Совершеннолетие

Таким образом Иисус достиг 12 лет — возраста, который в древней Иудее считался возрастом совершеннолетия, религиозной зрелости. После этого в его биографии существует провал вплоть до символического возраста полного совершеннолетия, зрелости — 30 лет. Синоптикам этот период ни к чему: показали идеалистическое зачатие, показали смышленость в 12-летнем возрасте и — к делу, к общественной деятельности зрелого возраста. Тридцать лет приброшены, чтобы просто отметить зрелость (как и Давиду на момент воцарения, как и Иосифу, прародителю двух колен Израилевых, на момент высшей фараонской милости), а фактический возраст так и остался тайной. Перед указанной пустотой спасовал даже Штраус. Мережковский в строго каноническом русле назначает срок этот для неотлучной семейной жизни с братьями и сестрами в Назарете: «Ясно одно: очень друг от друга устали, измучились; двадцать лет жили вместе, родные — чужие, любящие — ненавидящие; души их как связанные тела, терлись одна о другую, из году в год, изо дня в день, пока не натерли ран, как у тяжелобольных пролежней». Не верится, чтобы в подобной тягостной бытовухе мог развиться у Иисуса гений общения с людьми. Скорее, это был бы к тридцати годам истекающий желчью, ограниченный человек.

О том, что Иисус рано расстался с отчей семьей, косвенно можно заключить по разительному отличию в религиозности между ним и очень близким по возрасту братом Иаковом, вторым после него сыном Марии. Иаков, неотлучно находившийся возле Марии и все свое детство, и отрочество, и раннюю юность, был ревностным иудеем, фанатичным рабом каждой буквы Писания. Это следует из хорошо описанной Новым заветом и апокрифами дальнейшей его судьбы и является ни чем иным, как следствием продолжительного влияния на его психику богобоязненной Марии. Похоже, в отсутствие Иисуса вся сила любви и боголюбия Марии обрушилась на Иакова. А Иисус вскоре после двенадцати лет, видать, семью покинул, не испытав мощного материнского влияния, и хотя Писание хорошо знал и уважал, но к отдельным его положениям впоследствии отнесся критически, к негодованию Иакова.

Мнения исследователей по вопросу этого темного периода в жизни Иисуса широко разошлись. Иисус на это время отправляется ими и в Тибет, и в Индию, и в Египет. Беллетрист Сарамаго живописует, что Иисус четыре года из этого периода пас овец с Сатаною под Иерусалимом, был у Сатаны подпаском. Ни много, ни мало. Идея отсылки Иисуса в Индию не такая уж дикая. Согласно утверждениям ахмадистов (направление в исламе), Иисус не был распят и поэтому не вознесся на небеса. Он был спасен своими учениками и бежал (как спутник упоминается Фома) в Индию, где благополучно прожил до 120 лет. Его могилу и до сего дня показывают в индийском городе Шринагаре — столице штата Кашмир. Мог он побывать там и раньше. Ренан, согласуясь с евангелистами, полагает, что Иисус до самых тридцати лет просидел в Назарете, мечтая о Боге. Маловероятно. Немало исследователей считают, что Назарета во времена Иисуса не существовало вовсе, так как он не упоминается ни в списке галилейских городов в книге Иисуса Навина, ни в сочинениях надежного Иосифа Флавия, ни в Талмуде. Более определенно заполнил неизвестный период только порицаемый Цельс. Как уже упоминалось, он сообщает, что в молодости, скорее всего это и есть период 12–30 лет, Иисус был очень беден и нанимался на работы в Египет. Богословы, естественно, напрочь отрицают сведения Цельса о том, что Иисус был в Египте и вынес оттуда оккультные знания, которыми воспользовался для влияния на иудейские массы. И все же ближе к правде работа там, в Египте. В Египте много строили, и работа была, были стабильные средства к существованию. Там он, видимо, и поднаторел среди тысяч таких же наемников и рабов со всего света. Прошел школу жизни в людской каше, в водовороте событий, в мельнице взаимоотношений, в калейдоскопе вер да и неприятного канонистам оккультизма, на который намекает Цельс. Только так он мог хорошо познать человеческую психику, душу и изнанку души и стать «ловцом человеков», по его любимому выражению. Наука управлять толпой, модифицировать поведение масс, подчинять своей воле учеников вполне может иметь египетские корни. Кстати, вкалывал он там и по субботам. Хотя, если он, оставив семью, провел эти годы даже, допустим, в Иерусалиме, таком же шумном и разноязычном, результат был бы тот же. Добавим, что ему пришлось еще и лавировать между своей вольницей и свирепостью римских легионеров. Конечно, набожная Мария внушила ему с раннего детства богопочитание. Но когда, к примеру, набивший тебе морду легионер Великой Империи сделал это с именем великого бога Зевса и спокойно удалился, а ты убежал, моля своего Яхве, чтобы скорее зажили ссадины на лице, закрадываются мысли о некоторой соподчиненности богов. И такое деятельное сопоставление богов происходило на глазах 15–17-летнего подростка достаточно часто, чтобы поколебать веру во всесилие Яхве. Вряд ли он был гением-боголюбом по Ренану. Действа, подобные описанному, могли только внушить мысли о смирении и надежды на Царство Божье, справедливое и мстительное. Имперские великие победы и завоевания под флагом дикого и мощного бога основательно нивелировали местное, ограниченное величие Иеговы. Не говоря уже о корыстолюбии и неправедности своих чиновников от веры, его дискредитировавших. Сложно определить истинные отношения Иисуса с Богом. Процитируем прот. А. Меня: «При этом в Нем не было ничего жреческого, напыщенного (читай: фанатичного. — В. Е.). Святоши говорили о Нем: Вот человек, который любит есть и пить вино [Лк, 7: 34]». И здесь, и у Матфея (11: 19) дословно: чревоугодник и пьяница. Вопрос о набожности Иисуса открыт, ясно лишь то, что закладываемые с молоком матери образы устойчивы на протяжении всей жизни человека.

