Тут родился белый человек. А белый человек — это такой человек, который каждый день может справиться с сотней черных, а по воскресеньям — сразу с двумя сотнями.

(Из Джека Лондона)

Вопрос: что же сделало нордическую расу настолько активной и талантливой? Я знаю, говорить (и думать) на такие темы неприлично. Ах! Стоит произнести два слова, и запишут в расисты. Произнесешь третье, и ах! — окажешься соратником Геббельса. Ах! Ах!

Покончив с бабьими ахами и всхлипами, перейду к делу.

Нет ничего нового, что весьма редки тощие и притом интеллектуальные люди. Норма — это люди толстенькие и притом интеллектуальные. Закономерность, конечно, не абсолютная. Данный конкретный умник может напоминать собственную мумию. Но в целом умная популяция — это упитанная популяция. Каждого такого мумифицированного умника обязательно окружают люди со складками на животиках и гладкими сытыми лицами.

В эпоху моды на железобетонную стройность, маниакального подсчета калорий в съеденном и культа бассейнов-тренажеров сказанное выглядит особенно злостным издевательством.

Но это вовсе не издевательство, а уж, простите, научный факт. Причина его очень проста — исключительная роль сахара.

Нет ничего нового в том, что сахар необходим для работы мозга. Каждый может проверить это на себе, если захочет: попробуйте посидеть на диете без сахара и при том активно работать головой. Скажем, «кремлевская диета»: мясо, дефицит углеводов, никакого сахара… Эту диету легко можно выдержать и две, и три недели, если в это время копать землю или сколачивать ящики. Но если вы будете сидеть на «кремлевке» и вести научную работу или писать статью или книгу — диета вдруг станет мучительной. Захочется чего-то… чего-то… сразу вы и не поймете, чего именно, но потом в ваших видениях вдруг всплывет засахаренный орешек… кусок рафинада… большущая сладкая груша…

Насколько важен сахар, автор сей книги познал на практике, когда мне был диагностирован диабет. Выдерживать режим питания вовсе не сложно, и это многое дает: уменьшается вес, повышается активность, хочется много ходить, путешествовать, получаешь намного больше удовольствия от физической стороны жизни. Словом, из больного человека становишься здоровым.

Но… но работоспособность уменьшается примерно на треть. Ты физически не можешь работать столько, сколько работал, поглощая кофе с большим количеством сахара. Быстро наступает момент, когда ты просто не можешь работать — и все тут. Такую книгу, как эта, я всегда писал месяца за четыре. А над этой работал полгода.

Кстати, как раз сладкие груши или мед рекомендовали мне диетологи. С их точки зрения, диета диетой, а оставлять мозг без сахара никак нельзя — особенно если работаешь головой.

Если популяция окажется в ситуации стресса, людям придется есть сахара. Никуда они от этой необходимости не денутся.

Еще одна мания сегодняшнего дня, не меньше мании «сохранения фигуры»: мания страха перед стрессом. Причина страхов понятна: стрессов вокруг чересчур много. Стрессы разрушают здоровье, буквально убивают людей.

Но если чего-то «слишком много» — это же не значит, что этого вообще не надо употреблять? Если съесть в один присест десять буханок хлеба или выпить ведро воды, пользы от этого не много. Но не будем же мы из-за этого говорить, что хлеб и вода вредны для организма?

Если избавить это слово от любой мистики и любого неточного употребления, то стресс — это напряжение. Стресс совершенно необходим. Человеческий организм нуждается в напряжении так же, как в хлебе, воде… или вот в сахарах.

Женский организм еще получает регулярные стрессы — за счет месячного цикла. Мужской нуждается в стрессах не меньше, только у нас стрессы не регулярные, не цикличные и сила их крайне различна.

Стресс нам необходим как отдельным личностям. Лишенные напряжений, мы впадаем в скуку и начинаем создавать сами себе искусственные стрессы: устраиваем рискованные игры, пьем спиртное, курим, впадаем в азарт, ходим по бабам, поддерживаем сомнительные мероприятия. Ничего хорошего из этого, конечно, не получается.

Стресс необходим и целым популяциям. Живя в идеальном комфорте, группа теряет понимание смысла своего существования, целей и причин, деградирует и утрачивает жизнеспособность. Если группа не отвечает на вызовы среды обитания, то зачем вообще нужна группа?

Стресс — жизненная необходимость! В какой-то степени напряжение — это сама жизнь.

