В 1285 г. Жак де Моле находился в Париже, а потом в Акре, или же в Акре, а потом в Париже. Неизвестно ни где он был, ни что делал с 1285 по 1291 годы. Для того чтобы утверждать, что он был в Акре во время осады, нет ни малейших доказательств, но это отсутствие доказательств не значит, что его там не было![158] Мне придется еще раз описать важные события, происходившие в Акре в 1290-1291 гг., не упоминая Жака де Моле!
Рассказ о падении Акры хорошо документирован — как латинскими, так и арабскими источниками. С латинской стороны мы располагаем свидетельствами двух очевидцев — Тирского Тамплиера и анонимного автора «De excidio urbis Aconis» (О разрушении города Акры»).[159] С арабской стороны «История мамелюкских султанов» Макризи[160] и «Краткая история человеческого рода», произведение Абу аль-Фида, очевидца, который позже сражался во главе войск Хамы, где был эмиром,[161] открывают список из дюжины исторических трудов, использованных Д. Литтлом для составления рассказа об этих событиях.[162]
Калаун решил напасть на Акру летом 1290 г., после того как его совет обсудил, должно ли убийство мусульманских купцов западными крестоносцами рассматриваться как casus belli, влекущий за собой разрыв перемирия; совет счел, что нет, но Калаун не посчитался с этим, потому что принял свое решение задолго до этих убийств. Он немедленно начал военные приготовления, мобилизовав всех эмиров и все провинции своей империи. Он постоянно шел на хитрости, чтобы усыпить бдительность христиан. Тем не менее Боже получил сведения о намерениях Калауна, но, как и в случае с Триполи, ему не поверили.[163] Смерть султана, произошедшая зимой, ничуть не замедлила приготовлений, и в марте 1291 г. его сын аль-Ашраф Халиль был готов к походу. Войска из провинций, провизия, осадные материалы методично перебрасывались к Акре. Помимо регулярных частей, аль-Ашраф Халиль получил в качестве подкрепления многочисленных «борцов за веру», которых мобилизовала идея джихада.
Осада началась б апреля. Город находился на военном положении и мог рассчитывать на прочность своих стен и на сохранение морских коммуникаций, прежде всего с Кипром. Полагают, что в нем тогда находилось 100 тысяч человек — к обычному числу жителей добавилось много беженцев (около 40 тысяч).[164] Там было от 700 до 800 рыцарей и 14 тысяч пеших бойцов. Оборону двойного кольца стен обеспечивали различные общины, составлявшие население города: каждая отвечала за свой сектор или свои ворота.
Короля Кипра Генриха II, который был также королем Иерусалима и, следовательно, естественным командующим армии, в начале осады на месте не было. Поэтому командование было возложено на шесть лиц: на Жана де Грайи и Оттона де Грансона, соответственно командиров французского и английского полков (Грансон прибыл в прошлом году), Жана де Вилье, магистра ордена Госпиталя, и Гильома де Боже, магистра ордена Храма, а также магистров орденов святого Фомы и святого Лазаря. Любопытно, что тевтонцы в качестве защитников города почти не упоминаются.[165]
В борьбе с султаном, располагавшим бесчисленными войсками и семьюдесятью двумя осадными машинами, которые, непрерывно действуя, покажут свою немалую эффективность, с начала осады франки исходили из принципа активной обороны. Абу аль-Фида пишет, что «франки не закрыли основную часть своих ворот; напротив, большие ворота они оставили открытыми и там держали оборону».[166] Благодаря этому им было удобно производить вылазки, и они в любой момент могли создать угрозу для бескрайнего лагеря мамелюков, раскинувшегося по всему сухопутному периметру города.
Но вылазки не дали ожидаемых результатов, а прибытие 4 мая короля Генриха II с небольшим флотом и кое-какими подкреплениями почти не изменило соотношения сил. Броски метательных снарядов из многочисленных мангонно султана вкупе с работой саперов на самых слабых секторах укреплений в конечном счете привели к тому, что внешняя стена была преодолена. Войска аль-Ашрафа смогли овладеть частью рва, находившегося между двумя стенами. 15 мая, решив, что игра проиграна, Генрих II вернулся на Кипр.
Теперь настала последняя стадия осады. 18 мая войска мамелюков пошли на генеральный приступ внутренней стены. Королевскую башню и Проклятую башню удержать не удалось, и осаждающие смогли проникнуть в город, в Квартал пизанцев; они продвигались медленно, убивая на своем пути все живое в лабиринтах старого города. На какое-то время их остановила мощная контратака, которую госпитальеры и тамплиеры провели в районе ворот Святого Антония. Это там был смертельно ранен великий магистр ордена Храма, Гильом де Боже; Тирский Тамплиер оставил драматичный рассказ о его агонии и смерти:
Сеньоры, я больше не могу, ибо я умер, вы видите удар", — сказал он; и его дружина спешилась, и они поддержали его, и сняли с коня, и подняли на щит… и понесли, чтобы похоронить, через ворота Святого Антония.
В укрытии его разоружили, сняли кирасу и наплечники и завернули его в покрывало, чтобы перевезти по морю. Далее его перенесли в резиденцию Храма или, скорее, во двор соседнего дома:
И прожил он весь этот день безмолвно, ибо с тех пор, как его сняли с коня, он не произнес в Храме ни единого слова […], и велел, чтобы его оставили в покое, и с тех пор не говорил, и отдал Богу душу […] и был погребен перед своей дарохранительницей, каковая стала алтарем, где по нем отслужили мессу, и да будет Господь к нему милосерд, ибо смерть его была великим ущербом.[167]
К вечеру мусульмане стали хозяевами города. Жан де Грайи, Оттон де Грансон и Жан де Вилье, раненые, были отправлены морем на Кипр. Жители и защитники бежали к порту и к морю, чтобы попытаться найти судно и достичь Кипра или другого убежища. Море было неспокойным, бурным; многие утонули, как патриарх Иерусалимский; других перебили в городе. Значительная часть жителей нашла убежище в просторном доме ордена Храма и в башне тевтонцев, как и в другой башне — Госпиталя. Обе последних продержались лишь несколько часов. Зато «манор» Храма, расположенный на побережье, будет сопротивляться дольше.
Описание, сделанное Тирским Тамплиером, стоит процитировать:
Более всего народа, мужчин, женщин и детей, оказалось внутри Храма, и было там более десяти тысяч человек, ибо Храм был самым сильным укреплением города и прочно укреплен с моря, как замок, имея на входе высокую и мощную башню, массивная стена каковой была толщиной в 28 футов.
Защищенные на время люди, укрывшиеся в башне ордена Храма, увидели, как удаляются суда, «сразу все вместе; оные из Храма, каковые в нем собрались, издали весьма громкий крик, и отплыли корабли, и ушли к Кипру; и был покинут добрый люд, поместившийся внутри Храма…»[168]
Дважды защитники башни Храма пытались повести переговоры о своей сдаче. В первый раз аль-Ашраф Халиль, не желая затягивать осаду, убийственную и для его войск, согласился позволить христианам уйти целыми и невредимыми. Был поднят штандарт султана, но часть солдат-мамелюков не посчиталась с соглашением и принялась насиловать женщин и грабить. Тамплиеры вновь закрыли ворота и перебили тех, кто вторгся. Возобновились бои; снова начались переговоры. Еще раз аль-Ашраф, сделав вид, что осуждает поведение своих во время первой попытки, дал гарантии.
