Глава 2. Свобода воли и творчество

Всякое понимание является результатом откровения. "Усек", "дошло" — слова, которыми человек выражает то обстоятельство, что он только что общался с Богом. Принято думать, что откровения, прозрения и тому подобные состояния свойственны немногим выдающимся личностям, в то время как разница между ними и остальными людьми лишь количественная, а никак не качественная. Человек, который после изрядного труда понимает фразу на иностранном языке (или на родном), испытывает те же чувства, что и поэт, который наконец находит строчку; отличие заключается лишь в интенсивности переживаний.

Распространено мнение, что высшие достижения человеческого ума и искусства создаются "с Божьей помощью" или даже "продиктованы сверху", как сейчас принято говорить. Однако это же относится и к любой мысли любого человека, и к любому стихотворению последнего графомана — качественной разницы здесь тоже нет. Естественное возражение: существуют же неверные и даже глупые мысли и никуда не годные стихи. В ответ автор мог бы сослаться на дух концепции Веданты (глупость есть низшая степень ума, зло — низшая степень добра и т. п.), но суть в том, что субъективные ощущения бездарного поэта и дурака в момент творчества (например, создания стихотворной строчки или самостоятельной мысли) не отличаются от соответствующих ощущений их более способных собратьев. Здесь автор подчеркивает, что понимание не то что "глубинного" смысла текста, но даже и просто любой фразы требует мистического откровения, хотя бы и небольшого.

Теперь на тему о том, можно ли править рукописи. Представление о творчестве как откровении противоречит концепции свободы воли. Откровение приходит, когда мы направляем свое внимание на определенное место в тонком мире. Получая оттуда ответ (в виде откровения) и видя, что он нас не вполне устраивает, мы корректируем вопрос, соответствующим образом изменяя направление внимания, получаем следующее откровение и т. д. Человек талантливый тем и отличается, что умеет, получив ответ-откровение, понять, что именно в его вопросе было не так, и после этого скорректировать его в должном направлении (а также порой изменить интерпретацию ответа). Проблема плохих стихов и глупых мыслей заключается, следовательно, не в том, что строчки или мысли плохие, а в том, что автор интерпретирует их как ответ на один вопрос, в то время как в действительности вопрос был совсем другим. Мало кто умеет задавать ясные вопросы, а уж вопросы Богу тем более, благо, Он и так (по идее) все понимает; так стоит ли удивляться, что неправильно трактуется ответ?

Так что рукописи править можно. А вот как сделать, чтобы глупые мысли в голову не лезли, а все больше умные? Или хотя бы оригинальные?

Многие богословы и мистики отводят человеческому уму незначительное место. Однако он существует, а Кант даже утвердил априорный характер логики, стало быть, определенная роль этим предметам предначертана.

Что касается ограниченности области применения ума, и особенно логики, — она торжественно провозглашается представителями поэзии в широком смысле ("лириками"). И действительно, пытаясь логически анализировать душевные состояния людей, мы часто вынуждены довольствоваться грубыми схемами, которые явно неадекватны.

Примечательно, однако, что подобная ситуация распространенна, в особенности если иметь в виду материальность мысли, то есть ее способность непосредственно воздействовать на феноменальный (наблюдаемый) мир. Характерно, что материалист Фрейд сформулировал аналогичный вывод в результате многолетнего изучения неврозов навязчивости. Он пишет, что навязчивая идея, находясь глубоко в подсознании, ведет себя так, как будто она существует реально. Совершенно естественно, что такая грубая сила, которая в состоянии изменять даже материальный мир, не может служить тонким инструментом исследования тайных состояний души, высшего религиозного познания и т. п.

С другой стороны, археологические раскопки ведутся сначала бульдозером, затем лопатой и только потом уже кисточками. Археолог, вооруженный только кисточкой, рискует не найти ничего. Автор позволит себе сравнить логику с бульдозером, ум — с лопатой, а трансцендентные интуиции — с кисточкой.

Разумеется, человек высокого духовного уровня может пользоваться исключительно интуицией. Однако автор полагает, что если такой человек захочет, то и обычный ум будет к его услугам; а может быть, он был "умным" в предыдущем воплощении, и теперь осваивает иные инструменты.

