Глава 13. Крещение

Волот хотел жить. И если раньше его преследовал страх смерти, то теперь страха не было в его сердце - только сжигающее желание остаться в живых. Он был одержим этой мыслью, он цеплялся за малейшую надежду, он готов был последовать любому, самому бессмысленному совету. И вместе с тем он оказался замкнутым в узком мирке самых близких или необходимых людей: чужое присутствие выводило его из себя и, в конечном итоге, вызывало мучительный припадок. А доктор говорил, что любой из приступов может его убить, любой! Волот перестал ездить в думу и в судебную палату, перестал принимать решения. Если требовалось что-то от князя Новгородского, ему приносили грамоты, которые он подписывал не читая.

Лекарство доктора Велезара приносило ему временное облегчение, но не излечивало до конца. Он бежал от людей, подчиняясь какому-то неведомому зову, противиться которому не смел, и каждый раз оказывался в пугающем белом тумане, наполненном голосами и жуткими образами, похожими на ряженых в Масленицу или на Коляду: Волот считал, что это преддверие Нави, желающей втянуть его в себя, оставить там навсегда. Но после этого тоже наступало облегчение, князь несколько часов пребывал в здравом рассудке и только тогда был способен понимать слова, обращенные к нему.

Как бы ни пугал его Борута Темный, рядом с ним у Волота ни разу не случилось судорог, и он цеплялся за этого человека, выдумывая несуществующие поводы для того, чтобы побыть около него. Однажды князь признался в этом доктору Велезару, и тот, нисколько не удивившись, посоветовал ему спросить главного дознавателя напрямую: может быть, он знает какой-то секрет, самому доктору неизвестный, и эта его удивительная способность поможет Волоту излечиться?

Неразговорчивый Борута усмехнулся, когда Волот задал ему этот вопрос, и усмешка его была похожа на звериный оскал.

- А я ждал, князь, когда ты наконец догадаешься… - сказал он медленно. - Догадаешься спросить.

- И что же, ты знаешь ответ?

- Конечно, знаю.

- Ты владеешь каким-то колдовством?

- Я? - главный дознаватель снова усмехнулся. - Нет. Никакого колдовства. Просто мой Бог всегда со мной, и милость его простирается не только на меня, но и на тех, кто рядом.

- Твой бог? - Волот хлопнул глазами.

- Да, князь. Я бы не стал признаваться тебе в этом, чтоб не вызывать ненужных толков, но раз ты спросил и хочешь услышать ответ, я отвечу: я христианин.

Борута расстегнул кафтан, отодвинул в сторону ворот рубахи и вытащил на свет маленький серебряный оберег в форме креста.

- Твой бог так силен? - Волот нагнулся и посмотрел на оберег внимательней. - Но это же человек! Какой же это бог?

- Это божий сын, Исус. Он был распят ради спасения всех людей на земле. Бог помогает нам через своего сына. И он действительно очень силен. Он не просто силен - он всемогущ.

Волот задумался на минуту, а потом спросил:

- И что, он мог бы вылечить мою болезнь?

- Думаю, да. Если его хорошенько попросить.

- И какую жертву он потребует за излечение?

- Я, по крайней мере, не возьмусь решать. Это надо узнать у христианских жрецов.

Надежда забрезжила перед Волотом и словно оживила его. Оживила настолько, что когда вечером к нему явился Чернота Свиблов, князь не стал подписывать грамоты не глядя, а спросил:

- И какое мое решение вы приняли на этот раз? - он сделал упор на слове «мое».

- Это пустячная бумага, князь, - пожал плечами Свиблов, - разрешение на въезд в Новгород десятка проповедников ортодоксальной церкви.

Волот уцепился за неожиданное совпадение, увидел в нем тайный смысл, почувствовал в нем Удачу.

- Послушай, Чернота Буйсилыч… А не мог бы ты устроить мне встречу с кем-нибудь из них? Разумеется, мне нужен сильный жрец, способный говорить со своим богом.

- Они все говорят со своим богом, и все одинаково не слышат его. Но, я думаю, тебе нужен иерарх, а не просто жрец. И такую встречу я для тебя устрою - они только и мечтают о ней.

- Откуда ты знаешь?

- Разве я не говорил тебе? Дума уже месяц обсуждает вопрос крещения Руси и выбирает confessio.

- Без меня? - Волот поднял брови.

- А что ты хотел, мой мальчик? - фыркнул боярин. - Война не станет ждать, когда ты поправишься. Решения надо принимать сегодня, а не завтра. Жизнь не останавливается, если ты выходишь из нее даже на время.

