Осторожность или категоричность высказываний некоторых экспертов часто маскирует недостаточное знание проблемы. Иногда категоричность является следствием перевозбуждения, наступающего после бесплодных теоретических попыток решения сверхсложной проблемы. Ситуация особенно обостряется, когда проблема имеет видимые практические решения, в основе которых лежит не поддающийся формализации (или пока не формализованный) здравый смысл. Сказанное в полной мере относится к проблеме организации эффективного информационного влияния на массы. Впрочем, в данном случае имеются явные признаки «положительной динамики» в теоретическом осмыслении проблемы.

Э. Тоффлер утверждает: «Лучший способ понять власть СМИ (системы массовой информации) — это посмотреть на революцию в СМИ, которая происходит сегодня, в исторической перспективе…», тем самым затрагивая исторический аспект проблемы. Автор выделяет три исторических периода развития СМИ, отмечая, впрочем, что сильно упрощает ситуацию. По его мнению, в аграрных обществах «Первой волны» толпа людей — это первое средство массовой информации. Другим средством массовой информации дотехнологической эпохи, способным передавать информацию не считаясь с политическими границами, является церковь.

«Вторая волна» с ее системой производства материальных благ, основанной на фабричном производстве, нуждалась в усилении коммуникаций на больших расстояниях. Основным орудием «массификации» этого периода стали газеты, журналы, кинофильмы, радио и телевидение, а также почта, телеграф, телефон.

Характерным признаком «Третьей волны», с ее экономикой постмассового производства, является предсказанное Э. Тоффлером явление «демассификации». СМИ этого периода являются гетерогенной системой и обеспечивают высокую степень разнообразия сообщений.

В настоящее время существуют и широко используются СМИ, характерные для всех выделенных Э. Тоффлером исторических периодов развития СМИ. Причина — параллельное существование человеческого сообщества на разнообразных технологических уровнях и в невидимых, но реальных и устойчивых границах разных цивилизаций. Проповедь муллы, доводящая до верующих суть проблемы в религиозных терминах (в том смысле, в каком ее хочет представить заинтересованный политик), часто соседствует с распространением этой информации на аудио или видеокассетах, по местному телевидению или в сети Интернет.

С. Кара-Мурза в книге «Манипуляция сознанием» предпринимает попытку решить аналогичную задачу, используя традиционный научный аппарат анализа на основе декомпозиции проблемы и классификации ее составляющих. Выделяя главные мишени манипуляторов сознанием, С. Кара-Мурза определяет, «на какие психические и интеллектуальные структуры в сознании и подсознании личности, а также на какие кирпичики культурного ядра общества прежде всего направляют манипуляторы свой удар». Развивая соображения основоположника психоанализа о существовании психологической защиты подсознания, автор пытается с достаточной строгостью определить, «что надо сделать, чтобы отключить здравый смысл».

В качестве варианта воздействия на сознание рассматривается прием, который не предусматривает модификацию трудноразрушимых исходных целевых установок личности, а сводится к навязыванию новых, пусть кратковременных, идей, желаний, целей. Главная задача такого приема — «вызвать сумбур в мыслях … что и делает человека беззащитным против манипуляции».

В качестве инструментария, обеспечивающего реализацию данной методики, автором анализируются особенности применения знаковых систем: языка слов, языка зрительных образов, иных знаковых систем. Размышляя о роли языка, автор характеризует его как «самое главное средство подчинения». Совпадающие мнения Маркса и Ницше по этому поводу нашли свое отражение в фразе: «Мы — рабы слов». Используя «волшебное могущество произнесенного слова», Гитлер сумел овладеть сознанием цивилизованной германской толпы. В последнее время особая роль языка обсуждается в связи с мнением, высказанным Б. Ф. Поршневым о его суггесторном воздействии, то есть дополнительной способности языка воздействовать не через рассудок, а непосредственно через чувство.

