Ворожея шептала что-то, глядя на свечу. Потом разомкнула кулачок новорожденной и повторила торжественно и напевно:

— Та, что родилась у Жана де Пуатье и которую назовут Дианой, спасет снежную голову, а потом потеряет золотую. Но, спасая их, как и теряя, это дитя прольет много слез. Однако радуйтесь, ведь всеми будет править Она!

Отец новорожденной только плечами пожал: что за странности? Как девчонка может править во Франции на заре шестнадцатого века?! Всем известно, что править может только мужчина, да и тот — король. А самому Пуатье далеко до королевских кровей…

Да и что за имя выдумала ворожея — какая такая Диана? Пуатье фыркнул и тут же забыл о пророчестве. Но через четверть века оно само напомнило о себе…

Зима 1524 года в Париже выдалась снежной, и горожане сидели по домам, но 17 февраля потянулись на Гревскую площадь. Ожидалось развлечение — казнь королевского изменника Жана де Пуатье.

Стоя у окна, Диана до боли сжимала пальцы. Вот до чего докатился ее легкомысленный отец! А все — друзья-приятели… Отец постоянно зазывал их в замок на пиры и охоты. Да только эти развлечения быстро приелись. Отец полез в междоусобные свары — поддержать друзей. И вот — доигрался!.. Счастье, что Диана уже в 15 лет вышла замуж за Луи де Брезе — Великого сенешаля Нормандии. Был он богат и знатен, но лицом обезображен в боях, да и старше Дианы на 41 год. Однако человеком оказался порядочным и добрым. Диана уважала мужа. И муж не подвел ее, — как мог, умолял короля в награду за собственные заслуги помиловать «старого дурака Пуатье».

Но Франциск I, обычно не помнящий зла, заупрямился. Пришлось Диане просить за отца самой. Глотая слезы, она умоляла короля о помиловании, но Франциск оказался непреклонен.

И вот Диана стоит у окна, обращаясь к Богу в последней надежде. В трудную минуту вспоминается давнее пророчество: она спасет «снежную голову». Но разве ее седой отец — не «снежная голова»? В последнем порыве Диана отправила королю очередное прошение о помиловании. И вот — последний час перед казнью…

Хлопнула дверь, и на пороге возник Луи де Брезе, с утра отправившийся на Гревскую площадь:

— Король отменил казнь!

Диана в изнеможении опустилась в кресло. Слава Богу, пророчество сбылось: «снежная голова» спасена! Но что за «золотая голова», которую Диане суждено потерять?…

В 1525 году король Франциск I попал в плен к испанцам, которые согласились освободить его только в обмен на маленьких принцев: 9-летнего наследника-дофина Франциска и 7-летнего Генриха. И вот в марте 1526 года придворные стояли на берегу пограничной реки Бидассоа. От испанского берега отплыла барка, на борту которой стоял французский король. Все, прощаясь, засуетились вокруг дофина. Крошечный Генрих стоял один, мужественно сдерживая слезы. У Дианы защемило сердце. Она кинулась к мальчику и, поцеловав, прижала к груди. Потом она узнала, что испанцы бросили детей в тюрьму. По ночам Диане снился Генрих с огромными затравленными глазами. И она начала молиться за него, как за собственных детей.

Только летом 1530 года Франциск I смог выкупить принцев. В честь их возвращения и женитьбы короля устроили турнир. Франциск и наследник-дофин склонились перед новой королевой. Но Генрих преклонил свой стяг перед… Дианой. Двор ахнул: Диане ведь 31 год, а Генриху еще нет и двенадцати! Но, видно, в плену взрослеют быстро: свой поединок юный рыцарь выиграл.

Летом 1533 года двор разъезжал по Луаре. В знаменитом розарии замка Шенонсо король поманил к себе Диану. Та подошла легко и грациозно. Король дивился — на 33-м году жизни Диана цветет как юная девушка. После смерти мужа она вернула девичью фамилию, хотя траура не сняла. Но, черт возьми, как притягательна эта женщина в своем черно-белом одеянии!

— Проклятый плен слишком мрачно подействовал на Генриха! — проговорил король. — Мальчик перестал смеяться. Но я видел, как он смотрит на вас… Капелька живого флирта — вот все, что я прошу!

Диана вдохнула аромат роз. Капелька флирта — разве это предосудительно? Всего лишь игра в рыцаря и прекрасную даму. Юный Генрих поднесет розу Диане. А она засушит ее в любимом томике стихов…

И вот уже Генрих строчит восторженные сонеты и поднимает штандарты черно-белых цветов. А по ночам снится Диане. И во сне она забывает, что уже — вдова и что ее дочь Франсуаза старше этого странного юноши…

Между тем король осуществлял свои планы относительно сына. Из Италии приехала невеста — Екатерина Медичи. 14-летняя девочка обожающе взирала на юного красавца-жениха. Но разве могла она, некрасивая и робкая, разжечь его супружескую страсть? Король понял это. И потому сам повел новобрачных в спальню и приказал:

— Давайте, дети!

И стоял у постели, пока «дети» не стали мужем и женой.

Но уже наутро преданный «рыцарь» занял свое привычное место — у покоев Дианы. А потом внезапно умер старший сын короля, и Генрих стал наследником. Месяц спустя двор отправился в замок Экуан — взглянуть на знаменитые витражи о любви Психеи и Амура. Так уж вышло, что Генрих и Диана любовались витражами вместе. И, осмелев, юноша обнял Диану. Та смутилась, но Генрих шептал, как в лихорадке:

— Я выжил в плену только, чтобы вернуться к вам!

Они стояли у двери, распахнутой в сад. Луна сияла над головой. И Диана подумала: завтра встанет солнце, безжалостно осветит их разницу в возрасте. Но пока на небе луна, разве они не могут быть счастливы?..

Екатерина отчаялась дождаться мужа в опочивальне. Уже сколько лет она замужем, свекор требует наследника, а Генрих вообще забыл дорогу в спальню жены. Дни и ночи торчит у проклятой Дианы!

Вдруг скрипнула половица. Быть не может — Генрих пришел!

— О, дорогая, надеюсь, я доставил вам удовольствие? — только и выдохнул он, исполнив свой супружеский долг. — Диана ругает меня. Говорит, я должен заходить к вам каждую ночь, пока вы не даруете нам наследника.

Генрих равнодушно чмокнул жену и удалился.

Екатерина зарыдала в подушку. Какой стыд! Муж приходит к ней по настоянию любовницы!.. Чем эта ведьма его приворожила? Но не всегда будет ее верх — время бежит! Скоро Диана состарится и сморщится, а Екатерина расцветет. Недаром же лучшие знахари, которых она собрала во дворце, готовят ей приворотные зелья и притирания омоложения. Она станет красавицей! Надо только подождать…

В 1544 году, после 10 лет брака, Екатерина наконец-то подарила Франции наследника. Впрочем, привычек Генриха это не изменило. А когда же в 1547 году умер Франциск I, новоявленный король Генрих II, едва взойдя на трон, преподнес своей фаворитке земли, драгоценности и даже самый роскошный замок Луары — Шенонсо. Будто она, а не Екатерина, — королева Франции! И весь двор склонился перед «ведьмой». Может, она и впрямь опоила их всех?!

…Диана проснулась раньше Генриха. Он мирно дышал рядом — молодой, прекрасный. Он так загорается, когда видит Диану обнаженной. Но ведь скоро ей стукнет 50. Что потом? Никакая магия не остановит время. Это только чудачка Екатерина надеется на всяких знахарей, магов, астрологов. А впрочем — Диана приподнялась на кровати, — есть же истинные волшебники! Художники, скульпторы, поэты — вот кто сможет остановить время и навечно запечатлеть ее красоту в стихах, полотнах, скульптурах! Она станет нимфой королевского дворца Фонтенбло и покровительницей искусства. И тогда исполнится пророчество старой ворожеи: «Всеми будет править она!» И потомки скажут: во времена прекрасной Дианы начался золотой век искусства французского Возрождения!..

Королевская жизнь шла «па-де-труа» — «на троих». Екатерина исправно рожала. Диана воспитывала королевских отпрысков. Обе женщины всегда вели себя в рамках приличий. Пока в конце 1558 года Екатерина не вмешалась в один политический расклад, который затеяли Генрих с Дианой. Ах, эта проклятая политика!.. Король накричал на жену. Та, глотая слезы, сделала вид, что взялась за книгу.

— Что вы читаете, Мадам? — желая помириться, спросила Диана.

И тут бывшая тихоня взорвалась:

— Я читаю историю Франции и вижу, что здесь всегда потаскухи управляли королями!

Диана не сдержалась:

— Не стоит кричать о потаскухах, мадам! И так все видят, что ни один из ваших 10 детей не похож на Генриха!

Они стояли друг против друга, уперев руки в бока, как базарные торговки. Они забыли, что 24 года упражнялись в хороших манерах, сдерживаясь ради своего единственного мужчины. И вот запас манер закончился…

Диана решила покинуть двор. Генрих пришел в ужас:

— Я не могу жить без вас!

Действительно, сколько он себя помнил, он не мог без нее жить. Что он сказал жене — тайна, но Екатерина снова начала улыбаться сопернице. Обрадованный примирением, Генрих решил устроить рыцарский турнир. На 3-й день праздника, 30 июня 1559 года, король выехал на гарцующем жеребце со странным именем «Беда». Оруженосец надел на голову монарха огромный золотой шлем. Диана ахнула и закричала королеве:

— Остановите их, Мадам!

Но было уже поздно. Король понесся на соперника — молодого капитана Монтгомери. Копье капитана сломалось. И тут Беда резко рванул вперед, и обломок копья, приподняв золотое забрало шлема, вонзился прямо в глаз Генриха.

Истекающего кровью короля понесли во дворец. Диана в отчаянии сжимала поручни помоста и повторяла:

— Та, которую назовут Дианой, потеряет «золотую голову»!..

Екатерина лишилась чувств. А придя в себя, вспомнила предсказание своего астролога Луки Горико:

«Король должен избегать боев на 41-м году жизни».

Вспомнила она и катрен известного врача и предсказателя Нострадамуса:

Молодой лев одолеет старого

На поле битвы, один на один.

В золотой клетке глаз ему выколет

И умрет тот жестокой смертью.

Ну разве могла не исполниться такая лавина пророчеств?!

Новый король Франциск II процедил, презрительно глядя на фаворитку отца:

— Вследствие пагубного влияния вы удаляетесь от двора!

А Диана вдруг вспомнила, как этот вечно больной юноша мучался страшной сыпью. Все боялись подходить к нему, и только у нее хватало мужества менять ему повязки. Теперь за его троном стояла Екатерина, получившая почетный титул Королевы-матери, и улыбалась. Все шло прекрасно — наконец-то она удалила соперницу! Вот только через день после коронации сына Екатерина ужаснулась, смывая румяна: ей всего 40, а зеркало показывает сморщенную старуху. И никакие магические притирания не помогают…

А Диана, уехавшая в свой замок Анэ, и на седьмом десятке притягивала взоры мужчин. В ночь на 25 апреля 1566 года Диана де Пуатье заснула, с улыбкой вспоминая своего Генриха. Больше она уже не проснулась. В церкви Анэ ей поставили памятник из белого мрамора как истиной античной богине. И вот уже пятый век поклонники приносят к этому памятнику две белые розы — одну от себя, другую от Генриха. Недаром же он когда-то написал возлюбленной:

«Моя любовь охранит Вас и от времени, и от самой смерти»…

В зеркале будут возникать образы людей и картины того, что случится. Запоминайте и считайте — каждый поворот зеркала обозначает год человеческой жизни.

