Беседа 7.

ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ: САНКЦИОНИРОВАННОЕ ОБЩЕСТВОМ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД ЛЮДЬМИ

5 января 1985 года

Бхагаван,

Является ли Кришнамурти просветленным?

Да, он просветленный, но что-то упущено в его просветлении. Похоже на то, как вы после долгого путешествия прибываете в аэропорт. Вы прибыли, но вдруг обнаруживаете, что багаж потерялся. С Кришнамурти произошло нечто более серьезное: прибыл багаж, а потерялся он!

Это немного сложно, но не представляет собой ничего необычного. Так случалось много раз и раньше, но по разным причинам. Причина, связанная с Кришнамурти, является определенно новой, но сама ситуация не нова. Были просветленные люди, но, тем не менее, они оставались христианами, индусами, джайнами, буддистами. Мне это трудно представить. Если вы уж стали просветленным, то вы должны покончить со всеми обусловленностями ума. Как же вы можете оставаться христианином?

Что такое это ваше христианство? Это ведь случайность, что вы родились в определенной семье и что эти люди обусловили ваш ум определенным образом. Они дали вам определенную идеологию, дали вам образ определенной религии, дали вам эпределенный теологический жаргон; и обучили вас, как попугая.

Я знаю, ребенок ничего не может сделать против, он беспомощен; он вынужден выучивать все то, чему его учат. Даже и без обучения он подбирает все вокруг от своих родителей, друзей, соседей. Он ходит со своими родителями в церковь, в синагогу, в храм, он постоянно поглощает внешние воздействия. Учите вы его непосредственно или нет, не имеет значения, - он формируется косвенно.

Родители и учителя не упускают ни одного шанса; они не эставляют ничего даже косвенным влияниям. Они предпринимают все усилия, прямые, непосредственные, к тому, чтобы обратить в свою веру невинное дитя, пришедшее в этот мир абсолютно ничем не обусловленным, - чистое зеркало, способное отразить все, что угодно. Но общество, культура, религия - они начинают рисовать на этом зеркале.

Они могут нарисовать Кришну, они могут нарисовать Христа, они могут нарисовать Моисея, они могут нарисовать все, что угодно. Они могут нарисовать Карла Маркса, они могут нарисовать христианство, коммунизм, фашизм - все. И ребенок так беспомощно зависим, что ничего не может сказать. У него действительно нет и понятия о слове «нет».

Ребенок верит и доверяет людям, которые дают ему все, помогают ему, поддерживают его: матери, отцу, семье... теплоте, уюту. Они предоставляют ему все возможности для его роста; им нельзя не доверять. Этот вопрос даже и не возникает в уме ребенка, и это естественно, что не возникает.

Но из-за этой естественной ситуации все религии мира совершили величайшее преступление в человеческой истории; то есть без готовности ребенка, без восприятия ребенка, без его желания они делают его христианином, мусульманином, евреем, индусом, коммунистом. Конечно, ребенок не говорит «нет», но он и не говорит «да». Если люди способны чувствовать, они подождут, когда ребенок скажет «да».

Если они по-настоящему любят, они подождут, пока ребенок спросит их: «О чем вся эта церковь?» Они должны предпринять все усилия к тому, чтобы предотвратить все косвенные влияния на него; вопрос же о прямом влиянии не должен даже и возникать. Ребенок должен оставаться чистым, ясным, таким, каким он родился, до тех пор, пока он не наберется немного разума.

Для роста не требуется много времени.

Нужно лишь немного терпения.

Он будет задавать вопросы, ведь каждый рождается с потенциалом к поиску внутри себя. Он подойдет к вам с вопросами; но и тогда, если вы бдительны, любовны, сострадательны по отношению к этому юному попутчику... Он не является вашим владением, он лишь вышел на свет через вас. Вы были всего лишь переходом - никогда не забывайте об этом. Он не принадлежит вам, он принадлежит всему существованию. Вы были для него лишь путем, которым он вошел в это тело.

Не разрушайте естественного потенциала ребенка.

Не извращайте ребенка согласно вашим насущным интересам.

Не будьте политиками, по крайней мере, по отношению к вашему собственному ребенку.

Но все в мире, все родители, все учителя, не имеют и понятия о том, что они творят.

Именем религии они совершают грех.

Обыкновенно я не использую это слово. С моей точки зрения, в жизни могут быть ошибки, погрешности, - но не грехи, - потому что человек «погрешим». Человек не рождается всеведущим, знающим все. Он не рождается папой - непогрешимым. Он много раз упадет и поднимется снова. Так человек учится ходить; так человек учится смотреть, спрашивать.

Да, много раз он пойдет по неверному пути. В этом нет ничего неправильного. Пойдя по неверному пути, вы поймете, что он неправильный, потому что, когда вы движетесь в неверном направлении, вы не можете чувствовать себя комфортно: вот оно естественное указание. Вы будете чувствовать себя неспокойно, ваш живот будет сводить судорога; вы будете чувствовать напряженность, — ведь то, куда вы идете, — не ваш естественный путь. Все это указывает на то, что нужно изменить маршрут и навсегда понять, что этот путь не ваш.

Но в отношении религии я не могу использовать обыкновенные слова, такие, как ошибка, погрешность, - нет. Нужно что-то по-настоящему весомое.

Поэтому я говорю, что так называемая религия — это единственный грех на свете, потому что она совершает преступление против того, кто совершенно беспомощен и находится в ваших руках. И это преступление огромных размеров.

Если вы становитесь индусом, если вы становитесь христианином, если вы становитесь буддистом, это можно понять. Но когда человек становится просветленным, что это означает? Это означает по-настоящему разделаться со всем, что сделали общество, культура, религия, государство, система образования, родители, - все вместе они состоят в заговоре против маленького ребенка. Разделаться со всем этим - вот что значит быть просветленным: вернуться к детству, вернуться к свежести, к тому зеркальному свойству просто отражать без предварительного суждения, без предубеждения.

