Культурология – особая область гуманитарного знания, состоящая из истории культуры и теории культуры.

> Теория культуры (теоретическая культурология) представляет собой систему основных идей, касающихся возникновения, бытия и развития культуры, ее взаимодействия с природой, человеком и обществом, подходов к ее изучению, методов исследования.

Существует не одна теория культуры, а несколько, что обусловлено прежде всего трактовками основного понятия «культура». Это понятие, впервые появившееся в Древнем Риме, постепенно обогащалось, наполнялось разными смыслами и оттенками смыслов и по–разному определялось. К настоящему моменту исследователи насчитывают более 400 определений культуры. Многие из них почти совпадают по объему и содержанию. Существенно отличающихся друг от друга определений культуры значительно меньше. Но именно то или иное понимание культуры во многом определяет специфику теоретических представлений о ней.

Иногда при слове «культура» возникают ассоциации с образованием, искусством, соблюдением правил приличия. И в этом есть доля истины. То, что мы называем культурой, действительно связано с этими понятиями. Но как и почему, и только ли с ними?

Развитие научных представлений о культуре описано достаточно полно, в том числе и в отечественной культурологии. Сравнительно недавно историю слова «культура» и понимание его смысла анализировали Л. Г. Ионин и М. С. Каган.[1] Оба отмечали, что слово «культура» (cultura) было введено в оборот древними римлянами как противопоставление слову природа (natura), и означало оно культивирование, т. е. возделывание, выращивание чего–либо, поначалу – растений и животных, обработку почвы. Но постепенно уже в Древнем Риме стали писать и говорить о культуре души, культуре ума, поскольку заметили, что человек и его жизнь могут быть «культивированными», «обработанными» в сравнении с природным, естественным. Вот этот первичный смысл – понимание культуры как неприродного, возделанного, обработанного, улучшенного, усовершенствованного по отношению к естественному – сохранился до наших дней. Все культурологи согласны с тем, что культура – это не–природа. Но что же именно, если речь идет не о сельском хозяйстве, а о жизни человека и общества?

В Европе Нового времени исследовательское внимание к тому, что называлось культурой, впервые отчетливо проявилось в XVIII в., веке Просвещения. Именно тогда главным достоинством человека стала считаться разумность, возвышавшая его над всем природным. В просветительском понимании культура сводилась к знаниям, усвоение которых обеспечивалось просвещением, образованием, воспитанием. Культурный человек галантного века – это человек образованный, воспитанный, умеющий себя вести в обществе соответственно нравам, нормам и формам поведения, принятым в нем. От такого понимания культуры и культурности кое–что дошло и до наших дней.

Вместе с тем, в конце XVIII в. сформировалось устойчивое значение самостоятельного термина «цивилизация», который в результате долгой эволюции стал выражать смысл исторического процесса и его достижений: очищение нравов, воцарение законности и социального порядка.[2]

Понятия «цивилизация» и «цивилизованность» (от лат. civis – гражданин) постепенно стали связываться с обеспечением комфортности жизни, достижениями промышленности, науки и техники. На рубеже XVIII и XIX вв. понятия «цивилизация» и «культура» стали употребляться во множественном числе. Речь шла уже не только о культуре, но о культурах разных человеческих сообществ. Это отчетливее всего прозвучало у Й. Г. Гердера. В то же время термин «культура» свободно замещался термином «цивилизация».

В XIX в. начались активные эмпирические исследования различных культур этнографами, археологами, антропологами. Накапливаемый исследовательский материал подвергался теоретическим обобщениям. Стало развиваться антропологическое понимание культуры, поначалу – как историко–этнографическое. Один из основателей культурной антропологии Э. Б. Тайлор считал:

Культура или цивилизация… слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества.[3]

В то же время, по его мнению,

…с идеальной точки зрения на культуру можно смотреть как на общее усовершенствование человеческого рода путем высшей организации отдельного человека и целого общества с целью одновременного содействия развитию нравственности, силы и счастья человека.[4]

Такой подход, развиваемый и другими антропологами (например, Л. Морганом), выявлял понимание культуры, свойственное XIX в.

Во–первых, под культурой стали понимать все то, в чем воплощается и выражается духовное состояние и развитие человека и общества. Что же именно – определялось эмпирически–описательно.

Во–вторых, признавали, что культура присуща всем человеческим сообществам на всех стадиях их развития, но в разной степени. При этом слово «цивилизация» употреблялось почти как синоним по отношению к понятию «культура», потому что цивилизация представлялась более высокой ступенью развития общества. Те или иные народы считались отсталыми или передовыми, цивилизованными, прошедшими путь от дикости, через варварство к цивилизации.

И, наконец, в–третьих, культуру понимали как нечто позитивное, содействующее развитию нравственности, силы и счастья человека. Романтический протест Ж. – Ж. Руссо, который в XVIII в. доказывал, что с прогрессом культуры связано падение нравственности и что естественное (природное) уродуется искусственным (культурным), казался исключительным и экстравагантным заблуждением.