Конечно, все хорошо в меру. Чрезмерный стресс уничтожит индивидуального человека. Напряжение, идущее из внешней среды, группа может и не выдержать. Конечно! Организмам необходим стресс не чрезмерный, но и не слишком слабый… Оптимальный. Это касается организмов и биологических, и общественных. И отдельных людей, и животных, и биологических видов, и экологических систем, и родов, и племен.

Но чем больший стресс способен выдерживать организм, тем лучше для него самого. Это важно и для решения новых задач, создающих стресс. Важно и для того, чтобы выдержать конкуренцию с другими аналогичными организмами.

Стресс всегда порождает активность: поставленную задачу нужно решать!

Активность делает необходимым поедание сладкого.

Стрессом может стать абсолютно любое событие, независимо даже от его действительной важности. Если подаренные цветы или выпитый кофе порождают напряжение — это стресс.

Любое изменение в жизни популяции — тоже стресс. Переселение на новые места — неизбежный и жестокий стресс. Путешественникам приходится сталкиваться со множеством незнакомых реалий — от направления ветров до непредсказуемых стихийных бедствий и столкновений с незнакомыми опасными зверями.

Правда, именно при изменении места обитания и происходит чаще всего развитие: и в животном мире, и в мире людей.

Известный палеонтолог Роберт Керролл убедительно показывает, что даже очень крупные и важные группы животных возникают из популяций и даже из частей популяции, оказавшихся в нестандартной ситуации. Из тех популяций, которые «сумели» «использовать» эту стрессовую ситуацию для собственного развития.[181]

Если речь идет не о животных, а о людях, то слова «сумели использовать» не обязательно брать в кавычки. Именно так — одно и то же переселение в одних популяциях вызывает стресс, который губит популяцию. А в других популяциях те же события становятся толчком для изменений.

Для историков нет ничего нового в том, что перемещения народов, переселения и расселения ведут к развитию культуры. При переселениях и путешествиях создаются новые образцы культуры, ускоряется развитие в целом. На новых местах рождаются и новые культуры.

В «необычных условиях» оказались русские на Волге, на Урале, на Северном Кавказе и в Сибири (особенно в Восточной), китайцы в Маньчжурии, финикийцы в Карфагене, римляне вне Италии и эллины вне Эллады. Тем более в «необычные условия» попали англосаксы в Америке, Южной Африке и в Австралии.

Итогом каждого такого «попадания в новые условия» оказывается новый мощный толчок развития.

Переселение — всегда «разрыв традиционной непрерывности», беременный рождением новых культур. Но рождение идет через стресс. И стресс общности, и стресс индивидуальных людей. Стресс и биологический, и культурный.

Если принимать всерьез законы наследственных изменений Менделя и Моргана, то быстрее всех должны изменяться организмы с самыми быстрыми темпами смены поколений. У мух поколения сменяются чуть ли не каждый год: вот у кого эволюция должна идти просто стремительно! Ведь чем быстрее смена поколений, тем быстрее накапливаются мутации.[182]

Но в реальности все наоборот… Биологам и палеонтологам прекрасно известно, что «с уменьшением плодовитости и ослаблением общей элиминации [т. е. смертности. — А. Б.] скорость эволюции не уменьшается, а растет».[183]

Говоря попросту: чем сложнее группа животных, тем быстрее она эволюционирует. При том, что продолжительность жизни индивида растет, а значит, за единицу времени и поколений протекает меньше. Логически рассуждая, мухи должны эволюционировать быстрее, чем крупные млекопитающие, но вот факты: «в плейстоцене состав крупных млекопитающих менялся неоднократно и резко, тогда как из 2000 видов насекомых, известных из тех же условий, вымершими считаются только около ЗО».[184]

Причина ускоренной эволюции сложных организмов состоит именно в том, что они сложнее. Грубо говоря, изменения начинают происходить в разных звеньях очень сложного организма. От одного внешнего влияния сразу меняется многое. И это включает особый механизм «направленного мутагенеза».

Направленный мутагенез — это поток изменений, отвечающий на вызовы именно данного стресса. Механизм направленного мутагенеза обязательно включается при заселении и освоении всякой новой территории.