Королева-мать Екатерина Медичи прижала руку к сердцу. Когда же это кончится? Сердце не болит, но так противно ноет. И еще — этот проклятый страх! После того как на ужасном ристалище трагически погиб любимый муж — король Франции Генрих II, страх возникает ежедневно — неожиданно, ничем не мотивированно. Она измучилась, пытаясь уговорить саму себя: чего ей бояться, ведь она — полновластная королева! Сын, нынешний монарх Франциск II, во всем послушен матери. Без ее указки не ступит ни шага, не предпримет ничего. Так что, положа руку на сердце, можно смело сказать: страной правит она — Екатерина Медичи. Так чего же ей бояться?!

Но страх терзал, не давал спать ночами, заставлял оглядываться днем — не подкрадывается ли кто тайком с кинжалом или отравой? Обливаясь липким потом, Екатерина Медичи твердила себе: чего опасаться ей, которая сама с детства умела сварить любой яд, а теперь и вообще владела уникальнейшим рецептом тончайшего яда, который создали для нее друзья-слуги — алхимики братья Руджери. И яд тот был без вкуса, запаха и противоядия. Так что теперь не ей трепетать от страха — пусть трепещут ее враги!

Страх, однако, не проходил. Более того — увеличивался. У Екатерины с детства было одно средство справляться со всеми ужасами жизни — гадание. Но у кого узнать будущее? Конечно, к ее услугам личные астрологи, собственные предсказатели — хоть по звездам, хоть по картам судьбу расскажут. Но не верится им! Врут они часто — кто из лести, а кто и из-за неумения. Зато все хотят понравиться Королеве-матери, сохранить свое собственное местечко при ее дворе.

Есть, конечно, во Франции один предсказатель. Впрочем, может, он и не предсказатель вовсе, а ученый-писатель. Прислал же он в свое время ей книгу своих катренов. Ох, об этом лучше и не вспоминать!..

Падкая до предсказаний, Екатерина, конечно, книгу пролистала от корки до корки. Но мало что поняла. Забавно, в стихах — но и только! Ни имен, ни дат. Не поймешь, ни что случится, ни с кем. Но один стих-катрен был заложен закладкой. Что-то про двух львов — старого и молодого. Королева скривилась: что ей до каких-то там хищников? Одно слово — круглой дурой оказалась! Вот и не поняла предсказания…

Владычица перекрестилась — получается, этот предсказатель напророчил ужасную смерть ее мужа на рыцарском турнире. Но такое никому и в голову не могло прийти. Откуда же было ей знать, что проклятый сочинитель катренов окажется прав?!

Но ведь оказался… Вот к кому бы поехать, вот у кого попросить совета, повелеть рассказать про будущее.

Королева приказала заложить карету да утеплить ее. Конечно, на дворе лето, но путь не близкий — в долину реки Луары, в принадлежащий ей замок Шомон. Екатерина разрешила жить в этом замке странному предсказателю. Пока ехала, вспоминала, как впервые встретилась с ним. Он тогда только приехал в Париж, и Екатерина тайком пришла в его обиталище — одна, без охраны. Дверь открыл сам предсказатель, оказавшийся сухоньким немолодым человеком, ростом чуть выше самой Екатерины.

Королева впилась в него своим пристальным недоверчивым взглядом. Обычно придворные опускали глаза, когда она смотрела на них так. Но человек оказался не из робких — глаз не опустил. Более того, прямо сказал:

— Я — врач, мадам, мне можно сказать все.

Екатерина, закутанная в черный плащ, откинула капюшон, обнажив лицо:

— Мне нужен пророк!

И опять человек не смутился. Более того, усмехнулся:

— Нет, нет! Я не пророк! — Серые глазки внимательно ощупали гостью. — Я — наблюдатель, Ваше Величество. Наблюдатель жизни — Мишель Нотр-Дам, по-латыни Нострадамус. Вы должны помнить меня по Флоренции, моя светлейшая королева. Я учился у личного астролога вашего дяди — синьора Медичи.

Екатерина тогда ахнула и опять впилась в собеседника пристальным недобрым взглядом. Да, она вспомнила его! Молодой, любопытный до всяких знаний, насмешливый в разговоре, этот человек в юные годы учился у самого известного во Флоренции астролога, химика и естествоиспытателя — Роже Руджери. Прибыл этот Мишель Нотр-Дам из Парижа, говорили, что он — крещеный еврей, но все равно звали французиком. Роже Руджери был весьма доволен учеником. Но вскоре Роже умер, и француз уехал из Флоренции. В 1546 году Екатерина снова услышала о Мишеле Нотр-Дам. Тогда по Южной Франции шла эпидемия чумы, но в Лионе объявился какой-то кудесник-врач и стал лечить народ пилюлями собственного изготовления. И — невероятно: вылечил многих. Но самое невероятное, что этим врачом оказался известный Екатерине Мишель Нотр-Дам. Она узнала, что лионские богачи отвалили тогда врачу солидный куш, дали дом и вообще готовы были носить на руках, но таинственный врач исчез столь же быстро, как и появился. А в 1549 году Мишель, называющий себя Нострадамусом, сочинил какую-то невероятную книгу предсказаний и испросил разрешения прислать свое сочинение королеве Франции. Падкая до предсказаний, Екатерина, конечно, разрешила. Сочинением оказались злополучные катрены, один из которых предрек смерть Генриха II.

Выходит, Нострадамусу подвластно знание будущего. Вот пусть теперь и расскажет все подробно! Екатерина высунулась из кареты и зычным голосом гаркнула кучеру:

— Гони быстрей!

Карета понеслась. Королева откинулась на мягкую спинку. Скорее бы! Говорят, в замке Шомон Нострадамус построил недавно изобретенную им тайную «зеркальную машину», с помощью которой теперь мог предсказывать будущее. Вот и пришла пора опробовать эту магическую технику.

Хотя знание будущего — тяжкий крест. Недаром Господь милосердно скрыл от людей все, чему еще только предстоит случиться. Ведь кто знает, сколько ужасных деяний натворили бы люди, зная будущее? Но Екатерина имеет право знать — это ее королевское право.

В тайных комнатах замка Шомон было тихо и сумрачно. Ни свечей, ни каминов. Одно крошечное тусклое оконце, сквозь него и света-то не видно. Озабоченный, постаревший и растерявший свой природный оптимизм предсказатель провел королеву в дальний конец комнаты и откинул тяжелый полог, загораживающий глубокую нишу.

Екатерина попыталась разглядеть таинственную машину, но в полумраке различила только какие-то блестящие колеса и большое зеркало.

— Смотрите сюда, моя королева! — хрипло проговорил предсказатель. — В зеркале будут возникать образы людей и картины того, что случится. Запоминайте и считайте — каждый поворот зеркала обозначает год человеческой жизни.

Нострадамус нажал на какой-то рычаг, и машина словно ожила. Ее колеса задвигались, закрутились, издавая странный гул. Зеркало заискрилось и вспыхнуло всеми цветами радуги…

— Смотрите! Смотрите! — зашептал Нострадамус.

И Екатерина увидела… смертный одр. Однако на нем лежала явно не она. Но кто? Этого не было видно. Зато отчетливо проступала какая-то рыдающая женщина — совсем юная, почти девочка. Она была вся в белом. Екатерина вздохнула: белый цвет во Франции — цвет траура…

И тут девочка в белом повернулась в сторону королевы, и та охнула — это же Мария Стюарт — юная жена ее сына Франциска! Но тогда оплакиваемый человек — ее муж?! И зеркало-то повернулось всего раз. Неужели первенец Екатерины — Франциск II будет править всего год?

А зеркало уже крутилось снова. Пошли картины бурных празднеств, потом — философских диспутов. Мелькали какие-то люди, но никого невозможно было узнать. И вдруг возникли огни пожаров, Париж в алом зареве и потоки крови на мостовой…

И опять зеркало перевернулось, и снова возникло ложе… На нем — ее второй сын Карл. Значит, после Франциска он станет королем Карлом IX. Но неужели он тоже умирает?! Хотя нет, пока нет. Он что-то кричит, катаясь по кровати, обвиняет кого-то — неужели в тех пожарах и потоках крови? Кого? И вдруг в зеркале отразилось ее собственное лицо. Карл обвинял ее!..

Екатерина в ужасе закрыла глаза.

— Смотрите! Зеркало опять поворачивается! — безжалостный голос Нострадамуса заставил Екатерину вновь поднять голову.

Господи, опять смерть?.. На ложе мелькнуло лицо мужчины. В руке он держал королевскую корону, но был одет столь странно — в женское платье… Красивое лицо, искаженное, слава Богу, не предсмертной агонией, а огнем плотских удовольствий.

Екатерина ахнула:

— Это же мой третий сын Анри! Раз держит корону, значит, станет королем — Генрихом III. Это же чудесно! Жизнь наконец-то повернулась ко мне лицом счастья! — Королева даже захлопала в ладоши. — Он достоин трона больше других моих детей. Конечно, все они — мои сыновья, но Анри — любимец. Он продолжит дело отца. Недаром же я назвала его в честь возлюбленного супруга. Но почему мой мальчик в женском платье? Конечно, он с детства был нежным, ранимым, любил ленты и кружева. Но неужели он станет развратником — будет интересоваться не женщинами, а мужчинами? Конечно, в роду Медичи случалось и такое, но чтобы безобразничал мой сын?! Надо принимать срочные меры! Пока мальчику всего девять лет и время есть. Как только вернусь, сразу же сделаю что-нибудь!..

И тут зеркало повернулось снова.

Боже, обнаженные тела, оргии, юнцы и мужчины, разодетые в женские одежды. Екатерина схватилась за голову. Неужели она не сумеет ничего предпринять, и французский двор превратится в развратный вертеп?! И вот — расплата! Екатерина сжалась — опять пышное ложе смерти. Ее любимый мальчик умирает…

Смерть, одна смерть кругом. Почему гибнут все, кого она любит? Неужели это ее вина? И, Господь милосердный, когда же конец?!

И вдруг в зеркале возникла огромная тень и словно пошла на саму Екатерину.

— Кто это? — в ужасе закричала она.

Нострадамус молчал. Зеркало заискрило, и изображение пропало. Королева промокнула мокрый лоб платком.

— Я все просчитала, — глухо сказала она. — Франциск II будет править всего год. Карл IX — четырнадцать лет, а Генрих III — пятнадцать. Но что же будет со мной, мессир?

Нострадамус вздохнул:

— Вы не доживете до воцарения того, кто явился вам в образе тени, моя королева. Недаром вы не смогли увидеть его лица…

— Но хоть что-то вы можете мне сказать? — настаивала Екатерина.

— Опасайтесь Сен-Жермена, — уклончиво пробормотал предсказатель. — Одно могу сказать точно — власть вы не потеряете…

Екатерина Медичи прожила еще почти 30 лет. Страшные годы безумной и изматывающей борьбы за власть и за подчинение своих сыновей. И все это время королева с ужасом наблюдала, как с поразительной правдивостью исполнялись пророчества Нострадамуса. Не стало Франциска II и Карла IX, любезный Генрих III устроил при французском дворе царство разврата. Сама же Екатерина, всю жизнь опасаясь какого-то таинственного Сен-Жермена, даже перестала ездить в Сен-Жерменское аббатство, где полагалось молиться французским королям.

Но в первый же день 1589 года Екатерина Медичи заболела, и причастить ее и исповедовать пришел незнакомый священник. Выполнив свои обязанности, он собрался уходить, и тут Екатерина слабеющим голосом спросила:

— Я не видела вас до сего дня, святой отец, как ваше имя?

— Сен-Жермен, — коротко ответил священник.

Екатерина откинулась на подушку и поняла — ее жизнь подошла концу. 5 января 1589 года ее не стало.

