В методологии культурологического исследования следует различать понятие объекта исследования и понятие культуры как объекта исследования. Объектом исследования в науке принято называть тот фрагмент окружающей действительности, предметного, материального мира или области идей, духовной жизни, который интересен исследователю не сам по себе, а как носитель свойств, еще нераскрытых, непознанных противоречий. Другими словами, объект (носитель) необходим для того, чтобы в конкретном явлении или в строго очерченном пространстве объекта иметь возможность выделить для специального исследования совокупность конкретных свойств, непосредственно интересующих ученого, носителем которых и является установленный исследователем объект. Так, например, геолог может рассматривать в качестве объекта исследования породу гранита с вкрапленными фрагментами слюды, которые и могут сыграть роль предмета специального исследования. Так же точно могут стать предметом исследования процессы кристаллообразования кварцита: их можно наблюдать в питательной неоднородной для кварцита породе, которую вполне можно определить как объект исследования. Известный историк и методолог академик И. Д. Ковальченко определил понятие «объект исследования (познания)» следующим образом:

> Объект познания – это совокупность качественно определенных явлений и процессов реальности, существенно отличных по своей внутренней природе, основным чертам и законам функционирования и развития от других объектов этой реальности.[37]

Такое определение указывает на обособленность объекта в отношении с другими, не затронутыми исследованием, состояниями и явлениями.

Явления, вызывающие непосредственный интерес ученого, в методологии исследования обозначаются как предмет исследования, а материал, в который «вписан» предмет исследования, принято называть объектом, т. е. носителем исследуемых свойств и процессов.

Культура, как было отмечено выше, может являться как объектом, так и предметом исследования. В первом случае роль культуры сводится к роли носителя тех свойств, которые составляют предмет интереса самых разных наук – истории и социологии, этнографии и археологии, психологии и медицины, филологии и искусствознания, философии и богословия. В этом случае понятие «культура» в системе понятийного аппарата названных выше наук приобретает иной, новый смысл, соответствующий интересам каждой из названных наук. Культура в сочетании с предметом какой–либо из выделенных нами научных дисциплин становится лишь внешним условием для выделения тех или иных исторических, социологических и т. д. закономерностей. В этом случае, используя понятие культуры в ходе разработки собственного предмета, «культурой» именуют особо выделяемые исторические факторы, социальные интересы, этнические особенности, традиции и обычаи, археологические находки и другие компоненты предметной области каждой из гуманитарных наук. Конечно, культура как явление, сопряженное со всеми процессами жизнетворчества человека, в той или иной степени соприкасается с предметной областью любой гуманитарной дисциплины. Но само по себе такое соприкосновение не характеризует культуру полностью, а лишь затрагивает определенное количество ее свойств и отличительных признаков. В связи с этим каждая из гуманитарных наук объявляет одним из своих объектов исследования культуру. Но ограниченность контакта (соприкосновения) не дает гуманитарным наукам возможность понять и увидеть культуру как целостность; представление о ней складывается в пределах каждой из них исключительно по результатам прямого соприкосновения с той группой свойств культуры, которые были проявлены в этом случае. М. С. Каган делает правильный вывод, отмечая, что попытка суммирования различных определений и пониманий культуры, осуществленная А. Кребером и К. Клакхоном в 1952 г. в их совместной монографии «Культура», «вылилась в простую группировку собранных ими 180 (!) различных дефиниций… название выделенных рубрик… достаточно выразительно показывает, сколь многосторонне исследуемое явление и сколь хаотична общая картина его научного изучения».[38] Вывод ученого справедлив:

Множество разнородных культурологических теорий… объясняется прежде всего… опорой на подходы к культуре разных наук и гипостазирование, абсолютизацию, выведение на философско–категориальный уровень каждого из этих частнонаучных по сути своей подходов.[39]

Отсюда вытекает и неизбежное заключение: культуру необходимо осмыслить «в ее реальной целостности и полноте конкретных форм ее существования, в ее строении, функционировании и развитии».[40] В соприкосновении с любой гуманитарной наукой (кроме культурологии) культура скорее теряет, чем приобретает свои характеристики, поскольку каждый раз выглядит однобоко, ущербно, лишенная своих общих функций и необходимой целостности. Знаменитая притча о слепых, с разных сторон обступивших слона и высказывавших свои суждения о нем в соответствии с конкретными впечатлениями от соприкосновения с животным, продолжает быть весьма актуальной. И культура, как и всякий предмет познания, может быть осознана и определена только как целостное образование (целостность), несущее в себе всю совокупность своих базовых качественных характеристик.

Культура как объект исследования отдельной гуманитарной науки может выступать лишь в своем ограниченном, усеченном виде, и интерес к ней также приобретает в данном случае узкий, конкретный характер, полностью зависящий от предметной области данной науки. Культура выступает в подобных случаях, как правило, в качестве объекта–носителя определенных свойств и особенностей, непосредственно не связанных с функцией культуры, но вызывающих определенный профессиональный интерес у представителей различных гуманитарных наук.

Культура причастна любым процессам, протекающим в системе общественных отношений, всюду, где действует и просто присутствует человек. Поэтому, соприкасаясь различными своими гранями с множеством явлений, непосредственно не относимых к культуре, культура все же оказывает на них свое, часто неприметное, а иногда и достаточно сильное влияние. Это и порождает возможность привлечения культуры к исследованиям в самых разных гуманитарных науках. Но культура во всех таких случаях прежде всего выступает как объект исследования, поскольку гуманитарные дисциплины видят в ней не самостоятельную сущность, а определенную внешнюю силу. Культура, как это следует видеть и учитывать, воспринимается различными научными дисциплинами как внешнее, идущее со стороны, вмешательство в ход исторического развития и область истории, в процесс формирования и функционирования социальных связей и область социологии, в состояние и развитие этнических образований и область этнографии, в становление и эволюцию человечества и область археологии и др.

Но во всех случаях в центре внимания любой гуманитарной науки оказывались свои интересы, т. е. те проблемы и явления, которые непосредственно связаны с предметной областью каждой из гуманитарных наук, вписываются в их самостоятельную профессионально ориентированную проблематику.

В этом случае исключением не является и такая близко лежащая к культурологии область, как философия. Обращаясь к культуре в границах своей предметной области, философия видит в ней, так же как и гуманитарные науки, не предмет, а объект исследования. Для философии – в соответствии с ее предметной областью – культура не явление, а идея, поскольку для философии в поле ее профессиональных интересов находятся не реальные объекты, не материальный мир, а мир идеальный, состоящий из взаимодействия и взаимосвязей идей. В этом смысле мы не можем не согласиться с В. М. Межуевым:

Все, к чему философия имеет отношение, получает в ней форму идеи, становится идеей… И идея культуры, видимо, – это не просто сумма накопленных о культуре эмпирических и теоретических обобщений, а особого рода «концепт», призванный решать иную задачу, чем просто научное познание культуры в ее многообразных и наглядно воспринимаемых формах проявления.[41]

Вместе с тем культура как объект может выступать и непосредственно в культурологическом исследовании в том случае, когда в границах того или иного явления, которое может атрибутироваться как явление культуры, исследуется не весь объект, но лишь особо выделенная его часть, непосредственно интересующая ученого. В этом случае исследователь, выделяя культуру как объект исследования, учитывает ее качественную определенность, но цели и задачи исследования ориентируют его лишь на отдельные аспекты ее проявления, отдельные ее грани, которые становятся определяющим для конкретного исследования предметом познания.

> Предмет исследования – это основа исследовательского интереса, поскольку понятие предмета исследования выражает целенаправленную заинтересованность ученого в освоении конкретной предметной области, процессов или свойств, проявивших и обозначивших себя в особо выделенном объекте исследования (объекте–носителе).

Для исследования культуры в русле культурологии важен не столько учет многогранности этого явления, сколько, наоборот, осознание ее целостности. В этом и коренится отличие культурологического подхода от подхода любых конкретных наук, в том числе и философии. Специфика культуры как предмета исследования заключается в том, что она трудно вычленяема в ее органической целостности из объектов и явлений окружающего мира. Легче обнаружить ее грани, отдельные стороны, описать и изучить их. Но отдельные стороны не могут дать целостного представления о культуре, на основе которого исследователь именно культуры мог бы подвести содержательные итоги исследования.

Академик И. Д. Ковальченко так определяет отношения между понятиями объект и предмет исследования:

Поскольку практически познание на любом историческом этапе своего развития охватывает лишь часть реальности, необходимо понятие, раскрывающее то содержание объекта познания, которое включено в познавательный процесс. Таким понятием является предмет познания., мы будем исходить из традиционного подхода, а именно: рассматривать в качестве объекта познания определенную объективную реальность, а в качестве его предмета – те аспекты и черты объекта, которые охвачены изучением.[42]

Иными словами, культурологу предстоит уточнить, какую область в избранном объекте он выделит как предмет исследования. Иначе говоря, он должен определить и выделить те свойства и особенности культуры, которые связаны с задачей предстоящего исследования.

Трудности выделения как объекта, так и предмета исследований в изучении культуры определяются спецификой самой культуры, которая, являясь связующим звеном между человеком и окружающим его миром, обладает особой двойственностью, позволяющей вести исследование теми методами, которые используются как в философии так и в конкретных науках. Особое положение культуры, ее особая форма предполагают и особые методы исследования. Вот почему культура не может быть изучена с помощью методов тех наук, предметом которых служит предметный мир, материальная действительность. Но она не может быть изучена и методами тех наук, которые занимаются идеальными формами, связанными с мышлением, образным восприятием, чувствами, состоянием сознания. Находясь в пограничной ситуации между реальным и идеальным, бессознательным и сознанием, внешним и внутренним, культура как объект и предмет познания может быть определена или как нечто доступное восприятию (например, культура поведения, культура славян и т. д.), или как нечто доступное мысленному взору, воображению (духовная культура, культура мышления и т. д.). Эта изначальная сложность феномена культуры указывает на необходимость создания для ее исследования специальных методик и технологий, которые смогли бы отразить данное явление и, целостно выделив культуру как объект и предмет исследования, раскрыть диалектику ее существования в единстве противоположностей человека и окружающего его мира.

Различные подходы и методологии в истории культурологии нашли достаточно полное отражение в современной научной литературе, что позволяет нам не останавливаться специально на этих вопросах.

Однако следует различать понятия «подход» и «метод». Подход к исследованию чего–либо характеризует то, с какой преимущественно стороны видится объект исследования. Впрочем, некоторые подходы могут одновременно представлять собой и методы. Так, если явление культуры рассматривается прежде всего как система, то одним из методов его исследования может быть системный.

> Метод научного исследования – это совокупность объединенных единым обшим принципом исследовательских технологий, которые используются для решения конкретных исследовательских задач.

Метод – это то, как исследуется нечто. Выбор метода исследования полностью определяется содержанием исследуемой проблемы, которая представляет собой противоречие между познанным и непознанным в структуре научного знания. Непознанное не может быть представлено сознанию в силу того, что речь идет об отсутствующем знании. Отсутствующее знание есть одновременно и указание на то уже существующее знание, которое следует дополнить, развить или видоизменить.

Для того чтобы охватить область непознанного каким–либо предварительным знанием, выдвигаются различного рода научные догадки, формируются научные гипотезы.

> Научная гипотеза – это научно обоснованное предположение, задающее направленность научному исследованию, поиск ответов на заранее поставленные вопросы, которые возникли в ходе анализа и осмысления исследовательской проблемы.

Научная гипотеза или совокупность нескольких научных гипотез является промежуточным звеном между знанием и незнанием. Четкое формулирование научной гипотезы предваряет любое научное исследование, обеспечивая конкретность в постановке исследовательских задач, выделении объекта исследования, выборе метода, с которым прежде всего связана возможность разрешения проблемы, получение ответа на поставленные ранее вопросы.

Метод, таким образом, предстает перед нами как основной рабочий инструмент, призванный обеспечить частичное или полное опровержение или признание выдвинутых в начале исследования гипотез. Изучение проблемы в конечном счете и состоит исключительно из формулирования, проверки, опровержения гипотез или превращения их в новое знание, что напрямую зависит от избранной методологии и конкретного метода. Правильный выбор научного метода – важный, а порой и решающий этап любого научного исследования, в том числе и культурологического.

В науке выделяют три типа методов:

¦ философские (базовые);

¦ общенаучные;

¦ специальные (конкретнонаучные).

