А теперь о том, как они выглядят, эти жители греческой части острова.

«...Он был типичным греком-киприотом: коренастый, с сильными ногами и руками, круглая курчавая голова, добродушные глаза», – так Л. Даррелл описывает одного из своих героев. Это и сейчас, пожалуй, самый распространенный мужской типаж. Коренастая фигура, крупные черты лица, осанистость, неторопливость, основательность, заметная во всем облике.

Я пытаюсь вспомнить, кого этот типаж мне напоминает, и обнаруживаю, что сразу двоих, причем людей разных национальностей и из разных стран. С одной стороны, Виктор Степанович Черномырдин, бывший наш премьер, с другой – известный французский актер Жан Габен. Облик обоих оставляет впечатление внушительности и значительности. Недаром именно мужчины такого типа встречаются на Кипре среди государственных деятелей, политических лидеров, руководителей крупного масштаба.

Но есть и совсем другой типаж, я бы сказала, противоположный.

В таверне к нам подходит худощавый молодой человек. Порывисто протягивает руку:

– Меня зовут Леонидас. Я хозяин этого заведения. Вам понравилась наша еда, было вкусно? О, я очень-очень рад!

По его подвижной мимике, быстрым движениям я угадываю живой характер, холерический темперамент. Таких молодых мужчин – быстрых, легких, всегда готовых к шутке – я тоже встречаю здесь довольно часто. Это, конечно, только пара типажей из десятков других, но они наиболее ярко выражены, и поэтому остальные кажутся как бы производными от этих двух.

Мужчины в основном черноволосы, курчавы. Своим главным украшением, кажется, считают усы. Женщины, которым нравятся кавалеры южного типа, определенно найдут здесь, на кого обратить внимание. Этот типаж больше всего напоминает мне наших кавказцев. Помните Рубена Хачикяна (Рубик-джана) из фильма «Мимино»? Так вот таких Рубиков здесь полно. Однажды, завидев этот вислый нос, мясистые губы и грустные, опущенные уголки век, я даже подумала, не Фрунзик ли это Мкртчян, с блеском сыгравший Рубик-джана? На всякий случай открыла Интернет, чтобы проверить, не на Кипре ли живет сейчас замечательный актер. Увы, к своему стыду, я обнаружила, что его уже нет в живых.

Впрочем, встречаются иногда и блондины, мужчины со светлыми глазами. Голубоглазые, круглолицые, они очень похожи на русских.

О женщинах разговор особый.

«– А как насчет девушек? – спросил я его.

И тут он запнулся. И вежливость долго боролась в нем с мужской гордыней.

– Уродки все, все как одна, – через силу выдавил он. – Чистой воды уродки».

Это Лоуренс Даррелл приводит свой разговор со стюардом на буксире, который впервые везет его на Кипр. Был ли стюард женоненавистником или просто обладал дурным вкусом, только он явно был неправ. В киприотках, независимо от возраста и социального происхождения, часто видится мне то благородство и величие, которое, наверное, было присуще древним эллинкам: гордый нос с горбинкой, высокий лоб, огромные темные глаза…

Среди киприоток я обнаружила много блондинок. И не сразу поняла, что, в отличие от мужчин, женщины часто предпочитают своим, естественно черным, светлые крашеные волосы.

Киприотки, особенно молодые, весьма внимательны к своей внешности. Посещают массажные кабинеты. Ходят в фитнес-клубы. Наведываются в салоны красоты. Одеваются по европейской моде. Откуда же эта странная реплика: «Уродки все, как одна»? Присмотревшись к городской толпе, я обнаружила, что в ней есть всякие лица. Есть ничем не примечательные. Есть красивые. А есть – скажем политкорректно – и не очень. Так вот, мне показалось, что разрыв между красотками и теми, что «не очень», довольно велик. Если она красива, так уж очень красива. А если «не очень» – то и. «не очень». У одних – несоразмерная полнота: тяжелый низ, большие ноги. Другие, напротив, чрезмерно худы: на узких лицах выделяются длинные носы.

Тут я прошу сделать скидку на субъективность моих оценок.