Маршал Храма, каковой был весьма достойным бур-гундцем и носил имя брат Пьер де Севри [это был единственный сановник ордена, который еще оставался на месте и был способен сражаться] […], поверил оному султану и сдался ему, и в башне осталось несколько братьев, кои были тяжело ранены. Едва маршал и люди Храма попали в руки султана, тот велел отрубить головы всем братьям и мужам, и когда братья, оставшиеся внутри башни, каковые еще не были столь немощны, чтобы не могли постоять за себя, услышали, что маршалу и прочим отрубили головы, они принялись обороняться.[169]
Мамелюки сделали подкоп под башню и наконец проникли за ее стену. Тогда большая башня Храма Акры рухнула, похоронив под своими обломками последних защитников города, а также тысячу-другую осаждающих. Это было 28 мая 1291 года.
Тамплиеры, госпитальеры и тевтонцы понесли огромные потери, иерархия орденов была обезглавлена. В ордене Храма погибли великий магистр и маршал, в ордене Госпиталя великий магистр был ранен и спасся, но маршал Матье де Клермон пал в бою. Вскоре после смерти Боже великий командор Храма Тибо Годен сел на судно с группой выживших и добрался до Сидона, другой крепости ордена Храма, которая еще держалась. Прежде чем рассмотреть обстоятельства и причины их ухода из Акры, нужно ненадолго вернуться к эвакуации защитников и населения, «гражданского», как сказали бы мы сегодня, Акры. Тамплиеры сыграли в этом немаловажную роль.[170]
Эвакуация женщин, детей и стариков началась до осады и продолжалась в течение всей первой ее половины. Эти «ненужные рты» могли покинуть город на судах, по преимуществу итальянских, в относительном порядке. Но когда враг проник за стены города, исход населения, боеспособного и небоеспособного, приобрел панический характер. Что касается последних защитников дворца Храма — конечно, выживших! — у них уже не было никаких шансов уйти. Гавань Акры, конечно, хорошо защищенная, была слишком мала, чтобы принимать большие нефы (способные перевозить до 1000 и даже до 1500 человек), поэтому они были вынуждены оставаться на рейде, на якоре, а связь между берегом и этими большими кораблями поддерживалась при помощи лодок и малых судов типа linh. При непогоде — начавшейся после 15 мая — такие челночные рейсы стали затрудненными и даже невозможными.
Какие суда стояли на рейде Акры в апреле-мае 1291 года? Военные ордены ни в Акре, ни на Кипре не имели постоянных судов;[171] они широко практиковали наём таковых у итальянских или других судовладельцев. Ни госпитальеры, ни тевтонцы тогда не располагали своими кораблями; те из них, кто смог уйти вместе с раненым магистром Жаном де Вилье вечером 18 мая, погрузились на две плоскодонки, которые довезли их до стоящего на рейде венецианского нефа. Зато у ордена Храма здесь имелся по меньшей мере один корабль — очень большой «Сокол», хозяином которого был брат Роже де Флор. Этот корабль способствовал эвакуации жителей Акры, флорентийских купцов, и перевез их в находившийся совсем неподалеку Шато-Пелерен; не исключено, что он делал челночные рейсы. Впоследствии Роже де Флора обвинили, что он обогатился за счет спасенных беженцев. Существовал нормальный тариф. Был ли он превышен? Это возможно, но не бесспорно. Потому что — во всяком случае, во время первой стадии эвакуации — могли уехать только владельцы кораблей и те из жителей, кто имел определенные богатства. «Сокол», конечно, мог ввиду своего размера принять на борт много народу. Но на заключительной стадии осады его там уже не было.
Таким образом, можно было рассчитывать только на итальянские торговые суда. Но их было не столько, как можно было бы подумать, — лишь те, которые пришли прошлым летом и не отправились осенью обратно на Запад. Апрель-май был периодом, когда в порты Восточного Средиземноморья приходили западные торговые флоты (зимой навигации не было, кроме исключительных случаев). Пизанский флот еще не появился, а венецианские суда (весенний караван пришел) эвакуировали по преимуществу выходцев из своего города. В конечном счете в последние периоды наиболее эффективно, похоже, действовали две генуэзских галеры. Это они бесплатно приняли на борт бедных горожан, у которых не было средств, чтобы покинуть город ранее. Но судьбой последних озаботились лишь тогда, когда стены Акры рухнули. Очень поздно, слишком поздно. Большого корабля ордена Храма тогда уже не было, причем его капитана нельзя обвинить в каком-либо небрежении или проступке.
Может быть, у последних защитников Акры, выстоявших десять дней в доме Храма, была надежда на возвращение судов, которые их вывезут. Надежда на помощь извне, на мобилизацию на Кипре? Возможно, но эта последняя помощь так и не пришла. Впрочем, проблему надо поставить шире. Похоже, франки Акры беспредельно доверяли прочности своей позиции. Оставшись равнодушными к предостережениям Гильома де Боже (постоянно вызывавшим подозрения!), они не заметили грозящего удара и не воспользовались тем, что составляло их силу, — морем. В решительный момент Акра испытывала жестокую нехватку кораблей. Нужно четко сознавать, что господством на море, которым бесспорно обладали франки, они в основном были обязаны флотам итальянских республик. Вклад Кипра и военных орденов был очень несущественным. Нельзя не сопоставить неспособность воспользоваться этим преимуществом на море в 1291 г. с неудачей, которая постигла тамплиеров десять лет спустя на островке Руад: тогда мамелюки тоже сумели провести флот сквозь бреши в обороне христиан. Для мобилизации флота поддержки понадобилось время, и он опоздал.
Таким образом, на венецианском корабле, отправлявшемся на Кипр (во время осады коммерческие дела шли своим ходом!), покинула Акру и 18 мая достигла Сидона лишь небольшая группа великого командора Тибо Годена. В Сидоне у тамплиеров была маленькая флотилия. Это она чуть позже вывезла на Кипр защитников и население города.
Группа тамплиеров, достигшая Сидона во главе с Тибо Годеном, не бежала из Акры. Это была подготовленная и организованная эвакуация. Годен уехал с казной (имеются в виду архивы) и реликвиями ордена. Согласно анонимному автору «Ехааю», это отступление Годена было задуманным. По его утверждению, через недолгое время после взятия наступающими башни Легата, когда Оттон де Грансон и Жан де Грайи были эвакуированы на Кипр, а Гильом де Боже находился в агонии, тамплиеры решили оставить в Акре маршала и отправить великого командора в Сидон, чтобы организовать там оборону.[172] Тирский Тамплиер указывает, что тамплиеры решили продолжить сопротивление в своих замках и укрепленных городах, в частности, в Сидоне. Упомянув о назначении великого командора магистром, хронист пишет, что «новый магистр носил имя брат Тибо Годи, и все видели и полагали, что он не покинет замок в начале своего поприща».[173]
Но ведь шло общее отступление.
В 1187 г. Тир в одиночку или почти в одиночку держался против Саладина до прихода Конрада Монферрат-ского, инициатора третьего крестового похода; в 1291 г. ничего подобного не случилось — жители Тира сдались 19 мая, увидев паруса кораблей, уходящих из Акры на Кипр. Вскоре после этого войска мамелюков обложили Сидон. Город был укреплен и защищен со стороны моря замком на острове. Тибо Годен присоединился к тампли-ерскому гарнизону этого замка. Когда город осадили, а потом атаковали войска мамелюков, население города укрылось в замке, а оттуда было переправлено на Кипр. Тогда-то Тибо Годен с согласия своего совета и покинул замок, чтобы искать помощи на Кипре. Но он не вернулся, и Тирский Тамплиер строго судит его поведение; обратимся к его тексту: тот «держал совет со своими братьями, и по их воле обещал им, что пришлет им помощь, и уехал на Кипр, а будучи на Кипре, пренебрег направлением им помощи…».[174]
Действительно, Тибо Годен не прислал никакой помощи. В этих обстоятельствах, если верить нашему хронисту (тут несомненно пристрастному), тамплиеры Кипра, друзья тамплиеров Сидона, предупредили последних, что больше не на что надеяться. Когда натиск мусульман на островной замок усилился (они смогли навести переправу), тамплиеры ночью 14 июля покинули Сидон незаметно для мусульман; 3 августа они оставили Тортосу, а 14 августа — Шато-Пелерен: «Оные из Шато-Пелерен, узрев, что все потеряно, узрев, что у них более нет средств для обороны замка, оставили его и ушли на остров Кипр, и потом сарацины сравняли его с землею».
