ГЛАВА II

Семиты

Если хамиты растекались по всей Передней Азии и по арабскому побережью до самой восточной Африки,[60] то другие белые племена, идущие следом за первыми, достигли на западе армянских гор й южных склонов Кавказского хребта.

Эти племена называются семитами. Первое время их основная масса жила в горных районах верхней Халдеи. Именно оттуда в различные эпохи вышли их самые могущественные группы. Оттуда пошли потоки, которые, смешиваясь, сильнее всего и дольше всего влияли на испорченную кровь хамитов, а затем и на тип самых древних переселенцев этой расы. Эта плодовитая группа наложила свою печать на огромную территорию. Она оттеснила к юго-востоку армян, арамейцев, эламитов, элимейцев и других; она заполонила своим потомством Малую Азию. Ей покорились ликийцы, лидийцы, карийцы. Ее колонии были на Крите, откуда позже, под именем филистинцев, они вернулись, чтобы оккупировать Циклады, Феру, Мелос, Нигеру и Фракию. Они распространились по всему периметру Пропонтиды, в Троаде, вдоль греческого побережья, появились на Мальте, на Липарийских островах, в Сицилии.

В это же время другие семиты — иоктаниды — двинули до самой южной оконечности Аравии свои племена, призванные сыграть большую роль в истории древних государств. Эти иоктаниды с греческой и латинской античности были известны под именем гомеритов, и все то, чем эфиопская цивилизация не обязана египетскому влиянию, она заимствовала у этих арабов, которые образовали пусть и не самую древнюю часть нации, ядро черных хамитов, сыновей Куша, но во всяком случае самую славную ее часть, когда рядом с ними поселились арабы-исмаелиты, еще только формировавшиеся в ту эпоху. И эти примеры далеко не исчерпывают список семитских владений. До сих пор я ничего не сказал об их набегах в Италию, и следует прибавить, что, будучи властителями северного побережья Африки, они таким большим числом оккупировали Испанию, что даже в римский период там встречались их потомки.

Такое распространение было бы трудно объяснить — при всей плодовитости расы, — если отрицать, что эти народы долго сохраняли чистоту крови. Но во многих случаях это утверждение не выдерживает критики. Возможно, хамиты в силу какой-то природной брезгливости некоторое время сопротивлялись смешению со своими черными подданными. Для того, чтобы вести такую борьбу и держать дистанцию между победителями и побежденными, у них было немало причин. Сыграло роль и чисто отцовское чувство огорчения при виде несходства отпрыска с белыми предками. Тем не менее страсть преодолела и этот барьер, как она преодолевает все на свете; в результате появилось смешанное население, более привлекательное, чем аборигены, во всех отношениях/Кроме того, ситуация была иной: черные хамиты не уступали пришельцам, как это случилось с предками их матерей перед лицом древних завоевателей. Они имели мощные государства, в которые влились цивилизаторские элементы белых основателей, в том числе роскошь, богатство, удовольствия. Мулаты не только не внушали ужас, но могли вызвать восхищение и зависть семитов, еще не привыкших к мирной жизни.

Смешиваясь с ними, завоеватели приобретали не рабов, но партнеров, давно познавших вкус цивилизации. Конечно, вклад семитов в этот союз был самым весомым и плодотворным, потому что он заключался в энергии и силе крови, более близкой к белому типу, хотя в нем недоставало утонченности. Семиты принесли новизну, перспективу, силу. Черные хамиты имели культуру, которая уже принесла свои плоды.

Это были большие и красивые города, украшавшие ассирийские равнины. Цветущие поселения располагались на побережье Средиземного моря. Сидон имел большие торговые связи и удивлял своим великолепием не меньше, чем Ниневия и Вавилон. В Сихеме, Дамаске, Аскалоне и других городах было активное и предприимчивое население, не чуждое всем радостям жизни.

В качестве отступления хочу заметить следующее: я не утверждаю, что эти знаменитые города были первыми столицами хамитских и семито-хамитских государств. Задолго до них, как свидетельствуют Библия и клинописные таблички, были другие столицы — Ниффер, Варка, Санхара (или Ланхара): знаменитый город, резиденция хамитского царя Хедарлаомера, правителя Элама (Исход, XIV), познавший расцвет до Ниневии. Кстати, столица Сеннахериба находилась в Кар-Дуниасе, а не в Вавилоне, что весьма примечательно для этой эпохи (Сеннахериб правил в 716 г. до Рождества Христова). Хотя Вавилон был построен раньше: полковник Роулинсон, основываясь на 13 стихе 23-й главы из книги Пророка Исайи, считает, что XIII в. до н. э. можно считать временем строительства этого города.