- Но такое решение должно принимать вече! Вече, а не дума и не Совет господ!

- Будет и вече, - усмехнулся Свиблов, - будет. Об этом я давно хотел с тобой поговорить. Но сначала я устрою тебе встречу с иерархом.

Волот ждал доверительной беседы, а ортодоксы явились к нему, облаченные в парчу и золото. Они говорили о римском понтифике как о своем враге, с которым вынуждены заключить перемирие, о богослужении на славянском языке, очень близком к языку новгородцев, о провозглашении незыблемости власти императора (или другого самодержца - князя, например), о воздвижении храма Святой Софии на Севере, которая затмит былое величие Константинополя, о третьем Риме, которым станет Новгород, о будущем могуществе Руси под сенью божественной длани. Волот с трудом сдерживал раздражение и желание убежать.

- И насколько силен ваш бог? - спросил он в конце концов, утомленный высокопарным бормотанием.

- Бог всемогущ, - улыбнулся ему иерарх. - Он не наш, он един для всех.

Кто-то подтолкнул его локтем в бок, иерарх пожевал губами и замолчал, а потом Волот расслышал сказанную по-гречески фразу:

- Это дикий варвар. Он не готов понять единобожия. Пусть пока считает его самым сильным из богов, этого достаточно.

Волот не стал их разочаровывать: слишком ему не хотелось вступать в долгий спор о дикости и силе богов. Он мечтал поскорей закончить эту встречу, ему казалось, что его вот-вот на пол свалит новый припадок. Ему на выручку пришел доктор Велезар, объявив присутствующим, что здоровье князя не позволяет ему продолжить разговор.

Едва закрыв за собой дверь, Волот не пошел в спальню, как настаивал доктор: напряжение в нем требовало немедленного выхода, и он потихоньку покинул терем, вышел на берег Волхова и нахоженной тропой кинулся в лес. В груди что-то клокотало, кипело, жгло, свербело невыносимо - Волот скинул нарядный кафтан и долго топтал его ногами от злости и безысходности. Но и это ему не помогло, ему хотелось выпустить наружу то, что в нем накопилось, отпустить это нечто на свободу: он порвал ворот рубахи и упал на колени, обливаясь слезами.

- Помогите! Помогите же мне кто-нибудь! - в отчаянье выкрикнул он, зная, что никто не придет ему на помощь. - Помогите!

Осенний лес пригнул ветви, как добрая женщина нагибается к постели больного. Волот рванул рубаху с груди и впился в кожу ногтями, надеясь голыми руками взломать ребра и выпустить на волю снедавший его жар и клекот.

Сырой белый туман наползал на него со всех сторон - из-под еловых лап, склонившихся к земле, из-за пожелтевших кустов, пробирался между ягодных кочек, крался по тропинкам и сгущался, сгущался, пока не стал непроглядным.

- Мальчик Волот? - услышал он звонкий женский голос, похожий на перезвон колокольчиков.

Мальчиком его называли только из презрения, но в этом голосе князь презрения не ощутил: что-то похожее на материнскую ласку, совсем Волоту незнакомую. Он не помнил матери, только кормилицу.

- Разве он мальчик? Он князь, - рассмеялся в ответ густой бас.

- А разве князь не может быть мальчиком? - ответила женщина.

И Волот, рыдавший от безысходности, вдруг расплакался от умиления и жалости к себе. Да, он просто мальчик, просто мальчик!

- Ему скоро шестнадцать. Самое время стать мужчиной, - сказал кто-то густым басом.

- Если пришло время, почему он не отзывается на наш зов? - вмешался третий голос.

- Он отзовется, - ответила женщина. - Он не понимает, кто его зовет и зачем.

И в этот миг сполох белого пламени разрезал туман, разметал в стороны - огненный меч двумя взмахами рассек его на части, и перед глазами Волота предстали чудовища: полулюди-полузвери. До этого он видел их только издалека, теперь же они окружили его со всех сторон, им стоило только протянуть руку, чтобы дотронуться до него, схватить и утащить за собой.

Огненный меч в руке сжимал прекрасный воин в алом плаще, лицо его - жестокое к врагам - на миг повернулось к Волоту, и теплая улыбка тронула губы воина.

- Отойдите от князя, - угрожающе сказал он и взмахнул мечом снова. - Уберите свои лапы! Вы не получите его!

- Ты опять здесь? - спросила огромная голова лося, и тяжелое копыто ударило по тому, что в этом месте заменяло землю.

- Я здесь. И на этот раз вы не посмеете вмешаться. Мальчик еще жив. И он не из рода лосей.

