Великий ученый Аристотель считал, что демократия — самая замечательная форма правления. Ни о каком принуждении граждан не должно быть и речи! И каждый, даже самый бедный гражданин должен иметь не меньше трех рабов.

(Исторический факт)

Чтобы считать себя лучше и выше других, чтобы угнетать и даже поедать иноплеменников, совершенно необязательна теория. В том числе расовая теория. Все первобытные племена без всякой науки считают себя не то что «лучшими», а единственными людьми. Многие племена охотников и рыболовов называют самих себя очень просто: «люди». Они — люди. А все остальное — человечество?! Не люди, конечно же.

Есть много примеров того, что война для первобытных людей — это не борьба с подобными себе, а вид охоты. Лицо горит, азарт вбрасывает в кровь адреналин, а добыча радостно поедается.

Если себя называют не просто «люди», а «настоящие люди», то это уже прогресс! Все-таки все остальное человечество уже рассматривается как некие подобия «настоящих» человеческих существ. Именно таково значение самоназвания чукч: «луораветлан» — «настоящие люди». Для племени яна, живущего в Амазонии, мы с вами — вообще не люди. Нет никакой разницы между автором этой книги и его котом. А для чукч разница уже есть. Для них я уже чем-то отличаюсь от кота, хотя и неизмеримо ниже чукчи.

В таких «прогрессивных» первобытных племенах могут принять иноплеменника, но тогда надо имитировать его рождение от «своей» женщины. Ведь «свои» — это потомки одного какого-то предка, и все они внутри племени родня друг другу. А все иноплеменники — не родня. Они чужие. Чтобы иноплеменник мог стать «своим», его как бы рожают: женщина, в семью которой тебя определяют, изображает твое рождение… и все в порядке, ты «свой». У тебя есть «отец» и «мать», братья и «сестры», весь необходимый набор родственников.

Но тогда твои настоящие родители, братья и сестры тебе уже никакие не родственники. Если война — ты должен бестрепетной рукой их убить. В смысле — охотиться на них точно так же, как на всякую другую добычу.

Во всех фольклорах мира есть сюжет: враги нападают на стойбище, истребляют всех врагов, до младенца в люльке. Но убегает молодая женщина с ребенком на руках. В другом варианте сюжета убегает беременная женщина. Иногда кто-то из врагов сознательно щадит ее и «промахивается», стреляя из лука. Ребенок вырастает богатырем, он достойно мстит, истребляя вчерашних победителей — тоже до младенца в люльке. В том числе и пощадившего его человека, его детей и внуков. Мораль понятна: убивай всех, не щади ни беременной бабы, ни грудного младенца — себе дороже.

А есть и такой поворот этого же старого сюжета… еще мрачнее. В этом варианте некто пощадил малыша в люльке или крохотного ребенка. Ребенок вырос, считая приемных родителей своими настоящими папой и мамой. И тут некая старуха проговорилась: ты не наш! Ты — приемыш, захваченный в разгромленном стойбище. И тогда взрослый богатырь убивает своих приемных родителей и всех людей своего рода-племени: всех — кого успел.

Мрачная история вызывает такое же мрачное удовлетворение у людей родового общества: для них в ней все «правильно». «Свои» — это «свои» по крови. Те, кто их убил, смертельные «кровные враги», их необходимо истребить. Что они вырастили тебя, во много раз менее важно, чем «кровная месть». Парень и должен отомстить за «своих», убить «врагов».

Так же относились к «своим» и так же видели «врагов» не только первобытные племена. Древние египтяне называли азиатов «сынами дьявола», «проклятыми». Есть вместе с ними было «мерзость для египтян» (Быт. 43.32).[18] Слово «человек» в древнеегипетском языке было эквивалентно слову «египтянин».

Ассирийцы снимали кожу с живых врагов и покрывали этой кожей стены захваченных крепостей. Они насаживали на колья своих врагов, выкалывали им глаза, отрезали конечности и часто поручали эту «работу» мальчикам лет 13–14 — чтобы учились нечеловеческому отношению к человеку.

Народы, которые позже строили свои цивилизации, начинали примерно с того же. «Словене», «славяне» означает не что иное, как «имеющие слово», говорящие.

А все остальные? Они — «немцы», то есть немые, не говорящие.

Немцы — не лучше. Самоназвание «дойчен» восходит к древнегерманскому слову «народ». Готы называли себя «тчужен» — примерно так они произносили это слово. И от него славяне вывели слово «чужой».[19]

Отношение славян к иноплеменнику? Его хорошо демонстрирует месть княгини Ольги, когда послов древлян закапывают живыми и сжигают в бане, древлянские города предают огню, а крохотный Святослав окунает ладошки детских ручек в кровь и показывает их солнышку: «Я тоже мщу за папу!»

Полянский летописец называет себя христианином, радуется исправлению нравов у славян, принявших христианство. Но откровенно прославляет княгиню Ольгу за ее кошмарную месть. Хорошая княгиня: руками «хороших» полян резала «плохих» древлян. Хорошая женщина: осталась навсегда верна покойному мужу, до конца дней мстила за него и сына тому же научила.

