Северные самоеды (ненцы. – Ред.) до сих пор называют себя «хасово» или «найнеки». Оба слова имеют одно и то же значение – «люди». Тунгусы также называют себя «люди». Жители Северной Японии называют себя «айну» (коренное население всей Японии, нынешние японцы-монголоиды – потомки переселенцев из Китая и Кореи (начиная с III – I вв. до н. э.), истребившие и оттеснившие айнов. – Ред.), то есть «мужчины» или «люди», но неродственные им нынешние японцы иногда, насмехаясь над ними, называют их «айно», то есть «собаки».

В Австралии племенным названием обычно является синоним слова «мужчина» в родном языке. «В таких случаях используется приставка или суффикс со значением «люди» или «племя». Так, вотьо совместно называются «вотьо-балук», то есть «племя людей»... Слово «кулин» (человек, мужчина) использовалось племенами на большей территории восточной части Виктории, за исключением Гипсленда. «Аборигены этой земли (Гипсленд) дали себе имя курнаи, что означает «человек». Слово «курна» имеет то же значение и используется племенем диери в районе Купер-Крик (к востоку от озера Эйр-Норт). Наримуери (Южная Америка) также называли себя «людьми», а всех остальных называли «меркам», то есть дикими. Там, где проводится черта между своим племенем и всеми остальными (чужими), к последним чаще всего обращаются с чувством презрения, и это презрение находит отражение в специальном имени. Так, курнаи называют себя «людьми», а других называют «брайерак», от bra – человек и jerak – гнев. Они называют всех, кто живет в западной части Виктории, турунгами (или тигровыми змеями – одна из самых ядовитых змей Австралии. – Ред.) потому, что «они подползают, чтобы убить нас».

Имя, которым называли племена аборигенов Перака (запад полуострова Малакка), означает «сельские жители». Повсюду в этом районе, как и в целом у малайцев, названия племен в основном обозначают «люди». А вот название племени марава в Южной Индии означает «воины»; хотя племя тода в целом мирное и не очень часто идет в наступление на других, Риверс говорит о них: «Характерной чертой этих людей является абсолютная вера в их собственное превосходство над остальными народами». Жители островов Тонга и другие полинезийские племена также называют себя «людьми».

Те же самые примеры мы находим и в Африке. Слово «банту» означает «люди». Ливингстон говорит, что слово «бачуана» («бечуана») происходит от chuana (равный) с личным местоимением ba (они) и, следовательно, означает «соплеменники» или «равные». «Когда к ним обращаются с оттенком презрения, они отвечают: «Мы бачуана (бечуана), мы равные – мы не хуже ни одного другого народа». Различные племена готтентотов часто используют смягчающее окончание «киа» (человек), а бечуана – просто добавляют приставку «ма», обозначающую народ. Готтентоты называют себя «людьми людей». В Британской Восточной Африке люди с южного побережья залива Кавирондо называют тех, кто живет на севере Кавирондо, с большим или меньшим оттенком упрека.

Согласно преданиям баганда, у них в течение двадцати пяти поколений не прерывалась линия правителей. Они ведут свое происхождение от Киуту, высшего существа. Это представляет собой один из видов этноцентризма, который наблюдается у многих племен. Происхождение племени обычно считается истоком всего человечества. Его предки будто бы являются «первыми людьми», другие люди в расчет просто не берутся. Многие североамериканские индейцы, индейцы карибы, жители Гренландии (эскимосы), Гавайских островов, Сейшельских островов и других мест считали своих предков «первыми людьми».

Термин «инуиты», который эскимосы употребляют по отношению к себе, означает «мужчины» или «люди». Само слово «эскимосы» происходит от алгонкинского термина, означающего «тот, кто ест сырое мясо». Гренландские эскимосы полагают, что европейцы были присланы в Гренландию, чтобы здесь они научились добродетелям и хорошим манерам. «Их высшая форма похвалы европейцу – когда они говорят, что он уже (или скоро будет) такой же хороший, как гренландец». Названия племен в центральной части Аляски означают «человек» или «люди».

Северные племена индейцев сиу называют себя «дакота», что значит «член союза или федерации». Английское слово sioux – это искаженное название, используемое по отношению к этим людям алгонкинами; оно означает «змеи», а значит, «враги». Наш специалист по упомянутым выше случаям Гриннелл говорит о группе индейцев аттакапанов: «Этих людей их соседи называли каннибалами, а самоназвание племени в переводе с языка чокита означает «поедающие людей». Названия «тиннех» («дене» – самоназвание атапасков), «кенаи» (кенайцы, самоназвание – «ттыни» или «ттынай» – одно из племен атапасков на юге Аляски) и «кучин» (одно из племен атапасков, живут на северо-востоке Аляски и северо-западе Канады) имеют одно и то же значение – «люди». Название «киова» подчеркивает, что именно они «настоящие или главные люди». Слово «иллинойс» происходит от ilini, то есть «мужчины, люди», в то время как названия «делавары» или «ленни-ленапы» означают «настоящие или главные люди». Возможно, самый яркий пример этноцентризма мы находим у таких аборигенов Северной Америки, как у индейцев сери (Мексика, в основном на острове Тибурон (Калифорнийский залив), которые «превосходят большинство, если не все племена в прославлении себя и поношении других племен... Те же самые настроения лежат в основе вековой ненависти и страха перед чужаками, о чем свидетельствует вся их история, их постоянная жажда крови и строгие правила заключения браков, целью которых было сохранение чистоты племени». Самой высшей добродетелью у них считалось пролить кровь чужака, а самым большим преступлением – допустить, чтобы их собственная кровь смешалась с чужой кровью.

Когда карибов Южной Америки спрашивают, откуда они родом, они отвечают: «Только мы являемся людьми». Название племени, как они сами считают, означает «храбрые люди». Название «тупи» означает «товарищ». А других людей индейцы тупи называют «тапуйас» – презрительное слово для обозначения иностранцев.

Испытания, основной чертой которых является проверка выносливости, – характерный элемент церемоний инициации. Основная цель этих испытаний – подготовить мальчиков к жизни воинов; это испытание их мужества и стойкости. Многие племена долины Амазонки имеют обычай испытывать мальчиков, выжигая на их теле клеймо, а старшие мальчики стегают себя маленькой плеткой, «и эта процедура считается доказательством их мужественности». Индейские юноши, живущие на Москитовом берегу (восток Никарагуа и северо-восток Гондураса), проходят через много испытаний, прежде чем их признают настоящими мужчинами и они получат все связанные с этим качеством права и обязанности. Мнение общины об этих юношах зависит от того, как они пройдут через все испытания. «Через равные промежутки времени они подвергаются сильным ударам по спине, которые наносит локтем сильный мужчина. Остальные испытания носят такой же характер, все они связаны с желанием выяснить, насколько этот человек может выдерживать боль. При инициации храбреца в Северной Мексике вождь брал коготь орла и начинал царапать им плечи, руки, грудь и бедра молодого человека, пока из ран не начинала течь кровь. «Ожидалось, что кандидат не должен показать, что ему больно». Затем вождь вручал ему лук и стрелы; каждый из храбрейших воинов также вручал выдержавшему испытание две стрелы. Во время последующей военной кампании новичок должен был выполнять самые тяжелые обязанности, всегда быть в самом опасном месте и безропотно выносить самые суровые лишения, пока очередной инициированный не занимал его место».

Молодые воины северо-западного побережья Америки «купались в море зимой, после чего секли друг друга ветками, и до первого столкновения с врагом они постились и по возможности не пили воды». Точно так же индейцы Британской Колумбии в боях набирались силы и выносливости, а с юных лет привыкали к трудностям и лишениям. Индейцы стсили этого региона с раннего детства заставляли своих детей каждую ночь и утро ходить купаться в реке в течение всего года. «Сначала они хлестали себя маленькими ветками, так что все тело горело огнем. Некоторые люди предварительно распаляли эти плети в очаге. Считалось, что, подвергнувшись такому испытанию, мальчик никогда не будет бездельничать. Если же его ежедневно подвергать такой порке, мальчик станет энергичным и активным мужчиной и сможет разбогатеть». Достигнув зрелости, они постоянно ходили в парную и пронзали свои тела ножами, чтобы «выпустить плохую кровь и сделаться сильнее», и глотали длинные ветки, чтобы вызвать рвоту. Очень часто они всю ночь спали на улице, и их тела становились столь выносливыми, а кожа огрубевшей, что они вообще не ощущали холода и могли часами оставаться в холодной воде реки или озера, не ощущая никакого дискомфорта.

В Африке в ходу сходные обряды. В племенах бечуанов и других кафиров (банту) мальчиков во время церемонии инициации бьют палками по спине, пока не покажется кровь. Ливингстон пишет, «что цель этого обряда – сделать молодых воинов выносливыми и подготовить их к переходу во взрослую, «мужскую» жизнь». В церемонии инициации у бечуанов самым важным действом является использование хлыста. Обычно для неофита «показанием мужественности является то, что при обрезании он лежит спокойно, не вскрикнет и не поморщится; однако при первом же признаке беспокойства с его стороны в ход без колебаний идет хлыст». Мисс Кингсли говорит, что в Западной Африке «мальчиков специально тренируют, чтобы они были нечувствительны к трудностям». У масаев найваша существует такой обычай: «Во время обрезания, если юноша покажет, что ему больно, поморщившись или издав вскрик, присутствующие при этом (а это только мужчины) наносят удары его родственникам; а самого его подвергают остракизму, пока не завершится общая церемония обрезания, после чего провинившийся должен убить большого вола и пригласить остальных мальчиков на пир. Ни одному из юношей не разрешается носить оружие (за исключением лука и стрел), пока он не пройдет обряд обрезания».

На острове Боигу (Торресов пролив) проходящие обряд инициации ложатся лицом вниз на землю неподалеку от костра; они лежат, положив голову на руки. «Старики кидают в огонь листья кокосовой пальмы и, когда они начинают тлеть, стегают ими юношей. Если один из юношей вскакивал и убегал, он считался «негодным» и подвергался осмеянию. Естественно, когда на спинах юношей кожа была сильно обожжена и когда церемония порки заканчивалась, их обливали водой». Церемония инициации в том виде, как она проходила на островах Тад, Нагир и других, была испытанием храбрости и уроком выносливости.

Во время церемонии инициации у племени камиларои в Австралии мужество новичков подвергалось испытанию ночью. Старики шли в соседние заросли, где начинали «ужасно шуметь, били в деревянные инструменты, которые назывались «ревущий бык», и в это время новички не должны были проявлять признаков страха». У диери и других родственных племен Центральной Австралии самой важной церемонией после обрезания была wilyaru. Мальчику приказывали закрыть глаза. «Затем один из старейшин перевязывал руку другого старика бечевкой и при помощи острого камня вскрывал вену примерно в дюйме от локтя, в результате чего сразу же из раны брызгала струя крови. Скоро молодой человек оказывался забрызганным кровью с ног до головы, а старик начинал чувствовать слабость из-за потери крови. Затем его место занимал другой старик, и так продолжалось до тех пор, пока молодому человеку не становилось трудно двигаться из-за покрывшей его крови. Считалось, что через эту церемонию в молодого человека входило мужество, а кроме того, молодому человеку показывали, что вид крови – ничто, и поэтому, когда в бою он получит рану, то не придаст этому никакого значения. Следующий этап церемонии заключается в том, что молодому человеку приказывают лечь лицом вниз, а один или двое юношей делают ему на шее от трех до двенадцати глубоких надрезов. Когда эти порезы зарубцуются и превратятся в шрамы, они будут означать, что этот человек прошел через обряд wilyaru. Если вы спросите диери, прошел ли он этот обряд (то есть является ли он wilyaru), он с гордостью укажет вам на шрамы на шее. На церемонии инициации мальчика из племени маккуари мужчины стоят вокруг него с копьями, угрожая убить его, если он издаст хоть одну жалобу, когда ему будут выбивать зуб – это характерное для данного племени испытание. «После этого ему наносят раны, и, если он покажет, что ему больно, об этом извещают весь лагерь тремя пронзительными воплями; после этого его считают недостойным быть принятым в ряды мужчин и отдают в руки женщин как труса. С этого момента он становится вечным партнером для игр с детьми».

Мы уже отмечали, когда говорили о разделении труда в зависимости от пола, что женщины из-за своей слабости и робости обычно являются объектами презрения; мужчины считают, что при определенных обстоятельствах (в опасности, например) они могут также приобрести эти нежелательные качества. Из этого убеждения родились многочисленные табу, касающиеся взаимоотношений между полами, а также многочисленные обряды, которые проводятся перед тем, как мужчины вступают на тропу войны. Та же идея лежит в основе воспитания и обучения мальчиков. Галла (оромо) в Северо-Восточной Африке (Эфиопии) ампутируют у мальчиков соски вскоре после рождения, полагая, что воин, имеющий соски, никогда не сможет быть храбрым и что соски должны быть только у женщины. У бечуанов неофиты не имеют права видеть женщин. Мальчики племени нарриньери (Южная Австралия) во время длительной процедуры инициации не имеют права есть пищу, которая считается женской. В племени, живущем у залива Энкаунтер (к юго-востоку от Аделаиды), мальчикам с самого рождения внушают, что если они увидят менструальную кровь, то сила раньше времени уйдет из них. У диери и других племен мальчикам запрещено видеть женщину незадолго до, а иногда и после обряда инициации или принимать пищу в присутствии женщин.

Когда обряд инициации проходит молодой индеец дакота, оружие, которое ему дают, является табуированным для взрослых женщин.

В соответствии с поверьем, что от женщины можно заразиться робостью, считается, что точно так же можно перенять силу и мужество у мужчин. В племени диери и других родственных племенах австралийских аборигенов «считается, что присутствие выдающегося мужчины (например, воина), главы тотема и т. д. на процедуре обрезания дает молодому человеку силы с честью выдержать ее». Среди племен Юго-Восточной Австралии «великих воинов после смерти кладут на пьедестале высотой в 6 футов (1,8 м), где они находятся, пока тела не начнут разлагаться, а молодые люди должны были стоять внизу и натирать себя жидкостью, капающей сверху, чтобы приобрести силу и воинскую доблесть умерших». Такие идеи и обряды являются частью дискуссии о связи между первобытной религией и войной, поскольку основная идея заключается в том, чтобы приобрести дух – или, как говорят некоторые писатели, мана, то есть добродетель или влияние – великого воина, который дает реципиенту мужество и другие выдающиеся качества. Та же самая идея прослеживается и в обрядах на острове Тад (пролив Торреса), когда молодые люди «пьют пот прославленных воинов и едят кусочки их ногтей, покрытые человеческой кровью». Все это смешивалось с пищей, чтобы «сделать юношу сильным и подобным камню, сделать его бесстрашным», – как сказал вождь племени тад Хаддону. Подобное верование, приведенное здесь, заключается в том, что часть чего-нибудь имеет свойства целого; душа человека содержится в любой вещи, принадлежащей ему. Воин острова Нагир, чтобы наполнить мальчика мужеством, берет некоторые части тела умершего человека (вероятно, убитого воина) и, приготовив их особым образом, добавляет в пищу. После этого «сердце мальчика не будет знать страха», как говорят аборигены. Этот обряд – пережиток каннибализма; точно такой же пример мы наблюдаем в Британской Новой Гвинее, где юношам давали съесть мускул, взятый за ухом убитого врага, чтобы придать им силу. Чтобы считаться настоящим воином, абориген залива Папуа должен во время инициации пройти через некоторые испытания, самое главное из которых состоит в том, чтобы сжевать корень имбиря и выпить мочу вождя-воина. Холмс говорит, что «важность соблюдения этих обрядов еще не подтверждена», однако в свете вышеупомянутых фактов (а также тех, о которых мы еще будем говорить) вполне вероятно, что они связаны с какими-то верованиями.

Поскольку для дикарей война является делом первостепенной важности, она присутствует во всех сферах групповых интересов и обрядов, а при подготовке воинов, помимо всего прочего, на помощь призывается религия. Религия не только играет важную роль в церемонии инициации мальчиков, но и оказывает влияние на другие сферы, как, например, это можно наблюдать у индейцев бороро. Например, Фрич видел, как младший ребенок верховного вождя, которому исполнился всего год, маленькими прыжками передвигается при помощи слепой бабушки. Когда он спросил, в чем дело, то получил ответ: «Чтобы быть храбрым». Каждый индеец племени дакота шестнадцати лет и старше является воином и формальным и таинственным образом становится слугой военного проповедника. От него он получает священные символы войны. Еще один отличный пример связи религии с войной можно видеть в церемонии обрезания волос у индейского племени омаха, посредством которого «мальчик посвящается в воины бога грома, который с этого момента становится распорядителем жизни и смерти этого юноши». Отрезанные волосы помещаются в священную шкатулку, которая отдается на хранение жрецу бога грома. «Считалось, что волосы связаны с жизнью тела, поэтому человек, завладевший их частью, может по своему желанию манипулировать человеком, которому они принадлежат... Волосы, можно сказать, являются воплощением жизни; этим обрядом ребенка вверяют в руки бога, тем самым мы имеем дело с иллюстрацией индейского верования о непрерывности жизни, а также идеи о том, что часть является воплощением целого».

Знаком посвящения юноши богу грома было выстриженное на голове место, за которым тщательно ухаживали, даже если все остальные волосы сильно отрастали. Важность этой церемонии, по мнению мисс Флетчер, совпадает со значением обрядовых песен, в которых заявляется, что «жизнь мужчины, который должен стать частью рубежа безопасности своего народа и всегда быть готовым встретиться с врагом на своей или чужой территории, находится в их руках, и упадет он, только когда они ему это позволят». Вооруженный этим заверением, он исполняется силой и идет навстречу опасности и, если будет нужно, примет смерть: так борьба за жизнь и религия влияют друг на друга.

Кандидатам часто дают новое, тайное имя – подчеркивая тем самым, что он стал воином. У туркана (Восточная Африка) «каждое поколение, достигнув возраста воинов, получает собственное имя». Имя мальчика племени карамойо изменяется, когда он вступает на тропу войны. Кандидаты, желающие вступить в ложу, объединяющую прошедших обрезание, или школы в районе гор Соутпансберх (север Трансвааля, ЮАР. – Ред.), обычно получают новое имя. «Точно так же после зачисления на военную службу зулусы часто получают имя своего полка. Это имя выступает как контрпризнак во время войны и беспорядков. Так же каждое племя бечуанов поделено на полки, а каждый полк состоит из тех, кто вместе проходил обряд инициации, и все эти люди известны под именем своего полка». Практика переименования мальчиков при инициации распространена и в Австралии и имеет большое общественное значение.

