БОЛЬ КАК НАСЛАЖДЕНИЕ – МАЗОХИЗМ

Наверное, самое трудное, во всяком случае, для меня, – понять мазохистов. Как боль может доставлять удовольствие? Пойти к зубному врачу, сильно обжечься или палец сломать – какое такое удовольствие?! Был у меня один знакомый, системный программист, который выхвалялся тем, что для получения оргазма он, якобы, просит своих женщин-партнёрш прижигать его сигаретами, но все считали его безумцем, каковым он в итоге и оказался, да ещё и «белогорячечником». попав в ЛТП. Уже вроде бы вылечившись, и даже побыв там некоторое время старостой этажа, он был всё-таки переведён внимательными и заботливыми советскими врачами в клинику им. Кащенко. Но ведь есть огромное множество подобных «любителей боли». Как же объяснить эту жуткую взаимозависимость опять же между агрессией (причинением боли) и сексом (оргазмом, получаемым от мучений)? Агрессию здесь нужно понимать «пассивной»? Или это есть как бы вынужденное перетекание фоновой агрессивности по принципу сообщающихся сосудов?

Ситуация здесь может проясниться лишь после выслушивания искренних признаний «страдательной стороны». Именно такова статья «Исповедь провинциалки» (газета «Крутой мен», N11(24), 1997). Краткое содержание: девочку-подростка регулярно порет её мать, и дочь подробно описывает свои ощущения.

"Мы живём вдвоём с мамой, папа нас бросил, когда я была совсем маленькой. Мама у меня очень строгая. Если я нашалю или ещё как-нибудь провинюсь – обязательно будет порка. Сначала я пыталась прятаться, даже убегала из дому, молила маму о прощении, а когда это не помогало, просила хотя бы отложить наказание на следующий день. Мама никогда не поддавалась на мои уговоры, а за то, что я пряталась или убегала, порола ещё раз, и я поняла, что лучше этого не делать и принять неизбежное наказание сразу Наказывает мама меня всегда очень сильно, по голой попе и до крови. Ударов не меньше 50, если особенно зла, то 100-150. Сначала порола сложенной вчетверо скакалкой. Примерно с четвёртого класса мама взялась за плеть, свитую из электропроводов. Это – своего рода семейная реликвия: ею родители наказывали маму, маминого брата и сестру. Маму её отец порол до 30 лет – она была уже замужем. От долгого употребления ручка плётки стала как полированная. На концах изоляции проводов вылезла наружу проволока. Медные жилы просекают кожу до крови.

Недавно – перед моим 17-летием – мать изготовила для меня новинку, сплела плеть-восьмихвостку. Процедура порки для меня и ужасна и привлекательна. Сразу после маминой команды: «Раздевайся! Пороть буду!» – появляется дрожь во всём теле Нервы напряжены и возбуждены. Мне стыдно, я испытываю ужас, но этот ужас какой-то сладкий и в глубине души мне хочется его вновь и вновь пережить. Дрожащими руками застилаю диван полиэтиленовой плёнкой, потому что кровь будет брызгать во все стороны. Я завидую маме – потому что её порол папа. Мне тоже хотелось, чтобы меня порол отец. Перед ним было бы ещё стыднее спускать трусы и подставлять голую попу. У меня перед поркой сердце бьётся учащённо и уходит куда-то вниз, но не «в пятки», а в нижнюю часть живота. Ноги начинают дрожать. Ягодицы и бёдра судорожно сжимаются и разжимаются. Между ног и внизу живота появляется сладкое жжение и приятное щекотание. Когда я лежу с голым задом, между ног горячо и мокро, попа судорожно дрожит, половинки ягодичек сжимаются друг с другом, ходят вверх-вниз ходуном. Последние мгновения перед первым ударом плети – самые ужасные и сладострастные. Сердце бьётся так, что готово выскочить наружу. На всё тело, на каждую клеточку накатывает волна сладкого ужаса и нестерпимого ожидания жгучей боли. Боль пугает и в то же самое время влечёт к себе, тело жаждет пережить ощущение сильной боли. Потом раздается долгожданный пронзительный свист плети, звонкий смачный шлепок, ягодицы обжигает вожделенная сильная боль. Первый удар, хотя его и ждёшь, всегда приходит неожиданно. Мой зад невольно подпрыгивает на диване, ягодицы со всей силы сжимаются. Я вскрикиваю, сдавленно, потому что сжимаю подушку зубами. Тороплюсь расслабиться, чтобы принять следующий удар Боль от второго удара ещё сильнее, чем от первого. После четырёх-пяти ударов боль становится невыносимой, весь зад полыхает огнём, из глаз ручьями льются слезы. Следующие удары приходятся по уже набитому месту. От каждого из них из глаз сыпятся искры. Боль такая, что перехватывает дыхание, моё тело начинает извиваться, попа тоже виляет из стороны в сторону. Когда начинает течь кровь, боль притупляется, а между ног становится всё мокрее и приятнее. Наступает момент, когда моё тело сотрясает сильнейший оргазм. Кровь течёт, но боль совсем не чувствуется. Я замираю от наслаждения, только попа продолжает вздрагивать под ударами. Обычно это происходит где-то в районе сотого удара. Я переживаю внеземное блаженство и эти минуты сторицей вознаграждают меня за перенесённое страдание. Если порка продолжается, то боль возвращается вновь, но её интенсивность значительно ниже, чем в первые, самые ужасные моменты Я продолжаю извиваться и тереться лобком о диван. Мои страдания вознаграждаются вторым оргазмом. Он приходит очень быстро вслед за первым – ударов через 20-30. Оргазмы настолько глубоки и сильны, что я почти теряю сознание от неземного блаженства. Я уже не ощущаю ударов тети. Слышу только звонкие щелчки по ягодицам и бёдрам, вижу разлетающиеся во все стороны кровавые брызги. Заметив, что я лежу без чувств, ма ть прекращает порку.

