Бургиньон Э

ИЗМЕНЕННЫЕ СОСТОЯНИЯ СОЗНАНИЯ[3]

Эрика Бургиньон (Erika Bourguignon, род. в 1924 г.) – антрополог, профессор, доктор антропологии, выдающийся представитель такого направления, как психологическая антропология, один из крупнейших в мире специалистов в области изучения измененных состояний сознания.

Эрика Бургиньон родилась в Вене (Австрия), где и получила начальное и среднее образование, прежде чем она и ее родители были вынуждены покинуть страну в 30–х гг. прошлого века. Затем училась в школе в Палестине, Швейцарии и Нью–Йорке. В США продолжила обучение в Квинс–колледже (штат Нью–Йорк), где получила степень бакалавра искусств, и в Северо–Западном университете (Northwestern University), получив там докторскую степень по антропологии. С 1949 г. преподает в Университете штата Огайо (Колумбус). Вышла замуж за Поля–Анри Бургиньона, с которым прожила в браке до самой его смерти.

Свои первые полевые исследования Эрика Бургиньон проводила на Гаити, изучая транс* одержимости. Руководителями ее диссертации были А. И. Халлоуэлл и М. Херсковиц. Впоследствии кросскультурный анализ различных видов измененных состояний сознания, проводимый в контексте психологической антропологии, занял одно из центральных мест в исследованиях Э. Бургиньон. С 1963 по 1968 г. руководила финансируемым Национальным институтом душевного здоровья США проектом, изучающим различия измененных состояний сознания в разных культурах. Важнейшим итогом его стала книга «Религия, измененные состояния сознания и социальные изменения», вышедшая в 1973 г. под редакцией Э. Бургиньон. Основными направлениями ее исследований выступают проблемы культурно–исторической обусловленности измененных состояний сознания, функций ИСС в различных культурах, их роли и места в религии. Эту работу она проводила на материале таких видов ИСС, как транс одержимости, сон и сновидения, транс с галлюцинациями.

Профессор Бургиньон выступала на конференциях, проводимых Американской антропологической ассоциацией. Она получила международное признание за достижения во всех областях антропологии, но особенно за ее труды и публикации по антропологии религии и работы по психиатрической антропологии.

Э. Бургиньон – автор многих книг и статей, которые печатались в ведущих антропологических журналах (таких как «General Anthropology^ «Ethos») и сборниках, посвященных психологической антропологии и проблематике ИСС («Psychological Anthropology», 1972; «Religion, Altered States ofConsciousness and Social Change», 1973; «Trance and Possession States», 1968; «Religious Movements in Contemporary America», 1974.).

Сочинения: The Self, Behavioral Environment and the Theory of Spirit Possession (1965); A Cross–Cultural Study of Dissociational States (1968); Spirit Possession and Altered States of Consciousness: The Evolution of an Inquiry (1972); Diversity and Homogeneity in World Societies (1973, соавт.); Religion, Altered State of Consciousness and Social Change (1973, редактор); Possession (1976); Psychological Anthropology: An Introduction to Human Nature and Cultural Differences (1979); A World of Women: Anthropological Studies of Women in the Societies of the World (1980); Exile: A Memoir of 1939 (1998, соавт.).

Измененные состояния сознания (ИСС)… используются во всех человеческих обществах. Они известны во множестве различных форм и интегрированы в разнообразные культурные модели, играют разные роли, используются во множестве различных контекстов и снабжены огромной массой значений. Как мы увидим, они представляют характерные типы реакций на определенные изменения в сенсорных, перцептивных, когнитивных, мотивационных и аффективных отношениях между людьми и их опытом – типы реакций, которые в значительной степени являются культурно смоделированными. Измененные состояния, несмотря на свое кажущееся разнообразие и изменчивость культурного и социального значения, несут множество важных общих характерных черт. (…)

Три примера

(…) Рассмотрим некоторые примеры ИСС в действии. Вот отрывок из моих гаитянских полевых наблюдений. Они относятся к событию, которое происходило в сельской местности, когда довольно состоятельная пожилая женщина приводила в порядок свои дела, требуя от жреца вуду* (хунгана) и его последователей совершать недельные серии ритуалов, которыми пренебрегали в течение ряда лет:

«Сейчас начало дня, и группу мужчин и женщин посадили под крышей из пальмовых листьев. Двое мужчин бьют в барабаны, а ряд женщин танцуют, двигаясь по часовой стрелке вокруг главного столба сооружения. Некоторые несут флаги, и поются песни для Ibo–Lele, духа, которому адресован ритуал. В это время забивают двух кур и их кровь собирают в глиняный горшок. Вдруг Ида, одна из танцующих женщин, начинает дрожать и качаться на ногах. Несколько раз кажется, что она вот–вот упадет, но каждый раз кто–то из окружающих ловит ее, и она продолжает танцевать. Другие остановились, и все внимание приковано к женщине, которая погружается в транс*, или, на местном языке, становится «оседланной». Ibo–Lele овладевает ею в ответ на барабаны, песни, танцы и еду, зовущие его. Ида теперь танцует все быстрее и быстрее, лучше контролируя свои движения. Теперь она танцует на одеревенелых ногах, иногда с закрытыми глазами. Поскольку, танцуя, она двигается по кругу все ближе к центральному столбу, несколько женщин бросаются, чтобы выхватить выставленные у основания столба блюда с жертвенной пищей, которые она может опрокинуть, поскольку кружится вокруг столба как слепая. В конце концов она падает на коврик у кромки строения, где сидят несколько женщин. Среди них и жена хунгана, подхватывающая Иду, которая оказывается у нее на коленях. Теперь, когда вновь зазвучали барабаны, Ида начинает все чаще и чаще дышать, поднимается на четвереньки и в два или три низких прыжка бросается на хунгана. Он стоит, а она пытается пролезть между его ногами и свалить его; потом, встав, она пытается повалить его на себя. Теперь несколько людей пытаются обуздать Иду, но кажется, что она обладает огромной силой. В происходящей борьбе ее юбка задирается, и одна из женщин одергивает и заправляет юбку между ее ног. В это время одержимая женщина опрокидывает ногой горшок с кровью и другими подношениями для Ibo–Lele, и хотя горшок быстро поймали, часть содержимого успела расплескаться на землю. Поскольку неистовство Ibo–Lele, похоже, усиливается, несколько женщин машут платками на Иду, чтобы успокоить ее (или его?), и, наконец, хунгану удается увести ее с танцевального поля в стоящий неподалеку дом. Там она падает на стул, и остаток дня ее не видно. Ритуал временно прекращается, и когда хунган возвращается, он выглядит измученным и взъерошенным. Он объясняет, что Ibo–Lele рассердился, потому что его вызвали в середине дня, когда солнце слишком жаркое» (Bourguignon, не опубликовано).

Абсолютно другой пример дает нам сообщение Р. Л. Карнейро об амазонских индейцах Южной Америки – амахуака* (amahuaca). В своих сновидениях и ИСС эти люди видят духов, называемых youshi.

«Время от времени амахуака проводят сеансы с целью взаимодействовать с большим количеством yuoshi в течение более длительного времени, чем они обычно делают это во сне. Тогда как многие амазонские племена достигают видений духов, полагаясь на табачный наркоз (см. «Табак»*), амахуака действуют иначе. Они используют настой аяхуаска* (ayahuasca), приготовленный из наркотического растения Banisteriopsis caapn (см. «Аяхуаска»*), который обладает силой вызывать необыкновенно яркие и красочные галлюцинации. <…> Чем сильнее доза, тем больше yuoshi увидит человек. Скоро пьющие настой индейцы начинают чувствовать головокружение и заводят высоким голосом очень необычное монотонное песнопение, при котором голосовые связки сильно сокращаются. Сеансы аяхуаски могут длиться долго. Один из них, свидетелями которого мы были, начался около 8 часов вечера и закончился почти в 6 часов на следующее утро. В продолжение примерно 10 часов люди пели практически постоянно, прерываясь только на несколько секунд, чтобы выпить еще или чтобы кого–то вырвало. Когда наркотик начинает действовать, появляются yuoshi, один или два одновременно. Им говорят тоже пить аяхуаску и петь вместе с людьми. Индеец амахуака спрашивает у yuoshi, где он был и что видел, и тот отвечает им. В отличие от снов, где yuoshi время от времени досаждают человеку или обижают его, в сеансах аяхуаски они, как правило, дружелюбны и сговорчивы. Это точно так же, как если индеец амахуака приходит в гости, сказали нам. Yuoshi может остаться на час или два, а потом он уходит. Но тогда приходит другой, пьет с амахуака, говорит с ним, затем и он удаляется. Таким образом в продолжение ночи можно увидеть и расспросить много yuoshi… По–видимому, первый опыт употребления аяхуаски представляет собой достаточно пугающее переживание для молодого человека. Некоторые сообщали о том, что видят змей, заползающих на их тело. Одно из наиболее часто встречающихся видений в это время – yuoshi ягуара, он учит начинающих всему о yuoshi» [11, 8–9].

Наш третий пример – из Северной Америки, из воспоминаний шамана племени сиу* по имени Джон Хромой Олень, который сказал нам, что, когда ему было 16 лет, он отправился искать свое первое видение. Поиски видений, как это было названо, – это поиски личного духа–покровителя, что было широко распространенной традиционной практикой среди коренных жителей Северной Америки. Перед тем как подвергнуться этому испытанию, говорит Джон, он никогда в своей жизни не был один. К его страху прибавилось одиночество «ямы видений», где он провел четыре дня, постясь на уединенном холме. Как он объясняет это:

«Я еще был в состоянии бреда и чувствовал головокружение от своей первой паровой бани, в которой я очистился перед восхождением на холм… Паровая баня подготовила меня к поискам видений. Даже час спустя моя кожа все еще горела. Но, казалось, баня опустошила мой мозг».