В ХХ в., однако, кардинально изменилось отношение к прогрессу вообще, в том числе к прогрессу цивилизационному и культурному. В век мировых войн, невиданного размаха экономического, социально–политического и духовного насилия разного рода ценность достижений цивилизации (и отождествлявшейся с ней культуры) выглядела очевидно сомнительной. О. Шпенглер одним из первых в своей книге «Закат Европы» стал утверждать, что цивилизация – не высшая ступень развития культуры, а стадия ее загнивания, исчезновения. Враждебность человеку создаваемого им же искусственного мира показалась очевидной многим мыслителям. В связи с этим изменились и оценки уровня духовного состояния не только Западной цивилизации (хотя ее особенно), но и вообще достигнутого человечеством, его духовных ценностей.

Впрочем, некоторые мыслители (С. Кьеркегор, К. Маркс, Ф. Ницше), начиная с середины, но особенно – в конце XIX в., отмечали ценностный кризис европейской цивилизованности и культурности, казавшейся до того если не идеалом, то вершиной. Недаром с этого момента в философских размышлениях о культуре, в частности, началось ускоренное развитие ценностного понимания культуры, того, что с ней происходит, и обнаружилось стремление к переоценке ценностей, к существенным переменам в культуре.

Становление ценностных пониманий культуры было связано с исследованиями философов–неокантианцев (В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт и др.). По мнению Г. Риккерта, например, культура – это то, что непосредственно создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или, если оно уже существовало раньше, по крайней мере, сознательно взлелеянным им ради связанной с ним ценности.[5]

При этом если от объекта культуры «отнять всякую ценность, то он… станет частью простой природы».[6] В общем, с этих позиций культура стала рассматриваться прежде всего как совокупность ценностей, особой значимости тех или иных явлений. Известный социолог русского зарубежья П. Сорокин считал, что именно ценность «служит основой и фундаментом всякой культуры».[7]

Для понимания существа и особенностей культуры в XX в. очень важным оказалось также развитие символизма и семиотики на основе философии и лингвистики. С семиотических позиций культура – это совокупность знаковых систем, с помощью которых человечество или данный народ поддерживает свою сплоченность, оберегает свои ценности и своеобразие своей культуры и ее связи с окружающим миром.[8]

При этом знак понимается как «чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), который выступает как представитель другого предмета, свойства или отношения».[9] Культура порой понимается и как совокупность знаков–символов, особых условных многозначных смыслов. Так, у неокантианца Э. Кассирера все формы культуры рассматривались как иерархия «символических форм».

Постепенно к ХХ в. сложился целый ряд концепций культуры и ее взаимосвязи с цивилизацией. На Западе в культурной (или культуральной), а чаще – в социальной антропологии

> культура рассматривается как жизнь человека в прошлом и настоящем, протекающая в условиях различных форм поселения, в составе социальных и этнических групп, разбросанных по земному шару и отличающихся своеобразным и социально наследуемым жизненным укладом.

Культуры понимаются как адаптивно–адаптирующие системы, обеспечивающие устойчивые в историческом времени стратегии физического и духовного выживания той или иной популяции».[10]

Такое общее понимание не означает единства в трактовках культуры, которая представляется либо как система символов и переплетение значений (К. Гирц), либо как символическая реальность (Л. Уайт), либо как средство удовлетворения человеческих потребностей (Б. Малиновский), либо как научаемое поведение, как социальное наследие, как образцы поведения и т. д.

Для западной антропологии и культурологии в целом характерны практическая, прагматическая направленность исследований и стремление сделать культуру предметом научного анализа, близкого к естественнонаучному. Существует, правда, и направленность к философским и общесоциологически ориентированным пониманиям культуры. С одной стороны – объективистское, позитивистское понимание очень четко было выражено З. Фрейдом, считавшим культурой все достижения и учреждения, отличающие нашу жизнь от жизни животных, помогающие человеку защититься от природы и регулировать отношения между людьми.[11] С другой стороны – гуманистически ориентированные понимания культуры, которая, согласно Г. Зиммелю, представляет собой

те вещи, которые… ведут к самоосуществлению души либо представляют собой те отрезки пути, по которому индивид или сообщество должны идти к более возвышенному существованию.[12]

Такое понимание культуры развивалось А. Швейцером, Н. К. Рерихом.

Философско–культурологическая мысль в России XIX – начала XX в. находилась под воздействием западноевропейской и в постоянной полемике с последней. Суть не только в том, что у российских мыслителей появлялись свои оригинальные культурологические концепции, как, например, концепция культурно–исторических типов Н. Я. Данилевского. В России постепенно укреплялось понимание культуры прежде всего как религиозно–духовного опыта человечества. При этом

…сущность духовного связывается с объективной надындивидуальной реальностью, которая одновременно укоренена также в сердце верующего человека, открываясь ему через внутреннюю работу над собой, через культивирование чувства любви и нравственного отношения к окружающему миру и близким, через религиозный опыт.[13]

Именно такой подход к культуре был характерен в XX в. для представителей русского зарубежья: Н. А. Бердяева, который противопоставлял культуру символическую, религиозно–глубокую внешней цивилизованности; И. А. Ильина, согласно которому содержание культуры – это дух совершенствования человека, его ответственность, нравственная чистота.[14]

В советское время такая же направленность в понимании существа культуры – не только в религиозном, но и в светском смысле – была присуща С. С. Аверинцеву, М. М. Бахтину, Д. С. Лихачеву, А. Ф. Лосеву. Д. С. Лихачев считал, что в понятие культуры должны входить и всегда входили религия, наука, образование, нравственные и моральные нормы поведения людей и человечества, искусство. Он рассматривал культуру как результат знания, но не рассудочного, а согретого нравственным и эстетическим чувством, отмечая, что «вечное в духовной области – это красота и нравственность». Говоря о ценностях культуры, он выделял заботу о других, искренность, любовь, честь, порядочность[15] и т. д. Таким образом, утверждалось гуманистически–ценностное понимание культуры.

