Иисус — ересиарх

Еще раз вспомним, приведем слова Эрфьорда о том, что мучения Бога на кресте не прекратились, ибо происшедшее однажды во времени непрестанно повторяется в вечности. Иуда и ныне продолжает получать сребреники; продолжает целовать Иисуса Христа; продолжает бросать сребреники в храме; продолжает завязывать веревочную петлю на залитом кровью поле. Добавим, и распинают Христа уже две тысячи лет. И усердствуют иуды. И понтии пилаты умывают руки.

У теологов, апологетов церковной «святой» инквизиции, хватало духу объявить первыми инквизиторами и Отца, и Сына. Если уж становиться в эту суперпозицию, то Иисус был скорее первым еретиком, чем инквизитором. Еретиком, в какой-то степени посягнувшим на благополучие ожиревшей и закосневшей в неправедности иудейской иерархии. Собственно, уже после слов: не человек для субботы, а суббота для человека, — Иисус становился клиентом инквизиции. Не надо Иуды. Или, допустим, после отождествления какого-то там бесноватого пророка Иоанна, «заслуженно» наказанного тетрархом Галилеи Иродом Антипой, — с самим Илией. За такого типа преступления ревнители Священного Писания, объявившиеся спустя несколько веков, отправили бы его на костер без колебаний. А за заявления о сыновней принадлежности Богу пламя костра было бы предусмотрено медленным. И уже не понадобились бы другие его ереси, как-то: позорящий верующего иудеянина разговор с самаритянкой, принципиальный отказ мыть руки перед едой, непонятные разговоры о своей плоти и крови или эзоповские заявления о способности самоличного разрушения храма и о его трехдневном восстановлении. Кто бы церемонился с затрапезного вида самозванцем, что с него взять! Поговорил бы он перед собором Петра, погонял бы соборных торговцев индульгенциями!

Описанному возможному развитию событий есть и историческое подтверждение. Францисканский монах Бернар Делисье (начало XIV века) публично заявил в присутствии французского короля Филиппа IV Красивого, что церковная инквизиция вполне могла обвинить в ереси и засудить самих святых Петра и Павла (наверное, монах побоялся назвать Иисуса). «Каким же образом, — спрашивал монах, — могли бы святые апостолы защищать себя, особенно при том условии, что всякого, явившегося к ним на помощь, сейчас же обвинили бы в сочувствии ереси?»

Иисусовы времена еще были золотыми. Ессеев и разношерстных сектантов христианского толка никто не трогал. Бродячих пророков в Палестине никто всерьез не принимал, что они там ни проповедовали. Свободно перемещавшегося по городам Средиземноморья Павла спокойно выслушивали и греки, и римляне на официальном уровне (свои, христиане, пару раз чуть не забили камнями). Петр тоже беспрепятственно проповедовал довольно долго. В Иерусалиме христианская секта под началом брата Господня Иакова сносно существовала 18 лет (первосвященник Анан Младший, учинивший расправу над Иаковом, в наказание был лишен сана). Установлено, что организованные имперские гонения христианство переживет лишь на протяжении второй половины III века при Деции, Валериане и Диоклетиане.

