Глава 11

Война на море и в конструкторских бюро

К лету 1942 года союзники смогли сосредоточить для борьбы с подводными лодками значительные силы: свыше 300 противолодочных кораблей специальной постройки, более 600 самолетов береговой авиации, наконец, к ПЛО, кроме решения других задач, могли привлекаться 400 американских и английских эсминцев. На осень планировался массовый ввод в строй эскортных авианосцев.

И тем не менее Дёниц считал, что именно летом 1942 года он будет в состоянии нанести решающий удар по союзникам в Атлантике.

На чем строился столь оптимистический прогноз? На совещании в ставке Гитлера 14 мая 1942 года командующий подводным флотом докладывал: «В 1942 году общий тоннаж, который может построить противник, составляет около 8 миллионов 200 тысяч тонн… Это означает, что мы должны будем ежемесячно топить примерно 700 тысяч тонн, чтобы компенсировать новое строительство… Мы уже топим ежемесячно указанные 700 тысяч тонн… „мы“ — означает Германия, Италия и Япония…»

Дёниц продолжал сетовать на медленный рост своего флота: «В течение первых трех месяцев 1942 года вместо ожидавшихся 20 подводных лодок в строй вступало ежемесячно в среднем по 13, а с апреля всего лишь по 10 лодок». Всего же в первой половине года «фюрер подводных лодок» получил 69 субмарин, потеряв за этот период 12 «у-ботов». К 1 июля 1942 года в Атлантике действовала 101 лодка. Из них около 60 находились в море (около 20 — в районе боевых действий и 40 — по пути туда и обратно), а около 40 — на ремонте.

Дёниц по-прежнему считал, что исход войны может быть решен лишь в Северной Атлантике, где проходили наиболее оживленные конвойные пути, но предлагал послать лодки и в другие районы. Туда, где они могут ожидать наименьшее сопротивление: в прибрежные воды Южной Америки, Западной и Южной Африки.

Поиск целей стал проще благодаря потоку качественной развединформации. А после потрясающего успеха в американских водах уверенность экипажей «у-ботов» в своих силах была как никогда высока.

То, что новая кампания обещает стать тяжелее и ожесточенней, стало ясно с самого начала. В июне для атаки конвоя, направлявшегося в Англию из Гибралтара, была создана группа подводных лодок «Эндрасс». Именно на этих путях несколько месяцев назад в боях с конвоем HG-76 погибли пять германских субмарин, в том числе и U-567 Энгельберта Эндрасса, кавалера Рыцарского креста с Дубовыми листьями. Настало время свести старые счеты, среди девяти подлодок группы была U-522 «Красного дьявола», друга Эндрасса, Эриха Топпа. Целью стал конвой HG-84: 23 транспорта под охраной четырех кораблей эскортной группы кэптена Уокера (по другим данным, 21 судно, 5–6 кораблей сопровождения). Он миновал Гибралтар 22 июля 1942 года. То, что эскортом командует Джон Уокер, потопивший лодку Эндрасса, придало сражению еще большую эмоциональную остроту и ожесточенность.

Первым вышел на конвой Топп: сначала он обнаружил английский корвет, а затем и дымы судов конвоя. Передав координаты противника, U-522 бросилась в погоню. Стали подходить и другие «волки» стаи. «Красный дьявол» решил атаковать ночью: «Июньские дни длинные, и о какой-либо атаке по наступлению полуночи просто не могло быть и речи. Дело в том, что кильватерные следы, оставляемые как кораблями, так и подлодками, сверкают серебристо-золотым светом. Это явление называется морским свечением». Необходимо было выждать, когда ночная тьма скроет кильватерные следы, демаскирующие подводные лодки, идущие в надводном положении.

Выбрав цели покрупнее, Топп атаковал: «Я выпустил четыре торпеды из носовых аппаратов, развернулся и выпустил еще одну из кормового, но почти сразу же, когда они еще не успели достичь цели, меня засек вражеский корвет. Он бросился за мной в погоню на очень большой скорости; с каждой секундой он неумолимо приближался, и я уже без труда мог разглядеть его мостик. Море было неспокойным, через рубку перехлестывали волны. Я отдал приказ приготовиться к срочному погружению. Ожидал интенсивной бомбежки, но когда корвет уже находился в полумиле от нас, он внезапно развернулся и сбросил свой смертоносный груз. Мы ушли».

Залп, сделанный U-522, оказался на редкость удачным: один транспорт (около 4 тысяч тонн) быстро затонул, другой получил повреждения, и на нем возник пожар, одна торпеда угодила в нос танкера водоизмещением до 6 тысяч тонн, и он также стал уходить под воду. Другим лодкам стаи повезло меньше: их отогнали от конвоя корабли эскорта, а один «у-бот» был поврежден.