В послевоенное время активно развивавшаяся отечественная культурология основывалась на марксистской философии – диалектическом и историческом материализме. Поэтому понимание культуры (делимой на материальную и духовную) пытались объективировать, понять материалистически, избавляясь от «ценностного субъективизма» и идеализма. М. С. Каган в книге «Философия культуры» привел целый ряд определений культуры, характеризующих ее понимание в этот период. При всем разнообразии этих определений в их числе выделяются несколько более или менее общих трактовок. Культура понимается как:

¦ способ человеческой деятельности (технология, способы и результаты человеческой деятельности);

¦ знаковая система, наследственная память, система хранения и передачи духовного опыта, система духовного производства, совокупность материальных и духовных ценностей, воплощенные ценности и т. д.

М. С. Каган придерживался деятельностного понимания: культура – это то, «что и как делает человек и как это на нем отражается».[16]

Представители московско–тартуской школы (Ю. М. Лотман и др.) в понимании культуры важнейшим считали ее символичность, знаковость. Сторонники аксиологического понимания культуры делают акцент на ее ценностной сущности. Таким образом,

> культура понимается преимущественно или предельно расширительно: как все способы и результаты человеческой деятельности; или как семиотическая, знаковая система; или как совокупность ценностей.

Все три подхода так или иначе пересекаются, не вполне исключая друг друга. Что–то в современных российских трактовках культуры идет от более ранних подходов – просветительского, гуманистически ценностного, что–то – от современной западной культурной и социальной антропологии. Сосуществует множество разных определений и пониманий культуры, что свидетельствует как о сложности самого феномена, так и о недостаточной развитости теоретических представлений о нем.

Основные векторы и ориентиры современной культурологии снова и снова подвергаются научному анализу.

Современный этап развития гуманитарного знания характеризуется обновлением научного языка описания и объяснения реальности, усилением междисциплинарных связей, выявлением новых тенденций и процессов. Стремительный темп перемен создает ощущение нестабильности и неустойчивости мира, вызывает необходимость определить новые ориентиры развития науки, выявить приоритетные направления. Многие традиции, стереотипы сознания и поведения, признанные концепции исчезают под натиском происходящих изменений.

Такое состояние науки именуют сменой парадигм. Это означает, что развитие реальности опережает теоретические конструкции, новые явления не укладываются в устаревшие модели и схемы, опровергая прежние способы понимания культурных процессов, старые теории обнаруживают беспомощность и неспособность анализа, предлагаемые принципы и категории становятся формальными и лишенными реального содержания.

Смена парадигм отражает настоятельную потребность в разработке новой теории, системы понятий и ценностных установок, необходимых для прогнозирования тенденций развития социума и культуры. Переход к новой парадигме требует длительного времени, ибо старый комплекс идей прочно закреплен в ментальности как истинный, проявляется как интеллектуальный деспотизм и научный авторитаризм, активно сопротивляется новым ориентирам. В это время возникают конкурентные идеи и альтернативные концепции, которые прежде не получали социальной и научной поддержки, находились на периферии общего русла развития познания, «в тени» великих научных систем. Смена парадигм сопровождает становление нового типа культуры и цивилизации, выдвигает на авансцену новые направления научного исследования реальности. Среди этих направлений весьма активно развивается культурология.

В современном мире культура приобретает значение фактора, способствующего консолидации и сплочению общества, преодолению тенденций изоляционизма, выработке национально–этнического самосознания и чувства причастности к историческому процессу. Культура находится в процессе изменений, от уровня ее развития существенно зависят темпы трансформации общества, социальная эффективность реформ, формирование идентичности нового типа личности.

Культурология как специальная отрасль знания появилась среди гуманитарных наук сравнительно недавно, хотя размышления о состоянии культуры на разных этапах развития человечества привлекали многих теоретиков и общественных деятелей.

> Культурология – системная рефлексия о культуре как целостности. Она включает в себя исторические, социологические, антропологические, философские, этнографические, религиозные, художественные и иные аспекты культуры.

Это придает культурологии комплексный характер, но вместе с тем вызывает упреки в эклектике, неопределенности предмета исследования. Каждый из перечисленных выше аспектов создает свое, достаточно специализированное представление о той или иной сфере культуры, но при этом не характеризует культуру как целостное, многоаспектное явление социальной реальности и жизни личности. Несомненно, подобная задача – охарактеризовать культуру как целостное многогранное явление – чрезвычайно сложна и трудна, но именно этого требуют общие тенденции современности. Существует настоятельная потребность не только знать о специализированных сферах и формах культуры, но и иметь достаточно четкое представление о культуре народа, общества в целом.