Спустя десятилетия этого периода христиан уравняли с другими верующими в правах (император Константин, 313 год). Но вот последующие не десятилетия, а многие столетия христиане в истреблении своего брата куда как превзошли римлян-язычников. Формально лишь за то, что, в целом будучи единоверцами, некоторые из них неправильно поклонялись Христу. А неформально причина в основном крылась в примитивной до извращенности страсти высших церковных чинов к богатству, к наживе добром состоятельных жертв. За исключением патологических (не единичных) случаев. К примеру, инквизитор Торквемада в Испании за восемнадцать лет беззаветной службы церкви, по данным Х. А. Льоренте (бывшего секретаря испанской инквизиции), «10 220 человек сжег живыми, 6860 сжег фигурально после их смерти или по случаю отсутствия и 97 321 человека подверг опозоренью и исключению из службы на общественных и почетных должностях». Нормальная психика такой страсти не выдержит. Нормальная психика плохо переносит чтение исторических свидетельств и инквизиционных документов. Когда читаешь исследования по истории инквизиции, мелькающие калейдоскопически титулы: папа, король, епископ, кардинал, инквизитор-мор — создают впечатление бандитских кличек. При тупой их жестокости, алчности и беспардонности вырисовывается картина мафиозных группировок, вступающих в кровопролитные междуусобицы или живущих какими-то эфемерными, временными соглашениями, но при этом непрерывно убивающих и грабящих на подвластных территориях, живущих добром жертв. Спустя пару томов появляется впечатление уже не бандитских людских формирований, а стай диких зверей, контролирующих общий ареал, относительно мирно соседствующих или враждующих, иногда объединяющихся для совместного нападения на крупные стада травоядных или на достаточно мощных их представителей. Когда им тесно в одной нише, следует кровопролитная борьба за контроль ареала, за доминирование. В общем, как ни смешно или печально, между светской и церковной властями происходило примерно то, что происходит в стакане кефира с двумя-тремя разными затравками представителей бактериальной фауны. Зверей, допустим, сдерживает достаточность жизнеобеспечения. Этого никак не скажешь о власть предержащих: на самом верхнем властном уровне, когда выше, над, уже никого нет, у царя зверей едет крыша, аппетиты становятся неконтролируемыми, патологическими, равно как и жестокость. Не советуем читать труды по истории церковной «святой» инквизиции. Да и крестовых походов. Миллионы нынешних христианских верующих, тем паче атеистов, могут быть счастливы тем, что церковь вынужденно эволюционировала вместе с просвещенным миром. Опять умолчим о мусульманах.

Ассоциации с дикой природой, с биологическим уровнем папства-королевства возникли в свое время у Энгельса: «это прямо по Дарвину, — борьба за идейное существование», добавим: и не только идейное, а роскошное мирское. Деятельность церковной инквизиции, направляемой папами римскими и авиньонскими, как образно отмечает ее историограф Г. Ч. Ли, протекала в «безумном вихре хищений». По его словам, все занимавшиеся преследованием всегда имели в виду материальную выгоду. Конфисковывалось все имущество подозреваемых до мелочей. Император Германии Людовик Баварский в свое время со знанием дела обвинил пап в том, что они погрязли в мирской скверне, предали апостольские традиции благочестия и бедности, ведут разнузданный образ жизни, и в прочих неблаговидных реалиях. Отбиваясь, папа Иоанн XXII в 1322 году издал буллу, в которой, естественно, объявлялось еретическим утверждение, что Христос и апостолы не владели никаким имуществом. В ответ германский император обнародовал так называемый Саксенгаузенский протест, в котором, основываясь на утверждениях предшественников Иоанна XXII, признававших нищету Христа, в свою очередь обвинил папу в ереси. При этом он заручился поддержкой опытных теологов. Один из них, богослов У. Оккам, уличил Иоанна XXII в 70 еретических ошибках. Собственно для этого нужна была лишь смелость. Церковь жестоко преследовала сторонников этой имущественной ереси: и во Франции, и в Испании их бросали в костер, если они отказывались произнести церковное отречение: «Клянусь, что я верую в своей душе и совести и исповедую, что Иисус Христос и апостолы во время их земной жизни владели имуществом, которое приписывает им священное писание, и что они имели право это имущество отдавать, продавать и отчуждать» (цит. по Г. Ч. Ли). Догматический (до комизма) беспредел.

