Сказки, приведенные в этой главе, помогут в кризисные периоды жизни человека, в то время, когда он ощущает потребность осмыслить события своей жизни, изменить взгляд на мир и самого себя, «перестроить» систему ценностей.

Психолог, сказкотерапевт, может использовать эти сказки в следующих случаях:

• когда у клиента есть потребность осознать свое предназначение, свое место в мире, понять свои устремления и подобрать соответствующие им средства достижения;

• когда у клиента меняется отношение к миру, он решает для себя: что принять как данность, чему доверять, что активно изменять;

• когда клиенту нужна помощь в оценке и интерпретации событий своей жизни;

• для выявления личностного ресурса;

• в разговоре об общечеловеческих ценностях.

Вопросы для размышления и обсуждения:

• Какой отклик вызвала у вас эта история?

• О чем, по вашему мнению, эта сказка?

• О чем, быть может, вам захотелось поразмышлять или поговорить после этой сказки?

• Как вы думаете, к чему стремились герои этой истории? Добились ли они того, чего хотели? Что помогало и что мешало им на пути?

• Согласны ли вы с тем, как закончилась эта история? Если да, то какая закономерность привела героев к такому финалу? Если нет, то как, по-вашему, должна была закончиться эта сказка и почему?

• Взяли бы вы что-то важное для себя из этой истории? Если – да, то что?

В одном месте в одно время жили как-то четыре мечтателя, и все они считали себя несчастными. Один был король. Власть, богатство, слава пресытили его, и он мечтал быть простым садовником, чтобы выращивать цветы. Другой был принц, который грезил троном и хотел быть таким же великим королем, ка-ким видел своего отца. А в их парке, окружающем дворец, жили еще двое фантазеров – прекрасная Садовница и ее дочь. Садовница преклонялась перед блеском и пышностью королевской жизни, втайне мечтая видеть своего ребенка принцессой, и воспитывала ее так, словно это уже было на самом деле. А ее дочь, напротив, очень любила дело своей матери и кроме как садовницей никем не хотела становиться.

И вот однажды Король, желавший счастья сыну, лишил его наследства и повелел отправиться в самый глухой уголок страны. Там, в окружении дивной природы, среди лесов, гор и озер Принц должен был учиться красоте. В небольшом охотничьем домике с садом и теплицами Принцу надлежало жить и выращивать новые сорта цветов. Чтобы придать ему больше усердия, Король обещал вернуть ему право на престол, если он вырастит самые прекрасные розы на свете. Некому было заступиться за Принца. Его мать скончалась еще в пору его детства. Проклиная судьбу и отцовскую заботу, он был вынужден покориться. И вот как-то Король, прогуливаясь по парку, случайно встретился с дочерью Садовницы. Она была так мила, что он залюбовался ею. Воспоминания о королеве, о любви наполнили душу владыки. Когда-то ему очень хотелось иметь дочь… и тут-то его осенила идея. А почему бы ему вновь не воспользоваться своей властью и не сделать все, как ему надо? Отправил же он сына набираться ума и приобщаться к красоте? Не откладывая решения в долгий ящик, Король отправился к Садовнице и тут же получил согласие удочерить прелестную девушку. Не прошло и нескольких дней, как жителей страны оповестили, что вместо Принца у них будет Принцесса, которая и наследует престол.

Трудно представить себе, как ликовала теперь Садовница. Она поселилась во дворце и, облачившись в роскошные бархатные платья, могла с успехом соперничать даже с собственной дочерью, а не только с придворными дамами. Честолюбивые фантазии уже рисовали ей не только место первой дамы двора, но и королевские регалии. В самом деле, почему бы, удочерив ее дитя, королю не сделать предложение ей самой?

Меж тем новоявленная Принцесса отнюдь не разделяла восторгов матери. Да, она подчинилась ее желанию и воле Короля, но это вовсе не сделало ее счастливой. Единственным утешением ее были минуты, когда она сбегала в сад, чтобы продолжать ухаживать за своими цветами. И вот однажды случилось так, что Принц, тосковавший по дому, вернулся обратно и тайно проник во дворец, чтобы родные стены поддержали его дух. Прекрасной Садовнице тоже не спалось в эту ночь, и она разгуливала по галерее в надежде встретиться с Королем. Лунное сияние, проникавшее в высокие стрельчатые окна, заливало все волшебным светом и рождало самые невероятные чувства. В роскошном пустом зале, где обычно происходили торжественные приемы, Садовница пустилась танцевать, а затем, достав корону дочери, надела ее и уселась на тронное место. Она и не подозревала, что кто-то за ней наблюдает. Но свидетелем ее прелестных шалостей оказался Принц. Он был молод, горяч и, приняв Садовницу за ту самую Принцессу, которую удочерил его отец, немедленно влюбился. Еще через мгновение он пал к ее ногам, осыпая признаниями вперемежку с упреками, что она похитила у него отца, корону и наследство. Испуганная Садовница вначале не знала, как себя вести, но потом быстро пришла в себя. Коленопреклоненный Принц, напоминающий своего отца в молодости, объясняется ей в любви?! Головка ее закружилась от счастья, и она не стала отнимать от него своих рук, которые он покрывал поцелуями и слезами. Утро едва разлучило их, но оба жаждали нового свидания. Итак, Принц тайно обосновался поблизости от дворца. Садовница размышляла, как бы помочь ему вырастить лучшие в мире розы. А Король? Король тем временем проводил время со своей названой дочерью. О, сколько тайн своей души открыл он ей, сколько очаровательных сказок узнала она! За беседами они забывали о завтраке, обеде и ужине. Долгие часы длились рассказы Короля, а Принцесса слушала их, затаив дыхание.

Шло время, и, чтобы пресечь сплетни и злые толки, Король решил устроить турнир, дабы самому отважному рыцарю вручить руку Принцессы. Узнав об этом, бедный Принц пришел в ужас. Ведь он так и не догадался об истине. Неужели его возлюбленная Принцесса будет принадлежать другому? Презрев ослушание, он явился к отцу и заявил, что любит Принцессу и просит отдать ему ее руку. Король пришел в ярость:

– Вы все-таки решили усесться на трон во что бы то ни стало. Как вы могли полюбить Принцессу, если никогда не видели ее? – гневно вопросил он. Могли Принц бросить тень на свою возлюбленную? Нет. И он молчал. Король вновь прогнал его прочь от двора.

В день турнира много знатных юношей съехались попытать свое счастье. И, конечно среди всех выделился неизвестный рыцарь, нежелающий до конца турнира поднять забрало. Никто не мог устоять перед его отчаянной доблестью, и еще до конца турнира всем стало ясно, что победителем окажется именно он. Король внимательно следил за поединками и выражал поощрение его успехам. Внезапно брови его нахмурились. Как же это он не догадался, что храбрый рыцарь – его собственный сын? Конечно же, Король мог гордиться Принцем, но он в третий раз ослушался отца и снова боролся за корону! Возможно ли стерпеть такую дерзость? Сказавшись нездоровым, Король покинул турнир. Не прошло и получаса, как на ристалище выехал новый рыцарь, чтобы сразиться с победителем. Долго длился равный бой. Рыцари сошли с коней и скрестили мечи. Пыль стояла столбом, ничего не было видно, до зрителей лишь доносился звон, словно кто-то торопливо ковал железо. Наконец раздался особенно громкий Удар. Последний соперник пал, и снова победителем оказался незнакомый рыцарь. Тяжело ступая, он приблизился к герольдам. Они протянули ему венок из золотых цветов. Рыцарь взял его, подошел к трибуне и положил к ногам прекрасной Садовницы, которая сидела рядом с принцессой. Однако не успел он произнести слово, как его противник, лежавший на ристалище, вскочил и закричал, что бой еще не окончен.

Снова засверкали мечи, но на этот раз счастье изменило неизвестному герою, и он в свою очередь растянулся на земле. Король, а это был он собственной персоной, стал оглядываться, ища венец победителя. Увидев его на коленях у Садовницы, он крайне удивился и протянул к ней меч. Растерянная дама вместо золотого венца одела на его оружие венок, сплетенный из живых благоуханных роз. Их накануне турнира принес ей Принц. Король готов был разгневаться, но вместо этого восхитился цветами.

– Это самые лучшие розы в мире! – произнес он и передал их Принцессе. – Откуда они?

– Их принес ваш сын! – ответила дрожащая Садовница.

– Ну что ж, видно это судьба! – промолвил Король. – Приведите Принца в чувство. Я возвращаю ему престол и корону, но, поскольку он побежден, то дело самой Принцессы принять его предложение или отвергнуть.

Принцесса молчала. Принца быстро поставили на ноги.

– Чьей же руки вы просите? – спросил недоумевающий Король.

– Отец, – сказал тот, вновь с удивлением переводя взор с Принцессы на Садовницу и обратно. – У вас, оказывается, две принцессы! Глаза мои разбегаются, но сердце не обманывает. Вот мой выбор! – и он склонился перед Садовницей.

– Фу, – сказал Король. – Довольно с меня этих чудес. Оставайтесь править страной, а я отправлюсь на ваше место. Если вы не поняли своего счастья, то я совсем не обязан отказываться от своего, прощайте! Нет больше Короля, а есть Садовник!

От повернулся и пошел прочь. У самого выхода из столицы его нагнала Принцесса.

– Ваше величество, ваше величество, – залепетала она. Король не отвечал.

– Господин Садовник, – вновь обратилась принцесса. – Не будете ли вы так добры взять меня с собой? Я тоже хочу выращивать самые лучшие розы в мире.

– Да сумеете ли вы? – с сомнением спросил Король.

– Наверное, да. Ведь те розы, что вы признали лучшими, вырастила я в вашем саду. И сегодня ночью принц изволил из срезать.

Мог ли после этого Садовник отказать ей, судите сами.

Наверное, невозможно описать словами впечатление от этого лица. Высе-ченное из песчаника, оно хранило в себе невыразимую тайну и очарование пустыни. Да, конечно, жестоко солнце, сух и безжизнен зыбучий песок, но какие миражи рождает это дно земли, какие истины открывает оно, что пророки УХОДЯТ за ними прочь от людей, прочь от любой иной стороны жизни. Кто из поэтов Востока не пел в своих стихах красу пустыни? В утренние часы, когда она обнажает свою наготу из-под синеватой дымки, в которой прячутся последние следы ночных сновидений. В полуденный жар, когда в раскаленном воздухе плавают безумные глаза джиннов, когда в белизне песка и солнечных лучей жизнь и смерть перестают различать друг друга. В вечернюю пору, когда гряды дюн отбрасывают тени с такой нежностью, словно художник, затаив дыхание, изображает бессмертную красоту засыпающих богинь. В ночное время, измеряемое звездами и зеркалом небес, в которое глядится сам Создатель вселенной…

Так голова девушки, еще не простившейся с детством и уже шагнувшей в пору трепетной женственности – в ней, говорю я, в ее улыбке воплотилось лицо самой пустыни во всей ее роскоши и убийственной беспощадности. И не потому ли, вглядываясь в этот скульптурный портрет, я вдруг обнаружил за прозрачностью ее черт еще одно лицо. Столь же нежное, как и первое, оно принадлежало уже юноше и таило в себе тихую грусть. Я на мгновение закрыл глаза, а затем снова вгляделся в портрет. Эффект двойного лица повторился, но в ином варианте. Теперь уже девушка была печальна, а юноша улыбался… Лица поочередно меняли свои выражения, а я, не понимая этой загадки, чувствовал, что близок к расстройству разума.

Никто из сотрудников музея не мог дать сколь-нибудь удовлетворительных сведений об этом произведении, пришедшем из тьмы веков. «Голова египетской принцессы…?» – сухо именовался портрет, в конце стоял вопросительный знак. Ни даты, ни имени, ни места, где был найден портрет, чтобы связать его с какой-либо династией…

Проходило время, а голова прелестной египтянки словно поселилась в моей душе и стала почти навязчивостью. В каких глубинах моего подсознательного пролегла трещина, и сквозь нее просочились воды иного мира, чтобы поколебать то, что я считал реальностью? Я стал искать особый смысл за обычными вещами, я вглядывался в лица окружающих, пытаясь увидеть за ними что-то еще, новое и неизвестное мне. Мне стало казаться, что в бесконечном кружении вселенной повторяются одни и те же события. Время движется не вперед, а по кругу, и возвращает нас в давно прожитые жизни. В них мы встречаем уроки, которые не сумели понять и выучить. Снова и снова мы повторяем свои ошибки либо находим новые верные пути.

И вот каждый шаг мой стал повергать меня в долгие и мучительные раздумья. Верно ли я поступаю? Что принесет мой выбор? Рухнут ли чьи-то царства, если я ошибусь? Восстанут ли в красоте и мудрости иные народы, если я поступлю правильно? Продолжать так жить дальше не было сил. Отлично зная корень всех моих несчастий, я решил либо выкинуть из своей души впечатления от египтянки, либо пробиться сквозь него к разгадке этой двойственности. Почему улыбка девушки скрывала печаль юноши? Что за смысл заключается в их игре, когда они менялись местами? Имея некоторые художественные способности, я взялся за глину.

Старый, но верный способ избавиться от впечатления – вновь пережить его и выплеснуть свои чувства, выразив их тем или иным способом. Итак, я взялся за глину, чтобы затем перейти к камню. Голова египтянки, извлеченная из моей памяти, заколебалась передо мной в зыбком тумане. Страх охватил меня, когда я вдруг осознал, что вижу не каменное изваяние, а лицо из живой человеческой плоти.

– Или! – сказала она, обращаясь ко мне, и я всем существом своим откликнулся на это имя. – Время идти, караван ждет тебя! – снова прозвучал ее голос, в сравнении с ним звуки арфы показались бы шепотом ветра. О, воистину было время идти, не зная куда, не ведая дороги, не предполагая, кончится ли путь и если да, то чем.