Вся современная цивилизация начинается с греков и римлян. А римляне и греки называли всех «не своих» варварами, то есть бормочущими «бар-бар-бар», «не говорящими». Только латынь и греческий признавались человеческой речью. Аристотель всерьез писал, что варвары рождены, чтобы быть рабами. Суть их такая. Латинское слово «sclavum», или «slavum», значило одновременно и «раб», и «славянин». Отношение же к рабу долгое время было настолько жутко, что о нем просто трудно рассказывать. Достаточно сказать, что греки просто выбрасывали на улицу больного или состарившегося раба. Это было и не эстетично, и засоряло город: больной нес заразу, труп вонял.

Поэтому римляне, как и во многом другом, усовершенствовали греков: увозили больного или старого раба на островок в устье реки Тибр. Островок этот специально отвели как свалку рабов: пусть подыхает подальше от священных холмов Города. Кстати, Рим они так и называли — Urbe, то есть Город с большой буквы. Единственный «настоящий» город, а все остальные — вроде как бы и не города.

Европейцы с ужасом замечали, что индейцы Южной Америки могут пройти в лесу мимо умирающего человека, не оказав ему никакой помощи. Так может поступить и европеец, но он и сам понимает, что совершает преступление, и другие ему не прощают.

Статья 125 Уголовного кодекса Российской Федерации карает «заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности».

Во всех Уголовных кодексах мира есть похожие статьи и, как правило, в более жесткой редакции. Статья 125 УК РФ почти полностью воспроизведена из части 2 статьи 127 УК РСФСР 1960 года, но по ней, новой статье нового Российского государства, ответственность наступает только «в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние».

А если виновный не был обязан «иметь заботу» и не «сам поставил» человека «в опасное для жизни и здоровье состояние»? Самарянин не был обязан заботиться о спасенном им иудее и не сам ставил его в состояние умиравшего в пустыне.

Получается, что современные законы Российской Федерации позволяют пройти мимо умирающего… не обязательно в пустыне, верно? Можно пройти и мимо умирающего в лесу или в тундре, например.

А в СССР статья 127 имела еще и часть 1, гласившую «об ответственности за неоказание помощи лицу, находящемуся в опасном для жизни состоянии и нуждающемуся в безотлагательной помощи, которая могла быть оказана без ущерба третьим лицам».

При условии, что «опасное для жизни или здоровья состояние, в котором оказался потерпевший, было известно обвиняемому».[20]

В наше время такие же законы действуют во всех сколько-нибудь цивилизованных странах: в варианте, больше похожем на советский, чем на послесоветский российский. И на Востоке, и на Западе закон прямо требует помогать попавшему в беду — независимо от того, связан ты с этим человеком или нет, знаешь его или нет, говоришь с ним на одном языке или нет. Разделение на «своих» и «чужих» законодательно отменяется. Но напрасно искать такие же статьи закона и в законодательных актах всего Древнего Востока, и в Римском праве.

И по писаным законам, и по морали Ветхого Завета самарянин вовсе не должен спасать иноплеменника — иудея. И иудей тоже не должен спасать самарянина. «Свой» пройдет мимо «чужого», вовсе не испытывая чувства вины, никто даже не подумает его осудить. Все в порядке, все поступили, как должно.

Только христианство утвердило другую мораль, и в Евангелия включили притчу Христа о добром самарянине, который спас умиравшего в пустыне иудея. Не случайно в этой притче подчеркивается, что иноплеменник спас иноплеменника.

Отнюдь не мудрейший Платон и не Сенека с его сложной и глубокой этикой, а грубые для римлян, мало образованные апостолы утверждают, что во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа.

На этих принципах Церковь стоит до сих пор, категорически выступая против неравенства народов и рас.[21] Православная церковь — тоже.[22]

Первобытные племена и древние народы вовсе не были расистами. Конечно, все они очень хорошо знали, как выглядят «свои». Ведь долгое время все «свои» жили и размножались в полной изоляции от «других». В отдельных поселках все были даже внешне чем-то похожи на всех. Непохожие появлялись редко.

Только примерно за два тысячелетия до Рождества Христова, и то не везде, происходит то, что некоторые ученые назвали «взрыв этноса»: в погребениях появляются люди, внешне не похожие друг на друга. Значит, начались браки людей, живших в удаленных друг от друга местах. Может быть, люди осознали вред скрещивания между собой близких родственников — но ведь чтобы осознать это, нужно было иметь выбор, уже нужно было сравнить последствия «близких» и «дальних» браков.

Во всяком случае, такое «размыкание этноса» произошло, и у некоторых народов даже стало престижным жениться на тех, кто живет далеко. Не зря же появилось слово «невеста» — то есть «невесть откуда взятая». У древних славян чем из большей дали привезли невесту — тем больше чести жениху.

Конечно, и после «взрыва этноса» сохраняется представление о пределах, в которых может колебаться внешность «своего» человека. В 1980-е годы был проведен довольно интересный эксперимент: русским юношам в разных городах, от Смоленска до Владивостока, давали одну и ту же пачку фотографий 100 девушек. Надо было разложить пачку, отдельно откладывая «типично русские» лица.