К философским (базовым) относятся методы, имеющие философское обоснование: эмпирический и теоретический, наблюдение и эксперимент, выделение и обобщение, абстрагирование и конкретизация, анализ и синтез, индукция и дедукция, опредмечивание и распредмечивание, формализация и актуализация, исторический и логический, рефлективный и аксиоматический и ряд других.

Эти методы в равной степени обеспечивают продуктивность исследований как в философии, так и в области других наук: точных, естественных (астрономии, физике, химии, математике, биологии, медицине и др.), технических (электротехнике, машиностроении и др.), гуманитарных (филологии, психологии, культурологии, искусствознании, социологии, истории, юриспруденции и др.). Данные методы представляют собой фундаментальные подходы к исследованию в любой отрасли знания. В соответствии с особенностями изучаемой проблемы и содержанием поставленных задач осуществляется выбор базовых методов и их варьирование в ходе того или иного, в том числе и культурологического, исследования. При культурологическом изучении культуры данные методы применяются в соответствии с поставленными задачами исследования, но, как правило, начальная фаза исследования предполагает сбор эмпирических данных, их обобщение; однако возможен и другой вариант, основанный на философской рефлексии с использованием логического или исторического метода в осмыслении феномена культуры.

Неизбежно в культурологии применение таких методов, как анализ и синтез, индукция и дедукция, опредмечивание и распредмечивание, абстрагирование и актуализация и др. Эти методы достаточно полно описаны в теоретико–методологической и философской литературе, философских словарях, энциклопедиях[43] и широко используются во всех науках, но в каждой из них имеют свои особенности применения. Все базовые методы в равной степени обеспечивают фундаментальность исследований, служат эффективным инструментом для всех наук независимо от того, в пространстве каких предметных областей они находят свое применение. Но не только философские (базовые) методы обеспечивают приобретение новых знаний о предмете исследований. Не в меньшей степени этому способствуют и общенаучные методы, широко используемые в практике: описательный, сравнительный (компаративистский), сравнительно–исторический, обеспечивающий сопоставления процессов, а не состояний, структурный, типологический, структурно–типологический, системный, моделирование, реконструктивный, генетический и др.

Общенаучные методы составляют особую группу научных исследовательских технологий. Они разрабатываются и формируются в той или иной конкретной науке и могут быть заимствованы из смежных наук в соответствии с поставленными сходными задачами. Однако в условиях заимствования корректируются правила их применения в зависимости от специфики конкретной научной дисциплины.

Основное отличие общенаучных методов от философских (базовых) заключается в том, что общенаучные методы более конкретны, в большей мере способны учитывать специфику предмета. Сочетая базовые и общенаучные методы, ученый может добиваться значительно болыпих результатов за счет конкретизации подходов к исследованию. Общенаучные методы обеспечивают более детальную разработку проблем, рассматривают предмет исследования с разных сторон, извлекая из него новые сведения благодаря восприятию его в новых ракурсах и новом освещении. Дополнительной особенностью этих методов является то, что они могут корректироваться, приобретая все новые и новые свойства, в зависимости от предметной области каждой конкретной науки. В настоящее время общенаучные методы исследования занимают в культурологии господствующее положение, и в последние годы именно они во многом определяют ее содержательное развитие. Но эффективность их использования напрямую зависит от того, насколько успешно была проведена корректировка общенаучных методов в соответствии со спецификой культурологической проблематики. Любая недоработка в этом направлении может ограничить возможность получения искомого результата.

На основе общенаучных методов постепенно складываются и специальные (конкретнонаучные) методы, которые, как правило, используются в основном только в границах определенной предметной области, что позволяет вести исследование, в значительной степени учитывая специфику конкретной области знания. В исследовательской практике культурологии постепенно сформировались свои особые методы, заметно пополнившие существующие способы исследования культуры и в определенном смысле вносящие свой вклад в понимание научной методологии.

К методам, разработанным непосредственно в предметном поле культурологии, можно отнести:

¦ метод реконструкции культурных полей;

¦ метод моделирования культурных объектов;

¦ социокультурный историко–генетический метод;

¦ метод мозаичных реконструкций;

¦ метод социокультурных наблюдений;

¦ метод социопсихологических и социокультурных инверсий и др.

Специальные методы неприменимы в сфере других наук в связи с тем, что они ограничены особенностью конкретного предмета исследования, в данном случае в области культурологии.

Любое научное исследование может быть проведено с использованием как специальных, так и других – философских, общенаучных и специальных методов.

В теоретико–методологической литературе принято различать понятия «метод», «технология» и «методика». Понятие «метод», как об этом уже писалось выше, определяется как совокупность объединенных единым общим принципом исследовательских технологий, применяемых для решения конкретных исследовательских задач. Метод и технология тесно связаны друг с другом. Метод дает общее направление, общий принцип организации процедуры исследований, в то время как технологии составляют совокупность отдельных операций, обеспечивающих реализацию исследовательских задач. Технология – это совокупность ранее освоенных операций, определяющая конкретное действие (часто с применением специальных инструментов и орудий труда) по проведению задуманного исследования. Метод может состоять из нескольких последовательно расположенных или параллельно применяемых технологий, которые обеспечивают результат исследования. При этом технологии не представляют собой некий раз и навсегда утвердившийся порядок или последовательность процедур: с каждым новым исследованием технологии меняются, обогащаются, корректируются. Они тесно связаны с индивидуальными особенностями исследования, проводимого конкретным человеком или группой научных сотрудников, и обусловливают особый, неповторимый стиль исследования. Стиль в данном случае означает особые признаки, «почерк», повторяющиеся или, наоборот, всегда обновляющиеся способы, приемы или средства исследования, которым исследователь отдает предпочтение.

Помимо понятия «технология исследования» при характеристике метода применяется и другое понятие – «методика исследования». Данное понятие не затрагивает характеристику конкретных инструментов и орудий труда, но указывает на различные способы и приемы их использования. Так, в границах определенной технологии могут быть применены разные методики, т. е. сама технология может быть по–разному задействована и использована в исследовании в соответствии с существующими и разработанными методиками. Метод по своей природе концептуален, он сам является результатом научных исследований и создается как особое научное достижение, поскольку связан с определенными новыми теоретическими знаниями, отвечает определенному пониманию содержания и формы исследовательской деятельности, в то время как технологии и методики, применяющиеся в процедуре исследования, не несут серьезной теоретико–методологической нагрузки. Определяя процедуру конкретного исследования, они могут, не нарушая изначально заявленных положений и принципов исследования, свободно изыматься и заменяться другими технологиями и методиками. Так же точно они могут использоваться в другом исследовании, связанном с иными целями и задачами, потому что методики и технологии обладают относительной самостоятельностью по отношению к методу и не зависят от него. Эти общие положения фиксируют в определениях понятие и особенности метода, технологий и методик, составляющих процедуру исследования. Культурология, как и другие науки, в своем развитии полностью зависит от избираемых методов и методологий исследования, эффективности методик и технологий, что заставляет исследователя быть особенно ответственным, выбирая их в ходе подготовки к предстоящим работам.

Два философски обоснованных (базовых) метода исследования – эмпирический и теоретический – постоянно соперничают друг с другом, как бы противопоставляя свои возможности, хотя на деле представляют собой две стадии единого исследовательского процесса. У. Куайн, один из влиятельных методологов, проводивших исследования культуры в XX в., в созданном им учении эпистемологического холизма выдвинул важное положение о приоритетности эмпирического исследования, подчеркнув, что «эмпирическая проверяемость является важнейшим критерием научного знания, который отличает его от метафизических спекуляций».[44] Созвучно этому тезису и известное положение марксистской теории: практика – критерий истины. И действительно – только реальные связи идеи и эмпирической достоверности позволяют судить о степени надежности и истинности того или иного суждения.

Значимость реального при обосновании идеального – один из существенных аргументов в пользу истины: ведь если идеальное не находит поддержки и подтверждения в реальном, то сделанные теоретические выводы об идеальном не могут полностью обеспечить достоверность. Поэтому поиск эмпирических подтверждений в отношении любого суждения является важным направлением в научных исследованиях. Особенно актуально оно в культурологии, поскольку нестабильность, расплывчатость определений, характеризующих эмпирическую данность культуры, заметно тормозят укрепление теоретико–методологического фундамента культурологии и ослабляют ее практическую значимость. Явление культуры исследователь не случайно стремится конкретизировать путем описания, что позволяет продемонстрировать объект исследования, хотя принцип описания не обеспечивает полной достоверности при выделении тех или иных ее признаков. Именно поэтому эмпирические исследования оказываются сегодня столь же существенными, как и теоретические, которые призваны направить поиск в нужное направление, определить возможности верификации культуры как эмпирически заданного объекта.

В противоположность эмпирическим наблюдениям теоретические исследования в основном связаны с созданием гипотез относительно явления и функций культуры. Они предлагают разные ориентиры и дают наводки в области эмпирического знания, выстраивают модели и схемы, которые могли бы помочь в выделении особенностей культуры, ее содержания и функций. Однако основная задача теории заключается не в том, чтобы накопить энное количество гипотез и предложений, а прежде всего в том, чтобы научиться выделять культуру как эмпирически заданный объект наблюдений, т. е. научиться точно и скрупулезно исследовать ее состояния, выявлять степень ее влияния на экономические успехи и исторические события.

Какие же пути, методы и способы могут обеспечить успех эмпирических и объективную значимость теоретических исследований? С чего следует начинать такого рода поиски? В любом случае – с гипотез, которые могут возникнуть как на эмпирическом, так и на теоретическом уровне, что сближает, соединяет эти способы исследования общими задачами и целями. Доля каждого из этих способов познания в общем стремлении к получению достоверных выводов в равной степени достаточно велика, но в одном случае связана с накоплением наиболее убедительных фактов, их систематизацией, анализом, а в другом случае – с накоплением предположений, гипотез, которые в конечном счете требуют опять же эмпирической проверки и надежных подтверждений. Задача теории – выделить и обосновать наиболее вероятные гипотезы эмпирического бытия культуры, в то время как задача эмпирических исследований – проверить эти гипотезы путем проведения наблюдений, экспериментов и постепенного накопления, систематизации и обобщений эмпирических данных, дающих новую работу теоретикам. Технологии эмпирических исследований связаны с такими традиционными способами изучения, как наблюдение, отслеживание, проведение экспериментов, т. е. с созданием условий, призванных обеспечить выявление искомого, проведение экспертиз, в ходе которых сопоставляются теоретические данные с эмпирически полученным результатом, проведение испытаний, т. е. проверка на эмпирическую достоверность, устойчивость полученного результата. Эмпирические исследования призваны не только собирать собственный материал наблюдений, но одновременно осуществлять проверку и корректировку результатов теоретических изысканий, отмечая как подтверждаемые, так и не подтвердившиеся теоретические положения и прогнозы, заставляя теорию расширять поле своих догадок, усиливать и углублять аналитическую работу, дополнять и обогащать свой философско–методологический рефлективный опыт.

Каждый из способов эмпирического исследования направлен на решение своей особой задачи. Такое простое для каждого действие, как наблюдение, превратившись в метод исследования, становится одним из самых сложных и трудных способов решения поставленных задач и добычи новой полезной информации. Особенность этого исследовательского метода заключается в том, что наблюдение всегда первоначально «отправляется в неизвестность», опирается на заранее подготовленные гипотезы и часто не имеет для собственной ориентации надежных указателей. Метод наблюдения призван определить поле поиска искомых и предполагаемых фактов, обнаружить и проверить их на достоверность, выделить и описать искомый объект, выявить его основные черты и признаки, определить его свойства, обеспечить возможность использования более углубленной и развитой технологии для продолжения исследований на новом научном теоретическом уровне. Эмпирическое исследование всегда похоже на разведывательную операцию, в связи с чем задача заключается не в том, чтобы обязательно получить окончательное решение поставленных задач, но прежде всего в том, чтобы правильно определить и верно ориентировать намеченные исследования.

Самое трудное в наблюдении – это опознание искомого. Вот тут–то и требуется от эмпирика–экспериментатора основательная теоретическая подготовка. Так, например, поисковая партия геологов разве сможет что–либо открыть или найти, если она теоретически слабо подготовлена? Разве археолог может позволить себе без хорошей теоретической подготовки организовывать свои экспедиции? Вряд ли можно сомневаться в том, что каждая экспедиция – геолога, археолога, этнографа, филолога – всегда тщательно подготавливается прежде всего в области теории, которая и является итоговым знанием, полученным в результате ранее накопленных наблюдений и теоретических обобщений. На этом основании можно утверждать, что эмпирик только тогда будет успешен, когда будет хорошо вооружен добротными теоретическими сведениями. Но и теоретик с нетерпением ждет результатов наблюдения, чтобы еще раз проверить и, если необходимо, – скорректировать свои теоретические выкладки, отказываясь иногда под давлением неопровержимых фактов от ранее сложившихся позиций и убеждений.

