I. Введение к комментарию работ Фрейда по технике психоанализа

Семинар. Путаница в анализе. История появляется прошлым. Теория эго.

Пожелав вам всего наилучшего в Новом году, я охотно начну нашу работу со слов: "Довольно смеха'".

В течение последнего семестра вам ровно ничего не приходилось делать, кроме как слушать меня. Торжественно заявляю вам, что в этом начинающемся семестре я рассчитываю, надеюсь, смею надеяться, что также и мне случится вас немного послушать.

Таков уж закон и традиции семинара: те, кто в нем участвуют, привносят более чем одно личное усилие — сотрудничество в плодотворном общении. Плодотворным же может быть лишь участие тех, кто самым непосредственным образом заинтересован в этой работе, для кого наши семинары, посвященные текстам, полны смысла, кто вовлечен в разных статусах в нашу практику. Безусловно, и от меня вы будете получать ответы, насколько я способен буду дать их вам.

Особенно ощутимыми для меня были бы по возможности максимальные усилия всех вас в содействии новой стадии нашего семинара. А под этим максимумом я понимаю то, что в ответ на мое предложение заняться той или иной частью нашего общего дела, я не услышу вялых заверений об отсутствии времени именно на этой неделе.

Я обращаюсь к тем, кто входит в состав представляемой нами психоаналитической группы. Мне хотелось бы увидеть у вас ясное осознание цели создания нашей группы как автономной организации. Ведь затронуто здесь ни больше ни меньше как будущее каждого из нас, как смысл всего, что мы делаем и что предстоит нам сделать в дальнейшем. И я не понимаю, зачем выздесь присутствуете, если вошли в эту группу не для того, чтобы задаться вопросом об основаниях всей вашей деятельности. Для того, кто не почувствовал смысл этой задачи, лучше было бы с нами не связываться, а присоединиться вместо этого к какой-либо форме бюрократии.

Подобные размышления, на мой взгляд, особенно уместны теперь, когда мы приступаем к изучению того, что обычно называют "Работами Фрейда по технике психоанализа".

Термин "Работы по технике психоанализа" уже зафиксирован определенной традицией. При жизни Фрейда выходит маленький сборник in-octavo под названием "KleineNeurosenSchnfte". Это был томик избранных работ Фрейда 1904–1919 гг., название, форма и содержание которых указывали на то, что речь в них идет о психоаналитическом методе.

Подобная форма была обусловлена необходимостью сделать определенные предостережения неискушенному практику, вознамерившемуся пуститься в анализ, и оградить его от ряда неясностей, касающихся практического метода и его сути.

Некоторые отрывки данных работ крайне важны для понимания того, какой путь был проделан за эти годы в плане теоретической разработки практики анализа. Здесь можно видеть постепенное появление основных для постижения способа действия аналитической терапии понятий: понятия сопротивления и функции переноса, способа действия и вмешательства в переносе и даже, в определенной степени, главной роли невроза переноса. Таким образом, излишне подчеркивать, что эта небольшая группа работ имеет для нас совершенно особый интерес.

Безусловно, такой способ группировки не полностью удовлетворяет нас, и, возможно, вовсе не термин "работы по технике психоанализа" придает этим текстам единство, что, тем не менее, не ставит под вопрос наличие такого единства как такового. Данные тексты в своей совокупности свидетельствуют об определенном этапе фрейдовской мысли, и в этом аспекте мы и станем их изучать.

Техника психоанализа: глава 1

Мы можем выделить тут некоторый промежуточный этап "зародышевый опыт" Фрейда, как назвал его один аналитик (чье перо обычно читателя не балует, хотя в данном случае его находка довольно удачна и красива). Данный этап предшествует разработке структурной теории.

Начало этого промежуточного этапа следует отнести ко времени между 1904 и 1909 годами.

В 1904 году появляется статья о психоаналитическом методе, и с тех пор приходилось слышать, будто именно в ней впервые появляется слово "психоанализ". Само по себе это неверно, поскольку данное слово употреблялось Фрейдом гораздо раньше, однако здесь, наконец, оно употребляется строго терминологически причем даже в названии статьи. 1909 годом датируются лекции в ClarkUniversity и путешествие Фрейда в Америку в сопровождении его последователя — Юнга.

