Голубятня: Сахарна

Автор: Сергей Голубицкий

Опубликовано 19 июля 2010 года

Всю субботу провел в Сахарне - самом волшебном месте Молдавии, о котором давно слышал (низкий поклон Василию Васильевичу!), но никогда не сподоблялся посетить. Видимо, всему в жизни свой час: нужно было три зимы провести в Ришикеше, чтобы открыть точно такое же духовное средостение под самым боком, на малой родине.

Сравнение с Ришикешем не праздно: Сахарна поражает схожестью не только духовной (духом этим пропитаны и воздух, и люди), но и топографической.

Берег прекрасной реки (в Ришикеше - Ганга, в Сахарне - Днестр), окруженный крутыми склонами холмов, в которых нашли свое прибежище святые отшельники (в Ришикеше свами уединяются в джунглях на склонах, в Сахарне монахи селятся в скальных монастырях по округе). В лощине холмов храмы: в Сахарне - знаменитый монастырь, в Ришикеше - бесконечная вереница ашрамов.

Но, обо всём по порядку. Всякий цивилизованный русский человек слышал непременно о Сахарне из путевого дневника Розанова "По Бессарабии" (одноименные сборники философских афоризмов - "Перед Сахарной" и "В Сахарне" - несколько о другом). Лето 1913 года Василий Васильевич провел в Бессарабии по приглашению близкого друга семьи, помещицы Евгении Ивановны Апостолопуло, чьё бессарабское именье находилось неподалеку от Рыбницы, прямо под боком монастыря в Сахарне.

Больше всего Розанова поразила в Сахарне "православная духовность", которая, однако, не доминировала над молдавской языковой самобытностью, не угнетала романские национальные корни, а, напротив, самым органичным образом объединяла два этноса. 100 лет назад были написаны строки, актуальность которых сегодня лишь возросла десятикратно:

"В Румынии все теперь тянет к связям с Западною Европою, но это я нахожу ошибочным. В Бухаресте есть историческое общество, оно производит раскопки, находит римские надписи и, указывая на них, говорит: "Вот видите — мы римляне, мы — кусочек Италии, закинутый сюда; мы — Европа и нисколько не славянство, не Восток". Это — ошибочная тенденция, потому что воспоминание не живое есть уже и не воспоминание, а какое-то шевеленье чужих гробов. Народу это непонятно и чуждо. У народа были "господари" и "воеводы", и портретные изображения вы можете найти в этом же "Журнале Археологии", а народ видит эти изображения на западной (задней) стене своих церквей. Вот бородатый, в короне, отец, — и безбородый сын его, — поддерживают руками построенную ими церковь, т.е. её план и копию, её рисунок, — совсем как у нас в Москве и Великороссии. И внизу, между двумя большими их фигурами, ряд маленьких: это — последующие ктиторы, или "старосты" церковные. Портреты, таким образом, светских лиц, лиц политических и общественных, отнюдь не "святых", — внесены внутрь церквей, и, может быть, тёмный народ на них иногда и помолится. Большой беды от ошибки нет: он молится "храмостроителям" своим. Что же эти старые и древние храмостроители, в огромных кафтанах с широкими рукавами, с квадратными бородами, — имеют общего с римлянами времени императора Адриана, когда, по-видимому, выведена была на низовьях Дуная римская колония и был построен город Адрианополь? Да это русские бояре и русские архиереи на портретах и на иконах: вот Николай Чудотворец, и подпись по-славянски: "Св. Никола". Связи — с Болгарией, больше и теснее всего потому, что из Болгарии пришли в Румынию первые святые, первые архиереи, первые монахи, первые священники, — и оттуда же принесли они это церковное, т.е. церковнославянское, письмо вязью. Затем — горячие живые связи, но страдальческие, с Турциею; и довольно уже отдалённо и отвлечённо связи с Византиею, с Царьградом и Афоном. Церковь — единственно живая, ежедневно перед глазами текущая история, и она ни одного не имеет воспоминания о Риме, Италии, о Франции или Европе, а вся связана с тутошними делами на Балканском полуострове. Но даже и не в этом, не в церкви главное, а в народе: я нахожу, что добрый, в высшей степени ласковый и приветливый молдаванский народ, доверчивый, прямой и наивный, сам собою сливается совершенно с таким же русским населением, и хоть они не понимают или с трудом понимают ваш говор, но вы по улыбкам, по жестам, по походке мужика на улице, по сниманию шапок при встрече с прохожим, — видите, что между вами и им нет никакой психологической разницы, нет раздора и даже непонимания, а, напротив, есть полное интимное понимание, только без слов, как есть такое понимание между матерью и ребенком в люльке, где тоже речей нет, а есть связывающая обоих улыбка. Что же между этим "валахом" и "молдаванином" общего с французом, с ксендзом, с австрияком или венгерцем? с католическою мессою и всем подстриженным и выбритым бытом Европы вообще?! Ничего. Но "валах" и русский "увалень" даже по звуку похоже, и естественно им жить вместе. Собственно, никакой "Румынии" нет, это есть дипломатический и политический термин, созданный преднамеренно, чтобы отделить страну от России; есть "валахи" около Дуная и "молдаване" севернее, и есть "Молдо-Валахия". И французская азбука им дана в целях того же гражданского, школьного, книжного отделения от России. Но вид церквей, таких же, в Яссах и Бухаресте, как в Ярославле и в Москве, как в Киеве, — говорит народу о другом и тянет к связям совсем в другую сторону... Румынская история испорчена и за этот век, но, Бог даст, поправится".

Прошло сто лет, и ничего не поправилось: на встрече с делегацией епископов стран Юго-Востока Европы, которая прошла в Кишиневе 26 февраля 2010 года, глава молдавского правительства Влад Филат заявил, что "католицизм должен играть решающую роль на пути Молдовы в Европу", а сама Католическая церковь должна участвовать в "воспитании народа", основанном на "лучших моральных принципах".

При этом 93% населения Молдавии исповедует православие и отличается предельной набожностью. В своих бесконечных спорах с местными интеллигентами (традиционное для культур-повидла слово "говнонациями" не использую, дабы окончательно не обидеть) я не устаю указывать на страшную пропасть, которая пролегает между ними и народом. Из которого эти интеллигенты, кстати, вышли, в большинстве своем в первом, в лучшем случае - втором поколении.

Складывается впечатление, что молдавская интеллигенция и простой народ живут на разных планетах. Эдакая Америка и Америца. Последние, как помнят читатели из моего одноименного эссе 1999 года, никогда между собой не пересекаются. Молдавские же интеллигенты чуть ли не каждые выходные навещают родителей (тот самый простой народ) в деревнях, затем возвращаются в города и, словно перерождаясь обратно в вервольфов, начинают долдонить старую пластинку: мы - даки, мы - наследники Рима, латинский алфавит существовал всегда, русские - оккупанты, и так далее до бесконечности.

Для того чтобы понять все безумие подобной политики, а заодно всю её бесперспективность, нужно съездить в Сахарну. Желательно организовать массовый выезд кишиневской национальной интеллигенции на автобусах. Эдакое паломничество в Мекку незнакомой национальной духовности. Подлинной, а не придуманной в болезненных фантазиях. Пусть посмотрят на великую гармонию, которая царит в Святом месте, где благость источается из каждого камня, каждого ручья, водопада, теплится в улыбке каждого прохожего.

От моей дачи в Оргеевском лесу до Сахарны ровно 70 километров. Добраться, однако, удалось только по навигатору, да и то с приключениями.

(продолжение следует)