На самом деле между теоретическим и эмпирическим методами исследования нет противоречий. Теоретик и эмпирик неразрывно связаны друг с другом, ибо выполняют одну общую работу, только в одном случае мы имеем дело со сбором информации, а в другом—с ее тщательной разработкой. Их исследовательский труд составляет единое целое: в результате добычи и первичной обработки фактов закладываются эмпирические основы существования науки, в то время как теоретическая обработка фактов формирует каркас науки, ее содержание на основе суммирования всех собранных и полученных знаний.

Труд теоретика, как и труд эмпирика, предполагает высокую ответственность за полученный результат, часто имеющий большую значимость, как в политических, так и в экономических областях. Всю свою научно активную жизнь теоретик проводит среди книг, других изданий, отслеживая все то, что может быть связано в области информации со сложившимся полем его основных научных интересов. Ни на одно мгновение он не может ослабить контроль за беспрерывно поступающей научной информацией, корректируя и обогащая свой теоретический потенциал. Главные методы, которые он использует, – это различные приемы и формы систематизации и обобщений как новых теоретических идей, так и новых эмпирических данных. В ходе накопления и обработки поступающей информации теоретик по необходимости вносит коррективы и в используемые им методы исследований, создает и предлагает новые разработанные им методы, технологии и методики, призванные обеспечивать повышение продуктивности исследований в целях их расширения и углубления.

Все разработанные философией базовые методы – и прежде всего анализ и синтез, индукция и дедукция, абстрагирование и конкретизация – составляют неотъемлемый арсенал любого исследования.

Если анализ предполагает первоначальное расщепление объекта исследования, его разбор на элементы с целью их тщательного осмотра и изучения, то следующая операция – синтез – осуществляет обратное, т. е. воссоединение всех частей, восстановление целостности объекта. Данные операции позволяют изучить строение объекта, его внутренние особенности и свойства, функции каждого отдельно взятого элемента в строении целого. В культурологии это означает, что обнаруженный и атрибутированный как явление культуры объект последовательно исследуется сначала во внутренних связях и функциональных зависимостях его отдельных частей, а затем и в его внешних связях и взаимозависимостях с окружающей средой.

Другая задача может быть поставлена при использовании методов индукции и дедукции. Эти методы применяются тогда, когда сам объект нам до поры до времени неизвестен, но есть разрозненные признаки, указывающие на его существование. Индукция как метод предполагает сбор всех возможных и первоначально разрозненных фактов, их систематизацию, объединение, в результате чего получается некая общая картина явления, хотя и с множеством неизвестных составляющих. Дедукция на основе умозаключений и логических построений стремится к воссозданию целого, заменяя отсутствующие детали гипотетическими предположениями, которые в свою очередь подвергаются изучению по степени аргументированности и близости к достоверному. Исследователь в данном случае использует как эмпирический (сбор данных), так и теоретический (логический анализ) методы, которые в совокупности составляют индукцию и дедукцию. Так работают историки, археологи, сыщики и другие лица в тех случаях, когда необходимо провести реконструкцию конкретного объекта или события. Для культурологов он удобен тем, что не разделяет исследователей на эмпириков и теоретиков, напрямую объединяя эмпирические наблюдения с теоретическими идеями. Такой метод позволяет в ходе единого исследовательского процесса корректировать направленность поиска эмпирических данных, выделяющих культуру как предмет исследования, и, согласно этому, вносить поправки в теоретические построения.

Абстрагирование и конкретизация – также необходимые методы при исследовании культуры. Их суть заключается в том, что при изучении выделенного объекта можно осуществлять две диаметрально противоположные операции. С одной стороны, мы можем обособить в структуре объекта его отдельное свойство или отдельную часть (элемент) с тем, чтобы более внимательно изучить все ее характеристики и свойства. Такое отделение части от целого в качестве самостоятельного объекта исследования принято называть методом абстрагирования. Противоположным приемом можно считать метод конкретизации, в границах которого объект рассматривается как сумма всех частей, составляющих единый целостный объект исследования. Этот метод позволяет, с одной стороны, извлечь из объекта определенную деталь для последующего ее внимательного изучения (абстрагирование), а с другой – воссоединить все изученные детали в единое целое, что обеспечивает понимание его внутренней конструкции и функциональных особенностей. В культурологических исследованиях эти методы особенно важны, так как культура трудно поддается целостному анализу и конкретизации, но все же изучение ее возможно на основе абстрагирования отдельных ее свойств и признаков.

Мы видим, что при использовании методов анализа и синтеза, индукции и дедукции, абстрагирования и конкретизации в равной степени сочетаются эмпирические и теоретические знания, обеспечивающие целостность исследования.

В области собственно культурологической науки постепенно выделились специальные методы социокультурных наблюдений и социокультурной рефлексии. Метод социокультурных наблюдений отличается от общенаучных методов прежде всего тем, что в условиях его применения задаются те признаки и свойства, по которым можно узнавать и атрибутировать культуру с целью ее последующего углубленного изучения. Метод социокультурной рефлексии также предполагает предварительное знание свойств и особенностей культуры, но его спецификой является конструирование понятия «культура» на основе данных, полученных в результате социокультурных наблюдений. Иллюстрацией могут служить построения В. М. Межуева при определении идеи культуры в ее философском значении. В одной из последних его работ мы читаем, что «идея культуры»,

видимо, это не просто сумма накопленных о культуре эмпирических и теоретических обобщений, а особого рода «концепт», призванный решать иную задачу, чем просто научное познание культуры в ее многообразных и наглядно воспринимаемых формах проявления.[45]

Методы социокультурных наблюдений и социокультурной рефлексии являются высокоэффективной исследовательской технологией, относящейся к классу специальных методов, выработанных в структуре культурологии в ходе ее последовательного развития.

Структурный метод является общенаучным и может быть использован для исследований любой конкретной наукой, в том числе и культурологией. Но это не значит, что он может быть применен спонтанно, без предварительной подготовки поля или предмета исследования. Главное условие при использовании структурного метода – выделение строго очерченного предмета исследования. Именно наличие границ предмета исследования позволяет ставить задачу, связанную с изучением его структуры, которая должна быть охвачена и закреплена этими границами. Сущность структурного метода состоит в том, что при изучении выделенной и строго обозначенной области исследования должны быть обнаружены и изучены внутренние связи всех его составляющих, т. е. его внутреннее строение (конструкция). Ученый в этом случае ставит вопрос о том, с какой именно структурой – простой или сложной – он сталкивается. Простая конструкция характеризуется однородностью своих частей, и в этом случае она будет представлять интерес прежде всего в отношении комбинаций тех элементов, из которых она состоит, особенностей их сочетания и взаимосвязей. Задача исследователя в этом случае состоит в изучении того, что мы понимаем под структурой: как, в силу каких причин такая структура могла возникнуть, каковы ее природа и сущность.

Однако предмет исследования может представлять собой сложную структуру, когда ее определяющие элементы неоднородны и представляют собой разномасштабные, неадекватные по отношению друг к другу составные части, обладающие особыми способами членения, а иногда – и самостоятельными относительно обособленными структурами. В этом случае задача значительно усложняется, поскольку каждый элемент приобретает самостоятельный исследовательский интерес, а выяснение всех структурных закономерностей становится длительной и непростой процедурой. Самостоятельный интерес будет возникать и при определении причин и природы возникновения сложной структуры, выяснении внутренней логики ее построения.

Структурный метод широко применяется в физике (изучение строения атомов и микрочастиц), биологии (особенно в анатомии), этнологии (характеристика обычаев и обрядов, построения архаических обществ), лингвистике (изучение строения языка), литературоведении (анализ художественных произведений), семиотике и других научных дисциплинах. Однако в исследовательской практике культурологии применение структурного метода вызывает некоторые затруднения, связанные с тем, что явление культуры в качестве предмета исследования не обладает строго очерченными границами и тем самым не выполняет условия, необходимые для проведения структурного анализа.

Культуру в ходе исследований можно представить в двух формах – как бесконечное и неисчислимое идеальное (явление духа, а не материи) и как проявление идеального (духовного) в материальном, предметном мире. В первом случае применение структурного метода предполагает некий компромисс, в соответствии с которым ставится вопрос о рассмотрении структуры культуры не в замкнутом пространстве предмета, а в разомкнутом. В результате этого происходит подмена понятий и изучается уже не структура, а ее состав, т. е. из каких структурных характеристик (а не элементов) она в том или ином положении состоит. Так, одни специалисты изучают состав воды в реке, другие состав воздуха в атмосфере. Это происходит, когда объект исследования лишен конкретных ограничений и представляет собой нечто постоянно движущееся и изменяющееся.

Помимо общего взгляда на культуру как на необозримое целое в культурологии можно выбрать и другой подход, а именно ограничить пространство культуры условно по месту, времени, способу проявления и рассмотреть ее по составляющим, отдельным проявлениям и свойствам. Так, например, можно представить поведение человека как заданную состоянием общества или конкретной социальной среды программу, в результате чего поведение получает свои границы (как границы программы) и может быть исследовано методом структурного анализа. Примером такого анализа могут служить работы Ю. М. Лотмана, рассматривавшего состояние и состав русской культуры XVIII–XIX вв. как некое ограниченное пространство. В этом исследовании был применен структурный метод при рассмотрении «поэтики бытового поведения» в русской культуре XVIII в. как строго регламентированной программы, заданной социальной средой и эпохой. Такой же метод был продемонстрирован Лотманом и при исследовании влияния «театра и театральности в строе культуры начала XIX века». И в том и в другом случае автор выделил зависимость культуры от ограничивающих ее обстоятельств, что и создало необходимые условия для проведения структурного анализа.[46]

Но культуру можно рассматривать и через выделение отдельных объектов ее носителей. На необходимость конкретизации, опредмечивания культуры для реализации потенциалов структурного метода обращал внимание А. Леви–Стросс (один из классиков структурализма). Он считал принципиальным в ее исследовании именно стремление науки «растворить… реинтегрировать культуру в природу»,[47] т. е. рассмотреть ее истоки в форме естественно–природного образования как первоначально независимого от человека явления с тем, чтобы увидеть возможности преобразования этого явления культуры в нечто иное, находящееся в общественном потреблении и использовании. В этом случае условия применения структурного метода обеспечивались ограничениями культурного мира человека и его природными основаниями.

Культура как результат воли и самовыражения отдельного человека или группы людей, как традиция и преемственность вполне может выступать в форме отдельных ограничений – событий, изделий, фактов и отношений, позволяющих реализовать метод структурного анализа в пределах обозначенных границ. Именно в проявлении через частную волю культура предстает перед нами в своей дискретной форме, ограниченная объектом–носителем или группой объектов–носителей как определенным классом вещей.

Выявляя в объекте–носителе культуру как предмет исследования и осуществляя операцию по распредмечиванию объекта, можно в сделанной руками человека вещи проявить образ самого человека, создавшего эту вещь, а также смыслы созидания и творчества, которые проявлены в этой вещи. В этом случае, рассматривая состав предмета, можно в определенной форме воспроизвести и структуру мысли человека, создавшего предмет, его настроения и чувства, отношение к самому предмету и к потенциальному заказчику, что тоже позволяет использовать структурный метод при анализе культуры.

Возможность применения структурного метода возникает и тогда, когда мы выделяем культуру через конкретные, возникшие в поле ее действия предметы, которые носят по отношению к ней частичный характер, но обладают своеобразной представительностью по отношению к целостности, сохраняя в себе ее главные свойства. Так, гостям разливают чай определенного сорта по чашкам, но весь чай, какой существует на свете, невозможно попробовать и оценить. Этот пример иллюстрирует возможность замены общего особенным, например, культуры как общего конкретным предметом как ее представителем. Ни один представительный предмет не может заменить всей культуры, и на этом основании возникает необходимость сопоставлять и сравнивать различные объекты для того, чтобы расширить область восприятия и понимания культуры. При использовании метода сравнений (компаративистского метода) исследователь получает возможность выявить общие особенности конкретных предметов и явлений на основе изучения их разновидностей. Опыт замещения общего особенным и единичным используется в процедурах дегустации, экспертизы, в изучении образца, что, конечно, не обеспечивает полноты знания, но создает возможность суждений по аналогии,т. е. предварительного или приблизительного знания, допускающего различные виды исключения из правил. Но сам по себе процесс дегустации или экспертизы основан на сравнении должного (как ограничения) и данного (как реального), что позволяет проводить структурный анализ на основе установленного состава ограничений.