Если же мы обратимся к 1920 году, мы станем свидетелями создания теории инстанций — теории структурной или также метапсихологической, как назвал ее Фрейд. Здесь его опыт и открытие получают иную, дальнейшую разработку.

Как видите, так называемые технические работы выстраиваются в промежутке между двумя этими этапными моментами. Вот что придает им смысл, и неверно думать, будто единство их состоит в том, что речь в них идет о технике.

В определенном смысле Фрейд никогда не переставал говорить о технике. Мне нет необходимости напоминать вам о "StudientiberHysteric", в которых представлено подробное изложение открытия аналитической техники, где мы видим ее в становлении, и именно это составляет ценность данных исследований. Пожелавшему сделать полное систематическое изложение развития техники у Фрейда следовало бы начать как раз с них. Основанием тому, что мы не обратились к "StudienuberHysteric", послужила их элементарная недоступность, поскольку не все из вас читают на немецком, ни даже на английском. Впрочем, есть и другие основания, заставившие меня предпочесть "Работы по технике психоанализа".

Даже в "Толковании сновидений" речь постоянно идет о технике. Оставляя в стороне работы по мифологической, этнографической, культурологической теме, нельзя назвать ни единогопроизведения, где Фрейд не прибавлял бы чего-нибудь о технике. Излишне подчеркивать, что такая работа, как "Анализ завершенный и анализ без завершения", вышедшая в 1934 году, является одной из самых важных работ, касающихся техники.

Теперь я хотел бы поговорить о том характере, который, на мой взгляд, должна носить в этом семестре наша работа над комментарием данных текстов. Важно определиться в этом уже сегодня.

Если бы мы собрались здесь, чтобы склониться в восхищении и изумлении над текстами Фрейда, мы, очевидно, получили бы полное удовлетворение.

Своей свежестью и живостью эти работы нисколько не уступают другим текстам Фрейда. Порой его личность столь непосредственно раскрывается в них, что невозможно не разглядеть ее. Простота и искренность тона уже сами по себе являются своего рода уроком.

В частности, та легкость, с которой Фрейд подходит к вопросу о подлежащих соблюдению практических правилах, свидетельствует нам о том, что для него самого речь здесь идет всегонавсего об инструменте — подобным образом говорят о подходящем молотке. "Для моей руки онудобен", — таков общий смысл его слов, — "и вот как я привык его держать. Другие, возможно, предпочли бы другой инструмент, более для них подходящий". В самих текстах найдутся отрывки, где та же мысль выражена еще яснее, чем в этом моем сравнении.

Значительная свобода характерна в этих работах и для трактовки проблемы формализации технических правил, что уже само по себе достаточно поучительно и даже при первом чтении приносит свои плоды. Нет ничего более здорового и раскрепощающего. Здесь как нельзя лучше видно, что суть вопроса совсем в другом.

Кроме того, в отрывках, возможно, второго плана, но довольно заметных, открывается еще и другой аспект. В способе, которым Фрейд выражает в них то, что можно было бы назвать путями истины его мысли, раскрывается страдающий характер его личности, не покидавшее его чувство неизбежности авторитарной власти, сопровождающееся умалением всего, что может ожидать от своих слушателей и последователей тот, кому есть что передать или преподать. В его текстах довольно часто встречается какое-то подспудное недоверие к способу понимания и применения его идей. Я думаю — да и вы сами убедитесь, что ему свойственно было какое-то совершенно особое умаление предоставленного ему современной эпохой человеческого материала. Вот где кроется разгадка того, что Фрейд, в противоположность написанному в его работах, использовал весь вес своей власти чтобы обеспечить, как он думал, анализу будущее. Он был одновременно нетерпим ко всякого рода отклонениям весьма действенным и не преминувшим проявиться — и беспрекословно требователен в отношении сложившихся вокруг него форм передачи психоаналитического учения.

Сказанное является лишь кратким обзором того, что дает нам это чтение для понимания исторического аспекта деятельности и влияния Фрейда. Безусловно, мы не станем ограничиваться этим аспектом, ибо предприятие это — сколь бы интересным, стимулирующим, приятным и раскрепощающим оно ни казалось — было бы все же не слишком плодотворным.