В этом восприимчивом состоянии, в темноте он чувствовал себя следующим образом:

«Чернота окутала меня бархатным полотном. Казалось, она отрезала меня от внешнего мира, даже от моего собственного тела. Она заставила меня слушать голоса внутри меня. Я думал о своих предках, которые до меня припадали к земле на этом холме… Я думал, что могу ощущать их присутствие прямо через землю».

Наконец, после периода ожидания, полного страха, наступает кульминация:

«Вдруг я почувствовал переполняющее меня присутствие. Внизу со мной в моей тесной яме была большая птица… Я чувствовал перья или крылья, касающиеся моей спины и головы. Это чувство было настолько ошеломляющим, что оказалось мне совершенно не по силам. Я дрожал, и мои кости превратились в лед» [27, 14–15] (выделено мною. – Э. Б.).

Ужаснувшись, мальчик начинает петь и молиться, тряся трещоткой, которую он принес с собой. Он продолжает слышать голоса и видеть видения. Шаман Lame Deer, его прадед, говорит с ним. К исходу четырех дней старик, который привел его сюда, достает его из ямы и говорит ему, что теперь он – мужчина. Как символ этой трансформации он взял новое имя – имя своего предка.

Сравнивая наши примеры

В каждом из этих примеров люди стремятся вступить в контакт с духами посредством ИСС. Они делают это в традиционной манере, и этой манере должен научиться молодой человек, вырастающий в обществе, с целью вести себя правильно или иметь соответствующий опыт. Эти ИСС не являются стихийными или идиосинкратическими*, а подпадают под культурную модель. Духи, по крайней мере в общих чертах, известны, и до некоторой степени ищущий знает, чего ожидать. Более того, в каждом случае присутствуют опытные и искусные люди, знающие, что нужно делать. Таким образом, культурное моделирование, социальная практика, научение и экспертиза – все присутствует в ситуациях ИСС, которые мы находим в этих различных культурах.

При всем этом сходстве в наших примерах существует значительный контраст. Начнем с амахуака. Они, как многие группы американских индейцев, используют психоактивные растительные вещества, для того чтобы вызвать ИСС: состояние проявляется в слышании и видении вещей, то есть оно характеризуются измененным восприятием. Хотя несколько людей садятся вместе, чтобы петь и пить, каждый видит и говорит с youshi индивидуально. Каждый имеет личный опыт транса.

Для молодого сиу ситуация в некоторых отношениях является сходной. Он тоже имеет свои собственные, личные видения, он тоже что–то слышит и видит, он тоже испытывает измененное восприятие. Однако здесь есть значительные различия: его транс вызван не наркотиками, а подготовкой в паровой бане, страхом изоляции, темноты, ожиданием видений и четырьмя днями холода и голода, поскольку все это время он сидит голый и постится. И психологический, и физиологический стресс подготавливают мальчика к опыту, который трансформирует его идентичность.

По большинству этих пунктов гаитянский случай абсолютно иной. ИСС вызывается не наркотиками, не стрессом и депривацией, а ритмичным барабанным боем, ритмичными движениями в танце и ожиданиями группы. Верно, что во всех трех ситуациях пение выступает как молитва, как мобилизация символов и как путь вызывания соответствующих образов и настроений, но эта роль различается в каждом случае. Для гаитян, в отличие от амахуака и сиу, ИСС включает в себя публичное представление, а не личное переживание. К тому же, искатель видений сиу и принимающие наркотики амахуака – мужчины; с другой стороны, хотя в ритуалах гаитян участвуют и мужчины и женщины, индивиды, которые «одержимы», как Ида в нашем примере, более часто – женщины. Измененное состояние у гаитян вполне может состоять из изменений в восприятии, в видении и слышании вещей, но мы мало знаем об этом, потому что люди не помнят о том, что происходит с ними, когда они «одержимы». Вероятно, они испытывают амнезию, касающуюся этих периодов, подкрепленную культурной догмой или верой в то, что, когда приходит дух, он заменяет одну из душ человека (их две) и поэтому никакая память невозможна. При любом событии гаитяне, как и индейцы, активно приглашают духов, но духи появляются не как индивидуальные галлюцинации, а как личности, которых могут наблюдать все присутствующие. Дух, как верят, забирает тело конкретного человека, который на время перестает быть собой. Человек в это время – «лошадь», которая «оседлана» духом. В описанном нами примере это верование означает, что не женщина по имени Ида, а, скорее, дух Ibo–Lele напал на хунгана в припадке ярости. Ида не отвечает за свои действия, и ее не будут осуждать за них. Фактически, как личность она отсутствует. Когда эта сцена обсуждалась присутствующими или позже теми, кому рассказали о ней, никто не спросил, почему Ида вела себя таким образом в этот день. Все вопросы были сосредоточены на Ibo–lele и на том, почему он разозлился и отверг ли он подношения, предложенные ему.

Вызывание измененных состояний

Рассматривая наши три примера, мы обнаруживаем, что ИСС используются в каждом из этих обществ, но они применяются разными способами и вызываются различными средствами: амахуака используют психотропные наркотики, сиу – главным образом изоляцию и пост, а гаитяне – танец и барабаны. Во всех обществах появлению желаемых результатов помогают ожидания и традиции, везде есть некоторые представления о том, что должно случиться. Перед событием имеет место предварительная подготовка, во время события и как его результат – научение. Все эти три метода были использованы в западном обществе в нетрадиционном контексте, и сравнения между ИСС, происходящими в таких разных контекстах, поучительны.

А. Ф. К. Уоллес [33] провел подробное сравнение между реакциями североамериканских индейцев, которые принимают пейотль* как часть религиозных обрядов, и белыми, которые приняли его во время клинического эксперимента. Как в поведении, так и в субъективных переживаниях двух групп обнаружились поразительные различия. Индейцы принимали участие в религиозном обряде, и они испытывали чувство благоговения, а часто и облегчение физических болезней. Белые находились в ситуации эксперимента и не имели культурной подготовки, обеспечивающей происходящему определенный смысл. Они испытывали широкие колебания настроения, варьирующиеся от ажитированной депрессии до эйфории. Более того, белые продемонстрировали нарушение социальных запретов, ведя себя различным социально неодобряемым образом, тогда как индейцы поддерживали надлежащие внешние приличия. Изменения в восприятии себя и других были пугающими для белых; эти же изменения, происходящие среди индейцев, соответствовали их религиозным ожиданиям. Аналогично, видения индейцев находились в соответствии с верованиями и были культурно смоделированы, тогда как «видения» и галлюцинации белых, сформировавшиеся без какой–либо культурной модели, варьировались индивидуально. Также, хотя опыт приема пейотля индейцами ведет к изменениям как в поведении, так и в психологическом здоровье, белые, насколько определило исследование, не испытывали длительных изменений и терапевтической пользы.

В таком случае различия в результатах приема пейотля могут быть связаны с культурными различиями между двумя группами, с той психической структурой, с которой они подходят к опыту, с групповым контекстом и символическим смыслом. Другими словами, наркотики не имеют своего собственного «содержания», они лишь видоизменяют на время сознание человека. То, что происходит в течение этого времени, в значительной степени зависит от того, что привносит в опыт участвующий в нем индивид.

Способы, которыми мальчик сиу достигает своих видений, сходны со способами, которые вызываются в лабораторных условиях через сенсорную депривацию. Хенни [22] сделала подробный обзор сообщений о сериях экспериментов по сенсорной депривации, проведенных в США и в Канаде в 1950–х гг. Она обнаружила, что изоляция и ограничение движений и сенсорных стимулов связаны с возникновением галлюцинаций или «псевдовосприятий», но и другие факторы имеют значение в той же степени. Эти факторы включают направление реагирования на других людей, имеющих подобный опыт. Сюда же относятся социальные стимулы и как явное, так и подразумеваемое внушение, касающееся тех переживаний, что испытывает субъект. Хенни делает вывод, что:

«Кроме физиологического действия сенсорной депривации на организм человека, совокупному феномену значительно способствуют психологические и культурные факторы» (см. [22, 79]).

Проведенное Хенни сравнение испытуемых при сенсорной депривации и Духовных Баптистов (см. «Духовный Баптизм»*), ищущих сверхъестественных видений, в значительной степени соответствует сравнению участников эксперимента и индейцев, принимающих пей–отль, сделанному Уоллесом. Анализ Хенни можно расширить сравнением между юношей сиу и испытуемыми при сенсорной депривации. С одной стороны, существует традиционный культурный контекст, связанный с трансформирующимися религиозными видениями, и с другой – существует культурный и социальный смысл «лабораторных экспериментов», в которых добровольно участвуют студенты колледжей. Как в случае приема пейотля, рассматриваемом Уоллесом, изоляция и другие ограничения физических и социальных действий обеспечивают условия, благоприятные для переживания «псевдовосприятий». Но то, что будет воспринято, и каким образом это будет пережито, связано с тем культурным контекстом и традиционными смыслами, которые разделяет человек.

