ПИНХАС ИЗ КОРЕЦА И ЕГО ШКОЛА[115]

В юности равви Пинхас зарабатывал на жизнь тем, что был меламмедом, то есть учил детей в Кореце, где был известен как «черный меламмед». Свою истинную природу он скрывал от всех. Единственным, кто знал о сути его существа, был рав Кореца. У этого рава в здании бани была своя комната и своя купальня. Равви Пинхас попросил у рава разрешить ему ходить в эту купальню когда он захочет, в любое время суток, и рав сказал банщику, чтобы тот пускал Пинхаса в любой час.

Однажды равви Пинхас пришел после полуночи и разбудил банщика. Банщик же не захотел ему открывать, потому что накануне купил гусей и загнал их на ночь в комнату рава. Но «черный меламмед» не принял такого ответа. Он стал отдирать с крыши дранку, покуда не получился лаз, через который он и проник в баню. Когда «черный меламмед» вылез таким же способом обратно, часть стены обрушилась и ударила его по голове с такой силой, что он не устоял на ногах и упал без сознания. Так Пинхас пролежал в течение нескольких часов. Утром люди нашли его и подумали, что он умер. Рав, услышав об этом, сказал, чтобы никто не трогал Пинхаса. Сам же он не пошел туда сразу, а отправился сперва в синагогу, где стал молиться: «Господи миров, сохрани ему жизнь! Господи миров, сохрани этого цадика живым для нас!» Затем рав пошел туда, где лежал Пинхас, и стал тормошить его, говоря: «Пинхасель, вставай! Иди учи своих учеников! Вспомни, что ты наемник, которому надлежит выполнять его дневную работу!» И равви Пинхас встал и пошел к себе в школу.

Когда равви Пинхас в первый раз приехал к Баал Шему, тот внимательно посмотрел на него и послал за врачом, чтобы пустить гостю кровь. Но прежде чем врач начал, Баал Шем попросил его делать кровопускание внимательно, сказав при этом: «Это святая кровь, сохраненная со времени шести дней творения. Так что если ты не уверен, – добавил Баал Шем шутливо, – лучше вскрой мою вену!»

КОГДА ПРИВЕЗУТ ЛИМОН*[116]

Когда Баал Шем Тов умирал, его ученик равви Давид из Острога пришел к нему и сказал: «Равви, зачем ты оставляешь нас?» Цадик ответил ему шепотом: «Медведь*[117] – в лесу, Пинхас – мудрец». Ученик понял, что эти слова указывают на равви Баэра из Межрича и равви Пинхаса из Кореца. Хотя Пинхас и не принадлежал к числу учеников Баал Шема, однако он дважды приезжал к нему – второй раз незадолго до его смерти, – и Баал Шем за это время хорошо узнал его.

После смерти наставника равви Баэр стал учить вместо него. Равви же Пинхас продолжал оставаться безвестным. Он читал молитвы в синагоге, сидя за печкой, и никто не обращал на него внимания.

У равви же Давида из Острога, который был весьма состоятельным человеком, была привычка каждый год перед праздником Кущей*[118] покупать два самых лучших лимона: один – для Баал Шема, а другой – для себя. Но в год, последовавший за смертью наставника, он купил перед праздником вместо двух три прекрасных лимона: один – для себя, один – для равви Баэра и один – для равви Пинхаса.

В тот год лимонов было очень мало, а в Корец их вообще не привезли. В первый день праздника Кущей вся конгрегация Кореца пребывала в молитвенном ожидании, желая увидеть, не сможет ли кто–нибудь из посланных людей купить хотя бы один лимон в каком–нибудь соседнем городе. Наконец, не дождавшись, главы конгрегации решили, что следует прочесть ежедневную утреннюю молитву; тем временем, возможно, и приедет кто–нибудь с лимоном. Но по завершении утренней молитвы никто не приехал. Поэтому чтеца попросили начать службу, определенную на этот день. Нехотя тот поднялся на кафедру. Но не успел он произнести даже слова благословения, как откуда ни возьмись появился «черный меламмед», вставший со своего места за печкой, и сказал чтецу: «Не начинай!» Затем он вернулся на свое место за печкой. Люди ничего не заметили, и когда они спросили чтеца, почему тот не начинает, и он указал им на равви Пинхаса, они очень удивились и потребовали объяснений. «В должное время здесь будет лимон», – ответил Пинхас. «Что ты имеешь в виду? – закричали все. – Что значит «должное время»?» – «В ближайший час». – «А если лимона не будет, то мы тебя поколотим. Как ты на это смотришь?» – «Не имею ничего против», – отвечал равви Пинхас.

