|
||||||||||||||||||||||||||||||
|
Михаил Гринберг (Зеленогорский) ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АРХИЕПИСКОПА...Михаил Гринберг (Зеленогорский) ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АРХИЕПИСКОПА АНДРЕЯ (КНЯЗЯ УХТОМСКОГО) Жизнь и деятельность архиепископа Андрея (князя Ухтомского). — М.: Терра, 1991. — 334 с+16 с. илл. Номер страницы после текста на этой странице. СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТЬ I I. Корни. - II. На путях обновления, 1911 -1917. - Ш. 1917. - IV. После 1918 года. V. После 1927 г. до кончины. ЧАСТЬ II ПРИЛОЖЕНИЕ I. Неопубликованные работы епископа Андрея /Ухтомского/ I Краткое жизнеописание - П. Всем — везде. - Ш. Ответ еп. Андрея на обращение пастырско-мирянского собрания от 26 марта 1926 года. 332 IV. Открытое письмо проживающим в Уфе епископам-обновленцам и староцерковникам. V. Из слова в неделю о слепорожденном. VI. Из ответов, данных еп. Андреем на вопросы, предложенные ему на собрании благочинных 3 июля 1926 года. VII. История моего старообрядчества. - VIII. Из писем владыки Андрея. ПРИЛОЖЕНИЕ П. Материалы к истории Съезда православных староцерковников в Уфе 3—6 октября 1927 года 333 Аннотированный указатель имен Библиография сочинений Андрея Ухтомского. - Использованная литература. УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ архим. — архимандрит архиеп. — архиепископ БВ — Богословский вестник БТ — Богословские труда ГЦ — Голос Церкви еп. — епископ ЗЛ — Заволжский летописец ИПКБ — Известия по Казанской епархии КБ — Красная Башкирия Каз. — Казань Материалы — Материалы по Андреевскому расколу. Куйбышев, 1961. митр. — митрополит Св. СПРЦ — Священный Собор православной русской Церкви 1917/1918 гг. СЦ — Слово Церкви УЕВ — Уфимские епархиальные ведомости Ц — Церковь Редактор В. Пекшев, М. Романчук Художественный редактор Я Сайко Технический редактор М Бахнакова Подписано в печать 3.12.90. Формат 84X108/32. Бумага офсетная. Гарнитура «Тайме». Печать высокая. Усл. печ. л. 18,48. Усл. кр.-отт. 19,53. Уч.-изд. л. 17,61. Тираж 50 000 экз. Заказ № 1424. Цена 5 р. 20 к. Ассоциация совместных предприятий, международных объединений и организаций. Издательский центр «ТЕРРА». 109280 Москва, Автозаводская, 10, а/я 73. Отпечатано с готового оригинал-макета на Ярославском полиграфкомбинате Госкомпечати СССР. 150049, Ярославль, ул. Свободы, 97. ББК 84 PI 3—14 3—14 Зсленогорский МЛ. ISSB 5—85255—015—9 ББК84Р1 «ТЕРРА», 1991. Моему первому учителю история -Б. А. Номер страницы после текста на этой странице. ЧАСТЬ I КОРНИ Задача данной работы — проследить жизненный путь епископа Андрея (Ухтомского). В перипетиях судьбы, духовных исканиях и практической работе иерарха нашли свое воплощение основные проблемы, во всей полноте своей вставшие перед православием в первой трети XX века. В процессе работы над темой были использованы отдельно изданные работы епископа Андрея, духовная и светская предреволюционная периодика, мемуарные и исследовательские материалы по истории революционного 1917 года и времени гражданской войны 1918—1922 гг. В период церковных раздоров представители различных течений обращали свое внимание на деятельность еп. Андрея, что отразилось в многочисленных писаниях, носящих чаще всего полемический характер. Светская атеистическая литература, характеризуя владыку, ограничивалась цитированием его высказываний в конце 1917 — начале 1918 годов, однако и здесь удалось обнаружить некоторые сведения о соратниках архиерея и церковной жизни в тех районах страны, куда судьба забрасывала епископа. За последние 20 лет появились исследовательские работы по истории российского православия в пореволюционные годы и среди них следует отметить, в первую очередь, работу митрополита Мануила (Лемешевского). Особо ценным материалом является рукописное наследие еп. Андрея, любовно хранимое многие годы его почитателями. Здесь тетрадь воспоминаний «История моего старообрядчества», размышления о некоторых моментах церковной истории в России, оценка современного состояния православия, письма к единомышленникам и духовным последователям. Немногочисленными, но несомненно ценными, являются воспоминания о владыке его духовных детей — любовь к нему они донесли до наших дней. Обратимся к историческим документам, которые помогут представить родовую среду, откуда вышел владыка Андрей — в миру Александр Алексеевич Ухтомский. Потомок Рюрика в двенадцатом колене князь Глеб Васильевич получил удел на Бело-Озере. В шестом его поколении князь Иван Иванович Каркопольский стал владетелем удела на реке Ухтоме, название которой и дало имя княжескому роду, о котором в «Общем гербовнике дворянских родов Всероссийской империи» сказано: «3. Герб рода князей Ухтомских. В щите, имеющем голубое поле, изображены: золотой крест, под ним серебряная луна, рогами вверх обращенная, а в нижней части щита две серебряные рыбы, плавающие крестообразно в реке. Щит покрыт мантиею и шапкой, принадлежащими княжескому достоинству. Род князей Ухтомский происходит от князей Белозерских. В родословной князей Белозерских, находящейся в Бархатной и других родословных книгах, показано, что праправнук Великого князя Владимира Святого, крестившего Русскую землю, Великий князь Всеволод Юрьевич посадил сына своего Константина на княжение в Ростове. Сын того князя, князь Василий, имел сына князя Глеба и посадил его на уделе на Бело-Озере. У правнука оного князя 4 Глеба Васильевича, князя Василия Романовича был внук князь Иван Иванович Ухтомский, коего потомки князья Ухтомские многие, как Российская история показывает, служили Российскому престолу стольниками и в иных знатных чинах и жалованы были от государей поместьями и другими знаками монаршей милости. Все сие доказывается, сверх истории Российской, Бархатною книгою, справкою разрядного архива и родословного князей Ухтомских» (308)*. Князь Василий Большой Иванович Ухтомский состоял воеводой в Казанском походе 1469 года, где показал «особое мужество» и воинское умение (417; 68); князья Иван Юрьевич и Федор Петрович отличились при взятии Казани в 1552 году; представители рода были воеводами в Полоцком Походе 1551 года, в том же году Ухтомские были отмечены за доблесть, проявленную при осаде Дубровны; в годы Смутного времени сражался с воровскими шайками самозванцев около Хлынова (Вятки) князь Михаил; в 1664 году восемь братьев Ухтомских погибли в бою у местечка Конотоп в битве с поляками и запорожцами. Князья Ухтомские выступили на стороне князя Хованского в годы раскола русской православной Церкви в XVII веке и в дальнейшем семья выражала симпатии старообрядчеству. Из рода Ухтомских вышел знаменитый русский архитектор Дмитрий Васильевич, основавший в 1742 году Московскую архитектурную Школу и воспитавший таких выдающихся зодчих, как Кокоринов, Баженов, Казаков и др. Наиболее известным из созданного Д.В.Ухтомским является колокольня Троице-Сергиевой Лавры*. В ХГХ веке в роду вновь возобладали военные традиции: дядя будущего епископа Леонид — адъютант Нахимова, впоследствии сам адмирал, оставивший интересные мемуары; две тетки были замужем за морскими офицерами — участниками Севастопольской обороны; другой дядя-адмирал — * Здесь и далее в дотекстовых и подстрочных ссылках первая цифра отсылает читателя к порядковом номеру цитируемой работы в списке источников в конце книги, вторая указывает ее страницу. 5 участник обороны Порт-Артура. Отец десять лет служил на флоте и пожелал, чтобы оба его сына — Александр и Алексей — учились в кадетском корпусе, который закончил он сам и его братья. На рубеже XIX и XX веков Ухтомские усиленно занимаются этнографией, по крайней мере, мы находим четырех представителей семьи, занимавшихся этим предметом. Особенно выделяется в этот период Эспер Эсперович Ухтомский — редактор «Санкт-Петербургских ведомостей», этнограф, поэт, публицист: будучи наставником царевича Николая Александровича, сопровождал его в поездке по Дальнему Востоку, о чем написал обширную книгу. Эспер Эсперович поддерживал тесные контакты с еп. Андреем, широко освещал его деятельность на страницах своей газеты и помещал статьи владыки. Отец — Алексей Николаевич — после службы на флоте некоторое время служил в канцелярии Ярославского губернатора, но, обладая неуживчивым характером и привычкой говорить правду в глаза даже начальству, долго в государственных учреждениях не удержался и принялся за улучшение быта крестьян своего родового поместья в Восломе. Старший сын вспоминает, что «отец ухитрялся так хозяйничать, что аккуратно ежегодно получал убытки и если случалось ему получить неожиданную прибыль, то он своим работникам выплачивал прибавки» (118). Детей своих Алексей Николаевич воспитывал в страхе Божием, сам воспринимая Бога лишь как Владыку Мира. Но дети были благодарны отцу за воспитание в них чувств ответственности и долга. «Мать Антонина, — вспоминал владыка Андрей, — была идеально добрая женщина... она никогда ни словом ни делом не обидела и мало того — ей приходилось иногда сглаживать и исправлять те резкости в отношении к людям, которые позволял себе отец, и всегда являлась каким-то ангелом-утешителем, общей любимицей... Она чистым сердцем любила Бога Отца и верила просто, что он и ее * О Д.Ухтомском см. 208, 293, 299. 6 молитвы не может отвергнуть. Это давало ее молитве искренность и напряженность» (1Щ. Известно, что Антонина Федоровна принимала участие в миссионерской работе сына-монаха, жертвовала на создаваемые им монастыри в Казанской губернии, а накануне своей кончины значительную часть состояния завещала Церкви. В сохранившихся отрывках воспоминаний еп. Андрея, составленных, по-видимому, в начале 20-х годов, владыка с особой любовью и признательностью вспоминает свою няню Манефу Павловну — бывшую крепостную, до конца дней жившую в доме Ухтомских: «С ее молитвенного шепота я и выучил свои первые молитвы... запомнил и весь ее запас догматических познаний. Я уже архиереем говорил неоднократно проповеди на темы, заимствованные из мудрых наставлений моей няни» (118). * * * Александр Алексеевич Ухтомский — старший сын в семье — родился 26 декабря 1872 года* в селе Вослома Арефинской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии. После пятого класса гимназии он поступил в 1887 году в Нижегородский имени графа Аракчеева кадетский корпус, а после успешного окончания его, был принят в Московскую Духовную Академию. Такая резкая перемена в судьбе во многом объясняется знаменательным событием — встречей с Иоанном Кронштадтским на волжском пароходе, когда мать везла сыновей на каникулы домой. Отец Иоанн долго беседовал с Александром и Алексеем, после чего они оба приняли одинаковое решение**. Впоследствии молодой клирик * Даты до февраля 1918 г. приводятся по старому стилю; после — по новому (за исключением специально оговоренных). * * Алексей Алексеевич после окончания корпуса также поступил в МДА, неизменно был там среди лучших учеников и был выпущен со степенью магистра богословия. 7 часто встречался с о. Иоанном, вел с ним переписку, а позже — вспоминал в своих проповедях и статьях. О впечатлении, которое производил о. Иоанн, можно составить себе некоторое представление по воспоминаниям Владислава Ходасевича, который в десятилетнем возрасте в тех же ¦ местах под Ярославлем встретил знаменитого пастыря: «В конце лета (1895 г. — Авт.) приехал на Волгу Иоанн Кронштадтский. Под вечер толпа народу встречала его на берегу и провожала в монастырь. На следующее утро служил он обедню — меня с другими детьми поставили впереди. В тот же день, часа в четыре, я по обычаю побежал в парк, о. Иоанн шел с настоятелем и о. Александром. Он благословил меня и спросил, как зовут. Он держался необыкновенно просто и куда менее осанисто, чем многие из знакомых моих монахов. Такое же простое было у него и лицо — оно показалось мне очень женственным и деревенским, и мне было странно, что он окружен таким почтением. К вечеру он уехал. Толпа народа вновь собралась на берег с иконами и хоругвями. Пароход отчаливал, было ветрено и прохладно. Отец Иоанн стоял на корме, ветер трепал его рясу и волосы. Так продолжалось, пока пароход не ушел совсем далеко. Толпа не двигалась. Было так тихо, что слышался плеск воды, набегавшей на берег, и так прекрасно и грустно, что я заплакал» (465, 119). Так Ходасевич завершает главу «Младенчество»... Александр Ухтомский в 1891 году успешно сдал многочисленные вступительные экзамены в МДА и был принят в состав юбилейного — пятидесятого — ее курса, почти целиком состоявшего из бывших семинаристов. В переводных списках курса Александр занимал 33-35 места, то есть учился средне и стабильно: в протоколах заседаний Совета Академии ни разу не отмечался ни среди отличившихся (за исключением вступительного экзамена по греческому языку), ни в списках задолжников. Среди преподавателей МДА тех лет следует вспомнить Е. Голубинского, Н. Субботина, В. Ключевского, Н. Каптерева. Первые месяцы учебы инспектором академии был архимандрит Сергий (будущий патриарх), а затем архимандрит Антоний (Храповицкий), контакты с которым у будущего епископа Андрея поддерживались долгие годы. И через много лет владыка Андрей с благодарностью вспоминал, что ректор «всегда твердо воспитывал нас в том взгляде на церковную жизнь, что Церковь должна быть свободной, что Она должна управляться Соборами, что без Соборов церковной жизни нет» (118). В 1895 году Александр Ухтомский пишет курсовое сочинение на тему «О гневе Божием», оцененную экстраординарным профессором А.Беляевым*, как достойную присуждения ее автору звания кандидата богословия. Рецензент писал: «Сочинение... есть первый в русской богословской литературе опыт обширного исследования о гневе Божием. Должно прибавить, что даже иностранная литература не изобилует сочинениями об этом предмете... Отсюда видно, что исследование этого предмета сколько желательно, столько затруднительно. Г. Ухтомский взялся за такой труд и выполнил его не без успеха. Источником ему служили — Священное писание и творения святых отцов, большею частию из тех, которые переведены на русский язык, и пособиями сочинения русских богословов, как то: епископа Феофана, протоиерея Иоанна Сергеева, профессоров: Ф.А. Голубинского и А.Д. Беляева и других. В изучении материала автор обнаружил значительное усердие и сочинение его показывает, что он занимался своим предметом с любовью. Благодаря этим хорошим качествам, он, несмотря на разбросанность материала, сумел выработать, провесть и по возможности обосновать свой взгляд на гнев Божий. По его мнению то, что называется гневом Божиим, есть проявление Промыслительного отношения Бога к грешникам и страдание человека от греха... Он раскрывает свой взгляд * Который, кстати сказать, в свое время писал сочинение на тему «Любовь Божественная». 9 положительно, не вдаваясь в пространные опровержения несогласных с ним взглядов и ограничиваясь упоминанием о них и краткими замечаниями против них. Главный недостаток сочинения в том, что г. Ухтомскому не удалось выработать строгого плана, отчего материал как бы разбросан по сочинению, тесной связи между частями не установлено и мысли не везде изложены с логической последовательностью»* (162). 14 июня 1895 года Александр Ухтомский написал заявление, в котором высказал пожелание служить по учебно-духовному ведомству, на что в отношении канцелярии обер-прокурора Св.Синода от 15 ноября 1895 г. за N 6892 было определено: «По утверждению г.Синодальным Обер-Прокурором, 9 текущего ноября, докладу Учебного Комитета при Священном Синоде, кандидат Московской Духовной Академии князь Александр Ухтомский определен учителем по русскому языку в 1-й класс Казанского духовного училища с окладом жалования, положенным учителям из студентов духовной семинарии» (315, 435). 2 декабря 1895 года в Казани Александр Ухтомский был пострижен в монахи с именем Андрея, а б декабря рукоположен в иеромонаха. В 1897 году он становится инспектором Александровской миссионерской семинарии, а с 1899 года — наблюдателем Казанских миссионерских курсов в сане архимандрита. 4 октября 1907 года архимандрит Андрей был хиротонисан во епископа Мамадышского, третьего викария Казанской епархии **. Хиротонию, которая совершалась в Благовещенском соборе города Казани, провели местный архиепископ Дмитрий, епископ Нижегородский Назарий и епископ Пензенский Митрофан. С 25 июня 1911 года еп. Андрей возглавляет Сухумскую епархию, а с 22 декабря 1913 года он — епископ Уфимский и Мензелинский. * Позже сочинение на две трети было опублжовано. См. (б) и (7). ** Викариатство было учреждено накануне, и еп. Андрей стал первым Казанским викарием по делам миссионерства. 10 Вся жизнь епископа Андрея, в основном, проходила в тех районах России, где христианство сталкивалось с мусульманством и язычеством, — это во многом определило его миссионерскую работу и борьбу за чистоту православия, что в конечном счете привело к деятельности, направленной на обновление и возрождение Церкви, находящейся под напором чуждых ей верований и идей. П НА ПУТЯХ ОБНОВЛЕНИЯ ЦЕРКОВНО-ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ Осмысливая жизнь епископа Андрея, можно заключить, что уже в начале своего пастырского служения он сформировался как цельная натура и в основе его мировоззрения лежали воспринятые умом и сердцем идеи православия. Внутренняя убежденность была непоколебима, и все силы были отданы церковно-общественной деятельности: епископ активно включился в миссионерскую работу и всю жизнь оставался распространителем и проповедником тех начал христианской жизни, которые считал основой человеческого бытия. Разумеется, не следует представлять картину жизни епископа Андрея как прямой путь, свободный от колебаний и отступлений, но основные моменты трансформации его идей были вызваны внешними проявлениями общественной и церковной жизни России, в то время как внутренний мир владыки оставался устойчивым комплексом ранее пережитой и воспринятой им идеи православия. Во всяком случае, со значительной степенью уверенности можно говорить об этом, анализируя духовную и общественную позицию епископа после 1907 года. Каков же круг проблем, в границах которого трудился сп. Андрей до 1917 года, то есть до того времени, когда события революции глубоко преобразили структуру обшест- 11 венной жизни России и изменили условия приложения активности епископа? 1. В церковно-общественной жизни русского православия синодального периода епископ Андрей не находил почти ни одного светлого пятна*. Если Церковь еще жива, считал он, то лишь благодаря отдельным личностям из клира и мирян, посвятивших свою жизнь религиозному подвигу служения христианским идеалам. В середине прошлого века — это славянофилы, в первую очередь А.Хомяков и И.Аксаков, в конце XIX — начале XX вв. Иоанн Кронштадтский. Среди современников епископ выделял также архиепископа Антония (Храповицкого), был большим почитателем архимандрита Кирилла (Васильева) -— настоятеля Воскресенского монастыря близ станции Любань Новгородской епархии. Важное место в деле сохранения духовности православия еп. Андрей уделял единоверию. Церковь же как единый организм, по мнению епископа, не выполняла своих функций, не была на это способна в силу почти абсолютного разложения ее организации от высшего управления до последнего клирика и полного отсутствия деятельности основной единицы церковно-общественной жизни — прихода. Источник подобного положения церковной организация церковной организации владыка Андрей видел в реформаторской деятельности Петра, учредившего высшее церковное управление в качестве одного из ведомств государственной власти, ставшее, главным образом, органом подчинения деятельности Церкви интересам гражданского строительства. Суть петровских реформ сводилась, в основном, к учреждению Святейшего Синода, права и обязанности которого были* определены в Духовном Регламенте, составленном архи- | * «Элемент Божественный в Церкви вечно жив не может быть нарушен, - писал епископ,--но «нельзя не согласиться, что человеческая сторона церковной жизни извращена до самой последней степени" (48, 725). 12 епископом Феофаном (Прокоповичем) и изданном 25 января 1721 года. Институт патриаршества в России упразднялся и устанавливалась власть синодального управления: а) истина гораздо лучше может быть узнана несколькими лицами, чем одним; б) определение и решение власти соборной авторитетнее, чем власти единоличной; в) простой народ, в случае конфликта государственной власти с церковной, может «по невежеству» стать на сторону последней и т.д. В качестве представителя государственной власти в Синоде назначался «из офицеров» обер-прокурор, в обязанности которого входили функции контроля и инструктажа Синода «применяясь к инструкции генерал-прокурора Сената» (343, 2023). Должность учреждена 11 мая 1722 года. Первоначально компетенция обер-прокурора скромно определялась как наблюдательная, но очень скоро он превратился в непосредственного руководителя Ведомства православного вероисповедания, что и было постепенно зафиксировано в законодательных актах первой трети ХГХ века. Обер-прокурору были предоставлены министерские права, он докладывал непосредственно царю и заведовал канцелярией, хозяйственным управлением и прочими вспомогательными синодскими учреждениями. Он же сосредоточил в своих руках права на назначение должностных лиц, распределение пенсий, пособий и наград по духовно-учебному ведомству. Один из наболее авторитетных русских православных иерархов начала XX века архиепископ Антоний (Храповицкий) — он получил наибольшее количество голосов при выборе кандидата на патриарший престол в 1917 году — неоднократно высказывался о бедственных последствиях петровских реформ, считая, что «государственное управление во времена Петра и после, целями чисто внешней культуры и государственной централизации, сузило, обезличило и даже наполовину затмило религиозное сознание и религиозную жизнь православного народа» (159, 4). Обер-прокуроров архиепископ называл «естественными органами порабощения Церкви и ее подчинения светским интересам жизни» (156,4). Отмену в начале ХУШ века патриаршества 13 он определил как «прямое и ничем не извинительное отступление от основных канонов всей Христовой Церкви» {156, 6). А уже на соборе 1917/1918 гг. архиеп. Антоний высказался еще более определенно и резко: назвав царя Петра «великим разорителем Церкви», утверждал, что «с его времени, наш церковный строй получил уклон к протестантству» (158, 289). Глубокая характеристика петровских реформ принадлежит православному мыслителю профессору С.Н.Булгакову, выступившему с докладом о правовом положении . Церкви в государстве на Соборе 11 февраля 1918 года; «с Петра же 1-го, когда в отношения между Церковью и Государством вторглась протестантская стихия, в силу которой церковь есть только часть государства, наравне с другими частями государственного механизма... в связи с этим наше церковное самопознание потерпело ущерб, исказилось, приняло уродливый характер, навлекший упрек в цезаропапизме. В основах нашей церковной жизни цезаропапизма нет. Но сами формы церковного управления (подчинение светской власти и синодальный провинциализм, как противоречие вселенскому сознанию Православной Церкви) не соответствует, противны духу Церкви» (173, 11). Всеобъемлющая зависимость духовенства от государственных органов и Ведомства православного исповедания калечила духовную жизнь, плодила клир, жаждущий должностей и чинов, кормящийся от правительства и стоящий в рабской зависимости от него. Клирики были вынуждены вести поиски дополнительных доходов, способных обеспечить соответствующий уровень благосостояния, что разумеется, отвлекало их от выполнения непосредственных обязанностей руководства паствой. Во-вторых, резко ограничивалось общение пастырей с. при -хожанами вне храма. Священник не жил одной судьбой с паствой, был чужд ее насущным проблемам. Он оказался в подчинении у исправника и в зависимости от помещика. Всякие попытки организации общественной жизни прихода вызывали сопротивление властей, как огня боявшихся 15 любой формы организации народной массы. Так оценивал состояние церковно-общественной жизни православия еп. Андрей, и, чтобы еще более выпукло выделить трагичность положения, архиерей обращается к примеру старообрядчества: «Почему, действительно, наши раскольники несравненно устойчивее и сильнее в культурном отношении? Именно потому, что раскольники живут приходскою самоопределяющейся общиною, а наша деревня влачит свое существование только по распоряжению начальства. Раскольническую общину объединяет любимый храм или часовня, а нашу православную деревню объединяла до последнего времени казенная винная лавка, а теперь (годы мировой войны и сухого закона — Авт.), кажется, объединяющим началом остался один местный полицейский стражник» ( 52, 410). Сознание царящего зла и невозможности оказания ему противодействия гасило активность духовенства, вызывало безразличие к нуждам паствы и не могло не повлечь за собой равнодушия к выполнению своих прямых обязанностей в храме. Служба сокращалась, комкалась, теряла свою притягательную и воспитывающую силу. Происходило «обезверивание» (выражение еп. Андрея) прихожан и потеря авторитета клира. Духовная жизнь в рамках официального православия не удовлетворяла верующих и, тем самым, увеличивалась тяга к старообрядчеству и сектанству. В речи, произнесенной в Уфимском земском собрании 19 октября 1915 года (вследствие цензурных запрещений она была напечатана лишь после революции), еп. Андрей охарактеризовал печальные последствия столь бедственнога положения: «и сверху, и снизу с одинаковой энергией изгонялись все наиболее энергичные, яркие духовные мыслители и деятели... И стали у нас пророчествовать лжепророки, а на Моисеевом седалище, хотя и нет книжников и фарисеев, но зато сидят молчальники, далекие от жизни и не понимающие жизни, а потому и не могущие быть руководителями ее» (52, 409). Таким образом, по мнению епископа, с одной стороны — цезаропапизм, 15 подчинивший Церковь интересам государственной внутренней политики, а с другой — инертность духовенства и отсутствие приходской деятельности, — привели к полному развалу церковно-общественной жизни. Однако еп. Андрей не ограничивается негативной критикой нынешнего положения Церкви: он выдвигает позитивную программу восстановления ее жизнедеятельности. Его альтернатива заключается в возрождении прихода для охраны в народе нравственных идеалов, церковно-религиозного быта и подъема материального уровня* (60, 633). Предваряя точку зрения еп. Андрея на сущность приходской жизни, хочется привести мнение по той же проблеме владыки Антония (Храповицкого). Его взгляд представляется нам важным и потому, что жизненные пути архиереев на протяжении многих лет были тесно связаны. Владыка Антоний — также выходец из среды родовитого дворянства, рано посвятил жизнь пастырскому служению. Он был ректором МДА именно в те годы, когда там обучался будущий еп. Андрей. В 1895 году они оба оказались в Казани, а накануне архимандрит Антоний совершил монашеский постриг Александра Ухтомского*. В 1897 году младший становится архимандритом, старший — епископом Чебоксарским, а затем в 1899 г. — епископом Чистопольским, первым викарим Казанской епархии. С * Несмотря на то, что в определенные периоды своей деятельности в этом направлении епископ пытается заинтересовать и привлечь к ней государственную власть, все его обращения к власть имущим наводят на мысль, что преосвященный стремился просто нейтрализовать администрацию, добиться ее невмешательства в процесс, успех которого зависит исключительно от активности и самостоятельности духовенства и прихожан. 16 1900 года епископ Антоний возглавляет Уфимскую кафедру, где в дальнейшем со всей полнотой развернется деятельность епископа Андрея. Особо следует отметить тот факт, что еп. Антоний был духовником еп. Андрея и, несомненно, оказывал сильное влияние на своего духовного сына. Можно убедиться, что многие высказанные ими идеи идентичны, однако, во многом их взгляды диаметрально противоположны. И, вероятно, в первую очередь, это прослеживается при анализе воззрений на проблему приходской реформы. Свою точку зрения владыка Антоний высказал в статье, вышедшей в 1909 году, а затем переизданной отдельной брошюрой «Восстановление прихода» в 1916 г. Здесь утверждается, что «с учреждением приходского парламента священник перестает быть духовным отцом и пастырем прихожан, а превращается в общественного приказчика, которому прихожанин «поручает» исполнить требу, а приходское собрание и приходской совет его муштрует, учитывает, отчитывает и по-хозяйски грозит расчетом, т.е. изгнанием» (157, 2). И далее: «К чему сводится приходская реформа? К внесению в жизнь прихода того начала, которое введено у нас в высшее государственное управление — начала чисто-парламентского, правового» (157, 3). Более того, епископ уверен, что в жизнь прихода будут привнесены формы, методы и идеи классовой борьбы. Его страшит активность масс, которые он представляет, в первую очередь, корыстолюбивыми, скандальными и погрязшими во множестве пороков, особенно в пьянстве. Поэтому, считает еп. Антоний, существует другой путь оживления прихода: «иное участие * Сохранилась книга «Чин пострижения», на которой надпись: «Многолюбимому отцу Андрею с пожеланием исполнить нерушимо обеты. Архим. Антоний. 1895 г. ХП, 2». Владыка Андрей хранил ее до конца 20-х г. 17 в приходской жизни — участие подвигом-трудом, послушанием, молитвой, делами, сострадания и взаимного нравственного поучения, где нет борьбы, честолюбий и корыстолюбии» (157, 10). И, с другой стороны, священник должен действовать жесткими методами с ослушниками в соответствии с канонами: молоко в среду — на 2 года без причастия, супружеская измена — 15 лет, нагрубил священнику — отлучение от Пресвятой Троицы, проклятие и на Иудино место — все в соответствии с Номоканоном (157, 10). Под последними высказываниями подписался бы и владыка Андрей, однако он не считал возможным ограничиваться лишь подобными призывами и репрессивными мерами. Он призывал к объединению усилий клира и мирян, взаимной активизации их работы, освящаемой идеей православия. Владыка Андрей не страшился расширения участия прихожан, ибо имел перед собой пример старообрядчества, где активность мирян сочеталась с непререкаемой властью иерея. По мнению епископа, неизмеримо должна повыситься ответственность священника за ведение церковной службы. Литургия должна быть поставлена на высоту ее предназначения. Из Церкви должно быть вытеснено концертное пение и непременно обязана присутствовать проповедь. Пастве надлежит бытьнепосредственной участницей литургии, и с этой целью священник обязан всячески способствовать повышению уровня духовных знаний своих прихожан посредством активной работы церковно-приходской школы, распространения Св. Писания, молитвенников и иной духовной литсритуры: «В нашем отчуждении от мирян — наша беспомощность, а в нашем единении с ними — вся наша сила и весь залог нашего возрождения» (60, 635). Владыка требует решительного вмешательства со стороны клира в общественную жизнь, больше священник обязан вносить духовное начало во все сферы функционирования прихода, в состав которого должна входить школа, больница, богадельня, библиотека, ремесленное училище и другие учреждения. Именно священник 18 является связующим звеном с внешним (за пределами прихода) миром и возглавляет приходские отделения общественных организаций государственного масштаба: т.е. вся общественная жизнь протекает под контролем и с благословления настоятеля. Само собой разумеется, что обладание подобной духовной властью требует полной самоотдачи и высоконравственной жизни. Священник должен пользоваться абсолютным доверием прихожан, а посему, делает вывод еп. Андрей, приход пользуется правом выбора и смещения своего пастыря. Этому моменту владыка придавал большое значение и потому подробно разработал рекомендации акта избрания и ввел их повсеместно на территории своей епархии с июля 1916 года. В апреле этого года были опубликованы «Правила для избрания настоятелей храмов Божиих Уфимской епархии», в предисловии к которым епископ писал: «решаюсь просить вашей, братие, помощи в выборе и отыскании таких добрых пастырей, таких рабов Господних, которые были бы приветливы ко всем, учительны, незлобивы, наставляли бы всех с кротостью, чтобы были образцом в слове, в жизни, в любви, в вере, в чистоте» (54, 218). В работах еп. Андрея можно проследить четкий план возрождения приходской жизни*. В сфере общегосударственного устройства приход рисовался как самостоятельная юридическая единица, пользующаяся широкой автономией во всем, что касается ее внутренней жизни. Воссоздание православного прихода, по мнению владыки, даст объективные шансы грядущему русскому возрождению: «1) усиление влияния Церкви (не духовенства) на всю народную жизнь; 2) полное внутреннее обновление духовенства, усиление нравственного авторитета духовенства; 3) народ, объединенный в приходские организации и получивший нравственные силы от Церкви, скоро определит все вредные на его жизнь влияния и вытолкнет их из своей жизни... 5) у народа будут собственные средства, * Позже под его руководством будут разработаны уставы обновленного прихода и деятельности духовенства: см. 363 и 364. 19 которыми он будет располагать и для дел благотворения и просвещения во всех его видах» (60, 635). Епископ идет еще дальше и рисует картину человеческого общежития как союз православных и иноверческих приходов, объединенных вокруг своих храмов. Таким образом, анализируя церковно-общественную концепцию еп. Андрея, можно констатировать, что она является разработкой практического применения идеологических построений русского славянофильства (в первую очередь А.С. Хомякова и Аксаковых), но с более ярко выраженной теократической тенденцией. 2. В эпоху Московской Руси проблема взаимоотношений Церкви и государства решалась как идея «усвоения государственной властью священной миссии... Церковь сама шла навстречу государству, чтобы внести в него благодатную силу освящения» (228, 46). Так например, в конце XIV века, когда князь Димитрий Донской вступил в конфликт с Церковью в вопросе о митрополичьей кафедре, православное сознание Руси определило его поведение как поход «противу судбам Божиим",: самоволию князя противостояло соборное мнение клира, как выразителя общественных чаяний (368, 191). С другой стороны, патриарх Никон. пытавшийся в середине XVII века усилить усилить, вопреки традиции, теократические тенденции русского православия по типу римского католицизма, вызвал ответную реакцию светских властей, что в итоге привело к значительному подчинению церковной организации задачам государственного строительства. Однако прежние идеалы были сохранены старообрядцами, а затем, через славянофилов, вновь овладели русской религиозной мыслью на рубеже ХГХ-ХХ веков. Еп. Андрей в своих работах анализировал последствия реформаторской деятельности царя Петра и весь обер-прокурорский период управления русской православной Церковью. что позволяет нам судить о разочаровании 20 владыки в творческих способностях российских государственных органов в деле обновления церковной жизни. Но русская православная Церковь существует в рамках Российского государственного образования, и епископ стремится определить свое отношение к самодержавию . По его высказываниям можно заключить, что владыка лелеял мечту о той политической ситуации, когда глава государства в управлении страной опирается на ответственные круги общества. Проявлением гражданского мужества можно определить многочисленные резкие выступления епископа против маразмирующего окружения царя, под влиянием которого страна катилась к гибели. К своему глубокому сожалению епископ отмечал, что общественные элементы России пренебрегают церковными вопросами, в то время как на монополию руководства православием претендуют черносотенные круги, «своими речами только унижая Церковь в стремлении поставить ее в самую полную зависимость от власти государственной» (52, 414-415). Большие надежды возлагал епископ на земство, а затем, когда Россия вступила в полосу испытаний, вызванных мировой войной, он видел союзника в Государственной Думе, которая обрела голос накануне катастрофы*. Епископ прямо призывает царя опереться на ответственные силы страны, в противном случае предрекает гибель, аналогичную судьбе библейского Ровоам, спутавшего самодержавие с самовластием (56, 335). Попытки правой и левой печати обвинить епископа в заигрывании с верховной властью не выдерживают критики ни с точки зрения простой порядочности**, ни со стороны систематического анализа взглядов епископа. В частности, следует вспомнить, что в * См. 225. ** Например, «Московские ведомости» ссылаются на книгу б. иеромонаха Илиодора «Святой черт» и обвиняют владыку в сотрудничестве с Распутиным. Однако, в этой, составленной в основном из вымыслов книге, нет ни слова о еп. Андрее. А вот свидетельство французского посла Палеолога: «два духовных сановника, никогда не соглашавшихся мириться с Распутиным, из числа наиболее уважаемых представителей русского епископата: Преосвященный Владимир, архиеп. Пензенский, и преосвященный Андрей, еп. Уфимский» (327, 334). 21 «Слове в день свящ. Коронования» 14 мая 1916 года епископ протестует против постановки во главе известной уваровско-славянофильской формулы «самодержавия» и прямо указывает на притчу Соломона: «Удали неправедного от царя, и престол его утвердится правдою (25,5)» (56, 336). Подобные высказывания в тот период приравнивались к государственной измене, и бывший директор Департамента полиции вспоминал, что царское окружение готовило расправу с епископом Андреем, но опасалось реакции общественного мнения (326 в, 289). Более детальный экскурс в историю взаимоотношений еп. Андрея с властями лишний раз подтверждает вышеизложенное мнение. Владыка был последовательным сторонником свободы вероисповеданий, — и хотя эти убеждения уживались в нем с твердой уверенностью в необходимость поддержания политического приоритета православия над другими религиями, епископ, несмотря на многочисленные нападки, резко выступал против и отвергал полицейское вмешательство государства в решение межрелигиозных конфликтов: «К свободе вероисповеданий мы и должны стремиться, помня, что вся истина — только во святой Церкви» (53, 206). Разумеется, мы не должны ждать от епископа ни беспристрастия, ни даже равномерного освещения различных доктрин. Существовал и иной аспект ртноглпеий. В то время, как государственная идея российского самодержавия утверждала императора официальным главой церкви (особенно, начиная с Павла), который даже при короновании присваивал себе прерогативы духовного лица, еп. Андрей открыто говорит о примате Церкви в общественной и государственной жизни, в идеале представляя претворение государства в Церковь. Хотя эта идея в абсолютной форме была высказана лишь летом 1917 года, т.е., после свержения самодержавия, епископ формально поставил и явно сформулировал ее для себя много раньше. 22 Один из важнейших вопросов, особенно в перспективе дальнейшей судьбы еп. Андрея — выяснение его взглядов на старообрядчество. Причину окончательного раскола православия, процесс которого начался в XVII веке, епископ видит в подчинении Церкви органам государственной власти, законодательное оформление которому было положено в петровские времена: старообрядчество, считает владыка, явилось «наиболее решительным протестом против разрушения русской культуры. Раскол начался и усилился в то время, когда государственная власть посягнула на свободу церковной жизни, потребовав, чтобы Церковь и народ стояли во фронте перед государственной властью» (62, 12). Епископ утверждает, следуя, вероятно, митрополиту Макарию (Булгакову)*, что Никон вполне мог бы примирить противоборствующие тенденции в православии и только низвержение патриарха и дальнейшая бюрократизация Церкви привели к печальным последствиям нынешнего ее положения. Высказывая глубокую скорбь о гонениях, которым подвергались старообрядцы на протяжении столетий, владыка, однако, осуждает их нежелание забыть и простить старые обиды. Первенствующее место в симпатиях епископа к старообрядчеству занимает единоверие. Владыка вспоминал, что к участию в делах единоверия его привлек брат Алексей, который сам был его активным членом. Будущий выдающийся академик-физиолог А.А.Ухтомский был старостой единоверческого Никольского собора в Петербурга, а в 1917 г. был избран делегатом на Поместный Собор. Корифей науки был большим знатоком старообрядче -ского устава и пения (см. 459), писал иконы и преподавал в созданном им пансионате-училище при Никольском * См. 285. 23 соборе*. В единоверии, по мнению еп. Андрея, древнее благочестие сочетается с церковной дисциплиной, выразившейся в подчинении православной иерархии. В силу сочетания этих двух качеств, владыка Андрей считает единоверие той силой, которая сохраняет православность Церкви и в дальнейшем вдохновит ее на обновление. В статье «Приход, зараженный единоверием», епископ пишет, что только в единоверческих приходах и православных, «зараженных» единоверием, «свято соблюдаются церковные уставы» (45, 382). Однако и другие направления старообрядчества постоянно входили в круг интересов архиерея и рассматривались им как, своего рода, катализатор процесса преобразования православия; «где «православные» живут среди старообрядцев, там и у них более уважения к Церкви, там даже в храме дети стоят скромнее, там более церковного порядка» (386, 90). Епископ неустанно превозносит активность старообрядческой приходской жизни, где паства, объединенная вокруг храма во главе со своими наставниками и священниками, автономна по отношению к государственной власти в своих внутренних проблемах. Служба в церквах ведется стройно и чинно, при участии всех прихожан; литургия целиком отвечает своим целям и не засорена театральностью и концертным пением. Глубокое понимание богослужения и активное участие в нем каждого старообрядца, энергичная приходская жизнь и пример пастырей - вот те каччества, которые, по мнению епископа, помогли старообрядчеству сохранить дух истинного благочестия среди своих приверженцев».** Однако именно здесь следует остановиться на основных противоречиях в мировоззренческой позиции преосвящен- * Курьезом звучит утверждение историка А.И.Клибанова о том, что теория доминанты, разработанная А.А.Ухтомским, является исчерпывающим доказательством несовместимости веры и нлукн, ибо, пишет, Клибанов, «религиозная установка подавляет верующем ею общественную сущность» (260, 137). ** Еп. Андрей сам любил и часто совершал литургию по древнему чину. См. напр. (447, 52-54). 24 ного Андрея и недооценки им важнейших разногласий старообрядчества и православия. Попытаемся выяснить отношение епископа Андрея к Божественной Литургии: евхаристия является центром христианской жизни. Владыка редко писал специальные статьи по вопросам догматики, вот почему небольшая его статья, помешенная в февральском номере «Христианской жизни» за 1917 год, может стать ключом к пониманию его теоретических построений во всех сферах деятельности. Мы уже высказали убеждение в том, что владыка был духовно цельной личностью. Им уже был пройден путь овладения верой и ныне все свои силы преосвященный направил на разработку философии действия, приспособленную для восприятия верующего народа. Но тут его поразила неспособность найти слова, исчерпывающие и адекватно выражающие то, что он уже «знает». Когда епископ выявляет свое личное переживание веры, он остается на позшщях святоотеческой догматики и уповает лишь на «безграничную спасающую любовь Сына Божия» (64, 24). Но стоит лишь ему попытаться превратить свою веру в учение, как в деле спасения христианина он делает основной упор на верность принципам нравственности: «Только не греши, не оскверняй только себя грехом, и тебя Господь не отринет от святой Церкви своей» (64, 23). Таким образом, с одной стороны — Господь осеняет все жизненное творчество человека. С другой — переходя на язык проповеди, обращаясь к пастве — архиерей ставит в основу принципы жизненно-моральной концепции, исполнение которых является, по его мнению, залогом и условием спасения. В статье видна мысль о том, что именно человек, очищаясь от скверны, приближается к благодати. Дело спасения в его руках. В этих строках епископ совершенно игнорирует воспитательную роль литургии*, сочетание * И лишь в заключительной части статьи, резюмируя молитву Амвросия Медиоланского и выявляя свою веру владыка говорит о том, что «целью святой Евхаристии... является не только исправление внешней жизни христианина, но полное перерождение его природы» (64, 34-35). 25 духовного и осознанного участия верующего в литургии. И самое важное — владыка молчит об этом в основной части работы — что в конечном счете спасает высшая сила своим присутствием в священнодействии. Следует обратить внимание на почти полное отрицание еп. Андреем богословских знаний. «Дело спасения не в словах и не в формулах», — это действительно так, однако христианство — религия насквозь историческая и опирающаяся на авторитет — не может игнорировать определенный комплекс канонов, лежащих в его основе. Статья, вызванная полемикой со старообрядцами и современным официальным богословием, в дискуссионном запале отметает духовную и воспитательную силу обряда. Епископ Андрей увлекся и не сумел установить той грани, которая отделяет «обрядоверие», переходящее в волхование, от опоры на предание и традицию. Владыка вспоминает разговор со своим духовным наставником в начале своего пастырского служения, когда молодой иерей высказал свою веру. Архиепископ Владимир ответил ему: «Вы так говорите по милости Божией и по благодати св. Духа, только вы еще не успели отчетливо выразить их себе в словах» (64, 24). В дальнейшем еп. Лука сформулировал для себя ощущение литургии и так заканчивает статью: «Да дарует же Господь всем православным христианам силы благодатные через св. Тайны Тела и Кропи Христовых быть новою тварию во Христе, иметь сердце чистое и дух правый и не желать и не знать на земле никакой другой радости, никакой другой красоты и счастия, кроме сознания, что Господь спаситель не оставит грешного мира, а всегда жизненно пребывает во св. Тайнах со всеми, Его возлюбившими и по заповеди Его св. Тело и Кровь» (64, 35). Однако выражая «словами» свою веру для других, епископ сместил акценты в сторону работы самого человека в деле достижения идеала. Нисколько не желая умалить значения нравственной работы человека в деле самоусовершенствования, мы, тем не менее, вспоминаем библейское повествование о рукописной башне Вавилона и лестнице Иакова в будущем Вифлееме. 26 Разумеется, в проповеди следует учитывать уровень подготовки аудитории, но журнал «Христианская мысль» был серьезным богословским органом. Кроме того: можно ли в угоду стремлению к популярному изложению вечных истин упускать основополагающие категории? Бичуя православную иерархию за подчинение государственной власти, епископ, тем не менее, непоследовательно утверждает, что все превосходство единоверия перед старообрядцами Белокриницкой иерархии заключается в том, что первые находятся в духовной зависимости от официальной иерархии. Но ведь сам владыка неоднократно утверждал, что последняя во многих вопросах следует указаниями российского обер-прокурора Синода, никакого отношения к истинной церковности не имеющего. Этот вопрос тесно переплетается с проблемой признания еп. Андреем Белокриницкой иерархии, которую он вплоть до 1917 года называл «самочинным сборищем». Подобный отзыв, разумеется, сводил на нет все попытки завязать контакты с этим, наиболее организационно мощным, крылом старообрядчества. Тем более, что в этот период епископ ставит вопрос не на почву объединения, а присоединения, что фактически должно бы произойти под эгидой того самого Ведомства православного исповедания, к которому епископ питал неистребимое чувство отвращения, утверждая, что оно «по существу своему анти-церковно» (526, 413). Другим источником наиболее важных противоречий является уверенность епископа в том, что реформы Никона не являются серьезным препятствием для восстановления единства. Подобный взгляд непосредственно вытекает из теоретических посылок отношения владыки к церковным каконам и сложившейся традиции. Он неоднократно высказывал мысль о том, что в деле богослужения и проповеди первенство принадлежит духу, а не букве закона, 27 в то время как старообрядческая идеология придает данным понятиям неразрывную равноценную значимость, утверждая, что обряд сам по себе носит глубокий внутренний смысл и является важным средством духовного и воспитательного значения. Церковно-обществснная деятельность, личное благочестие еп. Андрея, а также более чем доброжелательное отношение к древлеправославной Церкви вызывали ответные симпатии старообрядцев. Владыку выделяли из среды православной иерархии и считали чуть ли не единственным представителем истинной церковности в среде духовенства «господствующей» Церкви (349, 391). Старообрядческие публицисты ревниво оберегали симпатичного им епископа от нападок православных ретроградов, однако с горечью отмечали некоторые его срывы и обидные высказывания. Старообрядческая печать внимательно следила за общественной и литературной деятельностью преосвященного Андрея и широко перепечатывала его статьи и речи*, призывала своих читателей обратить внимание на определенные высказывания теоретического характера. Старообрядческие публицисты неоднократно указывали на неприемлемость для «господствующей» Церкви идей и деятельности епископа и считали, что место его в среде приверженцев древнего православия: «Епископу Андрею лежит прямой путь в старообрядческую Церковь. Ему место среди живых людей, бюрокритичсская среда загубит его» Епископ Андрей прибыл в Уфу 14-го февраля 1914 года, и вскоре в местном епархиальном органе в его неофициальном отделе появилась новая рубрика «Письма к *См., например, NN 23, 49 за 1916 г. и многие другие в «Слою Церкви». Сохранились экземпляры периодических изданий и брошюры, где надписи рукой еп. Андрея уведомляют, что данные экземпляры направляются в редакцию старообрядческого журнала. 28 пастырям Уфимской епархии». Всего их было напечатано 41, а затем письма за 1914 и 1915 годы вышли отдельными изданиями. Было много статей подобного характера и помимо этой рубрики, в частности, беседа архиерея с клириками города Бирская, записанная местным священником, также была опубликована в «Епархиальных ведомостях». Сам замысел подобных посланий несомненно возник под воздействием статей владыки Антония (Храповицкого); посвященных пастырскому богословию и опубликованных им во второй половине 90-х годов прошлого века: одна работа так и называлась — «Письма к пастырям». Разумеется, опора мировоззрения обоих епископов лежит в основополагающих идеях православия, но также явно, что в форме изложения и в определении проблем владыка Андрей, исходя из наставлений своего учителя, не ограничивался ими. Еп. Антоний утверждая, что в первые века христианства, когда жизнь общества «протекала под непосредственным видимым воздействием Св.Духа (160, 11), права пастыря не проявлялись со всей их силой — в этом не было нужды. Но сейчас, «с оскудением религиозно-нравственного одушевления (160, 11) обязанности пастыря неизмеримо выросли и именно на него возложена обязанность проводника Св. Духа в сознание и сердца людей». Подобные воззрения были основополагающими и для епископа Андрея: «дело пастыря заполнить опустошенную душу святым содержанием», — писал он (38, 221). Однако владыка видел и иные аспекты приложения усилий пастыря: наставник не только должен вносить духовные начала, — он обязан способствовать возрождению церковно-общественной жизни на принципах первоначального христианства, т. е. — воссозданию духовной атмосферы, обеспечивающей «непосредственное воздействие Святого Духа». Можно, разумеется, рассуждать об утопичности подобных воззрений, ссылаясь на необратимость исторического процесса. Однако этот процесс привел Церковь к нынешнему ее состоянию, отнюдь не блестящему, — в особенности, 29 если говорить о церковной организации. И по-видимому, не следует делать категоричных выводов о предпочтительной возможности осуществления идей одного или другого направления. Но в виде примечания, как мне кажется, стоит вспомнить об украинских церковных братствах ХVII века, когда объединения мирян смогли отстоять православие от наступления католичества и униатства, в то время как архиереи и значительная часть клира капитулировали перед ними. Краеугольным камнем возрождающейся приходской жизни, по мнению епископа Андрея, должен стать преображенный, пользующийся доверием паствы священник. Вся жизнь его должна являть собой пример служения идеалам христианства. Владыка подвергает анализу терминологию, сложившуюся в русском православии и высказывает мысль о разлагающем действии самого определения клира как «духовенства», что, по его мнению, гасит стремление пастырей к самоусовершенствованию: «духовенство не делается духовным оттого, что оно носит особое «духовное» платье и длинные волосы; не делается мирянин — «духовным» человеком оттого, что причисляют к духовенству и дают церковно-гражданские права; — нет, но когда он исполняет свои обязанности, когда он через церковное служение и постоянный подвиг возвысится до благодатных переживаний, только тогда всякий клирошанин делается действительно духовным - одухотворенным существом» (59, 694). Безусловно, владыка помятует о дарованной священнику благодати, но утверждает, что «очень часто пастырь своим невниманием к добродетельной жизни заглушает в себе благодать — дар, полученный в хиротонии». Священник обязан постоянно помнить, что он «лишь глиняный сосуд, наполненный славой Божией» и «позаботиться, чтобы не осквернить эти сосуды греховною скверною, а сделать достойным вместить сокровище благодати Христовой» (39, 730). Пастырь обязан постоянно совершенствоваться нравственно и повышать свой 30 общеобразовательный уровень*, но и последнее необходимо подчинять началам морали: «всякий догмат веры есть непременно догмат благочестия и имеет самое ближайшее отношение к нравственной жизни. На догматах церковных основываются все нравственные требования христианского закона: догматы — это базисы добродетели» (36 а, 235). Добродетельная жизнь самого пастыря — основа всей его работы и приведение паствы к благодатной жизни всецело обуславливается преуспеянием собственной жизни духовного наставника. И отсюда исходит основной принцип служения: «Первым признаком доброго пастыря нужно считать полное нравственное его объединение с приходом, когда пастырь живет горем и радостью своей паствы. Как мать переносит свои радости на детей и птица на птенцов своих, так и священник должен отказаться от личной жизни для паствы — «невесты Христовой», с которой повенчан при получении благодати священства» (39, 368). И еще: «добрый пастырь всегда умирает для себя, чтобы жить для Господа и чтобы жизнь Христова открылась в нем» (39, 373). Большое значение придавал владыка внешнему облику священнослужителя, и, в частности, запрещал стричь волосы даже дьяконам. Рассуждая о воспитательной функции обряда, еп. Андрей уделял серьезное внимание церковному пению. Так, 28 декабря 1917 года в Уфимской Крестовой церкви он произнес проповедь, позже опубликованную под названием «О древнерусском пении». Владыка вменил в обязанность пастырям наладить в своих храмах церковное пение, ибо оно должно «воспитывать в нас святое чувство, которое спасло святых отцов и всех наших ранее нас живших братийнаших: оно должно объединять нас, делать нас одною церковного семьею» (103, 694). Требуя удаления из храмов «концертного пения», епископ настаивал: «святые звуки должны не услаждать, * Владыка, например, рекомендует познакомиться с произведениями Владимира Соловьева, утверждая, что «прочесть его — окончить университет» (36 а, 236). 31 не увеселять молящихся, но содействовать их молитвенному настроению» (103, 694). И как пример духовного и нравственного воздействия строго соблюдаемых устава и обряда, в частности, храмового пения, еп. Андрей рассуждает о старообрядцах, которые «сохранили свою жизнь по старому укладу... донесли неизменным старинный церковный устав до наших дней. А этот устав сохраняет всю жизнь старообрядцев, почти не затронутую современными беспорядками» (103, 695). Священники постоянно слышали напоминание о проповеди, причем владыка указывал, что нет необходимости в особой подготовке к ней: следует вдохновлять Св. Писанием и молитвой — слова придут. Но при этом следует твердо помнить, что «душу грешную и будит и укрепляет не слово, а чувство» (43, 59). Епископ предостерегает священников, напоминая им о трудностях работы, но ободряет: «мы должны нести свой крест: имея перед собой Святой Крест Господа Спасителя... все испытания в жизни пастыря: неблагодарность паствы, вражда родных, противодействия властей, козни и помехи от сотрудников и др. предречены Спасителем. Пастырю нужно всегда помнить, что, чем больше ему внешних помех, тем больше Бог поможет ему» (39, 374). Егщскопа иногда упрекали в некоей «приземленности» его проповеди, частом обращении к «земным» проблемам. Но как бы отвечая критикам, владыка постоянно напоминал клирикам, что понятие «религия» — связь — означает не только объединение людей между собой, но и союза их с Богом: «Любовь пастыря к пастве это великий крест, так как и эта любовь связывает его с землей, как бы притягивает к земле, и много нужно усилий, чтобы вознести на небо, сделать исключительно благодатною» (39, 373). Священное писание, молитва — вот те силы, которые вдохновляют и укрепляют труд священнослужителя, утверждает владыка, причем ставя молитву выше самопожерпкншмин, тем самым вновь утверждая свою веру в то, что пастырь, духовный наставник, обязан быть кдоянопитием сцюигсльства общественной жизни русского народа на принципах православия. 