При усвоении и передаче из рук в руки чужеземных слов происходит, разумеется, немало ошибок и искажений из-за взаимного непонимания. Однажды какой-то немецкий ученый отправился в местность, где жили славяне, еще сохранившие свое наречие, несмотря на усилия, которые делало германское правительство, чтобы их онемечить. Он хотел записать ряд слов этого наречия, которое ему самому было плохо известно. Между прочим ему хотелось узнать, как на этом наречии называется сегодняшний, завтрашний и вчерашний день. Но спрошенный им крестьянин не понял его вопроса. Дело было в воскресенье, и крестьянин ответил: воскресенье, понедельник, суббота. А немец не понял его ошибки и доверчиво записал, что сегодня называется на этом языке воскресенье, завтра называется понедельник, вчера – суббота.

Известен также анекдот о том, как некий русский офицер, незадолго до начала русско-японской войны посланный для съемки местности в Манчжурии, добросовестно нанес на карту до пятидесяти деревень того же названия – Бутунду, только удивляясь скудному однообразию китайского воображения. А потом оказалось, к его конфузу, что это бутунду значит по-китайски просто не понимаю.

Некоторые ошибки подобного рода очень прочно укоренились в этнографии. Так, например, слово каннибал вошло во все европейские языки в значении людоед, потому что приблизительно так называло себя первое американское племя, которое встретили европейцы с открытием Америки и которое было действительно людоедским. На самом деле, название этого племени было карибы, что на их собственном языке означает храбрые.

Таким же образом первые европейцы, попавшие на остров Борнео, слышали от туземцев побережья слово орангутанг, которое у них означало жителей внутренней лесной области, буквально лесных людей. Так как европейцы впервые увидели на этом острове огромную обезьяну, то легко могли и сами принять ее за дикаря особого племени или подумать, что туземцы считают ее диким человеком. Как бы то ни было, этот вид обезьяны получил название, которое в сущности было названием племени. Подобным же образом создалось и нелепое слово самоед. Как будто люди этой народности едят самих себя или едят без чужой помощи! А дело очень просто. Самейетс на туземном языке значит болотный житель.

Наоборот, готтентотам и кафрам – народностям южной Африки – названия были привнесены «со стороны». Готтентот вовсе не туземное слово, а голландское и не имеет никакого смысла; Hottenton, скорее всего, – насмешливое передразнивание той речи, которую голландцы услышали в этом районе Южной Африки: а речь местных жителей имеет особые щелкающие звуки. Кафр – арабское слово и означает неверующий; это то же самое слово, что гяур.

Часто слова в передаче из рук в руки сокращаются и притом так, что как раз существенная часть выражения отпадает. Так, пахучая смола с острова Ява, которую называли по-арабски любан Джави, то есть явский ладан, превратилась в конце концов в бензой, от которого затем произведено и слово бензин. Таким же образом обессмысленным словом стал и доллар. Доллар – испорченное американским произношением немецкое талер. Талер – большая серебряная монета, существовавшая до XVIII века. Ее впервые чеканили в городе Иоахимсталь, чье название значит буквально долина Иоахима, и потому она получила название иоахимсталер, что значит по-немецки иоахимстальский. Это длинное слово сократили, отбросив личное имя Иоахим, составлявшее первую его половину, забыв о том, что разрывали этим пополам название города. Получилась такая же нелепость, как если бы вещь, сделанную в Сталинграде и потому названную сталинградкой, сокращенно стали бы называть градкой.

Таким же искалеченным словом является мигрень (migraine); мигрень – сильная головная боль, характерная тем, что болит обыкновенно одна сторона головы. Эту особенность и выражало греческое слово гемикрания (hemikrania), что значит половина черепа; сравните гемисфера (полушарие) и краниология (учение о форме черепа) – от греческого kranion (череп). Попав во французский язык, слово hemikrania утратило первый слог, превратилось в migraine, потеряв первоначальный ясный смысл.

Арника – название высушенного растения, отвар которого применяется для лечения ушибов и порезов, не имеет смысла ни на каком языке. Но это – изуродованное греческое птарника, которое буквально значит чихательная, потому что растение имело свойство вызывать чихание. Когда арнику стали применять как лекарство в совершенно других целях, первоначальный смысл названия позабылся, и слово оказалось бессильным против искажения.

