Для многих нейропсихологов, в том числе и для меня, научное исследование — работа для души, а клиническая работа — хлеб с маслом. Традиционно клинический вклад нейропсихологии был большей частью диагностическим, предлагая пациентам очень мало в плане лечения. Нейропсихология — не единственная клиническая дисциплина, которая годами предавалась бессильному созерцанию. Всем дисциплинам, занимающимся когнитивными расстройствами, свойственно это смиренное положение. Психиатр, лечащий пациента с шизофренией или пациента с депрессией, находится в аналогичной позиции. У врача есть богатый набор фармакологических средств для лечения психоза или аффективных расстройств, но очень мало средств для лечения когнитивных расстройств. Психиатры все больше осознают, что когнитивное ухудшение часто является более катастрофическим для их пациентов, чем психоз или расстройства настроения, но, тем не менее, традиционно очень мало прямых усилий направлялось на улучшение когнитивной деятельности.

У невролога, лечащего пациента, выздоравливающего после черепно-мозговой травмы, дело обстоит не намного лучшим образом. У него есть адекватные средства для контроля судорог пациента, но не его когнитивных нарушений, несмотря на тот факт, что когнитивное ухудшение обычно более катастрофично, чем нечастые эпилептические приступы. Общество настолько озабочено спасением жизни, лечением галлюцинаций, контролем судорог и снятием депрессии, что когнитивная деятельность (память, внимание, планирование, решение проблем) большей частью игнорируется. Безусловно, различные нейролептики, противосудорожные средства, антидепрессанты, седативные средства и стимуляторы воздействуют на когнитивную деятельность, но это побочный эффект воздействия препарата, созданного для лечения чего-то другого.

Болезнь Альцгеймера и другие деменции пробудили общество. В Соединенных Штатах, в самой богатой стране в самый благополучный период её истории, ум человека распадается быстрее, чем его тело, что бросает резкий вызов распространенному негласному убеждению в том, что «тело бренно, а душа вечна». Это дало толчок развитию совершенно нового класса лекарств, которые можно обозначить общим термином «когнотропные» лекарства. Их главная и непосредственная задача — улучшение когнитивной деятельности.

Так как медицинская и общественная озабоченность проблемами деменции сконцентрирована на памяти, большая часть фармакологических усилий направлена на её улучшение. В то время, как пишется эта книга, небольшое количество лекарств, известных как «лекарства от болезни Альцгеймера» или «усилители памяти», были одобрены правительственным ведомством США по контролю над лекарствами и пищевыми продуктами. Фактически оба обозначения несколько неточны. Рассматриваемые лекарства являются антихолинестеразами. Они созданы для того, чтобы препятствовать образованию фермента, необходимого для разрушения нейротрансмиттера ацетилхолина в синапсе и, таким образом, продлить действие этого нейротрансмиттера после его попадания в синапс. Ацетилхолин является нейротрансмиттером, который играет важную роль для памяти, а также для других когнитивных функций. Биохимические процессы, включающие ацетилхолин («холинергическая передача»), ухудшаются при болезни Альцгеймера, но они также ухудшаются при многих других расстройствах.

Фактически моё первое знакомство с этим классом лекарств произошло в конце 1970-х годов и было связано с физостигмином (Antilirium), антихолинестеразой первого поколения, который теперь уже не используется в качестве когнитивного усилителя. Мы давали его пациенту, выздоравливавшему после тяжелой травмы головы1. Проблема с физостигмином заключалась в том, что продолжительность его действия была столь короткой, что нереально было ожидать стойкого терапевтического эффекта. В лучшем случае могла быть надежда на краткосрочное, быстро преходящее улучшение. Чтобы зафиксировать это быстро преходящее улучшение, мои коллеги и я создали набор нейропсихологических тестов, которые мои ассистенты-исследователи Боб Билдер и Карл Сирио давали с точностью часового механизма, чтобы использовать тщательно рассчитанные, очень короткие фазы, в течение которых могло бы проявиться позитивное действие лекарства. И хотя позитивный эффект был проходящим (а иногда потом была и жестокая диарея), явно присутствовало легкое улучшение памяти. Это давало основание надеяться, что по мере усовершенствования этот класс препаратов может однажды стать действительно полезным в клинике.

Спустя несколько лет на рынке появился такрин (Cognex), а вслед за ним донепезил (Aricept). Эти лекарства также относились к антихолинестеразам, но намного более длительного действия и более значимого терапевтического эффекта. Их не следует считать исключительно «лекарствами от Альцгеймера», так как их применимость не ограничена болезнью Альцгеймера. Я наблюдал значительное, хотя и преходящее терапевтическое воздействие этих лекарств на когнитивную деятельность у пациентов с синдромом Паркинсона и с повреждением мозга в результате гипоксии.

Хотя их воздействие все ещё было преходящим и нестойким, появление антихолинэстеразных лекарств второго и третьего поколения открыло новую главу в фармакологии, введя в обиход когнотропные лекарства. В ближайшие несколько лет мы несомненно будем наблюдать бум в когнотропной фармакологии, воздействующей на различные биохимические системы. Для этого потребуется много дальнейших исследований, и некоторые разногласия неизбежны, но сама идея когнотропных лекарств — явление стимулирующее и своевременное.

Интересная работа в области когнотропной фармакологии ведётся также в Европе. Оригинальная программа исследования нейроанатомически специфических эффектов различных лекарств некоторое время реализуется в России. Учёные в Институте нейрохирургии им. Бурденко в Москве, где я стажировался в лаборатории Лурии 30 лет назад, сообщили о ряде специфических терапевтических эффектов. Согласно их данным, леводопа (L-dopa), предшественник нейротрансмиттера дофамина, улучшает функции, которые мы обычно ассоциируем с задним отделом левой лобной доли: последовательность движений, инициирование речи, речевая артикуляция. Если изложить это в технических терминах, русские учёные считают, что леводопа уменьшает симптомы динамической афазии, транскортикальной моторной афазии и афазии Брока. Но при этом похоже, что леводопа ухудшает функции, обычно ассоциируемые с теменными долями (пространственная ориентация и пространственное конструирование). L-глутаминовая кислота, аналог нейротрансмиттера глутамата, улучшает, согласно российским ученым, и другие функции, ассоциируемые с лобными долями. Она улучшает понимание собственного заболевания (уменьшает симптомы анозогнозии), улучшает чувство юмора, чувство времени и организацию временной последовательности процессов. L-глутаминовая кислота также улучшает функции, обычно ассоциируемые с теменными долями. L-триптофан, предшественник нейротрансмиттера серотонина, улучшает функции теменной доли. В то же самое время, L-триптофан ухудшает функции лобных долей, в частности левой лобной доли. Америдин, антихолинестераза, не очень широко известная в Соединенных Штатах, вероятно, улучшает функции теменных долей, в частности левой теменной доли. Он улучшает понимание грамматики и снижает симптомы «семантической афазии»2. Эти находки российских ученых, ассоциирующие различные нейроактивные лекарства со специфическими корковыми функциями, более специфичны и, в некотором смысле, более амбициозны, чем большинство западных исследований такого рода. Они требуют тщательного анализа и воспроизведения, но вызывают крайний интерес.