Культурология возникла в процессе интеграции гуманитарных наук. Взаимодействие наук – объективная тенденция современности. Прежние границы между ними изменяются, становятся более прозрачными, что приводит к взаимопроникновению и сотрудничеству в исследовательском поле. В западной гуманитарной традиции проблемы культуры изучают целые комплексы наук, объединенные общим названием: cultural studies (изучение культуры), multicultural studies (изучение культурного многообразия), cross–cultural studies (изучение межкультурного взаимодействия). В системе европейского и российского высшего образования проблемы культуры рассматриваются в истории, этнографии и этнологии, культурной и социальной антропологии, социологии и философии культуры, психологии личности и межкультурной коммуникации, искусствознании и литературоведении. Возникла достаточно парадоксальная ситуация: культура как многогранное общественное явление исследуется на теоретическом и эмпирическом уровне, но общей науки о культуре нет. Иногда функции такой науки выполняет культурная (социальная) антропология. Но эта отрасль научного знания сосредоточена главным образом на этническом разнообразии традиционной культуры и не дает представления о целостной картине мира. Культурология использует достижения этих наук, но стремится к более объемному и целостному пониманию структуры и динамики культурно–исторического развития.

Культурология развивается как комплекс наук о культуре, каждая из которых имеет свою область исследования, категориальный аппарат, методы и эмпирическую базу. В последние годы в России достаточно активно развиваются теоретическая культурология; философия и социология культуры; семиотика и аксиология культуры; историческая культурология и история культурологических теорий; этническая и лингвистическая культурология; региональная и педагогическая культурология; персонология и антропология культуры.[17]

«Современная культурология, – отмечает И. В. Кондаков, – в широком смысле не может характеризоваться одним лишь атрибутом научности; в ней есть и своя художественность, и философичность, и своя политизированность, и широкая вариативная ассоциативность».[18]

В этих словах выражен новый синкретизм культурологического знания, представленного множеством дискурсов, концептов и аспектов интерпретации социальной реальности. В соответствии с требованиями Болонского процесса к организации высшего образования было бы целесообразно согласовать и определить общие подходы в исследовании культуры и цивилизации в европейской и российской науке. Тем самым российская гуманитарная наука внесла бы свой вклад в развитие европейского (и американского) культурно–антропологического образования. Подобные сравнительные исследования необходимо провести и в странах Востока, где исследования культуры имеют свою теоретическую и эмпирическую специфику.

Ряд объективных тенденций характеризует колоссальный сдвиг в развитии человеческой цивилизации и определяет вектор научных поисков. Вектор указывает направление социального и культурного развития общества. В пространстве общественных систем возникают несколько векторов длинной и короткой дистанции, параллельные друг другу и пересекающиеся, имеющие общие смыслы или разные значения. Векторное пространство отражает процессы интеграции и дифференциации культуры, тенденции подъема и спада творческой активности социума, согласия и конфликта, гармонии и кризиса. Проектирование векторной диаграммы создает возможность прогнозирования культурных процессов. Конфигурация векторного пространства культуры может иметь различный рисунок, отражающий вариации и альтернативы развития цивилизации.

Не претендуя на полноту описания, отметим наиболее значимые векторы развития российской и мировой культуры. Среди них особое значение имеет вектор глобализации.[19]

Понятие глобализации культуры появилось в культурологических исследованиях сравнительно недавно. Оно охватило сферу распространения международных контактов и межкультурных коммуникаций, деятельность средств массовой информации и Интернет, системы среднего и высшего образования, туризм и спортивные состязания, моду и дизайн, досуг и индустрию массовой культуры, художественный стиль в искусстве. Этот процесс приобрел характер нашествия, охватил миллионы людей в разных странах, создав тем самым мировое культурное пространство. Взаимодействие культур, несомненно, осуществлялось и в прежние исторические эпохи, но такой размах этот процесс приобрел только во второй половине ХХ в. и с тех пор продолжает ускоряться.

Рыночная экономика, вытесняя традиционные национальные формы культуры, создает в ней атмосферу жесткой конкуренции и соперничества, борьбы за прибыли, шоу–бизнес. Наряду с экономической, финансовой, политической, информационной, экологической и другими векторами глобализации процесс глобализации в культуре особенно противоречив и обнаруживает как позитивные, так и негативные стороны, когда восторженные оценки сменяются предчувствием катастроф и человеческих трагедий.

В дискуссиях последних лет представлены три позиции относительно сущности и последствий процесса глобализации.[20]

Первую позицию отстаивают гиперглобалисты (К. Омаэ, В. Ристон, Д. Гуенно). Они утверждают, что глобализация открывает новую эру в мировой истории. «Локомотивом» этого процесса является экономическая и технологическая глобализация; скорость внедрения инноваций создает ситуации нестабильности, постоянной гонки за лидером, смены потребительских эталонов. Экономические процессы – наиболее энергичные и активные, они повышают уровень глобализации, интенсивно вовлекают в свою орбиту новые сферы, в том числе и культуру. Экономические процессы влияют на перемещение товаров и услуг, идей и культурных ценностей, создают новые потребности и представления о цивилизованном образе жизни. Именно экономическая глобализация стимулирует возникновение новых форм социальной организации в виде корпораций и международных компаний, ассоциаций и торговых союзов, которые уже сейчас реально правят миром, оставляя национальным государствам лишь представительские функции. Корпоративная культура становится новой формой идентичности, создавая космополитический тип личности, когда преданность фирме, ее интересам, умение работать в команде становятся главными качествами человека. Корпорации более могущественны, чем национальные государства. Они осуществляют социальную поддержку и защиту человека, содействуют образованию и повышению квалификации, предоставлению комфортных условий жизни, организации досуга, поддержанию здоровья, семейному благополучию. Глобальные системы международного менеджмента создают основу для всемирных инфраструктур, всеобщих коммуникаций, общих духовных ценностей.