«Могущество слов находится в тесной связи с вызываемыми ими образами», «Толпа способна мыслить только образами, восприимчива только к образам». Эти мысли, которые высказал Г. Ле Бон еще в начале прошлого века, получили новое развитие в нынешнее время, характерным признаком которого является широкое использование визуальных эффектов в разнообразных сферах человеческой деятельности. Фундаментальность образного воздействия, максимальная информативность зрительного восприятия определяют эффективность проникновения информации в сознание и подсознание, которая оценивается существенно выше, чем у других типов сообщений. Тем более, что «образы, как и слова, обладают суггесторным значением и порождают цепную реакцию воображения».

Попытка рассмотрения проблемы информационного влияния на общественные группы в современном обществе не может претендовать на достаточную полноту без рассмотрения объекта воздействия — человеческого сознания, отображающего реальность, и его главной функции — мышления, как способа переработки информации.

В настоящее время предпринимаются активные попытки, основываясь на большом количестве фактов практической жизни, дать определения базовым понятиям проблемы информационной борьбы: геополитическому информационному противоборству, информационному оружию. Формулируются цели геополитического стратегического анализа и геополитического стратегического противоборства, разделяются виды информационной борьбы по объектам воздействия на борьбу информационно-техническую и информационно-психологическую, определяются составные части информационной борьбы и уровни ведения информационной войны.

Можно приветствовать подобное наведение «теоретического порядка» в этом деле, тем более что, если перефразировать высказывание персонажа известного романа Булгакова профессора Преображенского, «порядок в практических делах начинается с порядка в головах».

Безусловно, существует множество других мнений, в том числе объединяющих и дополняющих приведенный выше краткий обзор вопросов: что же такое информационное влияние, информационное противоборство, власть СМИ, как эффективно ею воспользоваться, к чему могут привести те или иные информационные акции, в особенности, когда имеются противоборствующие стороны, ведущие борьбу в режиме «дуэльно — группового взаимодействия».

Примеры событий, происходящих вокруг России, в России и ее «критических» регионах, дают массу фактического материала по проблеме информационного противоборства для их осмысления и применения полученных выводов в практике политической жизни.

Движение «от простого к сложному», от накопления фактов к их обобщению является традиционным методом научного осмысления проблемы. Этот метод вполне может быть применен к анализу ситуации информационного противоборства в Южном регионе России как узловой точке политических, экономических, социальных и других проблем общества в нынешней России, где накал такого противоборства близок к максимальному.

Политическая ситуация в Южном регионе России, а в особенности на Кавказе, с точки зрения информационной безопасности страны в целом, требует весьма осторожного и тонкого управления со стороны федеральной власти. Для прагматично мыслящих политологов этот регион России является полигоном для сбора данных с целью их последующего теоретического обобщения и применения выводов в практической общественной жизни.

Ретроспективно оценивая ситуацию на Кавказе, можно сделать некоторые выводы об общественно-политических и информационных корнях проблемы неприятия российской государственности частью чеченского народа. К сожалению, истоки политических противостояний, если о них говорить с предельной откровенностью, всегда болезненны для всех сторон, участвующих в конфликте.

В политическом процессе объединения России и народов Северного Кавказа была информационная компонента, вначале использующая информационные возможности «первой волны» общественного развития (по терминологии Э. Тоффлера), но с максимальной эффективностью для той части политической элиты, которая противилась изменениям в чеченском обществе. Позднее политические приоритеты и причины «чеченского сопротивления» изменились, а приемы информационного влияния на народные массы пополнились в связи с использованием широких коммуникационных возможностей информационных технологий «второй волны», а впоследствии и «третьей волны» с ее избирательной нацеленностью информационного воздействия на разные группы людей и отдельные личности.

Применению информационных технологий «первой волны» на Кавказе в прошлом веке способствовала сохранившаяся до нынешних времен структура родового деления единого чеченского народа. Чеченские тейпы — явление уникальное для современного цивилизованного мира в силу своей внутренней сплоченности, которая существует наряду с практически бесконфликтными отношениями между тейпами в едином этническом образовании. Подобная внутренняя бесконфликтность основана на строго определенных, жестких и даже жестоких, четко выполняемых правилах межродового общения. Естественным следствием подобной организации общества с исключительной ориентацией на решение внутренних общеродовых проблем было категорическое отрицание внешних для тейпа или сообщества тейпов общественных ценностей и общественных, государственных и иных социальных образований. Сосредоточенность на «внутриродовых» отношениях порождала допустимость применения против инородцев агрессивных действий, слабо ограниченных соображениями морали и нравственности. Нравственные ограничители теряли свои сдерживающие качества за пределами тейпов, а сами агрессивные действия одобрялись общественным родовым сознанием, поскольку способствовали укреплению родового строя.

