Я уже рассказал о двух причинах, по которым доминирующая сегодня идеология цифрового мира, кибернетический тотализм, провалилась.

Первая может быть названа духовным провалом. Идеология поощряла ограниченные философии, отрицающие таинство существования опыта. Практическая проблема, которая может проистекать из этой ошибки, состоит в том, что мы становимся уязвимыми для переноса той веры, которую мы называем «надежда», с людей на гаджеты.

Второй провал — поведенческий. Разработки, следующие идеалам ноосферы и кибернетического тотализма, естественным образом имеют тенденцию недооценивать людей. Примером может служить повсеместное использование анонимности и идентификации с толпой. Не должно удивлять, что такие разработки укрепляют безразличное или пренебрежительное отношение к людям. В этом разделе представлен еще один провал, на этот раз — в экономической сфере.

Для миллионов людей Интернет означает бесконечные бесплатные копии музыкальных композиций, видео и других форм отчужденного человеческого опыта. Для немногих очень умных и везучих Интернет — это возможность строить финансовые схемы, слишком сложные для того, чтобы быть осуществленными в прошлом, и это создало опасные временные иллюзии существования способов делать деньги из воздуха без риска.

Я приведу аргументы в пользу того, что между этими двумя тенденциями есть общее и они неявно связаны. В каждом случае есть очевидные краткосрочные выгоды для некоторых, но в конечном счете они означают катастрофу для всех.

Сначала я рассмотрю «свободную культуру». Катастрофа, связанная со свободной культурой, все еще находится в ранней стадии. Слабые формы человеческого самовыражения, такие как музыка и репортажи в газетном стиле, уже совершенно унижены. Более сложные формы, как кино, находятся на пути к тому же состоянию.

Еще одной проблемой критикуемой мною философии является то, что она приводит к экономическим идеям, которые ставят в невыгодное положение высокие профессии. В этом и последующих разделах я буду говорить о недавно возникшей ортодоксальности в мире культуры и предпринимательства. Проблемы, связанные с излишне абстрактными, сложными и опасными финансовыми схемами, имеют отношение к идеалам «открытой», или «бесплатной», культуры.

Идеология, захватившая большую часть пространства вычислительных облаков и проявляющаяся в существовании бесплатной или свободной культуры, обладает потенциалом разрушить момент, которого человечество ожидает по крайней мере с XIX века. Что произойдет, когда технологическое развитие станет достаточным для того, чтобы потенциально предложить всем людям здоровую жизнь без проблем? Получит ли преимущества лишь немногочисленное меньшинство?

Хотя относительное число очень бедных людей уменьшается, разница в доходах между богатыми и бедными увеличивается возрастающими темпами. Промежуточная зона между достатком и бедностью растягивается, и, вероятно, появятся новые шрамы.

Медицина находится на пороге познания некоторых фундаментальных механизмов старения. Серьезные различия в достатке людей будут преобразованы в беспрецедентную, огромную разницу в средней продолжительности жизни. Развитый мир начнет испытывать на себе, как чувствуют себя сегодня наиболее униженные, голодные и больные люди в беднейших частях света. Продолжительность жизни среднего класса в сравнении с жизнью счастливых членов элиты может начать казаться ничтожной.

Как вы будете себя ощущать, если однажды утром обнаружите, что, в то время как некоторые из ваших знакомых, которые сделали или унаследовали большие деньги, подверглись процедуре, увеличивающей их продолжительность жизни на десятилетия, для вас и вашей семьи эта процедура непозволительно дорога? Такого рода утро почти любого может превратить в марксиста.

Идеология Маркса построена на технологических изменениях. К несчастью, его подход к исправлению неравенства породил ужасную серию насильственных революций. Он считал, что прежде, чем технологии изобилия станут зрелыми, необходимо выровнять начальные условия для всех. Однако уже неоднократно подтверждалось, что выравнивание условий с помощью марксистских революций приводит к смерти, отупению или коррупции большей части населения. Несмотря на это, вариации его идей продолжают оказывать огромное влияние на многих, особенно на молодых. Идеями Маркса до сих пор окрашено утопическое технологическое мышление, в том числе многие из идей, которые на первый взгляд кажутся либертарианскими. (Я буду обсуждать скрытый техномарксизм позже.)

Нас спасло от марксизма то, что новые технологии в целом создавали новые рабочие места, которые в среднем оказались лучше старых. Они всегда были лучше — более интеллектуальными, творческими, культурными или стратегическими, — чем те, которые они замещали. Потомки Лудда, который сломал ткацкий станок, сегодня могут программировать роботизированные станки.

Абрахам Маслоу был психологом хх века, предложившим идею о том, что люди стремятся удовлетворять возрастающие потребности по мере удовлетворения базовых. Например, голодный человек может стремиться насытиться прежде, чем попытается изменить свой социальный статус, но, как только он насытился, желание более высокого статуса станет настолько же важным, насколько важным ранее был поиск пищи.

Иерархия Маслоу начинается с самого низа, с сельского хозяйства и выживания, но в то же время достигает заоблачных высот. Иногда ее представляют в виде пирамиды с основанием в базовых потребностях выживания, таких как пища. Следующий уровень — безопасность, затем любовь/сопричастность и, наконец, завершает пирамиду самореализация. Самореализация подразумевает творчество.

Историческое улучшение экономического положения обычных людей можно связать с подъемом по пирамиде Маслоу. Одним из последствий развития технического прогресса, набравшего скорость в период индустриализации, было то, что возрастало количество людей, которые начинали жить за счет удовлетворения потребностей на все более высоких уровнях пирамиды Маслоу. Там, где раньше было несколько слуг королевских дворов и церквей, появился обширный средний класс учителей, бухгалтеров и — да, репортеров и музыкантов.

Ранние поколения марксистов, хотя и стремились выровнять социальный статус в обществе, не испытывали ненависти к этим поднявшимся соперникам. Мао привнес в идею другой смысл, согласно которому лишь труд в рамках основания иерархии Маслоу считался достойным. Крестьяне, работающие в полях так же, как они делали это тысячелетиями, заслуживали поощрения, а высший класс вроде интеллектуалов должен был быть наказан.

Движение открытой культуры мистическим образом способствовало возрождению этой идеи. Классический маоизм на самом деле не боролся с иерархией — он лишь подавлял любую иерархию, которая не была структурой власти правящей коммунистической партии. В сегодняшнем Китае эта иерархия смешана с другими, в том числе со знаменитостью, академическими успехами и личным богатством и статусом, что, несомненно, сделало Китай более сильным.

Цифровой маоизм аналогично не отвергает всю иерархию. Но он активно поощряет одну предпочитаемую иерархию «мета», в которой мэшап важен более собственных источников. Блог блогов возвеличен более обычного блога. Если вы заняли очень важную нишу в агрегировании человеческого опыта — как, например, Google со своим поисковиком, — то вы можете получить сверхвласть. То же самое относится и к операторам хэдж-фондов. В вычислительном облаке «мета» эквивалентно власти.

Иерархия «мета» — это естественная иерархия облачных гаджетов, такая же, как естественная иерархия человеческих стремлений по Маслоу.

Если быть честным, открытая культура отличается от маоизма не этим. Маоизм обычно ассоциируется с авторитарным контролем за распространением идей. Открытая культура — нет, хотя разработки веб 2.0 вроде «Вики» имеют тенденцию продвигать ложную идею, будто бы существует одна универсальная истина там, где это не так.

Но если говорить на языке экономики, цифровой маоизм с каждым годом становится все более подходящим термином. В физическом мире либертарианство и маоизм разнятся настолько, насколько могут разниться экономические философии, но в мире битов, как он понимается идеологией кибернетического тотализма, они размыты, так что их все труднее отличить друг от друга.

До индустриализации каждая цивилизация жила за счет классов людей, которые были рабами или почти рабами. Без технологического прогресса всего благородного, политического и нравственного совершенствования в мире было недостаточно, чтобы изменить условия жизни обычных людей.

На рабах держалась даже ранняя демократия Афин. Лишь изобретение работающих машин, которые, казалось, превращали простые мысли в реальность, сделало рабство ненужным.

Скажу больше. Люди не будут воевать и убивать друг друга лишь до тех пор, пока технологи продолжают придумывать способы улучшать стандарты жизни сразу всех членов общества. Это не означает, что технологический прогресс гарантирует прогресс нравственный. Однако растущее благосостояние необходимо для того, чтобы нравственность имела хоть какое-то заметное влияние на события, а совершенствование технологий — единственный способ увеличить благосостояние многих людей сразу.

Это не всегда было настолько верно, как сегодня. Отличными от развития технологий способами увеличения благосостояния были колониализм и завоевания, хотя военная и технологическая сферы всегда тесно связаны. Обнаружение новых природных ресурсов, таких как новые нефтяные месторождения, также может увеличивать благосостояние. Но нам больше не приходится рассчитывать на формы увеличения благосостояния, кроме технологического прогресса. Низко растущие плоды уже собраны. Сегодня благосостояние может увеличить лишь очень смелая изобретательность.

Машины дали возможность большому количеству людей подняться по социальной лестнице от рабов к квалифицированным рабочим. Тем не менее неприятной чертой индустриализации является то, что любые навыки — неважно, насколько трудно их получить — могут стать ненужными, когда усовершенствуются машины.

В XIX веке рабочие начали задаваться вопросом, что случится, когда машины станут достаточно развиты, чтобы функционировать автономно. Должен ли капитализм быть чем-то заменен, чтобы гарантировать средства к существованию массам людей, которые больше не нужны для работы на машинах? Может ли фундаментальное экономическое преобразование такого рода пройти мирно?

До сегодняшнего дня каждая новая волна технологического прогресса приносила новые виды спроса на труд человека. Автомобиль предал забвению производителей конных колясок, но занял армии механиков. Изменение труда продолжается: все больше людей в мире занято обслуживанием компьютеров. Они работают в службах поддержки, в компаниях по обслуживанию предприятий и в IT-отделах.

Но по крайней мере в некоторых аспектах сосуществования машин и человека мы уже приближаемся к завершению игры. Роботы совершенствуются. Полуавтономные аппараты на Марсе превзошли все ожидания, симпатичные Roomba собирают пыль с пола, и можно купить машину, которая паркуется сама.

Роботы в лабораториях еще более впечатляют. Они воюют и проводят хирургические вмешательства, а скоро начнут делать продукты из сырья. Уже существуют доступные модели маленьких производящих роботов для людей, увлекающихся самостоятельной сборкой машин. Эти роботы способны создавать предметы быта по требованию, прямо у вас в доме, основываясь на планах, которые они получают по Сети.