Не прошло и часа, как сообщили, что верхом приехал какой–то крестьянин и привез что–то для равви Пинхаса. Это оказались лимон и письмо. Все столпились, чтобы послушать, что было написано в письме. В качестве адресата значилось следующее: «Главе всех сыновей рассеяния»*[119]. Автор письма был известен многим своей святостью. Равви Пинхас взял лимон, сказал, чтобы принесли ваий, и произнес благословение. Его попросили передать их чтецу, чтобы он мог прочесть псалмы Халлеля*[120]. «Я сам прочту их», – сказал равви Пинхас. Он взошел на кафедру и стал читать.

Рассказывают.

Когда равви Пинхас прославился и к нему за советом стало приходить все больше и больше хасидим, он забеспокоился, видя, как все это отвлекает его от служения Богу и от изучения Торы. Единственным желанием Пинхаса было сделать так, чтобы люди перестали приносить ему свои проблемы, и его молитва об этом была услышана. С того момента он перестал общаться с людьми – кроме тех случаев, когда он молился вместе со всей конгрегацией, – но держался особняком, занимаясь исключительно служением Господу.

Когда приблизился праздник Кущей, Пинхас позволил изготовить свой праздничный шатер нееврею, ибо евреи отказались ему помогать. Так как у Пинхаса не хватало необходимых для этого инструментов, он послал свою жену попросить их у соседа, но та смогла получить их лишь с очень большим трудом. Когда вечером в праздник Пинхас был в Доме Учения, он, как поступал каждый год, попросил нескольких странников отобедать с ним, но Пинхаса теперь ненавидели повсюду, и никто не принял его приглашения, так что он вернулся домой один. Когда же он произнес слова приглашения святых гостей*[121], патриархов, чтобы они пришли в этот праздничный вечер к нему в шатер, то увидел отца нашего Авраама, стоявшего снаружи. Он выглядел так, словно пришел в знакомый ему дом, где был не раз, и увидел, что теперь это не тот дом, к которому он привык, и поэтому от удивления не знал, что делать. «Что я сделал неправильно?» – обратился к нему равви Пинхас.

«Не в моем обычае входить в дом, где в качестве гостей нет ни одного странника», – отвечал отец наш Авраам.

С того момента равви Пинхас молился лишь о том, как ему вернуть расположение людей, и его молитва снова была услышана.

Говорил равви Пинхас: «Все мы знаем, что в незапамятные времена, когда Бог устраивал миры, разделяя их по разным сосудам, эти сосуды не выдержали всего помещенного в них богатства и разбились. Поэтому в низшие миры тоже проник свет и они не остались во мраке. Точно так же разбивает и цадик сосуды в своей душе».

Однажды равви Пинхас процитировал такие слова: «Душа человека научит его»*[122]. Объясняя их, он сказал: «Нет такого человека, которого бы непрерывно не учила его душа».

Один из учеников спросил равви: «Если это так, то почему люди не слушаются своих душ?»

«Душа учит постоянно, – продолжал объяснять равви Пинхас, – но никогда не повторяется».

Говорил равви Пинхас: «С тех пор, как я начал истинно служить Творцу моему, я уже больше не пытаюсь самостоятельно приобрести что–либо, но беру только то, что дает мне Бог. Ибо, если ученик темен, он сможет впитать любой приходящий к нему луч света».

Говорил равви Пинхас: «В каждом слове и каждом действии содержатся все десять сефирот, десять сил, изливающихся из Бога, ибо они наполняют собой весь мир. Неправильно думают люди, что милость – это один изначальный принцип, а суровость – другой. Ибо в каждой вещи содержатся все десять творящих сил. Кто опускает руку, в того таинственным образом вливается свет. Кто поднимает руку, из того таинственным образом изливается свет. Полнота взаимного движения высшего и низшего вмещает в себя тайну милости и суровости.

Нет слов, самих по себе бессмысленных. Нет действий, самих по себе бесполезных. Сам человек делает слова бессмысленными, а дела бесполезными, неправильно говоря и поступая».

Равви Рафаэль из Бершада, любимый ученик равви Пинхаса, рассказывал: «В первый день Ханукки*[123] я пожаловался равви, что в несчастье трудно человеку сохранить веру в то, что Бог заботится о каждом из людей. Ему кажется, что Бог скрывает от него, несчастного. Свой лик. Что делать такому человеку, чтобы укрепить свою веру?»

Равви ответил: «Если он знает, что это сокрытие, то это уже не сокрытие».

Один ученик равви Пинхаса стал испытывать сомнение, ибо не мог понять, как это Бог может знать обо всех его помышлениях, даже о самых смутных и неопределенных. Он пошел к учителю, чтобы попросить его рассеять сомнение, раздиравшее сердце ученика. Когда он подходил к дому наставника, то увидел, что равви Пинхас стоит и смотрит на него в окно. Ученик вошел, поприветствовал наставника и уже собирался поведать о своих печалях, как цадик прервал его, сказав: «Дорогой мой, мне это известно. Почему же ты думаешь, что Бог не может этого знать?»