А предсказания Нострадамуса свершались и далее. Через полгода монах Жак Клеман вонзил нож в спину ненавидимого всей Францией короля-развратника Генриха III. С его смертью оборвалась династия Валуа. На смену пришла династия Бурбонов. Оказалось, что неясный облик, увиденный Екатериной в «зеркальной машине» Нострадамуса, — это Генрих Наваррский, уцелевший после чудовищной резни в Варфоломеевскую ночь, которую волшебная машина тоже показывала королеве. И Карл IX, кричавший в зеркале на мать, был прав — ведь именно она, Екатерина Медичи, была самой ярой вдохновительницей резни гугенотов в Париже.

Но Генрих Наваррский, женившийся на ее дочке, хохотушке Маргарите — будущей королеве Марго, тогда уцелел и в 1589 году взошел на французский престол под именем Генриха IV. Однако Медичи этого уже не узнала.

Несколько месяцев после ее смерти Париж весело праздновал восшествие на престол нового монарха Генриха IV Бурбона, проклиная развратных отпрысков Екатерины Медичи и обвиняя ее саму в том, что она, стремясь удержать власть для своих сыновей, отравила лучших людей при французском дворе и чуть не погубила всю страну.

Ну а что же стало с необыкновенной машиной, которая могла показывать картины будущего? Говорят, вскоре после того памятного предсказания, сделанного Екатерине Медичи, Нострадамус разбил машину вдребезги. Сам же тайком покинул замок Шомон, ну а потом затерялся в глубинке, понимая, что таланты врачевателя нигде не дадут ему пропасть. 1 июля 1566 года он умер в городке Салоне. Было ему 62 года. На могиле же его начертали:

«Здесь покоится прах знаменитого Мишеля Нострадамуса, которому был дан дар описывать будущее своим божественным пером… Но и после смерти он не найдет покоя».

Действительно, покоя нет. Вот уже четыре с половиной столетия многочисленные катрены-пророчества великого предсказателя толкуются и перетолковываются. Примеряются то к одному событию, то к другому. Тысячи книг посвящены трактовке катренов, но настоящего ключа до сих пор нет. Хотя некоторые из пророческих стихов, таких, как стих о гибели Генриха II или об ужасах Французской революции, уже понятны. Большинство же — пока загадка. Но разве не интересно жить в загадочном мире?

Ну и дела! Да эта малютка станет фавориткой короля!

Гадалка быстро открыла последнюю карту и застыла, недоуменно уставясь на худенькую девчонку, почти заморыша. Такого еще никогда не бывало за все время гаданий! Приходилось, конечно, привирать клиентам. Но тут явно карты не лгут. Вздохнув поглубже, гадалка прошептала вдруг осипшим голосом:

— Вы мне не верите, мадам Пуассон?

Мать девочки вздохнула. Где же ее старшая дочь, 9-летняя Жанна Антуанетта, может увидеть короля Франции?.. Пуассоны не принадлежат к знати, да и переживают не лучшие дни. Хотя совсем недавно все было по-иному: отец семейства Франсуа служил поверенным у влиятельных королевских финансистов братьев Пари. Но когда над банкирами нависла угроза расплаты за финансовые махинации, они не моргнув глазом свалили все на бедного Пуассона. Счастье, что тому удалось бежать за границу. Но вот его жена, Луиза Мадлен, осталась одна с тремя маленькими детьми. И если б не ее давний сердечный друг, мсье Норман де Турнем, неизвестно, на какие средства мадам Пуассон кормила бы семью.

Мсье де Турнем оплачивал все расходы семейства, на Антуанетту же вообще не жалел никаких денег. Услышав о предсказании, он только посмеялся, но пригласил к любимице лучших учителей. Девочку начали обучать не только дамским наукам — чистописанию, манерам и танцам, но и тому, чему в то время учили только мальчиков — математике, химии, физике. К тому же Антуанетта научилась рисовать, петь, играть на музыкальных инструментах, освоила сценическое мастерство и даже науку о драгоценных камнях. Впрочем, ни о каких королях заботливый де Турнем не думал, а в 19 лет выдал любимицу замуж за своего племянника Шарля Гильома ле Нормана д’Этиоля.

Но Антуанетта о пророчестве помнила. Впрочем, знала она и другое: ей, девушке из буржуазного сословия, никогда не попасть к королевскому двору. И хотя, став юной мадам д’Этиоль, она поднялась по ступеньке социальной лестницы, но для высшего света она — навсегда останется парией. Даже сам Шарль, приглашая своих светских приятелей, обычно неуклюже объяснял им причины своей женитьбы, словно извинялся:

— Эти простые буржуазки очень красивы и всегда верны!

На одном из таких вечеров Антуанетта, в который раз выслушав «объяснения» супруга, вскинула на пьяного Шарля свои золотисто-голубые глаза и ответила неожиданно дерзко:

— Уж если я и изменю мужу, то только с королем!

Людовик XV охотился в Сенарском лесу. Там у короля был небольшой охотничий домик, в котором он жил как простой смертный, позабыв правила этикета. Сердцем любвеобильного красавца владела тогда вздорная герцогиня де Шатору. Фаворитка не подпускала к королю дам моложе 40 лет, но Антуанетта придумала иной способ обратить на себя внимание Людовика: пара сотен ливров лесничим открыла ей доступ на «королевскую тропу».

В тот день охота удалась. Король выехал из-за деревьев, щурясь от солнечных бликов. И вдруг наперерез ему промчалась неизвестная дама в алой амазонке с соколом на вытянутой тонкой руке. Пораженный Людовик застыл на месте, а незнакомка исчезла. Через день представление повторилось. На этот раз прелестное видение пронеслось в элегантном голубом фаэтоне в ало-розовом плаще, едва прикрывавшем обнаженные плечи. И снова чаровница исчезла. За обедом Людовик только и размышлял: кто бы это мог быть?

Стареющая герцогиня де Шеврез решила польстить королю:

— Ваша красота, сир, покорила нимфу Сенарского леса, а может, и саму богиню охоты Диану!

Но договорить бедняжке не удалось: ревнивица Шатору с такой силой под столом наступила ей на ногу, что де Шеврез упала в обморок.

А через несколько дней посланец фаворитки отыскал мадам д’Этиоль и предупредил, что ее место — отнюдь не на королевском пути. Пришлось забыть о прогулках в Сенарском лесу. Но разве могла Антуанетта забыть статного, ловко державшегося в седле Людовика? И разве судьба не благоволила к ней? Ведь Бог внезапно прибрал спесивую Шатору.

25 февраля 1745 года судьба снова помогла 23-летней Антуанетте. В Версале состоялся грандиозный бал-маскарад в честь свадьбы сына Людовика и испанской инфанты. Вход на праздник был свободным.

Версаль сиял огнями, даже дорога к нему превратилась в сплошной звездный путь — на протяжении двух километров стояли факелоносцы с зажженными факелами. Больше 600 человек участвовало в маскараде. Антуанетта оделась в костюм богини Дианы — алая накидка, обнажающая плечи и грудь, распущенные волосы, золотой лук со стрелами. Король должен заметить ее!

Ровно в полночь в самом роскошном Зеркальном зале Версаля распахнулись зеркальные двери, и появилась королева Франции. Она уже разменяла пятый десяток, а выглядела куда старше. Еще бы! Ведь она родила Людовику 10 детей. Но ветреный король уже давно покинул ее ложе. И вот даже на праздник королева явилась одна.

Толпа вдруг развернулась, да так резко, что задрожали люстры Зеркального зала. В распахнувшиеся двери вошли… 8 тисовых деревьев. И тут же сзади Дианы-Антуанетты послышался торопливый шепот:

— Третий справа — король!

Это королевский камердинер мсье Бине отрабатывал 200 ливров, полученные от «Дианы».

Уже через минуту Антуанетта грациозно танцевала с «третьим тисом». Ее остроумная речь заставила его улыбаться и даже смеяться. «Тис» был околдован. Но едва он отвернулся, прелестная Диана исчезла, будто в волшебной сказке. И словно туфелька Золушки, остался только ее тонко надушенный платочек.

Романтическое приключение, таинственная незнакомка. Король пришел в волнение — немедленно найти владелицу! И расторопный камердинер Бине был отправлен на поиски.

Антуанетта исплакала всю подушку. Предсказание исполнилось — она встретилась с королем. Но никакое пророчество не сказало ей главного: она полюбила — не короля, а мужчину! Если бы Людовик был беден, как церковная мышь, она и тогда ушла бы от мужа по одному его зову. Но Людовик не звал!..

А вот муж начал ревновать. Конечно, можно было бы прорваться к королю. С ее-то энергией и деньгами она смогла бы сделать это. Но ведь это унизительно! Рыдая, Антуанетта закрылась в своих комнатах и вдруг… Мсье Бине сообщил, что король ищет ее.

На другой же день Антуанетта прибыла на бал, где ожидался Людовик. Алея румянцем, она смущенно призналась, что муж, узнав об измене, поклялся убить ее. Впрочем, это к лучшему — все равно она не может жить без своего короля.

Людовик был поражен. Никто еще не решался пожертвовать жизнью ради него. В тот же вечер он разрешил Антуанетте остаться в Версале, дабы укрыться от гнева мужа. А скоро король добился, чтобы брак д’Этиолей был расторгнут. Больше того, Людовик дал возлюбленной новое имя: она получила документы на владение поместьем и титулом маркизы де Помпадур. Именно под этим именем она и была официально представлена ко двору 14 сентября 1745 года.

При дворе Антуанетту приняли с ненавистью. Король славился своей любвеобильностью — недаром его прозвали Людовиком Возлюбленным — но всему же есть предел! Все фаворитки короля были дворянками, а тут вдруг — особа из «третьего сословия»…

Антуанетта переживала из-за этой сословной спеси, но не сдавалась. Она решила бороться и стать незаменимой для ветреного возлюбленного. Она применила все свои многочисленные таланты, недаром же мсье де Турнем не жалел денег на ее педагогов. Больше всего Людовик XV боялся скуки, и новоявленная маркиза принялась развлекать короля. О, для этого она имела массу возможностей! Она возила возлюбленного из замка в замок, устраивая блестящие балы, маскарады и другие праздники. Она создавала для короля и для себя особые духи и косметику. Недаром же она изучала химию! Духи, которыми она постоянно душилась, пахли… королем. Ну а разве не собственный запах нравится человеку больше всех других запахов? Недаром же Людовик стал ходить за возлюбленной как привязанный.

Поняв, что король обожает тонкую посуду, а фарфор в то время был необычайной редкостью, маркиза даже построила первый во Франции завод Севрского фарфора. И первые образцы продукции этого фарфора она тоже создала сама — нарисовала рисунки, вылепила фигурки. Даже состав фарфора она усовершенствовала, создав невиданную фарфоровую массу розового цвета, который она любила больше всего. Так миру явился знаменитый «rose Pompadour».

Маркиза вообще способствовала созданию собственного стиля в искусстве — прихотливого и чувственного рококо. При дворе она устраивала концерты и вокальные вечера, на которых сама играла и пела. Она организовала из придворных небольшую театральную труппу, которая вскоре окрепла до такой степени, что смогла показывать пьесы Мольера и Руссо. Сама Помпадур блистала не только в главных ролях, но и в качестве режиссера. Король полюбил ее спектакли и концерты. Он сидел в первом ряду кресел, развалясь по-домашнему, — частенько прямо в халате и домашних тапочках.

Он вообще очень любил «жить по-простому». Обожал, когда маркиза кормила его супом с трюфелями собственного изготовления. О, путь к сердцу этого мужчины лежал еще и через желудок — и маркиза отлично это поняла. Оказалось, что добиться любви короля не так трудно, как ее удержать. Но Помпадур сумела сделать и это. Она стала для Людовика незаменимой. Неразгаданной. Несравненной.