Почти то же можно сказать о гаитянах или других впадающих в транс одержимости. Этот тип измененного поведения связан с гипнозом… Можно предположить, что индивид гипнотизирует себя сам, к чему приводят предшествующий опыт и ожидания или то, что барабаны обеспечивают соответствующее настроение в атмосфере внушения. Однако конкретное поведение зависит и от социальных, и от индивидуальных факторов. Мы опять имеем дело с религиозными ситуациями, а не с той обстановкой, в которой гипноз существует в нашем обществе: развлечение, эксперимент или медицинское лечение…

Когда транс одержимости появляется в религиозном контексте, поведение соответствует как выученной модели, так и определенным личностным и (или) групповым факторам. В некоторых обществах групповые факторы сведены к минимуму, тогда как на Гаити им придается огромное значение. В описанном нами случае Ида дает выражение групповому напряжению, характерному для конкретной серии обрядов: женщина, которая устраивала их, требовала от духов уладить свои долги через множество обрядов, включая жертвоприношения, но она не хотела, чтобы кто–нибудь впадал в транс одержимости, то есть не желала появления духов. Поскольку это нежелание очень сильно противоречило местным привычкам и традициям и поскольку предписанные танцы и барабаны, которых нельзя избежать, стимулировали транс одержимости, Ида под давлением этих стимулов, не будучи в силах противостоять им, испытывала конфликт. Результатом стал необычно жестокий транс одержимости. Это – часть гаитянского фольклорного знания: женщины говорят, что существуют пути сдерживания духов, но если вы используете их, а духи все равно приходят, то они могут быть такими жестокими, что убьют вас. В терминах психологии, установление конфликта между стимулами за и против транса одержимости – опасная процедура.

В трех наших примерах помимо определенных манипуляций (наркотики, сенсорно–двигательная депривация, гипервентиляция* в танце, изменение равновесия, ритмичный бой барабанов и т. д.) существуют основные культурные факторы, которые обеспечивают социальную поддержку, традиционный контекст, культурное содержание и религиозные вознаграждения за испытание ИСС. Все группы верят в невидимых духов, которых можно уговорить появиться и взаимодействовать с людьми, но природа этих взаимодействий совершено различна: будучи индивидуальной в случаях американских индейцев, она является публичной в случае гаитян. Являясь переживанием для первых, она является представлением для вторых. Однако во всех случаях мы имеем дело с традиционными, а не с идиосинкратическими практиками. И самое главное, во всех случаях мы имеем дело с ритуалом.

Измененные состояния и ритуал

Ритуал является основным понятием антропологического изучения религии. Фактически, Уоллес [34] определил религию как «ритуал, рационализированный мифом», то есть ритуал, объясненный и получивший значение через священное верование, относящееся к природным существам или силам, поскольку могут существовать и мирские нерелигиозные ритуалы. Ритуал определяется по–разному, но по ряду пунктов пишущие на эту тему антропологи согласны между собой. Прежде всего, религиозный ритуал отличается от таких «практических», или «рациональных», или «технологических действий», как охота, выращивание и сбор урожая, рыбная ловля, приготовление еды, строительство домов и мириады других повседневных действий. Во–вторых, он стереотипен и повторяется: например, существуют закрепленные, традиционные, выученные пути вызывания духов. В–третьих, ритуалы происходят в определенное время и в определенном месте, часто ночью или в специально установленные для этой цели периоды. Именно таким образом он отделен от обычного, повседневного мира. В–четвертых, символы ритуала представляют собой различные, как правило, невидимые аспекты мира. Во время ритуала изменяется отношение индивида к миру. Уоллес [34], в частности, говорит о «ритуальной реорганизации опыта» – виде научения, который упрощает для индивида мир: сложный мир опыта трансформируется в организованный мир символов. В то же время здесь также есть трансформация индивида, который приобретает новое понимание, или, говоря словами Уоллеса, «новую когнитивную структуру» и новую трансформированную идентичность. В некоторых случаях идентичность является членством в определенной группе или новым статусом. В описанных нами ритуалах это изменение идентичности особенно отмечает юноша сиу, но также и те, кто в первый раз пьет аяхуаску или кто в первый раз впадает в одержимость.

Для Уоллеса сущностью ритуала является коммуникация. Даже более того – поскольку ритуал стереотипичен и предсказуем, он не дает нам ничего нового, не сообщает никакой информации. Однако он придает всему смысл, в особенности создает «образ простого и организованного мира» [34, 239]. Кроме того, в описанных нами ритуалах коммуникация между людьми и духами, как люди представляют их себе, – истинная цель ритуала. В каждом случае ИСС представляет собой способ осуществления коммуникации.

У амахуака наркотики делают возможным «видеть» и «слышать» духов, задавать им вопросы.

У сиу к опыту видений ведет стресс.

Гаитяне вызывают физическое присутствие духов, заставляя людей служить их средствами передвижения («лошадьми»).

С точки зрения наблюдателя мы можем сказать, что как следствие глотания наркотиков амахуака видят галлюцинации о присутствии духов, то же делают и сиу. Ситуация с гаитянами является до некоторой степени более сложной: один или более человек временно вводятся в заблуждение, думая, чувствуя и воспринимая себя духами, чью роль они играют, тогда когда другие в группе принимают и поощряют проигрывание этой роли.

Как наблюдатели мы также можем рассматривать эти ритуалы в качестве коммуникации между их участниками. Основная цель и результат этих трех типов ритуалов – подтверждение и совершенствование веры: духи существуют, они приходят, когда их зовут должным образом, они говорят и делают определенные вещи и они имеют определенные коллективные и индивидуальные характеристики. Ритуалы ИСС эффективно подтверждают то, что говорит традиция; более того, поскольку духов видят и слышат, их слова и действия могут быть основой для модификации ритуала, веры или светского поведения.

В своем анализе факторов, вызывающих измененные состояния, Людвиг не проводит различия между индивидуальными, идиосинкратическими состояниями и состояниями культурно смоделированными, ритуально структурированными. Мы можем предположить, что некоторые индивидуальные состояния, такие как лихорадочный бред, состояние, предшествующее эпилептическому припадку, или транс, происходящий от дремоты или скуки, встречаются во всех человеческих обществах. Антропологический интерес сосредоточен на культурном структурировании измененных состояний. (…)

Есть основания считать, что ритуальное использование измененных состояний имеет древние корни в истории человечества еще в доисторический период. (…) У. Ла–Барр [25] доказал, что галлюцинаторные «откровения» (видения, трансы, сны) являются источниками всех религий. Необходимое требование – видящий их (визионер) должен быть способен убедить других признать истинность откровения и свою причастность к нему. Если, как доказывает Ла–Барр, опыт визионера состоит из выражения неосознаваемых желаний, то эти желания должны разделяться последователями или они должны найти свой собственный смысл в видении. (…)

В расширенном исследовании социального и культурного моделирования ИСС [7] мы обнаружили, что подобные состояния существуют в религиозном контексте в 90 % выборки из 488 обществ. Эта выборка, взятая из «Этнографического атласа» (Murdock, 1967), включала все части света и традиционные общества различных уровней технологической сложности. Фактически, эти 90 % представляют собой осторожное суждение, поскольку 10 % – это случаи, в которых не было найдено сообщений о подобных ритуализированных ИСС. Более того, в отношении индейцев Северной Америки, где этнографические исследования достаточно подробны и отличаются высоким качеством, мы находим сообщения об ИСС в 97 % выборки обществ.

Культурное моделирование ИСС включает верования в то, что происходит во время этих состояний, или их толкования. Мы выделили несколько типов подобных объяснительных систем [4]. С одной стороны. объяснения сформулированы в терминах нормативного видения мира западным обществом так, как это выражается в медицине. Они представляют emic–подход, который может быть применен везде, когда бы и где бы ИСС ни наблюдались. Этот подход может быть противопоставлен по существу emic–подходу, характерному для описания обществ в нашей выборке. а также в истории западных обществ [8]. Два основных emic–типа объяснений появляются неоднократно: ИСС объясняются или как обусловленные «одержимостью» духами, или как включающие переживания души или духа человека, часто как результат столкновения с духом. Это столкновение может произойти, когда чью–либо душу посылают в путешествие, или, как в случае с амахуака и сиу, когда духи приходят сами. Мы назвали первый тип «транс одержимости» (ТО), а второй – «транс» (Т). Тогда гаитяне – с одной стороны и амахуака и сиу – с другой представляют два основных типа культурно смоделированных, институционализированных ИСС. Оба эти emic–объяснения по существу являются «сверхъестественными»: они включают и ритуал, и то, что Уоллес [34] назвал «сверхъестественной предпосылкой». emic–объяснения не включают ни ритуала, ни сверхъестественности.

…Сверхъестественные объяснения [можно разделить] на две основные категории: верования одержимости и верования неодержимости. Оба они оцениваются в одно время и одних местах как позитивные, в других – как негативные. В примере гаитян мы имеем веру в присутствие духа во время ритуалов ИСС. Духов приглашают, транс одержимости желателен и позитивен. В традиции Средних веков, которая в США в последние годы была до некоторой степени возрождена и разрабатывалась, мы имеем веру в одержимость демонами, что требует ритуала изгнания или заклинания духов. В этом смысле транс одержимости объясняется как вторжение в тело и волю сил зла, которые должны быть изгнаны через религиозный ритуал. В некоторых районах мира, особенно в Восточной Африке, существует третий вариант: обращение или видоизменение причиняющего болезни и овладевающего духа зла в союзника. (…) Подобные верования и практики в той или иной форме обнаруживаются повсюду во многих частях Европы, Африки, Среднего и Дальнего Востока и среди потомков этих народов в Новом Свете, как, например, среди гаитян. (…)

Верования неодержимости, которые объясняют измененные состояния, по–видимому, более разнообразны, хотя мы опять можем провести различие между позитивными и негативными оценками ИСС. С позитивной стороны мы имеем мистические состояния, включающие в себя общение с духами или посредством видений, или посредством путешествия души шамана. Эти видения могут быть испытаны в окружении людей или индивидуально. Путешествие души шамана. может иметь два конкретных практических приложения. Одно – это гадание: диагностирование болезни, обнаружение причин бед или предсказание будущего. Другое – лечение пациентов. Если пациент болен потому, что его душа отсутствует (возможно, украдена врагом), целью путешествия шамана может быть ее возвращение. Транс также может быть объяснен отсутствием души находящегося в трансе: или души шамана, который общается с духами, или души пациента, которая была украдена или, хуже всего, съедена. Наконец, транс может быть обусловлен колдовством.