Итак, это мощное общество делилось на множество государств, которые в той или иной степени, но все без исключения, испытывали религиозное и моральное влияние основного центра, находившегося в Ассирии. Это был источник цивилизации, там были сосредоточены основные движущие силы развития, и этот факт, подтверждаемый многочисленными наблюдениями, согласуется полностью с мнением Геродота о том, что финикийские племена происходят оттуда. Ханаанский элемент оказался очень весомым, потому что черпал силу из самых первых истоков хамитской эмиграции.

Во всех уголках этой страны, и в Вавилоне, и в Тире, мы видим вкус к гигантским монументам, которые с такой легкостью возводились массами рабочих, находившихся на положении рабов. Никогда и нигде не было подобной возможности сооружать огромные строения, разве что в Египте, в Индии и в Америке, т. е. в абсолютно одинаковых обстоятельствах. Гордым хамитам мало было вознести к небу величественные сооружения — им понадобились высокие холмы, которые служили основанием для их дворцов, искусственные горы, вросшие в землю точно так же, как и горы естественные и соперничающие с последними возвышенностью своих очертаний. В окрестностях озера Ван до сих пор существуют подобные шедевры безудержного воображения в сочетании с безжалостным деспотизмом и необыкновенной глупостью. Эти гигантские курганы тем более достойны внимания, что они напоминают о временах, предшествующих отделению белых хамитов от остальной части группы. Мы встречаем такие курганы в Индии, мы наблюдаем их у кельтов. Они есть у славян, и нет ничего удивительного в том, что, увидев их на берегах Енисея и Амура, мы вновь встречаемся с ними у подножия Аллеганийских гор в качестве основания для мексиканских храмов.

Нигде, кроме как в Египте, курганы столь не внушительны, как у ассирийцев, которые сооружали их с особой изысканностью и надежностью. Подобно другим народам, они делали их не просто могилами или основаниями — это были подземные дворцы, служившие убежищем для властителей и знати от жаркого летнего солнца.

Их художественная потребность не ограничивалась архитектурой. Они были неподражаемы в скульптуре, в том числе в письменных рельефах. Скалы, горные склоны сделались огромными полотнами, запечатлевшими гигантских людей и надписи, которые до сих пор поражают воображение. На стенах сооружений изображены исторические эпизоды, религиозные церемонии, подробности частной жизни — все, что знаменовало собой бессмертие, которое мучило безграничное воображение этих людей.

Не меньшим величием отличалась и частная жизнь. Роскошь окружала их быт, и, пользуясь термином из экономики, подчеркнем, что семито-хамитские государства обладали чисто потребительским характером. Разнообразные ткани, яркие цвета, изящные узоры, изысканные прически, оружие, дорогое и сверх всякой меры украшенное, колесницы и мебель, духи и благовония, душистые ванны, заплетенные гривы лошадей и бороды всадников, страсть к драгоценностям, украшениям, кольцам, серьгам, подвескам, браслетам, тростям из ценных пород дерева, наконец, удовлетворение всех потребностей и прихотей абсолютной утонченности — таковы были привычки ассирийских метисов. При всем этом надо иметь в виду, что посреди элегантности и роскоши бытовал варварский обычай татуировки, как стигмат, наложенный менее благородной частью их крови.

Свидетельство этого любопытного обычая несут на себе египетские рисунки; а меланийское происхождение подтверждается тем, что он распространен по всей Африке — как на западном, так и на восточном побережье. Один путешественник, Деграндпрэ, увидев негров, разукрашенных цветной татуировкой, на манер индейцев, объясняет это тем, что аборигены часто пересекали просторы континента вдоль экватора, именно поэтому жители Гвинеи практикуют обычаи, которые конголезцы могли заимствовать от индейских мореплавателей. Поскольку нет на земле народа, украшающего себя цветными рисунками, нанесенными либо на кожу, либо, посредством укалывания, под кожу, который не принадлежал бы к черной или желтой группе, я делаю вывод, что татуировка — это обычай этих двух человеческих типов, которые научили ему белые расы, максимально смешанные с ними. Например, так украшают себя хамито-семиты и индусы, смешавшиеся с чернокожими, это характерно для кельтов, смешанных с желтокожими. Татуировку следует считать признаком смешанного происхождения и изучать ее интересно с этнологической точки зрения. Это хорошо поняли американские ученые. Формы и характер рисунков, используемых в одном племени нового континента или Полинезии, например, на лице или теле воинов, часто служат указанием происхождения и связей с другим народом, живущим далеко от первого. Мне довелось видеть замечательную коллекцию гипсовых масок Фробервиля, запечатлевших головы негров восточного побережья Африки. На лбу некоторых аборигенов нанесена серия продольных штрихов, подчеркнутых искусственным утолщением кожи, что практикуют многие пелагийские племена Океании. Это свидетельствует о первородной идентичности двух варварских групп, разделенных огромным океаном.