Говорил равви Пинхас: «На Новый год Бог пребывает в состоянии, называемом «восседающий на троне», и тогда каждый может увидеть его – каждый в соответствии с собственной природой: один – рыдая, другой – молясь, третий – исполняя хвалебную песнь».

Однажды на Новый год, перед тем, как вострубить в бараний рог, равви Пинхас сказал: «Во сне все творения обновляются, даже камни и ручьи. И если человек хочет снова и снова обновлять свою жизнь, то перед сном ему следует каждый раз совлекать с себя свою оболочку и представлять Богу свою обнаженную душу. Такая душа, взойдя к Небу, обретет новую жизнь. Но сегодня – день великого обновления, и все духовные творения погружаются в глубокий сон: и ангелы, и святые имена, и буквы Писания. Таков смысл великого суда, в котором обновляется дух. Так что сегодня человек погрузится в глубокий сон и обновляющая рука Бога коснется его». После этих слов он поднес бараний рог к своим губам.

Спросили равви Пинхаса: «Почему Мессия должен родиться в годовщину разрушения Храма, как о том говорит традиция?»

«Зерно, – отвечал равви, – брошенное в землю, должно рассыпаться, чтобы из него мог пробиться росток. Силу нельзя восстановить без того, чтобы прежде не погрузить ее в глубокую тайну. Совлечение формы, облачение в нее – все это делается в состоянии чистого ничто. При забывании возрастает сила памяти. Такова и сила воздаяния. В день разрушения сила опускается на самое дно бездны и поэтому затем возрастает. Вот почему в этот день мы посещаем могилы. Вот почему в этот день родится Мессия».

Говорил равви Пинхас: «Соломон, Проповедник, говорит: «Суета сует, суета сует, – все суета!»*[124] – потому что он хочет разрушить этот мир, чтобы можно было воспринять новую жизнь».

Говорил равви Пинхас: «Послушайте, и я расскажу вам о смысле чуда света в Ханукку. Свет, скрытый со дней творения, тогда открылся. И каждый год, когда на Ханукку зажигают светильники, во плоти является скрытый свет. И это свет Мессии».

Равви Пинхаса кто–то спросил: «Почему сказано «в день, когда Бог сотворил на земле человека», а не «в день, когда Бог сотворил на земле человечество»?»

Равви Пинхас ответил: «Чтобы ты служил своему Творцу так, словно на земле существует один–единственный человек – ты».

Спросили равви Пинхаса: «Почему Бога именуют «маком»*[125], то есть «место»? Он, конечно, место, где находится мир, но не следует ли Его тогда называть «местом мира», а не просто «местом»?»

Цадик ответил: «Человек должен войти в Бога так, чтобы Бог мог его окружить со всех сторон и стать его местом».

Как–то спросили равви Пинхаса, почему когда он молится, то нельзя услышать ни единого звука и увидеть хотя бы одно движение, так что кажется, что он утратил рвение, которое других цадиким заставляет во время молитвы содрогаться всем существом, с головы до пят.

«Братья, – отвечал цадик, – молитва означает прилипание к Богу, а прилипание к Богу означает утрату собственной сущности, как будто душа покидает тело. Наши мудрецы говорят, что есть смерть тяжелая, словно травление каната на корабельных мачтах, и что есть смерть легкая, словно пропускание волоса через молоко; эта последняя называется «смертью в поцелуе». Эта легкая смерть даруется людям по моей молитве».

Объясняя слова Писания «Он – псалом твой, и Он – Бог твой»*[126], равви Пинхас сказал: «Он – псалом твой, и Он же – Бог твой. Молитва, возносимая человеком, по сути своей – это Бог. Это не так, как если ты просишь что–либо у друга: он – это одно, а твои слова – другое. Не такова молитва, в ней все высшее едино. Молящийся, который думает, что его молитва – это нечто отдельное от Бога, подобен просителю, которому царь дает то, о чем тот его просил. Но знающий, что молитва – это по сути своей Бог, подобен царскому сыну, который сам идет в сокровищницу отца и берет что ему нужно».

Во дни равви Пинхаса был как раз опубликован молитвенник, основанный на кавванот букв и подписанный именем равви Исаака Лурии, великого каббалиста. Ученики равви Пинхаса испросили у цадика разрешение молиться по этой книге, но спустя какое–то время они вновь пришли к нему и стали жаловаться, что с тех пор, как они стали использовать этот молитвенник, они утратили чувство полноты жизни, которое им всегда даровали их молитвы. Сказал им на это равви Пинхас: «Всю силу и направленность своих помышлений вы вложили в кавванот святых имен, в комбинации букв, и тем уклонились от сути молитвы – сделать свои сердца едиными и целиком посвятить их Богу. Именно поэтому вы и утратили чувство полноты и святости жизни».

