|
||||
|
Глава 7 ЕВАНГЕЛИЯ: одна история, много измерений Как и с Посланиями и Деяниями, Евангелия кажутся на первый взгляд простыми для толкования. Поскольку материалы в Евангелиях могут быть грубо разделены на высказывания и повествования, т. е. учение Иисуса и рассказы об Иисусе, теологически возможно следовать принципам толкования Посланий, что касается одного, и принципам исторических повествований, что касается других. В некотором смысле, это так. Однако, все не так легко. Четыре Евангелия создают уникальный литературный жанр, которому есть не много реальных аналогий. Их уникальность, которой мы сейчас займемся, вот, что представляет нам большинство экзегетических проблем. Но кроме этого, существуют еще и герменевтические сложности. Некоторые из них, конечно, принимают форму тех нескольких "трудных высказываний" в Евангелиях. Но основная герменевтическая трудность — в понимании "Царства Божия", термина, абсолютно необходимо для всего служения Иисуса, и в то же время представленного в языке и концепции иудаизма первого века. Проблема в том, как перевести эти идеи в наше собственное культурное окружение. Проблема Евангелий Почти все трудности, с которыми встречаешься при толковании Евангелий, вырастают из двух очевидных факторов: (1) Сам Иисус не писал Евангелий, они исходят от других, а не от Него. (2) Существует четыре Евангелия. Тот факт, что Евангелия исходят не от Самого Иисуса, очень важен. Если бы Он написал что-нибудь, это вероятно выглядело бы скорее, не как Евангелия, а как пророческие книги Ветхого Завета, как, скажем, Амос — коллекция устных предсказаний и утверждений плюс несколько коротких личностных повествований (как Амос 7,10–17). Евангелия тоже содержат утверждения, но они всегда вплетены составной частью в историческое повествование о жизни и проповедях Иисуса. Следовательно, они не являются книгами Иисуса, но об Иисусе, и в то же время содержат большую коллекцию Его учения. Трудности, представленные особенностями Евангелий, не стоит преувеличивать, но они существуют и о них нужно кое-что сказать. Природа представляющихся нам трудностей лучше всего видна на аналогии Павла в Деяниях и его Посланиях. Если бы не было Деяний, мы могли бы собрать по кусочкам жизнь Павла из его Посланий, но это было бы недостаточным. Точно так же, если бы у нас не было его Посланий, наше понимание его теологии, базирующееся только лишь на его речах в Деяниях, тоже было бы неполным. Поэтому мы читаем об основных событиях в жизни Павла в Деяниях и добавляем туда информацию, которую он дает в своих письмах. За его учением мы идем в первую очередь не к Деяниям, а к его письмам, а потом уже к Деяниям, как к дополнительному источнику. Но Евангелия не совсем похожи на Деяния, поскольку здесь мы имеем и повествование о жизни Иисуса и большие блоки Его высказываний (учений) как абсолютной основы Его жизни. Но Его высказывания не были записаны Им, как послания Павлом. Первым языком Иисуса был арамейский, Его же высказывания дошли до нас лишь в греческом переводе. Более того, одно высказывание часто появляется в двух или трех Евангелиях, и даже если оно появляется в той же точно хронологической последовательности или историческом окружении, оно редко выражается в тех же самых словах. Возможно, для кого-то это может быть угрожающим, но не стоит так это воспринимать. Конечно, некоторые определенные школы извратили эту реальность таким образом, чтобы предположить, что ничему в Евангелиях нельзя доверять. Но такой вывод неправомерен. Равно хорошая школа продемонстрировала историческую достоверность материалов Евангелий. Наша точка зрения проста. Господь дал нам то, что мы знаем о начальном проповедовании Иисуса именно так, а не каким-либо другим способом, который удовлетворил бы чье-то механистическое, магнитофонное мировозрение. И в любом случае тот факт, что Евангелия были написаны не Иисусом, а о Нем — часть их гениальности, а не слабости. К тому же, их четыре. Как это произошло и почему? В конце концов, у нас же нет четырех Деяний Апостолов. Более того, материал в первых трех Евангелиях так похож, что мы называем их "синоптическими" (имеющие общий взгляд) Евангелиями. Действительно, можно удивляться, зачем сохранять Евангелие от Марка, ибо количества материала, которое содержится исключительно в его Евангелии, едва хватит на две страницы текста. Однако, снова, тот факт, что их (Евангелий) четыре, говорит об их гениальности. Так какова же природа Евангелий, и почему их уникальная природа является частью их гениальности? Наилучшим образом можно ответить на это, решив сначала вопрос: "Почему четыре?". На это мы не можем дать абсолютно точного ответа, но одна причина, по крайней мере, ясна и прагматична: разные христианские коммуны хотели каждая иметь свою книгу об Иисусе. По ряду причин Евангелие, написанное для одной коммуны или группы верующих, не обязательно отвечает всем нуждам другой коммуны. Поэтому одно было написано первым (Марком, по общему мнению) и затем оно было "переписано" дважды (Матфеем и Лукой) по совершенно другим нуждам. Независимо от них (опять-таки, по общему мнению) Иоанн написал Евангелие совершенно другого типа по совершенно другим причинам. И все это, мы полагаем, было вдохновенно Святым Духом. Для более поздней церкви ни одно Евангелие не заменяет другого, каждое стоит отдельно и все одинаково ценны, и одинаково авторитетны. Как же так? Потому что в каждом случае интерес в Иисусе находится на двух уровнях. Во-первых, чисто исторический подход: кто был Иисус, и что Он сказал и сделал, именно этот Иисус был распят и