Хотя этот список emic–объяснений не является полным, он указывает на широкое разнообразие верований, связанных с ИСС. Определенная ритуализация ИСС будет отражать конкретные верования. Это состояние будет намеренно вызвано самим человеком (в себе), только если оно рассматривается как благо; оно может быть вызвано в других как часть терапии или групповой инициации, которые временами могут быть синонимами. (…)

Одержимость

…Верования одержимости могут быть связаны не только с ИСС (трансовое поведение), но и с другими видами поведения, условиями и культурными контекстами. (…) Харнер [20] пишет, что племена хиваро* охотятся за головами с целью приобретения силы, которая становится частью их собственной души. Лейнхардт [29] описывает коронацию короля народности шиллук* (Shilluk) в верховьях Нила. Душа первого короля проникает в тело нового, который испытывает короткий припадок (транс одержимости). Впоследствии новый король остается навсегда одержимым душой своего предшественника, несмотря на то, что возвращается к нормальному состоянию сознания и в дальнейшем от него не ожидают других ИСС. (…)

Из примеров ясно, что одержимость, которая не проявляется измененным поведением, может сосуществовать с трансом одержимости. Аналогично, в нашем анализе ИСС и их emic–объяснений мы находим случаи, в которых и транс, и транс одержимости сосуществуют в одном обществе.

В наших примерах мы видели, что вера в одержимость может быть использована для объяснения не только ИСС, но и переживаний приобретения силы и присутствия болезни. Наконец, существует третий случай, по–видимому, ограниченный Африкой, в котором одержимость объясняет колдовство. Многие африканские народы, как, например, азанде* (Azande) [14] или фанги* (Fang) [15] верят, что некоторыми людьми овладевают колдуны, которые ведут их к причинению зла другим, часто без осознания этого. (…)

…В той или иной форме одержимость встречается во всех частях света. В выборке из «Этнографического атласа», упомянутой нами ранее, мы обнаружили, что 74 % из 488 обществ имеют одну или более форм верований в одержимость (Bourguignon, 1973). Тот факт, что это понятие столь широко распространено и что контекст верований и их конкретных приложений столь разнообразен, говорит о том, что мы имеем дело с очень древним представлением – представлением, которое было модифицировано и приспособлено к различным видам культурных моделей. Поразительно также и то, что понятие одержимости не обнаруживается с равной частотой во всех частях света. Наибольшую сферу охвата оно имеет на островах Тихого океана и наименьшую – среди туземных обществ Северной Америки (52 %) и Южной Америки (64 %). (…)

Хотя степень, в которой одержимость используется как объяснение, может нас удивить, также поразительно и то, насколько реже, чем ИСС, она встречается в реестре религиозных ритуалов. Этот факт, наряду с наблюдением, что верование одержимости не всегда связано с ИСС, наводит на гипотезу, что они возникли не вместе и что опыты ИСС не дают начала понятию одержимости. Скорее, вера в одержимость и ИСС имеют независимую историю и были объединены, возможно, в нескольких случаях и в определенных обстоятельствах.

Emic–теории, объясняющие ИСС и разнообразные применения верований одержимости, представляют разнообразие «этнопсихологии», психологических теорий, характеризующих различные культуры, большей частью традиционные. Следует подчеркнуть, что понятие «одержимость» не является синонимичным типу ИСС, хотя люди часто говорят и пишут о «состояниях одержимости» или «одержимом поведении». Строго говоря, эти термины применяют только там, где измененные состояния интерпретируются и актером, и его социальным окружением как обусловленные «одержимостью» некоторого рода. Будем помнить также, что то, во что люди верят в ИСС, влияет на их поведение. Очевидно, что транс одержимости невозможен, когда отсутствует вера в одержимость. На Гаити, например, где верят в духов, каждый из которых характеризуется определенным типом поведения, предпочтениями в еде и питье и определенными характерными признаками, люди должны как–то научиться вести себя в измененных состояниях соответствующим образом, чтобы их признали и приняли как одержимых данным духом, будь то Ibo–Lele или какое–то иное хорошо известное существо. Такие психологические emic–теории объясняют поведение в различных обстоятельствах и объясняют различные виды опыта: в бодрствовании и во время сна, в здоровье и в болезни и т. д. Некоторые пережитки этих традиционных теорий все еще обнаруживаются в наших привычках в речи. Например, мы можем сказать, что этот человек «вне себя» от ярости или горя, или «Я не знаю, что на нее нашло», или «Я был сам не свой» (а кто–то другой?) и т. д.

(…) Когда Бургиньон и Эваску сосредоточили внимание на обществах, где встречаются эти культурно–институционализированные состояния (транс – Т и транс одержимости – ТО. – О. Г.), то обнаружилось, что вся выборка может быть разбита на четыре типа обществ или «типов трансов»: 1) общества, которые показали только Т; 2) общества, имеющие и Т, и ТО; 3) те, в которых есть только ТО; и 4) 10 %, которые, насколько мы можем сказать, не имеют никакой формы ИСС. Поскольку эта последняя группа очень мала, а также поскольку мы предполагаем, что «нет ИСС» в действительности означает «нет сообщений», мы опустили эту последнюю группу из нашего анализа. Рассматривая региональное распределение трех типов обществ (Т, Т/ТО, ТО), мы обнаружили, что Т имеет высокую корреляцию с Северной Америкой и в меньшей, но все же значительной степени с Южной Америкой. В Северной Америке поиски видений являются важным фактором, а в Южной Америке широкое распространение использования галлюциногенов* прямо связано с широкой сферой охвата Т. С другой стороны, мы обнаружили, что ТО значительно коррелирует с прилегающими к Сахаре районами Африки и в меньшей степени – со средиземноморским регионом. ТО настолько редок в Северной Америке, что мы имеем статистически значимую негативную связь между этим типом ИСС и Северной Америкой.

Североамериканские индейцы были преимущественно охотниками–собирателями, тогда как народы прилегающих к Сахаре районов Африки традиционно были садоводами [10]. В первой серии тестов [7] мы обнаружили, что наши три типа обществ показали статистически значимые различия по 12 характеристикам обществ, 6 из которых несомненно связаны с различиями в сложности обществ. Эта находка стимулировала нас к дальнейшей разработке этого вопроса. …Мы отобрали четыре переменные. классовое разделение, иерархическая структура, степень или процентное соотношение, в которой хозяйство, обеспечивающее жизнедеятельность общества, зависит от производства (скотоводства, земледелия или их сочетания), и, наконец, процентное соотношение зависимости от земледелия. Результаты ясно показали, что чем больше сложность общества и чем выше уровень хозяйства, обеспечивающего жизнедеятельность, тем более вероятно, что общество скорее имеет ТО, чем Т. [9].

Как мы можем объяснить эту связь? Более внимательный взгляд на то, каким образом вызываются ИСС и какую культурную роль они играют, может помочь нам понять эти функциональные связи. Прежде всего, американские индейцы часто используют наркотики для достижения измененных состояний. Ла–Барр [25; 26] несколько раз перепроверил обширные свидетельства существования того, что он назвал «наркотическим комплексом Нового Света», охватывающим большую часть коренных жителей Америки от южной половины Соединенных Штатов до большей части бассейна Амазонки и Анд. Отметив, что ботанические источники галлюциногенов (в грибах, кактусах и ползучих растениях, а также во многих семенах, коре, цветах, корнях и соке растений) доступны в Старом Свете так же, как и в Новом, ботаник Р. Е. Шульц спрашивает, почему американским индейцам известны восемьдесят или более разновидностей галлюциногенов, тогда как народы остальной части мира знакомы приблизительно лишь с шестью подобными веществами? Ла–Барр связывает это большее знание о галлюциногенах со специализированным интересом к этому предмету, проистекающим из «…повсеместной живучести шаманизма среди коренных народов–охотников Нового Света» [26, 272]. Связь между ними объясняется наблюдением, что «шаманизм экстатических видений является, так сказать, культурно запрограммированным на интерес к галлюциногенам и другим психотропным наркотикам». Ла–Барр отмечает, что старые религии шаманизма народов–охотников Евразии и Африки были совершенно трансформированы новыми традициями, которые стали результатом революции неолита. (…)

В этом обсуждении все согласуется с полученными нами данными как в отношении географического распределения транса и транса одержимости, так и в отношении связи между типом транса и типом жизнеобеспечения общества. (…) Для ряда обществ Нового Света, объединяя данные Северной и Южной Америки, мы обнаружили, что там, где используются наркотики, транс (Т) является гораздо более вероятным, чем транс одержимости (ТО). Эта связь имеет большую статистическую значимость [5, 20]. Что касается значения образа жизни охотников–собирателей, который типично связан с шаманскими религиями, необходимо подчеркнуть, что когда Ла–Барр говорит о «туземных народах–охотниках Нового Света», он обращается к подавляющему большинству коренных обществ Северной Америки и значительному меньшинству групп Южной Америки. Из североамериканских обществ, закодированных в атласе Мердока, 77 % в своем жизнеобеспечении в значительной степени зависят от охоты, собирательства и рыболовства; и это относится к 28 % южноамериканских обществ. Напротив, только 4 % обществ прилегающих к Сахаре районов Африки сильно зависят от этих видов деятельности по добыванию пропитания [10].