- Он из рода совы, - ответила огромная птица с крючковатым носом и страшными когтями на чешуйчатых ногах, - он пойдет на зов богов!

- Убирайтесь! - лицо воина ощерилось. - Прочь! Оставьте его! Он сам решит это, без вашего вмешательства!

Огненный меч взметнулся вверх, но вместо того, чтобы рассеять белый туман, опустил его вниз, словно занавес, - чудовища исчезли за его пеленой, и даже голосов их не стало слышно, будто занавес этот был непроницаемой стеной.

- Кто ты? - робко спросил Волот.

- Меня послал за тобой Всемогущий Бог.

- Ты… ты убьешь меня? - Волот вдруг испугался.

- Напротив. Ты спрашивал о жертве? Мой Бог не требует жертв. Он милосерден, его дело - спасение страждущих. Он спасет тебя от смерти.

- И что мне нужно сделать?

- Прими крещение. Убедись в его могуществе и милосердии. И позови за собой тех, кто до сих пор не узрел Его Божественного света.

Волот очнулся в своей постели, с повязками на груди. Доктор Велезар сидел за столом со свечой и что-то писал в большой книге.

- Доктор! - окликнул его Волот. - Поговори со мной. У меня было видение.

- Да, мой друг, - тут же отозвался Велезар. - Я сегодня испугался за тебя. Я думал, у тебя остановилось дыхание.

- Нет, - Волот покачал головой - как всегда после видений белого тумана, ему было намного легче.

- Ты расцарапал грудь и шею. Так часто поступают люди, которые не могут дышать.

- Нет. Оно жгло меня. Как и всегда, но сегодня слишком сильно. Послушай, я должен много тебе рассказать. Помнишь, Борута показал мне свой оберег? Я надеялся, что эти иерархи Черноты Свиблова подскажут мне путь, но они говорили совсем о другом.

Волот долго и сбивчиво говорил о встрече с воином в белом тумане, о чудовищах, желающих забрать его к себе, и о том, как этот воин защитил его.

- Он говорил о том, что ты должен принять крещение? - удивился доктор. - Мой мальчик, я бы на твоем месте относился к видениям очень осторожно. Ты, наверное, и не заметил, что «эти иерархи», как ты изволил их назвать, говорили тебе о том же самом, только другими словами. Они говорили, что ты должен креститься сам и крестить Новгород. Может быть, в твоем изнуренном болезнью сознании их слова превратились в речь воина с огненным мечом? Ты искал ответ на свой вопрос, и ты его получил, разве нет?

Волот разочарованно пожал плечами.

- Ты думаешь, я не смогу поправиться? - спросил он тихо.

- Я этого не говорил и никогда не скажу, - доктор ласково поправил одеяло, сползшее с груди Волота. - И если для твоего выздоровления требуется помощь богов, я не стану ее отвергать.

- Послушай… Как ты думаешь, их христианский бог действительно так силен, как они говорят?

- Я не волхв и могу рассуждать об этом только со своей точки зрения, - улыбнулся доктор.

- Иногда я думаю, что твоя точка зрения и есть самая верная. Потому что она отстраненная, незаинтересованная, понимаешь? В твоих рассуждениях нет корысти.

- Может быть и так, - доктор улыбнулся снова.

- Скажи мне, ты считаешь их бога сильным?

- Я думаю, сила любого бога определяется в том числе тем, сколько людей обращают на него свои взоры. Уточняю: в том числе. Человеческие устремления, человеческие мысли могут обретать плоть - я не раз видел это, сражаясь с болезнями. К христианскому богу обращает взоры вся Европа, он не может не иметь силы. Возможно, его сила превосходит силу наших богов.

- Да… И все же… Предать своих богов ради сохранения собственной жизни - разве это поступок, достойный мужчины?

- Знаешь, мой друг, мне кажется, ты рассуждаешь несколько наивно. Помнишь, мы говорили с тобой о людях, имеющих власть? О том, что они не такие, как все.

- Помню.

- Они ставят здравый смысл выше нравственности. Ты же сейчас рассуждаешь именно с точки зрения нравственной и отметаешь здравый смысл. Нашим богам нет до тебя никакого дела, никто из них пока не пришел тебе на помощь, но лишь оберег с изображением бога христианского на чужой груди помогает тебе избежать судорожных припадков. Это ли не помощь? Кто же осудит тебя за то, что ты поклонишься тому богу, который помогает тебе?

- Я - да. Но они хотят крещения Новгорода, ты сам говоришь. И воин с огненным мечом сказал о том же.