воскрешен из мертвых, кого мы теперь чтим как воскресшего великого Господа. Во-вторых, экзистенциальный подход: передача этой истории ради нужд более поздних коммун, говоривших не по-арамейски, а по-гречески, и живших не в провинциальных, сельскохозяйственных еврейских условиях, а в Риме, Ефесе или Антиохии, где Евангелие встречалось с городским языческим окружением. В определенном смысле Евангелия действуют как герменевтические модели для нас, самой своей природой убеждая нас в том, что и мы тоже рассказываем ту же самую историю в нашем собственном контексте ХХ века. Эти книги, которые рассказывают нам практически все, что мы знаем об Иисусе — не биографии, хотя частично они и являются биографическими. Они не похожи и на современные "жизни" великих людей, хотя и описывают жизнь величайшего из людей. Они являются, по словам отца церкви второго века Юстина Мученика — "воспоминаниями апостолов". Четыре биографии не могли бы стоять бок о бок как равноценные, эти же книги стоят бок о бок, потому что в одно и то же время они описывают факты об Иисусе, передают учение Иисуса, и каждое свидетельствует об Иисусе. В этом их природа и их гениальность, и это важно как для экзегезы, так и для герменевтики. Экзегеза Евангелий требует от нас мышления и с точки зрения исторического окружения Иисуса и с точки зрения исторического окружения авторов. Исторический контекст Вы помните, что первая задача экзегезы — осознавать исторический контекст. Это означает не только знать исторический контекст в общем, но и сформировать гипотетическую, но проверенную фактами реконструкцию ситуации, к которой обращается автор. Это может быть иногда сложным из-за самой природы Евангелий как документов с двумя уровнями. Исторический контекст, прежде всего, имеет дело с Самим Иисусом. Это включает в себя знание культуры и религии первого века, палестинского иудаизма, в котором Он жил и учил, а также попытку понять определенный контекст данного высказывания или притчи. Но исторический контекст также имеет дело с индивидуальными авторами (евангелистами) и их причинами написания Евангелий. Мы хорошо сознаем, что попытка размышления над всеми этими контекстами может быть сложной задачей для обыкновенного читателя. Более того, мы уверены, что это, возможно, задача более склонная к абстрактному теоретизированию, чем в каком-либо другом месте Нового Завета. И тем не менее природа Евангелий такова: они являются документами с двумя уровнями, хотим мы того или нет. Мы не думаем, что можем превратить вас в экспертов относительно этих вещей — вообще, мы иногда сомневаемся в "экспертах" — мы надеемся лишь поднять ваш уровень осознания, так чтобы вы по достоинству оценили Евангелия и научились разбираться с теми вопросами, которые возникают в процессе их чтения. Исторический контекст Иисуса — в общем Чтобы понять Иисуса, необходимо окунуться в иудаизм первого века, частью которого Он был. И это означает гораздо больше, нежели просто знание того, что саддукеи не верили в воскресение. Нужно знать, почему они не верили, и почему у Иисуса не было контакта с ними. Для получения такой информации нет никакой альтернативы, чем дополнительное чтение. Любая из трех следующих книг будет очень полезной в этом отношении: Иохим Иеремиас, Иерусалим во времена Иисуса (Philadelphia: Fortress, 1969). Эдуард Лозе, Окружение Нового Завета (Mashvill: Abingdon, 1976), сс. 11-196. Дж. Дункан, М. Дерретт, Слушатели Иисуса (New York: Seabury, 1973). Особенно важной чертой этого измерения исторического контекста, которую однако часто пропускают, является форма учения Иисуса. Все знают, что Иисус часто учил притчами. Что многие не знают, так это то, что Он использовал многообразие таких форм. Например, он был мастером целенаправленного преувеличения. В Евангелии от Мф. 5,29–30 (и параллельно у Марка 9,43–48) Иисус призывает своих учеников вырвать соблазняющий глаз или отсечь соблазняющую руку. Теперь-то мы все знаем, что Иисус "не имел в виду действительно это. Он имел в виду, что люди должны вырвать из своей жизни все, что принуждает их грешить". Но откуда мы знаем, что Он имел в виду совсем не то, что сказал? Потому что все мы расцениваем преувеличение как самый эффектный учебный прием, где мы расцениваем учителя по тому, что Он имеет в виду, а не по тому, что он говорит! Иисус также эффектно использовал пословицы (например, Мф. 6,21; Мк. 3,24), сравнения и метафоры (например, Мф. 10,16; 5,13), поэзию (Мф. 7,7–8; Лк. 6,27–28), вопросы (Мф. 17,25) и иронию (Мф. 16,2–3). Для дальнейшей информации вы можете прочитать книгу Роберта Г. Штайна "Метод и идея учения Иисуса" (Philadelphia: Westminster, 1978). Исторический контекст Иисуса — в частном Это более сложный аспект в попытке воссоздать исторический контекст Иисуса, особенно с Его учениями, представленными в Евангелиях без контекста. Причина в том, что слова и деяния Иисуса передавались устно в течение более чем тридцатилетнего периода, и за это время полные Евангелия не распространялись. Распространялось содержание Евангелий в отдельных рассказах и высказываниях (перикопах). Многие из этих высказываний передавались наряду со своим оригинальным контекстом. Ученые называют такие высказывания (перекопы) "высказывательными рассказами", потому что повествование само по себе существует только ради высказывания, которое его завершает. Типичный рассказ подобного рода Мк. 12,13–17, где контекстом является вопрос об уплате налогов Римлянам. Он завершается знаменитым высказыванием Иисуса "отдайте кесарево кесарю, а Божие Богу". Можете себе представить, что бы мы