Но было одно «но» — в спальне маркиза давно уже не испытывала вдохновения страсти. Мало того, недавно королевский медик с кислой миной прошептал ей, что столь бурная жизнь вредна для ее здоровья. Она и вправду часто недомогала — ее мучил кашель, во время которого становилось почти невозможно дышать. К тому же ей скоро 30! По дворцовым меркам она увядает. Неужели ей придется дожидаться, когда Людовик бросит ее? Как обрадуются дворцовые сплетники и интриганы — они давно ждут, когда ненавистная Помпадур надоест королю и можно будет вышвырнуть ее вон.

Маркиза медленно поднялась с кушеточки и села за клавесин — музыка всегда успокаивает и подсказывает верное решение. Вот и сейчас в голову Помпадур пришла хорошая мысль. Маркиза просто найдет Людовику каких-нибудь смазливых девчонок для плотских утех. А себе оставит беседы по душам и деловые советы.

Помог давний друг маркизы — знаменитый живописец и декоратор Франсуа Буше. Он предложил свою натурщицу, Луизу О’Мерфи, с которой рисовал богинь и нимф. И Луиза торжественно прошествовала в апартаменты фаворитки короля. Маркиза же перебралась в другие комнаты. Но если враги ее предвкушали победу, они ошиблись. Забегая по вечерам к малышке Мерфи, Людовик по-прежнему все дни проводил у маркизы. Она даже кормила его своим фирменным супчиком.

Рыжеволосая Луиза сама все испортила. Гуляя с королем, она недовольно скривила губки:

— Вы уже закончили отношения со своей старухой?

Людовик оторопел. Никому не позволено так говорить о Несравненной! Срочно вызванному Буше было велено забрать натурщицу.

Ничто не смогло поколебать влияние Помпадур на своего Людовика. Он пожаловал своей Несравненной титул герцогини. Но что это дало? Заботясь о короле и его увеселениях, она всю жизнь при дворе прожила как в лихорадке. В сущности, она, часто болевшая, сожгла свою жизнь ради возлюбленного Людовика.

И вот теперь ее постоянно мучил кашель. Сидя в кресле, она вспоминала свою жизнь. Да, пророчество исполнилось — она стала фавориткой короля. Но чего это стоило? Ее юная дочка Александрин умерла страшной смертью. Лекари говорили — воспаление брюшины. Но Антуанетта-то знала, что это — яд. Наверно, кто-то хотел отравить короля, но поплатилась невинная дочка Антуанетты и Шарля.

Злоумышленники и потом не успокоились — на короля произошло покушение, Помпадур пачками получала записки с угрозами. За что? Ведь скольким людям она покровительствовала и помогала! На свои средства открывала приюты, больницы, финансировала обучение швей и портних, модисток, даже Военную школу построила. За свой счет платила жалованье слугам по всему королевскому двору и выплачивала пенсии тем, кто ушел на покой. За счет ее заказов жили литераторы и живописцы, архитекторы и ювелиры, мебельщики и ваятели. И что взамен?..

Антуанетта закашлялась. Кашель не давал лечь. Впрочем, он позволил не отвечать напыщенному священнику, который только что приходил. Святой отец ожидал громкого покаяния. Но в чем каяться? В том, что она, невенчанная, жила с королем? Но она любила его. По ночам она думала: если бы Людовик не был королем, они могли бы уехать на юг. В Париже — промозглая весна. А там — солнце…

15 апреля 1764 года Жанна Антуанетта Пуассон, герцогиня Помпадур, скончалась на 43 году жизни. В день ее похорон полил сильный дождь. Людовик стоял на балконе без шляпы, провожая траурный кортеж.

— Это все, что я могу для нее сделать! — прошептал он.

Горевал и еще один человек — тот, кого звали «совестью Европы». Это был Вольтер.

— Вот насмешка судьбы! — горестно восклицал престарелый философ. — Старый маратель бумаги, едва волочащий ноги, еще жив, а прелестная женщина умирает в середине своего блестящего жизненной пути!

К чему столь наряжаться, мадам? Все равно смерть застанет вас ночью во сне неприбранной!

Зимой в Петербурге ночи долгие. Весь февраль 1818 года метет метель. Ветер воет по пустым улицам. Горожане пораньше на боковую укладываются. И только огромный дом на Большой Миллионной улице каждую ночь зажигается отблеском сотен свечей. Весь Санкт-Петербург знает: здесь изволит проживать таинственная красавица — княгиня Авдотья Ивановна Голицына.

Странная женщина и странное жилище! Простой люд даже крестится, проходя мимо: а ну как она — ведьма или, того хуже, вампирша?! Ведь весь день в особняке на Большой Миллионной тишина, сумрачные окна тяжелыми портьерами завешены. И только поздно вечером дом оживает: портьеры раздвигаются, в залах вспыхивают сотни свечей, слуги высыпают на улицу с золотыми канделябрами, так что Большая Миллионная начинает мерцать огнями, словно огромный бриллиант. Ближе к полуночи начинали съезжаться кареты. Собираются гости. И ровно в два часа ночи начинается парадный обед.

Едва господа изволят рассесться за огромным инкрустированным столом на две сотни персон, их слуги занимают места на людской половине, где их тоже ждет отменное угощенье. Но и закусывая, слуги боязливо оглядываются, крестятся, негромко обсуждая хозяйку дома и заведенные ею странные порядки.

А в один из вечеров в дворницкой бывалым кучерам пришлось успокаивать слугу, впервые привезшего своего господина на Миллионную.

— Ночами люди добрые спят, одни упыри бродят! — истово осенял себя крестом кучер. — Может, ваша княгиня — ворожея? Мужиков привораживает? Не дай Господь! Ведь мой-то хозяин совсем мальчишка — восемнадцать годков всего.

Бывалые кучера только посмеиваются:

— А ты кого привез?

— Пушкина Александра Сергеевича!

Княгиня Голицына проскользнула в свой будуар, тщательно прикрыв дверь, и тихонько хихикнула. Чего только люди про нее не болтают, особливо в людской. Другая бы возмутилась, а княгиня Голицына любит послушать что-нибудь остренькое. Забавный выдался денек, вернее, ночка! Давно она так не веселилась: у юного Александра Пушкина, которого она пригласила впервые, тысячи забавных историй в голове. И сам он забавный — нетерпеливый, горячий. Пишет хорошие стихи, и княгине заявил с порога:

— Вы, Эудокси, — моя муза!

Пришлось поправить юношу:

— Я русская, Александр. И не к лицу мне «французиться», как болонке! Никакая я не «Эудокси», а обычная Евдокия. А если хотите быть со мной в дружбе, зовите Авдотьей.

Княгиня улыбнулась, вспоминая, как еще пятилетней девочкой объявила домашним: «Я — Авдотья!» Гувернантка в ужас пришла: «Вы — барышня из знатного рода, а не деревенская девчонка. И потому должны выучить французский язык и зваться на благородный манер — Эудокси!»

Девочка учила язык, но все равно огрызалась: «Я — Авдотья!»

Может, и наказали бы ее за такое упрямство, да у кого поднимется рука на сироту? Родители крошечной Авдотьи — действительный тайный советник, сенатор Иван Михайлович Измайлов и его жена Александра Борисовна, урожденная Юсупова, — уже умерли к тому времени, оставив своих двух дочек — Дуню и ее младшую сестру круглыми сиротами. После смерти родителей девочки жили в Москве у дяди — Михаила Михайловича Измайлова, московского градоначальника. С ним же потом переехали в Петербург. Но и дядюшка Михаил Михайлович, покричав на старшую племянницу, назвавшуюся таким просторечным именем, в конце концов смирился. Упрямства Авдотье с детства было не занимать — во всем она привыкла держать свой верх. Решила, например, в десять лет, что станет учиться истории, естественным наукам, а главное, математике, как мальчики, и уговорила-таки дядю нанять преподавателей. Пока младшая сестра разучивала контрдансы и кадрили, старшая, ничуть не стесняясь, решала математические задачки. Да, много гонору было. Жаль, в главном не смогла судьбу переупрямить…

А все — Павел! Во всей чехарде ее жизни виноват этот сумасбродный император. Дорвался до власти и пошел чудить — решил самолично устраивать судьбы «любимых подданных» — женить по собственному усмотрению. Вот и облагодетельствовал 19-летнюю Дуню — выдал в 1799 году замуж за своего любимца — князя Сергея Михайловича Голицына, благо тот был несметно богатым да молодым — всего-то 25 стукнуло. К тому же по велению Павла князь недавно стал действительным тайным советником, кавалером почти всех высших орденов России. Но ведь и Дуня Измайлова — не с улицы: ее отец тоже был в чести, да и богач-дядюшка отписал ей половину состояния. А уж в высшем свете Авдотья своей красотой да статью вообще грандиозный фурор произвела, на самых значимых балах в обеих столицах блистала. На одном из таких балов в Петербурге и представили ей будущего мужа. Авдотья взглянула и с лица спала. Мозгляк! Росточку небольшого, глазки прищурены, ручки дергаются — чистый паучишко. Как за такого замуж идти?! Но разве откажешь? Ведь царская милость, пропади она пропадом!

Словом, сыграли свадьбу — роскошно, пышно. Высший свет обеих столиц две недели гулял. Но взбалмошный Павел вдруг охладел к любимцу, чуть не в тюрьму посадить решил. Пришлось Голицыным бежать за границу. Пока путешествовали, муж где-то поотстал, а сама Авдотья помчалась по Европе.

Париж, Берлин, Дрезден попадали у ее ног. Немудрено — с ее-то красотой, да с деньгами, да еще с умом. Вот уж и не подозревала Авдотья, что кто-то ее женский ум оценить сможет! На балах Петербурга кавалеры часто вспоминали одно из изречений императрицы Елизаветы Петровны: «Коль женка умней овина, так в том ее муж повинен!»

Даже милейший дядюшка Михаил Михайлович усмехался в усы: «Учить жену надо!» — и при этом делал выразительный жест, будто сек воображаемую супругу.

Так что в России Авдотья на людях только хлопала ресницами да танцевала кадрили. А в Европе вдруг обнаружила, что на балах говорить может. Да в России ее ни один мужчина слушать бы не стал, а в благословенной загранице самые галантные кавалеры в рот смотрели. Дай Бог здоровья учителям истории и естественных наук, которых нанимал дядюшка, — княгиня Голицына прослыла самой просвещенной красавицей. В каждом городе, где останавливалась, она мгновенно обживалась и заводила свой «русский салон» — самый шикарный и известный. На ее приемы съезжались записные острословы со всей Европы, так что, когда она прибыла в Париж, ее уже ждала заслуженная слава. Сама знаменитая мадам де Сталь, славившаяся на весь мир своей ученостью, острейшим язычком и свободным нравом, признала в ней ровню.

— Ах, княгиня! — смеялась она. — Меня называют королевой света, но вы — моя достойная младшая сестра. Только помните, сколь трудно жить женщине в нашем мужском мире, будь она хоть трижды королевой.

Авдотья тоже смеялась в ответ:

— Что ж, придется поменять мир!

Ах, она всегда была упряма, эта «принцесса Авдотья», всегда хотела настоять на своем!.. Умудренная мадам де Сталь вздыхала про себя: «Нелегкий характер у девочки!» и однажды уговорила русскую подругу пойти к гадалке — надо же узнать, что сулит будущее…

Княгиня до сих пор помнит, как они пришли в тускло освещенную комнату где-то на окраине Парижа. На столе горела всего одна свеча, и та чадила. Гадалка разложила карты и окинула острым взглядом бриллиантовое колье Авдотьи:

— К чему столь наряжаться, мадам? Все равно смерть застанет вас ночью во сне неприбранной!

Авдотья ахнула, но нашлась:

— Незваная гостья не застанет меня неприбранной! Не буду спать — хочу жить вечно!