Попав в Европу, в приледниковую зону, популяция сапиенсов начинала меняться именно так, как это нужно для приспособления к жизни в Приледниковой зоне. Генетики не смогли определенно сказать, сколько именно времени требуется для превращения сапиенсов-южан в нордическую расу. Всего одного-двух поколений достаточно для того, чтобы появились люди с рецессивными признаками: светловолосые, светлокожие и светлоглазые, упитанные. Число поколений, необходимых для того, чтобы такими стало большинство популяции, называют очень уж разное: от 5 до 30. Из этого разброса я делаю вывод: специалисты сами толком не знают.

Даже и 30 поколений — это меньше тысячи лет. Тем более учитывая, что люди в те времена становились взрослыми и размножались раньше, чем их отдаленные потомки. Значит, нордическая раса возникла практически мгновенно.

Направленный мутагенез — это, с одной стороны, закономерность формирования именно такой человеческой общности, с такими физическими и культурными параметрами.

С другой стороны, это — сплошной поток новых стрессов.

И от преобразования себя, и от самого факта жизни на Севере.

На юге, в теплых краях, жить легче хотя бы в том смысле, что среда комфортнее для человека. Даже в самые «теплые» межледниковья, когда липы и дубы росли на берегах Балтики, даже летом не везде и не всегда можно ходить без одежды. Даже в самые мягкие зимы на Севере, где лежит снег и температура падает ниже нуля, природа быстро убьет человека, если у него не будет одежды, огня и жилища.

Север — край, трудный для жизни, постоянно требующий совершения усилий, осмотрительности и внимания.

Сама смена контрастных, очень различающихся времен года — своего рода «ожидаемый стресс». Такой стресс мягче, чем внезапное вторжение чего-то опасного и грозного, но это тоже стресс. «Цикличные стрессы» можно уподобить регулярным стрессам женского организма, менструальному циклу.

На Севере, в высоких широтах, часть года световой день заметно убывает. Это сказывается уже на 45–50-й широте, а тем более на 55-й. Тоже часть цикличного годового стресса.

Север все время испытывает опасностью голода, необходимостью все время совершать усилия, дефицитом тепла и света. Человеку все время и очень наглядно показывается: ты тут не хозяин!

Пусть в очаге потрескивают политые жиром мамонта дрова, ямы полны запасов мяса и вой вьюги сотрясает плотный полог из шкур бизона или мамонта. Пусть будущее обеспечено до весны, на долгое время все сыты, довольны и счастливы.

Но ведь и для поддержания даже этой нищенской благодати необходимо все время затрачивать много сил, времени и энергии (хотя бы постоянно топить очаг). Сама же благодать обеспечена тем, что запасы мяса надежно хранятся на очень сильном холоде.

Заваленное снегом жилище из костей мамонта вовсе не похоже на комфортную современную квартиру. В жилище всегда темно, душно, от костра — тусклый свет и копоть, огонь жрет остатки кислорода, в жилище все время воняет. И окружает жилище не добрый и теплый, пронизанный солнцем мир южных широт. Из него выходишь на слепящий, сверкающий на солнце снег, а то и в порывы метели, бросающей пригоршни снега тебе же в физиономию.

Даже родившись на Севере, даже любя Север как родину, чувствуя себя плохо в любом другом месте, человек осознает себя на Севере далеко не так уверенно, не так психологически комфортно, как на юге.

Это психологическое напряжение очень хорошо прослеживается и в наше время. На протяжении всей истории Европы Север всегда был источником разного рода мифов о всевозможных неприятных существах, а в античное время рассказывали даже о Севере как области, где действуют другие физические законы.

Жители уже исторической Скандинавии рассказали множество историй про чудовищ типа одноногих людей, волосатых великанов с наклонностями к людоедству, гигантских троллей, троллей менее зловещих разновидностей, про пульпа, Снежную королеву, Короля Мрака и других не очень приятных созданий. Историй такого рода ходило невероятное количество в Средневековье, продолжало ходить в Новое время и продолжает ходить до сих пор.

Судя по всему, мифы о «других» в культуре северных народов живут как-то иначе, чем на юге. В Средневековье рассказы о встречах с «другими» — с разумными созданиями нечеловеческой породы, с нечистой силой — ходили по всей Европе, включая теплые страны Средиземноморья. В Италии и на юге Франции рассказывали на редкость неприятные истории про оживающие статуи. Литературную версию такой истории приводит П. Мериме,[185] и, уверяю вас, он опирался на народные рассказы. Карликов, чертей и ведьм, привидения и вампиров видели постоянно и по всей Европе.