Еще одна важная цель обряда инициации состоит в соблюдении неких укладов жизни. Это один из процессов, посредством которого отдельный человек приобщается к культуре своего племени. Церемонии являются для мальчиков особой школой – фактически единственной формой обучения, которая была у них. Она призвана сделать их достойными членами общины, которые соблюдают уклад жизни, проверенный и отобранный в ходе развития сообщества и которому обучают как основному принципу жизни. Поэтому ожидается, что юноши будут достойно выполнять мужскую работу. Условия жизни предполагают, что основная работа мужчины – это война, и первостепенная важность этой работы должна быть усвоена юношами в процессе обучения.

По этим же причинам неофитов племени бавенда (Африка) учат, что они должны быть «храбрыми на войне, ловкими в воровстве и верными... своим предкам». Один из обрядов инициации состоит в обращении к мальчикам со стороны главы деревни. Он говорит им об обычаях заключения браков, истории и верованиях; он также говорит им, кто друзья каждого клана, а кто – его враги, а также о необходимости быть храбрыми в боях с врагами племени. Преподавание нравственных основ – то есть представлений о том, что хорошо, а что плохо по их укладу, – составляет один из основных элементов церемонии инициации у племен Британской Центральной Африки. «Мужчина должен быть храбрым на войне; без страха бросаться в гущу битвы. Он должен быть справедливым в решении вопросов. Он должен держать жену в подчинении (тот, кто не может сделать этого, считается трусом, равно как и человек, способный ударить ребенка)». В конце церемонии в восточной части Центральной Африки «молодым людям в руки дают оружие и с ними беседуют старейшины, колдуны и другие члены племени.

Теперь они мужчины и должны выполнять мужскую работу. Война, охота и рассмотрение спорных вопросов теперь должны занимать все их мысли, поскольку они должны будут занять место своих отцов. И от них будет зависеть защита племени и его чести. А вот все домашние дела, в которых они раньше помогали матерям, больше не должны отвлекать их. Молодые мужчины должны защищать вождя: мстить его врагам, идти на войну по его зову и подчиняться его приказам, даже если это будет грозить им смертью, ведь человек может умереть только раз – с такой философией их отправляют в мужскую жизнь».

У бечуанов и других кафиров (банту) юношам «вбивали» понимание ими мужских обязанностей при помощи дубинки. Во время церемонии инициации мужчины спрашивали их: «Вы хорошо будете охранять вождя? Будете ли вы хорошо охранять стадо?» Затем они били юношей, пока у них не выступит кровь. Совершенно очевидно, что главными занятиями мужчин этих племен были война и выпас скота. В целом у племен Южной Африки мальчикам давали в руки оружие при завершении церемонии инициации – в качестве признания того, что они стали настоящими мужчинами. С этим оружием в руках они должны были защищать вождя, вести военные действия по его приказу и вообще использовать это оружие так, как прикажет вождь, даже если он повелит направить оружие против собственной матери.

Важность этого изменения в жизни мальчика особенно очевидна у племен, живших в районе мыса Худ, Новая Гвинея. Гайз, который прожил среди этих людей пятнадцать лет, говорит, что очень забавно наблюдать, как эти мальчики переполняются ощущением собственной значимости. «Только день назад ты видел, как он играл возле дома со своими друзьями, метал игрушечные копья в плоды кокоса, играл в другие мальчишеские забавы и относился к девочкам с презрением. Однако как только к его поясу пристегивали настоящее оружие, все тотчас изменялось: он переполнялся важностью и высокомерием, глядя только перед собой. Он больше не играет в детские игры, но можно увидеть, как он серьезно разговаривает со старейшинами племени о перспективах на урожай, уменьшении уловов рыбы или шансах начала войны с соседями».

Мальчики из племен залива Папуа при инициации получали от старейшин советы о том, как лучше выполнять свои обязанности перед племенем, интересы которого они должны соблюдать превыше всего. «Враги племени должны быть и врагами конкретного неофита; если это будет так, то это будет полностью отвечать интересам племени». В Индии (современный север Пакистана. – Ред.) мальчику из племен кафиров (живут также на северо-востоке Афганистана. – Ред.) во время инициации вручают кинжал, национальное оружие кафиров, а после того, как ему вымажут лоб и щеки кровью, он считается принятым в братство мужчин. У аборигенов Юго-Восточной Австралии цель обряда инициации – «сделать юношей достойными членами общины в соответствии с их представлениями». Их учат укладу группы и основному делу их жизни. После того, как юноша из племени юалайи пройдет обряд инициации, он получает право иметь оружие воина и именоваться воином; после того как он прошел пять обрядов инициации, он получает право быть одним из вождей-воинов, которые проводят военные советы и являются признанными авторитетами в вопросах войны и охоты.

В Новом Свете мы находим аналогичные примеры. Когда индеец из Северной Мексики становился воином, вождь объяснял ему, какие обязанности он должен выполнять, а затем ему давались задания, соответствующие его новой работе – войне. У дживарос (Южная Америка) мальчика посвящают в искусство и таинство курения (это характерная черта церемонии инициации у этого племени), и одновременно ему объясняют уклад жизни племени. «Вся семья собирается вместе; затем старейший член племени говорит речь, в которой он специально останавливается на славной жизни предков мальчика и его ныне живущих родственников, о числе врагов, которых они убили, и т. д. Затем он выражает надежду на то, что представитель нового поколения семьи, возможно, последует их славному примеру и докажет, что и сам он – великий воин. После того как выступление закончено, мальчику дают в руки трубку, а после того как он затянется несколько раз, все старейшины делают то же самое, а в заключение все празднуют появление в племени еще одного воина».

У эскимосов, даже когда все племена находятся в состоянии войны, племя не сражается против племени, а вместо них в бою участвуют несколько избранных «защитников» чести племени. «Жертвовать большим числом людей было бы ошибкой». Когда две группы эскимосов, незнакомые друг другу, сталкиваются, как правило, начинается схватка, но она тоже ведется лишь несколькими представителями. Также весьма распространены дуэли (которые различаются лишь деталями, касающимися условий их проведения), которые проводятся, когда член одного племени сталкивается с незнакомцем. Причем часто эти дуэли заканчиваются смертью одного из участников. Сами местные жители говорят, что значение дуэли состоит в том, что двое встретившихся людей хотят выяснить, кто из них лучше. Этот пример является лишь одним примером всеобщей вражды, которую испытывают все местные жители по отношению к незнакомым людям.

После целого дня упорной борьбы между двумя сильными отрядами в районе низовьев реки Колумбия (запад США, у тихоокеанского побережья) часто бывает, что убитым оказывается только один человек. Если живущие здесь индейцы чинуки не способны мирным путем разрешить все разногласия, начинается бой, или если время уже позднее, то бой откладывается до следующего утра. «Поскольку они были защищены от попадания стрел и поскольку редко вступали в рукопашные схватки (чаще всего предметом спора была вода), то бои длились недолго и не были кровопролитными; падение нескольких воинов решало исход боя». То же самое было верно в отношении живших далеко от побережья обитателей бассейна реки Колумбия, в боях которых «число убитых редко бывало большим; падение нескольких воинов или гибель вождя определяли победителя. Когда сраженный воин падал, враги бросались за его скальпом, но его защищали соплеменники, и начиналась яростная рукопашная схватка, которая, как правило, и завершала бой».

У жителей Центральной Калифорнии битвы случались достаточно часто, но, как правило, потери в них были небольшими. «Каждая сторона стремилась как можно скорее закончить бой, и первая пролитая кровь заканчивала сражение». Сам их метод ведения войны не мог привести к большим потерям, так как говорили, что некоторые племена «отправляли детей (по взаимному соглашению) в ряды врага в самый разгар битвы, чтобы собрать стрелы и отнести их обратно своим владельцам». В некоторых конфликтах индейцы пима убили несколько сотен вражеских воинов, однако такие случаи были редки. Их набеги обычно заканчивались потерей одного или двух человек и уничтожением лагеря апачей, при этом, бывало, у врага было убито полдюжины человек и, например, взят в плен один ребенок.

Нападающие «отчаянно сражались, пока не погибал их вождь, а после этого они всегда спасались бегством». Среди племен майя (Центральная Америка) войны были частым явлением, однако, как правило, они были непродолжительными и скорее носили характер набегов, чем регулярных войн. Обычно одна такая военная кампания решала исход внутриплеменного или национального конфликта, а победители удовлетворялись самим фактом победы и взятыми пленниками. Войны также были непродолжительными из-за отсутствия совершенных средств передвижения и из-за того, что все запасы воинских отрядов обычно носили на своих плечах женщины. Соответственно, и людские потери были невелики.

В Африке войны никогда не были кровопролитными. На северо-востоке континента, например, потери были относительно невелики, потому что как только жертвами конфликта становилось несколько воинов, остальные спасались бегством. Багима (Уганда) вели войны крайне неорганизованно. «Мужчины встают рядом друг с другом, образуя неорганизованную толпу, и то и дело один из них выбегает вперед, чтобы выстрелить из лука или метнуть копье, и, сделав это, возвращается на место. Когда начинается наступление, вперед идет вся толпа; если наступление успешно, то им и может закончиться битва; если же враг сопротивляется, то атакующие должны отступить и прибегнуть к другой тактике. В таких сражениях потери не бывают очень большими, десять – двенадцать убитых и раненых – это очень большая для них цифра». Тактика багешу носит такой же характер. «То и дело воин-одиночка выскакивает из общего строя и бросается на врага. Иногда вперед бросаются двое, и их встречает пара воинов с противоборствующей стороны. Поэтому битва представляет собой череду рукопашных схваток, в то время как все остальные воины стоят и наблюдают за происходящим. Сражение заканчивается после того, как оказываются убитыми один или двое и еще несколько ранеными».

Племя кикамба (Кения) также никогда не сражалось, что называется, отчаянно. «Люди из племени терака говорят, что на войне – они женщины, но зато очень опасны в густом кустарнике; однако сами они считают, что война – это много беготни и шума, которые длятся, пока одна сторона не испугается и не убежит. «Местные жители говорили мне, – пишет Дандас, – что у некоторых племен есть лекарство, которым они намазывают место между большим и указательным пальцами. Это лекарство известно тем, что оно не дает им промахнуться мимо цели и что людям, использующим его, часто не разрешали принимать участия в военных действиях из-за больших потерь, которые они наносили. Этот довольно забавный взгляд на войну показывает, что целью их войны является не только уничтожение врага; однако когда, несмотря на это, очевидно, что некоторое количество врагов убито, это может быть объяснением, что война шла непрерывно».

Хотя местные жители Новой Гвинеи довольно воинственны, их конфликты далеко не всегда заканчиваются большими бедствиями. В голландской части острова (до 1963 г. западная часть острова была под властью Нидерландов, позже – индонезийская) гибель или ранение одного или двух воюющих с одной стороны автоматически отдает победу другой. В районе мыса Худ (юго-восток Новой Гвинеи) враждующие племена выстраиваются в две линии лицом друг к другу на расстоянии примерно в 100 ярдов (9144 м). «Из шеренги выскакивает человек и начинает оскорблять противную сторону. Часто ему противостоит представитель другой стороны, также искушенный в науке изощренных ругательств». Они все более распаляются, пока не бросаются друг на друга и не наносят по паре ударов копьями. Тогда вперед бросаются остальные воины и начинается общее сражение. Однако эта битва непродолжительна, поскольку ранение пары воинов с одной стороны дает достаточно оснований, чтобы обратиться в бегство.

В Малайзии «армии обычно имеют своих защитников – представителей, которые, одетые в причудливые наряды, вызывают на поединок защитников с противоположной стороны». Военные действия на Соломоновых островах в основном состоят из внезапных и предательских атак; местные жители никогда не вступают в открытый бой. «Если они не могут убить врага одним ударом, они не наносят ему второй, а обращаются в бегство». Эти два примера дают представление о самых общих методах более мягкой формы военных действий. В первом случае, то есть в открытом бою, дело решалось в поединке защитников сторон, а потому потери каждой стороны были невелики. Во втором случае, когда стороны прибегали к тактике внезапного натиска, потери также были относительно малы, потому что число наступающих обычно ограниченно, а когда внезапность нападения сходит на нет, нападавшие отступали, потому что местные жители не знали, как вести открытый бой.

Разрушительные масштабы войны были неизвестны и даже невозможны на островах Фиджи, несмотря на воинственный характер живущих там людей, потому что местные воины были вооружены всего лишь копьем и дубинкой. К тому же они были поделены на маленькие сплоченные семьи, каждая из которых была в большей степени ориентирована на защиту, а не нападение. В Полинезии война также не несла с собой катастрофических последствий, поскольку зачастую в военных действиях был только один убитый, а вообще война заканчивалась, когда обе стороны теряли одинаковое число воинов. На Самоа методы войны не способствовали серьезным потерям воюющих сторон. Посвятив много времени обмену оскорблениями, обе стороны яростно бросались друг на друга, и возникало несколько поединков одновременно. «Исход дела определялся гибелью или победой одного из великих воинов и последующим отступлением или наступлением стороны, которую он представлял. Бегущих с поля боя осуждали очень редко, каждый человек спасал свою жизнь». Тернер, который является признанным авторитетом во всем, что касается Самоа и его жителей, говорит, что он никогда не слышал, чтобы потери в одной битве составляли более пятидесяти погибших с одной из сторон. Война никогда не была кровопролитной, о чем свидетельствует следующий пример. Война не была кровавой и на острове Ниуэ. Местный царек Тонгиа, повествуя о доблести своего предка, «самого великого воина в мире», показал господину Лоуэсу место, где его предок встретился в схватке со «вторым по могуществу воином». Господин Лоуэс, увидев, что пространство было огорожено, спросил, кто из сражавшихся был убит. «Никто», – ответил царь. Эту историческую дуэль Томпсон считает прекрасным примером ведения военных действий на острове Ниуэ (Дикарей).

У тасманийцев войны заканчивались очень быстро, причем без особых потерь с каждой стороны. В Австралии же битв, строго говоря, вообще не было. Столкновения между местными племенами не вели ни к массовой гибели людей, ни к большому количеству захваченной добычи – здесь отсутствовали обычные последствия войн, которые хорошо знакомы жителям развитых стран. «Когда погибает воин, обе стороны сразу же отходят на первоначальные позиции, и еще одна битва может состояться позже. Если не произойдет ничего более серьезного, чем тяжелые ранения, заключается мир». Столкновение редко длилось более получаса. Сражение могло даже считаться одним из излюбленных развлечений австралийцев. «Чернокожие очень похожи в этом отношении на кельтов, некоторые из них – настоящие «пожиратели огня», всегда стремящиеся к скандалу. Но в большинстве повседневных конфликтов чаще страдают чувства, нежели плоть». Основным оружием в таких конфликтах является язык, а оскорбления – непременная прелюдия любого сражения. Паркер, хорошо знающий аборигенов Нового Южного Уэльса, говорит: «Старый воин (название племени. – Ред.) в запале скажет за определенное время больше (причем не переводя дыхания), чем любой человек, которого я когда-либо видел в своей жизни; это зрелище просто завораживает. Содрогаясь, ты вслушиваешься в историю трагедии, ты слышишь звуки тотемного инструмента и отвечающие ему звуки тотемных инструментов другой стороны, а оскорбления сыплются с обеих сторон, словно острые стрелы. На оскорбление сразу же отвечают оскорблением; в результате ты чувствуешь себя так, будто попал под перекрестный огонь. Затем все стихает: запас оскорблений иссяк, воцарилась тишина. Кто-то вдруг отпускает шутку, и все дружно смеются. И сразу же надвигающаяся трагедия превращается в комедию. Но следует помнить, что чернокожий никогда не прощает нарушенного обещания, и он может затаить обиду и передавать ее из поколения в поколение, хотя добро он тоже никогда не забывает».

Сражения между северными племенами Центральной Австралии чаще всего представляли собой ряд поединков, на которые воины вызывали друг друга после того, как инициатор дуэли бросил словесный вызов: например, он обвинял противную сторону, что не был соблюден траур, был убит его брат и т. д. В результате все заканчивается несколькими ранениями. Сражения сопровождались страшным шумом, но вот кровопролитием они не отличались. Во время межплеменного конфликта атакующие направлялись к лагерю врага и вступали с ним в словесную дуэль. Длилась она примерно час или два, после чего ситуация успокаивалась и все заканчивалось, однако в некоторых случаях начиналось сражение, в ходе которого несколько воинов могли получить серьезные ранения. Еще в некоторых случаях нападавшая сторона тайно подкрадывалась к лагерю врага и, затаившись в засаде, ждала возможности пронзить копьями одного-двух воинов, при этом не подвергая себя риску.

Настоящие сражения редко происходили и на западе Виктории, и даже в тех редких случаях, когда все-таки возникали, они почти никогда не перерастали в ожесточенную схватку. Боевые действия ограничивались поединком между представителями каждой стороны, которые выходили на арену, бросали друг другу вызов, наносили удары и затем начинали бороться. «Первая нанесенная рана заканчивает конфликт. После этого часто следует столкновение между женщинами, которые начинают ругать друг друга, постепенно распаляются, вцепляются друг другу в волосы и даже наносят друг другу удары легкими палками. Мужчины не вмешиваются в их бой, каким бы ожесточенным он ни был. Во время ссоры и мужчины и женщины ходят по кругу, взбивая ногами пыль, топая и издавая шипящие звуки. В этот момент у них абсолютно развязан язык. Они желают друг другу всяческого зла, проклинают друг друга – и делают это в самой грубой форме. Самые легкие оскорбления – это: «Пусть у тебя зубы выпадут изо рта; а глаза закроются и превратятся в щелки. Пусть у тебя вылезут все волосы! Да чтоб ты шею себе сломал и стал скелетом. Да чтоб ты сдох лет десять назад. Да чтоб кто-нибудь помог тебе умереть» – и т. д. Тот же самый общий способ ведения войны преобладает во всей Виктории, где исход битвы решается подобными поединками с обеих сторон, а потери ограничиваются легкими ранениями и буквально случайными смертельными исходами. Очень часто война заканчивалась без единой жертвы.

Томас однажды был свидетелем сражения между аборигенами Виктории: два вражеских племени начали двигаться навстречу друг другу. Затем в течение получаса сидели в молчании, затем начали обвинять друг друга во всевозможных грехах, затем под шум взаимных оскорблений они бросились друг на друга – отчаянно жестикулируя, поднимая в воздух пыль, танцуя и громко крича. Женщины участвовали в этой вакханалии, нанося удары палками, которыми выковыривают батат. «Наконец вожди после долгих обсуждений улаживали все разногласия, и великая битва заканчивалась». Никто не был убит, однако шестеро были тяжело ранены. Во всех сражениях, которым он был свидетелем, Томас не видел, чтобы было убито больше одного человека. Практически во всех районах Австралии сражения между местными жителями проходят именно таким образом.