Одной из наших главных надежд в начале цифровой революции было то, что объединенный сетью мир даст всем больше возможностей для личного развития. Может, когда-нибудь так и случится, но до сих пор чаще наблюдался обратный эффект, по крайней мере в США. Последние пятнадцать лет, с возникновения Всемирной паутины, даже в лучшие годы экономического расцвета численность американского среднего класса сокращалась. Богатство становилось все более концентрированным.

Я не говорю, что это происходит из-за Сети, но если предполагалось, что цифровые технологии дадут лекарство, то мы действуем слишком медленно. Если мы не сможем переформулировать цифровые идеалы до того, как столкнемся со своей судьбой, нам не удастся построить лучший мир. Вместо этого мы будем жить в темных веках, когда все человеческое будет девальвировано.

Такого рода девальвация наберет высокие обороты, когда информационные системы смогут работать без постоянного вмешательства человека в физическом мире через роботов и другие автоматические гаджеты. В мире, переполненном человеческими ресурсами, крестьяне ноосферы будут обречены на мрачное повторение цикла от постепенного обнищания при капитализме роботов до опасно неожиданного, отчаянного социализма.

К сожалению, существует всего один продукт, который сохранит свою ценность в ноосфере, когда все остальное будет девальвировано. В конце спектра открытой культуры лежит вечная весна рекламы. Открытая культура поднимает рекламу с ее статуса катализатора и помещает в центр вселенной человека.

На ранней, более похожей на эпоху хиппи фазе развития Кремниевой долины существовало ощутимое фоновое отвращение к рекламе — до момента странного подъема Google. Тогда рекламу часто считали главным грехом гнусного мира старых медиа, который мы разрушали. Реклама была сердцем важнейшего врага, против которого мы сражались, коммерческого телевидения.

Ирония в том, что реклама теперь выделена как единственная форма выражения, достойная настоящей коммерческой защиты в грядущем мире. Любая другая форма выражения должна быть перемешана, анонимизирована и вырвана из контекста, то есть доведена до состояния полной бессмыслицы. Реклама же станет контекстной как никогда, а ее содержание будет абсолютно неприкосновенно. Никто — буквально никто — не имеет права смешивать рекламу, которую Google показывает на полях сайтов. Когда Google начал свой рост, в Кремниевой долине часто можно было услышать такие разговоры: «Что, разве мы не против рекламы?» — «Да, мы против старой рекламы. Новая реклама ненавязчива и полезна».

То, что в новой цифровой экономике реклама занимает центральное место, — абсурд, но еще абсурднее, что это видят лишь немногие. Наиболее скучное утверждение правящей цифровой философии состоит в том, что бесплатно трудящиеся толпы иногда работают лучше, чем платные ветхозаветные эксперты. В пример часто приводят «Википедию». Но если это так — и, как я уже объяснял, при правильных условиях действительно иногда может быть так, — почему этот принцип не разрушает устойчивость рекламы как бизнеса?

Функционирующий честный коллективный разум должен сделать ненужным платное убеждение. Если толпа так мудра, она способна оптимально направлять выбор каждой личности в сфере домашних финансов, отбеливания зубов и поисках любовника. И тогда платное убеждение прекратится. Каждое пенни, который зарабатывает Google, доказывает неудачу коллективного разума, a Google зарабатывает очень много пенни.

Если вы хотите выяснить, что на самом деле происходит в обществе или идеологии, следуйте за деньгами. Если деньги текут в рекламу, а не музыкантам, журналистам и артистам, то общество больше озабочено манипуляциями, а не истиной или красотой. Если содержание ничего не стоит, люди начинают становиться пустоголовыми и бессодержательными.

Комбинация коллективного разума и рекламы привела к появлению нового типа социального договора. Основная идея этого договора состоит в том, что авторов, журналистов, музыкантов и художников подталкивают рассматривать плоды своего интеллекта и воображения в качестве фрагментов, которые бесплатно отдаются коллективному разуму. Вознаграждение принимает форму самопродвижения. Культура должна стать рекламой и ничем больше.

Эта идея сегодня может работать в некоторых ситуациях. Есть несколько широко освещаемых, но все равно исключительных историй успеха, основанных на мифических качествах. Эти истории стали возможными потому, что мы находимся в переходном периоде, в котором некоторые везучие люди могут выиграть от того лучшего, что есть в старом и новом медиамирах, и факт их неправдоподобных источников можно превратить в маркетинговый лозунг.

Таким образом, кто-нибудь невероятный типа Диабло Коди, работая стриптизершей, может завести блог и получить достаточно внимания, чтобы заключить контракт на написание книги, а затем и киносценария (имеется в виду захваленная картина «Джуно»). Однако чтобы рассуждать о технологиях, надо научиться думать так, как будто ты уже живешь в будущем.

Я надеюсь, что книгоиздательство останется прибыльным в цифровую эпоху. Но случиться это может, только если появятся цифровые схемы, которые позволят этому состояться. На сегодняшний день положение таково, что книги будут сильно девальвированы, как только большое количество людей начнет читать с электронных устройств.

То же самое касается кино. Пока еще много тех, кто по привычке покупает фильмы на дисках или ходит в кинотеатр. Так устроена культура сегодня. Чтобы брать за нее деньги, ее надо преподносить на каком-либо вещественном носителе вроде киноэкрана или бумажной книги.

Но это ненадолго. Чем вы моложе, тем больше вероятность, что вы скачаете фильм в Сети, а не купите диск. Что касается театров, я желаю им долгой счастливой жизни, но представьте себе мир, в котором можно установить великолепный проектор за 50 долларов где угодно, в лесу или на пляже, и получить настолько же качественный эффект присутствия. В таком мире мы будем жить уже в течение ближайшего десятилетия. Едва файлообмен снизит влияние Голливуда настолько, насколько уже снизил влияние музыкальных компаний, возможность продать сценарий за достаточную для жизни сумму исчезнет.

В начале развития так называемой открытой культуры я был одним из первых, кто поддержал высказывание, которое с тех пор стало клише: «Всех динозавров старого порядка заблаговременно предупредили, что надвигается цифровая революция. Если они не могут приспособиться, то лишь из-за своего собственного упрямства, негибкости или глупости. Они сами виноваты в том, что с ними случилось».

Именно это говорим мы с тех пор о наших первых жертвах — звукозаписывающих компаниях и газетах. Но никто из нас никогда не был в состоянии дать динозаврам конструктивный совет, как им выжить. И нам их сегодня не хватает больше, чем мы готовы признать.

На самом деле до тех пор, пока мы виним их, мы способны признать, что нам не хватает угасающих «основных медиа». В популярном в 2008 году посте в блоге Джона Тальтона газеты обвинялись в их собственном упадке в соответствии с устоявшейся революционной практикой. Пост заканчивался стереотипным обвинением, которое я процитирую почти целиком:

«Самой большой проблемой… был коллапс нежизнеспособной модели бизнеса. Проще говоря, моделью предусматривалось посылать молодых девушек-продавцов в мини для продажи рекламы, по заоблачным ценам похотливым торговцам подержанными машинами и владельцам скобяных лавок…

Теперь резкое падение продолжается, и ущерб нашей демократии трудно преувеличить. США ввязались в войну в Ираке, которая парализовала страну до того, как дома и за рубежом к Штатам появились серьезные претензии, и именно в этот момент настоящая журналистика оказалась в осаде — это не совпадение. Такое положение вещей почти позволяет людям, склонным видеть во всем заговор, считать, что существовал план не информировать нас…»

Конечно, это всего лишь одно сообщение из миллионов. Но оно очень хорошо показывает общее направление комментариев в Сети. Никто никогда не был в состоянии дать добрый совет умирающим газетам, но все еще считается правильным винить их в их собственной судьбе.

Такие разглагольствования поднимают важный вопрос, и его нельзя было бы задать в кругах, близких к Сети, если бы он не был замаскированной атакой на честь наших жертв: были бы последние годы американской истории другими, менее катастрофическими, если бы экономическая модель газет не была атакована? В период, когда принимались разрушительные экономические и военные решения, у нас, без сомнения, было больше блогеров, но и меньше Вудвордов и Бернстайнов. Годы правления Буша негативно рассматриваются практически всеми: иллюзия оружия массового поражения, экономический спад. Вместо того чтобы обращать внимание на неприятную прессу, администрация едва замечала толпы любопытных блогеров, уничтожающих друг друга. Конечно, блогеры предавали огласке тот или иной скандальный факт, но то же самое делали и блогеры из противоположного лагеря. Эффект блогосферы в целом оказался нулевым, как всегда бывает с таким типом плоских открытых систем, превозносимых сегодня.

Если какое-то видео с глупой шуткой привлекает в день столько же зрителей, что и продукт профессионального кинематографиста, то зачем платить кинематографисту? Если алгоритм может, используя данные из облака, приковать эти взгляды к видеоклипу, то зачем платить редакторам или импресарио? В новой схеме нет ничего, кроме местоположения, местоположения и еще раз местоположения. Управляй вычислительным облаком, которое направляет мысли коллективного разума, и будешь бесконечно богат!

Мы уже наблюдаем у студентов эффект возникающего социального контракта «победитель забирает все». Самые умные студенты-компьютерщики все чаще избегают интеллектуально насыщенных аспектов предмета и вместо этого надеются попасть в точку новой королевской власти в центре облака, например, запрограммировав хэдж-фонд. Лучшие студенты могут вынашивать планы запуска сайта социальной сети для богатых игроков в гольф. Одна из технических школ Лиги плюща неофициально запретила эту идею как модель бизнес-плана на занятиях по предпринимательству, поскольку та оказалась слишком уж избитой. Тем временем творческие личности — новые крестьяне — стали напоминать животных, скапливающихся на сокращающихся оазисах старых медиа в истощенной пустыне.

ОДНИМ ИЗ ПОСЛЕДСТВИЙ ТАК НАЗЫВАЕМОГО НОВОГО СПОСОБА МЫШЛЕНИЯ ЯВЛЯЕТСЯ ТО, ЧТО ОНО МОЖЕТ В КОНЕЧНОМ СЧЕТЕ ЗАСТАВИТЬ КОГО УГОДНО ЖЕЛАЮЩЕГО ВЫЖИТЬ БЛАГОДАРЯ УМСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (ОТЛИЧНОЙ ОТ УХОДА ЗА ОБЛАКАМИ) ВОЙТИ В СВОЕГО РОДА ЮРИДИЧЕСКУЮ ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКУЮ КРЕПОСТЬ ИЛИ СТАТЬ ПОДОПЕЧНЫМ БОГАТОГО ПАТРОНА, ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬСЯ ОТ АЛЧНОГО КОЛЛЕКТИВНОГО РАЗУМА.

