Интегральный национализм

У узкого национализма такие же короткие ноги, как у лжи.

(Освальд Мосли)

Последние два года обозначили перелом в сознании русской национальной элиты. Ещё совсем недавно труды теоретиков славянофильства, белой эмиграции, евразийства и тому подобной архаики считались незыблемыми авторитетами в интеллектуальной среде. Концепции Третьего Рима, Евразийской империи, монархической державности по старинке бередили ещё сознание даже весьма и весьма неглупых людей, и только в 1995 и 1996 годах произошёл качественный скачок. Классическое определение «национал-патриоты», будто единое покрывало укутывавшее клубок бушующих разнохарактерных идеологических движений, лопнуло от напряжения внутренней борьбы. Национал-патриоты, до этого неосознанно выступавшие единым фронтом, наконец разделились на патриотов и националистов. Этот разрыв между старым, отжившим, и новым, стремительно прокладывающим себе дорогу в будущее, ясно оформился в окончательно обнажившемся противоречии между патриотами и националистами. Две системы ценностей окончательно размежевались, оформились и заявили о себе во всей полноте.

Все противоречия, клокотавшие в лагере интеллектуалов, озабоченных судьбой Родины, ушли на второй план или исчезли вовсе, ибо на первый план окончательно вышел корневой философский вопрос, лежащий в основании каждого большого государственного организма. Что выше: кровь или почва? Реставраторы социализма, борцы за православную монархию, коммуно-евразийцы, а также ревнители антикварной эстетики белой эмиграции — все они, так или иначе, отдали своё предпочтение объединению по принципу почвы. Все, в чьём сознании «золотой век», «Святая Русь» и иные символы благополучного величия лежали в прошлом, предпочли единство по признаку общности территории.

Но те, кто желает видеть принципиально Новую Россию, кому лубочно-сусальная Русь не застилает сознание и не щемит сердце, кому чужды византийская набожность и тяжеловесная сентиментальность царской империи, все они отдали предпочтение первоверховенству крови. Все, кто желает видеть Россию мощным, динамичным, жизнерадостно-активным и ультрасовременным государством, все, для кого её будущее ценнее всего, пусть даже героического и помпезного прошлого — все они отдали предпочтение национализму. Провозгласив торжество нации над всеми пустыми разговорами о сакральной духовности, о невидимой красоте многонациональной души, подавляющее большинство интеллектуалов не сговариваясь стали рассуждать о расах и соответствующей ментальности, о нордическом типе человека, о родине ариев и о промышленной цивилизации Севера. Всё, что доселе было смешанным в условиях коммунальной евразийской идеологии, разделилось и обозначилось. Тщательно скрывавшееся стало совершенно очевидным. Эффект от достигнутого прозрения был подобен разорвавшейся бомбе. Националистическое мышление разом представилось более современным, научным, взвешенным. Там, где патриот, апеллируя к своей системе ценностей, прибегал к сумбурным ностальгическим образам и безотносительным определениям, там националист стал оперировать данными расовой и этнической статистики. Там, где патриот взывал к безликой вненациональной духовности, националист предпочёл говорить уже о расовом архетипе.

Национализм и патриотизм превратились в два антагонистических образа мышления. Строители будущего России окончательно порвали с коллекционерами и реставраторами её прошлого. Впервые прямо у нас на глазах возник мощный лозунг «Националисты против патриотов», ибо в новой системе координат явно обозначилатсь несовместимость интересов существующего государства с интересами русского народа. Евразиец спокойно констатировал, что русский народ — это горючий материал в топке мировой пассионарности, коммунист, не моргнув глазом, оправдывал беды русского народа текущими задачами экспорта революции или интернационального долга, а православный космист не задумываясь закладывал русский народ в ломбард Царства Божия под квитанцию обещанного спасения. И только националист впервые ужаснулся этому показному двуликому благочестию, возненавидел весь этот вредоносный идеализм и выступил против. Химерические красоты большого евразийского пространства отныне не пленяют душу человека, бесстрастно констатирующего вырождение белой расы. Государство, угнетающее русских, перестало быть патриотическим фетишем в сознании националиста. Если государство — центр вселенной для патриотов всех мастей — работает на уничтожение русского народа, то оно само должно быть уничтожено. Таков приговор националиста. В современной ситуации сохранение нынешней государственной машины неизбежно вызовет деградацию и гибель большей части русского народа, являющегося, по сути, дойной коровой как для промышленно развитого Запада, так и для бюджетно-убыточных автономий в её составе. Такое государство может и должно быть уничтожено. Современный немецкий социолог Хельмут Шельски сформулировал эту проблему так: «Настолько мало государства, насколько возможно, настолько много государства, настолько необходимо».