Отойдя на приличное расстояние, Топп перезарядил свои торпедные аппараты и атаковал повторно. Из пяти выпущенных торпед две нашли свои цели[50]. Затем его контратаковал эсминец, «Красный дьявол» оторвался от преследования, потерявший контакт «англичанин» сбросил глубинные бомбы наугад. Днем везение закончилось: корабли охранения конвоя дважды загоняли U-522 под воду. Взрывы глубинных бомб повредили балластные цистерны субмарины, заполненные соляром, и за лодкой потянулся масляный след, грозивший выдать ее местонахождение. Английские противолодочники действовали на сей раз очень агрессивно и эффективно.

К 3 августа у Топпа оставалась одна торпеда. Лодка шла в надводном положении. Топп вспоминал:

«Просмотрев карты, я решил немного отдохнуть… Внезапно с мостика донесся крик: „Тревога!“ Пронзительный звонок сигнальной системы поднял всех на ноги. Я побежал в центральный пост. В этот момент вахтенные сигнальщики спешно спустились с мостика внутрь лодки, а мимо меня пронесся к посту управления клапанами балластных цистерн механик. Я помню перекошенное от страха лицо старшего помощника, последнего, кто спустился с мостика. Он промолвил всего лишь одно слово: „Эсминец!“»

К английскому эсминцу вскоре присоединился канадский корвет «Сэквилль». Вынырнув из тумана, как привидение, он явно намеревался протаранить подлодку. Канадцы чуть-чуть не рассчитали и промчались всего в каких-то пяти метрах от субмарины. U-522 устремилась под воду, а с корвета по ней открыли шквальный артиллерийский и пулеметный огонь. «…Два снаряда пробили красных чертей, нарисованных на моей рубке», — вспоминал Топп. Лодка укрылась в глубине, но противник не прекратил преследования. Эсминец и корвет временами стопорили машины и внимательно прослушивали глубину. Несколько раз они проходили точно над лодкой, и ее экипаж слышал, как работают их гидролокаторы. Как только на экране «Асдика» гидроакустик обнаружил цель, на «у-бот» посыпались глубинные бомбы. В конце концов упрямцы, кажется, удалились…

Через некоторое время Топп всплыл на перископную глубину и осторожно поднял перископ. Черт! В 3 тысячах метров с застопоренными машинами дежурил эсминец. Он немедленно дал ход и стал разворачиваться носом в сторону U-522. «Срочное погружение!» Когда через 40 минут наступила тишина, субмарина поднялась на поверхность. Вокруг корпуса лодки разлилось озеро жидкого топлива. Его было столько, что командир корвета «Сэквилль» счел «немку» уничтоженной, о чем и дал радиограмму. Как оказалось, ее перехватили и положили на стол перед Дёницем. Но Топп был жив. Он вспоминал:

«Наша радиостанция вышла из строя, и мы долго не могли связаться со штабом. До Сен-Назера нам оставалось еще 12 дней. А тем временем известие о том, что „Сэквилль“ потопил лодку „Красного дьявола“, достигло наших родственников. Конечно же, наши семьи были в трауре. Поэтому, когда мы вошли в Сен-Назер, никто глазам своим не поверил. Моя семья услышала по радио, что мы восстали из мертвых».

Итоги атак конвоя HG-84 группой «Эндрас» разочаровали Дёница. Лишь одной лодке из девяти удалось приблизиться к каравану. Корабли эскорта каким-то образом умудрялись предупреждать выход «у-ботов» на дистанцию торпедного залпа. Даже Топп был вынужден стрелять с 3 тысяч метров! Чутье подсказывало Дёницу: англичане оснастили свои корабли радарами, способными обнаруживать подлодку на поверхности моря, и усовершенствованными гидролокаторами.

Почему Дёниц и его штаб не могли прийти к такому умозаключению раньше? Ведь союзники использовали корабельные РЛС обнаружения надводных целей и прежде. Именно благодаря радару была уничтожена в марте 1941 года подлодка U-100 Иоахима Шепке. И тем не менее факт: в начале июля 1942 года Дёниц упрямо продолжал считать, что «нет никаких исчерпывающих свидетельств того, что у врага имеется такой радар». По его мнению, в большинстве случаев обнаружения немецких подводных лодок виновны неопытные и неосторожные командиры. Теперь свидетельства стали более чем исчерпывающими. Уж, Топпа и его команду никто бы не заподозрил в отсутствии опыта.