МЫ ЗАБЫВАЕМ, КАКИМ ЧУДОМ, КАКИМ ГЛОТКОМ СВЕЖЕГО ВОЗДУХА БЫЛО ПОЛОЖЕНИЕ, КОГДА ТВОРЧЕСКИЕ ЛИЧНОСТИ ТОРГОВАЛИ САМИ, КАК ХОТЕЛИ, А НЕ НАХОДИЛИСЬ ПОД ПАТРОНАЖЕМ. ПАТРОНЫ ДАЛИ НАМ БАХА И МИКЕЛАНДЖЕЛО, НО МАЛОВЕРОЯТНО, ЧТО ОНИ ДАЛИ БЫ НАМ ВЛАДИМИРА НАБОКОВА, THE BEATLES И СТЭНЛИ КУБРИКА. НА САМОМ ДЕЛЕ СВОБОДНАЯ КУЛЬТУРА ОЗНАЧАЕТ, ЧТО АРТИСТЫ, МУЗЫКАНТЫ, ПИСАТЕЛИ И КИНЕМАТОГРАФИСТЫ БУДУТ ВЫНУЖДЕНЫ СПРЯТАТЬСЯ ЗА УСТАРЕВШИМИ ОРГАНИЗАЦИЯМИ.

Рассматривается судьба музыкантов в развивающейся цифровой экономике.

Немногим более 15 лет назад, с возникновением Всемирной паутины, был запущен таймер. Империи старых медиа предсказуемо начали устаревать. Но появится ли вовремя более совершенная замена? Мы, идеалисты, отвечали: «Просто подождите! Возможностей будет создано больше, чем уничтожено». Но 15 лет — кажется, достаточный срок, чтобы перейти от надежды к практике. Пришло время спросить: «Мы строим цифровую утопию для машин или для людей?» Если для людей, то у нас проблема.

ЕСЛИ МЫ ПОПЫТАЕМСЯ ОТДЕЛИТЬ КУЛЬТУРУ ОТ КАПИТАЛИЗМА, КОГДА ОСТАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ЖИЗНИ ОСТАЮТСЯ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИМИ, КУЛЬТУРА ПРЕВРАТИТСЯ В ТРУЩОБЫ. ФАКТИЧЕСКИ СЕТЕВАЯ КУЛЬТУРА ВСЕ БОЛЬШЕ НАПОМИНАЕТ ТРУЩОБЫ В САМОМ НЕПРИЯТНОМ СМЫСЛЕ СЛОВА. ТАК, В ТРУЩОБАХ ОБЫЧНО БОЛЬШЕ РЕКЛАМЫ, ЧЕМ В ЗАЖИТОЧНЫХ РАЙОНАХ. ЛЮДИ ТРУЩОБ БОЛЕЕ ЖЕСТОКИ; ВЛАСТЬ ТОЛПЫ И ПОСТОЯННАЯ НАСТОРОЖЕННОСТЬ ОБЩЕПРИНЯТЫ. ЕСЛИ И СУЩЕСТВУЕТ СЛЕД «ТРУЩОБИЗАЦИИ» В ТОМ, КАК МНОГИЕ ПРИВИЛЕГИРОВАННЫЕ МОЛОДЫЕ ЛЮДИ ПРИНИМАЮТ СЕГОДНЯШНЮЮ СЕТЕВУЮ КУЛЬТУРУ, ТО ЭТО, НАВЕРНОЕ, ЭХО КОНТРКУЛЬТУРЫ 1960-х ГОДОВ.

Открытая культура кутит в странном, преувеличенном понимании зла, которое несут звукозаписывающие компании или любой, кто думает, что в старых моделях интеллектуальной собственности есть какие-то достоинства. Многими студентами колледжей обмен файлами рассматривается как акт гражданского неповиновения. То есть воровство цифрового материала делает вас единомышленниками Ганди и Мартина Лютера Кинга![12]

Это правда, что звукозаписывающие компании не помогли сами себе. Они публично суетились об исках, апеллируя к наиболее сочувствующим людям, беспардонно совали свой нос куда не просят и т. д. Более того, музыкальный бизнес имеет долгую историю аморальности, коррупции, бухгалтерских уловок и ценовых сговоров.

К 2008 году некоторые из путеводных звезд движения за открытую культуру начали признавать очевидное, а именно — что выигрывают не все. Десятилетие назад мы предполагали или по крайней мере надеялись, что Сеть принесет много выгод такому большому количеству людей, что те несчастные, которым перестанут платить за то, что они делали, в конце концов выиграют, найдя новые способы заработка. Этот аргумент можно услышать до сих пор, как будто люди живут вечно и могут позволить себе ждать до бесконечности, когда на них снизойдет новый источник благосостояния.

В 2008 году Кевин Келли написал, что новая утопия — это…

«…прекрасная новость для двух классов людей: нескольких счастливых агрегаторов, таких как Amazon и Netfix, и шесть миллиардов их потребителей. Из этих двух, мне кажется, потребители получают большее вознаграждение от богатств, скрытых в бесконечных нишах.

Но для авторов „длинный хвост“ — неоднозначное благо. Работающие самостоятельно художники, продюсеры, изобретатели не входят в уравнение. „Длинный хвост“ не приводит к значительному увеличению продаж у создателей, но привносит существенную конкуренцию и бесконечное давление на цены. Если художник не стал агрегатором работы других художников, „длинный хвост“ не предлагает избавления от унылости муниципальных распродаж».

Люди, посвящающие свою жизнь осознанному вкладу в культуру, который можно передать через облако — в противоположность случайным вкладам, которые не требуют обязательств, эти люди, признает Кевин, в проигрыше.

Его новый на момент написания этой книги совет был похож на тот, что мы предлагали в момент ожидания и несбыточных надежд десять, пятнадцать и даже двадцать пять лет назад. Он предложил, чтобы художники, музыканты или писатели нашли в своей работе что-то, что не связано с цифрой, например живые выступления, продажу маек и т. д., и убедили тысячи людей тратить на это сотню долларов ежегодно. Тогда художник мог бы зарабатывать сто тысяч в год.

Мне бы очень хотелось верить, что больше чем незначительное число людей, выигравших случайно, может этого добиться. Иногда «госпожа» или коуч могут использовать Интернет для осуществления такого плана. Но после десяти лет наблюдений за многими и многими людьми, попытавшимися это сделать, я боюсь, что такое не сработает для подавляющего большинства журналистов, музыкантов, художников и кинематографистов, находящихся на пороге забвения из-за краха нашего цифрового идеализма.

К скептицизму я пришел с трудом. Сначала я полагал, что предпринимательский пыл и изобретательность найдут способ пробиться. Готовясь к написанию книги, я снова попытался найти культурные типы, которые выигрывают от открытой культуры.

У нас есть точка отсчета в виде музыкантов из среднего класса, которых обанкротила сеть. Нам по крайней мере надо найти для них поддержку в новой экономической ситуации. Могут ли 26 тысяч музыкантов найти по 1000 преданных фанатов каждый? Или 130 тысяч — от 200 до 600 преданных поклонников? Наконец, как долго можно этого ждать? Тридцать лет? Триста лет? Плохо ли то, что мы смиримся с утратой нескольких поколений музыкантов, пока будем ждать нового решения проблемы?

Обычно такие процессы развиваются по S-образной кривой: сначала будет лишь небольшое число поклонников, но заметная тенденция к увеличению их количества. В Кремниевой долине наблюдать очень быстрый рост числа сторонников новых поведенческих схем — обычное дело. Совсем недавно было немного блогеров-пионеров, и вдруг их уже миллионы. То же самое может произойти и с музыкантами, живущими в новой экономике.

Таким образом, сколько примеров музыкантов, живущих по новым правилам, мы можем ожидать обнаружить сейчас, спустя пятнадцать лет после возникновения Всемирной паутины и через десять лет после широкого распространения обмена музыкальными файлами?

Если просто взять цифру с потолка, было бы неплохо обнаружить 3000 таких примеров. Тогда через несколько лет их будет 30 тысяч. После этого S-образная кривая заработает в полную силу, и их станет 300 тысяч. Новый тип профессионального музыканта должен ворваться на сцену с шокирующей скоростью, как социальные сети.

Исходя из разговоров о том, как много возможностей существует, вы можете подумать, что поиск тех самых трех тысяч циничен. Их уже должны быть десятки тысяч! Или вы можете быть реалистом и думать, что все еще слишком рано и более реалистичное число — 300.

Я немного побаивался просто опубликовать вопрос в Сети, потому что, хотя я и критикую ортодоксальность открытости/бесплатности, я не хочу проклинать ее, если у нее есть хотя бы шанс. Предположим, я бы получил неубедительный результат. Не демотивировало бы это людей, которые в противном случае приложили бы усилия, чтобы новая экономика заработала?

Кевин Келли думал, что мои страхи нелепы. Он в большей степени технологический детерминист: он уверен, что технологии найдут способ достичь того, чего им суждено достичь, вне зависимости от того, что думают люди. Поэтому он предложил опубликовать мой призыв в его популярном блоге Technium, будучи уверенным, что примеры новой музыкальной экономики не заставят себя ждать.

Я тоже опубликовал пламенное воззвание в New York Times и написал о своих опасениях в других заметных местах в надежде инспирировать контакты с новым авангардом музыкантов, которые живут благодаря существованию Всемирной паутины.

В старые времена, когда я был связан контрактом со звукозаписывающим лейблом, существовали некоторые великие артисты, которые делали все сами, как Ани ДиФранко. Она стала миллионершей, продавая свои CD, когда те еще были высокоприбыльным продуктом, который покупали люди до эры файлообмена. Начала ли появляться армия новых ДиФранко?

Ужас, но я с трудом нашел даже горстку музыкантов, которые могли утверждать, что последовали по стопам ДиФранко. Связалось со мной довольно много людей, утверждавших, что они выживают в новом порядке, но снова и снова они оказывались совсем не теми.

Вот некоторые примеры карьер, которые существуют, но не вселяют в меня надежду на светлое будущее:

? ГИГАНТСКИЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ ИЗ ПРОШЛЫХ ВРЕМЕН ЗВУКОЗАПИСЫВАЮЩЕГО БИЗНЕСА, ПОЛУЧИВШИЙ НЕСКОЛЬКО УПОМИНАНИЙ, ВЫКЛАДЫВАЯ МУЗЫКУ В СВОБОДНЫЙ ДОСТУП. Пример — Radiohead. Я хочу жить в мире, где неизвестные музыканты потенциально могут добиться такого успеха, как Radiohead, только при новом порядке вещей, а не при старом. Где они?

? АГРЕГАТОР. Горстка музыкантов, ведущих вебсайты, которые агрегируют музыку сотен или тысяч других. Есть несколько сервисов, к примеру, предлагающих тематическую музыку в потоковом формате. Один из них — специализированный музыкальный сайт направления new age, обслуживающий некоторые платные студии йоги. Агрегатор в данном случае не google, поэтому денег он получает немного. Те музыканты, музыку которых агрегируют, по существу, не получают ничего. Очень немногие люди могут быть агрегаторами, так что этот вид карьеры не «масштабируется», как говорим мы в Кремниевой долине.