Зеркало просто отражает. Когда вы стоите перед зеркалом, зеркало не выносит о вас ни единого суждения, - хорошо, плохо, красиво, безобразно, - ни единого суждения совершенно. Зеркало просто отражает. Оно никоим образом не вовлекается.

Я помню свое собственное детство. В тот момент, когда я начал осознавать то, что происходило, — мне было, наверное, около четырех или пяти лет, - что меня двигали в определенном направлении, которое я не выбирал, я спросил своего отца: «Как вы думаете, родившись вашим сыном, я должен буду следовать вашей религии, вашей политике; я должен буду стать членом светского клуба, я должен буду заниматься вашим бизнесом? Означает ли это, что, к несчастью родившись вашим сыном, я должен буду заниматься всеми этими вещами?»

Он сказал: «Кто сказал, что ты должен становиться членом светского клуба или что ты должен становиться членом политической партии, в которой я состою? Кто тебе это сказал?»

Я сказал: «Никому не нужно говорить это, вы на протяжении пяти лет постоянно делали это. Зачем вы брали меня вместе с собой в джайнский храм? Кто вы, чтобы решать такие вопросы? Почему вы говорили мне, чтобы я поклонялся статуе Махавиры, каким-то писаниям, о которых я ничего не знаю?» В то время я не умел еще и читать. Писания были просто книгами, как любые другие, но все поклонялись им».

Я сказал: «Вы поклонялись, вы поощряли меня к поклонению, а для меня выглядело неуклюжим стоять там, когда все остальные оказывали такое большое уважение книгам. Но вы не спрашивали меня; вы брали меня в храм без моего согласия. Как раз рядом стоит мечеть - моего друга водили туда. Почему меня туда не водили? Почему родители моего друга не водили его в джайнский храм?»

«Что же тогда политика, если не это? Вы навязываете мне определенные идеи, наполняете меня определенными точками зрения. И вы начали это так рано, что я и не осознавал еще, что же происходит». Я сказал: «Ну, а теперь прекращайте это; оставьте меня в покое. Теперь я в состоянии сказать "нет". И запомните, если я не могу сказать "нет", то как я смогу сказать "да"? Способность сказать одно означает также способность сказать и другое; они неразрывны».

«Поэтому пусть вас не оскорбляет мое "нет". Я скажу "да", но вам придется подождать. Может быть, я не смогу сказать "да" этому храму, но какому-нибудь другому; не этой книге, но какой-нибудь другой. Прямо сейчас ничего нельзя предсказать; я не вещь, которая предсказуема. Стул завтра останется стулом, стол останется столом; они предсказуемы. Что же сказать о человеческом ребенке? Я не предсказуем».

Один пьяница, совершенно пьяный, зашел в кондитерский магазин. Он дал хозяину магазина одну рупию, на половину купил конфет, а остальное попросил сдать мелочью. Хозяин магазина сказал: «Прямо сейчас у меня нет мелочи. Завтра утром, когда будете проходить мимо, возьмете ее. Или можете забрать свою рупию, а завтра утром отдадите половину, — как вам угодно».

Пьяница сказал: «Хорошо, завтра утром я заберу мелочь». Но потом он подумал: а что если хозяин магазина, поменяет свой адрес? Мир такой хитрый... Мне следует предпринять что-нибудь, чтобы он не смог сменить своего адреса так, чтобы я не узнал об этом. И, оглядевшись вокруг, он увидел быка, сидевшего напротив магазина. Он сказал: «Вот и хорошо. Хозяин магазина может быть даже и не знает, что перед его магазином сидит бык».

На следующее утро все, что пьяница мог вспомнить, было то, что перед магазином сидел бык и что в этом магазине ему нужно забрать половину своей рупии. Он отправился искать быка, и понятно, ведь это было у него единственным доказательством. Но бык — это не статическая вещь: теперь бык сидел перед парикмахерской.

Пьяница вошел внутрь, схватил хозяина за горло и сказал: «Ах ты, сукин сын! Из-за какой-то полрупии ты сменил свою профессию, ты сменил касту; всего за одну ночь кондитерская исчезла, и ты стал парикмахером!»

Тот человек сказал: «О чем это вы? Вчера моя парикмахерская была закрыта».

Пьяница сказал: «Великолепно! Тебе не удастся обмануть меня. Вот, посмотри на быка. Даже если я и пьян, но я не дурак. Я знал, что возможны неприятности, поэтому я специально запомнил этого быка; мне пришлось вспоминать о н^м снова и снова всю ночь. И бык по-прежнему сидит все в той же позе, перед твоим заведением».

Парикмахер сказал: «Теперь я понимаю, в чем проблема, ведь я тоже видел вчера вечером этого быка, но только перед кондитерским магазином. Так что, пожалуйста, отправляйтесь туда. Бык ведь не остается на одном и том же месте, он передвигается; он передвинулся! Что я могу здесь поделать?»

Но люди продолжают думать, что ребенок останется тем же самым, каким они сделали его. Да, большинство людей остаются теми же самыми, потому что это удобно, комфортабельно. Зачем беспокоиться? Зачем быть скептиком, когда все ответы уже даны вам?

Все религии осуждают скептицизм.

На самом же деле, скептицизм - начало по-настоящему религиозного человека.

Скептицизм означает спрашивать.

Скептицизм означает: что бы вы ни сказали мне, я не приму этого, пока не испытаю этого сам.

Но это неудобно. Вам придется долго путешествовать, и вы не будете знать, доберетесь ли вы до точки, где сами найдете ответ.

Большинство людей, огромные массы, хотят удобств, комфорта, уже готовых вещей, уже готовых ответов. Это можно понять. Это безобразный факт, касающийся человеческих существ, что даже ради истины они не хотят даже малейших неприятностей.

Даже истину люди хотят задаром.

И из-за того, что вы хотите получить истину задаром, существуют коробейники, дешево продающие ее.