И вот вам пример. Один мой приятель-киприот познакомил меня со своей женой. Это оказалась вполне симпатичная женщина с приятным лицом, но чрезмерно полной фигурой. Их дочь, 15-летняя девушка, была похожа на мать лицом, но, к сожалению, унаследовала и ее несуразную фигуру. Я с состраданием смотрела на этого нескладного подростка и была озабочена, как бы случайно не выдать своего сочувствия. Мой знакомый, однако, не заметил моих переживаний, он с удовольствием смотрел на обеих своих женщин.

– Я очень счастлив, – говорил он. – У меня красивая жена и красавица дочь.

Я внимательно на него посмотрела: он не прикидывается? Нет, не похоже. Очевидно, он и впрямь не считает полноту дефектом внешности. И я порадовалась за всех троих.

Но вот уж если киприотка красива, то она действительно красавица.

Мне всегда интересно разговаривать с красивыми людьми. Мне кажется, что жизнь их должна складываться как-то особенно удачно. Ведь им не приходится тратить силы на то, чтобы нравиться, производить хорошее впечатление. А это так важно не только для личной жизни, но и для деловой.

Эва

В вестибюле салона красоты «Десанж» я с удовольствием оглядела холл: его интерьер был выполнен в изысканном дизайне, в полном соответствии с назначением салона красоты. Я подошла к стойке приема и тут слегка огорчилась. За ней стояли три сотрудницы разных возрастов, но ни одна не могла бы меня убедить, что именно сюда следует приходить за красотой. Впрочем, я и пришла сюда не за этим: мне предстояло написать об этом салоне. И все-таки, продолжала думать я, неужели администрация не могла найти более привлекательные лица для такой работы?

Вдруг занавеска, отделяющая служебное помещение от стойки, откинулась, и из-за нее, словно из-за кулис, на сцену вышла четвертая сотрудница. Я, признаться, протерла глаза, а потом полезла за очками. Ношу я их редко, только если хочу разглядеть что-то на большом расстоянии. Тут же девушка была рядом, просто я не могла поверить в то, что увидела. Это была самая настоящая Красавица, с большой буквы.

Гармоничные черты лица, сияющая кожа, яркие глаза. Стройная фигура, несмотря на высокий рост, была пластична и гибка в движениях. Все в ней было прекрасно. Меня поразила не только эта безупречная внешность, но и улыбка девушки. Я говорю не о выразительном рисунке губ, не о ровнейшей белизне зубов. Меня изумило, что при таком облике, как у модели, в ней совершенно не чувствовалось прохладной отстраненности, типичной для представительниц этой профессии. Наоборот, в ее располагающей улыбке я увидела ту теплоту, которая с первого же дня так привлекла меня в киприотах.

Я попросила ее побеседовать со мной. И она охотно согласилась, к явному неудовольствию сослуживиц, объяснявших мне, что Эва работает недавно, и потому ее информация о салоне ограниченна. Ну да бог с ней, с информацией, мне была интересна сама Эва.

– Вы хотите узнать о моей жизни. Что же вам рассказать? – задумчиво начала она.

– Расскажите, чем отличается жизнь красавицы от жизни обычной девушки. Она проще, легче?

– Отличается, конечно. Только не потому, что мне жить легче, в чем-то иногда даже сложней. Знаете, запросы ведь большие, а как их удовлетворить? И еще красавица – а я знаю, что красива, не буду скромничать – тоже ведь человек, живое существо. А к ней часто относятся как, ну не скажу «как к кукле», скажу по-другому – как к рекламе на телевидении: ею можно любоваться, но она как бы ненастоящая.

Эва родилась в Лимассоле, самом «гламурном» городе Кипра.

– Я привыкла, что всегда окружена вниманием, все мною восхищаются. Идем по улице с мамой, я держу ее за руку, а на нас все смотрят: «Ах, какой прелестный ребенок!» Мне это нравится, маме тоже. Правда, когда я подросла, у меня появился комплекс. Я стеснялась своего высокого роста и потому довольно рано начала сутулиться.

Мать Эвы считала своим долгом оттачивать дочкину красоту, потому отвела ее в Школу хороших манер. Кажется, в Лимассоле и сейчас действует это заведение.

– Там я быстро научилась, как прямо держать спину, заодно приобрела и множество других важных навыков. Один из них – походка. Надо, чтобы поступь была мягкой, не ставить ногу всей ступней, а легко переносить тело с пятки на носок. То же и со всеми остальными движениями. Они должны быть не резкими, плавными. Нас учили, как поворачивать голову, как управлять мимикой, жестами.