Светские правители все же большей частью видели в инквизиции, в союзе с папством способ укрепить собственную власть. Это понял Людовик IX, еще раньше император Фридрих II (1218–1250). Однако вольнодумный Фридрих достаточно досадил папству своим соперничеством в вопросах власти в христианском мире. Папа Григорий IX (1227–1241) дважды отлучал императора от церкви. Союз, тандем, как видим, был все же сложноподчиненный. Все зависело от соотношения сил, короля и папы как личностей (прямо по Дарвину). Насильственные смерти пап Бонифация VIII и Бенедикта IX относятся историками на совесть властного французского короля Филиппа IV Красивого, одержимого идеей единоличной власти над всем католическим Западом. Осилил пап король. Обманул он и папу Климента V в дележе богатств совместно разгромленного рыцарского ордена тамплиеров (ок. 1314 года).

Спустя несколько веков после собора 381 года неканоническая, но весьма символическая средневековая «троица» во всем христианском мире выглядела следующим образом: еретик (реформатор) — предатель (доносчик) — инквизитор (каратель).

Чтобы квалифицировать понятие «еретик», понадобилось бы исписать солидную брошюру. Проще сказать, еретик — это неугодный единоверец, или индеец, которого хорошо показательно сжечь для острастки других, или еврей — человек богатый, с привлекательным имуществом, или английский моряк — проклятый лютеранин, или это мог быть целый город «еретиков», или люди, подозрительно много знающие, просвещенные. В этом обобщенном ряду также трудно остановиться, ряд бесконечный. «Дайте мне две строчки любого автора, и я докажу, что он еретик, и сожгу его», — не без основания похвалялся один средневековый инквизитор (цит. по Григулевичу). Когда французские крестоносцы в Лангедоке при разгроме катаров спрашивали папского легата Арнольда Амальрика, как отличать еретиков от правоверных католиков, тот отвечал: «Бейте их всех, Господь узнает своих!» Пришлось Господу разбираться среди контингента в 60 тысяч загубленных французских душ. Еще более бредовой идеей искоренения ереси явилась многовековая охота на ведьм. Ни в чем не повинных, зачастую больных женщин инквизиторы сжигали живыми со второй половины XV до второй половины XVIII века. Работали с пристрастием. Видные инквизиторы Я. Шпренгер и Г. Инститорис сочинили специальное руководство «Молот ведьм». В этом печально известном труде умопомрачительно проработаны тончайшие детали и абсурдные способы уличения женщин в службе дьяволу. Десятки тысяч женщин на католическом Западе по этому руководству были осуждены и сожжены без малейшей вероятности оправдаться. В том числе и Жанна д’Арк — национальная французская мессия. Здесь уместно было бы перечислить имена сотен и сотен мыслителей и просветителей разных времен и народов, исчезнувших в пламени или в застенках «святой» инквизиции. Уместно было бы перечислить тысячи и тысячи томов сочинений этих просвещенных людей, глумливо сожженных или занесенных в индексы запрещенной литературы (в том числе и переводы Библии). Но характер нашего повествования иной. Возможно, придет время, когда эти сведения будут систематизированы и будет определен урон, нанесенный цивилизации обскурантами от церкви. Но кто теперь узнает, как бы повернулись цивилизация и история, не терпящие, как известно, сослагательного наклонения?..

Вторая «ипостась» неканонической троицы — это иуды-доносчики, клеветники, наветчики. Таковых церковь успешно стремилась воспитать во всех слоях общества. Главный помощник в воспитании — страх. Страх, что тебя оговорят раньше. Второй помощник — корысть: доносчик мог рассчитывать на часть имущества жертвы, а также на полную конфиденциальность доноса. Доносчиков следовало опасаться и в составе королевской свиты, и в среде художников, писателей, поэтов, торговцев, военных и простолюдинов. Папа Григорий IX с гордостью говаривал, что при умелом запугивании родители выдавали своих детей, дети — родителей, мужья — жен, жены — мужей. Выберем один лишь пример, мелкий, но красноречивый. В 1581 году два прихожанина донесли на самих себя: они-де заявили своим женам, что совокупление — не грех. Ввиду того что это утверждение являлось рафинированной ересью, мужья самообвинили себя, опасаясь, что жены донесут на них раньше. Подобными примерами заполнены тонны документов. Это уже действия на уровне животного инстинкта самосохранения.