Структурный метод всегда отвечает на один и тот же основной вопрос: как устроен исследуемый предмет. Но одновременно с этим возникают и другие вопросы: а почему он устроен именно так и устойчив или неустойчив тот порядок структуры предмета, который открыл и описал ученый. И если данные вопросы остаются в компетенции структурного метода, то вопрос о значении и функциях каждой детали (элемента) на заданном участке исследования заметно выходит за рамки структурных исследований и ставит перед ученым новые более сложные задачи. В последнем случае структура предполагает не только четкую очерченность границ, но в соответствии с этим и относительную статику, которая должна дать возможность последовательного рассмотрения всей совокупности структурных образований в предмете.[48]

Для того чтобы расширить зону исследования и включить в изучение более богатый спектр вопросов, необходимо модернизировать структурный метод, обогатив его возможностями метода функционального. Функциональный метод обладает своими собственными задачами и возможностями, делая акцент в исследовании культуры на ее характеристике.[49] Функциональный анализ исследует и выделяет формы и способы воздействия культуры на окружающую среду, на нравственные потенциалы общества, расширяет творческую базу и углубляет сознание людей, совершенствует и укрепляет их духовные силы. Эти возможности культуры воздействовать на внешний мир и социальную среду принято определять как ведущие, базовые функции, и в ходе исследования приобретается возможность конкретных характеристик культуры, ее места и роли в общественной жизни. Включение функционального подхода в структурный анализ открывает новые возможности для исследования любого объекта, в том числе такого уровня сложности, как культура. Соединение структурного и функционального подходов в исследовании образует новый, более сложный по своим задачам и возможностям метод, который принято называть структурно–функциональным.

Какие новые возможности в исследовании культуры появляются в этом случае? Прежде всего, в ее изучение добавляется анализ элементов структуры не только как частиц самодостаточной конструкции, но и как необходимых ей составляющих, несущих определенные конструктивные и иные ответственные нагрузки. Их в науке принято называть функциями. Понятием «функция» обозначают особые свойства предметов или явлений, которые составляют их действенную часть и связаны с решением определенных задач в изучении структуры конкретного объекта. Если структурный анализ дает нам возможность убедиться в том, что исследуемый предмет имеет внутреннее строение, то функциональный показывает, что все конкретные детали структуры обладают еще и конкретными функциями, определяющими внутренние и внешние взаимосвязи в строении предмета и его воздействия на внешнюю среду. Структурно–функциональный анализ придает объекту новый облик, выявляет его функциональную значимость, объясняет его природу и придает каждому его элементу определенное значение. Структурно–функциональный метод как более сложная исследовательская технология помимо раскрытия структуры наделяет ученого знанием того, каковы реальные связи данного предмета с окружающей средой, и уясняет степень необходимости того или иного элемента в составе целого.

Особенной задачей структурно–функционального метода в этом случае будет являться рассмотрение не только структурных, но и функциональных связей как внутри осваиваемого объекта, так и в его связях с внешней средой. В отношении отдельных явлений культуры можно считать этот метод полифункциональным.

При изучении культуры структурно–функциональный метод имеет возможность не только раскрывать структурные образования и связанные с ними функции, но и осуществлять исследования изменений, происходящих под воздействием культуры. Так, от внутренних структур предмета можно перейти к изучению сложной системы внешних зависимостей, которые определяются установившимся взаимодействием среды и культуры.

Знание культуры, понимание ее специфики, умение вычленять ее особые признаки и функции дает возможность формировать новые методы исследования в границах интересов самой культурологии. Так, помимо применения структурного, структурно–функционального и функционального методов может быть использован и метод линейной регрессии. Он заключается в комплексном исследовании культуры в ходе ее эволюционных или ситуационных изменений на протяжении заданного времени. На общей оси развития культуры выделяются различные формы ее проявления, где особенно заметными становятся формы, повторяющиеся в однородных или неоднородных условиях. Этот культурологический метод содержит в себе как структурный, так и функциональный подходы, соединяя их с особой формой социокультурного наблюдения.

Типологический метод исследования решает иные задачи, нежели структурный и структурно–функциональный методы. Если последние ориентированы в культурологии на изучение внутреннего строения явлений и объектов культуры, то типологический и структурно–типологический методы направлены на систематизацию, классификацию и группировку объектов исследования.

Применение типологического метода становится актуальным, когда в условиях наблюдения и накопления эмпирического материала возникает необходимость группировки различных данных и объектов исследования. Принцип группировки обусловливается проблематикой, целями и задачами проводимого наблюдения, причем цели и задачи исследования могут быть разными. Их можно подразделить на несколько категорий. Во–первых, группировка может осуществляться по принципу случайного или преднамеренно выделенного признака;во–вторых, на основании реконструктивных исторически воспроизводимых признаков или признаков, продолжающих традиции исторических реконструкций в прямых итоговых наблюдениях.

Случайный признак обычно выделяется в ходе наблюдения, когда он становится часто встречающимся, выделяющим конкретные данные или объекты из общей массы собранного эмпирического материала. В этом случае возникает специальный вопрос о природе данного признака, его существенности в проведении исследования. Например, если при изучении объектов культуры мы наблюдаем, что одни из них имеют мягкую пластическую природу, а другие – угловато–грубоватые формы, то возникают вопросы и об особенностях их восприятия, о происхождении и природе названных свойств, их особенных признаках и характеристиках. Однако открытым для обсуждения остается вопрос о том, имеет ли смысл выделять данные объекты по названным признакам и соответствует ли это выделение цели и задачам исследования. Если, например, цель исследования – изучение особенностей, с одной стороны, зрительного, а с другой – слухового восприятия, то указанные признаки не имеют принципиального значения и могут быть проигнорированы. Но если исследование предполагает изучение воздействия на зрительное восприятие различных предметных форм, то выделенные особенности отдельных групп данных или объектов могут иметь решающее значение и в значительной степени определять итоги исследования. Однако, если ориентироваться не только на типологический метод исследования, цель и задачи могут быть расширены и углублены за счет его соединения со структурным методом. В этом случае метод приобретет новое название – структурно–типологический метод. Одновременно с этим могут решаться задачи относительно природы свойств и их места в иерархии классифицируемых предметов. Принцип случайного признака, как правило, используется тогда, когда исследователь входит в еще недостаточно изученный или вообще новый для себя мир объектов исследования. В ходе повторных или расширяющихся типологических исследований происходят изменения в их содержании, и на место случайного признака в роли ориентира приходит преднамеренно выделенный признак или преднамеренно выделенная группа признаков. Такое выделение становится возможным только после завершения предварительных исследований, основанных на принципе случайности.

Преднамеренно выделенные признаки обладают иной природой и иным значением, определяя новый, более высокий, уровень типологического исследования. Преднамеренное выделение признаков опирается на уже накопленный материал и сначала может проходить как более внимательное, целенаправленное изучение результатов и итогов первоначальных исследований по случайным признакам. Так, например, происходит пересмотр материала по итогам археологического или этнологического исследования, в этом случае выявляются новые качественные характеристики и признаки, составляющие основу классификации этого материала. Например, по результатам археологических находок выстраиваются типологии изображений животных, зооморфных и антропоморфных изображений, не поддающихся расшифровке знаков, других памятников. Подобные типологические исследования проводятся и по материалам этнологических и культурологических экспедиций, с той только разницей, что в итогах культурологических экспедиций значительное внимание уделяется не прошлому, а настоящему состоянию культуры и реальным взаимодействиям прошлого с настоящим.

Преднамеренно выделенные признаки могут быть использованы и для полевого исследования, т. е. в тех случаях, когда выясняется роль и значение конкретных форм проявления культуры в условиях малоизученной среды. В этом случае отслеживаются только явления с преднамеренно выделенным признаком или совокупностью преднамеренно выделенных признаков для того, чтобы зафиксировать их различие. Не ограничивая себя исключительно задачами классификации, исследователь вправе заняться изучением более глубоких и основательных различий выделенных объектов. Так, например, он может поставить задачу изучения реальных воздействий объектов из обособленных им типологических групп на окружающую среду. Значительный интерес может представить также характеристика типологических групп, данная на основании выявления изменчивости и динамики составляющих ее объектов, которые могут обладать разной степенью устойчивости или неустойчивости в составе такой группы. Ход подобного исследования определяется вычленением ряда данных или предметов, являющихся непосредственными носителями выделенных признаков, и группы предметов, не имеющих заранее преднамеренно выделенных признаков. При проведении такого исследования ряд предметов и данных, оказавшихся без искомых признаков, может быть изучен отдельно для того, чтобы выяснить, например, причины отсутствия последних или наличие других признаков, позволяющих создать новые дополнительные типологические группы.

Если решено провести именно типологические исследования, то могут быть поставлены задачи не только по группировке и классификации данных или предметов, но и по изучению источников, в соответствии с которыми признаки явлений культуры могли приобрести то или иное различие, образовать разные типологические группы. В этом случае необходимо обратиться к истории таких групп, определить причины их образования, функциональную обособленность, специфику воздействия и влияния на окружающую среду.

При определении особенностей типологических групп мы чаще всего сталкиваемся с задачами построения исторической типологии культур на основе их разделения на группы по социально–историческим или историко–географическим признакам. Такие исследования учитывают историческую подвижность первоначально однородной культуры, которая в ходе ее исторических изменений разветвляется и преобразуется в систему новых культур, определяемых другими возникшими условиями развития. Здесь оказываются необходимыми и новые подходы, определяемые использованием реконструктивных исторически воспроизводимых признаков. Этими признаками могут быть особенности хозяйственно–производственной деятельности, религиозных ориентаций, а в более поздние времена – и социально–экономических устройств, политических направлений. Метод исторических реконструкций широко применяется в исследованиях при построении исторической типологии культур. Он частично освещен Ю. М. Лотманом при изучении дописьменной и письменной стадий развития.[50]

Историко–географическая типология представляет собой современный этап типологизации исторически заданных мировых культур, важными признаками которых в настоящее время становятся состояние хозяйственно–производственной деятельности, степень экономической и политической самостоятельности, уровень и характер религиозности, особенности социально–экономического положения и политического устройства. В историко–географическом ракурсе современное состояние культуры предстает еще более многообразным в своих типологических особенностях, так как не только представляет собой исторические линии развития, но и дает полную картину различных исторических форм и стадий, определяющих состояние современных обществ.[51]

Не только обращаясь к формальной типологической классификации, но и углубляясь в изучение природы классификационных различий, культурология стремится преодолеть некоторый описательный формализм, свойственный определенным процедурам исследования, проводимым, например, в археологии, этнологии или лингвистике. Часто встречающиеся в гуманитарных науках описательность и перечислительность не являются лишним источником информации и вносят важный вклад в современные знания о культуре и их типологических особенностях. Но вслед за сбором этих важных сведений обязательно должна осуществляться следующая стадия типологизации, на которой проводится качественный анализ накопленных фактов, а вслед за этим – и раскрытие природы замеченных типологических различий, причин их возникновения, функциональных особенностей, направленности и специфики их воздействия на окружающую среду.

Часто для расширения и углубления типологических исследований объединяют структурный и типологический методы. В этом случае структурный подход в соединении с типологическим методом будет выявлять не только однородность явлений или предметов, образующих группы, но и особенности их внутренних структурных связей. В этом случае становится возможным провести дополнительную дифференциацию предметов и явлений по структурным характеристикам внутри типологической группы, что может значительно обогатить результаты типологических исследований. Тогда метод будет называться уже не просто типологическим, а структурно–типологическим. При этом цель исследования и его задачи дополнительно корректируются за счет включения вопросов о структурном соответствии или несоответствии отдельных фактов, явлений и данных в той или иной типологической группе.

Постепенно в процессе развития культурологии выработался и специальный непосредственно культурологический метод культуральной классификации. В его основе лежит группировка различных форм проявления культуры и создание типологии культурных объектов как специфических форм проявлений духовной жизни человека и общества. В этом случае по различным типологическим признакам могут группироваться объекты материального и идеального происхождения, преобразованные человеком природные и социальные явления и объекты, социальные системы, а также индивидуально–личностная и общественно–коллективная специфика изучаемых объектов, проявления их в повседневной жизни человека, группы людей.