– То есть как уйти от своей естественности? – перебиваю я.

– Ой, нет-нет. Наоборот. Самое сложное искусство – вести себя максимально естественно. Знаете, это ведь очень трудно – быть самим собой. Так только кажется, что человеку проще всего вести себя непосредственно, без напряжения. На самом деле это дано только детям, и то в самом раннем возрасте. А потом, особенно когда они становятся подростками, эти мальчики и девочки начинают думать, что все у них не так, как надо, теряют уверенность в себе. И утрачивают эту естественность детства. Вернуть ее не так-то просто, но этого мало. Надо еще вписать эту естественность в нормы принятого этикета.

Я смотрю на Эву с удовольствием, мне приятна ее манера держаться, разговаривать, улыбаться. И я не могу различить, что в ней от природы, а что от Школы хороших манер.

– А еще нас учили, – продолжает Эва, – что нужно уметь не только привлекать внимание к себе, но и быть внимательным к собеседнику, не просто делать вид, что слушаешь, а действительно слушать, то есть устанавливать душевный контакт, сочувствие.

– Но это возможно, только если ты действительно душевный человек.

– Ну да. А хорошо воспитанный человек и должен быть душевным.

– Это что, такая киприотская особенность? – полушутя спрашиваю я.

– Не знаю, – смеется она. – Но я считаю, что воспитанность и душевность действительно близки, или, во всяком случае, должны быть близки друг другу.

А потом мама отдала ее в школу модельеров, и жизнь опять пошла весело и успешно. Рекламное лицо известных брендов. Первые обложки глянцевых журналов. Частые приглашения на телевидение.

Удачно складывалась и личная жизнь.

– Я с детства была окружена поклонниками. Я привыкла, что всегда есть несколько мальчиков, которые будут счастливы моим вниманием. Но у меня было всего два бойфренда, прежде чем я встретила Яна.

В нем совместились все ее мечты. Он был хорош собой, энергичен, напорист. И, что немаловажно, с большими амбициями. Дела его шли удачно. Он открыл ночной клуб. Бизнес приносил много денег.

– Я была счастлива. Он хотел создать семью, я хотела того же. А потом.

– А потом выяснилось, что ночной клуб совсем не лучшая среда для верного супруга, – предположила я. И в очередной раз поняла, как часто мы живем во власти стереотипов, а жизнь-то куда разнообразней.

– Да нет, не в нем дело, – вдруг помрачнев, сказала Эва. – Дело было во мне.

– Ты ему изменяла?

– Нет, нет! – страстно запротестовала она. – Просто я была, как всегда, со всеми приветлива, всем улыбалась. У меня было много друзей. Честное слово – только друзей! Но он мне не верил, ревновал ужасно. И в конце концов сказал: «Я не хочу, чтобы мой будущий брак превратился в ад, я всегда буду тебя подозревать, мучить, мучиться. Ты слишком красива. Давай лучше расстанемся». И мы расстались.

Она сидела такая печальная, и в этой своей печали была еще красивей. Я спросила, как же складывается сейчас ее личная жизнь.

– Сейчас мне двадцать пять, и больше всего на свете я хочу выйти замуж.

– В чем же дело?

– Сейчас, как и всегда, вокруг меня много мужчин. И каждый приглашает меня в клуб, любит показывать друзьям, рад, когда слышит их восхищенные возгласы. Они любят, когда на меня обращают внимание на улице или в ресторане. Но когда мы остаемся вдвоем, разговаривают со мной только о сексе.

– А о чем бы ты хотела, чтобы молодой человек вел разговор с красивой девушкой, оставшись с ней наедине?

– Но я же ведь живой человек. У меня есть свои проблемы. Мне нужно душевное внимание, тепло.

– То есть то, что ты называешь «настоящей воспитанностью»?

– Ну, если хотите, – да, пусть это называется так. Или как-то иначе. Например, доброта или заботливость.

– И для тебя этого было бы достаточно, чтобы выйти замуж?

– Ну, конечно, парень должен быть еще видным, неглупым.

– И это все? А деньги?

Она замолкает, потом опускает глаза и тихо говорит:

– Но если у мужчины мало денег, какой же это мужчина, правда ведь?