Равви Пинхас всегда высоко отзывался о музыке и пении. Однажды он сказал: «О Владыка мира! Если бы я умел петь, я не дал бы Тебе обитать в Небесах. Своим пением я заставил бы Тебя сойти вниз и пребывать здесь, с нами».

Как–то равви Пинхасу долго рассказывали о том, какие страдания царят среди нуждающихся. Он слушал, охваченный печалью. Затем он поднял голову и сказал: «Давайте сведем Бога в мир, и тогда все нуждающиеся утешатся».

Говорил равви Пинхас: «Молитва, возносимая не за весь Израиль, – не молитва вовсе!»

Говорил равви Пинхас: «Бывает, что поющий не может петь громко; но вот подходит к нему другой, который поет громко. Тогда и первый начинает петь громче. В этом – тайна связи духа с духом».

Говорил равви Пинхас: «Сказано в книге «Обязанности сердец» («Ховот ха–левавот»)*[127], что живущий праведно видит оком, которое не есть око, и слышит ухом, которое не есть ухо. И это правда! Ибо часто, когда кто–нибудь приходит ко мне за советом, я слышу, как он сам же себе и отвечает».

Спросили равви Пинхаса: «Почему человек, встречающий своего друга после разлуки более чем в двенадцать месяцев, говорит при встрече слова приветствия «самому живому из мертвых»?»

Цадик ответил: «Каждый человек обладает на Небесах своим светом. Когда двое встречаются, их огни сливаются, рождая новый свет. Это называют рождением, новый же свет – это ангел. Но такой ангел не может жить более двенадцати месяцев, если только двое породивших его не встретятся на земле еще раз прежде, чем окончится срок. Но если они встречаются спустя двенадцать месяцев, то могут вновь оживить ангела. Вот почему при встрече они произносят такие слова».

Спросил как–то равви Рафаэль у своего учителя, равви Пинхаса: «Почему у людей разные лица?»

Ответил равви Пинхас: «Потому что человек сотворен по образу Божиему. Каждый из людей сосет божественную жизненную силу из своего места, хотя все они образуют Человека (Адама). Вот почему лица людей – разные».

Говорил равви Пинхас: «В каждом человеке есть нечто драгоценное, чего нет ни в ком другом. Поэтому сказано: «Никого не презирай»*[128].

Слова же Талмуда «Всякий праведник завидует брачному покрову соседа своего» он объяснял так: «Праведник завидует тому сокровенному, тому скрытому, тому драгоценному, что есть только в сердце его соседа, и ни в ком другом».

Жена равви Пинхаса однажды бранила своего слугу. Это не понравилось равви, и он сказал ей: «Нельзя обижать этого еврея. Он благочестив, очень благочестив!» Речь шла о водовозе по имени Хирш, только что доставившем в дом равви бадью с водой. Это был очень простой человек, неженатый, хотя ему было уже сорок лет. Равви говорил своей жене: «Боюсь я за Хершеле – он такой благочестивый, такой благочестивый!»

Говорил равви Пинхас: «Отношение Бога к грешнику можно уподобить князю, у которого кроме великолепных дворцов есть маленькие хижины, укрытые в лесах и селах, в которых он останавливается, когда выезжает на охоту или отдохнуть. И тогда любой дворец значит для него не больше простой хижины. Одно с другим несопоставимо, и то, на что способно ничтожное, великое не в состоянии сделать. Так же и праведник: хотя значение и дела его велики, он не может совершить того, что совершает грешник, когда молится или делает что–либо во славу Господа, и Бог, взирающий на мир, радуется ему. Поэтому праведнику не следует считать себя лучше грешника».

Равви Пинхас сказал как–то одному хасиду: «Если человек хочет наставить своих домашних на праведный путь, он не должен на них сердиться. Ибо гнев пачкает не только его душу, но и души тех, на кого он сердится».

В другой раз он сказал: «С тех пор, как я победил свой гнев, я держу его в кармане. Когда нужно, я достаю его оттуда».

Во дни праздника Кущей равви Пинхас толковал отрывок из книги пророка Иезекииля, читаемый на той неделе, в котором говорится о пришествии Гога и Магога*[129]. Он сказал: «Согласно традиции, главная битва в войне с Гогом придется на дни праздника Кущей. Люди обычно говорят о ком–либо из других людей или народов: «Этот человек велик, как Гог; этот народ велик, как Гог». Почему? Потому что Гог велик в своей надменности и жестокости. Такова же и битва, через которую мы должны проходить во дни праздника Кущей, – битва с нашей собственной гордостью».

Равви Рафаэль, смиренный во все дни своей жизни, постоянно отказывавшийся от почестей, много раз просил своего учителя рассказать ему, как можно полностью избавиться от гордости, но ответа не получал. Однажды он снова подступился к наставнику: «О, равви! Гордость, гордость!»