В то же время поведение отдельной личности внутри тейпа было высоконравственным и благородным даже по меркам любого современного общества, если не рассматривать редкие рецидивы кровной мести, традиции которой, впрочем, даже в последнее время соблюдаются неукоснительно.

Даже сейчас, после стольких лет то разгорающейся, то затухающей войны, на Кавказе практически нет беспризорных детей, потому что забота о сиротах — прямая обязанность родственников, закрепленная родовым сознанием. Старики и старухи не просят милостыню — они всегда найдут участие среди соплеменников, даже при бедственном положении тех, кто им помогает. Реальная взаимопомощь и взаимовыручка являются глубоко укоренившимися внутриродовыми традициями. На высоком уровне находятся нравственность и стабильность семейных отношений.

В России ситуация в значительной мере имеет противоположную характеристику.

Несмотря на проблемы нынешнего времени: военные операции, «зачистки», разгул криминальных проявлений, на Кавказе родовые традиции не расшатываются, а в какой-то мере даже укрепляются, в особенности на фоне негативных социальных тенденций российской действительности.

Укреплению вековых родовых традиций способствуют простые практические соображения: общие трудности легче переносить сообща, вместе с людьми, которых ты знаешь и которым ты доверяешь. Общество инкапсулируется, то есть становится малодоступным для внешних информационных влияний.

Особенности политической и социальной организации, характерные для чеченского народа, в той или иной степени, но существенно меньшей, чем у чеченцев выраженностью, присутствуют в социальной и общественно-политической жизни иных народов российской части Кавказа.

Фактически Кавказ, с его крайними проявлениями человеческих сущностей и интересов, чувств и привязанностей, природными перепадами и трудностями добывания хлеба насущного дает возможность на практике применить теоретический прием, предполагающий, что «для понимания проблемы ее следует рассматривать в крайних проявлениях». В данном случае речь идет о последствиях социальной замкнутости общества: естественным образом возникающей на почве такой социальной замкнутости идеологии национализма как способа выживания в трудных условиях.

У социально-замкнутого общества идеология национализма появляется естественным, почти «природным» путем, она не требует наличия «глашатаев» идеологии, специального совпадения обстоятельств общественно-политической жизни. Сами физические условия жизни, исторические, географические, психологические и другие причины «выращивают» здесь корни национализма.

Народам, проживающим в таких условиях, не приходится навязывать национализм, пользуясь случаем, как это сделал Гитлер в конце 20-х — начале 30-х годов прошлого века в Германии. Национализм здесь возникает как реакция на условия жизни.

Для «простых людей» погруженность в собственные проблемы, надежда на помощь со стороны ближайших соседей, с которыми у тебя один язык, одни песни, общие дела, и даже родственные отношения, являются важнейшим личностным приоритетом и простейшей причиной национализма, если ее рассматривать на уровне бытового сознания. Эти соображения, упрощенные до наивности, характерные для уровня деревенской завалинки или камня под чинарой, тем не менее являются «топливом» политического противостояния при возникновении опасности для стабильности исторически сложившейся политической ситуации, установившегося положения клановых или политических групп или при реализации их властных устремлений. Они становятся трудно опровергаемыми на бытовом уровне, доступном для сознания среднего человека в условиях проживания среди враждебной природы и постоянных конфликтов с окружающими народами.

Внутренняя социальная замкнутости общества, труднодоступность его для внешних информационных влияний с целью разрушить негативные исторические стереотипы социально-политической жизни, является питательной средой для национализма и экстремизма. К сожалению, внутренняя замкнутость не исключает рецидивов внешней экспансии, а наоборот, является фактическим обоснованием их правомерности.