Но как вписываются в эту картину префронтальная кора и управляющие функции? Дефицит управляющих функций столь же распространен и катастрофичен, как и ухудшение памяти, и поэтому должно быть такое же сильное общественное давление для развития когнотропной фармакологии лобных долей. Здесь также развитие находится в начальной стадии, но некоторые будущие шаги очевидны. Мы обсуждали роль дофамина в функции лобных долей, поэтому не удивительно, что фармакология, стимулирующая дофамин, принесла некоторые обещающие результаты.

Дофаминовая система сложна и включает много разных рецепторов. Чтобы быть действительно эффективной, дофаминовая фармакология должна быть рецепторно-специфической. По мере того, как мы получаем все больше знаний о многообразии дофаминовых рецепторов, мы изучаем рецепторно-специфическое воздействие дофамино-усиливающей фармакологии. Было показано, что бромокриптин (Ergoset или Parlodel), агонист D2-рецептора дофамина, улучшает у нормальных взрослых людей рабочую память, функцию, тесно связанную с лобными долями3. Эффективность двух недавно разработанных агонистов D2-рецептора, ропинорола (Requip) и прамиксола (Mirapex), ещё предстоит установить4.

В настоящее время существует значительный интерес к определению специфических дофаминовых рецепторов и развитию рецепторно-специфической фармакологии. Но толчком к этим исследованиям было лечение шизофрении, которое требует дофаминовых рецепторно-специфических антагонистов. Чтобы стимулировать функции лобных долей, могут потребоваться дофаминовые агонисты, совместимые с различными дофаминовыми рецепторами, включая D1и D4. Это бросает новый вызов фармакологической промышленности и исследованиям.

Когнотропная фармакология лобных долей особенно перспективна в случае тех расстройств, где имеется дисфункция лобных долей, не сопровождаемая их массивным структурным повреждением. При таких заболеваниях сами нейротрансмиттерные рецепторы большей частью не затронуты, что делает фармакологическое вмешательство более обещающим. Легкая черепно-мозговая травма является таким заболеванием. Это особенно трагическое заболевание, потому что оно затрагивает молодых людей, часто в хорошей физической форме, продолжительность жизни которых не уменьшилась в результате травмы. Распространенные результаты черепно-мозговой травмы — проблемы с рабочей памятью, с принятием решений, с вниманием, с мотивацией, с контролем влечений. Бромокриптин помогает улучшению этих функций у пациентов с ранениями головы5. Так же действует и амантадин (Symmetrel), лекарство, которое, как предполагается, облегчает высвобождение дофамина и задерживает его устранение из синапса6.

Появление этих лекарств сигнализирует о начале «когнотропной фармакологии лобных долей», и я надеюсь, что появятся многие новые лекарства. Но подлинный прорыв наступит при сочетании новейшей фармакологии с новейшей нейропсихологией, когда тонкие когнитивные измерения будут использованы для того, чтобы направлять когнотропную фармакологию точными, специализированными способами. Нейропсихологические тесты вышеописанного субъективного типа, которые оказались исключительно чувствительными к различным вариантам дисфункции лобных долей, могут стать особенно полезными для индивидуализации когнотропно-фармакологической терапии лобных долей.

В августе 1994 года я получил экземпляр журнала «Лайф» с изображением человеческого мозга на обложке7. В статье говорилось, что умственные упражнения могут предотвращать наступление умственного упадка, ассоциируемого со старением. Журнал «Лайф» не относится к изданиям, где обычно обнародуются основополагающие открытия нейронауки, и идея звучала несколько сенсационно. Но некоторые из ведущих ученых мира были проинтервьюированы для этого номера и поддерживали его основной тезис. Среди этих специалистов по нейронауке были Арнольд Шайбель, директор престижного Института исследования мозга Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе; Антонио Дамазио, заведующий кафедрой неврологии на медицинском факультете Университета Айовы, автор бестселлеров «Ошибка Декарта» и «Ощущение того, что происходит»8; Завен Хачатурян, ведущий учёный Национального института старения в Бетезде, штат Мэриленд; и Мэрилин Альберт из знаменитой Массачусетской Общей больницы в Бостоне. Несколько лет назад идея когнитивных упражнений как метода предотвращения умственного упадка шокировала бы серьезных специалистов по нейронауке как пустая спекуляция. Но времена явно изменились.

Меня воодушевила статья в журнале «Лайф», потому что она резонировала с моей собственной интуицией. Как клинический нейропсихолог, я посвятил значительную часть моей карьеры изучению типов выздоровления от влияний повреждения мозга и созданию когнитивных реабилитирующих методов. Мой учитель Александр Романович Лурия был основоположником разработки когнитивных упражнений как способа восстановления мыслительных процессов после повреждения мозга. Во время второй мировой войны он впервые развил этот подход, чтобы помочь солдатам с ранениями головы. Невролог и писатель Оливер Сакс, мой друг и коллега, выразительно и убедительно писал о терапевтических эффектах умственной стимуляции при деменции у престарелых. Мой собственный опыт привел меня к заключению, что когнитивная стимуляция может служить мощным катализатором естественного излечения от последствий травматического повреждения мозга.

Лечение и профилактика часто требуют аналогичных подходов. Например, было показано, что вакцина, разработанная для защиты от вирусной инфекции, такой как гепатит В, снижает клинические симптомы у тех, кто уже им заражен. В попытках бороться со СПИДом некоторые учёные, например Йонас Солк, убеждены, что будущие вакцины будут выполнять двойную функцию: они будут защищать здоровое население и замедлять развитие болезни у тех, кто уже заражен вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ).

Идея систематических когнитивных упражнений как способа улучшения умственных функций не нова. Десятилетиями люди после травмы головы или инсульта лечились с помощью когнитивной терапии, используемой для восстановления умственных функций, утраченных в результате повреждения мозга. Сегодня мы стоим на пороге концептуального прыжка от лечения к профилактике. Все более растущее число ученых, врачей и психологов убеждены, что интенсивные и разнообразные умственные упражнения могут помочь в борьбе с упадком умственных функций, который в итоге может принять форму деменции. От лечения к профилактике — это ведущая тема современной медицины, и она становится важной темой в битве против когнитивного упадка.