Не только дешево - они продают ее, ничего не требуя с вас. Не только это, они еще и вознаграждают вас: если вы купите их истину, они вознаградят вас. Христиане назовут вас святым, индусы назовут вас Махатмой, мудрецом. Без всяких усилий, не платя ничего, вы завоевываете такое большое уважение. Все, что вам нужно, это притвориться, стать лицемером.

Притворяется все человеческое общество.

Что вы знаете о переживании Христа?

Вы становитесь христианами, даже не ощутив вкуса того, что это такое.

Если это не лицемерие, то тогда что же такое лицемерие?

Вы верите в Бога, ничего не зная о Боге.

Если это не нечестность...

Какой же еще тогда должна быть нечестность?

Вы не честны даже по отношению к Богу.

Честный, искренний человек начнет со скептицизма. Он будет спрашивать. Он поставит знак вопроса на каждом аспекте той обусловленности, которую наваливают на него родители и общество.

Общие массы можно понять, им можно простить. Но как простить человеку, который достиг просветления? Его просветление означает, что он разделался со всеми условиями, обусловленностями, со всеми программами. Он распрограммированный человек, он разгипнотизированный человек. Но непростительно, если просветленный человек продолжает говорить, что он христианин, хотя именно так и происходило на протяжении всей истории.

Лишь изредка встречались немногие люди, которые просто объявляли о своей уединенности.

Они вставали на свою собственную пешую тропу и оставляли широкие автострады, по которым движутся все, - конечно, это удобно. И когда вы оставляете автостраду, то будете прокладывать свою тропу просто потому, что идете. Нет готовых троп, доступных вам.

Вот почему я говорю, что истина чего-то стоит.

Вам придется платить за нее.

Когда вы идете там, где нет троп, ваши ноги будут кровоточить. Ваш ум будет стараться убедить вас вернуться назад на автостраду, где движутся все остальные, он скажет: «Не будь дураком! Здесь ты потеряешься. Там ты будешь в толпе; там теплее. И когда вокруг так много людей, есть уверенность, что мы движемся в правильном направлении, - так много людей не могут ошибаться».

«Одинокий, где гарантия, что идешь ты в верном направлении? - у тебя нет ни одного указания. На автостраде миллионы людей впереди, миллионы людей позади, миллионы вместе с тобой. Какие же еще нужны доказательства?»

Я понимаю, что обычный человек предпочтет автостраду. Христианская она, или индусская, джайнская, мусульманская, не имеет значения, - он будет среди большой толпы. Насколько хватает взгляда одна только толпа и толпа, и это дает вам глубокую уверенность в том, что вы должны быть на правильном пути.

Я могу простить вам. Но как я могу простить Святому Франциску? Он просветленный, и все же он христианин, он идет в Ватикан, к папе, припасть к его ногам! Это же отвратительно: папа! Непросветленный, просто выбранный... Всякий достаточно изворотливый, достаточно умный, чтобы организовать кампанию в свою пользу, может стать папой.

Но почему Святой Франциск отправился туда? Потому что по всей стране люди начали уважать Франциска, любить его, принимать то, о чем он говорил, - и известия об этом, непрерывно достигавшие папы, шокировали его. Человек, который не был посвящен папой в святые, уже принимает людей как святой! Д папу обошли - терпеть этого было нельзя. Этот человек саботировал всю католическую систему, а ни одна бюрократия не может допустить саботажа.

А согласно церкви, если он стал просветленным, то первое, что он должен был сделать, это явиться к папе, и если папа даст ему сертификат, говорящий «да», то вот тогда он просветленный, - если папа даст санкцию на просветление... В этом христианский смысл святости - санкционировано папой.

Становитесь кем угодно, - но никогда не становитесь христианскими святыми. Христианский святой просто означает «санкционировано пэлой». Особенно теперь не становитесь христианскими святыми, какую бы цену за это не пришлось платить. Санкционировано папой-поляком! Что за святыми вы будете?

Но Святой Франциск, видя, что папа гневается и что приходят послания, говорящие: «Тебе прежде всего следует пойти к папе», — отправился к нему, коснулся его ног и молил его с простертыми руками: «Благослови меня, скажи мне, как могу я служить Христу, его церкви, христианству и тебе». И папа был, конечно, совершенно счастлив: Франциска санкционировали в качестве святого.

Я понимаю папу и его глупость, потому что никто ничего другого от папы и не ожидает. Но что делал Святой Франциск? Что-то упущено в его просветлении. Он просветлен, но все еще заключен в своей старой обусловленности, как в тюрьме.

Хотя теперь он и знает: «Я не обусловлен», - у него не хватает смелости выпрыгнуть из своего тюремного заключения. Напротив, он решает пользоваться самой тюрьмой, самой обусловленностью, языком, данным этой обусловленностью, нести его послание к людям. Это трусость. Вот почему так много святых прошлого из всех религий потеряли мое уважение.

Я знаю, что они поняли, но их понимание не было достаточно пылким, оно было чуть теплым. Оно не было революционным, оно было ортодоксальным. Может быть, они были обыкновенными людьми, и страх обыкновенного человека все еще тянет его куда-то обратно в тень и влияет на его действия. Их язык, их поведение, их действия, дают указания на то, что они были просветленными людьми, но они также показывают, что не сумели перейти через всю свою обусловленность. Может быть, они думали, что если они перейдут через нее, то им невозможно будет общаться с людьми, ведь людьми владеет та же обусловленность.

Думать подобным образом совершенно правильно для бизнесмена, но совершенно неправильно для просветленного человека. Кого волнует, понимают люди или нет? Если они понимают, им же лучше; если они не понимают: «Отправляйтесь к черту!» - это их дело. Но почему ради вас я должен нести ненужный груз, причем я знаю, что это чистый хлам?

На этом пути многие просветленные люди прошлого потеряли мое уважение. Я не могу отрицать, что они были в том пространстве, где я хочу, чтобы были вы все: они были в этом пространстве, но они остались бутонами, они так и не раскрылись цветами. Они так боялись, что остались бутонами. Они побоялись раскрыться.