Никто из придворных фараона не знал, зачем собрались к нему жрецы и звездочеты, но смутная тревога поселилась во дворце. Мешаясь с домыслами, поползли из дворца слухи – один фантастичнее другого, и лица людей темнели от предчувствий. Говорили, что Озирис выпустил из рук своих судьбы Египта, что Изида в гневе и печали покинула своего царственного супруга, и ныне страна обречена на гибель. И уже на базарах шептали о том, что вместо светлых аистов какие-то стаи черных птиц спустились на великие пирамиды, а воды Нила переполнились крокодилами, которые стали выходить на берега и нападать на людей.

Во всех предзнаменованиях и слухах в действительности была истина.

Мудрецы, сошедшиеся у фараона, сообщили ему, что знаки звезд вещают конец его царствию, конец его династии и самому Египту. Волны диких народов захлестнут священную землю, и лишь пирамиды останутся памятью египетской культуры и цивилизации.

– Что делать? – спросил фараон. И каждый из мудрецов подходил к фараону и шептал ему свои совет??, но ??ор??ины на светлом лице владыки не рассеивались, но лишь сгущались. Наконец последний из жрецов приблизился к нему, когда другие покинули покои фараона.

– Внемли, о Сын Солнца! – громко сказал он. – Нет проклятия богов на землях Египта, но пришел срок дать дорогу иным народам. В древних книгах о началах Египта говорится о связи его с иными звездами, что поделились с ним своей культурой и знаниями. Все, что дано было когда-то, должно вернуться обратно обогащенным опытом Земли. Ныне из далеких миров Вселенной идут на Землю посланцы звезд, что оплодотворили Египет. Возьми самое драгоценное, что есть в вашей стране, и отдай посланцам.

– Что я могу вернуть звездам, кроме знаний, которых у них гораздо больше, кроме богатств, которые лишь горстка пыли рядом с тем, что имеют они, кроме созданий красоты, которые выросли из семян, что послали звездные люди? Ах, как беден я среди всего, что окружает меня! Но я пошлю самое драгоценное, что имею, – мою дочь. В ней кровь всех династий, в ней красота моего народа, в ней душа, которая впитала тепло земли и свет тех звезд, к которым мы устремлялись, – ответил фараон.

– Мудрость фараона дает надежду на спасение, – молвил мудрец, склоняя голову. – Ты опередил мой совет. Я знаю, что с посланцами должен прибыть Звездный принц и Любовь как высший дар Земли увенчает его путь и будет драгоценным цветком в садах иного мира.

И вот фараон стал спешно готовить в путь караван. Он должен был идти в пустыню и искать встречу со звездными посланцами. Вместе с главным в путь должны были пойти еще два каравана, их целью было сбить со следа врагов царства. Все три каравана готовились в путь одинаково, и никто не знал, в каком из трех будет принцесса. Могучие воины, опытные проводники, мудрейшие из звездочетов входили в каждый караван, и фараон был доволен. Однако в последний момент снова пришел к нему советник.

– Я надеюсь на успех, как и ты, владыка! – сказал он. – Но никто не может знать нити судьбы. Сколько смешалось народов и династий на земле Египта, и, быть может, предвещаемый конец царствия уже произошел столетия назад. Также вероятно, что звездные посланцы могли заблудиться или опоздать к сроку. Время вселенной исчисляется не земными днями. Час и тысячелетие неразличимы в пространстве мира, и тогда наши караваны обречены на гибель. Потому найди среди твоего народа счастливых людей, и пусть они сопровождают караван вместе с теми, кто обладает силой и знаниями.

Фараон согласился, и на следующий день слуги его бросились отыскивать счастливых людей. Всю страну обыскали они на быстрых конях, но нашли лишь одного счастливого человека. Звали его Ипи, был он пастухом и не знал родителей своих, как не имел и дома. Еще ребенком нашли его в пустыне и воспитали добрые люди. Соседи считали, что он не совсем в своем рассудке. Что бы ни посылала ему судьба, за все он благодарил небо, и улыбка не сходила сего лица, даже когда он терял стадо или голодал. Может быть, в иной момент слуги фараона усомнились бы представлять его фараону, но иного счастливца не было.

– Что ж, я верю тебе, и так же, как каждому, кто собирается сейчас в путь, вручаю тебе самое драгоценное, что есть в моей жизни. Доставь караван к цели, и твое имя высекут у подножья великих пирамид.

– Я сделаю все, что смогу! – сказал юноша.

Три каравана вышли среди глубокой ночи из трех ворот и двинулись в разные стороны пустыни. В каждом караване была девушка с закрытой маской лицом, но никто не знал, которая из них – дочь фараона. Прошло много времени, и под жаркими лучами солнца стали таять надежды каравана, где шел Ипи. Сражения с туарегами, бесконечный путь, редкие оазисы и главное – незнание того, где и как завершится их странствие. Молчали звезды, и мудрецы умирали с открытыми глазами, не вынеся тягот пути, не найдя ответа. Вдвое сократился караван, но возвращение было немыслимо.

Один Ипи сохранял ясность в душе. Судьба подарила ему радость на этом пути. Однажды на рассвете он увидел лицо девушки, которую они сопровождали. Сна, очевидно, взошла на высокую дюну и заснула. Маска сползла с ее лица, и Ипи не мог оторвать от нее глаз. Жизнь обрела для него смысл, и тайно мечтал он о том, чтобы их путешествие никогда не кончалось. Иные мысли были у других. Как-то вечером Или стал невольным свидетелем того, как храбрый воитель, одержавший немало побед и включенный фараоном в список сопровождающих караван, подошел к девушке:

– Наш путь бесцелен, принцесса, люди гибнут, и даже верблюды отказываются идти дальше по пустыне. Ты молода и прекрасна. Я предлагаю тебе свернуть с дороги, оставив караван своей судьбе. В семи днях пути отсюда есть оазис, и я знаю это место. Там мы найдем приют и отдых. Затем мы уйдем к берегам моря. У нас достаточно золота, чтобы прожить безбедно. Решайся, принцесса!

– Ты хочешь нарушить волю фараона? – спросила девушка.

– Фараон и сам не знал, куда нас посылает.

– Нет, безумец, я останусь с караваном! – воскликнула девушка.

Он протянул к ней руку и тотчас отдернул: золотая лента на голове девушки вдруг шевельнулась и полыхнула огнем. В одно мгновение она превратилась в маленькую кобру и метнулась к воину. Он упал, даже не успев вскрикнуть.

Меж тем положение каравана действительно было отчаянным. Кончались запасы воды, и люди не знали, куда идти. Один из жрецов подошел к Ипи:

– Наши знания исчерпали себя. Теперь твой черед вести караван. Может, твое счастье окажется более верным, чем наша мудрость.

И Ипи встал во главе каравана. Воистину, судьба проявила к нему больше милосердия, чем к кому-либо другому. Он находил колодцы, заброшенные оазисы, и люди поверили в него. Однажды утром Ипи проснулся раньше других и, как обычно, побежал вперед разведывать дорогу. Солнечный луч словно уплотнял песок под его ногами, превращая его в твердую тропинку. Внезапно он споткнулся обо что-то и, наклонившись, увидел маленького скарабея. Жучок еле шевелил лапками. Ипи положил его на ладонь и двинулся вперед. Внезапно скарабей кольнул его, юноша Увидел, что жучок находит на его ладони бороздки и ползает по ним. Как он догадался, скарабей управлял им. Ипи, следя за движениями скарабея, шел, как ему показывали. Как ни мал был жучок, но здесь, в пустыне он был путником, которому надлежало помочь добраться до цели. Наконец, скарабей соскользнул с его ладони и очутился на земле. Или улыбнулся ему и собирался идти. Гигантский простор неба и пустыни захлестнул его, и он почувствовал одиночество. С печалью взглянул он на свою ладонь, где недавно был маленький жучок. На безымянном пальце его, соперничая с голубизной неба, сияло бирюзовое кольцо с изображением скарабея. Задумчиво продолжая путь, Ипи вдруг увидел на вершине одной громадной дюны фигуры двух людей. Приблизившись к ним, юноша обнаружил двух стариков, сидящих друг против друга. Один был в черном тюрбане, другой в ослепительно белом. Вежливо приветствовав их, Ипи спросил, чем заняты они среди пустыни.

– Юноша, – ответили они, – на закате дня здесь пролетит стрела счастья, и если кто-нибудь поймает или остановит ее полет, может загадать три любых желания. Если хочешь испытать судьбу, садись с нами и жди.

Солнце поднялось высоко, и идти с караваном не представлялось возможным. Ипи остался со стариками. На закате тонкий свист раздался в воздухе. Старики воздели руки и запрокинули головы, пытаясь определить, с какой стороны летит волшебная стрела. Ипи также поднял руку, совсем не рассчитывая на удачу. Внезапно что-то ударило в бирюзовое кольцо на его пальце, и, сжав ладонь, он ощутил в ней раскаленное древко стрелы.

– Скорей загадывай желания! – закричали в один голос старики.

Долго ли нужно было думать юноше? Он мечтал о прекрасной дочери фараона и хотел, чтобы она тоже полюбила его. Но в последний момент он опомнился. Имел ли право он навязывать свое чувство сердцу принцессы? Лик фараона встал перед его внутренним взором, он вспомнил завет своего владыки привести караван к цели.

– Я хочу, чтобы караван нашел того, кого мы ищем в пустыне! – воскликнул он и замолчал.

– Что ты молчишь, глупец? Стрела сожжет твою руку. Скорей загадывай следующие желания!

– Нет! – ответил Ипи. – Мне больше ничего не нужно. Я отдаю вам мои возможности. – И он протянул им волшебную стрелу.

Старик в черном схватил ее и, обратив лицо к солнцу, произнес:

– Я желаю узреть истину! – Мгновенно лицо его словно озарилось изнутри, и он пал на песок мертвым.

Второй старик в белом взял стрелу:

– Для меня истина в любви, и я хочу стать самой любовью!

И стрела, вырвавшаяся из его рук, продолжила свой полет. Сам же старик вспыхнул голубым пламенем. И вот, вместо него из глубин дюны поднялась струя холодной и чистой воды. Сверкающий в солнечных лучах фонтан разливался по песку. На глазах Ипи земля покрывалась травой и цветами, в пустыне появился новый оазис. И к нему уже спешил какой-то усталый караван.

– Да благословит тебя небо, добрый юноша! Мы шли по твоим следам и добрались до оазиса, – обратились к нему путники, – как ты узнал, что здесь есть родник?

– Я шел путем скарабея, – ответил юноша.

– Тогда ты воистину счастливый человек. Позволь коснуться тебя и принести тебе дары, – сказали люди из каравана.

– Спасибо, – ответил Или. – Но я ни в чем не нуждаюсь.

– Что ж, мы будем ждать того часа, когда сможем исполнить твою просьбу, – сказал предводитель каравана, и они расстались.

Ипи вернулся к своим спутникам, и снова они двинулись в бесконечный путь. Меж тем лицо принцессы так глубоко запало в душу юноши, что, пользуясь долгими остановками, он стал высекать его из найденного им камня песчаника. Оно помогало ему сохранять радость жизни и счастье этих дней, оно вело его к цели.

И однажды они достигли ее. С удивлением Или обнаружил, что, совершив гигантский круг по пустыне, они вернулись к тому оазису, что возник на глазах его. Караван, которому он помог найти путь к воде, еще оставался на месте, и, оказывается, ждал их. Увидев Ипи и его спутников, люди развернули драгоценные ковры на песке и, став по сторонам, склонили головы. Принцесса сошла с верблюда и первой шагнула на ковер.

– Твой путь окончен, дочь фараона! Мы искали и ждали тебя много дней, и лишь случай столкнул нас с твоим проводником, который приносит счастье. Теперь наступил твой черед. Мы посланцы дальней звезды, и тайна скрывает каждого из нас от возможных врагов. Твое сердце, принцесса, должно указать нам того, кто пришел за тобой и чьей избранницей ты должна быть.

На закате дня на вершину холма принесли хрустальное зеркало.

– Пусть отразится в нем тот, кто царит в сердце дочери фараона и является принцем дальней.звезды! – возгласил предводитель каравана.

И в глубине волшебного зеркала в сверкающей короне на голове появилось изображение Ипи.

– О Господин! – молвил старик. Мое сердце почувствовало тебя еще в первую нашу встречу, но я не мог довериться ему и ждал. Теперь уж ты не откажешься от нашей благодарности! Ведь ты должен вести наш караван сквозь звездные просторы.

И прозрела память счастливого Ипи, и понял он, что душа его опередила тело и воплотилась на земле, дабы исполнить волю предков и привести принцессу в иные миры. И вот глубокой ночью по серебристой звездной дороге поднялся в воздух караван Ипи и растаял во мраке. И лишь голова египетской принцессы осталась на земле как память о тех событиях.

В одной стране, которую вы напрасно стали бы искать на карте, жил принц. И при том удивительный. Он удивлял своих родителей, мудрого короля и прекрасную королеву. Он удивлял своих верных придворных и всех жителей своего королевства. Что бы ему ни предложили, он неизменно задавал вопрос: «Зачем?» И совершенно невозможно было на него ответить.

– Ваше высочество, вы должны постигнуть много, много наук, – говорили принцу.

– Зачем? – спрашивал он.

– Чтобы много знать.

– Зачем?

– Чтобы мудро управлять страной и прославить свое имя.

– Зачем?

Его наставники в конце концов терялись и сами начинали думать про «зачем».

– Ваше высочество, – обращались к принцу министры. – Вы не соблюдаете этикет. Ездите без свиты. Ваша одежда заставляет краснеть самого короля. И вы всегда опаздываете к обеду. Ваше поведение бросает тень на королевское достоинство, а оно должно сиять, подобно солнцу, без единого пятнышка.

– Зачем? – спрашивал принц. И когда охрипшие министры наконец умолкали, не в силах убедить его, он улыбался и уходил.

В своем замке принц чувствовал себя прекрасно. Он приказал убрать все часы.

– Время не трогает тех, кто забывает о нем, – заявил он своим приближенным.