наделали, воссоздавая оригинальный контекст этого высказывания, если бы оно передавалось без него? Настоящая трудность заключается в том факте, что очень многие из высказываний и учений Иисуса передавались без своего контекста. Сам Павел является тому свидетелем. Три раза он цитирует высказывания Иисуса (1 Кор. 7, 10; 9,14; Деян. 20,35) без сноски на их оригинальный исторический контекст — но и стоит ожидать этого от него. Два из этих высказываний, находящиеся в 1 Коринфянам, можно найти и в Евангелиях. Высказывание о разводе находится в двух разных контекстах (при обучении Своих учеников Мф. 5,31–32 и при споре в Мф. 19,1-10 и Мк. 10,1-12). "Право на оплату" можно найти у Мф. 10,10 и у Лк. 10,7 в контексте высылания двенадцати (Матфея) и семидесяти двух (Лука). Но высказывание в Деяниях не появляется ни в одном Евангелии, поэтому его оригинальный контекст отсутствует совершенно. Поэтому не удивительно узнать, что многие подобные высказывания (без контекста) существовали у евангелистов и что сами евангелисты, под руководством Духа дали этим высказываниям их современный контекст. Вот одна из причин, почему мы часто обнаруживаем одно и тоже высказывание или учение в различных контекстах Евангелия и почему высказывания на подобные темы или по одному и тому же вопросу сгруппированы в Евангелиях тематически. Матфей, например, имеет пять больших тематических собраний (каждое из которых заключается чем-либо вроде "И когда Иисус закончил говорить…"): жизнь в Царстве (так называемая Нагорная проповедь, гл. 5–7), наставления служителям Царства (10,5-42), притчи о Царстве (13,1-52), учение о взаимоотношениях и наказаниях в Царстве (18,1-35), эсхатология, или достижение Царства (гл. 23–25). То, что это — собрания Матфея, можно проиллюстрировать двумя способами из собрания в гл. 10. (1) Контекстом является историческая миссия Двенадцати и данные им Иисусом инструкции при высылании (ст. 5-12). В этих же 16–20, наставления даны на более позднее время, поскольку в ст. 5–6 их посылают только лишь к погибшим овцам дома Израилева, в то время как ст. 18 предсказывает, что их поведут к "правителям", "царям" и "язычникам", и ничто из этого не было включено в оригинальную миссию Двенадцати. (2) Эти прекрасно организованные высказывания можно найти разбросанными по Евангелию от Луки в следующем порядке: 9,2–5; 10,3; 21,12–17; 12,11–12; 6,40; 12,2–9; 12,51–53; 14,25–27; 17,33; 10,16. Это предполагает, что Лука тоже имел доступ к большинству этих высказываний как к отдельным единицам, которые он затем поместил в другие контексты. Следовательно, читая Евангелия, один из вопросов, который вам захочется задать, даже если на него нельзя ответить с уверенностью — была ли аудитория Иисуса при данном учении Его ближайшими учениками, большими скоплениями людей или же Его оппонентами. Обнаружение исторического контекста Иисуса и кто принадлежал к Его аудитории необязательно будет иметь влияние на основное значение высказывания, но расширит ваш взгляд на вещи и часто поможет в понимании основной мысли сказанного Иисусом. Исторический контекст евангелиста В данном случае мы говорим не о литературном контексте, в который каждый евангелист поместил свой материал об Иисусе, а об историческом контексте каждого автора, который, прежде всего, побудил его к написанию Евангелия. Мы опять вовлечены в определенную работу по догадке, так как сами Евангелия — анонимны (в том смысле, что авторы не указаны в них), и мы не можем быть уверены в месте их происхождения. Но мы можем быть достаточно уверены в интересах каждого евангелиста и его задачах по тому, как он выбрал, оформил и расположил свой материал. Евангелие от Марка, например, особенно заинтересовано в объяснении природы мессианства Иисуса. Хотя Марк знает, что Мессия — могучий Сын Божий (1,1), который идет по Галилее с силой и состраданием (1,1–8,26), он также знает, что Иисус постоянно скрывал свое мессианство (см. напр. 1, 34; 1,43; 3,12; 4,11; 5,43; 7,24; 7,36; 8,26; 8,30). Причина этого молчания в том, что только Иисус понимает истинную природу своего мессианского предназначения — страдающего слуги, побеждающего через смерть. Хотя это и объясняется ученикам три раза, они не понимают (8,27–33; 9,30–32; 10,32–45). Как тому человеку, к которому Иисус прикасался дважды (8,22–26), им тоже нужно второе прикосновение, воскресение, чтобы они увидели ясно. То, что Марк заинтересован в природе мессианства Иисуса как страдающего слуги, еще более очевидно из того факта, что он не включает ни одно из учений Иисуса об ученичестве до первого объяснения Его страданий в 8,31–33. Скрытый смысл, так же как и прямое учение, ясен. Крест и служение, пережитые Иисусом, также являются знаками подлинного ученичества. Как сказано поэтом: "Это путь, по которому пришел Учитель. Не должен ли ученик все еще следовать по нему?" Все это можно увидеть при внимательном чтении Евангелия от Марка. Это его исторический контекст. Определить его более точно — предположительно, но мы не видим причин, почему бы не последовать за очень древней традицией, согласно которой Евангелие от Марка отражает "мемуары" Петра и появилось в Риме вскоре после мученичества того, во время больших страданий христиан в Риме. В любом случае, такое контекстуальное чтение и изучение так же важны и для Евангелий, как и для Посланий. Литературный контекст Мы уже некоторым образом затронули его в разделе "Исторический контекст Иисуса — в частном". Литературный контекст имеет дело с местом данного высказывания в контексте любого Евангелия. До некоторой степени этот контекст