Помимо задач, связанных со структурной, структурно–типологической и функциональной характеристиками рассматриваемого объекта в современной науке, широкое распространение получил системный метод.[52] В его задачу входит развитие и углубление исследований, в границах которых объект начинает рассматриваться не только как совокупность взаимосвязанных элементов, но и как некое законченное целое, обладающее внутренним единством, иерархией взаимодействующих частей, подчиненностью всех элементов системообразующему центру. Главное отличие системы от структуры заключается в том, что система предполагает определенную функциональную самостоятельность, в то время как структура не рассматривается с этой стороны и предстает перед исследователем исключительно как конструкция, построение, взаимосвязь деталей и элементов без уточнения принципов, объединяющих исследуемый объект. Система всегда имеет относительно замкнутый характер и может быть неподвижной, как чертеж, или, наоборот, активно действующей, как человеческий организм, как созданный человеком работающий агрегат.

Цель системного метода исследования – выявить внутреннюю организацию, постичь природу и установить логику того порядка, который способен дать ученому шанс понять все стороны и грани наблюдаемого объекта как самоорганизующейся или осознанно воспроизведенной его целостности. Правильный, последовательный и тщательный анализ объекта с точки зрения его системной природы ориентирован не на подробное описание, а прежде всего на определение всех его функциональных зависимостей и связей, которые обусловливают целостность и функциональное единство самого объекта.

Системный метод широко используется для исследований в области точных наук, естествознания, общественных и гуманитарных наук, истории, археологии и этнологии, психологии, филологии, искусствознания и др.

Важными условиями для проведения системных исследований являются целостность объекта, его внутренняя самостоятельность и относительная автономность. Эти условия становятся причиной возникновения определенных методологических трудностей, поскольку предполагают поиск системообразующего фактора еще до изучения целостного объекта. Культура как объект и предмет исследования может удовлетворять требованиям целостности и самостоятельности как общественного явления, но не автономности, поскольку ее восприятие не может исходить из строгих определений ее границ. Для выполнения условия понимания культуры нужно обособить то или иное проявление культуры и представить для исследования лишь одну из ее частей или граней. Но такой подход будет искусственно ограничивать культуру, а вместе с тем и полноту ее сущностных характеристик.

Соответственно, чтобы использовать системный метод в культурологии, необходимо рассматривать не культуру вообще, с ее многогранностью и безграничностью, а отдельные формы ее проявления. Например, искусство или религия, философия или наука, моральное или правовое сознание. Все они могут существовать как система, но, являясь частью культуры, могут рассматриваться и как элементы ее системы при условии, что и сама целостная культура будет проинтерпретирована как система. Но такое понимание культуры станет возможным только в том случае, если мы абстрагируемся от ее всеобщности, всеохватности, выделим ее в социуме как относительно автономное явление и наделим особыми функциями воздействия на окружающий мир, свойственными только ей. Иными словами, части культуры могут рассматриваться как относительно автономные системы, в то время как ее определения, существующие в настоящее время в научной и научно–популярной литературе, не предоставляют такой возможности, так как не наделяют культуру внутренней самостоятельностью и относительной автономностью. Вероятно, именно стремление применить метод системного анализа к явлениям культуры в большинстве случаев и подталкивает исследователей к явно назревшей необходимости дать строго научное определение самому явлению культуры. Именно оно должно ответить на общий вопрос: может ли культура как целостное явление быть системой, т. е. независимым объектом исследования, или не может, так как таковым объектом она не является.

В последнем случае, используя опыт системных исследований, накопленный в смежных науках, культурология стремится к дифференциации культуры как по видам духовной деятельности, так и по формам ее проявления. Это дает возможность обнаруживать системный характер объектов в элементах культуры, но не в ее целостности.

Системные исследования объектов культуры учитывают их неоднородность. При классификации таких объектов выделяют разные типы систем. Их можно разделить на естественно–природные, исторически–сложившиеся, искусственно–созданные, возникшие в результате творческой воли человека как предметные формы, а также идеальные,т. е. существующие как логически связанные мысли, идеи, проекты только в сознании людей, воображении, чертеже или замысле.

Естественно–природные системы входят в круг исследований культурологов, это связано с тем, что определенная часть природы испытывает давление со стороны общества, т. е. вкусов, пристрастий, что порождает преобразование природных объектов. Например, можно производить изменения различных видов растений, приспосабливая их к своим вкусам и интересам. Именно с этого еще в Риме возникло осознание роли культуры как фактора воздействия человека на естественно–природные объекты. Человек научился изменять рельеф местности по своей воле, преобразовывать и реорганизовывать животный и растительный мир, создавая парковые зоны, выращивая новые сорта растений с различными функциями, в том числе и с эстетическими. Не только природа представляет собой многообразие естественно–природных систем, но, как мы видим, и взаимодействие с ней человека тоже может восприниматься как системность, подлежащая исследованию. В основании любой системы должен быть обнаружен и определен фактор системности, т. е. то организующее начало, которое придает объекту системный характер, создает направленность в его функциональной специфике.

Более сложными для исследования являются исторически складывающиеся социальные системы, которые возникают вне и сверх естественно–природных закономерностей. Такие системы обладают своими особенностями, поскольку управляются изнутри интересами и потребностями составляющих их индивидов. Следовательно, социальные системы находятся в зависимости и от культурного фактора, т. е. от тех индивидов, потребности и интересы которых становятся доминирующими в общественной среде. Определение функций культуры в этих условиях – одна из важных задач современного культуролога. Системные объекты могут иметь две формы существования – как создаваемые человеком, так и самоорганизующиеся. Они могут иметь разные уровни:

¦ микросистемы, связанные с объединением людей в те или иные незначительные сообщества (семьи, социальные группы, партии) и обладающие относительной свободой для человека как члена микросистемы;

¦ макросистемы, образующие общины, племена или государства различного типа – от тираний до сложносоставных, многоэлементных империй, где человек невольно становится элементом системы, причем выход его из данной системы затруднен или невозможен;

¦ мегасистемы, образующие крупные межгосударственные объединения, цивилизации, единые системы мирового значения, которые полностью овладевают человеком.

Все социальные системы в своем основании имеют определенную культурную базу, которая во многом определяет их эффективность (высокую степень возможностей в реализации своих функций) или их неэффективность (слабую степень реализации своих функциональных возможностей). Выявление значимости этой основы и ее роли в развитии систем, степени их продуктивности – важная задача.

Искусственно созданные системы охватывают прежде всего богатое разнообразие технических новшеств, от первобытной каменной индустрии до современных компьютеров и нанотехнологий. В таких системах коэффициент присутствия интеллекта человека как творца резко повышается. Роль культуры в этом случае сводится к приданию той или иной системе человеческого смысла, эффективности системы в повседневной общественной жизни человека и его сообщества. Выявление этого компонента культуры в системных исследованиях, определение смысла значения той или иной искусственно созданной системы – важная задача культурологического анализа.

Идеальные системы являются наиболее сложными для любого ученого, в том числе и культуролога. Их специфика заключается прежде всего в том, что они не существуют материально, но образуют «эфемерный» мир человеческого мышления, воображения, веры, совокупности настроений и чувств, которые создают особую область беспрерывно изменяющихся систем. Здесь присутствие культуры достигает своего максимума, является важным определяющим и системообразующим фактором идеальных систем, что представляет особый интерес для культуролога и формирует особые способы исследования их данных.

Так, например, возникает вспомогательный метод мозаичных реконструкций. Его сущность заключается в том, чтобы улавливать и фиксировать различные формы проявления культуры в качестве относительно обособленных идеальных систем, с тем чтобы затем, последовательно сопоставляя и связывая их друг с другом, выстраивать некое общее поле (общую конфигурацию) этих систем как единого социокультурного пространства. В этом случае возникает возможность увидеть в культуре общность функциональных связей и зависимостей при разных строениях и структурных характеристиках ее отдельных форм. Существуют и другие специальные методы исследования культуры как совокупности взаимодействующих систем. Например, метод реконструкции культурных полей. Его сущность определяется стремлением представить культуру как некое культурное поле, напоминающее поле электромагнитное, в которое погружена та или иная группа людей. Культурное поле в данном случае представляет собой систему, состоящую из множества мелких подсистем, которые обусловливают невидимую, но хорошо ощущаемую культурную общность людей, социальных групп и объединений как внутри себя, так и между собой. Метод реконструкции культурных полей предполагает систему наблюдений и фиксаций отдельных проявлений культурного поля. Его признаками являются тенденции к сотрудничеству и объединению непосредственно на основе идентичного культурного опыта. Этот опыт может появляться в условиях интеллектуального самоопределения, когда имеют место укоренившиеся традиции и определенные формы воззрений и поведенческих стереотипов, передаваемых от поколения к поколению.

В любом случае системный анализ применительно к культурологии означает выявление культурной составляющей в исследуемой системе.

В культурологии системный метод применяется для анализа отдельных форм и проявлений культуры, но главное – для рассмотрения ее целостности, структурных иерархий и взаимозависимостей в явлениях культуры, а также взаимных связей и функциональных особенностей ее отдельных компонентов. При системном изучении культуры возникают и свои особые проблемы: системный подход предполагает ограничения в исследовании культуры, поскольку для проведения анализа должна быть выделена такая форма культуры, которая будет обособлена от других ее форм.

Таким образом, системный метод рассматривает взаимосвязи частей в изучаемом объекте не как рядоположенные, а как тесно взаимосвязанные и соподчиненные общим целям и задачам. Объект, исследуемый системным методом, предстает перед нами как целостно действующий агрегат, где все детали и части направлены на выполнение определенной работы, которая задана главным рабочим механизмом, выделяемым в качестве центрального звена, обычно обозначаемого как системообразующий фактор (принцип). Задача системного метода состоит не в том, чтобы показать внутренние взаимосвязи исследуемого объекта, а в том, чтобы выявить их рабочие функции, определить положительную роль каждого элемента при слаженном действии целого.

Генетический метод – один из определяющих при изучении природы и первоначальных функций того или иного объекта, явления или предметных форм. Он широко применяется в естественных науках (физике, химии, биологии) для определения причин возникновения исследуемых явлений и медицине при диагностике заболеваний. Этот метод является базовым в генетике, используется в истории (изучение причин возникновения того или иного исторического события), археологии (определение природы той или иной находки) и других науках. Особое место он занимает в такой науке, как логика, поскольку не требует какой–либо специальной аргументации суждений и умозаключений. Благодаря последовательности логических операций, связанных с осмыслением и выявлением генетических истоков того или иного явления, этот метод постепенно формирует и наполняет содержанием суждения и умозаключения относительно природы и сущности изучаемого объекта. Благодаря этому он может быть эффективен в тех случаях, когда природа объекта не может быть изучена на основе заранее полученных данных. Специфика этого метода заключается в том, что по ходу проводимого исследования приобретается последовательно и аргументация, выявляющая объект и его особенности. Таким образом, данный метод наиболее эффективен при изучении процессов порождения кого–либо или чего–либо, так как не требует особых предварительных условий, кроме фактологических данных самой науки.

В отношении к культуре генетический метод может способствовать анализу вопросов о зарождении того или иного явления в древнейших пластах культуры, о возникновении составляющих элементов различных культур (искусства, науки, морали и др.), а также позволяет поставить вопрос о рождении самой культуры, ее исторической неизбежности и социальной обусловленности.

Применение генетического метода в обязательном порядке предваряется основательным изучением фактологических материалов и требует тщательной проработки проблемной ситуации, четкого формулирования исследовательских задач. Наиболее важной процедурой является гипотетическое определение времени и места возможного проявления искомого объекта. Поиск предполагаемого местонахождения искомого объекта определяется двумя основными показателями. Первый из них – фиксация самого раннего факта существования данного объекта; второй – фиксация того времени, когда форма искомого объекта, пусть даже самая архаическая, отсутствует. Обозначение верхней и нижней грани присутствия и отсутствия искомого объекта выделяет тот отрезок времени, в границах которого и предполагается его становление.

Последовательный анализ различных форм детерминаций, которые возникли в сложившихся условиях и границах изучаемого временного отрезка, постепенно позволит сформировать ряд правдоподобных гипотез возникновения искомого объекта. Следует еще раз особенно подчеркнуть, что подготовка к выдвижению соответствующих гипотез должна основываться на предельно полном и тщательном изучении фактологического материала в границах выделенного временного участка. Нужно помнить о том, что любая степень недобросовестности, излишней спешки, неподготовленности, недосмотренности эмпирического материала обязательно приведет к погрешностям в выводах и, следовательно, к ошибочным, искаженным представлениям о ходе генезиса искомого объекта.

