ВНУТРЕННЕЕ СОСТОЯНИЕ

С утра у меня сильный кашель. Я перебирал записки и наткнулся на одну со знакомым диагнозом.

Молодая женщина пишет, что у ее матери рак легких — аденокарценома. По почерку я выхожу на поле ее матери, в поле идет возможная смерть сына. Тема — концентрация на идеалах, это ревность и гордыня. У нее подсознательная агрессия к людям — 900. Закрытие будущего — 600 единиц. Поскольку девочки больше ориентированы на материальный аспект, в период зачатия и рождения дочери происходят перетряски материального. Для того чтобы родился здоровый мальчик, необходима дестабилизация духовных моментов, т. е. потеря контроля над ситуацией, крах идеалов и надежд, несправедливость и т. д.

А у этой женщины был достаточно жесткий характер, и интеллектуально-волевой аспект был значительно усилен. Тенденция обидеть мыслями, плохо сказать, осудить у нее очень сильные. Поэтому процедуру очищения она прошла на 10-15%, а нужно минимум на 50. Сброс пошел на ребенка, а это гораздо более глубокие слои. И сейчас ей нужно молиться, работать над собой, пересматривать многократно всю свою жизнь и начнутся благотворные изменения. Но для того чтобы они прошли дальше вглубь и началось очищение души сына, ей необходимо в данной ситуации года полтора. А у нее, судя по всему, в запасе всего полгода. Можно, конечно, молиться за детей и внуков, одновременно работая над собой, но если нет глубинных изменений собственных, молитва за потомков мало помогает.

Я убедился в этом уже на своем примере. Раньше я, посмотрев бы такой случай, махнул рукой: «Здесь все понятно! Слишком сильная была концентрация на своем человеческом «я», слишком много было накоплено обид и претензий. Большое неблагополучие с детьми и внуками. Работайте, меняйтесь, и тогда будете здоровы».

Одновременно я знаю, что моя информация может хорошо привести в порядок человека, его прошлую жизнь и его детей. Но если у человека агрессивные эмоции захватывают 2—3 прошлые жизни, то глубинные изменения идут очень медленно и мучительно. На такую работу может уйти лет пять. Размаха системы не хватает, чтобы привести себя в порядок в более сжатые сроки Из этого следует, что определенной части тяжелых пациентов спасти жизнь я не смогу. Если у них времени осталось меньше года, а масштаб агрессивных эмоций, сидящих в подсознании, велик, системы не хватает, чтобы преодолеть инердию агрессивных эмоций.

Но все-таки я надеялся, что найду механизм преодоления масштабных эмоций.

Я вспоминаю, как у меня на приеме была женщина, у которой был рак груди.

— Вы знаете, я за год чувствовала, что у меня что-то не в порядке. Несколько раз бегала к врачам проверяться. А они улыбались и говорили, что я все напридумывала, у меня все нормально Я поверила им и успокоилась. А когда начались реальные проблемы, я пошла к врачам, но было уже поздно, пришлось делать операцию и удалять грудь.

Я мысленно опять возвращаюсь к себе. В последнее время у меня постоянные ноющие боли в правой половине рудной клетки. Будущая опухоль, как любое заболевание, сначала формируется на уровне поля. Частичный сброс приходится на верхние покровы. Болезни еще нет, а в этом месте уже появляются периодические ноющие боли, которые могут длиться годами. Это как бы сигналы о неблагополучии И если внутренних изменений не происходит, то тогда начинается болезнь.

Эти боли, изредка повторяясь, длятся у меня уже около 15 лет. Я даже помню, когда они возникли. Я часто болел бронхитами. Помню, как в Суворовском училище я пролежал два месяца с бронхитом, но лечение не дало никаких результатов. «Ну что ж, дорогой мой, — сказал мне начальник медсанчасти, — пора идти делать анализы на туберкулез». Анализы ничего не показали, и меня выписали из санчасти, сказав: «Будет ухудшение, мы тебя комиссуем по здоровью».

Я приободрился, стал радоваться и двигаться, и через несколько дней все бесследно прошло. Когда я работал в Ленинграде на стройке, за один год три раза болел воспалением легких. Я никак не мог преодолеть недовольства окружающим миром. Кстати, пожалуй, именно стройка спасла мне жизнь. До этого я настолько погружался в мир мыслей и сознания, что чувства мои начинали исчезать. На стройке мне некогда было думать. И хоть я учился в вечернем институте, основное время я двигался и боролся за свое выживание, потому что с моим характером не получить травму и выжить на стройке было очень сложно.

Так вот, в середине 80-х, когда я женился и у меня уже была дочь, по городу гулял токсический грипп. И в этот момент я заболел. Температура была около 41? С, но у меня был не грипп. Кашель, мокрота, ощущение скованности в груди — все это было мне знакомо. Я тогда не знал, что причиной моих проблем является не простуда, а непримиримый идеализм на близких людей, на окружающий мир. Я начал лечить себя, водя над собой руками. Через два дня температура была уже 37°, хотя я не принимал никаких лекарств. Я решил подстраховаться и вызвал участкового врача, тем более, что мне нужен был больничный лист. Пришла женщина, равнодушно взглянула на меня и сказала:

— Типичный токсический грипп. С маленьким ребенком в одной комнате оставаться нельзя. Вызываем «скорую помощь», и она отвезет Вас в инфекционное отделение Боткинской больницы.

