В предыдущей главе мы рассмотрели несколько примеров псевдоистории и поддельных открытий. Однако книгу, посвященную Иисусу из Назарета, даже если ее основная цель — разоблачение ошибок и пороков современной радикальной науки и псевдонауки, — не хотелось бы заканчивать на негативной ноте. Поэтому в последней главе я хотел бы кратко осветить некоторые важные стороны жизни Иисуса и основанного им движения, подчеркнув их подлинные обстоятельства и контекст.

В этой главе мы рассмотрим семь важных тем: 1) взаимоотношения Иисуса с иудаизмом его времени; 2) самосознание Иисуса; 3) цели Иисуса; 4) факторы, приведшие к смерти Иисуса; 5) воскресение Иисуса и возникновение христианской церкви; 6) сущность новозаветных евангелий; и 7) христианство как часть истории иудаизма. Всех этих тем мы так или иначе касались в предыдущих главах. Однако некоторые из этих идей даже убежденные христиане понимают не так ясно, как следовало бы. Пока они не усвоены всеми, творцы поддельной истории и дурного богословия продолжают собирать свою дань с наивных и доверчивых читателей.

На протяжении столетий принято было считать, что Иисус так или иначе противостоял иудаизму. Христианские богословы полагали, что Иисус критиковал религию своего народа за законничество (или «фарисейство»), за чрезмерную увлеченность внешним в ущерб внутреннему, за то, что в ней не было (или почти не было) места для благодати, милосердия и любви. Действия Иисуса в храме, традиционно называемые «очищением храма» (Мк 11:15–18 и параллельные места в других евангелиях), были направлены, как мы часто слышали, против системы жертвоприношений. Религия, говорили нам, должна быть делом сердца, а не ритуалов. Иисус это понимал, а современные ему иудеи — нет. Отсюда и разногласия между ними.

Несколько ученых, как иудейских, так и христианских, справедливо опровергают эту карикатуру. Возможно, наибольший вклад за последние годы внес Э.П. Сандерс[1]. Он совершенно справедливо отмечает: у нас нет свидетельств, позволяющих утверждать, что Иисус противостоял иудаизму или критиковал его как религию внешних обрядов и ритуалов. Напротив, имеются значительные доказательства обратного.

Иисус принимал все основные положения иудейской религии. Сюда входят единство и всемогущество Божье, ценность и святость Иерусалимского храма, авторитет иудейских писаний, избранность народа Израилева и надежда на искупление Израиля.

Более того, Иисус соблюдал практики, обычные для благочестивых иудеев его времени — милостыню, молитву и пост (Мф 6:1–18). Во время своего искушения Иисус постился в пустыне (Мк 1:12–13). Он молился сам и учил молиться своих учеников (Мф 6:7–15, Лк 11:1–13; 22:39–46). Вместе с учениками он раздавал милостыню и других учил поступать так же (Лк 11:41; 12:33, Ин 13:29). Иисус признавал ценность Храма, жертвоприношений и религиозных праздников (Мф 5:23–24, Мк 14:14). Он читал иудейские писания, цитировал их и явно рассматривал как авторитетный источник (Мк 10:19; 12:24–34, Лк 4:16–22; 10:25–28). Очевидно, он регулярно посещал синагогальные службы (Лк 4:16); его стиль истолкования писаний во многом повторяет стиль, принятый в синагоге[2].

Предсказывая грядущую катастрофу Иерусалима, Иисус оплакивал древнюю столицу Израиля (Лк 19:41–44). Иисус любил свой народ и всей душой желал ему спасения. Ту же надежду разделяли и его непосредственные ученики — все они были иудеями.