Раскрытие всегда рискованно.

Кто знает, что произойдет, когда вы раскроетесь?

Одно известно - распространится ваш аромат.

И это может создать для вас неприятности.

Аромат просветленного человека — это революция, это восстание...

Может быть, лучше оставаться нераскрывшимся бутоном, как те люди, которые не были достаточно смелы, - просветление было не в тех руках.

С Дж.Кришнамурти ситуация является совершенно новой. Он просветленный, и он не ортодоксальный, - но он впал в другую крайность: он анти-ортодоксальный. Анти должно быть подчеркнуто.

Когда я был студентом в мой последний год, в нашей группе было две девушки. Мы трое были единственными студентами на отделении религии. Вы понимаете, что человек, который был профессором и вел этот курс, был религиозным человеком; и как следует ожидать от религиозного человека, он был очень увлечен одной из девушек. Он был безбрачным. Он по-настоящему следовал индусской традиции, потому что хотел однажды стать монахом, и вот он готовился: упражнялся в йоге, в упражнениях по концентрации и визуализации, и непрерывно повторял, распевал мантры. Но все эти вещи с одной стороны, а биология — с другой стороны, и она весомее.

Положите все ваши писания на одну чашу весов — все писания всех религий, - и биологию на другую чашу. Биологическая сторона опустится до земли, а ваши писания поднимутся к небесам. Они не имеют никакого веса.

И вот теперь этот человек был в большом затруднении. Одна девушка была дурнушкой; о ней не стоит и говорить. На самом деле она была немного больше, чем дурнушкой. У нее были небольшие усики, которые она вынуждена была сбривать, — а что ей оставалось делать? Она была пенджабкой, и так случается в Пенджабе... Пенджабские женщины сильные, упорные работницы, и они работают на полях наравне с мужчинами. Я полагаю, что такая большая работа и напряжение и приводят к тому, что начинают расти усы и борода, — ведь то же самое я видел в Ашраме Шри Ауробиндо.

В ашраме Ауробиндо каждый должен выполнять определенные, и очень тяжелые, упражнения. Большую часть его ашрама составляли молодые девушки, посланные туда своими родителями, - последователями Ауробиндо, — чтобы обучаться там духовной жизни. И я был удивлен тому, что почти у всех их росли маленькие усики. Странно! Я сказал: «Если такое происходит в ашраме, то все ашрамы должны быть уничтожены». Я спросил об этом у одного служившего там человека.

Он сказал: «Я чувствую себя неловко, потому что об этом спрашивает каждый, а я не знаю, как это происходит».

Я сказал: «Трехчасовые упражнения утром, трехчасовые упражнения вечером - вот эти упражнения все и делают». А упражнения были почти как в армии! С этим что-то нужно делать. Слишком большое напряжение и слишком большой объем упражнений что-то меняет, по-видимому, в гормонах тела, и у девушек начинают расти борода и усы, - ведь я знал эту девушку, и она было немного больше, чем дурнушкой. На самом деле, вы бы просто прошли мимо нее, вы бы даже не взглянули на нее, и я не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь смотрел на нее.

Но другая девушка была редкой красоты. Она была из Кашмира, а в Кашмире рождаются, по-видимому, самые красивые женщины на свете. Мой безбрачный профессор волновался и кипел. И величайшей его неприятностью было то, что эта девушка интересовалась мною, а не им. Поэтому он очень злился на меня, ведь он всеми силами старался, чтобы эта девушка заинтересовалась им, а она просто не обращала на него внимания.

Меня эта девушка не интересовала, но она определенно интересовалась мною. Она подходила, бывало, спросить это, спросить то, взять эту книгу... И когда она подходила ко мне, естественно, я все делал, что она хотела. А тот человек пылал!

И однажды все это дошло до крайнего предела, потому что девушка пригласила меня к себе домой - она жила в городе - на ужин, и этот безбрачный религиозный профессор услышал, что я был приглашен девушкой к ней домой. Она была дочерью главы налоговой инспекции города и хотела представить меня своим родителям, отцу и матери. Только она знала об этой цели, я не знал совершенно ничего.

Я сказал ей: «Мне не интересны какие-либо отношения, ты должна понять это прежде всего; не нужно без необходимости зря устраивать ужин. И если ты устраиваешь со своими родителями какой-то заговор, то я ничего не знаю об этом и не участвую в нем. Я могу прийти на ужин, - ты приглашаешь меня, я не отказываюсь, - но это все».

Она была шокирована. Я сказал: «Можешь забрать свое приглашение назад, нет проблем, - меня это не заденет. На самом деле, это я задеваю тебя». Но не это я хотел подчеркнуть. Когда профессор услышал об ужине и о том, что девушка собирается представить меня своим родителям, он поймал меня в углу в библиотеке.

У меня был там собственный угол. То была маленькая комнатка, которую я выбрал в библиотеке и которая была отведена мне по специальному разрешению вице-канцлера с тем, чтобы мне можно было не сидеть вместе со многими людьми, входящими и выходящими, но иметь свое собственное место. Я хотел быть в уединении, поэтому закрывался изнутри. Мой интерес к книгам был потрясающим. Я прочел, может быть, больше, чем кто-либо другой в мире, потому что не занимался ничем другим, кроме чтения. Я спал обычно по три или четыре часа, и все; все остальное время я непрерывно читал.

Кто-то постучал в мою дверь. Такого обычно не случалось, потому что я сказал всем моим профессорам, что даже если университет загорится, меня это не касается: они не должны беспокоить меня. Я сказал библиотекарю: «Если захотите закрывать библиотеку, пожалуйста, - я останусь здесь на всю ночь, -но никогда не стучите в мою дверь. Такая фамильярность мне не нравится, совсем не нравится».

Кто-то постучал; такое случилось впервые. Я подумал: «Кто это может быть?» Я открыл дверь. Этот безбрачный, весь красный от гнева, закрыл за собой дверь и спросил меня: «Вы любите эту девушку?»