Так что если не надеяться на свое высокое духовное начало, то начинать изучение объекта лучше с формально-логической схемы, потом следует содержательный анализ, то есть выявление всех видимых связей и структур, а уж только потом стоит добиваться мистического ощущения единства данного объекта и искать в нем Бога.

Предположим теперь, что мы дошли до такой стадии изучения объекта, что различные мысли о нем стали нас навещать. Как к ним относиться? Первая стадия характеризуется безумной любовью к каждой из пришедших (после долгого ожидания и бесплодных усилий) мыслей. Так смотрит начинающий художник на свою первую картину. Указанное чувство (любовь) означает, что мы на верном пути, то есть духовно (в данном случае — умственно) растем, но вовсе не означает, что появившаяся мысль правильная и умная. Скорее всего, эта мысль не только глупая, но еще и чужая, когда-то давно в процессе обучения услышанная, затем забытая, а теперь всплывшая в голове. Убедившись в этом обстоятельстве, продолжаем размышлять, соотнося появляющиеся мысли с тем, что нам уже известно, и стараясь вычленить то новое, что в них содержится. Терпеливо дождавшись появления в самом деле оригинальной мысли (и сопутствующего мимолетного ощущения чистого счастья), мы пытаемся пристроить эту мысль в уже существующую систему наших представлений об объекте. При этом систему приходится перестраивать, менять систему связей и т. д. Получив новую систему представлений об объекте, полезно сравнить ее с предыдущей с двух точек зрения: какая модель адекватнее и какая более компактна, то есть больше соответствует бритве Оккама. При этом следует иметь в виду, что расширение модели допустимо лишь при одновременном значительном увеличении ее адекватности. И скорее всего придется перебрать много оригинальных мыслей, пока не появится что-то путное.

Написанное выше является примером того, как можно использовать ум при работе с откровениями (в форме приходящих мыслей). Несколько сложнее обстоит дело с откровениями морального, этического и мировоззренческого характера. Но и здесь общий принцип тот же: не следует считать, что первая мысль, первое откровение — истинны. Скорее всего наша интерпретация неточна. Думайте, сопоставляйте вопрос с ответом (откровением) и стремитесь найти такую интерпретацию откровения, которая в наибольшей степени увеличивает ощущение единства и гармонии мира.

Обычно понятие творчества относят к небольшому числу занятий человека, к так называемым творческим профессиям: писатель, художник, ученый и т. д. Во всех остальных занятиях предполагается в лучшем случае элемент творчества. Однако творчество есть не что иное, как высший вид проявления свободы воли, и в этом смысле свойственно человеку в любой ситуации выбора. Творчество есть постоянное занятие всех людей: все они живут, то есть, проявляя свободу воли, творят свою судьбу. Вся разница в том, сколь часто, как и по каким поводам производится выбор.

Жизнь человека в основном состоит из рутинных, многократно повторяющихся одинаковых процессов (чистка зубов, поездка на работу и т. п.). Человек, совершая такие рутинные действия, может даже не включать в них работу сознания, что, конечно, экономит ему умственные усилия. Однако в это время он не живет, а существует, подобно механизму. Жизнь как творчество происходит тогда, когда человек прокладывает новые пути: учится, выбирает.

Учиться и совершать выбор для человека трудно, неприятно и нередко ведет к стрессам. Это известно давно. Однако даже для того чтобы просто поддерживать существование, и учиться, и выбирать в какой-то мере необходимо. Можно, конечно, стремиться максимально свести свою жизнь к рутинным действиям. Это путь И. Обломова; для него, однако, требуется определенная материальная обеспеченность. И поскольку для нас этот путь недоступен, попытаемся разобраться в том, почему же выбирать так трудно и неприятно.

Неприятно потому, что трудно. Но не только поэтому. Неприятность заключается еще и в том, что человек ощущает ответственность за свой выбор и при этом неуверенность в нем. Каков же выход? Надо переложить тяжесть решения на других. Можно на близких, но лучше на Бога. Голос Бога звучит, как известно, в нашей душе, и мы прислушиваемся к внутренним голосам. Но увы! Их несколько, каждый взволнованно говорит что-то свое, а одного, того самого, спокойного, тихого и уверенного голоса, который скажет, как надо — не слышно. И ничего удивительного в этом нет. Не имея привычки внимательно слушать внутренние голоса, как же разобраться в их хоре, заставить замолчать громкие и лживые и услышать настоящий, голос Бога?