До сих пор я обращался к комментарию Фрейда лишь в поисках ответа на вопрос — что мы делаем, когда занимаемся анализом7 В рамках той же традиции будет проходить и изучение "Работ по технике психоанализа". Итак, я буду ориентироваться на действительность аналитической техники, на все то, что вокруг нее говорится, пишется и практикуется.

Я думаю, если не большинство, то по крайней мере часть из вас уже усвоила себе следующее. Оценивая тот способ, каким различные люди, практикующие анализ, мыслят, определяют, понимают свою технику, можно без всяких преувеличений говорить о воцарившейся здесь полнейшей путанице — я говорю о настоящем дне, о 1954 годе, еще совсем юном и новом. Мне остается поставить вас перед фактом, что в настоящее время среди думающих аналитиков (что уже сужает их круг), возможно, не найдется и двух, одинаково представляющих себе действие, цели, возможности и смысл психоанализа.

Мы даже могли бы позабавиться игрой, которая состояла бы в сравнении крайних концепций, — мы увидели бы, что ониприводят к прямо противоположным формулировкам. Нам не пришлось бы тут искать любителей парадоксов, которые, впрочем, не так уж многочисленны. Уже одна сложность материала не побуждает теоретиков стремиться при его освоении к оригинальности, так что в измышлениях по поводу терапевтических результатов, их форм, методов и путей достижения и юмор, как правило, отсутствует. Исследователи довольствуются тем, что цепляются за балюстраду, парапет какой-либо части фрейдовских теоретических разработок. Только это и дает каждому гарантию, что он еще сохраняет нечто общее со своими собратьями и коллегами. Именно через посредство фрейдовского языка поддерживается обмен между практиками, создающими себе концепции, явно отличные от их терапевтической деятельности и еще более далекие от общей формы того типа межчеловеческих отношений, который называется психоанализом.

Произнося слова "межчеловеческие отношения", я, как вы видите, говорю об уже сложившемся на сегодняшний день положении вещей. В самом деле, разработка понятия отношения аналитика и анализируемого стала как раз тем путем, которому следуют современные доктрины в поисках основания, соответствующего конкретике опыта. Таково, безусловно, самое плодотворное направление, сложившееся в психоанализе после смерти Фрейда. М. Балинт называет его two-bodies 'psychology — впрочем, этот термин не ему принадлежит, а был заимствован им у покойного Рикмана, одного из редких в среде аналитиков после смерти Фрейда людей, обладавших некоторой теоретической оригинальностью. Именно вокруг данной формулы легко объединяются все исследования об объектном отношении, о значении контр-переноса и о некоторых родственных им терминах, прежде всего — фантазме. Воображаемое взаимореагирование анализируемого и аналитика являются, таким образом, фактором, который нам придется принять в расчет.

Окажемся ли мы таким образом на пути к более ясному видению наших проблем? С одной стороны — да, с другой — нет.

Проведение подобного рода исследования представляет собой большой интерес, поскольку в нем особенно ясно выступает оригинальность всего, о чем идет речь по сравнению с onebody'spsychology, обычной конструктивной психологией. Однако достаточно ли сказать, что речь идет об отношении между двумя индивидами? Именно через эту призму становятся видны тупики современной теории аналитической техники.

Я не могу сейчас ничего к этому добавить, хотя для тех, кто уже не впервые присутствует на моем семинаре, должно быть понятно, что не бывает two-bodies' psychology без вмешательства третьего элемента. Если принять речь — как и положено — в качестве центральной точки перспективы, то во всей своей полноте аналитический опыт должен формулироваться в тройственном, а не двойственном отношении.

Безусловно, некоторые фрагменты, отрывки, важные грани этого опыта возможно выразить и в другом регистре. Понятными тогда становятся те трудности, с которыми сталкиваются теоретики: если основание интераналитического отношения действительно представимо лишь в виде триады, то существует множество способов выбрать из этой триады два элемента. Можно поставить акцент на любое из трех диадических отношений, установившихся внутри триады. Вы увидите, что на этой основе легко построить практическую классификацию целого ряда теоретических моделей психоаналитической техники.