Жесткая внутренняя регламентация жизни народов Кавказа не исключает наличия политической элиты, оказывающей существенное влияние на общественно-политическую ситуацию, в первую очередь с помощью рычагов внеэкономического, информационного влияния. Особенностью такого влияния является факт его наибольшей эффективности, если оно совпадает с традиционными приоритетами родового строя. В противном случае влияние элиты существенно снижается, и даже проповеди религиозных лидеров не оказывают практического влияния на сознание родовых общин, если они вступают в конфликт с установившимися традициями. Общественно-политические образования Кавказа, и в первую очередь — Чечня, оказываются информационно замкнутыми, то есть имеющими слабую восприимчивость к информационным воздействиям, привычным для западной цивилизации, информационными технологиями которой пользуется Россия.

Другой особенностью чеченского общества, как показательного общества кавказского региона с крайними выражениями национальных особенностей, явилось незначительное присутствие в его среде интеллигенции в европейском понимании этого явления общественной жизни. Такие признаки европейской интеллигенции, как наднациональность или даже космополитизм, системность мышления с учетом факторов общемирового уровня, способность к национальным уступкам ради общего прогресса, приверженность демократическим традициям не являются нехарактерными для значительной части образованных представителей чеченского общества, несмотря на весьма высокий общий культурный уровень народа в целом.

По определению А. Грамши в пересказе С. Кара-Мурзы: «Именно создание и распространение идеологий, установление или подрыв гегемонии того или иного класса — главный смысл существования интеллигенции». В Чечне слой интеллигенции европейского типа, достаточный по мощности для образования цепной реакции выхода всего народа из исторического тупика, поворота к общемировым ценностям, просто не мог сформироваться в условиях социально замкнутого общества. Уровень образованности в данном случае играл незначительную роль. Образованность могла стать причиной преобразований социально замкнутых обществ только в отдаленной перспективе, но ощущение необходимости изменений оказывало на исторические процессы, преобразующие Кавказский регион, свое влияние. Возможно, подобные ощущения, присутствующие у политической элиты Кавказа, способствовали в основном добровольному присоединению большинства кавказских народов к Российской Империи. Однако в силу чрезвычайной политической устойчивости социально замкнутых обществ после их присоединения к России имело место фактическое сохранение самобытной политической и социальной структуры кавказских государств в рамках Российской Империи. Этот факт отчасти явился причиной нынешних конфликтов, впрочем, Кавказ «бурлил» и при царях, и в советские времена.

Революционные изменения общественно-политических отношений, свидетелями которых является нынешнее поколение, фантастический темп технологической революции привели к ситуации, когда существование социально замкнутых обществ вступило в противоречие с глобальными общественно-политическими и технологическими изменениями на планете Земля. Но внутренняя стойкость социально замкнутых обществ, оправдавшая себя на протяжении многих веков существования в трудных условиях, порождает напряженность в отношениях с ушедшим вперед окружающим миром.

Попытки регулирования сложной ситуации на Кавказе политическими деятелями СССР выражались в навязывании стереотипов «идеального» социалистического общества путем поверхностно организованной пропаганды. Считалось, что экономические успехи социалистического строительства — лучший стимул для укрепления социалистического содружества. В ограниченности такого подхода, не учитывающего важную роль духовной и исторической составляющей жизни общества во всех ее проявлениях, можно было убедиться сразу после развала СССР.

Самодостаточность чеченского общества, его социальная замкнутость, усиленная жесткими тейповыми перегородками, делает его идеальным инструментом, шахматной фигурой, которой ученики «гроссмейстера» Бжезинского могут играть на «Великой шахматной доске». Нужно только понять этот факт и выбрать несколько амбициозных, переполненных чувством мессианства исполнителей, способных непосредственно двигать «чеченскую фигуру».

В период развала СССР и становления российской государственности на Кавказе использовались различные технологии регулирования общественно-политической ситуации: жесткие и бескомпромиссные военные акции, серии политических уступок, граничащих с «потерей политического лица» российской государственности, колебания между этими крайними методами достижения политических решений. До последнего времени эффект от подобных действий был незначительным.

