Возвращение короны

Известно, что, завоевав в 1948 году звание чемпиона мира, Михаил Ботвинник уже в следующем году выступил с предложениями, связанными с правилами матча за высший шахматный титул. Нечто подобное совершил и Фишер. В 1973 году на очередном конгрессе ФИДЕ президент американской зоны Фред Крамер огласил предложения нового чемпиона относительно регламента следующего матча за мировое первенство. По мнению Фишера, в этом поединке не должно быть фиксированного числа партий, а игра должна продолжаться до тех пор, пока одна, из сторон не добьется десяти побед. Ничьи не учитываются. При счете 9:9 игра прекращается. Чемпион сохраняет свой титул, но призовой фонд делится пополам.

Для изучения предложений Фишера была создана специальная комиссия. От США в нее вошел Крамер, от СССР — Батуринский. А возглавил комиссию сам президент ФИДЕ Макс Эйве.

Еще в 1972 году, когда меня избрали президентом шахматной федерации, а Батуринского вице-президентом, мы договорились, что, будучи начальником отдела шахмат Спорткомитета, он будет заниматься вопросами первенства мира.

Созданная комиссия в начале 1974 года собралась в Амстердаме. Большинство ее членов высказалось против игры до десяти побед, но согласилось на игру до шести побед. Эту позицию поддержал и ЦК ФИДЕ. Летом 1974 года я впервые принял участие в работе конгресса ФИДЕ. Для меня все было внове, поэтому я расскажу об этом конгрессе подробно.

В том году Международной шахматной федерации исполнилось 50 лет. Поэтому конгресс, проходивший в Ницце во время Олимпиады, был юбилейным. Он длился около недели и состоял из нескольких этапов. Сначала прошли заседания различных комиссий и комитетов. Как правило, они были открытыми. На них готовились материалы для Генеральной Ассамблеи. Затем заседало ЦК ФИДЕ, куда посторонние не допускались. Там предварительно рассматривались вопросы повестки дня Ассамблеи и выносились предварительные решения. И, наконец, заседания Генеральной Ассамблеи, на которых эти решения утверждались либо отклонялись.

Конгресс в Ницце был не только юбилейным, но и перевыборным, но об этом несколько позже.

Признаться, обстановка на Ассамблее произвела на меня, новичка, гнетущее впечатление. Представьте себе большой зал, в котором сидят группы людей, составленные по языковому признаку (говорящие по-английски, по-немецки, по-французски, по-испански и по-русски). Синхронного перевода тогда еще не было, поэтому либо специальный переводчик, либо кто-то лучше других владеющий иностранными языками переводит выступления делегатов. Из-за необходимости перевода на несколько языков выступления непомерно затягиваются, а когда возникают горячие дискуссии, большинство делегатов, как мне показалось, вообще перестают понимать существо вопроса и только следят за наиболее компетентными и авторитетными представителями своей языковой группы: чью сторону те займут. И в такой обстановке утверждался регламент предстоящего матча на первенство мира. На Генеральной Ассамблее Крамер огласил телеграмму чемпиона мира, в которой тот настаивал на принятии его предложений.

Завязалась дискуссия, обстановка накалилась. После жарких споров на голосование поставили первое предложение Фишера — играть до десяти побед, и оно прошло большинством в два голоса: 26 — за, 24 — против, 12 воздержались. В этот момент исполнительный директор Шахматной федерации США. Эд Эдмондсон вышел на трибуну и попросил делегатов сделать небольшой перерыв, чтобы он мог попытаться договориться напрямую с представителем СССР Батуринским. Тот, крайне недовольный результатом голосования, не удержался и через переводчика резко бросил Эдмондсону:

— Если так пойдет и дальше, Фишеру придется играть с Багамскими островами!

Эдмондсон моментально поднялся на трибуну и сообщил:

— К сожалению, мои попытки найти компромисс с господином Батуринским закончились неудачей. Он заявил, что теперь Фишеру придется играть с Багамскими островами!

И тут началось. На трибуне возник атлетически сложенный чернокожий делегат от Багамских островов и обиженно произнес: «Конечно, мы не играем так хорошо, как русские, но это не дает право господину Батуринскому нас оскорблять!». И Виктору Давидовичу пришлось извиняться. А президент ФИДЕ? Эйве занимал нейтральную позицию и терпеливо искал любые возможности для компромисса. Может быть, именно поэтому делегаты не поддержали второе требование Фишера о сохранении чемпионского звания при счете 9:9 и, кроме этого, установили лимит на число партий в матче: не более тридцати шести. Чемпион мира автоматически становится членом ЦК ФИДЕ, поэтому все ожидали его приезда. Однако на вечернем заседании Эйве зачитал его новую телеграмму:

«Я ясно высказался в своей предыдущей телеграмме по поводу моих условий проведения матча: не учитывать ничьи, не ограничивать число партий и при счете 9: 9 считать матч закончившимся вничью, призовой фонд делится при этом пополам, но чемпион мира сохраняет титул. Господин Крамер проинформировал меня, что мои предложения отвергнуты делегатами. Поступив таким образом, ФИДЕ выступило против моего участия в матче на первенство мира в 1975 году. Поэтому я слагаю с себя титул чемпиона мира ФИДЕ.