Так вот, число «типично русских» девушек возросло от Смоленска до Владивостока от 35 до 65 из 100. А пачка фотографий-то ведь та же самая… Просто чем восточнее жили юноши, тем чаще они считали «типично русскими» частично монголоидные лица.

Но это разве расизм? Тут можно говорить о «ксенофобии», то есть неприятии «чужаков», о страхе и неприязни ко всем «не своим». Слово это происходит от греческих корней Xenos (ксенос) — чужой и Phobos (фобос) — страх.

Такое настроение можно назвать и «этноцентризмом»: от греческого этнос (народ, племя) и латинского centrum (центр круга, средоточие). Термин ввел еще в начале XX века американец У. Самнер.[23] Этноцентризм — это предубежденное недоверие к «не своим», оценка всех людей с позиции привычных норм и представлений.

Наши предки да и мы сами тоже частенько бывали ксенофобами и этноцентристами, но вот расистами почти никогда не были.

Греки и римляне тоже вовсе не были расистами: они совершенно не считали, что люди разного цвета кожи чем-то «хуже» их самих. «Хуже» были для них те, кто жил в другой культуре.

Гераклит писал, что мир делится на три части: Европа, Азия и Африка. В Африке живут племенами. В Азии живут деспотическими государствами. (Азиаты могут быть прекрасными людьми, но они по природе своей рабы. А вот в Европе живут граждане.

Свободные граждане образуют полис, то есть объединение вооруженных свободных людей, выбравших для себя «политию» — общие правила жизни.

Эти граждане ценят свое состояние свободных превыше всего. Потому они, по словам Гераклита, и «борются за закон, как за свои крепостные стены». Крепостные стены можно сдать, а общность граждан от этого никуда не исчезает.

После третьей мессенской войны граждане Мессины проиграли хищным соседям: полису Спарты. Часть мессенцев уехала в Сицилию. Оставшиеся на родине превратились в государственных рабов — илотов.

В Сицилии мессенских граждан хорошо принял тиран Регия, Анаксилай. Он предложил им: у него давняя вражда с гражданами города Занкла — пусть мессенцы захватят этот город, Анаксилай им поможет. Операция была осуществлена, город Занкл захватили около 489 года до Рождества Христова и переименовали в Мессену. Он и до сих пор так называется.

После третьей мессенской войны, нового сильного восстания илотов Мессении в 464–455 году до P. X., повстанцы 10 лет держались на горе Итома. Спартанцы были вынуждены предоставить восставшим свободный выход из Мессении. Они при помощи Афин поселились в городе Навпакте на северном побережье Пелопоннеса.[24]

А потом за мессенцев вступился беотийский полководец Эпиманонд. Спарта напала и на Беотию, но Эпиманонд, изобретатель нового боевого построения, «косого строя», раз за разом громил спартанцев. Разбив их несколько раз в 369, 367 и 362 годах до P. X., Эпиманонд очистил от спартанцев Беотию и потребовал вернуть мессенцам их страну. И вернули. Всего за 85 дней мессенцы отстроили новую столицу — Мессению. Она тоже стоит до сих пор.[25]

И на этом, и на великом множестве других примеров видно: граждан объединяла политика, а не общность происхождения. Аристотель прямо писал, что человек — политическое животное. Но не всякий человек, понимаешь. Варвары — не политические. Они охотно становятся рабами, лишь бы о них кто-то заботился и давал им еду и защиту.

Поэтому граждане заботятся о счастье и благополучии слабых мира сего: животных, детей, женщин, рабов. Собственное же счастье и благополучие для них не особенно существенно — свобода и достоинство важнее.

…При этом расовая принадлежность и раба, и гражданина, и азиата, и африканца вовсе не имеет значения.

Примечания:

1

Большой иллюстрированный энциклопедический словарь (авторизованный перевод Philip's Millenium Encyclopedia). М.: Астрель, 2003.

2

http://www. un. org/russian/question/r2142. pdf

18

Ветхий Завет. Кемерово: Кемеровского книжное изд-во, 1991.

19

Спивак Д. Л. Метафизика Петербурга: Немецкий дух. СПб: Алетейя, 2003.

20

Вопросы уголовного права и процесса. М., 1980. С. 181.

21

Расизм перед судом христианства \\ Журнал Московской Патриархии 1962. № 3.

22

Протоиерей Сергий Булгаков. Расизм и христианство \\ Христианство и еврейский вопрос. YMCA-Press. Paris, 1991.

23

Сущность этноцентризма и его роль в МКК // Грушевиц-Кая Т. Г., Попков В. Д., Садохин А. П. Основы межкультурной %ММуникации: Учебник для вузов (Под ред. А. П. Садохина). М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2 002 352 с.

24

Бергер А., Социальные движения в Древней Спарте. М., 1936.

25

Павсаний. Описание Эллады IV 1, 1–2. М.: ACT, Ладомир, 2002.