В современных условиях классический вопрос «Что выше: кровь или почва?» обретает уже новые черты в форме вопроса «Что выше: нация или государство?». И националист, не задумываясь, ответит, что однозначно выбирает нацию.

Мы должны благодарить нынешние политические реалии, вызванные крахом мировой системы социализма, которые помогли наиболее здоровой части национально мыслящей элиты овладеть наконец искусством разделения. Разделения национальных интересов с интересами антинационального государства.

На фоне этого первичного размежевания явственно обозначился и следующий уровень противостояния. Духовность, выстроенная на националистическом фундаменте, отринула христианскую этику. Безродное добролюбие, подталкивающее целоваться со всеми без разбору, «не ведая ни эллина ни иудея», и подставлять всем другую щёку после удара по первой, сделались в одночасье неприемлемыми. Органическая потребность в возврате к нордическому язычеству, полному света, поэтики и героизма, дала себя знать тотчас же. Морали космополитического раба, пусть даже и раба Божия, недолго сопротивляясь, уступила место суровым добродетелям северного воинства. Метафизика языческого своеволия, противного христианскому смирению, сделалась критерием расчёта нового миросозерцания.

Коренной пересмотр расовой и религиозной концепций показал невозможность дальнейшей апологии евразийского сумбура, замешанного на нечистой космогонии. Наконец изменились и геополитические ориентиры. Коммунисты, говорившие об интернационализма и братстве народов, русские космисты, взывающие к мировой бездомной духовности, и лукавые евразийцы, проставляющие тюрко-славянский союз — все они, прикрываясь высокопарным витийством, хотели внушить русским одну единственную мысль, что степной кочевник нам духовно, морально и даже умственно ближе, чем швед, немец или голландец. Для того, чтобы поссорить нас с нашими расовыми и религиозными братьями, коммунисты придумали классовую борьбу, русские космисты — «бездуховность материалистического Запада», а евразийцы изобрели композиционный фантом некоего Атлантизма.

Националисты прокляли все эти концепции, осознав их тлетворную пагубность для белого человечества. Нам не нужны больше откровения песочных барханов, мы нуждаемся в магии нордических рун. Спасение лежит не во внешнем мире, оно заключено в нас самих.

Обращаясь к классическим ценностям, национализм не может игнорировать достижения современной консервативной философии. Немецкий философ Герд-Клаус Кальтенбрунер, формулируя свои тезисы, писал: «Исходным моментом консервативной теории является реалистическая антропология». После этого заявления становится очевидной ложь коммуно-евразийцев, русских космистов и иных «всечеловеческих» философов, избегающих применять терминологию расологии и антропологии, а также предпочитающих вместо реальной этнической статистики и психологии архетипа говорить о непременной духовности в условиях генетической анархии. В смешении они черпают отраду и вдохновение для своих вздорных писаний. Их труды — это гербарии из сорняков. Их доводы — это ментальность постоялого двора. Нам не по пути с кочевниками от философии, осуществляющими свои трансцедентные набеги на любую аристократическую мысль. Мы, напротив, предпочтём «реалистическую антропологию» и, как результат, искусство разделения, ибо смешение не может быть ни культурным, ни совершенным, ни прогнозируемым.

В чём, впрочем, современный русский национализм принципиально разошёлся с классической консервативной теорией, так это именно в том, что Герд-Клаусс Кальтенбрунер назвал её пессимистическим учением. Другой же классик современного консерванизма немецкий философ Армин Молер, детально изучив все компоненты этой идеологии, вынужден был констатировать, что «консервативная революция — это комплекс запутанных идей». Позднейшая русская история выбрала весь пессимизм, точно археологический пласт, из душ людей, посвятивших себя национализму, который мыслится ими исключительно как оптимистическая концепция. Шлак пессимизма закончился, мы вышли наконец то на ценную богатую породу. Пессимизм остался в награду тем, кто потерял «золотой век» России в толще времён, оптимизм стал наградой тем, кто вознамерился создать «золотой век» России. Грандиозность цели, помноженная на здравый энтузиазм, оформила и цели и задачи русского национализма. Из былого комплекса запутанных идей он очень быстро начал превращаться в стройное учение.