Лучшим занятием для себя он считал пускание мыльных пузырей и игру с солнечными зайчиками. Как на него ни сердились, однако вскоре должны были признать его забавы очень даже милыми. Еще бы, ведь принц умел среди зимы устраивать радугу, от его бесчисленных пузырей становилось веселее жить. Солнечные зайчики не оставляли темноты ни в одном уголке, и это прекрасно прогоняло любые печальные мысли.

Тем не менее принц вызывал серьезную озабоченность, гонцы один за другим спешили с докладами о нем.

– Их высочество изволили сегодня заснуть прямо на камнях у моря.

– Их высочество изволили целый день разглядывать простой колокольчик.

– Их высочество позавтракали с каким-то простым рыбаком.

Ясно, что у короля голова шла кругом от всех этих забот. Наконец министрам пришла блестящая идея, с которой они и явились к королю.

– Ваше величество, известно ли вам, что сын ваш прослыл в народе разочарованным принцем? И все потому, что он ничего не хочет делать. Мы нашли выход, и притом единственный. Чтобы исправить положение, надо его очаровать.

– Каким образом? – спросил король.

– Вы повелите ему отправиться за море добывать прекрасную принцессу. Он, несомненно, очаруется, мы его женим, и все пойдет как надо.

Как ни сопротивлялся принц, ему все же пришлось собираться в путь. Король и королева вышли его проводить, и на глазах у них блестели слезы. Корабль поднял якорь, и ветер надул его парус.

– Зачем? – крикнул принц, стоя на капитанском мостике.

– Чтобы ты стал счастлив, – отвечал король.

– Но я и так счастлив.

– Ну, чтобы мы успокоились и стали счастливы, – подумал король.

И вот приплыл принц к зловещим скалистым берегам. Стаи воронья с хриплым карканьем кружились над черным замком волшебника. Сам он стоял на самой высокой башне. Бархатный плащ уродливым горбом развевался за его плечами, и закатное солнце окрашивало его в цвет крови.

Уже семнадцать лет злодей держал в плену юную принцессу. Он создал ее прекрасной в противовес своему безобразию. Утренняя заря пожертвовала лучи для ее кожи, лилии поделились своей белизной, гладиолусы – стройностью, розы – благоуханием. В общем, это была прекраснейшая из принцесс, когда-либо рождавшаяся в мире. Волшебник был от нее без ума и сражался с отчаянным упорством.

– Послушай, давай кончим бой, и я уеду обратно, – сказал принц, которому стало жалко волшебника.

Злодей так удивился, что долго не мог сказать ни слова.

– Нет, так нельзя, – наконец промолвил он. – Я знаю, что мое дело кончено, и ты должен победить меня.

– Зачем? – спросил принц.

– А затем, – рассердился волшебник, – что, если я одолею тебя, сюда сразу же явится толпа храбрых рыцарей и будет за твою смерть мстить, а –потом начнет делить принцессу. Сколько же еще прольется крови, и неизвестно, в какие руки попадет мое дитя. А ей я меньше всего желаю зла.

И, кажется, впервые принц был удовлетворен ответом. Волшебник скоро сдался. Они дружески простились, и принц торжественно возвратился домой. Пышно отпраздновали свадьбу принца и принцессы. И казалось, что перемены должны вот-вот наступить. Теперь стоило принцу задать свой обычный вопрос: «Зачем?», как принцесса тут же отвечала: «Я так хочу, этим ты докажешь свою любовь ко мне». «Зачем?» – шептал бедный очарованный принц, но его уже не слушали.

Все становилось на свои места. Только улыбка больше не появлялась на губах принца, и голос его потерял звонкость. Пришла весна, и принц стал снова пропадать на берегу моря.

– Ты уже не хочешь видеть звезды на дне моих глаз? – спрашивала принцесса.

– Зачем? – отвечал принц. – Я вижу их достаточно в небе, и они ничем не хуже твоих.

– Наша казна опустела, и я не могу заказывать себе новые платья каждый день. Ты должен пойти на войну, – говорила принцесса.

– Зачем? Ведь солнце не меняет своего наряда, а кто может сравниться с его красотой?

И опять принца стали звать разочарованным. Но ко всему прочему он становился опасен. Уже столько людей начали, подобно ему, задавать вопрос: «Зачем?»

И вот опять собрались министры. Король и королева уже скончались, а потому приговор принцу был очень жестоким.

Принцесса не прощала обид. Это был ее единственный недостаток. В остальном же она оставалась абсолютно прекрасной. Решено было отправить принца на голый необитаемый остров, дабы он смог там одуматься. Когда ему это объявили, он впервые не задал своего вечного вопроса.

Прошел год. Целая флотилия богато разукрашенных кораблей двинулась к острову, куда был сослан принц. Без него в стране все пошло как надо, но стало невероятно скучно. Даже принцесса с нетерпением ожидала конца изгнания разочарованного принца.

Когда, наконец, суда бросили якоря у острова, то капитаны с удивлением обнаружили, что необитаемый пустынный остров превратился во что-то чудесное. На нем росли пальмы, благоухали цветы, порхали разноцветные бабочки, пели птицы.

И самое необыкновенное было то, что цветы напоминали глаза принца, веселые ручейки сверкали, как его улыбка. Ветер пел в ветвях деревьев любимые им песни, волны бились, как его сердце. Но самого принца нигде не нашли.

И только когда корабли поздно вечером отчалили от острова, им вслед раздался вздох, и берег произнес имя принца.

– Уж не превратился ли он сам в остров? – подумала принцесса, – Но тогда его ни за что не назовешь разочарованным.

Была когда-то страна Полуденного Солнца и правил ею Грозный Король. Он считал себя реалистом, потому что всегда отлично знал, чего ему хочется, а чего нет. Самое главное в жизни – Сила, считал он. Тогда можно действовать по своему разумению, а не входить в какие-то обстоятельства, ждать каких-то условий. «Там, где сила, там и погода», – была его излюбленная поговорка. Надо ли говорить, что, взойдя на престол, он создал самую сильную армию, и все соседи боялись его. Вероятно потому он и получил прозвище Грозного. Кто бы осмелился перечить его воле и желаниям? Ведь, подобно солнцу в зените, он мог сжечь своими лучами любого противника.

Но надо же, что за морем, на другом берегу располагалось королевство Полнолуния, и царствовал в нем король-мечтатель. Он был полной противоположностью Грозному Королю, Я любил искусство, поэзию, ненавидел насилие и войны. В тот суровый век эти качества не были в чести, и многие за спиной короля считали его просто Робким. Наверное, его воинственный сосед давно завоевал бы его страну, если бы их не разделяло море. Но Грозный Король любил всегда чувствовать под ногами твердую почву, а не зыбкое колыхание палубы. У Грозного Короля была дочь, в которой он не чаял души, но природа обделила ее красотой. Нет, она не была уродливой, но тайная ненависть, которую испытывали соседи к ее отцу, заставляла явно преувеличивать слухи о ее непритязательной внешности. Дошло до того, что сам король стал поглядывать на свою дочь с нескрываемой жалостью. Тем не менее он готов был на все, чтобы сделать дочь счастливой. Приближалось совершеннолетие принцессы и, когда речь зашла о ее замужестве, король недвусмысленно заявил, что он не позавидовал бы тому, кто отказался бы претендовать на руку его дочери.

Можете себе представить, какая паника поднялась в соседних королевствах! Всех свободных принцев немедленно переженили.

Даже пожилые короли-вдовцы поспешили вновь наложить на себя брачные узы. В конце концов, когда наступил день рождения принцессы, к ней явились гонцы со всех сторон света с подарками и пожеланиями, но не нашлось ни одного, кто сделал бы ей предложение. Грозный Король был в ярости, а принцесса в слезах. И вдруг трепетавших советников осенила мысль. Ведь король-мечтатель из страны полнолуния был неженат. То ли его рассеянность, то ли извечная робость мешали ему сделать выбор. Так или иначе, но он оказался единственным, кто мог бы удовлетворить желание Грозного Короля видеть свою дочь замужней и счастливой.

Более тридцати кораблей, набитых вооруженными рыцарями, отправились гонцами в страну Полнолуния. Если король посмеет ослушаться, его надлежало схватить и силой доставить ко двору! – гласил суровый приказ. Гонцы прибыли, и Мечтатель, стараясь сохранить достоинство, последовал вместе с ними в королевство Полуденного солнца. Жениться ему совсем не хотелось. А иметь дело со столь бесцеремонными родственниками и того меньше. Потому, прибыв ко Двору Грозного Короля, он воспользовался суматохой и ночью сбежал в свою страну, даже не повидав принцессы.

Наутро, когда был назначен прием, вместо жениха нашли коротенькую записку, где Король-мечтатель рассыпался в извинениях и сообщал, что неотложные дела требуют его немедленного присутствия у себя на родине. Придворные ахнули, дамы упали в обморок, воины схватились за оружие. Никто не сомневался в предстоящей войне. Спустя несколько дней весь флот страны Полуденного солнца вышел в море и направился к противоположному берегу.

Меж тем в королевстве Полнолуния третьи сутки подряд заседал высший совет. Министры, недовольные поведением короля, вовлекшего их в войну, в один голос заявляли, что повелитель должен выступить навстречу врагу и как рыцарь умереть в сражении. Короля отнюдь не утешала такая перспектива.

– Почему вы заранее говорите о поражении и почему я должен умирать? я не хочу ни того, ни другого.

– Посмотрите на вещи реально, ваше величество, – отвечали придворные. – Наши войска не обучены, и к тому же их втрое меньше, чем неприятельских.

– Но мы же находимся в своей стране, стране Полнолуния, мечтаний, грез и чудес, – возражал король. – Зачем же нам равняться на противника? Ладно, я сам возглавлю войска и поведу войну. Однако мы применим свою тактику, чтобы избежать лишней крови.

– Какова же будет тактика? – спросили изумленные министры.

– Мы будем отступать! – ответил король. – Отступать, пока не измотаем врага! – Придворным ничего не оставалось, как развести руками.

И вот началась самая странная война в мире. Целые дни, недели, месяцы войско Грозного короля гонялось за войском противника. Они по кругу колесили по всей стране, но ни разу им не удалось поймать беглецов и скрестить оружие. В конце концов эта игра в догонялки настолько надоела обеим сторонам, что войска постепенно стали рассеиваться. Люди потихоньку снимали с себя, оружие и разбегались по домам. Вскоре едва ли сотня рыцарей продолжала с Грозным королем преследовать короля Мечтателя, за которым следовало тоже не больше сотни воинов.

Столь равные силы придавали все больше мужества рыцарям Полнолуния, и все настойчивее они требовали от короля, чтобы он, наконец, остановился и дал бой врагу. Но он все медлил. Дело в том, что по ночам, когда он полуспал полугрезил, он видел себя отчаянным храбрецом и талантливым полководцем. О, если б его рыцари узнали, сколько кровопролитнейших сражений он выиграл в своем воображении, сколько невероятных планов осуществил с беспредельной отвагой, они не приставали бы к нему с просьбами о какой-то еще одной желанной битве. Кое-что из этих ночных планов мечтателя осуществлялось и на самом деле. Например, с момента, как Грозный король ступил на вражескую землю, он ни разу как следует не выспался. Чуть ли не каждую ночь его будили звонкие рога врагов, вызывающие его на битву, и он вскакивал и посылал своих воинов в те стороны, где звучал вызов. Они возвращались, измученные, иногда говорили, что уничтожили противника, иногда признавались, что встретились в темноте со своими же товарищами, но, не узнав друг друга, сражались с ними.

В конце концов Грозный король вынужден был спать урывками, но хуже всего, что он стал видеть сны. Никогда в жизни он не видел снов, а тут, что ни ночь, он не отдыхал, а участвовал в каких-то сражениях, которые под конец оказывались просто снами. И главное вот где сказывалось преимущество воображения над реально мыслящим трезвым умом. Сражаясь во сне, Грозный король терпел одно поражение за другим, а король Мечтатель, находясь в своей стихии, проявлял чудеса храбрости и изобретательности.

Меж тем странная война близилась к развязке. Однажды отряд Мечтателя заночевал в замке, а Грозный король случайно разбил лагерь около ворот. Теперь замок был осажден, а поскольку силы оказались равны и отступать некуда, приходилось соглашаться на настоящее сражение. Король Мечтатель принял вызов Грозного короля, который предлагал решить войну единоборством полководцев. Видя волнение своего повелителя, первый советник короля добыл снотворное и дал Мечтателю двойную дозу, В день поединка спящего короля тихонько облачили в доспехи, посадили на коня и привязали к седлу. «Пусть мы лишимся своего повелителя, но не останемся опозоренными», – решили придворные и выпустили спящего короля на поле.

Грозный король уже ждал его в рыцарском облачении и, стегнув коня, полетел в атаку. Противник его являл собой храбрости. Он ехал навстречу, словно прогуливаясь, и скорее держался за копье, чем собирался пустить его вход. Когда его разъяренный противник приблизился, то растерялся. Король Мечтатель не опустил забрала, глаза его были закрыты, а на губах сияла гордая улыбка! Не зная, как поступить, ведь ударить незащищенного человека было бы вероломством, Грозный король проскакал мимо. Вот он повернул коня и, вытащив рог, громко затрубил. Противник его, не открывая глаз, опустил копье и двинулся навстречу ему так же медленно и спокойно, как прежде. Они ошиблись. Копье Грозного короля разлетелось на куски. Мечтатель же усидел в седле и с той же улыбкой и закрытыми глазами готов был продолжать сражение. Страх охватил его противника, сновидения вихрем пронеслись в голове Грозного короля. Воистину, он был побежден воображением Мечтателя. Он не мог больше сражаться и, соскочив с коня, протянул на вытянутых руках свой меч королю Полнолуния. Тот молча сидел в седле, не делая никаких движений. Недоумение охватило властителя Полуденного солнца. Он решил, что это ему снится: столь нереальна была Действительность и столь сладко похрапывал в седле его победитель. «Наверное, я уже сражен и умираю», – подумал Грозный король. Но вот со стороны замка появился столб пыли. Это мчался первый советник короля Мечтателя. Подскакав, он сунул под нос короля тертый перец. «Проснитесь, Ваше Величество, Вы победили!» Король чихнул и открыл глаза. Увидев Грозного короля, он чуть не рванулся прочь, но советник удержал его. Рыцари с обеих сторон бросали свои шлемы и кричали приветствия. Мечтатель соскочил с коня и, вежливо поклонившись, просил у Грозного короля отдать ему руку его дочери, супругом которой он хотел бы быть. Изумленный король, разумеется, тотчас согласился.