Не знаю, догадывается ли мать, что я в полусне от блаженства, а вовсе не от шока от боли. Наверное, догадывается – её ведь тоже крепко драли. А мне в этот момент хочется, чтобы рядом со мной лежал Юра (это мой мальчик, с которым я тайно дружу) и чтобы он взял меня – так, как берёт мужчина женщину. Моя попа вся в крови. Капельки крови, приятно щекоча тело, медленно стекают на полиэтиленовую плёнку и на пол. От них раздается тихое «кап-кап». Мать через некоторое время возвращается и протирает иссечённые места тряпочкой, смоченной в растворе соли. Обычно от соли, когда она попадает в рану, хочется лезть на стену. Но сейчас, ещё не пришедшая в себя от мощных оргазмов, я чувствую не боль, а слабое жжение и приятную истому. Отлежавшись минут 20, встаю, подтягиваю трусы, надеваю платье и начинаю убираться: снимаю плёнку с дивана, мою пол и стены, забрызганные кровью. Моя попа сначала нечувствительна – как деревянная. Но постепенно состояние одеревенения проходит, и я начинаю испытывать боль. Скоро трусы пропитываются кровью и прилипают к ранам. Вот тогда становится больно по-настоящему. Если по забывчивости сядешь на что-нибудь твёрдое – сразу вскакиваешь, как от удара током. Первую ночь после порки сплю только на животе. Через день с грехом пополам уже можно сидеть – хоть и больно, но вытерпеть можно. После особенно сильной порки ягодицы кровоточат дня три. А потом успеваю нагрешить вновь и приходится подставлять зад под плетку снова…"

Вот такова мазохистская жизнь… Всё это может служить достаточно красноречивой иллюстрацией того, как именно происходит охищнение, привыкание к извращённым формам сексуального поведения и передача «опыта» следующим поколениям: садист-отец порол дочь (мать девочки), та – свою дочь, вероятна и эта «провинциалка», выросши, так же передаст жуткую эстафету садомазохизма своему потомству. Ж.Ж.Руссо в своей «Исповеди» описывает очень схожую «структуру» собственного привыкания в детстве к порке и получения от неё сексуального удовольствия. Правда, не с такими подробностями, как у «провинциалки», хотя Жан Жак был, как известно из той же книги, ещё и эксгибиционистом, так что мог бы уж и «пообстоятельнее показаться» людям.

Из описания «провинциалки» собственных ощущений можно сделать и тот вывод, что всё тело человека правомерно будет считать некой одной эрогенной зоной, но с различными участками – большей или меньшей чувствительности. Для одних участков – с обострённой чувствительностью – достаточно лёгкого, нежного раздражения, а для других – более «тупых» – требуется более «крутое» воздействие:. боль, страх и т.д. Естественно, предельный здесь случай – это страх насильственной смерти и сама такая смерть. Это подтверждается, в частности, фактами, имеющимися в наблюдениях палачей. «Смертная казнь через повешение есть высочайшее половое удовольствие. А как иначе объяснить, что повешенный в конвульсиях эрегирует и оргазмирует?! Каждый палач прекрасно знает, что трупы повешенных всегда забрызганы собственной спермой. Врачи объясняют это тем, что оргазмы есть некий побочный результат того, что пережимаются сонные артерии: возникают галлюцинации и прочее» [68]. Кстати, именно этот факт стал основой средневековой легенды о том, что растение мандрагора («мужской корень», «адамова голова») вырастает из семени повешенных.

Феномен же садомазохизма, т.е. получение наслаждения хищными гоминидами попеременно, как от причинения страданий, так и от испытывания таковых, можно легко объяснить, если вспомнить, что суггесторы по своему поведению являются «лейкартовыми» паразитами: подчиняются более сильным и давят более слабых. Проявления садизма-мазохизма связаны в основном всё с тем же тергоровым рефлексом хищника. Это – как игра кошки с мышью (предсмертная для мыши), таково происхождение мучительства садистов. Но если диффузный человек в хищных лапах цепенеет, то в случаях, когда на такую «игру» нарывался хищник, причём более слабый, то у него появлялось что-то типа анекдотического настроения: «если тебя насилуют и нет выхода, то расслабься и получи хотя бы уж удовольствие». Затем произошло генетическое закрепление подобной установки. Это – как бы инверсия хищной агрессивности, её другая ипостась («кто не умеет подчиняться, не сможет командовать»). Часть таких хищных – знаменитые в истории самоистязатели и мученики. Но, в принципе, «лейкартов» мазохист-суггестор наверняка может с не меньшим для себя удовольствием и приносить мучения, как некоторые пассивные гомосексуалисты способны выполнять и активную роль. Межвидовые гибриды, со своим расщеплённым сознанием, также составляют значительную часть подобного «попеременного» садомазохистского контингента.

У нехищных людей отношения господства-подчинения тоже имеют место, в основном среди диффузных индивидов, но они не имеют сексуального подтекста, протекая, с одной стороны, в русле упоённого самодурства и глупой спеси «начальника», а с подчинённой стороны – в форме беспрекословного, «квазимазохистского» выполнения самых дурацких приказов начальства и получения щемящего душу удовольствия от созерцания их пагубных последствий: «А я-то причём? Это он, гад, приказал!» К слову сказать, именно по этой схеме ведёт себя в настоящее время русский народ: мучается, но особо не протестует, ждёт очевидного и полного краха всех «перестроечных» затей «начальства».