Пройдя этот путь духовного возмужания, националисты быстро поняли, что не могут находиться на прежнем уровне местечкового чванства. Идеология своей юрты как купола мира не соответствует полноценной русской ментальности. Именно так в новейшей посткоммунистической русской истории возник культурно-политический феномен, который мы назовём ИНТЕГРАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ.

Идеолог английский правых Освальд Мосли ещё в 30-е годы нашего века изрёк пророческую фразу, что «у узкого национализма такие же короткие ноги, как у лжи». Сегодня стало совершенно очевидно, что русский национализм не может ограничивать себя перспективами возврата к былинному прошлому или исходить из текущих нужд сохранения единого русского народа. Современный русский национализм возможен только как составная часть общего возрождения белого мира. «Золотой век» угадывается нами не в прошлом, он отчётливо виден в будущем. Свою цель мы видим не в осуществлении национальной революции и даже не в построении русского национального государства, это лишь средства, но в создании нового типа белого человека, традиционного по крови и совершенно нового по духу, который способен будет решать проблемы, выдвигаемые перед ним грядущей историей. Нордические ценности древней прародины ариев являются нашим абсолютным центром отсчёта, а все синтетические чужеродные эрзацы устраняются раз и навсегда. Торжество ценностей белого человека и его безграничное могущество является вектором нашего стремления вперёд. В качестве иллюстрации данного тезиса можно привести высказывание известного французского политического деятеля современности Мишеля Понятовски, который призывает «во имя нашего этнического, языкового, этического и политического прошлого сплотиться для того, чтобы воссоздать индоевропейские ценности людей белой расы и доверить свою судьбу будущему, которое нигде ещё не описано».

Обыкновенной национализм, вырвавшись на свет, неизбежно начинает искать почву для сведения счётов, всюду видя врагов и виноватых. Интегральный же национализм не имеет ничего общего с этим малодушием и болезненными комплексами. Он исходит из внутренней морфологической потребности самосовершенствования. Народ для него есть лишь сырая рабочая заготовка, из которой посредством длительной и кропотливой работы предстоит создать новую нацию, с тем, чтобы эта новая нация начала активную работу по перерождению и обновлению всей расы.

Интегральный национализм — это не распри и войны с соседями, это творческий акт возвышенного характера, он даёт человеку не возможность отыграться на ком-то и выместить зло, он даёт возможность усовершенствовать себя. Всё больное, низкое, суетное уходит в небытие и исчезает за скобками истории, и только жизненно здоровое, чистое, полноценное, способное иметь продолжение, развивается, занимая новые горизонты.

Интегральный национализм формирует себя сам и без посторонней помощи, регулируя свой рост с учётом будущих потребностей и задач. Он абсолютен по своей сути, он сам себе мерило и оценка. Он развивается в своей собственной системе координат, совершенно не обращая внимания на страхи и претензии со стороны. Это вещь в себе в полном смысле этого слова. Но, вместе с тем, интегральный национализм не подразумевает никакой низменной анархии. Это исключительно аристократическое движение, исходящее не из потребностей усреднённого человека толпы, но ориентирующееся на систему ценностей жреца, воина, поэта. Это не бессмысленный звериный бунт — это волевой натиск. Это также и не одна гипертрофированная функция сознания, это системное мышление, находящееся в гармонии с природой. Это диктатура возвышенного разума, не подавляющая инстинкты, но, напротив, опирающаяся на них.

Интегральный национализм — это не мистико-аскетическое учение, но гедонистическое. Категории выгоды и удовольствия занимают в нём ключевые положения, но не в фискальном примитивном понимании. Любовь к родине рассматривается в нём не как обезличивающий и стесняющий долг, но как первейшее из удовольствий. Борьбу со злом интегральный национализм также интерпретирует не как метафизическую обязанность, а как удовольствие. Смерть за родину — это высшее наслаждение, ибо павшего в бою ждёт встреча с Богами и райские кущи, а также гарантированная возможность счастливого и удачливого воплощения в следующей жизни. Язычество не знает страха смерти. Эпикур говорил, что страх смерти совершенно лишён смысла, ибо по условиям жизни всегда существует что-то одно: или смерть, или человек.