Популярность этой темы возрастает в той мере, в какой широкая публика становится все более информированной о катастрофических последствиях деменции. Ранее умственная деградация считалась нормальным и неизбежным продуктом старения. «Превратиться в склеротика», «стать сенильным», «не хватает шариков в голове» — стандартные популярные обозначения такой «неизбежности». Но современные научные исследования показали, что значительная часть пожилого населения никогда не утрачивает остроты ума вследствие постепенного неумолимого упадка. Вместо этого научные исследования дают основание предполагать «бимодальную» картину, четкое различие между теми, кто утратил свои когнитивные способности с возрастом, и теми, кто не утратил. В своей авторитетной книге «Успешное старение» Джон Роу и Роберт Кан особо подчеркивают это обстоятельство9. Отсюда следует, что когнитивная деградация не является обязательной частью нормального старения. Она является болезнью старения, которая затрагивает некоторых, возможно многих, но далеко не всех. Эта болезнь называется «деменция» и существуют различные типы деменции, каждый из которых представляет особый тип заболевания мозга. Поэтому мы говорим скорее о «деменциях», чем о «деменции».

Роковое, неизбежное сползание к «сенильности» — миф. Это хорошая новость. Плохая новость состоит в том, что и не будучи неизбежными, деменции очень распространены. Наиболее распространенной среди них является деменция типа Альцгеймера, ответственная за более чем половину всех деменции. К 65 годам более 10% населения поражено той или иной формой деменции. Согласно американской медицинской ассоциации, к 85 годам от 35% до 45% людей страдают деменцией по крайней мере в некоторой степени. Было показано, что деменции стоят на четвертом или пятом месте среди причин смерти в Соединенных Штатах10.

Высокий уровень распространения деменции означает, что что-то должно быть сделано для её лечения и, по возможности, предотвращения. К сожалению, психическое заболевание (а деменция является формой психического заболевания) традиционно ассоциируется со стигмой. Люди более открыто говорят о своих «физических» недомоганиях, чем о своих «психических» недомоганиях. Стигма означает молчание и иллюзию отсутствия. Поэтому табу, налагаемое традицией на обсуждение психической болезни, мешает обществу осознать полный объем и масштаб проблемы и придать борьбе с ней то приоритетное значение, которого она заслуживает.

К счастью, отношения быстро меняются. С развитием науки и ростом информированности широкой публики, различение «физических» и «психических» недомоганий все более устаревает. До настоящего времени широкая публика разделяла блаженную иллюзию о том, что хотя тело бренно и обречено на разрушение, душа навеки неуязвима. Сегодня большинство людей понимает, что «ум» — функция мозга, который очень даже является частью «тела».

Мужественное признание Рональдом Рейганом и другими широко известными людьми своих заболеваний придало проблеме деменции актуальность и достоинство. Растущее знание широкой публики о деменциях и открытое обсуждение этой болезни должны приветствоваться, так как это позволяет установить правильные приоритеты и уделить этой проблеме достойное внимание.

Как уже было сказано, усилия должны быть приложены в двух направлениях: лечение и профилактика. Согласованные усилия должны быть предприняты учеными и фармацевтической промышленностью для развития средств лечения деменции. В данный момент препаратов, имеющих непосредственную клиническую пользу, немного, но битва началась, ресурсы мобилизованы и есть хорошие основания для оптимизма в долгосрочной перспективе. Как мы обсуждали в предыдущей главе, одобрены различные препараты для лечения болезни Альцгеймера, большинство из которых нацелено на холинергическую нейротрансмиттерную систему мозга.

В отличие от этого, понятие профилактики когнитивного упадка только начинает оформляться в умах ученых и оно ещё должно проникнуть в широкое общественное сознание. За последние несколько десятилетий представление о физических упражнениях как о способе раздвижения возрастных границ физического благополучия заняло прочное место в американской культуре. Сегодня представление о когнитивных упражнениях как о способе раздвижения возрастных границ когнитивного благополучия во все большей степени принимается учёными и начинает проникать в общественное сознание.

Хотя озабоченность когнитивным упадком и тем, как его предотвратить, естественно возрастает по мере старения, она не должна ограничиваться лишь пожилыми людьми. Определённый упадок когнитивных способностей очевиден уже в том возрасте, который мы ассоциируем с зенитом нашей жизни и вершиной карьеры: сороковые, пятидесятые и шестидесятые годы жизни. Молодому человеку обычно легче даётся изучение иностранного языка, языка программирования или сложной игры, подобной шахматам, чем деловому или политическому лидеру на вершине своей власти и общественного влияния. Мы начинаем замечать лёгкое снижение памяти задолго до того, как наша уверенность в себе начинает подтачиваться в глобальном смысле. Неизбежно ли это? Управляется ли наша жизнь жестокой фаустовской сделкой, при которой, приближаясь к вершине нашей жизни, мы теряем что-то в самих себе?

Сегодня выдающийся специалист или могущественный корпоративный лидер отказываются принять в качестве неизбежного факта жизни то, что при успехе, который приходит с возрастом, они теряют физическую юность. Физические упражнения рассматриваются как путь замедления физического старения. Человек, заботящийся о своём теле, лучше воспринимается и профессионально, и социально; наблюдается и противоположное, когда курение и обжорство клеймятся как недисциплинированность и отсталость.

Но наша эпоха является «эпохой информации». Соотношение «мозга против мускулов» в течение столетий изменилось и сегодня успех более зависит от мозга, чем от мускулов. Корпоративные дуэли, политические схватки и научные соперничества не проводятся посредством рук и ног. Они проводятся посредством мозга и ума.

В современной войне решающее значение также имеет острота умов, а не острота стали. Результат военных конфликтов во все большей степени определяется технологической и научной оснащённостью.

Приход новых компьютерных технологий, виртуальной реальности и Интернета все более соединяет нервную систему человека и созданные человеком компьютерные устройства в фундаментально новую конфигурацию. Более, чем когда-нибудь ранее, в новую «мозговитую» эпоху нам нужен наш мозг. Можем ли мы защитить его от заболевания и упадка?

Объем информации, необходимой для функционирования общества, возрастает экспоненциально, и никогда в ходе человеческой цивилизации не было столь быстрого информационного роста как сегодня. История человеческой цивилизации может быть описана в терминах соотношения объёма знаний, добавленных к общему банку знаний данным поколением, и объёма знаний, унаследованных от предшествующих поколений. В древности это соотношение было близко к нулю. Скорость накопления знаний была медленной, и кривая была почти плоской.