Целую неделю в замке шло пиршество по поводу окончания войны, в которой не было пролито ни одной капли крови. Затем прибыла принцесса. Все происшедшее представилось ей совсем в другом виде. Оказывается король Мечтатель вовсе не был робким, во-вторых, он сражался только затем, чтобы самому добровольно сделать ей предложение, в-третьих, столь отважный король, вероятно, давно был влюблен в нее, ибо ради нее он рисковал своей жизнью. Все эти открытия сделали принцессу невероятно счастливой, а счастье в свой черед сделало ее такой прекрасной, что собственный отец едва узнал ее. Ну а Мечтатель тотчас же влюбился по-настоящему. Стоит ли говорить, что миф о некрасивой принцессе был мигом развеян, как и миф о Грозном короле. Была отпразднована великолепная свадьба, и все, кто на ней присутствовал, завидовали жениху и восхищались невестой.

Те, кто любит путешествовать, вероятно, не будут спорить, что в основе их стремлений лежит надежда на встречу с неизвестным. Я много странствовал и видел, но признаюсь, что самой поразительной для меня оказалась встреча с самим собой. Вот как это было. Мое имя Эльдар. Не знаю, из каких древних времен пришло оно в голову моих родителей, скорее всего из каких-то рыцарских романов, которыми увлекался мой отец. У меня был дом, но я жил в нем редко, поскольку почти все время проводил в путешествиях. Судьба была благосклонна ко мне, я всегда был удачлив в своих начинаниях. Мои научные изыскания всегда были интересны и публиковались без заминок. В личной жизни я тоже не был обижен. Мою подругу звали Неффа. Я думаю, она была под стать мне, у нее была своя жизнь, которую она не всегда разделяла со мной. Но меня это устраивало. Ее неразгаданность привлекала мое воображение, и я не стремился раскрывать ее тайны. В иные дни она исчезала и долго не появлялась, так что порой я не был уверен, увижу ли я ее еще раз когда-нибудь. Я думаю, что и мои путешествия для нее носили подобный характер. Мы оба знали цену жизни. Мгновенность дней и их непредсказуемость делали радость общения неповторимой.

Однажды жизнь занесла меня на «святую землю» Иудеи, и я на себе ощутил смысл этого эпитета. Не стану рассказывать о местах, которые описаны тысячами путешественников. Для меня раскрылась новая страница. Как-то, завороженный грядой каменистых холмов, я сбился с пути и чуть ли не целый день брел под раскаленным солнцем, не зная, выберусь ли я отсюда или останусь здесь навсегда. Под вечер я столкнулся с несколькими кочующими бедуинами. Мгновенно оценив мое отчаянное положение, они согласились указать мне дорогу, но потребовали с меня большой выкуп, объяснив, что я их пленник, поскольку вторгся в их землю. Я не знал, что делать, мои денежные ресурсы не могли бы возместить и половины той суммы, которую они требовали. Меж тем они не хотели уступать. Прошла томительная ночь. Под утро они связали меня и оставили на вершине скалистого холма, обещав вернуться, как только я найду способ связаться со своими близкими, чтобы гарантировать им деньги, которые они требовали. Солнце сильно припекало, и я чувствовал, что скоро не выдержу этих палящих лучей.

Топот копыт привел меня в чувство, передо мной появился всадник, словно пришедший из каких-то далеких веков. Он был закован в рыцарские доспехи. На загорелом, обветренном лице было множество морщин, оно напоминало карту, испещренную временем. Длинные седые волосы спадали по плечам как крылья, красный крест венчал его изодранный плащ. Незнакомец разрезал веревки и, посадив меня позади себя, отправился в путь, известный только ему.

Через какое-то время мы оказались в пещере, служившей ему жилищем. Не веря себе, я услышал фантастический рассказ, который не мог ни принять, ни отвергнуть. Со слов рыцаря его история восходила к первым крестовым походам. Тогда еще юноша, он вдохновился идеей спасения Гроба Господня и решил осуществить ее. Собрав крупный отряд сверстников, он отправился в Малую Азию. Спутники единодушно избрали его своим предводителем, веря в его удачу и храбрость. Увы, эти качества не помогли рыцарям. Они затерялись в Иудейской пустыне. Тяготы пути, сражения с сарацинами заставляли их терять одного воина за другим. Наконец наступил день, когда их предводитель остался один.

Ужас объял его, когда он понял, что потерял всех своих товарищей. И чувство вины перед ними и их родителями охватило его. Ведь именно он увлек их в эту опасную затею. Он решил умереть, но случайно оказался в маленькой зеленой долине, где росли старые маслины. Странная идея пришла ему в голову: он помнил место гибели каждого из своих друзей и решил отметить их, посадив на могиле каждого по масляничному дереву.

Безумный труд его подходил к концу, когда к нему явился какой-то старик-мусульманин. Крестоносец схватился за меч, но тот улыбкой остановил его: «Тебе предстоит сражение не со мной, а с пустыней. Ты посадишь деревья, но чтобы их вырастить, тебе нужно ухаживать за ними, пока они не наберут силу. Труд твой будет тяжелым, ты должен носить воду из оазиса и поливать около тысячи деревьев. А растут они очень медленно. Тебе может не хватить времени для того, чтобы добиться успеха. Я берусь помочь тебе». И старик предложил крестоносцу выпить вино иудейской пустыни, которое продлит его жизнь, пока он сам не захочет оставить свой труд. Прошли века, и через пустыню протяну?»ась тенистая аллея деревьев, отмечая память юных сердец, когда-то пришедших сюда.

Вслед за этим рассказом крестоносец показал мне зеленый путь среди пустыни.

Раскидистые маслины, действительно, словно впитали в себя жизни крестоносцев и противостояли смертоносному дыханию пустыни. Тем не менее я не мог до конца поверить правдивости рассказчика:

– Почему ты не снимешь свои латы? С кем тебе приходится сражаться среди этого безлюдья?

Он махнул рукой:

– Я расскажу. Раз в год в пустыню приходит весна, на холмах появляется прекрасная женщина, которая начинает танцевать. Ее танец длится несколько дней и сопровождается какой-то немыслимой музыкой. День сменяется ночью, а ночь днем, и она ни на миг не останавливается. И, вторя этому танцу, в небесах раздается гром, собираются тучи и ниспадает живительный дождь. Вся пустыня от края до края покрывается волшебным ковром цветов, так что кажется, что алым пламенем вспыхнула земля. Но танец этой девы ускоряется, и ритмы барабанов и бубнов звучат все громче и быстрее, и вот начинают Двигаться пески. Пыль взлетает в небо и повисает в воздухе, и налетает самум и сметает весь ковер, покрывающий землю. И буря летит к моим деревьям, желая их сокрушить, будто это стрелы, впившиеся в тело живой земли. И тогда я бросаюсь в самый центр бури и поражаю неведомое существо своим копьем. И снова наступает тишина, буря стихает, а я стряхиваю с моих деревьев осевшую на них пыль.

И так происходит каждый год. События моей жизни повторяются бесконечно, и я устал. Но я знаю, как вы, смертные, цените свою мгновенную жизнь. Я хочу предложить тебе обмен. Твоя душа войдет в мое тело и соприкоснется с безвременьем этой земли, где одно пространство рождается из другого, и за ним следует еще одно за одним, уходя в бесконечность. Я же войду в твое тело с опытом твоей жизни и отдохну от вечности.

Он остановился и посмотрел на меня. Отчаянная радость охватила меня: не ждало ли меня в этот момент самое прекрасное из путешествий? Я кивнул головой, ожидая чуда превращения, но рыцарь наполнил два кубка темным и густым вином из старого кувшина и протянул их мне:

– Выпей! – сказал он. – И что-то прояснится в твоей голове. Он улыбнулся:

– К тебе вернется память. Ведь мы уже совершили обмен много лет назад. Ты вернулся в эту землю, чтобы наши души опять обрели свои собственные тела.

Я глотнул и осушил до дна его кубок и воистину вспомнил все, что он говорил. Это я, да, это я был тем крестоносцем, чье безумие претворилось в волшебство вечной жизни.

Мы долго оставались вместе, не в силах расстаться. А потом пришла весна. И снова в громе небес я??илась волшебная дева пустыни и стала танцевать. Дивное Цветение весны захватило меня, словно я видел это в первый раз. Я уже не различал, кто из нас был крестоносцем, скорее всего, мы оба были одно целое, когда страшная буря охватила пустыню. Крутящийся вихрь стал приближаться к деревьям, и не помню, кто из нас сломал копье и вместо оружия швырнул кувшин с вином пустыни в смертоносную воронку самума. Разом все смолкло. В том самом месте, где лежали осколки разбитого кувшина, застыла женская фигура. Голова ее была опущена на колени, а руки бессильно вытянулись по песку. Не узнал ли я в этот момент Неффу? Какие-то звуки вырвались из ее груди и, слившись в мелодию песни, понеслись в неведомую высь. И каждый звук ее песни заставлял ее расти, как волну, еще несколько мгновений, и она действительно превратилась в сверкающую воду вздыбившегося ручья. И он весело помчался от одного дерева к другому, словно отмечая древний путь крестоносцев. Рыцарь стоял рядом со мной или я стоял рядом с ним, не могу постигнуть, ибо, говорю вам, обменявшись опытом жизни друг друга, мы были одним целым. Самое главное, что дело крестоносца нашло завершение, путь его и труд был закончен. Отныне ручей нес воды к оливам. Новый оазис родился в пустыне, и это рождение, вероятно, стоило подвига, вдохновившего когда-то крестоносца на спасение Гроба Господня.

Когда взрослого человека посещает беда, он часто превращается в ребенка. Тогда поступки его кажутся нелепыми или смешными, во всяком случае, мало соответствующими обстоятельствам.

Альбер Винт, артист королевского театра, собираясь покончить с собой, разучивал свою последнюю роль. То ли всегдашнее стремление к красоте, то ли привычка к игре требовали от него даже в этом случае особого выражения, что можно было бы определить как театральный эффект. Он сознавал свою слабость, понимая, что природа его будет противиться насильственной смерти, и поэтому искал значительных декораций, фон которых придал бы ему решимости выполнить задуманное. До мельчайших деталей Альбер продумывал свой туалет и сцену своего конца. Конечно, это произойдет на закате. Мост через Гурону– самое подходящее место. На ажурной решетке перил изображены танцующие русалки, и сказочная прелесть моста, подчеркнутая старыми ивами на обоих берегах, преданно служит не одному поколению влюбленных. «Свидание у русалок», – и от этих слов чье сердце не сожмется сладко в предчувствии грядущей радости или от воспоминания о минувшем! И вот в момент, когда солнце коснется воды и золотая дорожка, соединяющая залив с устьем реки, станет быстро таять, на мост влетит карета, запряженная шестеркой взмыленных лошадей. Траурные ленты будут вплетены в их шелковистую гриву, и белизна благородных животных подчеркнет их печальную миссию. Кучер в старинной ливрее соскочит на землю и с почтительным поклоном отворит золоченую дверцу кареты. Из нее легко выскочит человек в безупречном черном фраке, белых лайковых перчатках, высоком цилиндре. Он подойдет к середине моста, быстрым движением преодолеет перила, на мгновение улыбнется заходящему солнцу. Может, шепнет ему: «Погоди! Я за тобой». Затем достанет пистолет и выстрелит себе в сердце. Тело его рухнет в воду, подняв в воздух прозрачные брызги. На месте падения разойдутся круги и вдруг всплывет букет алых роз, которые он держал в руке. Они медленно поплывут к морю, а его уже никогда больше не будет. Да, со слов потрясенного кучера и случайных прохожих газеты подробно опишут эту прекрасную смерть человека, принадлежавшего искусству: «Погасла недолго блиставшая звезда королевского театра. Всем известный артист Альбер Винт ушел из жизни, гордо швырнув ей в лицо перчатку». Затем будет некролог, затихающий шум сплетен, догадок – и все. Пожалуй, самое страшное таилось в этом «и все». Оно представлялось ему то в виде беззвездной ночи над морем, то бесконечной пустыней, где каждая песчинка была когда-то человеком, жившим на земле. Безмолвие и покой! Вот к чему он стремился, и грустная радость предвкушения их легкой прохладой веяла на пламя, пожиравшее его воспаленный мозг.

Но как все-таки случилось, что он должен бежать из жизни? Что повлияло на судьбу, всегда столь благосклонную к его стремлениям и мечтам? Отчего словно крылья коршуна, закрыли от его глаз свет солнца, радость дней? Что за ужас овладел им и гонит в могилу?

Альбер ринулся в воспоминания, пытаясь найти следы безжалостного божества, которое разрушило его счастье. Ведь он всегда сам творил свою судьбу. Его сокровищница была в воображении, и, если жизнь в чем-либо отказывала ему, Альбер с лихвой возмещал это в мире фантазий. И, видя его творчество, Рок уступал, воплощая его мечты в действительность. Артист вспомнил свои победы. Да, ему было что-то около двенадцати лет, когда он впервые попал в театр. Впечатления его вылились в могучий порыв стать на подмостки рядом с теми, кому аплодировали, кто жил героическими чувствами и умирал, осыпанный цветами. «У мальчика нет никаких данных для сцены!» – заявил директор театра его отцу, который, вняв мольбам сына, привел его за кулисы. Вслед за этими словами он был раздавлен, как лягушка, экипажем, вылетевшим из воображения маленького Альбера, а ночью весь театр, затаив дыхание, следил за игрой великого артиста Альбера Винта. Не прошло и года с тех пор. Однажды мальчик случайно подменил заболевшего актера гастролировавшей труппы и остался на сцене. А скоро свершилась и его месть. Директор театра, нанесший ему оскорбление, ночью был сбит почтовой каретой и умер под копытами лошади. Конечно, это было совпадение, но в его жизни они происходили слишком часто, чтобы не задуматься над ними.

