Глава 7. Утро

На следующее утро, едва рассвело, к Младу в дверь постучался Белояр. Млад только поднялся, не выспался и чувствовал что-то вроде похмелья. Хорошо, что вернулся Добробой, - принес воды, согрел самовар и сварил кашу; от Ширяя в таких делах не было никакого проку. Миша, гулявший все утро в одиночестве, вернулся и зыркал запавшими глазами по сторонам - Млад с минуты на минуту ждал нового срыва.

Белояр пришел пешком, в том же белом армяке, с тем же посохом, и Млад очень жалел, что не может оказать ему более достойного приема.

- Это твои ученики? - спросил Белояр, усевшись за стол.

- Шаманята, - кивнул Млад.

Белояр усмехнулся, посмотрел на Мишу дольше и пристальней, чем на остальных, и покачал головой. Младу это не понравилось: словно тот искал на челе мальчика печать смерти. Печать смерти лежит на челе каждого шамана перед пересотворением. Млад до сих пор не сомневался в том, что умер и родился заново. Отпуская его домой, духи сказали ему, что его зовут Млад и он шаман; больше ничего о себе он не знал и не помнил. Прошло довольно много времени, прежде чем он начал вспоминать себя до испытания, узнавать родных, друзей, знакомых. И теперь думал о себе в детстве, словно о другом человеке.

Белояр отказался завтракать, но с удовольствием согласился выпить горячего чаю. Добробой суетился вокруг знаменитого волхва, предлагая то баранки, то пряники; Ширяй навострил уши и отложил книгу, которая неизменно лежала слева от миски с кашей, - он не переставал читать и тогда, когда ел; Миша и так жевал еле-еле, словно собирался со злостью плюнуть в миску и выскочить из-за стола, а тут и вовсе перестал есть, с подозрительным любопытством глядя на Белояра.

Белояра же не смутило присутствие учеников.

- Я пришел сказать, что думаю о гадании совсем не так, как думал вчера. Если сегодня удастся собрать одно вече, а не три и не четыре, я хочу выступить на нем.

- И что ты скажешь новгородцам? - Млад поднял брови.

- То же, что ты сказал им вчера. Я не верю гаданию. Мне нелегко это признать. Я не знаю, я даже предположить не могу, какая сила могла вмешаться в гадание и почему я не почувствовал ее. Но когда результат гадания выходит кому-то на руку, это вызывает подозрения. И я хочу, чтоб ты пошел на вече со мной. Я не видел того, что видели вы, я всего лишь объединял ваши усилия. У меня нет ни одного веского довода, ты - мой единственный довод.

- Тебе не нужны доводы. Новгороду достаточно твоего слова, - Млад пожал плечами.

- В том-то и дело! Мне кажется, на меня давит желание поступить так вопреки Правде… Я не имею никакого права вмешиваться в дела Новгорода и тем более Руси. Мое дело - говорить Правду, нести людям волю богов, и не более.

- Ты считаешь, что не имеешь права на свое мнение? На свою собственную мудрость, не подкрепленную мудростью богов?

- Каждый имеет право на свое мнение и на свою собственную мудрость. Но доверие Новгорода ко мне - это доверие не к моей мудрости, а к мудрости богов. А я хочу воспользоваться этим доверием, навязывая новгородцам собственную мудрость. Как бы мне хотелось хотя бы на один день стать просто человеком! - Белояр качнул головой.

- Мне кажется, твоя мудрость давно переплелась с мудростью богов. Ты напрасно мучаешься сомнениями, - ответил Млад, и, заглянув в глаза старому волхву, внезапно ощутил тревогу. Сначала она была смутной, непонятной, а потом вылилась в острое, горькое понимание: Белояр ничего не скажет на вече. Никто не позволит ему этого сделать. Млад попытался отделаться от этой мысли - и не смог. По спине побежали неприятные мурашки: что же за времена настали, если волхвы не смеют говорить того, что думают? Что же это за времена, если вечевыми решениями управляет тот, кто хитрей, сильней и богаче?

- Когда тебя покинут сомнения, ты, может быть, останешься волхвом, но мудрецом уже не будешь, - невесело улыбнулся Белояр. - Так ты пойдешь со мной на вече?