Иисус признавал авторитет Topы (т.е. Закона). Он не отвергал Тору, как иногда заявляют. Иисус противостоял лишь определенным истолкованиям и применениям Закона. В так называемых антитезах Нагорной проповеди (т.е. «Вы слышали, что сказано… а Я говорю вам…» см. Мф 5:21–48) Иисус не спорит с заповедями Моисеевыми; он подвергает сомнению лишь их обычное для того времени истолкование. Антитеза «А я говорю вам» не противопоставляется заповедям как таковым. Например, Иисус согласен, что убивать плохо — но считает дурной и ненависть, ведущую к убийству. Он согласен, что прелюбодействовать дурно — но считает грехом и похоть, часто приводящую к разводам и повторным бракам. Он согласен, что дурно приносить ложные клятвы — но осуждает и саму практику клятв, сложившуюся в его время. Иисус не противостоит возмездию («око за око») — но его возмущает то, что эта заповедь используется как оправдание мести. Он согласен, что люди должны любить своих ближних — однако полагает, что точно так же следует любить всех, даже врагов.

Возможно, Иисус верил, что его собственный авторитет, исходящий от Духа Божьего, которым он был помазан (Мк 1:10; Лк 4:18), равен авторитету Торы. Однако его авторитет не подрывал авторитет Торы; он объяснял Тору и давал ей новое практическое применение, обусловленное приближением царства (или порядка) Божьего и тех перемен, которые оно принесет с собой.

Новое истолкование заповедей у Иисуса находит себе параллели у классических пророков Израилевых. Как и они, Иисус бросает вызов общепринятым толкованиям и применениям священного предания Израиля. Например, в Ис 28 пророк говорит: «Восстанет Господь на горе Перациме, разгневается, как в долине Гаваонской» (Ис 28:21). Здесь Исайя ссылается на историю победы Давида над филистимлянами (см. 2 Цар 5:17–21; 5:22–25 = 1 Пар 14:13–16), которую современники Исайи, несомненно, понимали как гарантию побед Израиля перед лицом внешнего врага. Однако Исайя не нашел в этой истории никаких гарантий победы. Напротив: по его словам, Господь совершит «необычайное дело» и «чудное действие» (Ис 28:21): здесь пророк имеет в виду, что Бог отдаст победу врагам Израиля. Исайя говорит так, поскольку правильно понимает природу Бога — Бога всех народов, а не местного израильского божества.

Сходным образом истолковывал священную историю Израиля Иисус. В своей проповеди в Назарете (Лк 4:16–30) Иисус читает Ис 61:1–2, пассаж, понимаемый обычно как обет благословения Израилю и суда над его врагами, а затем обращается к примерам Илии и Елисея (Лк 4:25–27). Обратившись к этим примерам великим мужей древности, служивших язычникам (3 Цар 17:1–16, 4 Цар 5:1–14), Иисус объявляет, что задача «помазанного» — благословить подозрительных и отверженных, а не только праведников Израиля. Такое толкование могло показаться чересчур смелым — и, несомненно, многие учителя выступили бы его противниками — однако оно опирается на авторитет писаний Израиля, а не нападает на него. Уважение Иисуса к иудейским писаниям однозначно помещает его в рамки иудаизма I в. н.э.

Возможно, ничто не вызывает больше споров, чем вопрос о том, на какие «звания» притязал Иисус. Как правило, эта тема прочно связана с тем, что думал Иисус о самом себе. Основная причина разногласий в этой области та, что Иисус мало говорит о самом себе, по крайней мере, напрямую. Однако многое указывает на то, что он считал себя некоей особой фигурой на службе Бога.

Очевидно, он считал себя пророком. Сам Иисус говорит о себе: «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем» (Мк 6:4). Эта традиция, по–видимому, аутентична: трудно представить, зачем ранние христиане стали бы выдумывать изречение, говорящее о том, что родные и знакомые Иисуса не проявляют к нему уважения. Окружающие, очевидно, также видели в нем пророка: «А иные [почитают тебя] — за одного из пророков» (Мк 8:28); «Великий пророк восстал между нами!» (Лк 7:16); «Если бы он был пророк…» (Лк 7:39). Эта традиция, по всей видимости, исторична: ранние христиане называли Иисуса Спасителем, Господом и Сыном Божьим, но не подчеркивали то, что он пророк — это было слишком «низкое звание». Кроме того, разумеется, Иисус был известен своими предсказаниями (Мк 13:2) и произносил против различных лиц, групп и общественных установлений речи, сходные с пророческими обличениями (Мк 12:1–11; 14:58, Мф 11: 20–24, Лк 10:13–15).