Скорость накопления знаний особенно увеличилась в прошедшем веке, и она продолжает возрастать. Уже сегодня справедливо, что многие знания, полученные нами в школе, устаревают к тому времени, когда мы достигаем пика нашей карьеры. В прошлом выпускник университета мог реализовать свою профессиональную карьеру, самодовольно пользуясь плодами своих ранних достижений. Сегодня необходимо приобретать большие объемы знаний на протяжении всей жизни, чтобы оставаться профессионально на плаву.

Крутизна информационной кривой определяет, как различные культуры придают различное значение традиции, воплощённой в опыте старших, в отличие от новаторства, воплощённого в стремлениях юных. Информационно статические культуры древности были построены на почитании старого. Остатки этой установки видны в сохранившихся традиционных культурах Азии и части Европы. В отличие от этого, американское общество, которое среди основных современных обществ является одним из самых молодых и наименее укорененных в традиции, основывается на преклонении перед юностью. Это несомненно является отражением его информационного динамизма. Смысл этого анализа понятен: поддержание умственной бодрости на протяжении всей жизни никогда не было столь важным, как сегодня. И это будет становиться ещё более важным!

Массив существенной информации нарастает экспоненциально, но человеческий мозг биологически не изменился или изменился очень мало. Обычно говорится, что вычислительная мощность мозга практически неограниченна и может освоить массив знаний практически бесконечного размера. Эта распространённая биологическая посылка оспаривается историей. Какова бы ни была теоретическая вычислительная мощность мозга, в практическом смысле она оказывается ограниченной. Для образованного человека в древности было возможно освоить практически все существенные знания своего времени. В наше время это невозможно. В поздние средние века или в эпоху Возрождения массив существенных знаний в человеческой культуре превысил умственные способности отдельного индивида. Знание становилось все более распределённым и специализированным. Парадоксально, но вызывавший восхищение человек Возрождения был первым человеком, не способным овладеть всеми существенными знаниями своего времени. Способность интегрировать разнообразные знания в информационно фрагментированном мире — это явно решающее конкурентное преимущество для тех, кто умеет делать это. Это также требует особой остроты ума.

Люди среднего возраста начинают заниматься физическими упражнениями, чтобы предотвратить инфаркт. Молодые люди этим не озабочены. Они упражняются по совершенно другой причине: чтобы повысить свою физическую привлекательность. Но критерии социальной привлекательности отражают свойства, имеющие решающее значение для конкурентного успеха, которые в свою очередь меняются в ходе истории человеческой цивилизации. Критерий физической привлекательности отражает маркеры физической формы, которые были и останутся важным ингредиентом успеха. Столетиями определение привлекательности вращалось большей частью вокруг физических атрибутов.

Но постепенно ситуация меняется. Мы вступаем в беспрецедентную эпоху развития человеческого общества, которая управляется, прежде всего, переработкой информации. Билл Гейтс называет это наступлением общества, основанного на знаниях. По мере нашего движения в двадцать первый век и далее, атрибуты социальной привлекательности будут отражать предпосылки успеха в обществе, все более направляемом информацией. «Красота» будет определена как острота ума. Образ «тупого» будет более социально ущербным, чем образ «урода». В этом социальном контексте любой эффективный метод сохранения когнитивного благосостояния будет встречен обществом с распростёртыми объятиями.

Какие уроки из опыта когнитивных упражнений как формы терапии мы можем применить к идее когнитивных упражнений как форме профилактики? История когнитивной реабилитации как способа помочь выздоровлению от инсульта или черепно-мозговой травмы длинна, а её результаты являются смешанными. Много десятилетий тому назад Александр Лурия ввёл понятие «функциональной системы». Любое сложное поведение, контролируемое мозгом как целым, рассуждал он, было результатом взаимодействия между многими специфическими функциями мозга, каждая из которых контролируется определённой частью мозга. Такой взаимодействующий комплекс специфических функций, ответственный за сложный умственный результат, он назвал функциональной системой. Одна и та же когнитивная задача может быть выполнена различными способами, каждый из которых основывается на слегка отличной функциональной системе. Простая аналогия с натренированными движениями помогает иллюстрировать это понятие. Большинство людей в большинстве случаев запирают дверь правой рукой. Однако если ваша правая рука занята или поранена, вы в состоянии сделать это левой рукой. Если вам нужно запереть дверь в то время, когда у вас в каждой руке по сумке с покупками, вы можете подержать одну из сумок зубами, быстро вставив ключ и заперев дверь свободной рукой.

Что произойдёт с функциональной системой при повреждении мозга? Разворачивалась вторая мировая война и перед Лурией стояла задача разработать способы помощи солдатам с ранениями головы для восстановления их психических способностей. Повреждение мозга обычно влияет на некоторые, но не все сразу, компоненты функциональной системы. Задача тогда состоит в том, чтобы реорганизовать их таким образом, чтобы заменить поврежденные компоненты другими, неповреждёнными. Будет изменяться специфический состав функциональной системы, но не её конечный продукт. Новая функциональная система вводится путём тренировки пациента, в которой формируется новая когнитивная стратегия для того же самого умственного продукта.

Хотя теоретически это звучало убедительно, на практике метод не всегда срабатывал. Камнем преткновения был перенос тренировки. Представьте себе пациента, который потерял память в результате травмы головы. Общим методом восстановления этих функций было обучение пациента различным стратегиям запоминания списков слов увеличивающейся длины. В итоге пациенту удавалось удивительно хорошо запоминать списки слов, но какие изменения это вносило в реальную жизнь? Для реальной жизни результаты такой тренировки были смешанными. Перенос одной специфической функции памяти на другие был невелик. Для меня все это предприятие имело отзвук политически мотивированной советской «науки»; и я заметил, что в частных беседах Лурия говорил о когнитивной реабилитации несколько пренебрежительно. По курьезной исторической аномалии, политизированная советская наука направлялась Трофимом Денисовичем Лысенко, агрономом сталинской эпохи и малограмотным неоламаркистом, который утверждал, что у него есть метод превращения приобретенных свойств в наследственные. Это было типичным, хотя и крайним, упражнением в «марксистской науке», призванной возвеличить чудеса советского сельского хозяйства. В противоположность этому генетика была объявлена «буржуазной псевдонаукой» и запрещена. Разумеется, под утверждениями Лысенко не было научной основы. Тем временем развитие генетики в России было задержано на многие годы, несмотря на лидирующую роль России на ранних этапах этой науки.