Одной из причин недостаточно быстрого продвижения в деле урегулирования «чеченской проблемы» являлось слабое информационное «сопровождение проблемы». Фактически в данном случае имел место неудачный выбор «информационного оружия» и целей, по которым оно применялось. Идеей фикс идеологического обеспечения пророссийской стороны в чеченском конфликте была информационная тема: «Россия на Кавказе воюет с бандитами, составляющими незначительную часть чеченского общества».

При внешней непогрешимости такой информационной установки практического эффекта в информационном противоборстве достигнуто не было. Единственным побудительным мотивом участия в войне солдат Российской армии стало стремление «отомстить за погибших товарищей»; служить в Чечню многие шли как на каторгу. «Информационным следствием» чеченского конфликта стала апатия общественного сознания населения региона, порожденная усталостью от войны, потерями, постоянным стрессом, всеобщими беспорядками и неустроенностью, отсутствием жизненных перспектив. Из-за нарастания политической апатии при поверхностном анализе настроений в среде чеченского общества создавалось ложное впечатление о нарастании примиренческих тенденций среди населения Чечни, которые легко преодолевались внутренними силами при ослаблении военного давления.

Почувствовав ущербность этой тенденции, творцы политики на Кавказе времен президента Ельцина бросились выправлять ее за счет потока денежных средств, направляемых на восстановление экономики Чечни (рассчитывая заодно на благодарность народа), которые, впрочем, успешно разворовывались.

В условиях социально замкнутого общества и преобладания его ценностей экономические дотации в значительной мере шли на укрепление и восстановление этой общественно-политической самодостаточности, не способствовали переходу к системе ценностей открытого общества, признающего действие общемировых нравственных законов за пределами районов собственного проживания.

Восстанавливать в первую очередь следовало души людей, причем с обеих сторон, выправлять искривленное сознание участников конфликта.

Примером эффективной политики, практически не имеющей альтернатив после обилия взаимных ошибок политического обустройства России, допущенных в конце прошлого века, были шаги, предпринятые по инициативе Президента России В. В. Путина. Страну, потерявшую политические ориентиры в связи с неудачами политического и экономического преобразования в процессе радикальных изменений в экономике и политике, заходящуюся в истерике от массовой гибели людей во взорванных домах в мирных городах России, переполненную иммигрантами, незаконно проникающими на ее территорию через прозрачные границы, с бандитами, финансируемыми странами и политическими организациями, заинтересованными в падении России, необходимо было привести в чувство. Жесткие меры, предпринятые для этого президентом на Кавказе, явились отрезвляющей встряской не только для России, но и для политиков всего мира, разыгрывающих «чеченский гамбит» на Кавказе.

После дагестанской и чеченской операций, обеспечивших под руководством генерала Казанцева военную победу над экстремистами, встал вопрос: что делать дальше и в том числе в информационном плане? Война не изменила социальные институты этого сложного региона, а только частично скорректировала их. Сохранилось противостояние в военной и идеологической области, которое в значительной мере ушло в подполье, но его напряженность и активность по-прежнему остается высокой.

Эта книга не является историческим обозрением конфликта на Кавказе, обострившегося в последнее десятилетие, хотя элементы соответствующего освещения событий в ней присутствуют. Проблема перехода Кавказского региона к мирной жизни кажется показательной, поскольку она веками не имела решения, а ее нынешнее обострение происходит на фоне геополитической борьбы, полем отдельных битв которой стал Южный регион России. Здесь, на примере практического вопроса перехода Кавказского региона к мирной жизни, предпринята попытка осмысления проблемы с общих позиций для определения корневых причин противоречий между народами единой России с целью их устранения для всеобщей выгоды.

Устранения побудительных мотивов к обособлению народов, преодоление косных исторических традиций, реальное включение народов российской части Кавказа в общероссийский политический процесс возможно на основе преодоления консервативных догм внутренней социальной самодостаточности, использовать «взрывную» силу которых всегда находятся охотники за рубежом и их пособники внутри страны. Лучшее средство противодействия такой экспансии — информационное обеспечение народа ответственной и взвешенной информацией, смертельно опасной для беззакония и лжи, активное противодействие экстремизму на всех «фронтах» информационного противоборства не формальной фразой, а исторически выверенной и обоснованной фактами текущей жизни информацией, способной противостоять мифотворчеству практиков информационной геополитической борьбы.