Мои размышления могли вам показаться несколько абстрактными, и я попытаюсь сказать вам нечто более конкретное, чтобы ввести вас в курс дела.

Я напомню вам вкратце "зародышевый" опыт Фрейда, о котором я только что говорил, поскольку, по сути дела, именно он в значительной мере составлял объект наших лекций последнего семестра, который целиком был посвящен той идее, что полное восстановление истории субъекта как раз и является главным, определяющим, структурирующим элементом аналитического прогресса.

Я думаю, мне удалось показать вам, что Фрейд исходил именно из этого. Всякий раз он пытался постичь случай в его особенности. Вот что составляет ценность каждого из пяти больших анализов. Мы уже продемонстрировали это на примере трех случаев, которые рассматривали, изучали, прорабатывали вместе в предшествующие годы. Новаторство Фрейда, его открытие заключается в том, что он рассматривает каждый случай как единственный в своем роде.

При таком подходе интересом, сутью, основой анализа, особым присущим ему измерением становится реинтеграция субъектом собственной истории вплоть до ее последних ощутимых границ, то есть — до некоторого измерения намного выходящего за границы индивидуальные. Обосновать это, вывести, продемонстрировать на многочисленных примерах из текстов Фрейда — вот что было нашей общей задачей в течение последних лет.

К обнаружению этого измерения привело нас то, что в каждом случае Фрейд выделяет определенные точки, которые техника призвана завоевать и которые я называю ситуациями истории. Что это — акцент на прошлое, как может показаться с первого взгляда? Я уже замечал, что все не так просто. История не является прошлым. История есть прошлое лишь настолько, насколько прошлое историзировано в настоящем — историзировано в настоящем потому, что было пережито в прошлом.

Путь воссоздания истории субъекта принимает форму поиска воссоздания прошлого. В таком воссоздании следует видеть цель различных путей практики.

Вы увидите, что первоочередное внимание к воссозданию прошлого сохранялось на всем протяжении творчества Фрейда, как свидетельствуют о том повсеместные практические указания. Вот почему воссоздание истории оказывается в центре постановки тех же вопросов, что были выявлены фрейдовским открытием, — вопросы эти, которых анализ до сих пор избегал, касаются функции времени в реализации человеческого субъекта.

Если вернуться к корням, не в смысле историческом, а в смысле источника, фрейдовского опыта, то станет понятным, что именно воссоздание прошлого всегда позволяло выжить психоанализу, несмотря на существенное различие его конкретных облачений. Фрейд всегда вновь и вновь ставит акцент на воссоздании прошлого, даже тогда, когда с появлением концепции трех инстанций (или, точнее, четырех, как вы позже увидите) происходит существенное, с точки зрения структуры, развертывание, создавшее благоприятную почву для новой направленности анализа, который все более и более будет ориентирован аналитическим отношением в настоящем, актуальностью сеанса в четырех стенах.

В качестве подтверждения моим словам, мне достаточно лишь напомнить вам о статье, опубликованной Фрейдом в 1934 году, "KonstruktioneninderAnalyse", где речь еще и еще раз идет о реконструкции истории субъекта. Нельзя найти более показательного примера стойкости этой точки зрения на всем протяжении творчества Фрейда. Здесь мы видим как бы последнюю степень упорства в этой стержневой теме. Данная статья является как бы эссенцией, острием, последним словом того, что находится в центре внимания постоянно, например — в столь значительном труде, как "Человек с волками": какова ценность реконструкций прошлого субъекта?

Можно сказать, что Фрейд приходит здесь — но заметно это и во многих других местах его творчества — к представлению, выявившемуся во время наших бесед последнего семестра и состоящему примерно в следующем: тот факт, что субъект переживает вновь, припоминает, в интуитивном смысле слова, формирующие события его существования, не является сам по себе столь важным. Важно лишь то, что он таким образом реконструирует.