Распространение потребительской продукции массовой культуры приводит к однородности, постепенному исчезновению национальных особенностей и традиций, порождает новые культурные «гибриды», лишенные этнической и исторической индивидуальности и уникальности. Глобализация неизбежно вызывает ломку и ускоренное исчезновение национальных культур. Такова плата за прогресс.

Второй позиции, связанной с проблемой глобализации, придерживаются скептики (П. Хирст, Дж. Томпсон, С. Хантингтон). Они считают, что гиперглобалисты выдают желаемое за действительное, так как им выгодно преувеличивать параметры экономической интеграции и влияние международных корпораций. На этой основе создается миф о могуществе и неотвратимости процесса глобализации, неизбежном падении политической роли национальных государств, превращении их в бесправный придаток мировых корпораций. На самом деле ситуация выглядит иначе.

Национальные правительства вовсе не утратили власти, их авторитет растет, они осуществляют разработку и реализацию основных направлений культурной политики, защиту исторического культурного наследия, поддержку новых проектов. Национальные государства становятся «архитекторами» глобализации и интеграции, а не пассивными жертвами. Глобализация не устраняет, а усиливает социальные и культурные различия стран, выдвигает на авансцену истории новых национальных лидеров. Национальный подъем может сопровождаться новыми претензиями на мировое господство, способствовать развитию фундаментализма и агрессии, разделению мира на цивилизационные блоки и утверждению новой идентичности. По мнению скептиков, конфликт цивилизаций является неизбежной перспективой глобализации.

Третью позицию представляют трансформисты (Э. Гидденс, Дж. Розенау, М. Кастлесс). Они не придают значения какому–либо одному фактору в процессе развития глобализации – экономическому, политическому или информационному. Все факторы действуют в совокупности, комплексно и преобразуют общество и культуру, создавая совершенно новый социум и жизненный мир. Это не просто новый мировой порядок, а иная конфигурация социальной и культурной жизни земного сообщества. Глобализация не характеризует частичные изменения за счет некоторых инноваций, но принципиально меняет жизненную среду и проецирует возникновение новых типов цивилизации, культуры и человека. Глобализация представляет собой мощную трансформирующую силу, на основе которой происходит процесс всестороннего «перетряхивания» прежних обществ. Он развивается стремительно, но неравномерно. Власть национальных государств не уменьшается, но преобразуется и реструктуризируется, приспосабливаясь к новой ситуации. Различные регионы мира могут выполнять роль катализатора глобальных процессов, инициатора культурных или иных преобразований, координатора коллективных действий.

Трансформируется прежнее деление стран по геополитическому принципу Запад—Восток, Север—Юг, когда различия предполагают разные уровни цивилизационного обустройства и образа жизни. Традиционная модель социальной структуры похожа на пирамиду, небольшая верхняя часть которой символизирует благополучное существование Золотого миллиарда, а широкое массивное основание – существование людей, лишенных элементарных благ. Глобализация будет содействовать не столько выравниванию форм существования и перераспределению доходов, сколько созданию принципиально новой трехъярусной модели, состоящей из концентрических кругов, каждый из которых пересекает национальные границы, создавая общее культурное пространство с едиными стандартами цивилизации, но разным культурным достоянием. Это процесс стремительный, но весьма длительный, поэтому можно прогнозировать лишь ближайшие его этапы.

Представленные позиции относительно сущности и последствий процесса глобализации только подтверждают сложность и неоднозначность анализа данного процесса и значение его как вектора развития культурологических исследований.

Интересный подход к изучению глобализации культуры предложил культуролог И. В. Кондаков. В статье «Глобалитет России (к постановке проблемы)», рассматривая процесс взаимодействия мировой и отечественной культуры, он предложил конструкцию «соотношения менталитета – глобалитета – локалитета». Менталитет рассматривается как самосознание национальной культуры в рамках ее природно–географического, этносоциального и исторического пространства; глобалитет – как проекция достижений национальной культуры на общий процесс мировой культуры. Это означает, что

локальные культуры на определенном этапе своего имманентного развития начинают выходить за рамки своего локализма и претендовать на «всемирность», «общечеловечность», выражаемые тем или иным способом.[21]

Прорыв во «всемирность» является не субъективной амбицией локальной культуры, а объективно присущим ей потенциальным ценностно–смысловым содержанием. Каждая культура обладает уникальностью и неповторимостью и достойна быть представленной на карте мировой культуры. Глобалитет указывает на вклад локальной культуры в сокровищницу мировой, ее оригинальное участие в созидании культуры человечества. Локальная культура «видит» свое отражение одновременно в двух «зеркалах» – в национальном самосознании и на «экране» мировой культуры. Это значительно содействует повышению самооценки и мнения о своей роли в мировом процессе, оказывает влияние на имидж национальной культуры. Совершенно очевидно, что национальные и этнические культуры представлены в истории мировой культуры весьма ограниченно, а многие вовсе мало известны.

Но в этом процессе существует еще одна грань: это способность локальной культуры включать общечеловеческие достижения в структуру своих культурных связей и ценностей.