32 В своей речи при наречении во епископа архимандрит Андрей определил свою задачу архиерейского служения, ясно осознавая общность интересов православия и России: «Верую и твердо убежден я, что как выросла св. Русь около Церкви Православной, так и воссоздать ее может только ее родное православие. Когда православный русский народ окружит тесным кольцом своих архипастырей и объединится с ними — когда обносится православная Русь, тогда возвратится мир и радость всей нашей общественной жизни во всей ее совокупности» (16, 1307). Главная ответственность, -говорил владыка, лежит на современной иерархии, которая, осененная, дарованной ей Церковью благодатью, возглавит обновление русской церковно-общественной жизни. Однако усилий одних пастырей недостаточно, и они должны призвать себе в помощь все церковные силы, опереться на поддержку мирян. Обращаясь к епископам, присутствующим при наречении, архим. Андрей просит их молиться за него и оказывать поддержку в делах, суть которых он определил следующими словами: «Будущий Собор Всероссийский и немедленное, так сказать, воцерковление русского народа, то есть развитие в нем сознательной церковности всеми средствами, — вот к чему я и призываю служить, — так я понимаю свое дальнейшее служение Церкви Божией» (16, 1308). Просматривая отчеты епархиальных ведомостей о конкретных делах, можно видеть, какой колоссальной работоспособностью обладал еп. Андрей. Но важнейшую свою задачу владыка видел в организации истинно пастырского служения руководимого им духовенства и с этой целью регулярно инспектирует самые отдаленные уголки своей епархии, давая наставления клиру и демонстрируя образец совершения божественной литургии и проповеди. По отзывам современников, служба, совершаемая еп. Андреем, наполняла храм атмосферой истинной духовности, вызывая религиозный восторг, слезы умиления и счастья у прихожан и духовенства. Медвежьи уголки, ни разу не видавшие архиерейских служб ( и часто 33 даже не подозревавшие о существовании епископов), получали импульс возрождения церковно-общественной жизни. В личных и коллективных беседах с пастырями епископ исправлял и направлял их работу, сурово наказывая нерадивых и поощряя деятельных. Вдохновляющим фактором активности духовенства являлось требование к клиру участвовать в миссионерские организациях: Обществе св. Гурия в Казани, Православном Палестинском Обществе, Восточно-русском культурно-просветительном обществе в Уфе, задачами которых было распространение православия среди мусульман и язычников и укрепление христианства в православных общинах. Вообще миссионерская деятельность, которой владыка посвятил себя с самого начала пастырского служения, занимала значительное место в его жизни. Как личность он пользовался авторитетом и уважением среди иноверцев и своими проповедями достигал большого успеха в деле распространения православия в их среде. За сравнительно короткое время его усилиями были созданы Трехсвятительский мужской скит и Покровский женский монастырь, вновь открыты многочисленные приходы. Неофиты свое православие тесно связывали с личностью еп. Андрея — для них он был воплощением христианского подвижника. Со своей стороны архиерей уделял особое внимание новокрещенным приходам, до мелочей разрабатывал рекомендации их наставникам, способствовал широкой публикации богослужебной литературы на языках народов Поволжья и Урала и особенно настойчиво требовал, чтобы служба в храмах велась на языке большинства прихожан или, по крайней мере, «на двух языках попеременно» {37, 69). (Примечательно, что «Распоряжение» это явилось одним из первых актов по вступлении епископа на Уфимскую кафедру). Замечательным фактом пастырского служения было глубокое преобразование деятельности Церкви в Сухумской епархии, проведенное преосвященным Андреем за два с небольшим года. По общему мнению, епископ внес живительную струю в церковно-общественную жизнь этот рийоии и оставил 34 наиболее глубокий след за все время существования здешней кафедры. Важнейшие проводником своих идей епископ считал печатное слово. Трудно определить количество статей и выступлений, появившихся в светской и церковной прессе, — они исчисляются многими сотнями, а территориально издавались почти по всей стране. Кроме того, существуют многочисленные, отдельно изданные, статьи, брошюры и книги. Епископ основал первый печатный церковный орган в Сухумской епархии — «Сотрудник Закавказской Миссии», его детищами были: газета на татарском языке в русской транскрипции «Дус», русские журналы «Сотрудник Братства Святителя Гурия» в Казани, «Заволжский Летописец» в Уфе. Многочисленные отзывы о деятельности еп. Андрея в Казани, Сухуми, Уфе говорят о любви и уважении, которым пользовался архипастырь в различных слоях как русского, так и инородного православного населения. Даже в конце 20-х годов в одной из своих повестей бывший уфимец писатель Борис Четвериков с некоторой долей теплоты и сочувствия вспоминает о владыке Андрее. Школьный инспектор довел своими придирками гимназиста до самоубийства; общественность взволнована и возмущена, но встал вопрос о том, где хоронить юношу — по строгим правилам только за оградой кладбища. Губернатор отправился к владыке. «Местный архиерей был строгих правил, у прихожан он пользовался уважением еще и потому, что был из рода князей Ухтомских и принятие духовного сана было связано у него с какой-то личной драмой... Архиерей сочувственно выслушал губернатора. — Неверие разъедает наше общество... Упадок нравственности... — сетовал он. — Так как же нам быть, владыка? — Я бессилен1. — развел руками архиерей. — Но... я могу ничего не знать... Представьте, например, что я в отъезде... Единственно, могу обещать, что священник, который совершит отпевание, не будет наказан... И Алфеева похоронили со всеми церемониями, какие 35 полагались» (473, 148). А вот несколько выдержек из выступлений на проводах еп. Андрея в Новороссийске, когда он покидал Сухумскую кафедру. «Преосвященный на всех местах своего служения сумел стяжать любовь своей паствы, не только народной, но и любовь интеллигентного и высшего общества. Здесь оказали свое влияние не только воспитание и культурность... но и истинно миссионерский дар, — то проникновение, церковно-мистическое настроение и ласка душевная, которые так пленяют сердца верующие и обремененные духовными страданиями и мучительными поисками благодатной веры» (362, 37). А вот слова человека, сумевшего прочувствовать сущность работы владыки Андрея, охватывающей все стороны проявления человеческой жизни. Ведь следует помнить, что это 1913 год — когда русское общество уже пережило подъем 1905 года, наступило разочарование как в революционных идеях, так и в способности правительства дать новые импульсы становления общественной жизни России. И вот в период, когда жизнь обостряет «взаимоотношения между различными группами и классами населения, в высшей степени трудно найти способы и средства, объединяющие, связывающие разрозненные и разобщенные элементы общества; то, что трудно, не по силам и невозможно преодолеть ни современной философии, ни государству, ни целым обществам и учреждениям, Вы сумели отчасти постичь, разрешить своей искренней, прямолинейной, проникнутой глубокой верою учения Христа, деятельностью: Ваша личность, благотворно действующая на всех, Ваша способность понимать людей и подходить к ним с любовью, привлекла к Вам совершенно различные круги общества, которые сталкиваясь между собою симпатиею к Вам, объединялись и сближались духовно» (362, 38). И, наконец: «Владыка-миссионер всюду вносил мир, благоволение и религиозное пробуждение в духовно-заснувшие души своей бедной паствы» (362, 37). Знаменательна реакция уфимского земства на обращение 36 еп. Андрея оказать финансовую поддержку церковноприходским школам. В предыдущие годы земство отказывалось поддерживать эти школы, но призыв владыки Андрея к единению земства с Церковью в деле воспитания подрастающего поколения был расценен общественными деятелями как «редкое явление, едва ни единственное в России со времени введения земства» (42, 7). Личность епископа «настолько привлекательная и снискавшая такую глубокую симпатию среди местного общества», известного своей работой на Кавказе, произвела большое впечатление на земских деятелей. Они высказали удовлетворение, что в столь тяжелое время во главе епархии встал такой человек, и, надеясь на дальнейшую плодотворную работу с ним, земство «ассигновало требуемую сумму в личное распоряжение епископа» (42,11). Так же поступили земства Златоустовское, Стерлитамакское и другие. Ш ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО. НОВЫЕ УСЛОВИЯ Революция не была неожиданностью для епископа Андрея. О невозможности существования царского режима в том виде, каким он являл себя в XX веке, епископ писал задолго до 1917 года. В духе славянофильского учения архиерей оценивал русский царизм не как привелегию на господство, а исполнение обязанностей и тягот управления, наложенных на семейство Романовых русским народом. Однако режим не сумел удержаться на высоте поставленной перед ним некогда задачи, погряз в беспринципности и безнравственности: «Самодержавие русских царей выродилось сначала в самовластие, а потом в явное своевластие, превосходившее все вероятия» (61, 138). Непонимание экономических и политических интересов страны, игнорирование духовных запросов русского общества, падение авторитета двора, по мнению епископа, вызвали бурю 37 революции и гибель деспотизма. Идея православия, лежащая в основе знаменитой уваровской формулы, будучи отведена на задний план, не смогла выполнить своей миссии духовного и нравственного воспитания народа, вследствии полной дискридетации самих понятий „Церкви" и клира. Приходское духовенство превратилось в требоисправителей, а высшая иерархия, утверждает владыка, — в государственных чиновников, недоступных ни мирянам, ни младшему клиру. Роскошные выезды архиереев в сопровождении полицейского исправника в близлежащие от епархиального центра приходы не могла удовлетворить религиозные запросы масс, отдаленные приходы часто вообще не подозревали о существовании епископов и митрополитов. Результатом подобной церковной политики, подводит итог еп. Андрей, стало массовое обезверивание православного народа, которое отразилось в разгуле анархии и уклоне настроений в сторону крайних партий. Авторитет клира, не поддержанный полицейскими мерами, оказался дутым. Более того, враждебность к старому режиму распространилась и на саму Церковь как составную часть ненавистной государственной машины. Еп. Андрей, приветствуя февральскую революцию как акт ликвидации всеохватывающего давления самодержавия на церковную жизнь, в первую очередь призывает к ее обновлению и возрождению, тем самым ставя в вину самой Церкви факт ее разложения. Вновь выдвигается главный лозунг деятельности владыки — активизация церковной и общественной работы на фундаменте православного прихода, что должно явиться основой строительства новой России. Обновление Церкви и привнесение ею нравственных и духовных начал в революционный процесс — вот альтернатива еп. Андрея лозунгам ненависти и разрушения. Епископ не верит в способность людей, ставших во главе революционной власти, придать истинное направление строительству новой жизни, так как и их психология взращена в порочных традициях общества, лишенного моральных начал и новые вожди формулировали свои идеи, игнорируя нравственные принципы веры. А посему владыка 38 призывает их воздерживаться от скоропалительных решений и действий: «Главное, — обращается он к своей пастве, — только дайте себе твердое обещание не делать никому зла, даже словом никого не оскорбить» {66, 135). 4 марта 1917 года епископ отправляется в Петроград лично присутствовать при рождении нового строя, затем едет в прифронтовую полосу в Двинск и Ригу, служит и проповедует в войсках. Общее настроение народной массы производит удручающее впечатление: епископа страшит всеобщее обезверивание и озлобление. Он предвидит царство анархии, к которому ведет развивающееся углубление революции, возглавляемое безответственными элементами, благородные и многообещающие лозунги которых, предупреждает владыка, способны повести за собой политически неграмотную массу. Революция, взломавшая хрупкие препоны внешней мощи власти, вскрыла язвы российской жизни, ее духовную опустошенность и отсутствие нравственных начал. И на фоне подобной оценки событий вновь звучит голос епископа о необходимости проведения революции в общественной жизни начиная с человеческой личности: ее нравственное воспитание в рамках воссозданного прихода, а для инородцев — на началах монотеистических религий. Однако, наряду с этим, епископ не отрицает необходимости создания благоприятной общеполитической обстановки в стране, которая будет способствовать обеспечению свободной деятельности на ниве духовного строительства. Церковь, убежден епископ, должна быть безусловно освобождена от опеки государственного аппарата и, в то же время, недопустимо отделение Церкви от государства в смысле ограничения нравственного воздействия православия на все проявления общественной жизни. Вот почему еп. Андрей поначалу активно включается в работу верховных органов церковной власти. 14 апреля его назначают членом нового Синода, он участвует в работе Предсоборного Совета, но уже в делах Поместного Собора Православной Русской Церкви 1917/1918 гг. мы не замечаем свойственной владыке 39 активности — сказывается разочарование в высшей иерархии, не способной, по его мнению, к самостоятельной творческой деятельности и в новых созданных революцией условиях. Та же трансформация произошла и в отношении епископа к интеллигенции, возглавлявшей определенные круги русского пореволюционного общества: партийные вожди, теории которых формировались в атмосфере «богоборческого самодержавного деспотизма», не смогли привнести вечные нравственные начала в свои закостенелые политические схемы. В ходе развития революционного процесса в стране епископ все более стремится к работе, направленной на организацию общественной жизни «снизу» и потому горячо отзывается на деятельность вновь организованного крестьянского союза «Освобождение земли», возглавляемого генералом Брусиловым, рабочей христианско-социальной партии, самаринского Союза православных приходов. Епископ мало касается теоретических построений той или иной политической партии, для него представляет ценность действие, совершенное с целью материального воплощения. Поэтому он наказывает своей пастве и сам не выступает с митинговыми речами, а единственно осуждает акты насилия и нетерпимости, взывает к любви и миру, конструктивной работе и сам становится товарищем председателя крестьянского союза. В основе практической деятельности епископа в обозреваемый период лежит труд по объединению всего русского населения (православного и всех старообрядческих согласий) и организация церковно-общественной жизни в Уфимской епархии, где он больше склоняется к идее ее автономии в столь бурный период революционных потрясений. Тем не менее, владыка не перестает чувствовать себя архиереем православной Церкви России: руководит единоверческим съездом в Нижнем Новгороде и является главным ходатаем за право единоверцев иметь своего епископа. Позже, с благословения патриарха Тихона и митр. Антония (Храповицкого), он намеревается возглавить 40 старообрядческое согласие беглопоповцев. Наиболее ярким проявлением работы епископа были шаги по пути воссоединения православной Церкви и старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии. На волне революционного подъема в Уфе принимается ряд документов, ставящих перед собой цель активизировать церковно-общественную жизнь и укрепить сознание нравственно-религиозной значимости православия в народе. Идеи, изложенные в принятых постановлениях, пропагандировались епископом Андреем и его окружением на протяжении ряда лет и явно были разработаны заранее: революционные события, преобразование высшего церковного управления лишь оживили работу уфимских активистов — как светских, так и духовных. В первую очередь утверждается «Устав союза уфимского духовенства по организации приходской жизни», который должен был лечь в основу деятельности местного клира по организации «действительного объединения между собой всех членов Церкви, начиная с прихода» (454, 218). Залогом успеха Устав считает такие отношения Церкви и государства, которые соответствовали бы самостоятельности и свободе первой. В 18-ти статьях Устава определяются задачи деятельности клира и намечаются конкретные мероприятия возрождения церковно-общественной жизни «на основе всеобъемлющей истины Христовой, сообразно началам апостольского и вселенского христианства применительно к требованиям обновленного государственного строя» (454, 218). 25 апреля созывается экстренный съезд духовенства Уфимской епархии. Преосвященный Андрей выступил на нем с речью и тут же отправился в Петроград на сессию Синода. По всей видимости, он целиком полагался на своих единомышленников в среде местного клира и, кроме того, к тому времени, по его просьбе, Синод твердил должность 41 Уфимского викарного епископа, которым стал глава миссии бывший архимандрит Николай (Ипатов) в должности епископа Златоустовского. На съезде был разработан проект Устава «Союза Уфимского духовенства нравственной и материальной взаимопомощи», а 30 апреля был принят проект «Устава православных приходов Уфимской епархии». Возрождение прихода — одна из животрепещущих проблем русской православной Церкви на протяжении второй половины ХЕХ века и в предреволюционные годы. Особое звучание приобрел этот вопрос после революции 1905 года, когда, казалось, появилась возможность непосредственно заняться преобразованиями в жизни Церкви. От академических богословов до теоретиков революционной борьбы — все писали о приходе. Сотни появившихся статей, книг и брошюр рассуждали об этом предмете, выискивая прецеденты в истории Церкви*. На Предсоборном Совещании был, в основном, разработан проект нового приходского устава, который был представлен на рассмотрение Собора 1917/1918 гг. Вопросом первостепенной важности считал еп. Андрей приходскую реформу. К истории Церкви он подходил с социологическими определениями и ее развитие представлял как смену демократических, аристократических и монархических норм устройства. Епископ для своих построений выбрал первый вариант, требуя максимальной активности и значимости прихожан от местного объединения до масштабов общероссийского объединения приходских советов, что, по его мнению, является ничем иным, как возвращением к исконным началам первых семи веков русского православия. Уфимский проект, включающий в себя три раздела и двадцать параграфов, определял задачи прихода, юридический статус, внутреннюю структуру, обязанности и права его членов, объединившихся с целью «наилучшего устрое -ния религиозно-нравственной, культурно-просветительной и * См., например 359. 42 общественно-экономической жизни» (363, 6). Проект1 устанавливал построение приходской жизни, где высшим органом является приходское Собрание, членами которого являются причт и прихожане без различия пола и достигшие возраста 18-ти лет. Собрание решает основные проблемы и избирает подотчетный ему приходской совет, члены которого, в cвою очередь, распределяют между собой обязанности и выбирают из своей среды председателя. Также выборными являются все должности, занимаемые клиром, который с точки зрения этической и финансовой контролируется приходским обществом. Вся деятельность прихода направлена на подъем нравственного, материального и общеобразовательного уровня его членов, что должно стать основой устроения православной Церкви как единого целого и благотворно влиять на возрождение государственно-общественной жизни новой России. Сформулированный в рамках православной традиции*, проект Уфимского Устава в коренных своих положениях не разнится с принятым Собором приходским Уставом 1918 года, в то же время, широкая автономия приходской жизни ярко противопоставляется тенденциям централизации последнего и, в первую очередь, в вопросе о выборности духовенства и его полномочиях. Кроме того, в Уфимском Уставе почти совсем не отражена роль церковного старосты, который в Соборном Уставе является опорой епархиального архиерея и благочинного в своем приходе. Эти и другие факторы определенно указывают на различие ориентации в деле возрождения церковной жизни «снизу» и «сверху». Для более четкого представления об Уфимском Уставе приведем параллельные места, из коих становится очевидными существенные расхождения. * Некоторое умаление роли священника в общественных делах, прослеживаемое в Устае прихода, в значительной степени восстанавливается в «Уставе союза духовенства». ; 43
44
45
46 Таким образом Уфимский Устав документально оформил теоретическую разработку еп. Андреем проблемы православного прихода накануне великих потрясений. Здесь нет скрупулезной обработки отдельных деталей и, в результате, Устав в своем объеме значительно уступает Соборному Уставу, но тем самым он становится много доступнее клиру и прихожанам, служит своего рода руководством к действию — возрождению церковной жизни самодеятельного прихода, где нет классовых и национальных разграничений, а есть союз верующих, объединенных любовью и делом строительства своей жизни: «Церковь есть общество, а без своей собственной жизни оно, конечно, мертво», — вот главный и непреходящий лозунг епископа (115, 401). Революционные события не могли не сказаться на терминологии епископа. Мало того, он считал, что разрушительным идеям социализма, преломленного через большевистскую идеологию, необходимо противопоставить идею христианского социализма, в основе которой лежит задача воссоздания прихода как «народной социалистической единицы» (109, 11). В то время, считаете владыка, когда государство разваливается, а церковно-общественная жизнь почти отсутствует, «церковь, как храм, интересует каких-нибудь старушек... сама церковная молитва обратилась теперь только в служение молебнов и панихидок, а сколько-нибудь литургийно-общественного настроения совсем нигде нисколько не заметно» (92, 494). Восстановление церковной жизни виделось еп. Андрею как альтернатива политическому социализму, крайним проявлением которого, по его мнению, был большевизм с его исключительно разрушительными тенденциями: и это будет осуществление самого глубокого, самого народного социализма — «истинного социализма духа» (109, 9). Однако епископ постоянно и настойчиво убеждает клир воздерживаться от политических страстей, не превращать церковную кафедру в трибуну митингов, а напротив, противопоставить всеобщей ненависти культурную работу 47 во имя торжества христианской любви. В этой работе должны объединить свои усилия лучшие представители православного духовенства и интеллигенции. В буре разрастающейся катастрофы голос епископа приобретает все более трагический характер: необходимо немедленна устраивать приходскую жизнь, уединиться в ней и выстоять в эпоху всеобщего разрушения, спасти остатки благочестия и нравственности. Необходимо немедленно обособиться, воздвигнуть ограду вокруг прихода, и не допуская растлевающего воздействия современных событий, устроить местную автономию, основу которой составит нравственное воспитание и самостоятельная хозяйственная жизнь. Епископ дает конкретные рекомендации: немедленно переписать прихожан, утвердить местные уставы (на основе устава, принятого Ильинским — кафедральный собор — приходом г. Уфы) и организовать хозяйственные кооперативы. Священники обязаны возглавить работу, а если кто из них чувствует свою неспособность проявить активность, должен добровольно сложить свои обязанности и передать бразды правления в руки достойных мирян вплоть до избрания нового пастыря*. Еп. Андрей глубоко осознает необходимость материальной базы для успеха подобного мероприятия и призывает, во-первых, к добровольным пожертвованиям и, во-вторых, — самое главное — к устройству кооперативных коммерческих предприятий. В журнале «Заволжский летописец» появляются соответствующие статьи, где разрабатываются вопросы приходского хозяйства и здесь же епископ помещает заметку «О дьяконском служении св. Церкви», где ссылаясь на древнюю традицию, вспоминает, что наряду с чтением св. Писания, главной задачей младшего клира являлось руководство хозяйственной жизнью приходской общины (113, 209-211). * Здесь сказывается сильное влияние на еп. Андрея организационного и идейного строительства старообрядческих общин, которые, в свою очередь, продолжают традиции православных приходов Московской Руси. 48 Таким образом, по мнению епископа, церковные приходы должны стать бастионами, в чьих пределах сохранится и укрепится здоровое зерно православной жизни, которое в благоприятный момент даст ростки возрождения Церкви и России. Еп. Андрей сочувственно воспринял революционные события февраля 1917 года, видя в них, в первую очередь, возможность освобождения Церкви от государственной опеки и строительства новой духовной жизни. Однако епископ был далек от восторгов и глубоко сознавал, что главная причина почти полного отсутствия церковной жизни в России состоит в том, что иерархия едва ли не безропотно превратилась в покорного слугу мирской власти и «служение Божией правде подменено служением правде царской, а потом и смирение перед неправдою царскою было объявлено добродетелью» (92, 496). В тот период епископ почти не высказывал оригинальных идей: подобные утверждения были на устах значительной части духовной и светской православной интеллигенции. Но епископ был церковных политик, т.е. агитатор и деятель и посему, применяя ораторские приемы, намеренно сгущая краски, пытался заставить слушателей заглянуть глубоко внутрь той пропасти, куда падала православная Церковь. И ужаснувшись, нравственно переродиться, возродиться к новой жизни. Оригинальность работы еп. Андрея заключается в том, что он старался сделать общим достоянием идеи, выработанные православной мыслью, превратить их в руководство к действию. Неоднократно заявляя, что Церковь стоит на краю гибели, архиерей вдохновляется мыслью, что она еще жива, благодаря присутствию отдельных истинных служителей православия, благотворного влияния старообрядчества и, самое главное, тем, что «управляет русскою Церковью святитель Николай Чудотворец, и поэтому мы, несмотря на синод и обер- 49 прокуроров, не потеряли веры» (87, 429). Вот эта уверенность и надежда придавали силы епископу в его трудах, позволяли вскрывать язвы и бороться с идеями, чуждыми православию. Владыка считает, что Церковь, связав себя с государственной властью, под ее воздействием преобразовала свои институты по образу и подобию того же государства: «на Моисеевом седалище сидели не духовные вожди народа, а губернаторы» (95, 590), у которых в подчинении находились духовные чиновники, не имевшие права (даже если бы пожелали) нести духовные начала в общественную жизнь русского общества. На протяжении веков идеи цезаропапизма отравляли церковный организм и, наконец, привели его к почти полному разложению. Под колокольный звон, заглушавший истинное пастырское служение, духовенство и интеллигенция вещали о «народе-богоносце», принимая за данность то, что достигается длительной и самоотверженной работой. Культивировалась слепая вера, а отправление мирянами религиозных обрядов приравнивалось к доказательствам гражданской лояльности. Но события февральской революции воочию показали, что «вся религиозность русского человека была вполне безсознательна, что христианство коснулось души русского народа очень слабо, что идеализация народа нашего как какого-то аскета — решительно ни на чем не основана» (115, 392). Триединая формула :— «православие, самодержавие и народность» оказалась мыльным пузырем: православный народ отказался стать на защиту самодержавия. Разрушив церковное общество, самодержавие, считает епископ, тем самым лишило массы нравственного влияния и духовного воздействия той силы, которая единственно могла быть идеологической опорой русской жизни. Революция, уничтожившая царский деспотизм, открыла широкие возможности для развертывания церковной деятельности. Однако плевелы петровских реформ пустили глубокие корни в среде русского общества и ядом цезаропапизма парализовали нравственное самосознание духовенства и мирян. Временное правительство, по опре- 50 делению епископа Андрея, в лице революционного обер-прокурора явилось достойным преемником победонос-цевского ведомства и ставило проблему антиномии Церкви и государства на старую почву. Под видом революционных преобразований в новосозданном Синоде насаждались принципы подчинения Церкви политическим задачам новой власти. Обер-прокурор В.Н.Львов самолично решал важнейшие вопросы, игнорируя мнение духовенства*. Об этом писал еп. Андрей, открыто высказывались на Соборе протопресвитеры Щавельский и Любимов. В частности, вопреки призывам духовенства, у приходов были отобраны школы, коим отводилась ведущая роль в деле обновления церковной жизни. Новый глава Ведомства православного исповедания принимал решения, явно противоречащие канонам, и в своей работе опирался именно на те круги, которые недавно верой и правдой служили самодержавному цезаропапизму и уже были готовы трудиться под началом нарождавшейся новой власти, ибо принцип всеобъемлющего подчинения Церкви государственной власти с поразительным постоянством брался на вооружение различными политическими силами, независимо от классовых перегородок. Именно так оценивает епископ угнетенное положение Церкви, и борьба всевозможных политических теорий не может поколебать его выводов о том, что все их выразители стараются поставить православие на службу партийным лозунгам и тем самым внести принцип, который преосвященный Андрей определил как «цезаропапизм наизнанку», под которым понимал охлократию всех цветов, вне зависимости от образовательного и имущественного ценза. Привычное к подчинению духовенство почти беспрекословно повиновалось любому командному окрику светских властей: силы воинствующей Церкви были подорваны расколом XVI века и наиболее деятельная ее направила все свои усилия на укрепление и сохранение * Это можно было предвидеть, зная о настроениях Львова в тот период, когда он возглавлял Церковную комиссию в Государственной думе. 51 часть древней традиции под ударами российской инквизиции. Высшая иерархия давно превратилась в церковных магнатов, а рядовое духовенство привыкло автоматически следовать рекомендациям «Церковного вестника», бывшего барометром самодержавной политики, и строго ограничивало деятельность клира внутрихрамовым исполнением треб. Произошла «атрофия нравственного чувства» (96, 595) и когда флюгер исчез вместе с царизмом, духовенство в растерянности опустило руки, ибо за два века разучилось самостоятельно мыслить и действовать. Вместе с самодержавием, которое было одновременно и идолом клира, и его охраной, был с корнем вырван авторитет церковной власти и народная ненависть, разбуженная революцией, обрушилась на православные святыни. Наступило время воздаяния за преступное сотрудничество с деспотизмом. Яркой иллюстрацией раскола меежду клиром и массой верующих послужили дебаты на Соборе по поводу признания полномочий священника В.И. Востокова как депутата от мирян Уфимской епархии. Этот единственный случай избрания иерея мирянами был многими не понят: большинство Отдела личного состава Собора признало выборы недействительными (190, 40). Но Собор, тем не менее, нашел в себе силы утвердить священника в правах депутата и тем самым высказался в поддержку линии еп. Андрея, направленную на укрепление единства клира и мирян. Профессор церковного права Н.Д. Кузнецов так выразил свое мнение: «Если миряне дают предствительство клирику, то это явление нужно приветствовать, особенно в России, где в настоящее время большое разъединение между членами церковного общества» (190, 44). Дискуссия на 18-ом заседании Собора была внушительной демонстрацией успехов деятельности епископа Андрея в своей епархии. В статье «Современные церковные настроения», написанной в сентябре 1917 года, епископ метко определяет и дает мастерскую характеристику трем направлениям церковной жизни, которые зародились давно, но в дни революции обнажили свое естество. Содержание статьи звучит и ныне настолько актуально, что создается впе- 52 чатление, будто владыка Андрей рисует обстановку, сложившуюся в русской православной Церкви к последней четверти XX века. Первое — церковно-монархическое, наиболее сильная и сплоченная партия бьшших читателей скворцовского «Колокола» и устроумовского «Церковно-общественного вестника», стремящаяся оставить Церковь на ее прежних позициях, заморозить в принципах беспрекословного служения светской власти и не допустить развития церковно-общественной жизни. Эта группа продолжает распространять яд государственной антицерковности, который «долго еще будет держаться в мыслях и чувствах людей, по недоразумению считающих себя церковными деятелями», (95, 591). Второе течение — церковный оппортунизм, который епископ характеризует как лень в области мысли и инстинкт самосохранения в области чувств. Эта группа наиболее ненавистна епископу в силу ее бесхребетности, болотного застоя, засасывающего всякое проявление чистого духа возрождения и устроения истинной церковности: «Здесь люди стремятся только к наибольшей приспособляемости... Нужно им только то, что называется — «чтобы и волки были сыты и овцы целы». Поэтому волчьи аппетиты тут не отрицаются и не осуждаются. И это направление квази-церковной жизни готово мириться решительно со всем! Только бы все было мирно и тихо: чтобы все было, по крайней мере, снаружи «шито-крыто», хотя бы изнутри церковной жизни все было преисполнено всяких гадов» (95, 291-292). Ради сохранения внешней оболочки Церкви представители этого направления готовы пожертвовать внутренним духовным содержанием православной истины. Но вера держится не дипломами, а мучениками. И, наконец, третье — обновленческое, как называет его еп. Андрей: истинно церковное. В его характеристике ярко проявляются два аспекта: внутреннее возрождение Церкви и нравственное ее воздействие на общественную жизнь государства. В первую очередь — коренная реформа прихода, епархиального и высшего церковного управления 53 на основе верности канонам и соборности. Необходимо возрождение молитвенного, жертвенного настроения в православной Церкви, глубокое, из сердца исходящее, служение высшим истинам. Важным предприятием в этой сфере является полное и искреннее примирение со старообрядчеством, дарование особой иерархии единоверцам. Одновременно с устроением внутренних проблем в ограде Церкви, необходимо нести церковность и соборность в формирование народной жизни России, привносить христианские начала во все проявления ее развития. Разумеется, во всяком строительстве исторических параллелей существует некоторая доля натяжек и поэтому, отнюдь не ставя знака равенства между положением русской православной Церкви в 1917 году и в последней четверти XX столетия, мы приведем — для сравнения читателем — выдержки из отчета Совета по делам религии за 1974 год. Его составитель также делит, но уже не все духовенство, а только архиереев, на три группы. «Первая — правящие архиереи, которые и на словах и на деле подтверждают не только лояльность, но и патриотичность к советскому обществу, строго соблюдая законы о культах и в этом же духе воспитывают приходское духовенство, верующих, реально сознают, что наше государство не заинтересовано в возвышении роли религии и церкви в обществе и, понимая это, не проявляют особенной активности и расширения влияния православия среди населения» (468, 278). А вот характеристика одного из представителей этой группы: «Он по-прежнему не проявляет особого усердия в архиерейских службах, хотя и проводит их регулярно. Проповеди проводит регулярно, но очень коротко и не очень выразительно, без подъема («Трудно говорить»). Почти каждую проповедь заканчивает призывом к верующим жить в мире, бороться за мир во всем мире, вносить деньги в фонд мира, хорошо работать на производстве. За семь лет управления епархией он не был ни в одном из сельских приходов края. Бывая в приходах, занимается только духовной стороной их деятельности и поведением 54 духовенства, не вмешиваясь в финансовые и хозяйственные дела. Во взаимоотношениях с уполномоченным Совета уравновешен и сдержан, правильно реагирует на наши рекомендации» (468, 282). «Вторая — правящие архиереи, которые стоят на лояльных позициях к государству, правильно относятся к закону о культах и соблюдают их, но в своей повседневной административной и идеологической деятельности стремятся к активизации служителей культа и церковного актива, выступают за повышение роли церкви в личной, семейной и общественной жизни с помощью модернизированных и традиционных концепций, взглядов и действий, подбирают на священнические должности молодежь, ретивых ревнителей православного благочестия» (468, 278). Помимо этого архиереям второй группы инкриминируется стремление «увести молодежь от решения современных и весьма острых политических задач, убеждая слушателей, что в мире нет ничего лучше Христа и нужно чаще собираться верующим вместе, в тесном союзе поддерживать церковь земную, воинствующую; спасать не только верующих, но и неверующих и не стремиться угождать людям» (468, 284). Третье направление просто называется «религиозно консервативным» (468, 279) и по поводу его представителей приводятся следующие факты. Так, у одного из них в «деятельности просматривается недовольство положением церкви в СССР и упорное стремление к созданию «благолепия» в храмах и расширению штата священнослужителей... В личных беседах с уполномоченными он неоднократно заявлял о своей неудовлетворенности положением дел с кадрами священнослужителей в РПЦ. По его мнению, этот вопрос является главным для церкви в настоящее время» (468, 284). Другой, «не выходя за рамки закона, осуществил ряд мер, которые активизируют верующих: — увеличить число архиерейских служб, которые, как правило, проходят торжественно при большом стечении молящихся; — требует от духовенства «чаще проповедовать, не 55 лениться», в результате чего количество проповедей увеличилось; — четко и в достаточном количестве организовал снабжение духовенства и религиозных объединений предметами культа; — своевременно обеспечивает приходы кадрами священнослужителей, что дало возможность исключить срывы богослужений в церквах из-за отсутствия духовенства» (468, 285). Ну а третий «действительно показал свою религиозную ретивость, поставил своей целью возобновить деятельность затухающих приходов, активизировать верующих» (468, 287). Безусловно, разные эпохи и разные условия, но в основе единое — работа пастырей и глубокое осознание своей ответственности. Епископ Андрей утверждал, что группа церковных деятелей-обновленцев была немногочисленной и этим объясняется тот факт, что Поместный Собор 1917/1918 годов не смог решить кардинальных проблем церковного строительства. Владыка прямо называет большинство членов Собора «глухими, слепыми и немыми», мимо которых прошли величайшие события в истории России. Собор почти не реагировал на перепитии политических и общественных событий, ограничившись платоническими обращениями к различным властям и углубляясь в решение второстепенных вопросов (112, 202-209). Единственным, воистину великим, актом Собора еп. Андрей считает избрание патриарха, необходимости которого для Церкви он постоянно утверждал на страницах печатных органов и в своих проповедях. В его представлении патриарх русской Церкви, являясь первым епископом среди равных и, будучи ответственным перед Собором, должен олицетворять единство православия, его соборность и внутреннюю самостоятельность. Идея патриаршества должна быть противопоставлена традиции управления Церковью посредством государственного чиновника в образе обер-прокурора бессловесно-послушного Синода. В статье «Нужен ли нам патриарх?», опу- 56 бликованной в ноябре 1917 года, еп. Андрей отстаивает собственное представление о функциях будущего патриарха и отвечает на упреки противников патриаршества, утверждавших, что избрание единой главы Церкви является данью самодержавным традициям русского православия и нарушает принцип его соборности. Главную задачу патриарха епископ определяет как нравственный надзор над иссй церковной жизнью путем свободы его проповеди и обличения, право на которое дает подвиг личной жизни. «Патриарх будет только председателем будущего церковного управления, — считает еп. Андрей, — но -с обязательством личной нравственной ответственности за все, что совершается в Церкви во время его управления» (99, 629). Таким образом: «пусть патриарх будет иметь прежде всего не великие права, а великую обязанность: в своей любви и попечении содержать все души христиан православных» (87,433). Патриарх должен возглавить тот принцип, который, по мнению владыки, должен стать в основе возрождения церковной жизни, — принцип ивтономии. Епископ разрабатывает четкую структуру новой организации, свободной от всякого воздействия светской власти. Синод с патриархом во главе — ответственный перед Собором — регулирует деятельность епархий. Система епархиального управления также подвергается глубоким преобразованиям и, в первую очередь, резко увеличивается количество епископов русской Церкви (и соответственно число епархий) вплоть до десятикратного умножения (86, 400). Регулярные епархиальные съезды духовенства и мирян обсуждают и принимают решения по всем внутренним проблемам. Параллельно иерархическому управлению организуется и приобретают значительный вес приходские союзы, воссозданные снизу до верху с целью наиболее полного и плодотворного вовлечения прихожан в церковно-общественную и хозяйственную приходскую деятельность. Приходы должны стать моральной и материальной опорой всей церковной жизни в России, альтернативой разрушительным тенденциям тогдашних событий в стране. Материальная независимость Церкви от 57 государства — важнейшая предпосылка свободного строительства православной жизни. Еп. Андрей высказывал уверенность в том, что следует немедленно отказаться от 40-миллионной подачки государства, закабаляющей развитие церковной общественности и создать «общего- ! сударствеш&ш денежный церковный фонд» (87, 431) из пожертвований прихожан и поступлений от приходских кооперативных хозяйств. Таким образом, для епископа принцип патриаршества и автономии является важнейшей основой возрождения Церкви, что не оставляет никаких точек соприкосновения ее с государственным аппаратом. Принцип автономии, в трактовке архиерея, явно приводит его к провозглашению идей отделения Церкви от государства, но необходимо было время, чтобы епископ Андрей смог открыто высказать ее. В беседе в главой правительства в мае 1917 года, а затем и в открытом письме к А.Ф. Керенскому в августе того же года, епископ Андрей высказывал мнение, что «отделение Церкви от государства не страшно для Церкви, но для государства страшно его собственное отделение от Церкви» (76, 433), имея в виду то, что невозможно строить общественную жизнь, игнорируя нравственное воздействие православия. В этом письме владыка еще решается дать рекомендации представителю власти, призывая в деле возрождения государства опереться на здоровые силы общества, «понимающие религиозную психологию народных масс» (76, 433). Однако дальнейшее развитие политических событий вновь демонстрирует нежелание и неспособность политических деятелей отказаться от своих закостенелых догм и вести страну по пути нравственного возрождения и в речах пришедших к власти политиков чуткое сердце епископа улавливает звуки возведения стен новой тюрьмы для веры. Поэтому еп. Андрей высказывается за прекращение всяких контактов с государственными органами провозглашенной Российской республики, будучи твердо уверенным в невозможности достижения положительных результатов. Лучше всего проследить этот момент в выступлениях епископа на Соборе, где он находился почти 58 в полном одиночестве при обсуждении основных вопросов. Он резко выступил против апелляции Собора к Временному правительству, когда был принят закон об изъятии школ из ведомства церковных приходов: «Я считаю ошибочным все наши обращения в Петроград с покорнейшими просьбами то о Законе Божьем, то о школах. Нет основания думать, что эти просьбы будут удовлетворены, и тогда мы останемся с одними красноречивыми словами, не имеющими практического значения для жизни» (215, 148). Когда в Уфимской епархии школы перевели в ведение министерства образования, епископ немедленно распорядился организовать при приходах новые школы. Идентичное постановление было принято на Соборе. Здесь же еп. Андрей поддержал профессора С.Н. Булгакова в вопросе о посылке членов собора в Предпарламент: «Я противник вмешательства Церкви в политику... Мы должны обращать свой голос не вверх — в Петроград, а вниз — к народу» (215, 133). Игнорировать антицерковные распоряжения государственной власти, не компрометировать себя сотрудничеством с политиканами, в какие одежды они ни рядились бы, но апеллировать непосредственно к массам — вот тот принцип, которым руководствуется отныне еп. Андрей с еще большей последовательностью. И, наконец, он прямо говорит о себе как о стороннике отделения Церкви от государства. Это произошло 17 декабря 1917 года на заседании Правления приходских Советов церквей города Уфы (102, 688). Политические партии различных оттенков полностью дискредитировали себя как строители новых форм жизни, а посему «народ должен быть хозяином своего счастья» — именно такую идею проводит епископ в своей речи 19 августа 1918 года. Необходимо организовать общественную и государственную жизнь с прихода, укрепляя малые единицы, создавать фундамент будущего общества. Задача Церкви в этом процессе — нравственное воздействие, распространение благотворных идей взаимной любви и сотрудничества. В итоге, считает епископ, это приведет к «гармоничному претворению Государст- 59 ва в Церковь для достижения высших и вечных целей» (87, 436). С первых.дней революции еп. Андрей провозгласил, что наконец появилась реальная возможность избавиться от тягчайшего позора, гнетущего православное русское общество на протяжении двух с половиной веков — раскола Церкви. Цезаропапизм пал, следовательно, ликвидировано главное препятствие на пути достижения единства. Старообрядчество, считает владыка, явилось следствием самодержавной политики начала ХУШ века, и именно гражданская власть осуществляла гонения, в которых православная Церковь не повинна. Епископ утверждает, что проклятия Собора 1667 года и последующие церковные постановления направлены против раздорствующих, не порицая старые обряды и книги: «старообрядчество создано самодурством императора Петра. Патриарх Никон наделал ошибок, но заблуждался честно в своей ревности о Церкви и о ее славе, а Петр Великий своею неслыханной жестокостью окончательно оттолкнул" старообрядцев от Церкви» (68,140). Ныне, надеется еп. Андрей, забыв старые обиды и разногласия, Церковь должна объединиться именем Христа. Однако, рассмотрим концепцию епископа в плане ее историчности, соответствии традиции, а также возможности ее практического осуществления. В первую очередь вызывает сомнение освещение исторических фактов. Владыка пишет, что клятвы Собора 1667 года «были наложены только на церковных раз-дорников, а не на самые обряды» (106, 743). Но неправомерность подобной точки зрения была уже к тому времени достаточно определенно выяснена исторической наукой*. И тем более явным диссонансом звучит утверж- * См. 254. Из воспоминаний епископа известно, что читая эту раиоту еще в 1914 г. 60 дение епископа, что православная Церковь все-таки обязана снять соборно эти клятвы. Немаловажным упущением можно считать и то, что епископ совершенно не вспоминает никоновское «Изъяснение» 1653 года, о клятве патриарха Макария 1656 года, соборном постановлении против приверженцев древлеправославной традиции 1666 года. И наконец мнение о том, что гонения на старообрядцев были организованы гражданской, а отнюдь не церковной властью. И здесь натяжка: соборные постановления 1666—1667 гг., распоряжения патриарха Иоакима, сочинения канонизированного Димитрия Ростовского и многие другие труды православных иерархов прямо рассуждали о «телесном озлоблении» и история дает нам обилие фактов жесточайших преследований со стороны господствующей Церкви и инспирируемых ею правительственных органов*. Бывали случаи (и довольно частые), когда государственная администрация пыталась унять не в меру ревностных поборников русской инквизиции**. Одной из важнейших причин векового раздора еп. Андрей справедливо считает цезаропапизм. Насильственные методы процесса изменения обрядов и правки богослужебных книг, примененных Никоном и царем, шли «разрез со сложившейся традицией в русском православии. И в последующее время правительственная опека давила на внутреннюю жизнь Церкви, и еп. Андрей сам неоднократно писал, насколько пагубно сказывается применение подобных методов на церковном организме до сих пор. Так можно ли было говорить об объединении с разваливающейся организацией? Правда, епископ считал, что именно старообрядчество вылечит православную Церковь, но последняя, в основной массе своих представителей, была иного мнения. Искренность намерений самого еп. Андрея не вызывала сомнения у старообрядцев: «Мы знаем уфимского епископа Андрея * См., например, работы публициста-историка А.С. Пругавина. ** См. 341 стр. 261, 291, 307 и др. 61 как искреннего церковника, любящего старообрядчество, но он одинок среди своих собратий, он, к несчастью, — исключение», — писал старообрядческий публицист И. Кириллов (258, 446). И это действительно было так. Выступления и шаги епископа, направленные на достижение единения, подвергались грубым нападкам, его прямо объявляли впавшим в ересь. «Московские ведомости», выражая настроение определенных кругов господствующей Церкви, занялись безудержными оскорблениями, не останавливаясь перед фальсификациями и прямой ложью*. О настроениях в православной Церкви говорят факты, имевшие место на Соборе: Синод вынес на рассмотрение Собора законопроекты «О клятвах Патриарха Никона и Московских Соборов 1666-1667 гг.» и «О иерархии белокриницкой-старообрядческой и старокатолической» (357, 36). Никаких решений по этим вопросам принято не было и лишь в определении «О единоверии» Собор вновь призвал ко всесторонней борьбе с «расколом» (311, 5). Трудно, разумеется, установить ту грань, что отделяет верность канонам и впадение в буквоедство и «обрядоверие» под именем православной службы. Однако полное игнорирование обрядовой и вероисповедной разницы, вероятно, неприемлемо ни для одной, ни для другой стороны. Христианство религия, опирающаяся на авторитеты, и существует определенная категория бесспорных истин для каждого верующего. Без четкого определения границ духовного фундамента не может быть единства**. Епископ * См. «Московские ведомости» NN 185, 206, 209 и другие за 1917 г. Кроме того, перепечатка оттуда в журнале «Слово Церкви {291, 614). *Русский мыслитель Н.Ф. Федоров писал: «Какое значение может иметь примирение только в догмате без примирения в обряде и жизни? Примирение в мысли, т.е. в мнении, не есть ли мнимое..? Примирение в догмате, без примирения в обряде, без усвоения — тогообряд а, которыйестьверноевыражениедогмата, не будет ли единомыслием без единодушия, которое не может остаться внутренним, а требует внешнего выражения? Как возможно внутреннее согласие при внешнем противоречии?.. Вера состоит в единстве догмата, обряда и жизни, т.е. в цельности» (460, 475). 62 же считал это делом третьестепенным и просто предлагал: «на Красной площади все участники обоих крестных ходов падают в землю друг другу и взаимно испрашивают друг у друга прощение за вольные и невольные двухвековые прегрешения... А потом мудрость объединенной иерархии должна на общих соборах (может быть, на многих) через общие молитвы объединить все стадо церковное и в обряде» (106, 744). Только глубокой вере и любви можно приписать столь наивный план уничтожения пропасти векового раздора. Одной из важнейших проблем во взаимоотношениях церквей был вопрос о признании Белокриницкой иерархии старообрядчества. В февральском номере «Христианской мысли» за 1917 год в статье, написанной в 1916 году, епископ определяет ее как «самочинное сборище», лишенное благодати (64, 18)*. Однако, после революции он высказывается за признание духовенства, начало которому положил митрополит Амвросий. В обоснование своего мнения епископ приводит 1 правило св. Василия Великого и 68 правило Карфагенского Собора: в случаях, когда каноничность иерархического лица вызывает сомнение, ради любви и спасения душ человеческих, можно принимать его в Церковь в сущем сане (180, 299). Несмотря на то, что это был большой шаг вперед, подобное решение вряд ли могло удовлетворить старообрядчество. Еп. Андрей не ограничивался теоретической разработкой проблемы и предпринимал прямые шаги в направлении достижения согласия. 31 мая 1917 года в сопровождении епископа Углицкого Иосифа (Петровых — будущего вдохновителя «иосифлянского» движения в русской Церкви) и единоверческого протоиерея Семена Шлеева, преосвященный Андрей посетил Рогожское кладбище, где встретился с епископами Белокриницкой иерархии. Делегацией было передано послание единоверческого съезда, председателем которого был еп. Андрей, а также здесь велась беседа по теорети- * Правда это единственное столь резкое выражение у еп. Андрея. 63 тическим и практическим вопросам взаимоотношений православия и старообрядчества. В связи с различными инсинуациями, появившимися после этого в прессе, епископ выступил со статьей «На Рогожском кладбище», где рассказал о своем посещении и высказан отношение к расколу русского православия. Эта статья вызвала новую волну травли, обвинений в самовольстве и еретических мыслях. Одновременно, послание единоверческого съезда, состоящее из 7 пунктов, было напечатано в журнале «Слово Церкви» в сопровождении постатейных комментариев. В августе появился ответ старообрядческих епископов, в котором прямо говорилось о невозможности примирения на данном этапе. Единоверцы, находящиеся в иерархическом подчинении православной Церкви, считали себя промежуточным звеном между старообрядчеством и православием (именно с того времени они стали именовать себя «православными старообрядцами»). Они и взяли на себя труд попытки достижения соглашения. Важную роль в предпринятых действиях играл еп. Андрей, который был председателем единоверческого съезда 1917 года в Нижнем Новгороде и являлся основным предендентом на пост единоверческого епископа, которого они добивались. Поэтому именно он и передал 31 мая послание съезда. Редакционный разбор 7 пунктов единоверческого «Обращения» выглядит несколько бледнее в сравнении с ответом старообрядческих епископов. Если первый, в основном, занялся дотошным разбором отдельных положений, толкованием случайных выражений и, в некоторых местах, слишком «осовременивает» глубинные проблемы, то второй документ дает тщательно мотивированный анализ сущности разногласий и определяет четкую позицию старообрядчества в вопросе о единстве, не реагируя на конъюнктурные позывы момента. В «Ответе» сказано, что иерархия господствующей Церкви, в нынешнем ее положении, не может считаться 64 православной и, в соответствии с установившейся традицией, считается еретической во 2-ом чине. В том состоянии, В котором являет себя нынешняя православная церковь, пишут епископы, не может быть и речи об объединении. Такой опыт уже проводится более ста лет (имеется в виду единоверие) и результаты плачевны: единоверие не только не внесло дух истинной церковности в господствующее православие, но само в значительной степени утеряло облик древлеправославной Церкви. Поэтому единение в настоящее прсмя «неосуществимо и даже вредно для чистоты древнего благочестия» (414, 610). Сама идея единства русского православия не отвергается старообрядческими епископами, однако она может воплотиться в действительность лишь при условии, что «обе Церкви, новообрядческая и старообрядческая, не будут ни в чем разниться» (414, 610). И далее следуют конкретные пожелания: необходимо, чтобы последователи реформ Никона, при участии посточных патриархов, соборно отвергли и осудили клятвы и злохуления, произнесенные на святоотеческие предания и обычаи и на православных христиан, содержащих оные; обязаны раскаяться и испросить прощение — как за эти клятвы и злохуления, так и за все бесчеловеческие мучения и гонения, каким подвергали они и их предки — держателей святоотеческих преданий. Должны всецело восстановить каноничность своей церкви и устроить ее в таком виде, в каком пребывала древлерусская Церковь до разделения... Без всего же этого, при настоящем антиканоническом положении и расстройстве церкви господствующей, когда попираются священные каноны, презираются святоотеческие предания и древлецерковные обычаи, не исполняется богослужебный чин — даже по ее книгам и уставам — служба совершается с пропусками, какими-то отрывками, антицерковным (концертным) пением, нет в церкви единообразия и благочиния, — говорить о единстве нас с вами и с господствующей церковью нам кажется преждевременным ибесполезным» (414, 610). Заканчивается «Ответ» пожеланием и уверенностью, что в конце концов солнце правды и истины, «мира и любви 65 воссияет среди верных сынов Руси святой» (414, 610). Можно заметить, что старообрядческие епископы высказывались о господствующей Церкви почти в таких же выражениях, какими обвинял ее сам еп. Андрей на протяжении предшествующего десятилетия. Те же слова о тех же болезнях. Однако выводы совершенно различны. Преосвященный Андрей считает, что духовное возрождение православия может быть достигнуто своеобразной «прививкой» ему старообрядчества. Но ведь много лет архиерей призывал к внутреннему исправлению, напряженной работе восстановления духа церковности и прекрасно сознавал, что для этого нужен подвиг и длительный период времени, а не приобретение истины на стороне. Старообрядческие епископы поэтому и предложили православию тяжкую дорогу исправления и познания путем внутреннего преображения с опорой на авторитет Св. Писания, каноны, святоотеческое предание, утверждая при этом, что процесс этот облегчается самим фактом существования старообрядческой Церкви, являющейся зримым примером служения истине. После опубликования «Ответа» епископ Андрей написал «Открытое письмо к старообрядческим епископам Белокриницкой иерархии», где высказывал сожаление по поводу столь, как ему казалось, резкого ответа. Именно здесь он описал свой план единения на Красной площади. Редакция «Слова Церкви» в NN 45-47 поместила письмо и комментарии к нему (106). И в дальнейшем старообрядческие публицисты возвращались к этой теме, а в редакцию поступали многочисленные письма от рядовых последователей древлеправославного благочестия — два из них были опубликованы в 1918 году в журнале «Голос Церкви» (321, 32-37). На протяжении революционных месяцев еп. Андрей находился в гуще событий и неоднократно высказывал свое отношение к ним. Наиболее полное выражение его взгляды 66 получили в двух речах, произнесенных летом 1918 года, когда многочисленные политические теории получили свое явственное воплощение в конкретных событиях. Первая —-это речь, произнесенная в общем собрании Восточно-русского культурно-просветительного Общества «Народ должен быть хозяином своего счастья» 19 августа. Вторая — «Речь-слово, сказанное епископом Андреем перед открытием Государственного Совещания в Уфе» 26 августа (ст. стиля) на площади перед кафедральным собором. Епископ считает революционный 1917 год закономерным исходом управления Россией самодержавной властью. Русское общество охвачено смертельными болезнями вследствие полной потери нравственно-религиозного чувства: в этих болезнях повинна несомненно, самодержавная власть Санкт — Петербурга. Власть стала нехристианскою: она перестала считать себя обязанною всегда быть на службе людям и перешла незаметно в некое властвование, в целую систему начальствования. Власть стала каким-то идолом, которому нужно было кланяться и служить, и в этом заключалась вся гражданская добродетель. Нравственная ценность власти вовсе не принималась во внимание, — а именно самая власть считалась чем-то «самодовлеющим и дающим оценку всяким ценностям» (115, 395-396). Церковная иерархия культивировала подобные мысли и чувства в народе и, вследствие этого, в обществе царил, с одной стороны грубый деспотизм, а, с другой — рабское подчинение с осознанием своего холопского положения. Эта атмосфера поддерживалась и в приходских школах, и в университетах. Принципы западного духовного начала господствовали в учебных заведениях, и в результате, считает епископ, русская интеллигенция совершенно чужда национальному самосознанию, поэтому и русской ее назвать нельзя. Исходя из этого понимания, он заключает, что «обе революции были достойным плодом достойной власти и поэтому были вполне законны» (115, 394). Переворот внушал надежды на обновление, но, говорил владыка, у штурвала революции оказались люди, вос- 67 питанные в духе российского деспотизма, ставшие достойными продолжателями его дела: «Ленин только использовал тот горючий материал, который представляла из себя наша молодежь, а честь воспитания этих негодников, разрушивших наше отечество, — принадлежит бесспорно нашей приходской школе» (115, 394). Интеллигенция и возглавляемая ею революция продолжали линию противопоставления себя народу и наиболее ярко это проявилось в церковной политике новых властей. «Нерусские люда смешали неосторожно иерархию («попов») с Церковью и еще более неосторожно провели «отделение Церкви of государства», сделав наше государство принципиально безыдейным; нужно было только отделить церковную организацию от государственной опеки, а фактически отделили государство от всяких нравственных принципов» (115, 395). Под «нерусскими» людьми епископ подразумевает не только еврейский элемент, а, в первую очередь, именно «псевдорусскую» интеллигенцию*. Именно эта интеллигенция, считает епископ, вначале во главе с Керенским, провозгласила отделение Церкви от народа, а затем, ведомая Лениным, вдохновила темную массу на разгром Церкви: «Оба эти интеллигенты, и Керенский, и Ленин, не знают, что такое Церковь, и наделали крупных ошибок... Они социалисты, но не русские люди; вот корень их ошибок и ошибок революции! Наша революция была в высокой степени либеральна, но оказалась очень мало народна! Ее руководители до сих пор не понимают русского народа, потому что не знают его мировоззрения» (115, 395). * Епископ горячо выступал против усыпляющих утверждений о том, что русский народ якобы «сглазили». Архиерей ставит проблему на иную почву и призывает осознать свою вину, ибо без покаяния нет исправления: «В защиту русского народа пытаются говорить, что его сбили с толку евреи, что народ обманут своими вожаками... Плохое извинение! Хорош же народ и хороша его религиозная христианская настроенность, что любой проходимец может его «сбить с толку»!.. Одно из двух: или этого самого «толку» у русского народа мало, или его религиозность слишком слаба...» (115, 392). 