На этот счет есть поразительные высказывания. В конечном итоге, пишет Фрейд, Тгаите, сны, sindaucherinnem, также являются способом вспоминать. Он говорит даже, что воспоминания-экраны уже сами по себе являются вполне удовлетворительной репрезентацией того, о чем идет речь. Конечно, в их явленной форме воспоминания они таковыми не являются, но, пройдя необходимую разработку, они дают нам эквивалент того, что мы ищем.

Ну, и к чему же мы, наконец, пришли? Мы пришли в рамках концепции самого Фрейда, к той мысли, что речь идет о чтении, о квалифицированном экспериментальном переводе тайнописи того, что занимает в настоящий момент сознание субъекта тайнописи, рассказывающей о нем самом — вы думаете? — нет, не только о нем, но и обо всем, то есть — о всей совокупности его системы.

Воссоздание целостности субъекта, как я вам только что сказал, предстает в виде реставрации прошлого. Однако упор скорее делается на реконструкцию, нежели на переживание заново в так называемом аффективном плане. Как со всей определенностью указывают тексты Фрейда, главным является не вновь пережитое (воспоминание субъекта о чем-либо как о действительно к нему относящемся, как о действительно пережитом, что сродни ему и принято им), но реконструкция — термин, никогда не выходивший из употребления Фрейда.

Здесь есть нечто примечательное, и показавшееся бы прямо парадоксальным, если бы доступ к нему не был открыт для нас видением смысла, обретаемого им в регистре речи, о необходимости которого для понимания нашего опыта я не устаю повторять. Я сказал бы, что, в конечном счете, речь идет скорее не о припоминании, но о переписывании истории.

Я говорю вам только то, что есть у Фрейда. Это не значит, что он был прав, но эта мысль красной нитью проходит через все его творчество и никогда не была им оставлена. Ее невозможно сформулировать иначе, чем это сделал я — переписывание истории — вот формула, расставляющая по своим местам различные указания Фрейда по поводу мелких деталей анализируемых рассказов.

Излагаемой мной концепции Фрейда я мог бы противопоставить совершенно иные концепции аналитического опыта.

В самом деле, иногда анализ рассматривают как своего рода гомеопатическую разрядку фантазматического восприятия субъектом окружающего мира. Согласно таким взглядам, это фантазматическое восприятие должно внутри действительного опыта, имеющего место в консультационном кабинете, малопомалу редуцироваться, трансформироваться, уравновешиваться в некотором отношении к реальному. Упор при этом (но далеко не у Фрейда) делается на трансформацию фантазматического отношения в отношение, которое называют, не утруждая себя дальнейшими поисками, реальным.

Безусловно, можно найти и другие формулировки, более открытые и утонченные, чтобы дать простор разнообразию выражения, как это сделал один уже упоминавшийся человек, писавший по вопросам техники. И все же, в конечном итоге, одно к другому сводится и порождает своеобразные последствия, о которых мы сможем поговорить попутно с комментарием текстов Фрейда.

Основной вопрос предпринятого нами изучения состоит в следующем: каким образом произошло преобразование практики, установленной Фрейдом, в только что упомянутый способ использования отношения аналитик-анализируемый?

Подобная трансформация обязана своим существованием тому, как были встречены, приняты, использованы понятия, введенные Фрейдом в следующий за этапом "Работ по технике психоанализа" период трех инстанций. Из трех инстанций самое большее значение приобрела первая — эго. Именно вокруг понятия эго разворачивается все дальнейшее развитие аналитической техники, и именно здесь коренятся основные сложности, связанные с теоретической разработкой данного развития практики.

Безусловно, целая пропасть отделяет наши действия в своего рода балагане, где с нами говорит больной и время от времени мы с ним, от теоретической разработки, которую мы даем эти действиям. Даже у Фрейда такое расхождение, будучи бесконечно более сокращенным, все же остается.

Конечно, не один я задаюсь вопросом, что же, собственно, делал Фрейд? Без обиняков данный вопрос ставит Берглер и отвечает, что мы не много об этом знаем помимо того, что позволил нам увидеть сам Фрейд, когда он, также без обиняков, писал о плодах некоторых своих опытов, а именно — о пяти больших анализах. Здесь наилучшим образом открывается нам то, как действовал Фрейд. Однако вполне очевидно, что черты его опыта не могут быть воспроизведены в их конкретной реальности. И по очень простой причине — я уже настаивал на своеобразии аналитического опыта, говоря о Фрейде.