Мало того, до немцев стало доходить, что подлодки часто атакуют после их выхода на радиосвязь. Некоторые командиры пришли к мысли: у англичан есть какие-то необычные радиопеленгаторы. Командир U-94 обер-лейтенант Отто Итес отмечал в журнале боевых действий:

«9 июня 1942 года. С 16.45 до 17.15 передавал сигналы с координатами конвоя. Вскоре после этого был обнаружен корвет, идущий прямо на нас. Видеть нас они никак не могли. И два раза до этого сразу же после передачи радиосигналов к нам приближались корабли сопровождения конвоя.

12 июня. 02.45. Прямо по курсу замечен конвой. Передаю его координаты.

03.20. На меня движутся эсминец и корвет. Прекращаю передачу по радио, и через 15 минут после этого оба корабля возвращаются к конвою. Думаю, что это не радар».

А Дёниц и его штаб все никак не хотели признавать, что англичане «обставили» их дважды: они создали и стали устанавливать на кораблях сопровождения усовершенствованную РЛС обнаружения надводных целей и совершенный радиопеленгатор.

Этот радиопеленгатор, или, как его называли моряки союзников, «Хафф Дафф», оказался просто бесценным прибором. Координаты лодки немедленно засекали по посланному с нее радиосигналу, после чего начиналось преследование. Командиры «у-ботов» забили тревогу после того, как их субмарины стали подвергаться атакам на значительном расстоянии от конвоев, вне зоны досягаемости РЛС. Юрген Эстен вспоминал: «Было очевидно, что эсминец засек наши координаты по коротковолновым радиосигналам. Но когда мы пришли в штаб и рассказали об этом, над нами только посмеялись, сказав, что такое просто невозможно. Это, дескать, можно сделать лишь при помощи сложных систем антенн, развернутых на берегу. А с корабля это просто неосуществимо».

И еще один неприятный сюрприз ожидал командование подводного флота. Союзники установили авиапатрулирование над Бискайским заливом, из баз которого германские подводные лодки выходили на просторы Атлантики. Вскоре после этого переход через залив превратился для немецких подводников в сложную и рискованную операцию. Спасали только ночи: под покровом темноты «у-боты» могли прорываться в океан в надводном положении, днем же угроза оказаться атакованными с воздуха значительно возросла, и лодки уходили под воду. И вот весной 1942 года командование германского флота обратило внимание на резкий рост ночных атак авиации союзников на субмарины в Бискайском заливе. Самолеты совершенно внезапно обрушивались на лодки, идущие в надводном положении, и довольно точно сбрасывали бомбы, несмотря на кромешную тьму. Как им удавалось отыскать небольшие «ныряющие» корабли на поверхности огромного залива? Все стало ясно летом 1942 года.

Ночью 13 июля U-159 27-летнего Гельмута Витте возвращалась на базу после успешного похода в Карибское море. Витте решил пересекать Бискайский залив в это время суток, чтобы избежать встречи с авиацией англо-американцев. Он вспоминал о том, что довелось испытать ему и его экипажу:

«В ту ночь мы шли полным ходом вперед и внезапно попали под свет огромного прожектора, установленного на самолете. Самолет пикировал на нас почти отвесно. Мы открыли стрельбу из зенитного автомата, целясь по кабине пилота. Он сделал резкий разворот, но успел сбросить три глубинные бомбы прямо рядом с нашей лодкой. Мы увидели, что самолет разворачивается, чтобы сделать следующий заход, и поспешили уйти под воду. На борту творился какой-то кошмар: радиоаппаратуру из рубки вынесло в каюту командира. Мы ума не могли приложить, что же случилось. Впервые самолет противника атаковал нас ночью и вышел точно на цель. Потом мы узнали, что в ту ночь подобным образом были уничтожены две наши подлодки. Почти все наши аккумуляторные батареи вышли из строя, в лодке едва мерцало аварийное освещение».

Теперь стало очевидно, что противолодочные самолеты союзников оснащены эффективной радиолокационной станцией, ведь иначе было невозможно обнаружить ночью с воздуха U-159. Кроме радара, под крылом самолета монтировался прожектор «Ли», и такое сочетание устройств для поиска подводных лодок превратилось в серьезную угрозу для германских субмарин. «Самолет внезапно стал очень опасным врагом подводной лодки, — писал позднее Дёниц. — В тех районах, где воздушное прикрытие противника было мощным, наши наиболее успешные методы ведения войны (ночные атаки из надводного положения. — Р. Х.) уже не приносили результата. Если бы союзникам удалось установить воздушное патрулирование над всей Атлантикой, то… атаки „стаей“ были бы обречены на провал».

А так уж «внезапной» была эта угроза? Обеспокоенный Дёниц с весны 1942 года запрашивал о возможности обнаружения подводной лодки с самолета до того, как он появлялся в видимости последней и выходил в атаку. «Специалисты либо отвечали отрицательно, либо сильно сомневались в подобной возможности, — писал Дёниц. — Они утверждали, что заметить на поверхности воды такой небольшой по размерам объект, как подводная лодка, да еще движущийся, трудно и что это можно сделать только с близкого расстояния. Эта точка зрения совпадала с результатами применения на флоте обычных радиолокационных средств, которые работают на длинных волнах. Использовать для обнаружения короткие волны, что именно и делали англичане, мы не могли из-за отсутствия необходимых разработок».