68 Вскрывая причины и сущность революционной бури, епископ рассматривает ее лишь с позиции нравственных начал. Глубоко разрабатывая этот аспект, он оставляет вне ноля зрения политические, экономические проблемы. Разумеется, это и не было его задачей, но одностороннее освещение насущных вопросов не могло удовлетворить народные массы, к которым он обращался. Его оценка событий была бы совершенно верна, если бы верна и всеобъемлюща была его историческая философия. Но его определение причин революции страдает односторонностью, хотя он противопоставлял разрушающему характеру движения разработанную систему мероприятий, включающую как духовные, так и политико-экономические элементы. * * * Первые столкновения с социалистическим движением произошли у еп. Андрея уже весной 1917 года. Газета уфимских социал-демократов обвинила его в пристрастии к монархизму и в качестве примера указала на то, что архиерей, ранее усердно молившийся за самодержавную власть, не делает этого по отношению к революционному правительству. Епископ обратился к редакции за помощью в деле составления молитвы, где можно было бы провозгласить «многая лета» Временному правительству (83, 249)*. Когда в социалистическом движении первых месяцев революции преобладали сравнительно умеренные элементы, епископ пытается наладить с ними своего рода контакты, даже видит положительные моменты: «Социалисты взяли у нашей первоначальной апостольской Церкви ее святое учение об общине, братстве, равенстве... и ушли с этим * Хотя для претензий редакции были серьезные основания: «Определение» Синода от б марта 1917 г. рекомендовало пастырям ведите литургии «с совершением многолетия Богохранимой Державе Российской, благоверному Временному Правительству»... (317, 63). 69 учением от нас в сторону» (86, 309). Социалистам, пишет епископ, не хватает чувства любви и поэтому в основу своей теории и практики они поставили идол классовой борьбы, что на российской почве дало «свободу хулиганству» (92, 589). Задача православия состоит в том, чтобы научить социалистов истинному социализму духа, внести в их учение нравственное начало. Это будет тем легче сделать, рассчитывает владыка Андрей, чем скорее все осознают, что в недрах русского народного духа зреют семена врожденного социализма и в России уже есть опыт социалистического устройства — старообрядческая община: «это социализм, но здоровый, основанный на взаимном доверии, это святая общественность, которую благословляет св. Церковь» {102, 689). Однако в ноябре 1917 года сравнительно спокойные рассуждения сменяются наполненными страстью речами: «родина наша, весь русский народ, сбитый с толку, переживает ныне последние недели своего бытия. Кончается одна страница русской истории и начинается страшная другая...» (97, 619-620). В большевистском перевороте епископ первое время видел лишь заговор германского генерального штаба. Всевозможные инсинуации о характере движения и ораторский пыл, с которым неизменно выступал (как письменно, так и устно) еп. Андрей, уводили его несколько в сторону от реального освещения фактов: здесь и «пломбированный вагон» в соответствующей трактовке, и миллионные фонды на содержание тысяч агитаторов и 60 тысяч переодетых в русские шинели немецких солдат и офицеров, расстреливающих в Петрограде русский народ, — и многое другое. Заблуждение осенью-зимой было массовым и лишь ужасом перед германским закабалением России руками большевиков можно объяснить несвойственный владыке Андрею призыв к насилию: «Теперь немцы голыми руками заберут у нас богопротивный Петроград и все города вплоть до Москвы. Одна Украина и южная Русь с казаками поняли истинную опасность от немцев и предательство по отношению к России со стороны продажных русских предателей и изменников и на юге все 70 вооружаются» (102, 690). Епископ вызывает в памяти слушателей и читателей образы Смутного времени, когда иноземные захватчики действовали руками «русской сволочи» (109, 8) и призывает бороться с немецко-еврейским заговором, орудием которого является большевизм. В дальнейшем тон вновь меняется. Владыка по-прежнему враждебен «углублению революции», но войдя в непосредственное соприкосновение с Советской властью и ее носителями, меняет акценты. 11 января 1918 года на заседание Восточно-русского Общества архиерей допустил (вопреки протестам присутствующих) выступление двух большевиков и вынес впечатление о том, что это совершенно русские люди, честно заблуждающиеся и ведомые преступной рукой. В речи на этом заседании еп. Андрей выразил уверенность в возможность исправления большевиков и призвал интеллигенцию оказать всевозможную поддержку. 13 января еп. Андрей сам отправился в Уфимский Совет рабочих депутатов. Он был поражен тем, что увидел, как сам вспоминал, настоящих праведников, всецело преданных идее устроения царства Божьего на земле. Но искренность и самоотдача благородным идеалам, по мнению епископа, сочетается в большевистских деятелях с приверженностью к жесточайшим методам их воплощения. И он констатирует: это вполне русские люди, действующие в соответствии с традициями русской жизни, взращенными в подземных глубинах старого мира. Апостолы нового мира ведомы преступной рукой, но в силах православия вернуть их на путь любви и истинного социализма. Владыка беседует с прихожанами, но одновременно обращается к большевикам: «Избегайте всякой ссоры, всякой вражды. Не сердись, если твой ближний не послушает тебя. Зная, что его правда так же дорога ему, как твоя правда — тебе. Научитесь понимать друг друга и прощать друг другу несогласия во взглядах» (230, 21). Еп. Андрей отдает дань уважения благородным намерениям большевиков, но власть их для него неприемлема. 71 В статье «О власти императорской и советской», написанной в мае 1918 года, когда многое уже стало ясным, он высказался резко против власти большевизма. Советская власть, по его мнению, вновь утверждает деспотизм как форму государственного управления. Эта власть направлена против народа и его Церкви. Епископ обвиняет новую власть в том, что она не способна установить порядок в стране и сохранить целостность Российского государства. Здесь епископ пытается углубиться в теоретические рассуждения о сущности государственного устройства и утверждает, что «народною власть может называться тогда, когда она полезна для народа» (111, 194). Подобная теория наводит на мысль, что епископ обращается к идее о создании такого общественного устройства, где находящиеся у власти «лучшие люди» раздают счастье народным массам*. Но следующий призыв архиерея дает повод увериться, что он не имеет в виду политическую систему, а указывает совсем в иную сторону: «Нужны народные Советы, но переустроенные на новых началах и... нужна какая-то другая власть, очень сильная, которой сейчас нет, которая имела бы целью спасти и эти народные Советы и весь русский народ» (111, 196). В своей речи перед открытием Государственного Совещания членов Учредительного Собрания, которое состоялось в Уфе в апреле 1918 года, епископ более конкретизирует свои построения, ссылаясь на библейскую историю, когда судьи Израиля вели народ по пути духовного обновления и национального возрождения. И ныне, считает епископ, нам нужно для спасения отечества «одно честное, прекрасное, патриотическое имя, нужен вдохновенный вождь, сильный делом и словом... который бы воплотил в себе и воскресил нашу несчастную родину» (114, 390). И этим человеком еп. Андрей явно не считал носителя какой * История дала нам уже массу примеров воплощения подобных теорий. Епископ слабо осознает, что настало время массовых движений и невозможно, как он предполагает, «отгородиться от толпы». 72 бы то ни было политической теории, ибо политический деятель вряд ли мог бы возглавить власть, о которой мечтает епископ: «которая в себе носила бы нравственное право напомнить другим, что мир общественный основывается только на исполнении самых простых заповедей: «не укради» и «не пожелай дому ближнего твоего... ни вола его, ни осла его...» (114, 389). Военный министр Уфимской Директории генерал В.Г. Болдырев вспоминает, что владыка Андрей обратился к виднейшим деятелям Совещания с персональными посланиями, где «указывал на значение церкви в деле государственного строительства» (166). И тем не менее епископ мало доверяет политикам и прямо выражает свое нежелание идти к ним на Совещание, хотя и старается оказать на них воздействие и, через своих слушателей на площади перед кафедральным собором, напоминает: «Ныне не время классовой борьбы (будь она проклята во веки веков, — а время святого самоотверженного строительства государственной жизни. Ничего нельзя вырастить на началах борьбы и злобы, — эти начала сами в себе носят начала разложения. Нет! Только любовь и взаимные уступки могут быть надежным фундаментом общественного строя» (114, 390). Примечательно пожелание, выраженное епископом Андреем в той же речи. Он настаивает, чтобы избранные народом члены Учредительного собрания начали дело возрождения России именно с Уфы и укрепившись здесь, продолжали общерусское дело в масштабах страны. Подобное пожелание, выраженное пока еще в слабой форме, в дальнейшем приобретает в делах епископа мощное звучание. 73 IV «ВЫ УПРАВЛЯЕТЕ ТЕПЕРЬ СВОИМИ ЕПАРХИЯМИ САМОСТОЯТЕЛЬНО...» Осенью 1918 года декретом Совнаркома была учреждена Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией на чехословацком Фронте. Ее председатель М.И. Лацис в первой статье своего журнала «Красный террор» опубликовал статью под тем же названием, в которой определил задачи комиссии: «Мы уже не боремся против отдельных личностей, мы уничтожаем буржуазию как класс. Это должны учесть как сотрудники Чрезвычайных комиссий и все Советские работники, из которых многие взяли на себя роль плакальщиков и ходатаев. Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть Красного террора... » (278, 2). Приказ по ЧК фронта за № 9, определяющий отношение к духовенству, был не менее категоричен: «подвергать расстрелу каждого из них несмотря на его сан, кто дерзнет выступить словом или делом против Советской власти» (279, 11). Подобные теории и приказы действовали в Поволжье и на Урале. Однако еп. Андрей оказался за Уралом до вступления Красной Армии в Уфу (30 января 1919 г.), так как еще в период Уфимского Государственного Совещания, до колчаковского переворота, в городе Томске состоялся съезд, в котором приняли участие церковные иерархи и представители мирян заволжских и сибирских епархий. Затем, уже в Омске, был созван Сибирский Поместный 74 Собор, в решениях которого было определено: «Впредь до соединения и восстановления отношений с Патриархом, учреждается временное Высшее Церковное Управление, заседающее в месте резиденции Правительства под председательством местного Епархиального епископа» (233, 32). Из архиереев в ВВЦУ были избраны архиеп. Симбирский Вениамин и еп. Уфимский Андрей. После колчаковского переворота, когда было свергнуто правительство членов Учредительного Собрания, председателем ВВЦУ автоматически стал Омский еп. Сильвестр. В советской литературе прочно закрепились формулировки, определяющие еп. Андрея как «видного деятеля колчаковщины», «колчаковского прислужника», «героя колчаковских банд». Однако большинство подобных высказываний либо голословны, либо опираются на высказывания архиерея, относящиеся к периоду весны-осени 1918 года, когда Колчак еще не числился верховным правителем. Единственная, заслуживающая внимания, из инкриминируемых епископу статей, относится к первым дням 1919 года, где он вновь повторяет речи о захвате России немцами и назначает двухнедельный пост: «может быть за наше покаяние Господь спасет нас, и наш, прегрешивший перед Ним народ» (350, 2). Авторы противоцерковных брошюр не испытывали недостатка в фактическом материале, доказывающем антисоветскую деятельность церковных служителей, однако, многочисленная литература не приводит ни единого факта в подтверждение обвинений еп. Андрея в призывах к войне и злобе в период 1919 — начала 1920 гг. В атеистической литературе сложилось фантастическое представление о так называемых «полках Иисуса и Богородицы», создание которых приписывается еп. Андрею. Миф о боевых частях монахов и священников был создан несколько позже, а в 1919 году журнал «Революция и церковь» писал об этих полках как об обычных военных формированиях, отличавшихся от других подразделений нашитым на мундире восьмиконечным крестом: «Солдаты 75 этих полков, как описывают очевидцы, наряжены в особую форму с изображением креста. Впереди полков идут (неизвестно добровольно или в порядке мобилизации) с пением молитв и лесом хоругвей облаченные в ризы и стихари служители культов. Состоят эти полки из наиболее темных, фанатично настроенных солдат колчаковской армии» (236, 20-21). Таким образом, это был лишь один из элементов белой пропаганды, пытавшейся объединить под одним знаменем приверженцев православия и старообрядчества. Церковная печать того периода не преминула бы осветить боевые действия клира*, однако мы находим здесь лишь сведения о проповеднических отрядах, руководство которыми осуществлял лично Омский архиерей Сильвестр. В противоцерковной литературе, почти без исключения в каждом труде, трактующем о событиях гражданской войны, в доказательство активной антисоветской и антипатриотической деятельности Сибирского ВВЦУ непременно цитируется послание к руководителям христианских церквей с обвинениями Советской власти и призывом приложить усилия для оказания поддержки русской православной Церкви в борьбе с атеистическим правительством. Послание подписано всеми членами ВВЦУ, за исключением епископа Андрея. Многочисленные факты свидетельствуют о разгуле террора в колчаковских войсках и в тылу. Наиболее яркие, документированные воспоминания об этих событиях приводятся в книге одного из руководителей Красной Армии в Сибири и на Дальнем Востоке А.С. Парфенова (Алтайского) **. Колчаковские карательные органы почти не видели разницы между большевиками и другими социалистическими партиями, с ненавистью относились к кадетам, видя в них главных виновников революции. Перед нами встает картина жесточайшего подавления всякой * Кстати сказать, христианскому духовенству категорически воспрещено владение оружием. ** Автора песни «По долинам, и по взгорьям». 76 оппозиции, откуда бы она ни исходила. Уничтожались активисты всех партий левее октябристов за малейшее выступление против колчаковского режима, солдаты и офицеры расстреливались за малейшее проявление недовольства. В годы мировой войны еп. Андрей держался образа мыслей, близкого к позиции либеральной газеты «Утро России» — органа прогрессистов, стоящих в тот период на крайнем левом фланге лояльных режиму партий. Колчак конфликтует с частями чехословаков, которым симпатизирует епископ. В марте месяце 1919 года колчаковский генеральный штаб в «Сводке сведений по контр-разведке» сообщает: «Социалисты-революционеры в блоке с большевиками. Сорганизованы объединенные боевые дружины по Сибирской железной дороге и в крупных центрах... Идет усиленная совместная работа по организации предстоящего весною вооруженного выступления и всеобщей забастовки» (384, 164). Мы, разумеется, ни в коей мере не стремимся выставить еп. Андрея сторонником вооруженных восстаний, но бдительные органы белого движения были обязаны помнить о том, что совсем недавно владыка высказывал надежду на совместную работу с эсерами в деле организации сельских приходских общин. И последнее. Достаточно выяснено отрицательное отношение епископа к российскому самодержавию, особенно к последнему императору, и он явно не мог сочувствовать культу семьи Романовых, насаждавшемуся в колчаковской армии*. Вот почему кажется сомнительной формулировка, помещенная в обвинительное заключение по делу патриарха Тихона, характеризующая еп. Андрея как «черносотенного церковного деятеля... бывшего заведующего духовенством * Цитирование высказываний епископа в антирелигиозной литературе чаще всего небрежно и недоброкачественно. Так, в связи с отношением к самодержавию из статьи в статью кочевала фраза из речи владыки, произнесенная перед открытием Гос. Совещания в Уфе (см. с. 70 нашего очерка), которой давался абсурдный комментарий: призыв к восстановлению династии Романовых в лице великого князя Михаила. 77 армии Колчака и деятельнейшего сподвижника черного адмирала по формированию «крестовых дружин» и «проповеднических отрядов» (381, 111-112). Зная взгляды еп. Андрея, методы его работы, можно утверждать, что он не мог быть апологетом гражданской войны, и верить, в частности, его словам о серьезных разногласиях с «верховным правителем России» (369). С уверенностью можно говорить об этом и потому, что мы располагаем документами, подтверждающими, что и в тот период еп. Андрей руководствовался теми же принципами, которые он провозгласил основой своей деятельности 12 лет назад при наречении его во епископа: «когда устроятся дела церковные, умиротворится смятенный дух народный, когда православный русский народ окружит тесным кольцом своих архипастырей и объединится с ними, когда обновится православная Русь, тогда возвратится мир и радость всей нашей общественной жизни во всей ее совокупности» (16, 1307). Так говорил владыка Андрей 12 лет назад, те же принципы провозглашает в дни братоубийственной войны: «С кем могут блокироваться приходские советы? Может ли быть блок приходских советов с кадетами? — Невозможно... Возможен ли блок приходских советов с социал-революционерами? Должен оговориться, что эта партия для меня из всех остальных самая близкая. Церковно-приходские советы и партия с.-р. должны составлять единое неразрывное целое... Что касается русских социал-демократов, то они, вероятно, скоро убедятся, что Церковь для них — родная мать, а не враг, что Церковь открывает для них свои объятия, и что радость человеческая имеет основание не в классовой борьбе, а в братской взаимопомощи...» (250, 29)*. * Один из наиболее плодовитых аитирелигиозников Борис Кандидов эти слова определил следующим образом: «В лице Ухтомского церковь высказалась за создание союзов от черносотенцев до меньшевиков включительно, и эта желтая коалиция в союзе с иностранными оккупантами по плану мракобесов противопоставлялась советской власти» (250, 30). 78 Формально числясь руководителем духовенства 3-й армии, епископ оставался на своем посту и выполнял долг духовного пастыря, настойчиво пропагандируя идею укрепления церковной жизни. Иллюстрацией может служить выдержка из отчета об итогах Сибирского Поместного Собора, где содержится призыв распространять принятый Всероссийским Собором 1917/1918 гг. приходской Устав и проводить его в жизнь: «Организовывать приходские союзы, учитывая их влияние на население, составляющее оплот всякой государственности в смысле участия этих союзов в политической и общественной жизни обновленного государства» (238, 32). Разумеется, режиму адмирала Колчака были чужды подобные общественные организации и потому постановление Сибирского Собора могло вызвать лишь негативную реакцию белого руководства на востоке страны. А о том, что решение Собора вызвано непосредственным влиянием еп. Андрея, свидетельствуют протоколы: «Что такие союзы могут оказать действительно большое влияние, показывает результат городских выборов в Уфе, где приходы провели 30 гласных из 102», — читаем мы дальше (238, 133). Итак, в период очередной попытки чисто политического решения проблем страны владыка Андрей продолжает работу, твердо убежденный в примате духовного начала в жизни общества. Крах Белой армии в Сибири застал еп. Андрея в Новониколаевске, где он и был в феврале 1920 г. арестован советскими властями наряду с другими архиереями*. Они были обвинены в разжигании классовой ненависти, пособничестве белой армии и антисоветской пропаганде. * Вероятно в этой же группе иерархов был арестован и архиеп. Омский Сильвестр, т.к. известна дата его смерти — 26.2.1920 г. (289, т. VI). 79 Осенью того же года еп. Андрей, Симбирский Вениамин и викарий Уфимской епархии Николай Златоуетовский выступили с заявлением, в котором писали: «Мы не способны ни по характеру нашей церковной деятельности, ни по личным нашим наклонностям ни к какой противоправительственной ни явной, ни тем более тайной агитации и к существующей власти относимся вполне лояльно, почему и обращаемся с просьбой о нашем освобождении и прекращении наших дел» (213, 55). Журнал «Революция и церковь» — NN 9-12 за 1920 год — сообщает, что еп. Андрей подал особое заявление, в котором «раскаивается в прежних нападках на Советскую власть за ее декрет об отделении церкви от государства и заявляет, что, наоборот, он приветствует параграф 13 Советской Конституции, что он будет всегда стремиться к такой свободе церкви и что поэтому считая единственно правильным такое решение вопроса, готов содействовать Советской власти в ее работе по отделению церкви от государства» (213, 55-56). Автор журнальной статьи называет заявление епископа «лицемерным», однако, памятуя длительную борьбу владыки за автономию православия в рамках российского государственного образования, нельзя согласиться с подобной оценкой, заподозрить еп. Андрея в трусости или подлоге. На основании заявления, после десятимесячного заключения дело епископа было, тем не менее, прекращено, он был освобожден из-под стражи и «направлен в Уфу с тем, чтобы он там находился под надзором своих верующих, которые в случае нарушения принятых на себя обязательств, будут отвечать как соучастники» (213, 56). Окончательное решение дела состоялось 3 декабря 1920 года в Сибирском революционном трибунале, где епископ изложил свои взгляды на взаимоотношения русской православной Церкви с Советским государством и, по его утверждению (117), эта точка зрения нашла положительный отклик у членов трибунала. Вероятно, программа 1920 года идентична той, что была представлена еп. Андреем в 1922 году 80 Московскому трибуналу, и мы можем привести полностью вторую ее часть, в которой определяются принципы сосуществования Церкви и атеистического государства: ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ 1. Общий труд на общую пользу (литургия- республика). 2. Экономика есть этика, т.е. должна быть проникнута этическими началами (учение прор. Исайи о торговле 23, 18). 3. Отделение Церкви от государства и борьба с клерикализмом, как административным произволом иерархии (1 Петр. 5, 3). 4. Цель общественной государственной жизни должна заключаться не во всестороннем развитии и воспитании личности, а в правде (совести) и красоте (образ Божий). 5. Цель жизни православных приходских деятелей заключается в том, чтобы через церковное единение славянства идти к единению вселенской Церкви на будущем УШ Вселенском Соборе. 6. Христиане, твердо уповая, что Господь сам хранит свою Церковь, должны защищать свободу исполнения всякой религии, свободу слова, печати (Иерем. 3), собраний и союзов. Христиане защищают полное право равенства и братства людей и народов и потому должны защищать свободу равного, всеобщего, тайного и прямого голосования вместе с равноправием женщины (Деяние 21, 3). Православные христиане, зная, что в церковном учении заключается всеобъемлющая истина, должны уклоняться от участия в жизни политиканствующих, враждующих между собой партий» (116). В 1920 году подобная программа еще могла встретить снисходительное отношение у представителей власти и потому еп. Андрей смог выехать в Уфу, где в том же году накануне на епархиальном съезде он заочно был избран 81 епископом Уфимским. Обстановка в Уфе была напряженная: проблемы заключительного этапа военного коммунизма сплетались с остро стоящим национальным вопросом, ибо мусульманские националисты боролись за выселение из Башкортостана всех инородцев (480, 114). Одновременно, власти повели широкое наступление на духовенство, широко ведя антирелигиозную пропаганду. Так, например, журнал «Пахарь», методично печатавший противо-церковные статьи, встретил епископа поэмой Сергея Городецкого «Исповедь», где, между прочим, священник поучал старуху: Ты, я вижу, коммунистка, Кайся, кайся поскорей. Бог не пустит к раю близко Краснобесья дочерей (206, 30). В этот момент в Башкирской республике появляется бывший архиерей, пользующийся всеобщим почитанием, и выступает с пропагандой организации церковной жизни. Это все та же программа «Как должны жить наши православные христиане», позже рассмотренная Московским революционным трибуналом. Вторую часть ее мы привели выше, а вот первая, в которой еп. Андрей обратился к верующим: «1. Нужно всех православных христиан, верующих во единую, святую, соборную, апостольскую Церковь и сознательно признающих свои обеты св. крещения, переписать в приходскую книгу, а неверующим сказать «оглашенные, изыдите». 2. Все записавшиеся в приходскую книгу являются полноправными прихожанами и составляют приходское собрание, т.е. приход, как церковно-культурно-экономическую единицу. 3. Приходское собрание избирает из своего состава приходской совет, как свой исполнительный орган. 4. Председателем приходского совета должен быть 82 выборный мирянин (в крайнем случае священник), равно и весь приходской причт должен быть избран приходским собранием с указанием священных канонов. 5. Приходским имуществом должен распоряжаться и им целесообразно пользоваться Приходской Совет. 6. Приходское Собрание имеет нижеследующие обязанности, а Приходской Совет может иметь следующие отделы: а) отдел попечения о храме (председатель); б) отдел хозяйственной и приходской кооперации (Лк. б, 10-20); (I Кор. 16, 1, 1-1; 2 Кор. 8). Постановление, подлинного диаконства (Дн. 6, 1-6). в) отдел семейно-воспитательный; воспитание в семье и школе (Мр. 28, 15-21; I Тим. 3, 4-5). г) отдел заведования приходской благотворительности по преимуществу чрез приходских диаконов, богадельнями, приютами, больницами и т.п. д) отдел служебно-дисциплинарный. е) отдел обще-культурно-просветительный. 7. Приходские советы могут объединяться в советы окружные, уездные, епархиальные. Епархиальный союз приходских советов (непременно выборный) составляет епархиальное собрание, которое является хозяином церковной епархиальной жизни» (116). Такова была первая часть программы, разработанной «Уфимским братством». Вторая часть «Общие принципы православной церковной жизни» — определяла задачи приходской деятельности в рамках Советского государства. В эпоху массового общественного движения, когда изменялся язык и трансформировались многие ранее привычные понятия, в обращении с верующими, а в особенности с властью, приходилось применять новые формулировки, чтобы высказать старые истины. Однако в многочисленных попытках того времени подобные искания часто приводили к утере главного, неограниченного временными и пространственными рамками. Так, например, произошло с созданной в 1922 году в Москве «Свободной 83 трудовой Церковью», руководители которой, по словам авторов «Истории русской церковной смуты», стремясь к делу, активности, «совершенно вычеркивают из христианства благодатно-мистическую стихию, отчего оно становится беспредметным и превращается в простой придаток к коммунизму» (280 б, 80). Уфимское братство, действуя в рамках русской православной Церкви и оставаясь верной ее канонам, провозглашает принципы церковно-общественной жизни православного прихода в 20-е годы XX столетия, неустанно повторяет, что цель ее — «в правде (совести) и красоте (образе Божьем..., в том, чтобы чрез церковное единение славянства идти к единению Вселенской Церкви и будущему УШ Вселенскому Собору» (116). Программа Уфимского братства строго указывает на недопустимость вмешательства в политическую деятельность, памятуя о том, что «в церковном учении заключается всеобъемлющая истина». Однако еп. Андрею не была дана возможность развернуть работу в его епархии, так как во второй половине февраля 1922 года он был арестован «за произнесение проповеди, в которой призывал крестьян организовываться в крестьянские союзы» (369). Таким образом, власти расценили идеи уфимского братства как программу антисоветской борьбы. Авторы небольшой брошюры, вышедшей в 60-е годы в Уфе, донесли до нас рассказ очевидца об истории тогдашнего ареста еп. Андрея. Приведем его: «Годы ничему не научили матерого врага Советской власти. Вернувшись в Уфу, Ухтомский пытается каждую церковь превратить в оплот контрреволюции. Уфимские чекисты пристально наблюдали за деятельностью епископа. Они собрали полновесный материал о его антисоветских выступлениях, о том, что он — глава, вокруг которого собираются все недруги Советской власти. Становилось ясно: арест Ухтомского неизбежен. Получена телеграмма из Москвы: «Проведите тщательную операцию с арестом епископа Андрея князя Ухтомского». В кабинете соби- 84 раются все оперативные работники Губчека. Был тщательно разработан план операции. Исходили из того, что вечером на квартире епископа соберутся многие из высоких духовных лиц, наиболее влиятельные из бывших купцов, торговцев... Вечером все участники операции заняли свои места вокруг резиденции епископа. Наблюдают, как сюда прибывают все новые и новые гости. Начальник отдела И.В. Полянский с группой чекистов входит в зал. За длинным столом со всякой снедью и питьем внушительное общество. Чекисты просят всех остаться на местах. Предъявляют ордер на арест и обыск... Епископ встал из-за стола последним. А через несколько дней Ухтомский под охраной уфимских чекистов был доставлен в Москву» (431, 33-34). Епископ был этапирован в Москву на Лубянку*. По рассказам свидетелей, в тюрьме пробыл недолго: серьезно заболел и был выпущен для лечения. Есть сведения, что лечился в частной больнице в Рогожско-Симоновском районе. Уезжая из Уфы, еп. Андрей оставил паству на попечение своего давнишнего сотрудника крупнейшего единоверческого деятеля — еп. Симона (Шлеева), который в 1920 году бьш избран Уфимским единоверческим епископом. После ареста владыки Андрея он был назначен Патриархом православным епископом той же епархии**, в то время как внимание патриарха Тихона все больше занимали события в Сибири, где группа клириков во главе с будущим * На Лубянке епископ в последний раз виделся со своим братом Алексеем, который был арестован в Рыбинске. Однако здесь в имеющихся сведениях звучит разноголосица. Биограф академика Ухтомского утверждает, что тот уже 31 января 1921 года бьш этапирован в Петроград по ходатайству известного физиолога Шателшикова, обратившегося к Н.К. Крупской. «Правда» же сообщает, что еп. Андрей был арестован во второй половине февраля, — следовательно их встречи не могло быть? ** Весной 1921 г. еп. Симон был убит, — по версии местных властей это было совершено грабителями. Местные жители считали, что это была месть чекистов за недавнее убийство их сотрудника (431, 38). 85 обновленческим митрополитом Петром (Блиновым), священником Макарием Тороповым и священником Авдентов-Солодиловым, шумно заявляла о необходимости Сибирской Советской православной Церкви (483, 142). На опасный участок архиепископом Томским и был назначен владыка Андрей. Однако в управление он не вступил, так как следствие по его делу продолжалось, и наконец 12 июля 1922 года в судебном отделе газеты «Правда» была помещена статья «Процесс бывшего князя Ухтомского». Время возобновления дела было выбрано явно не случайно: только что завершился громкий процесс эсеровской партии, вынесший суровые приговоры. Вот почему в правде курсивом было отмечено, что по словам самого еп. Андрея* «партия эсеров является наиболее близким и приемлемым для меня политическим толком». Кроме того, здесь же указывалось, что «при деле находятся несколько благодарственных писем, посланных эсером Авксетьевым бывш. князю Ухтомскому». В статье епископу инкриминировалась враждебная пропаганда против Советской власти и агитация вступления в белые войска. Однако, здесь же приводились слова владыки на допросе о том, что он «не является противником Советской власти, которую дважды признавал. Работа при Колчаке не была контрреволюционна и с самим Колчаком он неоднократно имел расхождения» (369). Тем не менее дело епископа явно увязывалось с только что закончившимся процессом. Судя по приговорам эсерам, последствия могли оказаться самыми тяжкими, но неожиданно 8 августа в той же газете в отделе хроники было опубликовано сообщение «Прекращение дела Ухтомского»: «На распределительном заседании Московского Ревтрибунала постановлено за недостатком улик прекратить дело бывш. князя Ухтомского (Архиерея Андрея)» (358). А вслед за этим 10 августа в центральном органе РКП(б) можно было прочесть открытое письмо самого епископа «Во имя правды», в котором между прочим говорилось: *Вероятно, имелось в виду высказывание эпохи Гражданской войньь 86 «Считаю мое освобождение Московским Трибуналом актом глубокого великодушия по отношеншо ко мне и государственной мудрости. Ныне уфимские проекты, удостоенные апробации Сибирского рев. Трибунала 3 декабря 1920 года, да будут нормой русской религиозно-общественной жизни и христиан, и евреев, и мусульман на территории РСФСР. Бывший князь Ухтомский, а ныне епископ Уфимский Андрей» (117). Однако столь неожиданный поворот дела не следует считать случайным на фоне тех событий, которые разворачивались тогда в жизни русской церковной православной организации. Именно в день опубликования открытого письма еп. Андрея в Москве начал работать 1-й съезд «Живой Церкви», организаторы которого намеревались «плыть на корабле Советской государственности» и, разумеется, власти, осведомленные о реформаторских идеях владыки Андрея в годы, предшествующие революции, надеялись на подключение епископа к новой волне обновленчества. В ту бурную эпоху, когда торжествовал лозунг «кто не за нас, тот против нас», мало кто обращал внимание на оттенки, глубоко вдавался в теоретические построения и потому компетентные органы надеялись на то, что еп. Андрей примет участие в движении, на которое сделало ставку ведомство Е.А. Тучкова. Идеолог обновленческого движения Б.В. Титлинов определял его задачу следующим образом: «Своими социальными лозунгами обновленная Церковь делает очередную попытку религии сохранить свое влияние на человеческие умы, попытку мирно овладеть социалистическим движением, чтобы избежать для Церкви положения изолированности в строящемся социалистическом обществе» (439, 4). Епископ Андрей представлял себе задачи религии и Церкви в ином аспекте, и ему глубоко чужда была идея «новой» попытки облагодетельствовать человечество, идти «на соблазн великого инквизитора, который требовал отказа от истины во имя счастья людей» (Н. Бердяев). Епископ рассматривал эту проблему по-иному и четко сформули- 87 ровал свое отношение к ней в своих работах. Резко отрицательное отношение владыки к «Живой Церкви» и последующему обновленчеству можно было предсказать заранее, так как по принципиальным вопросам церковной политики у них никогда не могло быть примирения: это, во-первых, проблема взаимоотношений с государственной властью, во-вторых, влияние мирян на дела Церкви, роль которых Красницкий, например, начисто отрицал. Категорически неприемлемы были для архиерея и практические новшества обновленцев, санкцию на введение которых имел право дать лишь Вселенский Собор: второбрачие клира, женатый епископат, отношение к мощам и другое. Позже еп. Андрей написал 10 посланий «Об обновленчестве», которые, к сожалению, мы не смогли разыскать. Но в нашем распоряжении есть письмо владыки от 17 мая 1923 года, где он осуждает решения обновленческого Собора 1923 года и вообще не признает его законность: ОБ АНТОНИНОВЩИНЕ ГОСПОДСТВУЮЩЕЙ ЦЕРКВИ Братие! Русские люди! Хочу вам сказать слово правды об Антониновской новой иерархии и наших блудйых попах, которые разрешили себе второбрачие. » Помните. Это учинил епископ Антонин на Московском Соборе 1923 года, который можно назвать только «Московский разбойнический собор», потому что на этом Соборе не было Духа Божия, не было правды Христовой. Этот разбойнический собор учинил и утвердил новую иерархию Российской Церкви, которая теперь и начала господствовать над православной братией. Эта новая Антониновская церархия гораздо ниже в каноническом отношении, чем иерархия Амвросиевская старообрядческая. Старообрядцы жертвовали жизнью, чтобы отыскать и купить себе иерархию, а Антониновцы продали правду Христову, чтобы получить себе господство и власть творить 88 беззакониме. Помните это, братие, и прокляните новый раскол русской Церкви и усмирите ваших попов, чтобы они вспомнили о истинном служении Господу с Единой парной Церковью Христовой» (119). Его письма сурово трагичен, выводы его категоричны, но обстановка требовала: традиция патриаршей власти не им укорениться в среде русского православия за есколько лет, к тому же носитель сана первоиерарха находился под арестом, а русские архиереи частью (большей) шли на поклон к обновленцам, а частью отмалчивались, выжидая. Атмосфера разрядилась, лишь когда патриарх получил возможность обратиться к своей пастве летом 1923 года, а из его послания мы видим, что накануне еп. Андрей сумел занять правильную позицию. П своем обращении 28 июня патриарх Тихон определил интересы и стремления обновленцев: «Прежде всего это выгоды, чины и награды. Не согласных с собою стараются устранить, создают себе должности, титулы, называют себя небывалыми митрополитами всея России, из викарных поспешают в архипископы... И пусть бы дело ограничивалось званиями. Нет, — идут дальше и серьезнее. Вводится женатый епископат, второбрачие духовенства, вопреки постановления Трульского Собора... причем верующие против лишаются слова. Будем уповать, что и у нас, как говорится в послании Восточных Патриархов, «хранитель благочестия есть тело церковное, т.е. народ, который не признает таких постановлений бывшего собора» (443). Итак, первоиерарх русской православной Церкви, с одной стороны, «решительно осудив всякое посягательство на Советскую власть, откуда бы оно не исходило» (443), апеллирует непосредственно к народным массам как главному хранителю истинного благочестия. Эти же принципы положил в основу своей деятельности епископ Андрей. 89 Отвергнув путь обновленчества, владыка Андрей продолжал действовать, опираясь на свой опыт и следуя рекомендациям, разработанным руководителями русской православной Церкви. 20 ноября 1920 года патриарх Тихон совместно с Синодом и Высшим Церковным Советом принимает постановление: «2. В случае, если епархия, вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т.п., окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением, или само Высшее Церковное Управление прекратит свою деятельность, Епархиальный Архиерей немедленно входит в сношение с Архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях... 4. В случае невозможности установить сношения с Архиереями соседних епархий, и впредь до организации Высшей Церковной Власти, Епархиальный архиерей воспринимает на себя всю полноту власти, предоставленной ему канонами... 5. В случае, если положение вещей, указанное в параграфах 2 и 4, примет характер длительный или даже постоянный, в особенности при невозможности для Архиерея пользоваться содействием органов епархиального управления, наиболее целесообразной (в смысле учреждения церковного порядка) мерой представляется разделение епархий на несколько местных епархий, для чего Архиерей: а) предоставляет Преосвященным своим викариям, пользующимся ныне, согласно наказу, правами полусамостоятельных, все права епархиальных архиереев, с организацией при них управления, применительно к местным условиям и возможностям; б) учреждает по собственному суждению с прочими Архиереями епархии, по возможности, во всех значительных городах своей епархии новые архиерейски 90 кафедры с правами полусамостоятельных или самостоятельных; в) разделенная указанным в параграфе 5 образом епархия образует из себя во главе с архиереем главного . Епархиального города церковный округ, который и вступает в управление местными церковными делами...» (374, 60-61). 6 мая 1922 года в газете «Известия» появилось сообщение о том, что патриарх Тихон взят под стражу в Донском монастыре (домашний арест), а 16 мая глава русской православной Церкви составил письмо митрополиту Ярославскому Агафангелу, в котором уведомлял о назначении его главой Высшего Церковного Управления вплоть до Собора и рекомендовал ему немедленно прибыть в Москву и взять бразды правления (280 а, 116). Однако митрополит Агафангел в столицу не был допущен и, обладая, согласно патриаршему распоряжению, всей полнотой власти в Церкви, обратился к русским епископам со следующим заявлением: «Возлюбленные о Господе Преосвященные архипастыри! Лишенные на время высшего руководства, вы управляете теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, церковными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге предь до восстановления Высшей Церковной Власти. Окончательно вершите дела, по которым прежде испрашивали разрешения Св. Синода, а в сомнительных случаях обращайтесь к нашему смирению» (374, 69). Таким образом, 18 мая 1922 года, в соответствии с патриаршим и Синодским постановлением осени 1920 года, был провозглашен принцип епархиальной автокефалии в русской православной Церкви. Русские епископы, в массе своей, не были готовы к подобному акту, так как их тяготили принципы церковного управления, в течение двух веков насаждавшиеся в России. Были совершены попытки устроения епархиального самостоятельного управления в некоторых районах страны, но чаще всего они не имели успеха как вследствие инертности клира, так и в результате 91 активности обновленческого руководства, сотрудничавшего с властями. Епископ Андрей решительно принялся за дело, строго выполняя постановление патриарха, четко следуя всем его рекомендациям. * * * 14 ноября 1922 года владыка Андрей прибыл в Уфу и в течение месяца под его руководством был поставлен ряд епископов для епархии в ее основных районах. 17 ноября хиротонисан бывший настоятель Уральского Успенского монастыря архим. Трофим (Яковчук) во епископа Бирского, викария Уфимского. Хиротония совершалась, вероятно, совместно с еп. Николаем Златоустовским (Платовым). На следующий день во епископа Стерлитамакского был поставлен протоиерей уфимского Никольского собора Марк Боголюбов; тогда же во епископа Старо-Уфимского был произведен ранее постриженный в монахи с именем Аввакум местный учитель физики Боровков*. Затем, уже совместно с новопоставленными уфимскими епископами, была совершена хиротония давнешнего сотрудника еп. Андрея — настоятеля уфимского Никольского собора отца Виктора Пояркова.О. Виктор был долгое время активным помощником владыки Андрея, работал в «Епархиальных ведомостях» и писал статьи для «Заволжского летописца». Ныне с именем Иоанна он стал епископом Давлекановским — викарием Уфимской епархии. В декабре 1922 года в Уфе был созван епархиальный съезд, на котором было избрано епархиальное управление, в состав которого вошли новопоставленные епископы и Николай Златоустовский. Новая епархиальная власть немедленно принялась за проведение в жизнь документа церковной жизни, разработанного Уфимским братством, *Владыка Аввакум некоторое время подолжал преподавать в 1-й уфимской трудовой школе, являясь на уроки в монашеском одеянии. 92 одновременно борясь с живоцерковниками. Уфимские сторонники обновленчества всполошились и решили открыть ответные действия. Их орган «Церковный рассвет» кратко описывает события тех дней: 14 ноября 1922 года в присутствии тогдашнего уполномоченного Высшего Церковного Управления*, протоиерея В. Лобанова «состоялось экстренное вследствие приезда и деятельности в Уфе бывшего Уфимского еп. Андрея собрание градо-уфимского духовенства. На этом собрании, по всестороннем обсуждении вопроса об отношении к ВЦУ, духовенство г. Уфы постановило:... признать ВЦУ» (413, 9-10). Затем было созвано экстренное епархиальное собрание 14-18 декабря 1922 года, на котором условно признали ВЦУ 31 и не признали 29 делегатов. И это несмотря на отбор представителей на съезд сторонников «Живой Церкви» (479,12). Обновленцы в Уфе действовали теми же методами, что и их единомышленники в столицах. Первым делом они обратили внимание властей Башкирской АССР на «контрреволюционную» деятельность еп. Андрея и его сотрудников и инспирировали в Уфимской газете «Власть труда» статью под названием «Церковные дела-делишки». Осведомители от обновленчества сообщали: «Высшее церковное управление предписало Уфимскому епархиальному управлению командировать от Уфимского епархиаль -ного управления на съезд в Москву, имеющий открыться 25 декабря нов. ст. 1922 г. Таковым был избран и послан член Уф. епарх. упр. о. Михаил Севастьянов. На днях епархиальное управление получило от него телеграмму следующего содержания: «Положение В.Ц.У. прочно. В состав его входят представители всех трех групп на равных правах. В.Ц.У. признается всеми епархиями. Всероссийский церковный собор будет в мае 1923 года. Число представителей на него от каждой епархии еще выясняется. Все хиротонисанные еп. Андреем и его ставленниками, так называемые «Уфимские епископы» вместе с еп. Андреем будут судимы вышеуказанным собором. В связи с этим автономная * Узурпированного группой «Живая церковь» во главе с Красницким. 93 церковь в Уфимской епархии недопустима» (467, 19). Обновленческий журнал «Церковный рассвет», определив, что «статья по существу правильная», перепечатал ее и фальшивка священника Севастьянова стала всеобщим достоянием. Таким образом предпринимались попытки ошельмовать еп. Андрея, его работу перед властями и указать клиру и мирянам на «антигосударственную» сущность деятельности апрхиерея. Если же обычная клевета и травля не вызывали ожидаемого результата, то уфимские обновленцы поступали обычным для «реформаторов» путем — прямыми доносами власть имущим. Например, неожиданно был арестован Уфимский благочинный священник Нарциссов, на что удовлетворенное обновленческое руководство немедленно отреагировало решением о его увольнении «за агитацию против ВЦУ и в связи с его престом» (449 а), тем самым грубо поправ церковные каноны и постановление Собора 1917/1918 гг. о недопустимости обращения к гражданским властям в ходе решения внутрицерковных вопросов. В противовес еп. Андрею обновленческое ВЦУ утвердило епископом Уфимским Николая Федоровича Орлова, вдового протоиерея Новокладбищенской Скорбященской церкви г. Уфы, тем самым положив начало многолетней чехарде перемещений обновленческих архиереев в епархии. А еп. Андрей вновь оказался «в узах», определенно при содействии обновленцев. Непрерывную борьбу вели сторонники новой церкви сб ставленниками еп. Андрея. Так, газета «Власть труда» предоставила место для статьи некоего «случайно второй год проживающего в г. Уфе» Алексея ППравдина, который характеризовал себя «знатоком Св. Писания и вообще церковных законов». Этот борец за чистоту православия, опираясь на сплетни и клевету, перемежавшиеся в его филиппике со ссылками на каноны, обвинил уфимских епископов в самочинии и расколе, отверг их право на руководство паствой. А. Правдин прямо указывал, что епископы Иоанн, Марк, Трофим и Аввакум «действуют под флагом патриарха Тихона» (323) и тем самым наводит 94 власти на ту мысль, что их деятельность подпадает под определение декрета ВЦИК от 18 августа 1922 года, грозящей передачей подобных дел в «Особую комиссию Н.К.В.Д. для высылки их в административном порядке с заключением на 3 года в лагерь принудительных работ» (373, 5-6). Те же цели преследовал безымянный автор в той же газете, но уже в номере от 24 ноября 1923 года, указуя на существование трудовых коммун в бывшем уфимском Благовещенском и Бирском «Кустиках» монастырях, где принимают «попов и архиереев Тихоновского согласия, т.е. контрреволюционного направления». Доброжелатель, ясно представляющий единство взглядов обновленчества и государственных органов в этой области, советует: раз Собор 1923 года «признал недопустимым пребывание монастырей в городах, то давно пора обратить на это внимание и Соввласти» (340). Власти обратили и последовали рекомендациям... Игнорируя распоряжения законного руководства русской православной Церкви, обновленческие деятели обвиняют уфимских епископов в самочинной автокефалии и сильно раздражаются.что те, опять же с благословения патриарха, апеллируют в разрешении церковко-общественных проблем к народной массе. Обновленцы писали: «Не увлекайтесь тем, что за Вами идет народ; это темная масса, хотя и верующая, но не могущая разбираться в переживаемых Русскою Церковью событиях, способная идти за всяким оригиналом, лишь бы он только удовлетворял волнующуюся ее совесть!» (307). Но уфимские епископы действовали именно в русле распоряжений законных и авторитетных органов руководства Церкви и опирались на активность возглавляемой ими паствы, высокомерно определяемой обновленцами «темной массой», без которой, однако, в эту эпоху невозможно было устроить правильно функционирующую церковно-общественную жизнь. В Златоустовском викариатстве развил бурную деятельность еп. Николай (Ипатов) — ставленник еп. Андрея и деятельный его помощник в предшествующие 95 годы. Осенью 1922 года он рассылал письма, «много повредившие обновленческому делу в Уфимской епархии», — жаловался «Церковный рассвет» (261, 23). В своих посланиях епископ указывал, что уфимские приходы всей своей работой с 1914 года подготовлены к самостоятельной деятельности и ныне готовы сохранить чистоту православия под напором обновленчества и прочих враждебных сил. Излагая свою программу строительства церковной жизни в новых условиях, владыка Николай фактически резюмировал идеи еп. Андрея и делал из них практические выводы в свете провозглашения епархиальной автокефалии: «Жизнь епархии я представляю в таком виде — самоуправляющиеся церковные приходы во главе с приходскими советами объединяются в обще-епархиальном Союзе Приходов, возглавляемом союзным правлением (или советом) под руководством епископа. При епископе может быть самостоятельный церковно-административный орган управления. Для Златоуста это не новость. Здесь с 1917 года так именно устроилась и идет церковная жизнь. Вот и вся схема епархиальной жизни. Епископ, клир (духовенство) и миряне. Автономная (самостоятельная) церковная организация. Епископ и Епархия, единомысленные во взглядах, сумеют войти друг с другом в общение»,. Если же не все златоустовские приходы будут согласны со мной, то я могу остаться только с теми приходами, которые пожелают иметь меня своим епископом» (300 а). 96 «Религиозные церковные вопросы, — продолжает владыка Николай в другом письме от 29 ноября, — дело совести каждого человека. Я по своей совести высказал отношение к ВЦУ... Если кто в Златоусте окажется согласным со мною — пусть прямо мне и скажет об этом. Тогда мы, единомышленные, обсудим все и дальнейшие вопросы касательно нашей церковной жизни. Это самый простой и естественный путь без всякого шума, без лишних разговоров. Но зато это и самый верный и прочный путь, ибо воистину является делом совести каждого отдельного христианина, свободным и личным его волеизъявлением» (300 б). Активно включился в работу и еп. Иоанн (Поярков), деятельно и плодотворно трудившийся под руководством владыки Андрея в предшествующие годы. В «Заволжском летописце» еще в 1917 году он изложил свои взгляды на сущность приходской реформы и последовательно разработал практические шаги в деле ее реализации. Выводы не потеряли своей остроты и потому в обращении к пастырям и общинам еп. Иоанн излагает давно выношенные им идеи: «Настал час испытания и подвига нашего... есть ли в вас Христос? Где вера ваша? Если вы не паши, то идите скорее ко врагам, а мы сплотимся и будем работать. В чем работа? Первое, что надо сделать: восстановить порядок, дисциплину, ответственность. Не признающий нашей дисциплины (канонов) есть внутренний враг, вреднейший внешнего, долой из нашей среды — живи вне своими законами. Не бойтесь малое стадо, только бы вы ходили по истине, только бы вы были Христовы» (239). Затем епископ подробно излагает основные обязанности пастырей и общинного руководства в деле организации церковно-приходской жизни, а в разделе «О подготовке церковного общества» рассуждает о том, что «постоянная обработка общественного мнения должна раскрывать Евангельские начала в приложении их не только к будущей, но и к настоящей земной жизни», чтобы уже сейчас «на практике осуществлять задания Евангелия». «Все эти задачи, — поучает епископ, — может разрешить пастырь только, а общество церковное вместе с ним», ибо от проведения в жизнь евангельских заветов «самим обществом зависит самое существование Церкви в будущем. Даже для слабо верующих будет не все равно, будет ли Церковь через пятьдесят лет только кучкою молящихся или организациею с общеполезными заданиями, осуществляющею в условиях культурного быта животворящие заветы Христа. К делу пастыри, к делу верующие!» (239). По освобождению из заключения патриарх Тихон одобрил работу уфимских епископов во главе с еп. Андреем 97 и утвердил все совершенные хиротонии. 4 Интересы и работа еп. Андрея не ограничивались рамками Уфимской автокефальной епархии, ибо он не переставал чувствовать себя архиереем Русской Православной Церкви и характерной иллюстрацией к определению позиции владыки является рассказ о событиях на северо-западе страны, в коих он принял деятельное участие. Воскресенский монастырь — Макарьевская пустынь — в 20-ти километрах от станции Любань Новгородской епархии во главе со своим настоятелем архим. Кириллом стойко сопротивлялся всесокрушающему в епархии обновленчеству. Однако в среде братии в конце 1922 года нашлись два монаха, которых не удовлетворяло даже строгое православие настоятеля и они обвинили архим. Кирилла в тайном пристрастии к расколу обновленчества. Пламенные речи сотрясали стены обители, где велись горячие споры до тех пор, пока в дело не вмешался глава Петроградской автокефалии еп. Николай (Ярушевич), оправдавший архимандрита и наказавший «мятежных фанатиков-монахов запрещением в служении» (280 а, 342). Еще до революции архим. Кирилл был уважаем верующими севера страны и пользовался всероссийской известностью. Одним из его почитателей был еп. Андрей. Так как еп. Николай вскоре был арестован и Макарьевская пустынь являлась единственным в Новгородской епархии очагом «тихоновщины» в окружении обновленческого раскола, необходимо было придать ей авторитет и значимость в глазах верующих. Еп. Андрей предложил архимандриту стать епископом, на что последовало согласие. И в 1923 году владыка Андрей тайно хиротонисал настоятеля во епископа Любанского, викария Новгородской епархии. Правильность хиротонии можно было бы назвать сомнительной — и впоследствии еп. Андрей неоднократно подвергался нареканиям и прямым осуждениям многих за подобные действия. Во-первых, хиротония совершилась 98 «посторонним» архиереем для чужой епархии; во-вторых, произвольно учинялось новое викариатство и, наконец, тайное посвящение не было в обычае русского православия. Однако, «Святейший патриарх Тихон при проверке хиротоний, совершенных еп. Андреем и другими епископами, его хиротонию признал привильною» (283, 82). Так же решительно еп. Андрей вмешался в церковные дела Средней Азии, куда он был сослан в 1923 году. Некоторые сведения о его пребывании там мы можем получить из мемуаров архиеп. Симферопольского Луки (Войно-Ясенецкого), продиктованных в 1946 году. Описывая события 1923 года, владыка Лука : «Из Ашхабада в Ташкент был переведен ссыльный Уфимский епископ Андрей Ухтомский. Незадолго до своего ареста и ссылки с Среднюю Азию он был в Москве, и Патриарх Тихон, находившийся под домашним арестом, дал ему право избирать кандидатов для возведения в сан епископа и тайным образом устраивать их хиротонии. Приехав в Ташкент, преосвященный Андрей одобрил избрание меня кандидатом во епископа собором Туркестанского духовенства и тайно постриг меня в монахи в моей спальне и направил меня в таджикский городок Педжикент, отстоявший верст за 90 от города Самарканда. Он говорил мне, что хотел дать мне имя целителя Пантелеймона, но когда побывал на литургии, совершенной мною, и услышал мою проповедь, то нашел, что мне гораздо больше подходит имя Апостола, Евангелиста, врача я художника Луки. В Педжикенте жили два ссыльных епископа: Даниил Волховский и Василий Суздальский*, к которым он написал переданное мною письмо с просьбой совершить надо мною архиерейскую хиротонию... Архиереем я стал 18/31 мая 1923 г... Когда сообщили об этой хиротонии (покойному) Патриарху Тихону, то он, ни минуты не задумываясь, утвердил и признал законной мою хиротонию». * Примечание на полях рукописи: «еп. Брянский Даниил (Троицкий) и еп. Суздальский Василий (Зуммер)». 99 И далее архиеп. Лука вспоминал: «На моей первой литургии присутствовал й алтаре Преосвященный Андрей Ухтомский и волновался, ожидая, что я не сумею служить без ошибок. Но ни одной ошибки я не сделал» (283 а, 25-28}. Следует добавить, что Патриарх действительно был удовлетворен избранием во епископа профессора-хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого, особенно учитывая ту опасность, которую представляло собой наступление обновленцев в Средней Азии на православную иерархию. Поэтому после ареста новопоставленного епископа Луки и вызова его в Москву, Патриарх Тихон 18 июля в Сергиев день отслужил вместе с ним литургию (280 б, 253). Но вскоре еп. Лука вновь оказался в Ташкенте, посвятив себя делу духовного и физического врачевания паствы*. Значение хиротонии, и назначения еп. Луки было велико и имеется косвенное тому свидетельство, исходящее из лагеря обновленцев. «Апологет-Благовестник» этого движения митр. Александр (Введенский) в своем докладе 18 сентября 1927 года «По Средней Азии» жаловался: «в Ташкенте долгое время пребывали староцерковнические епископы. Там побывали Андрей Ухтомский, Арсений б. Новгородский, Никандр Феноменов и др. Я нарочно обращаю ваше внимание на это, потому что это делало наше положение не особенно легким» и далее митрополит посвятил значительную часть своего рассказа описанию пастырского служения и противообновленческой деятельности епископа Луки — нынешнего идейного вождя «староцерковников» в Средней Азии (152). Действия еп. Андрея в этот и дальнейшие периоды следует постоянно рассматривать в свете одного из решающих обстоятельство жизни православной Церкви, которое сформулировал еп. Николай (Ярушевич) «вследствие отсутствия патриарха на свободе» и в плане проведения вышеназванных постановлений патриарха Тихона и митр. * Пациенты еп. Луки — действительно великого хирурга, считали, что он обладает чудодейственной силой исцеления (сам владыка был того же мнения). 