Фрейд, действительно, был первооткрывателем такого пути опыта. Как показывает его диалог с пациентом, уже одно это наделяло его совершенно особым видением. Пациент является для него, что всегда ощутимо, лишь своего рода опорой (вопросом, проверкой по случаю) на пути, по которому Фрейдпродвигается в одиночку. Отсюда и драма, в собственном смысле слова, его изыскания. Драма, продолжающаяся в каждом представленном нам случае вплоть до поражения.

Всю жизнь Фрейд следует этими путями, открытыми в ходе его опыта, и наконец, достигает того, что можно было бы назвать землей обетованной. Однако вступить на эту землю ему все же не удалось. Вот что под конец жизни не давало покоя его сознанию. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать "Анализ завершенный и анализ без завершения" — своего рода завещание, оставленное нам. Данная статья не является чтением, которое стоит предлагать всякому, умеющему читать, — к счастью, не так уж много людей умеет читать, — поскольку аналитику ее переварить сложно, а тем, кто аналитиком не является, тем наплевать на эту статью.

Как унаследованные нами пути будут приняты, вновь поняты, вновь обдуманы, важно для всех, кто считает себя последователем Фрейда. Поэтому нам остается лишь собрать воедино все, что мы разработаем, под рубрикой критики, критики аналитической техники.

Техника может иметь цену лишь постольку, поскольку мы понимаем, в чем состоит основной вопрос для аналитика, ее применяющего. Итак, отметим для начала, что нам приходится слышать об эго как о союзнике аналитика и не только союзнике, но единственном источнике познания. Как обычно пишут, нам знакомо лишь эго. Анна Фрейд, Фенихель — почти все, кто писал об анализе с 1920 года, не устают повторять: Мы обращаемся лишь к собственному Я, лишь с собственным Я устанавливается коммуникация, всему необходимо пройти через собственное Я.

С другой стороны, весь прогресс психологии собственного Я может быть резюмирован следующим образом: собственное Я структурировано точно так же, как симптом. Внутри субъекта оно представляет собой всего-навсего привилегированный симптом. Это исключительно человеческий симптом, душевная болезнь человека.

Толкуя собственное Я в анализе таким быстрым и кратким способом, мы как нельзя лучше обобщаем все, что вытекает из простого прочтения книги Анны Фрейд "Человеческое Яи механизмы защиты". Вас обязательно поразит мысль, что собственное Я строится, размещается в совокупности субъекта в точности как симптом. Между ними нет ровно никакой разницы. На это чрезвычайно яркое свидетельство нечего возразить. Не менее поражает и путаница, в результате которой перечисление механизмов защиты, составляющих собственное Я, представляется одним из наиболее разнородных списков, какие только можно себе представить. Да и сама Анна Фрейд ясно это выделяет — сопоставлять вытеснение понятий с оборачиванием инстинкта против его объекта или с инверсией его целей значит ставить бок о бок элементы, которые ни в чем не однородны.

Вероятно, на данном этапе мы не способны продвинуться дальше. Но нам удалось выяснить глубокую двусмысленность концепции эго у аналитиков — вот все, чего мы достигли и что, тем не менее, является лишь своего рода заминкой, неудавшимся действием, ляпсусом.

В начале своих рассуждений об аналитической интерпретации Фенихель говорит об эго, как и все, и испытывает необходимость сказать, что эго играет главную роль, будучи функцией, посредством которой субъект узнает смысл слов. Итак, с первой же строки Фенихель попадает в самый центр проблемы. Все уже здесь. Речь идет о том, чтобы понять, превосходит ли смысл эго границы собственного Я.

Если данная функция является функцией эго (на чем, впрочем, Фенихель не настаивает), то все последующее развитие его мысли становится абсолютно непонятным. Как я сказал, данная мысль является ляпсусом, поскольку она не развернута, а развивая ее, Фенихель приходит к выводам противоположным и выдвигает утверждение, что в конечном итоге id и ego совершенно одно и то же — утверждение, которое мало что проясняет. Однако я повторяю: либо последующее изложение совершенно непостижимо, либо неверно, что эго является функцией, посредством которой субъект узнает смысл слов.