Лузы – это мешки, или сетки, по краю бильярдного стола, в них загоняют шары; луза также представляет искалеченное слово, потому что оно является ничем иным, как немецким блузе (Bluse), от которого происходит и наше блуза. Название, заимствованное, кстати, в немецкий из французского языка, было перенесено на бильярдный мешок по сходству его с пазухой, образуемой широкой рубашкой.

Иногда, напротив, заимствуется больше, чем надо. Чаще всего это происходит потому, что не умеют отделить самого слова от определительной частицы, обычно произносимой вместе с ним. Так, в слове трюм начальное т, а в слове лафет начальное л вовсе не принадлежали самому слову, они представляют собой служебные частицы.

Еще более забылось значение слова бельмес. Оно употребляется теперь только в выражении не знать, не смыслить ни бельмеса. На самом деле по-татарски бильмес означает он не знает, так что сказать он не знает ни бельмеса значит, в сущности, сказать он не знает сразу и по-русски, и по-татарски.

Много слов заимствованно у нас в форме множественного числа, так что, например, бегемот буквально означает по-древнееврейски гиппопотамы, магазин по-арабски – склады, набат по-татарски – барабаны (бьющие тревогу). Формами множественного числа являются древнееврейские херувим и серафим, арабское (с греческого) талисман, греческое стихия, латинское рептилия.

Из более новых заимствований особенно часто перенесение английских слов в форме множественного числа, то есть с окончанием с, например, рельс (rails), бифштекс (beefsteaks). В форме множественного числа вошли в русский язык слова кокс, индус, папуас, кокос, меринос, пенс, бимс, пампасы.

Слова мачта и почта относятся к другому роду ошибок. Почта – итальянское слово поста, первоначально подстава лошадей, перешедшее к нам в польской форме пошта. Так говорили и писали у нас в старину. Но форма пошта стала казаться вульгарной, народной, по примеру областного произношения што, скушно, пошти вместо литературных что, скучно, почти. И вот из желания восстановить якобы правильную форму возникла почта. Перемудрили. Таким же образом заимствованное из немецкого маст (может быть через польское машта) и при Петре I еще имевшее форму машта, обратилось в мачту вследствие ошибочного представления, что это будет более правильным, более «благородным» произношением.

Случается, что целое выражение иностранного языка усваивается в русском как одно слово, которое в свою очередь развивается уже по-русски. Так, возможно, что наше лебезить происходит от исковерканного немецкого их либе зи, что значит я вас люблю, фразы, которая, конечно, нередко слышалась в многочисленной среде немецких ремесленников, учителей и торговцев.

Другим примером может служить слово исполать в старинном выражении исполать тебе в значении спасибо тебе, хвала тебе. Оно звучит несколько торжественно: так и кажется, что его произносили медленно и важно бояре с окладистыми бородами и в длинных, тяжелых кафтанах и при этом низко кланялись в пояс, касаясь рукой земли. Выражение это часто встречается и в былине, и в народной поэзии.

В знаменитой разбойничьей песне XVIII века «Не шуми, мати зеленая дубравушка» царь говорит захваченному разбойнику:

Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын,
Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, пожалую
Среди поля хоромами высокими,
Что двумя ли столбами с перекладиной.

И тем не менее это слово оказывается вовсе не русским, а греческим выражением, которое полностью звучит ис полла эти, деспота и означает на многие годы, владыка – подразумевается: желаем здравствовать. Этими словами хор приветствовал выход митрополита или архиерея в церкви. Употреблялись они и при провозглашении многолетия в греческом церковном обиходе и в других торжественных случаях.

Часто слыша этот возглас в подобной обстановке, легко было усвоить его как выражение привета, похвалы и благодарности и употреблять его в этих смыслах. Известно, что именно подобные обращения легко механизируются. Только потому могло, например, спасибо стать одним словом, причем Бог потеряло здесь свой конечный звук, став бо. А мы тем более уже не сознаем, что это слово в сущности значит спаси Бог.