- Я уже говорил тебе о христианстве. Это сильная вера, инструмент управления народами. Ее подкрепляет помощь сильного бога. Что же плохого ты видишь в этом для Новгорода? Предательство богов? Но твое дело думать о людях, а не о богах. И кто сказал тебе, что людям под сенью чужого бога будет хуже? Я не хочу навязывать тебе свою точку зрения, но все же подумай о моих словах.

Волот не успел оглянуться, как вдруг всему Новгороду стало известно о том, что он собирается креститься. Об этом с удивлением и страхом говорили все - и в посаде Городища, и в поварне княжьего терема, и на торге, и в думе, и в Совете господ. Слухи летели по городу быстрей ветра: многие новгородцы верили, что христианский бог поможет Волоту выздороветь, а кое-кто добавлял, что жрецы пообещали ему сохранение жизни только в обмен на крещение всей Руси.

Для торжественного действа прямо в детинце заложили деревянную церковь - пришлые проповедники предлагали возвести ее на месте капища Хорса, но это предложение Совет господ отверг, чтобы не вызвать у новгородцев протеста. Церковь строили с роскошью, с размахом и назначили крещение к окончанию строительства - в начале месяца грудня. Из Греции собирался прибыть патриарх ортодоксов - глава греческой церкви. И Волот ждал этого дня со страхом и надеждой. Ему казалось, стоит только исполнить обряд, и его болезнь пройдет сама собой. Но мысль о том, что он поступает малодушно, постоянно глодала его сердце.

Снег снова выпал рано, и Волхов покрылся тонкой коркой льда, когда к Волоту явилась бывшая посадница, Марибора Воецкая-Караваева. Ему было очень плохо в тот день, он не хотел ее принимать, и видеть не хотел, и знал, что она ему скажет. Но прогнать ее не посмел.

Волот не ошибся. Бывшая посадница убеждала его отказаться от крещения, говорила о предательстве богов, о том, что он отдает Новгород чужакам ради спасения своей жизни. У Волота начались судороги, Марибору выпроводили вон, и он не мог прийти в себя еще несколько суток: ее голос стучал ему в уши - голос не желавшей молчать совести.

Церковь отстроили за три для до крещения и на торжественное открытие привезли икону с изображением святой Софии - кто это такая, Волот не знал. Ее называли божьей премудростью и снова говорили о Новгороде как о третьем Риме и преемнике Царьграда. Он не понимал, почему в церкви должно находиться изображение этой богини, а не самого христианского бога.

Необходимость Волота приехать на освящение церкви всем была очевидна, только доктор Велезар выступал против и согласился, лишь когда ему пообещали, что Волота на санях довезут до детинца и тут же вернут назад, в Городище. Вот тогда, по дороге в детинец, перед Великим мостом Волот и встретил того самого волхва, Млада Ветрова. Князь успел забыть о нем, о Вернигоре, о том времени до войны, когда он был еще совсем здоров, и теперь что-то шевельнулось в нем, что-то заныло внутри - Волот сам окликнул волхва, велев остановить сани. Он ехал в сопровождении сорока дружинников, в санном поезде вместе с десятком самых родовитых бояр Новгорода, и замыкали его посадничьи сани: сзади раздались недовольные крики бояр, но дружинники встали как вкопанные, повинуясь голосу Волота.

Волхв очень изменился, словно тоже долго болел, - Волот узнал его только по рыжей шапке.

- Князь? - тот не поверил, что Волот остановил сани ради него.

- Здравствуй, Млад Ветров, - Волот вскинул голову, чтобы никому не показать слезы, навернувшиеся на глаза: и волхва, служителя родных богов, он тоже предавал.

- Здравствуй, князь, - лицо волхва вдруг изменилось, глаза загорелись, и рот приоткрылся от удивления.

- Я рад, что ты жив, - кивнул Волот. - Я просто хотел пожелать тебе здравия. Я не могу говорить с тобой здесь.

Он уже тронул сани и подумал, что должен позвать его к себе в терем и объяснить все, оправдать свое малодушие, излить душу на грудь этого доброго и честного человека!

- Погоди! - волхв, сначала стоявший поодаль в растерянности, вдруг подбежал к саням. - Дай мне руку, мальчик! Всего на секунду, дай мне свою руку!

Волот не ожидал от него ни «мальчика», ни подобной странной просьбы, но рука сама выскользнула из-под шуб, которыми он был накрыт, и потянулась к руке волхва. От прикосновения лицо того исказилось мучительной гримасой, а потом стало мрачным, испуганным и растерянным. Волот поехал дальше, оставив волхва стоять на дороге, перед толпой, вышедшей посмотреть на своего князя.