Так она стала princesse Nocturne — Княгиней Ночи. Что ж, по ночам все не как днем: шутки тоньше, люди мягче, мысль острее. Ночь — время тайн и волнений. Но на пустой флирт Авдотья не согласна. Ей интересно другое. И потому в свой парижский салон она приглашает только «умные головы» — поговорить о странных вещах: смысле жизни, философских идеях, открытиях в науке. Да разве сравнится с пустыми любовными играми затейливая игра ума?! Одно, правда, плохо: самые приятные игры надоедят, если они не на родном языке!

Освобождение пришло в 1801 году — неожиданно не стало ненавистного Павла I. Отыскав мужа в Дрездене, Авдотья объявила:

— Наш брак более недействителен! Я считаю себя свободной!

Это был необычайно смелый и дерзкий поступок, ведь жена при любых обстоятельствах обязана следовать за мужем и жить в его доме. Иначе ей грозила общественная обструкция. Но дерзкой и упрямой Авдотье было наплевать на общественное мнение. В Россию она вернулась без своего постылого мужа. Купила особняк на Большой Миллионной улице, заодно выкупив и земли соседей, — чтоб никто не мешал ей жить ночной жизнью. Первым делом вызвала управляющих своими многочисленными имениями:

— Представьте мне отчеты и покажите все конторские книги!

Месяц читала, изучала и подсчитывала — пригодились-таки уроки математики, полученные в детстве. А через месяц выгнала половину управляющих за растрату и казнокрадство. Тем же, что остались, предложила свою систему записей и подсчетов.

— Господь свидетель! — ужасался почтенный управитель имения Измайлово. — Неужто придется идти на поводу у женщины?! Ну что она в конторских книгах может смыслить?..

Однако к концу отчетного года и он признал, что вести бухгалтерию по «системе княгини» куда удобнее, чем по-старому. А сама княгиня, как в детстве, снова почувствовала необъяснимую тягу к цифрам, формулам, уравнениям. Теперь из-за границы везли на Миллионную улицу в Петербурге не только парижские наряды и шляпки. Куда тяжелее были сундуки с книгами — романами, историческими, философскими сочинениями и математическими трудами.

— Княгинюшка, поберегите хоть свое доброе имечко! — всплескивала руками ее старая нянюшка. — Мало того что одна без мужа живете, так еще и книжки читаете! Скандал ведь будет!

Но время шло — скандала не случалось. Удивительно, но общество закрыло глаза на дерзкое поведение Princesse Nocturne. Да и как иначе? Ведь вся культурная элита Петербурга засвидетельствовала ей свое восхищенное почтение. Поэты вообще вознесли ее мужество и красоту на пьедестал. Жуковский, Карамзин, Вяземский — все по первому зову неслись в салон Княгини Ночи, готовые не спать до утра, а говорить, музицировать, читать свои последние сочинения. А однажды княгиня услышала чей-то смех:

— Брат мой никуда не ездит, потому что опыты по химии проводит да задачки по математике решает! — Это молодой красавец князь Долгорукий, дипломат и приближенный нового царя Александра I, рассказывал о своем младшем брате. — Представляете, женщины души в нем не чают, а он им лишнего комплимента сказать не соизволит. Сама Жозефина, супруга Наполеона, увидев его в Париже, пока он был там с дипломатической миссией, положила на него глаз. Еще бы — ведь мой брат стал полковником в 1800 году, когда ему только-только стукнуло двадцать лет. И что же? Этот лихой вояка любой свободный день готов проторчать за письменным столом — все пишет свои математические формулы. А то часами ставит какие-то химические опыты и все сокрушается, что наш батюшка отдал его в армию и не разрешил заниматься наукой!

Авдотья была поражена. Неужели есть еще кто-то, кому интересны не балы и светские сплетни, а математические задачки да химические опыты? Не ученый или педагог, а человек ее круга?..

На другой же день Михаил Петрович Долгорукий получил приглашение в салон Княгини Ночи. Ровно в полночь она увидела, как высокий, могучий русоголовый красавец поднимается к ней по лестнице. Ее огромные темные глаза стали еще темнее, когда он подошел ближе, склонился к руке. Он был менее красив, чем брат, но более мужественен: ведь он — герой Аустерлицкого сражения, награжденный Золотой шпагой с гравировкой «За храбрость». Весь обед Михаил сидел подле хозяйки, рассказывал о том, как еще до Аустерлица слушал лекции в Сорбонне. Ведь хотя родители и отдали его на военную службу, сам он хотел заниматься химией или математикой. Быть ученым — это ли не высшее счастье?

Под утро, когда гости разошлись, Михаил с Авдотьей все еще сидели за столиком у окна и писали что-то по очереди на листах бумаги. Уже потом, когда Долгорукий все-таки убежал, торопившись, на службу, Авдотья поняла: вдвоем они решили уравнение, над которым сама она билась многие годы. Или это было не уравнение, а формула любви?..

В конце 1806 года Авдотья решилась на официальный развод. Ненавистный муж стоял около ее кресла и задумчиво гладил собственные манжеты.

— Прекрасно, Эудокси! — гнусаво протянул он на французский манер. — Ты мне изменила. Но что ты хочешь от меня? Чтобы я держал свечку?

Авдотья ахнула:

— Как по€шло!

Голицын передернул плечами:

— А в двадцать шесть лет влюбляться не пошло? Ты же почти старуха! Попомнишь мое слово: твой любовник скоро бросит тебя!

Никогда! Этого не случится никогда! Княгиня выбежала из комнаты, проклиная мужа и шепча про себя имя возлюбленного. Они будут вместе! Из всех походов Михаил шлет страстные письма. Авдотья ждет их с замиранием сердца. Ведь письма — знак: Михаил жив. Это главное! Уж много лет она не спала ночами, но теперь она не спит и днем. Страхи, воспоминания, тревоги кружатся в голове. Михаил воюет с Наполеоном. В военном ведомстве считают, что его военные таланты незаменимы. В 1807 году он стал самым молодым генералом в русской армии. Это, конечно, замечательно! Но что Авдотье до этого?! Только страх и бессонница… Кончается одна военная кампания, начинается другая. Остается только молиться: лишь бы Михаил вернулся! Она готова жить с ним не венчанной, пусть свет злословит. И даже готова изменить ночной образ жизни — пусть ей придется умереть. Только бы он вернулся…

В конце лета 1808 года началась «шведская кампания». Долгорукого отправили командиром Сердобольского отряда. В жаркие августовские дни кампания шла вяло… В Петербурге тоже стояла жара. Набережные и мостовые плавились на солнце. Не спасала даже ночь. Все, кто мог, разъехались из города. Княгиня Голицына осталась — как уехать, если постоянно ждешь вестей? В тот день она не могла заснуть — душила жара и странные предчувствия. Прищурив глаза, она смотрела, как садится солнце. Внезапно, ей показалось: огромный огненный шар треснул и взорвался. Или что-то взорвалось перед мысленным взором Авдотьи? Она схватилась за голову и вдруг осознала — случилось что-то ужасное!

А в это время на далеком поле боя под Индесальмом выстрелила пушка. И Михаил Долгорукий — храбрец, весельчак, любимец всей армии — упал навзничь: его разорвало ядром.

«Красавец князь Долгорукий был человеком необыкновенного душевного такта, отменного воспитания, сугубо сведущий в истории и в науке математической, ума быстрого, характера решительного и прямого, сердца добрейшего и души благороднейшей»

— так написал о нем современник. И еще:

«Если бы он был жив, то стал бы героем России…»

С тех пор прошло десять лет. Но разве время измеряется годами? Княгиня Голицына вздохнула: время измеряется страданиями! Нет, никто не видел ее плачущей — она не доставила злопыхателям такого подарка. И разговоры о ее печальном романе давно угасли. Петербург признал, что красавица княгиня — свободная женщина. Она живет необычной жизнью, избегает подруг, предпочитая друзей-мужчин. Ее ночной салон по-прежнему — избранное место, куда все стремятся, но допускаются лишь немногие. Конечно, милому сорванцу Александру Пушкину Авдотья пошлет еще не одно приглашение. Она ведь наслышана о таланте и пылкости молодого поэта. А вчера Андрей Карамзин, сын великого русского историка, прошептал ей:

— Пушкин влюблен в вас смертельно! Он проводит вечера у вашего дома, лжет от любви, сердится от любви, только еще не пишет от любви.

Слава Богу, Карамзин ошибается: Пушкин пишет! Он уже посвятил Голицыной оду «Вольность» и еще многие строки. Например:

Отечество почти я ненавидел —
Но я вчера Голицыну увидел
И примирен с отечеством моим.

Конечно, поэт должен быть пылок и влюблен. Черноволосый и кудрявый озорник Пушкин весь вечер сегодня шептал что-то об Амуре, Психее и их волшебной любви. Это прекрасно, хотя придется объяснить озорнику Александру, что никакого «амура» у них быть не может: он только входит в жизнь, а она уже прожила свои 38 лет. К тому же «амур» ей просто не нужен.

Княгиня присела к столику перед кроватью, открыла темно-синий сафьяновый бювар. Там хранилось самое ценное в ее жизни — листы, исписанные Михаилом: уравнения, формулы, задачки. Некоторые она так еще и не решила…

В 1835 году во Франции вышла математическая книга «Анализ силы». Княгиня Голицына стала первой русской женщиной-математиком, издавшей свои труды. Так что первенство великой Софьи Ковалевской — просто красивая легенда. Судьба преподнесла Авдотье и еще один «подарок». Ее «благоверный муж» влюбился. Теперь уже он сам стоял перед женой в униженной позе и просил развод. Лепетал что-то про высокие чувства… Авдотья только плечами повела:

— Влюбляться на шестом десятке? Как это пошло, Сергей!

Развернулась и ушла. Пусть мучается!

Голицын мучался. Скрывая невозможность развода, задаривал невесту и ее родственников как мог. Братьям невесты отписал полмиллиона из личного состояния. Но невеста все равно дала от ворот поворот. Хоть могла бы и подождать — Авдотья в итоге согласилась-таки на развод. Правда, саму ее вся эта история уже не интересовала — Голицына уехала за границу. Там в ее салоне побывали все — от Дюма до Сент-Бева. Там выходили ее книги, записки, литературные труды. Но когда она стала болеть, решила вернуться на родину. Распорядилась похоронить себя в Александро-Невской лавре рядом с могилой Михаила Долгорукого. Вздохнула:

— Буду там, где мое сердце!..

15 января 1850 года в своем петербургском доме Княгиня Ночи уснула в последний раз. Конечно, днем. Но оказалось, смерти все равно — день или ночь. Главное, что княгиня спит.

Ты добьешься успеха, и тебя все будут любить!

8 апреля 1900 года театр канадского города Торонто показал премьеру «Хижина дяди Тома». Крошечная золотоволосая Глэдис Смит, сыгравшая девочку Еву, завороженно глядела в зал, еще не понимая, что громче всех хлопают ей. Мамаша Хоуп, полная негритянка, исполнявшая роль нянюшки, наклонилась к девочке и тихо прошептала:

— Тебе сегодня исполняется 8 лет, верно? Я сделаю тебе подарок — приворожу судьбу. Ты добьешься успеха, и тебя все будут любить!

Девочка только устало улыбнулась. Но негритянка оказалась права — ровно через 9 лет, в апреле 1909 года, к Глэдис Смит действительно пришел невероятный успех: она стала звездой Великого немого — неподражаемой Мэри Пикфорд.

Сколько раз негритянское пророчество помогало юной актрисе! Ведь уже с 8 лет девочка разъезжала с матерью, младшими сестрой и братом по «сценическим гастролям». Сначала по городишкам Канады, потом — Штатов. И везде — заплеванные поезда, клоповные гостиницы, вонючие гримерки. Спектакли далеко не высшей пробы. Но удивительно, Глэдис всегда ждал успех. Ее трогательная игра могла вытащить самую безнадежную постановку. Ведь Глэдис работала по взрослым законам: «Что бы ни было, шоу должно продолжаться!»