Таким же образом полное смысла здравствуйте – пожелание здоровья – превратилось в механическое и ничего не выражающее здрасте. Еще более выветрилось слово сударь, прибавлявшееся механически к словам, составлявшим ответ начальнику, хозяину, и дошедшее в конце концов до одного лишь звука с: это с звучало почему-то более противно и унизительно, чем если бы произносилось все слово, в угодливом Чего изволите-с? А между тем сударь, в свою очередь, представляет сокращение от государь.

Еще интереснее, пожалуй, происхождение слова куролесить. Оно означает: вытворять такое, что грозит плохо кончиться. В том же смысле употребляется и бедокурить, производное от куролесить. В старину говорили также куролесничать в смысле вести себя странно, как будто будучи не в своем уме, и куролес в смысле взбалмошный, сумасбродный, нелепый человек. Это выражение возникло также из церковного обихода, так как происходит от греческого Кири элейсон, что значит Господи, помилуй, припев, которым много раз отвечает хор на возгласы дьякона.

Но чем объясняется такой переход значения? Можно предположить, что при богослужении на греческом языке, которое совершалось в торжественных случаях в старину, певчие, не зная языка, могли путать и перевирать слова и напевы. Отсюда куролесить должно было первоначально значить вносить беспорядок, производить сумятицу. На это могла бы указывать и поговорка: Поет куролесу, а несет аллилуйю, Такое происхождение возможно, но его недостаточно. На происхождение нашего слова повлияла более серьезная причина. Возглас Кири элейсон употреблялся в старину поляками в качестве боевого клича при нападениях и вылазках. Отсюда старинное куролеса, означавшее, по-видимому, разбойничью песню, как свидетельствует поговорка: Идут лесом и поют куролесом. Таким образом, куролесить должно было значить первоначально нападать врасплох, производить сумятицу, смятение.

Таким же образом слово шарманка создалось из немецкой песенки, начинавшейся словами Шарманте Катерина, что значит прелестная Екатерина: песенка составляла непременный и излюбленный номер в репертуаре петербургских и московских шарманщиков. Любопытно, что польский язык усвоил для названия шарманки вторую часть этого выражения, сделав из нее катеринку (katarynka).

Любопытным примером искажения является слово фокус в смысле ловкое действие, приемы которого неизвестны или непонятны, а результат неожидан. Это слово не имеет ничего общего с общеевропейским научным термином фокус, которым называют точку пересечения лучей, преломленных выпуклым или вогнутым стеклом, или точку, в которой должен находиться предмет, чтобы получилось отчетливое его изображение при фотографической или кинематографической съемке. Фокус как научный термин представляет латинское слово focus, означающее очаг – как средоточие помещения. От этого же латинского focus произошло французское фойе (foyer) – зал в театре, куда зрители выходят в антрактах. Наш фокус в смысле ловкий прием существует только в русском языке, хотя и не является русским словом; это ясно уже из того, что оно начинается на букву ф, которой в русском языке от природы не было.

Как это ни странно, в русском языке нередко звук х в заимствованном слове заменяется звуком ф. Так создалось, например, старое русское финифть из греческого химевти и кафель из немецкого кахель (Kachel). Таким же образом и наш фокус, первоначально фокус-покус, представляет измененное немецкое или, вернее, голландское хокус-покус (hocus pocus), которое, однако, не имеет смысла ни на каком языке. Это неудивительно, потому что hocus pocus представляет искажение латинского выражения хок эст корпус: hoc est corpus буквально значит это есть тело, или сие есть тело, и взято оно из текста католической обедни.

Дело в том, что центральным моментом католического, а также православного, Богослужения является тот, когда средние двери алтаря – царские врата – распахиваются, из них выходят священник и дьякон и выносят чашу, в которой, по церковному верованию, находится тело и кровь Христа. Священник провозглашает: «Со страхом Божиим и верою приступите». Хор поет: «Тело Христово приимите, источника бессмертного вкусите». После этого начинается причащение, составляющее суть обедни и основанное на веровании в то, что красное вино и кусочки пресного белого хлеба превращаются в тело и кровь Христа. Это «превращение», как представляет церковь, происходит непосредственно перед выходом священника и дьякона (в православном обряде за закрытыми дверьми алтаря), и о свершении его присутствующие узнают из возгласов священника, как бы от имени самого Христа: «Сие есть кровь моя нового завета, за вас изливаемая во оставлении грехов», «Сие есть тело мое, за вас ломимое во оставление грехов».