- Пойду, - кивнул Млад. - Дело в том, что ты не первый, кто зовет меня туда. Поэтому - пойду.

Сомнения Белояра сошли на нет, когда Млад рассказал, кто и зачем звал его на вече. Как ни странно, старый волхв не удивился рассказу, только сузил глаза, словно принял чей-то вызов. Они договорились встретиться у Великого моста в полдень - раньше вече собрать бы не удалось.

Когда Млад прощался с Белояром на крыльце, мимо них, толкнув волхва локтем, пробежал Миша и направился к лесу.

- Извини его, - сказал Млад волхву, - он… он сейчас не властен над собой.

- Я понял это сразу. Но мне кажется странным: я не вижу печати смерти на его челе. Такого не случалось, чтобы боги позвали шамана, а потом отпустили его?

- Никогда, - покачал головой Млад.

- Или я начал видеть исход пересотворения? - усмехнулся Белояр.

Млад пожал плечами: хорошо бы. Хорошо бы Белояр оказался прав. Но… шаман умирает и рождается во время пересотворения. Может, всему виной огненный дух с мечом и христианский бог, которому посвятили мальчика? А может… Млад не хотел об этом думать… Может, Белояр не доживет до Мишиного испытания…

- И как тебе удалось ни разу не влезть в наш разговор? - спросил Млад у Ширяя, вернувшись в дом.

Ширяй, который уже раскрыл книгу, подвинув пустую миску Добробою, надменно пожал плечами и ответил:

- Я подожду высказываться. Если я согласен с тобой в том, что сжечь университет - глупость и мальчишество, это еще не значит, что я изменил своим убеждениям.

- Ну-ну, - хмыкнул Млад. - И в чем же состоят твои убеждения?

- В том, что татары, как бы ни прикидывались русскими подданными, все равно остаются нашими врагами. Они только и ждут случая сквитаться с нами.

- И какой выход ты видишь из этого, раз университет жечь уже не хочешь?

Ширяй вскинул голову:

- Война! Их надо прижать к ногтю окончательно, так, чтоб они не смели даже близко подходить к нашей земле! А они разгуливают по торгу, как у себя дома!

- Где-то я уже слышал это… про то, что они разгуливают по торгу… - усмехнулся Млад. - И через кого мы станем торговать с востоком?

- А купцы на что? Наши купцы, а не татарские!

- Ты полагаешь, татары, когда их прижмут к ногтю, позволят нашим купцам проходить через свои земли и везти через них товары?

- Надо прижать их так, чтоб они не смели их не пропускать!

- А как ты думаешь, если нас кто-нибудь прижмет к ногтю, по нашей земле чужие караваны пойдут беспрепятственно? Или ты первым выйдешь на большую дорогу с топором в руках?

- Русичи - гордый и свободолюбивый народ, - скривился Ширяй, - а татары - трусы, лжецы и лизоблюды!

- Да ну? - Млад рассмеялся. - Вот уж не думал… Пойди к нашим, университетским, татарам, и скажи это кому-нибудь из них один на один.

- Да они из терема выпускников нос высунуть боятся! - расплылся в довольной улыбке Ширяй. - Где уж им это выслушать?

- Ничего, гордый и свободолюбивый русич… Посмотрел бы я на тебя, если б ты оказался на их месте.

- А я, между прочим, вчера едва не оказался на их месте! И что?

- Нет. Ты оказался не на их месте. Ты был среди своих, как ни крути, а они - среди чужаков, в чужом городе, который до вчерашнего дня принимал их как друзей, а тут вдруг посчитал врагами.

- Они сами виноваты! Это их Амин-Магомед убил князя Бориса!

- А ты, я думаю, видел, как он это делал… - проворчал Млад.

- Все равно они враги! И всегда были нашими врагами! Они нарочно к нам в друзья набиваются, чтоб потом взять нас изнутри! Они ползут сюда, как крысы!

- Да, и про крыс я тоже вчера слышал, - кивнул Млад, - помнишь, от кого?