Относительное отсутствие успеха генерализации в когнитивной реабилитации является разочаровывающим, но не совсем неожиданным. Исследования показали, что способность к обобщению в решении проблем ограничена даже у неврологически здоровых людей. Дело не в том, что у них вообще не обнаруживалось обобщение, а в том, что обобщение было скорее «локальным», чем «глобальным». Люди склонны обучаться путём приобретения ситуационно-специфических умственных шаблонов11. Поэтому логично полагать, что способность к обобщению становится ещё более ограниченной в результате повреждения мозга.

Эти соображения привели к возникновению более скромного, конкретного подхода. Вместо того, чтобы пытаться восстановить психическую функцию общим, глобальным образом, были определены вполне специфические, практические ситуации, в которых пациент испытывал трудности. Затем тренировка направлялась специфически и узко на эти ситуации. Этот подход работал, но по своей внутренней природе он имел ограниченную пользу. И для клиницистов в нем было мало романтики.

Эти ранние попытки, с их смешанными результатами, основывались на предпосылке, или по крайней мере надежде, что когнитивная тренировка поможет изменить когнитивные функции. Но все радикально изменилась с появлением новых данных, — что когнитивные упражнения помогают изменить сам мозг. Кажется почти самоочевидным, что так и должно быть.

Когда вы занимаетесь спортом, не только улучшаются ваши атлетические навыки, но и происходит фактический рост мускулов. В отличие от этого, отсутствие упражнений ведёт не только к утрате атлетических навыков, но и к фактическому уменьшению мышечной ткани. Или другой, более важный в этой связи пример: у детёныша обезьяны сенсорная депривация порождает фактическую атрофию соответствующей мозговой ткани.

Однако решающие экспериментальные данные начали появляться только недавно. Было известно, что погружение в обогащённую среду способствует излечению повреждений мозга у крыс12. Теперь механизмы, лежащие за этим излечением, становятся, наконец, понятными. Сравнивалось выздоровление животных с травматическим повреждением мозга в двух условиях: в стандартном окружении и в окружении, обогащённом необычным количеством разнообразной сенсорной стимуляции. При сравнении в мозге животных этих двух групп обнаружились удивительные различия. Восстановление связей между нервными клетками («ветвление дендритов») было намного более энергичным в стимулированной группе, чем в стандартной группе. Имеются также некоторые свидетельства того, что при энергичных умственных упражнениях кровоснабжение мозга улучшается благодаря усиленному росту малых кровеносных сосудов («васкуляризации»)13. Учёные, такие как Арнольд Шайбель, убеждены, что сходные процессы происходят в человеческом мозге. Систематическая когнитивная активация может способствовать интенсивному ветвлению дендритов у жертв инсульта или черепно-мозговой травмы; это в свою очередь облегчает восстановление функции.

Это вызывает другой вопрос: замедляет ли когнитивная активация развитие дегенеративных мозговых расстройств, таких как болезнь Альцгеймера, болезнь Пика, болезнь телец Льюи? Эти расстройства характеризуются прогрессирующей атрофией мозга и утратой синаптических связей. Это связано в свою очередь с накоплением патологических микроскопически малых частиц, таких как «амилоидные бляшки» и «нейрофибриллярные клубочки» при болезни Альцгеймера.

В отличие от травмы головы или инсульта, деменции являются медленными, постепенно прогрессирующими расстройствами. Это означает, что эффективность лечения должна оцениваться не только в отношении того, обращает ли оно ход течения болезни (это, по крайней мере пока, было бы нереалистичным ожиданием), но также потому, замедляет ли это лечение развитие болезни. Существуют, однако, данные, что когнитивные упражнения могут временно улучшить физиологию мозга, даже в абсолютном смысле. Учёные в Институте Макса Планка в Германии использовали позитронно-эмиссионную томографию (PET) для изучения эффектов когнитивных упражнений и нейростимулирующих лекарств на метаболизм глюкозы в мозге у людей на ранней стадии когнитивного упадка. В комбинации эти две формы терапии улучшили глюкозный метаболизм мозга14. Немецкое исследование изучало изменения в физиологии неактивированного мозга, его фонового состояния, а также изменения в типах мозговой активации, когда мозг стимулируется когнитивной задачей. Развитие технологии нейровизуализации мозга открывает окно для наблюдения мозговых механизмов психических процессов, которое казалось немыслимым в прошлом. Сейчас возможно прямое наблюдение того, что происходит в мозге, когда человек занят умственной активностью.

Годами принималось за аксиому, что мозг теряет свою пластичность и способность к изменению по мере того, как мы движемся от детства к взрослости. Сегодня, однако, появляются все новые данные, что мозг сохраняет пластичность и во взрослом возрасте и, возможно, на всем протяжении жизни. Раньше предполагалось, что во взрослом организме умирающие нейронные клетки не восстанавливаются. Хотя давно было известно, что новые клетки могут развиваться у птиц (благодаря работе учёного из Рокфеллеровского университета Фернандо Ноттебома) и крыс (благодаря работе Джозефа Альтмана из Университета Индианы), эти данные игнорировались на том основании, что они являются скорее исключением, чем правилом. Но недавняя работа Элизабет Гоулд из Принстонского университета и Брюса МакЮэна из Рокфеллеровского университета показала, что новые нейроны продолжают появляться у взрослых обезьян-мартышек15.

Рост новых нейронных клеток был продемонстрирован в гиппокампе, структуре мозга, играющей особую роль для памяти. В другом исследовании Элизабет Гоулд и её коллеги обнаружили продолжающийся рост новых нейронов в коре взрослых обезьян-макак16. Новые нейроны добавляются к гетеромодальной ассоциативной коре в префронтальной, нижней височной и задней теменной областях — в зонах мозга, участвующих в наиболее сложных аспектах переработки информации.

Новые данные, полученные как на животных, так и на людях, открывают совершенно новый путь осмысления эффектов когнитивных упражнений. Вместо того, чтобы пытаться сформировать или трансформировать специфические психические процессы, попробуй перестроить сам мозг.