Иисуса часто называют «учителем» (Мк 9:5; 10:51; 11:21; 14:45). Он действительно учил, хотя его почитатели утверждали, что учит он, как имеющий намного большую власть, чем другие учителя его времени (Мк 1:22, 27). Внешние часто обращались к нему «равви» [что в то время означало «учитель» (Мк 5:35; 10:17; 12:14)]. Некоторые ученые утверждают, что использование слова «равви» в евангелиях — анахронизм, поскольку до 70 г. н.э. оно не было титулом. Однако в них «равви» употребляется неформально и, по–видимому, отражает использование этого слова в разговорной речи, до его формализации. Да и с какой стати христиане, пишущие после 70 г. н.э., стали бы применять к Иисусу формальный титул религиозных учителей, все более резко критикующих христианство? Скорее, этого титула постарались бы избежать. Так что его частое использование, на мой взгляд, говорит о древности и аутентичности евангельской традиции. Иисуса в евангелиях называют «равви», потому что именно так обращались к нему окружающие во время его служения — нравилось ли это ранним христианам или нет.

Хотя у нас нет указаний на то, что Иисус называл себя священником или же его последователи считали его таковым, Иисус совершал некоторые действия, традиционно относящиеся к функциям священника. Он объявлял людей «очищенными» (Мк 1:4, Мф 11:5; Лк 7:22) и «прощенными» (Мк 2:5, Лк 7:47–48). Кроме того, он осмелился бросить вызов храмовой политике и практике, установленной правящими священниками. Самым вызывающим его действием стало так называемое очищение Храма. Лишь в позднейшем церковном богословии смерть Иисуса и его последующая роль небесного посредника начали пониматься в терминах жертвоприношения и священнического служения, как мы видим, например, в Послании к Евреям.

Иисус постоянно называет себя «Сыном Человеческим» — эпитет, горячо обсуждавшийся на протяжении многих лет. Здесь не место входить в детальное обсуждение этого сложного вопроса, однако осмелюсь сделать несколько кратких замечаний. По моему мнению, это самоопределение, по–видимому, излюбленное Иисусом, восходит к «Сыну Человеческому» из седьмой главы книги пророка Даниила. Иисус воспринимал себя как того, кому должны быть переданы Царство, сила и власть. Такое самоопределение показывает, что Иисус видел в себе своего рода «наместника Бога». В одном речении, с большой вероятностью аутентичном, он заверяет своих учеников:

«Я завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да едите и пьете за трапезой в Царстве Моем, и сядете на престолах судить двенадцать колен» (Лк 22:29–30). Эгоистичное беспокойство учеников о том, достанутся ли им почетные места, когда Иисус придет «во славе» (Мк 10:35–45), по своему соблазнительному характеру, несомненно, аутентичное, по всей видимости, выросло из убеждения, что Иисус — действительно «Сын Человеческий», через которого будет восстановлен Израиль и утвердится царство Божье.

Видел ли Иисус в себе Мессию? Здесь свидетельства утрачивают однозначность, однако в целом поддерживают это предположение. Мессией его исповедовали ученики (Мк 8:29–30). Когда Иоанн Креститель спросил Иисуса, он ли «тот, кто должен прийти» — Иисус дал ответ, полный ссылок на Ис 35:5–6 и Ис 61:1–2 (Мф 11:2–6, Лк 7:18–23). Ясно, что это ответ утвердительный. Но точно ли Иоанн спросил Иисуса о том, Мессия ли он? По–видимому, да, если мы примем во внимание недавно опубликованный Кумранский свиток (т.е. 4Q521). В этом свитке содержатся параллельные аллюзии на пассажи из Исайи, причем понимаются они как дела Мессии[3]. Иными словами, в своем ответе Иоанну Иисус подразумевает, что он — тот, кто должен прийти (т.е. Мессия), и в доказательство этого указывает на то, что он совершает дела Мессии.