100 Агафангела об автокефалии. Данные постановления явились определяющим началом во всей последующей работе еп. Андрея, направленной на возрождение и организацию церковно-общественной жизни там, куда интересы высокой государственной политики забрасывали архиерея. Но главное внимание владыка уделял Уфимской епархии, границы которой в основном совпали с образованной в 1919 году Башкирской автономной Советской республикой. Многочисленные округа на собраниях клира и мирян подтверждают избрание владыки Андрея своим архипастырем, несмотря на ссылку, и просят у него новых епископов. В ответ на это 15 ноября 1923 года (вновь тайно) был рукоположен монах Вениамин (Фролов) во еп. Байкинского, Викария Уфимского. Но резко изменилась обстановка в среде уфимских епископов. Давление обновленчества, процесс католического кардинала Цепляка, рассмартиваемый как генеральная репетиция к суду над патриархом Тихоном и последующим репрессиям, вынудили еп. Николая (Ипатова) прекратить борьбу с обновленчеством. Однако, хотя «реформаторы» и заявили, что владыка Николай в своем послании присоединился к ним, на самом деле, в напечатанном виде заявление выглядело как нейтральный призыв к церковному миру. Епископа Трофима (Яковчука) патриарх, после своего освобождения из-под ареста, счел необходимым послать из Уфы в Оренбург, где тот стал управляющим епархией, а затем был перемещен на кафедру в Сызрань. Но наиболее важные последствия имела трансформация идей еп. Иоанна (Пояркова). 31 июля 1923 года Патрирх Тихон утвердил его хиротонию, а 29 февраля назначил временно управляющим Уфимской епархией. Но уже 29 ноября 1924 года в газете «Власть труда» за подписью еп. Иоанна появилось открытое письмо редактору: «По заповедям святых Апостолов всякая душа, властям придержащим да повинуется не только за страх, во и за совесть, а моя совесть подсказывает мне быть сторонником Сов. власти, ибо ее цели и заботы о людских взаимо- 101 отношениях направлены к народному благу. Поэтому я раз навсегда отмежевываюсь от всяких контрреволюционных течений и действий, направленных во вред Сов. власти, в том числе отхожу от реакционного политического тихоновского течения, с которым порываю всякую связь. Моему примеру прошу последовать Уфимское духовенство» (241). Вскоре последовали разъяснения, обращенные непосредственно клиру и мирянам: «Ориентация в деле церковного управления на Патриарха Тихона не одобряется. «Блюдите как опасно ходите». И затем предложены рекомендации: «не избирать лиц, кои имеют за собой темное прошлое и недружелюбно настроены к Сов. власти и которые из себя представляют оплот реакции. Также не выбирайте лиц, за которыми имеется подозрение со стороны власти и к которым власти не питают никакого доверия. Все эти лица, хотя бы они и были искренно преданы Церкви, своим присутствием в правлении принесут громадный ущерб церковному делу, ибо все эти люди представляют из себя реакционное тихоновское течение... Необходимо в состав правления выбирать таких лиц, которые... ни в прошлом, ни в настоящем не были замешаны в неблаговидных поступках в действиях, каковые не одобряются Соввластью» (240). Как будто само существование Церкви и ее деятельность одобрялось Советской властью... Еп. Иоанн перешел ту грань, которую установил Патриарх Тихон и определил для себя владыка Андрей: лояльное отношение к новому государству в надежде на мирное сосуществование. И хотя в тот период это также был нереальный план вследствие невозможности его принятия одной из сторон, он, однако, способствовал сохранению чистоты идеи, в то время как позиция еп. Иоанна являлась началом пути к ликвидации церковной независимости. Новый управляющий Уфимской епархией отныне и не надеялся на благословение своего старого наставника, а потому старается отмежеваться и от него, правда, поначалу 102 не называя имен, но вполне определенно указывая, что «утраивает опасность послушание голосу прежних доброжелательных корабельщиков, пытающихся нами командовать по старой паияти с дальних судов, или прибрежных скал при неверном угле зрения». В конце концов у Церкви осталась одна надежда - владыка Иоанн: «Если я, многогрешный, изменю святому православию, стоя у кормила Церкви Уфимской, грозит ей конечная опасность и гибель» (243). За год до этих посланий еп. Андрей также усомнился в правильности действий первосвятителя, однако реакция его была иной и владыка призывал искать опору в другом: «Верьте только Единому Безгрешному Господу Спасителю во святом Евангелии и ищите Ею в своей чистой совести. Чистая совесть Бога узрит», — это выдержка из «Письма православным христианам о новых церковных настроениях» (120), написанного в кратковременный период попытки Патриарха установить контакты с обновленцами. Дело в том, что 19 мая 1924 года было подписано соглашение между патриархом Тихоном и Красницким как представителем группы «Живая Церковь». Против этого акта выступила непримиримая, отвергающая всякие компромиссы с раскольниками, оппозиция Даниловского монастыря во главе в архиеп. Феодором (Поздевским). Но главное было в том, что, как пишут авторы «Истории русской церковной смуты», «против «майских соглашений» решительно выступил народ, который, по слову, известной символической книги, является «стражем православия». Слишком свежи были в памяти у всех злодеяния Красницкого, аресты, доносы, предательства, зловещие речи во время суда над митрополитом Вениамином, чтобы простые люди могли признать Красницкого руководителем Церкви» (280 б, 402). Еп. Андрей также немедленно отозвался на совершенное патриархом деяние: «Молитесь, чтобы наш Патриарх Тихон во своей доверчивости не наделал ошибок. Будьте осторожны против 103 его ошибок. Молитесь за него, но предупредите его, что за его ошибками христиане не пойдут» (120). Но вскоре Патриарх изменил свое решение и 26 июня подписал документ, который аннулировал резолюцию от 19 мая: акт мотивировался отрицательным отношением православного народа к майским соглашениям. Епископ Андрей же еще в период волнений, в которые были ввергнуты массы верующих колебаниями первосвятителя, убеждал: «Помните: глава Церкви Христовой — Сам Иисус Христос... Мы же, христиане, должны беречься, как заповедал нам Господь наш (Марк 136 22), чтобы не впасть в соблазн... Поэтому пресвитеров и епископов из Москвы не принимайте, а избирайте себе тех, кто вам известен доброю жизнью и светлым разумом. Итак все испытайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого зла (1 Сол. 5, 21), исполняйте эту заповедь ал. Павла, и она сохранит вас от всяких ошибок» (120). Так писал владыка Андрей своей пастве в Уфу, и там откликнулись на его призыв. В нашем распоряжении воспоминания еп. Питирима (Ладыгина), которые хотя и носят в некоторой степени легендарный характер, но дают описание обстановки, царившей в то время в Уфимской епархии. Владыка Питирим после долгой жизни на греческом Афоне был там возведен в сан архимандрита и послан в 1910 году в Андреевское подворье Одессы настоятелем. В 1924 году после закрытия подворья он уехал в Уфу, где жил в лесах в выстроенной им келье близ хутора Петровска. Побывав в Уфе и побеседовав с еп. Иоанном, .он был неудовлетворен его деятельностью и возмущен фактом непоминания Патриарха за богослужением. Владыка вспоминает о том, как к нему явилась группа верующих: «монахиня Мария, Михаил Панченко, Кузьма Панченко, церковный староста, миссионер Афанасий Чеменев и дают мне письмо архиепископа Андрея. Он пишет: «Привезите мне кого-нибудь из монашествующих, и я вам поставлю епископа. Они рассказали, что около 3000 человек не ходят в эту церковь, где служат священники 104 от Иоанна, которые не поминают Патриарха Тихона» (333). Здесь же были намечены три кандидата во епископа, был вытянут жребий, который пал на архим. Питирима, и тот отправился в Среднюю Азию. Вместе с ним отправились еще два кандидата, избранные в других районах епархии, — инок Руфин (Брехов) и архим. Антоний. Последний — в миру Александр Николаевич Миловидов — бывший благочинный единоверческих церквей и монастырей Уфимской епархии, делегат 2-го Всероссийского единоверческого съезда, делегат Собора 1917/1918 гг. и делегат съезда монашествующих. 18 мая 1921 года возведен в сан архимандрита Патриархом Тихоном в храме Вознесения. Кандидаты из Уфы 6-8 мая 1926 года в городке Тедженте в Туркмении у самой границы с Персией были хиротонисаны: архим. Антоний во епископа Усть-Катавского, Руфин во епископа Саткинского, архим. Питирим во епископа Нижнегородского. Последний в своих воспоминаниях указывает, что в хиротонии принимал участие Нижнетагильский епископ Лев (Черепанов). Подобными действиями еп. Андрей укреплял позиции своих сторонников в Уфимской епархии, содействовал возрождению церковно-приходской жизни и сопротивлению обновленчеству..Колеблющимся иерархам, подобным еп. Иоанну, он противопоставлял «близких к народу и нужных для народа руководителей» (130). Позже, обосновывая свои действия, владыка писал: «Замечательно, что блаженный Августин считал, что на каждые 50-60 верст нужен отдельный епископ; а в Карфагенской церкви были 450 епископов на гаком пространстве, которое имело в России только семь епископов. Святые отцы заботились тогда об удобствах паствы, а не о собственных правах и обеспечениях» (130). Владыка Андрей вел себя вполне самостоятельно и мотивировал смелость необходимостью и сложившимися обстоятельствами, опираясь на святоотеческое предание и на прецеденты, имевшие место в деяниях Собора 1917/1918 гг. Так, например, известное 59-е правило Карфагенского Собора, дозволяющее обращаться к носителям государ- 105 ственной власти за содействием в случае, если какой-либо епископ вторгнется в чужую епархию и произведет там беспорядок, было несколько ревизовано на Поместном Соборе. В Определении о мероприятиях по прекращению настроений в церковной жизни от 6/19 января 1918 года, рассуждалось о «некоторых епископах, клириках, монашествующих и мирянах, непокоряющихся и противящихся церковной власти и обращающихся в делах церковных к враждебному Церкви гражданскому начальству и навлекающих через то на Церковь, ее служителей, ее чад и достояние многоразличные беды» {313, 58). И хотя в дальнейших пунктах речь идет о неподчинении и доносах на высшую церковную власть и непосредственное церковное руководство, тем не менее из Определения совершенно явственно следует вывод о недопустимости обращения верующих в своих внутренних вопросах к аппарату насилия власть имущих. Таким образом, именно под вышеприведенное Определение подпадают действия ташкентских обновленцев, в результате которых через некоторое время после первой литургии еп. Луки, он вместе с еп. Андреем был арестован и тем самым было очищено место для живоцерковника Коблова. Об этом сообщают еп. Лука (283 а, 28) и владыка Андрей (131). После кратковременного заключения еп. Андрей был переведен в ссылку в поселок Теджент. 5 Старообрядчество и православие не разделяет теоретическая разница в канонах и догматах веры. Существует различие в обрядах, четкая регламентация которых не зафиксирована ни в наследии апостолов, ни в святоотеческом предании христианства. Трехвековое разделение, в первую очередь, было вызвано принципиальными разногласиями, возникшими как следствие развития общественно-политических взглядов того и другого направления из, если можно так выразиться, «нормативных актов», которые являют собой основы канонического права 106 христианства. Постараемся выяснить суть разногласий и взаимных претензий старообрядчества и православия. Нововведения в обряды, книжные исправления не были чем-то новым и необычным в середине XVII века в русском православии — книжная справа и унификация богослужения происходила задолго до этого времени и благословлялась высшими иерархами Русской Церкви, которые до сих пор почитаются ревнителями древлего благочестия. Старообрядческий протест был вызван, главным образом, абсолютно безграмотным подходом к столь ответственному акту и диктаторскими методами его проведения, которыми руководствовался Патриарх Никон*. Другим, не менее важным аспектом проблемы, вызвавшим сопротивление старообрядческих вождей, было активное вмешательство государственной власти в дело разрешения чисто религиозных вопросов. Разумеется, воздействие государства на жизнь православия в значительной степени ощущалось и в прежние времена, и история дает нам многочисленные тому примеры. Однако в середине XVII века этот нажим государства произошел именно в тот период истории Церкви, когда широко развивалась деятельность по возрождению ее жизни на началах первых веков христианства. Откровенное использование Никоном и его преемниками методов и орудий гражданского насилия в сфере духовной жизни очень скоро привело к тому, что российское самодержавие уже не стесняясь, прямолинейно подчинило духовную жизнь русского общества, выраженного христианской идеологией, нуждам и задачам государственной политики. Наконец это выродилось в столь уродливые формы, что, в конце-концов, старообрядцы стали последовательными сторонниками идеи абсолютной независимости Церкви от влияния власть имущих. Старообрядческий протест в области общественно-политической идеологии в своей основе имел резко отрицательное отношение к самому факту единого фронта государственного и церковно- * См. об этом; 202, 234, 255, 453, 330. 107 иерархического диктата, что в результате привело к абсолютизированию старообрядцами убеждения недопустимости вмешательства государственных органов во внутренние дела церковной жизни. Таким образом, мы можем заключить, что к началу XX века старообрядчество могло лишь положительно встретить правительственный акт новой власти об отделении Церкви от государства, вкладывая в это определение * несколько иной смысл и меняя акценты: в первую очередь речь должна идти об отделении государства от Церкви, в то время как последняя оставляет за собой прерогативы вмешательства в общественную жизнь, влияя не на политический организм государства, но на проявления общественной и духовной жизни народа. Рассмотрим обвинения, предъявляемые Православной Церковью старообрядчеству. Официальная точка зрения на старообрядчество постепенно стала меняться с середины XVD3 века, и к началу нынешнего столетия возобладало мнение, что, в принципе, в своем внутреннем каноническом содержании оно не отличается от господствующей православной идеологии. Неоднократно: в 1765, 1800, 1886, 1918 годах было заявлено, что принципиально сами по себе обряды и богослужебная практика старообрядчества не разнятся с православной и ведут к вечному спасению. В определении Синода за N 2899 подтверждалось постановление бывшего в г. Казани собрания преосвященных архиереев, которое гласило: «...В храмах православных и единоверческих призывается един Господь, исповедуется едина вера, совершается едино крещение, приносится едина умилостивительная бескровная жертва Христова, приемлется едино пречистое тело и кровь животворящая; словом, и там, и здесь одно и то же и одинаково все то, что живет и питает человека» (316, 385). Но в последующих словах определяется основное противоречие со старообрядчеством (не с единоверием). Ставя знак равенства между старым и новым обрядом, архиереи оговариваются: «сила единоверия заключается 108 только в союзе с православной Церковью, что без этого союза нет единоверия, а будет опять раскол» (316, 386). Таким образом, православность старообрядческой традиции определяется лишь при условии иерархического подчинения ее ревнителей руководству официальной Православной Церкви. Так же формулирует точку зрения на старообрядчество в форме единоверия и Собор 1917/1918 гг. в Определении от 22.2.1918 года: «Единоверцы суть чада Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, кои иблагословления ПоместнойЦеркви, при единстве веры и у правления, совершают церковные чиноследования по Богослужебным книгам, изданным при пяти первых Русских Патриархах, — при строгом сохранении древнерусского бытового уклада» (311,4). Далее говорится, что «употребляемые единоверцами при богослужении книга и обряды тоже православны» (311, 4). Но ведь и старообрядцы* пользовались теми же богослужебными книгами, употребляли те же обряды и хранили древнерусский бытовой уклад. Следовательно, камнем преткновения являлся, главным образом, вопрос об отсутствии у старообрядчества (с точки зрения официаль с ного православия) церковной дисцишшны.Старообрядчество не желало подчиняться православной иерархии и существовать лишь «с благословения Поместной Церкви». Вопрос упирался именно в эту проблему. И все-таки, даже если не принимать во внимание обрядовую разноголосицу, старообрядчество в принципе не могло пойти навстречу православию, так как не желало признать каноничность методов двухвекового синодского управления Церковью, своими корнями уходившего в * Здесь мы в первую очередь имеем в виду старообрядческие согласия, признающие не только теоретическое, но и фактическое наличие церковной иерархии: безпоповцы отказывают нынешнему клиру в праве быть духовными пастырями. Однако в отличие от сектантов догматически они не отрицают иерархию, но скорбят о ее отсутствии. 109 реформаторскую деятельность Патриарха Никона и царя Петра. Даже апологеты официальной православной Церкви, мы имеем в виду искренних ревнителей православия, не" могли сказать доброго слова в оправдание той практики, которая сложилась в деле управления Церковью, когда во главе ее стоял правительственный чиновник в должности обер-прокурора*. Все это в результате привело к неспособности православного клира организовать жизнь русского общества на началах христианских догматов. Как же могло относиться старообрядчество к подобной ситуации? ' * * * Развитие политических событий в России в начале XX века непосредственно сказалось на жизни русского православия, и одним из результатов явился тот факт, что вопрос о церковной дисциплине по отношению к е д и -ному российскому православному центру сам собой временно отпал. Имя патриаршего местоблюстителя, державшееся в тайне от властей, осталось таковым и для многих верующих, даже из среды высшей иерархии. Собор 1917/1918 гг., справедливо рассматриваемый как величайшее событие русской церковной жизни последнего времени, в своем Определении от 28 июля/19 августа 1918 года четко зафиксировал принципы избрания местоблюстителя патриаршего престола: «3. В соединенном присутствии, под председательством того же старейшего иерарха, члены Священного Синода и Высшего Церковного Совета тайным голосованием избирают Местоблюстителя из среды присутствующих *Как только религиозный писатель, изучающий историю русской Церкви, доходил в своем повествовании ко времени Петра, творческий пыл его угасал и до настоящего времени нет фундаментального труда по истории православия ХУП-ХIХ веков. 110 членов Священного Синода: причем избранным считается получивший более половины избирательных голосов» {314, 7). Должность эта была внове, и в то же время клирики хорошо помнили, что 76 Апостольское правило и 23 Антиохийского Собора строго осуждали передачу церковной власти по завещанию, как это сделал Патриарх Тихон. Вот почему митр. Петр (Полянский), недавно сравнительно ставший архиереем и мало известный, не был признан значительной частью духовенства по неведению патриаршего завещания или недоверию к способности митр. Петра стать у руля управления. Епископ Андрей остался на старых позициях и предполагал и в дальнейшем идти по пути автокефалии вплоть до созыва настоящего Собора, который способен составить законное церковное управление. В качестве главы Уфимской епархии на территории Башкирской АССР владыка вступил в контакт с представителями беглопоповс-кого старообрядческого согласия, продолжая линию, одобренную в 1917 году его духовником митр. Антонием (Храповицким) и Патриархом Тихоном. В 1927 году, находясь в Уфе, епископ Андрей написал первую часть воспоминаний «История моего старообрядчества», где подробно осветил события августа 1925 года, когда он молитвенно соединился со старообрядцами-беглопоповцами. До сего времени нам не удалось обнаружить рукописи, и мы, к сожалению, вынуждены пользоваться лишь беглым обзором тогдашних событий во второй части «Истории», а также тенденциозно изложенными сведениями, исходившими от обновленцев и лагеря митр. Сергия (Страгородского). Однако, в нашем распоряжении протоколы расследования, предпринятого по рекомендации митр. Агафангела (Преображенского) съездом духовенства и мирян Башкирии, проходившем в 111 Уфе под председательством еп. Аввакума (Боровкова) в 1927 году. Эти материалы оказали значительную помощь в воссоздании более или менее полной картины событий августа-сентября 1925 года. В августе еп. Андрей приехал из Теждента в Ашхабад (Асхабад). Здесь, чуть ли не в единственном месте, не захваченном обновленцами, был молитвенный дом игумена Матфея, где и была создана небольшая молитвенная комната для «староцерковников». Именно здесь и произошло событие, вменяющееся в вину владыке Андрею, как «уклонение в беглопоповский старообрядческий раскол». К еп. Андрею обратился духовный руководитель Ашхабадских беглопоповцев архим. Климент, предъявивший ему рекомендации и поручения многочисленных приходов беглопоповцев из различных районов России, в которых архимандриту вменялись в обязанности поиски архиерея. Это было как бы повторение обстоятельств, имевших место в 1917 году: тогда представитель московских беглопоповцев предложил владыке стать их епископом. После консультаций со своим духовником митр. Антонием и патриархом Тихоном, благословившими это начинание, еп. Андрей дал согласие, при условии, что за ним остается право на руководство православной Уфимской епархией. Высшие иерархи русского православия глубоко сознавали необходимость единения русского православия и потому решили приступить постепенно к реальным шагам в этом направлении. Известно, что накануне митр. Антоний высказался за признание старообрядческой иерархии Белокриницкого согласия — это был небывалый по смелости и решительности шаг. И ныне, в 1925 году, еп. Андрей не видел препятствий к тому, чтобы приложить усилия для врачевания раскола, на протяжении столетий раздирающего русское православие. Были продуманы и определены все действия по осуществлению единения православного владыки и архим. Климента как представителя беглопоповского согласия. Главным актом было миропомазание, которое совершит над собой епископ, и четкое определение разногласий, вызы- 112 вающих разделение двух направлений православного христианства. «Исповедание веры» и «Анафема» были составлены еп. Андреем и определяли те чуждые, навязанные православию идеи, которые и олицетворяли существующий раскол. Обновленческий журнал «Вестник Св. Синода» сообщает подробности: «Относительно «миропомазания» еп. Андрея известно следующее. По донесению архим. Климента, еп. Андрей долго не соглашался на второй чин (т.е. миропомазание) и согласился только после упорных бесед, или требования Климента, основанного на 95 правиле VI Вселенского Собора... Клименту же перед миропомазанием он заявил следующее: «не ваша рука возлагается на меня, а рука того патриарха, который освятил ваше древнее миро: когда вы прочитаете оглашение, а я прочитаю ереси и исповедание веры до миропомазания, то я уже становлюсь вашим епископом и могу с вами общаться в молитве, а раз я ваш, значит священник не может помазать епископа». 25 августа молитвенный дом был окроплен св. водой (так как в обычное время здесь жил и работал православный игумен Матфей). Еп. Андрей исповедался у игумена и затем прочел «Исповедание веры». Подробно об этом мы узнаем из «Акта воссоединения», опубликованного в «Вестнике»: «В лето от Рождества Христова 1925 августа 28-го дня в молитвенном доме Асхабадской старообрядческой общины во имя святителя Николая, Мирликийского чудотворца, члены этой общины во главе со своим епископом Андреем, Архиепископом Томским и настоятелем общины игуменом Матвеем воссоединились в молитвенном общении с древлеправославными общинцми Саратовскими, Семипалатинскими, Забайкальскими и других мест. Представитель этих общин о. архимандрит Климент Логинов предъявил необходимые к тому полномочия. Так, Божиим промыслом состоялось воссоединение доселе дьявольским ухищрением разрозненных частей единой ризы Христовой, Его Пречистого Тела Святой Церкви. Воссоединение последовало с соблюдением всех церковных 113 правил по заповеди Христа. Спасителя, Святых Апостолов, Святых Отцов и Седьми Вселенских и Девяти Поместных. Соборов; при этом епископ Андрей произнес от своего имени и всех, кто с ним последовать желает, свое исповедание веры по древнему с соответствующим отречением от ересей». Затем «Вестник» приводит следующий текст: «Свою готовность служить неизменно Соборной Апостольской Церкви епископ Андрей запечатлел сам себя святым миром, вместе с тем просит архимандрита Климента и в его лице всех древлеправославных христиан, помочь ему в трудах по приведению жизни православных к единению в древнецерковном ее благоустройстве, ибо ныне все христиане должны иметь попечение о друге по слову великого Апостола: «Всем был вся, да всяко некие спасу» (I Кор. ст. 9). После всего Архимандритом Климентом была епископу Андрею сказана краткая речь такого содержания: Ваше Преосвященство, Преосвященный Архипастырь, лично от себя и от всего нашего старообрядчества прошу Вас хранить учение и заветы Христа Спасителя, Священное Писание и Предание Св. Отцов, прошу Вас, Владыко Святой, принять нас под свое покровительство и вести нас грешных истинным путем в горний Иерусалим в царствие небесное, как Христос сказал: Добрый пастырь полагает душу свою за овцы и иные овцы, которые не от двора сего и тип вам привести Христу по слову Его: «Едино стадо и Един пастырь». Этот документ был, вероятно, составлен архим. Климентом для предоставления в старообрядческую комиссию на утверждение и, возможно, там были допущены неточности, но вторая половина документа, содержащая исповедание веры епископа Андрея, вполне соответствует точке зрения его на существенные проблемы развития русского православия в период после патриарха Никона и, особенно, реформ Петра I. Обновленческий «Вестник» утверждает, что «епископ Андрей не разбирается надле -жащим образом ни в «никонианстве», ни в обновленческом движении, поскольку видит в них только политические 114 явления, без углубления в их церковную идеологию». Но ведь еп. Андрей и не ставил перед собой цель определять здесь сущность православной Церкви и ее учения. Он не собирался произносить символ веры, так как не менял его. Владыка Андрей лишь осудил те проявления церковно-общественной жизни русского православия, которые привели к сращиванию его с государственным аппаратом** Кроме того, владыка повторил не раз до того определившееся в православии мнение о спасительности старообрядческих богослужебных книг и обрядов, не оговаривая при этом необходимость подчинения верховному управлению, так как оно, по убеждению епископа, отсутствовало: ИСПОВЕДАНИЕ ВЕРЫ ЕПИСКОПОМ АНДРЕЕМ. Я, епископ Андрей, Единой Святой Соборной Апостольской Церкви посвященный в сан епископа в 1907 г. 4-го октября при Св. мощах Казанских Святителей Гурия, Варсонофия и в день их памяти, ныне испытывая гонения от господствующей иерархии за свободу Церкви Христианской, исповедую перед Св. Церковью, что Патриарх Никон своим мудрованием нарушивший жизнь Соборной Церкви, любовь ее, тем положил начало расколу русской Церкви, на ошибке Патриарха Никона утвердился тот русский цезаропапизм, который со времен Патриарха Никона подтачивал все корни русской церковной жизни и, наконец, вполне выразился в образовании так называемой «Живой Церкви», ныне господствующей иерархии, нарушающей все церковные каноны. А я хотя и грешный и недостойный епископ, но ни к какой господствующей иерархии не причислял себя по милости Божией и всегда помнил заповедь Св. Апостола Петра «Пасите стадо Божие, не господствуя над наследием Божиим». Зная это, Уфимские единоверцы еще в 1919 г. в январе м-це избрали меня в единоверческого старообрядческою епископа Сат- * И в дальнейшем термин «никонианство», применяемый еп. Андреем, следует рассматривать как определение подобного рода идей и действий. 115 кинского, с этого времени я уже состою Старообрядческим епископом и когда Живая Церковь стала господствовать над народом Божиим, нарушая церковные каноны, то я немедленно без колебаний от нее отрекся. Ныне, скорбя всей душой о великих бедах Церкви, готов отдать себя всецело на служение древле православным христианам — старообрядческим общинам для приведения всего русского разрозненного стада Христова. Сего ради аз, епископ Андрей, от вышеписанные Никонианские глаголемые ереси отрицаюся как от ереси цезаропапистов, создавших Живую Церковь, ибо принадлежу к истинно православной вере Единая, Соборная и Апостольския Церкви древних христиан. Прежде всего отвращаюся и отрицаюся всякого неподобного мудрования, глаголю еще: все еретицы на Седьми Вселенских и Поместных Соборах отвергнутые Святыми отцами да будут анафема. ДА БУДУТ АНАФЕМА Все возмутившие древле вселенские православные церкви и учиняющиеся виновниками расколов и раздоров в своих тяжких грехах, да получат от Господа облегчение на Его Страшном Суде от мук им уготованных. Но все отвергающие ныне Апостольские и Святоотеческие Предания, содержимые древлеправославною Церковью Вселенскою, да будут анафема. Не крестящиеся в три погружения во Имя Отца и Сына и Святого Духа да будут анафема. Порицающие двоеперстное сложение для крестного знамения, именуя оное арианством, да будут анафема. Порицающие восьмиконечный крест Христов Брынским раскольничеством — анафема. Отрицание преложение священодействуемой просфоры в Тело и Кровь Христову, на ней же изображения трисоставленный крест Христов с написанием «Св. Агнец Божий, вземляй грехи всего мира» — да будут анафема. Отрицающие уставы церковные творить земные поклоны 116 на молитвах св. поста да будут анафема. Учащие вопреки правил Св. Апостол и Богоносн. Отцов в посты ясти мясо да будут анафема (427, 27-28) Как видно из приведенного текста, осуждению подвергаются лишь порицающие обрядовую традицию старообрядчества, воспринятую им из устоев древнего православия до церковного разделения. Ввиду отсутствия единого центра русской православной Церкви (по мнению еп. Андрея, владыка взял на себя смелость развить ранее принятые ею постановления по направлению к старообрядчеству. Так как вопрос о дисциплине по отношению к определенному православному центру для архиерея отпал, а сам еп. Андрей являл собой высшую власть автокефальной православной Церкви в Башкирской АССР, то, опираясь на свой авторитет и права, он идет на контакт с беглопоповскими общинами. Не следует рассматривать проблему в аспекте перехода епископа в старообрядчество, как понималось это по отношению к присоединению, например, к обновленчеству. В своем исповедании веры еп. Андрей произнес обычное «кредо» православно-верующего христианина, лишь особо подчеркнув свое осуждение тех, кто порицает старые обряды, — но ведь то, что они непротивны православию, было подтверждено неоднократно на протяжении предшествующих лет руководящими органами русской Церкви. Обвинения против патриарха Никона? Однако преосвященный Андрей осудил лишь те стороны деятельности патриарха, которые в действительности привели в настоящее время к вырождению в систему, грозящую гибелью всей церковной организации. Епископ Андрей не перешел в старообрядчество — он попытался совершить акт молитвенного воссоединения о православными христианами, сохранившими чистоту веры в буре событий, ибо верил, что обновление русского православия возможно лишь при условии опоры на принципы, которыми руководствуются в своей церковно-общественной жизни ревнители древлего благочестия. 117 Одним из первых отозвавшихся на акт 1925 года был митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), который в письме от 13/26 февраля 1926 года определил, что «православному нужно держаться от всего того подальше, помня, что многие пути кажутся человеку правильными, но конец их — погибель» {400), Но уже в ответе прихожанам Симеоновской церкви города Уфы митрополит Сергий объявил: «13/26 апреля 1926 года Епископ Андрей за общеже с беглопоповцами и принятия от них помазания миром, за незаконные хиротонии подвергнут Патриаршим Местоблюстителем запрещению. Его дело будет предметом особого суждения православных архиереев. А потому все вступающие в общение с Ел. Андреем, принимающие от него таинства и благословение подлежат 10 правилу святых Апостолов. Итак, блюдите, како опасно ходите» (.403). Здесь следует остановиться, дабы разобраться в датах и событиях. 6 декабря 1925 года местоблюститель патриаршего престола митр. Петр (Полянский), предчувствуя приближающийся арест, издал акт о назначении себе преемников в звании заместителя Местоблюстителя, которым определил последовательно: Сергия (Страгородского), митр. Нижегородского; Михаила (Ермакова), Экзарха Украины; Иосифа (Петровых), архиеп. Ростовского. 1 февраля 1926 года, находясь под арестом в Перми, митр. Петр, так как вышеперечисленные иерархи не смогли выполнить данное им поручение (по независящим от них причинам), назначил для управления Церковью коллегию, во главе которой определил трех архиереев, в числе которых был и архиеп. Екатеринбургский Григорий (Яцковский) — он и возглавил Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС). Таким образом, «с образованием коллегии и с передачей ей прав управления, падали или аннулировались сами собой права митр. Сергия и права двух других иерархов, ранее с ним 118 назначенных» (245, 46). В результате, с некоторыми оговорками, можно считать, что митр. Петр вручил власть вновь созданному Временному Высшему Церковному Управлению (ВВЦУ). 5/18 апреля 1926 года, возвратившийся из четырехлетней ссылки митр. Агафангел (Преображенский) обратился ко всей Церкви с посланием и объявил, что он как второй кандидат в местоблюстители по завещанию патриарха Тихона, вступил в управление Церковью (245, 53). Следует также учитывать, что старшинство по хиротонии давало митр. Агафангелу право на созыв Синода и Высшего Церковного Совета для выбора местоблюстителя патриар -шего престола (314, 8). 9/22 июня 1926 года митр. Петр отменяет свою резолюцию от 1 февраля, просит митр. Агафангела принять на себя обязанности патриаршего местоблюстителя и в новом послании заявляет о ликвидации созданной им коллегии. А теперь возвратимся к посланию митр. Сергия (Страгородского), составленному в апреле-мае 1926 года. В качестве кого выступал в ней митрополит? От должности местоблюстителя он уже был отрешен и заново не поставлен. Какого местоблюстителя он имел в виду, не случайно ли упущено имя? Как известно из дальнейших событий, митр. Анафангел, узнав об Ашхабадских событиях 1925 года, не желал делать скоропалительных выводов. Митр. Петру были свойственны крутые меры в период, когда он фактически возглавлял Церковь. Но мог ли он позволить себе столь крайние действия, как запрещение уважаемого паствой епископа, находясь вдали от развивающихся событий и после того, как он, по его собственным словам, совершил ряд ошибок и с прискорбием отмечал, что «лишенный возможности наблюдать непосредственно церковную жизнь, я питался всевозможными искусственными вестями, исключительно горькими и тяжкими. С глубоким прискорбием слышал я о будто бы последовавшей вслед за моим арестом большой церковной разрухе» (245, 61). 119 Было ли на самом деле «запрещение» еп. Андрея митр. Петром или нет, но благодаря многочисленным письмам митр. Сергия, это мнение широко распространилось и не могло не смущать клир и мирян. Уфимская паства немедленно предприняла шаги для выяснения обстоятельств дела. Копии постановления митр. Петра ни сам владыка Андрей, ни Уфимское епархиальное управление, ни тамошние противники епископа (им бы и карты в руки!) не получали. По утверждению митр. Сергия, оно «возможно, затерялось в дороге». Когда один из мирян Уфимской епархии обратился в канцелярию Синода с просьбой предъявить оригинал постановления, то после долгих поисков ему объявили об отсутствии такового в архивах. Усть-Катавский епископ Антоний (Миловидов) в 1927 году получил там же подобный ответ. И, наконец, в 1934 году сам еп. Андрей на свой запрос получил из Синода справку 3aN 1799 от 27 октября 1927 года за подписью управляющего делами Синода архиеп. Питирима Дмитровского, в которой его уведомляли, что в синодских архивах никаких дел ни об его увольнении от епархиального управления, ни о запрещении еп. Андрея нет (126). Знаменательно, что очень осведомленные обновленцы, с удовольствием оповещавшие в своем «Вестнике» о церковных раздорах, например, под рубрикой «Материалы для истории разложения староцерковничества», не привели текста запрещения и даже не упомянули его. Само собой, что запрещение, известное лишь по предположениям о его существовании, вряд ли может иметь силу, и сам факт этот еще раз свидетельствует о том, что в стране создались условия, оговоренные в патриаршем постановлении от 7 ноября 1920 года о мероприятиях в церковной жизни при условии невозможности общения епархий с ВЦУ, тем более, что правоспособность последнего сомнительна. Исходя из вышеизложенных фактов, смею высказать предположение о мифическом происхождении «запрещения митрополитом Петром» еп. Андрея. Однако митр. Сергий в своем дальнейшем осуждении владыки опирался 120 именно на эту легенду. Совокупность обвинений им выдвинутых, сконцентрировалась в его «Обращении» к прихожанам Симеоновской церкви г. Уфы от 16/29 августа 1926 года, где митрополит утверждает, что хотя лично считает еп. Андрея «по жизни безукоризненным человеком, строгим аскетом и самоотверженным пастырем», но выражает уверенность, что «измена православию» должна быть наказана (339, 34-35). Возложив на себя власть заместителя патриаршего местоблюстителя (должность, кстати сказать, неведомую), митр. Сергий запугивает и наносит удары. Уведомив о «запрещении» еп. Андрея, он направляет острие пера на непосредственного противника — митр. Агафангела, которому фактически уступил свою должность местоблюстителя митр. Петр: в письме от 10/23 мая 1926 года митр. Сергий убеждает Ярославского владыку отказаться от «своих незаконных притязаний на местоблюстительство» и не просто грозит, а с полной уверенностью в своих правах заявляет, что «в случае неподчинения я тем же письмом устраняю его от управления Ярославской епархией». Но не дождавшись ответа митр. Агафангела, на следующий день митр. Сергий, форсируя события, предлагает управляющему Московской епархией еп. Алексию (Готовцеву): «Я просил бы решить, достаточно ли одного устранения от управления епархией или в виду тяжести нарушения канонов и размеров произведенного соблазна, наложить на митр. Агафангела запрещение в священнослужении впредь до решения его дела судом архиереев» (245, 116). Разумеется, как в деле еп. Андрея, так и в конфликте с митр. Агафангелом, можно было бы сослаться на чрезвычайные обстоятельства и необходимость решительных мер в столь сложное и опасное для православия время (именно на такой путь ранее встали обновленцы). Однако патриарх Тихон в своем воззвании от 28 июня 1923 года высказался за недопущение подобной практики, дающей повод к соблазнительным прецедентам: « В 46 правиле Двукратного Константинопольского Собора говорится: «По причине случающихся в Церкви 121 Божией распрей и смятений, необходимо в сие определить: отнюдь да не поставляются епископы в той церкви, которой предстоятель жив еще и пребывает в своем достоинстве, разве сам добровольно отречется от епископства — то подобает прежде привести к концу законное исследование вины, за которую имеет удален быти, и тогда уже по его низложении вывести на епископство другого, на место его». «А у вас, — обращается Патриарх к обновленцам, — просто устранили и назначили другого» (443). Собор 1917/1918 гг., рассматривая одно из возможных наиболее предосудительнейших нарушений епископов, категорично определил: «Епископ, противящийся высшей церковной власти и обращающийся за содействием к власти гражданской, запрещается в свящешослужении с преданием церковному суду» (313, 58). И вот митр. Сергий добивается дисциплины в ограде Церкви всеми доступными ему средствами. И хотя мы ни в коем случае не стремимся обвинить его в методах общения с властями предержащими, столь широко применявшихся обновленцами, но объективно, осуждение того или иного члена клира со стороны митрополита, неизбежно завершалось вмешательством гражданских властей и владыка Сергий не мог не знать об этом. Заместитель патриаршего местоблюстителя смело пошел на мероприятие, которое не осмелились осуществить окружение царицы Александры Федоровны и всесильный некогда Синод эпохи недоброй памяти Г. Распутина. Директор департамента полиции СП. Белецкий в своих показаниях Комиссии Временного правительства вспоминал, что резкие выступления еп. Андрея против Григория Распутина, а также мероприятия по организации церковноприходской жизни в пределах Уфимской епархии, вызвали резкое осуждение митр. Питирима и кружка фрейлины императрицы А.А. Вырубовой. «И был поднят вопрос об устранении его от епархиального управления. Вопрос этот не получил дальнейшего осуществления единственно из-за боязни раскола, который мог бы последовать после удаления на покой еп. Андрея, так как св. Синод опасался как 122 публичных выступлений со стороны самого владыки с объяснением причин его ухода, так и поддержки прессы, всегда благожелательно относившейся к деятельности еп. Андрея» (325 в, 289). Митрополит Сергий мог не опасаться ни того, ни другого. И он осмелился. И смело пошел на запрещение, сознавая последствия этого акта, несомненно углубляющего развал и нестроения в русской православной Церкви. Митрополит обосновывал свои действия и методы ссылкой на каноны. Но приведем и мы еще одно высказывание патриарха Тихона, также опирающееся на канонические правила. Отзываясь о приговоре, вынесенном ему обновленческим собором 1923 года, он признал его «неправильным по форме и существу» и пояснил: «По Апост. прав. 74 епископ зовется на суд Епископами, если он не послушает, зовется вторично через посылаемых к нему двух епископов, если опять не послушает, зовется в третий раз через двух, когда не явится, Собор произносит о нем решение и он не мнится выходу имети, бегая суда. А меня не только не звали в суд, а даже не извещали о предстоящем суде, без чего формально и пригбвор не имеет силы и значения» (443). Можно сказать, что запрещение есть мера предупредительная, предсудебная — именно так и утверждал конкретно по делу еп. Андрея митр. Сергий. И сейчас, уже не выясняем, кем предпринята эта мера. Но раз мера предсудебная.то где же суд? Почему он так и не состоялся, чтобы выяснить обстоятельства дела и вынести компетентный приговор? Так или иначе, но сам митр. Сергий владыку Андрея не запрещал. Документов о запрещении, исходящих от митр. Петра, не существовало. Следовательно, и запрещения епископа Андрея в пастырском служении не было. 8 Поместный Собор 1917/1918 гг. строго постановил, что запрещение архиерея возможно лишь по приговору высшего церковного суда, в то время как права Патриарха (а тем 123 более его местоблюстителя и неведомого по соборным постановлениям заместителя местоблюстителя!) определил следующим образом: Патриарх «дает архиереям братские советы как относительно личной их жизни, так и относительно исполнения ими архипастырского долга; в случае их невнимания к его советам, предлагает о том Священному Синоду» (315, 5). Однако митр. Сергий, по мнению церковного историка, начал вводить в православную жизнь принципы, имевшие «гибельные последствия». Эти принципы сводились к следующему: «1. Применения канонического понятия «первый епископ» к иерарху, так или иначе сосредоточившему в своих руках фактическое управление церковными делами (например, «по преемству» власти); 2. Усвоение этому иерарху права на перемещение и запрещение архиереев» (374, 106). Высокая профессиональная подготовка митр. Сергия — одного из авторитетнейших богословов — была закреплена и каким-то образом слилась с усвоенными им началами синодального управления русской православной Церкви. Митр. Сергий с 1911 года был членом Синода и принимал активное участие в его деятельности. Характерен случай, связанный с историей этого ведомства. По рекомендации Г. Распутина Синод рассматривал вопрос об архиерейской хиротонии архимандрита Варнавы. Председательствовавший архиеп. Антоний (Храповицкий) заявил, что ежели Царское Село пожелает, то мы и черного борова в архиереи поставим. Это высказывание обязательно и с превеликим удовольствием цитируется антирелигиозными авторами, однако они упускают важное обстоятельство: именно на этот раз кандидатура одиозного клирика была провалена. Одобрение его хиротонии Синодом последовало на одном из заседаний в отсутствие архиеп. Антония, но именно тогда, когда председательствовал архиеп. Сергий (Страгородский). И в дальнейшем митр. Сергий шел по пути соглашательства с государственной властью во всех ее проявлениях: 124 и 1917 году он заявил, что не станет членом Синода, организованного обер-прокурором В. Львовым, — но стал им. Одним из первых вступил в «Живую Церковь», считая, что она одобрена государством, — затем вышел из нее. И наконец, митр, Сергий взошел на престол первого из иерархов русского православия, неся за собой груз принципов и методов синодального (под началом чиновника от самодержавия) управления: «Именно эта идеология, — пишет историк, — уподобляющая Церковь бюрократическому ведомству или армейскому подразделению, была подхвачена митр. Сергием и одобрена значительной частью русского епископата, далеко еще не свободного от синодальных традиций (374, 107). Под воздействием этой традиции образовались многочисленные церковные группы в форме «Живой Церкви», «СОДАЦ», григорианского ВВЦУ, Сибирской церкви и др. Впоследствии попытки найти канонический выход из создавшегося положения привели к созданию иосифлянской, мечевской, ярославской группировок и многих других. Церковная организация была раздроблена как вследствие внутренних раздоров, так и по вине внешнего давления на нее. Обновленчество явилось наиболее полным выражением идеи подчинения Церкви государственному аппарату, устами своего Благовестника-Апологета заявив, что намеревается «плыть на корабле советской государственности». Разумеется, не следует рассуждать о безоговорочной поддержке обновленчества в корне своем противорелигиозной властью, однако то покровительство, которое было оказано на первых порах, позволяло определить новаторов как «господствующую церковь». Раздор, вносимый обновленчеством, вел к развалу всей церковной организации, и путь на атеизацию, по которому пошло Советское правительство, в значительной степени очищался обновленцами старой проверенной системой: провокаций и изветов. И если в прежние времена самодержавное правительство изредка как-то пыталось умерить пыл фискалов от клира, убеждая даже в эпоху Николая I «доводить токмо до сведения своего духовного начальства, 125 не преследуя их доносами гражданскому правительству» (197, 205), то новая власть приветствовала подобную практику и немедленно реагировала на обличения живоцерковников, ликвидируя «последнее гнездо контрреволюции» — Церковь*. Крепка рабочая рука: Тих Тихон — ибо есть ЧеКа, — возвещал Сергей Городецкий (207) и помимо репрессий по всей стране по всей силе разворачивается антирелигиозная пропаганда. Читателя захлестывают антирелигиозной литературой, разоблачающей, в первую очередь те пороки, которые на протяжении последних лет, но, разумеется, по иным мотивам, бичевал и еп. Андрей. То есть, организованная правительством пропаганда била по наиболее слабой стороне: высмеивались стяжательство и меркантильность духовенства, моральная нечистоплотность, прочие общечеловеческие пороки, фокусируя внимание на их обладателях, из среды церковного клира. Но стержнем атеистической агитации было обвинение в тесной связи господствующей Церкви с государственным аппаратом самодержавия, Временного правительства и белым движением. Здесь и обновленчество смело ринулось в русло противоцерковной борьбы и «Резолюцией» своего съезда подливает масло в огонь: «патриарх Тихон продолжает контрреволюционную деятельность. Он делается вождем и знаменем всех противников Советской власти. Он вовлекает церковь в контрреволюционную борьбу» (345, 12). Обновленцы постоянно подчеркивают тезис «несть власти аще не от Бога», вкладывая в него смысл рабского подчинения эту власть имеющим. Формально делу разгрома церковной организации служила и политика митр. Сергия, прекрасно сознававшего, что вслед за его осуждением того или иного представителя клира следовал арест, суд, ссылка... Подобная практика * Именно такими определениями доносил Пленум обновленческого Синода 27-31 января 1925 г. в «Обращении Правительству СССР», подразумевая всех приверженцев патриарха Тихона (305). 126 привела к почти полной ликвидации православного клира п Синод, возглавляемый митр. Сергием, дождался своего фактического' признания лишь в годы войны по конъюнктурным соображениям правительства. Но тогда оставалось только четыре правящих епископа, находящихся в столицах под бдительным надзором властей, в то время как остальные были отстранены от должностей и обитали неведомо где. Часть уфимских епископов не удовлетворилась распространявшимися слухами о запрещении владыки Андрея и постарались выяснить правду. Епю Нижнегородский Питирим отправился в Ярославль к митр. Агафангелу, а Антоний Усть-Катавский — непосредственно в Синод митр. Сергия. Ярославский архиерей уверил еп. Питирима, что считает поведение еп. Андрея безупречным, но для более полного выяснения обстоятельств дела предложил провести официальное расследование трем любым епископам. В то же время еп. Антоний, допущенный до архива Синода, безуспешно пытался обнаружить какие-либо документы, удостоверяющие факт запрещения митрополитами Сергием или Петром. Таковых там не нашлось и епископу ответили, что «вероятно, митр. Петр только попугать хотел епископа Андрея» (144, 7). В результате проведенного по рекомендации митр. Агафангела расследования 3 февраля 1927 года тремя епископами Уфимской епархии — Аввакумом, Питиримом и Антонием — был принят «Акт», состоящий из 6-ти пунктов, заключение которого гласило: «Мы нашли: как и было сказано выше, обвинения преосв. Андрея совершенно неосновательными, а потому и постановили принять все меры к прекращению клеветы на архиепископа Андрея» (144, 18). ¦ ¦ : Противоположную позицию заняли некоторые епископы, назначенные владыкой Андреем в начале 20-х годов. Они удовлетворились посланием митр. Сергия и готовились 127 воздвигнуть преграды стремлениям бывшего своего наставника активно участвовать в жизни епархии. К ним присоединилась значительная часть клира. Как объяснить подобную позицию большей части духовенства Уфимской епархии? Многое вряд ли поддается объяснению; если не принимать во внимание личные качества людей, но следует иметь в виду и объективные причины тяжелого положения в Уфе. В 1918 году треть духовенства покинула епархию и ушла на восток — немногие вернулись после гражданской войны в свои приходы. В начале 20-х годов в результате обновленческой политики и мероприятий властей резко сократилось число практикующих священников: следует учитывать, что большей частью это были наиболее активные в деле организации церковной жизни. Церкви закрывались (в одной лишь Уфе было закрыто 14 храмов), половина приходов ликвидирована и в оставшихся, большей частью, служили клирики, в значительной степени склонные к конформизму. В Уфе возглавил движение против еп. Андрея еп. Иоанн, отмежевавшийся от патриарха Тихона, который накануне назначил его управляющим Уфимской епархией. Бывший уфимский епископ Борис (Шептулин), которого митр. Сергий намеревался возвратить на местную кафедру, инспирировал настоятеля Успенского собора протоиерея Виктора Константиновского на составление обширного разоблачения деятельности Владыки Андрея. Это тот самый еп. Борис, которого не так давно цитировала газета «Правда» (в расширенном юбилейном номере от 7 ноября 1924 года!): гражданин Шептулин обратился с письмом во ВЦИК, в котором окончательно «отмежевывается от патриарха Тихона, указывая, что последний, даже после своего раскаяния, возможно помимо своей воли, еще и поныне возглавляет часть верующих, объединенных тайными контрреволюционными вожделениями» {168). Доноситель «гр. Шептулин» пишет письмо о. Виктору, в котором подробно излагает план составления статьи, «изобличающей» еп. Андрея (169). И вскоре в Уфе выходит 128 брошюра «Православие и епископ Андрей, бывший князь Ухтомский»*. Все смешалось: предательство, низменная злопамятность, трусость, клевета и, надеемся, искреннее желание сохранить церкви любой ценой. Кто может верно определить поведение? Но в результате всей этой кампании на еп. Андрея и его приверженцев обрушился целый ворох постановлений: уфимский епископат, возглавляемый еп. Иоанном (Поярковым), 16 марта 1926 года вынес постановление, которое дискредитирует их самих и звучит даже смехотворно в свете совокупности относящихся к нему фактов. Для более полного осознания сущности этого документа приводим его полностью: «1. СЛУШАЛИ: вопрос о постановлениях, совершенных епископом Андреем после смерти Патриарха, для Уфимской и Златоустовской епархий. Постановления во епископа архимандритов — ПИТИРИМА, АНТОНИЯ Миловидова, иеромонаха РУФИНА и некоего неизвестного НИКОНА, совершенные епископом АНДРЕЕМ никакою необходимостью не вызывались и представляют собою вторжение самочинное, неканоническое в епархии, теперь ему неподведомые: Уфимскую, единоверческую Саткинскую, Златоустовскую. Епископ АНДРЕЙ с конца 1921 года не числится епископом Уфимским по распоряжению Патриаршему, подтвержденному Местоблюстителем Патриаршим в июне 1925 г. 2. Вопрос о мерах к пресечению неканонических действий ставленников епископа АНДРЕЯ, причиняющих явный вред епархиям, в его ведении ныне не находящихся. ПОСТАНОВИЛИ: Хиротонисанные во епископов вышеуказанные лица, как принявшие епископскую хиротонию * Современники рассказывают, что в 1914 г. новопоставленный Уфимский архиерей, простояв в Успенском соборе на службе в простой монашеской одежде, сделал замечение о. Виктору за небрежное ведение литургии. Тот вероятно и это запомнил, И титул упомянул... 129 1) без ведома первосвятителя русской Церкви православной и вопреки согласия его, 2) без ведома своих епархиальных епископов Уфимского и Златоустовского и 3) через рукоположение архиереев, никакого канонического отношения к епархиям, им в сие время не подведомым, не имеющих (разумеются епископы: бывший Уфимский и после Томский АНДРЕЙ и Нижнетагильский ЛЕВ, проживавшие в Полторацке (Асхабаде) через самое принятие хиротонии вышли из молитвенного и канонического общения со своими епархиальными епископами Уфимским и Златоустовским и за это подлежат отрешению от исполнения пастырских обязанностей в тех приходах, где они стояли на службе и запрещению в священнослужении, и настоящим запрещаются в свяще-нослужении. Приходские общины о сем постановлении подлежат извещению с предложением не иметь никакого общения, ни с новохиротонисанными епископами, ни со священно-церковно-служителями, ими рукоположенными или от них получивших назначение. Запрещения сие епископов в священнослужении остаются в силе впредь до решения этого дела более компетентной церковной инстанцией. Считаем необходимым поставить в известность о настоящих постановлениях наших всех архипастырей, могущих иметь отношение к настоящему делу. К сему подписуемся: ИОАНН, еп. Давлекановский, управляющий Уфимской епархией СЕРАФИМ, епископ Саткинский — Уфим. епархии ВЕНИАМИН, епископ Байкинский — Уфим. епархии НИКОЛАЙ, епископ Златоустовский» {195, 43). Воистину, не ведают, что творят! Ведь владыка Николай буквально накануне ушел из обновленчества и тут же осмелился обвинять в неканонических поступках своего недавнего наставника, совершавшего над ним хиротонию. Но еще чуднее видеть подписи первых трех епископов. Ведь этим самым актом они фактически объявили свое 130 собственное запрещение, ибо их хиротонии можно осудить (так именно и поступили обновленцы) по всем трем приведенным ими пунктам. Ведь и Иоанн, и Вениамин, и Серафим были поставлены во епископы ПОСЛЕ официального назначение еп. Андрея на Томскую кафедру и без ведома Патриарха, который являл собой в тот период юыешую власть в православной Церкви. На этом уфимские епископы не остановились и, поставив в один ряд идущих за еп. Андреем клириков и последователей обновленчества, купно запретили их в служении, а мирян, состоявших с ними в общении, на заседании 2 июня 1926 года «исключили от общения православных обществ, окормляемых православными епископами» (196). К этому постановлению кроме прочих добавил свою подпись епископ Белебеевский Петр. Помимо выступлений епископов, свое отношение к владыке Андрею высказал ряд младших клириков, призвавших к его изоляции от верующих. Наряду с прочими постановлениями, «пастырско-мирянское собрание градо-Уфимских церквей»* обратилось к еп. Андрею с обвинением в том, что он «неоднократно высказывал предостережение принимать в Уфу епископов только после отрицательного их отношения к Святой Православной Церкви Христовой» и предложили владыке ответить на ряд грубых и безграмотных вопросов, составленных таким образом, будто они обращены к защитнику зловреднейшей ереси (233). 10 Послание митр. Сергия, брошюра Виктора Константиновского, многочисленные писания епископов и духовенства, возглавляемого Давлекановским архиереем, вносили раздор в среду мирян и клира Уфимской епархии, фактически являясь пособничеством внешнего давления на *К тому времени уже стало общим достоянием умение организовывать собрания и единодушно принятые резолюции. 