Действительно, научно-технический прогресс в Третьем рейхе очень страдал от глубокого невежества нацистских вождей. Это во многом объясняется тем фактом, что среди гитлеровского окружения не было ни одного лидера партии с высшим образованием. Один из руководителей нацистской партии и рейха, Герман Геринг, однажды так высказался об ученых и конструкторах: «Пусть эти господа потаскают на своем горбу винтовку!» Вот такое понимание роли науки в укреплении обороноспособности Германии! На науки в рейхе смотрели с утилитарных позиций: если ученые не обещали положительного результата в течение нескольких месяцев, высшее руководство отдавало приказ о прекращении научных изысканий. Что и произошло в 1940–1941 годах в области радиолокации.

Да и сам Дёниц не сразу поверил в поисковые возможности РЛС, тем более самолетных. А ведь еще в 1938 году один из его офицеров пытался поднять вопрос о возможной угрозе, которую может представлять радар для боевых операций подводного флота. Тогда Дёниц отмахнулся: «Фантастика!» Накануне войны штаб Дёница отказался от версии РЛС для подводной лодки по причине ее «громоздкости и ненадежности». Тем самым оказалась утраченной возможность накопления опыта боевого применения РЛС в подводном флоте и дальнейшего совершенствования корабельного радиолокатора.

Совершенно другой подход к данной проблеме был у противной стороны. Успехи в создании гидролокатора убедили руководителей британского Адмиралтейства, что к «очкарикам в твидовых костюмах» — ученым и конструкторам — следует относиться внимательно. В Англии еще до войны велись большие работы по созданию радиолокационной техники для обнаружения надводных кораблей и воздушных целей. Что же касается подводных лодок, то за решение связанных с ними задач английские ученые приступили вскоре после начала войны. Молодой ученый Роберт Браун был привлечен в состав исследовательской группы Министерства авиации еще в 1936 году. «Я услышал о радаре на второй день после того, как влился в состав этой группы, — вспоминал Браун, — …тогда нас было семеро, и мы являлись единственной в мире командой, создавшей для ВВС радар». В конце 1939 года группа, которой руководил профессор Эдвард Боуэн, базировалась в ангаре на территории ремонтной части Королевских ВВС в Южном Уэльсе. Условия работы оставались примитивными, но в итоге зимой 1939/40 года на самолеты береговой авиации уже стали устанавливать РЛС обнаружения надводных целей ASV-Мк-1. А конструкторы приступили к созданию его более совершен ной версии Мк-2. Чуть раньше группу доктора Боуэна посетил вице-адмирал Джеймс Сомервилль. Роберт Браун вспоминал:

«Бог его знает, как он нас разыскал, но ему это удалось. Боуэн подошел к нам и сказал: „Адмирал Сомервилль хочет знать, сможем ли мы обнаружить при помощи радара подводную лодку на поверхности воды или в позиционном положении?“ А я спросил: „Что означают эти термины?“ — „Да я и сам не знаю, — ответил Боуэн, — просто он собирается дать нам подводную лодку, а мы должны создать необходимое устройство за неделю“.

Мы провели несколько экспериментов, пытаясь засечь радаром столбы на Норфолк-Броудс, которые, по нашему мнению, весьма походили на перископы подводных лодок, но нам так и не удалось этого сделать. Боуэн же считал, что мы сумеем засечь субмарину с помощью радара с расстояния 5–6 километров, даже если из воды будет торчать только ее рубка.

Я установил устройство ASV-Мк-1 на самолете „Хадсон“, и мы вылетели… на встречу с нашей подлодкой. Все вышло, как и предрекал Боуэн, мы обнаружили ее с расстояния в 5–6 километров. Пять дней я летал вокруг этой лодки в Соленте и делал необходимые замеры».

Итак, впервые субмарину удалось обнаружить с помощью РЛС с воздуха. В донесении Адмиралтейству Боуэн и Браун сообщали, что с более мощными направленными антеннами они гарантируют обнаружение и с расстояния в 15–18 километров.