Так где же в течение этих нескольких решающих месяцев был наш Жак де Моле? Может быть, в Западной Европе? Может быть, вместе с Годеном? Может быть, в том или ином гарнизоне, Тортосы или Шато-Пелерен? Может быть! Может быть!
Вернемся в Сидон. Это там из тамплиеров гарнизона и тех, кто присоединился к ним вместе с Годеном, был выбран новый магистр: «Оный командор Земли сделался магистром Храма по выбору братьев, бывших с ним».[175] Любопытная формулировка, наводящая скорее на мысль о самопровозглашении, утвержденном маленькой группой присутствующих тамплиеров, чем о выборах согласно процедуре, описанной в уставе ордена. Ни уполномоченные провинций Западной Европы, ни тамплиеры Тортосы, Шато-Пелерен и Кипра не могли там присутствовать. Не станем говорить о незаконном назначении. Закон создается нуждой — выбрали самого опытного сановника ордена, который, несомненно, один только и выжил из команды Боже. Единственным, кого было бы можно ему противопоставить, был маршал, но, как мы видели, он погиб в Акре через несколько дней после кончины Боже и отъезда Годена в Сидон. Великий командор автоматически становился временно исполняющим обязанности покойного магистра до избрания нового магистра.
Таким образом, Годен олицетворял преемственность, и в условиях дезорганизации, в которых в тот момент находился орден, это было достоинством. Насколько известно, никто в ордене не выразил протеста и не поставил этот выбор под сомнение, разве что, судя по косвенным данным (обвинениям по адресу Годена), Тирский Тамплиер (который не был членом ордена), похоже, со смертью Боже потерявший свое место.
О Тибо Годене известно мало: в монашеский орден вступают не затем, чтобы обратить на себя внимание, и правило смирения обязательно для всех. Его знали также под именем «монаха Годена», Monachus Gaudi.[176] Он происходил из шартрского или блуаского знатного рода; один из его предков, тоже Тибо, упоминается в период между 1181 и 1236 гг., а один родственник — дядя, кузен, племянник? — по имени Гильом, рыцарь, зарегистрирован в качестве тамплиера и магистра Шартрского бальяжа между 1285 и 1299 гг.; в допросных протоколах процесса сказано, что этот Гильом производил прием в орден новых братьев в Арвиле, Суре (два шартрских командорства), Шатодёне и Орлеане.[177]
Тибо Годен находился на Востоке по меньшей мере с 1260 г., потому что в том году он попал в плен вместе с Гильомом де Боже в ходе экспедиции в Тивериаду.[178] Он был командором Акры и, может быть, Шато-Пелерен и самое позднее с 1279 г. выполнял обязанности великого командора: «Потом долго был командором земли Храма», — пишет Тирский Тамплиер.[179] В 1279 г. он упоминается как Monachus Gaudi preceptor terre ultramarine (командор заморских земель); тогда он был в Париже, где руководил приемом пятнадцати новых братьев.[180] При своей ответственности командора земли он не должен был долго оставаться во Франции; Тирский Тамплиер упоминает его «гуманное» посредничество в Акре в 1286 г., когда он добился освобождения «бедных грешников», оказавшихся жертвами боев между пизанцами и генуэзцами и попавших в плен.[181]
Став магистром ордена Храма в обстоятельствах, которые нам известны, он был обязан уведомить о своем избрании папу. Но эта весть, похоже, еще не дошла до Рима, когда 28 июля 1291 г. Николай IV обратился «к Андре Матье, брату и уполномоченному дома рыцарей Храма Иерусалимского, коего некогда Гильом де Боже, магистр, и монастырь рыцарей Храма Иерусалимского, прежде чем они погибли в войне с сарацинами, назначили своим генеральным уполномоченным, синдиком и деятелем и особым нунцием при римской курии и в прочих местах, коему подтверждает доверенность и полномочия, дабы тот выполнял их тем же манером, как до кончины магистра и вышепоименованных братьев».[182]
Таким образом, уже было известно о гибели Боже, но не о назначении его преемника. Впрочем, призыв о помощи, понадобившейся после падения Акры, через посредство циркулярных писем, адресованных суверенам и епископам латинского христианского мира, а также восточных христиан, папа направил только в августе.[183] Надо напомнить, что путь из Восточного Средиземноморья на Запад занимал гораздо больше времени, чем в обратном направлении, из-за господствующих ветров и течений.[184]
Если верна дата, приведенная Жаном Сенаном, братом ордена Храма, когда его допрашивали члены папской комиссии, заседавшей в Париже 31 марта 1311 г., то в 1291 г. на Кипре состоялся важный генеральный капитул ордена. Свидетель сказал, что «слышал в Никосии из уст великого магистра, каковой является оным ныне [Жака де Моле], что он желает искоренить в ордене все, что ему не по нраву, предполагая, что в противном случае сие в конечном счете нанесло бы ущерб ордену; и сказано то было оным магистром в год, когда был утрачен город Акра, на генеральном капитуле, где пребывало около четырехсот братьев…».[185] Этот капитул, нормальный и неизбежный в тогдашних обстоятельствах, мог состояться, лишь когда закончились бои и тамплиерские гарнизоны Тортосы и Шато-Пелерен в августе перебрались на Кипр. Четыреста братьев можно представить себе только при условии участия тамплиеров, приехавших из провинций Западной Европы. С учетом того, с какими задержками доходили новости и сколь длительными были путешествия, это событие надо отнести к сентябрю, а вероятнее — к октябрю 1291 года. Я, разумеется, еще вернусь к смыслу выступления Жака де Моле, а здесь выделю только одну проблему: задача этого капитула состояла несомненно в том, чтобы утвердить — может быть, легитимировать? — избрание Годена и выбрать новых обладателей тех постов в руководстве ордена, которые стали вакантными. Если Жак де Моле когда-либо и был маршалом ордена, как утверждает Лоран Дайе, он не мог стать таковым до этого момента.[186] Во всяком случае, его выступление на капитуле демонстрирует, что он пользовался определенным авторитетом и, возможно, знал, где его могут использовать в ордене Храма.
Деятельность Тибо Годена во главе ордена Храма оставила немного следов. Архивы Арагонской короны сохранили четыре его письма, датированные августом-сентябрем 1291 г.; они касаются двух каталонских тамплиеров, Бернардо де Фонтеса и Педро де Сан-Хусто, которым магистр позволил вернуться в свою страну, потому что они были ранены, и разрешил им возвратиться на Кипр, когда захотят. Отметим, что каталонец Педро де Сан-Хусто (не путать с его пикардийским тезкой Пьером де Сен-Жюстом) участвовал в последних боях в Акре и побывал на Кипре; впоследствии у него завяжутся длительные дружеские отношения с Жаком де Моле, и очень возможно, что начало их дружбы датируется именно этим моментом.[187]
Из-за того, что акты Годена совсем или почти неизвестны, историки склонны считать его деятельность незначительной. Эту точку зрения следует скорректировать, приняв во внимание очень краткий срок его магистерства. Историки (в том числе и я!) совершенно не принимали в расчет документа, опубликованного в 1973 г. А. Фори, который показывает, что Годен умер раньше 20 апреля 1292 г., когда Жак де Моле в письме, к которому я, естественно, еще вернусь, титуловал себя магистром ордена.[188] Данным документом магистр и сановники ордена разрешали тамплиерам Арагона и Каталонии продать часть тамплиерского патримония Арагона. Это решение не было ни импровизированным, ни принятым в спешке. Следует полагать, что материалы дела подверглись тщательному рассмотрению, очень вероятно — в то время, когда магистром ордена Храма был еще Годен.