Ипостась третья — палачи-судьи. Распинатели миллионов Христов, «святые» инквизиторы. Таковыми являлись практически все церковные иерархи. Волк, съевший овцу, вряд ли чувствует себя виноватым в шорах своей натуры. Возможно, в качестве оправдательного аргумента он выставил бы ее вкусность. Будь она связкой дров, он бы ее не ел. И о стае думал, о малых детях. В качестве оправдания своих действий инквизиторы часто выставляют упорство еретиков, их нежелание умирать и, напротив, раздражительное желание оправдаться. Особенно при их полной невиновности. Но они-то сами видели, как дико вращались глаза еретика, прижигаемого раскаленными щипцами, — значит, глаза искали дьявола. Не будем долго описывать кошмарный инквизиторский изыск; под конец дознания, если еретик оставался жив, его «отпускали на волю» — то есть сжигали живым (сжигали «во избежание кровопролития», для христианских рационализаторов «не убий» не значит «не сожги»). Трудно не увидеть в этом человеческое жертвоприношение — жертву всесожжения. Жертву на алтарь веры, а чаще — на алтарь благополучия и процветания церковной верхушки (особенно если жертвами были вольнодумцы и просветители; большинство из них, кстати, истово чтили Христа).

Судилище и казнь — аутодафе — часто приурочивались к церковным или престольным праздникам, особенно в Испании. Недостатка в подследственных и осужденных не было. Празднество раскручивалось помпезно. Епископальные, а также светские высокие чины размещались в специально обустроенных ложах с туалетами. Каялась или не каялась жертва, права была или виновна, праздник не должен был быть испорчен, инквизиционные чины и палачи это понимали. И самый смак был, когда сжигалась личность достаточно заметная, а не просто сектант, полуживой от истязаний еретик. Некоей милостью, а может, и дополнительным шоу-эффектом являлся спецворотник — рукав, набитый порохом и обматываемый вокруг шеи жертвы, то ли укорачивающий мучения, то ли добавляющий. В удовольствие церковной и светской знати огонь костра делали медленным. Куда там варварскому языческому распятию до «милости» церковного костра! Церковь хитро списывает эту жестокость на светские власти. Мы, мол, осудили, а далее ничего нет за нами, наши люди просто отдыхали на аутодафе. Собственно расправа, казнь приводилась в исполнение городскими службами. Церковь по-пилатски умывала руки. Как оправдание упоминается и жестокость средневековых нравов. К примеру, в 1680 году в Мадриде состоялось аутодафе в честь женитьбы Карла II на французской принцессе Марии-Луизе Бурбон. Льоренте отмечает: «Суровость инквизиторов была так велика и народное чувство так испорчено, что думали угодить новой королеве и оказать ей достойную почесть, присоединив к брачным торжествам зрелище большого аутодафе из ста восемнадцати жертв, значительное число коих должно было погибнуть в огне и осветить моменты этих торжеств» (цит. по Григулевичу).

Кстати, в Венеции изобретательные святые инквизиторы применили иной способ расправы: еретиков помпезно топили в лагуне. Наверное, пришло им на ум Иоанново крещение водой. Бывало, доставал народ инквизиторов, убивал их в гневе и платился собственными жизнями, но такие случае были редки.

Хорошо описывать все это постпостфактум, в благополучной в религиозном плане стране.

Не помешает и не грех напомнить об испанском и португальском средневековых церковных холокостах евреев. В 1492 году испанская корона издала указ, предписывающий всем евреям, живущим в Испании, в трехмесячный срок покинуть страну или принять католическую веру. У покидающих страну имущество подлежало полной конфискации в пользу короля. По разным сведениям, из Испании было изгнано от 150 до 800 тысяч иудеев, христианство приняло около 50 тысяч. Стабильным потоком в этот период шли просьбы евреев к папе в Рим, сопровождаемые солидными подношениями, о защите, о любых формах примирения с церковью. Папа, непрерывно принимая мзду, просьбы удовлетворял, но испанский король имел свое мнение и свои виды на имущество евреев, систематически и беспардонно пополняя им свою казну. С начала XVI века испанская корона ввела в действие сертификат «чистоты крови» (можно сравнить с гитлеровской звездой Давида), уничтожая, обирая и дискриминируя оставшихся, принявших веру евреев-марранов до 1865 года.