Первыми вклад ученых в дело национальной обороны приняли специалисты и руководители Берегового командования Королевских ВВС. Пожалуй, ни один род войск не развивался так быстро, как береговая авиация: росла численность патрульных и противолодочных эскадрилий, они оснащались самой современной материальной частью. К лету 1942 года авиация Берегового командования превратилась в главного врага германского подводного флота, наиболее эффективно уничтожавшего подводные лодки Кригсмарине. Динамика процесса: за 12 месяцев, с апреля 1941 по март 1942 года, на всех театрах самолеты отправили на дно всего 5 подлодок врага, с апреля 1942 по март 1943 года — почти 50! И в этом была большая заслуга гражданских специалистов — ученых, конструкторов. Именно они создали надежную систему обнаружения субмарин, а также усовершенствовали главное оружие противолодочного самолета — глубинную бомбу. В 1941 году физик из Оксфорда 23-летний Уильям Мертон стал работать над ее модернизацией. Он вспоминал: «Анализ показал, что летчики склонны переоценивать результаты своих атак. Бомбы, сбрасываемые с самолетов, как правило, взрывались на слишком большой глубине, и поэтому лишь один процент воздушных атак заканчивался уничтожением подводной лодки». Необходимо было усовершенствовать взрыватель и использовать более мощную взрывчатку. С весны 1942 года на вооружение авиации Берегового командования и кораблей противолодочной обороны стали поступать глубинные бомбы, снаряженные торпексом — взрывчатым веществом, на 30 процентов более сильным, чем прежнее — аматол. А новые взрыватели обеспечивали подрыв бомбы на глубине от 7,5 до 10 метров. Смертоносный эффект усилился на 30 процентов. Были разработаны и новые бомбовые прицелы.

Ученые не оставили без внимания также и проблему камуфляжа. Мертон вспоминал:

«Я пытался определить расстояние, с которого человеческий глаз может обнаружить самолет. Как правило, мы окрашивали фюзеляжи самолетов в черный цвет — стандартный для бомбардировщиков в то время. Вскоре выяснилось, что самолет, окрашенный в белый цвет, и я это доказал, может подобраться к субмарине значительно ближе, нежели черный, прежде чем его заметят. Это было крайне важно, потому что, как только с подлодки замечали самолет, она тут же погружалась и после погружения совсем недолго оставалась уязвимой для воздушной атаки». В доказательство своей правоты Мертон продемонстрировал начальству пример из живой природы: ворона на фоне неба заметнее, чем чайка!

Так, команда «очкариков в твидовых костюмах» получила признание военных и приобрела себе союзника даже в лице командующего авиацией Берегового командования маршала Филиппа Джульберта де ля Ферте.

Руководил же командой ученых, работавших на противолодочную оборону, известный физик профессор Патрик Блэкетт. От внимания его группы не ускользало ничего: цели, тактика, средства борьбы. В 1942 году Адмиралтейство поручило профессору Блэкетту скрупулезно исследовать вооружение и тактику ПЛО Королевских ВМС. Особый интерес к этим вопросам проявлял сам премьер-министр У. Черчилль.

Анализ, проведенный учеными, позволил установить, например, что количество потерянных судов не зависит от их числа в конвое и вполне возможно сократить эти потери вдвое. Для этого необходимо увеличить конвои в два раза, в два же раза усилится и охранение. До этого в Адмиралтействе по традиции считалось, что 40 судов в конвой — хорошо, 60 — вполне допустимо, а вот большее количество уже опасно. В результате конвои шли один за другим, зачастую 20–40 судов охраняли всего 3–4 эскортных корабля, риск столкновения с «волчьими стаями» возрастал, росли и потери. Адмиралтейство прислушалось к мнению ученых, и к концу войны некоторые конвои насчитывали до 160 судов.

Велись и разработки новых видов противолодочного оружия. Необходимость их создания вскрыли исследования атак эскортных кораблей против подводных лодок. Главным оружием для борьбы с «у-ботами» оставалась глубинная бомба. Бомбометание по подводной цели осуществлялось из бомбометов, установленных вдоль бортов на корме и кормовых бомбосбрасывателей. Чтобы сбросить на противника бомбы, эскортный корабль должен был пройти над субмариной. Но в этот момент терялся гидроакустический контакт, и после бомбежки быстро установить его было практически невозможно. Лодка могла ускользнуть от погони. Требовалось создать бомбометную установку, которая позволила бы надводным кораблям атаковать неприятельские лодки, не теряя гидроакустического контакта. Плодом разработок ученых и конструкторов стал реактивный бомбомет «Хеджехог» («Еж»), состоявший из 24 пусковых устройств для реактивных глубинных бомб. Установка вела стрельбу на дистанции 150–200 метров. Бомбы ложились кучно, в радиусе до 50 метров, и одного удачного попадания глубинной бомбы с контактным взрывателем хватало для нанесения субмарине фатальных повреждений. Взрыв после стрельбы означал почти стопроцентное поражение подводной лодки. Это замечательное оружие появилось на противолодочных кораблях летом 1942 года. Его массовое производство развернули и в США.

