Религия

Храм Лунгшан тэмпл на площади Манка уже издали поражает своим великолепием – архитектурой, декоративной сложностью, многокрасочностью. Я пытаюсь понять, что именно создает это ощущение роскоши и величия. Глаз выхватывает детали. Замысловатая резьба по граниту, его цветовое сочетание – черный, бежевый, зеленый – составляет изысканную цветовую комбинацию. Две бронзовые колонны в виде драконов. Две башни отделяют передний зал от среднего (есть еще и задний), каждая завершается изящным коническим шестиугольником в виде шлема.

К какой религии принадлежит храм, гадать не приходится. Вот он, прозревший, озаренный, просветленный Будда. Сидит на троне в позе лотоса под Деревом знаний, где он наконец-то прозрел истину. Постамент, где он восседает, стилизован под распустившийся цветок лотоса – символ чистоты и совершенства. Местный гид, красавец в черном костюме, похожем на монашеский, рассказывает историю храма. Он был построен в XVII веке, затем разрушен и восстановлен вновь в 1924 году.

Я внимательно вглядываюсь в толпу молящихся. Старухи с истовыми лицами. Девчушка в школьной форме. Женщина средних лет с печатью трагедии во всем облике.

Народу невпроворот, все движутся плотной массой. В воздухе застыл сладковатый запах сандала: в руках у каждого по тлеющей сандаловой палочке. Все это торжественно, как и подобает в подобном месте. И все понятно: сюда пришли помолиться поклонники Будды.

Но вот перехожу из двух передних залов в третий, задний, и что же я вижу? Дао Дэ-цин, он же Лао-цзы, главное божество совершенно другой религии – даосизма. По данным статистики, даосы – отнюдь не меньшинство (четыре с половиной миллиона) на Тайване, их немного меньше буддистов (пять с половиной миллионов). Почему же эти божества оказались под одной крышей? Я опять всматриваюсь в толпу молящихся. Они все с теми же сандаловыми палочками и они… да это просто те же самые люди: истовые старухи, школьницы, дама с трагическим лицом. Может ли такое быть?

– Да, – подтверждает красавец гид. – Многие тайваньцы молятся всем богам, не слишком различая их религиозные доктрины.

Так я впервые узнала об этой особенности религиозной жизни на Тайване – толерантности к другим конфессиям. Это резко отличает тайваньское общество от большинства других.

В современной квартире Бай-гу, едва открыв дверь, я увидела прямо напротив стену. Слева направо и сверху вниз она была разрисована ликами богов. Каких?

– Понятия не имею, – говорит Бай-гу. – Я не очень-то религиозный человек.

– Но мама ведь религиозна?

– Да, она молится на эту стену, мы называем ее одним словом – «Религия». Каждое утро и каждый вечер.

– И кому она молится?

Бай-гу переводит маме мой вопрос, но та лишь пожимает плечами.

– Мама говорит, она тоже не знает. Вообще всем богам, которые могут помочь ей в ее молитвах: чтобы дети были успешны, чтобы сама она была здорова и чтобы ее покойному мужу, моему отцу, на том свете жилось счастливо.

В семье профессора Чжу Чоу ни одного истинно верующего нет. Но и у него дома есть стена «Религия». Скажу сразу, я не видела ни одного жилища, где бы такой стены не было.

Чжу Чоу, однако, в отличие от многих других, всех богов знает поименно.

– Это Будда, это Дао Дэ-цин, это Мацзу, это Вен-Е…

– А к какой религии принадлежат два последних?

– Ни к какой официальной. Это персонажи легенд и сказаний.

Так я узнала еще об одной характерной черте религии на Тайване: в число своих богов молящиеся включают и героев народных верований.

В том же храме Лунгшан на площади Манка в даосском зале рядом с ликом Дао Дэ-циня я увидела некоторых из этих народных богов. На самом видном месте восседала самая известная из них – Мацзу, богиня моря. Рядом с ней бог Ван-Е, оберегающий людей от эпидемий и болезней. По соседству Тянь Чунг (бог неба), Туди Гун (бог земли), Цзи Бу (бог дома), и еще десятка два.

– Как же люди узнают, когда и какому богу молиться? – спрашиваю гида.