У древних греков война также не вела к разрушительным последствиям, хотя именно война была преобладающим состоянием общества. Например, война между ахейцами и троянцами состояла из ряда отдельных поединков, таких как, например, между Гектором и Аяксом, Гектором и Ахиллом, Парисом и Менелаем и т. д. Поэтому общие потери были невелики. Фон Хан подсчитал реальное число убитых во время военных действий, описанных в «Илиаде». Оно равно тремстам восемнадцати, включая двенадцать пленных троянцев, которых Ахилл убил на похоронах Патрокла. Однако следует помнить, что у Гомера, как и в других эпосах, «ужасным деяниям знаменитых героев уделяется непропорционально большое внимание; простые люди практически выпадают из поля зрения авторов». Число убитых простых воинов и гражданских лиц, возможно, было куда более значительным. (Так, после взятия Трои практически все мужское население было уничтожено, а женщины и дети обращены в рабство. – Ред.)

Конфликты на просторах Трои можно в целом сравнить с войной евреев с филистимлянами, где исход одного из боев решился в поединке между Давидом и Голиафом. В поединке богатырь Голиаф был сражен камнем, выпущенным из пращи Давидом, и филистимляне были разгромлены. Позже лучше вооруженные и подготовленные филистимляне наголову разбили евреев, отняли у них ковчег Завета, обезглавленное тело Саула (первого еврейского царя) повесили на стене крепости Бет-Шеана. Однако в городах филистимлян, где они провезли захваченный ковчег, началась эпидемия бубонной чумы, и ковчег евреям вернули. Противостояние продолжалось около шестисот лет, пока Ассирия не захватила древнюю Иудею. – Ред.) Примеры таких же поединков можно найти и в литературе других народов. Еврипид в трагедии «Гераклиды» рассказывает о сражениях между вождем Гераклидов Гиллом и вождями Пелопоннеса. Таким же образом бой между тремя Горациями и тремя Куриациями решил исход борьбы между Римом и Альба-Лонгой, как и, позже, поединок между вождем римлян и вождем галлов. Вскоре после начала VI века до н. э. Питтак, правитель города Митилена (Митилини) на острове Лесбос получил вызов на поединок от Фринона, вождя противоборствующей афинской стороны, и этот бой стал известен из-за того, что Питтак набросил на противника рыбачью сеть и убил его, когда тот запутался в ней. Очевидно, митиленского правителя обвинили в нечестном ведении поединка, поскольку его исход не решил исхода войны.

Хотя известно, что периоды мира у бедуинов очень коротки и они находятся в состоянии постоянной войны со своими соседями, эти войны длятся недолго, и количество убитых с обеих сторон невелико. Арабы чаще ведут так называемую партизанскую войну; больших сражений у них практически не бывает. «Главная задача обеих сторон – напасть на врага внезапно и вторгнуться в его лагерь. Именно по этой причине такие войны почти бескровные – врага атакуют численно превосходящие силы противника, и он сдается без боя, в надежде позже ответить ударом на ослабленный лагерь противника». Более того, араб никогда не убьет врага, если он не оказывает сопротивления (если только не должен отомстить за смерть своего родственника). Страх кровной мести так велик, что он предотвращает многие конфликты. «Два племени могут находиться в состоянии войны в течение целого года, при этом потери с каждой стороны составляют не более тридцати – сорока человек». Бедуины настолько непривычны к кровопролитным битвам, что в противостояниях с иностранными войсками они находились в заведомо невыгодном положении. Если же во время междоусобных конфликтов в бою бывало убито десять – пятнадцать человек, то этот бой помнили еще многие годы как событие чрезвычайной важности. «Поэтому если в бою с иностранными войсками потери составляют несколько сотен человек и если среди убитых оказывается один из вождей, то бедуинов охватывает такая растерянность, что они даже не могут и думать о дальнейшем сопротивлении». В основном военные действия у бедуинов представляли собой отдельные поединки, что соответствует их характеру, потому что они всегда «хотят знать, кем именно был убит человек – а этого в пылу общей атаки никто не может точно сказать». «Когда в бою встречаются два отряда бедуинов и издали видно, что они примерно равны по численности, то они располагаются друг против друга на расстоянии мушкетного выстрела; бои начинаются перепалкой между двумя воинами. Всадник отделяется от своего отряда и скачет навстречу врагу, крича: «О, всадники, пусть один из вас примет мой вызов!» Если противник, к которому обращен вызов, находится в стане врага и не боится встретиться с ним в схватке, то он выезжает ему навстречу; если же его нет, то его друзья отвечают, что этого человека среди них нет. «А ты, верхом на серой кобыле, кто ты?» Второй отвечает: «Я сын...» Познакомившись таким образом, они начинают бой; никто из наблюдателей не может вмешиваться в ход поединка; вмешиваться – значит совершить предательский поступок. Однако если один из сражающихся поворачивает назад и мчится к своим друзьям, то те спешат к нему на помощь и оттесняют его преследователя, которого, в свою очередь, также защищают друзья. После нескольких таких боев между лучшими воинами обеих сторон в общую схватку вступают оба войска. И все же общие потери, как уже было указано, невелики.

Племена нутка «находятся в состоянии постоянной войны друг против друга, а наследственные конфликты передаются от поколения к поколению». Индейцы, жившие у залива Пьюджет (район современного города Сиэтл, северо-запад США, штат Вашингтон), также «постоянно находились в состоянии войны со своими северными соседями». Северные племена штата Нью-Мексико, «находясь в состоянии постоянной войны», искушены в тактике ведения войны. «Пимы ведут постоянную войну против апачей, а пуэбло вечно враждуют со своими соседями навахо». Кровожадные апачи никогда не занимались ничем иным, кроме войны и охоты, и считали охоту своим основным делом. Не менее воинственными были индейцы, живущие в нижнем течении Миссисипи, и их всегда считали «очень мстительными» и «непримиримыми врагами». Они могли ожидать противника на тропе в течение восьми дней, питаясь только подножным кормом, лишь бы снять с него скальп.

Индейские племена северо-западных земель Южной Америки постоянно вели друг против друга войну, пока их всех не уничтожили испанцы. Хотя 30 племен бассейна Амазонки считаются мирными племенами, 83 племени считаются племенами воинственными, а четырнадцать из них вообще являются каннибалами. Говорят, что многие племена находятся в состоянии постоянной вражды, а большинство из них столь воинственны, что нападают на любого человека, попавшего на их территорию, и не поддерживают дружеских отношений ни с одним племенем. Гуарани, как и все коренное население Бразилии, «были в состоянии постоянной войны друг с другом». Как пишет Кристисон, бесчеловечность и кровожадность стали второй натурой гаучо (Центральный Уругвай). Индейцы канелос считались самым воинственным племенем Южной Америки, отражавшим атаки и других индейских племен, и испанцев, и до недавнего времени они оставались непобежденными. Индейцы бороро постоянно воевали со своими соседями. Индейцы мбайя, собственно, и жили войной с другими племенами, а арауканы в Южном Чили совершали постоянные набеги на соседние поселения. Они сражались с испанцами столь упорно и были такими бесстрашными, что на их территории колонии испанских поселенцев могли существовать только вблизи укрепленных городов и крепостей. Даже самые хорошо защищенные из них время от времени захватывались индейцами, и при этом все их обитатели уничтожались. Жители Патагонии, как говорят, были весьма добродушными людьми, но это не распространялось на военные действия, когда «выражение их лиц полностью менялось, а их горящие глаза и изменившиеся черты лица выражали неприкрытую ярость».

Точно так же война является преобладающим видом деятельности народов Океании. Поселенцы на острове Борнео (Калимантан), например, на суше подвергались нападениям со стороны племени даяков, то есть коренных жителей Борнео, а на море – со стороны племени ланунов, так что они живут в постоянном страхе, ведь нападающие могут разграбить и уничтожить их плантации или рыбачьи суда. Кеньяхи, как и другие племена в Сараваке (север Калимантана), «столь воинственны и всегда готовы отразить атаку врагов или самим пойти войной на соседние племена». Рот говорит о коренных жителях этого острова, а также Британского Северного Борнео (в настоящее время, как и Саравак, входит в состав Малайзии. – Ред.), что самая ужасная черта их жизни – это межплеменные междоусобицы, которые ведутся с незапамятных времен и которые они не в состоянии урегулировать. Состояние вражды усиливается обычаем снимать с поверженных врагов головы. Еще недавно на острове Целебес (Сулавеси) жили дикие племена, у каждого из которых был собственный диалект и которые находились в состоянии войны друг с другом.

Папуасы Новой Гвинеи живут отдельными поселениями, и это является результатом вражды, каннибализма, охоты за головами, а также разнообразия языков и верований. Разные группы живут в состоянии постоянной вражды и воюют друг с другом. Живущие на побережьях особенно боятся нападений со стороны жителей гор из глубины острова. Поэтому они строят такие жилища, из которых легко бежать в случае внезапного нападения. Племена, говорящие на языке бинандере (binandere), «являются каннибалами и страшно воинственны», и живут в состоянии постоянной войны с другими племенами.

Из-за ежегодной охоты на рабов в голландской Новой Гвинее местные жители боялись выходить за пределы своей территории. Деревни у озера Сантани также постоянно воюют друг с другом; дорехсены (dorehsen) и арфаки (arfak) с незапамятных времен находятся на тропе войны. Жители острова Ади постоянно воевали с племенами, живущими на побережье (полуострова Бомберай). Жители залива Гелвинк (ныне Чендравасих) боялись пиратов-биасков (с острова Биак), которые часто нападали на них. На севере Новой Гвинеи вандамены, судя по всему, поклялись уничтожить мефуров. Жители острова Япен постоянно враждуют с жителями побережья, а на западе тугери столь часто нападали и грабили племена васси и маут, что последние покинули свои постоянные жилища и стали кочевниками. Алфуры и ати-ати постоянно нападали на северные деревни. И малайцы, и чернокожие папуасы – отважные и жестокие воины, но особенно это верно в отношении племени моту на юго-востоке Новой Гвинеи.

Жители острова Марри в Торресовом проливе известны своей склонностью к войне. Придя в возбуждение, коренные жители острова Тимор «необыкновенно жестоки». О жителях острова Понапе (ныне Понпеи) говорят, что они «неутомимые и выносливые» воины, собственно, как и другие коренные жители Каролинских островов. Жители Соломоновых островов известны своей воинственностью, вандализмом и склонностью к предательству. На острове Новая Каледония «войны не заканчиваются никогда потому, что страна (владение Франции. – Ред.) состоит из множества маленьких племен, которые крайне ревниво относятся друг к другу и делают все возможное, чтобы навредить друг другу». В целом Меланезия считается обиталищем диких племен, где процветает деспотизм, каннибализм, где на одном острове живут десятки враждующих между собой племен, а поскольку они не поддерживают никаких контактов друг с другом, то на этом острове существует множество языков и диалектов. На Полинезии – примерно такое же положение вещей, поскольку племена «постоянно находились в состоянии войны». Коренные жители острова Ниуэ (Дикарей) были «яростны, как молодые вепри», а жители Маркизских островов считались «крайне диким народом», разделенным на множество племен, практикующих каннибализм. На острове Пасхи «они вели жестокие войны и постоянно сражались друг с другом».

Тасманийцы также были очень воинственны и беспрестанно вели войны. Австралийские племена различаются в степени воинственности, однако «крайне редко можно найти племя, свободное от войны». Хотя их сражения были в основном бескровными, но тем не менее они постоянно были настороже. «Жизнь аборигенов всегда была полна тревог и опасностей. Абориген жил в постоянном страхе перед своими врагами. Иногда он даже не мог поддерживать огонь в своем лагере, чтобы огонь не выдал врагу местоположение его убежища. В другое время он сам нападет на врага, желая отомстить за причиненное ему неудобство или неприятность. Иногда налеты на лагерь совершались внезапно, когда его обитатели были на охоте. Когда охотники возвращались, они обнаруживали, что оставшиеся дома женщины убиты, а многие молодые девушки увезены в лагерь врага. Поэтому у них очень часто были веские основания для мести». Маори (Новая Зеландия) были известны своей любовью к сражениям. Война была их страстью, а одной из причин их разложения стал мир, который лишил их главного интереса в жизни и заставил покинуть свои укрепленные деревни на склонах гор и переселиться в сырые, болотистые места неподалеку от их плантаций картофеля.

Древние цивилизованные народы были искушены в искусстве войны. Вся история Египта и Месопотамии – это история войн. Изначально арабы также были воинственным народом, да и попав под власть халифов, они не утратили своего воинственного духа. Евреи в ходе своей ранней истории вели много войн, как гражданских, так и межплеменных. Век Гомера был веком насилия, а война была столь же обычным делом, что и мир. Мужчины постоянно носили при себе оружие, а на войну смотрели как на обычную работу настоящих мужчин. При Чингисхане (и его преемниках) и Тамерлане (Тимуре) монголы продемонстрировали всю ожесточенность и жестокость варварских войн.

В настоящее время (1920-е гг. – Ред.) полуцивилизованные племена Северной Африки и бывшей Османской империи считают войну естественным образом жизни. Как и неутомимые горцы по всему миру, берберы Марокко – независимый и воинственный народ. «Мелкие войны, которые они постоянно ведут между собой, делают их жизнь нестабильной, и существует пословица, что араб боится голода и потому постоянно голоден, городские жители боятся смерти и потому живут недолго; а берберы боятся быть убитыми и падают от рук убийцы». Из-за вечного состояния внутриплеменной борьбы – в которой не только племя сражается с племенем, а семья с семьей, но и отдельные люди сражаются против отдельных людей – берберы долгое время оставались под игом арабов. Султан Марокко периодически отправлял против них экспедиции, чтобы распространить свою власть или собрать эти племена воедино. Арабские племена «находятся в состоянии почти постоянной борьбы друг с другом; редко бывает так, что племя наслаждается миром со всеми своими соседями». То же самое справедливо в отношении ваххабитов в Аравии и бедуинов. Курдские племена Османской империи также постоянно находились в состоянии войны. Даже сегодня племена в горах Албании (то есть в Европе!) живут в каменных башнях в два-три этажа высотой, в которых нет окон, но зато есть бойницы для винтовок.

Жизнь афаров и сомалийцев – это «постоянный вооруженный конфликт, в котором побеждает только тот, кто знает, как ловко и быстро пользоваться оружием... Быть невооруженным – это все равно что быть голым». Война и связанный с ней стресс играют важнейшую роль в общественной жизни Северо-Восточной Африки. Таким образом, гражданские войны (то есть войны против родственных племен) постоянно готовы разгореться «в Сомали и в стране народа галла (оромо)». Сомалийцы ведут войну на уничтожение против галла, а оба этих народа постоянно обороняются от нападений эфиопов амхара. У динка каждый клан находится в состоянии войны со всеми остальными, а агар, самый воинственный и многочисленный клан, наводит страх на всех своих соседей. Племена Судана столь расколоты на множество мелких враждебных групп, что члены каждой группы практически ничего не знают друг о друге. В своей работе о коренных жителях Ангус говорит: «Я выяснил, что эти люди воинственны и неутомимы, они живут, как и всегда, в состоянии постоянной войны с каким-нибудь другим племенем. Короче, война – это их вторая натура». К северу Экваториальной Африки, там, где перемешалась кровь берберов и последователей Мухаммеда арабов, в районах, где на смену дикости пришло варварство, война до сих пор являлась естественным образом жизни. Кочевые, воинственные племена, которые живут в хроническом состоянии обороны от посягательств извне, до сих пор встречаются от Центральной Африки до восточного побережья континента.

Самый воинственный народ в Восточной Африке – это масаи, которые являлись настоящим бичом всех ближайших районов. Они запрещали проход через свою территорию, «помещая посередине тропы, где должны пройти люди или караван, ядро (разрывное, содержащее заряд пороха), замаскированное так, чтобы взорвалось в момент прохождения по тропе незваных гостей». Война обычно идет между племенами, ведущими первобытный образ жизни, и племенами, уже умеющими заниматься земледелием, в то время как пасторальные племена конфликтуют со всеми остальными. Также постоянная война идет между масаи и кикуйя. Последние были столь ошеломлены и подавлены постоянными набегами воинов масаи, что осторожность стала их второй натурой. Чтобы защититься от врагов, они строили свои деревни на вершинах и склонах гор (хотя для того, чтобы жить в таких поселениях, необходимо обеспечить постоянный подвоз воды, дров и других жизненно важных продуктов). Страх перед вторжением врагов вынудил племя ва-тавета защищать свои деревни, строя укрепления, сложенные из переплетенных лесных деревьев. Они образуют столь прочные и непроходимые заграждения (засеки), что нападавшим практически невозможно добраться до самого поселения. Даже сами масаи вынуждены находиться в постоянном ожидании внезапного нападения. Они строят свои жилища на возвышенностях среди большой равнины, а на границах лагеря выставляют кордоны. Следует при этом иметь в виду, что воинственные терака столь ревностно охраняли свою территорию, что масаи ни разу не совершили набега на их территорию.

В районе озера Баринго (запад Кении) бесконечные набеги друг на друга, насильственная миграция и уничтожение целых племен были в порядке вещей. К югу от этого района, в Ньясаленде (Малави), все без исключения племена отличаются крайней воинственностью. В результате бесконечных войн их стали классифицировать на

а) господствующие племена (доминантные), которые увеличились и расширили свою территорию за счет других племен;

б) племена, которые в прошлом не отличались воинственностью, но сумели отстоять свое положение;

в) племена рабов, которые подчинились более сильным.

На северо-востоке Родезии (современная Замбия) и в Португальской Восточной Африке (Мозамбик) история коренных народов – это настоящая хроника войн, причем войн жестоких и кровопролитных.

На Мадагаскаре сакалава «вели постоянные войны со своими соседями, жившими на склонах гор, равно как и друг с другом. Их соседи испытывали такой страх перед их мужеством и военным искусством, что определили «ничейную территорию», то есть полосу земли 50 – 60 миль (80,4 – 96,5 км) шириной». Многие и многие годы сакалава враждовали со своими соседями из племени гова, и эти народы готовы в любой момент совершить набег на противника.

На юго-востоке Африки находилось королевство зулусов, которое возникло в результате многочисленных войн. Это королевство наводило ужас на все окружающие племена. В Бечуаналенде (современная Ботсвана), где война была в порядке вещей, самым воинственным племенем были басуто. В многочисленных исторических работах племя тарака (Кения) описывают как крайне вспыльчивых и легко возбудимых людей. Конфликты среди них возникают мгновенно и быстро перерастают в драку. «Даже старики и вожди быстро теряют самообладание по самым пустяковым поводам, и они ссорятся как маленькие дети». До периода умиротворения люди из племени бавенда или венда (Юго-Восточная Африка) жили в постоянном страхе перед войной, как гражданской, так и с внешними врагами. Особенно им докучали орды зулусов, которые регулярно вторгались на их территорию, но, как только угроза отступала, они начинали воевать между собой. Так случалось, в частности, после смерти вождя, когда за вакантное место начинали бороться противоборствующие кланы. Иногда на помощь призывали буров, однако неумение и нежелание держать слово приводило к войнам и с ними, так что вся история бавенда так или иначе вертится вокруг войны.