Маро

Я познакомилась с ней на Fashion show в доме у Эле-ни. Помните, я писала, что такси опоздало, и я приехала, когда показ мод уже закончился. Но народ еще не разошелся. Я с интересом разглядывала разных дам – это были бизнес-леди, жены и дочери известных людей. Словом, высший свет. Среди них было много нарядных женщин, одетых ярко и модно. Но из всех я сразу выделила ее – Маро Папагеоргиу. Стройная шея, высокий лоб, туго забранные назад блестящие волосы. Гордая посадка головы и строгое, чуть надменное выражение лица завершали облик. На ней было «скромное» черное платье из шелка, отделанное неяркими стразами. Я взяла слово «скромное» в кавычки, потому что при ближайшем рассмотрении оказалось, что и материал дорогой, и отделка недешевая. Платье не упиралось в пол, но и не было слишком коротким: длина вполне соответствовала нормам вечернего наряда, но одновременно позволяла увидеть ровные, стройные ноги.

Хотя само Fashion show закончилось, экспонаты еще не успели убрать. Я с любопытством разглядывала роскошные туалеты, каждый из которых, наверное, отлично бы выглядел на ладной фигуре Маро. И каждый она реально могла бы надеть: ведь это было ее шоу. Она привезла с собой все эти модные вещи из своего центра «Maro and Моdа», ее манекенщицы их здесь демонстрировали, она же была автором текста, которым сама и сопровождала показ.

– Почему вы не выбрали что-нибудь из этих нарядов? – спросила я ее, когда нас познакомили.

– Потому что ни один из них не соответствовал бы моему стилю. Посмотрите сами.

Я еще раз пробежала глазами по нарядам и согласилась: да, конечно, к этому строгому лицу, к этой загадочной полуулыбке могло бы подойти только такое платье – неброское, но стильное.

Мы перебросились несколькими словами и условились встретиться завтра. Я успела лишь задать свой любимый вопрос:

– Красивой женщине живется легче? Ответ меня озадачил:

– А почему вы решили, что я красивая женщина?

– Но это же очевидно!

– Да? – она загадочно улыбнулась. – Ладно, увидимся завтра, продолжим этот разговор.

Мы договорились встретиться в вестибюле моей гостиницы. Перед встречей я вышла прогуляться и по дороге обратно краем глаза заметила машину, из которой выходил какой-то подросток. В вестибюле никого не было.

– Привет! – услышала я позади себя, обернулась и…

– Вы!!! – я не поверила своим глазам.

– Что, не узнали? – Маро, довольная, расхохоталась.

– Я же вам говорила, что совсем не красива. Просто, когда надо, я могу привести себя в подобающий вид. Макияж, прическа, выражение лица. Ну, и, конечно, осанка, походка.

Я все еще не могла прийти в себя и пыталась отыскать то, что вчера произвело такое сильное впечатление. Но фигуру скрывал мешковатый спортивный костюм. Высокий лоб перерезала бейсболка, за которой спрятались волосы цвета вороньего крыла. Даже кожа лица выглядела отнюдь не безупречной («Ну это совсем просто: вчера я наложила тон»). Даже глаза казались меньше («Да, тушь, тени.»). Другой была и повадка – резкая, впрямь как у мальчишки-подростка.

– Так что, как видите, красивой себя может сделать каждая.

– ??? – я с сомнением посмотрела на нее.

– Ну, не каждая, – уточнила она. – Какую-то основу, конечно, нужно иметь. Но, я думаю, многие женщины могли бы выглядеть лучше, если бы знали, как это сделать.

Что ж, подумала я, искусство стать красивой, возможно, не менее ценно, чем обладание красотой от природы. И я еще раз повторила свой вопрос о том, помогает ли красота в этой жизни. Легко ли ей, Маро, справляться с трудностями? Да и есть ли они у нее?

– Знаете, – сказала она, – я всего месяц назад вышла из больницы, была тяжелая полостная операция.

– Но по вашему виду этого не скажешь. Все уже прошло?

– Не совсем. Швы еще болят, чувствую слабость. Больше всего хотела бы лечь и не двигаться. Но не могу себе этого позволить. После больницы я уже провела несколько показов в разных местах: бизнес же не может стоять на месте. И я не могу себе позволить расслабиться, показать свое недомогание. Я обязана выглядеть сильной, здоровой и, конечно, красивой. Иначе в этой жизни не победишь: она победит тебя.

– И часто вам приходилось вступать в эту борьбу с жизнью?