Изгнанные из Испании евреи десятками тысяч бежали в Португалию. Исследователи называют контингент в 120 тысяч и много больше. Португальские власти, принимая беженцев, взимали с них немалые по тем временам денежные суммы, срок пребывания беженцев в Португалии ограничивался восемью месяцами. Когда срок истек, те, кто не смог уехать, массово были проданы в рабство, дети их были высланы на африканский остров Санто-Томе, где большей частью погибли от непосильного труда. Уцелевших евреев по испанской схеме насильственно обращали в католическую веру, дискриминировали, обирали и уничтожали. «Новые христиане», как их называли, пытались спастись любыми средствами. Начался невообразимый подкуп королевских чиновников, что только увеличивало их ненасытную алчность.

В 1495 году вступивший на престол португальский король Мануэл II несколько улучшил положение евреев. Прекратились преследования за невыполнение католических обрядов, евреям был разрешен выезд из Португалии, но ехать им было некуда. После смерти Мануэла на трон вступил его старший сын Жоан III. Жадный, коварный и жестокий Жоан немедленно позарился на имущество евреев и начал интригу по учреждению в Португалии инквизиции, которая упрощала бы грабеж и уничтожение евреев. Папский престол прекрасно понимал устремления Жоана, но желал соблюсти в этом деле и свои корыстные интересы. Интрига получилась долгой, сложной и многоходовой. «Новые христиане» защищались подкупами. Инквизиция в Португалии была все-таки учреждена папой Климентом VII в 1531 году. Немедленно Жоан начал беспрецедентный грабеж и уничтожение «новых христиан». Подкупом в Риме «новые христиане» в 1532 году добились приостановки деятельности инквизиции. Это сделала специальная кардинальская комиссия, высланная Римом, которая пространным докладом папе развенчала деятельность португальской марионеточной инквизиции, доказала полный ее произвол, беззаконие и преступность. Собственно, это был нечаянный приговор всей церковной инквизиции, действующей стандартно. Ввиду того, что это единственное в своем роде свидетельство самообвинения церкви тех времен, приведем объемную выдержку из документа: «Схватив, иногда на основе ложных показаний, любого из этих несчастных, за избавление которых умер Христос, инквизиторы бросают его в темницу, где ему заказан свет дневной и запрещена встреча с родными, которые могли бы оказать ему помощь. Обвиняют его тайные свидетели, и ему не указывают ни место, ни время инкриминируемых ему проступков. Если обвиняемый станет утверждать, что он подлинный христианин, и будет отрицать предъявленные ему обвинения, его, как упорствующего еретика, предадут огню, а имущество конфискуют. Если же он признает те или другие прегрешения, но будет объяснять это тем, что делал это без злого умысла, его накажут тем же способом, под предлогом, что его признание неискренне. Если он по простоте душевной признает себя во всем виновным, его превратят в нищего и осудят на пожизненное заключение. И нечего говорить о том, что заключенные принуждаются при помощи всякого рода пыток признаваться в любом преступлении, в котором их обвиняют. Многие гибнут в тюрьмах, но даже те, кто выходит на волю, оказываются вместе со своими близкими опороченными клеймом вечного бесчестия. В итоге злоупотребления инквизиторов таковы, что любой, имеющий хоть какое-либо понятие о том, чем является христианство, сможет понять, что они министры сатаны, а вовсе не Христа» (цит. по Григулевичу).