Если мы хотим научиться слышать голос Бога, мы можем научиться слышать его всегда, во всех ситуациях выбора (например, куда ехать в отпуск). Надо только помнить, что Бог воспринимает каждый наш выбор в рамках судьбы всего мира. Каждый наш поступок есть штрих в картине мира и соответственно увеличивает или уменьшает ее гармонию. А чтобы это понять, следует отойти от той детали общей картины, которую представляет собой данный эпизод нашей жизни, и взглянуть на картину в целом. Качество детали и штриха будет виднее.

Тут следует заметить, что логика утверждений "что было, то быльем поросло" и "добрые дела заглаживают дурные поступки" не соответствует действительности. Гармоничность мира следует понимать в динамике, а не в статике, то есть мир следует рассматривать как процесс, и не судить о нем по его конечному состоянию. Человек должен стремиться сделать тот максимум, на который он способен при данном духовном уровне; а его более низкие проявления ничем не могут быть заглажены и навсегда остаются пачкать картину мира.

Человек творит, когда он в ситуации выбора задает Богу вопрос, получает ответ, а затем осуществляет выбор. Качество творчества зависит от умения задать вопрос и интерпретировать ответ. Для того чтобы научиться этому, есть только один способ: постоянно этим заниматься. Это трудно, поскольку требует концентрации внимания, с одной стороны, и постоянной его перестройки, с другой. Если один и тот же вопрос задавать дважды, это уже не творчество. Правильная интерпретация ответов есть также занятие с подводными камнями. Во-первых, приходится постоянно менять свою систему представлений о мире и его отдельных фрагментах, что трудно ментально и тяжело морально, и, во-вторых, если речь заходит о проблемах нравственных, можно услышать такую истину о себе, вместить которую не всякому под силу… Однако необходимо — иначе прерывается связь и голос Бога умолкает.

На уровне художественного творчества неприятности как будто отсутствуют, или, во всяком случае, они другого сорта. Во-первых, бывают творческие личности, которые, по-видимому, творят без мук (Пушкин, Моцарт). Во-вторых, все-таки о муках творчества не говорят так, как о муках совести или физических страданиях; никому не придет в голову серьезно жалеть такого человека.

Творчество включает в себя два основных момента: концентрацию внимания в данном направлении и выбор самого направления. Если сравнить внимание с прожектором, высвечивающим предмет вдохновения в тонком мире, то художник сначала выбирает направление прожектора, а затем фокусирует его. Фокусировка — это концентрация. Чем выше концентрация внимания, тем ярче освещен объект, и тем больше информации получает творец; поэту, к примеру, приходит в голову не рифма, а сразу четверостишие. После этого опять необходимо перестроить прожектор внимания: направить на новое место и сфокусировать. Здесь, в момент выбора нового направления внимания, и нужно проявить свободу воли. Конечно, оно не совсем произвольно, Бог подсказывает нам некоторые вероятные варианты, но все же окончательный выбор лежит на человеке.

Теперь о муках творчества. Они связаны с неумением выбирать направление внимания и, главное, концентрироваться. Чем меньше освещен объект, вследствие плохой фокусировки прожектора, тем меньше информации о нем мы получаем, и тем более расплывчаты указания сверху о дальнейших перспективных положениях прожектора, необходимых для последующего освещения объекта с целью получения о нем нужной информации. А ошибки приводят к освещению других объектов, и на портрете к мужскому носу рисуются женские губы.

Однако и человеку, который умеет хорошо концентрироваться, приходится осуществлять выбор, хотя и с меньшим числом вариантов. И здесь его подстерегает большая опасность, связанная с тем, что временами необходимо сильно менять направление прожектора (например, менять профессию или полностью перестраивать мировосприятие). Это очень трудно, в частности, потому, что в новой области приходится заново много учиться, и, в первую очередь, фокусировке. Понятно, решиться на такой выбор трудно, даже если есть ощущение, что он необходим. Можно, конечно, и не менять направление прожектора или направлять его в область мира сего, и стать исписавшимся, но членом Союза писателей или академиком живописи.