Однажды мать разбудила детей в три часа ночи, чтобы попасть на поезд. На путях 7-летний братишка Джек упал в снег и заплакал. Сестра Лотти тоже поскользнулась. Бедная мать попыталась их поднять, но не смогла. Сама рухнула рядом и заплакала. И тогда Глэдис вдруг закричала не своим голосом:

— Вставайте! Шоу должно продолжаться!

Так 10-летняя Глэдис стала лидером семьи Смит. И в самые тяжелые минуты вспоминала — мамаша Хоуп обещала наворожить ей счастливую судьбу. Даже когда ретивые официанты гнали актеров из приличного кафе, Глэдис шептала малышам:

— Мы будем обедать в лучшем ресторане!

А когда богачи на шикарных авто обдавали их грязью, Глэдис только стискивала зубы:

— У нас будет автомобиль лучше!

Самый известный режиссер Бродвея Дэвид Беласко прослушал золотоволосую девчушку и почти грубо бросил:

— Будешь играть в моих спектаклях детей! Как тебя зовут?

Длиннющие ресницы девочки испуганно дрогнули, но, как всегда в ответственный момент, она вспомнила свое давнее пророчество и ответила с достоинством:

— Глэдис Смит.

Беласко скривился:

— Что за простонародное имечко?.. Будешь Мэри Пикфорд!

Под этим именем она не только выступала на Бродвее, но и попала на съемочную площадку — и тоже к самому известному тогда кинорежиссеру Дэвиду Гриффиту. В те годы кино только начиналось. Да его и за искусство-то никто не принимал. А уж киноактрис театральные снобы вообще считали чуть не продажными девицами. Когда Мэри объявила в театре, что отправляется на кинопробы, товарки зашептали:

— Эта Пикфорд обесчестит себя! Наверно, у бедняжки совсем дела плохи, раз пошла в кино!

Будто она пошла на панель?! Но в кино хорошо платили, к тому же Мэри всегда хотелось покорить новых зрителей.

Она их и покорила. Уже с первых фильмов стало ясно — появилась звезда невиданной доселе величины. На протяжении двух десятков лет Мэри Пикфорд снималась в 20, а то и в 30 картинах ежегодно. Сначала играла детей — и ее назвали «Первым ребенком мира». Потом играла юных девушек-подростков — и ее называли «Девушкой Весны».

В фильме «Маленький лорд Фонтлерой» она вообще сыграла две роли — мальчика 7 лет и его маму-вдову. После первого же мирового турне Пикфорд стала «Любовью мира». Эталоном для подражания всех женщин. Мечтой всех мужчин. Ее облик сводил с ума — длинные золотистые локоны, наивный взгляд, чистый лоб и еще по-детски пухлые губы сердечком. От взмаха ее ресниц на экране зрители замирали, от слезы на щеке начинали рыдать, а увидев поцелуй, приходили в экстаз. Едва завидев живую актрису, поклонники впадали в неистовство.

Однажды ее чуть не растерзали на премьере. Хорошо, она была в шубе. Бедную норку разорвали в клочья. До самой Мэри не добрались. На мировых турне Мэри Пикфорд сопровождало кольцо из 30 полицейских. В Париже она вообще спаслась чудом — за ней погналась неистовствующая толпа. Слава Богу, мясники на центральном рынке спрятали актрису в… клетке. Она стояла среди повешенных на крюках окровавленных телячьих туш и с ужасом слушала рев влюбленных в нее безумцев. Да разве это любовь?! Это массовая истерия. И ее собственный дикий страх. Вот чем приходится платить за любовь всего мира! А впрочем, чего ждать — ведь эта любовь досталась от негритянской ворожбы…

Может, в память о мамаше Хоуп, Пикфорд всю жизнь водила дружбу с гадалками и ворожеями всех мастей.

— У меня нет предрассудков! — шутила она.

Правда, выслушав всех, Мэри поступала по-своему. Завистники шептались:

— Эта Пикфорд уж чересчур упряма. Если только кто и может повлиять на нее, так это ее мамаша Шарлотта.

Однажды молодая цыганка сказала:

— У вас слишком сильная связь с родственниками. Это опасно!

Конечно, Мэри не прислушалась и к цыганке. Но в 1928 году умерла мать, и случилось непонятное. Перед глазами Мэри вспыхнула надпись:

«Она умерла».

И какое-то наваждение напало — Мэри все чаще подумывала: не уйти ли вслед за матерью? Но однажды, словно очнувшись, вспомнила слова цыганки: слишком сильная связь опасна!

21 июня, ровно через 3 месяца после смерти матери, Мэри собрала репортеров и фотографов в самой известной парикмахерской Нью-Йорка на Пятой авеню. Присутствующие ахнули, когда первый взмах ножниц коснулся длинных золотистых локонов.

— Вы убили маленькую златовласку! — крикнул коротко остриженной Мэри репортер.

— Может, и убила! — отрезала актриса. — Зато я отсекла прошлое. И мой новый образ получил шанс на продолжение жизни!

А через пару месяцев в этом новом образе Пикфорд снялась в своем первом звуковом фильме «Кокетка» и получила самую престижную награду — премию Академии кино, предшественницу «Оскара».

Вот только личная жизнь «Первой женщины мира» никак не удавалась. Один муж — посредственный актер Оуэн Мур — оказался пьяницей. Второй — блистательный кумир кино Дуглас Фэрбенкс — записным бабником. Наверно, когда мамаша Хоуп ворожила на великую любовь всего мира, она не думала о простом женском счастье. А может, именно великое поклонение отгоняло от актрисы это самое счастье?

Словом, оно пришло уже после того, как Мэри перестала сниматься. В начале июня 1937 года Пикфорд открыла дверь и ахнула. На пороге стоял ее давний поклонник актер и музыкант Бадди Роджерс. Но в каком виде! Лицо в пластыре, руки перебинтованы и потому цветы в… зубах. Оказалось, на концерте загорелась гримерка старой актрисы. Бадди ринулся в огонь. И вот результат — актриса жива, но Бадди…

— Я вдруг понял, что могу погибнуть, так и не сказав главное: я люблю вас, Мэри! — И Роджерс неуклюже рухнул на колени.

Ну что делать с таким поклонником?! Через три недели Мэри вышла за него замуж. И прожила с ним больше 40 лет в счастье и согласии! Покладистый Бадди во всем потакал жене. Смирился со странностями ее характера: то она впадает в ярость, то идет напролом. Как должное воспринял Бадди и ее консерватизм в искусстве. Ведь, несмотря на успех в звуковом фильме, Пикфорд не восприняла появление звука на пленке.

— Это все равно что накрасить губы Венере Милосской! Можно, но противно! — заявила актриса и гордо ушла навсегда со съемочной площадки.

Бадди даже смирился с гадалками в доме, хоть и заметил однажды:

— Ты же сама предсказательница почище всех!

Мэри потрясла головой и с удивлением поняла: Бадди прав! Например, когда она со вторым мужем, Фэрбенксом, и хорошим другом, Чарли Чаплином, организовывала фирму проката кинокартин «Юнайтед Артистс», то частенько сама раскидывала картишки. И поразительно — никогда не ошибалась. Да «Юнайтед Артистс» принес ей миллионов куда больше, чем все съемки, вместе взятые! А когда пришел никому не известный Уолт Дисней с короткометражками про Микки Мауса и трех поросят, Мэри вытащила сразу 10 бубен с тузом. Это же деньги с успехом. Так и вышло!

Но бывали и тяжелые предвиденья. Однажды Мэри увидела во сне — она и сестра Лотти едут на санках. Вдруг Лотти падает в снег и на глазах замерзает. И только ее красная шапочка алеет на снегу. Утром потрясенная Мэри узнала — сестра умерла от сердечного приступа. Когда приехали врачи, Лотти лежала на полу уже окоченевшая. А рядом — красная шляпка…

11 июня 1939 года Мэри не находила себе места. Конечно, попросила служанку-японку погадать на чайных листьях.

— Я вижу: кто-то лежит! — прошептала гадалка.

И тут Мэри удивила всех — кинулась звонить в полицию, требовала, чтоб отыскали Оуэна Мура, ее первого мужа. На другой день полицейские сообщили: Мур умер. Уже два дня он валялся в своей дешевой квартирке, но никто его не хватился. Кому ж искать алкоголика?! А спустя ровно полгода, в ночь на 11 декабря, Мэри и Бадди разбудил жуткий звонок. Мэри взглянула на часы: четыре утра — час зла. Бадди кинулся к телефону, но Мэри уже поняла: умер Дуглас Фэрбенкс, ее второй муж.

Бадди боялся за жену — столько потерь сразу! Но Мэри не сломалась. Что бы ни случилось, шоу должно было продолжаться. Пусть нет больше кино, Мэри вернулась на сцену. Она снова стала играть в спектаклях на Бродвее, записываться на радио. Она сочиняла книги и критические статьи. И по-прежнему рьяно занималась в «Юнайтед Артистс» продюсерством, рекламой и политикой проката. Она стала воистину деловой женщиной. Деньги текли рекой. А вот со славой кинодивы пришлось распрощаться. Уже с 1940-х годов Мэри мало кто помнил. Однажды в журнале «Лайф» появилось фото ее и еще одной бывшей «звезды». Внизу красовалась подпись:

«Две величайшие актрисы прошлого».

Мэри пришла в шок, но, пересилив обиду, созвала репортеров и смачно пошутила:

— Не каждому дано умереть при жизни!

Чувство юмора Пикфорд сохранила до глубокой старости. В конце 1960-х досужие репортеры упрекнули ее в том, что она уединилась от мира в своем поместье Пикфэр, где только валяется на своей шикарной кровати. Мэри не растерялась:

— Я проработала почти 70 лет. Теперь могу и отдохнуть!

А в 1976 году на той же кровати Королева кино получала «Оскара» — за феноменальный вклад в киноискусство. Она надела розовый халатик с оборками и вплела в волосы розу:

— Надо напомнить молодежи, как когда-то выглядела душка Мэри!

Однако зрители не поняли торжественности момента. Когда церемонию показали по американскому ТВ, канал забросали возмущенными письмами:

— Кому нужна эта молодящаяся старуха с розочкой?!

— Что ж! — философски пожала плечами старушка. — Они называли меня «Возлюбленной Америки». Но любовь всегда угасает…

29 мая 1979 года 87-летняя Мэри Пикфорд заснула и впала в кому. Она даже не заметила, что ушла. А может, она просто растворилась в призрачном мире кинопленки?..

Но в одном она оказалась не права. Любовь не угасла: до сих пор зрители приходят в кинотеатр, чтобы увидеть великую Мэри Пикфорд.

Эта от нас упорхнет!

У нее крылья будут сильные — лебединые.

И судьба сама ей знаки подавать

станет.

В тот сентябрьский вечер 1899 года искушенная публика прославленного Мариинского театра рассаживалась с прохладцей. Давали уже всем наскучившую «Жизель» Адана — балет привычно-классический. Правда, в тот день на некоторые партии ввели выпускников балетной школы.

Все они, ужасно взволнованные, толпились стайкой у закрытого занавеса, подглядывая в щелочку, думая с восторгом и ужасом: какой зритель их там ожидает?

И вдруг по кулисам пронесся слух:

— Осторожно! На спектакле старая ведьма!

Выпускница Аня Павлова ахнула и торопливо перекрестилась. Старшие говорят, что это помогает перед выходом на сцену. И угораздило же эту старую ведьму графиню Бенкендорф прибыть на «Жизель»! Хотя, впрочем, как иначе: старуху не зря зовут феей Карабос. Как и злая сказочная колдунья из балета «Спящая красавица», она обожает стращать предсказаниями: скажет гадость и радуется. А потом еще и специально поинтересуется: сбылось ли предсказание?