Менталитет, глобалитет и локалитет этнически определенной культуры – три стороны одного явления, тесно взаимосвязанные, но практически не совпадающие между собой.[22]

Взаимоотношения между ними имеют диалогический характер. В смысловом поле каждой культуры складывается конфигурация трех центров: «я–для–себя, другой–для–меня и я–для–другого».[23] Каждая культура при контакте с другой стремится вычитать в ней «свое», освоить ее с помощью своих ментальных средств, отторгнуть или понять «чужое». В процессе диалога дистанция между культурами может сокращаться. Именно в этом заключен позитивный и гуманистический смысл межкультурного диалога.

Многообразие культур – исторически сложившееся богатство человечества, и диалог поэтому является важнейшим способом освоения и взаимопонимания народов, развития подлинного интереса и духовности. Известный исследователь процессов глобализации И. Валлерстайн утверждает: «Мы должны вступить в грандиозный всемирный диалог».[24] Диалог предполагает установку на взаимодействие и взаимопонимание между людьми, желание приобщиться к ценностям и достижениям иной культуры, познать и принять ее неповторимость и уникальность, относиться к ней уважительно и толерантно. Эта задача чрезвычайно сложная, требующая определенного воспитания и эмоционального настроения, преодоления монологического и авторитарного стиля сознания и поведения. В условиях глобализации диалог становится важным методологическим ориентиром развития культурологических исследований.

В заключительном разделе программного документа ЮНЕСКО «Культура – это синоним жизни» выдвигается идея взаимопонимания людей на основе общих переживаний:

Не обязательно говорить на одном языке, чтобы одинаково ощущать страх смерти, одинаково переживать красоту, одинаково испытывать беспокойство по поводу неопределенности будущего.[25]

По инициативе ЮНЕСКО первый год нового тысячелетия был назван «Годом диалога цивилизаций». Значительным событием в изучении всеобщего многообразия культур стало сравнительное исследование 600 культур, проведенное в США, результаты которого опубликованы в «Этнографическом Атласе». Кроме того, в 2005 г. было завершено издание на русском языке многотомного международного коллективного труда «История человечества».[26]

Диалог как способ реализации человеческих отношений рассматривали в своих трудах философы и культурологи М. М. Бахтин, М. Бубер, В. С. Библер, Л. М. Баткин, М. С. Каган. Как справедливо отмечал М. С. Каган,

…обретение понятием «диалог» статуса категории в культурологических, социальных и гуманитарных науках отражает процесс формирования на наших глазах нового исторического типа мышления, типа человеческих отношений и взаимоотношений культур, государств, политических партий; это новое состояние цивилизации и следовало бы назвать диалогическим.[27]

Развитие диалога культур и цивилизаций способствует разработке сравнительной культурологии.

Компаративистика – приоритетное и перспективное направление гуманитарной науки. Оно представлено в философии и истории, социологии и этнографии, антропологии и психологии, языкознании и лингвистике. Многие направления сформировались давно, имеют прочную методологическую и эмпирическую базу. Культурологии предстоит освоить исторический опыт, определить проблемное поле и категориальный аппарат исследования, символы и ценности разных культур. Сравнительная культурология раздвигает привычные бинарные структуры исследования древних и современных цивилизаций и предлагает гораздо более сложные «полифонические» структуры и схемы, способствуя преодолению предвзятых стереотипов и пренебрежительных оценок иных культур. Кросскультурный метод выявляет общее и особенное, сходство и различие в культурах разных народов, регионов и цивилизаций. В круг изучаемых источников включаются нормы, привычки, ритуалы и обычаи повседневной жизни, художественные, мифологические, политические образы и ценности, другие устойчивые формы культуры, позволяющие воссоздавать менталитет, национальный характер народа. Отношения в семье между родителями и детьми, мужчиной и женщиной, проявления заботы и участия, культура застолья в праздники и будни, режим труда и отдыха, национальные особенности бизнеса и менеджмента, предпочитаемые формы общения и досуга – все это представляет практический интерес для сравнительной культурологии. Палитра культурных различий многоцветна и не может утратить своей уникальности. Сравнительная культурология содействует преодолению изоляционизма, обособленности, создает условия для дискуссий и партнерских отношений между странами и народами, расширяет диапазон коммуникаций и общения. В современной России успешно действуют Международный центр сравнительных и институциональных исследований (Интеркомцентр), реализуется научный проект государственной программы «Сравнительные социально–гуманитарные исследования международного сотрудничества».[28]

Процесс взаимодействия и взаимовлияния культур является всеобщей закономерностью исторического развития цивилизаций. В истории менялись ценностные установки и предпочтения, но общий вектор взаимоотношений народов всегда был важной частью социальной и культурной жизни. Межкультурные коммуникации могут быть прозрачными и призрачными, открытыми и закрытыми. Воссоздание исторической ретроспективы культурных связей и контактов между народами и цивилизациями – чрезвычайно увлекательное направление культурологических исследований.