Аналогичная ситуация возникает в повседневной жизни всегда, когда необходим выбор. Специфика же здесь в том, что объектом творчества является наша жизнь, а на самом деле — судьба мира. Поэтому следует смотреть на все ситуации выбора именно с этой точки зрения, не локализуя последствия данного конкретного выбора, то есть не считая его ограниченным пространственно-временным эпизодом. На наш выбор влияют самые разнообразные силы: желания подсознания, часто закамуфлированные, воздействия различных людей и групп, цензура внутреннего долга и многое другое. Поэтому разобраться в полифонии внутренних голосов (сильно отдающей какофонией) нелегко. Однако именно это является главной задачей человека. Сконцентрировав свое внимание на звучащих внутри голосах, можно скоро обнаружить, что каждый из них чем-то выдает свое происхождение; например, как бы подсознание не камуфлировало эгоистические желания, они легко распознаются по своему конечному результату. Значительно сложнее обстоит дело с голосами, которые почти или совсем не звучат. Их следует вызывать из небытия, приглушая остальные и концентрируя внимание на них при их малейшем появлении. Один из первых признаков правильности выбранного духовного пути — уменьшение какофонии и согласование внутренних голосов, при граничном условии внутренней честности (можно жить в мире со своей совестью, заглушив ее, но тогда придется себе много лгать).

И вот, мы начинаем слышать голос Бога. Для того чтобы правильно его интерпретировать, следует иметь в виду, что Бог рассматривает наш выбор с точки зрения судьбы мира, так что Его мнение может не согласовываться с нашими сиюминутными устремлениями. Но даже позиция "Знаю и одобряю лучшее, а следую худшему" лучше, чем полное забвение "лучшего". Если человек просто думает о "лучшем" (и при этом не лжет самому себе), он становится лучше.

Теперь об афоризме "Все, что делается истинно, делается легко". Смысл его в том, что основные трудные для человека виды деятельности — выбор направления внимания и его концентрация — при правильном их выполнении требуют значительных энергетических затрат, которые, однако, полностью окупаются за счет творческого подъема. Удовлетворение от правильно выбранного решения приходит сразу, часто еще до того, как человеку становится ясно, к каким последствиям привел его выбор. Так фраза "Но все-таки я считаю, что поступил правильно" часто говорится с внутренним ощущением того, что гармония мира была увеличена, несмотря на ущерб эго, или низшего "я"; при этом первое ощущение приходит сразу после выбора, а второе — позднее.

Ощущение энергетической недостаточности нередко означает плохую концентрацию или неправильное направление внимания, происшедшее вследствие неверного выбора. Так у человека портится настроение и скребут на душе кошки после необдуманного поступка, даже не приведшего к плохим последствиям.

Обучение — самый трудный вид деятельности для человека. Обучение — это процесс настройки прожектора внимания и выбора его точного направления, когда общее направление уже имеется. Это то, что поэты и музыканты называют умением слышать, а художники — видеть (философы, к сожалению, специального слова не имеют). Существенно, что для фокусировки прожектора в данном направлении недостаточно просто уметь концентрировать внимание, хотя это и очень важно; всякая область имеет свою специфику, и обучение всякому виду деятельности идет по-своему.

Таким образом, трудности обучения в принципе те же, что и трудности творчества; разница только в степени фокусировки прожектора и, следовательно, яркости освещения объекта (и, соответственно, интенсивности творческого подъема).

Настоящий художник учится всю жизнь. Первый закон творчества — это постоянная смена объекта внимания. На объект, увиденный один раз, нельзя смотреть во второй — это называется банальностью. Второй закон творчества заключается в том, что чем выше степень концентрации на объекте, тем яснее варианты следующего выбора. Это не значит, что совершать выбор легче, однако трудность меняет свой характер. Третий закон творчества заключается в том, что чем больше следующее направление внимания отличается от предыдущего, тем меньше начальная степень концентрации внимания и тем труднее его фокусировать до прежнего уровня настройки. Однако время от времени все же необходимо сильно менять направление внимания и начинать учиться заново. Когда же? Это зависит от общей способности к концентрации. Поскольку она ограничена, наступает момент, когда дальнейшие попытки фокусировки не приводят к увеличению освещенности объекта. Это и есть знак того, что пора переключиться на другой объект. Иначе получаются "замученные" картины или стихи.