– Да практически столько, сколько себя помню.

Она родилась в северной части Кипра, в семье, где было девять детей. Отец, владевший небольшим автобизнесом, худо-бедно обеспечивал свое многодетное семейство, пока не началась война. Об этой трагедии в истории Кипра в 1974 году я еще расскажу в отдельной главе. Уровень жизни семьи изменился: от стабильного благополучия к бедности, почти нищете. Отец нанялся водителем автобуса, мать принялась шить одежду по заказам.

Между матерью и Маро сложились непростые отношения. Дело в том, что судьба даровала ее родителям только мальчиков, одного за другим. И когда появилась первая девочка, они очень обрадовались. Это была еще не Маро, а ее старшая сестра. Впрочем, старшей она стать не успела – умерла в раннем детстве.

Легко догадаться, как счастлива была мать, когда на свет появилась Маро. Девочка была симпатичная, складненькая. Мать с удовольствием шила ей красивые платья, модные юбочки, брючки. Подросшая Маро и сама помогала матери: предлагала новые идеи не только для своих нарядов, но и для ее заказчиц. Она обладала многими способностями: хорошо рисовала, отлично владела речью, легко схватывала новые знания. Ей нравилось учиться, и она делала это успешно.

Между тем положение семьи становилось все хуже. И тут к Маро посватался приятель ее старшего брата – парень из богатого дома. Маро было шестнадцать, ему – двадцать пять. Нет, разница ее не смущала – не так уж она велика. Ей просто не нравился этот человек. А главное – ей совсем не хотелось замуж. Она мечтала: вот закончу школу, пойду учиться на художника. Например, на дизайнера одежды.

– Какая учеба? – сказала мать, когда она заикнулась о своей мечте. – У нас нет для этого денег. Мы и так-то едва сводим концы с концами. Выходи замуж, поможешь всей семье.

Маро обиделась на мать. Она ведь знала, что была ее любимицей.

– Мама, вспомни, как ты наряжала меня, как придумывала мне разные прически, как говорила: «Ты у меня красавица и умница, ты будешь счастливой».

– Все это было, было, – со слезами отвечала мать. – Но сейчас ты обязана помочь своей семье. Хорошо, что есть человек, который готов взять тебя в жены. Ты думаешь, девушку из нищей семьи кто-нибудь позовет замуж еще раз?

– Я сопротивлялась отчаянно, хотела бежать. Но куда – без денег? Я считала мать предательницей. Ведь она обещала, что я буду счастлива.

– А ты знаешь, что такое счастье? Замужняя жизнь, да к тому же обеспеченная, как раз и сделает тебя счастливой, – убеждала мать.

И она сдалась.

– А потом начался ад. Я входила в спальню, как в пыточную. Я не любила своего мужа и не могла этого скрыть.

А он не умел меня к себе расположить, вызвать хотя бы симпатию, отвечал свирепостью. Не выпускал из дома, оскорблял, бил. Я бы, конечно, убежала, но родился сын. Куда мне с ним было деться?

Потом она пыталась развестись. Муж категорически ей в этом отказывал. Как прошли восемь лет до развода, Маро рассказывать не хочет. Я и не настаиваю, вижу, как ей все еще тяжелы эти воспоминания.

Школу, правда вечернюю, она, вопреки запрету мужа, все-таки окончила. А потом сумела вырваться из этого дома. С семилетним ребенком уехала в Афины и там получила диплом дизайнера модной одежды.

Вернувшись, она сначала помогала матери шить вещи на заказ – к тому времени та уже горько раскаивалась, что вынудила дочь к ненавистному браку. Потом Маро стала брать заказы самостоятельно. К ней пришел успех: она с лету ловила последние веяния моды, а хороший вкус помогал ей понять, что именно нужно той или иной заказчице.

– Знаете, что самое трудное в моей работе? Убедить женщину в том, что ей идет, а что – нет. Молоденькая девушка хочет, чтобы я сшила ей модное платьице – пышную юбочку, рукава-фонарики. Но, кроме молодости, у этой девушки есть еще и несколько избыточный вес. И юбочка, и фонарики сделают ее пышной булочкой. Или еще. Приходит дама средних лет, приносит свою фотографию двадцатилетней давности и просит сшить ей платье, как вот на этом фото. Ведь оно так ей шло! Я объясняю, что такой покрой давно уже вышел из моды. «Но он меня так молодил», – спорит она. «Тогда молодил, а сейчас, наоборот, будет старить». – «Но мне не нравится эта современная мода, я так привыкла к старому фасону». И вот приходится уговаривать, убеждать, объяснять. Соединять их пожелания с их физическими данными. Иногда на это уходит уйма времени. Но я его не жалею. Мне репутация важнее.

