Глава XIII

Рост недовольства действиями Кончино Кончини

Его грубая политика, ставившая целью восстановление монархической власти, ослабленной регентством, его алчность, игнорирование обычаев страны и невиданное высокомерие сделали его ненавистным для французов¹²⁶.

(Бенедетта Кравери)

Кончино Кончини не делал ничего, чтобы хоть как-то скрыть свою связь с Марией Медичи. Скорее, наоборот, «когда он выходил из спальни Ее Величества в часы, когда она должна была находиться в постели, – утверждает в своих “Мемуарах” Николя Амело де ля Уссэ, – то всегда делал вид, будто застегивает свой камзол, давая всем понять, что только что покинул ее»¹²⁷.

Как это расценить? Как еще один факт, свидетельствующий о его дурном воспитании!

Всеобщее недовольство поведением итальянца росте как на дрожжах.

В своих «Мемуарах» Арман-Жан дю Плесси пишет:

«В жестоком преследовании маршалом министров, в использовании им подчас вероломных средств проглядывает хитрость, основанная на честолюбии, которое он не мог одолеть. Королева же, то ли устав от его поступков, которые она более не могла оправдывать, то ли боясь, что с ним что-нибудь случится, настойчиво советовала ему ехать в Италию… Но он никак не мог смириться, заявив кому-то из своих людей, что желает узнать, насколько высоко может подняться человек, делая карьеру. […]

Так своим нравом и поступками маршал всех настроил против себя. Де Люинь не любил его не от того, что тот когда-то помог ему стать другом короля, а от того, что завидовал его состоянию. Это была ненависть, основанная на зависти, – самая страшная из всех. Каждый из поступков маршала он представлял королю в черном свете, убеждал короля, что маршал наделен непомерной властью, противостоит воле Его Величества и участвует в борьбе с принцами только для того, чтобы прибрать к рукам их власть и уж тогда располагать короной монарха, не встречая сопротивления ни с чьей стороны; что маршал владеет мыслями королевы-матери, что он втерся в доверие к брату короля; что он обращался к астрологам и колдунам; что Совет подпал под его влияние и действует только в его интересах; что когда у Совета просят деньги на мелкие удовольствия короля, их обычно не находят»¹²⁸.

Герцог де Люинь наговаривал Людовику XIII не только на Кончино Кончини, но и на Марию Медичи, вызывая в короле ревность к той власти, которой она владела и которую могла получить. По словам ненавидевшего герцога дю Плесси, «для вероломного де Люиня было мало того, что он поднялся до таких высот, – он стал бороться и с королевой, невзирая на то, что именно она заложила основы его карьеры»¹²⁹.

Плетя свои интриги, де Люинь успокаивал Марию, что Людовик доверяет ей безгранично и что уговорам выступить против ее воли никогда не поддастся. Но на самом деле юный король не доверял матери. А еще больше он ненавидел Кончино Кончини.

Недовольство действиями Кончино Кончини росло, и он, понимая это, вынашивал планы раз и навсегда покончить со своими врагами. Понятно, что бури было не миновать.

И вот во время расширенного заседания правительства она наконец разразилась.

Маршал де Бриссак объявил заседание открытым, но противники Кончино Кончини продолжали шуметь. Не зная, что предпринять, Людовик растерянно смотрел то на мать, то на герцога де Люиня.

Мария сделала знак Франсуа де Бассомпьеру, начальнику швейцарских наемных войск. Тот удалился из зала и вскоре вернулся в сопровождении роты солдат, вооруженных алебардами.

Это позволило восстановить порядок, после чего королева-мать сказала:

– Господа, я – регентша Франции и имею право на то, чтобы мой голос был услышан. После смерти Генриха, моего благородного мужа, я несу на себе все тяжести, связанные с управлением государством. Вы все знаете, как это непросто. Повсюду идет гражданская война, а я вынуждена заботиться еще и о безопасности короля и других моих детей, ибо, не забывайте, что в любых, даже самых трудных обстоятельствах, я остаюсь матерью и никогда не забуду об этом. Многие из здесь присутствующих готовы обвинить меня в чем угодно. Но я знаю одно – что бы я ни делала, все это делается в интересах Франции. Если я когда и совершаю ошибки, а кто их не совершает, мои добрые и верные советники поправляют меня. Повторюсь, главное для меня – это интересы государства. Франция – великая страна, а те, кто позволяет себе действовать против ее интересов, получат достаточно времени подумать о своем поведении в Бастилии.

После этих слов в зале вновь поднялся шум, но Марию это не смутило. Ее глаза заблестели, и она продолжила:

– Послушайте, вы хотите конфликта? Вам не нравится мир? Вы считаете, что шпаги эффективнее слов?

Хорошо! Если кто-то не хочет прислушаться к голосу королевы, он услышит грохот пушек! Я не желаю, чтобы мою доброту принимали за слабость! Господа, неужели вы не знаете, что есть женщины, которые умеют постоять за себя и за своих детей? Неужели вы забыли о том, как правила в Англии королева Елизавета Тюдор? Вам угодно, чтобы Мария Медичи правила так же? Когда лев спит, он не опасен, но он знает свою силу, и не надо его будить! Я тоже знаю свою силу! На вашу войну я отвечу своей войной! На ваши крики, восхваляющие принца де Конде, раздадутся крики, восхваляющие короля Людовика и Гастона Орлеанского! Если потребуется, я сама встану во главе армии! Де Бассомпьер, де Бриссак, д’Орнано, все мои верные полководцы, как один, встанут на защиту короны, и тогда ее враги не посмеют поднять головы!

Шум еще больше усилился. Тогда Франсуа де Бассомпьер дал знак маршалу де Бриссаку, чтобы тот объявил заседание оконченным.

Когда председатель встал и поднял руку, с улицы вдруг донеслись громкие крики:

– Смерть Кончини! Смерть Галигаи!

– Что там такое происходит? – Мария обеспокоенно повернула голову к окну.

Через минуту ей доложили:

– Мадам, это народ поджег апартаменты маршала д’Анкра и господина Корбинелли, его секретаря.

– Боже! Какое несчастье! – воскликнула Леонора Галигаи, стоявшая рядом с королевой.

– Вы говорите, народ поджег? – злобно зашипела Мария. – Я не верю, что народ Франции, это сделали какие-то жалкие проходимцы! Господин де Бассомпьер, возьмите ваших швейцарцев и разгоните их!