Юрий Солозобов

Город как деструктивный культ

Жизнь в городе не только приносит человеку экономические блага, но и деформирует личность человека. По мнению академика Н.Моисеева, это самый главный вопрос, от которого зависит не только будущее мегаполисов, но и общества в целом. «Это тот аспект концепции sustainable development, который совершенно выпал из всех национальных документов и не обсуждается на уровне Организации Объединенных Наций. А именно в его решении, может быть, и находится ключ к будущему».[1]

Жизнь в мегаполисах необратимо меняет человека, его «психическую конституцию». Это изменение системы духовных ценностей противоречит изначальной сущности человека: город постоянно воспроизводит «психическое расстройство как нарушение специфического человеческого способа существования. Это нарушение заключается… в утрате [человеком] по собственной вине свободы».[2]

Растущая концентрация людей в мегаполисе — это жизнь «в одиночку», несмотря на давку в транспорте. В городе человек предоставлен сам себе. Он безразличен окружающим, и они ему тоже безразличны. Это всего лишь помеха или конкуренты в его повседневной борьбе. Мы не знаем тех, кто заключен с нами в одной лестничной клетке.

Современный житель города отличается от своих отцов и дедов. Он редко находит возможность для обычного общения и, тем более, политических коммуникаций с окружающими. Индивидуализация потребления приводит к фрагментации и созданию субкультур, где дробление идет по внешним признакам — пол, возраст, этнос.

Манипулирование массовым обществом происходит путем противопоставления разных групп — мужчин и женщин, стариков и молодежи etc. Это приводит к разрушению традиционных коммуникаций и атомизации. Бодрийяр видит в этом всего лишь симптом человеческих, структурных отбросов, образующихся в результате «предпринимаемой в глобальном масштабе попытки идеального программирования, искусственного моделирования». Он заключает, что «…перед нами целостное общественное явление, в котором находит свое отражение определенный универсальный процесс — процесс концентрации населения и увеличения производства отходов. Речь идет о всемирной проблеме отбросов, ибо, если насилие порождается угнетением, то ненависть зарождается, когда человека отправляют на помойку».[3]

Условия мегаполиса способны существенно менять не только взаимоотношения людей, но и саму психическую структуру человека, а значит — и характер его дальнейшей эволюции, считает Н.Моисеев. Перед нами не просто смена образа жизни, а результат противостояния природы человека и городской реальности. Пропагандируемые стандарты оказываются за пределами того, к чему люди сегодня стремятся, «зомбированные не только условиями жизни в городах, но и средствами массовой информации, потерявшими чувство ответственности и рождающими опаснейшую положительную обратную связь, разрушающую духовный мир человека».[4] Бодрияр добавляет, что «мы наверняка уже преодолели этот порог в сфере социального, если учесть бурный рост населения, расширение сетей контроля, органов безопасности, коммуникации и взаимодействия, равно как и распространение внесоциальности, приводящее к имплозии реальной сферы социального и соответствующего понятия. Эпицентром этой инверсии фазы, этого гравитационного провала и является современный мегаполис».

Переход от традиционных обществ к обществам индустриальным сопровождался ситуацией отрыва от корней. Это ощущение утраты целостных представлений о мире и потеря устоявшихся принципов решения проблем вызвали протест повседневного человека. Ситуация была определена как приход «массового общества» или даже как «восстание масс». Сама массовость стала уже восприниматься как основной принцип функционирования современного общества — от формирования одинаковых стандартов поведения, потребления и далее к банализации социального поведения.

Реакцией человека толпы на вызов индустриальной культуры оказалось восстановление мифологии и подключение воображения как средства проживания в мире, «переописанном» как миф. Когда юный репортер называет себя «шахидом городских джунглей», он переживает волнующее соприкосновение со священным — всего лишь копируя одежду и жесты воина.