Однако в этой группе значительное место занимают !Kung, среди которых трансовые состояния видений играют значительную роль.

Транс видений

Хотя галлюцинаторное трансовое состояние, или трансовое состояние видений, имеет такое большое значение для коренных жителей Америки, оно не всегда вызывается наркотиками. Случай шамана сиу Джона Lame Deer'a иллюстрирует широко распространенный комплекс духа–покровителя. Поиски видений в одиночку, четыре дня изоляции и поста, изредка, как среди индейцев Cheyenne [16], различные виды смирения и самоистязание – неотъемлемая часть этой модели. Хотя в некоторых обществах женщины и девушки тоже занимались поисками видений, это все же преимущественно мужская деятельность. Свенсон [32] обратил внимание на то, что эта североамериканская практика представляет собой вид пубертатной инициации, но значительно отличается от типичных церемоний инициации в Африке и Австралии с их групповой деятельностью и «школами» инициации. Свенсон говорит о поисках духа–покровителя как об обряде «уполномочивания», посредством которого ищущий «посвящает себя» во взрослые. Видение – отличительная черта этого комплекса. Посредством видения дух дарует человеку силу. …Ла–Барр… пишет:

«В этом обществе охотников, где центральное положение занимают мужчины, странным образом и зрелость мальчика, и мужественная доблесть на охоте и войне, и сексуальность – все приходит как дары извне – то есть как «целительная сила» впитывается извне, как нечто обобщенное, безличное, подобное манне, сверхъестественное…» [26, 274].

Поскольку этот дар приобретается от духов, к которым надо приблизиться в полных страха поисках, Свенсон доказывает, что комплекс духа–покровителя связан с индивидуальной инициативой, порождающей потребность в этой силе и желание приобрести ее. Тогда поиски представляют собой эффективный тест на независимость мальчика, его благоразумие и на силу его стремлений. Такие личностные характеристики важны в обществах, говорит Свенсон, в которых, помимо групповых целей и интересов, люди обладают значительной степенью автономии для преследования своих собственных целей. Рассматривая данные, полученные Барри, Чайлдом и Бэконом… [2], Свенсон говорит, что существенная, но не полная зависимость от охоты, собирательства, рыболовства вызывает тот тип давления социализации, который требует уверенности в своих силах и достижения и согласуется с такой религиозной моделью. Статистический анализ данных, проведенный Свенсоном по сорока двум обществам коренных североамериканцев, подтверждает эту гипотезу.

(…) Д'Андраде [13] на распространенной по всему свету выборке из 48 обществ проанализировал использование снов для поиска и управления сверхъестественными силами; те, которые имеют этот культурный комплекс, фактически более вероятно являются обществами, где присутствует транс видений, чем те, в которых его нет [6]. Он ставит перед собой цель проверить гипотезу о том, что использование снов для приобретения духа–помощника в фантазии проистекает из боязни остаться одному, боязни ответственности за себя и из опасения быть независимым. Он проверил эту гипотезу посредством двух индикаторов, предположив, что в обществах, где используют сны для поиска и управления сверхъестественными силами, с наибольшей вероятностью принято, что 1) сын уходит из родительского дома, местной группы или своей деревни после женитьбы, 2) велико воздействие социализации, требующей независимости и уверенности в собственных силах. Д'Андраде, основывая свою работу на исследовании Барри, Чайлда и Бэкона [2], ожидал, что общества, сильно зависящие в своем жизнеобеспечении от охоты, собирательства и рыболовства, используют сны таким образом. Обе гипотезы подтвердились.

(…) Свенсон пишет, что, когда мальчика толкают к тому, чтобы быть независимым и уверенным в своих силах, он сам должен сделать себя мужчиной, не ожидая, что общество сделает это за него. Он должен продемонстрировать свою стойкость, пройдя через суровые испытания в поисках духа–покровителя, от которого он приобретает силу, и эта сила становится тогда его собственной. Кроме того, как отмечает Ла–Барр [25], сила понимается как приходящая к мальчику извне, она не является естественной частью его собственного развития. (…) Д'Андраде говорит, что, если мальчика, который должен покинуть своих родителей и стать самостоятельным, толкают к тому, чтобы он был уверенным в своих силах, он будет тревожиться; лишенный возможности зависеть от поддержки людей, он будет искать сверхъестественную помощь, или, можно сказать, будет воображать, что подобная поддержка помогает ему быть уверенным в себе.

Этот анализ подсказывает возможное направление объяснения связи между трансом (Т) и типами хозяйств, связанных с охотой, собирательством и рыболовством. В таких обществах мальчиков с ранних лет толкают к тому, чтобы они были уверенными в своих силах, и требуют, чтобы они достигли такой же уверенности в собственных силах и независимости, как взрослые, и они открыты для определенных видов тревоги. С одной стороны, видение, дух–покровитель и сила, приобретаемая таким образом, компенсируют стрессы, проистекающие из недовольства подчиненностью в детстве, и с другой – они дают молодому человеку поддержку в его предприятиях. Тогда транс не только дает выражение этой ситуации, но и предоставляет средство исцеления.

…Давление социализации в сторону независимости соответственно гораздо больше для мальчиков, чем для девочек, и охота – гораздо более независимая и связанная с риском деятельность, чем собирательство. Однако могут существовать и другие факторы, отчасти в других обстоятельствах, которые также делают транс (Т) преимущественно мужским опытом. Среди них социальный контекст и символическое содержание использования галлюциногенных наркотиков типа аяхуаски (которая также называется shori, «яге» (yaje) или «каапи» (caapi)), который, как сообщалось, существует в ряде амазонских племен.

Жанет Сискинд описывает ритуал питья shori среди индейцев шаранауа* (Sharanahua) в джунглях восточного Перу. Мужчины пьют приготовленный галлюциноген в группе, но каждый из них поет свои собственные песни, призывая своих собственных духов. Через песни и через мифологию, связанную с shori, a также через рассказ об опыте видений других людей молодой человек должен «…научиться придавать зрительным иллюзиям и физиологическим ощущениям форму и очертания духов… Мужчины поют о том, что они видят, и их пение вызывает видения» [31]. Кроме того, прием shori является пугающим, и этот страх связан, с точки зрения Сискинд, не только с ощущениями и видениями, вызываемыми наркотиком, но и с группой:

«Когда шаранауа в первый раз принимают shori, они напуганы. Окружающие их змеи, которых они видят в галлюцинациях, лишь очень медленно, после месяцев участия в ритуалах трансформируются в прекрасные образы. Эта трансформация ужаса в эйфорию <…> является значительной частью ритуала. Ужас перед shori для шаранауа – это ужас перед чужаками, теми самыми людьми, с которыми человек пьет shori. Для большинства молодых людей это не его родственники (sic), a [чужаки], из чьей деревни или семьи он нашел жену. В продолжении ритуала страх молодых людей постепенно исчезает, змеи становятся прекрасными, и они начинают учиться вызывать духов и «знать»» [31, 137].

В этих матрилокальных народах мальчик ищет себе жену в семье сестры своего отца. Поэтому мужчины деревни не являются родственниками друг другу. Ритуал shori, считает Сискинд, исполняет для мужчин назначение ритуала сплоченности. Женщины, состоя друг с другом в родстве, не нуждаются в таком ритуале. Однако здесь есть другой уровень, выше установления сплоченности, – это уровень фантазии и регресса, который связан с господством:

«Ужас перед shori – это детский ужас, и переживание транса – это переживание беспомощности. Человек, как младенец, находится во власти shori и духов. Отказываясь от культурной роли зрелости, как мужчина [в мифе] отказывается от роли охотника, чтобы имитировать тапира (путем спаривания с Женщиной–Змеей), человек снова испытывает давно похороненные желания свободно дающегося удовлетворения, секса без антагонизма, дружбы без соперничества… Сильное удовольствие от shori заключается в этих моментах соединения…» [31, 141].

Автор предполагает, что истинный смысл ритуала заключается в повторяющейся «галлюцинации социального единства», которого не существует в действительности [31, 147]. Динамика этого ритуала, говорит Сискинд, включает «…чувство общности между мужчинами, достигающееся путем их общего желания и общего антагонизма по отношению к женщинам…» [31, 145]. Мифы и некоторые песни вызывают сексуальные образы, и по крайней мере некоторые видения включают женщин наряду со змеями. Некоторые мужчины сравнивают shori с сексом и чувствуют сексуальное желание под его действием. (…)

Хотя эти амазонские группы не зависят в своем жизнеобеспечении преимущественно от охоты, собирательства и рыболовства, упоминание Ла–Барра о «мужецентричных обществах охотников» применимо к ним. Например, Сискинд говорит нам, что общество шаранауа сильно сконцентрировано на мясе, добываемом охотой, при том, что на 60 % зависит в своем жизнеобеспечении от сельскохозяйственной продукции. Охота же, действительно, является основным занятием мужчин и даже их исключительным видом деятельности. (…)

Транс одержимости

…Обратимся к трансу одержимости (ТО) и исследуем социальный контекст, культурный и символический смысл этой модели. Как мы сообщали ранее, транс одержимости широко распространен в прилегающих к Сахаре районах Африки и, в меньшей степени, в средиземноморском регионе. Он также наблюдается в Евразии и на островах Тихого океана и часто встречается в Афро–Америке среди потомков африканских народов, которые в значительной степени сохранили религиозные традиции своих предков. Гаитянский вуду представляет собой подходящий пример.