Отбор гипотез потребует в то же время внимательного отношения к собранному материалу. В этом случае следует тщательно изучить все накопленные данные с тем, чтобы выдвинуть наиболее подтверждаемую гипотезу, которую, в свою очередь, необходимо подвергнуть анализу и проверке на базе накопленного материала и вновь проведенных наблюдений. В дальнейшем гипотеза может проверяться на новых данных, появляющихся при эмпирическом сборе фактологического материала. В зависимости от результатов проверки она может быть укреплена или поколеблена. Это значит, что будут получены новые подтверждения выдвинутой гипотезы или возникнут новые сомнения в ее достоверности, а это, в свою очередь, заставит продолжить поиск наиболее надежных и близких к истине гипотез. Длительный срок существования гипотезы, систематически подтверждаемой все новыми и новыми фактами, делает ее устойчивой и усиливает доверие к ее утверждениям. Но ученому все же не помешает относиться к полной достоверности гипотезы с некоторым сомнением, это только способствует уточнению складывающейся теории и обеспечивает ее защиту от возможных корректировок или опровержения, в определенных обстоятельствах.

В культурологических исследованиях при помощи генетического метода можно устанавливать не только причины, порождавшие тот или иной культурный объект, явление или изменение, но и природу самого явления или объекта. Определение такой природы предполагает обязательное объяснение причин возникновения и функциональной специфики такого явления (объекта). Именно изучение, а также определение причин, по которым возникло явление (объект) и его природа, подводят нас к самому главному в генетическом исследовании – сущности объекта как совокупности наиболее устойчивых и внутренне определяющих его свойств.

В культурологии в системе генетических исследований наиболее значимым является социокультурный историко–генетический метод, который опирается на три важных положения:

1) на положение об обусловленности генезиса любого культурного явления или объекта причинами, лежащими в области социальных изменений, поскольку культура принадлежит к классу социальных явлений и возникновение любого ее явления может происходить только в силу социальных причин и необходимостей;

2) на положение об исторической последовательности процессов формирования отдельных признаков и свойств культурных явлений или объектов, отрицая возможность появления культурных явлений (объектов) в готовом, законченном виде, что заставляет отслеживать сменяющие одна другую стадии становления изучаемого явления;

3) на положение о постепенном зарождении и вычленении искомого явления в каком–либо ином явлении, которое можно считать материнским лоном культурного объекта. Процесс зарождения и постепенного обособления в этом случае будет напоминать процесс кристаллизации в геологии или процесс последовательного эмбрионного вызревания самого человеческого организма в чреве матери.

Помимо социокультурного историко–генетического метода, используемого в научной культурологической литературе, появился и другой подход (метод) к генетическим проблемам. Он получил название культурогенеза.[53]

Метод культурогенеза, в отличие от социокультурного историко–генетического метода, рассматривает явления культуры как беспрерывно возникающие и обновляющиеся, тем самым рассматривая проблемы не возникновения, а непрерывного развития культурных форм. Этот метод предполагает необходимость сравнений различных состояний явлений культуры для обоснования и доказательства ее непрерывного развития. Метод культурогенеза имеет иную природу по сравнению с социокультурным историко–генетическим методом. Если в исследовании используются принципы культурогенеза, нет необходимости тщательно изучать обширный фактологический материал того или иного периода, выделять время возникновения того или иного события, факта. Используя метод культурогенеза, следует начинать не с истоков, а с фиксирования самого объекта в том времени, которое наблюдает исследователь, с тем, чтобы произвести сравнение с его прошлым состоянием или с состоянием, которое еще будет. Культурогенез в сравнении с социокультурным историко–генетическим методом, как правило, носит частный характер. Он ограничен по проблематике, целям и задачам исследования, поскольку в соответствии с условиями исследования выделяются отдельные эпизоды, конкретные объекты и иногда – отдельные типологические группы культурных объектов.

Помимо генетических исследований в культурологии широко используются и методы, задача которых состоит в воспроизводстве тех или иных культурно–исторических фактов. К таким методам относится реконструктивный метод. В ходе его использования встает задача сбора максимального количества данных о ранее существовавшем или частично разрушенном культурно–историческом объекте. На основе этих данных по принципам совместимости отдельных деталей, восстановления структурных характеристик, конкретных форм выражения восстанавливается приблизительный облик целостного объекта. Реконструктивный метод особенно значим при переводе в статику динамических форм развития культуры. Такие преобразования необходимы в ходе изучения динамических процессов в истории культуры и ее современном развитии.

Для изучения различных состояний культурных объектов оказывается полезным и метод моделирования, широко применяемый в науке и технике. Его задача – выявить наиболее важные конструктивные части исследуемого объекта и передать его общую характеристику в сокращенной, ограниченной главными, определяющими деталями и функциями форме. Также моделирование широко применяется при проектировании объектов культуры, изучении и испытании их базовых характеристик.

Как мы можем видеть, культурологические исследования широко используют как общенаучные, так и специальные собственно культурологические методы и технологии, которые позволяют приобретать новые знания о природе и закономерностях развития культуры.

Сведения, касающиеся феноменологии и герменевтики, изложены несколько упрощенно. Оба понятия рассмотрены только в аспекте методической применимости. С основаниями феноменологической методологии (разрабатывавшейся немецким философом Э. Гуссерлем) и герменевтики (основоположником которой считается Ф. Шлейермахер, а развернутую разработку которой осуществил Г. – Г. Гадамер) легче всего ознакомиться, обратившись к учебному пособию С. А. Иванова.[54]

> Феноменология – это философское учение о феноменах и их постижении. Термин «феномен» трактуется как явление сознанию, обнаруживающееся через чувственное восприятие. Иначе говоря, феномен – то, что дано сознанию исследователя.

Ключевое методологическое положение феноменологии заключается в том, что все содержание познания может и должно быть сведено к чувственному восприятию, посредством которого исследователь и пробивается к реальности.

Материал чувственного восприятия обнаруживается, если предмет исследовательского внимания как бы поворачивается разными сторонами. При этих «поворотах» меняется психическое содержание, характеризующее феномен. Считают, что феномен меняется от времени, места и контекста чувственного восприятия. В каждом акте такого восприятия открывается (может быть, точнее – полагается) новый смысл, инвариант смысла изучаемого явления. То есть мы анализируем предмет через то, что явлено нам. Причем наше восприятие любой из сторон «достраивает» предмет до его целостного образа. Но поскольку полнота восприятия каждый раз различна, то и открывающиеся смыслы, явленные образы – тоже разные.

Когда мы исследуем какой–либо памятник культуры (например, «Медный всадник»), он может быть дан нам с разных сторон – в непосредственном созерцании, в воспоминании, в чьем–то сообщении о нем, в эмоциональном переживании и т. д.

Процедура феноменологического исследования заключается в фиксации и описании явления (памятника) через призму сознания. Описания явления как поворачиваемого разными сторонами и вскрытия обнаруживаемых смыслов.

Отличие феноменологической установки от естественнонаучной очевидно. Естественник пытается увидеть не то, что представляется, а то, что есть на самом деле (это и есть научный факт). А затем выявить существенные отношения между фактами (закономерности).

А для феноменолога неважно, есть объект исследования на самом деле или его нет. Кентавра или Медузы Горгоны нет, но их можно изучать. Вопрос состоит в том, в чем смысл изучаемого? Как данный феномен является нашему сознанию?

Таким образом, феноменологу надо фиксировать непосредственно данное сознанию и при этом интуитивно улавливать смыслы этого данного.

Феноменологическое исследование – описание того, что дано в чувственной и умственной интуиции исследователя. Важно, как мы видим, воспринимаем и делаем акцент на том, каким образом (стороной и смыслом) предмет исследования представлен нашему сознанию.

В разных актах осмысления проявляется разное: в воспоминании – одно, в эмоциональном переживании – другое. Поэтому надо прояснять акты данности нам предмета изучения, «расшифровывать» акты воображения, воспоминания, любви или ненависти.

В результате анализа мы должны получить знание о том, как исследуемое явление культуры представлено нам. Это и есть знание того, каково оно в сущности, каков его смысл.

Например, психология верующих раскрывается в том, как предметы культа, например, выглядят в их глазах.

Феноменологическая установка нацелена на раскрытие того, как явление культуры представлено нам, существует для нас (а не вообще). В восприятии чего–либо культурологом от этого нельзя избавляться, сводя познание к наблюдаемым наличным объективным фактам. В культурологическом исследовании важно то же, что и в художественном созерцании – чувственная составляющая, так как культуролога интересуют не факты сами по себе, а ценностные смыслы.

Феноменологическая методология сочетается с герменевтикой.

> Герменевтика в широком смысле – это искусство и теория истолкования текстов.

Процедура истолкования уходит корнями в древность и связана с появлением «священных текстов» (Библии, например). Эти тексты – чрезвычайно значимые, многозначные, многосмысленные и в целом, и в частностях.

В культурологии ХХ в. не только священные книги, но каждое явление культуры стали рассматривать как текст, систему знаков, несущих ценностные смыслы. Еще в XIX в. Ф. Шлейермахер трактовал герменевтику как метод понимания исторических памятников и текстов. Но что значит понять памятник или текст?

Г. – Г. Гадамер заметил: чтобы что–то понять, надо это истолковать, но чтобы истолковать нечто, надо уже обладать каким–то его пониманием. В связи с этим он подчеркнул, что всякое понимание – это языковая проблема. Ведь слово (или другой знак) как открывает, так и скрывает смыслы. Значения слов нам известны, но в то же время слова и их сочетания многозначны. И многие другие знаки (музыкальные, например) – тоже.

Что же необходимо для того, чтобы понимать явления культуры как тексты? Гадамер считал, что текст надо рассматривать сам по себе, не используя никаких дополнительных данных о нем. Смысл текста ни в коем случае нельзя сводить к замыслу.

Пытаясь понять текст, его смысл, надо продумывать дистанцию, разделяющую текст (автора, время), и воспринимающего этот текст. Выявляя смысл текста, надо пытаться применить то, что в тексте, к себе. Отнести к себе заложенное в нем сообщение. Важно при этом учитывать не то, что «хотел» сказать автор, а то, что было сказано на самом деле, что «сказалось». Следует связывать то, что «сказалось», с современностью, ведя диалог с текстом.

С этого практически и начинается герменевтическая процедура познания, т. е. с как бы «предпонимания», комплекса неосознанных знаний (установок, идеалов, предпочтений, оценок), «мгновенно мотивирующих, определяющих и предвосхищающих наше непосредственное понимание» текста, предвосхищение смысла в качестве жизненного опыта.[55] На этом, как отмечает С. М. Филиппов, основано собственно понимание, интуитивное знание о тексте, его смысле и предназначении. Далее необходимо осуществить выражение понимания, собственно истолковать сообщение, которое несет текст. Затем вернуться к началу, к внутреннему диалогу с текстом для уточнения верности истолкования.

В современной культурологии предпринимаются активные попытки использовать психоаналитические методики для изучения явлений культуры. Они основаны на концепциях классического фрейдизма и неофрейдизма, в которых развивались представления о значении бессознательного в жизни человека и общества. Как отметил Э. В. Соколов, психоанализ в самом общем смысле – это «стремление выявить скрытые мотивы действий, мнений, истоки морально–психологических установок личности».[56] В сфере бессознательного подготавливаются «роковые решения», вызревают побуждения к героическим или преступным действиям, «которых не ожидает ни само лицо, совершающее поступки, ни его окружение».[57]

Объясняя происхождение и функции культуры, такие ее формы, как религия, мораль, искусство, политика, разные психоаналитики конструируют разные бессознательные механизмы. Свои клинические наблюдения и свой метод объяснения неврозов каждый психоаналитик использует в качестве исходного пункта для объяснения массовых социокультурных процессов.[58]

Разные психоаналитики по–разному понимают культуру и ее связи с бессознательным. По мнению Э. В. Соколова, З. Фрейд видел в культуре систему запретов, ограничивающих и вытесняющих естественные (в основе бессознательные) влечения, а К. Юнг понимал культуру как систему символов. В качестве символов культуры, по Юнгу, выступают духи, демоны, боги, идеи, законы, научные теории и т. д. Широко распространенные культурные символы – крест, круг, золотой цветок и др., повторяются в разных культурах. И если освобождать их (в исследовании) от личных и случайных ассоциаций, мы приближаемся к пониманию прасимволов – архетипов, которые устойчивы и универсальны. Эти архетипы присутствуют в сознании всех людей и способствуют их взаимопониманию.