131 Церковь именно в тот период, когда в Башкирии широко развернулась атеистическая пропаганда и местный «Башкирский крокодил» вещал: Было раньше много попов. Больше чем кровожадных клопов. А теперь на каждого попа Приходится по 33 клопа (177). Мы, разумеется, можем только предполагать, что имел в виду автор: истребление духовенства или нашествие домашних насекомых на уфимских обывателей, однако официальная пресса с удовольствием помещала материалы, подобные тем, что были опубликованы в газете «Красная Башкирия» под названием «Андрей Ухтомский», где подробно пересказывались сплетни о его взаимоотношениях со старообрядцами и осуждении его митр. Сергием и частью уфимского духовенства (458). Власти подхватывали любые сведения, свидетельствующие о развале православной организации, что само по себе оказывало им неоценимую поддержку в наступлении на профанируемую Церковь. Однако идеи определяются совершенно иными категориями, а в данный период, помимо главного и определяющего в ее жизни, Церковь обладала документами решений, которые должны были стать стимулами сохранения и возрождения ее деятельности. Постановление Патриарха 1920 года и акт 1922 года митр. Агафангела о немедленном применении принципа епархиальной автокефалии как руководство к действию действительно мог повсеместно послужить поставленной ими задаче, если бы громадное большинство православного клира не было бы на протяжении веков отравляемо идеологией неразрывной связи церковного управления с государственной политикой. Но попытки претворения в жизнь были, и нам известно о деятельности епископов Николая (Ярушевича) и Алексия (Симанского) в Петрограде, архиереев в Калуге, Харькове, Ростове, в Царицыне в начале 20-х годов. Затем идейная автономия соловецких епископов. В конце 20-х годов на 132 самоуправление перешли Боткинская й часть Вятской епархии, затем образовалась самостоятельная группа Ярославских епископов, движение митр. Иосифа, оппозиция митр. Кирилла. Были и другие примеры. Постоянно ощущая себя сыном русской православной Церкви, еп. Андрей пристальное внимание уделял в первую очередь Уфимской епархии, где он действительно был способен сделать многое и повести за собой массу верующих по пути сохранения остатков церковности. Для еп. Андрея, при его осознании закономерности новой власти, не были приемлемы громкие фразы о готовности «плыть на корабле советской государственности» и даже, исполненное искренней веры, убеждение обновленческого священника Боярского о том, что «Церкви незачем плыть на чьем бы то ни было корабле, когда она может ходить по водам» — не мог разделять епископ. Владыка Андрей твердо воспринял факт христианской догматики о том, что Церковь стоит на камне, заложенном ее Основателем. Владыка ищет способы внести свой вклад в дело сохранения веры и Церкви в создавшихся условиях. «Церковь держится не дипломатами, а мучениками» — гласит традиция. И в действительности, в рассматриваемое время многие исповедники православия были вынуждены идти по этой дороге. Однако существовал и иной путь, указанный патриархом Тихоном еще в 1918 году. Отвечая на экзальтированную речь Н.С. Рудницкого — председателя правления братства православных приходов — Патриарх сказал: «Я слышал, что братство объединяет людей, готовых на подвиги исповедничества, мученичества, готовых на смерть. Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать не умеет. Задача братства не только в том, чтобы воодушевить на мученичество и смерть, но и наставлять, как надо жить, указывать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наши упования — это жизнь, а не смерть и могила» (280 а, 61). 133 Епископ Андрей был готов к мученичеству, к чему и был приведен в конце концов. Но имея силы работать, делал все, чтобы воздвигнуть ограду вокруг Церкви, сколь ни мала она была бы в своих физических размерах. В конце 1926 года владыке было разрешено возвратиться в Уфу. Вот как описаны события первых дней пребывания в городе в дневнике 16-летней девушки: «...Народ ищет его и благоговеет перед ним и все прихожане разных церквей зовут его к себе, а духовенство его не приглашает. Много слухов — не знаю чему верить. Говорят, что когда он пришел в церковь как простой прихожанин, священник вышел из церкви. И все это велел сделать, кажется, еп. Иоанн. Конечно, утверждать нельзя, ничего не известно, но мне кажется, что еп. Андрей не виновен и с удовольствием будет служить в любой церкви, если его пригласят — но он войдет только миром. Ему приходилось уже два раза служить в простом доме, но так как стекается слишком много народа, служить так теперь совсем невозможно... Много слухов, догадок, руссуждений, и где правда, неизвестно. И до сих пор неизвестно, почему Иоанн и воспитанник еп. Андрея о. Николай Буткин уже трое суток не идут к еп. Андрею с приветствием*. Он так долго страдал в тюрьме, так давно не был в Уфе, неужели он не заслужил уважения?! Не может быть!» (287). Еп. Андрей поселился в рабочем квартале недалеко от железнодорожных мастерских. Небольшой флигелек под номером 64 на улице Самарской недалеко от Симеоновской церкви. «Было какое-то страшное паломничество, — вспоминает другой очевидец, — весь город волновался, и к нему в течение многих дней выстраивались огромные очереди. И я пошла к нему... Потом он служил в * Относительно о. Николая известно, что в это время он писал открытые «Письма», в которых рассуждал о необходимости «возрождения в Церкви соборности и церковной дисциплины», и утверждал, что необходима выдержка, но «еп. Андрей не хотел ждать», а потому: «его путь — не наш путь и не путь Церкви» (175). К сожалению, нам неизвестно, чего дождался о. Николай. 134 Симеоновской церкви и служил так, что мы будто бы возносились в небо и не хотели опускаться! (320). Подобный отзыв о службе еп. Андрея приходилось слышать от всех без исключения бывших на ней: так говорили мне школьная учительница, бывшая гимназистка, профессор-физиолог и почти уже все забывшая 85-летняя монахиня. Н.Ю. Фиолетова, знавшая владыку по Ташкенту, вспоминала: «Очень живой, искренний, тяжело переживавший недуги Церкви, он вызывал большую симпатию к себе» (463, 234). Но власть насторожилась. Были запрещены все общие приходские собрания, и поэтому большая часть духовенства, лояльная еп. Иоанну, не пускала владыку Андрея в храмы. Правда, оба епископа, наконец, встретились — это было на Пасху. Еп. Иоанн, по сообщению свидетеля — священника, воздал «иудино лобзание» и они разошлись: «конечно, ни о каком примирении речи быть не может» (336). 17 мая 1927 года в Симеоновской церкви должно было состояться торжественное поднятие колоколов. Прихожане пригласили еп. Андрея присутствовать на празднике, но предварительно, по его же настоянию, обратились с письмом к митр. Сергию с просьбой разрешить участие еп. Андрея. На это последовало послание заместителя патриаршего местоблюстителя: «13/26 апреля 1926 года епископ Андрей за общение с беглопоповцами и принятие от них помазание миром, за незаконные хиротонии подвергнут патриаршим Местоблюстителем запрещению. Его дело будет предметом особого суждения православных архиереев. А потому все вступающие в общение с еп. Андреем, принимающие от него таинства и благословение, подлежат* 10 правилу святых апостолов. Итак, блюдите, како опасно ходите. Митрополит СЕРГИЙ» (403). Тем не менее, еп. Андрей присутствовал на радостном празднике Симеоновских прихожан, а через неделю, 24 мая 1926 года в Неделю о слепорожденном владыка говорил 135 проповедь: «Я от рождения слепорожденный, до 22-х лет оставался таким слепорожденным, но Господь не прошел мимо меня, но призрел на меня и открыл мне, недостойному, свое св. Евангелие... Епископом, я проповедывал Господа Спасителя и Его св. Евангелие. Я проповедывал только о душевном спасении человека, о церковном устроении моей паствы. Вот какое было содержание моих проповедей. Я говорил, что только сознательно воцерковлеше может изменить нашу жизнь. Так я говорил в 1914 году, так я по этой программе строил жизнь церковную. Так я говорил и в 1926 году и так я стремился служить святой Церкви. Сейчас нам, верующим, нужна правда, нужна проповедь о правде, нужны дела, соответствующие этой проповеди. Вот о чем я говорю. Вот .чего я желаю и о чем молюсь... Вчера, совершенно неожиданно, я получил известие, что я местоблюстителем патриаршего престола подвергнут запрещению в священнослужении... Решите сами, кому и для чего нужно мое молчание, кому и для чего нужно мое отсутствие в делах церковных? Решите, по чьей воле я запрещен в служении, чья рука руководит этими делами? ...В существе дела, я должен бы был молчать и молиться Богу, не смущая вас и вашей совести. Я знаю, что и вы измучены церковными делами и церковными нестроениями. Я должен был бы пожалеть вас, но вспомнил слова апостола Павла: «Друг друга тяготы носите и так исполните закон Христов» (Тал. 6, 2). ...У блаженного Феофилакта я прочитал следующие слова: «Все мы, которые духовно крестились, во Христа крестились. А кто крестился, тот после сего подвергнется и искушению. Может быть, за Христа его поведут пред цари и правители (Лк. 21, 12), посему нужно быть твердыми и непреклонно стоять в исповедании, не отрекаясь из страха, но, если понадобится, стать с отлученными и изгнанными из синагоги, по сказанному: будете ненавидимы всеми за имя Мое и изгонят вас из синагог (Мф. 24, 9; Иоанн 16, 2). Если люди, враждующие против истины, и выгонят 136 исповедника ее, то найдет его Сам Господь,, и когда он врагами будет обесчещен, тогда от Христа будет особенно почтен познанием и основательнейшею верою». Так блаженный Феофилакт заканчивает свое толкование да сегодняшнее евангельское чтение. Этими словами закончу и я, грешный, в назидание ваше и свое. И только еще раз прошу не забудьте меня в ваших молитвах, чтобы Господь дал мне сил и самому быть зрячим и другим дать силы не сидеть в жизненной тьме» (122). Еп. Андрей изложил перед своей паствой свою точку зрения на современное развитие церковной жизни. Уверенность в правильности избранного пути была у владыки, но он желал моральной поддержки у мирян как у истинных хранителей православия. Он должен был быть уверенным в том, что пасомые пойдут за ним по пути возрождения истинной церковности. Кроме того, он глубоко осознавал, что сам процесс обсуждения, выяснения обстоятельств его собственного дела и анализ обстановки, сложившейся в русском православии, активизирует массы, поможет им сознательно идти по предлагаемому пути. Симеоновские прихожане с доверием отнеслись к своему пастырю и на заседании приходского совета Градо-Уфимской Симео-новской церкви 7 июня/25 мая было определено, что так как в России «нет единого церковного центра. Есть отдельные, спорящие о правах власти иерархи, которые или друг друга запретили в священнослужении или грозят запрещением», то очень сомнительна каноничность запрещения еп. Андрея, тем более, что неизвестно, кем и когда оно было совершено. Далее в том же протоколе N 30 были сделаны выводы о том, что «неканонических, т.е. не вызванных необходимостью хиротоний он не совершал», а что касается общения с беглопоповцами, то это «факт, имеющий глубокое церковное значение» и во всяком случае, владыка Андрей «от Церкви Православной никогда не уходил и никуда от нее не уйдет» (235). Епископ служил в Симеоновском храме — небольшой деревянной церкви на окраине города. С радостью принимали его прихожане в Дубках — район города 137 недалеко от реки Белой. В бывшем Благовещенском монастыре, а ныне трудовой коммуне, владыка служил в храме во имя Александра Невского. Прихожане и духовенство многих районов Башкирии приглашали служить, а некоторые храмы приходилось «делить» между сторонниками- еп. Андрея и приверженцами еп. Иоанна. Первых немедленно запрещали сторонники митр. Сергия, но нам неизвестно, чтобы подобными методами действовал еп. Андрей. Он твердо держался той линии, что является епископом тех, кто его признает. С ними он молился, с ними он работал. Были созданы комиссии для определения материального положения семей верующих и из специально организованного благотворительного фонда нуждающимся оказывалась поддержка. Вряд ли фонд обладал крупными средствами, но сам факт заботы вселял надежду, укреплял веру людей и воспитывал. При храмах были организованы общественные столовые, где нуждавшиеся получали воскресные обеды: на кухне работали прихожанки, а за столом прислуживали молодые девушки. Они же занимались перепиской и распространением проповедей и посланий еп. Андрея*. Нам немного известно из жизни епископа в этот период, поэтому приходится сразу же перенестись к событиям весны 1927 года. Долгое время антирелигиозная пропаганда в Башкирской АССР была в загоне и местная пресса почти не уделяла ей внимания. Но активизация церковной жизни в республике заставила власти обратить взор на этот запущенный участок работы. В январе 1927 года был разработан и принят, наконец, Устав Уфимского Союза безбожников. И хотя это привело к некоторой активизации работы, но явно не хватало квалифицированных кадров и поэтому 15 апреля газета «Красная Башкирия» вынуждена была отказать старообрядческому иеромонаху в участии в ранее обещанном диспуте на тему о существовании Христа * Сохранились некоторые их имена: Нюра Васильева, Оля Якина, Нина Филонова, Неля Соловьева, Оля Антипина, Нина Звездина. 138 (424). Но уже через день за дело взялся сам исполняющий обязанности редактора газеты М. Верхоторский: в номере от 17 апреля была помещена большая статья «Претендент на патриарший престол. Мечты и карьера кн. Ухтомского». Автор оказался хорошо информированным о перипетиях судьбы еп. Андрея. И несмотря на то, что статья написана в издевательском тоне, с намерением дискредитации архиерея, вчитываясь, видишь, что М. Верхоторский внимательно ознакомился с идеями владыки на всем протяжении его пастырского служения (или у него были квалифицированные информаторы). Более того, следует констатировать, что автор статьи в значительной степени понимал, какой вред приносят Церкви раздоры и расколы и прямо выразил свое к ним отношение: «...пускай. Чем больше эти отцы будут грызть друг друга, тем лучше. Их грызня лучшая агитация против всякой религии. Верующие трудящиеся скорее поймут сущность вероучений. Ложь и дурман» (184). 24 апреля в день Пасхи вся 3-я полоса «Красной Башкирии» была посвящена разоблачениям и атеистической пропаганде (чего раньше в таких количествах не было), а на 2-й — помещена «заметка антирелигиозника» под названием «Поповщина оживилась» (347). Этого оживления нельзя было допустить, потому сообщили в Москву, и вскоре оттуда пришел вызов — еп. Андрей был вынужден отправиться в столицу. В День Святого Духа — 13 июня 1927 года — в последний раз в Уфе владыка отслужил раннюю обедню и отправился на вокзал. Предприимчивое железнодорожное начальство немедленно повысило на этот день цены на перронные билеты с 10 копеек до 1 рубля, но вокзал, платформы и привокзальная площадь были заполнены массой верующих. После краткого пребывания в Москве (по всей видимости, в Бутырской тюрьме), еп. Андрей был вновь отправлен в Среднюю Азию. 139 «И МНОГИЕ ИЗ СПЯЩИХ ПРОБУДЯТСЯ...» (Дан. 12, 2) 1 Кульминационным пунктом деятельности последователей еп. Андрея в Уфимской епархии был Съезд клира и мирян, который состоялся 3-6 октября 1927 года (старого стиля) в Симеоновской церкви. После вечерни и молебна Св. Николаю Съезд начал свою работу. По первому докладу настоятеля Александро-Невского храма Благовещенского монастыря о. Симеона была принята резолюция «По вопросу о современных церковных течениях». В ней были определены основные направления в современном русском православии. Вновь образованные центры были признаны неприемлемыми для верующих Уфимской епархии: обновленчество явно разрушает православную церковность: течение, возглавляемое митр. Сергием и его Синодом, организовано неканонично, проявляет тенденции обновленчества и основывается на принципе единоличного управления, игнорируя идею соборности, что в совокупности, «служит на разорение Церкви»; управление, организованное ВВЦС во главе с епископами Григорием и Борисом, также не может быть признано строго каноничным и распространяющим свои права на всю русскую православную Церковь. Резолюция констатировала, что подобное отношение к существующим центрам есть результат «нашего горького опыта, когда нам пришлось быть очевидцами частой смены высших церковных управлений, составленных то из обновленцев, то из полуобновленцев, то из таких староцерковных деятелей, которые находили для себя возможным работать при всех церковных веяниях, теряя нравственную стойкость своей личности» (144). Съезд, не вдаваясь в скрупулезный разбор того или иного 140 из возникших центров, нашел «целесообразным приступить к строению местной церковной жизни, памятуя, что каноническое устроение местной церковной жизни скорее приведет нас к церковному Собору, чем споры о правах тех или иных иерархов на власть» (144). Мудрость подобного решения становится еще более явственной, если мы, оглядываясь на тогдашнюю жизнь русского православия, вспомним о существовании многочисленных, не оговоренных в резолюции Съезда, идейных центров*. Мало того, именно в этот период начинается новая волна, вызванная опубликованием летом 1927 года знаменитой «Декларации» митр. Сергия, которую отвергла основная масса православных епископов. В центре решений, принятых Съездом, стоит «Декларация православных староцерковников», определившая направления работы по устройству местной церкви и церковно-приходской жизни. Участники Съезда исходили в своих постановлениях из определения, гласившего, что «всякая община есть «малая церковь», часть единой Святой Соборной Апостольской Церкви и имеет обязанность устраивать свою церковную жизнь» (127, 14). «Декларация» приветствует декрет Советской власти об отделении Церкви от государства, рассчитывая, что он является гарантией независимости православных общин и законодательным ограждением «от всякого беззаконного вмешательства, откуда бы оно не происходило», а также от привнесения в Церковь, и особенно в среду ее клира, принципов и методов гражданского управления. Съезд определил, что своей деятельностью церковно-приходская община призвана создавать тот своеобразный климат, который способствовал бы взращиванию духовных начал человеческой жизни. И уфимская «Декларация», в основном, явилась документом, где были сформулированы * Корреспондент газеты «Известия» с удовлетворением писал: «Рост количества претендентов на так называемое местоблюстительство патриаршего престола за последнее время принял анекдотические размеры. «Престол» -то один, а лиц и церковных учреждений, усевшихся на патриаршее кресло, — уже трое» (422). 141 принципы, давно разработанные еп. Андреем в области организации верующих и его твердого убеждения, что «церковная община — это религиозно-культурно-экономическая единица, обеспечивающая своим членам полное духовное развитие» {127, 16). «Декларация» открывала возможность и предлагала сотрудничество в различных областях общественной жизни всем направлениям христианства и призывала их к совместной работе на ниве распространения и осуществления евангельских заповедей. И вновь главным принципом была провозглашена активизация народной религиозной жизни и сделан призыв к «церковной народной самодеятельности, к изгнанию из жизни всякой духовной лени и к построению жизни по заповеди ап. Павла: «все исследуйте, хорошего держитесь» (I Сол. 5, 21)». Высказывая свое отношение к некоторым принципам церковной организации, участники уфимского Съезда обращаются к опыту первых веков христианства и утверждают: «Мы считаем, что весь церковный клир, не исключая и епископов, должен быть избираем, как это было в лучшие годы церковной истории (Дн. 1, 26: 5, 2-3)... Мы считаем необходимым увеличение числа епископий (епархий), учась в этом отношении у Африканской Церкви времен священно-мученша Киприана Карфагенского». Следовательно, здесь вновь делается упор на возвышение авторитета прихожан в решении общецерковных вопросов. Замечательно, что именно в то же время (1926-1927 гг.) на другом краю страны Подольский и Брацлавский архиеп. Лоллий (Юрьевский), определяя свое отношение к современному положению православия, обращается к тому же периоду истории христианства, когда Карфагенский Собор, происходивший в 254 году под председательством св. Киприана, в своем послании указал: «чтобы епископ избирался в присутствии народа, который жизнь всех знает самым полным образом и поведение каждого высмотрел из его обращения» (282, 176). Архиеп. Лоллий напоминает постановление Никейского 142 Собора 325 года, определившего, чтобы сам процесс избрания соблюдал два момента: собственно избрание ндродом и «искус», когда местные епископы «должны были утвердить избрание и рукоположить избранного, удостоверившись в его догматических воззрениях, нравственных качествах и пастырских способностях» (282, 179). Сам владыка Лоллий, в силу направленности своей работы, делает основной упор на второй момент — епископский «искус», но ведь ни еп. Андрей, ни его паства, никогда не увлекались крайностями в том направлении, чтобы игнорировать значимость теоретической подготовки кандидата и его моральных качеств. К тому же верующие Уфимской епархии постоянно ощущали над собой силу нравственного авторитета таких подготовленных архиереев, как епископы Антоний, Марк, Аввакум и, наконец, владыка Андрей. Но возвратимся к Съезду 1927 года. Им был принят доклад еп. Аввакума (Боровкова) «О местной церковной жизни», в котором была определена роль прихода и приходского Совета. Было решено, чтобы при каждом приходском Совете организовывались следующие подотделы: попечения о храме; верховного суда; финансовый и благотворительный, члены которых и составляют общеприходской Совет. Обосновывая свои решения, Съезд постоянно опирается на Советское законодательство, тем самым твердо высказывая свое лояльное отношение к существующей государственной власти. Точно также, ссылаясь на «Инструкцию» о церковных организациях, напечатанную в «Известиях» 23 марта 1923 года, было определено создание Совета объединенных приходов в каждом округе, которые, в свою очередь, объединяются в епархиальный Союзный Совет, действующий на территории Башкирской республики. Выработав постановление «По вопросу о благотворительности и средствах на церковные нужды», где былб определено, что благотворительность должна быть поставлена во главу угла церковно-приходской жизни, Съезд перешел к обсуждению проблемы «О епископе Андрее и его отношении к старообрядчеству». Участники Съезда 143 выслушав «Акт» расследования трех уфимских епископов, проведенного с благословения митр. Агафангела, подробно ознакомились с показаниями свидетелей событий августа 1925 года в Ашхабаде* и постановили, что Съезд «признает преосвященного Андрея своим неизменным Уфимским архипастырем. Согласно патриаршему возведение его в сан архиепископа и применительно к 38 прав. 6-го Всел. Собора, Съезд считает его архиепископом областной Церкви автономной Башкирской республики». Принятое постановление заканчивалось призывом ко всем верующим вновь организованной епархии — неотъемлемой части русской православной Церкви: «Помните, что церковное устроение всей нашей жизни — это самое величайшее дело всякого верующего человека. Разрушаются общества, государства и царства, вспомните страшное разложение и падение Российского царства и научитесь из того, насколько важно построить жизнь вашу так, чтобы она оставалась несокрушимой от всяких толчков, — такое построение — это только построение церковное, построение, основанное на подлинных вечных законах св. Евангелия, которые непреложны для всех времен и народов. Итак, отгоните всякую лень, оставьте все свои личные дела, отдайте ваши силы и сами души ваши на это святое дело, на дело построения жизни на основах апостольских и этим вы исполните завет Спасителя и получите от Него радость вечного пребывания с Ним. Ему слава во веки веков. Аминь» (144). Таким образом, перед нами документы, в которых отражена попытка организации православной церковной жизни, основные принципы которой не затрагивают господствующие в настоящее время политические идеи. Существование Церкви обуславливается извечными категориями, *Кроме уже оговоренных фактов, на Съезде были приведены свидетельства мирян, специально посетивших синод митр. Сергия, о том, что там не существует твердого мнения на деятельность еп. Андрея и сам глава Синода, на словах, не придает значения разговорам о запрещении. 144 которые не могут быть поколеблены той или иной формой воплощения чисто политической идеологии. * * * Одним из центральных вопросов Съезда в Уфе стояла проблема взаимоотношений со старообрядчеством, в первую очередь с представителями древлеправославной Церкви, приемлющей Белокриницкую иерархию. Дело в том, что беглопоповцы восприняли акт 28 августа 1925 года как попытку присоединения еп. Андрея к их обществу и посчитали ее незаконной, так как не был выполнен установленный ими чин принятия. Не признали они также и архиерейства еп. Климента и последний обратился в архиепископию в Москве с просьбой принять его в Белокриницкую иерархию. Просьба, по надлежащем рассмотрении, была удовлетворена*. Еп. Климент прибыл в Уфу на Съезд, чтобы дать показания о состоявшейся в Ашхабаде попытке воссоединения. В то же время сюда явились представители Тихвинской старообрядческой общины Москвы — авторитетнейшие старообрядческие деятели-миряне П.П. Агафонов и М.И. Бриллиантов, намеревавшиеся «войти в официальные отношения с последователями архиепископа Андрея и возбудить вопрос о мире, так как архиепископ Андрей давно уже занят этим вопросом» (144). Старообрядцы очень строго относятся к принимаемым ими представителям православной Церкви и тщательно *Старообрядческий Собор, состоявшийся 5-14 сентября 1926 г. ¦ постановлении параграф 23 определил: признать рукоположение Климента епископами Андреем и Руфином Саткинским во епископа Томского и присоединение его к Белокриницкой иерархии, совершенное архиеп. Мелетием 31 окт. 1925 г. Собор признал решение четырех епископов от 8 декабря 1925 г. правильным и постановил: «считать его состоящим в числе епископов, поручил временно заведовать приходами Иркутской епархии» (222, 20). В протоколах Собора 1927 г. еп. Климент состоит в списке присутствующих архиереев как «епископ временно Иркутский» (353, 5). 145 проверяют, действительно ли иерей не замечен в чем-либо предосудительном и не находится ли он под запрещением. Поэтому член Казанской старообрядческой общины г. Уфы И.И. Шароватов — делегат старообрядческого Собора 1926 года — специально явился в августе 1926 года к митр. Сергию и"на вопрос, кем был запрещен еп. Андрей, получил ответ заместителя местоблюстителя патриаршего престола: "Не то Петром, не то Агафангелом». Письменное подтверждение запрещения в Синоде, по словам, Шароватова, искали в течение сорока минут, но не обнаружили. Выяснив правоспособность еп. Андрея, старообрядцы прямо предложили уфимцам создать комиссию для выработки основ единения «при соблюдении с обеих сторон чинопос-ледований, предания и обрядов апостольской Церкви». Речь поначалу шла о единении православной Церкви на территории Башкирской АССР и Казанской общины. Комиссия из сорока человек была создана, но не успела подготовить вовремя необходимые материалы и продолжала работу уже после Съезда. Накануне в среде старообрядчества, приемлющего Белокриницкую иерархию, прошла широкая дискуссия о роли мирян в церковных делах. Активное участие в обсуждении проблемы приняли Агафонов и Бриллиантов, в свое время — члены архиепископского Совета. Результаты обсуждения свидетельствовали о том, что деятельность и идеи по устройству церковной жизни, проводимые еп. Андреем, встретили бы широкую поддержку в древлеправославной Церкви. Так, в сообщении московских старообрядцев с удовлетворением отмечается, что в докладе еп. Аввакума на Съезде идеи «нисколько не расходятся с жизнью апостольской Церкви, каждое «душа и сердце бе едино было» у пастырей и пасомых, оно не расходится с пожеланиями и нашей св. Церкви именно этого древнего уклада жизни церковной» (144). Закончить разрешение проблемы на Съезде не успели и работа в этом направлении продолжалась, но еще в «Декларации» было твердо заявлено: «Мы приглашаем старообрядцев к взаимному единению, 146 чтобы общею молитвою и любовно поправить нашу церковную жизнь» (127, 16). В дальнейшем старообрядцы тесно сотрудничали со сторонниками «Декларации». И.И. Шароватов стал иеромонахом с именем Гермоген и работал под духовным руководством еп. Андрея, уверенного в том, что старообрядцы пойдут за о. Гермогеном (письмо от 2.9.1928). В письме от 24 августа 1928 года еп. Андрей сообщает, что бывший сотрудник дореволюционного журнала «Старообрядческая мысль» Б.В. Подвицкий «решил идти в монахи именно в Уфу, потому что только в Уфе хотя бы намечается подлинно церковная работа». * * * На уфимском Съезде было принято решение об отношении к ВВЦС архиеп. Григория, которое гласило: так как эта попытка организовать верховную церковную власть, «как показала настоящая действительность не увенчалась всеобщим успехом, то просить епископов, группирующихся около ВВЦС, принять все меры к тому, чтобы в деле церковного строительства перешли на путь подлинной апостольской жизни, в согласии с предложенной нашим Съездом Декларацией, а до тех пор... сохранить выжидательное положение» (144). 15-18 ноября 1927 года в Москве состоялся съезд староцерковников, признающих ВВЦС, и на нем присутствовали уфимские делегаты — епископ Усть-Катавский Антоний (Миловидов) и инокиня Саломия*. На съезде было, кроме прочего, принято решение, утверждавшее, что необходимость в автокефалистском движении отпала. Однако уфимские делегаты, в соответствии с рекомендацией Съезда, заняли выжидательную позицию, но твердо заявили о праве на существование автономной Церкви на территории Уфимской епархии. В опубликованных протоколах съезда выступлений еп. Антония не * Александра Ивановна Зелинская — бывший редактор «Заволжского летописца». 147 зафиксировано (если они были), но дважды выступала инокиня Саломия,утверждавшая необходимость автокефалии, организованной с благословления еп. Андрея и в соответствии с пожеланиями верующих епархии. По поводу подчинения ВВЦС было сказано, что уфимский Съезд послал ихтипнь для знакомства с деятельностью ВВЦС (192, 9). Следует отметить еще один факт. В протоколе N 4 съезда от 18 ноября, когда его делегаты высказывали свои верноподданические чувства и благодарили Советскую власть за строительство нового общества, борьбу за мир и дарование Патриарха Русской Православной Церкви, зафиксировано и выступление инокини Саломии, которая ограничилась чисто церковными проблемами: «Мы должны быть признательны гражданской власти за два величайших благодеяния: 1) отделение Церкви от государства и 2) предоставление возможности выработать идеальную конституцию» (193, 13). Но и здесь следует иметь в виду редакторскую работу при подготовке публикации протоколов. В дальнейшем, по всей видимости, никаких контактов Уфы с ВВЦС не было. Однако в марте 1928 года еп. Андрей получил письмо за подписью управляющего делами ВВЦС еп. Бориса, в котором тот предлагал присоединиться к Совету, предварительно покаявшись в «Асхабадской ошибке». 11 апреля в своем «Ответе 12 епископам» владыка Андрей писал, что никакой ошибки в отношении старообрядчества он за собой не признает и одновременно не считает каноническим Совет, возглавляемый епископами Григорием и Борисом, также как и Синод митр. Сергия, и обновленческий: «Все эти цезаропапистические центры я признаю одинаково неканоническими и одинаково для Церкви вредными» (127, 12). На этом контакты завершились. Уфимские власти не могли допустить активизации сторонников «Декларации» — общественная жизнь, опи- 148 рающаяся на чуждую идеологию, должна быть пресечена, тем более, что существовала церковь, руководимая еп. Иоанном — сторонником митр. Сергия, терпимого в. Москве. И вот в дневнике уфимской жительницы в записи от 21 апреля 1928 года мы читаем: «Владыка Андрей уже давно не в Уфе, его сослали в Туркестан. Многих сослали, еще иных арестовали. Я не хожу в церковь...» (287). Вероятно аресты велись именно в апреле 1928 года, так как в марте мы еще наблюдаем следы тех, кто позднее был удален с территории республики. По отрывочным данным — из дневников, писем, газет и сохранившихся документов — можно хотя бы частично определить судьбы последователей еп. Андрея после организованного разгрома сторонников уфимской «Декларации». Епископ Аввакум (Боровков), главный вдохновитель Съезда, был сослан в Ульяновск, поддерживал тесную связь со своими прихожанами, за что и был в 1930 году сослан на Север. Епископ Вениамин (Троицкий) вначале был сослан в Меликес в Среднюю Азию, а затем, после некоторого перерыва и пребывания в Уфе, отправлен в Сибирь. Известно, что в 1956 году проживал в Якутске. Еп. Марк (Боголюбов) Стерлитамакский. О нем известно из ряда статей, помещенных в «Красной Башкирии» под заголовком «Союз креста и преступления. О «подвигах» церковников в Стерлитамаке». Из нее мы узнаем, что владыка оказался в Приморском крае, но оставил после себя организованную церковно-приходскую жизнь. В городе была хорошо налажена система благотворительности и взаимопомощи — приходские деятели оказывали поддержку верующим и в исправительных домах. Ярким проявлением принципов, за которые ратавал еп. Андрей и его последователи, были события, развернувшиеся в Стерлитамаке, когда властями была совершена попытка закрыть здесь церковь. На защиту православного храма выступила значительная часть жителей города и, что было вполне неожиданно для властей, в комиссию для ходатайства перед центральной властью вошел лидер 149 местных старообрядцев Парамонов и два мусульманских муллы! Автор статьи возмущался по этому поводу и призывал православных верующих отказаться от поддержки «чуждых» православию культов. Главную вину он возлагал на отсутствующего еп. Марка и взращенные им здесь принципы: ««Гражданин» с осанистой бородой, сиречь епископ Марк, перекочевавший во Владивосток, не оставляет своим попечением и Стерлитамак. Под руководством этого толстого и начитанного церковника, не лишенного ума и хитрости, подвизаются продавцы религии оптом и в розницу» (135). Известно, что с 1929 года еп. Марк — епископ Приморский и Владивостокский, с 1930 по 1933 годы — Забайкальский и Читинский. Скончался 24 марта 1935 года-Кафедры занимал, вероятно, в соответствии с местами вынужденного пребывания, а последние два года не имел возможности управлять паствой. О еп. Антонии (Миловидове) известно, что последовательно был епископом Троицким Челябинской епархии; затем Бугульминским, Казанским викарием; епископом Енисейским и Красноярским; Ачинским; с 9.9.1935 года — епископ Омский. Словарь митр. Мануила отмечает, что владыка Антоний «любил монашествующих. Омчане вспоминают о нем как о кротком и благоговейном пастыре. С ноября 1936 года епархией не управлял. Дальнейших сведений о нем не имеет» (289а, 257). Но мы обнаружили брошюру Д. Дягилева «Церковники и сектанты на службе контрреволюции», изданную в Челябинске в 1939 году и составленную в духе того времени. Из нее явствует, что еп. Антоний, будучи в Омске, организовал одновременно в Миасском районе Челябинской области и Каргопольском районе Курганской области «две контрреволюционные группы духовенства». Владыка, повествует автор брошюры, «посылал директивы, написанные тайнописью, организация имела свой пароль. Эта контрреволюционная банда именовала себя «партией угнетенных христиан», сок- 150 ращенно «ПУХ». Как и в других подобных случаях, в эту организацию были вовлечен^! попы, уже ранее судившиеся за контрреволюционную деятельность, а также кулаки. Вот выдержка из письма, полученного одним из членов банды от своего преподобного шефа епископа-бандита Антония: «О. Филимон! Будучи у меня, Вы обещали послужить на. пользу патриаршей церкви... Всех вовлеченных в организацию необходимо воспитывать в духе ненависти к советской власти и подготовлять их к выступлению с оружием в руках в случае войны для того, чтобы обеспечить успех нашим освободителям, о которых я говорил с Вами лично...»» (224, 10—11). Из этой же брошюры мы узнаем и о судьбе епископа Саткинского Руфина (Брехова). Он оказался японским шпионом и создателем Уфимской контрреволюционной организации, о целях которой на суде поведал один из ее членов: «Мы ставили своей задачей вооруженное свержение Советской власти и установление в России фашизма; создание контрреволюционных повстанческих групп из числа враждебно настроенных к Советской власти кулаков, бывших белогвардейцев, духовенства и активных церковников; проведение разрушительной деятельности на предприятиях промышленности я транспорта, а также в колхозах и совхозах, путем вредительства я прямого уничтожения государственного имущества» (224, 13). Дальше еще страшнее... Необходимо было время — и время крутое — чтобы читатель смог переварить и удовольствоваться подобной информацией. В 1939 год уже мог: ведь поверили советские граждане, что все партийные и советские руководители Башкирии были расстреляны за то, что поставили своей целью оторвать республику от СССР и присоединить ее к Турции. Поверили. А в 1928 году массы еще не были готовы, а потому для большинства последователей еп. Андрея на том этапе применялся декрет ВЦИК от 10 июля 1922 года об административной высылке, позволявшей внесудебным порядком, согласно прилагавшейся к декрету инструкции 151 НКВД, ссылать до трех лет лиц, «пребывание коих в данной местности ... представляется по их деятельности, прошлому, связи с преступной средой с точки зрения охраны революционного порядка опасным» (212). Однако для епископа Питирима Нижегородского (Лодыгина) и его ближайших сотрудников было сделано исключение. В течение 1928 года в Башкирии областные и районные газеты помещали большое количество разоблачительных материалов. Были проведены широкие дискуссии в партийной, профсоюзной и комсомольской среде. Наибольшее значение придавали вопросу о налаживании атеистической пропаганды в средней и высшей школе: безрелигиозное воспитание было определено недостаточным — настало время противорелигиозного воспитания подрастающего поколения. Уже после арестов и высылок весны 1928 года в «Красной Башкирии» появился призыв нового образца: «Нужно поповщине дать по рукам... Кое-что очевидно устарело и в наших взглядах на религию. Мы не можем больше удовлетворяться отведенными рамками свободы для религии. Эти рамки нужно сузить и сузить очень чувствительно... Этим вопросом партия должна будет заняться в ближайшее время» (256). 9 декабря еп. Питирим, трое из поставленных им священников и четыре монахини были арестованы. Через день в газете была помещена статья «Отпор классовому врагу. Наступлению церковников противопоставим дружное выступление пролетарской общественности» (325). Однако только через 4 месяца появилось разоблачение деятельности владыки Питирима и его паствы в статье «Чудеса епископа Питирима»; их обвиняли в антисоветской деятельности, хранении св. мощей и в молитвах над больными. Три большие статьи заканчивались обещанием: «В ближайшее время он и его помощники — священники Лисенко Иван, Панченковы Михаил и Кузьма и монахини Михайлова, Смольникова, Пашко и Сальникова — предстанут перед пролетарским судом» (141). 152 Пока готовился процесс, в той же областной газете появилась новая рубрика «В поход на поповщину», где в качестве одной из первых победных реляций было объявлено, что в октябре 1928 года была ликвидирована женская коммуна «Святые Кустики», где монахини выращивали хлеб и картошку (191). Процесс начался 20 апреля 1929 года в здании Башглавсуда под председательством председателя главного суда Башкирии Трясоногова, Отчет печатался в семи номерах и велся под общим лейтмотивом: ««Все дороги ведут в Рим», т.е. к сподвижнику и другу Колчака — к епископу Андрею, князю Ухтомскому, который находится сейчас там, где и полагается находиться помощнику Колчака» (360). Суть речей государственного и общественного обвинителей сводились к тому, что еп. Питирим и его сподвижники изготавливали мощи, изгоняли бесов, «обманывали трудящихся» посредством распространения православной веры и вели антисоветскую пропаганду. Еп. Питирим основал в селе Вознесенском Иглинской волости «трудовую коммуну», где монахини обновляли иконы, а деятельность поставленных им священников привела, например, в деревне Кузнецовке к тому, что «всю Кузнецовку сумели обработать так, что превратили чуть ли не в монастырь. Ходили там все в черном... комсомольскую ячейку сумели стереть с лица земли» (390). Наконец государственный обвинитель заявил: «Необходима изоляция всей этой своры от общества» (392). Обвинения поддерживались, главным образом, показаниями местного почтальона, но были приглашены и свидетели защиты. Однако, с удовлетворением отмечает репортер, «номер, как говорится, не прошел. Эти свидетели за ложные показания были взяты под стражу и отправлены в исправдом» в соответствии с 95-й статьей УК (360). Подсудимые не каялись, но лишь отвергли обвинения в волховании и антисоветской агитации. Приговор был оглашен в ночь на 24 апреля после четырехдневного разбора: 153 «Лодыгин Потапий (епископ Питирим) приговорен к 2 годам лишения свободы с высылкой затем из пределов Башреспублики. Смольникова Марфа к той же мере. Панченко Кузьма и Михаил к заключение под стражу на 1 год 6 месяцев, Лисенко Иван — на один год. Сальникова, Пашко и Михайлова — на шесть месяцев» (360). Дальнейшая судьба еп. Питирима и его сотрудников известна лишь по отрывочным данным — иногда противоречивым. В Уфу он вернулся лишь в 1935 году, но уже в мае 1936 был вынужден уехать. В 1938 году он ушел в затвор (еще в 1927 году епископ принял схиму с именем Петра и с тех пор никогда не служил в полном архиерейском облачении, а только надевал малый омофор). Есть сведения, что владыка долгое время жил в горах Средней Азии вплоть до 1949 года. Далее приведем рассказ из словаря митр. Мануила: «Скончался 1.10.1950 года. По рассказам игумена Масаила, умер сидя в кресле с поднятыми руками и благословляющим перстом. Завещал хоронить его без гроба по Афонскому уставу. Епископ Питирим в схиме Петр был творцом Иисусовой молитвы, имел дар слез и прозорливости. Спал три часа в сутки, а ложился в постель только во время болезни. Живя в затворе, совершал полный Афонский устав. Был высокого роста, фигура была прямая. Волосы на голове и бороде были белые и длинные» (289 д, 376). Группа последователей епископа продолжала существовать и главным ее вдохновителем был священник Михаил Панченко. В 1930 году вместе с епископом его вновь арестовали и он пробыл три года в лагере, а затем три года в ссылке. Но в 1937 году вновь три года лагеря. С 1940 года он ходил между Уфой и Белорецком: служил и исполнял требы. Это была, как выразился журнал «Антирелигиозник», «церковь в чемодане». В марте 1948 года он был в Уфе, крестил двух младенцев и по доносу был опять арестован: приговор — 25 лет. Еп. Питирим, вспоминая о нем, писал, что «он нес крест за чистоту 154 Церкви» (333, 122). Отец Михаил служил вплоть до начала 70-х годов в городе Уфе и в близлежащих селениях, пока позволяло здоровье, но так и не посещал храмы последователей патриарха Сергия*. Таковы, далеко не полно освещенные, результаты активизации антирелигиозной борьбы в Башкирии. Местные власти развернулись столь широко, что даже в центре были удивлены и предложили несколько поумерить пыл. Так, например, представитель ВЦИК, прибывший в Уфу для обследования деятельности советов, на заседании Башкирского областного комитета партии, приведя ряд примеров излишнего администрирования, предупредил: «Нельзя было закрывать православные церкви голосами татарских товарищей; были случаи, когда за закрытие русских церквей голосовало татарское население, а за закрытие мечетей — русское. БашЦИК о 19-ти церквах, получив непосредственное указание из Москвы и обкома партии, дает телеграммы немедленно обсудить вопрос о закрытии церквей, организовать комиссии, тщательно проверить, а сам в этом же постановлении закрывает 72 церкви без обсуждения» (145, 39). Но несмотря на все эти мероприятия, перегибы и предупреждения о «головокружениях от успехов», урон был нанесен значительный, и удары сыпались, в первую очередь, на приходы сторонников еп. Андрея. И все-таки к 1932 году идеи владыки разделяли прихожане 30 церквей и 2 прихода под управлением епископа Иова — ставленника владыки Андрея**. *Подобные священники были широко распространены в 30-х годах и о «странствующих» и «бродячих» попах писал Ансвенсул (.161, 27). **Еп. Андрей, будучи на Сухумской кафедре, нашел 17-летнего юношу в келий, созданной им вместе с одним монахом в пещере в горах Кавказа, а уже в 20-е годы хиротонисал во епископа. 155 Осенью 1927 года еп. Андрея из Москвы высылают в Кзыл-Орду в Казахстане. Отсюда он наставляет паству, пишет письма, проповеди, теоретические рассуждения, ответы на вопросы — и все это переписывается многочисленными поклонниками и распространяется в Башкирии. И здесь его посещают единомышленники, последователи, духовные дети. Вероятно, поэтому 4 октября 1928 года — в день его хиротонии — епископ вновь арестован, переправлен на родину в Ярославль, где и провел последующие 3 года в одиночной камере N 23 местного изолятора. Именно сейчас нам хочется обратиться к освещению реакции еп. Андрея на два важнейших документа, принятых митр. Сергием относительно острейших проблем взаимоотношения Церкви и Советского государства, а также положения русского православия в границах СССР. 16/29 июля 1927 года митр. Сергием и временным при нем патриаршим Синодом была принята «Декларация» об отношении православной российской Церкви к существующей гражданской власти. Митр. Сергий, следуя политике покойного патриарха Тихона, заявил о лояльности Церкви к Советской власти и благодарил ее за обещанную легализацию церковных организаций. Однако, в «Декларации» были допущены некоторые выражения, вызвавшие отпор и противодействие значительной части епископата, младшего духовенства и мирян, расценивших их преступившими грань православной икономии*. Так, группа ярославских епископов, во главе с митр. Агафангелом, обращаясь к митр. Сергию, определила: «По Вашей программе начало духовное и божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется *Многочисленные приходы, получив «Декларацию» «настолько были поражены ее содержанием, что решили за лучшее не задерживать послания у себя и отправили его обратно автору. Почти 90% православных приходов поступили с декларацией по указанному примеру» (245, 155). 156 началу мирскому и земному, во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество «внешним», не оставляющее места для важнейшего условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви ее Небедным Основателем и присущей самой природе ее — Церкви» (245, 130). Следует особо указать, что ни одно из известных мне многочисленных посланий, отвергающих принципы митр. Сергея, не имело антисоветской направленности, напротив — все заявляли о лояльности и призывали к мирному сосуществованию и даже сотрудничеству во многих областях общественной жизни. Наиболее характерным является послание группы епископов, находящихся в заключении на Соловецких островах: «1. Мы одобряем самый факт обращения Высшего Церковного Учреждения к Правительству с заверением о лояльности Церкви в отношении Советской власти во всем, что касается гражданского законодательства и управления... 2. Мы вполне искренно принимаем чисто политическую часть послания, а именно: а) мы полагаем, что клир и прочие церковные деятели обязаны подчиняться всем законам и правительственным распоряжениям, касающимся гражданского благоустройства государства; б) мы полагаем, что тем более они не должны принимать никакого прямого, ни косвенного, ни тайного, ни явного участия в заговорах и организациях, имеющих целью ниспровержение существующего порядка и формы правления; в) мы считаем совершенно недопустимым обращение Церкви к иноземным правительствам с целью подвигнуть их к вооруженному вмешательству во внутренние дела Союза для политического переворота в нашей стране; г) вполне искренно принимая закон, устраняющий служителей культа от политической деятельности, мы полагаем, что священнослужитель, как в своей открытой 157 церковно-общественной деятельности, так и в интимной области пастырского воздействия на совесть верующих, не должен ни одобрять, ни порицать действий Правительства. 3. Но мы не можем принять и одобрить послания в его целом, по следующим соображениям: а) в абзаце. 7-м мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства...* б) послание приносит Правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви... г) послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т.е. налагает церковное наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917/1918 гг. от 3/16 августа 1918 года... 4. Наконец, мы находим послание Патр. Синода неполным, недоговоренным, а потому недостаточным...» (245, 151-152). Еп. Андрей воспринял «Декларацию» митр. Сергия как «квинтэссенцию цезаропапистского хамства» и считал, что этот документ «по глубине своей антицерковности и предательству был нечто выдающееся и небывало скандальное». В своих воспоминаниях владыка поместил письмо, написанное митр. Сергию епископом Ижевским Виктором (Островидовым), в котором тот писал: «Но если эта организация покупается такой ценою, что и Церкви Божией, как дома благодатного спасения, уже не остается, а сам получивший организацию перестает быть *В этом абзаце между прочим говорится: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи» (282 б, 192). 158 тем, чем он был, ибо написано: «Да будет двор его пуст и епископство его да приимет ин», то лучше было бы нам не иметь никогда никакой организации! — Что пользы, если мы, сделавшись по благодати Божией храмами святого Духа, стали сами вдруг непотребны, а организацию себе получили? — Нет! Пусть погибнет весь вещественный мир видимый, пусть в наших глазах важнее его будет верная погибель духа, которой подвергается тот, кто представляет такие поводы для греха» (127, 11). Следующим крупным актом митр. Сергия в деле налаживания контактов с государством было данное им интервью представителям советской печати. В тот период, когда значительная часть епископов и младшего клира бьша изолирована от своей паствы, закрьгоались и разрушались храмы и даже колокольный звон был повсеместно запрещен, митр. Сергей утверждал: «Гонений на религию в СССР никогда не было и нет», закрытие церквей происходит «не по инициативе властей, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих». «Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке». И в заключение, глава Синода заявил, что считает «излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу православную Церковь» (402). Еп. Андрей вспоминает, что это «Интервью», которое он прочел в.Ярославском изоляторе, «нравственно придавило нас, всех арестантов-церковников», и он вновь утвердился в мысли, что «святая соборная Апостольская Церковь где-то в другом месте, а не около митр. Сергия и не около «его Синода» (127, 22). Митр. Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях пишет: «Оказывается, что текст большевики дали митрополиту Сергию за неделю до интервью, а потом держали его в изоляции. Перед ним встала дилемма: сказать журналистам, 159 что гонение на Церковь есть — это значит, что ВСЕ тихоновские епископы будут арестованы, т.е. вся церковная организация погибнет; сказать «гонения нет», — себя обречь на позор лжеца... Митрополит Сергий избрал второе. Его упрекали в недостатке веры в несокрушимость Церкви. Ложью Церковь все равно не спасти. Но что было бы, если бы русская Церковь осталась без епископов, священников, без таинств — этого и не представить... Во всяком случае, не нам, сидящим в безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сергия» (232, 621). Соловецкие епископы и еп. Андрей находились в местах досягаемых, более того, для них специально отведенных. И для сравнения можно привести краткую сводку сведений о трех однокурсниках еп. Андрея — выпускниках Московской Духовной Академии 1895 года. Еп. Трифон (Туркестанов) с 1918 года проживал в Москве, не проявляя активности и не занимая кафедры (по состоянию здоровья), хотя последовательно был возведен в сан архиепископа (1923 г.) и митрополита (1931 г.). Пермский архиеп. Андроник (Никольский) расстрелян в 1919 году. Схимонах Леонид в 1920 году ушел в эмиграцию в Маньчжурию, но стосковавшись по родине в середине 30-х годов вернулся и был немедленно отправлен в лагерь: своему соседу по бараку на колымском прииске «Спокойный» он продиктовал воспоминания — последняя запись помечена октябрем 1951 года (281). А куда подевались все остальные?.. Взаимоотношения еп. Андрея с государственной властью (в том числе и Советской) уже не раз представлялись в данной работе. Вероятно, следует лишь привести более поздние высказывания архиерея по этому поводу. Он неоднократно утверждает свою верность принципам, изложенным в уфимской «Декларации» 1927 года, об искренней лояльности к властям придержащим и развертывании церковно-общественной жизни строго в соответствии с существующим законодательством. Государство не вмешивается в дела Церкви, но, с другой стороны, развитие истории Советского государства за первые 15 лет показало, 160 что самому государству нового типа, по мнению владыки, не обойтись без поддержки Церкви и проповедуемых ею нравственных принципов. Более того, епископ заявляет, что советскому социализму требуется нравственное оправдание. В своем письме председателю Совета народных комиссаров В. Молотову от 23 мая 1933 года (128) еп. Андрей уверяет, что неоднократно пытался установить деловые контакты с представителями Советской власти, но не мог добиться успеха. И вот ныне он обращается вновь, указывая, что сейчас, когда «коммунисты, разгромившие разными способами другие политические партии и нажившие себе тем вечных врагов, должны непременно найти себе друзей, отыскать их... Советская власть сделает великое для себя дело, если позволит организоваться честным христианским Советам, т.е. советам христианских общин». «Люди ныне потеряли образ Божий, явно приобретают образ звериный*», теряют всякую совесть... Нужно самым радикальным способом бороться с общественной бессовестностью, с ужасающей дезорганизацией народного духа и его озлоблением... нужно организовать нравственные народные силы». Епископ призывает главу правительства дать возможность созвать собор, целью которого будет «нравственное оправдание социализма». «Наш русский социализм — это подлинная жизнь, воплощение слова Евангельского в дело христианское; этот социализм Евангельский живет уже 1900 лет, несмотря на гонения Неронов, и несмотря на лжепокровительство Николаев Романовых. И этот социализм несравненно научнее так называемого научного социализма, ибо захватывает всю жизнь, а не часть ее» (128). Владыка не в первый раз обращается за последние 25 лет к носителям верховной власти в стране. Однако и раньше, и теперь, навряд ли у него была какая-нибудь значительная доля уверенности в обоюдном понимании, но * «И по-звериному воет людье, И по-людски куролесит зверье...», О. Мандельштам. писал тогда же поэт 161 со своими сотрудниками и почитателями как в Уфе, так и по всей России. Он дает советы по организации церковно-общественной жизни, неустанно пропагандируя уфимскую «Декларацию» 1927 года. Письма чаще всего носят общественный характер — тогда их переписывают и распространяют. И частные, в которых владыка помогает разрешить чисто личные проблемы, обучает, наставляет, рекомендует литературу. В письмах к молодежи мы находим его объяснения понятий «христономия», «кино-кратия», «каноны» и многие другие. Тогда же он составляет «Катехизис» и отсылает его в Уфу*... От православных своих последователей владыка в первую очередь требовал церковного дела, считал недостаточным понимание христианства как «затворничества и чистого аскетизма». Вот почему в его высказываниях мы часто встречаем имена ветхозаветных пророка Илии и воительницы Деборы, преподобного Сергия Радонежского и патриарха Гермогена. Епископ поучает, убеждая, что человек обязан взять на себя большой подвиг, и тогда он станет ближе к идеалу: «Ты будешь христианкою — сознательною, твердою, активною... Но молись, и молись, и молись» (письмо от 27.3.32). Владыка учит осторожно обращаться с ветхозаветной историей, ибо «нам, Ново-Заветным христианам, трудно это понять». Но это необходимо понять и прочувствовать, так же как воспринял он сам: «Ветхозаветные войны грешные и святые; святые — благословлялись Богом потому, что это были войны против зла, для истребления зла. Тебе это трудно понять, а я понимаю после того, как слышал неповторимые, безмерно отвратительные слова, оскорбляющие Бога, пресв. Богородицу» (письмо от 17.4.33). И посему, пишет епископ девушке, готовящейся к постригу, «иночество — это только средство для соблюдения себя во * Ел. Андрей рекомендовал своим ученикам посещать собрания евангелистов, когда там читалось и толковалось Св. Писание. Владыка верил, что это поможет укреплению их веры и поможет осознать непреходящее значение Библии. 164 «пятой христианской жизни» (там же). Оно должно стать пишь основой, крепким фундаментом для борьбы, подобной той, что вели ветхозаветные Судьи: «Дебора не просто «Божественная». Она именно характерна этим, что имела активный характер иактивно боролась со злом. Она взяла на себя огромный подвиг очистить свой народ от зла, и Бог помог ей в этом подвиге» (письмо от 17.4.33). И сейчас, пишет епископ, когда Церкви грозит смертельная опасность, а в мире господствуют идеи разрушения и гибели, всему этому необходимо противопоставить альтернативу созидания: «Создавать могут и должны только христиане!» (письмо от февр. 1932). В годы алма-атинского сидения из-под пера еп. Андрея вышло большое количество теоретических работ на тему о развитии церковной жизни, малые и большие по объему труды по истории церкви, предназначенные в первую очередь для его последователей: «Церковное значение пёрстосложения при совершении крестного знамения», «Русский разбойничий Собор 1666/1667 гг.», «Хорошие разговоры 1906 года» и многие другие. Владыка Андрей составил и распространил «Службу отцу Иоанну Кронштадтскому», написанную к 25-летию его кончины. Тогда же была закончена вторая часть воспоминаний «История моего старообрядчества». В нашем распоряжении есть оригиналы рукописей, а также старательно переписанные в простые школьные тетрадки руками его сотрудников. Следовательно, они доходили до адресатов, их читали. Продолжаются контакты владыки со старообрядцами. Еще по выходе из Ярославского изолятора епископ узнал о том, что под руководством митр. Сергия было составлено «Деяние» епископов православной Церкви, возглавляемых Московскою патриархиею, в котором отменялись клятвенные запрещения на старые обряды*. Еп. Андрей возрадовался, ибо надеялся, что это «Деяние» положит начало * Это то самое «Деяние», которое, с некоторыми коррективами, было принято поместным Собором 1971 года в Москве. См. (346, 101-113 и 129-131). 165 разрушению преград между православно верующими в у России: «хотя в этом «Деянии» на каждой его строчке написано глубокое непонимание всего так называемого старообрядчества, как явления церковно-культурного, а не только обрядо-молитвенного, — тем не менее я был от него в восторге» (127, 28). Однако вскоре епископ узнал, что это доброе начинание митр. Сергия было им же похоронено*. «Митрополит Сергий хотел было сделать одно прекрасное дело, да и на это у него не нашлось достаточно ни мужества, ни честности», — писал еп. Андрей. Однако для него это было делом первостепенной важности. Вот почему с великой радостью владыка воспринял событие осени 1932 года: 19 сентября еп. Андрей получил св. дары и миро от старообрядческого архиеп. Московского и всея Руси Мелетия. В письме протоиерея Прощонина, написанном с благословения архиепископа, владыка Андрей уведомлялся об окончательном принятии его в молитвенное общение со старообрядцами, приемлющими Белокриницкую иерархию. Еп. Андрей вспоминает: «Моя радость по поводу этого события была и остается беспредельной». Владыка Андрей воспринял этот акт старообрядческого первоиерарха как «событие крупной общественной важности», ибо надеялся, что он «будет раскрываться постепенно и медленно», способствуя возрождению русского православия. Вот почему он немедленно сообщает об этом в Уфу: «Брату Августину напиши, что я получил от Господа великую милость: на другой день после твоего отъезда я получил святые Дары от старообрядческого Белокри- * Подтверждением того, что «Деяние» 1929 г. было для митр. Сергия чем-то случайным, поверхностно затрагивающим его мысли, является статья «Значение апостольского преемства в инославии», опубликованная в 1935 г. Статья наполнена насмешками над старообрядчеством и, в частности, над Белокриницкой иерархией, благодатность которой митрополит начисто отрицал. Не преминул митр. Сергий вспомнить и про еп. Андрея (находящегося тогда в Архангельской ссылке), иронизируя по поводу его взаимоотношений со старообрядцами (401). 