«Что ты хочешь? – сказал наконец равви Пинхас. – Борьба с гордостью – это то, чем человек должен заниматься постоянно и что он никогда не сможет окончить. Ибо гордость – облачение Бога, как сказано: «Господь царствует; Он облечен величием»*[130]. Но Бог безграничен, и тот, кто горд и величав, повреждает облачение беспредельности. Поэтому и работа по самообузданию – беспредельна».

Так толковал равви Пинхас стих псалма «Очи мои всегда к Господу; ибо Он извлекает из сети ноги мои»*[131]: «Как птицелов расставляет сеть и птица попадает в нее и запутывается лапами в нитях, так и Злое Начало ловит человека во всем благом, что он делает, – в учении, благодеянии и во всех видах религиозного служения – завлекая его в сеть гордости. И если человек попадает в эту сеть, сам он способен вылезти из нее не больше, чем пойманная сетью птицелова птица. Ничто не может его спасти, кроме помощи Бога».

Говорил равви Рафаэль из Бершада: «Сказано, что гордецы снова рождаются в виде пчел. Ибо гордец говорит в сердце своем: «Я писатель! Я музыкант! Я ученый!» Воистину справедливо сказано о них, что и на пороге ада они не обратятся к Господу. Поэтому после смерти такие люди рождаются снова, но уже в виде пчел, которые постоянно жужжат: «Это ж–ж я! Это ж–ж я! Это ж–ж я!»

Говорил равви Рафаэль: «Как хорошо, что Бог запрещает нам быть гордыми! Если бы Он это разрешил, как бы я смог исполнять Его заповеди!»

Говорил равви Пинхас: «То, за чем ты гонишься, ты никогда не настигаешь. Но когда ты никуда не торопишься и все идет своим чередом, то то, что ты хотел, само приходит к тебе. Разруби большую рыбу, и внутри ее всегда найдешь маленькую, лежащую головой к хвосту».

Тот же равви Пинхас говорил: «Сила порицаемого больше силы того, кто порицает. Ибо если человек смиряет себя и принимает порицание, понимая, что оно справедливо, то именно о таком человеке сказано: «Я живу на высоте небес и во святилище, а также с сокрушенными и смиренными духом»*[132].

Когда равви Пинхас и его ученики говорили о грешных или злых людях, они всегда вспоминали совет, который Баал Шем Тов дал однажды отцу вероотступника, что теперь он должен любить сына больше. «Когда ты видишь, – говорили они, – что кто–либо ненавидит тебя и причиняет тебе зло, сосредоточь свой дух и возлюби его больше, чем прежде. Только так ты сможешь переменить его отношение к тебе. Ибо весь Израиль – колесница святости. Если среди сынов Израиля преобладает любовь и единство, то с ними – Божественное Присутствие (Шехина) и вся святость. Но если (да не допустит этого Бог!) среди них появляется раскол, разлад, то святость ниспадает в «раковины». Так что, если твой сосед в духе своем отдаляется от тебя, ты должен стать ему еще ближе, чем прежде, – чтобы преодолеть возникшую пропасть».

Равви Шемуэль говорил о равви Рафаэле Бершадском: «Когда он собирался в летнюю поездку, то позвал меня и попросил поехать с ним и разделить его повозку. Я сказал: «Боюсь, я стесню тебя». Тогда равви Рафаэль сказал мне с интонацией, какой обычно выражал свое особое расположение: «Если мы возлюбим друг друга больше, то у нас появится и чувство простора». После того как мы помолились, он снова сказал мне: «Бог – наш многолюбезный друг».

Говорил равви Рафаэль: «Измерять поведение человека – это великое зло, особенно когда человек соизмеряет свое поведение с поведением других: он словно бы всегда подходит к людям с меркой и весами».

Однажды равви Рафаэль заболел и думал, что близок час его кончины. И тогда он сказал: «Теперь необходимо отложить все мерки, дабы они не отделили мое сердце от сердца всякого иудея на этой земле».

Говорил равви Пинхас: «Мы должны также молиться и за грешников среди людей этого мира; мы должны возлюбить их. Если мы не будем за них молиться, если мы не возлюбим их, Мессия не придет».

Тот же равви Пинхас часто говорил: «Мой Рафаэль знает, как возлюбить даже самого последнего из грешников!»

О словах молитвы «Творящий мир на высотах Своих да сотворит мир над нами»*[133] равви Пинхас сказал: «Все мы знаем, что Небеса (Шамайим) сотворены, когда Бог установил мир между огнем (эш) и водой (майим). А Тот, Кто установил мир между двумя противоположностями, в состоянии сотворить мир и над нами».

Равви Рафаэль Бершадский был великим миротворцем. Он часто заходил в дома хасидим и обращался к их женам, чтобы в их сердцах могла возрасти готовность сохранять мир со своими мужьями.