? СОЧИНИТЕЛЬ ДЖИНГЛОВ / САУНДТРЕКОВ / МУЗЫКИ ДЛЯ ТЕЛЕВИДЕНИЯ. Все еще можно зарабатывать, размещая музыку в окружении, пока не разрушенном файлообменом. Некоторые примеры: кино- и телевизионное музыкальное сопровождение, коммерческие джинглы и т. п. Можно использовать присутствие в сети для рекламы подобного рода карьеры. Проблема этой стратегии в том, что такие приносящие деньги варианты в конечном счете сами окажутся под давлением.

? ИЗДАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЗА СВОЙ СЧЕТ. Это дьявольская карьера. Музыка зачаровывает, поэтому людей, заявляющих, что они живут музыкой, больше, чем тех, кто реально так живет. Наверное, всегда было гораздо больше людей, попробовавших сделать музыкальную карьеру, чем тех, кто преуспел. Это тем более справедливо в сети. Сотни тысяч музыкантов ищут внимания на сайтах типа myspace, bebo, youtube и других, и абсолютно ясно, что они не живут за счет музыки. Есть кажущийся бесконечным запас тех, которые хотят считать, будто они занимаются построением профессиональной музыкальной карьеры, и они готовы платить агентам, чтобы создать эту иллюзию. Я, безусловно, не частный детектив, но достаточно нескольких простых поисковых запросов, чтобы выяснить, что конкретный музыкант унаследовал богатство и практически неизвестен за пределами собственного веб-сайта.

? ДЕТИ В ФУРГОНЕ. Если вы молоды и бездетны, вы способны разъезжать в фургоне, давая концерты и рекламируя их в сети. Вы вряд ли заработаете серьезные деньги, но сможете ночевать и обедать у поклонников, которых найдете в интернете. Настали хорошие времена для такого рода музыкальных приключений. Если бы я был молод, я бы так и поступил. Но немногие люди способны вырастить детей при этом стиле жизни. По мере увядания молодости такая карьера уже не выглядит слишком привлекательной.

Пример успеха, который приводят снова и снова, — Джонатан Коултон. Он сделал хорошую карьеру, сосредоточившись на розыгрышах и комедийных песнях, а его аудиторией была толпа компьютерных фанатов. Он, конечно, не стал миллионером, но, кажется, на самом деле достиг уровня, когда может уверенно содержать семью без помощи старой модели медиа (хотя у него есть агент в Голливуде, так что его пример не для пуристов). Кроме него было лишь несколько кандидатов. Так, блогер-юморист Зе Франк иногда выкладывал мелодии на своем сайте и зарабатывал рекламой спиртных напитков, размещенной там же.

ПОЖАЛУЙ, БОЛЬШЕ ВСЕХ ПОСТРАДАЛИ СРЕДНИЕ КЛАССЫ ДЕЯТЕЛЕЙ КУЛЬТУРЫ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ТРУДА. ТАК, МУЗЫКАНТЫ-ФРИЛАНСЕРЫ, РАБОТАЮЩИЕ В СТУДИЯХ, ИМЕЮТ ВСЕ МЕНЬШЕ ПЕРСПЕКТИВ. ЕЩЕ ОДНИМ ПРИМЕРОМ, НЕ ИЗ МИРА МУЗЫКИ, ЯВЛЯЮТСЯ ЖУРНАЛИСТЫ, ПРОДАЮЩИЕ РЕПОРТАЖИ С МЕСТА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ ГАЗЕТАМ. И ТЕ И ДРУГИЕ ВНОСЯТ РЕШАЮЩИЙ ВКЛАД В КУЛЬТУРУ И ДЕМОКРАТИЮ. ОНИ ТЕРПЯТ ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ РАСХОДЫ И НЕУДОБСТВА И ПОСВЯЩАЮТ ГОДЫ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ СВОЕГО МАСТЕРСТВА. ОНИ ЖИЛИ ЗА СЧЕТ ЭФФЕКТА ПРОСАЧИВАНИЯ В СТАРОЙ СИСТЕМЕ, КАК СРЕДНИЙ КЛАСС В ЦЕЛОМ ОНИ БЕСЦЕННЫ. ОТ НОВОЙ СИСТЕМЫ ОНИ НЕ ПОЛУЧАЮТ НИЧЕГО…

Малочисленность успешных случаев беспокоит. История Всемирной паутины полна примерами успеха, основанного на новизне идеи, но их никогда не получится повторить. Одна молодая женщина сделала сайт, на котором просто попросила помочь выплатить задолженность по кредитной карте, и это сработало! Но никто из ее последователей не смог добиться успеха.

Меня это ошеломляет. Пятнадцать лет спустя с начала эры Всемирной Паутины, когда iTunes стал крупнейшим магазином музыки, в период, когда компании вроде Google являются маяками Уолл-стрит, не должно ли появиться хотя бы нескольких тысяч первопроходцев нового типа музыкальной карьеры, выживших в нашей утопии? Может, их скоро станет больше, но текущее положение удручает.

Начинающие музыканты в открытом мире все чаще могут выбирать лишь из двух вариантов: или последовать примеру Джонатана Коултона (очевидно, это может сделать почти каждый), или добиваться более устойчивого источника дохода, став беженцами в последних исчезающих оплотах мира старых медиа, на который они только что нападали.

Конечно, со временем ситуация может стать лучше. Возможно, спустя пару поколений без профессиональных музыкантов появится какое-нибудь пространство, в которое они вернутся.

Вышедшие из-под контроля финансовые инструменты связаны с судьбами музыкантов и ложными выводами кибернетического тотализма.

Резкий рост благосостояния Китая в большой мере был связан с дешевым квалифицированным трудом. Но существует вполне реальная вероятность того, что в ближайшие два десятилетия огромное количество рабочих мест в Китае и по всему миру станет ненужным благодаря развитию дешевой робототехники, и произойдет это такими темпами, что будет страшным шоком для миллионов людей.

Если волны технологических изменений приносят с собой новые виды рабочих мест, то какими они будут? До сих пор все компьютерные технологии, построенные человеком, бесконечно запутанны, полны ошибок, капризны и сбивают с толку. В результате иконой занятости в эпоху информации стала служба техподдержки.

Много лет я предлагал, чтобы в широко и благородно определенное понятие «служба поддержки» включались в том числе управление данными, судебная экспертиза данных, консультирование по программному обеспечению и т. д. Это может дать нам способ представить мир, в котором капитализм и развитые технологии будут сосуществовать при полной занятости людей. Такой сценарий я называю «планета службы поддержки».

Это приводит нас к Индии. Экономика Индии быстро развивалась в то же время, что и китайская, к немалому удивлению многих наблюдателей, но основываясь на существенно иной модели. Как заметила Эстер Дайсон, индийская экономика отличается «нестандартными» услугами.

В Индии благодаря тому, что ее население владеет английским, расположена большая часть call-центров мира, там также широко распространены разработка программного обеспечения и творческое производство типа анимации, аутсорсинговые административные услуги и здравоохранения, которого становится все больше.

Между тем Соединенные Штаты выбрали совершенно другой путь. В то время как от крупнейших американских капиталистов и технологов мы постоянно слышим разговоры о сетях и выходе из кризиса, на самом деле большинство из них мечтают контролировать сеть, которой будут вынуждены пользоваться все остальные.

Все хотят быть властителями вычислительного облака. Например, Джеймс Шуровьески в «Мудрости толпы» восхваляет пример, в котором сетевое сообщество помогает найти золото в шахте, даже несмотря на то, что ему, сообществу, эта шахта не принадлежит.

Есть множество форм такого рода представлений. Лучшие университеты и лаборатории все еще находятся в США, поэтому нам хотелось бы, чтобы мир принимал законы об интеллектуальной собственности, которые направляют поток денег к нам, на основании того, что идеи принадлежат нам, даже если согласно этим идеям действуют другие. Нам бы хотелось неопределенно долго владеть всемирными поисковыми системами, вычислительными облаками, услугами размещения рекламы и социальными сетями, даже тогда, когда наш старый друг/демон, закон Мура, делает возможным неожиданное появление конкурентов, обладающих еще большей скоростью и экономичностью.

Нам хотелось бы пропускать мировые финансы через нашу валюту, к выгоде схем наших хэдж-фондов. Некоторые из нас мечтают, чтобы мир платил за просмотр наших художественных фильмов и прослушивание нашей рок-музыки бесконечно, даже если некоторые из нас продвигают услуги бесплатных медиа, чтобы захватить облако, которое размещает рекламу. Оба лагеря надеются, что тем или иным способом они приберут к рукам центральные узлы сети, несмотря на то что угрожают друг другу.

Повторю — это очень упрощенная схема. В Америке есть и заводы, и службы поддержки. Но, смешивая метафоры, может ли Америка содержать виртуальную яхту класса люкс в море мировых сетей? Или наша центральная будка по приему платежей за все умные вещи под собственным весом пойдет ко дну в океане глобальных связей? Даже если мы можем победить в этой игре, немногие из американцев будут заняты поддержанием плавучести нашей яхты, потому что все идет к тому, что Индия продолжит совершенствовать услуги служб поддержки.

Я буду оптимистом и предположу, что Америка найдет способ убедить мир оставить нам нашу привилегированную роль. Слабые, но все же аргументы: а) у нас уже получалось так делать раньше, и к этому привыкли; б) альтернатива потенциально менее привлекательна для многих мировых игроков, поэтому пусть с недовольством, но может быть принято решение о какой-то форме центральной роли Америки как наименьшем из зол.

Без вычислительной техники коррупция всегда была возможна, но компьютеры упростили преступникам задачу симулировать то, что они не ведают, что творят. Скандалы 1980-х годов, связанные с кооперативными банками, были возможны и без распространенной компьютерной сети. Все, что требовалось, — злоупотребление государственным страхованием. Более поздние примеры разрушительно плохого управления финансами, начиная с Enron и Long-Term Capital Management, могли стать возможными только с использованием больших компьютерных сетей. Волна финансовых бедствий 2008 года в значительной степени обязана существованию вычислительного облака.

В эпоху до цифровых облаков никто не располагал умственными возможностями обманываться таким образом, каким мы способны обманываться сегодня. Слабость органической памяти и вычислительных возможностей человека ограничивали сложность самообмана. В том, что касается финансов, распространение хэдж-фондов и похожих систем, ведущих расчеты на компьютерах, превратило капитализм в поисковую машину. Вы ухаживаете за машиной в вычислительном облаке, и оно ищет вам деньги. Это примерно то же самое, как если бы кто-то заявился в казино с суперкомпьютером и набором причудливых датчиков. Бесспорно, можно победить в азартной игре с помощью высокотехнологической помощи, но для этого вы должны заменить игру, ведь вы не играете, а лишь притворяетесь, что играете. Казино будет против, и в случае инвестиций в реальном мире общество также должно протестовать.