Чтобы удовлетворить их постоянно растущие потребности, существовала развитая торговля, задачей которой был поиск редкостных предметов во всех концах света. Нижняя и Верхняя Азии непрестанно требовали все новых товаров — богатств, которые находили множество потребителей и ценителей, способных платить за них любую цену.

Однако рядом с таким материальным великолепием и артистизмом, существовали отвратительные язвы от болезней, вызванных вливанием черной крови. Древняя красота религиозных идей постепенно загрязнялась поверхностными потребностями мулатов. На место простоты древней теологии приходил грубый эманатизм, мерзкий в своих символах, представляющий божественные атрибуты и природные силы в монструозных образах, искажающих святые идеи и чистые понятия таким нагромождением таинственности, недосказанности и не поддающейся расшифровке мифологии, что со временем истина оказалась недоступной даже для узкого круга. Я допускаю, что белые хамиты должны были чувствовать отвращение, когда они соединяли величие доктрин своих отцов с темным суеверием черных племен, и из этого чувства мог появиться первый принцип их любви к тайнам. Затем они быстро осознали, какое воздействие оказывает умолчание их священников на массы, более склонные бояться высокомерной сдержанности догмы, нежели искать в ней приятные стороны и надежду. С другой стороны, я также понимаю, что кровь рабов, которая когда-то ослабила властителей, вскоре внушила последним то же самое суеверие, против которого вначале ополчился культ.

То, что прежде было целомудрием, потом, при политическом посредстве, сделалось искренней верой; правители опустились до уровня подданных, и все уверовали в уродство, стали восхищаться бесформенностью, победоносной чумой, которая отныне слилась с искаженными доктринами и представлениями.

Неудивительно, что культ покрыл себя позором в глазах народа. И мораль этого народа, следующая всегда в русле веры, также деградировала. Человек, падающий ниц перед бесформенным куском дерева или камня, не может не утратить понятие добра, если понятие прекрасного уже утрачено. Между прочим, у черных хамитов было немало оснований для деградации! Этому способствовали их пастыри и властители. Пока верховная власть оставалась в руках белой расы, возможно, угнетение подданных служило улучшению нравов. После того, как черная кровь все запятнала жестокими суевериями, врожденной жестокостью, алчностью к материальным радостям, власть в какой-то мере способствовала удовлетворению самых низменных инстинктов, а всеобщее рабство, не сделавшись легче и мягче, оказалось более деградирующим фактором. Словом, в ассирийских странах собрались все пороки.

Наряду с утонченной роскошью существовал обычай человеческого жертвоприношения, который обесчестил храмы самых богатых и самых цивилизованных городов и который практиковался белой расой только как заимствованный у других типов. В Ниневии и Тире, а позже в Карфагене это позорное явление имело политический характер и всегда сопровождалось очень торжественной церемонией. Его полагали необходимым для процветания государства.

Матери отдавали в жертву своих детей, и малышам вспарывали животы на алтарях. Сами матери перерезали себе горло, видя как их малютки стенают и бьются в пламени Ваала. У верующих членовредительство считалось высшим проявлением усердия в вере. Отрезать себе мужской орган означало богоугодное дело. Добровольно проделать на себе те ужасы, которые правосудие вершило в отношении провинившихся, оторвать себе ухо или нос и в луже крови посвятить себя Мелькарту Тирскому или Белу Ниневийскому — значило заслужить благосклонность этих ужасных фетишей.

Мы вели речь о жестокости, теперь поговорим об извращениях. То, что несколько веков позже описывал Петроний, имея в виду Рим, ставший азиатским, или события знаменитого романа Апулея по мотивам милесских басен, было обычным делом у ассирийских народов. Проституция — рекомендуемая, освященная и практикуемая в храмах — широко распространилась в обществе, и, согласно законам некоторых городов, это было религиозной обязанностью и достойным средством заработать приданое. Этот обычай не противоречил полигамии, хотя последняя предполагала ужасную подозрительность и мстительность. Продажность невесты не бросала тени на репутацию супруги.