Слепой сын Тимея прославлял Иисуса как «Сына Давидова» — возможно, также эпитет Мессии (Мк 10:47–48). Когда Иисус въезжал в Иерусалим, толпа кричала, что приблизилось царство Давидово (Мк 11:9–10). Он ехал на осле (Мк 11:1–7), как и Соломон, сын Давида (3 Цар 1:38–40; см. Зах 9:9). Кроме того, Иисус распоряжался «как власть имеющий» в храмовых покоях. Такое было бы возможно, только если бы он был первосвященником или израильским царем. По причинам, которые мы уже рассмотрели, сомнительно, чтобы Иисус считал себя первосвященником. Некоторые комментаторы возражают, что Иисус цитировал и обсуждал Пс 110:1 таким образом, чтобы, по возможности, дистанцироваться от традиции «сына Давидова» (Мк 12:35–37). Однако здесь Иисус, по–видимому, говорит о том, что Мессия будет больше Давида. Иисус был помазан (Мк 14:3–9) — возможно, мессианский жест со стороны преданной последовательницы. Когда первосвященник спросил его, он ли Мессия, Иисус отвечал утвердительно (Мк 14: 61–62). Наконец, что немаловажно, Иисус был распят римлянами как «царь иудейский» (Мк 15:26, 32).

Раннее и повсеместное распространение среди христиан убеждения, что Иисус был Мессией Израиля или Христом, заставляет предположить, что именно так воспринимали Иисуса не только со времени пасхального благовестия, но и уже во время его служения. Крайне маловероятно, чтобы само по себе воскресение привело учеников к мысли исповедовать Иисуса Мессией, если он сам никогда не притязал на это или не принимал такое именование во время своего служения. Стали бы последователи знаменитого учителя II в. н.э. равви Акивы провозглашать своего любимого учителя Мессией, если бы он воскрес после мученичества (ок. 135 г. н.э.)? Сомневаюсь. Послепасхальное объявление Иисуса Мессией, скорее всего, говорит о том, что именно так сам Иисус понимал свой путь еще до Пасхи.

Считал ли Иисус себя Сыном Божьим? Здесь свидетельства также неоднозначны и тесно связаны с мессианским самосознанием Иисуса. Давид в Писании называется «сыном» по отношению к Богу (см. 2 Цар 7:14, Пс 2:7). Мессия — также в каком–то смысле «сын Божий». В 1 Пар 29:23 о Соломоне говорится, что он «сел на престоле Господнем» — так что, очевидно, от сына Давидова ожидается, что он будет сидеть на престоле Божьем. Эта идея также подтверждает, что Мессия рассматривается как наместник Бога.

Самое драматичное подтверждение, крепко связывающее эпитет «Сын Человеческий» с понятием «Сын Божий», мы слышим в ответе Иисуса Каиафе. Пытаясь получить улики против Иисуса, первосвященник спрашивает: «Ты ли Христос, Сын Благословенного [т.е. Бога]?» Иисус отвечает: «Я; и вы увидите Сына Человеческого, сидящего по правую руку от силы [т.е. Бога] и грядущего на облаках небесных» (Мк 14:61–62). Поскольку в этом обмене репликами Иисус называет себя тем, кем считал его евангелист Матфей (см. Мк 1:1), некоторые ученые сомневаются в его аутентичности. Они считают, что автор этого исповедания — не Иисус, а сам Марк. Кроме того, они спрашивают, откуда могли узнать об этом ученики, если все они разбежались и не присутствовали при допросе (см. Мк 14:50). Другие указывают на видимую непоследовательность слов Иисуса: он «сидит по правую руку», т.е. находится в неподвижности — и в то же время «грядет на облаках», т.е. движется. Следовательно, говорят они, перед нами две разные традиции, неуклюже (и неаутентично) совмещенные друг с другом. Таковы их аргументы.

Однако эти возражения легковесны. Если мы говорим, что сам Иисус не считал себя Сыном Божьим (в каком бы то ни было смысле) — приходится задаться вопросом, почему же его таковым считали другие? С древнейших времен христиане видели в Иисусе Сына Божьего. Почему его не считали великим Пророком, если это все, на что он претендовал? Почему не считали великим Учителем, если сам он не видел в себе ничего большего? Мне думается, древнейшие христиане видели в Иисусе Мессию и Сына Божьего, потому что именно так понимали его ученики — и Иисус позволял им понимать себя именно так.