Как упоминалось ранее, ТО более вероятно обнаруживается в обществах, сильно зависящих от земледелия и производства пищи, в противоположность охоте, собирательству и рыболовству. Система ценностей, в которой сельскохозяйственной продукции отдается предпочтение, играет здесь существенную роль. Согласно Барри, Чайлду и Бэкону [2], мы ожидаем, что в таких обществах большее значение придается послушанию, надежности и заботе о младших и слабых – одним словом, уступчивости. Более того, эти же авторы показали, что, независимо от типа хозяйства, забота о младших и слабых, надежность и послушность занимают более высокое место в социализации девочек, чем в социализации мальчиков [2]. Поэтому можно сказать, что, в противоположность обществам охотников и собирателей, накопительские общества подчеркивают «женские» ценности послушности, ответственности и заботы о младших и слабых.

Транс одержимости, по–видимому, является типично женским феноменом. Хотя мы не имеем никаких значимых статистических доказательств в поддержку этого тезиса, многие этнографы и другие исследователи, описывающие ритуалы транса одержимости, сообщают, что большинство впадающих в транс одержимости – женщины или что группы культа транса одержимости состоят исключительно из женщин (см. также [28]). Например, большинство подробных рассказов о случаях впадения в транс одержимости, описанных в книге Крапанзано и Гаррисона [12], относятся к женщинам, и все взяты из жизни сложных обществ. Более того, транс одержимости типичен для групповых ритуалов и поддерживается культовыми группами. Сам по себе этот факт – интересный и заслуживающий внимания феномен. Помимо всего прочего, он поднимает вопрос о возможной связи между групповой природой поведения ТО и большей зависимостью женщин от поля – меньшей дифференциацией женщин как самостоятельных личностей, о чем сообщал Виткин [35].

Коротко ознакомимся с примерами обществ, в которых женщины в ритуалах транса одержимости играют активную роль, и рассмотрим некоторые сопутствующие этому обстоятельства. Дж. Д. Гусслер [19] представляет обзор литературы, посвященной трансу одержимости у ряда южноафриканских племен, среди них зулусы*, свази* и коса* (Xhosa). Один из наиболее важных контекстов транса одержимости в традиционной жизни этих обществ проявляется в культе предсказателей, большая часть членов которого – женщины. Женщина присоединяется к подобному культу, когда она заболевает, и ее болезнь диагностируется как вызванная одержимостью духом. Тогда предсказатель, обнаруживающий эту причину, принимает женщину в свою культовую группу, чтобы исцелить ее. Как и в восточно–африканском культе Зар*, который упоминался ранее, дух, являющийся причиной болезни, не изгоняется, а обращается в союзника. Некоторые бывшие пациенты со временем сами становятся лидерами культов. Гусслер отмечает, что в этих нескольких группах народностей банту* – обществах со строгой иерархией – женщины как правило имеют низкий статус. Хотя они могут быть сильно привязаны к своей родной семье, после замужества они уезжают жить к чужакам, где занимают низкое положение и даже могут быть вынуждены конкурировать с другими женами за внимание мужа.

Новая жизнь женщины окружена великим множеством табу, и сфера ее деятельности строго ограничивается. Среди этих табу – ограничения в различной пище, богатой животным протеином и витаминами А и В. Эти ограничения налагаются на женщин особенно в периоды ритуальной уязвимости, такие как менструация и послеродовой период. В то же время именно в эти периоды организм человека особенно нуждается в этих питательных веществах. Гусслер предполагает большую распространенность одержимости духа (или болезни ukuthwasa) y женщин в этих обществах с социальными, психологическими стрессами и стрессами, которым они подвергаются в связи с питанием. Рацион с высоким содержанием маиса, с недостатком животного протеина и витаминов А и В ведет к большому распространению пеллагры в Южной Африке; и многие симптомы этой болезни, по документам Гусслера, сходны с симптомами болезни ukuthwasa зулусов и их соседей. Во время ритуалов посвящения–исцеления в качестве жертвоприношения предкам рубят крупный рогатый скот, и, как отмечает Гусслер, авторитетные предсказатели могут иметь хороший и регулярный запас говядины. Таким образом, присоединение к культу предсказателей может смягчить симптомы как из–за изменений в питании, так и потому, что женщина теперь обладает гораздо большей свободой и престижем.

Ленора Гринбаум [17] выявила в африканских обществах значимую статистическую связь между «фиксированными различиями внутреннего статуса» (рабство и социальное разделение) и давлением транса одержимости. Она предполагает, что транс одержимости связан с существованием жесткой социальной структуры, и предлагает гипотезу, что «в жестком обществе… обществе, где социальные структуры отвергают индивидуальную свободу в достижениях и личном контроле над повседневной жизненной деятельностью, вероятно, что транс одержимости широко распространен» [18, 59]. Давая «одержимому», медиуму* возможность принимать решение за человека и позволяя таким образом духам брать на себя ответственность за эти решения, человеку предоставляют определенную степень свободы действий. Гринбаум нашла серьезную поддержку своей гипотезы в обзоре данных по 14 африканским обществам. Зулусы и их соседи, которых более подробно рассмотрел Гусслер, представляют собой хороший пример жесткого общества с фиксированным различием внутригруппового статуса, и в этих обществах мужского доминирования наиболее жестко контролируются женщины. (…)

Культы транса одержимости, где преобладают женщины, не ограничены Африкой и афро–американцами. Например, Клив Кесслер [24] сообщает о том, что такие культы существуют в штате Malay Kalentan. Он отмечает, что, хотя целителями являются мужчины, большая часть пациентов – женщины. Этот факт он связывает со стрессом, свойственным их социальному положению. Другой пример пришел из Соединенных Штатов, где, согласно Джун Маклин [30], женщины в два с половиной раза чаще, чем мужчины, являются духовными медиумами, признанными одной из основных спиритических (см. «Спиритизм»*) организаций.

И. М. Левис [28] объясняет культы одержимости зулусов, как и культ Зар, откуда пришла большая часть первоначальных данных, как выражение войны между полами. Болезнь представляет собой орудие, которое используют женщины, чтобы управлять мужчинами (в частности, своими мужьями и родственниками), оплачивая посвящение–исцеление и тогда позволяя пациенту или временно исцеленному пациенту присоединиться к обществу женщин и приобрести таким образом определенную степень свободы. (…)

Как отмечают Левис, Гусслер и Гринбаум, культы транса одержимости несомненно обеспечивают определенную степень социальной манипуляции. Бесспорно, однако, что для понимания часто наблюдающегося превосходства женщин в культах одержимости факта социальной манипуляции недостаточно. Здесь может помочь сравнение с трансом видения, который мы обсуждали ранее. Позвольте резюмировать: транс более вероятно обнаруживается в слабо иерархизированных, относительно простых обществах, зависящих в своем жизнеобеспечении главным образом от охоты, собирательства и рыболовства; транс испытывается преимущественно мужчинами. Он может вызываться через смирение и изоляцию – как в поисках видений, где транс является частью посвящения в мужчины. Он может быть связан с социальной структурой, основанной на матрилокальном проживании, когда мужчины живут среди чужаков. Это напоминает нам гипотезу д'Андраде о том, что практика использования снов для поиска и управления сверхъестественной силой связана с мужским страхом перед необходимостью остаться одному и требованием быть независимым и полагаться на свои собственные силы.

Если мы сопоставим эту группу особенностей с особенностями, связанными с трансом одержимости, то обнаружим поразительные различия. Напомним, что транс одержимости вероятнее встречается в более сложных обществах, в большей степени зависящих от земледелия или от сочетания земледелия и скотоводства. Также более вероятно, что эти общества имеют социальное разделение и более сложные политические структуры. Такие общества, как предположила Гринбаум [18], наиболее вероятно являются жесткими. Женщины оставляют свои родные семьи, чтобы жить среди чужаков. В таком случае мы не можем ожидать, что в этих обществах мужчины будут испытывать тревогу оттого, чтобы остаться одному. Здесь угрозам чуждого социального окружения подвергаются женщины. В этих обществах люди, и в особенности женщины [1], воспитываются скорее в духе уступчивости, послушания, надежности и заботливости о младших и слабых, чем независимыми и полагающимися на собственные силы. Они не будут искать помощи духов для укрепления собственных сил, чтобы быть способными иметь дело с враждебной группой. Вместо этого они призывают могущественных, властных духов действовать за них. Возможно, наименее уступчивая, наиболее упрямая из женщин, для которой адаптация к своим новым условиям жизни наиболее трудна, может больше других нуждаться в механизме бегства, обеспечивающем культы транса одержимости. Заметим, что, тогда как североамериканские поиски видений (в тех обществах, где они существуют) обязательны для всех молодых людей, культы транса одержимости всегда существуют для меньшинства. Каждый тип ИСС по–разному вскрывает источники стресса в этих разных типах обществ.

На основе того, о чем говорилось ранее, позвольте нам теперь сравнить эти два типа ИСС в двух аспектах: характерных для них моделей взаимодействия и их образности и символизма.