С почтением.

(Бобби Фишер.»)

И снова начались прения, снова разгорелся отчаянный спор: уступать или не уступать диктату чемпиона?

В конце концов дискуссия закончилась повторным голосованием: 35 голосами против 17 при 2 воздержавшихся было решено не менять уже принятых решений. А Фишеру отправили телеграмму такого содержания: «Ваш профессионализм, спортивный дух и выдающееся искусство восхищали всех в те годы, когда вы боролись за звание чемпиона мира.

Генеральная Ассамблея ФИДЕ просит вас еще раз рассмотреть возможность защиты вами титула на принятых здесь условиях. Только таким образом вы сможете показать миру ваши выдающиеся способности».

На раздумье Фишер получил три месяца. Забегая вперед, скажу, что ответа от него не последовало ни через три месяца, ни позже.

Наряду с регламентом первенства мира в повестке дня Ассамблеи стоял вопрос о системе проведения Олимпиады. Все послевоенные годы такие соревнования проходили по круговой системе, состоящей из двух этапов: предварительных групп и финалов. Однако в связи с сильно возросшим числом команд (в 1964 году их было 50, в Ницце — 74), что определялось увеличением числа стран — членов ФИДЕ, эти соревнования стали слишком продолжительными. В Ницце рассматривалось предложение проводить Олимпиады по швейцарской системе. Мы выступали против «швейцарки», полагая, что она вносит большой элемент случайности. Как известно, наша сборная была самой сильной, и это нововведение нам было ни к чему. Однако моя попытка уговорить аудиторию не спешить с реформой успеха не имела. Не помогло даже организованное нами письмо 30 гроссмейстеров в защиту старой системы. Большинство делегатов считали, что Олимпиада не должна длиться больше двух недель. Они выслушали мое выступление и затем дружно проголосовали за реформу.

В последние дни Ассамблеи состоялись выборы руководства ФИДЕ. Начали с президента. Эйве баллотировался на второй срок, его соперником выступал молодой энергичный бизнесмен из Пуэрто-Рико Нарциссо Рабель-Мендес. Блок социалистических стран был за Эйве, большинство западноевропейских федераций тоже. В итоге он уверенно победил.

Затем состоялись выборы членов Исполкома. Начиная с 1962 года, после смерти Рагозина, Советский Союз в ФИДЕ представлял Борис Родионов. Однако перед отъездом из Москвы я получил указание от Спорткомитета предлагать на этот пост Батуринского: спортивное руководство было заинтересовано иметь в ФИДЕ своего человека. Родионов был так называемым номенклатурным работником, в то время он работал зампредом Комитета по печати РСФСР. У него были хорошие связи в МИДе, видимо, он ими воспользовался, и уже в Ницце я получил телеграмму, отменяющую выдвижение Батуринского. А вскоре приехал Родионов с письмом Спорткомитета, в котором мне предписывалось выдвигать его в члены Исполкома.

Естественно, когда началось выдвижение кандидатур, я поднял руку и предложил Родионова. Тут выступила югославка Милунка Лазаревич:

— Зачем нам нужен Родионов, когда есть президент советской федерации гроссмейстер Авербах. Я предлагаю избрать его в члены Исполкома.

Предложение было лестным, но у меня на руках было указание Спорткомитета. И я взял самоотвод, мотивируя это тем, что еще не обладаю достаточным опытом. На это хорошо разбирающаяся в наших делах Милунка саркастически заметила:

— Советские никак не могут ослушаться Спорткомитета!

Хоть и не без труда Родионов был избран в Исполком. Я же, как президент федерации, представляющей отдельную зону, автоматически стал членом ЦК ФИДЕ.

Так в 1974 году Генеральная Ассамблея не подчинилась полностью диктату Фишера. Однако на этом борьба вокруг розыгрыша первенства мира не закончилась. В начале 1975 года, заручившись поддержкой тридцати процентов федераций — членов ФИДЕ, американцам удалось собрать чрезвычайный конгресс, чтобы попытаться уломать делегатов, уговорить их полностью принять требования Фишера. Конгресс проходил в голландском городке Остербеке. На повестке дня Ассамблеи был только один вопрос: регламент матча на первенство мира. На этот раз Батуринского в нашей делегации не было. Бороться с американцами предстояло Родионову и мне, на подмогу нам был придан Петросян.

Когда я встретил представлявшего интересы Фишера Эдмондсона, он предупредил:

— Боюсь, что на этом конгрессе мы поссоримся!

И на заседании Эдмондсон выступил с резкими нападками на нашу федерацию. Мне стало ясно, что он провоцирует нас на скандал, но я твердо решил ни в какие перепалки не вступать.

Сыгравший три матча на первенство мира Петросян высказал свое отрицательное мнение о предложениях Фишера, после чего начались жаркие дебаты. Сторонникам Фишера удалось добиться еще одной уступки со стороны ФИДЕ — 37 голосами против 33 был отменен лимит на число партий матча. Однако последнее требование американца, что при счете 9:9 он сохраняет звание чемпиона мира, все-таки не прошло. За этот пункт было 32 голоса, против — 35.

