Еще один путь, следуя которому современные ученые искажают новозаветный портрет Иисуса — использование сочинений Иосифа Флавия и других позднеантичных источников в сомнительных целях. Некоторые исследователи сомневаются в достоверности новозаветных Евангелий из–за того, что их повествования не согласуются с рассказами Иосифа, знаменитого историка и иудейского апологета I в. н.э. Эта несогласованность, говорят они, свидетельствует об исторической неточности евангелий. Предполагаемые разногласия между евангелиями и Иосифом часто преувеличивают; кроме того — и это важно — порой не принимают во внимание апологетические и политические цели Иосифа. Однако, прежде чем исследовать этот вопрос, скажем несколько слов о самом Иосифе и его писаниях.

Иосиф бар Маттафия родился в аристократической священнической семье в 37 г. н.э., в год, когда Понтий Пилат был смещен с должности правителя Иудеи и Самарии. Иосиф (впоследствии ставший известным как Иосиф Флавий) получил образование в Риме; вернувшись в 60–х годах на родину, он застал там нарастание беспорядков, положивших начало восстанию. Сам он впоследствии уверял, что пытался отговорить соотечественников от мятежа, понимая, что идти против римской мощи бесполезно. Однако, когда восстание началось, Иосифу было поручено командовать отрядом иудейских мятежников в Галилее. Удивительно, что такая должность была доверена противнику войны. Возможно, в своих книгах Иосиф просто старался задним числом оправдаться перед римлянами, делая вид, что никогда не был их врагом. Это не единственный пример его изворотливости[1].

Разбитый и вынужденный скрываться, Иосиф попытался купить себе жизнь, предсказав восшествие на императорский престол Веспасиана. Это было не предвидение, а проницательная догадка: еще в 67 году Иосиф понимал, что дни Нерона сочтены, что он не оставит наследника и что Рим любит победоносных полководцев. Все говорило о том, что разумнее всего сделать ставку на Веспасиана. И в самом деле: Нерон вскоре (в 68 г.) погиб, три его преемника (Гальба, Оттон и Вителлий) один за другим потерпели неудачу, и в 69 году властителем Римской империи был провозглашен Веспасиан. Пророчество Иосифа исполнилось. Вскоре после этого он получил свободу от Тита, сына Веспасиана, и помог ему довести подавление иудейского восстания до конца. Затем Иосиф отправился вместе с Титом в Рим, принял императорскую фамилию «Флавий», латинизировал свое имя, став «Иосифусом», женился на римской аристократке, поселился в Италии и написал несколько книг, в которых защищал иудеев, рассказывал о своей жизни и роли в великом восстании и прославлял добродетели римлян, в особенности своих благодетелей — семейства Флавианов.

До наших дней дошли четыре работы Иосифа. Это «Иудейская война» (в 7 томах), «Иудейские древности» (в 20 томах), «Против Апиона» (в 2 томах) и «Жизнь Флавия Иосифа». В «Иудейской войне», написанной в 70–х гг., описывается иудейское восстание против Рима начиная с 66 года и до взятия и разрушения Иерусалима в 70 году, а также более позднего (73 или 74 гг.) взятия Масады, горной крепости, возведенной Иродом, в которой укрывались иудейские мятежники. «Иудейские древности» впервые вышли в свет в 90–х гг н. э. и выдержали два или три переиздания. В этом труде Иосиф рассказывает историю еврейского народа с времен, описанных в книге Бытия, и до своего времени. «Против Апиона» — полемическое и апологетическое сочинение, направленное против антисемита Апиона, который, среди всего прочего, отрицал древность и отличительные свойства еврейского народа. «Жизнь» — автобиография Иосифа. Обе последние книги, по–видимому, также вышли в свет в 90–х годах.

В этих книгах мы встречаем фарисеев и саддукеев, книжников и священников (в том числе первосвященников Анну и Каиафу), знакомых нам правителей и политических фигур: Ирода Великого, его сыновей Архелая, Ирода Антипу и Филиппа, его внука Агриппу; различных представителей римской власти — Понтия Пилата, Феликса, Феста. В повествованиях Иосифа можно найти немало мест, упомянутых в Новом Завете — Галилею, Кесарию, Иерихон, Масличную гору, Иерусалим. Иосиф много рассказывает о Храме, о библейской и пост — библейской истории Израиля, о различных нациях и народах — греках, римлянах, набатеянах, самарянах. В некоторых эпизодах он даже упоминает людей, сыгравших важную роль в зарождении христианского движения — Иисуса, его брата Иакова, Иоанна Крестителя.

В наше время некоторые ученые заявляют, что рассказ Иосифа о проповеди, заточении и смерти Иоанна Крестителя значительно отличается от сведений, сообщаемых новозаветными евангелиями. Кроме того, некоторые из них считают, что портрет Понтия Пилата в новозаветных евангелиях также отличается от того, что пишет о нем Иосиф (а также его более старший современник иудей Филон). Эти ученые подозревают, что новозаветные евангелия написаны с богословскими целями и, возможно, исторически недостоверны. Оправдан ли такой скептицизм? Верно ли, что из рассказов Иосифа Флавия и Филона Александрийского неизбежно выводится именно такое заключение?

Хотя время от времени ученые выражают сомнения в аутентичности пассажей Иосифа, посвященных Иисусу (Иудейские древности 18.63–64) и Иакову (Иудейские древности 20.200–201), его рассказ о проповеди и смерти Иоанна Крестителя никто не подвергает сомнению. Большинство ученых полагает, что этот рассказ независим от повествований, сохранившихся в новозаветных евангелиях. То, что говорит Иосиф об Иоанне, очень важно не только потому, что дает нам независимый взгляд на эту историю, но и потому, что ставит Иоанна в более широкий политический и исторический контекст. В этом контексте есть и другие публичные фигуры, которые собирали вокруг себя толпы приверженцев и навлекали на себя гнев властей.