Хотя большинству из нас понятно, что психические процессы являются процессами мозговыми, логика, лежащая за различными подходами к когнитивной тренировке, различна. Ранние попытки акцентировали отдельные функции, надеясь, что в результате мозговые структуры, соответствующие этой функции, могут быть как-то модифицированы. Новый подход подчёркивает обобщённые, широкие влияния когнитивных упражнений на мозг. Игрок в теннис или гольф, ежедневно тренируясь, может стремиться к улучшению определённой техники игры. Это соответствует специфической, ориентированной на задачу, когнитивной тренировке. Или же он может надеяться, что, тренируя некоторые определённые аспекты техники, он улучшит другие аспекты техники и тем самым игру в целом. Это соответствует тренировке всей функциональной системы. Или, наконец, он может начать цикл тренировок с целью улучшить не столько игру как таковую, но само тело, которое играет: повысить общую силу, координацию и выносливость. Это соответствует попытке улучшить функцию мозга. Третья цель намного более амбициозна, чем первые две, но новые данные дают основание полагать, что она достижима, по крайней мере в принципе.

Изучение животных показывает, что рост «мощи мозга» путём когнитивной активации — отнюдь не фантазия. Учёные в знаменитом Институте биологических исследований Солка в южной Калифорнии проверяли эффекты воздействия обогащённого окружения на взрослых мышей17. Они обнаружили, что у мышей, помещённых в клетки, оборудованные колёсами, туннелями и другими игрушками, развивалось до 15% больше нервных клеток, чем у мышей, оставшихся в стандартных клетках. «Стимулированные» мыши также лучше, чем «нестимулированные», выполняли различные тесты на «мышиный интеллект». Они были способны лучше и быстрее обучаться лабиринтам.

Эти находки важны в двух отношениях. Во-первых, они развенчивают старое представление о том, что новые нейроны не могут развиваться во взрослом мозге, — они могут. Во-вторых, эти находки с драматической ясностью демонстрируют, что когнитивная стимуляция может изменить структуру самого мозга и улучшить его способность к переработке информации. Рост новых нейронов был особенно заметен в зубчатой извилине гиппокампа, структуре на медиальной поверхности височной доли, которая считается особенно важной для памяти18.

Возникновение новых клеток («пролиферация нейронов») во взрослом мозге представляется связанной с так называемыми нейробластами, предшественниками нейронов, которые в свою очередь развиваются из общих клеточных «полуфабрикатов», называемых стволовыми клетками. Эти стволовые клетки и нейробласты продолжают расти в течение взрослости, но обычно они не выживают, чтобы стать нейронами. Исследование Института Солка даёт основание предполагать, что когнитивная стимуляция повышает шансы выживания для нейробластов, позволяя им стать полноценными нейронами19.

Из всех применений когнитивных упражнений особенно многообещающей является их профилактическая роль, помогающая людям дольше наслаждаться своим когнитивным здоровьем. Как житейские наблюдения, так и формальные исследования показали, что образование дарует защитный эффект от деменции. Для высокообразованных людей вероятность того, что они заболеют деменцией, меньше. Исследовательская Сеть успешного старения при Фонде МакАртура финансировала изучение индикаторов когнитивных изменений у пожилых людей. Выяснилось, что образование является наиболее мощным индикатором когнитивной сохранности в старческом возрасте20.

Механизм этой связи не вполне понятен. Защищает ли от деменции образ жизни, связанный с образованием, или же некоторые люди рождаются с особенно «успешной» нейробиологией, которая одновременно и делает их лучшими кандидатами для высшего образования, и защищает их от деменции? Разумно предположить, что защищает от деменции скорее именно природа деятельности, связанной с высшим образованием, чем само образование. Высокообразованные люди — в силу самой природы их профессий — с большей вероятностью, чем менее образованные, вовлекаются в пожизненную энергичную умственную деятельность.

Если допустить, что неврологическое заболевание, вызывающее деменцию, поражает обе группы с равной частотой, то неврологическое заболевание равной серьёзности будет иметь менее разрушительное воздействие на хорошо тренированный мозг, чем на плохо тренированный мозг. Это произойдёт в силу дополнительных резервов, которые имеет хорошо тренированный мозг благодаря дополнительным нейронным связям и кровеносным сосудам. Равная степень структурного повреждения произведёт меньшее функциональное разрушение. И опять на ум приходит аналогия между когнитивной тренированностью и физической тренированностью. Случай сестры Марии представляет этот феномен с драматической и примечательной ясностью. Она успешно выполняла когнитивные тесты до самой своей смерти в возрасте 101 года. И это несмотря на тот факт, что посмертное исследование её мозга обнаружило многочисленные нейрофибриллярные клубочки и амилоидные бляшки, — признаки болезни Альцгеймера. Похоже, что сестра Мария имела здоровый ум внутри мозга, поражённого болезнью Альцгеймера!

Сестра Мария принадлежала к Школе сестёр из Нотр-Дама, широко изученной и описанной группе монахинь из г. Манкато в штате Миннесота. Примечательные своим долголетием, они известны также полным отсутствием среди них болезни Альцгеймера. Этот феномен был единодушно приписан пожизненной привычке быть когнитивно активными. Монахини постоянно упражняли свои умы загадками, карточными играми, обсуждением текущей политики и другими умственными занятиями. Более того, монахини, окончившие колледж, которые преподавали и систематически участвовали в других требующих умственных усилий активностях, в среднем жили дольше, чем менее образованные монахини21. Эти наблюдения когнитивного здоровья монахинь оказались столь убедительными, что было запланировано посмертное исследование для изучения отношения между когнитивной стимуляцией и дендритным разрастанием.

В случае монахинь защитный эффект когнитивных упражнений мозга был кумулятивным, действующим на протяжении всей их жизни. В архивах были найдены автобиографии монахинь, написанные ими в возрасте от 20 до 30 лет. Когда было изучено отношение между этими ранними сочинениями и преобладанием деменции в поздние годы, возникла поразительная картина. Те монахини, которые в своей юности писали более грамматически правильные и концептуально богатые эссе, сохраняли свою умственную бодрость значительно дольше в жизни, чем те монахини, которые писали простой фактуальной прозой, когда были молодыми22.

Эти находки вызвали в популярной прессе спекуляции о том, что при деменции речь идёт о заболевании, длящемся всю жизнь, которое начинает воздействовать на некоторых людей субклинически на раннем этапе их жизни, вынуждая их писать более простую прозу. Но столь же вероятно, что те же аспекты организации мозга, которые делают некоторых людей «умнее» других, также наделяют их защитным эффектом в отношении деменции на позднем этапе жизни. Возможно также, что монахини, которые рано развили в себе привычку напрягать свой ум и, по-видимому, сохранили эту привычку, приобрели защиту для своего мозга, которая оказалась столь важной в их поздние годы.