Транс включает в себя взаимодействие с одной или более личностями, существом или силами через опыт галлюцинаций, тогда как транс одержимости включает в себя воплощение другой личности. Впадающий в транс видит, слышит, ощущает, воспринимает другого и взаимодействует с ним; впадающий в транс одержимости становится этим другим. Короче говоря, транс – это переживание; транс одержимости – представление. Представление совершается перед зрителями; действительно, транс одержимости требует аудитории, поскольку он, как правило, сопровождается амнезией, и, следовательно, без слушателей память о событии не может быть записана. В действительности зрители могут быть вынуждены сообщить о действиях и словах воплотившегося духа. Опыт транса помнится, и без этой памяти переживание часто неполно. Для того чтобы быть эффективным, опыт транса должен быть сообщен другим (как в случае с предсказателем, который возвращается из путешествия души с информацией для клиентов). Визионер должен помнить указания духа–покровителя, силу которого он приобрел.

Впадающий в транс, как правило (хотя не всегда), – мужчина; впадающий в транс одержимости, как правило (хотя не всегда), – женщина. Транс, как правило, вызывается гипогликемией*, обусловленной постом, сенсорной депривацией, смирением и наркотиками. Опыту предшествует обучение тому, что ожидать и как интерпретировать то, что воспринимается или чувствуется. Транс одержимости вызывается барабанами, песнями, танцем, заражением толпы или, реже, наркотиками. Здесь подготовка включает в себя обучение поведению, свойственному каждому из тех духов, которые могут прийти в гости и быть воплощены.

Для впадающего в транс переживание транса является интрапсихическим и по существу пассивным, хотя он может вести к активному исцелению пациентов. Пассивность и беспомощная зависимость наиболее верны применительно к опыту поиска видений во время инициации. Напротив, впадающий в транс одержимости включен в активное представление, исполняя роль перед зрителями. Физически пассивный визионер взаимодействует с духами; психологически пассивное тело впадающей в транс одержимости женщины используется как средство передвижения, посредством которого духи прямо взаимодействуют со зрителями, пока сама она психологически отсутствует.

Обратимся теперь к сравнению образности, символизма и фантазии, связанных с каждым из этих двух состояний. В каждом случае образность относится к двум основным аспектам: впадающий в транс посылает свою душу в путешествие; он говорит с духами или даже сражается с ними, чтобы вернуть душу пациента. Он получает от них дар, будь то исцеление, некоторая особая сила или знание. Активный транс одержимости, с другой стороны, представлен подчиненной, пассивной образностью. Впадающая в транс одержимости является женой духа, его верховым животным (лошадью, мулом или верблюдом), его средством передвижения или сосудом. Дух оседлывает ее, садится на нее или входит в нее, она действительно одержима духом. Впадающий в транс остается собой и, взаимодействуя с другим существом, получает силу или через жалость этого другого (как в поисках видений), или через борьбу (как в путешествии шамана). По контрасту, впадающая в транс одержимости женщина перестает быть собой; она становится другим через идентификацию с ним и на время теряет свою собственную идентичность, становясь пассивным орудием этого другого.

Однако в обоих примерах поражает тема господства: впадающий в транс достигает господства, получая в дар от сверхъестественного существа силу, знание, успех или специальные дары. Впадающая в транс одержимости достигает этого, отрекаясь от своего собственного «Я», идентифицируясь с более сильным «Я» или освобождая для него место. Ее тело, принимая это «Я», совершает яркие действия. Поразительно то, что измененные состояния, характерные для женщин, включают в себя активное представление, связанное с пассивной фантазией, тогда как измененные состояния, характерные для мужчин, включают в себя пассивное переживание, часто связанное с активной фантазией.

Эти типы состояний и переживаний, по–видимому, «имеют смысл» с точки зрения практики социализации в тех обществах, где они встречаются, тех типичных ролей, которые приписываются мужчинам и женщинам, и тех стрессов, которые облегчаются в этих ритуализированных ситуациях. Мы уже отметили, что социализация женщин характеризуется подчеркиванием послушания и недостатком самостоятельности. В трансе одержимости послушание и зависимость получают предельное выражение. Кроме того, этот транс также показывает, как эта самая послушность, достигая максимума, становится средством управления жизненными ситуациями. Человек перестает быть собой, идентифицирует себя с более могущественным другим и воплощает его. Выступая в качестве этого другого, послушная и пассивная личность может не только дать разрядку запрещенным или подавленным чувствам, но и положить начало изменениям в своей собственной жизни, а также в жизни других.

Мужчины, которых учат быть независимыми и полагающимися на собственные силы охотниками, ищут покровительства воображаемого помощника в лице тех духов, которых они видят в видениях, а также во сне. Проблема женщин совершенно другая. Они не могут иметь дело с духами напрямую, они должны использовать определенные особенности иерархии общества, заставив могущественного союзника, иногда предка, действовать от своего имени. Эта ситуация частично объясняет то частое наблюдение, что транс одержимости, по–видимому, является процессом самообслуживания, в котором духи без особой маскировки выражают желания одержимого человека. Это наблюдение привело к обвинению, вероятно, оправданному в некоторых отдельных случаях, что в действительности измененные состояния лишь симулируются, а не происходят на самом деле. Однако симуляция ни в коей мере не относится ко всем случаям. (…)

Теперь мы коротко суммируем некоторые основные пункты, рассмотренные в этом обсуждении: институционализация измененных состояний сознания в сущности универсальна для всех человеческих обществ. Однако типы состояний, способы их вызывания и их ритуализация и толкование варьируются от общества к обществу.

Мы провели различие между двумя основными типами ритуализированных измененных состояний сознания: трансом и трансом одержимости. Они связаны с разными уровнями социальной сложности и, в конечном счете, с разными уровнями жизнеобеспечения. Они также по–разному распределены географически: для Америки, главным образом для обществ охотников, характерен транс, а для африканских обществ, преимущественно обществ земледельцев, характерен транс одержимости. Два типа хозяйствования различаются также по моделям социализации.

Модели социализации также различаются в зависимости от пола: мужчины – особенно в обществах охотников – социализируются с тем, чтобы быть независимыми и полагаться только на себя, а женщины – особенно в обществах земледельцев – социализируются с тем, чтобы быть послушными и уступчивыми. Ввиду различий в социализации, связанных как с типом хозяйства, так и с половыми различиями, не удивляет обнаружение различий в измененных состояниях в зависимости от пола наряду с зависимостью от типа общества. На основании ряда причин мы предположили, что галлюцинаторный транс, часто вызываемый наркотиками, более типичен для мужчин, особенно в обществах охотников, тогда как транс одержимости более типичен для женщин, особенно в обществах земледельцев.

Тип институционализированного измененного состояния и природа институционализации сама по себе вскрывают точки напряжения внутри общества. Типичные точки напряжения варьируются от общества к обществу, от одного уровня жизнеобеспечения к другому. Напряжение связано с моделями социализации, половыми ролями и с теми позициями в социальной системе, которые находятся под наибольшим давлением, как, например, молодые люди или только что вышедшие замуж женщины. Они испытывают давление, заставляющее их быть независимыми, часто во враждебной среде (как на охоте, войне или в сексе); молодые женщины испытывают напряжение, поскольку при уходе из родного дома сталкиваются с контролем свекрови, необходимостью производить потомство или конфликтными отношениями с другими женами. Я хочу высказать предположение, что именно эти различия в типе напряжения (стресса), наряду с различиями в целях и практиках социализации, ведут к тому, что общество «выбирает» в качестве прототипа «женский тип» измененного состояния (транс одержимости) или «мужской тип» (галлюцинаторный транс).

(…) Харнер говорит о хиваро*: «Нормальная бодрствующая жизнь явно рассматривается как «фальшивая» или как «ложь»» [21, 134]. Для них «реальный» мир – это мир сверхъестественный, и в этот мир можно войти, используя галлюциногены. До какой степени конструкция этого «реального» мира может быть объяснена на основании типичных реакций на определенные наркотики? Это интересный вопрос, ответ на который существует сегодня лишь в зачаточной форме. Ла–Барр [26] подчеркивает необходимость провести различие между психофизиологическими константами в образовании галлюцинаций вследствие употребления определенных наркотиков и константами в символическом содержании галлюцинаций. Например, определенные наркотики, по–видимому, «способствуют ощущению полета по воздуху» [26, 13]. Некоторые способствуют «макропсии», увеличению того, что воспринимается – что может объяснять мифы о гигантах, – а другие ведут к «микропсии», уменьшению размера того, что человек видит. Это состояние может быть основой историй о «маленьких людях». Обе эти формы легенд широко распространены. (…)

Сискинд так разъясняет различие между психофизиологическими и символическими факторами:

«Маленькие спирали и похожие на веревки образы могут быть непосредственно вызваны химическим воздействием на нервы, но видениям, которые ищет шаранауа, он учится у других людей и узнает о них из общих верований… Ягуаров, змей и прекрасных женщин нельзя обнаружить в растительной субстанции, и они не могут быть локализованы в нервных окончаниях… Молодой человек должен научиться придавать зрительным галлюцинациям и физиологическим ощущениям форму и очертания духов» [31, 136].

Большая разработанность мифологий, поддерживаемых галлюцинациями, поразительна и требует более подробного исследования. Пока мы можем сказать, что там, где галлюцинаторный мир видений получает культурную поддержку и определяется как «истинная» реальность, а бодрствующий мир считается лишь его отражением, если не полной «ложью», мотивации для бодрствующего поведения надо в значительной степени искать в галлюцинаторном мире видений. Сам этот мир становится измерением культуры, которым, как правило, пренебрегают в анализе взаимодействия между культурой и личностью.