был, возможно, уже зафиксирован своим оригинальным историческим контекстом, возможно, известным евангелисту. Но, как мы уже видели, многие материалы в Евангелиях обязаны своим настоящим контекстом самим евангелистам, соответственно с вдохновения Святым Духом. Наша задача здесь двояка: (1) помочь вам проводить экзегезу или читать с пониманием данные высказывания или повествования в своем настоящем контексте в Евангелиях; (2) помочь вам понять природу композиции Евангелий в целом, и следовательно, толковать любое Евангелие, а непросто изолированные факты о жизни Иисуса. Толкование индивидуальных высказываний В обсуждении, как толкователь Послания, мы отметили, что вы должны научиться "мыслить абзацами". Это не так важно в отношении Евангелий, хотя и будет оказываться истинным время от времени, особенно с большими блоками учений. Как мы отметили в начале, эти разделы будут несколько похожи на наш подход к Посланиям. Но из-за уникальной природы Евангелий здесь необходимо делать две вещи: мыслить горизонтально и мыслить вертикально. Это просто наш способ сказать, что, толкуя или читая одно из Евангелий, нужно держать в уме две реальности относительно Евангелий, отмеченные выше: то, что их — четыре, и что они являются документами с "двумя уровнями". Думать горизонтально. Думать горизонтально — это означает, что изучая высказывание в одном из Евангелий, следует осознавать параллели в других. Этот момент нельзя преувеличивать, так как ни один евангелист не собирался писать так, чтобы его Евангелие читали параллельно с другими. И тем не менее, тот факт, что Бог дал нам четыре Евангелия в каноне, означает, что они не могут читаться оторвано одно от другого. Первым делом надо предупредить. Целью изучения Евангелий в параллели не является дополнение истории одного Евангелия деталями другого. Обычно такое чтение направлено на гармонизацию всех деталей и, таким образом, затуманивает отличия в Евангелиях, вдохновленные Святым Духом. Это "дополнение" может интересовать нас на уровне исторического Иисуса, но это не канонический уровень, который важен для нас в первую очередь. Основных причин для горизонтального мышления — две. Во-первых, параллели часто дают нам понятие о различиях в Евангелиях. В конце концов, именно эти различия и являются причиной того, что у нас их четыре. Во-вторых, параллели помогут нам осознать разные типы контекстов, в которых одни и те же, либо подобные, материалы, находились в церкви того времени. Мы проиллюстрируем каждый, но в начале важное слово о предположениях. Невозможно читать Евангелия без единого предположения об их взаимосвязях друг с другом, даже если вы никогда не думали об этом. Наиболее часто встречающееся предположение, но и наименее правдоподобное, — что каждое Евангелие было написано независимо от остальных. Просто слишком много явных свидетельств против этого. Возьмите, например, тот факт, что существует очень высокая степень словесного подобия в Евангелиях от Матфея, Марка и Луки в их повествованиях, точно так же, как и в их записях высказываний Иисуса. Нас не должны удивлять значительные вербальные сходства в высказываниях Того, Кто "говорил как никто и никогда". Но относительно повествований — это нечто другое, особенно если учесть что: (1) Эти истории были впервые рассказаны по-арамейски, а мы говорим об употреблении греческих слов; (2) Порядок слов в греческом чрезвычайно свободен, а сходства часто доходят до одинакового порядка слов; (3) Чрезвычайно невероятно, чтобы три человека в трех разных частях Римской империи, рассказали одну и ту же историю в одних и тех же словах, до такой мельчайшей степени индивидуального стиля, как предлоги и союзы. А именно это случается вновь и вновь в первых трех Евангелиях. Это можно легко проиллюстрировать на примере повествования о накормлении пяти тысяч, которое является одним из немногих рассказов, содержащихся во всех четырех Евангелиях. Отметьте следующую статистику: 1. Количество использованных слов: Матфей 157 Марк 194 Лука 153 Иоанн 199 2. Количество слов, общих во всех первых трех Евангелиях: 53 3. Количество слов, общих у Иоанна со всеми остальными: 8 (пять, два, пять тысяч, взял хлеба, двенадцать коробов с кусками) 4. Процент согласованности: Матфея с Марком 59% Матфея с Лукой 44% Луки с Марком 40% Иоанна с Матфеем 8,5% Иоанна с Марком 8,5% Иоанна с Лукой 6,5 % Следующее заключение кажется неизбежным: Иоанн представляет явно независимый рассказ истории. Он использует только те слова, которые абсолютно необходимы для того, чтобы рассказать ее, и даже пользуется другим словом, обозначающим "рыбу"! Остальные три так же явно взаимозависимы некоторым образом. Те, кто знает греческий, понимает, насколько невероятно для двоих независимо рассказать одну и ту же историю в форме повествования и совпасть в 60 % использованных слов, я часто даже в том же самом порядке слов. Возьмите еще для примера слова из Мк. 13,14 и параллельные из Мф. 24,15 ("читающий да разумеет"). Вряд ли эти слова были частью устной традиции (говорится "читающий", а не "слушающий", и поскольку в ранней форме [Марк] нет упоминания о Данииле, вряд ли это слова Иисуса, относящиеся к Даниилу). Следовательно, эти слова были вставлены в высказывание Иисуса одним из евангелистов ради своих читателей. Весьма маловероятно, что одинаковые вводные слова были вставлены независимо точно в то же место двумя авторами, пишущими независимо. Объяснение всему этому наилучшее — то, что мы предположили выше: Марк написал Евангелие первым, вероятно, частично по своим воспоминаниям проповедей и учения Петра. Лука и Матфей имели доступ к Евангелию от Марка и независимо использовали его как основной источник для своих. Но они также имели доступ ко всем другим материалам об Иисусе, некоторый использовали вместе. Но этот общий материал редко представлен в том же порядке в их Евангелиях — факт, который предполагает, что ни у одного не было доступа к тому, что писал другой. Наконец, Иоанн писал независимо от трех других и поэтому его Евангелие содержит мало общего с ними. Вот так, мы считаем, Святый Дух воодушевил написание Евангелий. То, что это может помочь вам толковать Евангелия, видно из краткого примера. Обратите внимание, как высказывание Иисуса о "мерзости запустения" выглядит, если читать по параллельным колонкам:
Следует отметить, что в беседе на Елеонской горе это высказывание идет в одной и той же последовательности во всех трех Евангелиях. Когда Марк записал эти слова, он призвал своих читателей поразмыслить о том, что Иисус подразумевал под "мерзостью запустения, стоящей, где не должно". Матфей, также вдохновленный Святым Духом, помог своим читателям, сделав это высказывание несколько более прямым. О "мерзости запустения" — напоминает он им — говорилось у Даниила, и то, что Иисус подразумевает под "где не должно" — это "святое место" (храм в Иерусалиме). Лука, равно вдохновленный Святым Духом, просто интерпретировал все высказывание ради своих языческих читателей. Он все им разъясняет! То, что Иисус имел в виду — "Когда Иерусалим будет окружен армиями (войсками), тогда знайте, что приблизилось запустение его". Теперь можно понять, как мышление по горизонтали и знание того факта, что Матфей и Лука использовали Марка, может помочь вам толковать любое из Евангелий в процессе его прочтения. И подобно этому, осознание евангельских параллелей тоже помогает понять и увидеть, как одни и те же материалы были использованы в новых контекстах в церкви того времени. Возьмите, например, оплакивание Иисусом Иерусалима, которое является одним из тех высказываний, общих для Матфея и Луки и отсутствующих у Марка. Это высказывание появляется почти слово в слово в обоих Евангелиях. В Лк. 13,34–35 оно принадлежит к длинному ряду повествований и учения, когда Иисус находится на пути в Иерусалим (9,51–19,10). Оно следует непосредственно за предупреждением об Ироде, которое Иисус закончил Своим ответом "Не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима". Отвержение Божьего посланника ведет к осуждению Израиля. В Мф. 23,37–39 оплакивание завершает ряд из семи "горе вам" к фарисеям, последняя из которых отражает тему пророков, убитых в Иерусалиме. В этом случае высказывание имеет одинаковый смысл в обоих Евангелиях, хотя и поставлено в различные окружения. То же справедливо и относительно многих других высказываний. Молитва "Отче Наш" находится в обоих Евангелиях (Мф. 6,7-13; Лк. 11,2–4) в контекстах учения о молитве, хотя основная мысль в каждом разделе своя. Отметьте, кроме того, что у Матфея она служит моделью "Молитесь же так…", у Луки разрешается повторение "Когда молитесь, говорите…". Точно также отметьте Заповеди Блаженства (Мф. 5,3-11; Лк. 6,20–23). У Матфея нищие — это "нищие духом"; у Луки они просто "вы нищие" по контрасту с "вы, богатые" (6,24). В таких местах большинство людей склонны держаться только половины канона. Традиционные евангельские христиане стремятся читать только "нищие духом"; социальные активисты стремятся только к "вы нищие". Мы настаиваем на том, что оба варианта — канонические. В истинно глубоком смысле настоящие нищие — это те, кто осознает себя нищим перед Богом. Но Бог Библии, воплотившийся в Иисуса из Назарета, — это Бог, защищающий интересы угнетенных и лишенных всех прав. Вряд ли можно читать Евангелие от Луки, не осознавая его заинтересованности в этом аспекте божественного откровения (см. 14,12–14; ср. 12, 33–34 с параллельно у Мф. 6,19–21). И последнее. Если вас интересует серьезное изучение Евангелий, вам нужно будет обратиться к синопсису (подача Евангелий в параллельных колонках). Самое лучшее из этого — книга Курта Аланда, "Синопсис четырех Евангелий" (New York: United Bible Societies, 1975). Думать вертикально. Думать вертикально — означает, что во время чтения или изучения повествований или учений в Евангелиях, нужно пытаться осознавать оба исторических контекста: относящихся к Иисусу и к евангелисту. Опять-таки, вначале — предупреждение. Цель мышления вертикально — не изучать жизнь исторического Иисуса. Конечно, это всегда должно нас интересовать. Но Евангелия в своей настоящей форме — это Слово Божие для нас, наша же собственная реконструкция жизни Иисуса — нет. Не следует, опять же, преувеличивать этот тип мышления. Это просто призыв к осознанию того, что многие материалы Евангелий обязаны своим настоящим контекстом евангелистам, и что хорошее толкование требует сначала оценки данного высказывания в его оригинальном историческом контексте как верной прелюдии к пониманию того же слова в его настоящем каноническом контексте. Мы можем проиллюстрировать это отрывком из Мф. 20,1-16 — притчей Иисуса о работниках в винограднике. Нас интересует, что это означает в современном контексте у Матфея? Если мы сначала будем размышлять горизонтально, то заметим, что по обе стороны притчи у Матфея стоят большие разделы, в которых он точно следует Марку (Мф. 19,1-30; 20,17–34 параллельны Мк. 10,1-52). В стихе 10,31 Марк передает слова "Многие же первые будут последними, и последние первыми", которые Матфей оставляет нетронутыми в 19,30. Но сразу же здесь он вставил эту притчу, которую завершил повторением этого высказывания (20,16), только в обратном порядке. Таким образом в Евангелии от Матфея непосредственным контекстом притчи является высказывание об изменении в порядке между первыми и последними. Если вы взгляните на эту притчу надлежащим образом (20,1-15), то заметите, что она завершается оправданием хозяином своей щедрости. Плата в Царстве, говорит Иисус, основывается не на том, что справедливо, а на Божьей милости! В своем оригинальном контексте эта притча, возможно, служила, оправданию собственного восприятия грешников Иисусом в свете придирок фарисеев к Нему. Работники считали себя "перенесшими тягость дня" и, следовательно, заслужившими большую плату. Но Бог великодушен и милостив, и Он свободно принимает грешников, так же как и "праведников". Как эта притча действует в Евангелии от Матфея? Основная мысль ее — милостивое великодушие Бога к не заслужившим. Но эта мысль не является более оправданием собственных действий Иисуса. Евангелие от Матфея делает это в другом месте другими способами. Здесь же притча действует в контексте ученичества, те, кто пожертвовал всем, чтобы идти за Иисусом — это те последние, кто стал первыми (возможно, как противопоставление еврейским лидерам — о чем Матфей повторяет снова и снова). Конечно, мышление вертикально много раз покажет, что одна и та же мысль выражается на обоих уровнях. Но данная иллюстрация показывает, каким полезным может быть такое мышление для экзегезы. Толкование Евангелий как одного целого Важной частью литературного контекста является умение видеть типы интересов в композиции каждого Евангелия, что и делает каждое из них уникальным. В этой главе мы уже отмечали, что при чтении и изучении Евангелий, нужно обращать внимание не только на интерес евангелистов к Иисусу как таковому, к тому, что Он сделал и сказал, но и на их причины рассказа этой истории своим читателям. Евангелисты, мы отмечали, были авторами, а не просто собирателями. Но то, что они были авторами, не означает, что они были создателями материала, совсем наоборот. Некоторые факторы предотвращают большую созидательность, включая по нашему мнению, некоторым образом неизменную природу материала и верховный надзор Святого Духа за процессом передачи. Поэтому они являются авторами в том смысле, что с помощью Святого Духа они созидательно организовали и переписали материал так, чтобы он отвечал нуждам их читателей. Мы хотим здесь помочь вам разобраться в композиционных задачах каждого евангелиста во время чтения или изучения. В построении Евангелий применялись два принципа: выборочность и адаптация. С одной стороны, евангелисты, как божественным образом вдохновленные авторы, отобрали те повествования и учения, которые соответствовали их целям. Конечно, возможно, что просто задача сохранения того, что было им доступно, являлась одной из целей. Тем не менее, Иоанн, у которого меньше повествований и рассуждений, но они значительно шире, прямо говорит нам, что он описал не все (20,30–31; 21,25). Эти последние слова (21,25), сказанные гиперболой, возможно, выражают и подход остальных. Лука, например, предпочел не включать в Евангелие значительный раздел из Марка (6,45-8,26). И в то же время евангелисты и их церкви имели особый интерес, заставивший их адаптировать то, что они выбрали. Иоанн, например, ясно говорит нам, что его цель была явно теологической, "дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос (Мессия), Сын Божий" (20,31). Этот интерес к Иисусу как к еврейскому Мессии является, возможно, главной причиной того, что большая часть его материала связана с проповедями Иисуса в Иудее и Иерусалиме, а не в Галилее, как это есть у других авторов. Для евреев истинным домом Мессии был Иерусалим. Иоанн знает о словах Иисуса, что пророка не чтят в своем доме или стране. Изначально это было сказано во время изгнания Его из Назарета (Мф. 13,57; Мк. 6,4; Лк. 4,24). В Евангелии от Иоанна это высказывание появляется как объяснение изгнания Мессии из Иерусалима (4,44) — глубокое теологическое проникновение в суть проповедования Иисуса. Этот принцип адаптации также объясняет большинство так называемых несоответствий в Евангелиях. Одно из наиболее часто отмечаемых — это проклятие смоковницы (Мк. 11,12–14; 20–25; Мф. 21,18–22). В Евангелии от Марка эта история рассказывается ради ее символического теологического значения. Отметьте, что между проклятием и засыханием смоковницы Иисус произносит подобное осуждение иудаизма Своим очищением храма. Однако, история со смоковницей имела огромное значение для ранней церкви еще и потому, что ее завершал урок о вере. В Евангелии от Матфея урок о вере является единственным интересом этой истории, поэтому он описывает проклятие и засыхание вместе, чтобы подчеркнуть свою мысль. Помните, что в обоих случаях рассказывание этой истории — работа Святого Духа, вдохновившего обоих евангелистов. Чтобы проиллюстрировать этот процесс, давайте рассмотрим начальные главы Мк. (1,14-3,6) — художественный шедевр, созданный так хорошо, что многие читатели, вероятно поймут, что хотел сказать Марк, даже не осознавая каким образом он сделал это. Три части проблемы публичного проповедования Иисуса особенно интересует Марка: популярность у толпы, ученичество с несколькими, противостояние со стороны властей. Заметьте, как умело. С помощью выбора сочетания повествований, Марк делает это. После объявления публичного проповедования Иисуса (1,14–15), первое повествование описывает призыв учеников. Этот мотив будет разработан в следующих разделах (3,13–19; 4,10–12; 4,34–41 и т. д.). Более всего же в этих двух первых главах