Рассмотрение глобализации как вектора современных процессов определяет необходимость анализа тех перемен, которые изменяют социальный и культурный облик человека. Антропологическое измерение глобализации – перспективный проект и ориентир культурологических исследований. Важно представить, какие перемены происходят в человеке на разных этапах, какие ценности определяют смысл его жизни, какие драмы и конфликты возникают, как меняются менталитет, ориентиры сознания и поведения личности. На основе глубоких исторических изменений в социальной инфраструктуре общества формируются новые жизненные миры людей, возникают иные системы их потребностей и мотивации, меняются их социокультурные приоритеты и ценности, мироощущение и мировосприятие. Как справедливо отмечал Г. Дилигенский, ««человеческое измерение» глобализации пока не подвергалось систематическому, всестороннему изучению в научной литературе».[29] Существует немало как оптимистических, так и пессимистических взглядов относительно изменений, которые происходят под влиянием глобализации в образе жизни людей, человеческих отношениях и духовном облике личности. Английский социолог Б. Уилсон считает, что главное последствие глобализации состоит в переходе к новому типу общества постмодерна, замене традиционно сложившихся связей на безличные, сугубо прагматические, функциональные отношения. Это неизбежно приведет к распаду прежних социальных и духовных ценностей. Известный политолог У. Бек отмечает, что в глобальном обществе усиливается роль экстремальных ситуаций, неожиданных поворотов. Человек пребывает в состоянии нестабильности, зависимости от случайных событий, его будущее неопределенно. Это приводит к усилению индивидуализма, формированию умения рассчитывать на собственные силы, рисковать и выигрывать.[30]

Вероятно, следует различать индивидуализацию и индивидуализм.

Индивидуализация стимулирует самостоятельность выбора моделей поведения, выработку собственного мнения относительно различных событий, поступков, идей и суждений. В этом смысле индивидуализация является характерной чертой и духовной ценностью либерально–демократического общества.

Но есть и иная грань индивидуализации как крайней формы эгоизма, сосредоточенности на личной выгоде. Рыночная экономика создает конкуренцию и соперничество, сопровождает усиление социального расслоения по доходам и статусам, вызывает распад прежних коллективных связей. Устойчивые отношения заменяются временными и случайными, анонимными и функциональными, лишенными личной привлекательности, глубокой привязанности и эмоциональной насыщенности. В этой ситуации человек привыкает рассчитывать только на себя, на собственную удачу и личный шанс, лишается групповой поддержки и постепенно теряет связь с сообществом коллег, слабеют дружеские отношения. Коллективизм заменяется корпоративной культурой, в которой особое значение имеет соблюдение интересов фирмы, преданность шефу и команде, выполнение строго функциональных обязанностей, подчинение групповым нормам поведения.

Факт одновременного усиления в условиях глобализации прямо противоположных социально–культурных тенденций, возможно, является следствием именно этой возросшей свободы индивидуального выбора, ведущей к возрастающей неупорядоченности, непредсказуемости ценностных, мотивационных, поведенческих предпочтений индивидов и групп.[31]

Расширение диапазона социальных контактов и возрастание роли средств массовой информации существенно изменили прежний характер процесса социализации личности. Все большую роль начинают играть механизмы подражания новым, не всегда лучшим, стандартам поведения и образа жизни, поверхностной имитации чужого опыта.

Средства массовой коммуникации и реклама создают иллюзорный виртуальный мир роскоши, рискованных и экстремальных ситуаций, необычайных возможностей, которые сулит богатая и легкая жизнь. Это усиливает стремление достичь определенного потребительского стандарта – «как у других», ускоряет погоню за бесконечной сменой модных эталонов. Изобилие супермаркетов создает иллюзию доступности благополучной жизни, превращает потребление и «шопинг» в массовую идеологию. Однако ограниченность финансовых возможностей человека, нестабильность доходов вызывают у него чувство неудовлетворенности своим положением, заставляют искать виноватых, способствуют идеализации прошлого. На этой основе возникает недоверие к власти, начинается критика любых социальных реформ и проектов. Социологические исследования показывают, что за последние годы в российском обществе сложился «устойчивый фон недоверия по отношению к институтам и носителям власти».[32]

Возникает новая социально–культурная стратификация общества, социальное расслоение и неравные финансовые возможности создают зоны напряжения и риска. Изменения в социальной структуре общества и тенденция к глобализации обострили проблему культурной идентификации человека. Понятие идентичности используется как способ обретения духовной и эмоциональной устойчивости личности, выработки общих ценностей, осознания своей причастности к обществу, нации, государству. Формирование идентичности опирается на культурное наследие, родной язык, художественные, научные и политические достижения, религию и повседневную жизнь. Именно на этой основе возникает чувство «мы» как осознание своей причастности к национальной культуре, патриотизм и любовь к отечеству. Идентичность – необходимое условие консолидации общества.

Однако в условиях глобализации именно идентичность подвергается разрушению. Мир становится более открытым, увеличиваются возможности социальной мобильности и новых контактов, смены мест работы и учебы. Социологи отмечают, что приблизительно каждые пять лет человек переезжает в новый регион. Это означает, что меняется образ жизни, появляются новая среда общения, новые знакомые и коллеги. Человек осваивает новое культурное пространство, овладевает языками и знакомится с другими обычаями. Все это меняет ментальность и идентичность человека, формирует космополитический «тип» личности, который везде чувствует себя как дома.