Но наступило прозаические скучное Новое время, а особенно тоскливый XIX век — век науки, техники и железных дорог. И массового образования. Из народной культуры стремительно стали исчезать фольклорные персонажи. Какой там леший! Вот сумасшедший ученый — это реально и страшно…

А на Севере, особенно в Скандинавии и Шотландии, этот пласт культуры не исчез. По страницам далеко не фантастических повестей и романов норвежки Сигрид Унсет и шведки Сельмы Лагерлёф постоянно расхаживают то лесные девы, то великаны, то еще кто-то не очень симпатичный.

Просто поразительно, с каким удовольствием рассказывают финны всевозможные жутики про водяных, русалок, привидения и встающих покойников! Причем рассказывают вовсе не глупые, не малокультурные люди, а самые что ни на есть образованные и просвещенные. И рассказывают чаще всего как о подлинных происшествиях.

Этому есть полнейший аналог в России — тот пласт фольклора, который жил и сегодня живет на Русском Севере. Фольклора, скорее преображенного, чем измененного современной цивилизацией. Почти все сельские жители Русского Севера и сегодня убеждены в существовании водяного и лешего… Для них эти существа — не просто мифологические персонажи, а совершенно реальные существа, такие же, как сосны или медведи. И современный автор описывает встречи с ними живых свидетелей, с которыми беседовал лично он сам.[186]

Любопытно, но ведь таких историй и правда совершенно нет на Юге России, — скажем, на Кубани.

Севера боятся, о Севере рассказывают всякие страшилки жители более благодатных земель: те, для кого Север — малознакомая земля за их родными пределами.

Но ведь и сами жители Севера тоже побаиваются своего местообитания. Они психологически готовы делить Север с существами не своей породы. Видимо, и северяне, независимо от числа прожитых на Севере поколений, чувствуют: их земля экстремальна для обитания человека. Человек на ней — не единственный возможный хозяин.

Повторюсь: Север — это сам по себе источник стрессов.

Создавая стресс и заставляя приспосабливаться к себе, Север одновременно дает то, что необходимо при стрессах. Мороженая ягодка — прекрасный источник сахаров. Дерево почти никогда не сохраняется, мы не находим деревянных и кожаных изделий при раскопках. Следует ли из этого, что деревянных вещей вообще не было? Конечно, нет.

А собрать и запасти источник сахаров очень просто: надо собрать мороженую, тронутую первыми морозами ягоду в деревянный сосуд. В выдолбленный из бревна сосуд или в сплетенный из коры туесок. Собрать, хранить на холоде и поедать ее всю зиму.

Другой источник — мед диких пчел. Я специально пишу о диких пчелах, а то ведь уважаемые коллеги мне голову оторвут, если предположить — могли быть и прирученные пчелы… При том, что создание пасеки ничуть не более сложно, чем сооружение жилища из костей мамонта или изготовление наконечника копья из кости и каменных пластин.

В любом случае в Европе очень быстро появляются пресловутые люди «рубенсовского типа». Толстенькие люди со складкой на животе, и притом очень активные и умные. Без постоянного поедания сахаросодержащих продуктов им бы такими не стать.

Сахара ведут к образованию лепидов. Лепиды — это и есть жировые клетки. Запасы лепидов тратятся на физическую и умственную активность. Если есть такой запас — человек активнее, в том числе и умственно активнее. Поработал, в том числе поработал головой, и «употребил» еще мороженой ягодки из туеска. Жизнерадостно облизнулся — и еще поработал и подумал.

Альпинисты и полярники порой берут с собой запас сахара. «Сразу в кровь!» — радуются они, засовывая в рот кусок рафинада при крутом подъеме, в задуваемой ветром палатке, когда сил остается немного.

Потребляя сахара, нордический человек становился активнее и бойчее, интеллектуальнее и сообразительнее.

Но накопление лепидов имеет свою опасную сторону.

Если лепиды своевременно не сжигаются, то в организме появляется много активного кислорода. Соединения кислорода называют «научным» словом «оксиданты». Жировые отложения, если их не расходовать, ведут к появлению оксидантов.

Знали это давно, но только в 1956 году Денам Харман смог предположить, что кислород разрушает не только объекты неживой материи, но и разрушает ткани организма. Это одна из причин старения.

Новая теория вызвала настоящую лавину исследований. Прошло полвека, накоплен огромный экспериментальный материал, в котором еще предстоит разбираться и разбираться.