Вот ему двадцать лет. Он охвачен жаждой любви. Любви необычайной, прекрасной, способной соперничать с чувствами шекспировских героев. Но где найти несравненную Джульетту? Кто таил в себе сердце Офелии? Они были, он не сомневался, однако его требования заключали почти невозможное. Ему хотелось той божественной гармонии, когда бы и его возлюбленная видела в нем Ромео или Гамлета. А ведь именно в этом и заложено чудо и величие истинной любви – встреча двух равных! Двух предназначенных друг другу с самого рождения. Увы, в глубине души Альбера таился робкий ребенок, надевший маску героя, чтобы скрыть свою беззащитность. Даже встретив свой идеал, он не был бы уверен, что будет достоин его и сможет внушить ответные чувства. И он выдумал себе возлюбленную О-о! Знатность и благородство ее ни в ком не вызывали сомнений. Искусство же стало ее единственным гением, которому она служила и верила. Сложные мотивы помешали ей самой вступить на стезю творчества, но во всем мире не нашлось бы более горячего поклонника, более тонкого ценителя и судьи, чем она. Щадя самолюбие юных талантов, она скрывала свое богатство и, если оказывала помощь, то делала это тайно. Имя ее было неизвестно и не могло служить пищей для пересудов суетной толпы. И вот в ее сердце вошел бедный артист, не имевший в жизни ничего, кроме таланта. Приезжая на спектакли, она прятала лицо под густой вуалью, выбирала самую незаметную ложу и из глубины ее смотрела на своего возлюбленного, впитывая в себя каждый его жест, каждый звук его голоса. Нет, она никогда не аплодировала ему, но скромный букет цветов всегда ожидал его в гримерной. Сердца любящих знают без слов, видят без глаз, понимают без объяснений. Они чувствовали друг друга. Альбер ощущал ее присутствие среди сотен людей, собравшихся в театре. Мрак зрительного зала весь умещался в ее громадных расширившихся зрачках. И он играл только для нее. Нет, он играл для искусства, вплетая в него свою любовь. Сосредоточив внимание на какой-либо детали во внешности своей партнерши по сцене, Альбер мог представить себе, что перед ним его возлюбленная незнакомка. О, как он жил и творил в те счастливые минуты! По кусочкам он собирал образ своей идеальной дамы. Вот волосы Аннет, темные, блестящие, тяжелые, как воды реки Гуроны. Конечно, точно такие же у его таинственной незнакомки. Голос Мари, тихий, но отчетливый и проникновенный, словно исходящий из самых глубин души, был одновременно голосом его единственной. Хрупкий стан Вероники, нежные глаза Лоры, тонкие руки Иветты, походка Каролины… Все восхищавшее Альбера немедленно становилось достоянием его возлюбленной. И он, упоенный своим неземным чувством, считал себя счастливейшим на свете.

Скоро он приобрел популярность, стал известным. Его искренность вызывала массу толков среди публики и подчас пугала партнерш. Они-то больше, чем кто другой, понимали неподдельность его слез, радости, смеха, страданий. И вот тогда, среди пышных цветов, в которых проявлялись восторги зрителей, Альбер стал находить букет своей незнакомки. В нем никогда не оказывалось ни записки, ни письма, но он отличался особой изысканностью в подборе цветов, так, что юноша мог догадываться об их значении. Темно-синие фиалки говорили о грусти разлуки с ним; желтизна ирисов скрывала ревность; лилии окутывали его ароматом нежности. И если он спрашивал швейцара, кто передал цветы, тот всегда отвечал: «От неизвестной дамы».

Потом Альбер оказался в трудных обстоятельствах. Карьера его могла оборваться. Ему требовалась крупная сумма, иначе угрожала долговая тюрьма с последующей нищетой и потерей всех прав выступать на сцене. Он ни с кем не делился своим ужасным положением, но кто, кроме нее, мог догадаться обо всем? В критическую минуту Альбер обнаружил в своей комнате нужные деньги. И не ей ли обязан он предложением перейти на главные роли в королевский театр, тот самый, где в детстве ему нанесли незаслуженную обиду? Теперь уже наяву, а не в мечтах он произносил длинные монологи, а зал, затаив дыхание, слушал его. Мечты мальчика исполнились. Знаменитый артист Альбер Винт царствовал на сцене, на которую его когда-то не пускали.

Но, увы! Здесь же кончилась его романтическая любовь к незнакомке. Шумный успех, богатство, слава заставили его забыть о ней. И, кажется, с этого момента началось его падение. Он утерял источник, в котором черпал вдохновение, игра его стала натянутой и фальшивой. Он повторялся, искал объяснений своим неудачам в интригах других артистов. Завидовал молодым, не желая признать, что его талант иссяк. Упрямство или пресыщенность мешали ему вернуться к своему юношескому идеалу, но скоро их место заняли гнев и дикая ревность. Его юные соперники стали рассказывать о неизвестной даме, которая покровительствует искусству и поддерживает их. Альбер пытался убедить себя, что она не имеет отношения к его забытой возлюбленной, но сердце подсказывало ему, что это не так. Тогда злоба охватывала его. Он ни разу так и не увидел ее, а молодежь описывала ее как реальную личность, восхищаясь красотой и благородством. «Она изменила мне!» – думал Альбер, забыв о том, что сам наделял свою незнакомку нелицеприятной преданностью искусству.

И вот однажды он встретил даму, которая как будто и была его доброй феей. Впрочем, он узнал об этом слишком поздно. На одном из новогодних маскарадов Альбер не мог найти себе пары для танцев. В пьяном угаре он выбежал на улицу и остановил проезжавшую карету. В ней сидела женщина в лиловом бархатном платье. Густая вуаль скрывала ее лицо, но что-то удивительно знакомое мелькнуло во всем ее облике. Альбер заплетающимся языком пригласил ее на танец. К изумлению, она не прогнала его и подала руку.

Он не помнил, как танцевал. Потом очнулся от звуков рояля. Игра женщины ошеломила присутствующих. Бесшабашная оргия, в которую могло перерасти веселье, вдруг уступила место торжественному празднику благодаря приходу этой дамы. Толпа поклонников окружила ее, оттеснив Альбера. Незнакомку провозгласили королевой бала. Кто-то шепнул артисту, что она и есть та неведомая покровительница талантов, о которой столько говорили в театре. Что за робость охватила его и почему он не посмел снова подойти к ней?

Мысли Альбера расплылись. Нет, чудеса в его жизни не ограничивались незнакомкой. Он припомнил, как нелепый случай ввязал его в ссору со знаменитым дуэлянтом Гастоном Лера. Артист до той поры еще ни разу ни с кем не дрался на поединках и едва знал, как надо целиться. Его гибель считали решенной и все, кто знал о назначенной дуэли, смотрели на Альбера с сочувствием. Ждать милосердия от противника не приходилось. Гастон славился своей жестокостью, а в этот раз еще и считал себя оскорбленным.

Всю ночь Альбер метался в отчаянии. Самые фантастические варианты рисовались его воображению. Под конец он убедил себя в совершенно невозможном: Гастона вызывает на дуэль какой-то другой противник и назначает поединок за час до их встречи с Альбером, Гастон ранен или убит, но, так или иначе, его вторая дуэль исключена. Под утро артист забылся тревожным сном. Ему отчетливо привиделось место дуэли. Вот он сам подъезжает и выбирает пистолет. Секунданты даже не делают попытки примирить их. Они стали в позицию. Между ними 50 шагов, по 25 на каждого. «Сходитесь», – раздается сигнал. Альбер делает шаг и, не целясь, стреляет. Противник его падает, даже не успев поднять пистолета. На этом артист проснулся. Стрелки часов давно Уже миновали назначенное время. Мысль о позоре заставила Альбера вскочить и, как безумного, мчаться к месту назначенной дуэли. Там стояли секунданты его противника и что-то горячо обсуждали. «Прямо в глаз!» – донеслись до Альбера слова. Увидев его, они удивленно замолчали. Наконец, один из них обратился к артисту: «Как, сударь? Вы хотите повторить свой убийственный выстрел? Ваш противник мертв». Полный недоумения, Альбер вернулся домой. Целый месяц затем весь город пересказывал историю этой дуэли. Оказывается, точно в срок артист собственной персоной явился на поединок и с первого же шага прострелил Гастону голову. На него смотрели, как на героя. Артисты готовы были носить его на руках и подарили лавровый венок с надписью«Славе артиста не помешает слава дуэлянта».

А Альбер, потрясенный всем происшедшим, думал о том, что у него есть двойник. Конечно. Или как же объяснить другие невероятности. Он добивался любви известных красавиц, но какое-то чувство шептало, что он идет по уже проторенному пути. И последний случай с Полиной яснее ясного подтвердил это подозрение.

Когда он добился свидания и припал к ее ногам, сознавая, что ему отвечают взаимностью, она вдруг сказала: «Негодный, я думала, что вы уже забыли меня и вам достаточно нашей первой встречи».

Первой? Кто-то всюду опережал его. Кто-то с его лицом, голосом, манерами. И все, что он переживал в фантазиях, было лишь эхом настоящего, которым пользовался его двойник. Альбер подошел к грани, за которой начиналось безумие. Он стал бояться самого себя, своих желаний, воображения. Тем не менее оно успело нарисовать картину его крушения. Спустя короткое время это произошло на самом деле. Ему отказали в роли, неудачная игра в карты лишила его состояния. Друзья покинули, поклонники отвернулись. Он остался один.

Впрочем, нет! В довершение всех бед у него появилась мания преследования. Днем и ночью Альбер чувствовал присутствие кого-то, кто шел по его следам. В отчаянье он бросался навстречу опасности, но останавливался, не смея столкнуться с ней лицом к лицу. Внезапно обернувшись на улице, он успевал заметить силуэт женской фигуры, напрягая слух, он улавливал за собой легкие шаги. Суеверный ужас объял его. Альбер понял, что это сама смерть преследует его. И тогда он перестал выходить из дома. Тяжелые шторы закрыли окна комнаты. Свет лампы ни на минуту не угасал даже в дневные часы.

Но все напрасно. Альбер знал, что там, за стеной дома, его ждут и ему никуда не деться. И вот последняя вспышка мужества подсказала ему выход. Он умрет сам, как мужчина. Это не будет смерть труса, умирающего от одного страха перед ней. Завтра он все свершит сам.

Приняв решение и обдумав, как должно оно произойти, Альбер несколько успокоился. Усталость охватила его, и он собирался прилечь, когда его поразила мысль о нелепости. «Зачем спать? – спросил он себя. – Завтра я умру». А вдруг его преследовательница опередит его? Вдруг она захочет войти? Альбер вскочил, вспомнив, что забыл закрыть двери.

Легкий стук у порога отбросил его в сторону. Створки тихо растворились. Глазам артиста, полным отчаянья и ужаса, явилась дама в лиловом бархатном платье.

– Кто вы? – едва прошептал Альбер, хотя уже ясно сознавал, что именно эта таинственная фигура преследовала его.

Она откинула вуаль и сняла шляпу. Тяжелые волосы, темные и блестящие, как у Аннет, упали на ее плечи. Нежные глаза Лоры устремились на него с невыразимой любовью. Руки Иветты протянулись к нему, и голос Мари произнес его имя:

– Я твое создание, Альбер! Я твоя возлюбленная! Твое воображение обладает силой творить действительность.

Достаточно ли было слова «счастье», чтобы выразить то, что охватило Альбера в следующий момент? Переполненная жизнь замерла в его доме. Не остановились только часы. Они все тикали и тикали, шли и шли, пока не наступил день. И вот он уже стал клониться к вечеру.

– Альбер! – сказала его возлюбленная, прерывая поцелуи. – Ты можешь опоздать. Карета уже ждет тебя.

– Куда опоздать? – изумился артист.

– К мосту через Гурону. Сегодня на закате там должен кто-то умереть и этого никто не изменит.

Вновь безысходность опустилась на Альбера. Как страшно подшутила над ним судьба! На одно лишь мгновение она дала ему вдохнуть воздух, почувствовать всю радость жизни, и вот вновь увлекает на дно. Он всего лишь кукольная игрушка в руках неведомых сил, которыми пользовался, не сознавая этого.

Альбер перестал сопротивляться.

Закатное солнце, коснувшись воды, озарило фигуру артиста на середине моста. Предсмертная тоска наполнила его грудь. Он обернулся. Там, на берегу, стояла его возлюбленная незнакомка, закрыв лицо руками. Нет, она не могла желать его смерти? Ведь он создал ее, и вместе с ним умрет и она. Альбер вынул пистолет.

Внезапно с другой стороны моста послышался стук копыт, и колеса великолепного экипажа загрохотали по мосту. Шестерка взмыленных лошадей остановилась. Человек в черном безукоризненном фраке выскочил из кареты и подбежал к самоубийце. Альбер словно увидел себя в зеркале. Его двойник снял Цилиндр и протянул артисту. Еще через минуту раздался выстрел. Тело двойника скрылось под водой, подняв фонтан прозрачных брызг. Букет алых роз поплыл вниз по течению к заливу.

Два сына, два принца было у славного короля Эгрола. Одного звали Грэн, и был он красив, удачлив и силен. За что бы он ни брался, удавалось ему, и ни перед кем не склонял он гордой своей головы. Второй принц по имени Глом казался тенью брата. Ничем не выделялся он среди своего окружения. Ратные подвиги не манили его. Пышность дворца, веселые пиры и охота тоже не волновали его сердце. Ровно и спокойно принимал он и удачу, и невезенье, и придворные шептались, что вряд ли он прославит имя свое среди потомков.