Эти торжественные возгласы, произносимые на непонятном латинском языке, звучали для суеверных обывателей чудодейственными, магическими заклинаниями, силою которых и совершается знаменитое «таинство». Известно, как часто подобные молитвенные формулы, подхваченные из церковной обрядности, входят самым неожиданным и нелепым образом в народные заговоры от дурного глаза, против зубной боли, лихорадки и т. д. Здесь же естественно было подхватить выражение hoc est corpus и использовать его как сильнейшее заклинание или заговор.

Когда религиозный гипноз ослабел и колдовство потеряло доверие к себе, многие его приемы унаследовали фокусники. В составе этого наследства было и заклинание хок эст корпус, может быть, уже тогда искаженное в хокус-покус. Оно служило фокуснику формулой, посредством которой он разыгрывал из себя мага и чародея, производя неожиданное появление предмета. Сходство смысла с церковным возгласом при этом еще вполне очевидное. Фокусник брал у кого-нибудь из публики монету, и она исчезала на глазах у публики. Потом он восклицал хокус-покус, и монета вдруг оказывалась в кармане или даже в ухе у другого из присутствующих, по крайней мере фокусник сам доставал ее оттуда на глазах у публики.

Очень много слов возникло по ошибке. Эта не значит однако, что их надо за это презирать как слова низшего сорта. Ничего дурного или нелепого в этом нет. Напротив, «ошибка» в сущности является более творческим фактором в истории языка, чем соблюдение правильности. Переосмысление – несомненная ошибка, но в нем ведь проявляется похвальное стремление понять слово, не имеющее смысла, сделать его действительно своим по значению. Внешнее искажение тоже является в конце концов приспособлением чужого слова к своему произношению. Ведь если быть защитником правильности и чистоты речи во что бы то ни стало, то придется всякое изменение значения, всякое развитие слова признать ошибкой. Ошибочное слово служит не хуже правильного. Любопытный случай ошибочного словообразования представляют зонт и ферт. Эти иностранные слова созданы нами самими.

Заимствованное голландское слово зоннендек (буквально солнечное закрытие) усвоено было в русском языке в форме зонтик. Эта форма была воспринята впоследствии как уменьшительная, по аналогии с винтик, ножик. Но когда имели в виду большой зонтик, казалось неловким употреблять уменьшительное выражение, и таким образом произвели новое слово зонт, которое, следовательно, не является ни русским, ни иностранным.

Совершенно так же возникло слово ферт. Существовало фертик, заимствованное с немецкого фертиг (fertig), которое означает буквально готовый, а отсюда получило значение одетый с иголочки, и так немцы стали называть законченного кавалера. В русском языке фертик подразумевало щеголь, хлыщ. И в этом случае из-за окончания -ик слово осмыслили как уменьшительное, вследствие чего оно стало применяться преимущественно к молодым людям и имело сравнительно мягкий оттенок. Но было желательно в некоторых случаях оттенить самодовольный, вызывающий, «ухарский» характер человека более опытного, более пожилого. Уменьшительная форма фертик казалась здесь неподходящей. И вот создалось мнимо иностранное слово ферт.

Этому словообразованию способствовало еще и то обстоятельство, что в русском языке уже существовало слово ферт в качестве названия буквы ф в славянской азбуке. Самая форма этой буквы напоминала фигуру человека, подпершего руки в бока. Отсюда создалось выражение стоять фертом. Так пелось в солдатской песенке первой половины XIX века:

Царь немецкий, царь пшеничный,
Взгляд куриный, нос брусничный,
Руки фертом под бочок,
А душа вся – в пятачок.

Эта молодцеватая поза фертом способствовала укреплению значения ферта как хлыща. Так у Тургенева в «Дневнике лишнего человека» говорится: «Лиза порхала по зале с ухарским фертом».