Однажды, в девятый день Ава, годовщину разрушения Храма, случилось ему быть в одной общине, члены которой уже очень долго враждовали между собой, и конца их ссорам не было видно. Представители одной из враждебных сторон попросили равви Рафаэля быть их посредником в примирении. При этом они сказали: «Но, наверное, равви не хочет, чтобы мы докучали ему своими делами в этот день траура».

«Нет для этого лучшего дня, – произнес в ответ равви Рафаэль. – Ибо из–за тщетной вражды*[134] и был разрушен Град Божий».

В субботу, когда читается первая глава Писания, глава о сотворении мира, бершадские хасидим сидели весь день вокруг стола и пели: «Суббота творения, все – едино! Суббота творения, все – едино!»

Говорил равви Пинхас: «Я всегда стыдился быть больше мудрым, чем благочестивым». Затем он прибавлял: «Я хотел бы быть скорее благочестивым, нежели мудрым, но больше, чем благочестивым и мудрым вместе, я хотел бы быть добрым».

Равви Пинхас говорил своим ученикам: «Я нашел, что нет ничего более трудного, чем преодолеть ложь. Я трудился над этим четырнадцать лет. Я переломал себе все кости, пока наконец не избавился от лжи».

Он также говорил: «Ради истины я трудился двадцать один год: семь лет ушло на то, чтобы понять, что такое истина; семь лет – на то, чтобы избавиться от лжи; и еще семь – на то, чтобы воспринять истину всем своим существом».

Однажды, когда равви Пинхас читал вечернюю молитву и дошел до слов «Хранящий Израиль», из глубин его души вырвался крик. Случилось, что в это время мимо синагоги проходила графиня, владелица тех мест. Она подошла, наклонилась, пытаясь заглянуть в низенькое окошко, и прислушалась. Затем сказала свите: «Как истинен этот крик! В нем нет и тени фальши». Когда об этом рассказали равви Пинхасу, он, улыбнувшись, заметил: «Все народы мира узнают правду, когда слышат ее».

Однажды в канун Йом–Кипура перед молитвой «Все обеты» («Кол–Нидре») члены общины, читая псалмы, громко вопили. Обратился к ним равви Пинхас и сказал: «Что вы так стараетесь? Не потому ли, что чувствуете, что ваши слова не возносятся ввысь? А почему это так? Потому что целый год вы лгали. Кто весь год лжет, у того уста становятся лживыми. А как могут из лживых уст выйти правдивые слова, обращенные к Небесам? Я много размышлял над этим, так что поверьте мне. Вы должны обещать больше не лгать. Когда уста ваши станут правдивы, то слова, исходящие из них, сами вознесутся к Богу».

Однажды, входя в Дом Учения, равви Пинхас заметил, что его ученики, до этого о чем–то говорившие, вдруг смолкли и как–то смутились. Он спросил их: «О чем это вы говорили?» – «Равви, – сказали они, – мы говорили о том, как нам стыдно, что Зло преследует нас». – «Не беспокойтесь, – ответил равви, – вам не следует относиться к этому серьезно. Ибо сейчас такое время, что Зло постоянно преследует нас».

Некий цадик скончался и вскоре после этого явился во сне равви Пинхасу, который был его другом. Равви Пинхас спросил его: «Как судят там за грехи молодости?»

«Если грешник раскаялся, смягчают наказание, – ответил умерший. – Но ложное благочестие наказывается очень сурово».

Однажды, входя в Дом Учения, равви Пинхас посмотрел на кафедру. «Эта кафедра тоже, – сказал он, – предстанет перед судом на Новый год. Тогда решится ее судьба: будет ли она разрушена или сохранится в целости».

Говорил равви Пинхас: «В субботу люди приходят послушать. слова поучения. Тогда они полны рвения. Но ч первый же день недели все становится таким же, как до су обиты. И гогда как чувства, так и память человека наталкиваются на препятствие. Ибо как только святость субботы удаляется словно бы за тысячу миль, никто уже о ней не помнит. Это напоминает человека, приходящего в себя после одержимости: он не в состоянии вспомнить то, что было с ним во дни его одержимости».

Однажды пришли к равви Пинхасу женщины из соседнего города и стали делиться с ним своими обыденными проблемами. Когда на следующее утро, перед молитвой, он опять увидел их у своей двери, то не выдержал, побежал в дом сына и воскликнул: «Покуда придет Мессия, у нас изведут всех цадиким, „добрых евреев“*[135]!» Спустя какое–то время он, поразмыслив, сказал: «Ты думаешь, что это грешники мешают приходу Мессии? Нет, это «добрые евреи» мешают Ему. Гвоздь в стене – что он мне сделает! Но булавка в моей рубашке – вот что меня колет!»