Иоанн Креститель, разумеется, хорошо знаком читателям новозаветных евангелий. Общественное служение Иисуса начинается с встречи с Крестителем, который призывает иудеев покаяться, креститься (т.е. погрузиться в воду) в Иордане (Мк 1:4–5), а также, согласно сообщению Луки (см. 3:10–14), увещевает людей быть честными и щедрыми. В евангелиях проповедь Иоанна имеет отчетливо эсхатологическую направленность. Иначе говоря, она понимается как призыв подготовиться к переменам, которые готовит Бог для Израиля и всего мира. Со служением Иоанна связывается пророчество Исайи 40:3 («Приготовьте путь Господу»). Более того, Иоанн предупреждает о грядущем суде и предсказывает, что за ним придет «тот, кто сильнее меня», кто будет крестить людей Святым Духом (Мк 1:7–8).

Далее в новозаветных евангелиях рассказывается, что Иоанн обличал Ирода Антипу, тетрарха Галилейского (годы правления: 4–39 гг. н.э.) за то, что тот развелся со своей женой (дочерью Ареты IV, царя Набатеи, государства к востоку от Иудеи) и женился на Иродиаде, жене своего сводного брата Ирода Филиппа (Мк 6:18). Разозленный Ирод заключает Иоанна в тюрьму (Мк 6:17), а позже, пойманный на слове перед гостями, приказывает его обезглавить (Мк 6:16, 27–28)[2].

Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если, Его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любили Его, не прекращали этого и теперь. На третий день Он вновь явился им живой, как возвестили о Нем и о многих других Его чудесах воговдохновеннме пророки. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени

((Иудейские древности 18.63–64).)

Слова, выделенные курсивом — по–видимому, позднейшие вставки христианского переписчика в текст Иосифа Флавия.

…Он [Анан] собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие [тогда] в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно. Они тайно послали к царю с просьбою запретить Анану подобные мероприятия на будущее время

((Иудейские древности 20.200–201).)

Кое–что из этой истории есть и у Иосифа, однако у него акценты расставлены по–другому. Иосиф сосредоточен на трениях между Галилеей и Набатеей, достигших критической точки, когда набатейский царь, в ответ на дурное обращение Ирода с его дочерью, напал на Галилею и разгромил армию Ирода. Среди иудеев распространилось убеждение, что поражение армии Ирода стало ему воздаянием от Бога за казнь Иоанна. Вот что пишет об этом Иосиф:

Некоторые иудеи, впрочем, видели в уничтожении войска Ирода вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна. Ирод умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к Предвечному и собираться для омовения. При таких условиях (учил Иоанн) омовение будет угодно Господу Богу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более, что души их заранее уже успеют очиститься. Так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души, Ирод стал опасаться, как бы его огромное влияние на массу (вполне подчинившуюся ему) не повело к каким–либо осложнениям. Поэтому тетрарх предпочел предупредить это, схватив Иоанна и казнив его раньше, чем пришлось бы раскаяться, когда будет уже поздно. Благодаря такой подозрительности Ирода Иоанн был в оковах послан в Махерон, вышеуказанную крепость, и там казнен. Иудеи же были убеждены, что войско Ирода погибло лишь в наказание за эту казнь, так как Предвечный желал проучить Ирода

((Иудейские древности 18.5.2).)

Некоторые критики считают, что этот рассказ о проповеди и деятельности Иоанна противоречит сведениям новозаветных евангелий. Но так ли это? Не думаю. Учитывая стремление Иосифа избегать эсхатологических и мессианских тем и его склонность описывать иудейские религиозные споры в философских терминах, можно сказать, что рассказ Иосифа об Иоанне вполне соответствует новозаветным сообщениям.

Если верить Иосифу, Иоанн «убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к Предвечному и собираться для омовения». Именно об этом говорят и новозаветные евангелия. Иосиф добавляет, что омовение угодно Богу, поскольку «они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более, что души их заранее уже успеют очиститься». И это тоже согласуется с евангелиями. В них говорится: «Явился Иоанн, крестя в пустыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов» (Мк 1:4; см. Мф 3:1; Лк 3:3). Но крещение без покаяния и перемены поведения для евангельского Иоанна было неприемлемо. Он предупреждает приходящих к нему: «Сотворите же достойный плод покаяния и не думайте говорить в себе: «Отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней этих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф 3:8–9; Лк 3:7). Иосиф рассказывает, что Иоанн убеждал своих слушателей «быть справедливыми друг к другу и питать благочестивое чувство к Предвечному» (форма Наибольшей Заповеди — любить Бога и ближнего). И в евангелиях Иоанн призывает к тому же самому: «У кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же» (Лк 3:11).

Сравнив внимательно эти рассказы и исходя из предположения, что Иосиф стремился отодвинуть на задний план именно то, что в евангелиях подчеркивается, мы видим, что Иосифово и евангельское повествования дополняют друг друга.

Тем не менее некоторые ученые усматривают здесь серьезное расхождение. Если верить Новому Завету, говорят эти критики, Иоанн был казнен за то, что выступал против развода Ирода Антипы и его брака с женой брата, а согласно Иосифу — за свою популярность и влияние на народ. Но есть ли в этом противоречие? По–моему, и здесь его нет.

Историю тюремного заключения Иоанна и его последующей казни рассказывает Марк (Мк 6:14–29). Он говорит, что Иоанн был казнен, потому что критиковал правителя за его женитьбу на свояченице:

Ибо этот Ирод, послав, взял Иоанна и заключил его в тюрьму за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что женился на ней. Ибо Иоанн говорил Ироду: ты не должен иметь жену брата своего. Иродиада же, злясь на него, желала убить его

((Мк 6:17–19).)

И далее у Марка мы находим рассказ о пире и о требовании принести голову Иоанна на блюде.