Замалчивать информацию столь же опасно, как и преувеличивать значение отдельных фактов. К сожалению, в России практически нет информационных сообщений о качестве работы на местах чеченских политических и экономических руководителей. Есть отдельные отрывочные сведения о сомнительной эффективности значительной части чеченской милиции и редкие сведения о ее реальных достижениях. Не обсуждаются вопросы преступного отношения части населения Чеченской Республики к армии и войскам МВД. Российские идеологи и политические деятели из-за боязни усиления конфронтации на Кавказе доводят до общественности информацию в рафинированном, искаженном виде, перекладывая решение проблемы «на потом». Такое «информирование» страны никого ни в чем не убеждает и приводит только к тому, что большинство россиян, не представляя геополитической важности Кавказа, готово махнуть рукой на Кавказский регион, не понимая, что в этом случае проблем у России только прибавится.

Сейчас всем, кроме твердокаменных коммунистов, ясно, что необходимо исключить из обращения теоретические штампы и мифы прошлых лет, которые проигрывают в общественном сознании простейшим общечеловеческим идеям и ценностям. Например, звонкое выражение коммунистов: «пролетарский интернационализм!» — информационное оружие времен мануфактур и борьбы за диктатуру пролетариата оказалось пустой фразой в новом постиндустриальном обществе, устаревшим понятием, взятым из трудов классиков марксизма XIX века и практики начального периода прошлого столетия. Это оружие себя не оправдало практически никогда, хотя до последнего времени использовалось при обосновании коммунистической идеологии.

Ослабление на основе эффективного информационного противодействия последствий внешней информационной экспансии геополитических группировок, а также внутренних информационных воздействий, поощряющих рецидивы экономического, политического, территориального и культурного обособления, — задача информационного просвещения нынешнего времени. Сочетание технологичного, наступательного и ориентированного на особенности конкретной аудитории информационного обеспечения — реальная помощь для преодоления кризиса в кавказском геополитическом узле.

Знание корневых причин конфликтов, наряду с находящимися на виду побуждающими факторами религиозного и экономического характера, уровнем образованности, особенностями национального характера и географического положения, историческими аспектами, амбициями отдельных политиков, каналами финансирования и другими второстепенными причинами, является основой для прекращения конфронтации народов.

Современные сообщества людей, соответствующие стандартам западной цивилизации или движущиеся в этом направлении, но уже достигшие уровня информационного общества, то есть общества, имеющего теоретический доступ к разнообразной информации и обладающем разнообразными технологиями для такого доступа, характеризуются повышенной восприимчивостью к информационному воздействию. Возможная причина такого доверия к слову или образу, отдельному логическому утверждению или целостной формальной концепции состоит в постепенном внедрении в сознание людей ложной истины о непогрешимости утверждений и идей, профессионально объясняемых (навязываемых) человеческой толпе. Профессионализм «создателей информации» приводит к тому, что люди оказываются подавленными их «компетентностью» и начинают верить им безоговорочно.

Другим убеждающим фактором, обеспечивающим эффективность применения информационного оружия, является масштабность информационных акций. Религия, которая в свое время добивалась безоговорочной и бездумной веры, для приобщения к вере базировалась на методах всеобщего воспитания и принуждения. Она подавляла свободу человеческого мышления масштабами информационного воздействия. Человек мог думать: «Все верят — значит, это правда». Сейчас информационное воздействие подталкивает отдельного человека к мысли: «Везде об этом говорят — значит, это правда».

Коммуникационные возможности человечества в настоящее время увеличиваются невиданными ранее темпами, что делает информационное оружие практически неотразимым. Авторитетный психоаналитик Э. Фромм отмечает: «В кибернетическую эпоху личность все больше и больше подвержена манипуляции … человек утрачивает свою активную, ответственную роль в социальном процессе».