Тамплиерский механизм надо было снова запустить, и Годен это сделал. Нужно было срочно действовать на двух фронтах: с одной стороны, защитить армянское царство Киликию, последнее христианское государство на материке, над которым теперь напрямую нависла ма-мелюкская угроза, с другой — оборонить королевство Кипр, менее уязвимое благодаря его островному положению, но едва способное прокормить массу беженцев из Сирии и Палестины, у которых не было ни гроша. Последняя акция, гуманитарная, началась до падения Акры и будет продолжаться еще долго: в 1293 г. Жак де Моле поехал на Запад в том числе и ради решения этой проблемы. Не приходится сомневаться, что, делая это, Жак де Моле продолжал политику, начатую его предшественником. Однако с учетом того, что Жак де Моле стал магистром ордена раньше 20 апреля 1292 г., некоторое количество действий и инициатив, которые до сих пор можно было приписывать Тибо Годену, теперь надо связать с именем Жака де Моле. В частности, это относится к попытке помочь королевству Кипр в 1292-1293 годах. Что касается поддержки, оказанной Армянскому царству, — мы увидим, что здесь вопрос спорный. Потому что документации снова не хватает, а историки толкуют ее путано или ошибочно.
Итак, обратимся к назначению Моле на должность магистра ордена Храма.
Тирский Тамплиер, предоставлявший до сих пор столь точную информацию, нас покидает. Он продолжал писать (до 1309 г.), но игнорировал новых магистров ордена Храма — Годена и Моле. Большой поклонник Боже, он откровенно не любил его преемников. Помимо нескольких колкостей, которые, как мы увидим, как истину в последней инстанции воспринимать не стоит, он не писал об этих людях. Только в 1306 г. он сообщает об избрании Моле, и то не прямым текстом. В 1306 г., пишет он, папа «послал за братом Жаком де Моле, магистром Храма, что был сделан таковым после магистра Тибо Годена и третьим после брата Гильома де Боже, магистра, каковой умер, убитый при взятии Акры».[189]
До сих пор начало магистерства Жака де Моле датировали 1293 г., а ведь оно началось в 1292 году. Письмо Карла II, короля Сицилии, датированное 4 августа 1292 г., адресовано Жаку де Моле, «магистру дома святого рыцарства Храма»…[190] Документ, опубликованный А. Фори, о котором я уже упоминал, позволяет считать, что это избрание произошло до 20 апреля 1292 года. Тогда возникает вопрос, как согласовать эту информацию с датой смерти Тибо Годена, о которой имеется запись в обитуарии, сделанная тамплиерами Реймсского командорства. Этот текст месяц за месяцем перечисляет заупокойные мессы в честь годовщин смерти, которые они должны были служить у себя в часовне. На май записана годовщина Тибо Годена: «16 день от майских календ», очень конкретно. Если учесть, что календы соответствуют первому дню месяца и отсчет ведется в обратном порядке (1 мая — первый день от майских календ, 30 апреля — 2-й день от майских календ, 29 апреля — 3-й день от майских календ и т.д.), то 16 день от майских календ соответствует 16 апреля.[191] Значит, Тибо Годен умер 16 апреля года, который не указывается, но который мог быть только 1292-м с учетом документов, только что упомянутых мной.[192]
Относительно датировки документа, который был опубликован А. Фори в 1973 г. и оригинал которого в Архивах Арагонской короны я видел, не может быть никаких сомнений. Написанный по-французски, этот акт разрешает арагонским тамплиерам продать владения (отдаленные от центра и малодоходные) Пуигрейг и Ла-Сайда. Как требовал устав ордена, отчуждение части тамплиерского патримония не могло произойти без согласия магистра и монастыря (то есть, в данном случае, всех тамплиеров-воинов). «Брат Жак де Моле, Божьей милостью смиренный магистр бедного рыцарства Храма, и монастырь того же рыцарства…» разрешали произвести это отчуждение; акт заканчивается так: «Мы велели запечатать настоящие грамоты нашей восковой трубчатой печатью с ручательством наших достойных людей, имена коих указаны ниже…» Следуют имена всех сановников того, что можно назвать «правительством» ордена. Далее, в завершение: «Совершено в Никосии на Кипре в год тысяча двести девяносто второй от [Рождества] Христа в 20-й день апреля».[193]
То есть этот документ составлен особо тщательно, и его значение в глазах Жака де Моле подтверждалось тем, что его подписали все члены руководства ордена. Значит, нужно сделать вывод, что новый великий магистр был избран до 20 апреля 1292 года. И после 16 апреля того же года, даты смерти Годена? Вот тут-то и проблема: ведь такой интервал самое большее в три дня выглядит слишком кратким. Арагонский документ, датированный 20 апреля, оказывается более достойным доверия, чем реймсский обитуарий. Лоран Дайе в одной из работ датировал годовщину смерти Годена 16-м днем от мартовских календ, то есть 14 февраля.[194] Это было бы прекрасно, но обращение к оригиналу опять-таки вынуждает признать: все же речь шла о майских календах.
Можно прибегнуть к аргументу «ошибка переписчика», всегда возможному и иногда оправданному, или же предположить, что реймсские тамплиеры записали мессу в память годовщины смерти Годена не на реальный день его смерти, а на тот день, когда они узнали о ней. Я все еще не готов использовать аргументы такого рода, но иногда надо решаться на твердые заявления: есть надежная дата — 20 апреля, которая делает другую (16 апреля) невероятной.
Действительно, в пользу более долгого «междуцарствия» говорят два аргумента. С одной стороны, то, что известно о предшествующих выборах: Берар умер 25 марта 1273 г., а Боже был избран в мае; Соннак умер 11 февраля 1250 г., а Вишье избрали только после освобождения Людовика IX и возвращения остатков
Крестоносной армии в Акру, в конце апреля или начале [мая; правда, в то же время известно, что Вишье умер 20 января 1256 г., но неизвестна дата избрания его преемника Берара.[195] С другой стороны, правильная процедура избрания не могла произойти за столь короткий срок. Если при назначении Годена можно было сослаться на чрезвычайные обстоятельства, то в 1292 г. их уже не было. Надо обратиться к уставу.
Статьи 198-223 retrais посвящены процедуре, которой надлежало следовать при избрании магистра. Напомню основные положения, уточняя в скобках номер статьи. Как только становится известно о смерти магистра, его место занимает маршал, который сообщает эту весть во все провинции ордена и созывает командоров (или бальи) на капитул (200); потом он организует похороны магистра. Далее он собирает капитул (где участвуют он, монастырь, братья из земель по сю сторону моря), чтобы назначить великого командора исполняющим обязанности магистра (198); они же принимают решение о дне выборов (203). Все братья ордена Храма, находящиеся по сю сторону моря, должны поститься три следующих пятницы до выборов. В день выборов собирается монастырь (бойцы) и бальи провинций (206); избирают командора выборов, который приступает к назначению тринадцати выборщиков «из разных провинций и разных наций», придавая каждому одного рыцаря в качестве компаньона. Вместе они образуют совет, и «оный совет и оное собрание более не должны претерпевать изменений [в составе этого совета тринадцати не может происходить никаких модификаций]» (207). Следующие параграфы приводят подробности распорядка этого дня и назначения тринадцати выборщиков (208-209): великий командор призывает командора выборов и его компаньона, те избирают двух братьев, потом вчетвером — еще двух братьев и так до двенадцати (в честь двенадцати апостолов); эти двенадцать избирают тринадцатого в честь Христа; последний должен быть братом-капелланом, тогда как из двенадцати остальных восемь обязательно должны быть рыцарями, а четыре — сержантами (210). Тринадцать выборщиков собираются в другой комнате (215) и начинают предлагать сначала лиц из земель «по сю сторону моря либо из состава монастыря или из числа бальи»; но этим они не ограничиваются, и «ежели окажется, что наиболее пригодное лицо находится в заморских землях, и в том будут согласны все тринадцать либо большинство из них, таковое избирается магистром Храма» (216). Имя избранника объявляется (219-220), а потом он принимает присягу (221). То, что было сказано при обсуждении кандидатур, братья-выборщики должны хранить в строгом секрете (223).