Интегральный национализм — это в принципе евгенический традиционализм. Он исходит из потребностей оттачивания вечных ценностей, а не изобретения сиюминутных прихотей. Он не гонится за модой, он сам создаёт её. Это также и эстетическое учение, желающее облагородить лицо нации. Опираясь на здоровые естественные инстинкты, интегральный национализм требует также изящества и такта. Это эстетика варварства, где эстетика трактуется в её классическом смысле, а варварство воспринимается как юность, свежесть и неисчерпанность. Одним словом, как молодость духовная и физическая одновременно. Это торжество здорового духа, происходящего из здорового же тела.

Как и любое прогрессивное эпохальное движение, интегральный национализм нуждается в выработке своего оригинального узнаваемого стиля. Русский же интегральный национализм должен эстетически изменить международный образ России и русскости вообще. Заунывная хандра и беспричинное неуправляемое веселье, лень, героизм, проистекающий чаще всего из-за отсутствия внутренней дисциплины — все эти атавизмы примитивной и низкой природы нуждаются в селекционном устранении. Россию слишком долго изображали то с лицом трагической мученицы, то сумасбродной неуправляемой румяной хохотушкой.

Необходимо в корне пресечь эту вредоносную плакатную пропаганду. На их место прочно встанет гордая бестревожная красавица в непременном обрамлении всех символов, окружающих жизнь счастливой женщины.

Кроме того, мы считаем, что изображать родину в виде одинокой беззащитной женщины — это оккультная провокация. Визитная карточка России должна представлять собой гармоничный союз мужской и женской символики, обозначающий плодородное объединение стихий. Если рядом с русской красавицей не будет здорового сытого русского молодца, пышущего могуществом и оптимизмом, все мирские дела пойдут на смарку.

Нам не нужно никакого «просветлённого» аскетизма и печати возвышенного страдания на лицах наших героев. Ещё никто на практике не доказал наглядно, что только страдания действительно облагораживают. Радость, задор, самодостаточность, экономическая независимость, гордость — вот что должна запечатлеть новая эстетическая пропаганда на коллективном портрете русской нации. Всех вечно ищущих и угрызающихся, а также неудачников нужно объявить генетически нежелательными. Борьба с извращениями, патологиями, наркоманией, гомосексуализмом должна быть возведена в ранг государственной политики в виде масштабной евгенической программы. Маргинальные, умственно бесперспективные люди также не получат возможности достигать высокого положения в обществе и влиять на судьбы нации. Избирательное право должно стать не всеобщим, и между полноценными членами общества оно будет распределяться дифференцировано. Мы не позволим, чтобы голос боевого офицера приравнивался к голосу безработного. Мы не позволим также лицедею затмевать мудреца, а фотомодели навязывать свою систему ценностей избирателю. Люди же с патологическими отклонениями в психической и сексуальной сферах будут вообще поражены в политических и общественных правах. Настоящий плюрализм мнений бывает лишь в выгребной яме, в других местах это просто неприлично. У дегенератов будет только одно право — право не плодить себе подобных.

Народ превращается в нацию не посредством покаяния, а посредством катарсиса, самоочищения. И тогда с вершины своего могущества мы можем уверенно и спокойно заявить, что самая ценная вещь на свете — это наше снисхождение.

Мы мыслим традиционалистскими категориями, и понятие «золотого века» занимает одно из центральных мест в нашей системе ценностей, но в отличие от либеральных утопистов и социальных волшебников, мы говорим, что наш «золотой век» не исключает войн. Мы не призываем к агрессии, но на каждый выпад противника мы будем отвечать удвоенным противодействием.

Бездумному самоистребительному героизму больше не найдётся места в наших учебниках. Бороться с современным миром профанических ценностей мы будем по своему. Нужно воспринять ценности нового мирового порядка, но в расширенном количестве измерений. Предлагаемый нам N-мерный мир мы должны, не колеблясь, принимать, но расширив его хотя бы на одно измерение. Тогда сразу становится очевидным, что N-мерная система ценностей просто совпадает в N+1-мерной. Индийские брахманы называют этот метод борьбы с противником «удушением в своих объятиях».