При посещении офисов двигателей финансового облака (типа высокотехнологичных хэдж-фондов) возникает ощущение, что побывал в штаб-квартире Google Inc. Всюду инженеры-программисты, но очень мало экспертов по отдельным отраслям, которые обычно являются главными действующими лицами в инвестиционных центрах. Эти первопроходцы перенесли капитализм в новую фазу, и мне кажется, он там не работает.

В прошлом инвестор был обязан понимать по крайней мере хоть что-то в том, на что в действительности пойдут инвестиции. Возможно, будет построено здание или куда-то доставят товар. Сегодня это не так. Теперь между элитным инвестором нового типа и реальными событиями так много уровней абстракции, что инвестор больше не имеет никакого понятия о том, что реально было сделано в результате инвестиций.

Истинные верующие в коллективный разум, кажется, полагают, что никакое количество уровней абстракции в финансовой системе не может притупить ее эффективность. Согласно новой идеологии, которая представляет собой смесь веры в кибероблако и обновленной экономики Милтона Фридмана, рынок не только сделает то, что лучше, он будет функционировать тем лучше, чем хуже люди его понимают. Я не согласен. Финансовый кризис, начавшийся с разрушения системы ипотеки в США в 2008 году, случился потому, что слишком много людей слишком истово верило в облако.

Каждый уровень цифровой абстракции вне зависимости от того, как хорошо он выполнен, вносит некоторое искажение и помутнение. Никакая абстракция точно не соответствует реальности. Множество таких уровней становятся системой в себе, причем такой, которая функционирует отдельно от реальности, скрытой где-то далеко. Деньги, заработанные в облаке, совершенно не обязательно вызовут дождь на Земле.

Здесь мы подходим к одному из способов, которым соединены идеал «бесплатной» музыки и коррупция финансового мира.

Кремниевая долина активно убеждала Уолл-стрит поддержать доктрину открытой/бесплатной культуры и краудсорсинга. Например, согласно Крису Андерсону, Bear Stearns в 2007 году выпустили доклад, «чтобы решить проблему вытеснения и других препятствий, чинимых тяжеловесами медиаиндустрии, составляющими значительную часть клиентуры Bear Stearns».

Тяжеловесы протестовали против утверждения Кремниевой долины, что «содержание», полученное от конкретных людей, теперь ничего не будет значить, а болтовня толпы с самой собой — более надежная ставка, чем люди, платящие за просмотр кинофильма, чтение книги и прослушивание музыки.

Крис привел свою любимую цитату из доклада Bear Stearns:

«Как помнит большинство, индустрия развлечений всегда придерживалась аксиомы „главное — контент“. Однако ни одна компания не доказала, что может производить „идеальный контент“ постоянно, если учесть присущую потребительскому спросу переменчивость в том, что касается продукции индустрии развлечений, о чем свидетельствуют непостоянство телевизионных рейтингов и кассовые сборы разных фильмов одной и той же студии».

Как поясняет Крис, «несмотря на крики об опыте и вкусе… все это жульничество. Лучше играть в статистическую игру „Контент, сгенерированный пользователями“ с большой N, как делает YouTube, чем делать крупные ставки на нескольких лошадей вроде сетевого телевидения».

«Большая N» — типичный символ математической переменной. Если у вас есть гигантская социальная сеть вроде Facebook, наверное, какая-то переменная, названная N, принимает большое значение. По мере роста N статистические данные становятся все более надежными. Это также может означать, например, рост вероятности того, что кто-то из толпы предоставит вам бесплатно самородок в виде песни или видео.

Однако надо отметить, что на практике, даже если вы верите в большую N как замену оценки, N никогда не становится достаточно большой, чтобы что-то значить в Сети. Сеть так сильно разрослась, что N не становится настолько значимой, чтобы генерировать статистику, которой можно доверять. Подавляющее большинство записей, собирающих отклики на сайтах вроде Yelp или Amazon, все равно собирают слишком мало откликов, чтобы можно было говорить о какой-либо значимой статистике. Даже если N велика, нет гарантии, что она значима.

При старом порядке слышались вздохи и оханья, вызванные случаями вопиющей некомпетентности. Такие обиды считались исключением из правил. В целом предполагалось, что глава студии, управляющий хэдж-фондом или CEO, на самом деле располагает некоторыми специальными навыками, и есть причина, почему он занимает свою должность, подразумевающую высокую ответственность.

При новом порядке этого нет. Толпа работает бесплатно, а статистический алгоритм предположительно исключает риск ставок, если вы владелец облака. А без риска нет необходимости в умении. Но кто он, этот хозяин облака, которое соединяет членов толпы? Не просто кто-то. Несколько везунчиков (поскольку только везение может сыграть роль) будут такими хозяевами. Предназначение достигло сингулярности и стало бесконечным.

Если только алгоритм на самом деле не совершенен. Но мы ведь достаточно богаты, чтобы ждать, пока выяснится, совершенен он или нет. Это и есть грандиозная унифицированная афера новой идеологии.

Должно быть совершенно ясно, что сумасшествие, поразившее Уолл-стрит, есть просто другой аспект ненормальности, которая настаивает: если музыка может быть бесплатна, она должна быть бесплатна. Дитя Facebook и хозяин облака есть раб и король нового порядка.

В каждом случае человеческие творчество и понимание, особенно собственные творчество и понимание, считаются бесплатными. Вместо этого приходят вера в облако и большая N, в алгоритмы, которые удаляют риск творчества способами, слишком сложными для понимания простого человека.

Представлены альтернативы доктринерским идеям о цифровой экономике.

Естественно спросить: существуют ли какие-то альтернативы, кроме двух полярных — старых медиа и открытой культуры?

Еще в самом начале цифрового времени одной из знаковых идей о том, как могла бы — и должна была бы — функционировать культура в вычислительном облаке, состояла в том, что можно обойтись без денег, поскольку сеть способна учитывать все акты обмена между очень большими группами людей. Не знаю, возникнет ли снова эта идея в дискуссии, но в обозримом будущем мы не откажемся от денег как средства расчетов за жилье, еду и лекарства. Так существует ли какой-то способ ввести деньги и капитализм в эру технологического изобилия без того, чтобы довести до нищеты едва ли не всех? Одна здравая мысль принадлежит Теду Нельсону.

Нельсон является, пожалуй, наиболее продуктивной фигурой в развитии сетевой культуры. Он придумал сетевую ссылку и многое другое, что лежит в основе связанных Сетью медиа, еще в 1960-е годы. Он называл это «гипермедиа».

Амбиции Нельсона в области экономики ссылок были глубже, чем те, что в моде сейчас. Он предложил вместо копирования медиа держать лишь по одной копии каждого культурного продукта — книги или песни — и платить автору этого произведения небольшую, приемлемую для всех сумму каждый раз, когда кто-то обращается к его произведению. (Конечно, для эффективного функционирования системы пришлось бы иметь более одной копии, исключительно по техническим причинам, но это было бы внутренним делом, никак не связанным с пользователем.)

В результате каждый мог бы разбогатеть на творчестве. Люди, создавшие немедленно завоевавший популярность шуточный видеоклип, могли бы заработать много денег за один день, а незаметный исследователь заработал бы столько же за много лет, по мере того как на его работу ссылались бы раз за разом. Но заметьте, что эта идея очень отличается от «длинного хвоста», поскольку вознаграждает личности, а не владельцев облака.

Сегодняшняя популярность любительских произведений отвечает на один старый вопрос Нельсону и его идее. Раньше все волновались по поводу того, что большинство не захочет заниматься творчеством или выражать себя и это позволит разбогатеть лишь некоторым художникам, а остальные будут голодать. Помню, на одной встрече Нельсон пытался говорить, а молодые американские маоисты криками мешали ему, поскольку боялись, что его система более выгодна интеллектуалам, чем крестьянам.

Я постоянно сталкивался с этим возражением, когда говорил о виртуальной реальности (которую мы более подробно обсудим в гл. 14). Многие лекции, которые я читал в 1980-е годы, заканчивались громкими и уверенными заявлениями скептиков из зала. Они говорили, что лишь малая часть людей когда-либо напишет что-то в Сети так, чтобы это прочитали другие. Они не верили, что мир с миллионами активных голосов возможен хотя бы в отдаленном будущем, но именно такой мир и воплотился в реальности.

Если бы нам, идеалистам, удалось убедить этих скептиков, мы смогли бы жить в другом, лучшем мире, как только стало бы ясно, что большинство людей на самом деле заинтересовано и способно выражать свои мысли в цифровой сфере.

Надеюсь, когда-нибудь появится по-настоящему всеобщая система, следующая принципам, предложенным Нельсоном. Я верю, что большинство людей приветствовали бы социальный контракт, в котором биты имели бы ценность, а не были бы бесплатными. Каждый получил бы легкий доступ к творческим битам всех остальных за разумную цену — и каждый получал бы плату за собственные биты. Такая система полностью приветствовала бы индивидуальность, поскольку ценились бы персональные произведения.

В цифровой культуре существует сильный либертарианский перекос, и то, что я сказал в предыдущих главах, вероятно, привело в бешенство сторонников цифрового либертарианства.

Нетрудно понять причину. Я предлагаю универсальную систему, основанную на ранних работах Нельсона. Не означает ли это, что государство встанет на пути вашего потока битов с тем, чтобы ввести законы, касающиеся авторских компенсаций? Не будет ли это вмешательством? Не равносильно ли это потере свободы?

С ортодоксальной точки зрения это, наверное, так и выглядит, но я надеюсь убедить всех, что им придется выбирать из двух зол — и то зло, что предлагаю я, в конечном счете предпочтительней, особенно с точки зрения либертарианства.

Важно помнить, что в цифровых системах все доводится до предела, по меньшей мере в период идиллии, прежде чем фиксация ограничит наши свободы. Сегодня все еще остается время переосмыслить наше понимание битов в Сети. Следовательно, надо крепко задуматься, является ли то, что в противном случае станет нашим будущим, лучшим из того, что мы могли бы сделать.

КАК НАМ СЕГОДНЯ ИЗВЕСТНО, НЕДОСТАТОК ДЕНЕГ СОЗДАН ИСКУССТВЕННО, НО В ОТНОШЕНИИ ИНФОРМАЦИИ ВООБЩЕ ВСЕ ИСКУССТВЕННО. БЕЗ НЕКОТОРОЙ СТЕПЕНИ ИСКУССТВЕННОГО ДЕФИЦИТА ДЕНЬГИ ПОТЕРЯЛИ БЫ ЦЕННОСТЬ.