Все вышесказанное относится, разумеется, не только к творчеству в узком смысле, но и ко всей жизни человека в целом. В этом случае объектом творчества служат судьбы человека и мира, рассматриваемые как процессы, где прошедшее и будущее в равной мере важны, вопреки распространенной точке зрения, которая склонна считать важным в человеческой жизни лишь конечный результат (то есть то, чего человек добивается). Резюмируя, можно сказать, что для человека жизнь есть постоянное обучение и творчество. Разница между "творческим" и "нетворческим" отношением к своей жизни и труду количественная, а не качественная, и заключается в степени концентрации внимания и правильности выбора.

Процесс творчества можно рассматривать как перевод некоторого объекта из Хаоса в Космос, путем его освещения прожектором внимания. Набор направлений, с которых объект был освещен, определяется личной свободой творца; и именно в этом причина того, что любой объект творчества неповторим.

Более того, по мере освещения объект творчества оживает, так как живым является все в Космосе. Можно условно выделить три основные стадии творчества. На первой стадии оживший объект начинает оказывать сопротивление воле творца (писатели говорят, что их герои начинают "жить собственной жизнью"). На второй стадии объект требует воплощения, беспокоит создателя, заставляя его окончить свою работу. Наконец, на третьей стадии уже воплощенный объект начинает оказывать вполне реальное влияние на всю жизнь Вселенной.

Свобода воли есть главное свойство всего живого. Крайним отрицанием свободы воли является детерминизм Лапласа, который утверждает, что, зная координаты и скорости всех материальных тел в некоторый момент времени, можно точно предсказать состояние Вселенной в будущем. Удивительным (и очень поучительным) является то обстоятельство, что, противореча таким образом основному закону Вселенной (закону творчества), детерминизм Лапласа с хорошим приближением описывает значительную часть процессов в ней (движение макроскопических "неодушевленных" тел).

Более внимательный анализ ситуации в микромире показывает (квантовая механика), что предсказать точное поведение, например, электрона, нельзя. Более адекватным является представление об "электронном облаке", в пределах которого "размазан" электрон, оказывающийся при наблюдениях с определенными вероятностями в различных частях этого облака. Конечно, жесткое распределение вероятностей дальнейшей судьбы является определенным ограничением свободы воли, но все же гораздо лучше лапласовского детерминизма. Впрочем, трудности современной физики показывают, что и с электроном не все так просто, и, вероятно, в следующей модели, которая продолжит квантовую механику, электрону будет предоставлена еще большая свобода воли.

"Свобода воли у растений и животных связана с инстинктом и употребляется для выживания; все их действия запрограммированы" — подобная точка зрения, оставляющая свободу воли только человеку, весьма распространена. Однако, если отвлечься от привычного антропоцентризма, то следует признать, что у каждого животного и растения есть своя индивидуальность, неповторимость, а выбор, который оно постоянно совершает, диктуется не только внешними силами и заложенными эволюцией рефлексами, но и чем-то личным и притом не связанным с борьбой за существование данного животного или его вида.

Аналогично, у человека выбор в любой ситуации определяется не только борьбой за существование. "Не хлебом единым жив человек, но словом Божьим". "Божье слово" — это как раз творчество.

Человек, как и все живое, использует свободу воли в двух основных направлениях — выживание и привнесение в мир гармонии (разумеется, это разделение условно, так как выживание само по себе противоположно смерти, то есть хаосу). Инстинктивное стремление к гармонии свойственно всему живому, но с проявлением Духа в человеке последний начинает указанное стремление осознавать, и тогда он может сознательно направлять свой выбор к этой цели. При этом проявления свободы воли начинают несколько менять свой характер, так что в языке даже появляется специальное слово: творчество.