Но Климент в 1534 году умер, и его место занял слабый Павел III, который под давлением Карла V, в 1536 году вторгшегося в Рим, уступил португальскому королю Жоану III, вновь восстановив инквизицию в Португалии. В португальских церквах был зачитан эдикт, дарующий срок евреям для самодоносов, после чего начались повальные аресты. Кстати, есть одна интересная деталь во всей этой королевско-папско-инквизиционной круговерти вокруг капиталов «новых христиан». Двадцатишестилетнего внука Павла III Жоан одарил крупной пожизненной рентой и доходным епископством в обмен на папскую санкцию об восстановлении инквизиции. Внук получил доход в общем чуть не полмиллиона крусадо и утверждал, что часть этих денег истратил на строительство собора св. Петра в Риме. Исследователь А. Эркулану подвергает сомнению такую щедрость, но если есть доля правды в словах папского внука, то святость собора, конечно, омрачена.

По сути дела, «новые христиане» находились в Португалии в качестве заложников. Почти все мировое еврейское сообщество, имея среди них родственников, вынуждено было постоянно выплачивать вошедшей во вкус португальской короне огромные суммы за послабление террора, за помилования и сокращение числа смертных приговоров. Можно сказать, всю политэкономику Португалии тех времен приняли на себя еврейские банкиры и просто объединившиеся состоятельные евреи. Конечно, все зверства в отношении португальских евреев можно легко списать на светские португальские и испанские власти, но они не были бы так разнузданны, не будь их действия освящены папским престолом — это совершенно очевидно.

До 1750 года инквизиция правила бал в Португалии. В этом году на португальский престол вступил король Жозе I. Первым министром был назначен Себастьян Жозе Карвалью-и-Мелу, вошедший в историю под именем маркиза де Помбала. Помбал не решился формально упразднить инквизицию, но своими реформами фактически прекратил ее деятельность. Именно Помбал решил наконец иудейскую проблему в Португалии. К 1774 году «новые христиане» были уравнены в правах с остальной частью населения, преследование их было прекращено. Спустя несколько десятилетий ассимиляции следы «новых христиан»-евреев в Португалии исчезли полностью.

Окончательно португальская инквизиция была упразднена лишь в 1821 году, после либеральной революции.

Имеют ли срок давности описанные выше преступления? Преступления, породившие не менее кошмарную аналогию в нацистской Германии. Призывался ли к милосердию Гитлер? Или был ли он отлучен папой, в то время как Сталин получил анафему от Патриарха Тихона? Ничего подобного. Гитлер заставил всех германских католиков-иерархов кричать «хайль Гитлер!», да они и не упирались. Папа Пий XII и католическая верхушка не осудили фашизм и после победы союзников. Достаточно ли обоснованным с моральной стороны был призыв папы к милосердию во время Нюрнбергского процесса? Или известные усилия Ватикана по спасению нацистов-преступников?

Ненагорная отповедь:

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры,

что вы подобны гробницам побеленным,

которые снаружи кажутся красивыми,

внутри же полны костей мертвых и нечистоты.

Так и снаружи кажетесь людям праведными,

внутри же наполнены лицемерием и беззаконием.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры,

что строите гробницы пророков

и украшаете памятники праведных, и говорите:

«если бы мы жили во дни отцов наших,

мы не были бы сообщниками их в крови пророков».

Тем самым вы свидетельствуете против себя,

что вы — сыновья тех, которые убили пророков.

Доведите же до полноты меру отцов ваших!

Змии, порождения ехиднины!

как убежите вы от осуждения в геенну?

Посему, вот, Я посылаю к вам пророков и мудрых и книжников;

и вы иных убьете и распнете,

а иных будете бить в синагогах ваших

и гнать из города в город.

Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле,

от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина,

которого вы убили между храмом и жертвенником.

Истинно говорю вам, что все сие придет на род сей.