Возражение, что ученики не присутствовали на допросе, не слышали разговор Иисуса и Каиафы и, следовательно, не могли знать, что там произошло, — попросту наивно. Неужто можно поверить, что ученики, позже ставшие ревностными проповедниками своего Учителя и его учения, так и не позаботились выяснить, что произошло, на каких основаниях власти его осудили? Это противоречит здравому смыслу. Даже если все законы Мишны (ок. 220 г. н. э.) в начале I века не действовали — смертный приговор, скорее всего, оглашался публично, как требует Мишна. Заявление Иисуса, что он — Мессия Израиля, привело к его распятию римлянами и к установке над его головой таблички (titulus) с надписью: «Царь иудейский». Ибо притязать на то, что ты Мессия, означало тем самым притязать на царское звание. Почти невероятно, чтобы ученики ничего об этом не знали. Однако то, что ученики при этом не присутствовали, возможно, объясняет, почему допрос Иисуса передан в евангелии (Мк 14:55–65) так кратко и схематично.

Наконец, возражение, связанное с невозможностью одновременно сидеть и двигаться, также оказывается легковесным, стоит только вспомнить, что престол, на котором восседает Бог, — это колесница. Этот престол описан в Дан 7:9, где Ветхий днями (Бог) сидит на своем престоле, к которому приближается Сын Человеческий: «колеса Его — пылающий огонь», говорится там. Каиафу, очевидно, поразило не только то, что Иисус смело притязал на мессианское достоинство, но и его дерзкое заявление, что он будет сидеть на престоле Божьем[4]. Ответ Иисуса был не только государственной изменой в глазах Рима, но и богохульством в глазах благочестивого иудея, не разделявшего таких мессианских идей, — а первосвященники–саддукеи во времена Иисуса к мессианским верованиям относились скептически. Иисус заявил, что придет день, когда Каиафа и прочие увидят его, «Сына Человеческого», сидящим по правую руку от Бога на Его престоле–колеснице, с грохотом мчащейся по небесам судить народы. Человек, говорящий такое, в их глазах определенно выглядел богохульником[5].

С вопросом о самосознании Иисуса тесно связан вопрос о его целях. «Старый поиск исторического Иисуса» (иногда называемый «Поиском XIX века») начался, когда ученые начали задаваться вопросом о намерениях Иисуса. Германн Самуэль Реймарус писал в своих записках, опубликованных после его смерти (1774–1778), что Иисус стремился стать земным, политическим царем Израиля[6]. Этот вызывающий тезис привел к новому, критическому прочтению евангелий. Все причудливые изгибы и повороты Старого поиска красноречиво описал и дал им оценку Альберт Швейцер в своем труде «Поиск исторического Иисуса», который также давно стал классикой[7]. С возникновением в 1920–х годах метода анализа форм, ранние сторонники которого полагали, что большая часть евангельского материала создана в церкви и не восходит к Иисусу, многие отказались от Поиска. Считалось, что он невозможен, — а, по мнению некоторых богословов, еще и богословски неприемлем. Однако в 1950–х годах начался Новый поиск, цель которого — найти связь между Иисусом истории и «Христом веры»; а в 1980–х годах он перешел в новую фазу, теперь называемую «Третий поиск»[8].

Каковы же были непосредственные цели Иисуса? Они тесно связаны с вопросом, что означала его проповедь царства (или порядка) Божьего. С тем что Иисус проповедовал царство Божье и призывал людей изменить свои взгляды и поведение ввиду его приближения, согласны практически все.

По всей видимости (хотя некоторые это оспаривают), Иисус вслед за Иоанном Крестителем призывал к покаянию, считая этот призыв необходимой подготовкой к явлению Царства (см. Мк 1:15; 6:12). Иисус верил, что его приближение доказывается чудесами: «Если же Я пальцем Божьим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царство Божье» (Лк 11:20). Иисус призывал своих последователей иметь веру в Бога и прощать друг друга (Мк 11:22–25, Мф 6:14–15). Сами по себе эти призывы, разумеется, не отделяют Иисуса от иудаизма — но в свете проповеди Царства они окрашиваются немного иными оттенками. Иисус призывал своих последователей служить друг другу и не быть, как могущественные правители того времени, которые господствовали над другими и любили, чтобы им служили (Мк 10:35–45).