Расширяйте мир западных ценностей до восточной глубины, и тогда Вы неминуемо станете властелином и Запада и Востока. Если бы наши непримиримые спорщики, западники и славянофилы, были бы несколько лучше образованы, они бы не изнуряли нас своей никчемной полемикой, мучая выбором. Мы ничего не будем больше выбирать, мы просто возьмём всё сразу.

Интегральный национализм должен будет подчинить интересам нации все виды умственной деятельности. Философия и иные гуманитарные науки должны будут служить не нуждам абстрактного человечества, но своей нации. Каждая мысль должна иметь практическое воплощение и цену, причём в национальной валюте.

Однако интегральный национализм — это не примитивное материалистическое учение. Свою Этическую основу, как и любое этническое язычество, он строит на вере в переселение душ. Мы не хотим испугать мерзавца перспективой адовых мук, мы желаем вразумить его перспективой следующего жуткого воплощения. Не смерть как Божья кара выступает в нашей системе ценностей, но новая следующая жизнь как наказание за грехи в предыдущей. Если Вы, к примеру, хотите стать гнусным нищим в другой жизни, то в этой смело можете организовывать финансовую пирамиду или иное шулерское предприятие. Ваш садизм в этой жизни утолит Вас всеми прелестями мазохизма в другой, а Ваш обман непременно вернётся к Вам бумерангом в другом воплощении. Это и есть учение о «вечном возвращении», которое так блестяще прозрел Фридрих Ницше. Мораль всех традиционных обществ древности была основана на неотвратимости реинкарнации. Именно вера в переселение душ связывала человека с временем и космическими законами, делала его полноправным участником вечной мистерии жизни.

Интегральный национализм должен избавить людей белой расы от тяжёлого наследия христианской идеологии. Библейский монотеизм как чуждый неарийский компонент духовной жизни должен быть стёрт из памяти европейцев. Нордический человек не нуждается в откровениях, лежащих где-то вне его самого. Если мы вознамерились выдавливать из себя раба, то нужно быть последовательным и начитать с раба Божия.

Мишель Понятовски говорил также о необходимости избавления от всех видов «пораженческой идеологии», добавляя при этом: «Нужно, чтобы проект предлагаемого общества был убедительным для большинства нации. Для этого он должен интегрировать всё, что было самого значительного в прошлом и наиболее привлекательного в будущем». Именно из этого качественного соединения традиции и футурологии, консерватизма и революционности, правой и левой частей политического аспекта исходит интегральный национализм.

Наконец интегральный национализм в его русском варианте преодолел родовую болезнь отечественных национал-патриотов, имя которой «Третий Рим». Это помпезное изобретение при дворе русских царей притягательно лишь для неэмансипированных умов. Оно требует безоговорочного подчинения идеалу, и даже в известной степени рабства. Оно ведёт к ослаблению умственной конституции. На фоне идеологической декорации Третьего Рима любая личность, даже национально мыслящая, превращается в ничтожного статиста. Ненасытная утроба этого монстра с удовольствием переварит любого человека лишь как статическую единицу, как жертву, приносимую на алтарь своих вселенских амбиций. Единственная свобода, которая у Вас есть при этом, это свобода умереть. И смерть русского воина от басурманской пули будет поставлена в один ряд со смертью римского легионера от стрелы вандала и смертью византийца от турецкой сабли. Всё, что Вам может предложить идеологема Третьего Рима — это стать частью коллекции безымянных надгробий на задворках империи.

Первый Рим пожрал римлян, стерев их с лица земли как этнос, второй поглотил Византию, третий с удовольствием поглощает русских во имя своих неуёмных фантазий. Желая лицезреть крест на храме Софии в Константинополе, он не считает миллионы крестов на могилах, что выстилают заветный путь к нему. Однако, увы, герои государства умирают в памяти людей вместе с государством. Национальные же герои, напротив, становятся персонажами любимых сказок, преданий, и судьба государства никак не сказывается на ореоле их популярности.