166 ницкого духовенства. Это для меня вполне неожиданно; и, значит, раскол, как раскол, — идейно кончен! Для этого одного стоило делать революцию» (письмо от 23.3.32). А в другом опять: «Скажи это м. Феофании и Ивану Степановичу. — Таким образом — объединение полное! Пусть радуются все, пусть молятся обо мне грешном» (письмо от 3.2.33)*. * * * Владыка постоянно работает, верит и надеется. И потому в письме к главе Советского правительства отмечает: «Усилиями большевиков (хотя и вопреки их желанию) начинает кристаллизовываться подлинно евангельская, убежденная, выстраданная общественная жизнь» (128). Епископ утверждает, что этот процесс совершается на благо стране — Родине. И с этой надеждой и верой владыка вновь покидает Среднюю Азию, когда его препровождают в Москву. Там некоторое время он прожил при старообрядческой архиепископии, а затем власти отсылают его в Архангельскую область, где в 1944 году завершил свой жизненный путь владыка Андрей. «Я ни одного раза не молился о своем освобождении или о чемтлибо касающемся своего благополучия. Я боялся такой молитвы, как своей, и только говорил: «Да будет воля Твоя». В 90 псалме сказано: «С ним есть в скорби». Я и знаю, что около меня скорбящего — всегда Господь; а около моего веселья... Господь далеко не всегда! — Поэтому боюсь молиться о чем-либо, кроме исполнения на мне воли Божьей» (письмо от 15.2.32). * Когда еп. Андрея спрашивали, на каких условиях он воссоединился со старообрядцами, он писал: «Отвечаю коротко и ясно: БЕ3 ВСЯКИХ УСЛОВИЙ. И это тем более обязывает меня быть безукоризненно честным по отношению к тем, кто поверил моей честности» (письмо от 27.3.33). 167 ЧАСТЬ II ПРИЛОЖЕНИЕ I Неопубликованные работы епископа Андрея (Ухтомского) I КРАТКОЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ЕПИСКОПА УФИМСКОГО АНДРЕЯ, который закончил свою жизнь архиепископом и многое сделал полезного как для Уфимской епархии, а также и вообще для православия. Он славен тем, что в Уфе был добрым пастырем, и еще более тем, что воссоединил старообрядцев с православием, приняв помазание их миро на себе, признавая его как священное масло. Это воспоминание затеяно мною, игуменом Илией в Уфе от благочестивой христианки Шаминой Елены Ивановны, проживающей в городе Уфе. ИСТОРИЯ МОЕГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ Моя няня Ах, няня, няня — какое это для меня прекрасное, святое слово! Сколько бесчисленных, самых лучших воспоминаний дает мне это теплое слово — няня. Помните, читатель, как А.С. Пушкин научился и любить русский народ по воспоминаниям о своей русской няне, так и почти всем моим мировоззрением я обязан трем безграмотным людям, 168 которые своим чистым чувством сумели утвердить во мне великую любовь к людям вообще и к русскому человеку, в частности. Эти три благодетеля были: моя няня Манефа Павловна, мой духовный иеромонах Федор, с которым я встретился 20-ти лет, и старая старообрядка Прасковья Сергеевна, убедившая меня любить старообрядцев, когда я был уже архимандритом. Так вот, моя няня была для меня истинной благодетельницей. Это была величавая, умная, строгая, нестарая женщина, когда я начал ее помнить. Она глубоко и искренно любила мою мать, от которой не захотела никуда уйти после 1861 года, когда получила свободу от крепостной зависимости. Так и жила моя няня в доме родителей моих целую жизнь. Это был для всех нас родной человек... Не всегда дни нашей деревенской семейной жизни проходили безоблачно, причиной чего был тяжелый характер моего отца и при всех неприятностях няня моя оставалась образцом любви и преданности долгу всей нашей. Вот чувство долга и воспитала во мне моя незабвенная няня. Долг и труд — вот чему она меня научила. Я не помню, чтобы она когда-нибудь была без дела, без какого бы то ни было занятия. Она научилась читать самоучкой К ежедневно читала молитвы и все, что находила Назидательного и полезного. И никогда я не видел, чтобы она читала что-нибудь несерьезное. После ежедневного трудового дня няня долго и твердо шептала все те молитвы, которые она знала наизусть. С ее молитвенного шепота я и выучил свои первые молитвы, при этом я не мог и представить себе, как можно знать молитвы N не молиться. Таким образом, моя искренно религиозная няня навсегда ишечила меня от страшного порока нашей религиозной Липни — от религиозного лицемерия, которому обучала до 1917 года наша школа министерская и особенно так шммваемая духовная. Школа нас учила словам молитвы, ко не воспитывала в нас молитвенного настроения. Выучась у няни искренней молитве, я запомнил и весь 169 ее запас догматических познаний. Я уже архиереем говорил неоднократно, проповеди, заимствованные из мудрых наставлений моей няни. Насколько я помню, у ней было 3 догмата-поговорки: первая: «Христос терпел и нам велел». Эти слова я слышал от своей няни ребенком всякий раз, когда приходилось переносить неприятности, или заставлять себя делать что-нибудь не по своей воле. Так Христос для меня стал с самого раннего детства законом жизни, идеалом любви и самопожертвования. Я еще ничего не понимал, но Христос уже был для меня очень близок. Я любил Его за Его любовь к людям, за то, что Он страдал для людей, за то, что простил грех первых людей. Христос был для меня всегда живой, всегда близкий к людям. Для меня никогда не было какого-то отвлеченного догмата о Христе, можно сказать, что я любил Христа ранее, чем узнал о Нем церковное учение: я всегда знал, что Христос видит меня и не относится ко мне равнодушно или одобряет меня, или огорчается мною. Второй догмат моей няни (всего русского народа): «Так жили святые угодники Божии». Эти слова при всей их простоте были исполнены глубокой любви к «угодничкам» и очень заполнили мою душу. Я помню лубочные издания жизни Святых: Великомучениц Екатерины, Варвары, муч. Евдокии, св. Алексия человека Божия. Помню, как проливал горькие слезы, жалея этих святых в их невинных страданиях и изумляясь их героизму. О, конечно, я совсем не понимал тогда, что такое Церковь, я еще очень долго не понимал этого, но у меня в душе собирался прекрасный склад такого материала, которым я впоследствии мог распоряжаться и пользоваться сколько было нужно. Когда я впоследствии узнал, что Церковь прекрасный сосуд, вместилище Святых чувств любви и самоотречения, что всякий живущий около Церкви может, так сказать, заразиться добрыми чувствами ея, то все воспоминания детства, которыми я обязан своей няне, для меня стали драгоценнейшим состоянием. Третий догмат, которому научила меня моя няня, 170 конечно, не зная этого мудреного слова, — это догмат, формула которого была такова: «Не беспокойся, всех нас Бог рассудит, найдет и правого и виноватого, все получим то, что заслужили». Это ничто иное, как переложение слов: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». А, следовательно, эти два возвышеннейших догмата, выражающие христианскую надежду, и были вложены в самую простую формулу верующей женщины, которая не могла передать в сколько-нибудь отчетливых формах своего представления о загробной жизни, но всем помышлением верила в торжество добра за гробом, в вечность Божией правды. А если так, то и нужно служить вечной правде, а не «тлену и праху», как вечно твердила моя няня... Поэтому и жизнь она вела почти аскетическую, хотя решительно ничем по внешности не отличалась от других женщин. Царство Божие было внутри ее, и на ней я понял притчу Христа, как две женщины будут молоть вместе, а, между тем, одна возьмется (в Царствие Небесное), а другая останется (Лука 17, 35). Так моя няня дала мне в детстве очень многое и продолжала радовать меня своею любовью почти до последних дней моего архимандритства. О если бы все няни так любили свое дело и живые души своих воспитанников, как моя няня! А мне она бесконечно ценна тем, что из-за нее и через нее, я полюбил русский народ и его святые верования. Я понял мировоззрение русского народа и искание им святой правды всегда и везде. ЦАРСТВО ЕЙ НЕБЕСНОЕ! Мои родители Я бесконечно счастлив, что могу искренно уважать своих родителей и что моя любовь к ним не есть животная привязанность. Нет! Я счастлив, что любовь моя к моим, 171 родителям основана на глубоком к ним уважении при всем различии их характеров. Они не отличались ни глубоким образованием, ни природными способностями. Они были, вообще говоря, люди средние со всеми привычками своего помещичьего дворянского круга. У них были и свои сословные пороки, хотя и не очень заметные, но в общем довольно чувствительные. И все-таки эти недостатки с излишком покрывались добрыми сторонами жизни моих родителей и еще более их стремлениями к осуществлению христианских идеалов, по крайней мере, в их личной жизни. Отец мой, Алексей Николаевич, был всю жизнь неуживчивым человеком, т.е. любил правду и говорил правду в глаза также просто рядовым своим знакомым, как и своему начальству. Это начальству очень не нравилось, и отец поплатился изгнанием со всякой государственной службы — особенно он был обижен, когда Ярославский губернатор вместо моего отца назначил другого дворянина, о котором он отозвался так: «Этот хоть дурак, да молчит...» После этого мой отец окончательно переехал в деревню, и отдал свои силы служению народу непосредственно. Старая родовая усадьба кн. Ухтомских — Веслома — свидетельница крупных и малых преступлений и просто безобразий ее владельцев во времена крепостного права, при моем отце как бы хотела загладить свои грехи и служила народу, сколько было возможным. Отец ухитрялся так хозяйничать, что аккуратно ежегодно получал убытки, и если случалось получить ему неожиданную прибыль, то он своим работникам выплачивал прибавки... Далее отец считал своим долгом показывать крестьянам пример улучшения сельского хозяйства: основал первую в крае артель, первый кооператив и прочее. Все это плохо прививалось, давало отцу только убытки, но он не падал духом и «служил народу» пока не обнаружилось, что после него его родная «Веслома» разорена (сыновья отказались хозяйничать). Что касается религиозных взглядов отца, то они были очень своеобразны. Он боялся Бога, для него Бог был только 172 Владыкою мира, своего рода Верховным начальством. Отсюда долг каждого исполнять Его Волю. И конечно, этот долг непререкаемый. Так мой отец и сам относился к своему религиозному долгу, так и детей к этому приучил. Долг превыше всего, вот основное правило нашей жизни... Все, что было лишнего в жизни, все это с самого раннего детства я был приучен немедленно откидывать. И делал это всегда с большим удовольствием. А мать моя Антонина была идеально добрая женщина. Безо всякого преувеличения я могу сказать, что никогда не обидела ни словом, ни делом и мало того -— ей приходилось иногда сглаживать и исправлять те резкости в отношении к людям, которые позволял себе отец и всегда являлась каким-то ангелом утешителем, общей любимицей. О богословских воззрениях ее можно было и не спрашивать. О ней можно было только сказать, что она молилась Богу аккуратно, читала святые книжки, но, конечно, не задумывалась над какими-нибудь философскими вопросами. Это было выше ее сил. Но она чистым сердцем любила Бога Отца и верила просто, что Он и ее молитвы не может отвергнуть. Это давало ее молитве искренность и напряженность. ... У меня был старик родственник, редкостно красивый, добрый и веселый старик, которого я очень любил и который любил меня. Он очень любил жизнь, умел ее сделать содержательной и интересной и он был очень расстроен моим намерением поступить в Духовную Академию. Он бранил меня и моих родителей, что мы останавливаемся на этой мысли, хотя мать умоляла меня не связываться с «попами», она была против моего поступления в Академию. Я старался сохранить свои позиции. Но ее логика и сведения были сильнее моих. Я только чувствовал, что я прав, но доказать справедливость своих воззрений я не мог. Помню этот разговор был в среду, а в пятницу мой 173 незабвенный старец (мой дядя Александр) скончался. Я был поражен воистину — до глубины души. Это был страшный удар для меня, произведший на меня неизгладимое впечатление. Предо мной встала во всем грозном величии тайна смерти... Я почувствовал себя раздавленным этой мыслью — о смерти, признания ее неминуемости. И какой смысл начинать жизнь при постоянном прорезывающем мозги сознании, что эта жизнь неминуемо погибнет. Зачем мне какое бы то ни было высшее образование, если это достояние моих мозгов сгниет вместе с ними, для того, чтобы на них вырос лопух. Наконец ведь мой дядя не хотел смерти, у него жизнь была вырвана, безжалостно отнята... Кому это было нужно? Чья рука совершила это? И что такое смерть для человека, который любит только жизнь, для которого весь смысл жизни заключается только и исключительно в ней? Ведь это де страшное насилие!.. И если это так, если смысл жизни может быть разгадан только с точки зрения понимания смерти, то центр всей тяжести переносится совсем в другую область, смысл жизни оказывается не в ней самой, а вне ее, за ее пределами, — в победе над смертью. Но победа над смертью невозможна для человека без Победителя смерти, а, следовательно, и смысл жизни не есть что-либо данное, а есть нечто вечно искомое им, есть личное его приобретение, поскольку он исполняет не свою волю, а волю Победителя смерти, направленной к бессмертию, И я решил в своей жизни искать ее смысла, искать победы над смертью! Я решил идти в Духовную Академию. ... Меня заставила думать о смерти не самая смерть, а моя глубокая любовь к умершему человеку. Если бы я прошел равнодушно мимо этой смерти, как я проходил мимо других, — я так ничего об этой смерти не приобрел бы. Но я любил, и это чувство любви и дало мне огромный толчок в моей жизни. Оно открыло мне новые горизонты мысли и душевных переживаний, за месяц жизни и мысли я пережил огромный по объему и содержанию период 174 жизни личной и период изучения жизни вообще... Нужно любить жизнь, тогда жизнь и будет источником исличайших откровений для ума человеческого. Нужно любить человека — тогда человек — это чудный микрокосм - даст огромное содержание для сердечной жизни любящего субъекта. Нужно вообще любить всю Вселенную и никогда не нужно быть ни к чему равнодушным, тогда будет все даже и в своем безмолвии красноречиво говорить и петь прекрасный гимн. Итак только любовь открывает нам клапан к познанию жизни. Любовь выводит нас из состояния отъединения, самозамкнутости, вводит в круг бесконечных откровений в познании жизни природы и людей. Люби и делай, что хочешь, и всякое твое дело будет безошибочно. Люби, и тебе откроется всякое тайное. Люби и ты будешь не счастлив, а блажен, хотя всегда будешь скорбеть, что на земле мало любви и мало знания... Итак, я решил держать экзамен для поступления в Духовную Академию, чтобы искать и найти смысл жизни... ...Случайно я узнал о существовании еще духовника иеросхимонаха Феодора. Я собрался к нему... Нужно заметить, что этот старец был почти калека, никуда не выходил из-за больной ноги, и его могли видеть только те, кто хотел его посетить. Я решил еще раз идти и попытаться обрести себе духовника. Когда я увидел его, я был поражен его красотою. Предо мною стоял старец, вовсе седой, с огромными детски чистыми и доверчивыми черными глазами. Его прекрасное бледное старческое лицо было обрамлено большой седой бородой. После двух-трех слов привета началась исповедь, причем он первый поставил меня на исповеди на колени. Вскоре я услыхал во время моей исповеди какие-то совершенно незнакомые звуки. Я прервал свои слова, начав искать по сторонам причину этих звуков и случайно посмотрел на о. Феодора. И я увидел 175 то, что никогда до этого момента, ни после не видел в своей жизни. Надо мной стоял мой старец о. Феодор и горько-горько по детски всхлипывал. Слезы обильно струились по его седой длинной бороде. Я обомлел от изумления, я задрожал как в лихорадке, не зная, что мне делать, изумлению моему не было предела. И вдруг в ответ на мое молчание я услыхал слова отца Феодора: «Как же так? Как же ты. Да как же Христос нас так любил, а ты так... А ты-то как же его любовь-то и забыл?!» Тут-то не было ни упрека, ни нравоучения, ничего, кроме безграничной скорби! Тут была скорбь не отца, не матери, а скорбь самого любящего друга, но дружба та была вся во Христе и со Христом. И в первый раз в жизни я на исповеди сам заплакал, я заплакал воистину святыми благодатными слезами. И так несколько минут глубокий старец и легкомысленный юноша стояли перед святыми образами и плакали... Исповедь у отца Феодора дала мне все — она открыла моему чувству то, что ранее для меня было достоянием холодного рассудка. Я знал ранее, что Церковь есть общество людей, верующих во Христа, объединенных верой, таинствами и обрядами, но я не чувствовал, что Христос есть все в Церкви, что Церковь есть воистину. Христова семья, что если Церковь есть Тело Христово (как говорит апостол Павел), то кровь в этом теле есть любовь Господа. Таким образом я чувствую, я знаю и поэтому всем существом верую, что Церковь есть тело Христово, объединяющее собой всех верующих во Христа, в единый благодатный организм. После этого все церковные догматы приобрели для меня новое высшее значение. Я понял, что истина приобретается и постигается не умом человека и не его чувством, а делается открытой лишь гармоническому устремлению умственных и сердечных сил к добру и правде. Если этой гармонии не будет, то не будет главного условия познания Истины, ибо разбитые и разрозненные душевные силы не способны даже сами себя познать, тем более не способны подняться выше земли для 176 высшего созерцания. И как для усвоения отдельным человеком истины необходимо собрание всех сил человека, так для познания высшей Богооткровенной Истины нужно собрание — СОБОР — гармония всех любящих сердец, чтобы общими силами любви и ума воспринять верховную Истину. Любовь Христова как сущность церковного предания Моя исповедь у о. Феодора дала мне совершенно новые чувства. Я понял, что жизнь Святой Церкви — есть жизнь Христовой любви в людях, подлинное ее пребывание на земле, а не воспоминание о ней. Благодать-то и есть Христова любовь, живущая в людях... Это есть сила Св. Духа. Об этой силе Св. Духа и говорил Господь Спаситель, когда говорил, что Утешитель святый научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил Вам (Иоанн 14, 25), что Дух Истины прославит Меня, потому что от Меня возьмет и возвестит вам (Иоанн 14, 15). Эти слова я читал ранее, но не чувствовал их подлинного значения. Мне нужно было самому впитать в себя эту Благодать Христову, почувствовать силу Святого Духа в любви Христовой, которая жила в о. Феодоре, чтобы уверовать в нее, узнать ее также осязательно, как тот хлеб, который я ел в тот незабвенный для меня день. В тот день я нашел, что слова Господа: «Се Я с вами во вся дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Отделение Церкви от государства Закончив формирование религиозно-философского мировоззрения, которым я уже живу и существую 26 лет и в котором только укрепляюсь, я, разумеется, не мог забыть о том, как живет и как должна жить Св. Церковь. В Академии я вполне определенные ответы имел в двух книгах: проф. Кипарисова «О церковной дисциплине» и проф. Заозерского — «О церковной власти». Эти книги, как и другие академические труды, были прекрасны по 177 принципам, но не совсем удовлетворительны по исполнению... Ректор Академии архимандрит Антоний Храповицкий всегда твердо воспитывал нас в том взгляде на церковную жизнь, что Церковь должна быть свободной, что она должна управляться Соборами, что без Соборов церковной жизни нет. Восстановление Соборного управления Церковью архим. Антоний ждал от восстановления русского патриаршества. Можно сказать, что Московская Академия в период 1891-1895 гг. и Казанская в 1895 году до 1900 года были воспитаны на идее патриаршества и Соборности. О гневе Божием Подготовившись продолжительным чтением свято-отеческих писаний (Иоанн Златоуст, Григорий Богослов, Макарий Великий, Исаак Сирин), я для своего главного курсового сочинения взял тему догматического характера: «О гневе Божием». Писал я это сочинение тому профессору Беляеву, который написал сочинение «Любовь Божественная». Две трети этого сочинения моего в 1902-04 гг. были напечатаны в двух брошюрах, под заглавием «Истолкование библейских изречений, касающихся искупления человека» и «О любви Божией на Страшном Суде Христовом». О, эти прекрасные полтора-два года, когда я писал это сочинение. Бог есть только любовь, все остальные свойства Божий, как правда, правосудие, гнев и пр. — это только человеческие, ограниченные представления о божестве. Благодать одна действующая и в молитвах и таинствах. Это есть промысел Божий, всегда ищущий спасения человеческого. Так определяют одни святые отцы. Другие определяют благодать как силу Божию, очищающую нас 178 от грехов. Благодать по существу своему есть переживаемое и ощущаемое человеком чувство теплой любви и благодарности к Господу Спасителю и Богу Отцу и ко всей Святой Церкви. Это чувство есть дар благодати Божией... Этика и инороднический вопрос (выписка) Вступив в жизнь, по правде сказать, кроме благонамеренности и честности, в своем распоряжении я ничего не имел. Ни опытных знаний, ни каких-либо воодушевляющих идей, никакого такого придания школа мне не дала. Получив аттестат зрелости и кончив Академию, я вынужден был очень и очень дозревать в той академии, которая называется жизнью. На великое счастье мое я принял себе за правило жизни учиться всегда и у всех — даже и малого ребенка, если он говорит что-нибудь достойное внимания. Первое серьезное дело, на которое я был командирован жизнью — это просвещение осетин в качестве инспектора осетинской Ардонской (на Кавказе) миссионерской семинарии. С большим страхом ехал я туда! Не имея специальных знаний, не имея никакого опыта жизни, я вдруг сделался руководителем других... Приехав в Ардон, я застал превосходное поле для деятельности: я видел юношей, не испорченных глупым семинарским богословием, и затем прекрасную низшую народную школу, которая подготовляла ребят к семинарии. В существе дела наша миссионерская семинария была просто учительской семинарией с повышенной программой по богословию и философии... Мы, Ардонцы, заставляли осетинских детей любить их родину, язык, свою деревню — одним словом искренно их воспитывали патриотами... Так происходило обрусение инородцев, когда сами инородцы с удовольствием русели, с любовью к своей родине и к своей семье и с уважением к русским... 179 Да, мы неисправимые идеалисты, но были безусловно честны в своем идеализме. Мы хотели работать на пользу Церкви, самоотверженно служить людям и Правде Божией. Я решил быть священнослужителем, несмотря на нежелание матери. Мне была возможность быть священником в известном Крестовоздвиженском братстве Черниговской губ., которое было основано Н.М. Неплюевым. Последний приглашал меня к себе. Но для священства нужно было жениться, а я был напуган женщинами. Вернее, я был напуган идеалом девушки и женщины, который я себе составил. А идеалом моим была Святая Нина просветительница Грузии. Прочитав ее жизнеописание, я преклонился перед величием ее духа и ее жизненного подвига. По ней я расценивал всех остальных и все получали оценку не весьма высокую. В 22 года я был иеромонахом. Я пошел служить духу, освобождению человеческого духа от всяких препятствий к его свободе и свободе развития человеческого духа*. II ВСЕМ—ВЕЗДЕ Письмо к православным христианам о новых церковных нестроениях Не смущайтесь, братия, от этих нестроений и разномыслей. Читайте 1-е Поcл. ап. Павла к Коринф. Апостол пишет, что надлежит быть в Церкви и разномыслиям, чтобы открылись среди христиан искуснейшие (гл. П, ст. 13). Но самые раздоры и ссоры в Церкви — это великий соблазн и великое горе. * Все вышеприведенные записки перепечатаны в том виде, в каком они сохранились. 180 В маловерном Коринфе, как в нашей нечестивой Москве, были церковные партии. Одни говорили: я Павлов, а другой: я Апполосов. А в нечестивой Москвы ныне кричат: я Тихоновец, а я Евдокимовец, а я ни туда ни сюда. Это великий грех. Помните: Глава Святой Церкви Христовой — Сам Иисус Христос, а не папа Римский и не Патр. Московский и не Тихон и не самозванец Евдоким. Поэтому архиереи, раздирающие Церковь Христову своими греховными страстями только погрешают перед Господом. Воистину восстали ныне лжепророки, чтобы обманывать, если возможно и избранных. Мы же, христиане, должны беречься, как заповедал нам Господь наш (Мрк. 13, 22), чтобы не впасть в соблазн. Верьте только Единому Безгрешному Господу Спасителю во святом Евангелии и ищите Его в своей чистой совести. Чистая совесть Бога узрит (Мф. 58). Пастырей пресвитером и епископов непременно сами себе избирайте, как был избран св. ап. Матфей (Дн. I, 26), и св. диаконы церковные (Дн. 6, 3—б), т.е. с молитвою и благоговением. Избирайте таких людей, которые известны вам своею добродетельною христианскою жизнию, и ни под каким предлогом не принимайте лжеепископов и лжепопов, назначенных неизвестно кем и почему. Изучайте весь Новый Завет, писания ап. Павла. Великий апостол, который почти всю жизнь провел за Христа в тюрьме, научит вас, как нужно устраивать приходской общественный порядок, приходскую взаимопомощь, приходской суд, как позаботиться о семье, о детях и проч. Молитесь Богу, очищайте вашу совесть. Молитесь, чтобы наш Патриарх Тихон по своей доверчивости не наделал ошибок. Будьте осторожны против его ошибок. Молитесь за него, но предупредите его, что за его ошибками православные христиане не пойдут. Поэтому пресвитеров и епископов из Москвы не принимайте, а избирайте себе тех, кто вам известен доброю жизнию и светлым разумом. Итак все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого зла (I Сол. 5, 21), исполните эту 181 заповедь ал. Павла и она сохранит вас от всяких ошибок. Ревнитель Церкви Христовой (Е.А.) 1924 г. Июнь. Ш ОТВЕТ ЕПИСКОПА АНДРЕЯ НА ОБРАЩЕНИЕ ПАСТЫРСКО-МИРЯНСКОГО СОБРАНИЯ ОТ 26 марта 1926 года 1926 года Марта 25. Читал и скорбел об ожесточении сердец авторов сего писания. 1926 года Марта 26. Предложенные мне здесь вопросы (например, первые четыре) столь грубо невежественны, столь оскорбительны, что я не могу понять, как бывший ректор семинарии Граммаков мог их написать и подписать. Как ему могло придти в голову эти вопросы предложить мне после покаяния в своем живоцерковничестве? Ясно, что выдумавшие эти вопросы, хотят не выяснения истины, а только лишнего церковного скандала. Но они этого скандала от меня не дождутся, хотя я и не застрахован от провокации. Предоставляю протоиерею Граммакову и протоиерею Булычеву признавать своим Епископом или Николая Орлова, как это было в 1923 году, или Епископа Давлекановского Иоанна или кого им угодно, а меня прошу оставить в покое; особенно об этом прошу Булычева и Бабушкина, которые в одиночку мне говорят одно, а пишут совсем другое и ни с чем не сообразное. Я остаюсь Епископом для тех, кто меня признает Своим Епископом, кто меня кормил шесть лет, пока я был в тюрьме, и кому я нужен. Никому я со своим епископством не навязываюсь. Но решительно не желаю иметь никакого дела с 182 клеветниками и обманщиками, которые клевещут на меня и отмежевываются от меня, будто бы как от политического деятеля (см. стр. 19 протоколов Благочиннич. Съезда в мае 1925 г.). И я отмежевываюсь от них, ничего не желающих понимать и вредных для Церкви. Что касается «глубокоуважаемого» Епископа Давлекановского Иоанна (см. вопрос 15), то во исполнение его желания (см. П протокол Епархиального Съезда 1925 г.) представляю ему оставаться с теми, кто его «глубоко уважает», но удостоверяю, что какое-то Андреевское течение создает он, а не я. Я о таком течении не имею понятия и глубоко сожалею об Епископе Иоанне, и как об Епископе, и как о человеке. По существу предложенных мне здесь вопросов (поскольку они приличны) рекомендую обращаться за ответами к прихожанам Симеоновского храма гор. Уфы, они осведомлены мною обо всем, и людям, не торгующим своими убеждениями, я готов давать объяснения и разъяснения — сколько угодно. Епископ АНДРЕЙ IV ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ПРОЖИВАЮЩИМ В УФЕ ЕПИСКОПАМ ОБНОВЛЕНЦАМ И СТАРОЦЕРКОВНИКАМ Епископы обновленческие и Епископы православные! В день св. Мирликийского Николая, когда его чудотворный образ пришел в наш город, обращаюсь к вам с настоящим письмом. Было время всего девять лет тому назад, в Уфе образ Св. Николая встречал только я один, а теперь в Уфе, если не ошибаюсь, два обновленческих 183 епископа, да три староцерковника (мои ставленники), да я грешный православно-старообрядческий Епископ — всего шесть человек. Но к нам теперь вполне относятся слова ап. Иакова: «Не многие делайтесь учителями, зная, что подвергнемся большому осуждению» (Иак. 3, 1). И правда, что мы в -устроении церковной жизни оказываемся не столько народными учителями, сколько мучителями, ибо растаскиваем семью церковную в разные стороны, как будто служим не одному Св. Евангелию, а наша паства не может одновременно слушать нас сразу шесть человек (а может быть, и больше) и для многих это грех чистого поведения и недоразумения, ибо я видел одного «обновленца», который горько плакал о своем греховном «обновлении», и знаю многих «староцерковников», которые совсем ни о чем еще не начинали думать, — а только стремятся кое-как «просуществовать». Вот это «кое-как», это привычка делать дело Божие «кое-как» и портит все дело церковное. Как Епископ по хиротонии старший из всех ныне проживающих в Уфе, я в день великого Святителя Мирликийского прошу и умоляю вас, Уфимские Епископы, выяснить пред народом церковным точки нашего расхождения. Я считаю, что программа протоиерея Виктора Пояркова; изложенная им в его прекрасных статьях: — «Церковь, община, приход», может быть общею основою для церковного строительства, я с этими статьями и в 1926 году согласен, как был согласен и в 1917 году, когда они были написаны. К сожалению Епископ Иоанн Поярков с этой программою теперь не согласен и вместо создания живой православной общины, строит диктатуру своей канцелярии над церковным народом. Прошу молитв обо мне грешном и прошу вас Епископы, исполните мою просьбу. Епископ АНДРЕИ 1926 г. Мая 9. 184 ИЗ СЛОВА В НЕДЕЛЮ О СЛЕПОРОЖДЕННОМ «...Я буду говорить о себе, как вашем епископе и проповеднике Евангельского учения. Я буду говорить о своих обязанностях перед вами и о том, как я их исполняю. Я — ваш епископ, вы знаете меня с 1914 года, За это время все мы пережили события, всколыхнувшие и перевернувшие всю нашу жизнь. Нельзя, конечно, сказать, что не осталось камня на камне. Нет, все камни остались камнями, но души человеческие изменились до полной неузнаваемости. Конечно, изменился и я, нынешний, многое во мне изменилось. Из здорового и молодого я превратился в больного и старого. Но изменились ли мои слова о Господе Спасителе? Стал ли я учить о Святой Церкви как-нибудь иначе, чем учил раньше? Или изменил ли я в чем-нибудь устроение церковной жизни? Я отвечаю на эти вопросы совершенно определенно отрицанием. Я ничему не изменил, я ни в каких основных вопросах не изменил своих взглядов и не отрекся от них. Почему же так? Потому что меня зрячим сделал Сам Господь Спаситель. Я от рождения слепорожденный, до 22-х лет оставался таким слепорожденным, но Господь не прошел мимо меня, но призрел на меня и открыл мне, недостойному, Свое св. Евангелие. Я стал зрячим, отверзлись и мои зеницы, я увидел красоту созданий Божиих и уразумел неизреченную Красоту Создателя. Я стал монахом, а потом св. Церковь позволила мне быть и епископом. Епископом я проповедывал Господа Спасителя и Его св. Евангелие. Я проповедывал только о душевном спасении человека, о церковном устроении моей паствы. Вот какое было содержание моих проповедей. Я говорил, что только сознательное воцерковление может изменить нашу жизнь. Так я говорил в 1914 году, так я по этой программе и строил 185 жизнь церковную. Так я говорил и в 1926 году и так я стремился служить св. Церкви. Сейчас нам, верующим людям, нужна правда, нужна проповедь о правде, нужны дела, соответствующие этой проповеди. Вот о чем я говорю. Вот чего я желаю и о чем молюсь. Плохо это или хорошо? Или я говорю о себе неправду? Или когда-нибудь на место Христовой правды я ставил какую-нибудь свою правду? Во всяком случае, я никогда не защищал своей неправды и искал только правды евангельской, ясной и твердой, основанной на камне веры Христовой. Таким я был и таким остался. Грехов моих множество. Я их знаю и прошу у Господа слез, чтобы оплакать их, но перед вами, перед Церковью Уфимской, как ваш епископ, я не погрешил решительно ни в чем. И тем не менее меня преследует и гнетет клевета. Эта клевета начинает меня угнетать. В существе дела, я должен был бы молчать и молиться Богу, не смущая вас и вашей совести. Я знаю, что и вы измучены церковными делами и церковными настроениями. Я должен был бы пожалеть вас, но я вспомнил слова апостола Павла: друг друга тяготы носите и так исполните закон Христов» (Тал. 6, 2). Вот и вы имейте терпение и любовь, чтобы исполнить заповедь Христову и апостольскую. Возьмите на себя хоть часть моей душевной тяготы и облегчите меня. Великий пророк Давид взывал ко Господу: «избави мя от клеветы человеческия». И я взываю о том же. И я прошу у Господа: «избави мя от клеветы человеческия», хотя бы не ради меня самого, а ради великого церковного дела, которое мне вверено. Вчера, совершенно неожиданно, я получил известие, что я Местоблюстителем Патриаршего Престола подвергнут запрещению в священнослужении. Это я узнаю из десятых рук и, повторяю, совершенно неожиданно. Вот видите, как у нас делаются церковные дела. Кто-то, где-то, почему-то, что-то пишет, а потом это написанное в виде какого-то распоряжения передается несчастному церковному народу, который даже не имеет времени во всем этом разобраться. Итак, сообщаю вам, моей пастве, что я Патриаршим 186 Местоблюстителем запрещен в священнослужении. Я даже не знаю имени этого местоблюстителя. И теперь православные люди приходят ко мне и спрашивают: запрещен я или нет? И имею ли я право совершать богослужение или нет? И смущается совесть верующих, и мучаются люди за грехи своих пастырей. Вот и я мучаю вас, но потерпите на мне. Вспомните, что великий апостол Павел, великий герой духа, и тот просил свою паству в таких словах: «молитесь токмо и о нас, чтобы Бог отверз нам двери для слова, возвещать тайну Христову, за которую я и в узах» (Кол. 4, 1). Так, если великий апостол, находясь в узах, просил молитвы своей паствы, то я, без вашей, братие, помощи не могу обойтись. Я знаю, что вы меня любите и меня жалеете, знаю, что вам горько меня выслушивать, но поверьте, мне тяжелее, чем вам. Когда я был в тюрьме, я не переживал тех нравственных мук, которые переживаю ныне. И поверьте, что я мучаюсь не за себя, а за дела церковные, не столько за свою грешную душу, сколько за тысячи душ, которые болеют церковными болезнями. И мое единственное утешение заключается в том, что совесть моя чиста перед вами, что я ни одного дела скрытого от вас не имею на своей совести. Я могу сказать твердо, что с 1914 года, я от своей паствы не скрывал ни одной мысли, ни одного чувства, тем более ни одного дела. И вот теперь сообщаю вам, что я запрещен в священнослужении. Об этом пишут в разные места циркуляры и распоряжения, об этом говорят тем добрым людям, которые верят мне и хотят молиться со мною. Кто же меня запретил? Я и этого не знаю. За что я запрещен? В конце концов Я запрещен за то, что люблю свою паству, за то, что считаю вас моею первою и последнею паствою, за то, что считаю вас моею духовною семьею. Из-за вас я не поехал в Томск, ради вас я рукоположил Уфимских епископов. Ради того, чтобы вы не отошли от правильного и спасительного пути, я просидел два года в ссылке и годы в тюрьме. Вот в конце концов, причина того, что я оказываюсь под запрещением. От меня никто не потребовал объяснений в 187 моей деятельности, никто меня не судил, а просто, без суда, взяли, да и запретили. Да и запрещение не мне в руки передали, а начали распространять среди моей смущающейся паствы, а потом в меня это запрещение попало как из-за угла, почти случайно. Теперь подумайте основательно и осторожно, кому нужно запрещение меня в священнослужении? Для чего это сделали? Может быть,это нужно для пользы Св. Церкви. Я просидел в тюрьме четыре года, Бог меня укрепил на это. Теперь, если нужно для Церкви, я могу быть под запрещением, хотя и беззаконным. Но кому от этого будет радость и польза? И для чего будет определенный вред? Я еще не решил сам для себя: приму ли я это запрещение, хотя и беззаконное. Не скрою, что многое в моем решении будет зависеть от вас; но я хочу предупредить вас, чтобы вы не сделали ошибок и очень важных. Я, хоть и грешный, но все-таки епископ и вижу то, что вы еще не можете рассмотреть, и предупреждаю вас, что вы должны быть ныне в высшей степени осторожны, по заповеди апостола Павла: «будьте же не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф. 5, 17). И так познавайте, что есть воля Божия. Для этого надо быть хорошо зрячим и нужно все испытать, все рассмотреть и выбрать хорошее или, по крайней мере, лучшее. Решите сами, кому и для чего нужно мое молчание, кому и для чего нужно мое отсутствие в делах церковных? Решите, по чьей воле я запрещен в священнослужении, чья рука руководит этими делами? Это рука мелких интриганов,. заботящихся о своем грешном благополучии; это мелкие Иудушки, обделывающие свои делишки с изумительною быстротою рук чрезвычайно грязных. — Это одна сторона. Другая сторона — это крупные книжники и фарисеи нашего времени, это лица, которые всегда проходили мимо жизни, ибо стояли выше жизни. Они хотели жить по-своему, забывая жизнь по Божьему. Для этих людей вся жизнь человеческая, все терзания совести, все мучения души, ищущей Господа и Его правды, всякое искание этой правды 188 — это только жалкая сентиментальность глупых людей. Они выше этих людей. Они не замечают их. И сколько своими вольными резолюциями они передушили самых лучших чувств, самых светлых надежд на лучшее будущее. Таковы наши книжники, сидящие и сидевшие над законами церковными и забывающие и забывшие важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. 23, 23). Они стремились всегда управлять Церковью Божиею, а вместо этого управления устраивали только заговоры на народную совесть. И всегда неизменно служили только сильным, забывая слабых. Все эти темные, неизвестные православному народу силы, ранее втоптавшие в грязь церковную жизнь, и ныне продолжают свое дело по старым привычкам и по старым указкам, и продолжают губить церковную жизнь и расчищать дорогу для того антихристова дыхания, которое хочет собою заменить христианскую жизнь. Вот этой-то главной опасности наши мудрецы не замечают. Они еще продолжают шутить над жизнью; они продолжают думать, что они вожди народные, которым все должны подчиняться и преклоняться. Увы, еще давно один русский епископ указывал на то, что в русских храмах поют: «хвалите имя Господне, хвалите раби Его», а рабов то Божиих в храмах и нет, они давно сделаны врагами Божьими. А осталось одно, т.н. духовенство. Вот это так называемое духовенство, оставшись в пустых храмах, и до сих пор не замечает, что спасение наше в евангельской проповеди, а не в тайных совещаниях и секретных циркулярах: во всей церковной неправде заключается все несчастье русской жизни и подлинная тьма. ...Когда я начал обдумывать это мое слово, я был в тяжком настроении, — мне казалось, что скорбь моя выше сил моих, что Господь как бы лишил меня Своего благодатного утешения. Но вдруг неожиданно у блаж. Феофилакта я прочитал следующие благодатные слова: «Все мы, которые духовно крестились, во Христа крестились. А кто крестился, тот после всего подвергнется и искушению. Может быть, за Христа его поведут пред цари и правители (Лк. 21, 12), посему нужно быть твердыми и 189 I непреклонно стоять в исповедании, не отрекаясь из страха, но если понадобится стать с отлученными и изгнанными из синагоги, по сказанному: будете ненавидимы всеми за имя Мое и изгонят вас из синагог (Мф. 24, 9; Иоан. 16, 2). Если люди, враждующие против истины, и выгонят исповедника ее, то найдет его Сам Господь, и когда он врагами будет обесчещен, тогда от Христа будет особенно почтен познанием и основательнейшею верою». Так блаженный Феофилакт заканчивает свое толкование на сегодняшнее евангельское чтение. Этими словами закончу и я, грешный, в назидание ваше и свое. И только еще раз прошу, не забудьте меня в ваших молитвах, чтобы Господь дал мне сил и самому быть зрячим и другим дать силы не сидеть в жизненной тьме. 24 мая 1926 года VI ИЗ ОТВЕТОВ, ДАННЫХ ЕПИСКОПОМ АНДРЕЕМ НА ВОПРОСЫ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ ЕМУ НА СОБРАНИИ БЛАГОЧИННЫХ 3 июля 1926 года 1-й вопрос: Признает ли епископ Андрей православным и правомочным правящий «Епископат Российской Церкви»? На этот вопрос начинаю отвечать с конца: я не признаю слова «епископат». Это слово католического происхождения. Там, в католичестве, святейший епископат противополагается невежественному народу — мирянам, там епископы объединены в «епископат», очень часто устраивавший определенно заговоры против народа. В православии «епископатд» нет, а имеются только епископы, неразрывные с народом и немыслимые без народа. Епископ, принципиально оторванный от народа, — это уже нечто 190 в каноническом отношении очень подозрительное; а епископ — гонитель и мучитель — это просто преступник перед Богом и людьми. О каком же «епископате» задан мне вопрос? Если о «живоцерковниках», то я могу сказать, что считаю их людьми антицерковными, каноническим недоразумением, хотя они уже называют себя «православными». Если вопрос мне задан о так называемых «тихоновцах», то я в этом «епископате» теперь не могу разобраться. Это что-то не поддающееся описанию и квалификации. В отдельности среди епископов имеются честные и большие люди, но имеются и такие, которые говорят: «ведь подчинялись же мы ранее Владимиру Карловичу* — почему же теперь не подчиняться Иуде Искариотовичу? Эти слова были мне сказаны одним из представителей нашего «епископата» с упреком, что я не исполняю мудрой пословицы: «с волками жить — по-волчьи выть»... Но я это правило не считаю для себя обязательным и уверяю, что ныне епископат может по-волчьи и не выть. Итак, относительно наших епископов я могу сказать, что среди них имеются люди святые, имеются и люди просто недостойные — пьяницы, прелюбодеи (да, такие имеются и носят сан епископов); имеются среди епископов мелкие политиканы, пытающиеся служить Богу и мамоне, ездящие по епархии с двумя мандатами — и от «живой церкви» и от патриаршей канцелярии. Можно ли таких епископов признавать православными? 2-й вопрос: На основании каких полномочий поставлены во епископы Климент, Антоний, Руфин, Питирим и др. Епископ Климент был рукоположен для старообрядцев-беглопоповцев, как первый епископ для них канонически приемлемый и имеющий все канонические основания для * Имеется в виду бывший обер-прокурор Синода В .К. Саблер. 191 того, чтобы быть признанным подлинно православным епископом. Если бы не мелкая, дрянная клевета митрополита Новгородского Арсения, этот епископ мог собою начать большое церковное дело. Но клевета помешала, ему, как и продолжение этой клеветы мешает и мне теперь делать святое дело. Епископы Антоний, Руфин и Питирим были рукоположены совершенно на тех же основаниях в 1925 году, на каких в 1922 году были рукоположены епископы Трофим, Марк, Аввакум, Иоанн, Петр, Серафим, Вениамин. В 1922 году не оставалось в Уфе епископа православного, а в 1925 году положение Уфимской епархии было еще хуже: она была обманута и до сих пор остается сбитой с церковного пути и в положении очень опасном. Если духовенство опомнится, то можно будет еще выйти из критического положения, иначе положение это будет почти отчаянным, и дело церковное при этом тоже будет очень страдать. 3-й вопрос: Каково отношение еп. Андрея к Уфимской епархии? Моего отношения к Уфимской епархии никакого нет, за ничтожным исключением. В этом отношений епископ Иоанн Давлекановский проявил ко мне беспримерную грубость и бессердечность. Я был в Уфе встречен в 1926 году, после 4-годичной тюрьмы и 2-летней ссылки — подпиской о недопущении меня в Уфимские храмы. Кроме того, представители Уфимской епархии дважды меня клеветали (на съезде благочинных и на епархиальном съезде в 1924 и 1925 гг.), назвав меня смутьяном и политически ненадежным человеком. Этот низкий донос на своего епархиального епископа, сидящего в ссылке, был так низок, что даже те, кто должен был этим доносом воспользоваться, и те брезгливо отвернулись от него и от его автора. В такое положение ставит епископ Иоанн свое духовенство. Исторический позор. Да будет ему стыдно. В свое время он ловко отрекся от Патриарха Тихона под видом 192 «тихоновщины», а теперь отрекся и от меня после 20-летнего моего к нему искреннего доверия. Да простит ему Бог его поведение относительно меня. Любопытно, что за все время моей тюрьмы и ссылки, я от «уфимского епископата» не получил ни на грош помощи: мне помогали только бедные труженицы, а «епископат» даже запрещал сборы для меня, боясь за себя, как бы его не заподозрили в добрых христианских чувствах ко мне, и прекрасно всем доказал, что у «епископата» нашего нет не только христианских чувств, но и самой элементарной человеческой порядочности. Таковы мои отношения к Уфимской епархии. 4-й вопрос: На чем основано обвинение еп. Андреем в обмане со стороны епископа Иоанна, выраженное в письме к священнику Боголюбову от 9 нюня? Я не помню, что писал священнику Боголюбову и о частном письме своем могу ответа не давать. Но если это так нужно вопрошающему, то могу сказать, что с осени 1924 года все поведение епископа Иоанна — это сплошное его падение. А его отговорка, что это «заставляют» подписывать его инструкции и циркуляры — ведь это детская отговорка. Осенью 1924 года он писал Патриарху Тихону, чтобы Патриарх при первой возможности вернул меня в Уфу, что управление ему не под силу (я сам читал это письмо), а потом он на все махнул рукой и дерзнул на все. Начались доносы на меня, начались клеветы на меня. После того, как он в 1922 году получал выговоры от епископа Бориса за то, что поминал меня за богослужением, как епископа Уфимского (только по предположениям) — и вдруг в 1925 г. я неожиданно для него стал Томским. Ведь имеются его резолюции, в которых он признавал мои права на Уфимскую кафедру бесспорными, вдруг он стал уверять всех, что я — епископ Томский, хотя в Томске есть действующий епископ Дмитрий. Теперь, кроме того, он говорит, что я раскольник... 193 5-й вопрос: Кого в настоящее время еп. Андрей считает законной церковной властью над собой? Буду отвечать прямо: я не считаю митрополита Петра Крутицкого способным понимать церковную жизнь; это человек, который попал в монахи «по сокращению» на советской службе и способен церковную жизнь только путать. Это я предчувствовал весной 1925 года, и мое предчувствие оправдалось, — он запутал все до невозможности. Митрополита Сергия, человека крупных способностей, я считаю способным на всякие компромиссы. С распутницами он был распутинец — без малейших протестов — целых 14 лет. В 1922 году с живоцерковниками он стал живоцерковником, позорно признав ВЦУ и, изменив Патриарху Тихону, признал разбойника Варраву. Считаю, что именно митр. Сергий погубил в Уфимской епархии еп. Николая и иже с ним, почти половину епархии. До признания ВЦУ митр. Сергием, еп. Николай еще колебался, а после выступления митр. Сергия, бедный еп. Николай 3 раза признавал ВЦУ: признавал да клялся, клялся, а потом опять признавал. Таков наш епископат. Горе одно. Митрополита Агафангела я считаю человеком умным и духовно благородным, но как слышно, он по старости впал в детство, а бескорыстию отказался от власти... Вследствие всего вышесказанного, я при всем желании не могу признать над собою, как епархиальным епископом, чье либо руководство впредь до канонического собора. Я очень твердо знаю свои канонические обязанности, чтобы не забыть своих прав оберегать свою паству от всякого недостойного «епископата» и от всяких темных сил, расхищающих наше духовное стадо. Кроме этих соображений, я, в силу 76 Апост. правила и 23 правила Антиох. Собора, не могу признать передачи управления всею русскою Церковью по каким-то тайным духовным завещаниям. Эта игра в завещания совсем не канонична. Я кончаю свои ответы на 5 предложенных мне вопроса. Буду рад, если мои ответы заставят о.о. благочинных продумать их права и обязанности перед Церковью. 194 VII ИСТОРИЯ МОЕГО СТАРООБРЯДЧЕСТВА Тетрадь вторая Вместо предисловия В 1927 году я написал, сидя в Уфе, первую часть «Истории моего старообрядчества». Эту первую часть я писал тогда от великой скорби и стеснения сердца, вынужденный к тому страшной клеветой, которую возвели на меня сам заместитель местоблюстителя патриаршего престола м. Сергий и его бессовестные приверженцы и последователи. Я тогда писал не столько историю, сколько самозащиту... Тогда против меня пущено было все в ход: и ложь, и клевета, и обман; и все — только для того, чтобы испортить мою святую цель примирить «беглопоповцев» с бывшей господствующей иерархией. Я вынужден был защищаться и вынужден был назвать лжецов — лжецами и клеветников — клеветниками. Иначе поступить я не мог. Но мне это было страшно тяжело, потому что моя невиновность в преступлениях, мне не ведомых, мало кому была интересна, а мои клеветники преспокойно оставались на своих местах, продолжая исполнять распоряжения высшего своего начальства. — В это время, в 1926 году, печатались против меня целые брошюры, на которые я ответить, конечно, не мог: типографии принимали и могли исполнять заказы только противфдерковные и печатали только то, что угодно митр. Сергию и его почитателям, — т.е. что было вредно для церковной жизни. Вот в таких условиях мне приходилось писать первую тетрадь «Истории моего старообрядчества», — в настроении полной безнадежности и бесцельности моего писания. Ведь убеждать рясофорных докторов богословия и доказывать 195 им, что лгать не похвально, — правда же, — занятие неблагодарное! С другой стороны, — доказывать легкомысленным русским гражданам, что легкомыслие в серьезных делах есть преступление, — это значит — только терять время! Легкомысленных граждан учат только исторические синяки, — только тогда они немного исцеляются от своего легкомыслия... Итак, начинаю вторую часть своей «Истории». И начиная сейчас писать с чувствами, совершенно иными, чем те, с которыми я писал в 1927 году. Сейчас пишу с надеждой великой, с благодатной радостью в душе. Тогда, в 1927 году, мою жертву Господь не принял! Нашлись тогда злые люди и у «беглопоповцев» и преступные люди у «никониан», которые вместо мира и любви пожелали раздоров и разделений. Ныне явно благодать Божия зовет «никониан», чтобы они откинули ложь и неправду и возлюбили подлинную правду церковной жизни. Сам Господь начинает строить жизнь церковную после того, как нецерковные пастыри оказались явными предателями Церкви Христовой и христопродавцами. Господь ныне исполняет слово Свое, сказанное чрез пророков: «Я пересмотрю овец Моих и высвобожу их из всех мест, в которые они были рассеяны в день облачный и мрачный (Иез. 34). I. Воспоминания в сторону «беглопоповцев» Чтобы эта тетрадка была понятнее для читателей, я начну с воспоминаний. В сентябре 1917 года ко мне обратились так называемые беглопоповцы с просьбою быть у них епископом. В это время я был в Москве на Соборе 1917 года. Я принципиально согласился, но с тем, что уфимская паства моя останется в моем ведении. Вел со мной переговоры со стороны беглопоповцев Лев Алексеевич Молехонов. Он же собрал в Москве маленькое совещание из представителей других своих общин. На этом совещании после долгих 196 рассуждений согласились, что мое соединение с этой группой старообрядцев произойдет так: я приду без облачения в Московский (на М. Андрониевской ул.) храм беглопоповцев. Они встретят меня вопросом: кто я? — Я отвечу сначала, что я епископ православной единой, святой, соборной Апостольской Церкви, а потом прочту Символ игры и пространное исповедание веры, который чтет всякий, рукополагаемый во епископа. Далее я, по просьбе беглопоповцев, сам себя помазываю тем святым миром, которое они в 1917 году называли и считали патриаршим, ставшимся от патр. Иосифа. — На этом «чиноприем» мой и должен был окончиться. Обо всех этих переговорах знал мой духовник, харьковский архиепископ Антоний, и обо всем был осведомлен натр. Тихон, которые и одобрили мои намерения. Таким образом — с обеих сторон все было вымерено, пысчитано, обдумано и по-человечески выходило вполне для всех приемлемо. После этого я уехал в Уфу. Но наступили события 1918 и 1919 гг. — Беглопоповцы меня надолго потеряли; я оказался в Сибири, а потом — в тяжелой неволе. В 1922 году явилась «Живая церковь»; и среди живоцерковников оказался викарный Саратовский епископ Николай Позднев, бывший ректор Саратовской духовной семинарии. — Этот недостойный старик так наконец возмутил всех своих предательским поведением по отношению к своему главному епископу, что его саратовцы выгнали. Тогда он решил стать старообрядцем; а беглопоповцы до такой степени потеряли смысл церковности, что приняли его в качестве своего «главы». — Такова стойкость в убеждениях у бывших ученых воспитателей «никонианского» юношества! И таково непонимание церковной жизни у сменившихся, новых руководителей беглопоповства, которые отвергли белокриницкого митр. Амвросия, старца 197 несомненно честного, и сделали главою своей иерархии человека заведомо бесчестного. Когда в 1923 году узнал я обо всем этом, я счел себя свободным от тех обещаний, которые в 1917-м я дал Л.А. Молехонову. — Но в 1925 году, когда я был в ссылке в Асхабаде, то ко мне явился беглопоповский архим. Климент и стал снова меня просить, чтобы я был епископом у беглопоповцев. — При этом он представил мне кроме рекомендаций, какой он хороший человек, — еще целую кучу всяких уполномочий и доверенностей, выданных ему от различных беглопоповских общин, которые просили его отыскать им епископа. Я согласился исполнить все, что обещал Л.А. Молехонову, но категорически отказался признать Николу Позднева своим архиепископом. — Кроме того, я согласился быть епископом у беглопоповцев только с тем условием, что архим. Климент сам примет от меня посвящение в епископы и будет фактически дееспособным епископом, ибо сам то я надолго был прикован к Асхабаду или еще к другому какому месту. Климент принял все мои условия и 28 августа 1925 года мы впервые молились вместе с ним Богу в истинно-православном, т.е. не цезаро-папистическом храме; я со своей стороны исполнил все, на что получил благословение патр. Тихона. — 3-го сентября 1925 года я рукоположил (вместе с еп. Руфином) Климента во епископа, уполномочив его быть как бы моим заместителем, пока я не пользуюсь свободой передвижения. — Вместе с тем я говорил еп. Клименту, что наше дело столь святое и великое и мы переживаем такое ответственное время, что не должны допускать ни малейшей лжи ни в своих делах, ни даже в своих словах. На этом мы с ним и расстались в тот же день 3-го сентября. 198 А вскоре я получил от еп. Климента известие, что беглопоповцы ни меня, ни его не признали своими епископами и что он, Климент, в сущем сане принят в число епископов Белокриницкой иерархии. Через несколько времени я узнал, что еп. Климент вел себя среди своей братии не совсем по-епископски и своей братии наговорил того, что дало ей право подозревать и меня в нечистых и злокозненных по отношению к старообрядчеству намерениях. На этом я заканчиваю свои воспоминания об отношениях моих к беглопоповцам. Это все изложено гораздо подробнее в ч. I «Истории моего старообрядчества». ___ Так моя попытка примирения с беглопоповцами и желание привести их положение в сколько-нибудь приличное, в каноническом отношении, закончились вполне грустно — совершенно безрезультатно. Но насколько эта попытка- закончилась безрезультатно в отношении беглопоповцев, настолько она имела вовсе печальные результаты в отношении ко мне. В это время управлял всей русской православной толпой митр. Крутицкий Петр (Полянский). Это был московский самодержец в духовном сане, с помощью многих и сложных шахматных ходов занявший это место. А ведь известно, что русские люди без хорошего самодержавного кулака обойтись не могут. — Так вот этот митр. Петр, духовный самодержец, опираясь на самодержца совсем не духовного, узнав о моей молитве со старообрядцами в Асхабаде (узнав по каким-то сплетням), запретил мне священнослужение... Это было бы ужасно как страшно, если бы ранее я признал Петра самодержцем над собой. Но так как я отказался признать Петра в апреле 1925 года самодержцем, — как признали другие, — то в октябре этого года я не признал, 199 разумеется, и его запрещение. В 1926 году в июле это запрещение повторил преемник Петра митр. Сергий еще более подлыми путями, чем Петр, пролезший в звание председателя патриаршего Синода и назвавший себя заместителем местоблюстителя. Но глупая Москва способна мириться со всякой подлостью! Помирилась она и с подлостью Сергия... — Этот Сергий, зная, что я в Уфе, написал к моей пастве письмо, преисполненное клеветы на меня, будто я отпал от православия, будто бы вторым чином присоединился к беглопоповцам и пр. — Мне не много нужно было употребить усилий, чтобы доказать, что это ложь и что заместитель местоблюстителя — просто лжец! Два слова отступления. — Что я подвергся резкой клевете митр. Сергия — это не так важно. — А важно вот что: что вся наша казенная полемика со старообрядчеством всегда была сплошною клеветою на старообрядчество. — Все эти лжепрофессоры Ивановские, Субботины, все эти миссионеры: Крючковы, Александровы, Белоликовы, — все это была продажная, казенная компания, делавшая на борьбе со старообрядчеством себе карьеру и сознательно клеветавшая на старообрядчество. Старообрядчество же было ненавистно петербургским жандармам потому, что оно требовало свободы слова, свободы совести и свободной церковной общественности. — По существу, борьба правительства со старообрядчеством и была борьбою с гражданскими свободами; а миссионеры ее искусно сводили к спорам только об аллилуйя, о двуперстии, о поклонах; и побеждали своих соперников только путем клеветы на них. Подлинные исторические документы о старообрядчестве открыл проф. Н.