В качестве примера возьмем деньги — по-настоящему абстрактную информационную систему для управления деятельностью человека. Было бы очень заманчиво печатать собственную валюту или, если вы являетесь правительством, произвести слишком много денежных средств. И все же мудрые люди предпочитают не делать ни того ни другого.

Расхожим является утверждение, что, копируя цифровой музыкальный файл, вы не уничтожаете оригинал, поэтому ничего не украдено. То же самое можно сказать, если бы вы взломали банковскую систему и просто добавили себе денег на счет. (Или, если уж на то пошло, про трейдеров экзотическими финансовыми инструментами, которые делали ставки на огромные транзакции произвольной суммы, что привело к глобальному кризису в 2008 году.) В каждом случае проблема не в том, что вы украли у конкретного человека, а в том, что вы разрушили искусственно созданный дефицит, позволяющий экономике функционировать. Аналогично, творческие произведения в Сети выиграют от социального контракта, налагающего умеренную степень искусственного недостатка на информацию.

В системе Теда Нельсона не существует копий, поэтому идея их защиты оказывается ненужной. Идея управления цифровыми правами — сложная система, в которой вы владеете копией купленных вами битов, но как бы не совсем, поскольку они все еще продолжают управляться продавцом, — не нужна. Вместо того чтобы предлагать группу битов в качестве товара, их продавали бы как услугу.

Творческая экспрессия тогда могла бы стать наиболее ценным ресурсом в будущем мире материального изобилия, созданным благодаря успехам технологов. В 1980-е в своих рассуждениях о виртуальной реальности я всегда говорил, что в виртуальном мире бесконечного изобилия только творчество может быть в дефиците — тем самым гарантируя, что творчество станет наибольшей ценностью.

Вспомните обсуждение иерархии Маслоу. Даже если робот, поддерживающий ваше здоровье, будет стоить всего пенни, как вы заработаете это пенни? Физический труд перестанет оплачиваться, потому что им будут заняты дешевые роботы. Во времена открытой культуры ваше творчество также будет бесплатным, так как вы станете одним из добровольцев армии «длинного хвоста». У вас просто не будет выхода.

Единственной альтернативой какой-нибудь версии идей Нельсона в перспективе — когда технология реализует свой потенциал и сделает жизнь легкой — была бы та или иная форма социализма.

И этот исход предвидели многие. Может быть, социализм станет более эффективным и человеколюбивым, если к нему добавить цифровую технологию (так казалось по крайней мере части первопроходцев цифровой эпохи).

Я не могу безоговорочно отвергать это. Возможно, есть способ. Однако существует и ряд предостережений, которые, я надеюсь, новые поколения цифровых социалистов воспримут серьезно.

Неожиданное наступление социализма сразу после того, как все скатились в грязь по пирамиде Маслоу, вероятно, будет опасным. Когда революция происходит внезапно, у власти часто оказываются не те люди (например, в Иране). Так что, если мы идем к социализму, нам надо уже сейчас об этом поговорить, чтобы наше движение было постепенным. Если сегодня это слишком опасная тема даже для открытого разговора, то мы должны признать, что не обладаем качествами, необходимыми для компетентного внедрения социализма.

Я представляю, насколько странным такой призыв может показаться некоторым читателям, поскольку социализм, кажется, является абсолютным табу в либертарианских кругах Кремниевой долины. Но в цифровом обществе таится огромное количество скрытого социализма. Это особенно верно в отношении молодых людей, в чьем рыночном опыте доминируют экономические сбои эпохи правления Буша.

Не кажется безумием предположить, что появятся новые разнообразные и многочисленные примеры общественной кооперации, ставшие возможными благодаря Сети. Сам первоначальный рост Всемирной паутины является примером такой кооперации, и хотя мне не нравится, каким образом продукты веб 2.0 относятся к человеку, они также являются многочисленными примерами кооперации.

Энтузиазм в «Вики», «длинных хвостах», коллективном разуме и т. п. предполагает, что одна профессия за другой будут демонетизированы. Соединенные Сетью толпы начнут предоставлять больше и больше услуг, от медицины до криминалистики, на основе коллективного добровольчества, пока таким образом не будут выполняться все работы. Повелители облаков все еще могут сидеть на своих тронах, и именно поэтому даже самые верные адепты капитализма из Кремниевой долины иногда поощряют данный способ мышления.

Такая траектория вынуждает задать вопрос: как человек, весь день отдающий добровольной работе на коллективный разум, будет зарабатывать деньги на аренду жилья? Станет ли кров чем-то, что будет распределяться коллективным разумом? (Вы бы согласились, чтобы это происходило в стиле редакционных войн «Википедии» или голосования, как в Digg? Или жилье будет передаваться исключительно по наследству, так что ваше местоположение в жизни станет предопределенным? Или оно будет распределяться случайным образом, сводя понятие свободы воли к пустому звуку?)

ЦИФРОВЫМ СОЦИАЛИСТАМ, КОТОРЫЕ СЧИТАЮТ, ЧТО ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ РЕШИЛИ ВСЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛИЗМА, ПОТОМУ ЧТО ОНИ МОГУТ РЕШИТЬ НЕКОТОРЫЕ ИЗ НИХ, СЛЕДУЕТ ОСТЕРЕГАТЬСЯ ЛОВУШКИ. ЗАСТАВИТЬ ЛЮДЕЙ СОТРУДНИЧАТЬ ЕЩЕ НЕДОСТАТОЧНО.

Частная собственность в рыночном окружении дает способ избежать притупляющего стандарта формирования границ частной жизни. Вот почему рыночная экономика может совершенствовать личность, целеустремленность и достоинство хотя бы тех, кто в ней преуспевает. (Конечно, проблема в том, что преуспевают не все, и позже я предложу некоторые способы, которыми цифровые технологии могут помочь эту проблему решить.)

Может ли цифровая версия социализма также предоставить достоинство и неприкосновенность частной жизни? Я считаю это важной проблемой, которую очень трудно решить.

Как конкретно мог бы работать переход от открытого копирования к платному доступу? Вот ситуация, где нужны универсальные, на государственном уровне, решения определенных проблем.

Все люди должны договориться, чтобы что-то приобрело денежное выражение. Например, если все полагают, что воздух бесплатный, будет непросто убедить меня начать платить за него по доброй воле. Сегодня меня удивляет, когда я вспоминаю, что когда-то накупил музыкальных CD достаточно, чтобы заполнить ими полную стену полок, но тогда это казалось разумным, так как все, кого я знал, тоже тратили большие деньги на диски.

Ощущение справедливости и социальные нормы могут либо поддерживать, либо подрывать любую экономическую идею. Если я знаю, что мой сосед получает музыку, кабельное телевидение или что-то еще бесплатно, становится немного труднее заставить меня платить за то же самое.[13] Поэтому если мы все хотим зарабатывать на жизнь, когда машины станут достаточно хороши, нам придется согласиться, что за серьезные культурные и творческие произведения друг друга стоит платить.

Есть и другие случаи, когда потребуется консенсус. Одним из сетевых требований, которые повредили газетам до того, как те сдались и стали «открытыми», было требование ввода пароля (а иногда и номера кредитной карты) на каждом платном сайте, который вы хотели посмотреть. В мире миллионов великолепных платных сайтов вы могли потратить на ввод этой информации все свое время. Должна существовать простая универсальная система. Несмотря на некоторые предпринятые попытки, непохоже, что индустрия способна договориться, как это должно работать, так что раздражение, похоже, определяет естественную роль государства.

Довольно странно говорить об этом, но, учитывая гиперлибертарианскую атмосферу Кремниевой долины, важно заметить, что «государство» не всегда значит «плохо». Мне, например, нравится список «Не звонить»,[14] потому что в нем содержится ограничитель удаленного маркетинга. Я также рад, что у нас одна валюта, одна судебная система и одни Вооруженные силы. Даже самый ярый либертарианец должен признать, что гибкая коммерция обязана идти по определенным каналам, а это и обозначает государство.

Конечно, можно привести тот аргумент, что предприниматели в Сети предпочитали бесплатный контент, потому что управление микроплатежами стоит денег. Что если для осуществления транзакции в одно пенни вы вынуждены потратить одно пенни? Любой поставщик, берущий на себя эти издержки, тут же оказывается в проигрышной ситуации.

В таких случаях возмещение затрат должно стать функцией государства. То самое пенни не пропало даром — это стоимость поддержания социального контракта. Мы привыкли к тому, что на содержание вора в тюрьме тратится сумма больше той, что он украл. Можно возразить, что дешевле не преследовать в судебном порядке небольшие преступления, а просто компенсировать пострадавшим потери. Но цель применения закона — создание для всех среды, в которой можно жить. Ровно то же самое касается оценки индивидуального человеческого творчества в технологически развитом мире.

Мы никогда не подсчитывали истинных затрат, связанных с существованием денег, потому что большинство из нас добровольно тратит время на поддержания социального контракта, который придает деньгам их ценность. Никто не платит вам за то, что вы каждый день проверяете, есть ли наличность у вас в кошельке, или оплачиваете счета, — или за время, которое вы тратите, чтобы побеспокоиться об этом. Если бы за это платили, то для общества деньги стали бы слишком дороги.

Аналогично, поддержание свобод капитализма в цифровом будущем потребует всеобщего признания социального контракта. Мы будем платить налог, чтобы иметь возможность зарабатывать деньги нашим творчеством. Это будет хорошей сделкой.

Переход не должен быть универсальным и одновременным, даже несмотря на цель достижения универсальности. В один прекрасный день провайдер может предложить вам выбор: вы перестанете платить абонентскую плату, если подпишете социальный контракт, по которому будете платить за доступ к битам. Если в этом месяце вы не скачивали платных битов, вы ничего не заплатите.

Если вы выберете этот вариант, у вас появляется также возможность зарабатывать на собственных битах — таких как фотографии и музыка, — когда их смотрят другие люди. И вы тоже будете платить при просмотре чужих. Общая сумма, которую вы в среднем будете платить в месяц, сначала совпадет с той, что вы платили раньше, потому что это величина, приемлемая для рынка. Но больше и больше людей начнут переходить на новую систему, потому что человек по природе предприимчив, они захотят попробовать заработать больше за свои биты.

Детали могу показаться сложными, но они не сложнее тех, которые уже есть в существующем вокруг нас мире.

Толпа приверженцев открытой культуры убеждена, что поведение человека можно изменить лишь насильственными методами. Потому что они не очень верят в свободу воли или индивидуальность.

Так, представители открытой культуры часто заявляют, что раз вы не можете сделать идеальную защиту от копирования, то и запрещать не имеет смысла. И с технологической точки зрения это правда: невозможно создать идеальную систему защиты от копирования. Если в подобных случаях безупречное поведение — это единственный потенциальный ограничитель, можно просто перестать просить плату за музыку или журналистские тексты с кого бы то ни было. Согласно такой логике, сама идея изначально провальная.

