Глава V

Леонора Галигаи и Кончино Кончини

Именно он с помощью Леоноры направлял все действия Марии Медичи. […] Становится понятным, какую серьезную ошибку допустил король, покинув королеву в тот самый момент, когда требовалось проявить особую бдительность. Вместо того, чтобы отправить обратно в Италию всех этих шумных, болтливых и завистливых ветрогонов, которые явились во Францию единственно за тем, чтобы разжиться деньжатами от ее щедрот, и таким образом обрубить последнее, что связывало флорентийку с ее родиной, он оставил все как было³⁹.

(Ги Бретон)

На свою беду, Генрих все меньше и меньше времени уделял супруге, и она, неуверенно чувствуя себя в чужом городе, попала под влияние двух людей, которые приехали в Париж вместе с ней. Речь идет о Леоноре Галигаи и Кончино Кончини…

Леонора⁴⁰ была молочной сестрой Марии Медичи (ее мать была кормилицей принцессы). Почти ровесницы, они росли вместе. Честолюбивая Леонора сумела добиться расположения флорентийки. По словам одного из биографов, Галигаи была «худенькая, черноволосая, стройная, с правильными чертами лица девица»⁴¹. Современники свидетельствуют, что, искусная во многих вещах, она, как никто другой, умела развеять тоску Марии. Леонора обладала вкусом во всем, что касалось обустройства дома, нарядов и украшений, страсть к которым сделала ее великолепным экспертом.

Кончино Кончини⁴² исполнял при Марии Медичи обязанности шталмейстера, или «начальника конюшни». По рассказам знавших его людей, он был «тщеславен и хвастлив, ловок и смел, хитер и честолюбив, беден и жаден»⁴³.

Во всех отношениях Леонора и Кончино были созданы друг для друга, и судьба распорядилась так, что их настигла любовь. Произошло это во время путешествия из Флоренции во Францию. Первой влюбилась Леонора и сделала все, чтобы добиться расположения молодого человека. Польщенный вниманием наперсницы королевы, конюший быстро просчитал преимущества, которые давала ему эта связь. Дальше – больше, и он по-настоящему увлекся. Но при этом он ни на минуту не забывал о том, какие перспективы открываются перед ним.

Очень скоро при посредничестве Леоноры он начал открыто манипулировать Марией Медичи. В таких условиях особенно понятна серьезность ошибки, совершенной Генрихом IV, который покинул жену как раз в тот момент, когда ему следовало быть особенно бдительным.

Вместо того, чтобы отослать обратно во Флоренцию всех этих болтливых и амбициозных «ветрогонов», прибывших во Францию с одной лишь целью – поискать удачи, вместо того, чтобы разрушить душевные узы флорентийки с родной страной, король, наоборот, укрепил их. В результате, когда Мария прибыла в Париж, итальянцы уже многого добились. Леонора стала камеристкой королевы, а во Франции этой должности удостаивались лишь дамы из самых знатных фамилий. Незаметно у предприимчивой парочки в руках оказалась вся свита Марии Медичи. Ставки были сделаны…

Когда Кончино Кончини впервые удостоился рукопожатия от короля, Мария Медичи довольно улыбнулась. Можно сказать, впервые за время своего пребывания во Франции. Обычно молчаливая, она вдруг заговорила, чем немало удивила собственного мужа. Беда в том, что заговорила она по-итальянски, и герцогиня де Немур взялась перевести ее слова, так как знала оба языка. Кроме того, она была осведомлена о взаимоотношениях действующих лиц и решила предостеречь Генриха:

– Это авантюристы с фальшивыми титулами. Будьте настороже!

Мария воспевала добродетели дамы Леоноры Галигаи и ее мужа, а хитрая герцогиня добавляла от своего имени:

– По большому счету, опасна только она, Ваше Величество, потому что она умна. Ее муж просто-напросто глупый павлин. Вам следует знать, сир, что ваша супруга находится под чужим влиянием.