То же мне — современная Кассандра! Вон сидит в третьей ложе — разодета в шелк и бархат, а сама сухая, как щепка, и прямая, будто кол в спину воткнули. А за ней наследнички-офицеры вьются. Каждое слово ловят, боятся не угодить…

Но Ане Павловой бояться нечего! Свое будущее она и сама может предсказать. Заявила же Аня, тогда еще восьмилетняя пигалица, матери десять лет назад:

— Когда-нибудь и я буду Спящей красавицей! И я буду танцевать в этом театре!

В тот день мать впервые привела свою любимую Нюточку на балетный спектакль. Как сейчас понимает Аня, для матери это был настоящий подвиг. Ведь сколько белья пришлось перестирать прачке, чтобы купить приличные билеты в Мариинский театр! Она ведь одна воспитывала дочку — отец Ани, солдат Преображенского полка, умер, едва дочери исполнилось два года.

И вот — волшебный дворец, сине-золотой зрительный зал, прекрасная музыка. И танец!.. Да Нюта все отдала бы, только б научиться так танцевать!

Спектакль кончился, а девочка не могла прийти в себя. А потом начала умолять мать отдать ее в балетную школу. Мать вздыхала. Куда уж дочери прачки грезить о сцене — не умереть бы с голоду… Но дочка плакала, начала болеть и таять, как свечка. Пришлось перепуганной матери переговорить с танцовщицей Соколовой, которая отдавала ей белье в стирку.

— Покажите вашу Анечку в балетную школу. Там одаренных детей берут за казенный кошт! — посоветовала та.

И повела мать Нюточку в балетную школу. Подумала: выгонят прачкину дочку, и дело с концом. Но директор, осмотрев девочку, сказал:

— Привозите, когда стукнет 10 лет!

И вот в 1891 году «воспитанницу Анну Павлову» приняли в Императорскую балетную школу. Восторгов не было границ, только мать ужасалась:

— Это ж все равно что в монастырь! Ведь там, говорят, не кормят, не поят, и так холодно, что вода в кадке замерзает!

Все так и вышло. И кормили впроголодь, и поднимали затемно, и вода в умывальниках превращалась в ледяные иглы. Но тихая старательная Аня Павлова ничего не замечала: рвалась в классы — к станку. Танцевать!

И вот с 1 июня этого 1899 года 18-летняя Аня зачислена в труппу Мариинского театра. Пока она еще «Павлова–2-я»: в труппе уже есть танцовщица с такой фамилией. Но Аня постарается выбиться из простых танцовщиц в балерины. И тогда — никаких сравнений!

Конечно, пока ей далеко до партии Спящей красавицы, да и Мирту, предводительницу вилис в «Жизели», получила толстая Люба Петипа. Но на то она и дочь балетмейстера! Зато Аня станцует вилису Зюльму. Роль хоть и маленькая, но с весьма выигрышным «антре». Лишь бы злая фея Карабос не сглазила!

… Аня снова перекрестилась и выпорхнула на сцену. Вилисы закружились в призрачном хороводе. На мгновение Люба Петипа оказалась рядом и прошептала завистливо:

— Старуха тебя лорнирует!

Аня подняла голову: золотой лорнет, словно огромные выпученные глаза, уставился на нее из третьей ложи.

После спектакля Люба прижала Аню к кулисе и быстро зашептала:

— Карабос о тебе говорила! Хвалила, но сказала: «Эта от нас упорхнет! У нее крылья будут сильные — лебединые». Не иначе, тебе, Анька, Одетту в «Лебедином озере» дадут! А еще старуха сказала: любовь ты свою найдешь через тюрьму. Представляешь? — И Люба жадно заглянула подружке в глаза, будто пытаясь высмотреть — за что посадят бедную Аню. — А потом старуха брякнула: «И судьба сама ей знаки подавать станет. Даже перед смертью знак будет». Вот ты у нас какая!

И Люба, фыркнув, понеслась рассказывать новость по гримеркам.

Аня опешила. Тюрьма, знаки, смерть — да старая ведьма рехнулась! Себе пусть такое предсказывает! Нашлась тоже злая фея Карабос! Да все знают, чем кончается сказка о Спящей красавице — придет прекрасный принц, и все станет замечательно!..

Аня летела домой к матери, сияя, как начищенный пятачок, — наконец-то ей повысили жалованье. Теперь она — полноправная солистка! Ей поручили станцевать Лизу в «Тщетной предосторожности», Нинию в «Баядерке», обещают и саму партию Жизели. Только Одетты-Одилии, о которой она так мечтала, не видать. В этой роли блистает «царица» Мариинки — Матильда Кшесинская, бывшая фаворитка царя Николая II. Зато недавно сам Петипа предложил Павловой прелестную роль Флоры в своем балете.

История вышла как в романах! Петипа поставил «Пробуждение Флоры» на музыку Дриго для своей дочери Любы. Спектакль показали 12 апреля 1900 года — в конце сезона, чтоб не особо переживать, если толстая Люба опозорится. Но она провалилась с таким треском, что Петипа пришлось срочно искать замену. Тут он и вспомнил о своей ученице Павловой. Уж она-то была воистину грациозной и воздушной. Некоторые балетоманы даже сетовали: уж больно худа! Но великий балетмейстер сказал: «Моему балету ничего не нужно от вас, Анна. Только вашу легкость!» Правда, Люба перестала разговаривать с бывшей подружкой, а ее мать, тоже балерина в прошлом, презрительно фыркала, приходя на репетиции мужа с «какой-то выскочкой». Говорят, они обе неделю обиженно рыдали и всхлипывали, не разговаривая с Петипа. Но он выдержал. Дочку обозвал «лентяйкой, которая сама виновата», жену — «потакающей курицей» и назло всем выпустил Павлову-Флору 10 сентября — в лучшую неделю сезона.

Тоненькая, грациозная Аня привычно перекрестилась перед выходом. Опустила руки на бедра и провела ладонями к талии вверх — то ли заставляла себя подтянуться, то ли погладила себя, поощряя. Мгновение — и перед зрителями языческая богиня, томная и страстная. Публика встречает каждое ее движение ахами и рукоплесканиями. После спектакля Петипа шепчет:

— Вы будете примой, mon cher! Это я вам предрекаю!

Аня только улыбается, вымотанная до предела. Вот и старик Петипа стал предсказателем…

Безумный 1905 год начался с Кровавого воскресенья, а к осени «революционные веяния» добрались и до императорской сцены. Актеры, поддавшись всеобщим настроениям, начали то бастовать, то устраивать разные собрания. Публика, увлекшись революционными страстями, переставала посещать театры. Выходить на сцену стало тяжело. Выручали концертные выступления. Как-то морозным зимним утром Аню замучили предчувствия. И точно — к вечеру пришла записка от партнера: заболел. А ведь назавтра у них дуэт на благотворительном концерте — их специально просили выступить в пользу хора оперного театра.

— Миша! — кинулась она к молодому танцовщику Фокину, с которым училась еще в школе. — Ты можешь выступить со мной?

Фокин только руками развел: он занят в спектакле.

— Но помочь могу! — улыбнулся он. — Сочиню танец-монолог. Есть одна задумка!

Все знали: Фокин, хоть и прекрасный танцовщик, но грезит хореографией. Неужели правда сочинит? За одну-то ночь?!

Наутро новоявленный хореограф показал вариацию Лебедя на музыку Сен-Санса:

— Смотри — раскинулись руки-крылья. Лебедь поет прекрасную песню, качается на волне и застывает, пряча голову под крыло.

Анна вздохнула:

— Как грустно. Он умер?

Фокин взвился:

— Что за глупости? Он устал и уснул!

Милый Миша, он и сам не понимал, что сочинил — шедевр, новое слово в балете! Публика приняла «Лебедя» восторженно. И когда зазвучал шквал аплодисментов, Аня вдруг вспомнила, как пророчила старуха Бенкендорф: будут у Ани сильные крылья. Что ж, «Лебединое озеро» в Мариинке ей не удалось станцевать, но, может, графиня говорила об этом лебеде?..

На Масленице 1908 года Анна стала задерживаться после спектаклей. Прибегала домой чуть не под утро — щеки горят, глаза блестят. Мать тайком радовалась, — кажется, у ее недотроги появился сердечный друг.

Виктор Эмильевич Дандре, обрусевший потомок французского аристократического рода, был образован, богат, влиятелен — служит в Сенате. Ну, просто принц из сказки! А как потрясающе ухаживает! Недавно снял шикарную квартиру на Итальянской улице, обставил старинной мебелью, украсил драгоценным фарфором, картинами и повез туда Анну.

— Позвольте, Божественная! — Поднял на руки и пронес по анфиладе роскошных комнат прямо в… танцзал — огромный, залитый солнцем и блеском зеркал на все четыре стены. — Я буду рад, если здесь вы разучите еще одну свою великую роль. И может быть, однажды вы впустите меня…

Как не впустить? Того, кто дарит волшебный замок…

А по Петербургу уже поползли сплетни. Грязь! Будто Павлова всех ухажеров отбивала, чтобы продаться подороже. А тут еще сам Дандре с глупо-влюбленной улыбкой превозносил «обожаемую Анну» на всех углах. А как-то после спектакля встретил, лихорадочно блестя глазами:

— Прошу вас выйти за меня замуж!

Анна окаменела. Ну разве он не понимает: Павлова не может быть ничьей женой. Ведь это — прощай, театр! А для Анны танец — жизнь…

Наверно, отказ прочелся на ее выразительном лице, потому что Дандре вдруг опустился на одно колено и протянул огромный букет:

— Умоляю!

Анна машинально взяла букет, развернула…

Розы. Огромные алые розы! Все поплыло перед глазами. Вспомнился первый выход на сцену Мариинки. Тогда она, трепещущая от ужаса ученица, выполняла сложный пируэт. Не удержалась на ногах и грохнулась прямо на суфлерскую будку. Зал захохотал. А ей пришлось встать, вымученно улыбаясь, поклониться публике и повторить пируэт. Чуть живая, влетела она за кулисы, и кто-то протянул ей алую розу. В насмешку? Или специально? Ведь красный цвет — знак беды…

Знаки! Не о них ли говорила старуха-графиня? Выходит, и этот алый букет — вовсе не пропуск в волшебный замок, а знак беды?..

В начале 1909 года Фокин привел к Анне Сергея Дягилева. Плотный, вспотевший, похожий больше на пекаря-кондитера, чем на ценителя изящных искусств, тот начал уговаривать Павлову:

— Уже несколько лет я устраиваю «Русские сезоны» в Париже. В мае — июне решил показать балет. Хочу познакомить Париж с вами!

Аня встрепенулась. Конечно, она и раньше ездила на гастроли: Стокгольм, Копенгаген, Лейпциг, Прага. Но ведь тут — Париж! К тому же долгие гастроли — удобное решение затянувшегося романа с Дандре. Конечно, Павлова согласилась. Только после ухода Дягилева спросила Фокина: нельзя ли показать «Лебедя»? Миша вздохнул. Конечно, в «Лебеде» Аня неподражаема, но Дягилев, не смущаясь, объяснил Фокину, что хочет показать в Париже своего протеже и нежного друга — Вацлава Нижинского. Фокин ставит для него и «Павильон Армиды», и «Сильфид». А Павлова выступит просто партнершей Вацлава и самого Фокина в «Клеопатре». Словом, не она будет звездой. Но ей об этом говорить не надо…

Можно подумать, Анна и сама не поняла! Конечно, и на ее долю выпала часть грандиозного триумфа. Но лишь часть… А ведь она — прима русского балета и достойна показать миру свое искусство!

Она безжалостно бросила Дягилева, взяв другого импресарио. Партнером уговорила стать московского танцовщика Михаила Мордкина — даже к имени не пришлось привыкать. В Нью-Йорке и Лондоне ее встречали огромные афиши: «Анна Павлова». Не «Императорский балет» — как на афишах Петербурга, не «Труппа Дягилева» — как в Париже. Теперь именно ее имя — символ балета.