Культурная однородность приводит к утрате национально–этнической идентификации и создает тип европейца или американца с общими стандартами поведения и образа жизни. Национальные особенности культуры и образа жизни остаются как воспоминание о прошлом, как экзотический символ. Сценарий «периферийной коррекции» означает, что в ходе глобализации происходит смешение общих и локальных особенностей культуры, в результате которого возникает нечто среднее, своеобразный гибрид, отдаленно напоминающий первоначальный образец.

В предложенных сценариях отмечается сложность определения стратегии культурной политики и ее влияния на процессы идентификации личности. Наиболее перспективным и гуманистическим ориентиром процесса глобализации является диалог культур на основе уважения и взаимопонимания, толерантности и преодоления ксенофобии, сохранения культурного наследия и достижений каждой культуры. Разнообразие культур не должно привести к распаду целостности мировой культуры и цивилизации. Конструктивная ценность диалога состоит в том, чтобы обеспечить солидарность народов, права человека и культуры. В отличие от монолога – идеологического, политического, экономического, религиозного – диалог культур опирается на идею сотрудничества, добровольный отказ от претензий на исключительность, стремление проводить в жизнь партнерские отношения во всех сферах жизни. Именно поэтому диалог становится главным ориентиром культурологических исследований и альтернативой катастрофическим моделям глобализации. В «Декларации прав культуры»,[33] инициатором которой был академик Д. С. Лихачев, отмечается, что культура является духовной основой цивилизации, гуманистическим ориентиром, критерием ее самобытности и целостности. Разрозненный мир обретает единство в культуре. Человечество как никогда прежде ощущает потребность в диалоге, взаимном понимании и общении, интеграции культурного пространства как основы духовного единства и согласия народов.

Объект, на который направлено внимание теоретиков культуры, – это жизнь человека и общества. Важнейшим признаком того, что тогда может считаться предметом теории, признаком культуры, является ее «всепроникающий» характер, непременное включение во все сферы жизни общества и личности».[34] Это обусловило необходимость уточнения содержания и смысла понятий «культура» и «культурность» в их связи и соотношении с понятиями «цивилизация» и «цивилизованность», которые используются в современных теориях культуры.

Реальность культуры обнаруживается в человеческом сознании, в способах и результатах человеческой деятельности, в общении, поведении людей. Культура выражается, проявляется и фиксируется в системах знаков и символов, норм и форм мыслей, чувств, намерений и действий, идеалов.

Говоря о культурности человека или человеческого сообщества, имеют в виду, во–первых, их способность к созданию знаковых систем, норм, идеалов, форм культуры. Во–вторых, освоение людьми и их сообществами культурной информации, усвоение культурных норм и форм, созданных ранее, ценностей культуры, особого духовного опыта. И, наконец, в–третьих, желание и умение реализовывать в своей жизни, в отношениях с другими людьми культурный опыт, ценности культуры.

Такое общее понимание культуры и культурности требует дальнейших теоретических уточнений в соответствии с происходящими в жизни изменениями. Теория культуры постоянно нуждается в философских размышлениях. В. А. Конев заметил, что если философия представляет собой

размышление над конечными основаниями культуры, то она не только выявляет эти основания, но и проектирует, задает, определяет их, тем самым формируя культуру, формируя направленность ее развития.[35]

Философию культуры в качестве ее онтологии, гносеологии, аксиологии порой совсем выводят за рамки культурологической теории. Это вряд ли оправданно. Но значение философии для развития теории культуры чрезвычайно велико, так как теоретические представления о культуре тесно связаны с проблематикой сущности человека, ценностей, пространства и времени, эстетической и нравственной сторон человеческой жизни и т. д. и т. п.

Теория культуры связана с социологией, философией истории, а также со знанием глобальных общественных процессов, реального деления на социальные группы, слои, страты, классы, касты, знание взаимосвязей между ними, в том числе и культурных.

Велика роль психологии, которая многое дает для постижения специфики поведения, культурно–творческой деятельности человека, его восприятия ценностей, становления духовного мира личности. «Антропология и этнология способствуют изучению национально–этнической самобытности культуры народов мира, роли культуры в межнациональных отношениях».[36]

Для теории культуры существенны ее связи с искусствознанием, дающим материал для выявления особенностей культурного бытия и значения искусства. Весьма значимо для современной теории культуры развитие лингвистики, семиотики, теории информации. Рассмотрение явлений культуры в качестве текстов, знаковых систем, несущих информацию о ценностных смыслах, очень эффективно.

Теория культуры немыслима без связей с историей вообще и историей культуры в частности. Эти науки дают богатейший материал для теоретических обобщений. А в том, что касается освоения духовных ценностей, развития культурности, – неоценимо взаимодействие культурологии с педагогикой.

Проблематика теории культуры, объектом которой стала вся жизнь человека и человечества, очень обширна. Теоретически осмысляются проблемы возникновения культуры и разных культур, проблемы бытия культуры, ее изменчивости, исторической динамики, разнообразных трансформаций. К проблемам теории культуры относится ее функционирование в разное время, в разных условиях, разных сферах жизнедеятельности человека. Проводятся теоретические исследования ценностей культуры, ее знаковых систем, языков, межкультурных взаимодействий.

Обо всем этом и многом другом необходимо размышлять, уточнять представления постольку, поскольку проблемы культуры – это проблемы практики нашей жизни, всегда актуальны и требуют разработки различных методов исследования культуры, методология изучения которой также нуждается в теоретическом осмыслении.