Иисус обещал своим ученикам, что они воссядут на престолах и будут судить двенадцать колен Израилевых (Мф 19:28, Лк 22:28–30). Это изречение ясно показывает нам цели Иисуса. Предполагалось, что по наступлении царства Божьего он и его ученики образуют своего рода новую «администрацию». Этому ожиданию соответствует притча о злых виноградарях (Мк 12:1–11), где Иисус угрожает иудейским властям Иерусалима потерей мест. «Виноградник», то есть Израиль, будет «отдан другим» — ученикам Иисуса. Это не означает, как говорят некоторые христианские и иудейские толкователи, что еврейский народ будет заменен язычниками или христианами. Такое истолкование анахронистично и неточно. Иисус, очевидно, ожидал, что в некое время, известное только Богу, его ученики образуют своего рода новое правительство — воссядут на престолы и будут судить (не в смысле «осуждать», а в смысле «управлять») двенадцать колен. Слова «двенадцать колен» ясно показывают, что Иисус ожидал восстановления Израиля — всего Израиля. Это хорошо сочетается с призывом к покаянию. Если весь Израиль покается — весь Израиль и будет восстановлен.

Одной из самых вызывающих и шокирующих черт служения Иисуса стало его общение с «грешниками», то есть людьми, не соблюдающими (действительно или по видимости) Тору (Мф 9:10–13, Мк 2:15–17, Лк 15:1–2). Вероятно, Иисус верил, что и на тех, кто пренебрегает законом Моисеевым или нарушает его, должно быстро и безоговорочно распространяться прощение. Однако это прощение требовало покаяния и веры (Мф 11:20–24; 12:39–42, Лк 7:47–50; 11:29–32; 13:1–5; 15:7).

Новые элементы в учении и проповеди Иисуса возникли в связи с противостоянием ему. Первосвященники не приветствовали Иисуса, когда он прибыл в Иерусалим (Мк 1:1–11). Он критиковал некоторые стороны храмовой политики и практики (Мк 11:15–19). Священники спорили с ним и требовали объяснить, какой властью он все это делает (Мк 11:27–33). После угрожающей притчи о злых виноградарях с Иисусом начали спорить самые разные люди и религиозные партии (Мк 12:13–34). Иисус не смягчал тон — напротив, призвал своих учеников остерегаться книжников, пожирающих состояния вдов (Мк 12:38–40). В качестве живой иллюстрации к своему предупреждению он оплакал судьбу вдовы, которая отдала свой последний грош богатой и, по мнению некоторых современников, алчной храмовой администрации (Мк 12:41–44).

Выйдя из Храма, Иисус сказал своим ученикам, что прекрасные строения Храмовой горы будут сровнены с землей: от них не останется камня на камне (Мк 13:1–2). Встретив сопротивление своим целям национального покаяния (и восстановления), Иисус, по–видимому, заговорил о грядущем суде над Иерусалимом и его прославленным на весь мир храмом (Лк 19:41–44; 21:20–24). Возможно, именно в этом контексте Иисус произнес слова, которые позже, во время слушаний перед Каиафой и синедрионом, обернулись против него: «И мы слышали, как Он говорил: Я разрушу этот храм рукотворенный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный» (Мк 14:58).

Скорее всего, Иисус был казнен за свои заявления, понимаемые современниками как мессианские (в том или ином смысле). Основное доказательство этого — табличка, повешенная римлянами над крестом или возле креста, с надписью: «Царь иудейский» (Мк 15:26)[9]. Есть и другие свидетельства того, что Иисус придерживался мессианских идей, хотя и не говорил о своем мессианстве открыто (чего, впрочем, иудеи от Мессии и не ожидали). Эти свидетельства — такие, как въезд в Иерусалим на осле или помазание, — мы уже упоминали.

Само распятие Иисуса римлянами говорит в пользу правдивости сообщения о том, что в ответ на вопрос первосвященника Иисус заявил о своем мессианстве (Мк 14:61–64). Само по себе притязание на мессианство, возможно, богохульством не было; однако заявление о том, что Иисус воссядет на божественный престол рядом с самим Богом, несомненно должно было быть воспринято как богохульство и повлечь за собой решимость передать Иисуса в руки римлян.