Дёниц бы озабочен ситуацией, сложившейся весной-летом 1942 года в Атлантике. Он упускал из рук инициативу в ведении подводной войны и теперь был вынужден принимать контрмеры, чтобы как-то нейтрализовать нововведения союзников в противолодочной обороне. После войны Дёниц вспоминал: «В июне 1942 года в моей штаб-квартире в Париже состоялось совещание с главными специалистами ВМС. На нем было решено провести следующие мероприятия: немедленно оснастить подводные лодки поисковыми радиолокационными приемниками, которые позволили бы лодкам определять, обнаружены они противником или нет; вооружить лодки бортовыми радиолокационными станциями обнаружения; проверить возможность создания специального покрытия для корпусов лодок, которое не отражало бы радиолокационные сигналы, а поглощало, в результате чего противник не мог бы обнаружить подводную лодку».

В журнал боевых действий Штаба подводных сил в июне он записал: «Весьма печальным и удручающим для экипажей подводных лодок фактом является то, что у нас нет сил и средств, с помощью которых можно было бы защитить от повторных ударов с воздуха те лодки, которые потеряли, способность к погружению и стали, таким образом, беззащитными». В конце концов «фюреру подводных лодок» удалось выбить у наци № 2 Геринга 24 тяжелых истребителя Ju-88С-6 (сработанных на основе бомбардировщика) для борьбы с сотнями патрульных самолетов союзников над Бискайским заливом и прикрытия возвращающихся на базы «у-ботов». Понятно, что погоды над Бискайским заливом 24 истребителя сделать не могли.

Кроме того, Дёниц поставил задачу усилить ПВО самих подводных лодок. Сначала к одному имевшемуся 20-мм зенитному автомату добавили по 2–4 пулемета винтовочного калибра. Эта полумера незначительно усилила противовоздушную оборону лодок. Тогда немцы пошли на более радикальный шаг: с палуб субмарин стали снимать 88-мм и 105-мм пушки, а вместо них устанавливать одну-две 37-мм или одну счетверенную 20-мм зенитные автоматические пушки и два спаренных 20-мм автомата. Для этого немцы удлиняли ограждение рубок и расширяли на них площадки.

Когда командиры подлодок стали докладывать о сбитых противолодочных самолетах, обрадованный Дёниц приказал переоборудовать три лодки в «ловушки». На палубах и рубках субмарин разместили по восемь-десять спаренных и счетверенных 20-мм автоматических пушек в установках. Задачей этих лодок ПВО стало прикрытие с воздуха групп «у-ботов» во время пересечения ими Бискайского залива и борьба с противолодочной авиацией.

В Германии имелось немало ученых и конструкторов, способных обеспечить Дёница первоклассной радиолокационной техникой. Первым шагом стала установка на подводные лодки приемника излучения авиационных РЛС. Ничего особенно нового немцам здесь выдумывать не пришлось; еще до войны французские конструкторы создали такую систему, получившую название «Метокс R 600». Она могла принимать сигналы радаров, установленных на противолодочных самолетах, на расстоянии 45 километров. Лодки получили теперь возможность уйти под воду до подлета к ним самолетов противника. Прибор крепился на деревянной антенне в форме креста и заслужил у германских подводников мрачное название «Бискайский крест». Сначала «Метокс» показался эффективным средством обнаружения неприятельского радара. Хотя некоторые командиры подводных лодок оценивали систему как непрактическую, сложную и ненадежную.

Хорстфон Шротер, сменивший в августе 1942 года Хардегена на посту командира U-123 и ставший самым молодым (23 года!) командиром «у-бота», вспоминал:

«Провод от „Бискайского креста“ шел прямо через люк боевой рубки к находившемуся в радиорубке приемнику. Когда он что-нибудь улавливал, звучал сигнал тревоги. Как-то раз мы, возвращаясь на базу, пересекали Бискайский залив в подводном положении, и вдруг из радиорубки послышался крик: „Нас засекли!“ Засечь радаром нас просто не могли, потому что его импульсы не проходили сквозь толщу воды. Оказалось, что провод в нескольких местах перетерся, и… когда нарушался контакт, в приемнике слышался треск, звучавший как вражеский радар. Вот насколько примитивным было это средство обнаружения, но тем не менее оно все же работало».

Появились на «у-ботах» и радары. В 1942 году на вооружение приняли РЛС дециметрового диапазона FuMo 29, с многовибраторной антенной. Ее устанавливали в передней части ограждения рубки и часто прикрывали щитком для защиты от механических повреждений. Позже РЛС подводных лодок несколько усовершенствовали.