В условиях города расцветают различные тоталитарные секты. Считается, что успех этих квазицерквей определяется дефицитом общения и архаичностью традиционных церквей, не отвечающих «все возрастающим потребностям» горожанина, особенно жителей мегаполисов. Возможно, основная причина находится в поразительном совпадении практик повседневной жизни жителя мегаполиса с телесными и духовными практиками, сознательно применяемыми тоталитарными сектами для обращения в «истинную веру».

В городе, внешне предоставленные сами себе, мы живем «за стеклом», с постоянно открытой стенкой (по Мишелю Фуко — «паноптикон»). Мы оказались в таком месте, где городские власти и комментаторы ТВ так же бесцеремонны, как вербовщики сект. Нам некуда спрятаться, и это заставляет почувствовать беспомощность сопротивления. В исследовании Р.Лифтона «Перестройка мышления и психология тотализма»[5] такое переживание всеобщей уязвимости считается решающим моментом для изменения сознания.

Интенсивность и особенности воздействия в условиях мегаполиса таковы, что их трудно приравнять к обычным (естественным) способам социализации и жизнедеятельности. Однонаправленное воздействие характерно для деструктивных культовых групп[6] — но равным образом свойственно городской среде в целом.

Когнитивная психология показывает неотвратимость медленных, постоянных воздействий. Срок адаптации к мегаполису составляет четыре-пять лет. Это скажет вам любой чиновник, прибывший в столицу из региона. Или студент, не желающий уезжать после окончания вуза из крупного города.

Основные проблемы тех, кто оказался под «железной пятой» культов, можно разделить на психические, психосоматические, соматические. Психические последствия — нарушение личностной идентичности, депрессия, страх, потеря свободной воли и контроля над своей жизнью, регресс в инфантильность. Психосоматические проблемы — расстройства сна, кошмары, пищеварительные расстройства, сексуальные проблемы, головные боли, астма, кожные раздражения. Соматические проблемы — ухудшение физического состояния, возросшая восприимчивость к несчастным случаям, болезням и общему утомлению. Добавим сюда беспорядочность в половых связях и агрессию (в том числе, направленную на детей).[7] Этот длинный список почти дословно совпадает со списком проблем горожанина.

Существует несколько основных моделей деструктивного воздействия тоталитарных групп. Классической является модель Р.Лифтона, где выделяется ряд элементов, приводящих к катастрофическому изменению сознания. На первое место ставится «жесткое структурирование окружения, в котором общение регулируется, а допуск к информации строго контролируется». Далее Лифтон развил свою концепцию, объясняя психологические механизмы, которые позволили профессиональным врачам в нацистских лагерях стать профессиональными убийцами. Лифтон назвал такой механизм «удвоением личности «— doubling self. Эти механизмы включаются, когда обычной психологической защиты (рационализации, вытеснения) недостаточно для выживания.

Новое частичное «я» действует как целостное «я», устраняя внутренние психологические конфликты. В Аушвице врач мог через удвоение не только убивать, но и эффективно организовывать свое поведение в интересах производственного процесса. Как показывает опыт «Белого братства» и ряда других сект, человека можно подвести к принятию идеи самоубийства.

Удвоение отличается от традиционных концепций «расщепленного» сознания, где «системы личности» индивида обычно действуют независимо. Здесь две «личности» знают друг о друге. Но действия «злой» половины не имеют никаких моральных последствий для того «я», которое не несет на себе зла. У взрослого, который «удваивается», присутствует элемент активного, адаптивного участия как средство приспособления к крайности.

Способность к удвоению присуща человеческой психике и даже спасительна для жизни солдата на войне, но при этом удвоение наносит тяжелейшую психическую травму человеку. Кроме того, существует социальная опасность массового «удвоения». Ведь представление о том, что у человека может быть одновременно две маски, — это тоже момент запуска процесса социального изменения. Сейчас в США говорят о настоящей эпидемии «удвоения» — до 13 % населения страны испытывают проблемы, связанные с множественностью личности.