Еще одной причиной желать смерти Иисуса стали его угрозы в адрес храмовой администрации. Он не просто намекал в притче о злых виноградарях, что правящие священники лишатся своих мест, но и предсказывал, что из–за них будет разрушен Храм. То, что подобная риторика глубоко оскорбляла первосвященников, доказывает пример другого Иисуса, сына Анании, который приблизительно через тридцать лет после смерти Иисуса из Назарета бродил по Иерусалиму, в том числе возле Храма, выкрикивая жалобы и скорбные пророчества, основанные на Иер 7. (Вспомним, что критика храмовой политики у Иисуса также основывалась на Иер 7.) Согласно Флавию (Иудейская война 6.300–309), этот человек был схвачен первосвященниками, которые допросили его, избили, а затем отправили к римскому прокуратору, требуя предать его смерти. Прокуратор также допросил его, бичевал, а затем решил отпустить как безобидного сумасшедшего.

Иисус из Назарета был казнен не за то, что спорил с фарисеями о толковании Закона. Не за то, что учил любви, милосердию и прощению. Не за то, что общался с «грешниками». Не за то, что был хорошим человеком. Иисус был казнен за то, что угрожал политическому истеблишменту нежелательными переменами. Многие его современники предвидели опасность мятежа, способного перейти в полномасштабное восстание. Иудейские лидеры (прежде всего, первосвященники и другие правящие священники) отвечали за поддержание закона и порядка перед римским прокуратором, а прокуратор, в свою очередь, отвечал перед Римом. Для обеих властей Иисус выглядел возмутителем спокойствия — следовательно, его нужно было убрать. Поскольку у Иисуса не было собственных вооруженных отрядов, его последователей арестовывать не требовалось. Сопротивления не было: не пролилась ничья кровь, кроме крови самого Иисуса.

Почему возникла древняя церковь? Долгого или сложного ответа этот вопрос не требует. Древняя церковь родилась из твердого убеждения, что Иисус воскрес и явился десяткам, даже сотням своих последователей. Поэтому древняя церковь проповедовала воскресение Иисуса[10]. У нее не было никаких иных причин развивать и поддерживать новую идентичность. Учение Иисуса не осуждало иудаизм, так что у его последователей (на момент его смерти, по–видимому, исключительно евреев), не было причин отвергать какие–либо стороны иудаизма или вводить нечто новое — особенно столь спорные практики, как евангелизацию неиудеев с отказом от обычных норм, принятых для прозелитов.

Именно непоколебимое убеждение в том, что Бог воскресил Иисуса, что, в свою очередь, требовало от его последователей и дальше проповедовать его видение Царства, и привело к возникновению церкви. Свои отличительные характеристики церковь приобретала постепенно в течение многих лет и десятилетий после смерти и воскресения Иисуса, в столкновениях с новыми вызовами и проблемами. Церковь верила, что ее Господь и Спаситель вернется. Но что ей делать, пока он не вернулся? Как выжить, особенно в условиях нарастающего отстранения от «отеческой» веры — иудаизма, и преследований от рук языческого государства? Ответ на эти вопросы отчасти давали новозаветные писания.

На мой взгляд, хотя евангелия и написаны с точки зрения верующих в Иисуса, они заслуживают доверия. Вера и правдивая история — не обязательно враги. Критерии аутентичности, которые исследователи столь рьяно прилагают к евангелиям, подтверждают, что сущность учения Иисуса отражена в них верно. Нет нужды настаивать, что в евангелиях нет ни одной ошибки; хотя многие христиане по богословским соображениям относятся к ним именно так, твердо веря, что каждое описанное в них слово и деяние Иисуса имело место и отражено абсолютно точно. Однако утверждения, что евангелия недостоверны, полны мифов и легенд, что по ним якобы нельзя составить представление о том, что говорил и делал Иисус в действительности, — чрезмерны и ни на чем не основаны. Даже Семинар по Иисусу, со всеми своими экстремальными выводами, ошибочными заключениями и сомнительными методами, «аутентизировал» значительную часть существенного евангельского материала. Семинар, несомненно, предлагает публике зауженный и сильно искаженный взгляд на Иисуса; однако и его члены не отрицают, что Иисус проповедовал царство Божье и общался с грешниками.