Время его отрочества совпало с периодом после подавления очередного восстания евреев под предводительством Иуды Галилеянина. Так что в Иерусалиме полно было беспризорных подростков-сирот его возраста, наверное, в их полупреступной среде он первое время и перебивался. Дело жизни вполне мог решить и случай (случайных благоприятных совпадений в его жизни немало), мог он попасть как в поселок строителей храма и работать плотником, так и в компанию шарлатанов-проповедников. В таком случае смышленый парень мог начать зарабатывать на пропитание помощником пророка — как говорят: с чего начнешь, тем и закончишь. Или после постройки храма поработать некоторое время при храме тем же плотником — слишком хорошо он знал и обрядовую, и прочую церковную рутину и лицемерие, против которых и восстал. В пользу первого предположения о пророческой подготовке говорит экзальтированное восклицание самого Иисуса: «Иерусалим! Иерусалим! Избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз (курсив мой. — В. Е.) хотел Я собрать детей твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» И это восклицание приведено у тех евангелистов, которые считают его роковое путешествие в Иерусалим первым и последним [Мф, 23: 37; Лк, 13: 34], но нет его у Иоанна, который полагает, что Иисус до этого несколько раз побывал в Иерусалиме с проповедями. В другом его высказывании проглядывает хорошая осведомленность о пророческом промысле: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» [Мф, 7: 15]. Есть еще одно туманное высказывание Иисуса, при въезде в Иерусалим, похожее на вдруг ожившую ностальгию по своей иерусалимской молодости: «И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о, если бы и ты, хотя бы в сей день узнал, что служит к миру твоему!» [Лк, 19: 41–42]. Далее идет пророчество о грядущем языческом разрушении Иерусалима. В современном переводе о. Леонида (Лутковского) эта фраза звучит так: «О, если бы ты хоть сегодня узнал, что нужно для благоденствия твоего!» А что, собственно, нужно? Остановить ход истории, времени? Угадать и предотвратить восстание, в результате которого римляне разнесли Иерусалим? Никому это не под силу. В цитируемой евангельской записи Иисус, скорее всего, предваряя свои проповеди в храме, выразился проще: не «что служит», а «кто служит» и заплакал. Но это малопонятное его современникам ностальгическое проявление чувств, восклицание впоследствии было приспособлено, переделано христианскими переводчиками и переписчиками в более понятное, привычное пророчество, предсказание разрушения города. Однако вряд ли Иисус прослезился бы при этом: вспомним, сколько он невозмутимо проклял не принявших его городов, в том числе и исходный Капернаум [Лк, 10: 13–15], а Иерусалим не только не принял, но и готовился его убить, и Иисус эту опасность сознавал.