Еще более любопытным примером мнимого слова, на этот раз во всех европейских языках, является зенит. Зенит – точка пересечения небесного свода вертикалью, проведенной от места, в котором находится наблюдатель, отсюда, в переносном смысле, высшая точка. Так говорят в зените славы, в зените счастья.

Это слово возникло вследствие простой ошибки. Старинный средневековый ученый, потому ли, что глаза его ослабели от напряженного разглядывания рукописей при недостаточном свете масляной лампы, или потому, что эта латинская рукопись была очень неразборчива, не разобрал хорошенько одного слова и прочел латинские буквы n и i там, где стояла одна m. Эту ошибку очень легко было сделать, читая старинную рукопись: сравните ni и m.

В основе ошибочно созданного слова зенит лежит арабское земт, или замт, которое значит буквально путь, направление и употреблялось в выражении замт-ар-рус – буквально направление головы: ар – определительная частица, рус – голова. Это замт-ар-рус, сокращенно замт и земт, означало у арабских ученых линию, идущую прямо вверх от головы наблюдателя, а затем и точку на небесном своде, находящуюся над самой головой наблюдателя. Это же слово с определительной частицей аль, которая произносилась в этом случае аз для приспособления к следующему земт, и с окончанием множественного числа давала аз-зу-мут, или аззимут, что буквально направление. Азимут стало означать линии и плоскости, соединяющие наблюдателя с точкой неба, в которой находится светило. В европейской астрономии азимут означает теперь угол между небесным меридианом и вертикальной плоскостью, проходящей через точку, в которой находится светило.

Адамовым яблоком называют кадык, хрящ гортани, выступающий у мужчин спереди шеи. Выражение Адамово яблоко имеется во всех европейских языках. Но оно возникло вследствие ошибки.

«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей женщине:

– Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?

И сказала женщина змею:

– Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, Бог запретил нам есть и касаться, чтобы нам не умереть.

И сказал змей женщине:

– Нет, не умрете. Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

И увидела женщина, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел».

Так рассказывает Книга бытия (гл. 3:1-6) о грехопадении Адама и Евы, и рассказ этот знали в средние века решительно все, анатомию же знали очень плохо даже ученые: античная наука считалась ложной и греховной как языческая, а библия почиталась энциклопедией знания, полученного непосредственно от Бога. Но читать эту энциклопедию было не так просто, как нам современный справочник, потому что текст был на латыни, да и небезопасно: можно было не так понять что-нибудь и оказаться в застенке инквизиции, а то и на костре в качестве еретика.

Поэтому, несмотря на предубеждение против евреев, средневековая наука считалась с мнением еврейских ученых – за их причастность к народу, давшему миру библейские тексты.

Поэтому, когда средневековый ученый встретил в еврейском медицинском трактате выражение тапуах ха адам как термин, означающий хрящ под подбородком, кадык, выступающий вперед у мужчин, то он, естественно, понял это выражение в смысле яблока Адама. И разумеется, он связывал это выражение со злополучным плодом с древа познания добра и зла, на котором «срезался» библейский Адам. О каком другом «адамовом» яблоке могла еще идти речь?

Но почему же мужской кадык получил такое название?

Объяснение давалось простое и остроумное: потому что кусок райского яблока застрял у Адама в горле, и вот, в ознаменование этого случая и в назидание потомству, все мальчики рождаются с таким хрящом, который выпирает наружу, как шишка. Толкование казалось настолько убедительным, что решительно во всех европейских языках выражение адамово яблоко для обозначения кадыка привилось; сравним английское Adam's apple.

Между тем, еврейское адам значит мужчина, человек, и тапуах ха адам означает просто яблоко, или шишка, мужчины. Это выражение, по всей вероятности, и послужило к созданию легенды о грехопадении Адама и Евы, которую включили в Книгу бытия. В еврейском народном представлении этот древний анатомический термин был понят в его обывательском смысле, как яблоко, и даже способствовал, может быть, превращению слова адам в имя первого человека. Таким образом, не столько «грех Адама», сколько погрешность старинного истолкователя была причиной возникновения этого выражения.