Я сказал: «Я даже не ненавижу ее».

Он сказал: «Что вы имеете в виду?»

Я сказал: «В точности то, что я сказал: я даже не ненавижу ее; вопрос же о любви и не возникает. Между мной и ею нет даже отношений ненависти - вы совершенно понапрасну краснеете и горячитесь. Выйдите-ка из моей комнаты. В том же, что касается ужина, я отказался от него, так что не беспокойтесь. Но если вы хотите отужинать в ее доме, я могу устроить это».

Он сказал: «Нет, нет, я не хочу никакого ужина, особенно если он устроен вами». И снова он спросил: «Но что вы имеете в виду под этим: "Я даже не ненавижу ее"?»

Я сказал: «Это же так просто - вы же профессор религии: почему же вы не понимаете таких простых вещей? Ведь любовь — это отношение, ненависть - это отношение. В любой день любовь может стать ненавистью, так и происходит, - не то, что в любой день, каждый день. Наоборот тоже верно: ненависть становится любовью. Такое немного реже, но тоже случается, потому что любовь и ненависть — это одна и та же энергия, но организованная различными способами. Вы имеете один и тот же диван, один и тот же стул, один и тот же стол, но вы можете организовать их тысячею разных способов. Люди делают так постоянно. Поэтому я просто сказал, чтобы обрубить проблему в самом ее корне: "Я даже не ненавижу ее", - так что можете полностью успокоиться».

Почему я вспомнил об этом? Я вспомнил об этом из-за Дж.Кришнамурти. Он ненавидит ортодоксальность, он ненавидит все, что пришло во имя религии. Вспомните разницу: я критикую ее, но я не ненавижу ее. Я даже не ненавижу ее! У Кришнамурти же с ней есть отношение, - я же к ней не имею никакого отношения, - и именно здесь он что-то упустил.

Он воспитывался в очень странной ситуации - его воспитывали теософы, чтобы объявить его учителем мира. Создать же учителя мира невозможно. Учителями мира рождаются, а не делаются. И учителям мира вовсе не нужно объявлять себя учителями мира: они являются ими. Это не вопрос объявления, это вопрос признания со стороны остального мира; не его дело объявлять себя.

Когда бы ни появился человек, обладающий способностью притягивать людей со всего мира, - разумных людей, людей ищущих, спрашивающих, людей готовых к риску и азарту, - ему не нужно объявлять: «Я учитель мира». Весь мир будет смеяться над таким человеком. Учитель мира не имеет ничего общего с таким человеком; решать здесь должен мир.

Но то, что делали теософы, было чем-то прямо противоположным: они пытались создать учителя мира. Поэтому они натаскивали Кришнамурти с девятилетнего возраста, - сейчас ему девяносто. Теософы подобрали его, когда он голым купался вреке, которая течет через город Адьяр в Индии, -где была штаб-квартира теософского движения. В то время это было великое движение: тысячи людей интересовались им. Не хватало лишь одного - учителя мира.

То были очень умные люди, такие, как Лидбитер, Анни Безант, полковник Олкотт, но ни один из них не обладал харизмой. Чтобы быть Учителем, абсолютно необходима одна вещь: личность должна обладать некоторым магнетическим свойством, некоторой харизмой. Не только его слова, но само его существо должно обладать способностью притягивать вас как магнит. Этого-то и не было.

Анни Безант была хорошей дамой, но что делать с этим? - есть миллионы хороших дам. Лидбитер был хорошим писателем, но ни один учитель мира не был даже писателем. Ни один учитель мира, достойный упоминания, никогда не писал, потому что сказанное слово несет в себе таинство, которым не обладает слово написанное. Написанное слово может быть написано любым.

Как вы думаете, будет ли какая-нибудь разница, вы написали его или Иисус Христос? Может быть, написанное вами будет лучше? Но вы не испытаете харизматического воздействия только потому, что Иисус написал это. Но в том, что касается слова сказанного... слово, сказанное Иисусом, имеет определенное воздействие. Вы тоже можете сказать то же самое слово, но оно не окажет того же воздействия.

Все христианские миссионеры постоянно повторяют одни и те же слова. Иисус оставил не так уж и много; на самом деле всего лишь одну проповедь, Нагорную Проповедь, содержащую все его учение. И он был необразованным человеком, потому не мог пользоваться изощренным языком: его язык простой, грубый, необработанный. Чего еще ожидать от сына плотника? Но его воздействие было потрясающим. Ни за что люди не распинают.

Если иудеи и римляне согласились распять этого человека, то можете принять как данное: в этом человеке было что-то такое, что заставило дрожать на троне царя Ирода. Первосвященник иудеев, державший в своих руках всю религиозную власть, слушая Иисуса, немедленно понял, что ни один ученый муж не может победить этого человека.

И дело не в том, что говорит этот человек, а в том, как он говорит это, — или даже лучше, — само его присутствие, пространство, из которого он говорит, несет определенный аромат, определенное качество проникновения, которое достигает вашего сердца. И нет пути избежать этого. Позднее вы, может быть, найдете тысячу и один аргумент против, но в присутствии этого человека - прав он или нет - его воздействие абсолютно. В его присутствии вы не можете сомневаться в нем.

Ну и, конечно, невозможно создать такого человека, давая ему уроки в ораторском искусстве, обучая его лучшим приемам языка, речи, делая его искусным во всех отношениях. Но теософы упорно работали над Дж.Кришнамурти до тех пор, пока ему не стало двадцать пять, и тогда они подумали: «Настало время обнародовать нашу декларацию — он готов». И они взяли на обучение действительно великого человека.

Вместе с ним они взяли на обучение несколько других мальчиков, потому что заранее не было известно, кто из них окажется подходящим. Поэтому они обучали по крайней мере полдюжины мальчиков, но Кришнамурти показался им наилучшим. И конечно, он был наилучшим, - но не для их целей. Для их целей из оставшихся пяти подошел бы любой.