Марка интересует две другие вещи. Начиная с 1,21 до 1,45 у Марка есть только четыре перикопы: день в Капернауме (1,21–28 и 29–34), небольшое проповедническое путешествие на следующий день (1,35–39) и рассказ об исцелении прокаженного (1,40–45). Общий мотив — быстрое распространение славы и популярности Иисуса (см. стихи 27–28, 32–33, 37, 45), кульминацией которого была невозможность Иисуса "явно войти в город… И приходили к нему отовсюду". Все это, кажется захватывает дух. И все же Марк нарисовал эту картину всего четырьмя повествованиями; плюс повторяемая им фраза "тотчас" (1,21.23.28.29.31.42, фраза, к сожалению, утраченная в НМВ) и начало почти каждого предложения с "и" (что тоже утрачено в НМВ). Показав нам эту картину, Марк затем выбирает пять других типов повествований, которые, будучи взяты все вместе, рисуют противоположную картину и дают причины этому. Отметьте, что общим знаменателем всех четырех высказываний является вопрос "Почему?" (ст. 7, 16,18.24). Противостояние является потому, что Иисус прощает грехи, ест с грешниками, пренебрегает традицией поста и "нарушает" субботу. То, что последнее расценивалось евреями как явное оскорбление их традиции, ясно показывается в завершении Марком второго повествования такого рода (3,1–6). Мы не имеем в виду предполагать, что во всех разделах всех Евангелий можно проследить композиционные цели евангелистов так легко. Но мы предполагаем, что это тот взгляд на Евангелия, который необходим. Несколько герменевтических наблюдений Большей частью герменевтические принципы относительно Евангелий являются комбинацией того, что было сказано в предыдущих главах относительно Посланий и исторических повествований. Учения и повеления Учитывая, что экзегеза проведена тщательно, учения и повеления Иисуса в Евангелиях следует переносить в ХХ век так же, как мы делали это с Павлом — или Петром или Иаковом — в Посланиях. Даже вопрос культурной относительности нужно ставить таким же образом. Что развод может едва ли быть законным выбором для пар, в которых оба супруга последователи Иисуса — это подчеркивается и повторяется в 1 Кор. 7, 10–11. Но в культурах, подобных современной Америке, где один из двух взрослых обращенных — разведен, вопрос повторной женитьбы вряд ли должен решаться бездумно и без искупительной заботы о новых обращенных. Первое восприятие значения слов, высказанных Иисусом в совершенно другом культурном окружении должно быть тщательно изучено. Ибо вряд ли мы увидим римского солдата, заставляющего нас пройти еще одну милю (Мф. 5,41). Но в этом случае точка зрения Иисуса явно применима в любом количестве сравнимых ситуаций. Здесь нужно сказать нечто важное. Поскольку многие повеления Иисуса обрамлены контекстом, развивающим Закон Ветхого Завета и поскольку для многих они кажутся представляющими собой невозможный идеал, было предложено большое число герменевтических уловок, чтобы "обойти" эти повеления. У нас нет времени здесь, чтобы выделить, рассмотреть и опровергнуть эти различные попытки, но несколько слов мы все же скажем. Прекрасный обзор дан в главе 6 в книге Штейна "Метод и идея учения Иисуса". Большинство этих герменевтических уловок возникают из-за того, что императивы (повеления) выглядят как закон — и при этом такой невозможный закон! А христианская жизнь, в соответствии с Новым Заветом, основывается на Божьей благодати, а не на послушании закону. Но рассматривать повеления как закон — значит не понимать их. Они не являются законом в том смысле, что им нужно подчиняться, чтобы стать или остаться христианином; наше спасение не зависит от нашего точного следования им. Они являются описаниями, выраженными в форме повелений, того, какой должна быть христианская жизнь благодаря первоначальному приятию нас Богом. Этика не воздаяния (Мф. 5,38–42) является, в действительности этикой Царства — для этого, настоящего века. Но она основана на не требующей воздаяния Божьей любви к нам, и в Царстве это будет "как Отец, так и сын". Получение и переживание не обусловленного безграничного прощения нам Господом приходит сначала, но за ним должно идти наше безусловное и безграничное прощение других. Кто-то сказал, что в христианстве религия — это благодать, а этика — благодарность. Поэтому повеления Иисуса — это Его Слово к нам, но они не похожи на Закон Ветхого Завета, они описывают новую жизнь, которая сама по себе не является выборочной, которую должен вести человек как любимый Господом и искупленный Им ребенок. Повествования Повествования в Евангелиях действуют не однозначно. Рассказы о чудесах, например, записаны не для того, чтобы дать мораль или служить прецедентом. В Евангелиях они скорее действуют как жизненно важные иллюстрации власти и силы Царства в служении самого Иисуса. Окольным путем они могут иллюстрировать веру, страх или неудачу, но это не есть их первая функция. Однако, такие истории, как о молодом богаче (Мк. 10,17–22 и параллели) или пожелание сидеть по правую руку от Иисуса (Мк. 10,35–45 и параллели), помещены в контекст учения, где сама история служит иллюстрацией к тому, чему учат. Использовать эти повествования точно так же — кажется нам хорошей герменевтической практикой. Суть истории о молодом богаче не в том, что ученики Иисуса должны продать все, что у них есть, чтобы следовать за ним. В Евангелиях есть ясные примеры, где не в этом дело (Лк. 5,27–30; 8,3; Мк. 14,3–9). Вместо этого, история говорит о том, как трудно богатым войти в Царство, именно из-за того, что они до этого служили маммоне, и при этом пытаются спасти свои жизни. Но милостивая любовь Господня