Бодрияр ставит вопрос, является ли человек действительно социальным существом, поскольку в городах уже достигнуты пределы социальной сущности человека. «Все более плотные скопления миллионов людей на городских территориях, их совместное проживание там неизбежно ведут к экспоненциальному росту насилия, обусловленного тем обстоятельством, что в условиях вынужденного промискуитета люди как бы взаимно аннулируются. А это уже нечто противоположное социальному бытию или, наоборот, верх социальности, крайнее ее проявление, когда она начинает разрушаться сама собой». Для проникновения во внутренний мир человека тоталитарной сектой организуется специальные ситуации, в рамках которых защитные механизмы личности не эффективны:

1. Тотальный контроль над временем; практикуется физически и эмоционально напряженная деятельность, при этом дается мало времени на ее осмысление.

2. Содержание новичков в состоянии неведения.

3. Активная эксплуатация группового давления.

4. Создание у новичка ощущения беспомощности и снятие этого ощущения с помощью моделей нового поведения.

5. Подавление прежнего социального поведения и, за счет манипулирования наградами и наказаниями, достижение нового состояния сознания.

6. Использование методик, тормозящих процесс мышления (медитация, трансы).[8] Город представляет собой унифицированную систему коммуникаций между группой и вновь принятыми. Здесь на более глубоком уровне происходит попытка контролировать все сигналы извне, особенно поток информации.

«Информация — это горючее, которое мы используем, чтобы наш мозг работал должным образом… Люди попадают в ловушку деструктивных культов потому, что они не только лишаются доступа к критической информации, но и испытывают недостаток правильно функционирующих внутренних механизмов для ее обработки. Такой информационный контроль имеет впечатляющее и разрушительное влияние».[9]

Считается, что культовое обращение является результатом в основном рассчитанного манипулирования информацией, ведущего к информационной перегрузке. Но важно отметить, что речь идет об информационной перегрузке, достигаемой путем манипулирования окружающей средой новичка!

К таким технологиям относятся неожиданные изменения в диете, включающие уменьшение количества протеина; недостаток сна; изоляция и перевод в незнакомое место; эмоциональная и, следовательно, физиологическая стимуляция; запрограммированные «детские» социальные взаимодействия.

Сравним приведенные выше техники, сознательно используемые тоталитарными сектами, с телесными и духовными практиками повседневной жизни жителя мегаполиса. Человек в городе начинает жить по жесткому графику мегаполиса, который не учитывает его интересы, его психоэмоциональное состояние. От человека ничего уже не зависит. Циклы большого города оставляют нам только пять часов полноценного сна, об этом говорилось при обсуждении городского «Закона о тишине». Контроль над временем формирует т. н. «вынужденную беспомощность», а затем полную потерю автономии личности. Человек — «муравей города» — теряет экзистенциальный страх перед свободой, отпадает потребность в структурировании жизненного времени. Это имеет внешне положительную сторону — будущее кажется стабильным и предопределенным. Не только чиновнику, переехавшему в город, присваивается новый социальный статус и формируется новое социальное окружение. По сути дела это касается всех горожан.

В мегаполисе происходит замена наиболее близких человеку людей на новых «духовных сестер и братьев» — сослуживцев, отцов города и дикторов ТВ. В этих рамках всем явлениям жизни ставится в соответствие новый «культовый» смысл. Известная формула гласит: кто контролирует белок, тот контролирует разум. Питание горожан в сети фаст-фуд, широкое применение полуфабрикатов и готовых продуктов, содержащих мало протеинов, заставляет вспомнить это изречение. При ооновской норме 60–70 кг мяса в год, в СССР потреблялось 75, сейчас в среднем — 45 кг. Причем, для 10 % населения, составляющих городские низы, потребление ограничено до 15 кг в год, о чем свидетельствует главный санитарный врач Г.Онищенко.

Теперь поговорим о трансе… и транспорте. Странная психическая эпидемия охватила жителей индустриальных стран в начале прошлого века — «transpoting», наблюдение за движущимися поездами. Горожане испытывали ощущение транса от самой возможности быстрого перемещения в пространстве. Сейчас маятниковые поездки работа-дом для жителя мегаполиса составляют повседневную норму жизни и занимают не менее двух часов в день. Десять миллионов пассажиров ежедневно перевозит столичное метро, еще два миллиона привозит электричка — это телесная практика повседневности.