Некоторые ученые подчеркивают слова Иосифа, что Иоанн имел «огромное влияние на массу», которое могло «привести к каким–либо осложнениям», и утверждают, что это объяснение противоречит евангельскому. Однако о прямой, непосредственной причине действий Ирода Иосиф ничего не говорит. Меж тем рассказ Марка, которому следуют Матфей и Лука, подтверждает утверждение Иосифа: Ирод действительно опасался того влияния, которое Иоанн имел на народ. Критика Иоанна в адрес тетрарха Галилейского отражает обычные идеи того времени: правитель должен быть мужем одной жены и вообще служить народу нравственным примером. Важные указания по этому вопросу мы находим в Свитках Мертвого моря. Один из них, Храмовый свиток, гласит: «Никто не должен жениться на бывшей жене брата своего, ибо этим он нарушает права брата своего, даже если это брат только по отцу или только по матери. Такое деяние нечестиво» (11QJemple 66:12–13)[3].

Ирод оказался в сложном положении. Первая его жена, узнав о его намерениях, бежала к своему отцу, царю Арете Набатейскому. Действия Ирода нарушили хрупкое доверие между римской Галилеей на западе и Набатеей на востоке. Война была почти неизбежна; Ирод остро нуждался во всенародной поддержке. Ничто так не вредило ему, как публичные обличения Иоанна! В дальнейшем страхи Ирода оправдались полностью: Арета напал на Галилею и разбил его армию, о чем говорится в вышеприведенной цитате из Иосифа[4].

Антипатр Идумеянин (63–43 гг. до н.э.)

Ирод Великий (37–4 гг. до н. э.)

Ирод Архелай (4 г. до н. э. — 6 г. н. э.)

Ирод Филипп (4 г. до н. э. — 34 г. н. э.)

Ирод Антипа (4 г. до н. э. — 39 г. н. э.)

Ирод Агриппа (41–44 гг. н.э.)

Ирод Агриппа II (49–93 гг. н. э.)

О политических проблемах Ирода новозаветные Евангелия не рассказывают. Они упоминают лишь о том, за что Иоанн критиковал тетрарха, а затем — о его тюремном заключении и казни. Эти факты истории находят отражение и у Иосифа, но немного позже. Он тоже сообщает о том, что Иродиада бросила мужа и — в нарушение иудейских обычаев — вышла замуж за своего сводного брата Ирода. Таким образом, ключевой эпизод в этих двух рассказах — один и тот же. Вот что пишет Иосиф:

Сестра их Иродиада вышла замуж за сына Ирода Великого, Ирода же [Филиппа], происходившего от Мариаммы, дочери первосвященника Симона. Она родила ему дочь Саломею. После рождения этой девочки Иродиада, вопреки нашим законам, вышла замуж за сводного брата своего мужа, именно за галилейского тетрарха Ирода, но разошлась и с ним еще при его жизни

((Иудейские древности 18.136).)

Два рассказа расходятся в том, что именно проповедовал Иоанн. Новозаветные евангелия подчеркивают его пламенный призыв к покаянию и предупреждение о грядущем суде. Иосиф об этом молчит — и вместо этого делает упор на очищение праведников. Когда, говорит он, к Крестителю начали стекаться толпы народа, Ирод забеспокоился и в конце концов бросил его в темницу. Однако Иосиф не объясняет прямо, почему Ирод хотел заткнуть Крестителю рот. Если пророк всего–навсего призывал иудеев «вести добродетельный образ жизни» и «быть справедливыми друг к другу» — что в этом опасного для властей предержащих? Другое дело, если в качестве отрицательного примера Иоанн указывал на тетрарха, не проявляющего ни добродетели, ни справедливости (особенно по отношению к своей первой жене, дочери Ареты), — тогда действиям Ирода удивляться не стоит!

Изображение Иоанна как этика и моралиста, без малейшей эсхатологической окраски, возможно, связано с желанием Иосифа представить его публике в одеянии греко–римской философии. Но, возможно, этот портрет не так уж неверен: ведь в Лк 3:10–14 мы тоже читаем, что Иоанн призывал людей жить праведно. Собственно, Иосиф упоминает Иоанна в связи с широко распространенным среди иудеев убеждением, что катастрофа, постигшая Ирода (и сыгравшая свою роль в том, что Рим отстранил его от власти), была вызвана его обращением с Крестителем. Иосиф, по–видимому, с этим соглашается — и потому изображает Иоанна «праведником», призывающим благочестивых иудеев очиститься крещением. Однако в рассказе об Иоанне Иосифу приходилось тщательно подбирать слова. Малейший намек на «оппозиционность» Крестителя — и римляне встали бы на сторону Ирода, сочтя, что он поступил совершенно правильно.

Мы не знаем, верно ли, что Иосиф знал о проповеди Иоанна больше, чем написал — быть может, умалчивая о подробностях, чтобы не привлекать внимание римлян к излюбленному иудейскому эсхатологизму и мессианизму. Однако то, о чем Иосиф не молчит, по сути своей совпадает с новозаветными рассказами, особенно в контексте действий и обещаний других народных вождей того времени.

Стоит нам сравнить рассказы евангелистов и Иосифа с учетом контекста, а также их богословских и апологетических задач — и «противоречия» развеиваются. Иосиф и новозаветные евангелия рассказывают нам одну и ту же историю, просто с разными акцентами.

В последние годы критики не раз заявляли, что евангельское изображение колеблющегося, нерешительного Пилата, который не находит вины в Иисусе и готов его отпустить, — вымысел, связанный с желанием христиан защитить себя от угрозы со стороны римской власти; что, возможно, он включен в Евангелия уже после иудейского восстания, когда христиане постарались дистанцироваться от своих иудейских «родственников». Пилат, говорят нам, был тираном и кровопийцей: справедливость его не интересовала в принципе, тем более, справедливость по отношению к иудеям. Он никогда не признал бы Иисуса невиновным и не попытался бы его освободить. Из этого — заключают исследователи, — следует, что история в новозаветных евангелиях подменена апологетикой и пропагандой[5].

Почему некоторые ученые так думают? Можно ли считать, что они правы?