Один из них, Радж Гопал, все еще жив. Он на протяжении всей своей жизни был личным секретарем Дж.Кришнамурти, но несколько лет назад он предал его, по-настоящему предал. Все - все права адвокатов, все авторские гонорары, все авторские права на книги - все было оформлено на имя Раджа Гопала, чтобы Кришнамурти не надо было ни о чем беспокоиться.

Когда Кришнамурти было восемьдесят лет - десять лет тому назад, - Радж Гопал просто завладел всем этим: всеми будущими гонорарами, книгами и всеми пожертвованиями, которые поступили за этот пятидесятилетний период. Он просто оттолкнул Кришнамурти, сказав: «Я больше вам не секретарь. И забудьте обо всех этих вещах, - а если хотите пойти в суд, идите».

Этот человек, Радж Гопал, оказался лучше всех подходящим теософскому движению и его целям. Он оказался предельно ловким, хитрым, обладающим огромным терпением, действительно человеком сильной воли. Он долго ждал, чтобы предать Кришнамурти: он вынашивал эту идею лет пятьдесят, но никто не мог обнаружить ее в нем. Даже Кришнамурти не мог ничего заподозрить. Как это можно представить себе, что человек, который служил вам на протяжении пятидесяти лет, однажды возьмет и отрубит вам голову? Тот, кто не поднимал ни единого вопроса, ни единого сомнения в вас. Радж Гопал подошел бы гораздо лучше для целей теософов.

Дж.Кришнамурти определенно был лучшим, но не для их целей. И это было доказано незамедлительно, потому что в тот день, когда он собирался декларировать себя учителем мира... Они подготовили каждое слово его речи, прослушивали его снова и снова с тем, чтобы он мог в точности повторить свою речь, потому что она должна была стать документом исторического значения; никто не делал такого раньше.

Шесть тысяч представителей со всего мира собрались в Голландии. Одна старая леди из королевской семьи пожертвовала свой замок и пять тысяч акров земли, чтобы там могла разместиться всемирная штаб-квартира Кришнамурти. Все было Подготовлено в величественном масштабе.

Кришнамурти поднялся и сказал: «Я ничей не Учитель, и никто не мой ученик. Единственной декларацией, которую я должен сделать, является то, что я покидаю движение, которое было сотворено вокруг меня. Я распускаю организацию, названную "Звезда Востока", которая была создана специально для моей работы, и я возвращаю замок, деньги, пожертвования и землю их владельцам».

Анни Безант плакала; она не могла поверить своим глазам. Это был такой удар: «Что случилось? Мы пришли сюда со всего мира, а этот человек просто говорит, что он ничей не Учитель, и не нужен такой». Но для всякого, кто понимает, как действует человеческая психология, это не было неожиданностью.

Теософы совершали над ним насилие, и для него в тот момент впервые появился шанс встать и выступить перед публикой - и он не хотел упустить его. До того момента он содержался в секретном месте, а по всему миру распускались слухи о том, что он входит во все более высокие и высокие степени духовности. «Вот он прошел трехзвездную степень, вот он прошел пятизвездную, семизвездную степень; вот он достиг всех девяти звезд и время пришло». Вот почему организация, созданная специально для учителя мира, называлась «Звезда Востока», ведь он был первым человеком, который достиг высочайшей вершины сознания: девяти звезд.

Похоже на пятизвездный отель - девятизвездный отель!

И конечно, когда вы выпадаете из девятизвездного отеля... Все движение было разрушено. Была распущена не только организация «Звезда Востока», удар был так силен, что все теософское движение начало распадаться на части и увядать. Теперь это всего лишь история.

Проблема с Кришнамурти заключается в том, что теперь с тех пор прошло уже шестьдесят пять лет, а он продолжает говорить людям: «Умрите для прошлого; живите этим мгновением», - непрерывно. Это наваждение. Мое понимание таково, что сам он не смог умереть для своего прошлого - его прошлое: те годы учения, подготовки и лицемерия. Те люди, которые почти мучили его всем этим учением йоги, - пробуждением в три часа утра, обливанием холодной водой, выполнением всех этих упражнений, повторением всех этих мантр, - они оставили в нем шрамы.

Он говорит вам: «Умрите для прошлого», - а сам он не смог простить тех людей, которые все уже умерли. И он не смог забыть те ранние годы мучений во имя подготовки, учения.

Вот странное совпадение, что как раз сегодня я впервые увидел Кришнамурти на телевизионном экране. Раз так случилось, что я был в Бомбее, он был Бомбее, и он хотел встретиться со мною. Один из его главных учеников в Индии пришел ко мне и попросил меня, - он знал меня и бывало слушал мои беседы: «Дж. Кришнамурти хочет видеться с вами».

Я сказал: «Нет проблем - приводите его».

Но он сказал: «Так не по-индийски».

Я сказал: «Кришнамурти не верит ни в индийское, ни в европейское, ни в американское».

Он сказал: «Может быть, он и не верит, но все остальные-то верят».

Я сказал: «Я не собираюсь встречаться со всеми остальными. Вы говорите, что Дж.Кришнамурти хочет встретиться со мною: приводите его. Если бы я хотел встретиться с ним, я бы пришел к нему, но я не вижу необходимости в этом».

Тот же снова и снова подчеркивал: «Он старше, вы моложе», - в то время мне было только сорок лет, а Кришнамурти был вдвое старше меня.

Я сказал: «Это совершенно верно, но я не вижу никакой необходимости встречаться с ним. Что я скажу ему? У меня нет к нему вопросов, у меня есть только ответы. Будет выглядеть очень неловко, если я начну отвечать ему, когда он ни о чем и не спрашивает. Он будет ожидать от меня вопросов. Это невозможно - я никогда не спрашиваю. У меня есть только ответы, так что же мне делать?»