Психоанализ как методология познания культуры основан на этих и подобных им представлениях. Методически психоаналитические процедуры ведут к тому, чтобы, преодолев цензуру сознания (ложные представления, установки и предубеждения), выйти к глубинным истокам культурных событий, творчества, поведения людей.

При этом используется то, что характерно и для медицинской практики психоанализа. Внимание исследователя сосредоточивается на материале неконтролируемых или слабо контролируемых сознанием мыслей, чувств, действий. Получить какое–то представление о них можно, исследуя человеческие сновидения, описки, оговорки, «случайные» события, встречи, спонтанные (необъяснимые рационально) поступки, массовые явления, подобные коллективной панике, моде и т. д.

Помимо этих методологий, современные исследователи разрабатывают и иные, очевидно нестандартные, постмодернистские способы осмысления культуры и ее явлений.

Творческая деятельность, отличающая человека–интеллектуала от человека массы, направлена на созидание новых продуктов культуры. Многие постмодернисты связывали ее с деятельностью художника и ученого. Для Р. Барта, посвятившего этому вопросу специальное сочинение «Структурализм как деятельность»,[59] творчество художника становится идеальной моделью, собирающей в себе основные черты продуктивного мышления.

Между тем, Барт не отрицал, что каждого аналитика и творца, занимающегося «оперированием структурой», следует называть «структуральный человек». А любую работу с интеллектуальными структурами можно назвать структуралистской деятельностью. В интеллектуальном творчестве структурой называется всякое «направленное, заинтересованное отображение предмета».

Метод мышления «структурального человека» заключается в том, что он

берет действительность, расчленяет ее, а затем воссоединяет расчлененное. Незначительность на первый взгляд операции на деле оказывается весьма существенной, поскольку «в промежутке между этими двумя объектами, или двумя фазами структуралистской деятельности, рождается нечто новое, и это новое есть не что иное, как интеллигибельность в целом. Модель – это интеллект, приплюсованный к предмету, и такой добавок имеет антропологическую значимость в том смысле, что он оказывается самим человеком, его историей, его ситуацией, его свободой и даже тем сопротивлением, которое природа оказывает его разуму.[60]

В результате такой интеллектуальной операции объект размышления и творчества воссоздается в воображении для выявления функций предмета размышления, и главным результатом интеллектуальной работы становится «проделанный интеллектуальный путь». Таким образом, для Барта структуралистская деятельность является аналогом продуктивной работы, основанной на воображении и строгом анализе. Инсайтные формы творчества философ включает в общие процессы интеллектуального дискурса – это различные складки единой творческой ткани.

Выявление структур объекта или процесса демонстрирует метод творческого мышления. Однако нравственный аспект творчества Барт не затрагивает. Вопросы этики, как правило, остаются за скобками постмодернистского дискурса. Следуя логике его рассуждений, можно заключить, что модусом элитарного сознания выступает исключительно созидание нового. Творческий процесс выступает как игра интеллектуальными конструкциями.

Подобный метод напоминает один из способов даосской медитации. В результате такого метода адепту мысленно следует оказаться в «содвижении объекта размышления», тем самым ставится задача разрушения границы между субъектом и объектом. В результате этого процесса содержание понятия объекта и логика его движения становятся полностью доступными субъекту. Творчество и постижение истины осуществляются с помощью «уподобления», переноса свойств «означаемого» на природу «означающего». Оказавшись в «содвижении» объекта, субъект не утрачивает уникальности, а только обогащает свое сознание содержанием объекта. Барт, путешествуя по Японии, отметил особенности восточного мировосприятия. Так, дзенская поэтика подводит субъекта к «пробуждению перед фактом, схватыванию вещи как события, а не как субстанции, достижения того состояния языка, которое граничит с беззвучием», когда всякая вещь предстает жизненной складкой и находит свое единственное место в языковой структуре.[61] Дзенская поэтика оставляет вещи «живыми», а не функциональными схемами.

В путевых заметках Барт формулирует свое «интеллектуальное ликование», порожденное распознаванием новых «семантических групп» и культурных кодов. В этот момент открываются новые семантические комбинации (вдруг совпадают дикое и женское, гладкое и взъерошенное, возможно, неровное, денди и студент), порождающие новые смысловые и знаковые серии, отсылки и ответвления значений. Пульсация значений становится эвристически значимой, перекрестным обогащением смыслов, приводящих к творчески важным выводам. Естественно, что свободный перебор значений не всегда является эвристически ценным, но данный метод все же создает продуктивную установку в мышлении, направленную на выявление неизвестных и оригинальных структур.

В отличие от рассуждений Барта, даосизм ставит интеллектуальное постижение объекта в прямую зависимость от уровня духовного совершенства субъекта. По мнению мудрецов Древнего Китая, проникновение в скрытую логику предметного мира возможно только при условии искренней «симпатии» к общему устройству мироздания и к каждому его частному проявлению. Нравственная направленность интеллектуальной работы для многих представителей восточной культуры выступала условием «просветления», постижения истины, выполнения творческой задачи.

По мнению Р. Барта, «структуральный человек» для достижения интеллектуальных целей использует две специфические операции – «членение и монтаж». Первая выполняет задачу по обнаружению в объекте «подвижных фрагментов, взаимное расположение которых порождает некоторый смысл» и влияет на значение целого. Они, в свою очередь, образуют некое множество, называемое парадигмой, и составляют черту «структуралистского видения». Парадигматический объект связан с другими объектами своего класса качеством сходства или несходства. Следовательно, парадигма образуется благодаря многократному рассмотрению объекта исследования, который подчинен полимодальной логике развития самого объекта.

Как говорит Р. Барт, «операция членения приводит к первичному, как бы раздробленному состоянию модели», при котором фрагменты подчинены «принципу наименьшего различия».

Членение объекта на составляющие, простейшие элементы – обычная интеллектуальная операция человека разумного. Данная операция как особый метод предполагает определенную умственную культуру, а также рассмотрение процесса мышления и творчества как упорядоченных и структурированных.

«Операция монтажа» заключается в выявлении близких по смыслу фрагментов и закреплении их по «правилу взаимного соединения». Деятельность «структурального человека» в процессе такой операции пронизана «борьбой против случайности». Для этого, например, он может использовать прием «регулярной повторяемости», который создает необходимый ритм и приводит к гармонии целого.

Многие произведения искусства построены на приеме «репризы», т. е. их фрагменты воспроизводятся снова и снова с небольшими изменениями или без них. Такие «репризы» характерны для музыкальных, поэтических и живописных произведений. Это может относиться к повторению цвета, особенностей формы или отдельных деталей (интонаций и фрагментов музыкального произведения). Таким образом, творческий процесс движется по внутренней логике упорядоченных образований и с некоторыми изменениями повторяет одни и те же складки. Внутренняя согласованность элементов и их актуальность отличают шедевры от ученических штудий.

Прием монтажа становится типичным во многих направлениях и видах искусства ХХ в. Наиболее очевидный пример использования монтажа – кинематография, где он применяется как сочленение различных фрагментов кинопленки и ракурсов съемки. Также он применяется в драматургии, литературе (например, в сочинениях М. Булгакова, Г. Маркеса, Х. Л. Борхеса, Г. Миллера) и живописи, начиная с коллажей П. Пикассо и декупажей А. Матисса и заканчивая «предметным абстракционизмом» петербургских художников наших дней – В. Воинова и Л. Борисова.

Мыслительные операции «членения» и «монтажа», взятые Р. Бартом из лингвистического анализа, не могут сводиться к диалектическому единству методов анализа и синтеза. Постмодернизм требует обновления категорий, а следовательно, и связанных с ними понятий и методов. Груз прежней философской аналитической схоластики оказывает смысловое давление на новый философский дискурс и потому заменяется более точными и близкими по смыслу структуралистскими и постмодернистскими терминами. Обновление категориального поля сопровождает процесс выявления новых сторон реальности, с которыми сталкивается современная культура. Так, творческая мысль, формулируя проблему в более адекватных понятиях, сразу же намечает возможные пути ее объяснения. Образная мозаичность, свойственная современной культуре, в произведениях художников подвергается именно «членению» и «монтажу».

Близкими по смыслу являются понятия и приемы «деконструкции—реконструкции», предложенные Ж. Дерридой. По его мнению, любое научное исследование или процесс художественного творчества осуществляется в диалоге с текстом. Происходит «фундаментальная разборка» текста на элементарные формы. В этом процессе для Дерриды наиболее важным оказывается не анализ каждого элемента отдельно, а выявление того уникального, несистемного, маргинального, несводимого к известному, что реализуется автором в тексте неосознанно и понимается интуитивно или разъясняется в ссылках, сносках и комментариях. В процессе «деконструкции—реконструкции» Дерриды, так же как и в методе «расчленения» и «монтажа» Барта, осуществляется самое главное в творчестве – производство новых смыслов. Отличие новых постмодернистских смысловых структур от традиционных заключается в преодолении прежнего классического «подытоживания», лаконичного вывода и заключения. Новые приемы дискурса предполагают смысловую прозрачность и многозначность толкования. Необходимо оставлять интеллектуальные «лазейки» и открывать «подземные ходы», рассчитанные на возможности плюрализма понимания и переоценки ценностей. Это не означает анархию смыслов и обесценивание ценностей, но предполагает переход интерпретации и понимания элементов и поля художественной культуры на новый уровень.

Исследуя пути движения творческой мысли, Р. Барт останавливается на критериях истинности интеллектуальных произведений. Одним из показателей качества произведения искусства и других продуктов человеческого творчества является преодоление случайности. Эта задача всегда оставалась главной проблемой художников, мыслителей и изобретателей. Случайное в силу своей несвязанности с магистральными идеями, частными свойствами и узкими границами существования снижает общий смысл интеллектуальных продуктов и художественных произведений, превращая их в предмет домашнего музицирования, рифмоплетства или в «кухонную» доморощенную философию.

Случайное в своем существе уподобляется природным явлениям, движущимся по логике проб и ошибок. Порой случайное прорывается сквозь сети повседневной рутины и сообщает о будущем, становится неожиданным пророчеством, как вещий сон или неведомое предчувствие. Однако в этих прорывах повседневности просматривается стихия случая, и обнаружение грядущих перспектив происходит спонтанно, как неожиданная находка. Окрашенный мистикой, случай остается главной надеждой, но также и опасением массового человека. Например, реклама ловко использует мистику случая как наживку для массового сознания, обещая дорогие призы участникам лотерей и подарки покупателям товаров. Главной надеждой массового сознания выступает «удача», случайное стечение обстоятельств, способное помочь без очереди прорваться к потребительской корзинке. Случай помогает, но он же и подстерегает. Случайность остается монополией массового сознания и может оказаться как неожиданно найденным сокровищем, так и неожиданно упавшим на голову кирпичом в бесконечном пространстве повседневности, в то время как элита, реализующая себя в созидании нового и продуктивного, стремится структурировать реальность и производить новые смыслы, прерывающие временную дискретность и пространственную ограниченность. «Структуральный человек», по мысли Р. Барта, это человек «означающий», в деятельности которого случайное не ожидается, но создается. Творец постоянно вслушивается в естественный голос культуры, в котором улавливает новые звучания. Новое истинное произведение, которое создает элитарный интеллектуал, не является только итогом его раздумий, а включает в себя опыт интеллектуального и жизненного пути, проделанного мыслителем, как и сама культура, которая в каждом новом продукте сообщает о пути, пройденном человечеством. По словам М. Хайдеггера, «истина «имеется» лишь поскольку и пока есть присутствие».[62] «В горчичном зерне можно созерцать Вселенную», – гласит даосская мудрость, предполагая закономерности всеобщего в единичном.

Продукт творчества, произведение искусства и поле художественной культуры также рассматриваются с новой расстановкой акцентов. Барт отмечает, что вся традиция европейской художественной культуры, и в частности художественной критики, построена на своеобразном культе «автора», т. е. его судьбы, условий жизни и творчества, переживаний и мыслей. Что касается современного автора (музыканта, художника, поэта, скульптора и т. д.), то следует считать, что «он рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до и вне письма».[63] Для культурного развития важен именно творческий текст в виде книги, картины, мелодии или инженерной конструкции.