Ученые готовы видеть в Пилате злодея, поскольку ориентируются на суровую критику, содержащуюся в писаниях его иудейских современников Филона Александрийского (ок. 20 г. до н. э. — ок. 50 г. н. э.) и Иосифа Флавия (37 г. н. э. — ок. 100 г. н. э.). В своей инвективе против римского императора Гая Калигулы Филон описывает прокуратора Иудеи Пилата как «человека упрямого, неумолимого и жестокого», а его правление называет отмеченным «подкупами, оскорблениями, грабежами, зверствами, тягчайшими несправедливостями, расправами без суда, бесконечными и вопиющими жестокостями» (О посольстве к Таю 301–302). Эпитеты Филона касаются прежде всего инцидента с золотыми щитами, которые Пилат разместил на стенах Иродова дворца в Иерусалиме. Эта критика имеет политические мотивы; грехи прокуратора здесь, скорее всего, сильно преувеличены[6]. В то время, когда писал Филон (ок. 39–40 гг. н.э.), Пилат уже был отправлен в отставку и впал в немилость, что делало его удобным «козлом отпущения». Кроме того, изображение Пилата в самых черных красках отвечало основным целям труда Филона.

Иосиф, который о Пилате также отзывается без всякой симпатии, описывает случай, когда прокуратор ночью перевез в Иерусалим из Кесарии Морской военные знамена с изображением императора (возможно, речь идет о том же событии, что и у Филона). Большая группа иудеев, приехав в Кесарию, умоляла прокуратора убрать знамена. Лишь их готовность умереть, но не покориться заставила Пилата вернуть изображения, оскорбляющие иудейские религиозные чувства, обратно в Кесарию (Иудейская война 2.171–174; Иудейские древности 18.55–59).

При раскопках античного театра в Кесарии Морской найдена посвятительная надпись, сделанная Понтием Пилатом:

См. Geza Aflody, «Pontius Pilatus und das Tiberieum von Caesarea Maritima», Studia classica hraelica 18 (1999): 85–108.

Секвестровав имущество Архелая… Квириний сместил первосвященника Иоазара за то, что он не поладил с народом, и назначил на его место Анана [Анну], сына Сефа

((Иудейские древности 18.26).)

При нем [Тиберии] был послан в Иудею пятый наместник, преемник Аннея Руфа, Валерий Грат. Он сместил первосвященника Анана и поставил на его место Исмаила, сына Фаби. Впрочем, недолго спустя он уволил и Исмаила и назначил на его место Элеазара, сына первосвященника Анана. По прошествии года он удалил и его и передал этот пост Симону, сыну Камифа. Однако и последний удержался не более года, и преемником ему был назначен Иосиф, прозванный также Каиафой. После всего этого Грат возвратился в Рим, проведя в Иудее одиннадцать лет, и вместо него прибыл его преемник Понтий Пилат

((Иудейские древности 18.33–35).)

Рассказывает Иосиф и о другом случае, когда Пилат потратил на благоустройство города деньги из храмовой сокровищницы. По его словам, деньги были взяты из «священной сокровищницы, называемой корвонас» (Иудейская война 2.175; Иудейские древности 18.60–62). Иосиф имеет в виду жертвенные деньги, называемые «корван, то есть дар Богу» (Мк 7:11); ср. «непозволительно положить их [Иудины сребреники] в сокровищницу церковную» (Мф 27:6) [в греческом тексте: korbonas. — Прим. пер] Использование этих священных сокровищ в мирских целях глубоко оскорбило благочестивых иудеев. Снова они начали протестовать и не желали уняться. Пилат приказал смешаться с толпой солдатам, переодетым в гражданскую одежду. По заранее установленному сигналу солдаты принялись избивать людей дубинками — нескольких убили, многих ранили и наконец рассеяли толпу.

После этого Вителлий поехал в Иудею и прибыл в Иерусалим как раз во время праздника Пасхи. Так как он был встречен радушно, то Вителлий навсегда освободил население от платежа налога на привозимые и продаваемые [в городе] плоды. Вместе с тем он разрешил держать первосвященническое облачение и все к этому относящееся в храме, предоставив надзор и охрану этих вещей священнослужителям, как то было некогда раньше. Теперь же эти облачения хранились обыкновенно в так называемой крепости Антония по следующей причине: некий Гиркан, первый из целого ряда первосвященников, носивших это имя, построил себе вблизи храма башню, в которой обыкновенно и жил. Здесь у него хранилось его облачение, надевать которое он был вправе только один, и когда он уходил в город, то облекался в свою простую собственную одежду. Так поступали затем его сыновья и их дети. Овладев царством, Ирод Великий роскошно обустроил эту башню, названную им в честь своего друга Антония Антониею, и как нашел там первосвященническое облачение, так и продолжал хранить его там, не думая, что возбудит этим неудовольствие народа против себя. Такого же образа действий держался и преемник и сын его Архелай. Овладев областью последнего, римляне удержали у себя также облачение первосвященника, которое сохранилось в каменном здании, запечатанном печатями священнослужителей и казначеев, причем начальник стражи башни обязан был ежедневно заботиться о том, чтобы перед этим помещением всегда горел светильник. За семь дней до наступления праздника облачение выдавалось священнослужителям начальником стражи. Освятив облачение, первосвященник возвращал его через день после окончания праздников, и оно продолжало по–прежнему храниться в башне. Так делалось в каждый из трех больших ежегодных праздников и в день поста. Вителлий разрешил иудеям хранить облачение у себя и запретил вмешиваться в это дело начальнику стражи, но предоставлять иудеям в пользование облачение, когда в том представится надобность. Этим он расположил народ в свою пользу. Затем он сместил первосвященника Иосифа Каиафу и назначил на его место Ионатана, сына бывшего первосвященника Анана (Иудейские древности 18.90–91, 95).