Андрей Платонов в «Чевенгуре» демонстрирует силу дорожной медитации: «Дванов закрыл глаза, чтобы отмежеваться от всякого зрелища и бессмысленно пережить дорогу до того, что он потерял или забыл увидеть на прежнем пути. Через два дня Александр вспомнил, зачем он живет и куда послан».

Техника медитации нацелена на демонтаж познавательного «процесса построения моделей»: «Мы легко приспосабливаемся почти к любым новым исходным данным. Новая технология, новая личность, изменения в нашей непосредственной окружающей среде быстро становятся составной частью нашей жизни, частью нашей модели внешнего мира. Этот процесс построения моделей и есть конкретно то, что следует разрушить путем осуществления медитации…»[10]

Бодрияр обращает внимание на ошеломляющую функцию места всеобщей коммуникации (аэропорта, метро) — «места, где люди лишаются своего гражданства, подданства, своей территории… бродящие в поисках опустошающего экстаза и находящие его в этом паразитарном образовании». Культовые секты имитируют типичные ролевые отношения типа гость-хозяин (т. е. член секты — неофит). Здесь чувство вины — мощный модификатор поведения — является результатом, когда неофит огорчает своего «хозяина». «Дорогие жители и гости столицы! Будьте достойны своего города!» «Коренные» жители мегаполиса, внешне ничем не отличающиеся от новичков, моделируют счастье, жизнеспособность и безусловное принятие правил игры.

Изменение сознания «новичков» происходит путем мощных социальных подкреплений. Эти подкрепления включают благоприятное мнение, похвалу и видимость процветания. Неприемлемое поведение вызывает немедленную единообразную реакцию всех лидеров группы; они все опечалены, но не гневаются. Взаимодействия в такой группе направлены на возвращение в состояния, похожие на детские. Лидер группы управляет похожим на детское поведением. Он поощряет адептов культа петь детские песенки, играть в детские игры (встреча Деда Мороза и Проводы Зимы, Конкурс на лучший карнавальный костюм), есть детские легкие закуски (Фестиваль мороженого). Тем самым групповые лидеры отучают «сектантов» (горожан) от характерных черт взрослости — от независимости суждений и личной ответственности за принятие решений.

В мегаполисах «крепкие хозяйственники» и безликие «технические специалисты» все больше уступают место настоящим «отцам города», постепенно становящимся «душой общества». Сердца избирателей завоюет не «строитель дорог» или «починяльщик метро», но тот, кто даст народу счастливое детство! Здесь главное не пережать с культуркой — авангардной плетью обуха не перешибешь. Политолог, удрученный тем, что «политик при таком ходе дел все в большей степени превращается в массовика-затейника», недооценивает простоту и эффективность воздействия практик деструктивного культа. «Я люблю вас, мои горожане! Протяните ко мне руки!..»

Дата публикации: 20 августа 2002 г.

Примечания:

1

Моисеев Н. Мегаполис и одиночество.

2

Хабермас Ю. Обоснованное воздержание.

3

Бодрийяр Ж. "Город и ненависть" Лекция, прочитанная в Москве во Французском Университетском Колледже при МГУ.

4

Моисеев, ук. соч.

5

Lifton, R. J. Thought Reform and the Psychology of Totalism, 1961.

6

Волков Е.Н. Основные модели контроля сознания (реформирования мышления) // Журнал практического психолога. М.: Фолиум. 1996. № 5. С. 86–95.

7

Там же

8

Волков Е.Н. Основные модели контроля сознания (реформирования мышления) // Журнал практического психолога. М.: Фолиум. 1996. № 5. С. 86–95.

9

Тарабрина Н.В. Психологические последствия войны // Психологическое обозрение. 1996. № 1 (2). С. 26–29.

10

Там же.