Интегральный национализм, порвав с системой римского права, избавился от этого тяжёлого родового недуга. Государство не является более высшей ценностью. Государство — это внешняя пластическая форма, в которой нация выражает своё историческое бытие, поэтому оно может быть разрушено ввиду своей непригодности или видоизменено по желанию нации. Принцип государственного устройства не смеет более диктовать свою волю интересам нации. Она сама вправе решать, каким должно быть государство.

Этатизм умер! Высшее достояние нации — это сама нация.

Патриотизм желает усовершенствовать государство, национализм, напротив, желает усовершенствовать нацию, работа с государственными формами для него лишь эпизод. Патриотизм — это идеальный способ выиграть войну, но после одержанной победы патриоты начинают слагать песни о славных походах, почитать память павших друзей, красоваться медалями, словом, они останавливаются в своём развитии. Победивших патриотизм в бездействии очень быстро теряет свой иммунитет. Государство, победившее в войне, признаётся идеальным по форме и не нуждающимся в реформировании. Патриотизм сам исчерпывает себя, останавливаясь в развитии. Ностальгия старшего поколения очень быстро начинает подкрепляться безоблачным романтизмом подрастающей молодёжи, и патриотической колосс, стоящий на ногах глиняного видимого национализма, рано или поздно рушится сам собою. Все крупные империи, созданные по принципу доминирования государственных интересов над национальными, погибали на редкость одинаково, точно повторяя губительный алгоритм национального вырождения, следующего по пятам за политическим возвышением. Народы, создавшие империи, растворились без остатка в покорённых и пришлых национальных образованиях. Бесплодность метисации всегда разъедала изнутри созидающий этнос, и, лишившить его наполнения, государство падало, как пустая и ничем не заполненная форма.

Патриотизм — это способ выиграть войну, а национализм — это способ выиграть мир. Главное для национализма — усовершенствовать качество нации, добиваясь при этом её количественного роста. А эта работа не знает предела, поэтому национализм, победив в войне, не останавливается в своём развитии, а, напротив, переходит на уровень выше. Победив физически, он начинает неминуемо желать господства в интеллектуальной, духовной и религиозной сферах. Наконец интегральный национализм, мыслящий расовыми категориями, добровольно взваливает на свои плечи тяжелейший труд по реформированию всей расы в целом. Таким образом национализм всегда будет иметь поле деятельности, не зная пределов. Он будет возвышать и совершенствовать свои задачи по мере возвышения и совершенствования самой нации. Народ в понимании интегрального националиста — это порода, из которой можно отлить клинок, и в процессе закаливания и обработки создать оружие, в своём совершенстве подобное произведению искусства.

Патриот при всяком упоминании о недостатках его народа чаще всего пытается апеллировать к недостаткам других народов, а затем сокрушённо разводит руками, констатируя как наивысшую мудрость: «Что же делать, ведь другого народа у нас нет и не будет». Именно в этом пункте националист кардинально расходится с патриотом, ибо знает, что мы можем иметь другой народ, если сами этого захотим. Недостатки его народа не фатальны для националиста, поэтому он может спокойно выслушивать все поношения. Сфера деятельности националиста вообще лежит за пределами понятий «достоинство» и «недостаток». Если недостатки содействуют росту могущества нации, то это уже не недостатки, а, напротив, её достоинства. Наконец, национализм нечувствителен к обывательским обвинениям или оскорблениям продажных журналистов. Как гласит русская поговорка: «Собака лает, ветер носит». Интегральный национализм — это вещь в себе, развивающаяся по своим законам и без учёта посторонних точек зрения.

Совершенство нации, переходящее в совершенство расы — вот девиз интегрального национализма. Учебники истории не дают моральных оценок победителям даже в послесловии. Совершенный всегда прав. Мораль — прислужница нации, но никак не наоборот, а неудачники и сомневающиеся — это генетически отягощённые люди.

Интегральные националисты — это люди, живущие умом в будущем, телом в настоящем, а убеждениями в прошлом.

Личинка превращается вначале в гадкую осклизлую гусеницу, чтобы потом выпорхнуть из тесного кокона прекрасной бабочкой. Также и русских народ, влача сейчас своё жалкое и убогое существование, вынужден кутаться в кокон антинационального евразийского государства для того, чтобы затем, прозрев в Интегральном Национализме, сорвать путы и выйти на свет восхитительной Русской нацией!

1–3 сентября 1996