Хлебнув горя с главным оружием субмарины — торпедами в 1940 году, немцы смогли устранить неполадки с ними лишь в 1942 году. Наконец-то подводники получили надежную торпеду с неконтактным взрывателем. А затем внимание германских конструкторов переключилось на разработку новых типов торпед, и они добились в этой области таких больших успехов, что некоторые послевоенные американские, английские и советские торпеды представляли собой версии трофейных немецких образцов.

Свою задачу немцы видели в том, чтобы создать торпеду, которая требовала бы менее тщательного прицеливания при высоком проценте поражения цели. Была создана торпеда TV «Цаункениг» («Крапивник»), Она имела стандартный калибр 533 мм и длину 7,2 метра, что позволяло использовать стандартные торпедные аппараты. Ее масса составляла 1,5 тонны, боевая часть весила 270 кг. Скорость достигала 24 узла, а дальность хода 5700 метров. «Изюминкой» TV являлся акустический взрыватель, который чутко реагировал на звук винтов корабля-цели. Эти торпеды предполагалось использовать против эскортных кораблей. На вооружение они поступили в 1943 году.

А еще в 1942 году конструкторы порадовали подводников торпедой TIV «Фальке» («Сокол»), Она также имела стандартные массогабаритные параметры и вес боеголовки, но была оснащена аппаратурой самонаведения, которая включалась после прохождения определенной дистанции, и вела самодвижущийся подводный снаряд зигзагом. Несмотря на кажущуюся экстравагантность идеи и скорость всего в 20 узлов, несущийся среди судов конвоя «Сокол» представлял реальную угрозу. Торпеда и создавалась для применения против конвоев.

В стадии разработки находились торпеды «Лерхе» («Жаворонок»), «Штейнваль» и «Мондфиш» («Луна-рыба»), Первая имела телеуправление по многожильному кабелю длиной 6 километров и могла корректироваться во время движения, а на конечном участке движения включалась система самонаведения.

«Штейнваль» оснащалась двигателем, работающим на перекиси водорода вместо сжатого воздуха. Дальность хода составляла 22 километра, скорость — 45 узлов. Торпеда несла боевую часть весом 330 кг вместо обычных 270–280 кг.

Наконец, торпеда «Мондфиш». Она создавалась на основе стандартного «угря» G7е, но вместо электрического двигателя немецкие конструкторы попытались применить реактивный. На испытаниях «Луна-рыба» развивала невиданную скорость в 70 узлов, правда дальность хода сократилась до 2,6 километра. Это обстоятельство и помешало принять данную торпеду на вооружение.

В это же время в ракетном центре Пенемюнде проводились эксперименты по применению с подводных лодок неуправляемого ракетного оружия. В 1942 году по инициативе доктора Эрнста Штайхофа осуществлялись пуски ракете глубины 9-15 метров. Идею установить на подлодке ракеты выдвинул родной брат ученого корветтен-капитан Фриц Штайнхоф, командир одного из «у-ботов». Летом 1942 года его субмарину использовали как опытовую; довооружили шестью пусковыми установками для 300-мм ракет. Ракеты стартовали по наклонной, перпендикулярно диаметральной плоскости подлодки. Зажигание производилось изнутри «у-бота».

Экспериментально было доказано, что ракетный двигатель работает под водой. Рассеивание и дальность полета ракет были признаны вполне удовлетворительными. Правда, Дёниц и его эксперты по вооружению отнеслись к работам братьев Штайнхоф без особого интереса. А ведь доработанная установка могла бы позволить субмарине, вынужденной всплыть на поверхность, попытаться отбиться от наседающих кораблей эскорта — залп шести 300-мм ракет почти равнялся залпу тяжелого крейсера, и одно-единственное точное попадание ракеты в небольшой корабль классов шлюп — эсминец могло нанести серьезные повреждения, если не потопить его.

В начале войны и даже в начале 1942 года Дёниц был свято убежден в том, что германские подводные лодки в отношении конструкции и механизмов являются лучшими из всех подводных лодок. «Война показала, — писал он в своих мемуарах, — что германские подводные лодки обладают большим запасом прочности, что скорость вполне достаточна для использования их не только позиционно, но и маневренно». Однако за несколько недель лета 1942 года на смену уверенности пришло беспокойство и осознание факта: отличные еще недавно германские субмарины стали устаревать и не соответствовать требованиям современной подводной войны. «Если мы не усовершенствуем конструкцию своих подводных лодок, то будем вынуждены прекратить подводную войну», — понял реалист Дёниц.

«Если противнику удастся построить большое число судов с повышенной скоростью, то соответственно возрастет и скорость конвоев. В этом случае подводные лодки, возможно, не смогут своевременно выходить в точку залпа.

На практике это знаменует конец маневренной подводной войне, и тогда наши подводные лодки можно будет использовать только позиционно и притом с наименьшим успехом…

Эту опасность легко устранить, создав подводную лодку, обладающую достаточно высокой скоростью подводного хода: не появляясь над водой, она могла бы сближаться с любым кораблем или судном противника и выходить в атаку.