Но это не слишком реалистичное пессимистическое представление о людях. Мы уже доказали, что мы лучше. К примеру, взломать настоящий дом или машину легко, но немногие это делают. Замки — единственные амулеты неудобства, напоминающие нам о социальном контракте, от которого выигрывают в конечном счете все. Лишь выбор человека заставляет функционировать человеческий мир. Технология может мотивировать выбор человека, но не заменить его.

Однажды у меня случилось озарение, и я мечтаю, чтобы оно произошло у всех остальных. Здания не падают, вы можете есть неотравленную пищу, выращенную кем-то другим, — это внушает доверие к миру людей. Все это непосредственные, ощутимые свидетельства океана добрых намерений и хорошего поведения практически всех живых и мертвых. Мы купаемся в том, что можно назвать любовью.

И все же эта любовь наилучшим образом проявляется через ограничения цивилизации, потому что такие ограничения компенсируют недостатки человеческой природы. Чтобы стать лучше, мы должны оценивать себя честно и ставить перед собой реалистичные задачи.

В этой главе я опишу три долгосрочных проекта, над которыми работал, пытаясь решить некоторые проблемы, описанные в гл. 4. Не знаю, сработает ли какая-нибудь из них, чтобы обеспечить в ходе цифровой революции усиление гуманизма, а не его ограничение. Но, я полагаю, в самом крайнем случае они продемонстрируют, что будущее шире, чем можно подумать, слушая только риторику людей веб 2.0.

Две из идей, телевыступления и сонглы, направлены на решение проблем культурных произведений будущего. Третья, формальное выражение финансов, — способ ведения коллективной экономики.

Было время до изобретения кино, когда живые выступления на сцене давали самые большие доходы из всех форм человеческого творчества.

Если в эру Интернета механически зафиксированный контент становится трудно продавать, возврат к живым артистам — в современном технологическом контексте — может оказаться стартом для новых успешных бизнес-планов.

Начнем с малого. Что если бы вы могли пригласить на вечеринку музыканта, даже если этот музыкант находится на расстоянии? Концерт может казаться «живым» в вашем доме, если у вас есть иммерсивные «голографические» проекторы в гостиной. Представьте «телеприсутствующих» актеров, ораторов, кукловодов и танцоров, дающих интерактивные представления в реальном времени со специальными эффектами и постановочными достоинствами, превышающими сегодняшние самые дорогие фильмы. Например, кукловод на дне рождения ребенка может взять детей в волшебное путешествие через уникальный иммерсивный мир фантазии.

Такая возможность предоставила бы актерам спрос, который они могли бы удовлетворять за разумный гонорар, поскольку им не нужно будет путешествовать. «Тележивое» представление также имело бы для потребителей ценность, которую не может дать файлообмен. И никакой невосприимчивости к убивающим музыкальные лейблы проблемам сетевой торговли.

Это может оказаться сценарием, который позволит наконец решить проблему, как музыкантам заработать в Сети. Очевидно, идея «телепредставлений по найму» сегодня спекулятивна, но технология, кажется, движется в том направлении, которое сделает ее возможной.

Давайте теперь замахнемся на большее. Предположим, главные звезды и нереально крутые виртуальные постановки с большими бюджетами симулируют некий мир, к которому пользователи могут массово подключаться прямо из своих домов. Это было бы что-то среднее между Second Life и телепогружением.

Такая поддержка массовой фантазии во многих смыслах — это как раз то, на чем, кажется, концентрируется цифровая технология. Вот образ, который многие из нас держали в голове уже десятилетия назад, на более ранних этапах наших технологических приключений. Художники и предприниматели из мира медиа могут начать играть новые роли, учитывая, что гигантская машина грез предсказана в тысячах научно-фантастических рассказов.

Сонгл — это донгл для песни. Донгл — маленькое электронное устройство, которые вы вставляете в компьютер, чтобы запустить коммерческое приложение. Что-то вроде физического ключа, который вы вынуждены покупать, чтобы программа заработала. Он создает искусственный дефицит программ.

Любые цацки в мире — кофейные кружки, браслеты и кольца в нос — могут выполнять еще и функцию ключей к контенту, например к музыке.

Есть здесь и экологический аспект. На сегодняшний день все схемы, успешно заставляющие людей платить за контент, подразумевают производство дополнительных устройств, которые были бы не нужны, не существуй эти схемы. Сюда относятся проигрыватели, такие как iPod, приставки-дешифраторы кабельного телевидения, игровые консоли и т. п. Если бы люди платили за контент, не было бы нужды в таких устройствах, поскольку обычных компьютерных чипов и дисплеев достаточно, чтобы справиться с этой задачей.

Сонглы представляют физический подход к созданию искусственного дефицита. Может оказаться проще перейти к сонглам, чем реализовать более абстрактный подход к возвращению творчества под крыло капитализма.

Вы можете надеть специальное ожерелье сонглов на вечеринку, и музыка, которую эти сонглы позволяют прослушивать, автоматически польется из звуковой системы, уже работающей на этой вечеринке, как только вы прибудете. Чтобы такое произошло, ожерелье связывается со звуковой системой. Музыкальный репертуар вечеринки может определяться суммой сонглов гостей.

? ЧТОБЫ БИЗНЕС В ОБЛАСТИ МУЗЫКИ СТАЛ БОЛЕЕ РОМАНТИЧНЫМ. Это не просто привнесение, это центральный фактор. Романтика в широком смысле и есть тот продукт, который продает музыкальный бизнес. В контрактах и номерах кредитных карт нет ничего романтичного.

? ЧТОБЫ СНИЗИТЬ ЗАТРАТЫ НА РЕКЛАМУ. Затраты на производство и дистрибуцию музыки стали низкими, но затраты на рекламу бесконечны. Поскольку сонгл — объект, а не контракт, его стоимость определяется рынком и может меняться со временем, даже если торги неформальны. Чтобы быть эффективными, сонглы должны выпускаться ограниченными сериями. Это значит, что сонгл может быть объектом спекулятивных инвестиций. Фанат, дающий себе труд слушать неизвестные новые группы, может выиграть от покупки сонглов некоторых из них в то время, пока они еще неизвестны. Сонглы используют ту же психологию, что толкает людей на покупку лотерейных билетов, чтобы заставить слушать новые музыкальные произведения. Даже еще лучше: как только человек купил сонгл, у него появился мотив для рекламы его музыки, потому что теперь он вошел в долю.

? ЧТОБЫ РАСШИРИТЬ КАНАЛЫ МУЗЫКАЛЬНЫХ ПРОДАЖ И РАЗДЕЛИТЬ ЗАТРАТЫ НА РЕКЛАМУ СО ВСЕМИ УЧАСТНИКАМИ ЭТИХ КАНАЛОВ. Высококлассные, редкие сонглы могут продаваться как аксессуары в модных лавках, а низкосортные пусть прилагаются к упаковке пива. Кофейные кружки, тапочки, зубные щетки, собачьи ошейники, ручки и солнцезащитные очки — из всего можно сделать сонгл.

? ЧТОБЫ УВЕЛИЧИТЬ МАРЖУ ЭЛИТАРНОЙ, НО ПЛОХО ПРОДАЮЩЕЙСЯ (С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ БИЗНЕСА!) МУЗЫКИ. Самая большая глупость среди множества глупостей музыкального бизнеса состоит в том, что продукт всегда стоит примерно одинаково, даже тогда, когда рыночная ниша продиктовала бы более высокую цену, если бы ей позволили. Например, любители хорошей оперы платят примерно столько же за CD или загрузку, сколько тинейджер, слушающий идола-однодневку. Сонглы для оперы или серьезного джаза будут изготавливаться мастерами из первоклассных материалов в гораздо меньшем количестве экземпляров. Они будут дорогими. Низкосортные сонглы же пусть изготавливаются тем же каналом, что и игрушки. Все больше потребительских товаров, которые могли бы стать сонглами, сегодня все равно имеют RFID-метки, поэтому тут не возникнет дополнительных производственных издержек. Дорогие, выпущенные в ограниченном количестве сонглы, возможно, будут сопровождать появление новых форм поп-музыки — параллельно с дешевыми массовыми сонглами, — потому что для них откроется огромный рынок.

В этой главе, в отличие от двух предыдущих, рассматриваются проблемы владельцев облака, а не крестьян.

Одна из серьезнейших проблем, с которой мы столкнемся по мере выхода из финансового кризиса, разразившегося в 2008 году, состоит в следующем: финансисты будут вынуждены продолжать изобретать новые финансовые инструменты, хотя некоторые из них потерпели катастрофу, занимаясь именно этим. Нам нужно научить их в будущем делать свою работу более эффективно и безопасно.

Это ключевая задача нашего экологически чистого будущего. По мере того как мир становится сложнее, нам приходится изобретать финансовые структуры для того, чтобы справляться с новыми и непредвиденными проблемами. Как вы профинансируете массовый переход к «зеленым» технологиям, которые частично централизованы, а частично нет? Как финансовая структура может избежать катастрофических потерь, когда большая часть инфраструктуры старого энергетического цикла устареет? Борьба с глобальным потеплением требует новых схем развития, которые в свою очередь требуют новых финансовых инструментов.

Однако может пройти время, пока государства позволят предпринять что-то серьезное в области инноваций в финансовой сфере. Законодатели не поспели за некоторыми недавними изобретениями, правда, с грустью приходится признать, что в отдельных случаях сами изобретатели финансовых инструментов не вполне их понимали.

Таким образом, вот вам дилемма: как избежать остановки инноваций в финансовой сфере после масштабного кризиса доверия?

Экономика занимается поиском оптимального сочетания правил, которые мы не можем изменить, и правил, которые мы можем изменять. Первые проистекают из математики и состояния физической реальности в данный момент времени (в том числе из таких факторов, как запасы природных ресурсов). И мы надеемся, что вторые помогут нам достичь наилучших результатов при заданных первых. Это рациональная сторона экономики.

Но во всех человеческих поисках есть и иррациональная сторона. Рыночная иррациональность заключается не только в людях, но и в экономистах, изучающих эти рынки, и в законодателях, которые пытаются направлять их.

Иногда люди решают продолжать использовать технологию, которая разочаровывает раз за разом, даже смертельно опасную. Великолепный пример — автомобили. В автомобильных авариях погибает больше людей, чем в войнах, тем не менее мы любим автомобили.

С капитализмом все происходит примерно так же. Он дает кайф свободы. Мы обожаем его, даже несмотря на то, что он иногда подводил. Мы всегда притворялись, что пострадает кто-то другой.