Именно эта репутация позволила ей открыть магазин-ателье «Маро и Мода» в самом центре города. Здесь она не только принимает заказы, но еще и продает вечерние наряды, которые покупает у поставщиков по всему миру.

Я спрашиваю, что носят современные женщины, каковы тенденции сегодняшней моды. Она ведет меня в демонстрационный зал, показывает новинки.

Вот длинное платье для приемов – зеленый атлас, гипюр, стразы. А вот – для танцевального вечера – по белому шифону черные цветы, отделка плиссировкой. Вот «balloon dress» (платье-шар) для юной девушки, оно подойдет для домашней вечеринки или для клуба. Вот еще одно маленькое платье, отделанное крупными кистями, называется «чарльстон» – в честь танца, модного в 1930-е годы; в нем заметны мотивы моды того времени.

Маро показывает мне лиловое длинное платье: снизу вверх от шеи к подолу его рассекает драпировка разной длины. Она скрадывает живот, удлиняет фигуру. Маро объясняет, что это хорошо для полных женщин. А вот в этом серебристом шелковом костюме можно утром пойти на работу, а вечером в театр. В январе-феврале на Кипре холодно. Тогда очень кстати будет накинуть вот эту меховую пелерину.

– Конечно, я с удовольствием занималась бы только тем, что люблю – дизайном одежды, продажей вечерних платьев. Но я не могу себе позволить этим ограничиться, – говорит Маро. – Бизнес требует постоянной инициативы.

И она все время придумывает что-то новое. Открыла курсы для молодых девушек, что-то вроде Школы красоты, которую в Лимассоле посещала Эва.

– Часто бывает, что у моей клиентки вроде бы и фигура неплохая, и наряд красивый, а вида никакого. Я поняла, отчего это происходит – просто девушка не умеет носить вещи. Сутулится, голова опущена, не знает, куда девать руки. И вот я решила открыть курсы, где дети и подростки всему этому учились бы с раннего возраста. О том же Маро рассказывает и на телевидении: у нее есть своя программа «Если хочешь нравиться».

Однажды Маро решила участвовать в конкурсе красоты и получила титул Мисс Кипр.

– Ну вот, а уверяли меня, что вы не красавица, – припоминаю я ей.

– А вы думаете, что на таких конкурсах побеждают только красавицы? Нет, часто это именно те девушки, кто умеет правильно держаться и знает, как подчеркнуть и усилить достоинства своей внешности.

Я смотрю на Маро – да, сейчас передо мной не избалованная красавица, а сосредоточенная, деловая бизнес-леди. Она признается, что, конечно, не могла бы справиться со всей этой обширной деятельностью, если бы не супруг. Ее второй муж Андреас, красавец-аристократ, бывший офицер высокого ранга, всегда у нее на подхвате. «Я мальчик на побегушках, – полушутя говорит он. – Пойди туда, принеси то». Но Маро шутку не принимает: «Ты мой бизнес-партнер. Каждый из нас делает то, что нужно в эту минуту».

– Не знаю уж, красива я или нет, – говорит она на прощанье. – Но знаю точно: легкой мою жизнь не назовешь.

Марина

За большим семейным столом в деревне Авгору я заметила ее не сразу. Она ничем не проявляла себя: сидела тихо, только внимательно вслушивалась в разговор соседей. Мы оказались друг напротив друга, я ей кивнула, она ответила мне улыбкой. И сразу стало видно, что у нее очень выразительное лицо. Его отличала не яркая эффектность, а ум и интеллигентность.

Я сразу попала под обаяние ее манеры беседовать. Она не бросала случайные реплики, похоже, что привыкла не болтать, а вести содержательный разговор. Перед тем как ответить на вопрос, она делала небольшую вдумчивую паузу. А потом уверенно выражала свою мысль, точно подбирая слова. Я приняла ее за студентку или за аспирантку – на вид ей было не больше двадцати пяти. Она рассмеялась:

– О, я хотела бы быть студенткой. Но у меня уже двое детей. Старшей шестнадцать. Так что мне меньше сорока никак быть не может.