Когда семиты, спустившиеся со своих гор, за 2000 лет до Рождества Христова[61] появились среди хамитов и даже в нижней Халдее[62] установили династию своей крови, но вые принципы белой расы внесли свежую струю в покоренные народы. Но их действие было не совсем агрессивным, ведь они имели дело с метисами, а не с варварами. Пришельцы могли бы все разрушить, вздумай они опереться на грубую силу. Они оказались умнее, им помог хороший инстинкт, который всегда был присущ этой расе; они дали последующим поколениям пример — кстати, ему последовали затем германцы — в том, чтобы не уничтожать стареющее и умирающее общество, в которое они вливали молодую кровь. Они стали учиться у побежденных и узнали много полезного. Судя по результатам, такая политика увенчалась полным успехом.

Их царствование было ярким событием, а слава их была так велика, что греки, собиратели азиатских древностей, приписывали им честь создания ассирийской империи, хотя они были только ее реставраторами. И эта ошибка свидетельствует об их вкусе к цивилизации и об историческом значении их трудов.

В хамитском обществе, судьбами которого им пришлось с тех пор вершить, они имели много функций. Солдаты, моряки, рабочие, священники, цари, продолжатели правящих наций, они оставили в политике Ассирии то, что было в ней ценного. А основную часть своей энергии направили на коммерцию.

Если Передняя Азия была крупным рынком западного мира и его главным центром потребления, то побережье Средиземного моря стало естественной базой товаров, поступающих из Африки, Европы и стран Ханаана, где сосредоточилась интеллектуальная и коммерческая активность приморских хамитов, и лакомым кусочком для ассирийских властителей. Это прекрасно поняли семиты Вавилона и Ниневии и направили все свои усилия на то, чтобы подчинить, либо непосредственно, либо через свое влияние, эти деятельные народы. А те, со своей стороны, старались сохранить свою политическую независимость перед лицом древних династий, ставших новой «белой» ветвью. Чтобы изменить ситуацию, халдейские завоеватели осуществили кампанию переговоров и походов, чаще всего удачных, которые прославили гений их расы под общим именем цариц Семирамид.[63]

В связи с тем, что семиты смешались с цивилизованным населением, их воздействие на ханаанские города выражалось не только через силу оружия и политику. Они обладали большой энергией и действовали в зависимости от конкретных обстоятельств — большим числом и вполне мирно проникали в селения Палестины и за стены Сидона и Тира в качестве наемных солдат, работников, матросов. Этот способ проникновения приносил не меньшие результаты, чем завоевания для единства азиатской цивилизации и будущего финикийских государств.[64]

В «Бытии» есть любопытный и красочный рассказ о том, как происходило мирное вытеснение некоторых племен или, лучше сказать, семитских семейств. В Священном Писании описывается, как одно из них, живущее в сердце халдейских гор, бродит из провинции в провинцию, очень подробно показывается нищенская жизнь, тяжкие труды и маленькие победы. Не могу не пересказать этот сюжет.

Итак, речь идет об одном человеке расы Сима из армянской ветви Арфаксада, процветающего народа Хебр, который жил в верхней Халдее, в горной местности Ур. Однажды этот человек задумал покинуть свою страну и переселиться в землю Ханаана. Писание не объясняет, какими причинами продиктовано решение семита. Конечно, для этого имелись серьезные основания, потому что позже сын эмигранта строго-настрого наказал своей расе никогда не возвращаться на родину, хотя в то же время велел своему наследнику выбрать жену в стране предков.

Фарра — так звали путешественника — собрал сородичей и отправился в путь. С ним были Авраам, старший сын, Сарра, его дочь от наложницы, жена Авраама, и Лот, его внук, отец которого Аран умер за несколько лет до путешествия. Их сопровождали рабы, правда, немногочисленные, поскольку семья была бедная, несколько верблюдов и верблюдиц, ослы, коровы, овцы, козы.

Причину, по которой Фарра выбрал Ханаан, объяснить нетрудно. Он был пастух, как и его отцы, и собирался найти новую, богатую пастбищами, землю, мало населенную, чтобы там хватило места для его стад. Следовательно, Фарра принадлежал к наименее авантюрному слою своих соплеменников.