Что же такое эго? Субъект захвачен чем-то помимо смысла слов, чем-то по природе своей совершенно отличным — языком, роль которого является определяющей, основной в истории субъекта. Рассмотрение подобных вопросов относительно "Работ по технике психоанализа" Фрейда будет весьма плодотворным, с тем единственным условием, что прежде всего оно будет связано с опытом каждого из нас.

Когда мы попытаемся говорить между собой исходя из нынешнего состояния теории и техники анализа, нам важно будет также понять, что из этого состояния подразумевалось уже Фрейдом. Быть может, формулы, к которым мы пришли в нашей практике, были уже намечены Фрейдом? А в нашем способе видеть вещи — произошло определенное сужение? Или же, наоборот, развитие, происшедшее с тех пор, можно рассматривать как расширение, более строгую, более адекватную реальности систематизацию? Вот в каком регистре наш комментарий сможет обрести смысл.

Я хотел бы сейчас уточнить, как я себе представляю наш семинар.

Вы видели, что в конце моих последних лекций я приступил к прочтению того, что можно назвать психоаналитическим мифом. Это чтение направлено не столько на его критику, сколько на измерение масштабов реальности, с которой сталкивается, этот миф, и которой он дает свой, мифический, ответ.

Что ж, когда речь заходит о технике, проблема становится более ограниченной, но и более насущной.

В самом деле, предпринятое нами исследование всего, что относится к разряду нашей техники, как раз попадает в сферу действия нашей собственной дисциплины. Если необходимо отличать акты и поступки субъекта от того, что он нам об этом сообщает на сеансе, я сказал бы, что наши конкретные действия во время аналитического сеанса так же далеки от теоретической разработки, которую мы им даем.

Однако это лишь первая истина, имеющая свое значение лишь постольку, поскольку она переворачивается и означает одновременно — так же близки. Глубинная абсурдность межчеловеческого поведения постижима лишь в связи с той системой как счастливо назвала ее Мелани Кляйн, сама, как обычно, не понимая смысла своих слов — которая называется "собственным Я" и которая управляет, руководит субъектом, представляя собой серию защит, отрицаний, отторжений, подавлений, фундаментальных фантазмов. Таким образом, наша теоретическая концепция, даже не совпадая с нашим поведением полностью, структурирует и мотивирует малейшее из наших действий в отношении пациентов.

Вот что важно. По сути дела, мы позволяем себе — ведь открыл нам анализ, что некоторые вещи мы позволяем себе без нашего ведома — вмешательство в анализ нашего эго. Но если речь действительно идет о реадаптации пациента к реальному, стоило бы все же знать, действительно ли эго аналитика предоставляет меру реального.

Безусловно, самой по себе определенной концепции эго недостаточно, чтобы впустить этого слона в посудную лавку нашего отношения к пациенту. Но, тем не менее, нельзя не сказать о существующей связи между некоторым способом понимания функции эго в анализе и пагубностью соответствующей практики анализа.

Я лишь ставлю вопрос. Решить его предстоит в ходе нашей работы. Что же, действительно, должно служить в анализе мерой? Может ли ею служить совокупность той системы мира, что у каждого из нас сложилась — я говорю о той конкретной системе, которой для ее наличия не обязательно быть сформулированной; она не относится к порядку бессознательного, но действует в способе нашего повседневного выражения в малейшей спонтанности речи.

Я полагаю, что достаточно представил тему, чтобы вы смогли увидеть для себя интерес нашей совместной работы.

Вам, Маннони, я предложил бы присоединиться к одному из ваших соседей, например Анзье, и изучить понятие сопротивления в работах Фрейда под общим заголовком "О психоаналитической технике" в издании PressesUniversitaires. Вам стоит также обратиться к серии лекций "Введения в психоанализ". Может быть, Перье и Гранов тоже присоединятся к этой теме? Как нам поступить — будет видно. Позволим самому опыту руководить нами.

13 января 1954'года.