Видно, что между смертью магистра и избранием его преемника представляется разумным допустить интервал от шести недель до двух месяцев, даже если, несомненно, здесь не дожидались приезда «бальи» из западноевропейских провинций.
Вспомним, что Годен до своего избрания занимал должность великого командора. То, что он мог подняться на пост великого магистра, тем более в отсутствие маршала, объяснимо. Но каким было положение Моле в феврале 1292 года? Верхушка ордена при Годене неизвестна; мы не знаем имен ни одного из сановников. Был ли Моле маршалом ордена, как утверждает Лоран Дайе на основе неполной ссылки, не поддающейся проверке?[196] Это не исключено, как я говорил. В таком случае ему следовало должным образом провести первые этапы процедуры. А потом?
В протоколах допросов тамплиеров в ходе их процесса мы располагаем очень интересным, но и очень сомнительным (как всегда в случаях, когда документ уникален!) показанием Гуго де Фора, лимузенского тамплиера, допрошенного 12 мая 1311 г. в Париже. Я приведу его полностью:
Поскольку в заморском монастыре было разногласие относительно назначения магистра и братья из провинции Лимузен и Овернь, составлявшие большинство в монастыре, желали иметь магистром брата Гуго де Перо, а меньшинство — оного магистра [т.е., в 1311 г., тогдашнего магистра Жака де Моле], оный магистр поклялся перед магистром госпитальеров, каковой тогда занимал сей пост, и перед сеньором Оттоном де Грансоном, рыцарем, и перед многими другими, что сам согласен на избрание оного брата Гуго и не хочет быть магистром. Когда же сие большинство согласилось, чтобы он был сделан великим командором, как было в обычае поступать после смерти магистра, и далее начались хлопоты, чтобы сделать магистром оного брата Гуго, оный магистр [Жак де Моле] велел им, чтобы с момента, когда он сделал его «каппой», то есть великим командором, они бы сделали его «капюшоном», то есть великим магистром, потому что, хотят они этого или нет, он будет магистром, и так, под нажимом, он был сделан таковым.[197]
Текст изрядно запутанный, и разным толкователям прояснить его не удалось.[198] Получается, что на выборах была конкуренция, Жак де Моле столкнулся с соперником — Гуго де Перо и интриговал (успешно), чтобы добиться своего избрания вопреки мнению большинства, неблагожелательного к нему. Эким ловкачом был этот Моле, которого иные привычно изображают глупцом! Но сама уловка, которая привела к известному результату, в тексте малопонятна.
Если внимательно приглядеться к процедуре, описанной Гуго де Фором, можно констатировать, что в соответствии с уставом капитул после смерти Годена избрал великого командора и что этим великим командором стал Моле; в таком случае, если при Годене Моле был маршалом Храма, получается, что Моле отказался от этой должности, чтобы стать великим командором и в этом качестве исполнять обязанности магистра. А ведь надо отметить, что в прошлом (кроме исключительного случая 1291 г.) сан великого командора не давал никаких особых преимуществ для того, чтобы стать магистром. Можно задаться вопросом, не перепутал ли Гуго де Фор эту должность с должностью командора выборов. Роль последнего была важной, потому что, согласно уставу (210), как мы видели, это он вместе с компаньоном-рыцарем, которого выбирал себе сам, начинал и, следовательно, направлял процесс назначения тринадцати выборщиков, которые назначат магистра. В таком случае было бы понятней, как Жак де Моле сумел одержать верх вопреки большинству в капитуле. Но настаивать на этой гипотезе трудно, коль скоро Гуго де Фор определенно говорит «magnus preceptor» (великий командор).
Вопросы возникают и по сути проблемы. Раскол капитула на две группы, то есть на сторонников двух кандидатов, очевидно, совершенно не исключен. Больше смущает региональное определение, которое Гуго де Фор дает группе противников Моле: большинство братьев, составлявших монастырь (совокупность тамплиеров-воинов), якобы происходило из Оверни и Лимузена, входивших в провинцию Овернь. Ни о географическом происхождении тамплиеров, участвовавших в капитуле 1292 г., ни о происхождении тамплиеров, находившихся в это время на Кипре, никаких данных нет. Может быть, большинство и происходило из этой единственной провинции — одной из самых маленьких в ордене, поскольку она в грубом приближении включала департаменты Коррез, Верхняя Вьенна, Крез, Канталь, Пюи-де-Дом и часть департаментов Шер, Луар и Шер, а также Алье;[199] ведь подсчеты, которые можно сделать на основе показаний тамплиеров на процессе, как в Париже, изданных Ж. Мишле, так и на Кипре, действительно указывают на присутствие значительного числа тамплиеров из Центральной Франции на Востоке в последние десятилетия истории ордена.[200] Однако Гуго де Перо не был ни оверн-цем, ни лимузенцем. Уроженец Дофине, относившегося к Лионской области, он, как и Жак де Моле, был принят в орден в Боне, то есть в Бургундии. Почему в таком случае овернцы и лимузенцы выбрали кандидатом его в противовес Жаку де Моле?
Гуго де Фор не дает никаких указаний на причины раскола между так называемым овернским большинством, благоволившим к Перо, и меньшинством, предпочитавшим Моле. Не исключено, что дело было просто в личностях, поскольку Моле, как мы это впоследствии увидим в некоторых случаях, не всегда выглядел удобным руководителем; возможно, Перо был более гибким? Но, если допустить, что такой раскол был, надо искать более принципиальные причины.
Барбара Фрале справедливо -отмечает, что Перо всю свою карьеру сделал на Западе; на Востоке он никогда не был. Моле — совсем наоборот. Но какие козыри могли быть у Гуго де Перо в ордене в 1291 году? Прежде всего он приходился племянником Юмберу де Перо — командору Понтьё в 1257 г., магистру Франции в 1261-1264 гг., потом магистру Англии и, наконец, генеральному досмотрщику во Франции и в Англии. В этом качестве тот разъезжал по командорствам обоих королевств и поэтому был знаком многим тамплиерам. Его племянник Гуго в 1291 г. еще не успел занять никаких важных должностей: он был командором Эпайи (1280-1285), потом командором бальяжа Бюр (1289) — то и другое в Бургундии. В качестве магистра Франции он упоминается только в 1292 г., а в качестве генерального досмотрщика на землях по сю сторону моря — только в 1294 или 1297 г.,[201] то есть после избрания Моле (в момент этого избрания генеральным досмотрщиком был Жоффруа де Вишье). Гуго де Перо, конечно, числился в 1292 г. в тамплиерской организации на Западе, но еще не был сановником первого ряда. Он мог бы стать серьезным конкурентом для Жака де Моле, если бы последний не имел в ордене никакого веса; а ведь, несмотря на отсутствие сведений о нем, непохоже, чтобы было так. Выступление Моле на капитуле 1291 г. — речь человека, имеющего авторитет. И имеющего преимущество — в том, что он находится на Кипре.