Современное произведение искусства существует часто «перформативно». Это означает, что в нем заложено лишь то содержание, которое исчерпывается высказыванием. Как только автор закончил свое творение, «застопорил текст, наделил его окончательным значением, замкнул письмо», другими словами, самоустранился, сразу же начинается истинное существование произведения. Именно в результате окончательного опредмечивания начинается производство и «течение смысла».

Целостная сущность произведения искусства складывается из множества различных видов письма, которые берут начало в разных культурах, вступающих в диалог, пародируя, цитируя друг друга и споря друг с другом. Все это многообразие смыслов фокусируется в единой точке «производства смысла» – «отпечатке» произведения в читателе, зрителе, слушателе. Исходя из этого, Р. Барт делает вывод, «что произведение искусства («текст») обретает смысл не в происхождении, а в предназначении».[64] «Смерть автора», провозглашаемая в современном искусстве, предоставляет большие возможности для интерпретации, экспонирования и исполнительства, в которых созревают новые смыслы и раскрываются оригинальные значения. Авторская задача исчезает, и читатель, зритель, слушатель всякий раз оказываются наедине с «девственным» смыслом, хранящим неожиданные сюрпризы. По сути, остается только «текст» и его читатель, а об авторе можно забыть. Воспроизводится старинное представление о создателе «текста» как случайном проводнике художественного сверхсмысла, опредмеченного в произведении и больше не нуждающегося в своем творце – вполне достаточно зрителя.

Постмодернизм разрешает загадку полифункционального существования произведения искусства в художественной культуре. Действительно, существование художественных произведений в историко–культурном пространстве и времени объяснялось их интерсубъективной природой, способностью существовать как «квазисубъект». Художественный образ становился героем культуры с оригинальной судьбой и биографией, ему воздвигались памятники и писались его портреты. Барт акцентирует виртуальное существование произведений искусства в процессах их текстового развоплощения, т. е. разграничивая произведение и «текст». Философ полагает, что если произведение выступает как вещественный фрагмент, занимающий определенное пространство, то «текст – поле методологических операций», это воображаемое, которое проявляется только в процессе изучения произведения.

«Текст» проблематично классифицировать в силу его парадоксальности, он не поддается освоению средствами массовой коммуникации. Как выразился Х. Мураками, «процесс написания текста есть не что иное, как подтверждение дистанции между пишущим и его окружением. Не чувства нужны здесь, а линейка». Массовая культура не способна освоить и включить в свой оборот значения «текста». Ее уделом остается произвольная и упрощенная интерпретация, а точнее верификация, сведение к тем примитивным значениям и символам, которые способно понять и запомнить массовое сознание. Произведение искусства способно включиться в потребительскую культуру. Например, чтение книги выступает как потребление, удовлетворение потребности в чтении, в то время как с «текстом» может осуществляться интеллектуальная «игра». Подобная трактовка «текста» особенно характерна для понимания, например, «постсерийной» музыки, исполнение которой возможно только с условием включения исполнителя в активный авторский процесс. Многие произведения современного искусства требуют от зрителя, читателя или слушателя серьезного сотрудничества, в противном случае они остаются непонятыми, не превращаются в «текст», а продолжают существовать как фрагмент пространства, который обладает положительной или отрицательной ценностью. Так, мода на дорогой антиквариат, установившаяся в буржуазных кругах современной отечественной культуры, носит явно потребительский характер, где, прежде всего, ценится сумма денег, истраченных на приобретение вещи. О культурном «тексте», скрытом в антикварном произведении, владельцы часто не догадываются, поскольку не могут его прочитать и не стремятся это сделать. Часто «текст» остается на уровне «предощущения», в то время как он нуждается в прочтении, т. е. понимании и осознании. Массовый человек, как правило, не способен отделить произведение от «текста». Его привычка к тотальному потреблению создает нерушимую установку видеть в произведении искусства потребительскую стоимость. Между тем массовое сознание не знает, как эту стоимость потребить, разве только перепродать по сходной цене. Показатель этого – частый вопрос, который задают многим экскурсоводам «Русского музея»: «Сколько стоит картина Айвазовского «Девятый вал» или Репина «Бурлаки на Волге»?» И вопрос этот задается не с целью дальнейшего приобретения картин, поскольку каждый посетитель музея знает, что они не продаются, а чтобы лучше понять «культурную» значимость художественной ценности через цену. Условная цена, выраженная в денежных знаках, для «массового» человека становится главным мерилом смысла и значения продукта культуры.

Если для «массового» человека главной движущей силой поступков является удовольствие от потребления товаров массового производства, то главным стимулом элитарного интеллектуала, по мнению Р. Барта, становится «удовольствие от текста». Анализируя свои ощущения, возникающие у него в процессе разбора текста, который доставляет ему удовольствие, философ писал:

Я обретаю свое тело–наслаждение, которое к тому же оказывается и моим историческим субъектом; ведь именно сообразуясь с тончайшими комбинациями биографических, исторических, социологических, невротических элементов… я как раз и управляю противоречивым взаимодействием удовольствия (культурного) и наслаждения (внекультурного), оказываюсь субъектом, неуютно чувствующим себя в своей современности, явившейся либо слишком поздно, либо слишком рано, – анахроническим, дрейфующим субъектом.[65]

Исследование текстов становится для интеллектуала источником удовольствия, которое можно получить от жизненных впечатлений, дополняя их воображаемыми, «неправдоподобными переживаниями». Текст, по мнению Барта, «способен явиться нам в виде тела, как бы распавшегося на множество фетишизированных, эротических зон. Все это свидетельствует о наличии у текста определенного облика».[66] Возникающая близость смыслов создает возможности для замены реального мира воображаемым. Подмена реальности системой символических значений упрощает процесс отождествления субъекта и объекта и быстрее приводит к искомой гармонии.

Постмодернистское творчество постоянно подчеркивает важнейшую роль именно воображения, преодолевающего традиционные методы и запреты. Только воображение способно на созидание принципиально нового и на интеллектуальные авантюры, опредмеченные в художественной посткультуре. Однако необходим также мыслительный, рациональный импульс.

По мнению У. Эко, в процессе творчества нужно сковывать себя ограничениями – тогда можно свободно выдумывать. Как будто в творчестве постоянно присутствует средневековый канон, ограничивающий, но и организующий. Так свободное воображение дополняется дисциплиной интеллекта.

«Структуральный интеллектуал» постоянно имеет дело с неразборчивыми, полустертыми, много раз переписанными и интерпретированными текстами. Его можно уподобить средневековому переписчику рукописей, который пишет в скриптории на полустертом пергаменте, постоянно видя проступающие старые буквы. Ю. Кристева ввела понятие «интертекстуальности», характеризуя культурный текст как состоящий из различных видов письма – письма самого автора, письма получателя (или персонажа) и, наконец, письма, образованного нынешним или предшествующим культурным контекстом. Таким образом, каждый текст выступает как палимпсест, т. е. интерпретируется как пишущийся поверх иных текстов и представляет собой новую ткань, созданную из старых цитат, обрывков старых культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагментов высказываний, идиом и т. д.[67] Понятие «чистого листа» утрачивает смысл. Явление культуры рассматривается как следствие многих предыдущих и находящихся в поле пересечения смыслов. Кристева считает, что с помощью манипуляции интертекстами можно влиять на реальность, видоизменяя ее по законам строения интертекстуальности. Таким образом, «структуральный интеллектуал» приобщается к магической деятельности. Выстраивая по своему усмотрению интертексты, он выстраивает реальность.

Внутри авторского текста постоянно ведутся интертекстуальные диалоги между произведением и публикой, между автором и идеальным читателем, между ними и предыдущими и настоящими историко–культурными полями. В первом случае автор подстраивается под условия художественного рынка и его законов и создает произведения для удовлетворения массового вкуса, по стандартам серийного производства. Во втором случае автор поступает не как исследователь рынка символической продукции, а как философ, улавливающий «дух времени». Он старается указать читателю на то, что он должен хотеть, даже если читатель пока сам не знает, чего он хочет. Создатель художественного текста «творит» читателя с помощью своего текста, по словам Деррида, делает ему «прививку». Читатель должен стать «добычей» текста. Третий случай относится к объективации текста в постмодернизме, в атмосфере которого меняется отношение к культуре, осуществляются интеллектуальные отстранения и устранения субъекта восприятия. Так, эстетика текстового удовольствия для Р. Барта заключается в соединении в современном искусстве означаемого и означающего, при котором, как в античной риторике, текст органично сплетается с образами, скрытыми в нем, и с самим создателем текста. Но также художественный образ рассматривается как «квазисубъект», наделяется чисто субъективными характеристиками, что позволяет рассматривать его как непосредственного собеседника, союзника и «сожителя».

Принцип «перформативности», провозглашенный постмодернизмом, заостряет экзистенциальную сущность произведения искусства. Исходя из этого принципа, освоение произведения и отношение к нему осуществляется не по логике субъекта восприятия, всегда накладывающего свою матрицу на прочтение художественного текста, а по логике самого произведения, его внутреннего движения и развития, ситуации его самоосуществления. Не воспринимающий субъект усматривает логику и смысл, скрытые в художественной форме, напротив, само произведение затягивает его в свой эпицентр и навязывает форму поведения и логику мышления. Перформанс приводит субъекта восприятия к самоидентификации. Смысл этого раскрывается в высказывании Ж. Делеза, касавшегося вечной истины события, которое «схватывается, только если событие вписано также и в плоть. Но всякий раз мы должны дублировать это его мучительное осуществление контрсуществованием, которое ограничивает, разыгрывает и видоизменяет осуществление самого события».[68]

Таким образом, принцип «перформативности» допускает большую степень свободы и даже произвольности в процессе толкования художественного текста. Тем самым произведению искусства придаются свойства свободной личности, подобно тому, как древнегреческий философ Эпикур, наделив атомы произвольной возможностью отклоняться от прямой линии, постулировал основания свободы.

Перформанс выступает как более простой способ образности, уводя зрителя из контекста произведения, перегруженного словами и знаками, в сферу, близкую «изобразительным реакциям тела», что придает понятность и популярность этому жанру. Художественный перформанс непредсказуем, каждый раз проводится заново, принципиально сиюминутен, краток в исполнении, в его возможностях неожиданного исхода заложена тайна и притягательная сила. Общий пафос постмодернизма, направленный против закостеневших традиций во всех сферах культуры, обращается к перформансу, как методу, преодолевающему устаревшие формы культурной деятельности. В то же время многие черты перформанса роднят его с архаическим ритуалом. Перформанс в искусстве можно уподобить экспериментальному методу науки, когда объект художественного представления или научного исследования помещается в естественные условия существования, и обнаруживает спонтанные, непредсказуемые свойства. Перформативность, осуществляемая как метод постмодернизма, по сути дела выступает формой диалогичности, разработанной М. Бахтиным. Художественное экспериментирование с объектом представления превращается в диалог, где автор–исполнитель уравнивается с предметом. Безличный по своей форме выражения, перформанс на деле предстает как нивелировка автора с произведением («смерть автора»). Текст, предмет и представление выступают как самодостаточные, они показаны автором на перформативном пространстве, как красноречивый аргумент, не нуждающийся в пояснениях. Художник ведет диалог, с предметом перформанса, с фрагментами природы, окружающего мира, затронутыми и выраженными в представлении. Деятельность художника замкнута на перформансе и в нем снимается. Художник исчерпывает себя в творчестве. Его диалог с предметом может не пересекать границу предмета и не доходить до зрителя, постигающего перформативность современного произведения, полемизирующего с ним, сталкивающегося с самодостаточным объектом, свернувшим в своем качестве традиционные функции искусства, например, такие как «выступать украшением». Художественная перформативность осуществляется как текст, с одной стороны, замкнутый на художнике, с другой – на зрителе. Произведение выступает как интертекст и полилог.

Исчерпанность логической парадигмы и рождение нового качества культурного сознания предполагает появление основного носителя этого сознания – «структурального человека», который противостоит, с одной стороны, логоцентрической традиции, запечатленной в классической науке, с другой – слепому массовому сознанию, ориентированному на социальные штампы, культурные нарративы и стереотипы. В сознании «структурального человека» объединяются по принципу дополнительности научная и художественная картины мира.

При любой методологической направленности изучение культуры прежде всего основывается на каком–то ее понимании: сущности, специфики, ценностей, возможности ее структурирования, проблем функционирования, тем более что понимание всего этого в современной культурологии далеко не однозначно.