«Конечно, он просветленный, так в чем же необходимость? Самое большее, мы можем посидеть рядом в молчании. Так зачем без необходимости отвозить меня за десять или двенадцать миль?» А в Бомбее десять или двенадцать миль означают иногда два, иногда три часа в пути. Дороги постоянно заблокированы всеми видами экипажей, Бомбей, по-видимому, единственный город, по которому ездят все модели автомобилей. Самый древний автомобиль, на котором Бог вывозил из рая Адама и Еву, - и тот тоже будет в Бомбее. Нет другой возможности; он не может быть ни в каком другом месте.

Я сказал: «Я не заинтересован в том, чтобы тратить три часа, беспокоиться без необходимости... И у меня раньше уже было такое переживание: это абсолютно бесполезно. Вы пойдите и спросите его; если он захочет спросить меня о чем-то, я, может быть, подумаю о том, чтобы прийти к нему из-за его старых лет. Но самому мне не о чем спрашивать. Если он хочет повидаться со мною, тогда он должен принять на себя хлопоты по прибытию сюда». Конечно, Кришнамурти услышал об этом, он был очень разгневан. Он очень легко гневался. Этот гнев от его прошлого; он гневается вместе со своим прошлым.

Как раз сегодня по каналу Би-Би-Си я видел интервью с Кришнамурти, - это было мое первое знакомство с тем, как он выглядит, - и я был просто расстроен! Снова та же история, которую я рассказывал вам вчера, - та же история. В нем совсем нет харизмы, нет впечатления. Мне было жаль смотреть на это интервью. Я знаю, что он просветленный, но было бы лучше, если бы я не видел его лица, его жестов, его глаз, потому что во всем этом нельзя найти и тени просветления. Багаж добрался до места назначения - пассажир потерялся где-то по дороге.

Я продолжаю говорить, что он просветленный, потому что я прочел тысячи слов просветленных людей, - слова Кришнамурти гораздо более точны в описании этого переживания. И путь его переворота совершенно в духе просветления. Но есть различие между переворотом и восстанием, очень тонкое различие.

Переворот - это реакция, реагирование. Восстание - это не реакция, это акция, действие. Пожалуйста, постарайтесь понять это различие: реакция обязана оставаться связанной с ситуацией, в связи с которой она возникла. Именно это тянет его назад. Он не может отбросить эти тени, - которые не что иное, как тени, - он окружен ими, и он все еще реагирует на них. Пока он говорит с вами, он говорит не с вами: вы - просто предлог для обвинения тех мертвых людей, которые сделали ему что-то плохое.

Я думаю, что он стал бы просветленным в любом случае, если не в этой, то в другой жизни. Но если бы он был предоставлен самому себе, тогда все было бы совершенно по-другому. Тогда была бы акция, действие, а не реакция. Тогда-то и было бы восстание.

Я не реагирую ни на что. Все, что я говорю, я говорю не в качестве реакции на что-либо, а в качестве моего переживания. Если сказанное идет против чего-либо, это другой вопрос; это побочный эффект. Для Кришнамурти же побочным эффектом является то, что он говорит; его исходной мыслью остается стремление уничтожить тех людей и то, что они сделали с ним. Ему девяносто лет, но те тени все еще носятся вокруг него; и из-за этих теней он не смог расцвести и стать харизматическим существом. Именно это я и увидел сегодня: в нем вовсе нет харизмы, очарования.

Девяносто лет - это долгая жизнь. И начал он свою карьеру в девять лет — с девятилетнего возраста он пребывал в духовном мире на протяжении восьмидесяти одного года непрерывно. Может быть, до него никто не пребывал в духовном мире так долго. Но восемьдесят один год... а магнит все еще упущен.

Он выступал повсюду в мире; он, должно быть, самый выдающийся оратор за всю историю человечества. Иисус ограничивался Иудеей, Будда ограничивался Бихаром, но Кришнамурти на протяжении всех этих лет скитался по всему миру. У него есть несколько особых мест, где он выступает, например в Индии: Нью-Дели, Бомбей, Варанаси и Адьяр.

Я знаю о его встречах в Бомбее, потому что жил в Бомбее четыре года, и мои санньясины ходили на эти встречи и рассказывали мне. Одно дело: в Бомбее его слушают не более трех тысяч человек. В Бомбее он выступал всю свою жизнь, и приезжает он туда один раз в году на две или три недели. В неделю он выступает два, самое большее три раза; и при этом слушают его всего лишь три тысячи человек. И самое странное в том, что приходят туда почти одни и те же люди, причем большинство из них очень старые, потому что они слушают его на протяжении сорока лет, - те же старомодные люди.

Странно: они слушали этого человека на протяжении сорока лет, и, похоже, ни он не добрался никуда, ни они не добрались никуда. Это стало просто привычкой: похоже, что он вынужден приезжать в Бомбей, а они вынуждены ходить слушать его каждый год. Мало-помалу старики умирают, заменяют их немногочисленные новые люди, но общее число никогда не превышает трех тысяч. Та же ситуация в Нью-Дели; та же ситуация в Варанаси... ведь я же выступал в его школе в Варанаси.

Там в его школе я спросил: «Сколько людей приходят сюда? »

Мне ответили: «Самое большее полторы тысячи, но это всегда одни и те же люди».

Какое влияние! А ведь этот человек предпринимал тяжелейшие усилия. Иисус в три года создал целое христианство — без малого величайшую религию мира, хорошо это или плохо. Но в тот день, когда Кришнамурти умрет, вскоре после того, -исключая, конечно, ваше Кришнамурти-Лейк, - его имя исчезнет. Я не вижу причины, почему бы этому не случиться и сегодня.

Он не тот человек, который проникает в вас, обходит ваш интеллект, ведь ваш интеллект, конечно, может вступить в борьбу, но он-то уже захватил ваше сердце, - и вот вы попались. Интеллект может попытаться немного побороться, посомневаться в этом или том, но если захвачено сердце, интеллект вынужден сдаваться.

Интеллект принужден следовать за сердцем. Да, если до того, как что-то достигнет вашего сердца, интеллект перехватит это, то он может все и испортить.