Узнав о смерти Феста, император послал в Иудею наместником Альбина. Около того же времени царь [Агриппа] лишил Иосифа первосвященнического сана и назначил преемником ему Анана, сына Анана же. Последний, именно Анан старший, был очень счастлив: у него было пять сыновей, которые все стали первосвященниками после того, как он сам очень продолжительное время занимал это почетное место. Такое счастье не выпадало на долю ни одного из наших первосвященников (Иудейские древности 20.197–198).

В обоих случаях, переданных Иосифом, подозрительно молчание первосвященников. Особенно поражает оно в истории о взятии денег из корвана: дело в том, что Пилат не осмелился бы, да и просто не смог бы это сделать, без их согласия и помощи. Очевидно, первосвященник Каиафа и прокуратор Пилат действовали здесь заодно. Неудивительно, что вскоре после отставки Пилата в начале 37 г. н.э., вызванной жестоким избиением самарян, был смещен со своего поста и Каиафа (Иудейские древности 18.88–89, 95).

Евангелист Лука также упоминает о «галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их» (Лк 13:1). Возможно, это еще один пример жестокости прокуратора по отношению к подданным[7].

Из подобных эпизодов, а также негативных описаний у Филона и Иосифа многие ученые делают вывод, что Пилат не уважал чувства иудеев и, не раздумывая, применял насилие при любом народном недовольстве или неподчинении его власти. А поскольку новозаветные евангелия рассказывают нам, что Пилат не хотел предавать Иисуса на смерть и сделал все, чтобы этого избежать, эти ученые не доверяют свидетельству евангелий. Однако мне кажется, что такая интерпретация как Пилата, так и евангелий нуждается в пересмотре.

Послужной список Пилата вовсе не так кровав, как кажется. Более того: на открытое противостояние подданным Пилат неизменно решался лишь после консультаций с иудейскими лидерами. Он не был ни скор на гнев, ни особенно жесток.

А представление о том, что он не уважал чувства иудеев, основано на некритическом прочтении Филона и Иосифа, у которых имелся «зуб» на бывшего прокуратора.

Рассмотрим эти доводы подробнее.

Послужной список Пилата. Верно ли, что Пилат лил кровь, как воду? Некоторые так и считают; один популярный автор характеризует методики Пилата по усмирению толпы одним словом: бойня! Однако, на мой взгляд, это связано с некритичным и чересчур эмоциональным прочтением источников.

В случае со знаменами Пилат уступил. Он никого не казнил. Мирный протест иудеев оказался успешным.

В случае с использованием храмовых фондов для благоустройства города Пилат, очевидно, действовал как минимум при молчаливой поддержке первосвященников — без их согласия он не мог взять деньги из храмовой сокровищницы. Народный протест, по всей видимости, был направлен не только против римского прокуратора, но и против первосвященников, особенно хранителя сокровищницы, допустившего такое святотатство. Пилат задумал и осуществил коварный план: отправил в толпу переодетых солдат и спровоцировал мятеж, который затем сам же жестоко подавил. Здесь перед нами та же беспринципная ловкость, какую мы наблюдаем в истории суда над Иисусом из Назарета. Вполне возможно, что именно о нападении на толпу, протестующую против использования священных денег, идет речь и у Луки. Если так, то нам известен лишь один конфликт Пилата с иудеями, окончившийся кровопролитием. Второе кровопролитное столкновение — с самарянами — погубило его карьеру.

Нападение Пилата на самарян в 36 г. н.э. и его последующая отставка, вместе с отставкой Каиафы, весьма характерны и стоят того, чтобы о них рассказать. Некий самарянский пророк убедил многих своих соплеменников, что Бог указал ему местоположение утерянных храмовых сосудов. Толпа его последователей собралась у подножия горы Геризим, где когда–то стоял самарянский храм. Почему Пилат заинтересовался самарянским пророком, искателем сосудов, хранившихся когда–то в самарянском храме у подножия горы Геризим? Иосиф старается придать этим событиям чисто политический смысл, утверждая, что пророк призывал к самарянскому национальному возрождению и готовил мятеж. Вполне возможно, что пророк в самом деле заботился о национальном и религиозном возрождении: но верно ли, что его проповедь была прелюдией к мятежу? Если так, за что же сместили Пилата? И почему вместе с ним потерял свой пост Каиафа?

Иосиф об этом старательно умалчивает — однако ответ на эти вопросы найти не так уж сложно. Самарянский пророк искал утерянные священные сосуды не для того, чтобы поднять восстание, но чтобы восстановить самарянский храм, который разрушили во II в. до н.э. хасмонеи — иудейские правители–первосвященники. Иудейские первосвященники уничтожили самарянский храм, стремясь реиудаизировать свою «каноническую территорию» — Израиль. Самаряне так и не простили этого своим «родственникам» — иудеям. Они даже отомстили — однажды ночью прокрались в иудейский храм и рассыпали в священных покоях человеческие кости. С тех пор между иудеями и самарянами тлела вражда; Иосиф приводит немало примеров ненависти и насилия между этими родственными народами. Эта вражда отражена и в учении Иисуса (см., например, притчу о добром самарянине или историю благодарного самарянского прокаженного).

Если самарянский пророк надеялся всего лишь найти утерянные священные сосуды, дабы возродить в самарянах интерес к восстановлению храма, — зачем же Пилат избил самарянскую толпу? На мой взгляд, весьма вероятно, что римского прокуратора подбил на это его высокопоставленный союзник первосвященник Каиафа. А зачем Каиафа подговорил Пилата напасть на самарянского пророка и его последователей? Да потому что не собирался смотреть сложа руки, как самаряне восстанавливают конкурирующий храм — храм, который за полтора столетия до того разрушили его предшественники–первосвященники! Скорее всего, Каиафа усмотрел в действиях самарян угрозу для себя и подтолкнул Пилата к решительным действиям. Если они найдут сосуды, сказал он, то непременно восстановят храм — а от восстановленного храма уже и до мятежа недалеко! Пилат клюнул на эту наживку. Однако после инцидента самаряне подняли шум, дошли до императора, и Пилат отправился в отставку. То же случилось и с Каиафой, как только выяснилась его роль в этой истории.