Примечательна наша готовность страдать ради ощущения свободы. Мы так сильно верим в биты, размещенные в компьютерах финансового мира, что продолжаем жить по их правилам, даже когда они делают нам больно, потому что эти биты, эти доллары являются абстракцией, помогающей нам чувствовать себя свободными.

Инженеры иногда выполняют по сути абсурдную задачу улучшения намеренно несовершенной технологии. Например, автомобили обычно делают такими, чтобы они были способны достигать нелепых, незаконных скоростей, потому что это дает нам чувство свободы. Ну и дополнительно в них устанавливают подушки безопасности. Вот вам пример абсурдности реальной инженерии.

Таким образом, наша задача неизбежно имеет долю абсурдности. Если экономический инжиниринг будет слишком хорош, вся система может потерять привлекательность. Инвесторам периодически нравится чувствовать, что они чего-то избежали, жить на грани, брать на себя странные риски. Нам надо, чтобы наш капитализм давал ощущение дикости, как джунгли или как наши наиболее успешные модели сложных систем. Хотя, наверное, мы можем найти способ сохранить ощущения и в то же время немного приручить систему.

Одна из идей, которую я рассматриваю, заключается в том, чтобы использовать так называемые приемы искусственного интеллекта для создания формальной версии определенных сложных или новых контрактов, лежащих в основе финансовых инструментов. Если эта идея приживется, мы сможем разделить финансовые контракты на две категории. Большая часть операций будет определяться традиционно. Если транзакция проста, она сможет обслуживаться ровно так же, как и сейчас. Соответственно, например, продажа акций будет происходить так, как всегда. У простых финансовых инструментов есть хорошая черта: они могут торговаться на биржах, потому что они сопоставимы.

Но очень сложные контракты, такие как кредитные дефолтные взаимопоставки или схемы, основанные на частых транзакциях, должны создаваться абсолютно по-новому. Из них будет исключена неопределенность. Они будут формально описаны. Финансовая изобретательность начнет происходить в рамках мира упрощенной логики, которой пользуются инженеры при создании логики компьютерных чипов.

Сокращение степени выразительности необычных финансовых контрактов может быть похожим на потерю удовольствия для людей, которые их придумывают, но на самом деле эти люди начнут наслаждаться возросшей властью. Снижение гибкости совсем не исключает творческих, необычных идей. Подумайте обо всех разнообразных чипах, созданных к сегодняшнему дню.

Ограниченные, формальные системы в некоторых случаях могут быть проанализированы такими способами, которыми нельзя проанализировать более неформальные системы. Это означает, что можно создать инструменты, помогающие финансистам гораздо лучше понимать, что они делают, чем было ранее. Как только новые аналитические стратегии станут возможными, финансисты, законодатели и другие заинтересованные лица при анализе последствий своих действий сразу перестанут быть вынужденными полагаться лишь на восходящую симуляцию того, что они делают.

Это предположение оказалось спорным. Технари, энтузиасты идей, связанных со «сложностью», часто хотят, чтобы финансовые инструменты выигрывали от тех же открытых качеств, которыми определяется жизнь, свобода, демократия, закон, язык, поэзия и т. д. Есть и противоположный лагерь напуганных людей, которые из-за наших недавних финансовых потрясений хотят закрыться в своей раковине и превратить финансы в скучную, легкорегулируемую структуру.

Экономика — это средство, и нет причин для того, чтобы она была такой же открытой и дикой, как и многие открытые и дикие вещи в нашей жизни. Но она не должна быть и настолько связанной, как многим хотелось бы. Она может и должна иметь промежуточный уровень сложности.

Формальное финансовое выражение определило бы промежуточную зону, которая не настолько открыта, как жизнь или демократия, но и не настолько закрыта, как публичная фондовая биржа. Структуры в этой зоне все еще могут оставаться интересными, но они и их сочетания могут быть также объектом определенного формального анализа.

Примут ли такое развитие дел финансисты? На первый взгляд это выглядит ограничением, но уступки окажутся в пользу духа предпринимательства и экспериментаторства.

Будет одно стандартное, формальное представление транзакции и открытое множество приложений, ее использующих. Это означает, что финансовые схемы не обязаны ограничиваться заранее заданными рамками и могут развиваться разнообразными путями, но их все еще можно будет одобрить у регуляторов. Возможность регистрации сложных, творческих идей в стандартной форме преобразит природу финансов и их регулирования. Станет возможным создать конфиденциальный, анонимный — если только суд не решит иначе — метод отслеживания регуляторами необычных транзакций. Это решило бы серьезнейшую современную проблему, заключающуюся в невозможности точно определить, насколько велика пробоина после крушения, ведь экзотические финансовые инструменты были описаны в терминах, допускающих различные интерпретации.

Способность понимать последствия широкого спектра инновационных, нестандартных транзакций сделает возможным для центральных банков и других властных структур устанавливать политику с полным осознанием того, что именно они делают. И это позволит финансистам быть изобретательными. Трудно представить, как была бы воспринята изобретательность в финансовом секторе без какого-либо метода устранения организационной слепоты, которая привела к нашим недавним финансовым катастрофам.

Кооперативный международный орган, наверное, выдвинул бы определенные требования к формальному выражению, но любое отдельное его применение может создаваться государством, неправительственной организацией, частным лицом, школой или коммерческой компанией. Формат формальной транзакции будет непроприетарным, но возникнет огромный рынок проприетарных инструментов для его использования. Эти инструменты быстро станут частью стандартной финансовой практики.

Появится множество различных приложения для создания контрактов, так же как и для их анализа. Некоторые будут похожи на специализированные текстовые редакторы, создающие иллюзию написания традиционного контракта, а другие могут иметь экспериментальный графический пользовательский интерфейс. Стороны сделки, вместо того чтобы заниматься только выводом в письменном виде обычного контракта, определяющего финансовый инструмент, сгенерируют дополнительный файл, который получится в процессе написания этого контракта. Файл будет определять структуру финансового инструмента формальным образом, в соответствии с международным стандартом.

Могут быть созданы приложения, аналогичные Mathematica, которые начнут преобразовывать, комбинировать, симулировать и анализировать транзакции, определенные такими файлами.

Например:

? определенную транзакцию можно перефразировать с точки зрения потребителя, третьей стороны, определяющей производные инструменты, или регулятора, или других сторон;

? она также может быть проанализирована внутри искривленного пространства растущей или сокращающейся экономики (и, надеюсь, поощрять коррекцию степени детализации, которая подразумевает статичное окружение, тоже будет возможно);

? могут быть проанализированы временные аспекты транзакции, чтобы индексы и другие измерители можно было соответствующим образом настроить и избежать артефактов, возникающих в результате несоответствия степеней детализации;

? схема транзакции может быть введена в качестве данных в симуляцию широкого спектра сценариев, что поможет аналитикам оценить риски;

? правила могут быть выражены в более общей и абстрактной форме. Например, если регулятор заинтересуется, можно ли данный производный инструмент рассматривать как форму страховки (которая разрешится, только если у страховщика есть соответствующие резервы), провести соответствующий анализ будет просто (такая функция помогла бы избежать многого из текущего хаоса);

? должно также стать возможным замечать потенциальное возникновение схем быстрого обогащения в составе сложных сетей транзакций, которые в противном случае способны были бы обмануть даже тех, кто их создал;

? могут быть разработаны способы визуального представления и другие нестандартные презентации транзакций, помогающие регуляторам и прочим неспециалистам лучше понимать новые идеи, которые могут быть заложены в транзакциях;

? инструмент для помощи потребителям на денежном рынке может быть разработан негосударственной организацией или университетом. Например, я хотел бы увидеть фонды, предлагающие награду за лучшую визуализацию, курс обучения или инструмент планирования для обычных людей.

Это крайне амбициозный взгляд на вещи, потому что, кроме всего прочего, он касается представления идей, которые обычно выражаются с помощью естественного языка (в контрактах). Именно поэтому на уровне облака он должен уметь в возникающей системе представления согласовать множество контрактов, которые часто недостаточно подробны и заключают в себе неточности и/или противоречия.

Но хотя эти проблемы и станут головной болью для разработчиков программного обеспечения, они могут также заставить финансистов в конце концов начать лучше описывать то, что те делают. Они не художники, которым должно быть позволено создавать противоречивые, невозможные для анализа произведения. Необходимость взаимодействовать с «тупым» программным обеспечением способна помочь им выполнять свою работу более четко и безопасно.

К тому же такого сорта представление транзакций уже было воплощено в жизнь внутри наиболее сложных хэдж-фондов. Информатика — достаточно развитая наука, чтобы взяться решить эту задачу.

Примечания:

1

EFF — основанная в июле 1990 года в США некоммерческая правозащитная организация, которая ставит своей целью защиту заложенных в Конституции США и Декларации независимости прав в условиях появления новых технологий связи. Сфера деятельности включает поддержку, разработку и развитие законопроектов для защиты гражданских прав пользователей, стратегии общих требований цензуры и др. Существует за счет вкладов индивидуальных членов и корпораций. (Здесь и далее — прим. перев., если не указано другого.)

12

В качестве примера этой распространенной логики приведу цитату из эссе Sharkheadoo7, найденного на сайте Big Nerds, который описывает себя как «базу бесплатных курсовых и эссе» (студенты пользуются ею, чтобы не писать курсовые): «Критики сказали бы… если государство говорит, что что-то нелегально, было бы аморально выступать против. Однако Генри Дэвид Торо написал знаменитое эссе, озаглавленное „Гражданское неповиновение“, где сказано, что иногда народу приходится восставать против закона… Общественные деятели, такие как Ганди и Мартин Лютер Кинг, восприняли идеи, выраженные в эссе Торо, и использовали их для улучшения жизни людей, за которых боролись. Загрузка музыки из Сети, хоть и не выглядит таким сильным протестом, как освобождение людей от рабства и притеснений, тоже является формой гражданского неповиновения. Это протест против коррумпированной системы, созданной с единственной целью — делать деньги, вне зависимости от благосостояния потребителя или автора». (Прим. автора)

13

Этот принцип был даже продемонстрирован на собаках и обезьянах. Когда д-р Фредерик Рендж из Венского университета позволила подопытным собакам видеть, что другие собаки получают большее вознаграждение, результатом стала ревность. Собаки требовали равного отношения, иначе их не получалось дрессировать. Франц де Вааль в университете Эмори обнаружил аналогичные результаты в экспериментах с обезьянами капуцинами. (Прим. автора)

14

Существующий в США с 2004 года национальный список телефонных номеров, по которым запрещено звонить почти всем рекламным агентам. Владельцы телефонных номеров попадают в этот список бесплатно.

15

В число моих соавторов в этом исследовании входят Поль Борилл, Джим Гэрриот, Стюарт Кауфман, Брюс Сохилл, Ли Смолин и Эрик Вайнштейн. (Прим. автора)