Показательна также его трехдневная проба самостоятельной жизни в Иерусалиме, когда он после очередного (но последнего семейного, совместного) пасхального паломничества в двенадцатилетнем возрасте просто остался в городе на три дня и был разыскиваем встревоженными родителями [Лк, 2: 45]. Кстати, интересно, что здесь догматиками пропущен один, по сути дела, всеразрушающий момент. Иисус, обращаясь к нашедшим его родителям, говорит: «Зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? Но они не поняли сказанных Им слов» [Лк, 2: 49–50]. Он вразумляет родителей, что он не от мира сего, намекает на Господне отцовство. Родители при этом пребывают в недоумении, хотя каждый из них давно уже получил соответствующие свидетельства: Мария — ангельское благовещение, а Иосиф — ангельское же убеждение о непорочности Марии и о всевышнем происхождении Иисуса. Так что невязка взаимоисключающая. И действительно, имей они такое уведомление, Иисус с младенчества был бы ими внимательно опекаем (мыслимое ли дело — сын Бога!), а уж соседям было бы тысячекратно конфиденциально сказано о святой тайне. И почему бы благочинным жителям Назарета не поклоняться подрастающему божеству, если даже цари-волхвы и храмовые сановники по рождению ему поклонились? Увы, никакого почитания: семья решила, что он повредился умом, а назаряне же насмехались над молодым пророком и даже подумывали убить его [Лк, 4: 29]. Логики, как видим, нет, догматизма в избытке. Мережковский решает эту ситуацию просто: братья и сестры ничего не знали о божественной сути Иисуса и не видели никакой божественной печати на его невзрачном челе. А мать Мария то вспоминала, и тогда «ослепительная ледяная молния ударяла ей прямо в сердце», то забывала и вместе со всеми считала сына бесноватым. В таком разе не поймешь, кто в этой семье действительно ненормальный, может и все. Тем паче, что брат Господень — Иаков — из ненавистников Христовых неисповедимо обернулся неукротимым его последователем.

Но не об том речь. Если все же допускать некоторый период жизни после 12-летнего возраста в Египте. Иосиф в момент угрозы Вифлеемского избиения, видимо, не просто так увез семью в Египет. В Египте была еврейская диаспора, естественно предположить, что там у него были дальние родственники или просто друзья, у которых он временно укрылся. Впоследствии (как и ранее) он, видимо, встречался с ними ежегодно на пасхальных паломничествах в Иерусалиме: подрастающий Иисус был участником совместных пасхальных обрядов, молений. Вполне мог он, достигнув совершеннолетия и думая о хлебе насущном, о заработке, сделать расчет на вторичную поддержку и отправиться в Египет. Заметим, что в диаспоре интенсивно трудились вездесущие пророки, способные и здесь обучить молодого Иисуса ремеслу (по еврейским рассеяниям же отправились впоследствии и апостолы-пророки с именем Христа).

Штраус в отношении этого неизвестного периода жизни Иисуса предполагает, что он был «периодом тяжкой, мрачной борьбы и, может быть, различных заблуждений». Матфей [6: 25–28; 8: 20] упоминает о некоторой привычке к скитальческой жизни. Вполне вероятно также и последовательное пребывание Иисуса сначала в Египте и потом — в Иерусалиме. Но самое главное — после возможных египетской и иерусалимской школ жизни он стал талантливым (здесь можно согласиться с Ренаном и в утверждении гениальности Иисуса) ловцом душ и в человеческой массе был как рыба в воде. Все просто как мир. Подобных волевых типажей, психологов-самоучек можно найти там же, в тюрьмах, куда и нацеливался Иисус. Управлял он людьми, наэлектризованными ожиданием мессии, делал это играючи и хорошо знал, чего они ожидают, знал наиболее доходные темы проповедей, и мы знаем, что это были идеи смирения, благочестия и надежды — материал будущего христианства.