Кстати, он покинул верхнюю Халдею в возрасте 70 лет, с ним был его сын Авраам, который женился перед самым походом. Надежда Фарры уйти со своим караваном далеко не оправдалась. Старик умер в Харане на границе Месопотамии. Оставшиеся шли медленно, так как прежде всего заботились о скоте. Увидев удобное место, они ставили шатры и оставались там до тех пор, пока в колодцах не кончалась вода и животные не съедали траву.

Авраам, ставший предводителем, успел состариться под опекой отца. Ему было 75 лет, когда он освободился от этой опеки. За это время численность его рабов и его стада увеличились. Еще одним благоприятным обстоятельством оказался тот факт, что в полупустынных землях Ханаана обитали довольно мирные и малочисленные народы, не представляющие большой опасности.

Это были племена негров-аборигенов, хамитские народы, небольшие семитские группы, такие же переселенцы, как Авраам. Таким образом, сын Фарры, который в Уре, судя по всему, считался скромным пастухом, на новой земле оказался крупным собственником, важным человеком, почти царем. Между прочим, такое часто случается с людьми, которые, вовремя покинув неприветливые места, приходят в новую страну, полные энергии и решимости подняться на более высокую ступень.

Этими качествами Авраам был наделен сполна. Вначале он не обосновался в каком-то определенном месте. Бог обещал сделать его в один прекрасный день хозяином этой страны, предназначенной для его потомства, и Авраам захотел познакомиться со своей империей. Он обошел ее вдоль и поперек. Он заключил полезные союзы с многими кочевыми племенами и добрался даже до Египта. Одним словом, к обещанному сроку он был богат и влиятелен. У него было много золота, рабов и стад. Самое главное — он хорошо узнал эту землю и ее обитателей.

Впрочем, впечатление было тягостное, особенно когда он познакомился с жестокими и ужасными нравами хамитов. И то, что произошло с Содомом и Гоморрой, казалось ему вполне заслуженным наказанием за грехи этих городов, где Бог не нашел и десятка честных людей. Авраам не захотел, чтобы его потомство в единственном колене, которое было ему дорого, оказалось запятнанным соседством с такими развратными соседями, и приказал своему помощнику отправиться на родину и привезти оттуда женщину его крови, дочь Вафуила, сына Милки и Нахора, т. е. свою внучатую племянницу: он еще раньше узнал о рождении девочки. Это говорит о том, что переселенцы не порывали связей с сородичами, оставшимися в Уре. Новости довольно быстро пересекали реки и долины, перелетали от халдейских жилищ до шатров Ханаана, преодолевая большие, расстояния, поделенные на множество мелких владений. Это служит доказательством активной жизни и единства идей и чувств в хамито-семитском мире.

Не буду далее пересказывать известную библейскую историю. Всем известно, что семиты-авраамиды в конце концов обосновались в земле обетованной. Добавлю лишь, что эпизоды переселения и события, предшествовавшие ему, поразительно напоминают то, что в наше время происходит с ирландскими или немецкими семьями в Америке. Если у них умный предводитель, их ждет удача, как детей библейского патриарха. Когда такого вождя нет, они терпят поражение" и исчезают наподобие тех семитов, чьи катастрофические неудачи упоминаются в Библии. В обоих случаях мы видим одну и ту же ситуацию, персонажи испытывают одинаковые чувства в похожих обстоятельствах. В глубине души у них трогательная тоска по далекой родине, куда они ни за что на свете не хотели бы вернуться. И одинаковая радость, когда приходят известия с родины, и одинаковая гордость за тех, кто остался дома.

Я описал странствия одной семьи пастухов, людей темных и довольно забитых. И не они определяли сущность семитской эмиграции в ассирийские или ханаанские земли. Эти пастухи жили замкнуто и не оказывали прямого воздействия на местное население. Поэтому неудивительно, что их соплеменники, умеющие владеть оружием, были более заметны в истории.

Одним из главных признаков упадка хамитов и причиной их неудачи в управлении ассирийскими государствами было забвение воинской доблести и отказ от вооруженных действий. Это было типично для Вавилона и Ниневии, для Тира и Сидона, где торговцы, слишком озабоченные идеей обогащения, презирали воинское искусство. Их цивилизация уже обрела основы своего существования и отвергла профессию солдата, что позже произошло с итальянскими патрициями средневековья.[65]