Ф. Каптерев и в 1889 году начал их печатать, но проф. Субботин добился, что печатание этих документов было запрещено Победоносцевым, и они появились в печати лишь в 1911 году. * 200 Теперь продолжаю. — Вот этой протоптанной дорожкой клеветы и лжи и пошел митр. Сергий и оклеветал меня. Но в Уфе среди «никониан» уже нашлись смыслящие люди и не поверили клевете Сергия, как не поверили клевете Петра. — При этом случились два обстоятельства, которые послужили на пользу мне лично и на пользу церковному делу. У меня в то время были два викарных епископа — Антоний и Питирим. Оба они пожелали проверить все, что касалось меня в деле воссоединения со старообрядчеством. Антоний отправился проверять меня в Москву, добился доверия в канцелярии патриаршего Синода и лично проник в синодский архив, чтобы изучить документы, касающиеся меня. Каково же было его удивление, когда он еще весной 1927 года убедился, что в Синоде — в архиве нет решительно никаких документов обо мне, — ни о моем «уходе в раскол», ни о моем «запрещении» и пр. Он спросил в Синоде, что же это значит, и получил чрезвычайно характерный ответ: «вероятно митр. Петр только попугать хотел еп. Андрея»!.. Еп. Питирим, бывший староафонский 70-летний монах, человек умный, хотя и малограмотный, поехал не в сергиевский Синод, который он не признавал, а поехал в Ярославль к митр. Агафангелу, чтобы ему доложить подробно обо всем, что касается Уфимской церковной жизни и выслушать его мнение. Митр. Агафангел выслушал еп. Питирима очень внимательно в течение нескольких часов (два Дня) и сказал моему викарию и ставленнику (которого я рукоположил во епископа во время первой моей ссылки, в Тедженте в июне 1925 г.), еп. Питириму, чтобы он не смущался, что мое церковное поведение безупречно и что лишь в целях церковного мира он, митр. Агафангел, советовал бы мне не совершать архиерейских хиротоний, а в целях осведомления уфимцев и других верных сынов Церкви, он — митр. Агафангел, советовал бы мне все мое 201 «дело» отдать на суд ближайших по крайней мере, — трех епископов. «Но это мой только совет, а на месте видней, что нужно делать», — так сказал еп. Питириму митр. Агафангел*. Еп. Питирим, вернувшись в Уфу, обо всем этом рассказал мне, а Старо-Уфимский еп. Аввакум решил немедленно исполнить совет митр. Агафангела и на 3-е февраля 1927 года пригласил в Уфу на совещание епископов Питирима и Антония, а от меня запросил все материалы в объяснение моего церковного поведения. 3-е февраля 1927 года эти три епископа выпустили за собственными подписями «Акт по делу архиепископа Андрея», в котором изложили обстоятельства дела и пришли к выводу, что я никуда не «уходил», а что клевета митр. Сергия по существу своему есть легкомысленная и позорная на святое дело. П. Воспоминание о «никонианах» Когда митр. Сергий прислал в Уфу свое клеветническое письмо обо мне, я счел своим нравственным долгом ответить ему и тем дать ему возможность его ошибку исправить. — Я сейчас не имею в руках многих подлинных документов, о которых я говорю; не имею и копии моего письма к митр. Сергию; но помню хорошо, что в этом письме я ссылался на тот случай, когда Константинопольский патриарх назвал * Это мнение митр. Агафангела для меня очень важно, потому что я этого архиерея считаю (с 1905 г.) человеком безупречно честным. — Как человек честный, он до самой смерти не мог примириться с бесчестною тактикой митр. Сергия; и когда весной 1928 г. к митр. Агафангелу приехали представители Тобольских приходов и умоляли его встать во главе их управления после их окончательного отпадения от Сергия, то митр. Агафангел сказал: «Мне 73 года, я через несколько месяцев или недель умру. Поэтому я вам бесполезен. А если хотите меня послушаться, поезжайте в Уфу и просите помощи у Уфимских епископов». — Тоболяне и исполнили этот совет митр. Агафангела и были в Уфе и приняли ее порядки. 202 прсп. Феодора Студита отщепенцем от Церкви. — На это обвинение препод. Феодор ответил патриарху, что если он, Феодор, отошел от церковного беззакония, то это не значит, что он ушел от Церкви и, что, если он обличает это беззаконие в церковной жизни, то это и есть признак его православия, — в противном случае он и сам бы впал в беззаконие; патриарх же ранее всякого суждения должен основательно узнать все дело обвиняемого и потом уже произносить свой приговор. Сделав эту выписку из писем препод. Феодора Студита, я и просил Сергия сначала изучить мое дело, а потом уже принимать какие-либо решения. Таким образом, у митр. Сергия оказьюалась прекрасная возможность выйти из его неловкого положения и исправить свою ошибку. — Но митр. Сергий гордо промолчал; ведь «никонианские» архиереи — непогрешимы! — Я подозреваю не без оснований, что оклеветать меня митр. Сергию даны были полномочия, но сказать что-нибудь в защиту меня, — на это у него не было ни полномочий; ни храбрости. — А его начальство, как известно, — строгонько!.. Летом в июне 1927 года я был эвакуирован из Уфы и через два месяца оказался снова в Средней Азии. — В это время появилась Декларация митр. Сергия, как главы русского церковного управления. Эта Декларация — воззвание от 16 июля 1927 года есть настоящая квинтэссенция никонианского цезаро-папистического хамства.— Это даже среди «никониан» по глубине своей антицерковности и предательства было нечто выдающееся и небывало скандальное. — Я и этого документа, к сожалению, не имею в руках; но имею ответ на эту Декларацию митр. Сергия со стороны его ученика и почитателя, еп. Виктора Ижевского. Это письмо прекрасно характеризует Декларацию митр. Сергия и самого и написано с таким искренним чувством и с такой преданностью святой Церкви, что я его. привожу полностью, тем более, что я с ним почти во всем 203 согласен. — Вот оно. «Ваше высокопреосвященство, милостивейший Архипастырь, глубокочтимый и дорогой владыка! В октябре месяце я с сыновьей любовью возымел дерзновение высказать Вашему высокопреосвященству свою скорбь по поводу начавшегося губительного разрушения православной Церкви в порядке управления. Такое разрушение Церкви Божией есть вполне естественное и неизбежное следствие того пути, на который поставила Вас Ваше «Воззвание 16 июля» и которое для нас, смиренных и боящихся Бога и для всех христолюбимых людей, является совершенно, неприемлемо. От начала до конца оно исполнено неправдою и есть возмущающее душу верующего глумление над святою православною Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание «внешним» оно есть прискорбное отречение от своего спасения или отречение от самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие — не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели по неложному слову: «иже отречется Мене перед человека» и пр. Насколько было в наших силах, мы как себя самих, так и свою паству оберегали, чтобы не быть нам причастниками греха сего, и по этой причине самое воззвание возвратили обратно. Принятие воззвания являлось бы перед Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия в отношении ко святейшей Божией Церкви — Невесте Христовой. По страху Божиему для меня явилось теперь неприемлемым и ваше распоряжение о моем перемещении. Боюсь, как пишет мне один святитель, не будет ли выявление послушания с нашей стороны учтено ими (Синодом), как одобрение содеянного ими. И потому, если бы мне даже предоставлена была полная свобода передвижения, которой я не имею, как административно высланный, то я и тогда спросил бы себя, не придется ли мне за это послушание отвечать перед Богом, ибо оно по существу объединяет меня с людьми от Бога удалившимися. 204 А что «Воззвание» действительно достойно многих слез и что оно удаляет человека от Бога, об этом я свои мысли и итожил в форме письма к ближним. Что же в дальнейшем? — В дальнейшем — я молил бы Господа и не только я, но и вся православная Церковь, чтобы Он не ожесточил сердца вашего, как некогда сердце фараона, но дал бы вам благодать сознания содеянного греха и покаяние на жизнь... Враг вторично заманил и обольстил пас мыслью об организации Церкви. Но если эта организация покупается такой ценой, что и Церкви Божией как дома благодатного спасения, уже не остается, а сам получивший организацию, перестает быть тем, чем он был, ибо написано: «Да будет двор его пуст и епископство его да приимет ино», то лучше бы нам не иметь никогда никакой организации! — Что пользы, если мы, сделавшись по благодати Божией храмами святого Духа, стали сами вдруг непотребны, а организацию себе получили? — Нет! Пусть погибнет весь вещественный мир видимый, пусть в наших глазах важнее его будет верная погибель духа, которой подвергается тот, кто представляет такие внешние поводы для греха. Если же ожесточение сердца вашего пошло далеко и надежды на покаяние не остается, то и на сей случай мы имеем просвещающее нас слово: «Тем же изыдите из среды их и отлучитеся, глаголет Господь, и нечистоте их не нрикасайтеся, Я приму вас и буду вам во Отца и вы будете Мне сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2 Кор. 6, 14—16)». 16 декабря 1927 года. Подпись: Вашего Высокопреосвященства во Христе брат, сердечно преданный Виктор, епископ Ижевский и Вотской». Так честно еп. Виктор, хотя и «никонианин», исповеднически ответил на вполне бесчестное «Воззвание» заместителя местоблюстителя, хотя знал, какая тяжкая судьба его постигнет за это. А другие «никониане» и между ними преславутый Илларион, архиеп. (какой-то подмосковный), — этому «Воззванию» Сергия были очень рады, как самоотверженному проявлению архипастырской мудрости, которая, по их мнению, должна была дать им грешный покой среди житейских бурь. — На меня же этот 205 ужас измены святой Церкви со стороны главы церковного управления, произвел такое же гнетущее впечатление, как на еп. Виктора. Приблизительно одновременно с этой перепиской еп. Виктора с митр. Сергием, — я получил письмо от управляющего делами Высшего Церковного Совета, состоявшего под председательством митр. Григория Свердловского, который отказался признать над собою главенство Сергия. — Митр. Григорий поручил своему управляющему делами Еп. Борису Можайскому предложить мне от имени собора 12-ти епископов присоединиться к ним. Но митр. Григорий и еп. Борис предложили мне, кроме того, покаяться в моей «Асхабадской ошибке» в отношении старообрядцев. Я на это предложение послал обширный «Ответ 12-ти епископам». Я ответил, что никакой ошибки Асхабадской я за собой не вижу, а Свердловский — Григорьевский самозванный церковный центр я совершенно так же не могу признать каноническим, как и Московские центры — обновленческий и Сергиевский. Все эти цезаропапистические центры я признаю одинаково антиканоническими и одинаково для Церкви вредными. — На этом наша переписка с архиерейскою группою м. Григория и прекратилась! — Эта переписка относится к марту-апрелю 1928 года. (Мой ответ еп. Борису помечен был 11 апреля). III. Воспоминание о добрых делах добрых людей Вспомянув тяжкие, мучительные и преступные глупости людей, ответственных за церковную жизнь, — я перехожу к тем воспоминаниям, которые дают возможность мне отдохнуть и порадоваться. — Молю Господа, чтобы и мои читатели разделили со мной эти чувства святой христианской радости и научились строить церковную жизнь. 206 Первое радостное воспоминание, — это маленький cjбор, разрешенный гражданскими властями и созванный и Уфе еп. Аввакумом в 1927 г. 3-5 октября. Этот соборик, происходивший под председательством благочестивого и умного мирянина, в присутствии двух епископов Аввакума и Руфима, был замечателен тем, что на нем по собственной инициативе присутствовали двое московских белокри-иицких старообрядцев — Мибров и Агапов*. Они своим присутствием оказали, несомненно, большое влияние на общее настроение собравшихся на этот соборик и на его постановления. Необходимо при этом помянуть добрым словом и одного благочестивого мирянина, — ныне уже покойного, — Трофима Минеевича Борисова: это был железнодорожный рабочий, человек малограмотный, но человек большого природного ума и крупной инициативы. Он блестяще усвоил все, что касается подлинно соборной церковной жизни, понял ее значение для народа и свободного развития его культуры и помог устройству этого Собора — церковников-общинников. Выписываю только одну резолюцию — Декларацию этого Собора; я считаю, что она — церковное событие среди всего того церковного горя и разрушения, которое мы переживаем. Это сознательная и умная попытка церковного строительства, а не подлые и глупые ласкательства пресмыкающихся цезаропапистов. Декларация церковников-общинников** Чрезвычайная сложность обстановки, клевета, распускаемая на нас, церковные разделения, взаимное непонимание и недоверие церковных деятелей, антицерковные и антикультурные давления, — все это требует от нас, православных церковников, объединенных около своих * Еп. Андрей имеет в виду М.И. Бриллиантова и П.П. Агафонова. ** В подлиннике стоит другой термин: «Православных староцерковников», но этот термин не совсем удачный, ибо м. Сергий тоже ведь называет себя староцерковником, будучи обновленцем в душе. 207 епископов, ради пользы церковной выразить свои взгляды на устроение церковной жизни пред людьми, ищущими церковной правды. I. Наши взгляды на духовенство и центр 1. Первым делом для восстановления церковной жизни мы считаем необходимость переизбрания приходами своих пастырей там, где эти пастыри ведут себя недостойно, позоря Церковь своими грехами или разрушают дело церковное, будучи по своим взглядам людьми совершенно нецерковными. 2. Мы считаем совершенно необходимым и переизбрание епископов, чтобы избавиться от лиц, подобных обновленческому Зосиме—Александру или тем, которые наподобие еп. Иоанна Пояркова (Давлекановского) и еп. Николая Ипатова (Златоустовского), разрушают в корне церковную жизнь. 3. Мы считаем позором для Церкви существование беззаконных «центров» и обновленцев (еводкимовцев) и полуобновленцев (сергиевцев), центров, подобранных из людей, которые во времена Распутина работали в распу-тинских синодах, во времена- патриарха стали «тихонов-цами», в «Живой Церкви» были живоцерковниками и теперь, господствуя над наследием Божиим Q. П. 5, 3), стараются прикрываться разными добрыми именами. Мы приветствуем канонический центр, способный не разрушать, но умеющий созидать — центр, любящий народ церковный и для него живущий. П. Наши взгляды на организацию 4. Мы считаем, что всякая община есть «малая церковь», часть единой Святой Соборной Апостольской Церкви и имеет обязанность устраивать свою церковную жизнь. 5. Это устройство мы видим в организации самих верующих мирян, в устроении приходских советов с подотделами: хозяйственным, просветительским, дисцип- 208 нарным, финансовым, благотворительным, во всемерном появлении жизни самого верующего народа. 6. Мы считаем, что весь церковный клир, не исключая и еписколов, должен быть избираем, как это было в лучшие периоды церковной истории (Дн. 1, 26; 5, 2—3). 7. Тем боле должны избираться, а не назначаться, члены приходских советов, председателями которых должны быть миряне. 8. Мы считаем эпоху Распутина величайшим позором для иерархии петербургского периода, а развращенное и продажное в массе духовенство — пережитком этого времени. Для борьбы с этим явлением необходима организация «Союза приходских советов» — окружных, уездных, епархиальных, куда духовенство входит только с совещательным голосом. 9. Добрые пастыри, любящие народ и готовые ему служить, могут устраивать свои пастырские собрания и съезды, куда миряне входят с совещательным голосом. 10. Мы считаем необходимым увеличение числа сиископий (епархий), учась в этом отношении у Африканской Церкви времен свящ. муч. Киприана Карфагенского. Ш. Наши взгляды по общим вопросам 11. В виду того, что мы должны стремиться обезопасить себя — жизнь своих общин — от всякого беззаконного вмешательства, откуда бы оно не исходило, мы приветствуем закон об отделении Церкви от государства, как гарантию от всякого вида распутинщины. 12. Мы считаем, так называемый «капитализм» явлением глубоко антикультурным в истории христианских народов и считаем церковно-общинный уклад народной жизни единственно соответствующим духу св. Евангелия (Лк. 18, 25). 13. Желая освободиться от всяких антицерковных и антикультурных влияний, мы считаем, что церковная община — это религиозно-культурно-экономическая еди- 209 ница, обеспечивающая своим членам полное духовное развитие. 14. Мы приглашаем старообрядцев к взаимному единению, чтобы общей молитвой и любовью исправить нашу церковную жизнь. 15. Мы стремимся установить ближайшие христианские отношения с сектантами, стремящимися строить жизнь свою по заповедям Христовым и приглашаем их к общему доброделанию. 16. Наконец, мы приглашаем всех православных христиан к церковной народной самодеятельности, к изгнанию из жизни всякой духовной лени и к построению жизни по заповеди ал. Павла: все исследуйте, хорошего держитесь (I Сол. 5, 21). *** Такова уфимская Декларация 1927 года об устроении будущей церковной жизни и будущей свободной народной жизни. Повторяю личное мое мнение, что эта Декларация — прекрасна и по своему содержанию и по своим намерениям. Цезаропаписты же и их начальство, конечно, встретили эту Декларацию со скрежетом зубовным. Одно это уже может быть доказательством того, что она для н х вредна, — а значит, — для Церкви Святой полезна. Эта Декларация расчистила путь к воссоединению истинных православных церковников со старообрядцами, которые 250 лет боролись за церковную свободную общественность против полицейских насилий самодурного петербургского правительства и стремились сохранить свою свободную общину. *** Повторяю, что эта Декларация была выработана и подписана 5 окт. 1927 г., а в конце ноября ко мне (в Кзыл-Орду) приехал один священноинок, принадлежащий к белокриницкой иерархии и просил меня, «никонианина». 210 посвятить его во епископа. Я был крайне удивлен этой просьбой, ибо, как известно, «иудеи с самарянами не сообщаются»... А этот священноинок (Аввакум Старков) просил у меня архиерейства и при этом не заикнулся ни о каком «втором чине». Из этого ясно для меня уже стало, что искусственное и грешное разделение между православными и старообрядцами стало сглаживаться и что умные старообрядцы охотно идут на примирение с православными общинами, по-прежнему всячески отрицаясь от цезаропапистов. Я этому воссоединению старообрядцев с церковными общинами был очень рад, но посвящать этого священ-ноинока (хотя и очень почтенного) я отказался, чтобы не вызвать неудовольствия Белокриницкой иерархии, чтобы не вызвать среди них какого-нибудь разделения. IV. Преступления никонианской синодальной иерархии за 1928—1931 годы 4 окт. 1928 года, в этот сугубо для меня памятный день (день моей архиерейской хиротонии в 1907 году), я снова был арестован и оказался вскоре в Ярославском политическом изоляторе. В течение трех лет я проводил невеселые дни в своей камере-одиночке N 23. Сначала я имел маленькую церковную радость, когда слышал звон к христианскому богослужению; но вскоре и звон прекратился (был запрещен)*. Потом я прочитал в газетах, что все ярославские храмы предназначены к уничтожению. Потом я прочитал в газетах, что предназначен к уничтожению и великолепный московский кафедральный Храм Спасителя — один из лучших храмов в мире. После этого я в своей одиночке захворал. Мне крайне стыдно было встречаться с католическими ксендзами, которые в количестве 72 человек сидели в полит, изоляторе. Стыдно было, когда приходилось с ними разговаривать о * Январь 1930 года. См. «Известия» от 30.1.1930. 9*. 211 православии в России. Мне задавали простой вопрос: «Да где же ваше православие? Где ваша православная Церковь?». Нужно сказать, что эти ксендзы были в узах только за свое христианство, как и я. Вместе с нами сидела некто Л.К. Г-брандт, русская генеральша, принявшая католичество (после того, как присутствовала лично в питерском Казанском Соборе на бракосочетании какого-то архиерея), чешка М.И. и еще несколько человек — исключительно за религиозные убеждения и за несогласие признать своим главою подлую главу митр. Сергия. Но вот в официальном печатном органе, от 15 февр. 1930 г., появилась статья под заглавием «Интервью с главою патриаршей православной Церкви в СССР, заместителем патриаршего местоблюстителя митрополитом Сергием и его Синодом». — Это «Интервью» нравственно придавило нас, всех арестантов-церковников. Обращаю внимание читателя: «Интервью» не с патриархом и не с его местоблюстителем, — а с заместителем местоблюстителя и с «его (!!) синодом».., — так это Синод то — это только «его синод», т.е. просто теплая компания друзей сергиевских... Но где же патриарх? Где, по крайней мере, его местоблюститель?.. Каин, Каин! — где брат твой? И далее: откуда взялся во главе «Патриаршей Церкви» — митр. Сергий, бывший основатель антипатриаршей «Живой Церкви»? Эти все вопросы напрашиваются совершенно невольно... Итак, под вышеприведенным заглавием напечатана след. статья*. «Представители советской печати обратились с рядом вопросов к митрополиту Сергию и присутствовавшим при беседе членам синода. На поставленные вопросы м. Сергий и синод дали след. * Выписываем ее в точности, но с пропусками тех мест, которые устарели и не имеют к Церкви непосредственного отношения: об интервенции, о нефти и т.п. — Прим. еп. Андрея. 212 ответы Вопрос: Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно проявляется? Ответ: Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу Декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апр. 1929 г. совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения па религию. Вопрос: Верно ли, что безбожники закрывают церкви и как к этому относятся верующие? Ответ: Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих*. Безбожники в СССР организованы в частное общество и поэтому их требования в области закрытия церквей правительственные органы отнюдь не считают для себя обязательными. Вопрос: Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т.д.? Ответ: Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и другим гражданам за разные противоправительственные деяния. — Надо сказать, * Так подлые архиереи, подписавшие это «Интервью», ухитрились оклеветать всю свою паству! С этой клеветой согласился весь «никонианский» епископат!.. 213 что несчастье Церкви в том, что она в прошлом, как это всем хорошо известно, слишком срослась с монархическим строем. Поэтому церковные круги не смогли своевременно оценить все значение совершившегося великого социального переворота и долгое время вели себя, как открытце враги Сов. власти (при Колчаке, при Деникине и пр.)*. Вопрос: Допускается ли в СССР свобода религиозной пропаганды? Ответ: Священнослужителям не запрещается отправление религиозных служб и произнесение проповедей. Допускается даже преподавание вероучения лицам, достигшим совершеннолетия. Вопрос: Соответствуют ли действительности сведения, помещаемые в заграничной прессе относительно жестокостей, чинимых агентами Сов. власти по отношению к отдельным священнослужителям? Ответ: Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это сплошной вымысел, клевета, совершенно недостойная серьезных людей. К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях, и это, разумеется, происходит не в форме каких-то гонений и жестокостей, а в форме обычной для всех обвиняемых. Вопрос: Как управляется Церковь и нет ли стеснений для управления? Ответ: У нас, как и в дореволюционное время, существуют центральные и местные церковные управления. В центре — патриархия, т.е. (?!) заместитель патриаршего ** Эта возмутительная гнусность недостойного «главы» подтолкнула столь же гнусную его паству в тысячах случаях клеветать на достойнейших пастырей, будто они монархисты. Такие доносы-клеветы я знаю, как факт. — Прим. еп. Андрея. 214 местоблюстителя и священный Синод, а в епархиях неосвященные архиереи и епархиальные советы. Кроме этого, при каждом приходе существует исполнительный орган, избираемый верующими. В управлениях всех наших органов до сих пор не было никаких стеснений и преосвященные находятся в своих епархиях. Вопрос: Существуют ли в СССР пастырские, богословские и т.п. школы? Ответ: Да, в Москве до сих пор существует богословская академия у обновленцев. Если же у нас теперь академии нет, то это происходит прежде всего в силу отсутствия достаточных материальных средств для этой цели. Вопрос: Как вы относитесь к недавнему обращению папы Римского? Ответ: Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение папы Римского против Советской власти. Мы считаем излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу правосл. Церковь. Вопрос: Как вы относитесь к выступлению архиепископа Кентенберийского на Кентенберииском церковном Соборе? Ответ: Нам кажется вообще странным и подозрительным внезапное выступление целого сонма глав разного рода церквей — в Италии, во Франции, в Германии, в Англии в защиту православной Церкви... Что касается, в частности, выступления архиепископа Кентенберийского, то оно грешит тою же неправдою насчет якобы преследований в СССР религиозных убеждений, как и выступление Римского папы. Подписи: Сергий, митрополит Нижегородский Серафим, митрополит Саратовский Алексий, архиепископ Хутынский 215 Филипп, архиепископ Звенигородский Питирим, епископ Орехово—Зуевский 15 февр. 1930 г. Таково мнение лже-главы лжепатриаршей церкви митр. Сергия (с некоторыми несущественными сокращениями). Но кто же эту главу после всего этого признает? Для кого эта лживая голова, несмотря ни на какое его христопродавство, остается все-таки главою? Представьте, читатель, что признают! — и признают многие... Ругают, но признают своим главою — «каноническою»... Как будто сидеть в аду с такою каноническою головою лучше, чем вовсе без головы... Но скажите, читатель, можно ли эту компанию архиереев, вселенских обманщиков, считать святой Христовой Церковью? Можно ли толпу, бессмысленную и даже еще не оглашенную, признать последователями Христовыми? — Разумеется: нет и нет! Все последователи лживого митр. Сергия — сами преисполнены лжи и лукавства и отпали от правды Христовой — отпали от Христовой Церкви. Святая соборная Апостольская Церковь — где-то в другом месте, а не около митр. Сергия и не около «его Синода». А где она, — пусть читатель сам поищет... Найти ее вовсе не трудно. Но можно твердо сказать, что Сергий основательно доказал, что синодальное управление Церкви ничего, кроме величайшего вреда, ей не давало и дать не может. Сергий выкопал этому управлению глубокую могилу; святая Церковь будет с ужасом вспоминать о грехах Сергия и его сподвижников, поставив его имя рядом с именами вселенских лжепатриархов — Нестория, Диоскара и других страшных изменников православия. 216 Когда был изгнан со своей кафедры — еретическим императором — святитель Афанасий Александрийский, то, разумеется, нашлись архиереи, которые с полной готовностью исполнили все беззаконные веления царя. — этих архиереев св. Афанасий называл не епископами, и катаскопами (т.е. царскими шпионами), лишенными всяких Плигодатных даров. Таковы и наши современные катаскопы, разрушители Божиих храмов и вообще церковной жизни. Таков митр. Сергий. V. Примирение митрополита Сергия со старообрядцами 7 октября 1931 года я был выпущен из Ярославского полит, изолятора и, так как мое здоровье было чрезвычайно надорвано пребыванием в тюрьме, я получил разрешение лечиться в Москве и здесь жить. Таким образом я оказался в центре всех церковных «центров». Мне нужно было избрать место, где можно было бы мне помолиться Богу, не соблазняя других и не теряя собственного настроения. 8 это время в центре Москвы еще сохранились четыре храма, в которых духовенство не признавало митр. Сергия своим церковным главой, выразителем взглядов русской Церкви. Я стал молиться в двух из этих храмов, потому что в двух других нашли мою молитву не безопасною и очень вежливо попросили меня эти храмы не посещать. Так продолжалось два месяца. Это мое положение оказалось известным для старообрядцев, и они сделали из этого свои выводы, а вскоре один из них (Ив. Як. Гавлов) сообщил мне совершенно случайно удивительную новость, будто м. Сергий решился собственной властью снять ужасные клятвы так называемого Большого Московского Собора 1666-67 гг. Нужно заметить, что на этом «соборе» были два восточных патриарха Александрйский (Паисий) и Антиохийский (Макарий); на этом соборе судили патриарха Никона и прокляли всю древнерусскую церковную историю с ее прежним двуперстием. Вместе с тем прокляли и двуперстников, назвав их раскольниками-старообрядцами. 217 На этом же соборе русский цезаропапизм был возведен почти в догмат Церкви: церковной духовной власти был дан в руки гражданский меч и узаконены были «градские казни», т.е. публичные казни новых раскольников. После этого на законном основании с благословения i святейших патриархов запылали костры и были сожжены и вообще замучены многие тысячи двуперстников, как не повинующихся царской власти. Я лично считаю этот «собор», названный в истории «Большой Московский», просто русским разбойничьим собором, как в греческой истории был разбойничий Ефесский собор; ибо, как выяснил проф. Каптерев, патриархи, присутствовавшие на соборе, обманули царя Алексея Михайловича и не имели никаких канонических прав ни судить патр. Никона, ни вообще — открывать собор. А главный деятель этого собора митр. Паисий Лигарид был даже лишен духовного сана и лживо подписывался на соборе «митрополитом». — Тем не менее петербургский свящ. Синод не решился собственной властью снять клятвы этого собора, как наложенные патриархами. Митр. Сергий на это решился! И после того, как я узнал об этом крупном событии в русской церковной истории, я постарался отыскать копию этого распоряжения митр. Сергия и выписываю его полностью в том виде, в каком получил. Деяние архипастырей православной св. Церкви в Союзе С.С.Р., возглавляемых Московской Патриархией В благочестивое святительство российских патриархов предпринято было исправление церковно-богослужебных книг и согласование церковных чинов и обрядов русской Церкви с чинами обрядами церкви Восточной. Предпринятое с общего совета российских архипастырей и пастырей, как и с благословения восточных патриархов, исправление это, однако, послужило поводом к образованию в Российской Церкви раскола старообрядческого, который вот уже почти три века разделяет русских верующих людей, 218 составляя предмет глубокой скорби и непрестанных материнских забот нашей св. Церкви. В лице своих наиболее просвещенных архипастырей св. паша Церковь прилагала усилия устранить всякие препятствия к уврачеванию раскола, всякие причины и поводы к нареканиям на нее, якобы она презирает старые обряды сами по себе и враждебно относится к содержащим их ревнителям благочестия. Так святая наша Церковь благословила свободное употребление богослужебных книг, чинов и обрядов патриаршего времени, столь дорогих и излюбленных сердцу старообрядцев и по существу своему не имеющих в себе ничего противного православию. Это признание православности старых обрядов и спасительности употребления их в союзе и общении со св. Церковью с особенною ясностью выразилось в издании от лица Церкви «Увещания» (Прав. Каф. Церкви) 1765 года и в учреждении единоверия. В учреждении единоверия выразилась, с одной стороны, вся полнота любви Церкви к старообрядцам, а с другой, ее истинный взгляд на хранимый ими церковно-религиозный уклад. Принимая в свое общение старообрядцев без малейшего нарушения хранимого ими церковно-религиозного уклада, св. наша Церковь самым делом засвидетельствовала, что дорогие для старообрядцев богослужебные книги и обряды сами по себе признаются не противными православию и держащиеся этих книг и обрядов в общении с нею являются присными чадами ее, — не пасынками, не пришельцами. Так как ревнители старообрядчества возлагали на Церковь православную вину ответственности за встречаемые в прежних полемических книгах порицательные выражения на старые обряды, то от лица Церкви издано о сем в 1886 году «Изъяснение» (издано св. Синодом). В этом «Изъяснении» заявлялось, что православная Церковь признает содержащиеся в полемических против раскола сочинениях прежнего времени порицательные отзывы И выражения на именуемые старые обряды принадлежащими 219 лично писателям сих сочинений, сама же не разделяет и не поддерживает сих отзывов и выражений. Ныне мы, архипастыри св. Православной Церкви в СССР, как образовавшиеся здесь в Москве под председательством заместителя патриаршего местоблюстителя, так и отсутствующие на сем собрании телом, но не духом (I К. 5, 3; I Всел. Соб. прав. 4), последуя при том голосу и суждениям прежде бывших православных архипастырей, пастырей и других тружеников на ниве Христовой, давно уже раздавшемуся в нашем православно-церковном обществе, выразившемуся наконец и официально — а) в постановлении особой комиссии VI отд. предсоборного Присутствия 1906 года и, что особенно важно, — б) в постановлении отдела Поместного Собора Всерос. Церкви 1917—18 годов по единоверию и старообрядчеству, и в тех же видах уврачевания церковных разделений из-за старых обрядов и для вящего успокоения тех, кои по благословению Церкви и в общении с нею употребляли и употребляют названные обряды, рассудили и определили: I. Отзыв о дорогих для старообрядцев богослужебных книгах и обрядах, данный от лица св. Российской Церкви в книге «Увещание» и в «Изъяснении» св. Синода и в определении архипастырей Собора, бывшего в богоспасаемом граде Казани в лето от PJC 1885-е, — разделяем и подтверждаем. П. В частности, богослужебные книги, напечатанные при первых пяти российских патриархах, признаем православными; свято хранимые многими православными единоверцами и старообрядцами церковные обряды, по их внутреннему знаменованию и в общении со св. Церковью — спасительными; двуперстие, слагаемое во образ св. Троицы и двух естеств в Господе нашем Иисусе Христе, — обрядом в Церкви прежнего времени употреблявшемся и в союзе со св. Церковью благодатными и спасительными. Ш. Порицательные выражения, так или иначе относящиеся до старых обрядов и в особенности до двуперстия, где бы оные не встречались и кем бы ни изрекались, — отвергаем и яко не бывшие вменяем. 220 IV. Клятвенные запреты, изреченные Антиохийским патриархом Макарием и вслед за ним подтвержденные сербским митр. Гавриилом, Никейским митр. Григорием и Молдавским Гедеоном в феврале 1656 года, пастырями Российской Церкви на Соборе 23 апреля 1656 года, а равно и клятвенные определения собора 1666—67 гг., как послужившие камнем преткновения для многих ревнителей Гшагочестия и поведшие к расколу в нашей св. Церкви, мы, руководствуясь примером самого же собора 1666—67 гг., отменившего клятвенные постановления Собора Стоглавою, по данной нам от всесвятого Животворящего Духа пласти вязать и решать — разрушаем и уничтожаем и яко не бывшие вменяем. V. Ввиду того, что вышеупомянутые клятвы наложены с участием восточных патриархов и других святителей поместных церквей мы поручаем зам. патр. местоблюстителя или тому, кто будет после него возглавлять православную иерархию Московского патриархата, обратиться к патриархам и другим предстоятелям православных поместных автокефальных церквей с посланием о том, чтобы они братски единомысленно приняли настоящее наше определение и своим согласием его утвердили. Бог же мира Своею неизреченною милостью и Своими неисповедимыми судьбами да умягчит наши сердца, болящие раздором; да уврачует язву разделения, удручавшую до сих пор всех истинных чад св. Церкви, и да приведет расстоящиеся паки во едино во исполнение молитвы возлюбленного Сына Своего, нашего Спасителя и Господа: «Да вси едино будут, якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе, да и мир веру имет, яко Ты мя послал еси (Иоан. 17, 21). Еже буди, буди». 10/23 апр. 1929 г. Москва Подписи: Зам. патр. местобл. Смиренный Сергий, Б.М. митр. Нижегородский Смир. Серафим, Б.М. митр. Саратовский Смир. Иннокентий, архиеп. Алтайский 221 Смир. Сильвестр, архиеп. Калужский Смир. Севастьян, архиеп. Костромской Смир. Арсений, архиеп. Сталинградский Смир. Алексий, архиеп. Зутынский Смир. Феофан, архиеп. Псковский Смир. Павел, архиеп. Ярославский Смир. Иоанн, архиеп. Ульяновский Смир. Константин, архиеп. Харьковский и Ахтырский Врем. упр. Днепровской и Мариупольской епарх. смир. Питирим, епископ Волоколамский, управ, делами св. Синода С подлинным верно: упр. дел. патр. Св. Синода еп. Питирим*. Хотя в этом «Деянии» на каждой его строчке написано глубокое непонимание всего, так называемого, старообрядчества, как явления церковно-культурного, а не только обрядо-молитвенного, — тем не менее я был от него в восторге. Действительно, после этого «Деяния» не может быть речи о расколе. Нужно лишь быстро и решительно исправить трехвековое церковное бедствие. И если двенадцать смиренных «никонианских» архиереев, стоящие во главе российской иерархии, открыто признали, что раскол церковный произведен теми клятвами, которые они ныне «разрушают и яко не бывшие вменяют», — то примирение сторон, доселе разобщенных, нужно признать совершившимся фактом. По этому поводу я начал переговоры с представителями московских старообрядцев; я спросил их, какое впечатление произвело на них это «Деяние» м. Сергия. — Ответ последовал приблизительно такой: «Мы, конечно, рады, что архиереи бывшей господствующей церкви сознали свою * Подробнее о «Деянии» 1929 г. см. статью М.И. «К вопросу о клятвах». М., 1978. 222 вину пред святой Церковыо; а в собственном православии мм никогда не сомневались. Поэтому «Деяние» митр. Сергия для нас значения не имеет, тем более, что его искренности мы нисколько не верим». Тогда я стал спрашивать московских протоиреев, какого мнения они по поводу этого «Деяния». — Каково же было мое удивление, когда оказалось, что старые московские протоиереи решительно иичего об этом «Деянии» не знают — чрез три года после появления его на свет! Бедные старцы были оскорблены таким архиерейским пренебрежением к протоиерейским чувствам и мыслям, когда я им риссказал, в чем дело. А далее выяснилось такое положение: когда было выпущено это «Деяние», то многие старообрядцы (напр., но Владимирской и Саратовской епарх.) разумеется, использовали его и быстро доказали «ревнителям благочестия», что лучше быть в свободной Христовой Церкви, чем и казенной — приказной... Началось движение совсем не то, на которое рассчитывали никонианские «смиренные» старцы, началось движение не в сторону этих «смиренных» обидчиков, а в сторону действительно обиженных и гонимых. — Начались переходы от «никониан» в «раскол». Тогда «смиренный» Сергий и все его остальные «смиренные» начали прятать свое «Деяние» от всех мыслящих людей и уверять, что это еще совсем не настоящее «Деяние», а только проект и что сами эти «смиренные» на такое доброе дело «без собора» решиться никак не могут. Так м. Сергий хотел было сделать одно прекрасное дело, да и на это у него не нашлось достаточно ни мужества, ни честности. — Все это «Деяние» архиерейское было не продуктом пастырской ревности и попечения о погибающих душах, а следствием канцелярского безделья, — от безделья написали, а от трусости ничего не сделали из того, что должны были сделать, что сами же признают своей обязанностью. 223 VI. Моя молитва в чужих храмах, но со своей братией Я писал выше, что во всей Москве к 1932 году осталось только четыре храма, в которых прихожане осмеливались не признавать себя верноподданными митр. Сергия. В двух из этих храмов я и молился; но молился так, что всегда слышал около себя шепот: «раскольник», «запрещен»... У меня почти никто не брал благословения. Я в это время исповедовался и приобщался св. Тайн в Никольском храме (в Подкопаевском переулке) у иеромонаха Григория. Еще раз повторяю, что я молился у этого иеромон. Григория потому, что он, иеромонах Григорий, не признавал над собой самодержавия м. Сергия. Но 6 декабря 1931 года он просил меня более не приобщаться в его храме, потому что я под запрещением... митр. Сергия! — Так страшно для всех было это имя и так все всегда ждали его мести. И принимали все меры, чтобы эта месть их не коснулась. И ничто не помогло! В январе 1932 года получено было известие, что духовенство всех четырех храмов, не признавшее Сергия, получило запрещение его в священнослужении. Все поняли сразу, что это подготовка к закрытию этих святых храмов. Ведь закрыть храм без объяснения причин или сказать, что храм закрывается и уничтожается только потому, что «так нам хочется», — все-таки не очень умно. А вот доказать верующему народу, что «здесь отщепенцы», что «здесь не признают духовной власти», что и «молиться-то с ними — грех».., это называется умным подходом, и тогда храм можно разрушить или закрыть на достаточных основаниях. Это митр. Сергий понимал прекрасно и подготовлял святые храмы к закрытию — умно и последовательно... После всех этих наблюдений мне оставалось только искать места, где можно бы было помолиться Богу. Я решил идти молиться к тем старообрядцам, о которых знал, что они ко мне относятся с истинно христианскими чувствами. Я пошел туда и, как всегда, встал среди толпы, 224 чтобы не обращать на себя внимания. Но меня среди толпы нашли сначала священники, а потом мало-помалу и миряне. А вскоре, 28 февр. 1932 года, в день св. Василия исповедника, когда я стоял с одним с иященником посередине храма, подошла ко мне некая боголюбивая христианка и попросила у меня благословения. — Зная строгость церковной дисциплины в старообрядческих общинах, — я даже растерялся сначала и спросил моего собеседника, могу ли я исполнить эту просьбу и дать благословение этой рабе.Божьей. Он мне ответил буквально следующее: «Если она просит вашего (т. е. моего) благословения, прошу исполнить ея просьбу». Эта христианка была незабвенная для меня раба Божия Евдокия (Михайлова); и ее поступок — принятие от меня благословения, доказал мне, что я для них не чужой, а свой, что я для них не враждебный и вредоносный «никонианин», в действительно епископ единой, Святой соборной Апостольской Церкви. Могу сказать твердо, что эта боголюбивая раба Божия — Евдокия своей просьбой благословить ее и соединила меня со своей общиной. В этом ее святом поступке было для меня достаточное доказательство, что старообрядцы меня уже любят истинно-христианской благодатной любовью. И я должен сказать, что это было для меня великим благодатным утешением среди моих бесчисленных церковных скорбен. С тех пор я нашел в старообрядцах истинных родных братьев во Христе, сознательно относящихся к своим религиозным обязанностям и к своему христианскому званию. После этого не прошло и месяца, как все храмы, «не признающие митр. Сергия» были закрыты и заперты. 24-25 марта были изъяты из обращения все дерзкие священники, не признавшие его непогрешимой воли, за что ранее они были только «запрещены». А 1-го апреля я снова попал туда, откуда идет верный путь ко спасению для всех честных священнослужителей. В скором же времени я оказался в третьей ссылке в Алма-Ате. 225 VII. Едино стадо любви Христовой Ранее я сказал, что в моих отношениях с беглопоповцами все по-человечески было продумано и подсчитано: все было принято во внимание; забыто было только одно («одно» добавлено, сверху — Авт.): человеческие грехи... И человеческие грехи и привычки к раздору не допустили до святого дела молитвенного объединения русских верующих людей. А в отношениях моих к Белокриницкой иерархии для меня не было ничего предусмотренного и все явилось каким-то чудом милости Божией. Когда я приехал в Алма-Ату, мне некуда было прийти помолиться Богу: в храм, которым завладели живоцерковники — идти нельзя, а в единственном храме Сергиевском можно было бы молиться, но сергиевский архиерей нашел возможным и для себя полезным в моем присутствии говорить против меня поучения к своей пастве о том, что-де «и некоторые епископы не хотят признавать власти нашего главы и что о них-то и сказано: возстанут лжехристы и лжепророки». После этого мне, причисленному к лжехристам и лжепророкам, неудобно было посещать храм этого догадливого святителя. И вот в это время для меня совершенно неожиданно я получил великий дар от священником Белокриницкой иерархии: я получил святые Дары, святую дарохранительницу и омофор. Для меня этот великий дар был истинным откровением милости Божией ко мне грешному. Ведь я знаю отлично, как строго и требовательно относятся все старообрядцы к соблюдению всяких требований канонических и литургических в своих общинах и храмах, и тот факт, что я от них получил св. Дары, — я рассматриваю только как чудо некоего благодатного вдохновения. Некогда великий хранитель Божьего ветхозаветного закона ввел (неразб.) Откровицу во Святая Святых, куда сам имел право вступать только раз в год... На это великое 226 yfрушение закона Первосвященник не имел никакого права, и имел только страшное запрещение. — И однако он это делал! Он Это сделал потому, что Бог открыл ему то, чего yt видели другие. Так и ныне Бог дал людям рассмотреть тj, над чем другие стоят только с изумлением. Кого же Господь избрал орудиями и исполнителями cвоей воли? Дело произошло так. — Когда я бывал в старообрядческих храмах, то меня, как больного старика, почти всегда сопровождала одна добрая девушка очень высокого настроения — Маргарита (Емельянова). Когда старобрядцы меня спрашивали, кто со мной бывает в их храмах, — я, конечно, не скрывал, что это формально «никонианка», но что идейно душой она так же далека от «никонианства», как И я, и что это моя ближайшая ученица. Эта раба Божия, Маргарита, после моего вызова из Москвы стала и без меня посещать для молитвы старообрядческие храмы, и ее-то Господь и избрал для того, чтобы она приняла от старообрядческих священников и передала мне св. Дары. То, к чему тщетно стремились архиереи и до чего не могли додуматься многоученые профессора, — то свершилось по молитвам и руками чистой благочестивой девушки. Воистину дивны дела Божий! Разумеется, моя радость по поводу этого, несомненно, общецерковного события, была и остается беспредельной. Для меня несомненно, что это событие крупной общецерковной важности, хотя объем этого события будет раскрываться постепенно и медленно. Однако при благоприятных обстоятельствах это событие может и в ближайшее время проявить себя всесторонне и чрезвычайно благотворно. Будем молиться и надеяться, что это будет так, что преступный цезаропапизм сменится в нашей жизни умной церковной общественностью, церковно-народной общиной. 227 Для меня лично это событие сопровождалось такими обстоятельствами, которые для меня сугубо знаменательные. Когда я получил св. Дары от старообрядцев, как высшее проявление их христианской любви и доверия ко мне, я долго думал, как мне поступить, — тем более, что я точно и не знал, кто мне прислал этот Священный Дар. Я посоветовался с одним благочестивым (ныне уже покойным) старообрядцем — Георг. Савельев. Чернышевым и решил писать благодарственное письмо самому старообрядческому архиеп. Московскому Мелетию и ему принести благодарность за ту любовь, проявления которой со стороны его сопастырей могут иметь великое созидательное значение для всей Церкви. — Мое письмо ко владыке Мелетию было след. содержания. Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Мелетию, Архиепископу Московскому и всех древле-православных общин Высокопреосвященный Владыка о Христе возлюбленный собрат и сослужитель. Помолясь своим покровителям, казанским чудотворцам Гурию и Варсонофию, в день их памяти и 25-летнего юбилея моего епископства, пишу Вашей Святыне это письмо. Милости Божий ко мне, грешному, неизреченны; я могу сказать, что живу среди чудес благодати Божией и особенно тогда, когда нахожусь в узах тюрьмы и в изгнании. Последнее такое чувство я пережил 17 сент. с. г., когда совершенно неожиданно для себя я получил от одного священника подведомой Вам иерархии св. Дарохранительницу и св. Дары в ней. А этот день, 19 сент., знаменателен для меня тем, что в этот день празднуется св. Церковью память моих пращуров — ярославских чудотворцев и в тот же день я получил в 1907 году указ о бытии мне епископом. Итак, ныне, 1932 года 19 сент. я получил св. Дары из 228 того церковного общества, которое меня, как «никонианина», — не признавало своим собратом, но которое я всегда считал православною Церковью московских чудотворцев Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена и Казанских Гурия, Варсонофия и Германа. Имея в руках этот великий дар благодати Божией и любви Вашей, я ныне считаю себя уже своим для Вас и поэтому и пишу Вам это письмо, будучи преисполнен благодарности Вам за истинно-христианскую любовь Вашу. Я ныне лежу, яко впадый в разбойники, весь оклеветанный и израненный; Вы же и братия Ваша исполнили на мне заповеди Христовы и ко мне, как к епископу, отнеслись всецело по соборному указанию (Сард. Соб. пр. 17). Видя и чувствуя все это и многое подразумеваемое, я не могу молчать и должен говорить (Екк. 3, 7; Иер. 20, 7-9). Я должен говорить и для Вас, чтобы познакомить Вас с моими церковными взглядами, и для «никониан», которые ¦о многом не понимают моего церковного поведения. Доселе древле-православные христиане и так называемые «никониане» были единомысленны только во святых догматах Церкви, но петербургское царское правительство искусственно разъединяло их в молитвах и обрядах. На этом мало-помалу утвердилось и разъединение их в церковной администрации (управлении). Древле-православные христиане ценой своего двухвекового мученичества сохранили у себя истинно-соборное управление и правильное разумение, что есть Христова Церковь. А «никониане» вполне подчинились царской власти импер. Петра и его «Духовному регламенту». Церковь обратилась у «никониан» в казенное «Ведомство Православного Исповедания» (в параллель управлению по делам печати или управлению тюрьмами), а живая вера мало-помалу превратилась в формальное исполнение обрядов; и то — только по требованию гражданских 229 законов. Государственное исповедание оказалось просто казенным неверием. Поэтому «никониане» утратили понимание даже того, кто есть Глава Церкви: Господь Спаситель или государь император. А когда государя не стало как единого главы, то у «никонианских» архиереев явились сразу три главы (живоцерковная глава, митр. Сергий и митр. Григорий), а миряне, забыв Единого Главу — Христа, буквально заблудились среди этих трех сосен, не зная, куда приткнуться, потому что никогда не умели читать свящ. Писания и понимать его, как следует. Правда, в 1917 году было восстановлено русское патриаршество и тогда явилась, хоть и слабая, надежда на восстановление канонического управления русской Церкви. Но после смерти п. Тихона его место совершенно антиканоническим путем занял митр. Петр со званием местоблюстителя патриаршего престола. Его управление можно характеризовать одним словом: диктатура (хотя и кратковременная). После Петра его место занял м. Сергий, достигнув этого также вполне антиканоническим путем. — Управление этого митр. Сергия можно охарактеризовать словами: лицемерие и циничная бесчестность. Между тем Сам Господь требует от Своих последователей прежде всего, чтобы они береглись лицемерия, как закваски фарисейской (Лк. 12, 1) и закваски Иродовой (Мрк. 8, 15), а честность считается элементарной добродетелью всякого гражданина и тем более необходимой добродетелью епископа (I Тим. 3, 2). Таже Иродова закваска заставила митр. Сергия и всех, сообщающихся с ним, нарушить ЗО-е правило св. Апостолов, 3-е правило VII всел. Собора и очень многие другие. Вообще грехи митр. Сергия и его бесчестного синода вполне явны и в общей сложности являются «нечестивою ересью клеветников на христианство» (VII соб. пр. 7); это ересь злейшая, чем ересь клеветы на святые иконы (иконоборчество). Это некая новая уния с неверием, сопряженная с учреждением совершенно антицерковных 230 катаскопов. Это скрытая форма арианства — политического. Что касается живоцерковничества, то я его считаю просто церковным разбоем; а архиерейскую группу митр. Григория я считаю мало оправдываемой и канонически и просто логически, ибо эти архиереи-григорьевцы признают митр. Петра своим главой, а его запрещения, на их самих им наложенного, они не признают! Это трудно понять, ибо »то совершенно не последовательно. Вследствие всего вышеизложенного с июля мес. 1926 года я вынужден был (именно вынужден митр. Сергием и сю неправдами) вполне отойти от этих архиереев, которые не хотят быть служителями Церкви, как ап. Павел заповедал (Кол. I, 25), а хотят только господствовать над наследием Божиим, что так определенно запретил ап. Павел (I П. 5, 3). Я считаю, что никакого согласия между Христом и Велиаром, верного с неверным не может быть (2 Кор. 6, 15). А между тем, все «никонианские» архиереи, без различия группировок, устраивают это грешное согласие и на нем, а не на Кресте Христовом; хотят утвердить Церковь. — Мало того, они считают, что они, то есть, архиереи, и суть Церковь, вопреки учению св. ап. Павла (2 Кор. 5, 4). Я же считаю, что св. Церковь составляют все верующие, все сыны Божий по вере в Иисуса Христа (Гал. 3, 26), весь народ Божий, живые камни, из которых устрояется дом духовный (I П. 2, 5), тело Христово (I Кор. 12, 27; Ев. 1, 23). Глубоко радуюсь и благодарю Господа, что такое понимание св. Церкви и у древле-православных христиан; поэтому они и сохранили свою церковную соборность, столь извращенную и даже поруганную у «никонианских» ирхиереев, которые в храмах поют, что они веруют во едину святую соборную Апостольскую Церковь, а в своей практической деятельности считают главными своими 231 законами всякие другие законы, кроме законов соборных. Когда я вынужден был отойти от этого церковного беззакония, то, «никониане» выдумали проклятое слово «андреевщина», уверяя ненаученный народ, что я строю какую-то свою церковь, устраиваю какое-то самочинное собрание. — Это чистая клевета; и всякую «андреевщину» я анафематствую по слову ап. Павла (Гла. 1, 8). Я стремлюсь быть только рабом Христовым (ст. 10) и исполнять волю на свою, а Христову. В это время в моем изгнании и нашли меня древле-православные христиане и согрели меня своей любовью и мне, как полноправному епископу православной Церкви, принесли священные Дары Христовой Евхаристии. Преклоняюсь перед промыслом Божиим, тако устроившим и земно кланяюсь всем, кто потрудился в этом деле. Итак, Святитель Христов, мы уже объединены с вами по милости Божией Единым Главою св. Церкви, Господом нашим, объединены и во святых церковных догматах и в молитве и в церковной дисциплине (т.е. в св. обрядах). Ныне для меня остается решить вопрос третьестепенного значения, признавать ли мне ныне и немедленно какую-либо церковно-иерархическую власть до соборного решения по этому поводу. Всесторонне обдумав этот вопрос, помолясь Богу и призвав на помощь Святителей и чудотворцев Казанских, прошу Вас, святой Владыко, принять мои услуги в созидании св. Церкви. Со своей стороны всякое Ваше указание на пользу св. Церкви приму с любовью и благодарностью. Но в целях церковной экономики я должен до собора остаться епископом Уфимским, каким я был до сих пор. Я должен сохранить никем не заподозреваемую полную свободу 232 церковного делания везде, где это возможно, ибо горе мне, если не благовествую (I К. 9, 16). Поэтому будем искать того, что служит к миру и взаимному назиданию (Рим. 14, 19). В дополнение к сказанному напоминаю Вам, что для меня правила св. Соборов и св. Отец — это закон моей жизни. Но исповедуюсь Вам, святой Владыко, что моя мысль такова: по нынешним тяжелым для св. Церкви временам, — всем церковным деятелям особенно нужно руководиться великим примером ап. Павла (I Кор. 9, 20—22). Нужно все делать для Евангелия, чтобы быть соучастником его (23). Из соборных правил необходимо исполнять правила 77, 79, 103 и 137 Карфагенского собора; правило 15 Двукратного собора; 89 каноническое правило Василия Великого — о возобновлении старческих правил. Мудрое исполнение этих и параллельных им правил может принести для св. Церкви обильные плоды: соборная любовь исцелит многие страждущие души и привлечет их к Церкви Христовой. Поэтому в заключении прошу Вас и Вашу о Христе братию непременно сделать меня участником уже первого (после 1932 г.) Вашего собора древлеправославных христиан. Заканчивая свое письмо, усердно прошу святительских Молитв Ваших и всей Вашей о Христе братии. С братской о Христе любовью остаюсь Вашего Высокопреосвященства недостойный сомолитвенник Андрей, епископ Уфимский (архиепископ Томский). 4 октября 1932 г. День Святителей Казанских Гурия и Варсонофия 233 На это письмо я получил ответ такого содержания: Г.И.Х.С.Б. п.н. Ваше Высоко-ство, Боголюбивейший Архипастырь, Владыко Андрей Нас крайне удивило и вместе с тем обрадовало Ваше искреннее и сердечное решительное отмежевание от той испорченной и своевольной среды, которая не знает никакого подчинения ни перед кем и ни перед чем, кроме подчинения царской власти. Итак, в нашем древлеправославном Домостроительстве явилось новое неожиданное событие — Ваше примирение. — Я верю в Промысел Божий и уповаю, что Ваши святые и благочестивые пращуры умолили у Престола Царя Славы, чтобы их потомок восстановил и оправдал св. Древность, искалеченную и опороченную и даже анафематетствованную мордвином патриархом и его приспешниками. Но Господь противился гордым, а смиренным дает благодать. Когда дедушка* прочитал Вашу исповедь, то задумался, а затем просиял и сказал: «береги эту бумагу, а ему отпиши: пусть исполняет все, что полагается его сану, согласно правилам и практике св. Церкви «до-никонианской". И да пособствует ему благодать св. Духа в подвигах и трудах его». Братский мир и спасение шлет он Вам и привет и низкий поклон! И просит Вас совершать молитву о его смирении. Итак, известив Вас об этом, земно кланяюсь Вам, прошу прощения и Вашего Архипастырского благословения и святых Ваших молитв. Грешный протоиерей Н. Пронин 1932, дек. 15. * Так назван, очевидно, архиеп. Мелетий; ни о ком другом упоминать не было смысла. 234 Вместе с этим письмом я получил от Белокриницких старообрядцев святое Миро и омофор. Иже чтет да разумеет! * Я должен кончать. — Все материалы, относящиеся к истории моего старообрядчества исчерпаны. — Теперь я почитаю своим долгом сказать твердо и открыто: я непримиримый враг цезаро-папизма, как и всякого насилия, — поэтому я враг и того страшного греха, который в общей сложности именуется «никонианством». Я не революционер, ибо в революции есть большой элемент злобы и мести. Но прекрасно понимаю революцию, как протест против неправды и насилия. Я прекрасно понимаю таких революционеров, как великие пророки Исайя, Иеремия и почти все остальные, обличавшие несправедливые законы и жестокие решения. Воистину — чтобы познать истину, нужно сначала осуществить в жизни правду—справедливость. Я не революционер! Я христианин и никому не хочу зла... Но вместе с ап. Павлом — против всякого беззакония и общественной неправды (Дн. 22 и 23). Я даже не христианский социалист, ибо и в так называемом христианском социализме есть нечто от лукавого в виде человеческого негодного пустословия и прекословии. Христианский социализм, как и социал-демократия, — это плоды римского католицизма, как большевизм есть продукт петербургского цезаро-папизма. Я — только христианин и последователь великого христианского гения, апостола Павла; я — христианский общинник! — Я считаю, что социологи ап., Павла, основанная на учении о Богочеловечестве Господа Спасителя, обеспечивает для всякого человека и земную социальную правду и вечное его спасение. Но несчастные цезаропаписты («никониане») не хотят понять этого, не хотят быстро и решительно выступить на путь христианского оздоровления жизни; сбитые с толку своими архие- 235 реями — катаскопами, несчастные «никониане» не понимают всей глупости своего положения и продолжают свое бессмысленное существование. «Никонианство», как полное извращение христианстве, есть несомненная ересь; но «никониане» до такой степени жалки и недепы, что их еретиками назвать почти несправедливо! Какие же это еретики! — Такие они несчастные... Это дети — крещенные, но ничему не наученные. Братие, православные христиане, работайте же Господу! Работайте со страхом и радостью! Учитесь у ап. Павла! Устраивайте, восстанавливайте древне-православную, христианскую жизнь по правилам и практике св. Церкви до-никонианской! Покайтесь! Устраивайте свои христианские общины свободные, честные, трудолюбивые и радостные. А о себе я, грешный, могу сказать великое чудное слово: «я раб вашей любви» и готов до смерти служить делу устроения на земле этой христианской любви и церковной соборной жизни. — Да будет едино стадо и Един Пастырь! — А христово стадо не может быть не разумно... 