– В зависимости от надобности. Предположим, началась эпидемия гриппа. Вы сразу увидите, как сотни людей молятся богу Ван-Е. Или выпускник школы поступает в университет. Тут уж вся семья, родственники и друзья молятся богу просвещения. Между прочим, празднества в честь дней рождения народных богов по своей грандиозности часто превосходят даже официальные государственные праздники. Например, всенародные торжества в честь богини Мацзу. По преданию, известен даже год ее восхождения на небо – паломники со всего острова отметили тысячелетие этой даты в 1987 году. Обычно на 23-й день Лунного месяца (где-то в марте) целую неделю длятся шествия по городам и селам Тайваня в честь дня рождения Мацзу. В торжествах принимают участие миллионы людей, включая самых известных руководителей государства и деятелей культуры.

Но и на этом многообразие веры тайваньцев, их религиозная толерантность не заканчиваются. Во время очередной прогулки в горы недалеко от своего дома я заметила маленькую кумирню – небольшое сооружение из серого камня. Оно мало чем отличалось от многочисленных молелен, которые встречаются тут на каждом шагу. Одни из них принадлежат буддистам, другие – даосам, третьи – богине Мацзу или еще какому-нибудь народному богу. В маленькой кумирне на горе присутствовали все те же атрибуты, что и в других подобных: широкие скамьи, мыло, полотенце, кувшин с водой. Крошечный чайничек и чашечки, а рядом – коробочки с заваркой зеленого чая. Веник и совок. Все это для того, чтобы можно было спокойно посидеть, помолиться, выпить чаю и потом убрать за собой, оставив все в безукоризненном порядке.

В самой глубине висел в рамке портрет какого-то бога, но я в него не всматривалась – какая разница, я все равно местных кумиров не знаю. Однажды все-таки решила выяснить, кому именно здесь поклоняются. Я взглянула на портрет и очень удивилась. Это оказалась фотография мужчины средних лет с бородкой, напоминающей те, что носят современные интеллектуалы. На плечах у него был пиджак, на шее – галстук. Бог в галстуке? Такого мне еще видеть не приходилось.

Молящиеся, которых я тут однажды застала, рассказали, что это влиятельный тайваньский купец, человек богатый и благородный, родом из этих мест. Он много сделал для своего комьюнити: построил мост через речку, починил крышу местного храма, засадил целую аллею молодых деревьев взамен старых и засыхающих. Вот на него члены комьюнити и молятся.

– Он не бог? – удивилась я.

– Бог, конечно же, бог, – энергично закивали молельщики.

И это – третья особенность тайваньских верующих: в ранг бога они часто возводят вполне реальных смертных, сотворивших какой-то акт благородства и героизма. Наиболее известен генерал Чжен Чен-ун: в XVII веке армия под его началом изгнала с Тайваня оккупантов-голландцев.

А французский священник, отец Жан Лефёвр, и сейчас живущий в Тайбэе, постоянно посещал храм, главным божеством которого был когда-то тоже вполне реальный человек. Будучи слугой некоего богача, он присматривал за его маленькой дочерью. Однажды шалунья захотела прогуляться возле пещер. Там девочке понравилось, и, несмотря на просьбы и предупреждения слуги, она побежала в глубь пещеры. Довольно скоро оба заблудились. Наступила ночь, девочку и мужчину сковал холод, слуга снял с себя всю одежду и закутал в нее ребенка. Когда наутро посланцы рыдающего отца отыскали пропавших, они нашли обоих, только один из них был уже мертв – скончался от холода, а другая спала, завернутая в его одежду. На стене храма написано: «Тому, кто умер от милосердия».

Это, конечно, не значит, что религиозные доктрины на Тайване вообще не существуют или что их ритуалы не соблюдаются.

Заведующий кафедрой религиозных исследований университета Ченчжи, доктор Очи Хуанг систематизировал мои представления так:

– Примерно половина всего населения Тайваня признают себя верующими. Среди них есть и мусульмане, и протестанты, и католики, и даже небольшая православная община, возглавляемая греческим архимандритом. Однако наиболее влиятельных религий две – буддизм и даосизм.

– А в чем разница между этими двумя религиями?