Жители Бельгийского Конго (ныне Конго со столицей в Киншасе) представляют собой пять различных племен. Каждое племя держится обособленно от других, опираясь на свои собственные обряды и обычаи, а с соседями живет попеременно, то в состоянии мира, то в состоянии войны. Одно из этих племен – пигмеи, которых с полным основанием можно назвать профессиональными воинами.

Племена, живущие в районе дельты Нигера, также постоянно воюют между собой, хотя основной чертой ашанти, хауса и других является «их воинственность и желание отстоять свою независимость даже в борьбе против могущественных держав». Народы, говорящие на языке эве, особенно коренные жители Дагомеи, весьма склонны к войне. Благодаря постоянным войнам дагомейцы создали сильное милитаристское государство. Еще одной сильной монархией Западной Африки являлся Бенин. До разрушения это государство вело завоевательные войны, опустошавшие по соседству целые районы.

В целом война имела разрушительные последствия для коренных жителей Нового Света. В первых битвах эскимосов у Берингова пролива «победители убивали по возможности всех мужчин противной стороны, в том числе грудных детей, чтобы они не могли вырасти в их врагов. Мертвых складывали в кучи и так и оставляли». Некоторые сражения тлинкитов Аляски превращались в настоящие «скотобойни». Племена Британской Колумбии полностью уничтожали селения своих врагов и обращали в рабство всех женщин и детей, которых могли захватить. Индейцы залива Пьюджет в боях потеряли огромное число своих людей. Многие индейские племена Северной Америки из-за постоянных войн были вынуждены часто сниматься с места и уходить на новые территории. Цель войны у них всегда была одна: уничтожить врага, и, поскольку каждый человек, старый или молодой, является частью настоящей или будущей силы врага, не щадили никого: ни женщин, ни детей, ни даже тех, кто не принимал участия в военных действиях». В Мексике потери были очень велики, в основном за счет того, что военнопленных приносили в жертву; вообще войны часто и начинались с целью заполучить больше таких потенциальных жертв.

Биар (Биарт) утверждает, что ежегодно погибало (в том числе умерщвлялось на жертвенных алтарях) по меньшей мере 20 тысяч человек.

Среди племен Центральной Америки войны были «частыми и ожесточенными». Воинственные племена бассейна Амазонки часто вступали в смертельные конфликты друг с другом. В кровопролитном сражении 1736 года шипибо (shipibos) победили и практически полностью истребили сетебо (setebos). В 1788 году племя, которое соседи называли пайгизе (paiguize) (отрубающие головы), полностью уничтожило мурас (muras). Мундруки – настоящие спартанцы среди индейцев Северной Бразилии – уничтожили юма, а кровожадные ботокудо полностью истребили макони. Маку, как и многие другие племена, часто нападают на дома своих врагов и убивают всех домашних. Война у гуарани всегда была до победного конца, и им было неведомо само понятие мирного договора, в то время как ботокудо в бою не щадили никого – ни женщин, ни детей, ни стариков. Хиваро (jivaros), как и арауканы Южного Чили, сжигали поселения своих врагов (как индейцев, так и испанцев) и убивали всех мужчин, которым не удалось бежать. Сапарос, которые наводили ужас на соседние племена, убивали всех мужчин и уводили с собой женщин и детей.

В Африке война была (и есть) еще более разрушительной. Хотя верно, что некоторые войны (особенно между племенами на северо-востоке) не вели к многочисленным человеческим жертвам, имеется много случаев, когда потери были значительны. Три тысячи человек пали в столкновении между вуема и мудахто в 1835 году; 832 человека были убиты в битве при Мерка; один воин из племени галла (оромо) за свою жизнь уничтожил 520 человек. Эти цифры впечатляют, если вспомнить, что коренные жители сражались на пиках, а не при помощи огнестрельного оружия. Подобный же разрушительный эффект войны мы находим в отчете Кеттлица о том, в каком состоянии находились племена берта после рейда абиссинцев (эфиопов). «Жилища сровняли с землей, урожай уничтожили огнем, а домашний скот уничтожили или увели с собой. Большая часть жителей, которые избежали смерти и плена, бежали в другие районы страны». В первой части своего рассказа о путешествии к истоку Нила капитан Спик страницу за страницей посвящает описанию жестокостей, совершенных племенем ватута. Лейтенант Камерон пишет, что он обнаружил множество деревень, покинутых жителями из-за набега тех же людей, которые уничтожили все, что не могли украсть, а когда страна была опустошена и разорена, они искали добычу в земле. Коренные жители боялись сопротивляться им, поскольку любое сопротивление вело к массовому истреблению.

В Центральной Африке Мунго Парк и Камерон сталкивались с примерами полного разорения стран в результате войн. В Уганде во второй половине XIX века баниоро, когда они не сражались между собой, совершали набеги на соседние племена. «В своих беспрестанных войнах аристократия хима, видимо, уничтожила за последние 50 лет четверть миллиона человек». Воинственные масаи убивали в пылу битвы всех мужчин и мальчиков. В 1904 году они уничтожили почти всех воинов ава-ванга, внезапно нападая на них, когда они были рассеяны по лесу. Лайкипьяки наводили настоящий ужас на своих соседей в районе озера Баринго (запад Кении), пока сами не были уничтожены масаи с озера Найваша. Самбуру вытеснили туркана с их собственной территории, однако, когда первые были уничтожены, туркана вернулись на свои земли и теперь уже сами вытесняют другие племена. История племени сук – история постоянной миграции и борьбы до победного конца против соседних племен. Однажды сегеллаи совершили набег на племя доиджио, «убив огромное число людей». Это вторжение нанесло по доиджио такой удар, что позже они были вытеснены своими старыми врагами в горы. Сами сегеллаи были позже уничтожены союзными силами врагов. На побережье живут суахили, чья история состоит из целого ряда завоеваний их арабами. Теперь в жилах этой народности течет наполовину негритянская, наполовину арабская кровь. Тарака постоянно вытесняли с одного места на другое. Жители южных берегов озера Ньяса (Малави) постоянно подвергались нападениям племен с востока. Ангами и другие народы Ньясаленда (Малави. – Ред.), Родезии (современные Замбия и Зимбабве. – Ред.) и Португальской Восточной Африки (Мозамбик) до сих пор находились в состоянии войны друг с другом, совершая набеги во всех направлениях, захватывая врагов и порабощая побежденные племена и народы.

Войны в Южной Африке были столь кровопролитными, что в результате исчезли целые племена. «Когда страна подвергается завоеванию, обычно вырезается все мужское население, женщины и дети становятся пленниками победителей, и детей воспитывают либо как воинов победившего племени, либо обращают их в рабство. Так прекращали существование могущественные племена». Мы знаем, что Ливингстон говорит о сильном племени басуто, которое жило в верхнем течении Замбези. Эта народность называлась макололо. Но если мы сейчас (начало ХХ в. – Ред.) посетим эти места, то увидим, что единственные представители этого племени сейчас – это женщины и дети, и только один мужчина. Последнего пощадили только потому, что он понравился дочери короля, однако все остальные мужчины племени были убиты. Племена калахари были лишены всего своего скота и вытеснены в пустыню. Теперь они находятся на положении рабов. Сама страна калахари была полностью разорена племенем айава. В последней четверти XVIII века возникла, опираясь на большую, дисциплинированную армию, монархия зулусов, после чего зулусы начали завоевательную политику. Захваченные ими земли простирались к северу от 30° до 3° южной широты. Зулусы изгоняли со своих земель племена, на которые нападали, грабя и убивая противника. Разрушения, которые они несли с собой, были ужасны. Ярким примером результатов военных действий зулусов является судьба десяти племен, которые раньше жили между реками Лимпопо и Замбези. Мужчины этих племен были убиты все без исключения, а женщин и детей взяли в плен, и позднее те ассимилировались. Таким образом, на смену старому населению пришло новое, зулусское.

Бушмены Южной Африки жестоко страдали от нашествий завоевателей. «Их самое большое преступление состояло в том, что они владели землей, а потому против них велась война на уничтожение, пока, наконец, их жалкие остатки были вынуждены бороться за само существование в нескольких малодоступных горных массивах или в пустыне Калахари». Племя за племенем шло на бушменов. С каждым наступлением атаки были все яростнее, враги становились все мощнее и изобретательнее. После шести волн нашествий на сцену вышли голландцы, которые безжалостно расправились с бушменами. До недавнего времени кафиры (банту) убивали бушменов, не делая различия по полу и возрасту, где бы и когда бы они их ни находили. О результате всех этих посягательств можно догадаться из утверждения Голуба, сделанного в 1881 году, о том, что за 100 лет численность бушменов уменьшилась до 2 процентов от их первоначального числа.

До недавнего времени вожди бавенда (венда) на юго-западе Африки «регулировали свои политические разногласия посредством войны, внезапных нападений на врагов ночью или рано утром, грабя, насилуя и убивая». За последние два века государство бавенда было ареной непрерывных войн, как междоусобных, так и с внешними врагами. На территорию этой страны вторгались зулусы, бапеди и другие. А если бавенда не докучали внешние враги, то они увязали в гражданской войне. Численность племени ба-мбала уменьшалась в результате войн и каннибализма. Их вытеснили со своей территории, что к югу от Уамбо, к своему нынешнему месту обитания. В то время погибли и были обращены в рабство многие люди этого племени. Когда сражались между собой, они «не давали пощады ни раненым, ни женщинам, ни детям. Каждый человек сражался за себя и делал все возможное, чтобы убить как можно больше врагов». Недавно на них совершили нападение люди ба-яка, которые стремились расширить свою территорию. Последние не смешивались с побежденным народом, они обращали их в рабство или вытесняли со своей земли.

Среди воинственных ба-гуана войны были частыми и кровопролитными, и иногда они длились по многу лет. На юго-западе Конго результатом многочисленных войн, сотрясавших эту страну, стало вытеснение слабых племен сильными, разорение территории и порабощение бесчисленного количества людей. Например, во время войны между ба-пинди и ба-дьйоке была опустошена огромная территория. Она до сих пор остается необитаемой, хотя там иногда встречаются остатки разрушенных деревень. Эта искусственная пустыня простирается от реки Квенго до реки Лоанге. И в других местах Конго последствия войны были точно такими же, к тому же остатки разбитых племен рассеялись по огромной территории, и организованная жизнь, как таковая, перестала существовать. В Нигерии война существенно замедлила рост населения. Но недавно сражения прекратились, и население вновь начало расти.

На Невольничьем Берегу в Африке (современное побережье Гвинейского залива государств Того, Бенин и, частично, Нигерии (в том числе район Лагоса). – Ред.) существовало милитаризованное государство Дагомея, которое наводило ужас на все соседние районы. Вступив на тропу завоеваний, дагомейцы неустанно уничтожали деревни и все их население, за исключением тех, кого предполагали обратить в рабство. Эллис говорит, что число жизней, потерянных в результате этих войн, можно оценить на основе заявления Далцела, что на стенах дворца царя Дагомеи Трюдо (Трудо) было выставлено 30 тысяч черепов, в основном из племени андрас. Цари Бенина (Западная Африка) вели продолжительные войны против своих соседей. Они разорили страну и принесли в жертву бесчисленное количество военнопленных.

Первобытные войны в Индии велись с крайней жестокостью. Нага, люди, которые, «судя по всему, не имели ни малейшего представления о ценности жизни», а также родственные им племена Манипура и Восточного Ассама совершали кровавые рейды, которые оставляли свой ужасный след. Коренное население находилось в постоянном страхе перед возможными нападениями, а их деревни были настоящими укреплениями. Войны были столь частыми и жестокими, что каждая деревня на вершине горы должна была содержать себя сама. Потери, понесенные в этих войнах, можно определить по числу черепов, украшавших дома завоевателей. Иногда их число переваливало за сотню. До последнего времени племена гор Чин (запад Мьянмы. – Ред.) постоянно подвергали набегам жителей равнин. Они почти уничтожили приграничные племена Ава. Точно так же коренные жители Суматры постоянно страдали от нападений малайцев, которые убивали мужчин и брали в плен женщин и детей.

Межплеменные войны на острове Борнео (Калимантан) практически полностью разорили остров. Кайаны стерли с лица земли более мелкие соседние племена и обращали в рабство слабейших. Они разорили множество сельскохозяйственных районов. «Нет сомнения, что доминирующие и агрессивные приморские даяки – это безжалостные убийцы племен, которые, будучи от природы слабейшими, уже находятся на грани полного уничтожения».

В некоторых районах Новой Гвинеи в результате войн население, особенно его мужская часть, резко сократилось. Есть деревни, где две трети жителей – женщины. Набеги племен тугери разорили целые районы, уничтожили целые племена и вынудили другие племена покинуть места своего обитания и стать кочевниками. Такие же набеги племен, говорящих на языке бинандере, также практически уничтожили много племен. Жители островов Марри в Торресовом проливе в такой же манере нападали на соседние острова и на племена, жившие на материке.

Соломоновы острова – молчаливые свидетели подобных войн. «Племя за племенем исчезали с лица земли благодаря действиям нескольких вождей». Коренное население островов Расселл было почти полностью уничтожено, но некоторые все же уцелели, бежав на остров Санта-Исабель. В междоусобных войнах коренные жители Ровианы на острове Нью-Джорджия и острове Рендова полностью уничтожили жителей прилегающих островов. Они напали на когда-то населенный остров Муруа. В результате число жителей этого острова уменьшилось с примерно пятисот до гораздо меньше ста. В 1891 году, когда командор Дэвис на корабле «Роялист» сжег и разграбил Ровиану, он увидел, что весь берег усеян черепами, столь драгоценными трофеями прошлых войн. В одной деревне на маленьком острове, который атаковали коренные жители Ровианы, они уничтожили буквально всех. То же самое творилось на всех Соломоновых островах.

В Полинезии война хоть и не прекращалась ни на миг, она не носила столь разрушительного характера. Пример жителей островов Самоа, которые засыпали колодцы своих врагов и уничтожали плантации фруктовых деревьев, является исключением. У этих людей был обычай (malo), который заключался в том, чтобы «зайти настолько далеко, чтобы убить противника даже тогда, когда он объявляет о сдаче и просит милости, увести его жену и детей, разграбить поля и жилища или просто отнять у него все, что возможно». Эта практика зачастую вела к восстаниям. Известно, что целые племена вынуждены были покинуть свои родные места, чтобы избежать убийств и грабежа. В 1848 году все население западной части острова Уполу (острова Самоа) ушло на восточную часть острова.

У племен айну (Япония) в чести были ночные набеги, во время которых мужчин убивали во сне, причем такие набеги практиковали целые поселения, нападая друг на друга. Эти войны вместе с войнами на уничтожение, которые вели против айну японцы, постепенно привели к катастрофическому уменьшению численности этих племен. Межплеменные конфликты среди коренных жителей Тасмании в значительной степени способствовали уменьшению численности населения и так ослабили их, что они стали легкой добычей для белых людей. Говорят, что «их ссоры никогда не заканчивались, за исключением смерти врага: как бы там ни было, междоусобные войны были не столь хладнокровными и жестокими, как их войны с белыми поселенцами». В последнем случае они прибегали к средствам, которыми никогда не пользовались в войнах, которые тасманийцы вели между собой. Они уничтожали стада белых поселенцев, сжигали отдельно стоящие дома, убивали всех без исключения жителей. Не довольствуясь лишь этим, они пытали своих жертв. Они также кастрировали их; а женщины-тасманийки, вооруженные острыми камнями, нападали даже на раненых белых людей в слепой жажде мщения. Как хорошо известно, жители Тасмании были практически истреблены белыми. Сегодня нет в живых ни одного представителя этой расы.

Исключением в отсутствие настоящих военных действий в Австралии является случай, рассказанный Кридом в 1878 году о ялдаиганах, которые почти уничтожили гуданов на полуострове Кейп-Йорк. Война, которую вели маори в Новой Зеландии, была дикостью во всех смыслах этого слова. Сельскохозяйственные районы были опустошены, сотни врагов взяты в плен и позже съедены. Потери были столь велики, что обычай «заставлять мальчиков расти» сохранялся именно для того, чтобы их компенсировать. «Торжественно представители обоих полов предавались делу продолжения рода» – чтобы в отдаленном будущем иметь большую армию воинов и вести войну.

Самые серьезные войны на северо-востоке Африки – это те, которые ведутся ради наживы. У жителей Сомали преобладают именно такие войны, в то время как на другом конце континента на пути следования караванов обитают племена, которые считают эти караваны своей законной добычей. Таким племенем также является племя тангале, которое живет у рек Шари и Логоне (близ озера Чад), неподалеку от главных караванных путей, и совершает набеги из своих укрепленных селений на караваны, идущие этими путями. Люди племени ялунка, как и другие племена Западной Африки, обосновались вдоль главного пути в глубь континента, где и нападали на проходящие караваны и торговцев. Благодаря этому они разбогатели и приобрели значительную власть. На расстоянии до 200 миль (321,8 км) от восточного побережья Африки живут многочисленные племена, которые либо недостаточно далеко ушли от побережья, чтобы спокойно заниматься своим трудом, либо недостаточно близко живут от берега, чтобы мирно торговать. Поэтому они находятся в постоянном состоянии вооруженного сопротивления всем и вся и в большинстве случаев достаточно сильны, чтобы требовать дань с проходящих торговых караванов.

Масаи (в мирной жизни – пастухи) Восточной Африки нападают на караваны арабов и суахили и грабят их. Этот дикий народ – «истинные воины и разбойники», которые «не знают законов, кроме законов разбойных нападений». Их главная цель – грабеж. Подобно племени сук и другим, у них есть особые правила дележа добычи, чтобы регулировать неизбежно возникающие споры и конфликты. Дальше к югу по восточному побережью живут ангони, которые испокон веков грабят своих соседей. Вокруг озера Ньяса обитают и другие племена. По всей Юго-Восточной Африке совершают свои набеги зулусы.

Жажда наживы издавна была основной причиной войн у племен, живших вдоль западного побережья Африки. Ангольские племена сражались по любому поводу ради того, чтобы получить добычу, в то время как кочевые племена мародеров постоянно беспокоили жителей всего района. Такие разбойничьи набеги были распространены среди бавенда. Грабеж был распространенной причиной войны среди багешу, ба-яка (ба-йака), ба-гуана и бамбала. Жизнь последних крутилась вокруг системы некоего суда, который решал все вопросы, касающиеся присвоения собственности, между отдельными лицами или соседними племенами. Все жители собирались, вооруженные соответствующим образом, и начиналось обсуждение проблемы: церемония начиналась с обвинения в краже. Обвиняемый может признаться, что украл некую вещь, но разве предки обвинителя никогда ничего не крали? Если обвиняемый не отрицал своего преступления, то он, в свою очередь, заявлял, что дядя первого украл что-то у зятя его дедушки. И такие взаимные обвинения продолжались, пока не побеждал тот, кто мог выдвинуть больше обвинений против своего оппонента. Если проигравший не выплачивал компенсации, начиналась война. Кража являлась столь частым поводом для войны, что даже возник следующий обычай: «Если украдена коза из соседней деревни, то куски ее туши посылают в деревню, родственную деревне вора; идея состоит в том, что если начнется война, то союзники подвергаются риску быть убитыми, а потому справедливо, чтобы они получили часть добычи».