Утрата «активной и ответственной роли в социальном процессе» может случиться под воздействием мифов общественного сознания, важную роль которых отметил С. Кара-Мурза в своей книге «Манипуляция сознанием».

На закате Российской Империи на службе в Российской армии состояли около 200 тысяч офицеров. Из этого огромного числа профессиональных военных оружие в руки взяли несколько тысяч человек, которые не смогли противостоять армиям люмпенизированного пролетариата и крестьянства, численность которых в ответственные моменты Гражданской войны также была невелика. Офицерский корпус России, несмотря на надвигающуюся перспективу социальных и иных потерь, не проявил активности, поскольку был подавлен и деморализован мифами всеобщего счастья и справедливости в новом социалистическом обществе, а также мифами о полной деградации монархической и буржуазной систем управления.

В настоящее время, по выражению С. Кара-Мурзы: «… мифы создаются в соответствии с планом. Новые политические мифы не возникают спонтанно, они не являются диким плодом необузданного выражения. Напротив, они представляют собой искусственные творения, созданные умелыми и ловкими мастерами». Как ни странно, но мифы оказывают сильнейшее влияние на общество с достаточно высоким уровнем образования, в том числе на нынешних российских граждан. Образованность не является непреодолимой стеной на пути манипуляторов сознанием. Скорее возникает обратная ситуация — образованные люди более внушаемы, их можно отвлечь от соображений здравого смысла специальными приемами, наработанными в результате специальных исследований и разработок. Иначе как можно объяснить стереотип, угнездившийся в умах российской так называемой творческой интеллигенции о том, что США — пример для всего остального человечества буквально во всех смыслах и сторонах общественной, политической и экономической жизни, рай для проживания и творчества, «общество равных возможностей», защитник общечеловеческих ценностей на планете, страна, у политиков которой, по выражению З. Бжезинского, «добрые и высокие цели».

Для достижения эти «добрых и высоких целей» деятели американской администрации, прикрываясь «заботой» о мировом экономическом порядке, распространяя миф о долларе, как устойчивой международной валюте, заполнили весь мир зелеными бумажками, обеспеченными активами американской экономики на единицы процентов. США — фактический банкрот. Еще в 1990 году на каждом гражданине страны «висел» долг в 35 тысяч долларов, и ситуация ухудшается. Если внешний долг США в 1986 году составил 264 миллиарда долларов, то к 1999 году он достиг 1900 миллиардов долларов. Весь мир благодаря США живет в условиях глобальной финансовой пирамиды. Развалу этой пирамиды препятствуют всеобщий страх перед огромными финансовыми потерями в случае ее обрушения и агрессивное, в том числе военное, противодействие США. Есть мнение, что военные акции США последних лет, например в Югославии, — это отвлекающий маневр, с помощью которого американские политики стремились сдержать финансово-экономические претензии Европы по поводу наведения порядка в мировой экономике.

Цели информационного оружия могут находиться как внутри страны, среди населения и политических групп собственного государства, так и за его пределами.

«Информационное» общество в массе своей может быть достаточно необразованным, «темным», несмотря на возможность и умение пользоваться источниками информации, доставляемых современными высокими технологиями. Фактически США — именно такое общество, манипулировать сознанием которого можно с помощью примитивных приемов, не особо задумываясь о логике информационных воздействий, а ограничиваясь громкой фразой и голословными утверждениями, повторенными многократно.

Государство, какой класс не был бы господствующим, стоит на двух китах — силе и согласии. Соотношение их — не застывшее, однажды достигнутое состояние (гегемония, по определению Грамши), а динамичный, непрерывный процесс. По мнению А. Грамши: «Государство является гегемонией, облеченной в броню принуждения». Иными словами, принуждение — лишь броня гораздо более значительного содержания, а гегемония — это не просто согласие, но благожелательное, активное согласие, при котором граждане желают того, что требуется господствующему классу.

Убедить граждан в состоятельности гегемонии до такой степени, чтобы они пришли к согласию с властью с минимальной степенью принуждения, — забота власти. Инструментом подобного убеждения являются все богатые возможности современных информационных технологий.