– В двух словах, конечно, на этот вопрос не ответишь. Но я постараюсь коротко обобщить.

По религии даосизма, Вселенная устроена так, что над людьми, духами и небом стоит могущественная сила Дао. Сила эта бестелесна, бесформенна, неисчерпаема и бесконечна. Дао – источник всего: человеческой жизни, богов и природы. Человек – неотъемлемая часть природы, и главная его цель – жить в согласии с природой, по ее законам. Все несчастия людей происходят оттого, что они идут вопреки этим законам. В даосизме очень сильна идея бессмертия, поэтому служители культа здесь часто занимались медициной, алхимией, магией. В даосских трактатах подробно описаны способы изготовления эликсиров бессмертия.

О буддизме говорить вообще очень сложно. Есть множество разных направлений этой религии: у Будды было несколько последователей, трактующих его доктрину иногда совершенно противоположным образом. Даже сегодня на Тайване существуют четыре школы буддизма. Все школы объединяют следующие основные идеи. Человек живет в страдании, оно сопровождает его всю жизнь: болезни, старость, смерть. Прекратить страдания можно только отказом от желаний, освобождением от власти вожделений. Это освобождение происходит через «правильность» – правильные мысли, помыслы и поступки, через нравственное и духовное очищение. Очищение достигается смирением, щедростью, милосердием, отказом от насилия и самоконтролем. Высший же уровень просветления приходит к человеку тогда, когда он переходит в нирвану, то есть в состояние безмятежного прозрения, бесстрастия и мудрости. Только нирвана избавит его от всех страданий.

– Впрочем, – добавляет Очи Хуанг, – все это весьма упрощенные схемы двух наших основных религий.

– А конфуцианство? – напоминаю я собеседнику. – В одном из справочников по Тайваню я прочла, что это – третья религия…

– Конфуцианство – не религия, – перебивает он меня с некоторой досадой. – Я все время это повторяю своим студентам на лекциях. Это философия, возникшая в VI веке до нашей эры. Великий мыслитель Конфуций в беседе со своими учениками создал школу, в которой обобщил опыт воспитания и образования древнего Китая и обогатил его своими собственными оригинальными идеями. Впоследствии знаменитый трактат «Беседы и суждения», где были воспроизведены беседы философа с учениками, вошел в обязательную школьную программу. Это и есть конфуцианство. В укороченном и более простом виде трактат изучается и в современных школах. Ученики заучивают наизусть главные принципы: человек должен быть верен долгу, почтителен к старшим, уважителен к памяти предков. А также великодушен и человеколюбив. Каждому выпускнику школы сегодня следует знать черты идеально воспитанного человека: благородство, стремление к истине, почтительность, правдивость. Я бы еще сказал, что это первая в истории человечества идея всестороннего развития личности, где главное – нравственное начало и образование. Именно в такой последовательности.

Я рассказываю Очи Хуангу о стене «Религия», которую часто видела в знакомых мне домах, где люди молятся разным богам, не особо их различая.

– Да, – говорит он, – так случается часто. Но есть и глубоко убежденные приверженцы одной только конфессии. Это служители храмов, монахи. Ну и, конечно, многие простые верующие.

…Моя аспирантка Ши Ти-льяо – девушка вполне современная. Всегда по моде одета, всегда в курсе всех политических и культурных новостей. Она обладает научным складом ума, который хорошо заметен в ее выступлениях: точность, логичность, склонность к анализу. Войдя в аудиторию, она отыскивает глазами Чен Хоэя и садится рядом с ним. Оба принадлежат к тому англоязычному слою тайбэйской молодежи, которая предпочитает и читать и говорить на этом языке и даже брать себе вторые, английские, имена – Келли и Питер. Однажды я спрашиваю, как они вдвоем проводят свое свободное время. Она удивленно на меня смотрит.

– Вы имеете в виду Питера? Но мы не видимся вне этой аудитории.

– То есть вы недавно познакомились?

– О нет, давно, мы ведь учились в одной школе.

Мне кажется, что они очень гармонично смотрятся друг с другом. И, наверное, были бы неплохой парой. Я осторожно намекаю на это Келли. Но она качает головой.

– Нет, это абсолютно невозможно.