В самом деле, вернемся к выборной процедуре 1292 г. и к уставу. Коллегия из тринадцати выборщиков начинает предлагать и обсуждать имена братьев, находящихся «по сю сторону моря», способных занять эту должность; если никто не годится, и только в этом случае, ищут среди заморских тамплиеров: «ежели окажется, что наиболее пригодное лицо находится в заморских землях…» (216).[202] Чтобы правильно интерпретировать эти статьи, не забудем, что они написаны во время, когда штаб-квартира ордена находилась на Востоке, в Иерусалиме; «по сю сторону моря» означает на Востоке, а «за морем» — на Западе. Соннак, Вишье, Берар, Боже, Годен — все они совершили часть своего поприща на Востоке. Боже, конечно, к моменту своего избрания был командором Апулии в Италии, но раньше он долго прослужил на Востоке. Следовательно, избрание Гуго де Перо стало бы «первым».
Барбара Фрале предлагает «политическое» объяснение этому соперничеству между Моле и Перо, объяснение, разделенное на два следующих тезиса.
• Выбор между двумя этими людьми, по ее мнению, в первую очередь был выбором между двумя будущими политиками ордена: политикой «военной», направленной на возвращение Святой земли и Иерусалима в традициях изначальной миссии военных орденов, и политикой «дипломатической» или «административной», лучше согласованной с реальным положением в мире в конце XIII в. и более ориентированной на общие интересы христианского мира (церкви, государств), чем на интересы одной лишь Святой земли. Моле якобы олицетворял первую, Перо — вторую.
• Во-вторых, на ее взгляд, это был выбор между политикой независимости, или автономии, ордена и политикой его подчинения политике государств и прежде всего французской монархии. Перо якобы был кандидатом профранцузской партии, которой манипулировал король Филипп Красивый, тогда как Моле был защитником независимости ордена и, следовательно, отстаивал интересы антифранцузской партии.
Намеренно заостряя свою мысль, Барбара Фрале утверждает, что выбор, вставший перед тамплиерами в 1292 г., означал противостояние лимузенцев-овернцев и восточных франков, к которому добавлялось политическое противостояние «военных автономистов» и «дипломатов-бюрократов».[203]
Очень боюсь, что это соблазнительное построение сделано на весьма шатких основах; слишком большое число ненадежных или ошибочных данных, нагромождение слишком многочисленных гипотез побуждают меня его отвергнуть, пусть даже на некоторые его элементы стоит обратить внимание. Прежде всего, в 1292 г. Гуго де Перо еще не был тем Перо, каким он стал в 1302 г., — поддержавшим (впрочем, без особого рвения) яростную атаку Филиппа Красивого на папу Бонифация VIII; в то время это был только один из западных командоров, ничего не понимающий в восточных делах, и к тому же племянник своего дяди.
Далее, в 1292 г. думали прежде всего об обороне Кипра и Армении и страстно желали вернуть Святую землю, о реконверсии не было и мысли. Ни Храм, ни Госпиталь, ни даже Тевтонский орден не планировали в то время «прохлаждаться на Западе». Как раз в этот период была наиболее популярной стратегия союза с монголами, и военно-монашеские ордены, в первую очередь орден Храма, проявили в ней особую активность.
Наконец, если светские суверены Запада (все суверены Запада) осуществляли нажим на ордены (назначение провинциальных магистров, урезание привилегий и прав, попытки обложения налогом), то влиять на выбор магистров орденов они не пытались (случай с Рено де Вишье, которого поддержал Людовик Святой, — особый, потому что король Франции тогда находился в Святой земле). Даже Гильому де Боже, чтобы быть избранным, пришлось искать другие аргументы, чем поддержку со стороны Карла I Анжуйского. В 1292 г. Филипп Красивый, без сомнений, внимательно следил за тем, что происходит в руководстве военных орденов. Отсюда до манипулирования избранием магистра — один шаг, которого я не сделаю.
Кстати, это избрание, как и избрание Годена год назад, произошло раньше, чем Запад получил сведения о смерти великого магистра. Ни у одного суверена Западной Европы физически не было возможностей для прямого вмешательства. Так, может быть, имело место вмешательство косвенное — через внедренного агента?
Оттон де Грансон, упомянутый Гуго де Фором как один из присутствующих при избрании Жака де Моле, ни в коем случае не мог быть агентом Филиппа Красивого на Кипре.[204]
То, что избрание Жака де Моле, уроженца Графства и, следовательно, подданного империи, не порадовало Филиппа Красивого (хотя это следовало бы доказать) — одно дело; что у последнего в тот момент были желание, возможности и время помешать этому избранию — исключено; а что Грансон был его агентом — абсолютное заблуждение.
Кстати, надо разобраться, присутствовали ли Оттон де Грансон и магистр ордена Госпиталя на выборах Жака де Моле, о которых рассказывает Гуго де Фор. Жак де Моле давал присягу не перед ними; им он только поклялся, что не добивается должности великого магистра. Ни магистр ордена Госпиталя, ни Грансон, ни кто угодно другой, посторонний по отношению к ордену, не мог вмешаться в ход процедуры выборов. В них могли участвовать лишь тамплиеры, собравшиеся на капитул, который происходил за закрытыми дверьми. Принять такое обязательство (впрочем, не обязывающее ни к чему!) перед лицами, посторонними по отношению к Храму, Жак де Моле мог только за пределами капитула, за пределами Храма. На полном серьезе? Никто и никогда не обвинял Моле в клятвопреступлении!
Между тем Грансон определенно находился тогда на Кипре, поскольку, как я покажу в следующей главе, в 1292 г. в Армении его не было вопреки тому, что утверждают на основе неправильного прочтения одного места у армянского историка Хетума из Корикоса.
Оттон де Грансон был сеньором из Бургундского графства, вотчина которого располагалась в современной Швейцарии, близ Нёфшателя.[205] Он очень рано пошел на службу к английскому королю. В 1271 г. он последовал за принцем Эдуардом в Святую землю и оставался там по 1275 год. После возвращения в Англию, где занял должность губернатора Англо-Нормандских островов, он в 1290 г. вернулся в Святую землю во главе английского контингента, который содержался полностью на средства короля Англии по образцу французского полка Людовика Святого. Если, что вероятно, Моле сделал свою карьеру на Востоке, их пути должны были пересечься. Находясь на службе у английского короля, Грансон не мог представлять также Филиппа Красивого. Тем более в 1292 г., в начале десятилетнего конфликта между обоими королевствами. Грансон принадлежал к той части знати Графства, которая враждебно относилась к захвату последнего французами.