- Ну и что? Если Градята - сволочь и призывает к убийствам вместо войны, это еще не значит, что он никогда не говорит правильных слов!

- Говорит, наверное. Иначе бы его вообще слушать не стали. А война… Война разорит нас и ослабит. У нас хватает врагов и без татар. Ливонский орден только и ждет, как забрать у нас обратно Невские земли, а с ними Псков и Ладогу.

- Да немцев мы уже побили! Они к нам больше не сунутся!

- Хорошо бы… - пробормотал Млад.

Декан пришел к Младу один, без ректора. Благодарил за благополучное разрешение ночного происшествия, трепал по волосам Ширяя и звал в университет в следующем году. А потом выгнал шаманят побегать на дворе и заговорил.

- Млад, я понимаю, тебе неприятно об этом даже говорить, но я еще раз хочу убедить тебя пойти на вече. Это очень серьезно, с этим не шутят. Отложи в сторону свои убеждения и сделай, как я тебе говорю. Это мой тебе отеческий совет.

- Я пойду на вече. Но вместе с Белояром. Он хочет сказать новгородцам, что не верит в гадание. Он приходил ко мне сегодня и звал с собой.

- Что? Белояр… - декан привстал. - Это точно? Он это решил совершенно определенно?

- В этом я не уверен. Но моего решения это не изменит.

- Что будет с Новгородом? - декан покачал головой. - Мне страшно даже подумать… Какая каша заварилась… Послушай меня, не лезь в это. Не как декан - как отец говорю. Откажи Белояру, он тебя не защитит. Он, может, еще передумает, он мудрый человек… А ты останешься один против бояр. Ректор побоится против них выступать, он тебя отдаст им, можешь не сомневаться. Ну или хотя бы давай так: если Белояр выступит на вече, не бери назад своих слов, а если не выступит - скажи, что ошибся. А?

Млад посмотрел на просящее лицо декана: он никак не мог взять в толк, серьезно тот говорит или неуклюже шутит? И если это серьезно, Млад что-то пропустил в этой жизни, чего-то не понял.

- Ну что ты смотришь на меня? Ты же не ребенок, Млад! Ты что, не понимаешь, во что ты вляпался? Если Белояр прав и гадание действительно ложь и морок, то за этим стоят такие силы, которые нам с тобой не по зубам! И Белояру они не по зубам, но с ним ты, по крайней мере, будешь под прикрытием! И перестань кривить лицо! Что ты хочешь мне доказать? Какой ты честный и смелый, а я - трус и лжец?

- Я ничего такого не говорил… - пробормотал Млад.

- Да, я трус и лжец! А ты - дурак! Просто дурак! Неужели ты не понимаешь, что тебя растопчут? Никто не скажет тебе спасибо и не оценит твоего подвига. Наоборот, вспоминать тебя будут как предателя Родины, ты этого хочешь?

- Мне все равно, как меня будут вспоминать… - сказал Млад тихо, опустив голову. - Я не вижу в этом никакого подвига и не жду никакой благодарности. Я просто не могу отказаться от своих слов, потому что это будет низко.

- Высоким хочешь быть? Боишься гордостью поступиться? А если ты ошибаешься? Если Белояр ошибается? Если это будет всего лишь исправлением ошибки?

- Я не могу ошибаться.

- Да ну? Вот такой ты великий волхв! Сорок волхвов ошиблись, один ты увидел Правду?

- Я не могу ошибаться только потому, что я всего лишь усомнился в правдивости гадания. А сомнение не может быть ошибкой. Я сомневался, поэтому не стал подписывать грамоту. Разве это неправильно?

- Ну и кто тебе мешает перестать сомневаться? Ну что ты опять смотришь? Млад, почему никто не сомневался, а ты усомнился, а? Неужели ты не понимаешь, что от твоего слова ничего не зависит? Все пойдет своим чередом, все пойдет так, как задумано кем-то, и не нам с тобой вставать у этих людей на дороге!

- Я всего лишь делаю то, что должен… - Млад сжал зубы.

Раздался легкий стук в окошко, выходившее на крыльцо, но декан не обратил внимания даже на приоткрывшуюся через секунду дверь.