Хочется отметить, что в этой острой и взрывной ситуации (в воздухе висела опасность раскола ФИДЕ) Эйве держался исключительно корректно, соблюдая строгий нейтралитет. Однако, когда я сообщил в Москву о результатах голосования, Ивонин потребовал, чтобы мы выступили с критикой позиции, занятой президентом ФИДЕ. По мнению руководства Спорткомитета, он вел себя пассивно, не боролся против созыва чрезвычайного конгресса, недостаточно защищал решения, принятые в Ницце.

— Виктор Андреевич! — пытался я возражать. — Зачем нужна эта критика? Ведь ФИДЕ Фишеру не уступила.

— Для будущего, — раздалось в трубке. — Чтобы и в дальнейшем ФИДЕ не делала подобных уступок!

На другой день, перед началом заключительного заседания, я подошел к президенту ФИДЕ. Мы были знакомы около четверти века, не раз встречались за шахматной доской и, кажется, испытывали взаимную симпатию.

— Прошу заранее извинения, но я получил указание Спорткомитета выступить с критикой в ваш адрес.

— Я вам сочувствую, — понимающе улыбнулся Эйве.

Вопреки обыкновению, я говорил по-русски, оставив возможность переводчику из Спорткомитета усиливать мой текст. По окончании конгресса мы с Эдмондсоном выступили по местному телевидению. Когда его спросили, каковы шансы на то, что матч состоится, он ответил коротко и ясно: «Никаких!»

Здесь я рассказал о главных, принципиальных пунктах предложений Фишера, вокруг которых шла борьба. Всего предложения американца содержали 64 пункта. ФИДЕ согласилось с 63 и только одно отклонило. А Фишер был непреклонен. Все или ничего!

К первому апреля участникам следовало подтвердить свое согласие играть матч. Карпов своевременно послал соответствующую телеграмму. А от Фишера ни ответа, ни привета. Тогда Эйве решил подождать еще два дня, но от американца по-прежнему не было никаких вестей.

3 апреля президент ФИДЕ официально провозгласил Карпова новым чемпионом мира. Цель, которую ставил Спорткомитет совместно с нашей федерацией была достигнута: шахматная корона вернулась в СССР.

Как часто в жизни радостные события перемежаются с печальными. В самом конце апреля состоялась торжественная коронация нового чемпиона мира, а в самом начале июня пришло сообщение о смерти Кереса. Он возвращался из поездки в Канаду на международный турнир. Прибыв в Хельсинки, договорился с капитаном эстонского судна, направлявшегося в Таллин, что ему будет предоставлена каюта. Но его напрасно ждали: в тот же день Пауль Петрович попал в госпиталь, где скоропостижно скончался. Врачи констатировали инфаркт. В цинковом гробу тело выдающегося гроссмейстера было отправлено на Родину.

Я находился в Ростове-на-Дону, открывал детские всесоюзные соревнования «Белая ладья», когда мне вручили телеграмму из Спорткомитета с сообщением о смерти Кереса и указанием отправиться в Таллин на его похороны. Вернувшись в Москву, я немедленно вместе с Батуринским и Спасским вылетел в столицу Эстонии.

На похоронах Кереса я смог убедиться во всенародной любви эстонцев к их знаменитому земляку. Казалось, весь Таллин вышел на улицу, чтобы проводить его в последний путь. Все были в трауре, все оплакивали его преждевременную кончину…

Пауль Петрович не дожил до шестидесяти лет. Элегантный, всегда подтянутый, он был признанным авторитетом и пользовался всеобщим уважением.

Последние годы Керес часто болел, чувствовал себя неважно. Тем не менее на крупном международном турнире в Будапеште в 1970 году он стал победителем, хотя добрую половину соревнования провел в постели и ряд партий играл у себя в номере гостиницы.

В нашем кругу его звали «везунчиком». Когда в 1952 году в Воронове команда шахматистов дружно отправилась на рыбную ловлю, только он оказался удачлив, причем подцепил рыбу крючком за жабры. Когда в 1957 году во время чемпионата Европы в Бадене мы посетили местное казино, в выигрыше оказался только Керес. Помню, как однажды в самолете, когда мы летели через океан, стюардесса предложила пассажирам отгадать число спичек в коробке. Победителем, конечно, оказался Пауль Петрович. А вот в шахматах ему фатально не везло. Как никто другой, Керес заслуживал права сыграть матч на первенство мира, но пробиться через частокол претендентов так и не смог, хотя четыре раза был вторым в матч-турнирах кандидатов на мировое первенство. Каждый раз его опережали представители более молодых поколений — В. Смыслов, М. Таль и Т. Петросян.

Когда Кереса не стало, Ботвинник признал: «Конечно, Паулю не повезло в его шахматной карьере. В другое время, вероятно, он стал бы чемпионом мира». Что Михаил Моисеевич подразумевал под «другим временем», остается только догадываться.