1933, февр. 28 Алма—Ата Православный Епископ Андрей VIII ИЗ ПИСЕМ ВЛАДЫКИ АНДРЕЯ 1. ...Я услыхал недавно, что Катя и твои братья не ходят в церковь. Неужели это правда? Я услыхал это, но не поверил. Это, вероятно, неправда. Ты следи, чтобы они не ленились и мне пиши. Надеюсь, что они меня не будут огорчать. Поцелуй их за меня. Папе и маме передай мое благословение... 27.10.1927 236 2.... Радуюсь, что ты переписываешь Катехизис. И храни его в сердце. В нем — огромное христианское мировозрение верующего христианина и христианина-гражданина. Мы с тобой церковники — значит: социалисты! — Это наш Социализм — есть религия любви, а социализм Маркса — есть религия скорбящих и озлобленных: мы должны сказать им слово любви. Ты пишешь, будто я в «старообрядчестве не виновен». Чадо! Будь точна в терминологии и помни, что я не виноват в РАСКОЛЕ, но я старообрядец. Я хочу быть таким же старообрядцем, как святители Петр, Алексий, Иона, Филипп или патриарх Гермоген. — Все они были старообрядцами, но не были раскольниками. Господь да хранит тебя! Передай привет мой папе и маме и Кате и братьям. 24 ноября поздравь Катеньку за меня с Ангелом. Я посылал тебе письмо со вложением Аннушке образка-картиночки. Получили ли вы это письмо?.. 16.11.1927 3. ... Получил я твой подарок и благодарю тебя за него и твоего доброго папу. Непременно его благодари! — На весь твой подарок я купил марок и теперь в июне все письма буду отправлять... Получила ли ты мое письмо о славянофилах? Это меня очень интересует. Мне хочется, чтобы ты и, главное, братья твои — были славянофилы по убеждениям. Это огромное и самое святое миропонимание, захватывающее в себя все лучшие мысли лучших людей. 22.5.28 4. ...1. Цезаро-папизм есть принцип главенства гражданской власти над церковной. — Это слово недавнего происхождения: ему лет 60; утвердилось оно особенно в католических странах. — У нас в России цезаропапизм — как принцип — вошел в Жизнь со времен Петра Великого, который командовал всем и всеми архиереями. Проводником цезаро-папизма у нас в России был 237 Обер—Прокурор Синода, — а в последнее время — просто Распутин, которому и архиереи чистили сапоги, как «любимцу царя». Теперь и Распутина нет и даже сапогов его нет! — А архиереи уже привыкли чистить сапоги — ну хоть чьи попало! Вот все живоцерковники и такие катаскопы, как Иван Поярков, и чистят сапоги кому попало, хоть бы Карасеву. Я с этим унижением Церкви не согласен; равно как и еп. Аввакум и еп. Вениамин. И только поэтому я не отошел от митр. Сергия, как главного поставщика всякой ваксы. 2. О славянофилах. Этот вопрос очень и очень важный. Видите ли: в царствование Николая I были ученые в России, которые говорили, что Россия должна учиться у Западной Европы всему и в форме жизни и конституции. Это были западник и... Так они и известны в литературе. Во главе их стоял честнейший и умнейший Герцен. Против Герцена восстали русские мыслители, которые утверждали, что формы жизни России и могут и должны быть свои собственные, русские, основанные на православии. Они утверждали, что православие должно объединить все славянство, и должна существовать свободная православная федерация. — Вот за это Герцен и его последователи называли своих противников славянефилами. Во главе славянофилов стояли люди громадного образования и таланта. Это мои любимцы и учитег Алексей Степ. Хомяков, Петр и Иван Васильевичи — Киреевские, Константин и Иван Сергеевичи Аксаковы (уфимцы), Данилевский (превосходное сочинение «Россия и Европа»). Потому за этими «первыми славянофилами» явились неославянофилы: Николай Ник. Страхов, Влад. Серг. Соловьев и др. Скажу вам по секрету (с правом этот секрет мой сказать всем), что я весь в 1893 году с головой ушел в славянофильство — и лучше его не нахожу ничего. Умные большевики — это дети по сравнению, напр., с Петром Киреевским! —А Влад. Соловьев!! Его через 1000 лет будут учиться, как теперь долбят Ленина. — А Ленин почти целиком свою Советскую власть вычитал у Ив. Аксакова! Только Ленин ... великую идею Аксакова испоганил атеизмом. ... Это письмо сами запомните и всем нашим друзьям покажите. Пусть все знают, что я не Америку открываю, а только провожу в жизнь лучшие мысли лучших русских людей... Когда я начну говорить о славянофилах, то не могу кончить... Еще: и мой-то катехизис имеет все корни в славянофилах! — Поэтому его и хвалят. Хвалят не меня, а Алекс. Степ. Хомякова!!! И еще: недавно в Германии сделала большой шум книжка «Закат Европы». И что же оказалось? Оказалось, что главные мысли автора этой книги Шпенглера взяты — у славянофила Н.Я. Данилевского. Но то, что Данилевский называл культурно-историческими типами, то Шпенглер назвал культурно-психическими. — Вся и разница! /около мая 1928 г./ 5. ... Епископа Иова ты не знаешь, повторяешь чужие слова о нем и бранишь — очень резко! Грех! — Делай немедленно три поклона. — Иов — огромная сила воли! Я его мало, но знаю... Он счел ниже своего достоинства оправдываться. — «Если не нужен, прощайте!» Итак, беру с тебя слово, что не будешь подражать разным брюзгам... А прочитай брошюру об еп. Иове, посмотри, с каким великим достоинством этот безграмотный мужик вел себя на суде! — У меня не доставало бы такого такта, я наговорил бы разностей и испортил бы все. — А у него — ни одного лишнего слова! И в его поведении никто не отыскал ничего дурного... И за это два года безропотной тюрьмы! Он только за эту брошюру заслуживает епископства! Вчитайся только в нее повнимательнее, а не по-поповски — со злорадством. Если бы епископа Иова сразу с любовью и доверием встретили, если бы создали около него эту атмосферу любви, — это был бы драгоценный человек и для Уфы. — Лучше псех к нему отнесся владыка Вениамин; и за это Иов был благодарен и написал мне по этому поводу. К сожалению, 239 бес оказался сильнее — и епископ Иов уехал. Я думаю, что он уехал на Кавказ — в горы, куда он просился, когда был у меня в Кзыл—Орде... Еп. Иов — в 17—18 лет (в 1911—1912 гг.) жил на Кавказе с одним отшельником Иоспером — в яме, где я их и нашел. Таков он был... 12.7.1928 6. ... Милое чадо! И в последнем письме ты пишешь, что «дурные слухи» идут о некоторых епископах... Не верь, родная, ничему не верь! Даже если сама «почти» увидишь, так этому «почти» не верь! Так на слухах, на сплетнях вырастает великое зло! Почитай жития святых! Все они были оклеветаны в большей или меньшей степени. Я не считаю еп. Иова святым, но от его обвинителей не могу добиться хоть сколько-нибудь сносных сведений о том, что он такое сделал. А в 55 лет верить слухам я не могу, ибо я с 18 лет подражал апостолу Фоме и слухам никогда не верил. У меня правило, что если 1000 человек меня обманут, то у меня нет никакого основания не верить 1001-у. И ты руководись этим правилом. Господь да укрепит тебя! , 17.8.1928 7. Господи, благослови. Возлюбленные о Христе братья! Вы задаете мне несколько вопросов об устройстве церковной жизни. Спасибо вам всем за доверие ваше. Да, страшное и ужасное время мы все переживаем, когда ложь и обман царствуют и торжествуют свою победу на земле. Дыхание антихриста так и чувствуется во всех углах нашей жизни. От этого антихристова дыхания не остерегся и митрополит Петр Крутицкий. Но потом он раскаялся и теперь находится в далекой ссылке. А что касается обновленцев и митрополита Сергия, то они вполне поклонились тому зверю, о котором говорит святая книга Откровение Иоанна Богослова. Прочитайте 240 тринадцатую главу. — И обновленцы и митрополит Сергий исполняют только волю и приказания безбожников. И этого вовсе ни от кого не скрывают, а даже пишут в своих «Декларациях». Поэтому всякий истинный сын Церкви должен бежать от этих христопродавцев без оглядки; и все истинные чада Церкви должны основать свои приходские общины, свободные и независимые от христопродавцев-архиереев. А несомненно, что все архиереи, кто подчиняется митр. Сергию — все отреклись от народа церковного и служат безбожникам и только развращают верующий народ. Поэтому нужно исполнить заповедь из Откровения Иоанна Богослова: «Выйди от нея, народ мой, чтобы не участвовать вам в грехах ея и не подвергаться язвам ея» (Ап. 18, 4). Нужно, чтобы все священники приходские — были выборные, а не назначенные. Нужно, чтобы все священники дали подписку всем приходским советам, что без ведома приходского совета делать ничего не будут. Нужно, чтобы и епископы были избраны народом за их благочестивую жизнь, а не пьяницы и христопродавцы, которых назначают обновленцы. Вот, братия, исполните это, и тогда исправится ваша жизнь. Господь да поможет вам. Грешный богомолец Епископ Андрей Августа 18 1928 г. 8. ... Убеди ты отца Гермогена, чтобы он не колебался и твердо шел служить св. Церкви — нашей православной, страждущей. Старообрядцы — все люди, знающие, кому они служат и как; а наши, несчастные никониане, — как стадо распуганное! — ничего не знают и ничего не понимают. Милая моя! Помолись и убеди отца Гермогена, чтобы был настоящим «Гермогеном», и не Иваной И ноновной. Обрадуй его моей большой радостью. — Некий Борис Владимирович Подвицкий, бывший редактор «Старообр. 10—1424 241 Мысль» (а может быть, только сотрудник, не помню), убежденный старообрядец и очень просвещенный человек, решил идти в монахи и именно в Уфу, потому что только в Уфе хотя намечается подлинная церковная работа. В середине сентября он приедет в Сатку к еп. Руфину; вот и отец Гермоген должен непременно к тому времени быть священноиноком и служить в Шинга—Куре. Там отец Григорий Щетинин, который с радостью возьмет его в сотрудники. 24.8.1928 9. ...Господь послал мне вчера великую радость. Я получил два письма: твое и А.И. Зелинской... Последняя уже на свободе, хотя страшно голодна!.. А ты, — ты пишешь свои большие радости! Вот я и с большой радостью пишу тебе. Радуюсь, что ты на службе. Радуюсь за Анюту и еще больше за твоих братьев и Катю. А здоровье-то все-таки у тебя вовсе неважное! Дедушке это великое горе. Скажу тебе секрет, который почти никто не знает: когда мне было 25 лет и я был инспектором семинарии, то доктор и у меня находил хрипы в легких... Вот я и дохрипел теперь до 60 лет! Так что ты береги себя, но — слава Богу за все! 20.2.1932 10.... Брату Августину напиши, что я получил от Господа великую милость: на другой день после твоего отъезда я получил святые Дары от Старообрядческого Велокриницкого духовенства. — Это для меня было вполне неожиданно; и, значит, раскол, как раскол, — идейно кончен! Для этого одного стоило делать революцию. Скажи Августину, чтобы твердо определил свою церковную позицию. Тогда сразу займем и определенное положение. Так я его и буду всем рекомендовать. 4 октября с.г. я буду праздновать юбилей моего 25-летнего епископства. Помолись обо мне!.. 23.9.32 242 11. 1932, октября 27 N 1799 СПРАВКА Дел об увольнении Архиепископа Андрея от епархиальной службы на покой и о запрещении ему священнослужения, а равно и о деяниях его в пределах Туркестанской епархии в 1924—1925 гг. в архиве канцелярии Московской Патриархии не имеется и справки из них сделать нельзя. Управляющий делами Патриаршего Священного Синода Питирим, А. Дмитровский М.П. Точность копии удостоверяю Епископ Андрей 1932, н. 5 12. ... Да неужели ты не знала до сих пор о силе и значении молитвы?!.. Молись и молись! Молитва — это наше дыхание и жизнь! Я только молитвой спасся от бесчисленных искушений и падений! — Наш Гоголь говорил, что при убожестве нашего духовенства, при отсутствии проповеди церковной, чувство братства в русском народе только и воспитано богослужением. — А вообще в чувстве братства весь смысл жизни. Молитва — это вселение Божией благодати в души человеческие. О грешных мыслях и оскверняющих чувствах прочитай в послании апост. Павла к Римлянам, гл. 7, ст. 14 и до конца главы. — Это место выучи наизусть, — так оно для тебя важно. Вообще, детушка, — завещаю тебе: ежедневно с карандашом в руках прочитывай главу Нов. Завета. Так меня научил делать батюшка, отец Иоанн Кр-ий. Карандашом отмечай те места, которые будут более интересны. Наиболее интересное учи наизусть, как делают баптисты. Непременно достань молитвенник; выпроси хоть у Аннушки. — Непременно молись утром и вечером. — В 243 вечерних молитвах есть последняя — преп. Иоанна Дамаскина. Там сказано: Господи, или хощу или не хощу, спаси мя. — Выучи эту молитву, хоть и не сразу... ... Очень радуюсь, что тебе Господь послал образ преп. к Серафима. — Это и мой тоже любимый святой. Молись ему и о себе и обо мне. Кстати, не верь никакому слуху, что кто становится старообрядцем, тот должен забыть о святых таких, как преп. Серафим или Тихон Задонский, — Никогда! — И я старообрядец, но люблю преп. Серафима всею душей. —Но что святые никогда не были безгрешными, — это несомненно. Сам ап. Петр очень ошибался. Ошибался и преп. Серафим, но это не мешает ему быть великим праведником... 1932, декабрь 13. ... Едва ли мне придется тебе писать еще раз перед 3 апреля. Поэтому от всей души с наступающими светлыми днями. — Радуйся! Радуйся вечной радостью, которую принес нам Воскресший. — Помни: норма нашей жизни в воскресеньи, а не в могиле... Могила — это ненормальность, нарушение нормы! 12.3.33 14. ... Разумеется, ты еще далеко не идеал... Но возьми подвиги большой и будешь гораздо ближе к идеалу!.. А если испугаешься подвига, — то приучишь себя пугаться и пустяков. Дебора не просто божественная. Она именно характерна этим, что имела активный темперамент и активно боролась со злом. Она взяла на себя огромный подвиг очистить свой народ от зла, и Бог помог ей в этом подвиге. Мне в твоем характере и нравится то, что у тебя нет скверных компромиссов со грехом. И Господь да укрепит тебя быть такою до конца... Ветхозаветные войны были грешные и святые; — святые — благословлялись Богом потому, что это были войны против зла, для истребления зла. Тебе это трудно понять, я понимаю после того, как слышал неповторимые, безмерно 244 отвратительные слова, оскорбляющие Бога, пресв. Богородицу. Так вот червяка, ползущего по дороге, я жалею и никогда его не раздавлю, — а всегда сажу его в безопасную травку; а этих богохульников я способен был в 1927 году убить без всякого раскаяния, ибо я уничтожил бы отвратительный язык, способный только на зло. Прор. Илья, величайший святой, так собственноручно уничтожил несколько сот хулителей имени Божия. Но нам Ново—Заветным христианам это трудно понять... 17.4.1933 15. Копия Ознакомившись с обстоятельствами церковной жизни в Баш. республике и признав посвящение хор-епископа Варфоломея — деятеля еп. Руфина — канонически оправдываемым и для Церкви полезным, признаем его, Варфоломея, своим собратом и канонически полноправным епископом св. Апостольской Церкви, Епископ Андрей, Епископ Никита, Епископ Лазарь. 1933 г. апр. 30 16. ... Ты хочешь успокоить меня, что от моего дела не отойдут мои последователи... Помни, что я делаю только Христово дело, а не свое. И ты делай только Христово дело, а не мое. Если я буду гнуть какое-нибудь сумашествие, то будь от меня подальше; но именно своего-то у меня ничего нет! Я только хочу сохранить свою совесть чистой и всякий шаг мой оправдываю я не своими умышлениями, а священным Писанием или свят. отцами... /май/ 1933 245 ПРИЛОЖЕНИЕ П МАТЕРИАЛЫ К ИСТОРИИ СЪЕЗДА ПРАВОСЛАВНЫХ СТАРОЦЕРКОВНИКОВ в Уфе 3—6 октября 1927 года I В ЦЕРКОВНО—ОБЩЕСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ СОВЕТА ТИХВИНСКОЙ СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ ОБЩИНЫ членов Отдела оного Павла Петровича Агафонова и Михаила Ивановича Бриллиантова Доклад В полночь на 1/14-е октября с/г мы прибыли в Уфу. В этот же день, вечером, состоялось собрание членов церковного Совета Казанской старообрядческой общины в г. Уфе, при участии еп. Климента и нашем присутствии. На собрании Совета было заслушано сообщение, что 2/S сего же октября открывается съезд (Собор) в г. Уфе, при участии еп. Климента и нашем присутствии. На Собрании Совета было заслушано сообщение, что 2/5 сего же октября открывается съезд (Собор) в городе Уфе последователей Архиепископа Андрея Уфимского по прилагаемой при сем программе под названием «Извещение». В пункте 6-м означенной программы поставлен вопрос: «Епископ Андрей и его отношение к старообрядчеству», на основании которого Уфимский Совет общины полагал, что своевременно с нашей стороны войти в официальные сношения с последователями Архиепископа Андрея и возбудить 246 вопрос о мире и объединении обеих церквей, так как Архиепископ Андрей давно уже занят этим вопросом. Ввиду сего и применительно к 103-му правилу Карфагенского Собора (по полн. перев.) Совет общины постановил написать обращение к их съезду (Собору) и предложить им войти с нами в переговоры по вопросу объединения обеих церквей. После долгих и детальных обсуждений этого вопроса было составлено «предложение» на имя епископа, последователей Архиепископа Андрея, а также заготовлены и два проекта: на случай переговоров и соединения: «Постановление» и « Акт примирения» (см. прилож. NN 2, 3 и 4). И вместе с тем постановлено внести еще два доклада: «О незаконности клятв Соборов 1656-1667 гг. и о законности Белокриницкой иерархии» (см. прилож. NN 5 и 8)*. В субботу 2/15 октября один из нас (М.И.Бриллиантов), в присутствии еп. Климента и И.И.Шароватова имел свидание с епископами: Аввакумом и Руфином. На этом свидании вопрос главным образом касался образования самостоятельной их ни от кого не зависимой областной митрополии, или просто «автокефальной Церкви», хотя бы и возглавляемой архиепископом, что они имели возможность сделать, так как они находятся в отдельном союзном государстве «Башреспублике». Предлагалось также с нашей стороны оставить после съезда (Собора) исполнительный комитет, под именем «Совета Собора». Не отрицая последнего предложения, еп. Аввакум, ввиду неподготовленности к первому предложению, находил со своей стороны оставить первый вопрос открытым. В воскресенье 3/16 октября мы имели свидание с теми же двумя епископами — Аввакумом и Руфином и другими участниками съезда. В этом свидании принимали участие с нашей стороны еп. Климент и ИИ.Шароватов. Вопрос главным образом касался объединения. По вопросу автокефальной церкви их в Башреспублике, нами было * К сожалению, этих приложений мы не смогли обнаружить. —Авт. 247 указано 38 прав. VI-го Вселенского Собора и толкование на это правило Вальсомона, а также и другие соображения по этому вопросу, но еп. Аввакум оставался на той же платформе нерешительности, между тем как еп. Руфин и некоторые члены съезда находили такое предложение приемлемым. Открытие Съезда (Собора) их прозошло 3/16 октября после вечерний и молебна Святителю Николаю. 1. Здесь же, при открытии Съезда был постановлен и порядок занятия Съезда (Собора): с 9 до 2 час. дня заседание комиссии, с 2 до 4 час. перерыв, а с 4 до 10 или 11 часов вечера пленарное заседание Съезда. В числе других комиссий Съезда образована старообрядческая комиссия, состоящая из 40 членов. Накануне открытия Съезда нами был предложен проект открытия Съезда, в котором касался вопрос об автокефалии их Церкви (см. прилож. N 7), но еп. Аввакум таким нашим предложением не воспользовался. В понедельник 4/17 октября вне очереди было заслушано предложение Церковного Совета Казанской Старообрядческой Общины города Уфы. Предложение Совета было поддержано нашим еп. Климентом и И.И.Шароватовым, но в чем принимали участие и мы, указывая на полезность единения при соблюдении с обеих сторон чинопос-ледований, преданий и обрядов апостольской Церкви. После долгого обмена мнений Комиссия сочувственно отнеслась к предложению Церковного Совета Казанской Общины и постановила в первую очередь внести на пленарное заседание Съезда в тот же день. И Комиссия точно выполнила свое постановление. Выслушав предложение Церковного Совета Казанской Старообрядческой Общины г.Уфы и заключение старообрядческой Комиссии, Съезд единогласно постановил: предложение принять и избрать для переговоров по этому вопросу особую полномочную комиссию, которая уполно-мачивается вести переговоры по вопросу объединения с Церковным Советом Казанской Старообрядческой Общины г.Уфы как во время заседаний Съезда, так и после заседаний 248 по. Комиссия эта состоит из духовенства и мирян из 5 ч ненов, трех кандидатов и в эту же комиссию входят все епископы: Аввакум, Руфин+ Антоний и Питирим. Во вторник S/18 октября в заседании особой полномочной Комиссии, в которой принимали участие еп. Руфин, наш еп. Климент, И.И.Шароватов, присутствовали и мы. Здесь были детально рассмотрены проекты: •Постановление» и «Акт примирения», а также и доклады о незаконности клятв Соборов 1656-1667 гг. и о законности Ьслокриницкой иерархии. И после длительного обмена мнений Комиссия постановила проекты «Постановление» и «Акт примирения» предложить Съезду принять к руководству; доклад о законности Белокриницкой иерархии принять к сведению; а доклад о клятвах 1656-1667 гг. признать правильным, клятвы и Соборы незаконными и их отвергнуть. Все это было принято единогласно, за исключением лишь слова «незаконности» Собора 1667 г., почему один член Комиссии Н.Н.Першин остался при особом мнении — клятвы и Собор 1667 г. согласился отвергнуть, но удержать законность за Собором 1667 г., так как он был, и поэтому он Собор законный, действительный. Хотя такое особое мнение Н.Н.Першина не имеет никакого существенного отношения к делу объединения, но оно, как особое мнение, было занесено в протокол заседания Комиссии. Ввиду важности и сложности обсуждаемого вопроса, Комиссия не имела времени составить доклада планарному заседанию Съезда этого дня, так как эта особая полномочная Комиссия работала без перерыва, вплоть до открытия пленарного заседания. Доклад Комиссии по этому вопросу будет внесен на обсуждение пленарного заседания Съезда в среду 6/19 октября. В конце заседания означенной Комиссии нами снова был возбужден вопрос об автокефалии их Церкви в Башрео публике, при этом, кроме 39 пр. VI-гo Вселенского Собора и толкования на него Вальсамона, было указано Комиссии не только на пользу их Церкви, но и необходимость в деле объединения; так как такое самоопределение их Церкви 249 гарантирует нас, что мы имеем дело только с ними одними, а не с другими их расколами. Заканчивая настоящий доклад, мы не можем не высказать некоторых своих впечатлений о делах первого делового пленарного заседания их Съезда. Первым докладом на этом заседании был доклад священника Уфимской Монастырской церкви о. Симеона. В докладе о. Симеона трактуется о разделении последователей Никона. Из этого доклада видно, что Церковь их находится в раздоре, что она разделилась на четыре части: «тихоновцев», «обновленцев», «борисовцев» («Высший Церковный Совет») и их «андреевцев». Доклад ясно охарактеризовал первые три отдела их Церкви, точно установил их раскол и мотивы их разделения, почему особо ценен этот доклад (см. прилож. N 8). Второй не менее важный доклад еп. Аввакума. В этом докладе трактуется «о местной церковной жизни», «о клерикализме церкви», о давлекановском еп. Иоанне (тихоновцы), о воцерковлении народа и пути его исправления и, причем, при этом докладе еп. Аввакума приложены «Декларация православных старообрядцев» и «Устав Союза объединенных православных приходов» (см. прил. N 9). Особенно важно в этом докладе еп. Аввакума о выборных правах Церкви и даже переизбрание в данный момент епископов и клира, чтобы таким путем сплотить паству с пастырями, словом, еп. Аввакум выражает желание и даже требует этого, чтобы народ принимал вместе с пастырями самое живейшее участие в делах Церкви и в чем он находит единственный путь к восстановлению церковной жизни. Такое требование еп. Аввакума нисколько не расходится с жизнью апостольской Церкви, каждое «душа и сердце бе едино было» у пастырей и пасомых, оно не расходится с пожеланиями и нашей св. Церкви, которая стремится к тому , стремится к восстановлению в нашей св. Церкви именно этого древнего уклада жизни церковной. Оставляя г. Уфу, мы считаем себя счастливыми, что мы имели возможность не только ознакомиться с епископами, 250 последователями Архиепископа Андрея Уфимского, но и привнести в среду их те церковные взгляды, которые открывают широкий путь к общему нашему единению, на основании твердых церковных устоев: чиноположении, преданий и обрядов св. Церкви. Председатель Совета: П.П. Агафонов Секретарь: М. Бриллиантов 11/24 октября 1927 г. П ДОКЛАД О МЕСТНОЙ ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ В этом докладе я собираюсь изложить главнейшие причины разложения вашей Уфимской церковной жизни, а также по возможности указать и выход из создавшегося положения. Падение нравственности духовенства Если мы станем изучать современную церковную жизнь, то мы наткнемся в ней на три очень большие ненормальности: первая из них и самая темная — это удивительное падение нравственности среди духовенства: пьяное, продажное, безбожное духовенство — это самое распространенное, обычное явление в нашей жизни, — настолько обычное, что к этому, кажется, все привыкли. Гак что молитвенно настроенный, твердый в убеждениях и любящий свое дело батюшка — это изумление для самих верующих. Теперь всякий священник имеет целую массу наблюдений по этому поводу, да и для всякого верующего эти факты общеизвестны. Всем, думаю, известно «житие» обновленческого епископа «Зосимы Александра», которое теперь стало «притчей во языцех» и который был одним 251 из первых, попавших на этот печальный путь, а сейчас по нему катится целая волна несчастных. Мне невозможно останавливаться сейчас на Уфимской, в частности, епархии, где непробудное пьянство, утерянные кресты, пьяное духовенство в канавах и отреченное от священства, двуженство — все это совершается на ваших, так сказать, глазах и в близкой нам епархии. Про это ходят целые анекдоты и целые легенды. Вспомним это для того, чтобы найти причины этого явления для борьбы с ним. Главнейшие причины этого явления можно искать только в прежнем положении Церкви, только распутинские синоды могли создавать людей, столь растерявших всякое дело, какое им прикажут, готовых на все за кусок хлеба, выдвинули эту ; кучу людей, показавшую теперь свой подлинный образ. § Такой страшный остаток пережитого времени, с которым нам теперь приходится считаться, может быть, в жизни ближе всего. Клерикализм и папизм а) митр. Сергий Второй, но может быть, самый грозный факт нашей жизни — факт, в котором кроются корни многих наших церковных разделений, — это опять-таки зло среди нашего духовенства, главным образом, высшего: это удивительное падение клерикализма и даже истинного цезаро-папизма. Стоит только присмотреться сейчас, например, к деятельности митр. Сергия: его беззакония, без суда, запрещение еп. Андрея, явная клевета, которую он распространяет на него в своем послании к Уфимцам, вообще все его вмешательства в дела Уфимской епархии, его беззаконное запрещение целого собора епископов, собравшихся в Москве и учредивших временный Высший Церковный Совет, наконец, создание того страшного Синода, который мы наблюдаем теперь у него в Москве, созданного при полном презрении к самомалейшим принципам соборности, созданного из бывших деятелей распутинских синодов, —- мало того, из них сам Сергий 252 успел уже побывать в «Живой Церкви», Филипп уходил в раскол и отрекался от православия, а теперь правит Московской епархией. Сейчас Сергий открыто признает свое единоличное «возглавление Российской Церкви», а Синод имеет лишь значение вспомогательного органа лично при мне... полномочия Синода проистекают из моих и имеете с ними падают, заявляет он. Таков этот новый Синод, таковы аппетиты самого Сергия. Он сумел, презирая каноны церковные, захватить власть, беззаконно распоряжаться ею, сделав себя единоличным главой русской Церкви, вызвав эту кощунственную ересь, как пишут епископы, признающие временный Высший Церковный Совет. Сергий назначил себе подходящий Синод и теперь царствует, бесцеремонно захватив права и позабыв все свои обязанности. б) об Иване Епископе Давлекановском Таковы центральная власть, таковы и ее последователи, ее выразители здесь на местах. Мне теперь, может быть, и следовало бы остановиться подробнее на деятельности местных епископов, но на этом останавливался достаточно подробно Архиепископ Андрей в своих многочисленных словах, посланиях, проповедях и т.д. и я только отмечу вкратце, для уяснения дела, а не для разбирательства его, которое производить не приходится, отмечу, что еп. Иоанн после 1923 года отрекся от своих прежних взглядов на церковную жизнь, обманув своего учителя, затем отрекся и от патриарха, очень остроумно отделив Святейшего Тихона от «тихоновщины», собрал всех бывших живоцерковников и обновленцев, учредил из них Епархиальное Управление и стал проводить в жизнь обновленческие идеалы, прикрываясь именем староцерковника. Народ поверил ему сначала, пока еще нельзя было уяснить, но затем стал отходить и требовал себе новых епископов, почему и были поставлены епископы Антоний, Руфин, Питирим. Когда же еп. Иоанн убедился, что народ от него отходит, тогда начал употреблять обычные на этот счет приемы древних еретиков, начиная с запрещений, ана- 253 фемствований соборов и кончая клеветой доносов и используя все средства, которые могут быть в руках озлобленного епископа, могущего влиять и толпой народа и кое-какими другими средствами. Не довольствуясь этим, еп. Иоанн сумел настолько утвердиться в Уфимской епархии, что, когда возвратился сюда еп. Андрей, то ему негде было даже помолиться Богу: от всех священников были заранее отобраны подписки о том, что они не могут иметь общения с еп. Андреем. Только уже церковный народ через голову еп. Иоанна передал свои храмы архиеп. Андрею, так как храмы властью были переданы все-таки народу, а не еп. Иоанну. Мало того, еп. Иоанн совершил такое же беззаконное захватничество и в Старо-Уфимской епархии и в то же время, когда я был в ссылке, он занял храмы, поставил туда настоятелями священников, упорно не желающих признавать меня своим епископом, а когда я в июле месяце 1926 года возвратился из ссылки и по приглашению общин стал служить, то оказалось, что он и храмы-то зарегистрировал за собой, настоятелей и народ восстановил против меня, а в самый день службы моей прибыл в храм, учинил скандал, так что две прихожанки жаловались, что он им заехал в физиономию, ворвался в храм, служил, а затем я же по его проискам должен был отвечать. Эта борьба характерна тем, что она является борьбой между еп. Иоанном вкупе с его духовенством, связанным обетами и подписками, и народом церковным, который в массе своей настроен и сейчас всецело против еп. Иоанна. Как на характерный случай укажу на свой благовещенский приход, который, когда разделяли храмы, разделился и в таком виде у нашего прихода было около 800 душ мирян, за еп. Иоанна — 50 человек: правда у него осталось больше монахинь, но это потому, что игуменья, влияя на артель, лишила пайка всех тех старых монахинь, которые не захотели подчиняться беззаконию еп. Иоанна: и однако, несмотря на все эти лишения, которые так старательно придумывали эти люди, ненавидящие народ церковный и не желающие с ним считаться, — около 70 монахинь ушли 254 от игуменьи. Удивительное презрение в этом отношении высказано этим течением к народу: в этом отношении здесь полное сходство с обновленчеством и прочное обоснование клерикализма: здесь духовенство организуется как бы в самостоятельное сословие, которому надлежит управлять народом, а не служить ему, помогая самому организовываться и работать. Сам еп. Иоанн буквально командует своими приходскими Советами безо всяких собраний и советов назначает и смещает состав Советов, так, когда Иверский приход при моем возвращении пригласил меня служить, то еп. Иоанн сейчас же прислал протоиерея Будкина, захватившего сейчас Иверский храм, смещает и расформировывает весь состав приходского Совета и ведение делами общины передает одному лицу. Так потом это и прошло в жизнь у него в общины. На этот факт я прошу обратить особое внимание собрания. Сейчас обновленцы старательно проводят в жизнь эти остатки пережитого несчастья русской Церкви, они всеми силами стараются создать из прихода, из Церкви создать учреждение — это во-первых, а во-вторых, водворить там священника в виде какого-то самостоятельного управляющего. Они добиваются того, чтобы председатель Совета был священник, чтобы вся деятельность была в его руках, даже чуть ли не того, чтобы и храмы-то были переданы лично им, в их пользование, как это происходит о предприятиями и таким образом, стремятся изгнать всякое церковное начинание, всякое дело церковное: они фактически не веруют и отрицают Церковь, просто изгоняя ее. Так происходит главным образом и наиболее ярко у обновленцев (напр., Покровская церковь); то же повторяется у еп. Иоанна — Ильинская, Троицкая церковь и другие. Такая же война между народом и епископом идет особенно ожесточенно в Златоустовской епархии и (прошу на это обратить внимание) там поразительно то, что там всего только один еп. Николай, а народ все-таки ушел от него и там народ в массе своей народ религиозный. Здесь в Уфе упрекают нас, что мы епископы, произвели 255 разделение, что все разделение лежит в нас, епископах, только. Но пример Златоустовской епархии — характерный пример: там у еп. Николая разделения не производят, а народ от него уходит: по слухам более двух третей приходов от епархии от него ушло; в самом Златоусте у него якобы остался один храм... Интересно спросить, почему народ уходит, стоит поговорить с златоустовцами и вы убедитесь, что дело в самом еп. Николае. Народ сам себе ищет твердого в убеждениях и любящего свое дело епископа, а еп. Николай только и делает, что склоняется от течения к течению, а над народом хочет господствовать, как и все сергиевцы. Я еще раз подтверждаю, что этот пример с ясностью говорит, что среди самого народа идет сейчас огромное, массовое искательство к устроению церковной жизни: народ если не понял, но чувствует неправославные, но папистско-клерикальные, гонителвные тенденции духовенства и ищет чего-то другого, ищет более справедливых форм церковной жизни, проще говоря — ищет православия, лучше сказать — право-жития. Так, в Златоустовской епархии нельзя сказать, что Андрей или Аввакум произвели разделение, потому что народ не идет с нами: больше того, там совсем народ не знает, за кем идти: они всюду бросаются и в Самару и там признают себе епископа, затем в Сарапуль и т.д., всюду отыскивая, а наше течение не признают, потому что сбиты с толку и в массе своей не пришли к сознанию, что им как раз нужно то, что ищет и наш народ, что строит сейчас — это именно церковно-приходская жизнь. Итак, раздел между народом и духовенством несомненно существует и возникает не только из разделений между епископами. Мы, видя причину этого явления в том, что на нашу почву переносят католические взгляды на епископа, как на князя церкви и эти взгляды проводят, конечно, сами епископы и проводят его обновленцы, а затем и сергиевцы. Конечно, эти взгляды не могли зародиться у нас теперь, при Сов. власти, но, очевидно, это остатки той же прежней распутинщины, построения синодов того времени. Итак, мы усматриваем важнейшими виновниками этого 256 I зла опять-таки деяния прежнего распутинского Синода. Третье зло — малая воцерковленность народа Третий важный изъян нашей церковной жизни — это малая воцерковленность нашего народа. Об этом много говорить не приходится, так как писалось и говорилось очень много. Конечно, это прежде всего, несомненно, остатки прежнего времени, а затем и отпадения последнего времени, которые происходят на глазах у всех нас и о которых мы все отлично знаем. Таковы главнейшие беды нашей церковной жизни. Пути исправления После рассмотрения важнейших недостатков нашей церковной жизни мы должны перейти к вопросу о строительстве церковном. Такие факты, как страшные расколы Церкви Русской во всероссийском масштабе, отступления огромного количества приходов, даже целых епархий от своего епископа, явно цезаро-папическое устройство жизни, нравственное разложение духовенства, наконец, огромное влияние антирелигиозной пропаганды требуют от нас очень осторожного и продуманного подхода к делу. Мне думается, что единственно правильный путь борьбы с этими ужасающими по своей силе, разлагающими церковную жизнь, факторами, — это то строительство церковной жизни, на котором мы сейчас на известной степени стоим. Первый шаг — перевыборы духовенства Излечение должно искать в совершенной перемене своих взглядов на церковный народ и его деятельность. Церковность, соборность должны занять свое место в жизни. Церковь как общество верующих должно быть восстановлено в его полной силе и ему должны быть даны принадлежащие ему права. Итак, что же нужно? Перевыборы пастырей Прежде всего должны быть осуществлены выборные 257 права Церкви. Прежде всего приходы должны действительно себе избрать достойных пастырей, которые бы знали свои обязанности. Все же недостойные пастыри должны быть лишены доверия и, так сказать, остаться вне церковной жизни. Этим приемом будет достигнута возможность избавиться от негодного в нравственном отношении и непригодного по церковным взглядам элемента. Перевыборы архипастырей Но этого мало: нужно для всей нашей жизни такое же отношение и к архипастырям. Епископы должны непременно быть переизбраны и таким образом окажутся лишенными доверия те из них,, которые ведут войну или командуют своей паствой или еще почему-либо неприемлемы. Такая постановка дела повсеместно могла бы сыграть огромную роль именно теперь. Это было бы грандиозное очищение Церкви от всех тех отбросов, которые остались после переваривания церковным народом пищи, полученной еще во времена распутинские. Нужно в этом отношении дать права голосу Церкви, голосу самого церковного верующего народа. Епископы обновленческого или полуобновленческого (сергиевского) течения очень боятся такой постановки дела, т.к. они, действительно, не имеют за собой никакой церковной поддержки, никакого церковного голоса и не пользуются никаким доверием: но они в существе дела просто отрицают Церковь, как общество, имеющее огромные права и обязанности, совершенно почти утерянные в ужасное время всего петербургского периода русской жизни. Такой должен быть первый шаг в деле восстановления церковной жизни. Второй шаг — увеличение епископий Второй шаг должен выразиться в восстановлении древнего взгляда на количество епископов и размеры епископий. По этому поводу я распространяться не буду 258 и отсылаю желающих к прекрасному труду историка Болотова: «Лекции по истории Древней Церкви» ч. 3-я. Вот что по этому поводу пишет история: Латинская Африка занимала 347.000 кв. км, что равняется нашим 7 губерниям (Тверской, Ярославской, Костромской, Нижегородской, Московской, Владимирской, Калужской). На этой территории в 484 г. было не 7 и не 14 (если считать наших викариев), а 454 епископа и 764 кв. км на епископию... В таком случае придется на площадь Новгородской губернии 16 епископий, Тверской — 85, Петроградской — 79, Московской — 49, и это не крайний предел густоты епископий... «От центра до крайнего предела епископий существовало расстояние не более полутора часов езды по грунтовой дороге» ... «без большой погрешности можно принять, что на епископа приходилось 10 (редко 15) тысяч населения», вот какое было устройство в этом отношении в одной из областей. Здесь действительно, хотя немного доступно исполнить завет Христа: «Пастырь знает овец своих по имени» (Ев. Иоанн), а при нашем теперешнем устройстве, конечно, совершенно невозможно делать какое-либо церковное дело. Я знаю места, где епископ уже не бывал 7 лет. Там умирают, не видав ни разу епископа. Какое же возможно понятие о Церкви, если без епископа нет и Церкви, а тут его как раз и нет совсем. Итак, в наше время должно быть хотя какое-нибудь приближение к этому, действительно церковному, порядку вещей. В петербургский период жизни церковной, когда кпископ должен был быть подобием губернатора и пользоваться полицией для осуществления своих приказов и указов, такое строительство, как теперь, было допустимо и, может быть, удобно, а теперь епископ должен стать надзирателем в самом практическом и деловом смысле слова, а потому в ведении его должно быть столько приходов, чтобы у него хватило сил быть полезным епископом для всех верующих своей епархии. Так наш съезд должен высказаться за увеличение числа епископий, как за необходимую меру 259 улучшения церковной жизни. Третий шаг к устроению церковной жизни. Приходские Советы Третий чрезвычайно важный шаг к выправлению церковной жизни, это правильный взгляд на роль и место в жизни общины Приходского Совета. Как самая церковная жизнь, так и те обязанности, которые принимают на себя лица, возглавляющие общину, должны иметь несколько, так сказать, «центров» своей деятельности. Так прежде всего община получает имущество, за которое она отвечает, — следовательно нужны два, три ответственных лица, которые бы могли следить за ним, за состоянием храма (ремонт, удобства богослужения, починка риз и т.д.). Это составляет так называемый ПОДОТДЕЛ ПОПЕЧЕНИЯ О ХРАМЕ. Так как община должна заботиться о богослужении и о проповедничестве, одновременно являясь ответственной за содержание проповедей, то должен быть и подотдел «Культурно-просветительный» — пункты «а», «б», «в» пар. 3 договора, думая, что тоже два—три человека. Подотдел церковного суда. Дисциплинарный. I Кор. и блг. 1—9 ст. Далее, так как община бывает принуждена устранять негодных членов, а с другой стороны, совершать таинства крещения и брака или священнослужения, которые часто требуют разбирательства дела, то должен быть подотдел церковного суда (пункт 5 нормального устава), состоящий тоже из 2—3 человек. Подотдел финансовый. Затем при сложности церковного денежного ведения трудно иметь одного только казначея. Необходимо лицо для постоянного пребывания за денежным ящиком, нужен тоже подотдел финансовый из 2—3 лиц. Подотдел благотворительный. Рим. 4, 10, 15—18; Рим. 16,1—2. Наконец, из самого понятия церковного дела 260 там необходимо существует благотворительность и следовательно нужен подотдел благотворительный, который заведует этой частью церковной жизни. Таким образом, каждый из этих подотделов является ответственным как перед избравшей его общиной, так и перед своей властью, на ту часть церковной жизни, которая ему вручается общиной, перед которой он и должен ежегодно отчитываться в своей деятельности. Само собой понятно, что в важных случаях церковной жизни эти подотделы устраивают свои объединенные собрания, это и. есть Приходской Совет, председатель которого и является главным и ответственным лицом за всю приходскую жизнь общины. Таким образом, очевидно, что Прих. Совет должен иметь достаточное количество членов, чтобы жизнь общины протекала нормально, чтобы каждый из подотделов совершал свою работу без упущения. Конечно, нужны специалисты по всем этим отраслям, ибо люди, ведущие хозяйство храма (имущество) часто очень мало сведущи в проповедничестве или наблюдении за ним, а более образованные, например, чтобы стоять за свечным ящиком и т.д. И, таким образом, каждый подотдел непременно должен знать и делать свое дело. В сущности вся эта деятельность подотделов предусмотрена (по крайней мере, намечены вехи ее) «Нормальным уставом» и «Договором», т.е. самим Сов. законодательством и таким образом это наше построение Прих. Совета вытекает из самого этого сов. законодательства. Таков должен быть состав и деятельность Прих. Совета. Конечно, из смысла этого вытекает, что председателем его должен быть мирянин, что он должен быть лицом очень ответственным, а потому и достаточно развитым. Четвертый шаг к устроению церковной жизни Следующий этап в устроении церковной жизни — это организация «Союза Приходов» или «Объединений Приходов». Каждый отдельный приход существовать как 261 совершенно отдельный от других не может, он связан с другими, а в теперешнее время эта связь сама собой увеличилась и вот почему. Один приход сейчас почти не имеет возможности избавляться от своих недостойных «батюшек», да и сами эти изгнанные переходят из прихода в приход, унося только раздоры и сами уже невольно являются объединяющими звеньями. Избавиться от такого элемента возможно только при устройстве «Окружных объединений». Практика жизни сама показала и ввела в жизнь это требование. Кроме того, и другие стороны церковной жизни тоже ведут к тому же, к необходимости таких объединений. Например, должна же лежать на ком-нибудь ответственность за деятельность округов перед Сов. властью. Таким ответственным лицом и становится «Совет Союза». Такое объединение почти в полной мере предусматривает и сов. законодательство (инструкция в «Известиях» от 23 апр. 1923 года). Там пункты 6 и 9 говорят о возможности съездов приходов и о возможности устройства (п. 8) ответственного органа, именно: «Совета объединенных приходов» (С.О.П.) и являются связующим органом всех приходов, входящих в союз и ответственным за всю их «Союзную жизнь». Очевидно, по самому смыслу, что структура и деятельность такого совета вполне совпадает со структурой и деятельностью каждого прих. Совета. Те же подотделы должны быть и тут... Только я думаю, что необходимыми членами должны быть все председателя Прих. Советов города, где пребывает этот Совет, а остальные члены избираются съездом наподобие того, который мы имеем. Таким образом, устав его почти ничем не отличается от устава нормального прихода, но, конечно, требует кое-каких дополнений, этот устав прилагаю здесь. Окружной Совет Союза Каждый округ должен иметь такой Совет. Совет, опять состоящий из мирян, а духовенство входит туда с совещательным голосом. Такой Союзный Совет может избирать себе и особого епископа. 262 Епархиальный Союз Группа таких округов, определяющих епархию, выделяет совершенно таким же образом Епархиальный Союзный Совет, который является ответственным лицом за целую епархию и может иметь своего архиепископа, конечно, опять избранного съездом всех округов. Организация пастырей Так должна быть организована наша церковная жизнь. Остается еще заметить, что пастыри имеют обязанность устраивать свои съезды, совещания и проч. для разрешения своих пастырских дел и на этих съездах миряне, конечно, могут присутствовать только с совещательным голосом. Таким образом, будет закончена в общих чертах организация церковной жизни. Ниже я прилагаю и примерный устав «Совета Союза Приходских Советов» или «Совета объединенных Приходов», составленный по типу и очень близко подходящий к примерному уставу приходскому. Думая, что для проведения в жизнь этой организации нужно, согласно пункт. 8 и 9 инструкций от 27 апреля 1923 года, избрать уполномоченных для осуществления в жизни проектов. Кроме того, я предложил бы Съезду признать прилагаемую ниже «Декларацию» — послание, которое было бы, так сказать, постоянным руководством для всех наших церковных деятелей с одной стороны, а с другой ознакомило бы и весь верующий народ с тем, кто мы и чего ищем, так как о нас буквально ходят целые легенды. УСТАВ СОЮЗА ОБЪЕДИНЕННЫХ i ПРАВОСЛАВНЫХ ПРИХОДОВ Цель и задачи 1. На основании инструкции Н.К.Ю. и Н.К.В.Д. Р.С.Ф.СР. о порядке регистрации религиозных обществ («Известия ВЦИК», N 92 от 27 апр. 1923 г. п. 8 и 9) 263 возникает и настоящее общество, целью которого является согласование и объединение церковных православных приходов, стремящихся к осуществлению подлинной церковной жизни в противовес развивающемуся клерикализму и антицерковным движениям. 2. С этой целью все приходы, входящие в состав Союза объединенных приходов: а) устраивают съезды, учреждают постоянный орган «Совет православных объединенных приходов»; б) заботятся о доброй жизни, благотворительности и просвещении приходов; в) разрешают различные церковные вопросы; г) осуществляют принцип выборности духовенства. Состав Объединения 3. Членами объединения могут быть все православные приходы, устраивающие свою жизнь в согласии с заданиями Объединения и зарегистрированные согласно инструкции 27 апр. 1923 г. и 10 мая 1923 г. 4. Зачисление в члены производит Совет. 5. Выбытие из объединения производится или по заявлению или по постановлению двух третей членов Съезда. Средства 6. Составляются из добровольных пожертвований, вступительных взносов, а также изыскиваются другие источники для покрытия расходов, разрешенные властью. Управление делами 7. Все дела, возникающие в жизни верующих, разрешаются на съездах уполномоченных, которые созываются по крайней мере раз в год для отчета, избрания Совета и других возникающих дел. 8. Съезд созывается Советом или очередной или экстренный по инициативе членов Совета или по требованию не менее трех приходов. 9. Съезд составляется из трех депутатов от каждого 264 прихода: председателя Прих. Совета, избранного мирянина и представителя духовенства, тоже избранного. 10. Съезд созывается по разрешению власти и дела на нем разрешаются простым большинством голосов. 11. Съезд выбирает «Совет» — постоянный исполнительный объединяющий орган, составляющийся из председателей Прих. Совета городских церквей и избранных на Съезде мирян, который и действует от лица всех приходов, входящих в состав объединения в пределах, представленных ему Съездом. 12. Местопребывание Совета в г. Уфе, он имеет свою печать с надписью: «Совет Объединенных Православных 11риходов». 13. Съезд также избирает себе епископа, через которого и входит в общение со всею Церковью. 14. Устав Объединения может быть изменен Съездом по постановлению двух третей членов с последующим ут -верждением органом государственной власти. Ш РЕЗОЛЮЦИЯ СЪЕЗДА ПРАВОСЛАВНЫХ СТАРОЦЕРКОВНИКОВ, БЬЮЩЕГО В ГОРОДЕ УФЕ С З ПО 6 ОКТЯбРЯ 1927 ГОДА I. По вопросу о современных церковных течениях 1. Современное церковное положение выражается в трех основных течениях: 1) Обновленчество. 2) Сторонники м. Сергия и его Синода. 3) Сторонники ВВЦС, возглавляемого архиеп. Григорием Свердловским и Борисом Можайским. 2. Обновленчество, как явление, разрушающее церковность, что теперь с несомненностью выяснилось, в настоящее время умирает медленною, но верною смертью, в потому и отношение к нему может быть только 265 отрицательное. 3. Течение, возглавляемое митр. Сергием и его Синодом, стремится создать церковную власть из православных епископов на основе патриаршего единоличного управления, но ввиду того, что власть м. Сергия соорганизована неканонично и, кроме того, его церковная деятельность служит на разорение Церкви, т.е. он вводит какое-то тайное обновленчество, что видно из деятельности епископов (сергиевцев) Иоанна Пояркова (Давлекановского), Николая Ипатова (Златоустовского), Иринея Елабугского, признать эту власть неприемлемой. 4. Староцерковничество, возглавляемое ВВЦС, есть такая же попытка организовать верховную власть русской Церкви, но ввиду того, что эта попытка, как показала настоящая действительность, не увенчалась всеобщим успехом, то просить епископов, группирующихся около ВВЦС, принять все меры к организации объединенного церковного управления более каноническим путем и принять все меры к тому, чтобы в деле церковного строительства перешли на путь подлинной апостольской жизни, в согласии с предложенной нашим Съездом Декларации, а до тех пор, пока этого не будет, сохранить выжидательное положение. Такое наше отношение к вопросу о высшем церковном управлении есть результат нашего горького опыта, когда нам пришлось быть очевидцами частой смены высших церковных управлений, составляемых то из обновленцев, то из полуобновленцев, то из таких староцерковных деятелей, которые находили для себя возможным работать при всяких церковных веяниях, теряя нравственную стойкость своей личности. А посему, не вдаваясь в оценку того или иного органа управления, находим целесообразным приступить к устроению местной церковной жизни, памятуя, что каноническое устроение местной церковной жизни скорее приведет нас к церковному Собору, чем наши споры о правах тех или иных иерархов на власть. 5. По второму вопросу, для руководства при устроении местной церковной жизни была выработана нижеследующая 266 Декларация, которой и следует пользоваться. Декларация православных староцерковников П. Выдержка из доклада ..................... «О местной церковной жизни» Ш. По вопросу о благотворительности и средствах на церковные нужды постановили: Поручить Совету объединенных Приходов принять все меры проведению в жизнь тех начал, которые предусмотрела и разработала комиссия, а Прих. Советам осуществить их на деле. Выдержка из доклада, принятого съездом Церковь есть объединение верующих, огромная семья, объединенная Христовой любовью, отсюда каждый член I {еркви обязан заботиться о всяком брате своем во Христе, почему благотворительность и должна быть поставлена во главу угла церковно-приходскои жизни по заповеди Христа Спасителя, который сказал: «Вы дайте им есть» (Мф. 14, 16). У нас долгими годами установился совершенно неправильный взгляд на благотворительность как на забаву праздных людей, в то время как у ал. Павла благотворительность положена в основу жизни церковной и имеет двоякую цель: воспитывать в любви и получающего и дающего. Для упрочения церковной жизни нужны не копеечные тарелочные сборы, а более серьезные и постоянные источники средств. Нужно достичь того, чтобы еженедельная просфора,т.е. еженедельное пожертвование хранилось в каждом доме и раз в неделю все отложенное для Церкви, приносилось к приходскому казначею в общую церковную 267 кассу. Нужно православным понять, что просфора церковная — есть непременный членский взнос верующего человека в церковную кассу. Без этого взноса он не член своей общины и исключается из нее. Как пример серьезной постановки дела можно указан. на обычай, существовавший в христианской Церкви времен св. Ипполита в Ш веке, приносить начаток и десятину см всех стяжаний. Так приносились начатки хлебного зерна, вина, масла, меда, солока, шерсти, плодов земных и заработной платы. (Профессор Лебедев «Церковь и благотворительность» и сборнике церковно-исторических повествований). Признавая благотворение основой христианской жизни, комиссия подчеркивает необходимость существования общеприходской кассы. Церковно-приходской Совет является руководителем всей церковной жизни, а потому и средства должен распределять соответственно выдвигаемым жизнью церковным нуждам, для чего и составляется смета, в какокую входят следующие главные пункты:. 1) Церковно-общинные нужды. ; 2) Церковно-храмовые. 3) Нужды духовенства. В церковно-общинные нужды входит обслуживание неимущих членов прихода, как, напр., содержание прих. врача, богадельни, приюта для беспризорных и т.д. На втором месте стоят нужды церковно-храмовые, о которых много говорить не приходится, т.к. они общеизвестны. Относительно пункта третьего, комиссия находит, что для успешного устроения церковной жизни на местах, следует изменить способ обеспечения духовенства и предлагает обеспечить его из общих средств определенной суммой, а прежде бывшие статьи дохода (за исключением доходов от хождения со св. крестом по домам верующих, которые идут лично причту) как то: плата за требоисправление, поименовение усопших за литургией, — 268 должны идти в общую кассу, разные сборы натурой совершенно упразднить. Такое мероприятие морально облегчит священника и даст ему возможность более свободной и независимой деятельности на пользу церковную. Основным источником средств, составляющих приход-(кую кассу, является добровольное самообложение членов с решением этого вопроса на общем собрании. Затем, в ишисимости от условий, может применяться мирская шпашка, подписные листы и т.п. Нужно также иметь в ниду, что нормальный Устав приходов изд. 1923 Г. предусматривает возможность общинного хозяйства, и им следует по возможности пользоваться. Благотворение не должно замыкаться в узкие рамки и ограничиваться только одним приходом, а необходимо таковое простирать и на другие приходы, для чего нужна постоянная связь между приходами как города, так и деревни, т.к. приход есть только часть единой соборной Церкви. IV. О епископе Андрее и его отношении к старообрядчеству 1. Съезд, заслушав о воссоединении Архиеп. Андрея со старообрядцами 28 авт. 1925 г. в Асхабаде «Акт», составленный тремя епископами — Аввакумом, Антонием, Питиримом, — признает постановление акта правильным и достаточным для канонического суда оправданием того, что архиеп. Андрей никаких противоканонических поступков на совершал. 2. Съезд, руководясь признаниями свидетелей, бывших при совершении этих событий: еп. Климента, инокини Фивы, а также и еп. Руфина, действительно убедился, что митр. Сергий в своем «Обращении к Уфимцам» сообщил верующему народу явную неправду на Архиеп. Андрея, причем писал прямо к пастве, через голову архиеп. Андрея и, таким образом, производил явную смуту. Свидетели показали, что: 269 1) Перехода общины в старообрядчество не было. 2) Переосвящения храма не было. 3) Еп. Климент перед хиротонией исповедывался у игумена Матфея. 4) Архиепископ Андрей у еп. Климента не исповедывался. 5) Принятия по второму чину не было. Съезд признает необходимым сообщить всем верующим о недостойной деятельности митр. Сергия, писавшего явную неправду, ибо м. Сергий явно клевещет на Архиеп. Андрея и производит недопустимую смуту в Уфимской епархии. 3. Съезд свидетельскими показаниями устанавливает факт, что архиеп. Андрей был избран епархиальным съездом 1920 г. Уфимским, а общим собранием всех приходов г. Уфы в ноябре 1923 г. и отдельными округами это избрание было подтверждено в октябре—ноябре 1923 г. Также и настоящий Съезд признает Преосвященного Андрея своим неизменным Уфимским Архипастырем. Согласно же Патриаршему возведению его в сан Архиепископа и применительно к 38 прав. 6-го Всел. Собора, Съезд считает его Архиепископом областной Церкви автономной Башкирской республики. 4. За время отсутствия архиеп. Андрея в Уфе заместителем его признать Преосвященного Аввакума. Для выработки правильных отношений к старообрядцам была избрана комиссия. БРАТИЕ, помните, что церковное устроение всей нашей жизни — это самое величайшее дело всякого верующего человека. Разрушаются общества, союзы, государства и царства, вспомните страшное разложение и падение Российского Царства и научитесь из этого, насколько важно построить жизнь нашу так, чтобы она оставалась несокрушимой от всяких толчков, — такое построение — это только построение * церковное, построение, основанное на подлинных вечных законах св. Евангелия, . которые непреложны для всех времен и народов. 270 Итак, отгоните всякую лень, оставьте все свои личные дела, отдайте ваши силы и самые души ваши на это святое дело, на дело построения жизни на основах апостольских и этим вы исполните ваше назначение здесь на земле, этим •ы исполните завет Спасителя и получите от Него радость •ечного пребывания с Ним. Ему слава во веки веков. Аминь. Епископ Аввакум 271 |
|
||||||||||||||||||||||||||||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх |
||||||||||||||||||||||||||||||
|