Есть свидетельства, что и другие римские прокураторы в своей политике полагались на информацию и советы первосвященников. Так, рассказывает нам Иосиф, во время правления Куспия Фада (44–46 гг. н.э.) некий Февда призвал людей собраться вместе со всем своим имуществом у реки Иордан, воды которой должны были расступиться по его приказу (Иудейские древности 20.97–98). Прокуратор отправил к Иордану всадников, которые рассеяли последователей Февды. Сам несостоявшийся пророк был обезглавлен, и голова его выставлена в Иерусалиме. По всей видимости, собирая народ на Иордане, Февда пытался воспроизвести историю Иисуса Навина и его перехода через Иордан при начале завоевания Палестины (Нав 4). Следовательно, всенародный сбор на Иордане был прелюдией к отвоеванию Израиля — восстанию и свержению нынешних правителей. Для людей, знающих историю Израиля, рассказанную в писаниях, это было ясно: но откуда узнал об этом прокуратор? Очевидно, ему об этом сообщили первосвященники — его советчики и сотрудники.

Рассмотрим другой пример. В правление прокуратора Антония Феликса (52–60 гг. н.э.) в Иерусалиме появился некий иудей из Египта (Иудейская война 2.259–263; Иудейские древности 20. 169–170). Он разбил лагерь на Масличной горе, возвышающейся над Храмовой горой, и начал собирать вокруг себя народ, заявляя, что по его приказу городские стены рухнут и он со своими последователями войдет в город (и, видимо, захватит там власть). Прокуратор Феликс немедленно отправил всадников рассеять толпу. Однако сам пришелец из Египта скрылся. И этот человек, как мы видим, действовал по образцу Иисуса Навина: на этот раз он надеялся, что стены Иерусалима рухнут так же, как рухнули много веков назад стены Иерихона. И здесь, по всей видимости, значение слов и действий этого иудея объяснили прокуратору первосвященники.

Все это показывает, что римские прокураторы, как правило, предпринимали какие–либо серьезные действия лишь после консультаций с местными властями. Скорее всего, и Понтий Пилат избил иудеев, протестовавших против нецелевого использования священных денег (корвана), а затем самарян — лишь после совещания с Каиафой и его приближенными. Очень вероятно, что эти два инцидента были единственными силовыми действиями против народа, предпринятыми в правление Пилата.

Срок правления Пилата. Это тоже немаловажный вопрос. Обычно считается, что Пилат вступил в должность в 25 или 26 году. Его отставка датируется началом 37 года — следовательно, он пробыл прокуратором одиннадцать лет. Однако есть свидетельства (как у Иосифа, так и на монетах), что он занял свое кресло намного раньше — в 19 или 20 году. Если это так (здесь не место разбирать этот сложный вопрос) — значит, Пилат правил Иудеей и Самарией целых семнадцать лет. По стандартам того времени — тем более, когда речь идет об Иудее, где значительная часть населения не желала мириться с присутствием иноземцев и чужеземной властью, — это огромный срок, свидетельствующий о том, что правление Пилата было удивительно мирным и стабильным. Можно сравнить Пилата с двумя его преемниками: 1) Фадом, правившим два года (убийцей Февды и его последователей), и: 2) Феликсом, правившим восемь лет (избившим последователей египтянина). Если за семнадцать лет — да хотя бы и за одиннадцать! — Пилат лишь дважды вступал с подданными в кровопролитные столкновения, это значит, что его правление было не хуже «среднего», а, пожалуй, лучше, чем у многих.

Я не стремлюсь реабилитировать Пилата или тем более произвести его в святые (хотя Коптская церковь его канонизировала!) Несомненно, по сегодняшним стандартам прокуратор Иудеи был коррумпирован, жесток, несправедлив и в грош не ставил права человека. И вряд ли его хоть немного волновала жизнь или смерть какого–то Иисуса из Назарета.

В случае с Иисусом Пилатом двигали чисто политические мотивы. Накануне Пасхи, величайшего праздника в иудейском календаре, когда Иерусалим наполнился благочестивыми иудеями, жаждущими искупления Израиля, — Пилат столкнулся с потенциально опасной ситуацией. Его иудейские союзники — Каиафа и другие первосвященники — требовали немедленно казнить Иисуса. Но разумно ли устраивать публичную казнь близ Иерусалима в канун Пасхи? Действительно ли Иисус представляет серьезную угрозу? Положим, он проповедует какое–то новое царство — но ведь у него нет вооруженных последователей! Колебания Пилата не имеют ничего общего с поиском справедливости: причина их чисто политическая. Пилат понимал, что движет Каиафой и другими первосвященниками: Иисус оскорбил их — из его проповедей прямо следовало, что они недостойны занимаемых должностей и подлежат Божьему суду. Однако что за охота была Пилату казнить в канун Пасхи популярного проповедника и целителя лишь за то, что тот разозлил иудейских аристократов, которых многие в народе презирают и ненавидят? Как любой политик Пилат думал прежде всего о себе — и не хотел, чтобы ему навязывали поспешные и, возможно, невыгодные для него решения.

Отказ Иисуса отрицать обвинение в том, что он объявлял себя (или позволял своим последователям считать себя) помазанным царем Израиля, убедил Пилата, что Иисуса действительно следует казнить. Поскольку он оказался виновен не просто в нарушении порядка, но в государственной измене, то был приговорен к распятию по обвинению в том, что претендовал на звание «царя иудейского» (Мк 15:26; см. Мф 27:37, Лк 23:38, Ин 19:19). Таким образом, в конце концов Пилат уступил требованиям первосвященников (как, видимо, поступал и в других случаях — что в конце концов и привело его карьеру к печальному концу); но не прежде, чем переложил на них ответственность, умыв руки и провозгласив: «Невиновен я в крови Праведника этого» (Мф 27:24). С юридической точки зрения этого не требовалось: в глазах Рима молчаливое признание Иисусом своей роли в грядущем царстве Божьем вполне оправдывало его казнь. Однако с политической точки зрения все обстояло иначе: лукавый прокуратор хотел быть уверен, что иудейское общество не станет винить его в смерти Иисуса — или, по крайней мере, обвинит не его одного.

