Однако диалектика спасает положение.

В танцевальной музыке всегда присутствует андеграунд.

Он проявляет наивысшую творческую активность после того, как все приобретает отвратительно коммерческий оборот. Мейнстрим заимствует нечто, выжигает его и объявляет мертвым. Однако за это время пионеры успевают шагнуть дальше, вернуть себе инициативу и создать что-то новое.

Поэтому ругайте сверхкоммерческую клубную культуру сколько угодно. Каждое ваше с пессимизмом произнесенное слово будет правдой, но только это не важно, ведь андеграунд существует, а значит, есть свет в конце туннеля.

На каждого стремного продажного диджея, который со спокойной совестью заводит любую присланную рекорд-компанией пластинку, включает в свой сет не нравящиеся ему вещи, лишь бы остаться в списке адресатов или потому что их играют все остальные, и позволяет клубу диктовать ему репертуар, найдется другой диджей, который любит музыку, ищет и покупает пластинки и вместо того, чтобы крутить рекламную халяву, вырабатывает неповторимый стиль, устраивает собственные вечеринки, воспитывает последователей и творит оригинальную музыку.

Андеграунд всегда будет полон влюбленных в музыку людей, для которых она — не работа, а смысл жизни, пусть даже манипулирующий массами нарко-поп правит бал, а большинство диджеев утратили миссионерский пыл и вернулись в надежную раковину музыкального официанта. В исключениях сосредоточена энергия.

Еще одна причина не вешать нос — фрагментация танцевальной музыки на десятки специализированных жанров. Данная тенденция, противостоящая суперклубу и диджею-проститутке, только способствует экспериментам и творчеству. Можно биться об заклад, что из этих уединенных маленьких сцен родится нечто интересное и обязательно очень важное. Именно так мы получили диско, хип-хоп, хаус, а в последние годы — джангл, драм-н-бейс, британский гараж (speed-garage), тустеп, coastal breaks и так далее.

Что дальше? Кто его знает! Ясно одно: как всегда, где-то что-то развивается.

Последние сорок лет мы записывали поп-музыку. Теперь можно классно поразвлечься, переплавляя ее в самые разные формы. Группа умерла, да здравствует диск-жокей! Хватит ждать очередного «большого взрыва», давайте предвкушать удивительные «изюминки», выворачивающие кишки шумы, неожиданные столкновения сэмплов.

Танцевальная музыка сегодня действительно интернациональна. Музыкальные возможности приобрели всемирный характер. Влияние признанных столпов нашей истории простирается так далеко, что следующая великолепная пластинка может появиться как в Нью-Йорке, так и в Норвегии. Универсальный бит побеждает слова, и мы начинаем общаться на одном языке. Теперь французы могут делать музыку, которая нравится англичанам. Вообще, по-настоящему радикальные новые стили наверняка вытекут из очень странного источника, скрытого от пристальных взглядов танцевальных СМИ и комментаторов, набрасывающихся на всякое изобретение прежде, чем оно успеет расправить крылья.

Драматичному крушению барьеров содействует расцвет интернета как движущей силы распространения музыки. Если хаус явился реализацией панковского девиза «сделай сам», то сетевое вещание и хитроумные форматы компрессии звука, такие как mp3, позволяют зайти еще дальше. Средства производства музыки давно попали в руки масс. Теперь они владеют и средствами ее дистрибуции, а фирмы грамзаписи (единственные банки, у которых хватало глупости ссужать деньги музыкантам) избыточны. Любой диджей запросто формирует в сети глобальное комьюнити слушателей. Диск-жокеи нью-йоркского клуба развлекают лондонский танцпол. Диджей сочиняет трек у себя дома, пересылает коллеге на другой конец света, а тот выжигает его на «болванку» и включает в сингапурском клубе, куда заехал всего на пару часов.

Диск-жокей рядом с нами уже почти век. Его игнорировали, не понимали, презирали, боготворили и обожали. Он держался на переднем крае музыки, придавая ей свежие формы, извращая технологии и извлекая из них неслыханные завораживающие звуки. В непрерывном поиске материала, который не давал бы танцующим остановиться, он выковал длинную цепь прогрессивных жанров. В США диджей создал поразительную музыку, а затем Великобритания приютила его и сделала звездой. Он продолжал творить волшебство, и вокруг него выросла музыкальная культура, более революционная и прочная, чем когда-либо.

После лета любви 1988 года британская молодежь смогла насладиться трансцендентными ритуалами, которые легли в основу американской эволюции танцевальной музыки. Они наконец-то ощутили всю силу диджея, причем в больших количествах. Теперь, после покорения Европы и многих стран Южного полушария, эта музыка распространяется через Атлантику в обратном направлении. Диджей, создавший по-настоящему универсальную (по сравнению с предшествовавшими) форму музыки является проводником праздника и братства на планетарном уровне. Можно сказать, что он — наивысшее воплощение древней шаманской роли, самый могущественный колдун в истории, который как никто другой умеет вывести нас из прозаичности дня в красочную жизнь ночи.

Почему мы преклоняемся перед тем, кто ставит пластинки? Потому что иногда он способен на нечто божественное. Нигде вы так не повеселитесь, как в клубе, соединившем все необходимые компоненты.

«Действительно классный диджей знает, как заставить плохую пластинку звучать нормально, хорошую — отлично, а отличную — фантастически. Он добивается этого с помощью контекста, в котором включает записи, их последовательности и различных фокусов. Классный диджей умеет маленьким хлюпающим звуком вызвать спонтанный взрыв аплодисментов. Это кажется ненормальным. Раздается какой-то звук, типа wha-wha-wha, а народ кричит: Yeeeaaah! Он может ввести тарелки так, чтобы люди хлопали им в такт. Когда он делает так, это изумительно. А если он делает это хорошо, то вы испытываете прямо-таки неземные ощущения».

Это поистине мистическое искусство. Оно кажется банальным, но в нем заключена феноменальная и неописуемая мощь. Настоящий диджей может пробудить в публике более сильные чувства, чем сочинитель самой волнующей оперы, или автор самого одухотворенного романа, или режиссер самого жизнеутверждающего фильма.

Если вы диджействуете мастерски, то вы играете не пластинки, а играете танцполом. Вы микшируете не мелодии, а энергию и эмоции, переходите от удивления к надежде и счастью, от раскрепощения к экстазу и любви. Если все идет как надо, вы вживаетесь во все тела в зале и понимаете, что они переживают и куда движутся, ведь вы сами ведете их туда. Вы отрываете их от земли и переносите на небеса. Вы трогаете их тела и души музыкой, струящейся из ваших рук.

Вы позволяете им испытать всю прелесть момента.

«Влажные ладони. Улыбки до ушей. А какая напряженность пронизывает вас, когда вы одни в своей кабинке! Боже мой! Какую пластинку включить дальше? Бешено ищешь, полагаясь на интуицию, передумываешь, затем вдруг возвращаешься к первому решению, второпях вынимаешь ее из конверта и включаешь, едва не опоздав… Вот оно!

И ты видишь, как люди улыбаются.

И подпевают.

И улетают»[219].

Примечания:

2

Нет проблем, которых я не могу решить, / поскольку я умею сводить (англ.).

21

Отсюда прямо в стратосферу мы громко и ясно прокричим ee-tiddy-o and a ho, а я снова на сцене с музыкальной машиной, говорю вам oo-pap-doo и привет! (англ.).

219

В последней главке мы цитируем Дома Филлипса и Дейва Доррелла. — Прим. авт.