Толпы авантюристов-семитов заполнили эту нишу, которую ежедневно расширяли господствующие идеи и нравы. И, разумеется, они встретили горячий прием. Карий-цы, писидийцы, киликийцы, лидийцы, филистинцы в металлических шлемах, увенчанных перьями, одетые в короткие тесные туники-кольчуги, прикрытые круглыми щитами, вооруженные мечами, более длинными и тяжелыми, чем азиатские мечи, и дротиками, они встали на защиту столиц и обеспечили охрану торговых судов. Эти наемники играли очень большую роль во всех хамитских и семитских государствах Азии и Африки. Даже египтяне брали их на службу. Во времена Авраама маленькие палестинские княжества вверяли им свою защиту. Возможно, одним из таких кондотьеров был Фихол, который в Библии назван военачальником Авимелеха (Бытие, XXI). Позже стража Давида также состояла из филистинцев. Все это показывает, насколько низок был воинственный дух в ту эпоху. Высшая финикийская знать осталась единственной частью нации, хранившей память о доблести предков, великих охотников Всевышнего, и умевшей обращаться с оружием. Они еще не потеряли вкуса к богато украшенным щитам, которые они вешали на башни и городские стены, и которые, по свидетельству современников, далеко сияли, как звезды 9). Остальное население работало. И наслаждалось плодами своих трудов и торговли. Когда политика требовала проявления мужества, захватов, переселения, цари и советы аристократов, насильно собрав какую-то часть народа — как правило, это был настоящий сброд, — придавали ей семитов в качестве охраны и опоры; а самые отчаянные из черных хамитов, встав во главе таких отрядов, часто отправлялись за моря, чтобы создать ядро новых местных патрициев и государство, смоделированное по политическим и религиозным обычаям своей родины.

Таким образом семитские банды проникали повсюду, где осуществляли свою деятельность хамиты. Они вливались в общество покоренного народа, и оно становилось для них своим. Одним словом, белые племена второй волны имели одну историческую задачу — за счет притока своей крови, остающейся более чистой, как можно дальше распространить «белое» вторжение на юго-запад.

Долго считалось, что этот источник неистощим. Между тем ко времени первого переселения семитов в Согдиане и в нынешнем Пенджабе начали селиться некоторые арийские и другие белые племена. Арийско-эллинские и арийско-зороастрийские народы искали выход на запад и оказывали силовое давление на семитов, вынуждая их покидать горные долины и спускаться на равнины и дальше к югу. Там появились самые крупные государства черных хамитов.

Нам неизвестно в точности, насколько упорным было их сопротивление эллинистским захватчикам. Скорее всего сопротивления почти не было. Семиты, хотя и превосходящие стойкостью черных хамитов, не могли сдержать натиск пришельцев. Они были меньше пропитаны меланийскими элементами, чем потомки Немрода, но все равно были заражены ими в достаточной степени, потому что забыли язык белой расы и приняли сложную языковую систему, смесь остатков «белых» языков с диалектами темнокожих, и сегодня, без серьезных на то оснований, эта система называется семитской.

Современные филологи подразделяют семитские языки на четыре основные группы: первая содержит финикийский, пунический и ливийский элементы, из которых произошли берберские диалекты;[66] вторая включает в себя иврит и его наречия; третья — арамейские наречия; четвертая — арабский, геезский и амарийский.

Если рассматривать семитскую группу в целом, не обращая внимания на лексику, появившуюся в результате поздних этнических союзов с белыми народами, нет оснований утверждать, что существует большое различие между этой группой и так называемыми индогерманскими языками, принадлежащими виду, из которого, несомненно, вышли предки хамитов.

Семитская языковая система имеет значительные пробелы в своей организации и структуре. Очевидно, во время своего формирования она сталкивалась с языками, оказавшимися враждебными ей. Она вытеснила их, т. е. разрушила, но не сумела использовать их ценные качества. Поэтому семитские языки — это, в некотором смысле, языки неполные или не до конца сформировавшиеся.

Причем, речь идет не только о том, чего им недостает, но и о том, что они имеют. Одна из их типичных особенностей — богатство глагольных сочетаний. В древнеарабском языке существуют пятнадцать типов спряжения глагола, но речь идет о так называемом идеальном глаголе, хотя на практике ни один глагол не имеет такого количества флексий или возможностей изменения, какие предлагает грамматическая теория. Из этого следует, что все глаголы в этих языках ущербны, поскольку обременены множеством исключений из правил.