Как видите, я не занимаюсь, как утверждают некоторые критики, антиисторическим обелением Пилата. Истинный Пилат — хитрый и беспринципный политикан: тот, что тайком вносит в Иерусалим изображения кесаря, но уступает при решительном протесте толпы. Тот Пилат, что, желая прекратить народные волнения по поводу неподобающего использования храмовых фондов, использует для этого грязный трюк. Тот Пилат, что полагается на советы первосвященников — и это, после долгой череды удач в политических маневрах, однажды приводит его к краху. Евангельский портрет Пилата вполне соответствует тому, что мы знаем о Пилате из других источников — если читаем как евангелие, так и другие источники критически и в их полном контексте[8].

Начав лучше понимать Пилата (в частности, перестав принимать за чистую монету его очернение у Филона и Иосифа), мы получаем ответ и на выдвигаемые иногда сомнения в историчности эпизода с пасхальным прощением осужденных. Согласно евангелиям, у Пилата был обычай отпускать на Пасху одного заключенного: «На всякий же праздник отпускал он им одного узника, о котором просили» (Мк 15:6; см. Мф 27:15, Ин 18:39). Некоторые критики считают, что, поскольку в других источниках об этом ничего не говорится, евангелиям в этом верить нельзя. Но этот аргумент вряд ли можно назвать основательным. Напротив, ему недостает научной точности.

Об этом обычае Пилата сообщают все четыре евангелия; об освобождении заключенных по различным случаям, в том числе и в честь Пасхи, упоминают и другие источники. В Мишне (иудейское устное предание, записанное в начале III века) говорится: «Они могут заколоть [пасхального агнца] за того… кого обещали выпустить из темницы» на Пасху (Песахим 8:6). Кто такие «они», не вполне ясно (римские власти? иудейские власти?) — однако интересно, что преступника выпускают из тюрьмы, по–видимому, для того, чтобы он принял участие в праздновании. В одном папирусе (P.Flor 61, ок. 85 г. н.э.) цитируются слова римского правителя Египта: «Ты заслужил бичевание… но я отдаю тебя толпе». Плиний Младший (начало II в.) пишет в своих письмах: «Полагали, однако, что эти люди освобождены из тюрьмы вследствие своих прошений к проконсулам или их помощникам; скорее всего, так оно и было — ведь невозможно допустить, чтобы кто–то осмелился освободить их без дозволения властей» (Письма 10.31). Надпись в Эфесе рассказывает о том, как проконсул Азии решил освободить узников, за которых просил весь город. Ливий (начало I в.) говорит об особых «послаблениях», когда с узников снимались цепи (История Рима 5.3.18). Иосиф рассказывает, что прокуратор Альбин, покидая свою должность (64 г. н.э.), освободил всех узников, кроме заключенных за убийство (Иудейские древности 20.215). Сделал он это в надежде получить от жителей Иерусалима благоприятный отзыв. Наконец, за несколько лет до того Архелай надеялся привлечь к себе соотечественников и с их помощью заполучить царство своего покойного отца, выполнив их просьбу об освобождении заключенных [«Некоторые требовали освободить узников, заключенных в цепи Иродом» (Иудейские древности 17.204)].

Все эти свидетельства показывают, что как римские правители, так и по меньшей мере один представитель династии Иродов время от времени по разным поводам освобождали заключенных (по–видимому, так же поступали и другие правители в восточном Средиземноморье). Делалось это из чисто политических соображений — чтобы удовлетворить требования толпы и тем завоевать ее симпатии. Другой фактор, подтверждающий историчность этого евангельского рассказа, — невозможность выдумать такой обычай в случае, если бы его не было. Если Пилат ни разу не отпускал узников на Пасху или в другие праздники, то слова евангелистов были бы быстро опровергнуты — и произвели бы в древней церкви немалый соблазн. Однако об этом сообщают все четыре евангелиста (причем четвертый — возможно, независимо от синоптических евангелий); и, по–видимому, никаких возражений этот их рассказ не вызывал[9].

Иосиф снабжает нас и другими важными сведениями, подтверждающими евангельские рассказы о последовательности событий в юридическом процессе, закончившемся казнью Иисуса. Согласно евангелиям, Иисус был: 1) схвачен первосвященниками; 2) допрошен первосвященниками и членами иудейского совета (синедриона); 3) препровожден к римскому прокуратору; 4) допрошен прокуратором; и затем 5) приговорен к смерти.

В последние годы несколько радикальных критиков поставили такую последовательность событий под вопрос, заявив, что она выдумана евангелистами с целью либо очернить иудеев, либо создать смысловую связь между проповедью Иисуса и его казнью. (Один ученый договорился до того, что, приехав в Иерусалим, Иисус просто ввязался в уличные беспорядки, за что и был казнен.) Однако такой скептицизм едва ли оправдан, и альтернативным объяснениям явно недостает убедительности — в первую очередь потому, что такую же последовательность событий мы встречаем и у Иосифа.

В пассаже об Иисусе (Иудейские древности 18.63–64) Иосиф называет Иисуса учителем и «человеком, совершавшим удивительные дела». Далее он говорит, что «наши вожди» обвинили Иисуса, в результате чего Пилат приговорил его к смерти на кресте. В других местах той же книги мы видим, что под «вождями» Иосиф имеет в виду первосвященников (Иудейские древности 11.140–141; 18.121). Таким образом, Иосиф очень коротко, в одной фразе, описывает ту же последовательность событий, что и в евангелиях. Но это еще не все.

