры, но в итоге вынужденного посчитаться с общественным мнением и оставить реформатора в покое.

В молодости Александр увлекался теософией и спиритизмом, опубликовал несколько статей на эти темы под псевдонимом Князь-инок. Епископ Андрей был одним из немногих иерархов, кто с одобрением отнесся к обновленчеству: что-то связывало его с обновленцем Александром Ивановичем Введенским (о нем см. далее). После революции 1905 г. епископ Андрей открыто выражал свои симпатии эсерам.

Итак, Алексей Алексеевич Ухтомский поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет. Там же начал научную работу в физиологической лаборатории.

Собственно, его жизнь мы знаем пунктирно. Лишь в последнее время появились сравнительно солидные исследования*. Как пишет его ученик И.А. Аршавский, долго не удавалось опубликовать полную генеалогию Ухтомского. Например, кто была его мать? И здесь нас ждет открытие: урожденная Черносвитова,по национальности она была еврейкой.

* И не только солидные. Например, в 1996 г. в г. Рыбинске школьница Аня Чирфельд прочла на городской научной конференции доклад "Академик А.А. Ухтомский о традициях русской культуры" (см.: Обратная связь // Международная еврейская газ.1996. № 5 (164).