Говорил «дедушка из Шполы»: «Быть знаменитым плохо. Было время, я ходил с бедными странниками из города в город. Как–то мы пришли в городок, где в то время жил равви Пинхас из Кореца. Был праздник, и большой стол в доме равви был накрыт для бедных. Я вошел вместе со всеми и сел за стол. Равви Пинхас обошел всех гостей и каждому дал сладости. Дойдя же до меня, он поднял меня со скамьи и поцеловал в лоб.

Когда я начал становиться знаменитым, я снова пришел в город, где жил равви Пинхас, чтобы провести с ним субботу. Одетый в прекрасные одежды, которые я теперь носил, я приблизился к равви и поприветствовал его. Но он лишь улыбнулся и спросил: «Ты кто и откуда?» Так что быть знаменитым совсем нехорошо».

Равви Пинхас сказал: «Если кто–либо говорит, что слова Торы – это одно, а слова мира – другое, то такой человек отрицает Бога».

Говорил равви Пинхас: «Сны – это испражнение наших мыслей, ими мозг очищается. Вся мудрость мира – это испражнение Торы, ими Тора очищается. Поэтому сказано: «Когда Господь вернет изгнанников в Сион, мы будем как во сне». Ибо тогда откроется, что мудрость существует только для того, чтобы Тора могла очищаться, а изгнание – для того, чтобы мог очищаться Израиль и чтобы все было словно сон».

Спросили равви Пинхаса: «Как следует понимать, что до Вавилонского столпотворения у людей был один язык, а после того, как Бог смешал их язык, каждый народ стал говорить на своем собственном наречии? Как это оказалось возможным, чтобы люди вдруг стали говорить каждый на своем языке и понимать только свой язык, хотя до этого у всех у них был один общий язык?»

Равви Пинхас ответил так: «До Вавилонского столпотворения все народы говорили на Священном языке, хотя у каждого из них помимо того был и свой отдельный язык. Поэтому сказано: «И был на всей земле язык единый», то есть Священный язык. На своем языке каждый народ говорил промеж себя, а Священный язык все народы использовали, чтобы общаться друг с другом. И что сделал Господь, чтобы наказать их? Отнял у них Священный язык».

Говорил равви Пинхас: «Если человек решается на что–то великое, и решается делать это в духе истины, ему не следует опасаться, как бы кто–либо еще не сделал того же самого. Но если он делает это не в духе истины, но стремится лишь к тому, чтобы стать непревзойденным, то низводит великое до степени ничтожного – и тогда любой способен стать его подражателем».

Однажды равви Шмелке и его брат, ставший потом равом во Франкфурте, отправились к равви Пинхасу, чтобы отведать у него истинный вкус субботы. Они прибыли в пятницу и увидели цадика на кухне, где, в ожидании наступающих святых часов, он наблюдал за приготовлением рыбы. Равви Пинхас приветствовал гостей такими словами: «Исайа говорит: «Ибо Господь так говорит об евнухах», то есть о тех, кто не может насладиться священной радостью; «которые хранят Мои субботы»*[136], то есть блюдите субботу, и вы насладитесь ее истинным вкусом».

Говорил равви Пинхас: «Все шутки – из рая, и даже насмешки, если они произносятся от чистого сердца».

Однажды в доме равви Пинхаса играли свадьбу. Свадебный пир длился много дней, и за это время и число гостей не уменьшилось, и ничего не повредили, даже не разбили ни одной бутылки. Когда люди стали удивляться этому, равви Пинхас сказал: «Чему вы удивляетесь? Мертвые – хорошие смотрители!» Тогда все поняли, почему во время танца равви закричал: «Эй вы, мертвые! Почему вы ничего не делаете? Присматривайте–ка за тем, чтобы ничего не разбилось!»

Равви Лейб бен–Сара приезжал к равви Пинхасу несколько раз в год. Между ними не было согласия о мирских делах, ибо равви Лейб совершал свое служение тайно и по всему миру, а равви Пинхас считал, что никто не в состоянии совершить свое служение хорошо, если не будет находиться в каком–то одном определенном месте, предназначенном только для него. На прощание равви Пинхас всегда говорил своему другу: «Мы никогда не придем к согласию, но цель твоего служения – Небеса, и цель моего служения – Небеса, так что мы едины и то, что мы делаем, – это одно и то же».

Как–то равви Лейб приехал в город Острог на празднование Йом–Кипура. По окончании службы он пошел к равви Пинхасу обменяться с ним пожеланиями на грядущий год. Они закрыли дверь и какое–то время беседовали наедине. Когда равви Пинхас вышел, лицо его было мокрым от слез, еще капавших из глаз. Когда он провожал равви Лейба, хасидим услышали такие слова: «Что мне делать, если воля твоя – уйти первым?» В тот год равви Лейб на исходе зимы скончался на горе Адар, равви же Пинхас скончался на исходе лета на горе Элул.