Я покорно оделся, через 30 минут приехала «скорая помощь». И вот я сижу в приемном отделении Боткинских бараков. В помещении прохладно, меня слегка знобит. Через полчаса появляется медсестра и дает мне градусник.

Через некоторое время пришел врач. У меня опять поднялась температура, мне было холодно и неуютно. Врач молча осмотрел меня, затем взял градусник: — Ого, 41? С. — У этого парня воспаление легких, — сказал он медсестре, — никакого токсического гриппа у него и в помине нет. Отправьте его в неинфекционную палату и начинайте колоть антибиотики.

Выл вечер, пятница. Меня поместили в палату, где находились молодые ребята, которые маялись животами. В палате было человек 10-15. Ребята открывали форточку, чтобы воздух был посвежее. На дворе был февраль. Я сначала снял пижаму и лег под одеяло, но оно совершенно, не грело, было очень тонким. Я надел пижаму и снова залез под одеяло, но несмотря на то, что форточку на, ночь закрыли, мне было очень холодно, и я всю ночь дрожал под одеялом. Утром от холода у меня начался насморк. Я подошел к дежурной медсестре:

—Знаете, у меня воспаление легких, и мне очень холодно, не могли бы Вы мне дать второе одеяло?

—Без разрешения врачей не даем, — сказала она, подойдите в понедельник, когда врачи придут.

Я вернулся назад. Каждые 2-3 часа в палату заходиала медсестра и делала мне укол антибиотиков. Но поскольку мне было холодно, то мое состояние только ухудшалось В субботу вечером я оказался перед трудным выборов Если не колоть антибиотики, то организм начнет бороть сам. Если будет критическая ситуация, то ударная до антибиотиков может меня спасти. А сейчас, в этом плохо отапливаемом помещении, несмотря на антибиотики, состояние ухудшается. И в критической ситуации меня уже никто не спасет. Поэтому, когда вечером зашла медсестра, я сказал ей, что от лечения отказываюсь. В воскресенье я опять пытался лечить себя руками и пришел к выводу, что поскольку дома теплее, у меня там больше шансов выжить. Поэтому, когда в понедельник врач вызвал меня и спросил, почему я отказался от лечения, я не удержался и сказал ему:

—У Вас бесчеловечное отношение к больным. Я лучше буду находиться дома.

Врач пристально посмотрел на меня сквозь стекла очков и сказал:

—Ну как хотите. Но вообще-то у нас выписывают по другим дням. Ваша одежда находится в другом корпусе. Вам придется сходить самому за ней.

Мне дали какую-то тюбетейку и рваный ватник. Я подождал, когда оденется медсестра, и пошел за ней по зимнему двору. Было около 15° мороза, и дул пронизывающий ледяной ветер. Я думал, что пройду метров 150 и попаду в теплое помещение. А оказалось, что у Боткинских бараков большая территория. До нужного знания мы шли минут 15. И, когда я уже одетый подошел к воротам, где меня ждала жена, я ей сказал:

—Ты знаешь, теперь, похоже, я уже не выживу. Когда мы подходили к своему дому; я увидел брата.

—Плачевно выглядишь, — заметил он. — Сейчас пойду в аптеку, куплю вибрамицина — это хороший антибиотик, сразу его начни принимать. Но перед этим горячий чай с малиной, компрессы на грудь и т. д.

Через два дня я опять вызвал участкового врача, чтобы она продлила мне больничный.

—В листке, который Вам дали в больнице, написано, что Вы вели себя агрессивно и отказались от лечения. Поэтому больничный я Вам продлевать не буду, — сказала она и ушла.

Я пролежал еще три дня и вышел на работу. Поскольку я работал художником-оформителем и имел более-менее свободный график, с работы меня не выгнали. Месяца два после этого у меня постоянно вспыхивала боль в правой стороне грудной клетки. Я думал, что это остатки болезни. Теперь я понимаю, что это были мои обиды на людей и на судьбу, причем больше всего меня обидело безнравственное отношение людей, их равнодушие к чужому страданию и смерти. А сейчас я понимаю, что в их душах происходил тот же процесс, что и у меня. Их чувства стали омертвевать потому, что их мысли, цели, планы оказались важнее всего. Мы все были жертвами и. палачами одновременно. Человеческое в этих людях заслонило Божественное и соответственно потом стало распадаться.

Тогда я не знал, что то, что со мной происходит, определяется моим внутренним состоянием. Мне и в голову не могло прийти, что происходящее со мной было лечением моей души, вернее, моего Божественного «я». Я жил самым святым, но человеческим, не подозревая о том, что любое человеческое счастье всего-навсего сырье для создания в себе Божественного.