Аналогом семитской системы можно считать африканские языки. Здесь мы также видим поразительное количество глагольных форм, причем все глаголы легко приспосабливаются к любому типу спряжения. С другой стороны, там нет тех корней, очевидное родство которых с индогерманской группой опровергает концепции лингвистов, стремящихся сделать семитскую языковую группу совершенно уникальной и изолированной от языков нашей расы. В языках негров нет ничего, что бы намекало на их связь с языками Индии и Европы — напротив, прослеживается их близкое родство с языками Ассирии, Иудеи, Ханаана и Ливии.

Наконец, можно сделать следующий очень важный вывод: весь африканский континент, с юга до севера, с востока до запада, знает только один язык и говорит на диалектах сформировавшихся из одного источника. В Конго, в стране кафров, в Анголе, а также по всему побережью мы встречаем одни и те же формы и корни. Под это определение пока не подпадают нигритский язык, еще не изученный, и наречие готтентотов, но они и не опровергают его.

Попробуем резюмировать вышеизложенное.

I) Все, что нам известно об африканских языках, принадлежащих как темнокожим народам, так и чисто негритянским племенам, можно свести в одну систему. II) Эта система обладает основными признаками семитской группы. III) Многие из производных языков также включаются в семитскую группу.

Стоит ли добавлять еще что-нибудь, чтобы признать следующий факт: эта группа, как в своих существующих формах, так и в своих лакунах, ведет свое происхождение от совокупности составляющих ее этнических элементов, т. е. от смешения небольшой доли белой расы с превосходящим меланийским компонентом?

Чтобы представить таким образом генезис языков Передней Азии, нет нужды предполагать, что семитское население сразу утонуло в черной крови. То, что неоспоримо в отношении хамитов, не всегда является таковым для родственных им народов.

Способ их смешения с аборигенами — победоносное нашествие на центральные государства или проникновение в приморские страны в качестве полезных и даровитых работников — наводит на мысль р том, что они следовали примеру детей Авраама, т. е. изучали язык народа, к которому они приходили либо зарабатывать на жизнь, либо властвовать.[67] Примеру древнееврейской ветви могли следовать все остальные группы семейства, и мне кажется, что диалекты, сформировавшиеся позже, не привели к появлению или, по крайней мере, расширению лакун, которые я отмечал в организме семитских языков. Впрочем, это не просто гипотеза. Семиты, имевшие меньше всего хамитской крови, например, евреи, говорили на более развитом языке, чем арабы. Многочисленные союзы последних с окружающими их народами постоянно низводили язык к меланийским корням. Тем не менее арабский еще не достиг «черного» идеала, а основная масса людей, говорящих на нем, далека от идентичности с африканцами.

Что касается хамитов, здесь ситуация иная. Чтобы создать лингвистическую систему, которую они передали семитам, они обязательно должны были перемешаться с черным элементом. Они должны были обладать более чистой семитской системой, и я бы не удивился, если, несмотря на наличие индогерманских корней в текстах из Би-Сутуна, пришлось бы признать, что язык некоторых текстов из самого далекого прошлого более близок негритянскому типу, чем арабский и тем более древнееврейский и арамейский.

Я уже показал несколько уровней приближения к семитскому совершенству. От арамейского, самого не-. развитого из языков этого семейства, один шаг к чисто негритянскому. Позже мы увидим, каким образом от этой системы вместе с народами, менее всего смешанными с темнокожими, происходит постепенный переход к языкам белого семейства. Но пока оставим эту тему: этническое состояние семитов-покорителей описано в достаточной мере. Хотя они стоят выше примитивных ассирийцев, они тоже являются метисами. Они покоряли только слабые народы и всегда терпели поражение от населения более благородных кровей.

Но к 2000 г. до н. э. арийские зороастрийцы почти не обращали внимание на восточный горизонт. Они были заняты укреплением позиций, завоеванных в Мидии. Со своей стороны, арийские эллины стремились мигрировать в Европу. Таким образом, семиты в течение долгих веков были самыми цивилизованными на юго-западе.

Всякий раз, когда арийские эллины вытесняли их со своей территории, поражение оборачивалось для них плодотворной победой и приобретением новых работников в богатой Вавилонии. Банды изгнанников скрывали стыд поражения в глухих уголках земель, расположенных ближе к Кавказу и Каспийскому морю, и восхищали мир легкими победами при своем бегстве.

Итак, семитское нашествие происходило в несколько этапов. Подробности здесь не имеют значения: достаточно напомнить, что первая волна эмиграции накрыла государства нижней Халдеи. Вторая экспедиция — речь идет об Иоктанидах — дошла до Аравии.[68] Следующие привели новых господ на побережье Верхней Азии. Черная кровь часто и с успехом перебарывала оседлый образ жизни у самых смешанных народов: происходили не только массовые переселения, но иногда и малочисленные племена покидали насиженные места и обретали новую родину.