Но достаточно очевидно: одной из наиболее характерных особенностей пожилого возраста является жировое перерождение нежировых тканей. В первую очередь опасно перерождение костного мозга, печени, поджелудочной железы, мышц. К концу среднего возраста воды в тканях становится меньше, а жира — больше. Жир уже не сжигается в клетке и скапливается в цитоплазме.

То есть, попросту говоря, нежировые ткани перерождаются в жир из-за недорасходования энергии.

Что делать?! Вариантов два: расходовать энергии побольше или принимать специальные средства. Разумеется, принимать таблетки проще всего: никаких усилий совершать не надо. В результате биологически активные добавки (БАД), «сжигатели жиров», активно выбрасываются на рынок. Многие врачи назначают антиоксиданты еще до того, как они становятся реально нужны: как профилактика болезней возраста.

Насколько полезны эти БАДы, можно спорить… Спорят и сами врачи. Злые языки говорят, что главная причина приверженности некоторых врачей к БАДам объясняется просто — материальной поддержкой производителей БАДов. Те отругиваются, обзывая противников «консерваторами» и «лекаришками».

Если даже БАДы и правда помогают, есть более естественные и более дешевые способы «разбираться» с накоплением «оксидантов-убийц».

«На наш взгляд, более разумным является подход, предлагающий к концу репродуктивного возраста снизить потребление энергетических субстратов и увеличить их расходование».

«Для этого достаточно обыкновенной ежедневной утренней зарядки… Причем желательно сделать эту нагрузку постоянной. Людям позднего среднего и старшего возраста настоятельно рекомендуется также снизить количество насыщенных жирных кислот и увеличить содержание рыбьего жира в рационе питания».[187]

Так думает доктор биологических наук, заведующая лабораторией липидного обмена Российского научно-исследовательского института геронтологии Росздрава. У предков не было ни докторских степеней, ни БАДов, ни компаний и фирм, втюхивающих БАДы, но растительная пища у них была. И выбор между активностью и сидением на месте тоже был.

Умный, но толстенький человек, питающийся в основном мясом, неизбежно будет стареть рано и тяжело. Особенно в неподвижности. Он раньше состарится и умрет, чем, может быть, и более глупый, но тощий.

Кстати, неандертальцы явно были «мясоеднее» сапиенсов. Они были массивные, с рыхлыми тканями; при неподвижности их мышцы быстро накапливали жир. Значит, они были менее долговечные, меньше и менее активно жили после рождения детей и внуков.

Употребление более разнообразной пищи людьми современного физического типа давало им еще и такое преимущество: более долгую жизнь и большую активность в зрелые годы.

Ведь советовать охотнику есть поменьше мяса и жира — примерно то же, что советовать ему побыстрее умереть с голода.

Конечно, активная физическая работа сжигает лепиды. Английский ветеринар Джеймс Хэрриот поражался тому, сколько жира поедают фермеры и при этом вовсе не производят впечатление слишком толстых, ожиревших людей. Он делает весьма логичный вывод, что эти фермеры очень много работают, потому у них в организмах «все перегорает».[188]

Человеку, который все время работает, не очень опасны сахара. Но только до тех пор, пока он трудится много и тяжело. Остановился, решил «отдыхать», потому что уже «заслужил отдых». И природа командует — смерть! Природа гуманна. Человек не так уж мучается, он мирно угасает, вполне комфортно толстея на своем заслуженном отдыхе.

Стереотипная нефизическая работа не сжигает столько лепидов. Конторскому работнику намного легче растолстеть и умереть, чем работнику физического труда.

В школе много отличниц-отвечалок. Эти девушки честно, но без особого творчества и без больших усилий выучивают материал. Учиться им не интересно, их усилия — способ платы за то, чтобы заниматься тряпками, мальчиками, болтовней с подружками и прочими важнейшими делами.

Эти девушки опрятны, ухожены, и они честно получают свои пятерки… Приятные шестнадцатилетние девочки. А спустя считаные годы вы обнаруживаете их расплывшимися, потускневшими на своей однообразной, нетворческой работе.