Племена реки Конго нападают на поселения друг друга, уносят с собой все движимое имущество и поджигают дома. Войны коренных жителей Того нацелены только на получение добычи. В соседнем государстве Дагомея главной целью каждой военной кампании является захват трофеев. Постоянная армия отбивает атаки врага, а «бойцы» нерегулярной армии грабят и разоряют все на своем пути, забирая столько трофеев, сколько могут унести. Дагомейцев можно сравнить только с крупным объединением бандитов, которые периодически, обычно в марте и апреле, совершают набеги на соседние племена и возвращаются, нагруженные добычей. Точно так же и цари Бенина вели свои беспрестанные войны с соседними селениями и племенами – исключительно ради наживы. Стремление к грабежам было частой причиной войн среди коренных племен окраин Индии. Ангами и другие племена нага «имели особое пристрастие к внезапным жестоким нападениям ради наживы». Грабительские рейды были основой жизни племени бхилов (западная часть Центральной Индии, антропологически близки к веддам (т. е. это доарийское население Индии). – Ред.), а рейды и контррейды занимали такую часть существования племени юсуфзаи (пуштуны (афганцы), живущие на севере Пакистана), что каждая деревня была постоянно настороже. Ради наживы свати, жившие в том же районе (у р. Сват – перевод этому индоевропейскому слову не нужен. – Ред.), часто нападали на англичан. Эти рейды регулярно предпринимались коренными жителями гор Чин (запад Мьянмы (Бирмы), и то же самое можно сказать и о бирманцах.

Люди племени татана (Новая Гвинея) жили за счет грабежей. Вдоль побережья залива Гелвинк (ныне Чендравасих. – Ред.) было широко распространено пиратство. На западе тугери всегда находились на тропе войны, чтобы заполучить добычу. Одно племя грабило другое, и это было частой причиной войн на острове Борнео (Калимантан). Жители Соломоновых островов известны своей склонностью к воровству; грабеж – основной мотив всех экспедиций. Жители островов Марри в Торресовом проливе часто совершали набеги на соседние острова с той же самой целью. В Австралии, наоборот, войны не велись ради наживы, поскольку у аборигенов-австралийцев не было ничего, что могло бы возбудить зависть других.

В Новом Свете племена острова Ситка (о. Баранова. – Ред.) и крайнего севера Америки постоянно вели войны именно с этой целью. Тлинкиты Аляски считали войну своим основным занятием и занимались этим также и ради наживы. Индейцы симилкамин (Британская Колумбия), напротив, являются исключением; это миролюбивый народ, и «у них нет имущества, ради которого следовало бы воевать». А у племен салишей (сэлишей) все обстояло по-другому. Одно из этих племен, сикиатль, не хранило запасы на зиму в своих жилищах, но «прятало» их в лесу. У них никогда не было под рукой больших запасов пищи, потому что их соседи-разбойники, юкелтас, «совершали периодические набеги на их селения и уносили все, что только могли унести с собой». Говоря о коренных жителях Южной Калифорнии, Банкрофт пишет: «Война всего лишь предлог для грабежа». Кремони говорит, что все земные блага апачей – это результат их войн и разбойничьих набегов; они в основном вели войну ради наживы и постоянно нападали на трудолюбивых пима.

Отличительным примером разбойничьих племен являлось племя мбайаса (Южная Америка). Они утверждали, что их бог повелел им жить войной и грабежами. Грабежи были нормой жизни арауканов, которые всегда находились в состоянии войны с соседними селениями, совершая на них регулярные нападения. Ботокудо также снаряжали «экспедиции, чтобы грабить деревни своих соседей»; в то время как сапарос начинали войну по любому поводу, лишь бы у них была возможность захватить добычу.

У сомалийцев и афаров в Северо-Восточной Африке кровная месть является древним общественным институтом. Она обязательна для каждого члена племени, хотя все племя может взять на себя обязанность мщения, если сам пострадавший убит. Сомалийцы не успокоятся, пока не отомстят по законам кровной мести, и в своей ярости они могут убить совершенно невиновных людей противной стороны. Кровная месть существует у обоих этих племен в самых крайних формах, и она действует, даже когда смертельный удар наносится в интересах самообороны. Законы и ожесточенность кровной мести усилились у хамитов после их обращения в ислам, поскольку после этого они не смягчают ее даже в отношении иностранцев.

На востоке Центральной Африки преступления, касающиеся отдельного человека, считаются частным делом. Если убийца пойман и его вина доказана, преступника отдают в руки родственников погибшего, которые имеют право делать с ним все, что захотят. Племя нилотов с Кавирондо приводит в исполнение кровную месть даже в отношении злых духов, которые якобы вызвали смерть человека. Во время похорон начинается бой с этими невидимыми врагами, это делают воины, которые наступают и отступают, прикрывая лица огромными щитами. У банту с Кавирондо война принимает форму корсиканской вендетты. Поскольку одна смерть становится причиной другой, каждое новое убийство влечет за собой целую череду преступлений. Кровная вражда передается из поколения в поколение. «Если убит человек, сыновья погибшего пытаются выследить убийцу, а если им это не удается, то это должны сделать уже их сыновья». Во время кровной вражды человек не имеет права есть за одним столом с человеком, с которым враждует его семья, в противном случае он умрет (будет убит) не позже, чем через сутки. Кровная месть иногда выступает как способ ответить на личные оскорбления. Если человек пострадал от собственного клана, он часто направлялся на территорию соседнего лагеря, устраивался в засаде и убивал первого встреченного им человека. Скоро становилось известно, кто совершил преступление, и племя убитого начинало войну с кланом убийцы, и тем самым он получал свою долю удовлетворения.

То же самое можно сказать о племени кикуйю (Британская Восточная Африка, ныне Кения). Убийство внутри собственного клана считается серьезным преступлением, гораздо более серьезным, чем убийство человека из чужого клана или племени. Отсюда – чувство внутригрупповой солидарности. «Раньше, если человек одного клана убивал своего соплеменника во время внутриплеменной схватки, брат или другой родственник погибшего должен был убить преступника, и эти две смерти как бы отменяли друг друга». Точно так же закон кровной мести действовал и в том случае, если смерть человека была результатом военных действий. У других племен того же региона, «если убийца спасался бегством, убивали одного человека из его клана. Это становилось началом войны между двумя кланами». Если после совершенного убийства спасался бегством член соседнего племени, то можно было (и следовало) убить его ближайшего родственника мужского пола или, если сделать этого не удавалось, любого мужчину его клана. На территории бывшей Германской Восточной Африки (нынешние Танзания (без Занзибара), Руанда и Бурунди) родственники убитого мстили за совершенное преступление, «так как это вопрос политический». Отвечать за преступление должно было все племя преступника.

Ту же самую идею групповой солидарности можно было наблюдать и у багешу, потому что «если человек убивал члена другого клана, то члены клана убитого бросались на поиски либо убийцы, либо, при невозможности его найти, мужчины его клана примерно того же возраста. Если им удавалось, они забирали сына убийцы и иногда специально ждали несколько лет, чтобы убить его, когда он достигал возраста убитого человека». Таким образом полностью реализовывалась идея «око за око». У багешу члены одного клана были связаны узами общих обязательств. Каждый должен был получить заботу и утешение в болезни, отчаянии и горе и также должен был быть отомщен.

Память ба-мбала (бамбала) «хороша, только когда дело касается оскорбления, нанесенного им самим или их предкам. При этом о совершенных преступлениях бамбала помнят и говорят и три века спустя». Что касается других племен этого района, то у них убийство считается одной из основных причин войны. У ба-яка (ба-йака) право мести принадлежит наследнику убитого, хотя в принципе убийство рассматривается как оскорбление всему племени. Кровная месть также существует у ба-янзи, и ба-квезе, причем у них «для наказания преступника поднимается все племя».

У бангала с верховьев реки Конго тоже очень хорошая память на преступления, совершенные против них. Они не делают различия между предумышленным убийством и убийством по неосторожности; поскольку человека лишили жизни, они считают, что это должно расцениваться как убийство. Семья будет мстить за любое покушение на одного из своих членов. Во время кровной вражды ведется счет всем убитым; когда число убитых с каждой стороны сравняется, счет обнуляется, но в случае, если был убит вождь, то компенсацией за его смерть являются две смерти членов племени убийцы. Уикс приводит пример, когда пострадавшая сторона желала во что бы то ни стало убить брата убийцы, но в общей схватке были убиты два брата. Если бы был убит только один брат, на этом бы вражда и закончилась, но теперь она должна была продолжаться, и теперь пришел черед изначально пострадавшей стороны бояться за жизнь своих соплеменников.

У племен банту в Западной Африке мщение является обязательным ответом за пролитую кровь. Кровный родственник погибшего не может считать свой долг выполненным, пока не будет убит один из членов семьи убийцы. Сначала отмщение направлено только на кровного родственника убийцы, затем оно переносится на всех членов его семьи, а впоследствии – на все племя в целом. «Раньше было безразлично, кто падет жертвой кровной мести, лишь бы он был из племени убийцы. Естественно, племя должно было нанести, в свою очередь, ответный удар, и так вражда продолжалась, пока с каждой стороны не погибало одинаковое число людей... другого способа разрешения конфликтов, кроме кровной мести по принципу «жизнь за жизнь», не существовало. В виде исключения (за жизнь женщины) пострадавшее племя могло принять женщину и некоторое количество нужных племени товаров».

Кровная месть также укоренилась среди племен динка (Западная Африка), и она может продолжаться в течение нескольких лет после события, давшего ей начало. То же самое верно в отношении некоторых нигерийских племен, у которых убийство является одним из основных поводов для начала войны. Дети убитого мужчины (даже если это произошло в бою) в течение многих лет будут осуществлять кровную месть. Эта практика также распространена среди племен Того; убийство практически всегда карается смертью, причем право наказания принадлежит семье убитого. Здесь полагают, что если гибель человека осталась неотомщенной, то дух убитого будет тревожить их всю оставшуюся жизнь.

Среди нага и других приграничных племен Северо-Восточной Индии кровная месть также распространена очень широко; месть за смерть родственника считается «священной обязанностью, пренебречь которой и забыть о которой никак нельзя». Этих людей с детства учат считать кровную месть одной из своих важнейших обязанностей. Убийство нельзя простить, и если мужчины семьи не способны совершить священную месть (или мужчин в семье просто нет), то для исполнения этой священной обязанности можно нанять третьих лиц. «По законам веры пролитую кровь можно смыть только кровью убийцы или одного из его родственников, и, хотя с момента убийства может пройти много лет, рано или поздно месть свершится. Кровная месть у племен нага (как и корсиканская вендетта) передается из поколения в поколения. Это вечное наследство, требующее в своей безжалостности убийства даже беспомощных стариков, женщин и невинных девушек и детей, пока, как это часто случается, пустяковая ссора из-за клочка земли или источника воды, раздутая кланами, не перерастет в гражданскую войну, которая опустошит и разорит целые земли». Кровная месть существует не только между племенами или деревнями, но и между кланами внутри одной деревни. Действительно, вражда между деревнями гораздо ожесточеннее, чем вражда между группами внутри одной деревни. Часто бывает так, что деревня поделена на несколько враждующих групп: один клан находится в состоянии смертельной вражды с другими кланами, а третий клан придерживается политического нейтралитета, поддерживая дружественные отношения и с теми и с другими. В связи с этим совместные действия всех кланов деревни просто невозможны. Именно благодаря этому племена постепенно оказываются разделенными на небольшие изолированные группы, живущие на вершинах холмов и всегда готовые к войне.

У нага обязательства кровной мести выходят за рамки убийства непосредственных, видимых врагов и распространяются на врагов невидимых. Нага приходят на обряд погребения с оружием и начинают следующую песню: «Какое божество забрало нашего друга? Кто ты? Покажись. Если бы мы знали, что вы идете на нас, мы бы пощадили вас». Затем они сотрясают своими пиками, обращаясь к небесам, бросая вызов злому духу, который, как они предполагают, стал причиной смерти их друга. Однако практика кровной мести иногда идет на пользу миру: когда каждая ссора влечет за собой столь серьезные последствия, как кровная вражда между всеми родственниками с каждой стороны, коренные жители уже не столь охотно начинают подобные ссоры.

Но это в основном справедливо в отношении внутриплеменной вражды.

По той же самой причине каупуи из Манипура, как говорят, живут в мире и счастье, потому что «неизбежность отмщения делает такую кровную вражду внутри одной деревни крайне редким явлением. Но вот о кровной вражде между двумя деревнями никто никогда не забывает. Кланы племени куки-чин имеют такие же погребальные обряды, как и нага. Как только человек испускает последний вздох, «все присутствующие хватаются за оружие и наносят удары по полу, стенам и остальным предметам в доме, крича при этом: «Вы убили его! Где бы вы ни были, мы изрежем вас на кусочки».

Кровная месть также очень распространена в горах Гаро в Бенгалии (ныне штат Индии Мегхалая. – Ред.). Кланы вымещают свое стремление отомстить на женщинах и детях. Коренные жители гор Гаро имеют огромное число примеров кровной вражды, которая уходит своими корнями в далекое прошлое и которая передается из поколения в поколение. Раз начавшись, вражда тянет за собой целую цепь кровавых событий: пролитая кровь всегда требует отмщения. «Вражда не только делает необходимым пролитие крови потомков изначальных противников, она вовлекает в этот порочный круг целые деревни, а потому кровь невинных проливается столь же легко, сколь и кровь виновных. Ни один человек не мог чувствовать себя в полной безопасности: женщины работали на полях под охраной мужчин; никто не знал, когда к их деревне тайными тропами подойдут враги; а собственные пикеты охраняли подходы к деревне и днем и ночью». И снова мы наблюдаем разницу между отношением к членам собственной группы и членам других групп. Убийство запрещено внутри племени, и такое редко происходит (если все жители деревни трезвы).

В Индии брагуи (ныне в Пакистане, это реликт древнего доарийского населения, язык их причисляется к дравидийским. – Ред.) представляют собой конфедерацию, объединенную общей землей и обшей кровной местью. Если происходит убийство внутри одной семьи, то речь о кровной мести даже не идет, поскольку никто не будет поддерживать убийцу и помогать ему. Но если член одной семейной группы пал от руки члена другой семейной группы, родственники погибшего сразу же берут на себя обязательство отомстить кровью за кровь убитого. К каждой группе, как правило, присоединяются другие группы, и так продолжается до тех пор, пока все племя не оказывается вовлеченным в кровную вражду. Более того, если убитый и убийца принадлежат к разным племенам, к кровной вражде могут присоединиться оба племени, к каждому из которых опять-таки могут присоединиться другие племена, и так из маленькой искры разгорается настоящий пожар войны. К тому же вражда не заканчивается, пока стороны не соглашаются, что формула «кровь за кровь, смерть за смерть» выполнена до конца и пострадавшая сторона получила удовлетворившую их компенсацию за понесенные потери. Это касается не только брагуи, но и белуджей и афганцев.

Совместная ответственность и кровная месть преобладают также и в Малайзии. Малайцы не знают другого наказания, кроме личной мести. На острове Борнео (Калимантан) месть часто ведет к войне, поскольку убийство или какая-то давняя кровная вражда являются для этого достаточным поводом. У веддов (веддахов) на острове Цейлон (Шри-Ланка) каждый берет дело наказания в свои собственные руки и при этом знает единственную форму наказания – смерть. Точно так же правосудие осуществляется у совершенно не воинственных андаманцев (Андаманские острова). «В случае если человек убьет своего противника, то ничего не надо предпринимать в его отношении и ничего не надо говорить, однако друг или родственник убитого имеют право отомстить за убитого. Но в большинстве случаев убийце удается навести такой ужас на всю общину, что никто не осмеливается бросить ему вызов или хотя бы осудить его поведение, когда он может услышать сказанное».

Правосудие также является личным делом каждого в Новой Гвинее, и обычная форма такого правосудия – кровная месть. Мотивов для этого может быть два: религия, поскольку месть считается моральным долгом; и семейные узы, поскольку именно привязанность родственников друг к другу заставляет их совершать акт мщения за нанесенное оскорбление. Вендетта может длиться многие годы и стать причиной целого моря пролитой крови.

У племен Торресова пролива «все преступления считаются исключительно личным делом, и наказание за каждое преступление осуществляется только в индивидуальном порядке». Однако, если кровная вражда вспыхивала между отдельными кланами, такая частная месть могла привести к большой, всеобщей войне. Это был самый ожесточенный тип войны: пощады не давалось никому – слабейшая сторона лишалась всех своих богатств, а женщин проигравшей стороны просто убивали. Точно так же в результате кровной мести начинались войны на островах Новые Гебриды. Если месть не осуществлялась в течение жизни пострадавшей стороны, она передавалась по наследству. Все мужчины из клана убийцы считались ответственными за его поступок. Этот принцип распространялся даже на прибывших на острова европейцев, которые отвечали за убийства, совершенные их предшественниками. На островах Нью-Джорджия не существует никакого другого закона, кроме закона мести, а наказание за любое преступление – чисто личное дело.

Кровная месть в Полинезии широко распространена и является основной причиной войн. На островах Самоа любой член семьи, клана или племени убийцы имел такие же шансы пасть жертвой мщения, как и сам убийца. Самым серьезным преступлением было убийство вождя, и оно немедленно вело к войне. В Новой Зеландии маори считали, что «убийство должно быть отомщено любым членом племени, пока пострадавшие не будут удовлетворены». Они знали только один закон – «кровь за кровь», и было абсолютно все равно, чья именно кровь прольется – главное, чтобы он был членом племени убийцы. «Оскорбление, нанесенное одному члену племени, считалось нанесенным всему племени». Когда речь шла о мести, маори были особенно жестоки и не прощали ни малейшей обиды. «Жажда мщения передавалась по наследству, от отца к сыну. Последний не мог считать свои обязанности выполненными, пока он не исполнил волю отца или деда». Умирая, вождь обычно напоминал своим людям о мести, которую необходимо совершить, и затем назначал конкретного человека, который должен был посвятить жизнь выполнению этой задачи. На эти посмертные распоряжения смотрели как на священную заповедь. Отмщение могло быть совершено только путем кровопролития.