Генриху IV и самому не понравилась Леонора. Но, слушая мадам де Немур, он рассуждал иначе: «Власть молочной сестры над моей женой или власть ее красавца мужа? А впрочем, не все ли равно…»

Как мы уже говорили, по прибытии в Лувр Мария испытала большое разочарование. Она рассчитывала вступить в великолепный дворец, а увидела мрачные покои, которые не были даже толком подготовлены к ее приезду.

И тогда король совершил вторую ошибку. Вместо того, чтобы проявить к ней обходительность, заставив забыть о бытовых мелочах, он поступил как настоящий мужлан, ничего не понимающий в женской психологии.

Это и в самом деле выглядит невероятным, но он решил представить Марии Медичи Генриетту де Бальзак д’Антраг!

– Не буду скрывать, эта женщина была моей любовницей, – с улыбкой сказал он, – но теперь она желает стать вашей статс-дамой.

Но и Генриетте пришлось пережить несколько неприятных минут. Обожающий подобные детали Ги Бретон пишет:

«Нужно признать, что в данном случае король обошелся с фавориткой не лучше, чем с Марией Медичи. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать платье королевы, как того требовал этикет, король, решив, видимо, что фаворитка не оказала королеве достаточного уважения, схватил ее за руку и грубо поставил на колени перед своей женой.

Генриетта поднялась с колен, пунцовая от стыда и гнева, и немедленно покинула гостиную, оставив растерявшуюся Марию. Все придворные были смущены происшедшим, за исключением, конечно, самого Генриха IV»⁴⁴.

А вот рассказ историка Ги Шоссинан-Ногаре:

«Генрих IV, чтобы сразу заставить официально признать свою двойную семью, представил Марии Медичи Генриетту д’Антраг в следующих выражениях: "Эта женщина была моей возлюбленной, а теперь желает быть вашей покорной слугой”. Вероятно, грубость мало смущала современников доблестного беарнца. Случалось, королеве предписывалась жизнь втроем даже в течение медового месяца, и она была вынуждена делить с конкуренткой не только внимание короля, но и все почести. Король афишировал свои связи с бесстыдством, которое могло вызывать лишь отчаяние. Дело заходило еще дальше: он смешивал легитимную семью и незаконное сожительство»⁴⁵.

А самое неприятное заключалось в том, что Мария к тому времени уже была беременна. Впрочем, как и Генриетта. Когда последняя узнала о том, что королева в положении, она решила, что, конечно же, родит раньше чужестранки. И родит мальчика. В этом случае (и в случае, если у Марии будет девочка) король выполнит данное когда-то обещание и женится на ней. Пусть это были всего лишь иллюзии, но куда же без них. Женщины во все времена верят в несбыточное: будто бы любовь может сотворить чудеса, и Генриетта не была исключением. Она упорно цеплялась за свою мечту – стать королевой. Чтобы не упустить свой шанс, она продолжала сопровождать Генриха во всех его перемещениях по стране. А Мария, плохо переносившая беременность, практически не выбиралась из своих покоев в Лувре.

Сам король и не думал скрывать одновременную беременность двух его «жен».

– У меня скоро родятся принц и его слуга… – с присущим ему цинизмом говорил он.

Генрих пошел дальше, поселив Генриетту в Лувре, поблизости от апартаментов своей жены. Дурной пример заразителен. Когда в Париже прознали об этом, многие пожелали устроить свою жизнь по подобию властителя. Церковь отмечала небывалое падение нравов. Говорят, именно в это время в городе возникли притоны, прозванные «крольчатниками». Вскоре возникла конкуренция, и содержателям подобных заведений приходилось проявлять смекалку, чтобы завлечь почтенную клиентуру. Например, в одном из «веселых домов» устраивали «игру в вишенки». Какая-нибудь красотка раздевалась в общей гостиной, после чего клиенты разбрасывали на полу вокруг нее вишни (или орехи, в зависимости от времени года). Собирая ягоды, девушка наклонялась, распаляя мужчин. Что происходило дальше, нетрудно догадаться.

Разумеется, священники пытались воспрепятствовать этой волне похоти, но их не слушали.

– Ступайте со своими проповедями к королю, у которого две жены, – говорили люди.