Насколько универсально защитное влияние когнитивной стимуляции на умственный упадок? Похоже, что универсально, ибо этот эффект может быть продемонстрирован также и для других видов. Это было продемонстрировано Делу с коллегами для крыс-самцов вида Спраг-Дейли23. Животные с опытом обучения различным задачам были менее подвержены возрастному дефекту памяти, чем крысы без истории «умственных упражнений».

«Используй вещь, или ты её потеряешь» — старое изречение. Кажется, что оно прямо и буквально применимо к мышлению. Два учёных из Университета штата Пенсильвания, Уорнер Шайе и Шерри Уиллис опубликовали статью с интригующим названием: «Можно ли сделать обратимым упадок интеллектуального функционирования у взрослых людей?»24. Авторы исследовали группу индивидов в возрасте от 64 до 95 лет, которые страдали когнитивным упадком многих умственных функций на протяжении более чем 14 лет. Может ли относительно короткий тренировочный цикл восстановить их мыслительные процессы до исходного уровня, компенсировать 14 лет упадка пространственной ориентации и индуктивного мышления? Во многих случаях ответом оказалось «да». Более того, когнитивная реабилитация была генерализованной; она могла быть продемонстрирована многими независимыми тестами различных когнитивных функций, причём не только на тех задачах, которые использовались при тренировке. Эффект был длительным; у многих участников он мог быть продемонстрирован через семь лет после завершения тренировочного цикла. Авторы пришли к заключению, что тренировочный цикл реактивировал когнитивные навыки, которые начали «ржаветь» от недостатка применения.

Если от когнитивных упражнений логично ожидать терапевтических эффектов, то почему ранние попытки когнитивной реабилитации эффектов повреждения мозга имели весьма относительный успех? Для этого есть разные основания. Первое основание лежит в самом различии между когнитивной тренировкой повреждённого мозга и когнитивными упражнениями неповреждённого или почти неповреждённого мозга, между лечением и профилактикой. Известно, что легче предотвратить заболевание, чем лечить его. Тяжело повреждённый мозг будет меньше поддаваться терапии, чем здоровый мозг — профилактике.

Второе основание относится к тому, как когнитивные упражнения традиционно формулировались в рамках «старой» философии. В попытке нацелиться на специфическую, очень узкую когнитивную функцию, использовались узкие когнитивные упражнения. Логично, что чем более широка когнитивная тренировочная программа, тем более общими являются эффекты. Используя аналогию с физической тренированностью, можно сказать, что индивид, который проводит все тренировочное время, повторяя одно и то же упражнение, не может ожидать улучшения своей сердечно-сосудистой системы. Для этой цели нужна комбинация различных упражнений.

Третье основание относится к способам измерения эффектов лечения. Измеряя эффекты одного когнитивного упражнения способностью выполнять другую когнитивную задачу, мы делаем предположение о специфической природе терапевтических эффектов, которые пытаемся измерить. Неудача с поиском эффекта может, разумеется, быть результатом действительного отсутствия эффекта. Но она так же легко может быть отражением нашей неудачи в поиске измерения, подходящего для его фиксации. Так как мы стараемся усилить лежащие в основе биологические процессы, было бы лучше измерять эти процессы прямо. И действительно, когда эффекты когнитивных упражнений оценивались позитронно-эмиссионной томографией (PET), был обнаружен улучшившийся метаболизм глюкозы (важный маркер функции мозга)25.

Четвёртое основание относится к тому, чем являются разумные ожидания эффектов когнитивной тренировки. Если общие функции мозга усиливаются в результате таких тренировок, то ожидаемый эффект может быть широким, но относительно малым в любой узкой сфере.

В любом случае, современные данные о размножении нейронных клеток на всем протяжении жизни вдохнули новую жизнь в концепцию когнитивных упражнений и дали им новое обоснование.

Польза от физических упражнений хорошо известна, другое дело — как упражняться. Можно подтягиваться на своей кухонной двери, а можно идти в тренировочный сердечно-сосудистый центр. Хотя подтягивание, вероятно, полезно (пока вы не сломаете кухонную дверь), от более научно-обоснованной тренировки вы ожидаете большего. Именно поэтому мы тратим время и деньги на тренировочное оборудование, личных тренеров и на членские взносы в клубах здоровья.

Хорошо составленная тренировочная программа использует знание человеческой анатомии и физиологии. Каждое упражнение спроектировано для усиления определённой мышечной группы или физиологической системы. В зависимости от ваших индивидуальных целей, вы можете выбрать полную, хорошо сбалансированную программу или сосредоточиться на отдельном упражнении. Тренировка университетского атлета, готовящегося к командному соревнованию, отличается от упражнений его профессора средних лет, слегка полноватого, озабоченного своей сердечно-сосудистой системой и пытающегося отсрочить инфаркт миокарда.

Мозг называют микрокосмом не без причины. Из всех биологических систем он является наиболее сложным и разнообразным по структуре и функциям. Знание исключительной сложности мозга образует солидную основу для создания «мозговой тренировочной программы». При этом для каждой когнитивной функции разрабатывается особое когнитивное упражнение. Большинство из нас смутно осознает пользу когнитивных нагрузок. Как и в случае физической тренированности, ваша умственная тренировка может быть менее или более изощрённой. Ваш воскресный утренний кроссворд, вероятно, хорош для вас; думайте о нем, как о подтягиваниях для мозга. Но вы можете делать нечто лучшее, чем это.

Если когнитивные упражнения улучшают и усиливают сам мозг, то важно создать систематическую тренировочную программу, вовлекающую все важные части мозга, или по крайней мере большинство. При физической тренировке важно сбалансированным образом тренировать различные мускульные группы. Баланс достигается тренировочной программой, включающей разнообразные и тщательно подобранные упражнения. Современные знания о мозге позволяют создать «когнитивную тренировочную программу», которая будет систематически тренировать различные части мозга. Если ненаправленные — случайно подобранные — умственные упражнения демонстрируют защитный эффект против деменции, то целенаправленная, научно обоснованная когнитивная тренировочная программа должна быть ещё более полезной.

Ранние симптомы болезни Альцгеймера и других исходно дегенеративных деменций, таких как болезнь телец Льюи, весьма разнообразны. Снижение памяти, предполагающее дисфункцию гиппокампа, является первым признаком болезни у большинства пациентов, но не у всех. У некоторых пациентов ранний упадок выражается в трудностях с нахождением слов, что указывает на левую височную долю; или в пространственной дезориентации, что указывает на теменные доли; или в ухудшении предвидения, социального суждения и инициативы — знаки дисфункции лобных долей. Хотя все эти зоны подвержены эффектам болезни Альцгеймера, их относительная уязвимость весьма вариабельна. Что определяет относительную уязвимость различных мозговых структур у различных индивидов?