Иосиф рассказывает о пророке по имени Иешуа бен Анан, который в 62 г. н.э. начал предсказывать гибель Храма и Иерусалима. Приведем отрывки из рассказа Иосифа об этом иудейском мятежнике:

За четыре года до войны… к тому празднику, когда все иудеи по обычаю строят для чествования Бога кущи… некто Иешуа сын Анана, простой человек из деревни, близ храма вдруг начал провозглашать: «Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!» [Иер 7:34]… Некоторые знатные граждане в досаде на этот зловещий клич схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но, не говоря ничего в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Тогда представители народа… привели его к римскому прокуратору, но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы… Когда Альбин — так назывался прокуратор — допрашивал его: «Кто он такой, откуда и почему он так вопиет», он и на это не давал никакого ответа… Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его… Особенно раздавался его голос в праздники… обходя по обыкновению стену с пронзительным криком: «Горе городу, народу и храму!», он прибавил в конце: «Горе также и мне!» В эту минуту его ударил камень, брошенный метательной машиной, и замертво повалил его на землю

((Иудейские древности 6.300–309).)

В этом эпизоде мы видим тот же юридический процесс, что состоялся за несколько лет до того над Иисусом из Назарета. Оба входят в Храм. Оба произносят в адрес Храма пророческие угрозы, цитируя строки седьмой главы книги пророка Иеремии, угрожающие Храму разрушением. (Иисус из Назарета цитирует Иер 7:11, Иешуа бен Анан — Иер 7:34). Обоих арестовывают иудейские власти (первосвященники). Обоих допрашивают. Обоих затем передают римскому прокуратору. Обоих допрашивает прокуратор. Обоих бичуют. Единственное различие в том, что Иисуса из Назарета Пилат приговорил к распятию, а Иешуа бен Анана Альбин счел безобидным сумасшедшим.

Итак, в двух эпизодах — один из которых касается самого Иисуса, а другой человека, жившего поколение спустя, — Иосиф воспроизводит ту же последовательность событий, что описана в евангелиях. Выходит, что, с какой стороны не рассматривай евангельский рассказ об аресте Иисуса, его допросах и приговоре, — этот рассказ вполне историчен и заслуживает доверия.

Кроме того, евангелия рассказывают, что римские солдаты насмехались над Иисусом:

А воины отвели его внутрь двора, то есть в преторию, и собрали весь полк, и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему. Когда же насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его и повели Его, чтобы распять Его

((Мк 15:16–20).)

Насмешливое величание Иисуса царем иудейским находит себе близкую параллель в одном из сочинений Филона. Это произошло во время визита царя Агриппы в Александрию: местные жители взяли сумасшедшего по имени Карабас, уличного дурачка, над которым часто издевались, и разыграли целое представление с ним в главной роли. Вот как рассказывает об этом Филон:

…Пригнав несчастного к гимнасию, его поставили на возвышенье, чтобы всем было видно, соорудили из папируса нечто вроде диадемы, тело обернули подстилкой, как будто плащом, а вместо скипетра сунули в руку обрубок папирусного стебля, подобранного на дороге. И вот он, словно мимический актер, обряжен царем и снабжен всеми знаками царского достоинства, а молодежь с палками на плечах стоит по обе стороны, изображая телохранителей. Потом к нему подходят: одни — как бы с изъявлениями любви, другие — как будто с просьбой разобрать их дело, а третьи — словно прося совета в государственных делах. Потом в толпе, стоящей вокруг него кольцом, поднимаются крики; Карабаса величают Марином [«мари» — арам, «господин»] (так у сирийцев зовется господин)

((Против Флакка 36–39).)

В других источниках также можно найти инциденты, схожие с издевательствами над Иисусом. Таков рассказ о жестоком и унизительном обращении римских солдат с бывшим императором Вителлием (69 г. н.э.), которого смеха ради возили по тем местам, где ему прежде воздавались почести (см. Дион Кассий, Римская история 64.20–21). В папирусном фрагменте переговоров нового императора Адриана с иудейским посольством, в связи с восстанием иудеев в конце царствования Траяна (115–117 гг. н.э.), также упоминаются насмешки над бывшим монархом: «Павел [говорил] о царе, как его вывели и (издевались над ним?); и Теон зачитал указ Лупа, где приказывалось вывести царя и смеяться над ним» (P. Louvre 68.1.1–7). Плутарх (текст ок. 100 г. н.э.) рассказывает о том, как пираты издевались над пленником, потребовавшим к себе особого отношения, поскольку он римский гражданин. Они нарядили его («облачили в тогу»), воздавали ему различные почести (в т.ч. вставали перед ним на колени), но после этого заставили пройти по доске (Помпеи 24.7–8)[10].

Итак, внимательное и беспристрастное изучение трудов Филона Александрийского, Иосифа Флавия и других поздне–античных источников показывает нам, что новозаветные евангелия дают точные и достоверные сведения о Понтии Пилате и других исторических личностях. Нет серьезных причин полагать евангельские рассказы выдумками, якобы призванными, из апологетических или богословских соображений, представить фигуру Пилата в ложном свете или очернить первосвященников. В евангельских повествованиях содержатся важные сведения, позволяющие нам лучше понять Палестину первого века новой эры.

На девятнадцатидюймовом фрагменте известняковой плиты содержится предупреждение о том, что язычникам запрещено входить в Храм. Фрагмент был найден в 1935 году с внешней стороны стены, окружающей Старый Иерусалим. Полную версию той же надписи можно найти в Археологическом музее в Анкаре, Турция.

Надпись гласит:

Пусть ни один язычник

Не войдет в освященное место,

За ограду, окружающую Храм:

Всякий, кто будет здесь пойман,

Сам понесет ответственность

За свою смерть.

Возможно, это то же предупреждение, о котором писал Иосиф Флавий:

«На нем [освященном месте] в одинаковых промежутках стояли столбы, на которых на греческом и римском языках был написан закон очищения, гласивший, что чужой не должен вступить в святилище»

((Иудейские древности 5.193–194).)