Опасность, грозящую маневренной подводной войне, можно ликвидировать с помощью вальтеровской подводной лодки.

Появление лодки Вальтера сразу дало бы большие преимущества нашим силам перед ПЛО противника…

Исходя из этого, быстрейшая доводка и испытания лодки Вальтера, равно как и немедленная передача ее в крупносерийное производство, являются сейчас задачами первостепенной важности», — писал он в рапорте главнокомандующему ВМС гросс-адмиралу Редеру.

Итак, летом 1942 года ставка была сделана на новые подводные лодки, а именно на лодки Вальтера.

Гельмут Вальтер, известный специалист в области кораблестроения, в 1930-е годы работал над созданием силовых установок нового типа — парогазовых турбин. В качестве компонента топлива в них использовалась перекись водорода, которая разлагалась на водяной пар и кислород. В кислороде сжигалось жидкое топливо, которое превращало поступавшую для питания установки воду в пар, а полученная парогазовая смесь приводила в движение турбину. Энерговооруженность лодки резко повышалась, возрастала скорость хода.

В 1934 году Вальтер проинформировал высшее командование Кригсмарине о своих расчетах и разработках. Обещание, что его лодка достигнет скорости подводного хода в 30 узлов, потрясло немецких адмиралов. Вальтеру поверили, выделили средства на дальнейшие исследования, а все работы засекретили. В 1936 году ученый создал парогазовую турбину мощностью 4000 л.с.; для примера: на субмаринах VII серии стояли два электромотора всего по 375 л.с.! Наконец, в 1938 году в Виле на заводе «Германия верфи» была заложена экспериментальная подводная лодка с энергетической установкой на перекиси водорода. Ее водоизмещение составляло 80 тонн, и она получила обозначение «W-80» (Walter-80).

Строили субмарину неспешно в силу известных обстоятельств — руководство рейха и Кригсмарине надеялось завершить войну с имевшейся техникой. На испытания она вышла лишь в 1942 году. Учитывая, что при большой скорости подводного хода выдвигать перископ нельзя, так как его может снести набегающим потоком воды, для замера скорости в носовой части лодки установили герметичный светильник. Испытания проводили в ночное время, когда светильник просматривался через толщу воды. Параллельно двигавшейся в подводном положении лодке, ориентируясь на свет, шел торпедный катер, который по лагу замерял ее скорость. Результат был фантастический — «W-80» развила под водой более 28 узлов! И эту скорость лодка могла поддерживать несколько часов.

Сразу после испытаний в сентябре 1942 года командование Кригсмарине приняло решение о постройке серии экспериментальных лодок XVII серии в количестве 17 единиц. В окончательном варианте лодки Вальтера имели водоизмещение 313/337 тонн, длину 41,5 метра, ширину 3,4 метра; вспомогательный дизель обеспечивал ей дальность плавания до 3000 миль при скорости 8 узлов, а парогазовая турбина мощностью 5000 л.с. — всего 114 миль на 22 узлах. Такова оказалась плата за рост энерговооруженности. Главным недостатком парогазовой турбины Вальтера стала ее неэкономичность — она потребляла в 25 раз больше топлива, чем обычный дизельный двигатель. К тому же емкости с перекисью водорода занимали слишком много места, и вооружение субмарины пришлось ограничить двумя торпедными аппаратами, а боезапас — четырьмя торпедами. И наконец: в Германии существовал острый дефицит перекиси водорода; он требовался для разрабатывавшихся баллистических ракет V-2 («Фау 2»), его не смогли «выкроить» даже для массового выпуска превосходных торпед «Штайнваль», а мощности предприятий по производству перекиси водорода росли медленно. Да и сами лодки оказались дорогими и нетехнологичными в постройке. В итоге достроили всего три корабля XVII серии, а дальнейшую программу создания подлодок с паротурбинной силовой установкой свернули. Надежды Дёница на скоростные лодки Вальтера не оправдались.

Итак, Битва за Атлантику вступала в решающую стадию, но союзники уже одержали в ней победу. Правда, пока лишь в конструкторских бюро.

^{Подводная лодка Wa201 серии XVIIA}

Примечания:

5

Названа в честь германского подводного аса Первой мировой войны Отто Веддигена, прославившегося потоплением 22 сентября 1914 года сразу трех английских броненосных крейсеров «Кресси», «Абукир» и «Хог». Погиб в марте 1915 года вместе с экипажем подлодки U-29, протараненной знаменитым линкором «Дредноут».

50

По другим данным, второй залп U-522 не достиг пели. Но один транспорт почему-то застопорил ход.