По мере духовного роста человек все более отчетливо видит в каждом конкретном случае возможные последствия своего выбора в рамках не только личной судьбы, но и судьбы мира (впрочем, для него эти понятия постепенно сближаются). При этом, если варианты выбора и их последствия суть информация, представляемая Богом, то оценка этих последствий и собственно выбор уже определяются неповторимой индивидуальностью данного человека. По мере духовного роста улучшается и возможность оценки последствий выбора: человек все больше воспринимает мир как целое и все лучше оценивает влияние своих поступков на судьбу мира. Однако критерии гармоничности у каждого человека индивидуальны, хотя и согласованы в целом общим замыслом Творца, давшего каждому живому существу частичку Себя.

И именно с индивидуальными особенностями эстетического восприятия связана сама возможность индивидуального творчества, то есть своего вклада в процесс Бого-человеческого общения, выражающегося в творчестве.

По сути дела эстетический критерий является основным при любом выборе, но на низших уровнях развития он несовершенен и остается неосознанным. Несовершенство эстетического критерия связано с узостью сознания (см. ниже гл. 3). Человек начинает с личного эгоизма (концентрация внимания на эго), затем постепенно включает в свое сущностное сознание интересы семьи, группы, нации и т. д. Стремление к гармонизации личности, когда круг внимания ограничен эго, приводит к чистому эгоизму в различных вариантах, обычно сводящих жизнь к тому или иному виду потребления, предметного или культурного, обычно с основной целью получения удовольствия.

С ростом духовного уровня неосознанный эгоистический критерий сменяется осознанным и затем моральным, с одновременным расширением сознания: моральный критерий предполагает включение в сферу восприятия других людей. Затем моральных критериев начинает не хватать и остаются чисто эстетические, которые к этому времени выходят в сознание: слова "хорошо" и "правильно" начинают заменяться словом "красиво".

Степень сознательности выбора растет вместе с духовностью. Не следует заблуждаться по поводу сознательности отдельных несущественных выборов (особенно в обыденной жизни). На низком духовном уровне выбор в существенных для духовного роста ситуациях происходит неосознанно, под действием инстинкта и внешних сил. Кажущиеся самостоятельность и осознанность выбора есть камуфляж подсознания. Конечно, человек совершил выбор сам, но фактически им управляли силы подсознания, которое воспользовалось приемом маскировки. Человеку кажется, что выбор осуществляется сознательно, но сознанием он лишь оценивает ближайшие последствия выбора и притом в несущественной области. В то же время инстинктивно он ощущает, что в иной сфере его выбор имеет другое, гораздо большее значение для будущего, и именно из подсознательной оценки вытекает его фактическое решение. Но для успокоения сознания подсознание ему подыгрывает, создавая видимость свободы выбора.

Вообще, рост внутренней честности есть существенный признак духовного развития.

С духовным ростом меняется и характер трудностей в ситуации выбора. Категории ограничительного свойства (долг, совесть) сменяются эстетическим критерием, свойственным творчеству в его обычном понимании. Человек начинает стремиться жить красиво в истинном смысле этих слов — он творит свою жизнь.

Постепенно исчезает самый неприятный момент в ситуации выбора, когда человек не знает, чего хочет, точнее говоря, его разрывают противоположные стремления и он не может оценить последствий выбора. Уменьшение какофонии хора внутренних голосов и желаний тесно связано с духовным ростом вообще и восприятием гармонии мира в частности.

Известное ощущение безысходности и богооставленности в ситуациях экзистенциального выбора, типа того, который описывает бравый солдат Швейк ("а потом вам предлагают четвертование или сожжение на костре по вашему выбору"), связано с сужением восприятия до чисто эгоистических интересов или, более общим образом, с невозможностью на своем уровне мировосприятия вписать свой личный выбор в судьбу мира. В некотором смысле каждый человек заслуживает свои страдания, то есть его страдания соответствуют его духовному уровню (здесь автор имеет в виду характер, а не интенсивность страданий). Так мы иногда не в силах серьезно отнестись к вполне реальным (и даже значительным) страданиям несчастной любви четырнадцатилетней девочки.