Филипп Красивый воспользовался соперничеством между двумя ветвями графского рода — ветвью Оттона IV, графа, и ветвью Жана Шалонского, сеньора Арле. Первый примкнул к французскому королю и последовал за ним в арагонский крестовый поход. Этот союз был упрочен двумя браками: Оттон IV женился на Маго д'Артуа, а их дочь Жанна выйдет за второго сына короля, будущего Филиппа V. В 1295 г. Венсеннский договор отдал графство под управление Франции. Что касается Жана Шалонского, он был свояком императора Рудольфа Габсбурга,[206] избранного в 1273 г. после «великого междуцарствия», которое началось после смерти Фридриха II в 1250 году.[207] Впоследствии сеньоры Графства, враждебно относящиеся к захвату их страны французами, сформировали лигу, или конфедерацию, возможно — с 1289 г., в 1295 г. бесспорно существовавшую. Среди сеньоров, принадлежавших к этой лиге, были и представители рода Уазеле (три брата: Жеан и Этьен, рыцари, и Эстевено, оруженосец), давшего ордену Храма его последнего маршала — Эймона д'Уазеле. Утверждают, что эта семья находилась в родстве с семьей Грансонов, но доказательств я не видел.[208]
Показание Гуго де Фора не приводит никаких доказательств вмешательства Грансона в пользу Моле; кстати, вмешательства в какой форме? Конечно, вмешательство посредством устных заявлений всегда возможно. Зато наличие связей между орденом Храма и Грансоном доказывается одним актом 1287 г., который, однако, неверно датирован издателями этого текста и историками, использовавшими его, и к которому я еще вернусь, — речь идет о даре, преподнесенном Оттону де Грансону великим магистром ордена Храма и впоследствии дважды подтвержденном.[209] Коль скоро этот текст датирован 1287 годом, он никоим образом не может служить доказательством, что Жак де Моле так вознаградил Грансона, потому что был обязан ему избранием.[210]
Конечно, на капитуле 1292 года не было никакого «лимузенско-овернского большинства». Но были выходцы из Бургундского графства или шире — из Бургундии, как внутри ордена Храма, так и вне его, и прежде всего окружавшие Жака де Моле, что было связано с его происхождением, нам известным.[211] И, может быть, в этом следует искать причины его избрания, что не обязательно означает его тогдашнее соперничество с Перо. И наконец надо задаться вопросом о ценности свидетельства Гуго де Фора. Некоторые отвергают его или ставят под сомнение, тогда как другие безоговорочно принимают. Буквально его принять нельзя: овернское большинство, прямое соперничество между Моле и Перо — утверждения неправдоподобные. Смелые гипотезы, выдвинутые Барбарой Фрале, не обоснованы; но текст Гуго де Фора наводит на мысль о наличии в ордене течений, разногласий, может быть, личного соперничества, чего нельзя не принять во внимание, тем более что нельзя отмахнуться от другого показания на тамплиерском процессе — брата Жана Сенана, сообщившего о том, как на капитуле, состоявшемся за год до того в Никосии, Жак де Моле ратовал за реформу ордена.
Тем не менее все эти вопросы были поставлены, еще когда думали, что Жак де Моле был избран магистром только в 1293 году. А ведь уже неоспоримо, что Жак де Моле был избран до 20 апреля 1292 г.; и хотя смерть Тибо Годена зафиксирована 16 апреля, этот интервал слишком короток для всех интриг и масштабных сделок. Но, как мы видели, смерть Годена произошла бесспорно раньше, и опять-таки долгие сроки распространения этой новости на Западе исключают всякую возможность внешнего вмешательства в выборы.
Раньше смерть Годена почти уверенно датировали 16 апреля 1293 г., но не было никакой уверенности в дате избрания Моле. Теперь твердо датируют избрание Моле временем до 20 апреля 1292 года. На сей раз смерть Годена нельзя соотнести ни с 16 апреля 1293 г., ни даже с 16 апреля 1292 года!
Новые бесспорные данные всегда вынуждают историка усомниться в старых.
Примечания:
1
Mich. II. P. 305.
2
H. Finke, Papsttum. Bd. II. S. 328.
15
Besson, Edouard. Etude sur Jacques de Molay, dernier grand-maitre des Templiers // Memoires de la Societe d'emulation du Doubs. Besancon, 1876. P. 484. — Это утверждение воспроизвел (и уточнил) С. Леруа: Leroy S. Op. cit.. (прим. 13). Р. 136
16
Mich.I. Р. 65,105,117 и 562. Жерар де Моле, упоминавшийся в 1233 г., был вассалом сеньора Ла-Рошели: 5 S. Leroy, Ibid.
17
Mich. II. P. 289 h I. P. 564.
18
H. Finke, Papsttum. Bd. II. S. 337.
19
Thomassin, Victor. Figures comtoises. Jacques de Molay, dernier Grand Maitre de 1'Ordre du Temple. Paris: C. Boutet, 1912. К этой версии склоняются Бульст-Тиле и Дайе.
20
Dunod de Charnage, Francois-Ignace. Memoires pour ser-vir a 1'histoire du comte" de Bourgogne, contenant 1'idee generate de la noblesse et le nobiliaire dudit comte'… Besanfon: J.-B. Charmet, 1740. P. 60.
21
Labbey de Billy, Nicolas Antoine. Histoire de 1'universite du Comte de Bourgogne et des differens sujets qui 1'ont honoree: pour faire suite aux ouvrages historiques de M. Dunod. Besancon: C.F. Mourgeon, 1814-1815. T. 2. P. 145. в издании: Robert, Ulysse. Testaments de I'officialite de Besan9on: 1265-1500. Paris: Imprimerie nationale, 1902-1907. 2 Vol. (Collection de documents Inedits sur 1'histoire de France.) не обнаружено ни одного завещания, где бы упоминались Моле или Лонгви.
158
Б. Фрале: Frale, Barbara. L'ultima battaglia dei Templari. Roma: Viella, 2001. P. 18, обосновывает свое мнение только тем, что он был близок к Боже; но это утверждение тоже ничем не доказано! Однако она несомненно права: ведь если бы он был в этот отрезок времени на Западе, очень вероятно, что этому были бы доказательства!
159
Anonymi de excidio urbis Acconis // Veterum scriptonim et monumentorum historicorum, dogmaticorum, moralhim amplissi-ma collectio… 9 Vol. T. 5, Complectens plures scriptores historicos de repraesertim gallicis, anglicis, Italicis, Constantinopolitanis et terrae sanctae. Studio et opera D. Edmundi Martene & D. Ursini Durand. Parisiis: Montalant, 1729. Col. 765 h /janee.
160
Makrizi, Ahmadlbn 'All. Histoire des sultans mamlouks, de FEgypte. Ecrite en arabe par Taki-Eddin-Ahmed-Makrizi; tradui-te en fran9ais, et accompangee de notes philologiques, historiques, geographiques, par M. Quatremere. 2 Vol. Paris: Oriental Translation Fund of Great Britain and Ireland, 1837-1845.
161
RHS. Hist. Or., I. Paris, 1872, под заголовком «Resume de 1'Histoire des croisades». Р. 1-186. Подробней см. р. 163-164 и 168.
162
Little, Donald Presgrave. The Fall of Acre In 690/1291: the Muslim Version // Studies In Islamic history and civilization In honour of Professor David Ayalon. Ed. by M. Sharon. Jerusalem: Cana; Leiden: E.J. Brill, 1986. P. 159-181.
163
T.T. P. 240, par. 481.
164
T.T. P. 241, par. 484. — Favreau-Lillie, M.-L. The military orders and the escape of the Christian population from the Holy land In 1291 //Journal of Medieval History. 19 (1993). P. 203-204.
165
J. Prawer, Royaume latin… T. II. P. 553.
166
Abu al-Fida, 163-165 // Chroniques arabes des Croisades. Textes recueillis et presentes par Francesco Gabrieli; traduit de 1'ita-lien par Viviana Paques. Paris: Sindbad, 1977. P. 376.
167
T.T. P. 249-250, par. 498.
168
Ibid. P. 253, par. 501 h 503.
169
Ibid. P. 256, par. 507-508.
170
М.-Л. Фавро-Лилли: Favreau-Lillie, M.-L. Op. cit. (прим. 7), подробно анализирует эти факты.
171
bid. P. 208.
172
Anonymi de excidio (прим. 2). Col. 772. —Mas Latrie, Louis de. Histoire de File de Chypre sous le regne des princes de la mai-son de Lusignan… D'apres un memoire couronne par 1'academie des Inscriptions et belles lettres. Paris: Impr. Nationale (Imperiale). 1852-1861. 3 Vol. T. I. P. 495.
173
T.T. P. 257, par. 510. См. также Makrisi. Op. cit. (прим. 3). Р. 126.
174
T.T. P. 257, par. 510.
175
Ibid. P. 257, par. 509.
176
Mich. II. P. 313.
177
Арвиль и Сур расположены в департаменте Эр и Луар, Шатодён — в департаменте Луар и Шер, а Орлеан — в департаменте Луара, см. Trudon Des Ormes, Amedee-Louis-Alexandre. Liste des maisons et de quelques dignitaires de 1'Ordre du Temple en Syrie, en Chypre et en France, d'apres les pieces du proces… Paris: E. Leroux, 1900. P. 78-82, ссылки. — В.-Т. Р. 292, п. 5.