Внутри племени нарушившие закон маори сами должны были отвечать за свои поступки, поэтому обычно в этом племени царил мир. Это резко контрастировало с межгрупповыми отношениями, когда за преступление одного человека мог ответить (то есть мог быть убит) любой член племени, причем месть совершалась быстро и была неизбежной. В результате развивались взаимное недоверие и страх, поскольку «ни одно племя не могло сказать, когда разразится буря войны, причем она могла быть начата даже теми, с кем они жили в мире». Иногда кровная месть использовалась как инструмент воздействия на члена своего собственного племени, при этом другому племени давался повод напасть на него. Маори называли этот способ «подставить собственных людей». Согласно Треджеру, работал этот метод примерно следующим образом: вождь чувствует себя оскорбленным или обиженным речью или поступком своего родственника, занимающего более высокое положение по рождению или по иерархии. Будучи не в состоянии напасть на своего могущественного соперника, он убивает члена сильного соседнего племени, зная, что его родственник должен будет поддержать его в этом конфликте, и если не будет разбит, то уж точно понесет серьезные потери.

Коренные жители Австралии не знают других отношений, кроме кровных; они не знают другой формы наказания, кроме кровной мести по принципу «кровь за кровь». Каждое племя связано общей ответственностью: во-первых, ответственностью каждого члена племени за преступления, совершенные его соплеменниками по отношению к другому племени; а во-вторых, обязанностью отомстить за все преступления, совершенные против его собственного племени. Таким образом, идея кровной мести укоренена в сознании каждого члена племени или клана, и все убийства должны быть отомщены. Месть – это священная обязанность, которой не могут помешать даже дружеские отношения. «Человек (мужчина) считал своей священной обязанностью убить своего самого близкого друга, чтобы отомстить за смерть своего брата, и он делал это без малейшего колебания. Но если речь не идет о мести за гибель брата, то он оставляет право мести за родственниками убитого». Также делается различие между преступлениями, совершенными внутри группы, и теми, которые совершены членом одного племени по отношению к члену другого племени. В первом случае преступление считается гораздо более тяжелым. Тем не менее они, хотя и запрещены, наказываются менее сурово, чем межгрупповые убийства. Действие закона кровной мести действует внутри одного племени, так сказать, в усеченном виде, чтобы избежать внутренних усобиц, и заменяется испытанием поединком. Однако в межгрупповых отношениях за смерть соплеменника требуют смерть виновного или одного из его родственников, в результате чего начинается ожесточенная борьба между племенами. Это было самой распространенной и постоянной причиной войны в Австралии.

Эта ситуация усугубляется тем, что коренные жители Австралии не имеют понятия о естественной смерти и верят, что в случае смерти человека (от болезни или другой причины) такой исход является результатом колдовства. Следовательно, за эту смерть надо отомстить колдуну (скорее всего, члену другого племени), и эта уверенность становится поводом к войне. Когда кто-то умирает даже от старости, сразу призывают знахаря, чтобы тот определил злокозненного колдуна. Как только такового вычисляют, в деревню или племя предполагаемого колдуна направляется вооруженный отряд молодых воинов. Там они лежат в засаде, ожидая возможности убить виновного или кого-то из членов его семьи. Самих мстителей в ходе ответного удара обычно убивают, и начинается вражда (иногда переходящая в войну на уничтожение). Такая вражда обычно длится в течение нескольких поколений, хотя иногда она может быть не особенно кровопролитной. В нее могут быть вовлечены очень многие племена. Говитт, например, упоминает об одной такой вражде, которая началась вскоре после заселения Гипсленда (Виктория, к востоку от Мельбурна), и в ней участвовали не только все племена этого района, но она распространилась и на другие районы.

У якутов в России «пролитая кровь человека требовала отмщения. Дети убитого мстили детям убийцы до девятого поколения». Закон кровной мести способствовал развитию групповой солидарности, члены одного клана, ревностно относящиеся к сохранению его чести, жили вместе в мире и сотрудничестве. Их отношение к другим кланам было совершенно другим, и законы кровной мести часто способствовали возникновению войны. На Камчатке война также часто была результатом действия этих законов. В случае если убийство касалось членов других кланов, родственники жертвы отправлялись в клан убийцы и требовали, чтобы им был выдан виновный. Когда им выдавали виновного, они забивали его камнями. Если им отказывали, начиналась война на уничтожение.

Мирные гренландцы, которые не знают, что такое война, тем не менее знакомы с кровопролитием, поскольку им известны законы кровной мести (и они действуют). Обычной причиной кровной мести является убийство. «Нападение обычно происходит на море, убийца наносит удар жертве сзади гарпуном либо хватает его каяк и проделывает в нем дырку... Все это не имеет никакого отношения к общине, но касается только ближайших родственников убитого, которые и будут мстить за него, если имеют такую возможность. Таким образом, мы видим, что даже у этого мирного народа имеется что-то похожее на кровную вражду, хотя она имеет несколько иную форму, а обязанность мщения, как правило, не передается по наследству». У других групп эскимосов кровная месть имеет более развитую форму и влечет за собой гораздо более серьезные последствия. У центральных эскимосов (север Канады) «нередко человек (мужчина), оскорбленный соплеменником, отвечает на оскорбление убийством обидчика». В этом случае правом и обязанностью ближайшего родственника жертвы является убийство убийцы». В случае если это не может быть сделано, вместо него убивают одного из его родственников. Начавшаяся таким образом вражда может длиться долгое время и даже передаваться по наследству следующим поколениям. Точно так же у эскимосов Гудзонова залива «в случае предумышленного убийства обязанностью ближайшего родственника является месть за погибшего, хотя могут пройти годы, в течение которых убийца спокойно продолжает жить и заниматься своими привычными делами, прежде чем у родственников убитого появится возможность застать его врасплох». У эскимосов Берингова пролива «кровная месть является священным долгом, и очень часто из-за существующей кровной вражды мужчины не осмеливаются посещать определенные селения в результате того, что когда-то люди их племени убили человека, чьи родственники живут в тех местах». Обычно право кровной мести принадлежит ближайшему родственнику (мужчине) убитого. Мальчики ждут момента, когда они станут взрослыми, прежде чем смогут отомстить за смерть отца. «Человек, убивший другого, постоянно живет в напряжении, и постепенно его глаза приобретают специфическое выражение тревожного ожидания, которое эскимосы научились мгновенно распознавать». Когда родственники и друзья с обеих сторон начнут ссору, чтобы вовлечь в нее свои племена целиком, кровная вражда перерастает в войну. На Аляске бывали случаи, когда в кровную вражду были вовлечены и эскимосы и индейцы.

У аборигенов Америки кровная месть была распространена повсеместно, и именно она лежала в основе почти всех войн между индейцами. Это была обычная причина войны на Алеутских островах, где «кровь, единственное искупление оскорбления, должна быть смыта только кровью, а потому череда смертей могла быть бесконечной».

У тлинкитов кровная месть была одной из самых распространенных причин войн, в то время как на острове Баранова (Ситка, как называет его автор. Здесь находится городок Ситка – бывший русский Ново-Архангельск. – Ред.) и прилегающем районе войны представляли собой «одну бесконечную череду убийств», совершаемых для удовлетворения чувства мести, причем не делалось различия между самим убийцей и членами его племени. Кровная месть была основной причиной бесконечной войны у племен индейцев нутка, причем конфликты могли передаваться из поколения в поколение. Кровная месть увеличивала потери в войне, потому что, по местным понятиям, о потерях в войне можно было забыть, только если враждующие племена потеряли в сражении одинаковое количество людей. У хайда (гайда) и индейских племен бассейна реки Колумбия, живших в глубине материка, родственники и соплеменники должны были отомстить за убийство, а месть могла привести к войне. То же самое верно в отношении населения центральной и южной Калифорнии и индейцев омаха, хотя иногда семья или племя погибшего получали за гибель родственника некую компенсацию. Однако команчи «могут простить любое преступление, кроме убийства, за которое можно было отплатить только пролитой кровью. У этих людей взаимоотношениями между племенами и отдельными людьми руководит грубая сила, или право сильнейшего. Индейцы, жившие в нижнем течении Миссисипи, также очень мстительны, и «нет никого, кто не отомстил бы за смерть своих родственников, погибших в войне».

Арауканы (самоназвание – мапуче) понимают только закон ответного удара. Внезапное нападение является результатом убийства убийцы, принадлежащего к другому клану или племени. Месть – источник бесконечных межплеменных войн. Военные действия среди коренных жителей Патагонии обычно возникают в результате развития вендетты между кланами и племенами. Кровная месть также является источником войн между коренными жителями Бразилии. У ботокудо, например, очевидна связь между личной местью и общей войной. «Если убийство совершается внутри племени, то, конечно, месть осуществляется между двумя конкретными семьями; но если убийца принадлежит к другому клану или племени, то такое убийство считается общественно значимым правонарушением. Пострадавшая община собирает совет, и чаще всего члены совета высказываются в пользу войны (если, конечно, осмеливаются); затем к противной стороне высылается военный отряд, в который входят родственники убитого человека, причем их тела раскрашены в цвета войны, чтобы обозначить цель миссии. И отряд сразу же бросался в бой. У соседних племен война обычно начиналась с какой-то ссоры или посягательства на чужую собственность, после чего следует убийство человека с одной или с другой стороны – и месть с гибелью убийцы (или кого-либо еще), которая перерастает в кровную вражду, вот-вот готовую разгореться в войну между племенами».

Сомалийцы (север Восточной Африки) используют перья страуса как личное украшение, чтобы выделить человека, который убил своего оппонента либо в открытом бою, либо предательским ударом. У относящегося к банту племени вагого (Восточная Африка, Танзания) «человек, который убил одного или более из своих врагов (в битве и т. д.), получает в награду козла, и победитель обводит правый глаз красным кругом, а левый глаз – черным; он также раскрашивает наконечник копья красным цветом, а середину копья – черным. Во время танца он держит копье в руке, чтобы оно было молчаливым свидетелем храбрости». Масаи, зулусы и родственные им племена украшают себя перьями, чтобы произвести на врага устрашающее впечатление. Военный наряд племен Ньясаленда (современный Малави. – Ред.) также состоит из перьев и шкур. «Мужчины, известные своей храбростью, носят на груди амулеты в виде рога». Воины баганда раскрашивали одну половину лица и груди в красный цвет, а вторую – в черный цвет; нос же они красили в белый цвет. Главным отличием воина были специальные украшения. Мужчина, убивший в бою одного врага, носит на голове венок из трав. «Если воин убил в боях десять человек, то он преподносит в дар отцу корову и древко копья, вынутого из тела одного из поверженных врагов; отец убивает корову и устраивает в честь сына пир; во время пира сжигают древко, чтобы показать присутствующим, сколько врагов убил его сын». Такое признание военной доблести тешило самолюбие воина и вдохновляло его на новые подвиги. Племя ба-яка (ба-йака) позволяло мужчине, который убил врага, носить железный браслет. Баганда во время войны зачерняли лицо смесью жира и сажи и мелом, а белой смолой обводили круги вокруг глаз. Делалось это, чтобы «замаскировать себя от врагов», но это объяснение кажется маловероятным.

У нага (Индия) «выдающиеся воины, убившие много врагов, носили на шлеме сбоку пучок из волос своих жертв, постепенно эти пучки волос образовывали ореол вокруг лица». Иногда они украшали щит кусками медвежьей шкуры, олицетворявшими головы людей, убитых в бою, что должно было наводить ужас на врагов. «Все личные украшения нага имеют оборонительное предназначение, как наши старые военные эполеты и другие знаки отличия, и должны отражать удар копья, в то время как длинные волосы, развевающиеся при каждом движении воина, отвлекают внимание врага, нацелившего копье ему в грудь».

Военные украшения ангами имеют свою градацию: после того как мужчина стал воином и добыл свои первые головы, он получает право украсить свой килт (юбку) тремя рядами раковин каури, а выдающийся воин имеет право уже на четыре ряда таких украшений. В случае если воин проявляет необыкновенную храбрость, то он получает право носить на голове сменные перья птицы-носорога. У ренгмахов отличительной чертой является хвост, который из всех племен нага носят только они. Этот хвост сделан из дерева, украшен пучками волос и другими предметами, пристегнут к спине и закреплен на плечах. «Хвост используется в бою, чтобы обозначить вызов; они поворачиваются хвостом к врагу и, прыгая поочередно на одной ноге, заставляют хвост вызывающе болтаться. «Крутить хвостом» для нас означает прямо противоположное тому, что это означает для них».

Кеньяхи на острове Борнео (Калимантан) делают военную одежду из шкуры тигра, но «такие накидки могут носить только те, кто вступил на тропу войны». У них также есть несколько тигровых шкур, которые могут трогать только выдающиеся воины, а обладать такой шкурой может только великий воин. Даяки обычно отправляются на бой в лучших одеждах и украшениях. Гомес однажды спросил одного из даяков, почему они так делают, ведь, на его взгляд, все эти шикарные вещи сковывают свободу движений. Ответ был таков: если они хорошо одеты, значит, воины не рабы, но свободные люди, занимающие в обществе определенное положение.

Война в Новой Гвинее – хороший повод принарядиться. Перед битвой тело раскрашивают в желтый и красный цвета и прикрепляют к телу ракушки. В другие времена тело папуасов вообще ничем не прикрыто. Особое и примечательное украшение, которое есть у всех племен, – это kepore, состоящее из части черепахового панциря, украшенной зубами свиньи и разновидностью мимозы. Это украшение носят на груди, оно же является и заговоренным амулетом; во время боя его держат в зубах; это украшение должно наводить ужас на противника и помочь владельцу победить врага. Алфуры также украшают себя перед битвой, а число перьев у воина означает число убитых им врагов. Считается великой честью иметь эти знаки отличия, и, чтобы завоевать право носить их, мужчина готов на любые подвиги. У племен района мыса Худ воинам разрешено иметь двенадцать разновидностей таких украшений. Одно из таких украшений, pina, состоит из верхней части клюва птицы-носорога, и его носят на лбу; это знак особого отличия, видимо равный по своей ценности Кресту Виктории (высшая с 1856 г. боевая награда в Великобритании. – Ред.). Его могут носить только воины, победившие врага в поединке. У племени мекео также были знаки воинского отличия – kefe и iofo, – которые разрешалось носить воинам, имеющим на своем счету убитых врагов. Поэтому такие знаки были предметом особой гордости воинов. Эти знаки отличия вручались воинам на особых церемониях, которые могли длиться несколько дней, и на эти церемонии приглашались дружественные кланы и племена. «Дух преемственности и гордость от обладания такими знаками доблести заставляли их обладателей стремиться передать их своим отпрыскам, и эта передача являлась также предметом особой церемонии». Обладающие этими знаками имеют право участвовать в двух церемониях. В первой церемонии воин рассказывал о своем подвиге, а если он получил этот знак по наследству, то повествовал о подвиге своего предка. Другая церемония представляла собой военный парад, который, как говорили, был очень впечатляющим. Обладателям почетных знаков все завидовали, и они занимали особое общественное положение.

В Австралии и на островах Тихого океана основным украшением воинов было раскрашенное тело. Австралийцы перед битвой раскрашивали тело самым ужасным образом – в красный, черный и желтый цвета. Иногда они украшали себя перьями и листьями. Во-первых, ими двигало тщеславие, а во-вторых, они стремились своим видом напугать врага. Жители островов Фиджи перед битвой раскрашивали лица, а их любимые цвета – иссиня-черный и ярко-красный. Коренные жители Торресова пролива раскрашивали тело в красный цвет перед ритуальным танцем и непосредственно перед боем и сопровождали свои движения позвякиванием браслетов на руках и на ногах. Особым украшением у жителей острова Тимор являлся деревянный гребень, украшенный перьями. Воины с острова Ротума (к северу от Фиджи, сейчас в составе этого государства. – Ред.) носят накидки, украшенные цветами, и деревянный или бамбуковый шлем, украшенный перьями. Тело натирают маслом ореха hifo. Жители островов Самоа идут в бой «в своих лучших одеждах и украшениях». Они рисуют краской определенные знаки на теле (по которым их можно узнать и которые служат определенным опознавательным знаком). «В один день таким опознавательным знаком будут щеки, разрисованные черной краской; в другой день-два – это два размашистых штриха на груди; в третий – белая ракушка, подвешенная за шею на белой нитке; и т. д.».

Племена Нового Света раскрашивали и украшали себя перед боевыми действиями примерно так же, как мы уже описали. Например, тлинкиты, готовясь к войне, разрисовывали лицо и пудрили волосы блестящей красной краской. Затем они украшали головы белыми перьями орла, что являлось «знаком жесткой решительности». Коренные жители бухты Нутка (остров Ванкувер) считали, что красный цвет способен устрашить врага, а потому они раскрашивали тела именно в красный цвет. Индейцы бассейна реки Колумбия, напротив, идя на войну, покрывали все тело черным цветом. Они также надевали маски, вырезанные из дерева. Эти маски имели самый устрашающий вид, были раскрашены в яркие цвета; глаза и рот на этих масках двигались на веревочках – и все это оказывало устрашающее действие. У индейцев манданов (языковая группа сиу) накидки из шкур бизона были украшены рисунками, изображавшими сцены из реальных событий и сражений. Их прически, которые теперь называются «пилотками», были сделаны из пуха и перьев орла. Иногда вождю или выдающемуся воину разрешалось надевать на голову рога, что придавало ему странный и величественный вид. Некоторые восточные племена перед тем, как выйти на тропу войны, раскрашивали лица разными цветами. В Аризоне индейцы раскрашивали лица несколькими цветами. Изначально число полос, сделанных ярко-красной краской, символизировало число ран, полученных воином. Индейцы Юкатана (Мексика) больше всего любили черный цвет. Арауканы Чили разрисовывали лица так, чтобы навести ужас на своих врагов.

Коренные жители Северо-Восточной Африки гордятся ранами, полученными на войне, и захваченными трофеями. Они проявляют крайнюю жестокость по отношению к своим противникам, даже сдирают кожу со спины и отрубают руки еще живым врагам. Когда воин из племени данакиль одержит победу над своим противником, он должен издать громкий крик: «Я убил врага!» Первым делом победитель должен получить некий трофей. У сомалийцев, галла (оромо) и данакиль, а также банту особо ценным трофеем считаются части тела убитого. Победитель вешает их на шею своей лошади или на стену или дверь своего дома. Людей народности галла (оромо) можно видеть даже на улицах города Харэр (Эфиопия) с повязанными на лоб женскими наружными половыми органами убитых женщин вражеских племен. У одного из выдающихся воинов галла было 520 таких трофеев. Страсть оромо к таким знакам победы была столь велика, что они отрезали их у живых рабынь, лишь бы произвести впечатление на окружающих.