Почему шестнадцатилетняя стройная девочка к тридцати превратилась в расплывшуюся рыхлую бабищу? Эти девушки не креативны. Они ведь не почемучки, ищущие свои собственные ответы. Они — отвечали! выучивающие чужие ответы. Любой педагог прекрасно знает, что между отвечалкой и почемучкой — принципиальная разница. Если школа формирует отвечалок, почемучки в школе чувствуют себя неуютно…

Часть почемучек из мальчиков, случается, идут в бандиты и школу взрывают… чаще всего скорее в своих мечтах, чем в реальности. Но главное — им хочется это сделать, потому что им-то невыносимо жить и работать по чужим правилам.

У активного интеллектуала энергии тратится намного больше, чем у отвечалки. Даже еще больше, чем у активного работника физического труда. Сама эта энергия все время гонит его по миру: изучать, проверять, думать, испытывать. Пассионарию необходимо все время что-то делать, и притом делать творчески, активно, сжигая очень много энергии.

Креативщик не может не интересоваться тем, что вокруг. Его невозможно воспитать так, чтобы он перестал интересоваться окружающим и изменять его. Почемучки бегут из «отвечальной» школы, а потом бегут из контор и «управленческого аппарата», из царства «офисного планктона». Отвечалки сидят в этом царстве и исправно жиреют — а они бегут.

Но для интеллектуала потолстеть, состариться и умереть еще легче, чем крестьянину… Условие то же самое: почему-либо остановиться. К счастью для интеллектуала, останавливается он реже и с меньшим желанием, чем работник физического труда. Но горе ему, если интеллектуал остановится…

Сахара — это источник «быстрой энергии». Если есть энергия — ее необходимо расходовать. Пока сама жизнь создает такую необходимость — все прекрасно. Стресс — необходимость для интеллектуала.

А если источник внешнего напряжения ослабел и исчез? Тогда интеллектуал сам будет создавать источники стресса. Хорошо, если эти источники признаются обществом и объективно полезны.

Интеллектуал, который все время думает, может заняться исследованием того, что лежит за границами разведанных земель. Так уходили в океан на поиски новых земель предки австралийцев. Утлые челноки посреди кишащего акулами моря, весла против штормов и течений. Так пересекали ледяное пространство Берингии предки индейцев. Так уже в исторические времена плыли через Атлантику скандинавы, а кормчие Генриха Мореплавателя вели свои кораблики вдоль африканских берегов. Так американцы правили фургонами через Великие Равнины, а русские строили остроги в стынущей сибирской беспредельности.

Интеллектуал может заняться улучшением, усовершенствованием того, что уже есть. Научиться рисовать… достигать большей художественной выразительности… Схематизировать нарисованное… Добавлять новые строки к гимнам в честь чудовищ, затаившихся в темноте пещер. Рисовать, вырезать из кости солнечные знаки, волшебно бегущие по небу круги, огонь и солнышко одновременно, чудно выраженные в свастике.

Это второе занятие не требует таких физических сил, как географические открытия. Интеллектуал может заниматься этим и в преклонные годы, спасаясь от ожирения и смерти.

И немолодым интеллектуал может влюбиться. Он просто органически не может не изменять, не улучшать, не структурировать мир. Влюбляясь и строя новую семью, он пусть не для всех, но для себя индивидуально и для нескольких близких людей структурирует и улучшает мир. Причем делает это в годы, когда крестьянин давно считает, что любовь — «это дело молодое», а ему пора кушать и спать… Да! Кушать, причем сладкую пищу, несущую быструю энергию. Спать, чтобы эта энергия не расходовалась. Заплывать жиром, болеть и умирать.

Нет ничего более опасного для интеллектуала, чем остановиться. Стоит ослабеть в его священном труде мысли, улучшения, усовершенствования, и тут же его погубит та самая энергия, которая гонит за горизонт.

Если бы Генрих Мореплаватель или Васко да Гама сидели и ничего не делали, они стали бы стремительно толстеть. Они быстро превратились бы в фактических калек, тяжело болели и быстро умерли бы.

На их месте трудолюбивый, но туповатый крестьянин или охотник будут толстеть все-таки меньше.

А конторский служащий и к тридцати приобретет одышку, и будет пригоршнями поедать БАДы.

Все в порядке, пока интеллектуалу есть чем заняться и пока общество принимает его труд. Пока все так — мы имеем долго живущего, активного на протяжении всей жизни, творческого человека. Такой человек обычно добродушен, жизнерадостен и весьма склонен к полноте. В силу этого он к старости вынужден налегать не только на ягоды, мед, мясо упитанного мамонта и жир пещерного медведя, но скорее на овощи и постную оленину. Эти ограничения могут такого человека всерьез огорчать, потому что поесть он весьма любит.