Разъяренный Дягилев слал депеши, упрекал в жадности.

— Да, в Америке каждое мое движение стоит доллар! — смеясь, гордилась Анна.

А что, кому-то в этой жизни не нужны деньги? Правда, в Лондоне пришлось выступать в мюзик-холле «Палас» — прямо между дрессированными обезьянами и чечеточниками. Ну и что? Обезьяны оказались даже более добродушными, чем бывшие коллеги по Мариинке.

Теперь она получала по 1200 фунтов стерлингов в неделю — больше ее годового жалованья в Мариинке и могла заплатить театру громадную неустойку в 21 тысячу рублей. Но главное, за границей Анна могла танцевать, что хотела. И все чаще выбирала «Лебедя». А как-то, стоя за кулисами, вдруг вспомнила слова графини Бенкендорф: «Эта от нас упорхнет!» Вспомнила и засмеялась. Сбылось: упорхнула. И крылья оказались сильными — лебедиными!

В феврале 1911 года Павлова гастролировала по Америке. Перед репетицией ей подали телеграмму. Открыла — не поверила. Дикость какая-то! Сенатор Нейдгарт вызывает ее в Россию «для дачи показаний». Каких еще показаний?! У нее контракт с Метрополитен-опера. Она танцует «Жизель» и «Лебединое озеро». Зачем она поедет в Россию? Там «Лебединое» никто ей не предлагает! И что за длинная телеграмма… «показаний в связи с делом Виктора Дандре». Буквы поплыли перед глазами.

— Немедленно! — закричала она секретарю. — Билет в Россию!

Виктора арестовали 28 декабря. Ревизия обнаружила растрату при постройке Охтинского моста, а Дандре эту стройку курировал. Анна не верила в виновность Виктора, зато была наслышана, что царившая на сцене Мариинки всесильная Матильда Кшесинская поклялась, что не допустит возвращения Павловой в театр. И потому в интервью петербургским газетам «несравненная» начала раскрывать «тайны жизни уехавшей примы», прозрачно намекая, что Дандре растратил деньги на свою заграничную любовницу, читай — ее, Павлову. Анна читала газеты и скрипела зубами. Идиоты! Зачем ей чужие деньги при ее-то фантастических заработках?! Ну погодите, черти, во главе с сенатором: Анна Павлова найдет на вас управу!

Так и вышло. Недолго Дандре просидел в тюрьме. Его выпустили под колоссальный залог в 35 тысяч рублей. Газеты раструбили, что его выкупил брат. Пусть считают так и дальше. Это Павловой только на руку. Тем более что она задумала немыслимое. Дандре выпустили под подписку о невыезде. Но нечего перебиваться в стране, которая никого не ценит! Словом, Анна убедила Виктора тайно уехать в Европу. Правда, после этого возвращение в Россию Дандре будет заказано. Но он не в претензии. Он будет жить там, где живет Анна.

И как она обходилась без него? Импресарио, администраторы, секретари — Виктор Дандре один заменил их всех. И как она жила одна среди чужих и говорила, что ни за кого не пойдет замуж? Да как она вообще жила без Виктора?.. Права оказалась пророчица Бенкендорф: только увидев Виктора в тюрьме, Анна поняла, что любила, любит, не может не любить…

Они обвенчались тайно. Перед визитом в церковь Павлова поставила условие:

— Если хоть кому скажешь, что мы — повенчаны, я буду отрицать. Да я лучше под поезд брошусь, чем стану какой-то «мадам Дандре». Я — Анна Павлова!

Виктор условие принял — счастье важнее имен.

Говорят, разъездной жизнью трудно жить. Да Анне все равно, лишь бы танцевать! За год она изнашивает 2 тысячи пар балетных туфель. И куда ни приезжает, президенты и монархи всего мира устраивают приемы в ее честь. От короля Испании ей много лет приносили букет перед каждым выступлением, где бы она ни концертировала. Она зарабатывает баснословные гонорары — до 600 фунтов за вечер — самые большие деньги в балете. Но может выступать и задаром. Однажды в Австралии, чтобы ободрить уставших людей, танцевала на наскоро сколоченной эстраде. В Мексике выступала в парке — прямо под проливным дождем. В Индии же Анне и вовсе пришлось дать половину спектаклей бесплатно. У большинства сидевших прямо на земле перед театром зрителей не было денег.

Что ж, она была счастлива — ее ждал весь мир. И был дом, куда она, выгнанная из России, могла вернуться. Лондонский Айви-Хаус — Дом в Плюще, окантованный парком с озером и подстриженной лужайкой на английский манер. Просторные комнаты, огромные камины, тяжелые гардины на стенах и ковры на полу — все тоже типично английское. Но быт в этой английской усадьбе наладился совершенно русский — здесь ставили самоварчик, ели гречневую кашу, пекли черный хлеб. На кухне Анна приютила повара Владимира. Во время обеда он, уже подслеповатый и полнеющий, бочком просачивался в столовую, интересуясь: угодил ли «мадам Нюре»? И стоило кому за столом зазеваться, быстро подкладывал на тарелку еще кусочек, еще ложечку. Ведь все они — такие худышки, особенно сама «мадам Нюра».

«Худышки» — ученицы балетной школы, которую Анна устроила тут же в Айви-Хаусе. С 10 утра только и слышно: держи спину, тяни носочек. Великая балерина Анна Павлова ползает на коленях вокруг учениц, выправляя движения их ног. Своих детей Бог не дал, вот и возится с чужими. Одно жаль, времени на школу не хватает. Опять гастроли! Весь мир ждет Павлову — Европа, Япония, Индия, Малайзия, Австралия, Египет, страны обеих Америк. Как прекрасен этот полет над миром!

Сегодня Анна волнуется как девчонка. В Айви-Хаусе ждут гостя — знаменитого композитора Камилла Сен-Санса, автора музыки ее «Лебедя». Наконец он приехал — седовласый, но еще прямой. Анна летит к нему прямо с террасы.

— О, Божественная! — Сен-Санс целует ей руки. — Вы дарите людям счастье! Маленькая дочка моих знакомых написала в школьном сочинении:

«Я видела живую фею — Анну Павлову. Теперь я всю жизнь буду счастлива!»

Павлова взмахнула руками:

— Я покажу и вам счастье!

Она подхватила юбку и, как девочка, смеясь, понеслась к пруду. Оторопелый композитор увидел, как хрупкая женщина обняла подплывшего на ее зов лебедя. И птица, способная ударом крыла перебить человеку руку, радостно заклекотав что-то, обвила голову Анны грациозной белой шеей. А «фея Павлова», прижавшись нежной щекой к жесткому клюву, проговорила:

— Видите, маэстро! Мы из лебединой стаи!

После обеда Сен-Санс играл в музыкальной гостиной. Анна слушала, печально уронив голову на руки. Потом пошла провожать гостя, долго махала ему вслед, вытирала слезы. Когда возвратилась, ее остановил Тимофей, русский мужик, неизвестно как очутившийся в далекой Англии и приставленный теперь ухаживать за лебедями:

— Барыня! Опять лебедь сдох. Четвертый за лето. Не приживаются они тут…

Анна вскинула голову и вдруг закричала:

— Но мы же прижились! Пусть и они стараются! Мы тоже не просились на чужую землю!

И, зарыдав, она кинулась в дом — прямо в объятия Дандре. Он-то всегда там, где нужен…

А через пару недель в Ковент-Гардене Анна танцевала «Лебедя». Уже вышла на сцену, привычно перекрестилась и застыла. На груди вместо обычной жемчужной броши тусклым огнем светился… алый рубин. Костюмерша, видно, напутала. Но Анна вдруг вспомнила, как Фокин убеждал ее когда-то: лебедь уснул. Нет, Миша был не прав — лебедь умер! На груди у него — кровавая рана. И она, Павлова, танцует теперь «Умирающего лебедя»…

Раз нет новой хореографии, Анна начала сочинять сама. Поставила несколько балетов, особенно удались «Осенние листья». Конечно, ей повезло — она сумела-таки создать свою труппу, свою школу. Но все это требует громаднейших денег. Приходится идти на рекламу. Когда впервые в 1913 году она увидела в Лондоне автобус, на котором крупнейшими буквами было написано: ANNA PAVLOVA, она попросту расплакалась от досады. Но Дандре сбегал куда-то к «автобусному начальству» и принес кругленькую сумму. Конечно, приходится «поступаться принципами». В Нью-Йорке для рекламы какой-то пасты распечатали огромные плакаты, где Анна оказалась в пять раз больше самой себя — с пышными формами и бедрами, как у рождественской индейки. А что делать — реклама помогает кормить труппу. К тому же каждый месяц, с тех пор как в 1917 году в России случилась эта ужасная революция, Павлова отправляет в родную Мариинку огромные посылки — с едой и одеждой. Ведь говорят, там нечего есть. И вот, пожалуйста, — статья в «Правде». Вернувшаяся на Родину балерина Викторина Кригер рассказывает в газете, как жирует за границей «буржуазка» Павлова, и призывает ничего от нее не принимать. И голодные балетные отказались от Аниных посылок!

— Им же надо хорошо питаться! — кричала Анна. — Иначе — дистрофия. Они умрут! Как ты не понимаешь, Виктор!

И она била ни в чем не повинного Дандре балетными туфлями. А он, как всегда терпеливо, пытался сдержать ее в своих теплых объятиях.

По ночам Анне снился запах русского сена. Она даже приказала скосить траву в своем огромном парке. Но трава не пахла…

Ах, все тут, за границей, неправильное! И Рождество не в те дни, что в России, и Новый год… Да тут и праздники не в радость!..

В 1929 году у Анны что-то стряслось с коленом. Лечилась — не помогло. Боль мучила постоянно. К тому же стало пропадать дыхание. Частенько после спектакля Анна падала прямо в кулисах. В гримерку ее несли на руках. Приходилось сокращать программу. Конечно, время уходит, забирая силы, ей уже под 50. Мало кто из балерин танцует в таком возрасте. Но ведь публика до сих пор обожает ее — билеты на новое мировое турне давно проданы. Надо просто отдохнуть, расслабиться.

Анна решила отправиться в парижское предместье Сен-Жермен к подруге Наталье Трухановой, у которой был дом с оранжереей. Утром, едва Анна вышла после завтрака, Наталья потащила ее в розарий:

— Знаю, ты не любишь алых роз, но эти — белые. Помоги пересадить!

Анна наклонилась над кустом и вскрикнула: в палец вонзился шип. Тонкое, измученное лицо Павловой стало совсем прозрачным:

— Это знак, Ната. Тот самый, о котором когда-то говорила старуха Бенкендорф. Мы с этой розой теперь одной крови. И умрем вместе — она и я.

Наталья руками замахала:

— Разве можно столько лет старое пророчество вспоминать? Да и розочка моя здоровая и молоденькая.

Но через несколько месяцев Наталья с ужасом увидела, что куст белых роз покрывается чем-то темно-красным. Пятна, похожие на засохшую кровь, поползли от корней к цветам. И куст стал мертвенно-ржавым… Наталья кинулась телеграфировать Дандре. Ответа не было. И только на другой день в газетах она прочла: «23 января 1931 года на гастролях в Гааге скончалась великая балерина Анна Павлова».

Анна простудилась в поезде. В Гааге врач констатировал грипп:

— Надо вылежать и пить лекарства!

Павлова, кашляя, отмахнулась: от лекарств у нее кружилась голова. Один спектакль все же отменили: температура у Анны стремительно подскочила. Впервые за все время своей 30-летней карьеры она не вышла на сцену. На третий день болезни она уже бредила. Около полуночи открыла глаза, привычно перекрестилась и прошептала:

— Приготовьте мой костюм Лебедя!

Кто знает, в какой волшебный мир она полетела?..