Расчленение мертвых у багима также включает в себя отрезание половых органов, но у мужчин. В этом случае это делается в основном чтобы навести ужас на врага, а отрезанные органы кладут рядом с трупом. Племена Южной Африки расчленяют убитых врагов по религиозным соображениям. «Некоторые племена полагают необходимым вскрыть живот убитого. Если этого не будет сделано, на них могут обрушиться всяческие несчастья. Когда начинается процесс разложения и труп раздувается от переполняющих его газов, колдун из племени убитого может навести порчу на противника при помощи газа, заключенного в телах убитых». Точно так же племя баганда расчленяет тела убитых врагов из суеверия. «Если враг очень силен и они боятся потерпеть поражение, одного или двух павших врагов «приберегают», расчленяют и варят; мясо и воду по возможности помещают туда, где находится запас еды врага; считается, что каждый, кто съест эту пищу, умрет». Когда они возвращаются домой, то, чтобы остановить зло, следующее за ними по пятам, они расчленяют одно или два тела, выкалывают глаза и раскидывают конечности по дорогам, где идут. Баконго расчленяют трупы по тем же причинам, веря, что дух убитого человека, если у него отрезана голова, будет преследовать и убивать членов семьи убийцы. Поэтому они стараются оставить тело в неприкосновенности, чтобы месть духа по ошибке не пала на них как на его семью. С другой стороны, они стремятся расчленить тело врага, чтобы уже с его семьей было покончено при помощи духа обезглавленного трупа.

В Африке трупы расчленяют, чтобы взять трофеи, и традиция эта уходит корнями чаще в тщеславие, чем в религию. Так, если батока хотел добиться благосклонности вождя, «он узнавал, когда чужак собирался уехать, и убивал его, когда тот отъезжал на значительное расстояние от города, и, когда он приносил его голову своему вождю, она считалась трофеем; различные вожди соревновались друг с другом – у кого из них больше черепов-трофеев в деревне». Ба-гуана обезглавливают поверженного врага и сохраняют его череп как трофей. Когда один из бангала убивает в бою своего противника, «он отрезает голову и губы, которые потом тщательно высушивает на солнце, а затем втыкает в них медные гвозди и носит их как украшение с такой же гордостью, с какой обычно носят Крест Виктории – это его медаль за храбрость». У болоки – те же самые обычаи. А армия ашанти вообще не имела права вернуться домой без трофеев. Если враг убит, то у него удаляли челюсти, высушивали и коптили их; если нападение отбито, то в качестве трофеев использовались челюсти людей, принесенных в жертву перед битвой. «Челюсти, упакованные и охраняемые, перевозят в столицу на плечах военнопленных; головы многочисленных вождей, которые, возможно, пали в бою, – причем они сохранились целиком и их перевозили отдельно». Дагомейцы берут в качестве трофеев головы и часто вешают на стенах своего дома. Дух воина с детства воспитывался в мужских и женских отрядах постоянной армии Дагомеи, и «их главная цель в бою – принести как можно больше трофеев – знаков своей доблести в виде пленников, человеческих голов и челюстей».

В Кафиристане (северо-восток Афганистана и прилегающие районы Пакистана) трофеями являются уши, отрезанные у убитых; папуасы Новой Гвинеи отрезали убитым носы, а у племен Индии и островов южных морей трофеями считались головы или черепа врагов. Жажда получить как можно больше трофеев у племен Новой Гвинеи является распространенной причиной войны, поскольку победитель считается настоящим героем, и он получает значительное вознаграждение. Жители островов Фиджи расчленяли трупы врагов совершенно ужасным образом, чаще всего чтобы принести их в жертву своим богам, но, судя по всему, трофеев они не брали. Обычно во время конфликтов племен Торресова пролива один воин мог сражаться только с одним противником, а потому победа принадлежала только ему. Череп убитого врага сохранялся как доказательство успеха воина. Члены племени тад «часто совершали набеги на другой остров, чтобы их молодые воины смогли добыть свои трофеи и таким образом заслужить благосклонность женщин. Такие рейды, как правило, совершались на более слабый остров и не обязательно были направлены против племен, с которыми они враждовали». Жители островов Марри также брали голову поверженного врага в качестве трофея.

Австралийцы, которые не особенно воинственны, редко расчленяли трупы поверженных врагов, хотя иногда отрезали головы. Тасманийцы были более кровожадны; они не удовлетворялись самой победой над врагом, поскольку вслед за убийством врага всегда следовало расчленение его трупа. Кровожадные маори сохраняли головы своих врагов в качестве трофеев, обычно насаживая их на колья по периметру своих укрепленных пунктов. Иногда череп использовался как сосуд для еды или черпак в каноэ. Из костей бедра делали флейты, а из зубов – ожерелья. Маори также снимали скальпы, которыми размахивали во время танца в честь победы над врагом, да и подушки, на которых восседали вожди, также были сделаны из скальпов убитых врагов. Хотя снятие скальпов было распространенной практикой в обеих Америках, брали и другие трофеи, особенно головы. Индейцы залива Пьюджет, например, отрезали головы поверженных врагов и насаживали на шесты возле своих жилищ, чтобы продемонстрировать свою радость по поводу победы. Айдахо также брали головы в качестве трофея (вместо того чтобы снимать скальп), и, хотя снятие скальпа практиковалось в некоторых районах Калифорнии, более обычными трофеями были головы, руки или ноги. Они также вынимали и тщательно сохраняли глаза врага. Индейцы осаджи были единственными племенами равнины, которые отрезали голову вместо того, чтобы снимать скальп. Первобытные племена Мексики практиковали и то и другое. Когда воины обезглавливали убитых, они насаживали головы на шесты и парадом проходили по деревням в знак победы, а все остальное население шло и танцевало. За немногими исключениями, практика скальпирования использовалась всеми племенами Мексики и почти всеми племенами Южной Америки.

У бушменов Южной Африки крайне неразвитая система управления. У них нет определенной организации клана и племени, нет у них также никакой устойчивой общественной структуры. Иногда собрание семей назначает вождем своего самого уважаемого члена, однако реальной власти он не имеет. На этом развитие общественной системы и заканчивается, поскольку классов в этом обществе также не существует. У готтентотов в каждом краале (голландский термин, искажение португальского curral – скотный двор, загон для скота. Обозначает поселение скотоводческих племен Южной и Восточной Африки – тесно поставленные по кругу разборные хижины образуют площадь, служащую загоном для скота. – Ред.) есть свой вождь, однако часто он занимает эту должность лишь временно, а иногда – передает ее по наследству. Но в мирное время он практически никакой власти не имеет. У готтентотов нет социальной иерархии, нет аристократии, нет рабов, хотя богатство (то есть количество скота, которым обладает человек) дает им определенное влияние в обществе. У бечуанов (тсвана) вождь обладает властью, сравнимой с властью или влиянием знахаря.

Вождь является высшей властью у многих племен, и все же главы кланов и члены племени образуют нечто вроде жюри (суда присяжных), и вождь не имеет права действовать вопреки их воли. Власть вождя зависит от настроения его народа – если он их устраивает, то они ему подчиняются; если же нет, то он остается в одиночестве. «Вожди не имеют реальной власти над людьми, а поэтому люди не привыкли подчиняться ему. Обычно они занимают позиции молчаливого сопротивления: они с готовностью соглашаются со всем, что им говорят, но не выполняют приказов». В Британской Центральной Африке вожди и главы кланов могут лишь решать споры между членами племени, и за пределы этого их власть не выходит; примерно та же форма управления преобладает в Восточной Африке.

У кикуйю, вагого и других вождь является одновременно и главным жрецом. Тарака (Кения) по своей сути ближе к демократии. В каждом районе есть свой старейшина, который встречается с другими старейшинами, чтобы выслушать споры и вынести решения. Вождей, как таковых, нет, но в каждой общине есть человек, обладающий большим влиянием; обычно таких людей два – один является лидером в мирной жизни, а второй – во время войны. У акамба часто можно услышать фразу: «Он не мой отец», которая относится к вождю; эта фраза означает, что говорящий не считает своей обязанностью подчиняться его приказам. За соблюдением законов следит совет старейшин. У акамба (юг Кении) нет признанных вождей, но у них есть лидеры, которые в военное время обладают огромной властью. У кавирондо и нанди (Восточная Африка) вождь – всего лишь глава клана или части племени, которое называется по имени вождя. Каждая деревня представляет собой семью, отец которой является главой деревни. Вожди различных деревень образуют совет. Все племя находится под властью вождя, но на деле власти как таковой у него очень мало, поскольку самую главную роль в управлении играет совет. Племена сук-нанди управляются вождями-марионетками, которые не обладают реальной властью; к тому же между племенами нет никакой координации действий.

У ба-мбала (бамбала) система управления находится на элементарном уровне. Ее можно описать как «коммунизм с сильным уклоном в анархию». Единицей общества является деревенская община; во главе каждой общины стоит вождь, которого называют «тата» – (отец), который удерживает свою власть благодаря богатству (то есть у него много рабов и жен). После его смерти власть переходит к самому богатому человеку племени; системы выборов не существует. Хотя рабство у них существует, однако оно носит скорее номинальный характер, поскольку различие между рабами и свободными людьми весьма незначительно. Правосудие сводится к неким «испытаниям». Судей в этом племени нет, право отправлять правосудие принадлежит обществу в целом. У ба-гуана во главе племени также стоит вождь, чья власть передается по наследству. Есть деревни, где вождь умирал не оставив наследника, и в этом случае жители жили в условиях безвластия, но тем не менее они вполне мирно и эффективно решали все вопросы. Основная функция вождя – отправление правосудия; основная власть находится в руках совета, состоящего из всех взрослых мужчин деревни.

Коренные жители Конго поделены на кланы, племена и малые общины под номинальным управлением вождей и глав кланов. Иногда встречается и передача власти по наследству. В Бельгийском Конго (ныне Конго со столицей в Киншасе. – Ред.) власть главы клана или племени ограничена советом. Должность в основном не передается по наследству, хотя вождь может назвать одного из своих сыновей достойным этой должности. Среди простых людей деления на ранги не существует. У бангала, живущих в верхнем течении реки Конго, вождями являются главы кланов, то есть семей. Каждый глава семьи имеет власть над членами своей группы, а главы семей собираются, чтобы обсудить вопросы жизни общины и определить план действий. Поэтому главы больших семей или самые богатые люди более влиятельны. В каждой деревне имеется свое самоуправление, а отправление правосудия – это, по сути, значительный шаг вперед. Каждая деревня багешу имеет старейшину, который рассматривает мирные дела, и он рассматривает более мелкие вопросы в пределах своей общины, хотя более серьезные вопросы решаются вождем клана.

У вождей мало или практически нет никакой власти над своим народом. Фактически их власть является чисто номинальной. У пигмеев нет какой-либо устоявшейся системы управления, они всего лишь объединяются вокруг наиболее успешного охотника или воина, которого они на время считают «законотворцем». У фанг (пангве) (живущих на юге Камеруна, в Габоне и Экваториальной Гвинее. – Ред.) вождь одновременно является главой семьи или клана, и его положение практически ничем не отличается от положения всех остальных членов племени.

На побережье Нигерии главой поселения обычно является либо старейший член племени, либо тот, у кого больше добра. Нигерийские охотники за головами обычно выбирали себе вождя перед началом военных действий, однако в период мирной жизни ими «управляют» вожди, которые практически не имеют реальной власти. У асаба есть три градации вождей, причем эта градация основана на их богатстве. Плата, которую должен внести кандидат на должность вождя первого класса, такова, что вполне может разорить его. Во всех общинах дельты реки Нигер мужчина не может стать полноценным вождем, пока он не обезглавит в бою хотя бы одного противника или, если он все-таки будет избран вождем, не купит для этой же цели раба. И горе ему, если он плохо выполнит эту работу и не снимет голову с плеч жертвы мастерским ударом. <...> Бывали случаи, когда влиятельные вожди заставляли своих сыновей выполнять эту ужасную работу, когда те были еще подростками. Этих детей можно было узнать, поскольку им разрешалось носить на головном уборе длинное перо – этот знак отличия имели право носить только вожди (и это было, по сути, их единственным правом).

Народность динка (нилоты Судана) представляет собой всего лишь множество независимых племен. «Каждая деревня управляется старейшинами данной деревни, а вождь является всего лишь военным лидером во время набегов, которые они совершают». Основная функция вождя у племени галла (оромо) – это руководство военными действиями племени, и именно на этом основана его власть.

Андаманцы (на Андаманских островах, Индия) признают определенное превосходство тех членов своего племени, которые зарекомендовали себя как отличные охотники или рыбаки, но у них нет вождей, обладающих сколь бы то ни было существенной властью. Мирные ведды с острова Цейлон (Шри-Ланка) демократичны по своей природе, у них не существует деления на классы, и они не имеют постоянного правительства. Возможно, самая неразвитая форма правления среди всех аборигенов Индии имеет место у дравидийского племени тода (Южная Индия, горы Нилгири), которые по своему характеру являются очень мирной народностью и не имеют никакой военной организации. У них нет системы политического руководства. Нага, которые, напротив, находятся в состоянии постоянной войны, тем не менее также не имеют развитой формы правления. Каждая родственная группа внутри деревенской общины полностью независима и является самоуправляемым организмом. Это демократичный народ, и «каждый человек считается равным своему соседу» и «каждый человек – сам себе хозяин, и сам мстит за нанесенные ему обиды». У них есть вождь или старейшина, но его власть, как правило, временная. У племени каупуи власть вождя передается по наследству, но его влияние основано на его богатстве или на его репутации. У них также имеется совет, но полномочия этого совета ограниченны; «каждая деревня представляет собой республику в миниатюре». Кланы племени лушаи (мизо) также имеют демократичную организацию общества. Они живут маленькими родственными общинами, во главе каждой из которых стоит патриарх или глава общины. «В некоторых из этих общин постепенно приобретали влияние те члены племени, которые отличились своей храбростью на поле боя или своим искусством на охоте, постепенно они привлекали под свои знамена членов других семей и становились основателями династии вождей». В целом у племен индийского Ассама предводители кланов не имели практически никакой власти. У афганского племени афридис не было ни признанного всеми вождя племени, ни деревенской общины, которая играла решающую роль в жизни племени. «Слово каждого вождя семейного клана было законом и для него самого, и для его семьи, если только ему удавалось удержать свою власть». В Кафиристане (северо-восток Афганистана и север Пакистана. – Ред.) критерием определенного положения в обществе являлось исключительно богатство.

Среди племен полуострова Мала вождем часто является знахарь или колдун. Все племена в Селангоре (ныне штат Малайзии), Паханге (штат Малайзии) и некоторых районах штатов Негери-Сембилан имеют своих вождей или предводителей кланов, которые при этом не имеют никакого влияния. Они не в состоянии поддерживать дисциплину, и люди «живут, не связанные никакими законами или правилами». В Куала-Керае люди не «имели системы вождей и не считали отдельного человека своим предводителем».

Племя кубу (остров Суматра), которое ведет кочевой образ жизни, имеет крайне неразвитую систему управления. Правосудие осуществляется старейшинами данной родственной группы. На острове Борнео (Калимантан) вождем по совместительству является либо знахарь, либо глава семейного клана или деревни, но в любом случае он может воздействовать на своих людей только силой убеждения, которая зависит от его личных способностей. Ни один житель островов Тиморлаут (современное название – о-ва Танимбар, относящиеся к Малуккским о-вам. – Ред.) не признает власти вышестоящего человека; глава деревни, избранный общим голосованием, обладает только номинальной властью.

Население Новой Гвинеи разделено на независимые племена, во главе каждого из которых стоит номинальный вождь, но в реальности правление осуществляется советом старейшин. У папуасов человек получает превосходство над остальными членами племени благодаря своим военным талантам, мудрости, опыту и якобы имеющейся у него способности к колдовству. Однако по наследству эта власть не передается. В Британской Новой Гвинее (северо-восток острова, бывшая германская земля императора Вильгельма, ныне север государства Папуа – Новая Гвинея. – Ред.) власть вождя передается по наследству, однако реальной власти вождь не имеет. Западные племена Торресова пролива выбирают вождя, основываясь на его возрасте, способностях, богатстве и отличиях в боях, но опять-таки реальной власти вождь не имеет; люди в своих действиях руководствуются исключительно собственными желаниями. Однако во время войны вожди приобретают определенную власть, поскольку они встают во главе войска. На островах Адмиралтейства (в архипелаге Бисмарка) положение вождя определяется его военными способностями. У племен острова Новая Британия (тот же архипелаг) «отсутствует узаконенная власть». Жители Соломоновых островов также не имеют постоянного правления. «Если мужчина женат и имеет некоторое количество денег и несколько рабов, то он провозглашает себя вождем, но у него нет власти над своими рабами; они в основном поступают так, как сами того желают. Они признают одного или двух жителей деревни предводителями, но выполняют их распоряжения только в бою». На островах Нью-Джорджия вождь ведет свое племя на войну, но «единственные люди, которых он может заставить идти за собой, – это его рабы; остальные последуют за ним, если только сами захотят этого». На Новых Гебридах вождем становится тот, кто принесет на общий пир большее количество свиней. Поэтому вождями могут стать даже маленькие мальчики. В связи с этим вожди не имеют никакой реальной власти и не пользуются уважением.

У аборигенов Австралии также нет практически никакой системы управления. Во главе каждой семьи стоит ее глава, который разрешает конфликты, возникающие между членами семьи; кроме того, существует совет старейшин. Поста вождя как такового не существует, и ни один человек не имеет решающего влияния на жизнь племени. Личные качества могут давать человеку некоторое превосходство над другими (возраст, воинская доблесть и предполагаемая способность к колдовству, например), однако у аборигенов нет разделения на классы, и в целом все люди в племени равны между собой. Как и австралийские аборигены, тасманийцы жили общинами, в которых отдельные личности обладали некоторым влиянием (благодаря своим личным качествам и заслугам).

До того, как маори Новой Зеландии завоевали соседние племена, они имели простейшую форму правления. У них царила абсолютная демократия, и каждое племя занималось исключительно своими делами. Вождей в племени было двое: военный вождь, которого избирали на этот пост всем племенем; второй, верховный жрец (или Арики), передавал власть по наследству. У верховного жреца было больше власти, но только в мирное время. Система правления на острове Ниуэ (Дикарей, или Дикий) также отличалась демократичностью. Воины обладали большим влиянием, и именно они выбирали вождя, но и жрецы (священники) обладали достаточной политической властью. На атолле Боудич (теперь Факаофо, острова Токелау) вождь избирался всем племенем. На острове Ротума правление осуществляется несколькими вождями при помощи советов старейшин, а также имеются духовные вожди, которые, судя по всему, обладали большей властью.

Якуты создали общество, которое можно было назвать коммунистическим, в нем наибольшим влиянием пользовались богатые и достигшие определенного возраста люди. Руководство общиной считалось честью, но оно осуществлялось только во время войны или для отправления правосудия. Избранное правление было исключительно номинальным, а все вопросы решались советом старейшин. Мирные эскимосы вообще не имеют органа управления, которое могло бы носить гордое имя «правительство». (Теперь, с 1979 г., Гренландия – самоуправляемая заморская административная единица Дании (которая оплачивает более половины расходов местного бюджета). – Ред.) Что касается жителей Гренландии, то они должны были объединиться не столько из-за того, чтобы вместе противостоять другим племенам, сколько из-за сурового климата. Обычно эскимосы живут маленькими независимыми общинами, в которых успешный охотник или мудрый старейшина постепенно начинает занимать более высокое положение по сравнению с другими членами общины. Рабство им неизвестно, и, как правило, в общине нет социального расслоения.