Харизматическая личность - это человек, который напрямую достигает вашего сердца, да так, чтобы интеллект и не осознавал, что же такое происходит, что же такое просачивается в вас.

К тому моменту, когда интеллект узнает, что сердце пульсирует какой-то новой радостью, становится уже слишком поздно.

Интеллект ничего не может переделать в сердце, это невозможно.

Интеллект не может двигаться назад. Как и вы не можете двигаться назад во времени, так и интеллект не может двигаться назад к сердцу: он может лишь стоять при воротах.

Харизматическая личность каким-то образом входит в эти ворота, пока стражник или отлучился, или спит, или задумался о чем-то.

В тот момент, когда слышатся колокольчики, зазвучавшие в сердце, стражник просыпается; но уже слишком поздно, кто-то вошел внутрь.

А стражнику нельзя войти внутрь, пути нет, - движение назад не в природе вещей интеллекта. Да, если интеллект схватит вас в воротах, тогда сердце ничего и не узнает.

А преобразует-то вас сердце, оно соединяет вас, строит золотой мост.

Интеллект - это нечто очень поверхностное.

Сегодня, видя интервью Кришнамурти, я мог лишь опечалиться за этого человека. Он работал всю свою жизнь, претерпевал огромные трудности, но результат ноль. Причину найти не сложно: в нем нет харизматической вибрации, нет ауры. Он окружен тенями прошлого, они заслонили его. Он анти-ортодок-сален, анти-традиционен; но вся его энергия оказалась завязанной в этой ненависти.

Это отношение ненависти к прошлому, но все равно это отношение. Он не смог полностью отсечь себя от прошлого. Возможно, это высвободило бы его энергию; открыло бы его харизматические качества, но так не случилось.

Люди, которые становятся заинтересованными в нем, - это чистые интеллектуалы, - запомните, я говорю чистые интеллектуалы, - которые не знают ничего о том, что у них есть еще и сердце. Эти интеллектуалы интересуются им, но эти интеллектуалы - не те люди, которые смогут преобразоваться. Это просто софисты, спорщики; и Кришнамурти напрасно тратит время с этими интеллектуальными людьми мира.

Запомните, я не сказал разумными людьми мира, — это совсем другая категория. Я говорю о чистых интеллектуалах, которые любят играть словами, логикой... это своего рода гимнастика. И Кришнамурти всего лишь питает их интеллект.

Он думает, что разрушает их ортодоксальность, что он разрушает их традицию, что он разрушает их личность и помогает им раскрыть свою индивидуальность. Он не прав, он не разрушает ничего. Он просто исполняет их сомнения, поддерживает их скептицизм, делает их более ясно выражающими свои мысли — они могут спорить о чем угодно. Вы можете быть способными спорить против чего угодно на свете, но может ли ваше сердце быть за хотя бы что-нибудь?

Вы можете быть против всего — это не изменит вас.

Выступаете ли вы и за что-нибудь?

Это что-нибудь и не исходит от него.

Он просто спорит все время.

И проблема в том, - именно поэтому я испытываю по отношению к нему чувство жалости, - что то, что он делает, могло бы оказать потрясающую помощь, но не помогает никому. Я не встречал ни одного человека, — а я сталкивался с тысячами последователей Кришнамурти, но ни один из них не преобразовался. Да, они говорят очень ярко. Невозможно спорить с ними, невозможно победить их в том, что касается спора. На протяжении лет Кришнамурти отточил свой интеллект, и теперь они, как попугаи, повторяют Кришнамурти.

Это парадокс всей жизни Кришнамурти. Он хотел, чтобы они были индивидуальностями сами по себе, а что же он делает? Они просто попугаи, интеллектуальные попугаи.

Этот человек, Раосахеб Патвардхан, который хотел, чтобы я повидался с Кришнамурти, был его старым коллегой. Он узнал обо мне в 1965 году, когда я выступал в Пуне; он сам жил в Пуне. Его уже нет среди живых. Я спросил Раосахеба Патвардхана, -он был очень уважаемым человеком: «На протяжении всей своей жизни вы были так близки к Кришнамурти, но в чем же достижение? Я не хочу слушать о том, что традиция - это плохо, обусловленность - это плохо, и должна быть отброшена, — я знаю все это. Отложите это все в сторону и скажите мне: чего вы достигли?»

И этот старый человек, который после этого месяцев через шесть или семь умер, сказал мне: «В том, что касается достижений, я никогда не думал об этом и никто об этом меня не спрашивал».

Но я сказал: «Тогда какой же смысл? За традицию вы или против традиции, в любом случае вы привязаны к традиции. Когда же вы раскроете свои крылья и полетите? Кто-то сидит на дереве, потому что любит деревья; кто-то другой сидит на том же дереве, потому что ненавидит деревья, и он не оставит дерева, пока не уничтожит его. Один все время поливает дерево, другой все время ломает его, но оба привязаны, прикованы к дереву».

Я спросил его: «Когда вы раскроете свои крылья и полетите? Вот оно небо. Вы оба забыли небо. И какое вообще отношение имеет дерево к небу?»

Вот почему я вспомнил тот инцидент с моим безбрачным профессором и моими словами: «Я даже не ненавижу ее».

Я не ненавижу ни одну религию.

Я просто устанавливаю факт:

Религии - это не что иное, как преступления против человечества.

Но я говорю это без всякой ненависти во мне. У меня нет любви к ним, у меня нет и ненависти к ним: я просто устанавливаю то, что есть факт.

Поэтому вы найдете много похожего между тем, что говорю я, и тем, что говорит Кришнамурти, но есть и огромное различие. И различие это заключается в том, что пока я обращаюсь к вашему интеллекту, я работаю над чем-то еще... отсюда и такие паузы. Отсюда и такие длинные беседы! Любой идиот может повторить мою беседу в течение часа, - но не я, потому что я должен делать и еще что-то.

Поэтому, пока вы ждете моих слов, - вот оно самое подходящее время: вы ждете, вы заняты своими головами.

А я краду ваши сердца.

Я вор!