– Почему?

– Потому что он – даосист, а я – буддистка. У меня есть жених, мы принадлежим одной и той же буддистской общине.

Келли рассказывает мне, как они с женихом соблюдают все религиозные ритуалы, предписания, в частности, вегетарианство. Как вместе молятся, как читают книги по буддизму и потом их обсуждают.

– Ты с ним счастлива? – прямо спрашиваю я.

– Да, конечно, – отвечает девушка.

Но мне как-то не слышится в ее словах некоего счастливого отзвука. А может, она чего-то недоговаривает?

Однажды Келли приходит на занятие очень бледная, с опухшими глазами. Плакала? Почему? Она не сразу открывается, но, видно, и нести свою муку в себе ей больше невмочь.

– Я плохая буддистка, – говорит она наконец очень тихо.

– А что это значит?

– Я ревную. А это большой грех.

История проста и банальна. Ее жених ей изменяет. Собственно, это даже нельзя назвать изменой (по-английски, кстати, слово «измена» будет cheating, то есть обман), потому что он ее не обманывает. Просто на очередном свидании он ей рассказал, что живет с другой девушкой. Это приносит ему большую физическую радость. Но это вовсе не значит, что он порывает с Келли: напротив, он уверен, что они когда-нибудь поженятся. «Почему ты не женишься на ней?» – спрашивает Келли. – «Потому что она не буддистка».

Так при чем же здесь Келли? В чем ее грех перед богом? «Ну как же, – всхлипывает она. – Мною же движет ревность, одно из самых больших зол! Будь я истинной буддисткой, я бы подавила в себе это чувство, радовалась бы радости своего жениха. Я вообще должна быть выше всех этих земных страстей. Иначе мне никогда не достичь нирваны…»

Через несколько дней у меня был большой, очень откровенный разговор с Питером. Я спросила его, насколько он правоверный даосист.

– Я – даосист? – удивился он. – Мои родители вообще неверующие, а деревенские бабушка с дедушкой действительно исповедовали культ Дао. Но оба давно умерли и мне свою веру не передали.

– Так ты что, атеист?

– О нет!

– Агностик?

– М-мм, как вам сказать… Ни о каких богах я в обычной жизни не думаю. Но вот когда происходит какая-то неприятность, я начинаю молиться. И знаете, молюсь так истово…

– Каким богам? – уточняю я.

– Не знаю. Всем, наверное. И вот что интересно – они, как правило, помогают.

А моя студентка У Чи отказалась от пельменей. Это было в кафе, куда мы часто заходили перекусить.

– Ты вчера еще так их хвалила, – удивилась я.

– Так с сегодняшнего дня сессия же начинается, – объяснила она. – А боги не любят, когда люди едят мясное. Не хочу их раздражать. Вот экзамены окончатся, тогда уж наемся.

Я спросила, какие именно боги не любят мясоедов, но ответить она не смогла.

По контрасту с этим эпизодом мне вспомнился один разговор. Это было во время семейного ужина с Ин Ши и ее родными в ресторане. Ее сестра, инженер, рассказывала мне о своих сыновьях: с младшим было все в порядке, а вот старший… Сложности начались с того дня, когда сын принял протестантскую веру. Сама женщина, как и вся семья, убежденная католичка. Переход сына в другую конфессию, пусть даже и в той же религии – христианстве, она восприняла не просто как драму – как трагедию. Они когда-то были очень дружны – мать и сын, но теперь они почти не видятся. Недавно сын позвонил, что у него какая-то сердечная травма. Он по старой привычке обратился к маме – поделиться, найти понимание, утешение. Но она отказалась с ним встретиться:

– Как же я могу тебя понять? – спросила она. – Чем могу утешить? Ты же больше не католик. У меня просто не найдется слов, которые могли бы принести покой твоей душе.

…А тайваньцы идут в своей толерантности все дальше. Недавно в пригороде Тайбэя открыли Музей мировых религий. Здесь хранятся экспонаты, представляющие все крупнейшие религии мира. Основатель музея, буддийский наставник Синь Дао, сказал:

– Здесь нашли олицетворение идеалы мировой духовной цивилизации. Он должен положить начало диалогу между религиями всего мира.