178
T.T. P. 164, par. 306-307.
179
Ibid. P. 164, par. 306.
180
Mich. II. P. 313. cm. xaioKe: Mich. I. P. 646. II. P. 13 h 228.
181
T.T. P. 227, par. 454.
182
Les Registres de Nicolas IV, recueil des bulles de ce pape, publiees ou analysees d'apres les manuscrits… du Vatican, par M. Ernest Langlois… Paris: E. Thorin, 1886-1893. T. II. P. 778, n° 5763: «Quem olim Guillelmus de Bellojoco, magister, et conventus domus militiae Templi Jerolomitani, priusquam In bello cum Sarracenis commisso decesserint, suum geralem procuratorem…»
183
Ibid. 23.08.1291. T. II. P. 899, n° 6778, и p. 904, n° 6809-6814.
184
Pryor John H. Geography, technology, and war: studies In the maritime history of the Mediterranean, 649-1571. Cambridge: Cambridge University Press, 1988. P. 12-24.
185
Mich. II. P. 139.
186
Dailliez, Laurent. Jacques de Molay: dernier maitre du Temple. Paris: R. Dumas, 1974. P. 21.
187
ACA. Cane., Pergamine Jaime II, 129, n° 19 (B. de .Fontes, 22.08), n° 26, 31, 36 (Pierre de Saint-Just, 29.08, 6.09 h 8.09); три из этих писем опубликованы в издании: Forey, A.-J. Letters of the last two Templar Masters // Nottingham medieval studies. XLV (2001). Р. 160-161, а четвертое — в издании: H. Finke, Papsttum. Bd. I. S. 21, n. 3.
188
Forey, Alan John. The Templars In the Corona de Aragon. London: Oxford university press, 1973. P. 405-406, n° XXXVI.
189
T.T. P. 329, par. 694.
190
I registri della Cancelleria angioina. Ricostruiti da Riccardo Filangieri. Napoli: presso 1'Accademia Pontaniana, 1991. V. 38. P. 291, n° 868.
191
BNF. Ms lat. 15054. Опубликовано Э. де Бартелеми: Obi-tuaire de la commanderie du Temple de Reims. Public par M. le Cte Edouard de Barthelemy // Collection des documents Inedits sur I'Histoire de France [Melanges historiques et choix de documents]. 5 Vol. Paris: Impr. nationale, 1882. T. IV. P. 319: «Obiit frater Theo-baldus Gaudinus Vicesimus secondus magister Templi».
192
М. Барбер и М.-Л. Бульст-Тиле, опираясь на первый датированный документ, где идет речь о Жаке де Моле (8 декабря 1293 г.), относили избрание Моле к периоду между апрелем 1292 г. и 8 декабря 1293 года. Но они писали до выхода книги А. Дж. Фори.
193
Forey, Alan John. Op. cit. (прим. 33). P. 405-406.
194
Dailliez, Laurent. Les Templiers: gouvernement et Institutions. Nice: Alpes Mediterranee, 1980. P. 62-63.
195
B.-T. P. 225-226, 232.
196
Dailliez, Laurent. Op. cit. (прим. 31). P. 21.
197
Mich. II. P. 224-225.
198
B. Opane: Frale, Barbara. Op. cit. (прим. 1). Р. 17-19, признает его; М. Барбер оспаривает его историческую ценность, а М.-Л. Бульст-Тиле его не рассматривает.
199
Trudon Des Ormes, Amedee-Louis-Alexandre. Op. cit. (прим. 22). Р. 204-235. Не следует путать тамплиерскую провинцию Овернь с ее госпитальерским аналогом (великим приоратом Овернь), более обширным, включавшим также Лионскую область и часть Бургундии (прежде всего графство).
200
Cloverie, Pierre-Vincent. L' ordre du Temple en Terre Sainte et a Chypre au XIIP siecle. Nicosie: Centre de Recherche Scienti-fique, 2005. T. I. P. 187-194. — Demurger, Alain. Outre-mer: Le passage des Templiers en Orient d'apres les depositions du pro-ces // Chemins d'outre-mer. etudes d'histoire sur la Mediterranee medievale offertes a Michel Balard. Textes reunis par Damien Coulon, Catherine Otten-Froux, Paule Pages et Dominique Valerian. Paris: Publications de la Sorbonne, 2004. (Byzantina Sorbo-nensia 20.) T. 1. P. 217-230.
201
Эпайи — коммуна Курбан, департамент Кот-д'Ор, кантон Монтиньи-сюр-Об; Бюр — департамент Кот-д'Ор, кантон Ресе-сюр-Урс. Vaivre, J.-B. La commanderie d'Epailly et sa chapelle tem-pliere durant la periode medievale // Memoires del'Academic des Inscriptions et belles-lettres. Paris: Imprimerie nationale, diffusion Boccard. 2005. P. 22-35. — Leonard, Emile Guillaume. Gallicarum militiae templi domorum earumque praeceptorum seriem secundum albonensia apographa In Bibliotheca National! Parisiensi asservata. Paris, 1930. P. 154 и 150. — Mich. I. P. 395. — B.-T. P. 295. — Les registres de Boniface Vlll: recueil des bulles de ce pape. Publiees ou analysees d'apres les manuscrits originaux des archives du Vatican par Georges Digard, Maurice Faucon, Antoine Thomas et Robert Fawtier. Paris: E. Thorin, 1884-1939. 4 V. T. II, n° 2323 (8.06.1297).
202
Нужно обратить внимание на современный французский перевод, сделанный Лораном Дайе, — перевод, может быть, достойный похвал, но слишком изобилующий ошибками; вот как переведен отрывок, который процитировал я: «Но если окажется, что наиболее пригодно, чтобы это лицо находилось в заморских землях…» Смещение относительного местоимения и запятых меняет всё! Regie et statuts de I'Ordre du Temple. Presentes et trad, par Laurent Dailliez. 2C ed. augm. Presentee par Jean Pol Lombard. Paris: Dervy, 1996. P. 174.
203
Frale, Barbara. Op. cit.. (прим. 1). Р. 22.
204
Эту идею отстаивает Барбара Фрале: «Его связи с английским сувереном и присутствие "многих других" на принятии Моле присяги наводит на подозрение, что некоторые центры власти на Западе попытались провести кандидата, восприимчивого к их интересам. Очень вероятно, что Оттон де Грансон действовал по указке Филиппа Красивого, пытавшегося сорвать избрание Жака де Моле в пользу кандидата, более удобного для намерений этого суверена». Frale, Barbara. Op.cit. (прим. 1). Р. 22.
205
В этом месте Карл Смелый потерпел первое поражение от жителей швейцарских кантонов в 1476 году.
206
Они были женаты на дочерях герцога Гуго IV Бургундского: Жан Шалонский — на Маргарите, Рудольф — на Агнесе (примеч. пер.).
207
Histoire de la Franche-Comte. Public sous la direction de Roland Fietier et de Claude Isabelle Brelot. Toulouse: Privat, 1985.
208
Это утверждает Бульст-Тиле: В.-Т. Р. 302-303, п. 37, не упоминая источников и ссылаясь на статью Ф. Функа-Брентано, где не говорится о Грансонах! Funck-Brentano F. Philippe le Bel et la noblesse comtoise // EEC. 49 (1888). P. 1-36.
209
Regestum dementis papae V e Vaticanis archetypis… nunc primum editum cura et studio monachorum ordinis S. Benedict}. Romae: ex Typographia Vaticana, 1885-1892. 8 tomes. T. III. P. 137-138, n° 2938.. Подтверждающее письмо Жака де Моле (неправильно датированное) включено в состав подтверждающего письма папы Климента V, датированного 17 августа 1308 года.