После чтения документов о делах церковных ратоборцев за «чистоту веры» практически на протяжении всей истории ее существования возникает запал негодования, соразмерный запалу слов обозленного Иисуса, приведенных выше. Много нужно еще поработать церкви, чтобы человек просвещенный увидел ее в белых одеждах.

Что просматривается в конце инквизиционного пути, в конце кошмарной борьбы за чистоту веры? Вера как не имела единой концепции, так и не имеет. Великоватый перечень ее догматов открыл большие возможности для создания из них верообразующих комбинаций (вспомним хотя бы печально известную трагикомедию с пальцами правой руки). Земля все-таки вертится. Ничего с католиками и раскольниками, уцелевшими от «забот» церкви, не случилось страшного, живет себе народ и процветает. Мир под откос не пошел. И благополучных «атеистических материалистов» (выражение Пия XII) миллиарды (не говоря уже об иноверцах). Высится Ватикан на крови. С законсервированной конгрегацией инквизиционного направления. Трудится Всемирный Совет Церквей (и нам не важно какая конфессия возглавенствует). Светлое будущее все же впереди. Страшно только смотреть в прошлое. Григулевич, подытоживая всесильное влияние церкви, папства тех времен на общество, пишет: «А каков же результат этого влияния? Можно ли назвать хоть одну область человеческой деятельности, где бы это влияние оказало положительную роль? Увы, никто такой области назвать не в состоянии, ее просто не существует». И даже антикоммунистическое непротивление, потворство фашистам бездействием в течение Второй мировой войны обернулось в то время ничем, а точнее, равнодушием к миллионам жертв, так и не отпетым Пием XII.

К великому счастью церкви, не всякий современный верующий задастся целью прочитать четырехтомник Г. Ч. Ли или осилит хотя бы труды Григулевича в заморочке жизни, но будет привлечен сегодняшними благими ее намерениями (которыми, похоже, ранее выстлала она себе дорогу в ад: вряд ли наберет Иисус эквивалентный компенсирующий позитив в пользу подавляющего большинства душ церковных иерархов).

Еще отступление. Почему одна и та же дилемма раскалывает случайным образом подобранную аудиторию (достаточно многочисленную) пополам? Издревле новая идея — новая религия — приводила к расколу в семье, муж и жена становились чужими людьми, мать стыдилась сына, невеста отрекалась от жениха во имя нового бога. Прекрасно сознавал это Иисус: «Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение». То же самое мы наблюдаем и в современности: простой основной ценз — голосование на выборах — приводит к ссорам в семье, делает друзей врагами. Почему один человек реагирует так, а другой — иначе? Закладка, безусловно, эволюционная. С эволюционных посылок поиск должен быть многонаправленным. Мнения должны быть разными и крепкими, консервативными или агрессивными. Победить должно истинное направление, даже если оно будет ложным. Старое или новое. То или иное. Потому что победит более сильный. Цель древняя — социальное выживание.

Убежденный советский человек никогда не переубедит убежденного антисоветчика-демократа, и наоборот. Оба лишь раздраженно будут морщиться от контраргументов. По этому поводу можно вспомнить Н. Некрасова: «Мужик, что бык: втемяшится / В башку какая блажь, / Колом ее оттудова / Не выбьешь: упираются, / Всяк на своем стоит!» Опять же, серьезный болельщик «Спартака» никогда не станет болельщиком «Зенита», даже с набитой мордой, и наоборот. Понятно, что этот стабилизирующий консерватизм эволюционно заложен в психику вида Homo sapiens наравне с тягой к новому. Поэтому истово верующий человек видит и будет видеть в действиях церкви только светлые стороны, неверующий же как возмущался, так и будет возмущаться темными ее делами, и, как сказал Остап Бендер, никакие лекции не изменят этого соотношения сил. Так что толку от вышепредставленных кратких страниц в этом плане не видно. Сами хотите верьте, хотите — нет. Только численное искоренение (преимущество) приводит к победе «истинного» направления. На то и гражданские войны, заговоры и перевороты, боже избавь. В последнее время обходимся махинациями при голосованиях. Конец отступления.