Тем временем пришло время совершеннолетия, и король решил выделить каждому из принцев часть своих владений, дабы они могли проявить самостоятельность и показать, на что способны. Ведь одному из них предстояло унаследовать королевский престол. В равной мере принцы были наделены и землями, и воинами, и придворными. Но, как и ожидали при дворе, вскоре Грэн далеко опередил брата. Отправившись в опасные походы со своими рыцарями, он вернулся с богатствами, на которые стал украшать земли. Дворцы и замки вознеслись в его владениях. Пиры и турниры привлекли к принцу отважных соседей. Трубадуры слагали о нем песни и прозвали Счастливым Принцем. И никто не сомневался, что в недалеком будущем он станет королем могучего государства.

Что же касается Глома, то его судьба складывалась иначе. Не храбрые рыцари являлись к его двору, а всякого рода несчастные люди. То ли доброта Глома и его отзывчивость, то ли терпение, с которым он переносил неудачи, привлекали к нему. Постоянно искали у него прибежища слабые и испытывающие нужду, и ни перед кем не закрывал он двери своего дворца. Увы, нельзя облегчить чье-то горе, не взяв на себя его части. Не процветала страна Глома, хотя и не бедствовала. Некоторые придворные, присланные служить Принцу, разочарованные в своем повелителе, вернулись обратно или ушли служить его брату. Скудная казна и скромная жизнь послужили причиной того, что Глом получил не очень-то почетное прозвище Бедного Принца. И хотя он спокойно относился к подобной молве, однако это прозвище явно не соответствовало истине. Принц вовсе не чувствовал себя бедным. Его простота и легкость души позволяли ему быть естественным. Он и грустил, и смеялся, а «в общем» вполне был доволен своей судьбой. Те,.кто жалел его, не могли понять этого. Так, однажды вторглись враги в его страну. Не стал Принц проливать крови своих воинов и жителей страны, а вышел сам к врагам и спросил, в чем они терпят нужду и заявил, что готов выполнить их желание, если это в его силах. Удивился вначале предводитель вражеского войска, а затем прямо сказал, что нужна ему земля принца.

– Пожалуйста, владей вместе с моими подданными, – ответил Принц.

– Но я хочу, чтобы твои подданные стали моими.

– Хорошо. Я не держусь за власть. Может быть, ты станешь лучшим правителем, чем я, и люди окажутся счастливее.

– Ты очень щедр, Принц, но я не смогу почувствовать себя господином твоей земли, если ты не отдашь мне своей головы.

– Бери, если тебе не хватает своей, – сказал Принц.

То ли разгневался, то ли решил испытать его предводитель, но приказал позвать палача и казнить Глома. Простился Принце белым светом, стал на колени, оперся на плаху и положил на нее свою голову. Взмахнул палач широким мечом, но промахнулся и отрубил ему руку.

– Ну что ж, видно тебе суждено жить, – сказал грозный воин. – Будешь находиться при мне. Ты заслужил это, если не своей храбростью, то во всяком случае глупостью. Я еще не встречал столь серьезного шута.

И бедный принц принял и это испытание судьбы. Впрочем, его злоключения скоро кончились. Все несчастья, которые во время правления Принца как-то незаметно испарялись, теперь обрушились на врагов. Они не могли понять, что происходит. Дороги разрушались под ногами их коней, и они летели в пропасть, пожары вспыхивали в домах, неурожай заставлял пришельцев голодать. Проклиная страну Бедного Принца, войска врагов спешно покинули ее. Глом вновь стал править страной, и все постепенно наладилось. Меж тем вражеские войска решили напасть на Принца Грэна. Однако неудача продолжала преследовать их. Грэн разбил врагов, и они бежали, спасаясь от преследования. Предводитель с горсткой воинов оказался опять в стране Глома. Казалось бы, теперь Бедный Принц мог отомстить ему за свою покалеченную руку и унижения, но он не подумал об этом. Перевязав раны и накормив беглецов, он отпустил их с миром. И что-то случилось с предводителем в этот момент, через месяц он вернулся и просил у Принца разрешения поселиться в его стране, и, конечно же, Глом согласился.

Пришел срок возвращаться ко двору короля. Он занемог и спешно призвал к себе сыновей. Оба брата одновременно прибыли в столицу.

Оказалось, что не только больной отец ожидал их. Прекрасная Принцесса Нэоли остановилась во дворце и должна была стать супругой того, кто будет новым королем. И конечно же, принцам надлежало пройти испытания. Первое – это болезнь отца. Астрологи нагадали, что помочь ему может счастливый человек.

– Вам не надо искать его, ваше величество, – немедленно сообщили придворные. – Ваш сын Грэн даже прозван Счастливым Принцем. Радость встречи с ним немедленно исцелит вас.

Принц Грэн явился в покои короля вместе с прославленным лекарями. Прошла неделя, другая, но недуг не оставлял больного. В досаде Грэн покинул отца, утверждая, что астрологи обманули его. Но вот Бедный Принц, терпеливо ожидавший своей очереди, явился к королю и стал ухаживать за ним. Вскоре королю полегчало, и он встал с постели.

Теперь Принцам предстояло справиться с семьей диких волков, опустошавших королевское стадо. Грэн отправился в лес и вскоре вернулся со шкурой огромного матерого волка. Однако волчица осталась на свободе, и потери стада вскоре удвоились, и ни своры охотничьих псов, ни толпы охотников во главе со Счастливым Принцем не могли ее отпугнуть. Тогда Глом взял в руки свирель и отправился в лес. Вскоре вернулся он, поигрывая какую-то мелодию, и волчица бежала за ним следом, словно зачарованная – «Она будет жить со мной, – сказал Глом. Только не надо забывать ее кормить».

Теперь надлежало сделать принцессе подарок, который бы тронул ее сердце. Грэм принес ей в подарок ожерелье из бриллиантов, которые захватил в чужих странах. Одела принцесса подарок Грэма с улыбкой, но тут же с криком боли сняла его «Откуда вы достали его, Принц? На нем кровь и слезы и я не смогу носить его». И действительно, на ее шее остались кровавые пятна.

Бедный принц принес Нэоли чудесно благоухающий белый цветок.

– Как он называется? – спросила Принцесса.

– Еще никак, потому что он только, только выращен мной но теперь, с Вашего позволения будет носить Ваше имя. И не было конца радости Принцессы, потому что новый цветок не увядал, хотя дни шли за днями.

– Теперь ничего не остается кроме как взяться за кружки чтобы решить, кому достанется Принцесса – сказал Грэм.

– Неужели счастливый Принц станет несчастным, если не получит короны и Принцессы? – спросил король.

– Да, это так, отец! – признался Грэм.

– А что скажет мой второй сын? – спросил король Глома.

– Я не хочу становиться на пути брата. Видит небо, что моя жизнь не станет ни богаче, ни беднее, буду я королем или нет. Что же касается Принцессы, то я богат уже тем, что встретил и полюбил ее. Моя любовь не убудет, если я увижу ее счастливой рядом с моим братом.

– О принц Глом, вы так великодушно готовы отдать меня брату, но я не хочу отказываться от вас. Наверное, и я имею право на выбор! – воскликнула Принцесса.

Грозно засверкали глаза Счастливого Принца:

– Отец, раздели свои дары, дай мне корону, а Принцесса мне больше не нужна!

– Попробуй, надень ее, – ответил король.

Как ни старался Грэм водрузить корону на голову, она то не лезла, то оказывалась велика и сползала.

– Не трать сил, – молвил король. – Она волшебная и знает достойного. Принц Глом надел корону, и она оказалась ему в самую пору.

Жил–был Вор. Обычный, как и многие другие. И, конечно же, он находил оправдание своему ремеслу в том, что судьба к нему несправедлива, что вокруг него только злые люди, что он борется за жизнь так, как умеет.

Раньше Вор промышлял вместе с шайками таких же отщепенцев, но вскоре понял, что они не столько помогают, сколько обременяют его. Тем более что держатся они на извращенном понятии дружбы: на самом деле каждый готов продать другого, если ему это выгодно. Время благородных бандитов в действительности не прошло, а его попросту и не было.

Зло, как болото, втягивает в свою трясину всего человека, стоит к нему прикоснуться лишь пальчиком. И тем не менее, отделившись от других и не имея на своей совести загубленных душ, Вор почитал себя едва ли не аристократом в своей среде, и совесть его не тревожила.

И как же обидно и непонятно было для него, когда, входя в какую-либо компанию, он видел, что люди смотрят на него с подозрением и придерживают карманы. Неужели профессия так откладывается на лице? Тогда почему же, когда он сам смотрит на себя в зеркало, то ничего особенного не видит? И ведь и совесть его не мучит, и уж добрую половину своих подвигов, он забыл а то, что забыто, можно считать, и не существовало.

Но вот однажды Вор встретил настоящего Судью. И тот без долгих слов посадил Вора в тюрьму.

– За что? – кричал оскорбленный Вор. – Я ничего не украл.

– Спроси у своего лица, а еще лучше – у совести, – отвечал Судья. – И даже если ты ничего не украл сейчас, то уж в прошлом или в будущем обязательно что-то совершишь! На тебе просто написано, что ты не понимаешь, что такое добро, а что – зло.

И вот Вора заключили в башню, где он должен был находиться неведомо сколько, так как, по мнению Судьи, он был опасен для общества.

Вначале Вору было скучно, потом страшно скучно, потом плохо, очень плохо, так, что он даже стал думать о смерти. И вот как-то, когда он стал отказываться от еды, его перевели в новую камеру. Она была в башне, на самом высоком этаже. Убежать отсюда немыслимо, но зато можно было видеть домишки, примыкавшие к территории тюрьмы.

Это были жалкие лачуги с чахлыми садиками, и жили в них очень бедные люди. Однако их жизнь казалась Вору невероятно интересной. Особенно один дом привлекал его внимание. В нем жил дровосек с женой и маленькой дочерью. Девочка была так прелестна, что Вор мог смотреть на нее и днем и ночью, не уставая. Она вставала с солнцем, улыбалась, открывая окно, и кричала «доброе утро!» всему миру, так как не предназначала его никому в отдельности. Потом она провожала отца, помогала по хозяйству матери, играла, пела, сама себе рассказывала какие-то истории.

Самое чудесное было вечером, когда она, прежде чем затушить свечу, целовала пушистого кота. Потом она засыпала, и Вор ждал, когда лунные лучи проберутся к ее постели и осветят лицо. Сам того не замечая, он привязался к этой семье и словно стал жить в ней. Более того, ему стали сниться сказочные сны. Так однажды ему привиделся кот, который пришел в его камеру, чтобы пригласить на день рождения девочки.

– Но как я пройду сквозь стены и не заблужусь на ваших кошачьих дорогах? – удивился Вор.

– О не беспокойся, ты перейдешь в мое тело, а я в твое. Взгляни на мои лапки. Они в розовой краске. Это я сделал специально, чтобы оставить для тебя следы. По ним ты найдешь дорогу.

О, как был счастлив Вор, когда очутился в домике маленькой принцессы, как он окрестил девочку, и получил ее поцелуй.

Но однажды случилось несчастье. Вор увидел, как какой-то чужой человек влез в дом, стал искать деньги и даже вытащил нож, угрожая девочке и требуя, чтобы она открыла, где лежат их сбережения.

Она плакала, а он размахивал ножом. В это время вошла мать. Увидев эту картину, она упала бездыханной на землю. Ее сердце не выдержало этого ужаса.

Грабитель бежал, а Вор у своего окна бился о решетку, отчаянно кричал и плакал. Потом он видел, как в том же дворе похоронили мать девочки, как сама она приходила на могилу и безутешно плакала, а отец ее, не вынеся потери, запил.

Счастье и мир, в котором жила добрая семья, жизнь самого Вора были разрушены в один момент.

Страшным горем явилось для Вора это событие. Тем не менее что-то случилось с ним, и сторож доложил о нем Судье. И вот Вора вызвали снова в Суд.

– Теперь у тебя нормальное лицо! – заявил Судья. – Ты можешь быть свободен.

«Не слишком ли вы поторопились, господин Судья», – подумал Вор.

Его душа кипела ненавистью к грабителю, и он собирался найти его и отомстить. Ведь даже полученная свобода не радовала его. По сути дела в душе у Вора не было никого, кого бы он любил, кроме этой бедной уничтоженной семьи. И вот он пришел к дому, на который смотрел семь лет из окна тюремной башни. Все было знакомо ему. Только дом был абсолютно пуст, если не считать кота.

– Где девочка и ее отец, что живут здесь? – спросил Вор у соседей. Они удивились его вопросу. Тогда он стал пояснять, что в дом влез грабитель, что умерла мать девочки, что отец стал пьяницей.

– Но это произошло уже десять лет назад, хозяин умер вслед за женой, а дочь их где-то пропала. Того же грабителя поймали через три года и посадили в тюремную башню так, чтобы он видел то зло, которое совершил. В ужасе Вор схватился за голову. Внезапно он вспомнил тот обычный для него и, конечно, давно забытый день, когда забрался в дом и решил попугать какую-то девочку и ее мать. Вот что вышло из его поступка.

Но как эти события вернулись к нему через года после того, как произошли? Кому он будет теперь мстить? Вор вернулся к Судье и просил оставить его в тюрьме.

– Только разрешите мне посещать заключенных. Может, я помогу и им, и вам.

С тех пор прошло много лет. В разные камеры входил грустный старик с пушистым котом, у которого были розовые лапки. Он ничего не рассказывал о себе, но его присутствие меняло преступников. В них просыпалось доброе начало, особенно когда из-за решеток доносился тонкий девичий голосок, распевающий трогательные песни, а кот забирался им на плечи и ластился.

И, конечно, его мурлыканье было лучшим аккомпанементом и для молчания старика и для песни. И людям возвращалось человеческое.