Семиты уже полностью овладели всем хамитским миром, где даже народы, оставшиеся непобежденными, испытывали их влияние. В это время в их землях появился народ, которому были суждены большие испытания и славные дела: я имею в виду ветвь древнееврейской нации, которая спустилась с армянских гор и во главе с Авраамом, получив имя «народ Израиля», продолжил свой путь в Египет, чтобы вернуться затем в страну Ханаана. Когда под руководством отца патриархов он прошел через эту землю, она была мало населена. Когда появился Иосиф, семиты уже заселили ее и начали обрабатывать[69]

Рождение Авраама Библия датирует 2017 годом, т. е. позже первых нашествий эллинов на горцев и, следовательно, в эпоху эллинских побед над хамитами и возвышения новой ассирийской династии. Авраам принадлежал к нации, из которой уже вышли Иоктаниды и ветви которой, оставшись на родине, позже создали различные государства: Пелег, Реху, Сарудж, Нахор и другие. Сын Фарры стал основателем нескольких народов, самые известные из них — дети Иакова, затем западные арабы, которые под именем Исмаилитов вместе с древнееврейскими Иоктанидами и кушитскими хамитами господствовали на полуострове, а позже определяли судьбы мира. Они дали новые династии ассирийцам, а с Магометом совершили последний ренессанс семитской расы.

Прежде чем продолжить наше путешествие по этногенезу народа Израиля, когда мы сделали отправной хронологической точкой дату рождения его патриарха, закончим рассмотрение остальных хамито-семитских народов.

Не следует забывать, что тогдашнее общество было разделено на множество независимых государств. Тем не менее будем вести речь только о тех, что оставили глубокие следы своими делами и самим своим существованием. Начнем с финикийцев.

Примечания:

6

Граф Сен-Приест в одной из своих статей справедливо заметил, что партия, сокрушенная кардиналом Ришелье, не имела ничего об¬щего ни с феодалами, ни с известными аристократическими семей¬ствами. Монморанси, Сен-Map и Марийак хотели потрясти государ¬ство только ради своих корыстных интересов. Великого кардинала напрасно обвиняют в истреблении французской знати.

60

Возможно, в очень древние времена хамитские группы породнились с кафрами.

61

Некоторые ученые упоминают династию той эпохи, но не указывают ее этническое происхождение. Полковнику Роулинсону ничего не известно о семитской империи, существовавшей до XIII в. до н. э. На табличках он обнаружил упоминание о некоем царе, носившем почетный титул Дерсето или Семирамис, но его настоящего имени расшифровать не удалось. Полковник считает, что при этом монархе была построена Ниневия. Однако эта датировка не соответствует библейской хронологии.

62

Клинописные таблички и «Исход» свидетельствуют о создании семитского государства в нижней Халдее или в соседней земле Сусиане. Долгое время место происхождения этой расы, т. е. верхняя Халдея, гористая местность, было щекотливой темой для семитских суверенов Ассирии, т. к. речь шла о соперниках, которых нужно было устранить; и я согласен с мнением Роулинсона о том, что один из самых известных вождей династии — его имя Амак-бар-бет-кира — возглавлял войска в походах к истокам Тигра и Евфрата, в Армению и в соседние с ней северные земли.

63

Ассирийцы трижды оккупировали Финикию: первый раз за 2000 лет до н. э., второй — около середины XIII в., третий — в 750 г.

64

Именно так следует понимать миф о Семирамиде — как персонификацию халдейского вторжения. Перед тем как стать царицей, она была служанкой.

65

Кстати, карфагеняне были не более воинственны, чем жители Тира, и использовали наемных солдат

66

Берберские и амазигские народы семитского происхождения продвинулись далеко на юг, в Африканскую Сахару, и на запад до Канарских островов. Гуанки были берберами. Семитские нашествия повторялись на западном побережье Африки в продолжение, как минимум, тысячи лет.

67

В эту эпоху арамейский уже сильно отличался от языка Ханаана (см. Бытие, XXXI, 47).

68

Приход Иоктанидов и основание их главных государств в Южной Аравии предшествовали эпохе Авраама

69

В период между Авраамом и Моисеем Палестина была ареной переселения больших масс. Кстати, там обосновались многие народы, потомки Авраама, не израилиты, например дети Цетуры, Исмаила, Лота и т. д.