Приложение к 23-му изданию

В интересной статье, помещенной в «Revue du Mois»[12] г-н Ив Делаж противопоставил нашей концепции комического следующее собственное определение. «Чтобы предмет стал комичным, — утверждает он, — надо, чтобы между следствием и причиной было расхождение». Что касается метода, которым в этом определении пользуется г-н Делаж, то к нему прибегают большинство теоретиков в области комического, и было бы небесполезно понять, чем он отличается от нашего метода. Мы воспроизведем в главных чертах наш ответ, опубликованный в том же журнале.

«Можно определять комическое с помощью наблюдения за одним или несколькими характерами, пребывающими в тех или иных комических ситуациях. Известное число определений такого рода предлагалось уже со времен Аристотеля; ваше определение мне представляется полученным таким же способом: вы обрисовываете круг и показываете, что любые, взятые наугад комические эффекты входят в него. С того момента, как характеры, о которых идет речь, были отмечены проницательным наблюдателем, они, несомненно, начинают принадлежать тому, что считается комическим; но я уверен, что они чаще встречаются при других обстоятельствах. Определение это, в общем, слишком расширенное. Оно отвечает, — а это уже что-то значит, как я отмечал ранее, — одному из требований логики определения: оно указывает на некоторое необходимое условие. Я не думаю, что оно может, если говорить об избранном методе, определить достаточное условие.

Доказательством этого является то, что несколько подобного рода определений могут считаться в равной мере удовлетворительными, хотя речь в них идет о разных вещах. И еще большим доказательством здесь является то, что ни одно из этих определений, как я полагаю, не дало средства для создания интересующего нас предмета — для создания комического.[13]

Я попытался сделать нечто совсем иное. Я искал в комедии, фарсе, искусстве клоуна и т. п. приемы создания комического. Я заметил, что они в значительной степени зависят от вариаций на более общую тему. И я, с целью упрощения, сосредоточил внимание на общей теме; однако главным здесь были вариации. Как бы то ни было, тема дает общее определение, которое в нашем случае было правилом построения. Я признал между тем, что таким образом полученное определение могло на первый взгляд показаться слишком узким, как определения, полученные с помощью другого метода, могли показаться слишком расширенными. Оно может показаться слишком узким потому, что наряду с вещью смешной самой по себе, по своей сути, в силу собственной внутренней структуры, существует масса вещей, которые вызывают смех по причине чисто внешнего сходства с ней или чисто случайного отношения с другой вещью, похожей на нее, и т. д.; возникновение комического не имеет конца, потому что мы любим смеяться и не упустим для этого никакой возможности; механизм объединения идей здесь весьма запутан; так что психолога, занявшегося изучением комического с помощью этого метода, который вынужден будет бороться с постоянно возникающими трудностями, вместо того чтобы прямодушно покончить с комическим, заключив его в какую-либо формулировку, такого психолога всегда можно будет упрекнуть в том, что он в своем исследовании учел не все факты. Если же он применит свою теорию к тем примерам, какие ему будут приводиться, и докажет, что они стали комичными благодаря сходству с тем, который является комичным сам по себе, то без труда отыщутся еще и еще другие примеры, и ему все время придется быть в работе. В итоге он будет сужать область комического вместо того, чтобы очертить его более или менее широким кругом. И если преуспеет, он сможет найти средство создания комического. Он будет вести анализ со строгостью и точностью ученого, который не считает достижением в изучении какого-либо предмета то, что смог найти для него подходящий эпитет, как бы точен он ни был (нам по силам найти не один подходящий эпитет): только такой анализ и нужен, и мы можем быть уверены в правильности анализа, если способны повторить его снова и снова. Именно такой анализ я попытался осуществить.

Скажу еще, что одновременно с тем, что я поставил целью определить условия возникновения смешного, я попытался узнать, к чему стремится общество, когда оно смеется. То, что мы можем смеяться, это удивительно, и метод объяснения, о котором я говорил выше, не может внести ясность в изучение этого маленького чуда. Я не понимаю, например, почему „дисгармония“ как таковая способна вызвать у части зрителей специфическую реакцию — смех, в то время как другие свойства, качества или несуразности оставляют мускулы лица зрителя неподвижными. Остается, стало быть, определить, какова особая причина дисгармонии, дающей комический эффект; и мы сможем реально найти ее, если только сумеем с ее помощью объяснить, почему в нужных случаях общество чувствует необходимость проявить себя. Надо, чтобы в причине, вызывающей комический эффект, было бы что-то, так или иначе посягающее (и посягающее специфически) на жизнь общества, поскольку общество отвечает на это жестом, который имеет вид оборонительной реакции, жестом, вызывающим легкий испуг. Я хотел, чтобы все это не оставалось без внимания».

Примечания:

1

Мы приводим здесь Предисловие к 23-му изданию (1924 г.).

12

«Revue du Mois», 1919, 19 aout, t. XX, p. 337 et suiv.

13

В некоторых разделах нашей книги мы уже в общих чертах показали несостоятельность тех или других определений комического.