может совершать чудеса и с богатыми тоже, продолжает Иисус. Рассказ о Закхее (Лк. 19,1-10) — тому пример. Опять-таки, можно видеть важность хорошей экзегезы, чтобы значение, придаваемое нами этим повествованиям, было, по сути, тем значением, данным им в самом Евангелии. Последнее, очень важное, слово Это слово также относится к предыдущему обсуждению исторического контекста Иисуса, но оно включено сюда, потому что является необходимым для вопроса герменевтики. Вот это слово: "Не следует думать, что вы можете правильно толковать Евангелия без четкого понимания концепции Царствия Божия в проповедовании Иисуса". Это кратко, но прекрасно дано в главе 4 в книге Штейна "Метод и Идея". Здесь мы дадим вам лишь набросок всего этого и несколько слов о том, как это влияет на герменевтику. Прежде всего, следует знать, что основная теологическая структура Нового Завета — эсхатологическая. Эсхатология имеет дело с заключением, когда Господь приведет этот век к концу. Большинство евреев во времена Иисуса были эсхатологическими по своему мышлению. Т. е., они думали что живут на самом краю времени, когда Господь придёт в историю и принесет конец этому веку и возвестит век следующий. Греческое слово, обозначающее тот конец, которого они ожидали — eschaton. Следовательно, быть эсхатологическим в своем мышлении означало ожидать конца. ЭСХАТОЛОГИЧЕСКАЯ НАДЕЖДА ЕВРЕЕВ Ранние христиане, конечно, прекрасно понимали этот эсхатологический взгляд на жизнь. Для них приход Иисуса, Его смерть и воскрешение и Его излияние Святого Духа были все связаны с их ожиданиями приближения конца. И так оно случилось. Приход конца также означал новое начало — нового века Господа, века мессианского. Новый век воспринимался также как Царство Божие, что означало "время правления Бога". Этот новый век будет временем праведности (напр., Ис. 11, 45) и люди будут жить в мире (напр., Ис 2,2–4). Это будет время полноты Духа (Иоиль 2,28–30), когда будет осуществлен новый завет, о котором говорил Иеремия (Иер. 31, 31–34; 32,38–40). С грехом и болезнями будет покончено (Зах. 13,1; Ис. 53, 5). Даже и звери почувствуют радость нового века (напр., Ис. 11, 6–9). Поэтому, когда Иоанн Креститель объявил наступление конца и крестил Божьего Мессию, эсхатологический пыл достиг уровня лихорадки. Мессия был здесь, тот, Кто провозгласит новый век Духа (Лк. 3,1-17). Иисус пришел и объявил, что будущее Царство близится в Его служении (напр., Мк. 1,14–15; Лк. 17,20–21). Он изгонял демонов, совершал чудеса и открыто признавал отверженных и грешников — все признаки того, что конец наступил (напр., Лк. 11,20; Мф. 11,2–6; Лк. 14,21; 15,1–2). Все наблюдали за Ним в попытке понять, действительно ли Он тот, Кто Придёт. Принесет ли Он мессианский век со всем его великолепием? А затем Он вдруг был распят — и свет погас. Но нет! Затем было славное продолжение. На третий день Он воскрес из мертвых и показался многим Своим последователям. Значит, теперь Он "восстановит царство Израилю" (Деян. 1,6). А вместо этого Он вернулся к Отцу и дал обещанный Дух. Именно здесь и возникают проблемы, как для ранней церкви, так и для нас. Иисус объявил, что приходящее Царствие пришло вместе с Ним. Приход Святого Духа в полноте и силе, со знамениями и чудесами, и приход Нового Завета были знаками наступления нового века. И все же конец этого века явно еще не наступал. Как же все это им следовало понимать? Очень рано, начиная с проповеди Петра в Деяниях 3, первые христиане осознали, что Иисус пришел не для того, чтобы провозгласить "окончательный" конец, а лишь "начало" конца. И тогда они увидели, что со смертью и воскрешением Иисуса и с приходом Духа пришли и благословения и привилегии будущего. Таким образом, в некотором смысле, конец уже наступил. Но с другой стороны, он наступил не полностью. Т. е. он наступил уже, но еще нет. Первые верующие, поэтому, научились быть истинно эсхатологическими. Они жили между временами — т. е. между началом конца и завершением конца. За Господним Столом (вечерей) они праздновали свое эсхатологическое существование, провозглашая "смерть Господню, доколе Он придёт" (1 Кор. 11, 26). Они уже знали о свободном и полном прощении Божием, но они еще не были совершенны (Флп. 3,7-14). Они уже победили смерть (1 Кор. 3, 22), и все же должны были еще умирать (Флп. 3,20–22). Уже они жили в Духе, но еще в мире, где мог напасть сатана (напр., Гал. 5,16–26). Они уже были прощены и не видели осуждения (Рим. 8,1), но еще должен был быть в будущем Судный День (2 Кор. 5, 10). Они были будущим Божьим народом, они были обусловлены будущим. Они знали его достоинства, жили в свете его ценностей, но им, как и нам, приходилось эти достоинства и ценности применять в настоящем мире. Поэтому полная теологическая картина понимания Нового Завета выглядит так: ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ НОВОГО ЗАВЕТА Герменевтический ключ к большинству в Новом Завете и особенно к служению и учению Иисуса нужно искать именно в этом "напряжении". Именно из-за того, что Царство, время правления Господня, было ознаменовано пришествием Иисуса, мы призваны к жизни в Царстве, что означает жизнь под Его Господством полностью прощенными и принятыми, но соблюдающими этику нового века и живущими по ней в своей собственной жизни в этом, настоящем, веке. Поэтому, когда мы молимся "Да прийдет Царствие Твое", мы молимся прежде всего о завершении. Но поскольку Царство, завершение, которого мы так жаждем видеть, уже наступило, та же молитва полна смысла и в настоящем. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх |
||||
|