В итоге отметим скандальный, пожалуй, парадокс недавней современности. Десятилетиями Ватикан с пристрастием пропагандировал утверждение, что в странах социализма (тогда еще) свобода вероисповедания подавлена, изобретен был термин «церковь молчания». Однако на Втором Ватиканском соборе прояснилось, наконец, что свобода совести, что называется, узурпирована самим Ватиканом, и на соборе пошла крутая борьба за свободу вероисповедания, за равноправие «отколовшихся братьев». А осмелевший африканский брат на первой сессии собора выразил протест против того, что черта обычно изображают черным, а всех святых и Христа — белыми. В этом он усмотрел расовую дискриминацию католиков-негров.

Но главное, на первой сессии Второго Ватиканского собора соотношение сил при голосованиях отразило современность католического епископата. Основная масса епископов уже жила в духе нового времени, ощутила напор общественного мнения на закосневшие догмы и нарекания на неблаговидное прошлое католической церкви. Наверное, первым прогрессивным движением по ретроспективной разработке явилась инициатива Павла VI по «реабилитации евреев». На второй сессии собора подавляющее большинство соборных отцов высказалось за реабилитацию. Это был серьезный акт в пользу экуменизма, сближения со всеми мировыми религиями, включая иудаизм. Позволительно теперь предположить и скорый ответный шаг — реабилитацию Христа, осужденного официальным иудаизмом при сомнительной юрисдикции.

Папа Иоанн Павел II принятием после своего избрания этого имени подчеркнул, что продолжит прогрессивные начинания Иоанна XXIII, Павла VI и Иоанна Павла I. На дворе был расцвет науки, культуры и намечались пути оздоровления общественных отношений. Не мог Иоанн Павел II остаться в стороне. Не остался еще и потому, что был незаурядной личностью. Трудно перечислить благие его дела. По профилю очерка отметим его инициативы по реабилитации жертв инквизиции — Галилео Галилея, Джордано Бруно, Савонаролы, Яна Гуса. Ватикан уже вынужден был это сделать под давлением общественного мнения, да епископат и сам прекрасно видел антихристианские черты в служении своих средневековых предшественников. Но вот деталь. В 2002 году Ватикан отлучил от церкви семь католичек-феминисток разных национальностей, рукоположенных в священнослужительницы, расценив этот акт как «тяжкое преступление». Женщины, естественно, оспорили отлучения, в свою очередь расценив их как дискриминацию в отношении женщин, и не подчинились, и не отлучились. Не повторение ли это прежних ошибок? Не придется ли опять, спустя время, каяться? Женщины, которых сам Иоанн Павел II уравнял в вере с мужчинами, настроены весьма решительно. Примечательно, что декрет об отлучении подписан префектом конгрегации пропаганды и защиты веры (бывш. святая инквизиция) тогда еще кардиналом Йозефом Ратцингером.

Бесспорно, в последних поколениях верующих церковь выстроила понимание ее благости. Папы конца тысячелетия исполнены святости и покаяния. И все же. Многого требуют память и душа каждого конкретного замученного церковью просветителя тысячелетия, оставленного позади. В миру в наши дни создаются мемориалы, где представлена и поименована каждая жертва позорных межнациональных конфликтов и варварского политиканства. Создаются с надеждой на новое осмысление в новом тысячелетии. Церковь не остается в стороне, но она и не впереди, как полагалось бы. Оперируя понятиями предвечности и бессмертия, исключающими время, церковь тем более должна иметь перед собой свои вневременные ошибки и жертвы, так же как вневременной жертвой почитает она Иисуса. И именно этот чин диктует смысл подушного (насколько это возможно) покаяния и снятия отлучений, может быть, устроением покаянной галереи как мемориала. Мемориала, соотносительного с плеядой канонизированных святых, если не тождественного ей, что всколыхнуло бы мир и оздоровило бы его при соответствующей подаче.