Сискинд говорит о культурных верованиях, которые оформляют галлюцинаторные образы. Фактически, мы можем провести различие между культурным и личностным символизмом и взаимодействием между ними. Мифологический контекст, который культурно разделен и до некоторой степени предписан, возник из личностных выражений неосознаваемых страхов и желаний людей, и всегда возможны новые модификации, поступающие из этих личностных источников. С другой стороны, то личное, идиосинкратическое содержание в галлюцинациях или поведении при трансе одержимости, которое значительно отклоняется от культурной модели, более вероятно случается, когда люди расстроены или в каком–то смысле разошлись со своим окружением.

…ИСС тех типов, которые мы обсуждали, являются в значительной степени культурно смоделированными, и поэтому можно ожидать, что подходящие люди будут испытывать эти состояния, когда имеют определенные предписания для этого, но не в другое время и не в другом месте.

Поскольку эти состояния настолько сильно смоделированы, они влекут за собой несколько видов научения. Один вид – это приобретение соответствующих личностных диспозиций. Мы уже несколько раз упоминали различные виды социализации, навязываемые мальчикам и девочкам, и различия между обществами с различными типами жизнеобеспечения. Конечно, есть также и специфические характеристики социализации, применяемые в отдельных обществах. Например, Грегори Бейтсон [3] говорит о некоторых компонентах социализации ИСС в Бали, где существует много разных видов транса одержимости. Социализация в Бали высоко кинестетична: например, когда дети учатся танцевать, их конечностями управляют, в противоположность, например, западным танцевальным инструкциям, в которых от ребенка ожидают следования модели. Более того, здесь сильно заботятся о равновесии. Нарушение равновесия является основой для определенного вида дезориентации, отделения «Я» от тела, что лежит в основе вызывания измененных состояний. Другая крайность – это сообщение Харнера [21, 90] о том, что у хиваро непочтительному мальчику дают сильный галлюциноген, чтобы в своем трансе он «увидел сверхъестественный мир». Ожидается, что этот опыт научит его понимать то, что его отец имеет знание, и, следовательно, его надо уважать. Сискинд [31] о шаранауа и Карнейро [11] об амахуака говорят о научении видеть правильные вещи. С другой стороны, Lame Deer дал нам описание того, как пубертатный пост сиу представляет собой одновременно и опыт обучения, и опыт трансформации личности. Катц [23] показал, как у! Kung транс учреждает тип социализации. На Гаити дети играют в транс одержимости для развлечения старших, и первый опыт транса одержимости часто случается среди подростков в таких игровых ситуациях.

Тогда научение действует на нескольких уровнях. На первом уровне ребенок приобретает основные личностные диспозиции, такие как качества независимости и зависимости и установки по отношению к себе и своему телу. Далее, на втором уровне, ребенок узнает об основной структуре мира, на третьем – о существовании духов и их поведении и о тех способах, которыми можно воспринять их присутствие или вызвать их. Это предварительное научение необходимо для того, чтобы ритуальное ИСС было успешным. На четвертом уровне находится собственно ритуал, который, как мы ранее обсуждали, сам представляет собой тип процесса научения. На каждой стадии отношение и поведение других подтверждают и удостоверяют то, чему учат, считая происходящее желательным и вознаграждая за это или, напротив, считая его неуместным и обеспечивая ритуальными средствами взаимодействия с ситуацией. Последняя реакция возникает, когда личный символизм превосходит культурный. Наконец, само по себе переживание ИСС влияет на дальнейшее развитие человека, его место в обществе, его взгляд на мир, образующийся из опыта по меньшей мере некоторых членов общества и из экстраординарных событий в отношении себя и духов.

Поскольку ИСС дают средство выражения как социальным, так и личностным стрессам, мы обращаемся к ним не только в обсуждении психического здоровья и болезни, но также в нашем обсуждении психологических аспектов социальных и культурных изменений. (…)

Литература

1. Barry H, Bacon M. K., Child I. L. A Cross–Cultural Survey of Some Sex Differences in Socialization //Journal of Abnormal and Social Psychology, 1957. – № 55. – P. 327–332.

2. Barry H, Child I. L, Bacon M. K. Relation of Child Training to Subsistence Economy // American Anthropologist, 1959. – № 61. – P. 51–63.

3. Bateson G. Some Components of Socialization for Trance // Socialization as Cultural Communication: Development of a Theme in the Work of Margaret Mead / T. Schwartz (Ed.). – Berkeley, 1976.

4. Bourguignon E. World Distribution and Patterns of Possession States // Trance and Possession States / R. Prince (Ed.). – Montreal, 1968.

5. Bourguignon E. A Cross–Cultural Study of Dissociational States: Final Reports. – Columbus (Ohio), 1968.

6. Bourguignon E. Dreams and Altered States of Consciousness in Anthropological research // Psychological Anthropology / F. L. K. Hsu (Ed.). – Cambridge (Mass.), 1972.

7. Bourguignon E. Introduction: A Framework for the Comparative Study of Altered States of Consciousness // Religion, Altered States of Consciousness and Social Change / E. Bourguignon (Ed.). – Columbus, 1973.

8. Bourguignon E. Possession. – Corte Madera (Calif.), 1976.

9. Bourguignon E, Evascu T. L. Altered States of Consciousness Within a General Evolutionary Perspective: A Holocultural Analisys // Behavior Science Research, 1977. – № 12. – P. 197–216.

10. Bourguignon E., Greenbaum L. S. Diversity and Homogeneity in World Societies. – New Haven, 1973.

11. Carneiro R. L. The Aamahuaca and the Spirit World // Ethnology, 1964. – № 3. – P. 6–11.

12. Crapanzano V. Mohammed and Dawia: Possession in Morocco // Case Studies in Spirit Possession / V. Crapanzano, V. Garrison (Eds.). – N. Y., 1977.

13. D'Andrade R. G. Anthropological Studies of Dreams // Psychological Anthropology / F. L. K. Hsu (Ed.). – Homewood (1ll.), 1961.

14. Evans–Pritchard E. E. Witchcraft, Oracles and Magic Among the Azande. – Oxford, 1937.

15. Fernandez J. W. Christian Acculturation and the Fang Witchcraft // Cahiers d'Etudes Africaines, 1961. – № 2. – P. 244–270.

16. Gladwin T. Personality Structure in the Plains // Anthropological Quarterly, 1957. – № 30. – P. 111–124.

17. Greenbaum L. Societal Correlates of Possession Trance in Sub–Saharan Africa // Religion, Altered States of Consciousness, and Social Change / Bourguignon E. (Ed.). – Columbus (Ohio), 1973.

18. Greenbaum L. Possession Trance in Sub–Saharan Africa: A Descriptive Analisys of Fourteen Societies // Religion, Altered States of Consciousness, and Social Change / Bourguignon E. (Ed.). – Columbus (Ohio), 1973.

19. Gussler J. Social Change, Ecology and Spirit Possession Among the South African Nguni // Religion, Altered States of Consciousness, and Social Change / Bourguignon E. (Ed.). – Columbus (Ohio), 1973.

20. Harner M.J. The Sound of Rushing Water // Hallucinogens and Shamanism / M. J. Harner (Ed.). – London; Oxford, 1973.

21. Harner M.J. Jivaro: People of the Sacred Waterfall. – N. Y., 1973.

22. Henney J. H. Spirit Possession Belief and Trance Behavior in Two Fundamentalist Groups in St. Vincent // Goodman F. D, Henney J. H, Pressel E. Trance Healing and Hallucination: Three Field Studies of Religious Experience. – N. Y., 1974.

23. Katz R. Education for Transcendence: Lessons from the!Kung Zhu/ Twassi // Journal of Transpersonal, 1973. – № 2. – P. 136–155.

24. Kessler C. Conflict and Sovereignty in Kelantanese Malay Spirit Seances // Case Studies in Spirit Possession / V. Crapanzano, V. Garrison (Eds.). – N. Y., 1977.

25. La Barre W. Hallucinogens and the Shamanic Origins of Religion // Flesh of the Gods / P. T. Furst (Ed.). – N. Y., 1972.

26. La Barre W. Anthropological Perspectives on Hallucination and Hallucinogens // Hallucinations: Behavior, Experience and Theory / R. K. Siegel, J. L. J. West (Eds.). – N. Y., 1975.

27. Lame Deer J., Erdns R. Lame Deer, Seeker of Visions. – N. Y., 1972.

28. Lewis I. M. Ecstatic Religion: An Anthropological Study of Spirit Possession and Shamanism. – Baltimore, 1971.

29. Lienhardt G. The Shilluk of the Upper Nile // African Worlds / D. Forde (Ed.). – London; Oxford, 1954.

30. MacklinJ. A Connecticut Yankee in Summer Land // Case Studies in Spirit Possession / V. Crapanzano, V. Garrison (Ed.). – N. Y., 1977.

31. SiskindJ. To Hunt in the Morning. – N. Y., 1973.

32. Swanson G. E. The Search for a Guardian Spirit; A Process of Empowerment in Simpler Societies // Ethnology, 1973. – № 12. – P. 359–378.

33. Wallace A. F. C. Cultural Determinants of Response to Hallucinatory Expperiences // Archives of General Psychiatry, 1959. – V. 1. – P. 58–69.

34. Wallace A. F. C. Religion: An Anthropological View. – N. Y., 1966.

35. Witkin H. A. Cultural Influences in the Development of Cognitive Style // Cross–Cultural Studies in Mental Development. Symposium 36, 18^th International Congress in Psychology. – Moscow, 1966.