Спустя много лет хасидим рассказывали о таком случае. На последнем повороте дороги, ведущей к Западной Стене Храма, «Стене Плача», некий цадик однажды вечером видел высокую женщину. Она пала ниц и горько плакала. Тут и его глаза наполнились слезами, и какое–то время он ничего не мог видеть. Когда слезы высохли и зрение вернулось, женщина уже исчезла. «О ком могло так рыдать Божественное Присутствие, если не о равви Пинхасе!» – воскликнул цадик, обратившись к душе своей. Разорвав на себе одежды, он произнес в память об умершем слова благословения.

Равви Рафаэль Бершадский был широко известен своей честностью. Однажды его свидетельство должно было стать решающим при обвинении некоего еврея в преступлении. Равви Рафаэль знал, что этот человек виновен. В ночь перед судом равви не ложился спать, но, молясь, до утра сражался сам с собой. А на рассвете он лег на пол, закрыл глаза и скончался.

Примечания:

1

Цветочки Св. Франциска Ассизского, М., 1913. С. 45–46. (Репринт: М. 1990.).

11

*Per se (лат.) – самого по себе, как такового.

12

' Так называемые «чудесные истории», то есть такие, где нереальные аспекты реальности наиболее очевидны, я обычно предварял фразой: «Рассказывают».

13

*Представлено по три поколения – в издании дан перевод на русский язык первого тома двухтомного собрания хасидских преданий М. Бубера, охватывающего времена трех первых поколений хасидов и названного Бубером «Первые наставники».

115

'Здесь я отступил от принятого мной порядка посвящать каждому цадику отдельную главу. Поскольку школа Пинхаса из Кореца и теперь продолжает развивать и дополнять сведения о нем и его учении, то в этой главе я решил представить ее также и в лице равви Рафаэля*.

* Рафаэль – Рафаэль из Бершада (ум. 1816) – любимый ученик Пинхаса из Кореца.

116

*Лимон (этрог, цитрон) – плод «благого древа», упоминаемого в Библии (Лев. 23:40). Это citrus medica; над этим плодом, вместе с которым кладутся ветви пальмы (ваий), мирта и ивы, произносится благословение Суккот.

117

*Медведь – имя Дов Баэр представляет собой игру слов: Дов на иврите, а Баэр или Бэр на идиш и по–немецки означает медведь.

118

*Праздник Кущей (Суккот) (сукка – шатер, мн. ч.: суккот) – восьмидневный праздник, начинающийся в пятый день после Йом–Кипура. Во время этого праздника, посвященного памяти о странствовании в пустыне, люди оставляют дома и живут в шатрах, покрытых листьями.

119

*«Глава всех сыновей рассеяния» (эксиларх, реш галута) – глава вавилонской диаспоры в талмудические и постталмудические времена.

120

*Халлель – группа псалмов, читаемых на службах во время некоторых праздников.

121

*Святые гости – говорят, что патриархи приходят в праздничные шатры к истинно верующим. Для этого хозяева сначала произносят специальные слова приглашения патриархов.

122

*Эти слова приписывают равви Мейру, известному учителю раннего талмудического периода.

123

*Ханукка (освящение) – восьмидневный праздник, начало которого приходится на двадцать пятый день месяца Кислев (ноябрь или декабрь). Праздник проводится в память освящения заново Маккавеями Святыни Храма в 167 г. до н.э. и их победы над сирийскими греками, осквернившими Храм. Вспоминая о Маккавейском празднике Светильников, в еврейских домах в каждый из восьми вечеров праздника Ханукки зажигают свечи: одну свечу в первый вечер, две – во второй, три – в третий и т. д.

124

*Еккл. 1:2.

125

*«Маком» (место) – одно из обозначений Бога, указывающее на то, что в Нем существует все, что существует.

126

*По–видимому, имеются в виду слова Второзакония (10:21): «Он – хвала твоя, и Он Бог твой. Который сделал с тобою те великие и страшные дела, какие видели глаза твои». Слова псалом и хвала выражаются на иврите одним понятием.

127

*«Обязанности сердец» («Ховот ха–левавот») – популярное сочинение по иудейской религиозной философии и этике, написанное в последней четверти XI в. на арабском языке. Автор: Бахья ибн–Пакуда.

128

*Пиркей–Авот IV. 3.

129

*См.: Иез. 38; 39. Это пророчество Иезекииля обычно трактуется как видение великих войн народов во времена, предшествующие приходу Мессии.

130

*Пс. 93(92):

131

*Пс. 25(24): 15.

132

*Ис. 57:15.

133

*Заключительные слова молитвы после трапезы.

134

*Согласно талмудической традиции (Гиттин 55в), вражда между двумя иудейскими родами заставила один из них прибегнуть к помощи римлян, что привело к войне римлян с Иудеей и в конце концов к разрушению Храма.

135

*«Добрый еврей» – популярное в народе обозначение цадика.

136

*Ис. 56:4.