Величие нордической расы, лидера мирового развития, во-первых, в том, что таких людей у нас всегда было много. Во-вторых, мы высоко их ценили и давали возможность себя реализовать.

Люди этого типа и сделали все, о чем я писал: верхний палеолит, жилища, погребения, непонятные для нас значки на стенах пещер, покорение всей Евразии великим и загадочным племенем ариев, океанские корабли у берегов Америки и Африки, гигантские моаи (статуи) на острове Пасхи…

Можно, конечно, не давать воли интеллектуалам. А то что это они — думают, сволочи! Тоже тут, корчат гениев, смущают умы, возмущают спокойствие. Да еще и вызывают комплекс неполноценности у расово ушибленных и генетически ущербных соплеменников.

Можно объявить, что за границами охотничьих угодий племени лежат области, населенные чудовищами, и туда соваться нельзя. Что рисунки на стенах пещер нанесли мудрые предки, и они же сочинили священные гимны. Никак изменять раз сделанных изображений нельзя, и своих слов к гимнам тоже нельзя добавлять.

Да! И влюбляться нельзя. Боги и невыразимо мудрые духи божественных предков раз и навсегда установили групповой брак. Они явились 96-летнему жрецу верховного бога, сделанного из бревна, все ему раз и навсегда объяснили, и нечего тут выдумывать всякую ерунду.

Такое закостеневшее общество не дает интеллектуалу ничего делать. Ни открыть, ни улучшить, ни изменить. Ему останется только толстеть, злобствовать, все больше болеть и быстрее освободить племя от своей вечно недовольной физиономии и жирного брюха.

Между прочим, я нисколько не преувеличиваю. У меня есть знакомый, по национальности — негр народа хауса. Этот умнейший человек живет в Париже, в Петербург он приезжает по своим служебным делам. Он очень не любит ни негров, ни Африки… По его словам, колониализм стал шансом для него и для таких, как он, — шансом не пасти коров, а заниматься науками и искусствами. Но в его родной деревне все, что он может, — не нужно. Соплеменники даже и думать не хотели о том, чем он теперь занимается. Им просто плевать. Долгое время они просто сдували пивную пену на дурака, который хочет всяких глупостей. Нет же ему «жить как все» — ржать над поднятым пальцем, дуть пиво при первой возможности, плясать и ни о чем сложном не думать.

Потом мой знакомый стал зарабатывать деньги, на которые можно было купить всю деревню вместе с обитателями, и у него стали клянчить на выпивку, на свадьбы, на подарки местному колдуну и на покупку новой коровы. Единственное, что поняли дорогие соплеменники в судьбе моего знакомого, — это что он может купить корову и дать денег на пиво.

Вот человек и сбежал в страну, где люди способны оценить его по более сложной шкале. Удивляться ли этому?

Примечания:

1

Большой иллюстрированный энциклопедический словарь (авторизованный перевод Philip's Millenium Encyclopedia). М.: Астрель, 2003.

18

Ветхий Завет. Кемерово: Кемеровского книжное изд-во, 1991.

181

Керром Р. Палеонтология и эволюция позвоночных. Т. 3. М.: 1992.

182

Уважаемые коллеги обожают все усложнять. Как говаривал покойный академик А. П. Окладников, «чем непонятнее, тем научнее». Слово «мутация» используется уважаемыми коллегами так, что без бутылки… нет, лучше, без цистерны коньяку не разберешь. Но элементарное слово «мутация» — это всего лишь «изменение». В этом смысле я и употребляю термин, не придавая ему ни какой-то «научной» усложненности, ни возвышенно-мистического оттенка.

183

Расницын А. П. Темпы эволюции и эволюционная теория (гипотеза адаптивного компромисса)//Эволюция и биоценотические кризисы. М., 1987. С. 51.

184

Там же. С. 61.

185

Мериме П. Венера Илльская // Мериме П. Собрание сочинений в шести томах. Т. 2. М.: Огонек, 1963.

186

Онегов А. Я живу в заонежской тайге. М.: Мысль, 1972.

187

Терешина Е. В. Антиоксиданты — средство от старения? \\ «Медицинская газета». № 16. 08. 03. 2006.

188

Хэрриот Дж. Среди йоркширских холмов. М.: 1994.