Эту историю я хочу рассказать самому себе. Как часто, оглядываясь на прошлое, испытываешь такое чувство, будто не ты, а кто-то другой прожил твою жизнь. В самом деле, попробуй сравнить себя настоящего с тем, который когда-то, смеясь, тянулся младенческими руками к огню, видел его блеск и не знал жара. Или с тем, кто призывал смерть у порога женщины, отвернувшейся от его любви. Наконец, узнаешь ли себя в том философе, устремившемся к познанию смысла жизни и обнаружившем такое же бессилие своего рассудка, как ранее – неверность ощущений и непостоянство сердца. Все это был не ты, мой милый. И сейчас, когда дрожат пальцы, а глаза слезятся, встречаясь со светом, тягостно твое недоумение. Все время заключено в настоящем. Так было всегда, и ты словно просидел в кресле с самого рождения, читая увлекательную книгу бытия. Неведомый библиотекарь листал страницы своих дней. И вот повесть близится к концу. Все быстрее мелькают цветные картинки бытия, все громче стучит маятник, отмеривающий твое существование. Тревога охватывает тебя, кода ты ищешь опоры и не можешь оторвать взгляда от страниц. Довольно чтения, пора начать жить! Да, давно пора, но как это сделать? Слишком поздно ты осознал себя отдельно от книги и напрасны твои отчаянные попытки узнать, что лежит за страшным пределом, который надлежит скоро перешагнуть. О, сколько людей окружало тебя при рождении. Их радость, сливаясь с твоей, отбрасывала любые вопросы. Теперь же тебя мучит сомнение в авторстве дочитываемого произведения. Теперь тебе известно, что каждый встречает смерть в одиночку… Но разве она не одинакова для всех? – Нет. Различна, как и жизнь. Задумайся. Что мы знаем? Остановись не мгновение, спроси у самого себя, у окружающих: «Что мы знаем?»

В одну из тех минут, которые влияют на нашу судьбу, мне попалось на глаза странное изречение Гераклита Эфесского: «Бессмертные – смертны, смертные – бессмертны: живущие их смертью – их жизнью умирающие». Нет, не часы, не дни, а годы я пытался проникнуть в эту мысль, пока не понял, что охватить ее одним разумом невозможно. А между тем в событиях моей жизни все отчетливее вставало решение темной загадки великого мудреца. Но прежде я должен припомнить все сначала.

Когда– то в раннем детстве я очень тяжело болел. Усилия врачей не приносили результатов, и в конце концов они отступились от меня.

Заплаканные лица родных и близких печальной вереницей потекли около моей постели, они прощались со мной, и как ни был я мал, их поведение стало мне понятно. Страх охватил меня, и я закричал. Люди поспешно покинули комнату, и я остался один. Вероятно, сознание на какое-то время оставило меня, потому что блеск свечей, горевших в углу, вдруг сменился глубоким мр?°ком. Затем ?? услышал звук, который вначале был очень тихим, но постепенно все нарастал, словно шум камня, падающего с большой высоты. Я узнал свой голос. Это мой крик возвратился ко мне. Позднее, когда мои представления о мире расширились, я понял, что поразившее меня явление называлось эхом. Стекла в очках задрожали, как от удара, и в то же мгновение рядом с моей постелью оказался маленький лысый старичок. Одет он был в какой-то старинный камзол с замысловатыми узорами, которые переливались, как живые блестящие змейки на черном фоне бархата.

Незнакомец раскурил длинную трубку, а затем, наклонившись ко мне, пустил густую струю дыма мне в лицо. Нежный сладковатый аромат проник в мою грудь. Тело растворилось в нем, стало необычайно легким и поднялось в воздух. Я крепко зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, что нахожусь в маленьком белом облаке, пронизанном лунными лучами. Подо мной проплывали обледенелые вершины гор. Синеватый туман вставал из темных ущелий, и надо всем царила удивительная тишина. Я говорю удивительная, потому что никогда раньше, ни после не испытывал такого полного и торжественного слияния с миром, такого ощущения покоя, который был, верно, при зарождении Земли. Меж тем мои переживания прервались так же, как и возникли. Я вновь лежал в своей постели, а около меня хлопотала сиделка. Кризис миновал, и здоровье вернулось ко мне. Может, после этой чудесной ночи, воспоминания о которой со временем не потускнели, а стали ярче, я начал мечтать о том, чтобы попасть в горы. Вся комната моя была увешана картинами с изображением хребтов, ущелий, водопадов, однако осуществить свои планы мне удалось лишь много лет спустя.

Случай свел меня с одной семьей, глава которой, Сигурд Кальвис, был одержим оккультными науками, и, вероятно, обладал немалыми способностями, так как свободно ориентировался в самых запутанных откровениях каббалистов, знал литературу алхимиков, разбирался в астрологии. Все эти забытые учения вместе с верой в колдовство – давно отвергнутые и осмеянные нашим веком, в руках Сигурда являлись тайной силой, которая внушала уважение. Порой, когда он рассказывал о своей жизни, мне казалось, что он безумец или лжец.

Так, Йордис, его жена, по словам Сигурда, только носила облик человека, а на самом деле была речной нимфой, которую он вызвал из водопада, не найдя себе достойной пары среди людей. Имя своей маленькой дочери Сигурд никогда не произносил вслух, так как это могло принести несчастье. В доме его жили семь черных без единого пятнышка кошек, которых никогда не кормили, но раз в день хозяин садился за старую фисгармонию и играл для них одну и ту же старинную мелодию. Он утверждал, что в этот момент сгущается астральная энергия и передается его питомцам. Кошки же, олицетворявшие собой духов природы, располагались вокруг музыканта в самых причудливых позах и замирали, внимая его игре. Конечно, все это казалось бредом, если бы предсказания Сигурда своим знакомым не сбывались с поразительной точностью, если бы он однажды не разыскал клад после своих ночных занятий, если бы в зеркале, отлитом из чистого серебра, не появлялись бледные лица давно умерших людей.

И вот новая идея захватила Сигурда. Золото, которое он нашел, пробудило в нем алчность. «Есть великий закон тождества, гласящий, что подобное притягивает подобное, – заявил он. – Мне нужно чистое золото, которого еще не касались руки людей. Я отолью золотой жезл и с его помощью разыщу сокровища горных духов». Вот каким образом затеялась экспедиция на Кавказ, в которой я принял участие.

Долгожданная встреча с горами не принесла мне, однако, тех восторгов, которые я лелеял. Мы начали путешествие поздней осенью, когда в долинах уже осыпалась листва с деревьев, а перевалы покрывал глубокий снег. Густые туманы спрятали величие и красоту вершин. Нас было четверо. Не знаю, что побудило Сигурда взять с собой жену и дочь. Наша экспедиция с каждым днем подвергалась все большим опасностям. Мы шли целые дни подряд, слепо доверившись нашему руководителю. Однажды, на привале, Сигурд впервые за долгое время улыбнулся: «Наш путь близится к концу». Он положил свой жезл на камень, и мы увидели, что сверкающая палочка вдруг повернулась вокруг оси, устремившись острием в сторону ближайшего перевала. Сигурд изменил ее положение, но она снова, как стрелка компаса, указала то же направление: «Завтра мы будем у цели». Ранним утром мы вышли на ледник и стали почти ползком подниматься к крутому перевалу. Хотя вокруг расстилался снег, ветер, дувший из-за хребта, донес странные ароматы не то цветов, не то листьев. Я шел следом за Йордис, которая обнаруживала невероятную силу и стойкость ко всем тяготам пути. Дочь она несла поочередно с Сигурдом, не выказывая ни малейшей усталости.

Вот мы поднялись выше границы облаков. Сказочно фантастическая страна, озаренная солнцем, показалась нам навстречу. Перевал, казалось, был в двух шагах, когда Йордис вдруг остановилась и запела. «Замолчи! Ты разбудишь Тролля!» – крикнул Сигурд, но женщина продолжала петь.

Внезапно все тело ее стало вытягиваться, покрываясь ледяной коркой. Она всплеснула руками, и они застыли у нее над головой. В одно мгновение она превратилась в прозрачную глыбу льда, пронизанную лучами солнца. Но голос ее звучал все громче и громче. Сигурд подбежал к ней и ударил золотым жезлом. Тысячи искристых осколков брызнули во все стороны, вслед за ними фонтаном поднялся столб воды и хлынул вниз в долину, сметая все на своем пути. Горный поток бушевал на том месте, где только что стояла Йордис. Покой ледяного царства нельзя нарушить безнаказанно. Вершина, соседняя с перевалом, стряхнула свой сон, и грозная лавина снежного обвала ринулась на нас. Я очнулся не скоро и странное чувство, что, открыв глаза, я увижу себя ребенком в постели, охватило меня. Может, этому способствовал дурманящий аромат, летевший из-за перевала и напоминающий запах дыма из трубки старика, спасшего когда-то меня в детстве. Веки мои с трудом приподнялись. Я лежал в сугробе снега почти У места нашей последней стоянки. Наступили сумерки, и вершины напоминали Догорающие языки гигантского пламени.

Незнакомая темная фигура поднималась по склону горы. На плечах ее сидела дочь Сигурда и Йордис. Рядом со мной виднелись глубокие следы человеческих ног. В одном из них что-то блестело. Я протянул руку: тончайшей резьбы золотой кленовый лист покрыл мою ладонь. Не помню, как я нашел силы встать и двинуться в обратный путь. Пастушеская хижина у подножия хребта укрыла меня от холода ночи, а затем по тропинке я добрался до селения. Семья Сигурда исчезла, и поиски, предпринятые местными жителями, не принесли результата, я же вернулся домой.

Всю ту долгую зиму меня преследовали воспоминания о гибели экспедиции, о превращении Йордис в реку, о странных словах Сигурда, предупреждавшего не разбудить Тролля.

Прошло три года, переживания мои потускнели и сменились другими.

Наконец, случай снова способствовал моему путешествию в горы. У подножия Кавказского хребта я остановился в небольшом лагере, куда собралась молодежь чуть ли не со всех сторон света. Дни посвящались походам в горы. Вечерами вокруг костра пели песни и танцевали. Как-то среди веселой толпы мои глаза обнаружили девушку, которая не принимала участия в общих затеях, а с напряженным вниманием следила за окружающими, словно кого-то пыталась найти. Красота ее не вызывала сомнений, но, когда начались танцы, никто не подошел, чтобы пригласить ее. Меж тем это, видимо, нисколько не огорчило красавицу. Слегка наклонив голову, она чему-то улыбалась, и длинные, золотистые от огня волосы, падая на лицо, создавали впечатление вуали. В ней чувствовались одновременно хрупкость и сила. Когда-то я увлекался скульптурой и знал, что выразительность тела может говорить подчас куда больше лица.

Поза, в которой сидела девушка, была примечательна: поджав под себя ноги, она откинулась назад, опираясь о землю. Руки напоминали простертые крылья или лепестки. Таков цветок Цикламены, весь воплощенная нежность против бури. Несколько вечеров подряд я наблюдал за незнакомкой, любуясь пластичностью ее фигуры, легкостью движений, неуловимой прелестью полуулыбки, постоянно скрывающейся за сетью волос. Наконец, очутившись рядом с каким-то старожилом, я спросил ее о ней.

– Не советую вам ею интересоваться, – ответил он, – если не хотите печальных приключений. Это Нирэ. Ее прозывают невестой Тролля. Трудно сознаться в суеверии, но она приносит несчастие тем, кто с ней сталкивается. Она бредит какой-то таинственной долиной, в которой круглый год царит Осень. Несколько новичков, увлекшись ее красотой, а может, и рассказами, отправились с ней на поиски этого места и не вернулись обратно. Обвинить Нирэ в умышленном злодействе нельзя. Она больше всех переживала исчезновение своих спутников, хотя и не могла толково рассказать об их конце. Вероятно, они бросили ее где-то в пути, сообразив, что она безумна, и напрасно пытались найти обратную дорогу.

– А как же возвращалась Нирэ? – спросил я.

– О, пожалуй, это основная причина, почему ее просватали за Тролля. У нее поразительная способность ориентировки. К тому же не раз люди были свидетелями, как она падала с обрывов, где всякого ждала бы неминуемая гибель. Но Нирэ всегда оставалась невредимой, будто и впрямь ее хранит горный дух.

Рассказ моего доброжелателя нисколько не остудил моего пыла.

Заиграл следующий танец, и я с трепетом коснулся руки Нирэ. Где-то я читал, что только дрессировщики знают цену первого прикосновения. Зверь может проявлять какие угодно признаки расположения, но только когда он позволит прикоснуться к себе и не нанесет удар, его считают прирученным. Мне не передать ощущений, которые возникли в тот момент.

Я был брошен навзничь на землю, я стал тонуть без воды, я испытал радость и страх самоубийцы, заглянувшего в бездну, куда он собирался ступить. Потом раздался голос Нирэ, и я уже не замечал, потому что смолкла музыка, потому что слышал другую, лившуюся из глубины души, что давно потух костер, потому что мрак ночи стал для меня ярче света от близости существа, прозрачность которого словно была пропитана лунным светом. Все фантастические образы и видения, окружившие меня при встрече с Сигурдом, вновь проснулись и безраздельно завладели мной.

– Ты пришел! – сказала Нирэ. – Я так ждала тебя. Теперь мы окончим путь и вернемся навсегда в Осеннюю долину.

Я глядел на нее, как зачарованный, с изумлением узнавая в ней черты маленькой дочери Сигурда и Йордис. С ее слов я узнал, что после обвала она очутилась на плечах старика, который медленно поднимался в гору к тому самому перевалу, где произошла страшная трагедия с ее отцом и матерью. Ужас девочки сменился восторгом, когда они пересекли границу снегов и вдруг очутились в царстве осени. Склоны гор были покрыты старыми кленами, дубравами, сменявшимися березняком, тисами, буком. На ветвях пламенела листва. Ветер срывал ее и нес в долину. Желтые, оранжевые, бордовые листья, кружась как в танце, спускались к голубому прозрачному озеру и покрывали ярким убором берега. Зеркало его вод было чисто, как небо в ясную погоду, и изливало ровный спокойный свет. Самым поразительным было то, что озеро сохраняло постоянное отражение солнца, которого могло и не быть над долиной.