На ее лице не было видно никакой косметики (позже я узнала, что и времени для макияжа у нее не было). Но от нее веяло чистотой и свежестью, что и создавало ощущение молодости.

После учебы за рубежом, где она получила наследственную профессию врача-дантиста, она вернулась в Никосию. Вернулась с мужем, тоже дантистом. Сейчас в городе у них две собственные зубные клиники. Они отнимают массу времени и сил. А еще – двое детей-подростков.

– Остается ли время, чтобы получать удовольствие от жизни? – спросила я.

– О, я стараюсь радоваться каждую минуту. И создавать радость другим. Этому меня научили родители.

В атмосфере семьи столичного врача, где она родилась, властвовала любовь.

– Это был очень теплый дом. Папа и мама любили друг друга. Ну и, конечно, нас, детей. Я всегда чувствовала себя защищенной этой любовью. Она спасала меня от зависти – хотя, конечно, завистники были – и от недоброжелателей. Нам было не только тепло, но и интересно с мамой и папой. В свои выходные они выезжали с нами в горы или к морю. И когда, набегавшись, мы присаживались отдохнуть, родители читали нам книги или играли в общие игры. Это тепло я несу в себе всю жизнь. Оно помогает сохранять светлое состояние духа.

– А что может омрачить это светлое состояние?

– Дурные отношения. Я считаю, что мироощущение человека зависит от его отношений с окружающими – домочадцами, родственниками, сослуживцами.

– У вас лично эти отношения всегда складываются безоблачно?

– Ну что вы, так не бывает! Я же не на небесах живу – на земле. И мне приходится порой тратить немало усилий, чтобы эти отношения строить, сохранять.

– А с кем их легче строить – с домочадцами, с сослуживцами или родственниками?

– Трудно со всеми. Ну, может, с сотрудниками несколько проще – я же их сама нанимаю. Если что не сложилось, можно ведь и уволить. Правда, я стараюсь до этого не доводить. А с родственниками? Тут, конечно, немного сложней. Я всю жизнь прожила в городе, в семье врачей. А родители мужа из деревни не выезжали. Некоторые из его братьев и сестер тоже люди сельские. Им непонятны, а иногда и чужды привычки горожан. А мне кажутся странными кое-какие черты их быта.

– И часто возникают конфликты?

– Никогда. Я не позволяю себе хоть как-то проявить несогласие или недовольство. Я же сказала: отношения для меня – главная ценность. Чтобы их сохранить, я готова на любые уступки. Хотя иногда не так-то легко сдержать свои реакции. Для этого нужна большая выдержка.

– А как вам удается сохранять гармонию отношений дома?

– Смотря с кем. Между мной и мужем проблем нет. У нас схожие взгляды на жизнь, одинаковые интересы, наконец, общая профессия. Так что спорим мы редко. А вот дети… Пока были маленькими, отношения не вызывали беспокойства. Но теперь они подросли, и появились сложности.

– Курево? Наркотики? Дурные друзья?

– Нет-нет, этого, к счастью, нет. Но мне бы хотелось, чтобы они были с нами более откровенны. Раньше и сын и дочь бегали ко мне со всеми своими проблемами, делились впечатлениями. Сейчас стали скрытными. Особенно дочь. Все, что с ней происходит, для меня тайна. Я не знаю, куда она вечером идет, с кем встречается, как проводит время. Иногда я вижу, что она огорчена, пытаюсь выяснить, отчего – она молча встает и уходит. Кто-то мне сказал, что видел, как она гуляла с мальчиком. Что за мальчик? Что у них за отношения? Не нужна ли ей моя помощь? Может, и нужна, но она не хочет меня беспокоить. А может, все мои тревоги напрасны?

– И что вы намерены делать?

– Да, наверное, набраться терпения. Не отталкивать ее чрезмерным вниманием, дать ей понять, что я всегда на ее стороне, всегда ей готова помочь. Не суетиться. И – ждать, ждать.

– Главное – восстановить открытость и хорошие отношения? – спрашиваю я.

– Нет, главное – ее настроение. Важно, чтобы она чувствовала родительское тепло. И чтобы это тепло давало ей силы на всю жизнь, как дает мне.