Учёные из Нидерландского института исследования мозга в Амстердаме, Мирмиран, ван Сомерен и Свааб, выдвинули поразительную гипотезу26. Они полагают, что активация избранных зон мозга на протяжении жизни может предотвратить или замедлить дегенеративные эффекты в этих частях мозга. Согласно этому взгляду, тот, кто занимается дизайном как профессией или хобби, защитит свои теменные доли, тот, кто занимается творческой писательской деятельностью, защитит свои височные доли, а тот, кто занимается принятием сложных решений и планированием, защитит свои лобные доли.

Британские специалисты по нейронауке сообщили об открытии, которое, появись оно всего несколько лет назад, было бы отвергнуто как неврологическая невозможность. Они сканировали мозг 16 лондонских водителей такси и сравнили их с мозгом 50 человек из контрольной группы27. Водители такси, которые в ходе своей работы развили детальную умственную пространственную карту своей огромной столицы, имели необычайно большие задние части гиппокампов. Более того, чем больше был стаж этой работы, тем больше были гиппокампы у индивидуальных водителей. Это логично, так как гиппокампы вовлечены в пространственное обучение и память28. Это вполне может быть первой прямой демонстрацией взаимоотношения между величиной области мозга и факторами окружающей среды, способствовавшими её использованию.

Логический вывод из этой линии рассуждения интригует и поражает. Чтобы защитить весь мозг от эффектов диффузного дегенеративного заболевания, должна быть создана всеохватывающая когнитивная тренировочная программа, тренирующая различные части мозга сбалансированным и научно обоснованным образом. Понятие систематических когнитивных упражнений как важной формы активности и при старении, и в годы пребывания на вершине своей карьеры, все ещё ново. Но оно является естественным и логическим расширением физических упражнений. «Физическая тренированность» стала термином домашнего обихода. Когнитивная тренированность находится на пороге превращения в следующую волну популярной культуры.

Моя клиническая практика в нейропсихологии весьма разнообразна. Значительная её часть состоит из умных и интеллигентных пожилых мужчин и женщин, которые прожили полноценную и успешную жизнь. Многие из них — ушедшие на пенсию профессионалы (учёные, врачи, редакторы), которые жили своим разумом, наслаждались силой своих умов, и которых теперь беспокоит легкий когнитивный упадок. Иногда нейропсихологические тесты подтверждают их озабоченность, а иногда — нет. Но наши диагностические инструменты относительно грубы, и очень тонкие когнитивные изменения могут остаться незамеченными. Когда очевидно интеллигентный пациент сообщает о своём впечатлении мягкого упадка, я склонен верить пациенту, а не цифрам, которые дают мои тесты.

Пациенты приходят за диагнозом, но в ещё большей степени они приходят за помощью. Нейропсихология, с её ударением на диагноз, традиционно могла предложить в качестве лечения очень немногое. Для тяжелых повреждений мозга были развиты успешные методы когнитивной реабилитации. Но что может нейропсихология предложить индивиду, у которого только начинается мягкий когнитивный упадок?

В ответ на просьбы моих пациентов предложить им больше, чем диагноз, я решил разработать программу, чтобы помочь их когнитивным функциям. Десять лет назад я бы за такое дело не взялся. Но теперь, под впечатлением открытий, описанных в этой книге выше, я чувствовал, что время для такого подхода пришло.

Создавая свою программу, я следовал многим принципам. Во-первых, программа должна быть разнообразной, охватывающей широкую сферу когнитивных функций, включая память, но никоим образом не ограничиваясь ею. Важное место в программе заняли управляющие функции. По всем основаниям, описанным в этой книге, я чувствовал, что управляющие функции особенно уязвимы на ранних стадиях когнитивного упадка. Сохранение их, насколько возможно, является решающим фактором продления когнитивного благосостояния. Вдобавок, я стремился охватить как можно больше других когнитивных функций.

Во-вторых, я решил держаться в стороне от мнемоники и других методов, нацеленных на повышение объёма информации, перерабатываемой с помощью специальной техники. При том, что мы знаем об отсутствии обобщения, я чувствовал, что с помощью этих подходов мы не смогли бы достичь многого. Вместо этого я хотел создать программу, предлагающую когнитивный аналог гимнастики, — для упражнения скорее широкого набора «мозговых мускулов», чем когнитивных навыков. Надежда была на то, что вовлечение нейронных механизмов усилит их биологические свойства. Перед тем как записывать клиентов в программу, мы давали им нейропсихологические тесты. Мы старались приспособить выбор упражнений к индивидуальному когнитивному профилю клиента. Отобрав подходящие когнитивные упражнения, мои коллеги и я объединяли их в «широкую когнитивную тренировочную программу».

Эта программа все ещё находится на ранней стадии развития — оценивать её эффективность преждевременно. В то время, как пишется эта книга, в этой программе участвуют несколько дюжин пациентов, большей частью людей шестидесяти и семидесяти лет. Практически все без исключения участники этой когнитивной программы чувствуют, что — как минимум — когнитивные упражнения дают им возможность лучше узнать их сильные и слабые когнитивные точки. Уже одно это придает им ощущение контроля и освобождает от страха перед деменцией. Не менее важно, что им нравится это. Ни один из участников не пожаловался, что это было скучным времяпрепровождением. Я иногда шучу, что мне нужны клещи, чтобы оторвать их от компьютеров, когда тренировочная сессия заканчивается. И это при всех разговорах о страхе стариков перед компьютером!

В целом, большинство клиентов чувствуют, что программа приводит к подлинному улучшению в ситуациях реальной жизни. После перерывов на каникулы они часто сообщают о некоторой потере когнитивной остроты, которая возвращается после их возвращения к программе. Многие клиенты рассказывают о нашей программе своим друзьям и знакомым, которые тоже присоединяются к ней. Откровенно говоря, это больше, чем я ожидал при запуске программы несколько лет назад.

Когнитивные упражнения как способ профилактики мыслительного упадка и улучшения мыслительных функций — это новая территория. По мере того, как мы продвигаемся вперед по этой интригующей новой дороге, мы должны развивать как новаторские подходы, так и точные методы оценки их эффективности. Идеально было бы проверить эффекты различных типов когнитивных упражнений на физиологию мозга методами функциональной нейровизуализации. Есть ли какой-нибудь эффект вообще? Являются ли эффекты глобальными? Являются ли они локальными? Зависимы ли они от упражнений? Это важные вопросы, которыми должны заняться будущие исследования в новом веке и в новом тысячелетии.