- Ты делаешь глупости! И говоришь ерунду! - упрямо сказал он.

- Кто это делает глупости и говорит ерунду? - в дом вошла Дана, улыбающаяся и румяная с мороза. Каждый раз, когда Млад встречал ее неожиданно, она на секунду ослепляла его своей красотой. Особенно в этой шапке с собольей оторочкой поверх красно-черного платка.

- Кто же, как не Млад Мстиславич! - проворчал декан. - Дана Глебовна, ты - здравомыслящая женщина, объясни ему, что он должен поехать на вече и сказать, что ошибся!

Дана сняла шубу и сапожки.

- Почему это он должен говорить, что ошибся? Нет, милый мой Прозор Малютич! Это, во-первых, не мое дело, Младу Мстиславичу видней, как поступить. А во-вторых, не вижу причин, почему он должен отказываться от своих слов.

- Да не простят ему этого! Не простят. Его еще вчера обвиняли в предательстве, а завтра и вовсе отдадут толпе на расправу!

- Видала я вчера, как толпа хотела с ним расправиться, - Дана, проходя мимо Млада, легко и незаметно тронула его за плечо, - жаль, тебя там не было, Прозор Малютич! Не иначе, ты сон-травы на ночь выпил и спал как убитый!

Декан покраснел и втянул воздух сквозь зубы.

- Мой дом стоит далеко от терема выпускников. Я действительно ничего не слышал…

- Это у Млада Мстиславича дом, а у тебя - терем, Прозор Малютич, - улыбнулась Дана. - За дубовыми ставнями, да на третьем ярусе и вправду ничего не услышишь.

- Едкая ты какая… - покачал головой декан. - Ну не слышал я, не слышал! Казни меня за это!

- Да не за это я тебя казню, - Дана села поближе к Младу, - а за то, что ты свою шкуру его честью прикрыть хочешь.

- Ну, знаешь… - прошипел декан, - мне от его глупости ничего не будет! Я о его будущем думаю!

- Не иначе, ты хочешь сказать, что университет не встанет за своего профессора?

- Ректор может и отказаться… - неуверенно пробормотал декан.

- Так вот, ректору и передай: пусть только попробует! Мигом вылетит из своего терема дубового в избушку попроще! Не бояре его на ректорство сажали, не бояре и снимут! Не папа Римский!

- Да Млад и до университета не доедет, если вместе с Белояром на вече выступит!

- С Белояром? - Дана вопросительно глянула на Млада, и тот кивнул. - Неужто старый волхв тоже усомнился?

Млад кивнул снова.

- Заварил ты кашу, Млад Мстиславич, - вздохнула она и посмотрела на него снисходительно.

- Вот и я о том же, - обрадовался декан, - смута, разброд! Тянули же тебя за язык!

- Я не это имела в виду, - Дана глянула на декана исподлобья. - Я хотела сказать, что Младик… Млад Мстиславич единственный из всех заподозрил обман и не побоялся сказать об этом. А ты, Прозор Малютич, вместо того чтобы уговаривать его отказаться от своих слов, лучше б собрал ему стражу из студентов. Глядишь, не надо будет опасаться, доедет он до университета или не доедет!

Декан поморщился.

- Да не надо мне никакой стражи, - успокоил его Млад, - я сам как-нибудь…

- Смотри, Млад Мстиславич, - декан поднялся, - я тебя предупредил. Говорить с тобой бесполезно, но так и знай: я тобой не прикрываюсь и бояться мне нечего. Я тебе только добра желаю.

Едва за деканом закрылась дверь, Дана посмотрела на Млада совсем по-другому.

- Младик, ты, конечно, совершенно прав. Но, если честно, мне за тебя страшно. Новгородцы - не студенты. А если их так же заморочили, как наших вчера ночью?

- Я же буду с Белояром, - улыбнулся Млад, - никто не посмеет тронуть волхвов. Не бойся.

- Жаль, женщин на вече не пускают… А то бы я поехала с тобой.

- Зачем? - удивился Млад.

- Посмотрела бы на тебя… на вече… - ответила Дана с загадочной полуулыбкой, и он в который раз не понял, что она имеет в виду.