Верно, что евангелия могут многое нам сообщить о намерениях и соображениях своих авторов (это — тема метода анализа редакций) и даже кое–что о ранних христианах, передававших эту традицию из уст в уста (это — тема метода анализа форм); однако прежде всего авторы заботились о том, чтобы придать широкой огласке учения и деяния Иисуса. Его слова и его пример рассматривались как нормативные. Имеются достаточно ранние свидетельства, что слова Иисуса считались равными словам Писания: для иудея это очень высокий авторитет.

Учитывая столь высокое уважение к словам Иисуса, маловероятно, чтобы ранние христиане свободно приписывали Иисусу вымышленные изречения. Часто говорят, что многие речения якобы возникли как ответы на вопросы и проблемы, с которыми сталкивалась древняя церковь: но это становится сомнительным, едва мы обратим внимание на то, какое количество актуальных для церкви вопросов и проблем (см. новозаветные послания) в словах Иисуса никак не отражено! Мы читаем о разногласиях по вопросам об обрезании, об употреблении идоложертвенного мяса, о духовных дарах, об отношениях между иудеями и язычниками, о том, какие качества требуются от того, кто исполняет церковную службу, — но Иисус обо всем этом не говорит ни слова! Это показывает, что у авторов евангелий не было привычки выдумывать. У нас есть все основания заключить (не обращаясь к богословским догматам), что евангелия точно и честно передают информацию об основных элементах учения Иисуса, основных событиях его жизни, его смерти и воскресении.

Первыми последователями Иисуса стали иудеи. Церковь была преимущественно иудейской: такой она оставалась даже после первой крупной войны с Римом (66–70 гг. н.э.); лишь после катастрофической войны с Бар–Кохбой (132–135 гг. н.э.) иудейская церковь в Иерусалиме пришла к концу и место епископа из иудеев занял епископ из язычников. Но еще много столетий среди христианских деноминаций сохранялись иудео–христиане — евиониты. Как иудейские, так и христианские ученые наших дней согласны, что происхождение иудаизма и христианства составляет единую историю, сложную и интересную, сплетенные нити которой едва ли возможно разделить.

История происхождения христианства — это история иудаизма. Многие мессианские иудеи и по сей день верят, что христианство остается частью иудаизма. Частью иудаизма была изначальная Благая весть: «Иисус воскрес!» Христианство было иудейским движением, глубоко укорененном в убеждении, что Бог наконец исполнил обетования, данные Аврааму и Давиду, что наконец исполнились бесчисленные пророчества, наконец воздвиглось царство Божье. Это новое энергичное движение вырвалось за пределы иудаизма и охватило язычников, чтобы и их привести к покорности учению иудея Иисуса, Мессии Израилева. Израиль в самом деле сделался «светом народов» (Ис 49:6) и взял на себя задачу, преумножившую славу его (Лк 2:32).

По иронии судьбы могущественная Римская империя, раздавившая Израильское государство в результате нескольких истребительных войн (66–135 гг. н.э.), была побеждена изнутри мессианской религией, основанной на священных писаниях Израиля и на его древней вере в Бога Авраамова. Язычники, призванные сыграть свою роль в этой потрясающей пьесе, не должны забывать о ее иудейских авторах и актерах.

Истинная история Иисуса поражает и вдохновляет. Она никогда не устареет; она бесконечно убедительнее всех новейших, радикальных, минималистских, ревизионистских, обскурантистских и попросту кретинистских версий истории Иисуса, выдвинутых в последние годы. Археологические раскопки, открытие и изучение древних документов будут проливать на эту историю все больше света. Вполне возможно, что какие–то новые открытия заставят нас скорректировать свою точку зрения. Но пока они лишь подтверждают надежность евангелий и опровергают новомодные теории. Думаю, что и в дальнейшем честный и компетентный научный поиск будет приводить к такому же результату.