Ночью в темном небе над горами сияли звезды, а лес озарялся лучами, исходившими от озера. И странной чередой сменялась стража двух солнц.

Когда восход возвещал явление нового дня, в тихой глади вод отражался закат, и малиновый диск медленно погружался на дно, превращаясь в исчезающую точку. Тогда в воздухе начинала звучать еле слышная музыка, опавшие листья оживали и поднимались к деревьям, которые покинули.

Немыслимые цветы распускались на полянах, распространяя дурманящий аромат. Горечь хризантем мешалась с грустной сладостью гиацинтов, терпкости астр противостоял запах лилий. Долина вечной осени принадлежала Троллю, который спас Нирэ от обвала. Жезл Сигурда не обманывал его, когда вел к этому месту. Любой листок, занесенный за пределы долины, превращался в чистое золото. Но самое чудесное началось тогда, когда Тролль закурил свою трубку. Воздух сгустился настолько, что Нирэ обрела способность к полету или плаванью в этой атмосфере. Она могла без крыльев медленно парить над лесом, подниматься к сверкающим утесам, где бродили антилопы, заглядывать в темные окна пещер, расположенных у обрывов. На уровне острых вершин ее взору представало далекое море, лежащее за хребтами, и необозримая облачная страна, никогда не смеющая закрыть небо над владениями Тролля. Наконец, Нирэ, упоенная, спустилась к волшебному озеру и окунулась в воду. Тело ее пронизали тысячи огненных игл и, когда она вышла на берег, то обнаружила, что из ребенка превратилась во взрослую девушку. Платье из плетеных кленовых листьев упало к ее ногам, а голову покрыл венок из дикого шиповника.

– Хочешь ли ты владеть этой долиной? – спросил Тролль.

– Да! – ответила Нирэ.

– Тогда ищи ее, и вместе с ней к тебе вернется твое детство. Да поможет тебе любовь!

Долина Осени исчезла, и Нирэ вернулась к людям. Много дорог с тех пор исходили ее ноги, тщетно пытаясь проникнуть в заповедные угодья Тролля. Несколько раз она была почти у цели. Но только сновидения позволяли ей вступить под сень нетронутого леса и взглянуть на светящееся озеро, и то каждый такой сон страшным образом совпадал с исчезновением ее спутников, словно их жизнями она платила за право входа в долину.

– Да поможет тебе любовь! – сказал Тролль. Жестокой насмешкой казались Нирэ его слова. Те, кто отправлялся с ней на поиски долины, вдохновлялись любовью к ней, а не жаждой узреть чудеса, в которые верила она одна.

И вот судьба снова свела меня с дочерью Сигурда и Йордис. Все, что произошло, не стоит долгих описаний. Я решил вырвать Нирэ из-под власти тех сил, которые привели к гибели ее отца. Я решил бросить вызов Троллю, который имел отношение и к моей судьбе. Отрывочными картинами встают перед моим взором дальнейшие события. Вот мы в городе, куда я силой увез Нирэ. Однако ни дом родителей, ни пышность городских развлечений, ни пылкость моих чувств не поколебали девушку в стремлении отыскать владения Тролля. Этому, верно, способствовали и многие странности, вмешивающиеся в нашу жизнь. Мы договаривались с Нирэ о встрече, приходили в одно время и в то же место, но не видели друг друга и расходились. Ночью я часто просыпался от стука в окно, за которым слышался голос Нирэ. Я подбегал и видел ледяную залу, которую пересекала тропинка из желтых листьев. По ней медленно отступал лысый старик в черном камзоле, тот самый, что являлся мне в детстве. Он улыбался и грозил пальцем. Дым из его трубки, наполнявший все помещение, постепенно рассеивался, и он исчезал вместе с ним.

Прошел год, и положение стало невыносимым. Отчаявшись изменить судьбу, я ринулся ей навстречу. Снова мы были с Нирэ в горах и снова шли к долине Осени. Наконец только знакомый перевал отделял нас от цели. Мы расположились на ночлег. Нирэ заснула, а я не мог сомкнуть глаз. За горами вставала яркая луна. Облака медленно ползли, цепляясь за хребет. На одной из вершин они сгрудились столь фантастическим образом, что напоминали гигантскую фигуру старика, в тяжкой дремоте опустившего голову на руки. Я не помню, что за чувство охватило меня, когда я бросился по узкой тропинке, ведущей к той вершине. Сверкающий поток преградил мне дорогу. Как в безумии, я бросился в воду, заклиная ее именем Йордис помочь мне добраться до хребта. И река словно вняла моему голосу, струи ее повернули в другую сторону, и легко подняли меня к ледникам, из-под которых она вытекала. Через короткое время я был у цели. Внизу подо мной расстилалась долина Осени. На вершине в ледяном троне спал мой лысый старик в черном камзоле. В руках его была длинная трубка, дым из которой не рассеивался, а свивался в грозную облачную фигуру, увиденную мною снизу. Я подкрался и, выхватив трубку, пустился бегом обратно. Гром раздался позади меня иль шаги Тролля, я не помню из-за ужаса, охватившего мое сердце. Впереди, указывая дорогу, бежал другой человек. Фигура его показалась мне очень знакомой. Вот, торопя меня, он обернулся, и я узнал Сигурда. У самой стоянки он исчез. Наступило утро, и мы с Нирэ не узнали прежнего места. От перевала не осталось следа. Чуждые взору ущелья сходились в тупике у отвесной стены хребта. Гигантский водопад низвергался с обрыва, и в пене его мелькали красные и желтые листья. Солнечный луч пробился сквозь тучи, сверкнуло золото в прозрачных струях потока, и тотчас исчезло в поднявшемся тумане.

Днем счастья хотел назвать я день, когда ввел Нирэ в свой дом в белоснежном платье невесты. Но он обернулся днем печали, когда среди шумной толпы гостей она исчезла, будто растаяла, оставив мне подвенечный наряд и память о единственном горьком поцелуе, хранимую моими губами. Три дня и три ночи я ждал Нирэ. Она не появлялась. Я достал смертельную дозу опия и, смешав с табаком, закурил трубку Тролля. Была глубокая ночь. Я потушил огонь во всем доме и сел в кресло. Бледный свет позади заставил меня оглянуться. Он лился из аквариума, стоявшего в углу комнаты. Как он оказался здесь, я не помню. Видно, это был свадебный подарок. Разглядывая его, я с изумлением стал узнавать картины осенней долины, о которых рассказывала Нирэ. Ну да. Вон крошечные деревья, покрытые желтыми и бордовыми листьями, вон чудесное озеро, в котором жило отражение солнца. Вон хребты, огораживающие долину, за ними далекое море. Нежная музыка зазвучала в моих ушах. Стеклянная преграда между мной и аквариумом исчезла, тело мое стало стремительно уменьшаться в размерах. Я успел взглянуть в зеркало. Лысый старик в черном камзоле и с длинной трубкой в зубах. Тролль. Вот в кого я превратился. Я сидел в аквариуме на вершине большого камня и курил. Жизнь моя не окончилась, ибо принадлежала не мне одному. Я передал ее моему фантастическому Троллю, который жил в обратную сторону, мне навстречу, и молодел одновременно с тем, как я старился. Он должен был продолжить мои дни, так же как я – его. Маятник вечных часов не останавливается. Противовесы, вызывающие его движение, встретились и поменялись местами. Нет, я не удивился, когда двери моей комнаты отворились.

«Живущие их смертью, их жизнью умирающие». Тролль, которого трудно было узнать, ибо он принял мой облик, стоял на пороге. Зато его спутница была так хорошо мне известна. Маленькая девочка с длинными золотистыми волосами, падающими на лицо и скрывающими улыбку, держала его за руку. Дочь Сигурда и Йордис смотрела на меня сквозь толщу стекла и воды. Ее звали Нирэ. И не ее ли любовь была тем волшебством, чьи лучи озаряли таинственным светом долину вечной Осени?

В одном королевстве родилась Принцесса, которая никого и ничего не хотела слушать. Самым важным она считала собственное мнение, и ей так хотелось выделиться среди окружающих, что она всем противоречила, вопреки здравому рассудку. Потому, верно, и дали ей, кроме собственного имени, прозвище – Противоречка. Узнав об этом, она ничуть не расстроилась.

– Среди людских мнений так много невидимых речек, и многие предпочитают ходить по течению. Я же не такая как все, и потому иду против.

Тогда некоторые придворные изменили прозвище и стали звать ее – Противноречка. Но и это не смутило Принцессу.

– Конечно же, кому-то нравится речка, а мне она противна, и потому я выступаю против нее.

Меж тем общаться с Принцессой было нелегко. Если ей говорили, что пора идти спать, так как поздно, – она отвечала, что совсем не пора, так как еще очень рано. Если при ней хвалили еду и предлагали ей попробовать, она немедленно заявляла, что это невкусно, даже не попробовав угощения. Если на улице было холодно, она одевалась так, как будто стояла жара. Если кто-то хвалил ее одежду и говорил, что это красиво, она немедленно устраивала скандал и заявляла, что это безобразное платье она не станет носить. И так было во всем.

Пришлось королю и королеве, и всему двору переучиваться, чтобы найти подход к Принцессе. И если что-то было плохо, то это начинали хвалить, чтобы Принцесса поступала правильно, и наоборот.

Так, известно было, что Принцессе вредно есть много сладостей, чтобы не портить зубы и фигуру. Но зная, что Противоречка будет делать все наоборот, ей приносили шоколад, леденцы, мороженое и умоляли съесть побольше, чтобы у нее были отменные зубы и грациозная талия. С тем же пылом ей начинали ругать хорошую классическую' музыку и поносить цветы с их прекрасным ароматом.

Конечно же, Принцесса, стиснув зубы, часами выслушивала музыку великих композиторов и требовала в свои покои букеты роз и лилий.

Все было бы в конце концов ничего, но одно беспокоило семью. Придет время, и Принцессу нужно будет выдавать замуж. Сумеют ли они убедить принца, что Принцессе необходимо на черное говорить белое, на плохое – хорошее и так далее? И вот, действительно, пришло время, и явились ко двору принцы, чтобы посвататься к Принцессе. Первый же претендент на ее руку пришел в ужас, встретившись с ней. Как принято было в правилах хорошего тона, он представился.

– Я принц Гастон V из страны Гастонии!

– Никакой вы не принц, и такой страны – Гастония – нет на свете!

Что было ответить на это? Оскорбленный искатель отправился восвояси. Второй принц начал с объяснений в любви, на что Принцесса ответила, что он обманывает ее.

– Нет, нет! Я вижу, что вы ненавидите меня, и ваше коварство замышляет убить меня, – заплакала Противоречка.

Такая же история приключилась и с остальными женихами. Но вот однажды, на маскараде, Принцессе понравился один ловкий кавалер, который умело танцевал и был безукоризненно одет по моде.

Принцесса, скрытая маской, сама пригласила его на танец. Приняв ее за придворную фрейлину, кавалер дерзко оглядел ее и сказал, что не хочет с ней танцевать.

– Неправда, вы очень хотите, но боитесь меня, и потому отказываетесь, – заявила Принцесса.

Удивленный молодой человек подчинился ее требованию. Сухо поблагодарив, он постарался отойти подальше от навязчивой дамы, но она вновь нашла его и пригласила еще станцевать.

– Но вы мне не нравитесь! – откровенно заявил кавалер. В ответ послышался смех.

– Чушь! Вы от меня без ума и, пожалуй, я подумаю над тем, не отдать ли вам свою руку.

– Но я не собираюсь жениться! – чуть не закричал кавалер. Однако его дама пришла в восторг. Взяв его за руку, она сняла маску, подошла к королю и попросила благословить их на брак. Узнав Принцессу, кавалер смутился.

– Прошу прощения, ваше высочество, я не принц, а всего-навсего странствующий художник.

– Очаровательная шутка, – сказала Принцесса. – Он несомненно принц, а не странствующий художник.

Что было делать? Принцессу обвенчали с кавалером.

– Пора навестить ваше королевство, – обратилась как-то Принцесса к своему супругу. Озадаченный молодой человек не смел противоречить. Они отправились в путь.

– Оденьтесь потеплее, – предложил кавалер. – Уже близится зима.

– Ерунда, еще только начинается осень, – ответила Принцесса. И вот, скрепя сердце, ей пришлось испытать мороз и голод, а затем в жалкой лачуге утверждать, что это великолепный дворец. В конце концов, кавалер решил, что Принцесса сошла с ума, и поместил ее в лечебницу для душевнобольных, а сам сбежал подальше, чтобы его не нашли. В лечебнице Принцессе пришлось не так уж плохо. Она встретилась с людьми, которые, как и она, на черное говорили белое, на холодное – горячее, на плохое – хорошее. Противореча им, она вернулась к действительно правильному соотношению вещей. Горькое стала горьким, потому что больные принимали его за сладкое, красивое стало красивым, холодное – холодным, доброе – добрым. Но самое главное, что доктор, лечивший Принцессу, пришел в восторг от своего умения лечить и прославил свою лечебницу на весь мир.

Эта слава дошла и до родителей Противоречки. Тогда они догадались, где искать исчезнувшее дитя. Принцессу торжественно возвратили во дворец.

– Как печально вас видеть, ваше высочество! – обратился к ней первый министр, привыкнув ко лжи.

– До чего ужасно, что вы возвратились, это повергает нас в ужас! – подхватили остальные придворные. Принцесса молча посмотрела на них, и глаза ее наполнились слезами.

– В самом деле, я так долго заставляла вас страдать… Что верно, мне не найти слов, чтобы испросить прощения.

Ошарашенные придворные пали на колени.

– О нет, нет! Мы счастливы! Вы вернулись. Вы здоровы и улыбаетесь радости и разделяете с нами печали. Разве может быть для нас большее счастье, чем счастье служить вам!

И все вернулось на свои места. И Принцесса уже стала не Противоречка, а Доброреченька. За что ее все любили, и, конечно же, она вскоре нашла славного Принца и была правдива и счастлива, как только бывает в сказках!