У американских индейцев неразвитая регулятивная система. У тенов никогда не было вождей; знахарь был единственным человеком в племени, чей авторитет признавался всеми без исключения. У племен Британской Колумбии мерилом авторитета и престижа были возраст и богатство. Однако в целом люди могли спокойно заниматься своими делами. Вождь был скорее отцом, нежели правителем племени. Его влияние зависело от его личных качеств, и он не мог руководить боевыми действиями, если сам не был выдающимся воином. У индейцев бассейна реки Колумбия, живших далеко от океана, единственно реальной властью обладал только военный вождь, и то только тогда, когда племя находилось в состоянии войны. У жителей Калифорнии в мирное время не было реальной формы правления, во время войны они подчинялись храбрейшему воину. У дакотов, навахов и ирокезов не было племенных вождей. Обычно все племя объявляло войну, а непосредственно в военных действиях участвовали только добровольцы. Ни у военного вождя, ни у старейшины (сашема) не было реальной власти.

У индейцев бороро (Южная Америка) право стать вождем было связано с умением кандидата петь. У гуарани в мирное время не было вождя, во время войны они следовали за самым лучшим воином. Индейцы ленгуа (Парагвай) имели так называемых вождей, но правильнее их было называть «отцами семейства». У них не было в руках серьезной власти; а в своих поступках люди в основном руководствовались общественным мнением. Абиноны (Парагвай) были поделены на орды, в каждой из которых власть принадлежала вождю – но только в период войны. Основой общественной и политической жизни у арауканов была семья; глава семьи управлял кланом, а вождь управлял племенем. «Не существовало политических организаций в сегодняшнем понимании этого слова; и арауканы не признавали власти верховного вождя, за исключением моментов, когда их земля была в опасности. И даже тогда вождя выбирали всем племенем и повиновались ему только в военных вопросах. Когда опасность исчезала, они возвращались к своим прежним обычаям, а вождь терял свои полномочия, как только распускалось войско». У жителей Патагонии и всех кочевых племен пампасов (пампа – южноамериканская в Аргентине и Уругвае субтропическая степь) существовали простейшие формы правления. Перед началом военной операции они собирались на совет и избирали вождя. Единственным ограничением личной свободы была необходимость подчинения избранному вождю. У огнеземельцев, которые жили небольшими ордами, ни при каких обстоятельствах не было организованного правительства, хотя слово старейшины было законом для молодых. У них не существовало расслоения общества на классы, за исключением старейшинства, мерилом которого были возраст, мудрость и храбрость.

Среди более развитых народов у иранцев существовала патриархальная система, при которой глава семьи был вождем, а главы районов вели армии вперед во время войны. У народов, говорящих на арийских языках (т. е. индоевропейской языковой семьи. – Ред.), самые ранние формы правления также основывались на структуре семьи. Сегодня восточноевропейские общины (т. е. русские, в основном сохранившие древние индоевропейские формы народовластия. – Ред.) можно рассматривать как зародыш политической власти, причем вождь избирался из глав семейств. Старейшины всегда пользовались уважением, но во время войны власть сосредотачивалась в руках храбрейшего воина. Во времена Тацита (I – II вв.) германцы, как и американские индейцы, имели вождя на мирное время и вождя на время войны. И в современной и в древней Аравии «право человека на свободу мысли, поступков ничем не ограничивается» – но это правило не действует во время войны. И сегодня бедуины и другие арабские народы являются свободными: «Свобода и независимость отдельного человека у них практически граничит с анархией». У каждого племени есть свой шейх. Но он не имеет реальной власти над людьми своего племени; он пытается поддержать свое положение своим богатством, талантами, мужеством и т. д. Точно так же независимы и демократичны берберы, а вот тюрки, как считается, до сих пор не имеют верховного правления и существуют на принципах всеобщего равенства.

Когда племена континентальных суданских негров и бамбала (бамбала, бурджи) объявляют о начале войны, то в целом боевые действия носят гораздо менее жестокий характер, чем могли бы, а сама война носит название katana, то есть «малая война». Назначается день и место сражения, все кусты вырубаются, чтобы противники находились в одинаковом положении; выбирается также оружие, которым будут пользоваться стороны. Помимо этого, способ и правила ведения боевых действий прописываются столь тщательно, что убитых в бою бывает очень мало. И это случается редко. Если вдруг все же кого-то из воинов убивают, то начинается настоящая война, о начале которой никто не объявляет. В ней никому не дают пощады, а стороны прибегают к всевозможным уловкам и хитростям. Иногда народ галла (оромо) сообщает противнику о своем намерении атаковать их. Бангала же пытаются начать атаку как можно внезапнее, «но всегда есть друзья и родственники, которые сообщат об этом своим друзьям и родственникам, находящимся в стане противника», поэтому, хотя официального объявления войны нет, враг всегда знает о предстоящем нападении. Та же ситуация наблюдается и у нигерийских охотников за головами, где женщины или какой-то другой житель данного поселения, имеющий дружеские отношения с обеими сторонами, обычно передает услышанную информацию своим друзьям. Есть обычай, который люди племени хауса назвали «заточкой ножей»: это примерно три дня, в течение которых враг может подготовиться к битве. По сути, это некая отсрочка войны – время между ссорой и началом боевых действий. У кафиров (банту) процедура еще более сложная. Они считают постыдным для себя нападать на врага без объявления войны. В восточной Экваториальной Африке объявление войны – это вопрос дипломатии. «Когда вождь желает объявить войну, он отправляет к вождю противной стороны посла, который должен передать тому свинцовую пулю и подкову. Если тот выбирает пулю, начинается война; если же он выбирает подкову – это знак желания начать мирные переговоры». В Южной Африке объявление войны делается в своеобразной форме. У этих племен по прическе можно сказать, к какому именно племени принадлежит человек, и, «если посланник монарха возвращается домой с обрезанными волосами, это означает объявление войны».

У племен ангами (Манипур, Индия) «часто соблюдался обычай, когда противоположную сторону предупреждают об атаке, но не называют ее точного времени». Жестокости кровной мести несколько смягчались обычаем племени лухупа (из южных нага) предупреждать деревню, против которой собирается поход. Тот же результат имеет обычай ангами потихоньку сообщать деревне, что ее члены через некоторое время будут убиты при первой же возможности. Однажды группа нага (Ассам, Индия) в полном боевом облачении подошла к лагерю англичан и бросила англичанам вызов. Капитан Батлер упоминает о таком событии и о яркой манере нага выражать свои мысли: «Я помню, как нам был брошен вызов при помощи куска обугленного дерева, перца чили и пули, причем все эти предметы были связаны между собой. Это объявление войны передавалось из деревни в деревню, пока оно не доходило до того, кому объявление было предназначено. Я прочитал сразу же после того, как его ко мне доставил специальный гонец. Он также принес с собой копье, кусок ткани, куропатку, несколько яиц, что выражало их покорность и дружеское отношение ко мне, которого они теперь молили о защите». Здесь мне, вероятно, следует кое-что пояснить. Кусок обугленного дерева означает суть грозящего наказания (то есть деревня, охваченная огнем), пуля символизировала тип оружия, которым будет вооружен враг, а чили символизировал ужасный, жалящий вид наказания.

И в один прекрасный день кусок дерева с обгоревшей корой на одном конце и веревкой, при помощи которой привязывали собак, на другом принесли мне вместе с еще одной молитвой о защите. Смысл принесенного был абсолютно ясен: к низким получателям этого послания будут относиться как к собаке».

У малайцев способ объявления войны очень похож на вышеописанный. Фробенус назвал его «законным требованием, граничащим с угрозой». Так, баттаки, прежде чем брать в руки оружие, объявляли войну при помощи письменного вызова на бой (картеля). «Картель представляет собой кусок бамбука длиной в пядь (9 дюймов, примерно 23 см), связку перьев и нож для резки бамбука, что означает пожар и намерение перерезать горло, а также наконечник копья из бамбука; все это связано вместе, и ночью эта связка подвешивается там, где враг может ее увидеть». У илонготов (остров Лусон, Филиппины) война обозначается связкой стрел или обрызгиванием дороги кровью. Когда племя ли-су (китайский Тибет) готовилось к восстанию, они посылали вождю Мосо, который управлял ими от имени китайского правительства, палку с вырезанными на ней ножом насечками. «Некоторые символы привязывали к этой палке, например перо, кусок обожженного дерева, маленькую рыбку и т. д. Посланник должен был объяснить значение насечек и символов. Насечки могут обозначать число (сотни или тысячи) солдат, которые идут на врага; перо показывает, что они идут со скоростью птицы; обожженное дерево означает, что они сожгут все на своем пути; рыба означает, что они бросят в воду все, что будет мешать им, и т. д. Этот обычай чаще использовался дикими племенами, живущими в этом регионе. Это также обычный способ, к которому прибегали вожди, чтобы передать свои распоряжения».

В некоторых районах Океании также было принято объявлять войну. Иногда это происходило и на мысе Худ, Новая Гвинея, когда одно племя бросало вызов другому и назначалось место встречи. Такие битвы были обычно менее ожесточенными, чем те, которые происходили без всякого предупреждения. В Голландской (западной) Новой Гвинее разжигали большие костры, и они горели очень долгое время, чтобы объявить о начале войны. У жителей Торресова пролива, чтобы бросить вызов врагу, разжигали костер, а второй костер разжигали, чтобы показать, что вызов принят. Хотя эти племена своевременно предупреждали врага о своих намерениях, после начала войны нападавшие тщательно скрывали свои дальнейшие намерения, и предательские удары были не редкостью. У папуасов сломанное копье означало формальное объявление войны. Есть несколько примеров того, что жители островов Фиджи тоже предупреждали врага о своем намерении атаковать, однако «обычно объявление войны носило более практичный характер, то есть наносился внезапный удар и начиналось уничтожение безоружных групп противника – женщин, ловящих рыбу на рифе, или посланника, возвращающегося домой в своем каноэ». На острове Ротума (к северу от Фиджи) «нередко вождь одного племени посылал вождю другого племени официальный вызов на бой с указанием места и времени поединка». У жителей островов Самоа и Тонга сломанный кол, с помощью которого швартовали каноэ, означал объявление войны. Несмотря на то что маори были жестокими воинами, «они часто демонстрировали в своих поступках благородство. Когда они атаковали какой-нибудь укрепленный пункт, нередко посылали сообщение об этом через нейтрального посланника, чтобы противник мог подготовиться к нападению. Только в случаях ожесточенной кровной мести они практиковали внезапное нападение или если атакующих было гораздо меньше, чем защитников укрепления».

В Австралии практика объявления войны была весьма распространена, и в каждом племени были специальные посланники, которые передавали сообщение о начале войны. В Виктории, например, «если одно племя намеревалось напасть на другое, они всегда заранее сообщали об этом». Перед тем как начинать мстить за нанесенное оскорбление, воины племени вон-комарра «направляют герольда, который должен сообщить врагу о начале военных действий, при этом его жизнь священна и неприкосновенна». В некоторых районах Австралии представители племени, объявлявшие врагу войну, вооружались копьями, украшенными перьями страуса эму. Когда у племени кайабара возникает конфликт с другим племенем, они передают противнику вызов через посланника, «который берет с собой кусок дерева, вырезанный в форме бумеранга с привязанной к одному концу ракушкой. Если противник оставит у себя этот кусок дерева и ракушку, это означает, что вызов принят, и враждебное племя с этим же посланником передает информацию о времени и месте предстоящей встречи; но, если это племя считает себя недостаточно сильным или просто боится встречи с вызвавшим их врагом, оно оставляет у себя ракушку, но возвращает палку. Это означает, что противники отклоняют вызов. Они должны разбить ракушку на камне в присутствии посланника – в знак того, что признают себя побежденными».

Аборигены Северной Америки часто объявляли войну своим противникам, используя для этого кроваво-красный боевой топор или связку стрел, завернутых в кожу гремучей змеи. Войну объявлял совет старейшин, и, если одна из сторон начинала действовать без одобрения и согласия совета, всех ее членов жестоко наказывали. Канадские индейцы алгонкины объявляли войну, посылая к врагу раба, принадлежащего к той же народности, с топором, ручка которого была выкрашена в черный и красный цвета. Гуроны и ирокезы Канады посылали противнику в качестве символа объявления войны пояс из черных вампумов. Племя натчез объявляло о своих враждебных намерениях, оставляя возле дерева на территории врага иероглифическую картину, напротив которой они помещали две стрелы. На картинке был изображен народ, который объявлял войну, время, когда начнется война, и т. д. Когда племена индейцев, жившие в нижнем течении Миссисипи, хотели объявить войну, они созывали военный совет. У входа в помещение, где собирался совет, они втыкали шест с привязанной к нему трубкой мира – как знак войны. Врага предупреждали о намерении начать войну при помощи дощечки, на которой были изображены фигурки, говорящие о том, что «когда такой-то луне будет столько-то дней, они придут и нападут на такой-то народ, и будет их очень много». Индейцы Флориды ставили вдоль тропы или дороги стрелы с привязанными к ним длинными волосами. Племена центральной Калифорнии объявляли войну при помощи герольдов. «Так, шумейи (юкки) бросали вызов племени помо, помещая три маленькие палки с зазубринами в середине и по концам на возвышенность, обозначавшую границу между двумя племенами. Если помо принимали вызов, они привязывали веревку вокруг средней зазубрины. После этого встречались герольды и договаривались о месте и времени встречи, и битва происходила в строго оговоренном месте».

В Гондурасе врагу бросали вызов на решительный бой. Племена, принадлежавшие к группе языков чибча, посылали гонцов, чтобы объявить войну. Перуанцы также заранее сообщали врагу о своем намерении совершить нападение. Правители Мексики обычно, прежде чем начать войну, пытались обосновать свое поведение и никогда не совершали враждебных действий, не предупредив заранее противника о своих намерениях. Начать войну, не предупредив об этом своего врага, считалось нарушением всех международных норм. «Обычно племя посылало официальный вызов или объявляло войну врагу, при этом оно посылало противнику различные подарки, обычно это было оружие, одежда или пища, поскольку считалось недостойным настоящего воина атаковать безоружных или беспомощных людей». В Северной Мексике иногда именно противник назначал день битвы, после чего выбиралось место, на котором должно произойти сражение. Хотя «ацтеки считали трусостью и низостью внезапно нападать на врага, они иногда посылали на территории врага шпионов, чтобы получить информацию о численности, подготовленности и передвижениях врага». Иногда (но очень редко) древние евреи также объявляли о своем намерении начать войну. Иногда шейх бедуинов, который видел, что его люди недовольны условиями мира, посылал противной стороне письменное или устное извещение о том, что враждебные действия должны быть возобновлены, но это было не очень распространенной практикой.

Американские аборигены не имели рабов и не принимали военнопленных в свое племя и были известны жестокими пытками, которым они подвергали захваченных врагов. Когда южные эскимосы брали в плен мужчин, они либо убивали их немедленно, либо оставляли в живых, чтобы позже «подвергнуть их пыткам в качестве наставления и воспитания своих детей». Излюбленным занятием одержавших победу оканаганов Британской Колумбии было «загнать побежденных шусвапов в их дома и бросить внутрь домов горящие факелы, при этом они убивали всех тех, кто пытался выбраться из дома и спастись». Банкрофт так описывает жестокие пытки, которым подвергали пленников индейцы бассейна реки Колумбия: «После снятия скальпов с убитых пленников связывали и процессия направлялась домой. Пытки начинались после прибытия в лагерь победителей, причем этим в основном занимались женщины. У племени сэлишей (или «флэтхедов» – плоскоголовых) и северных племен пленные в основном умирали от мучений, причиняемых им пытками; у сахаптинов некоторые пленники все же выживали, после чего их обращали в рабство. В своих пытках пленных черноногих индейцев сэлиши практиковали все дьявольски жестокие действия, на которые способна фантазия диких племен, и эти пытки переносились со стоицизмом, свойственным всем североамериканским индейцам. Система индейцев нез-персе немного менее жестока – пленников готовили к рабству. День за днем в назначенный час пленников выводили на площадь и заставляли держать на шестах скальпы своих погибших товарищей, в то время как вокруг победители совершают ритуальный танец, а женщины победившего племени проявляли чудеса изобретательности, пытая свои жертвы». Шошоны подвергали военнопленных таким страшным пыткам, что те не выдерживали их, «особенно это касается женщин-пленных, которых отдавали женщинам победившего племени, которые подвергали их особенно жестоким пыткам». Среди коренных жителей района Лос-Анджелеса «все военнопленные после крайне жестоких пыток в любом случае погибали». Когда индейцы из племени дакота брали пленных, они привязывали их к столбу и расчленяли еще живыми. Раненых врагов, попавших в руки победителей, убивали, а их тела разрезали на куски и бросали вслед отступающему врагу. Апачи находили особое удовольствие в пытках. Они считали благородство и снисходительность «ерундой и ненужным риском» и крайне жестоко относились к своим пленникам – снимали с них скальпы или сжигали их живыми, привязав к столбу. Команчи обычно убивали пленников мужского пола; пимы подвергали их распятию или убивали другим способом, стараясь при этом причинить как можно больше страданий. Воины племени натчез пленных сжигали, а другие племена, жившие в нижнем течении Миссисипи, приносили их в жертву.

Когда племена Северной Мексики брали противников в плен, «они отдавали их своим женщинам, которые подвергали их пыткам и относились к ним крайне жестоко, подвергая их самым изощренным оскорблениям, прижигая каленым железом, и в конечном счете сжигали их на костре или приносили в жертву каким-либо другим жестоким способом. Многие из них съедали мясо своих пленников, оставляя кости в качестве трофеев». Дикие племена долины Мехико «относились к своим пленникам с нечеловеческой жестокостью, и в конечном счете все заканчивалось смертью несчастных; часто с них снимали скальпы, когда они были еще живы, и победители с гордостью надевали окровавленные трофеи себе на голову». (Не только скальпы – ацтекские жрецы сдирали кожу, напяливали ее на себя и танцевали в диком экстазе. – Ред.) Племя гуарани в Бразилии безжалостно убивало своих пленников и после этого съедало их. «Жертва старалась казаться смелой и выносливой перед лицом своих мучителей; пленник пел воинственные песни и напоминал своим мучителям о том, сколько пленников съели его собственные соплеменники, когда они одерживали победы». После успешной военной кампании «короады (Южная Бразилия. – Ред.) пронзали руки и ноги своих жертв стрелами и передавали их из рук в руки во время пира, где победители пили их кровь».

В Африке военнопленных также подвергали пыткам, убивали или морили до смерти голодом. У многих народов «отношение к пленникам граничит с варварством. Мужчин, женщин и детей – даже матерей с младенцами на руках и детей, которые только научились ходить, – сгоняли в группы по десять – пятнадцать человек, при этом веревки затянуты у них вокруг шеи, а сами они полностью обнажены; кроме этого, у каждого пленника руки были привязаны к тяжелому бревну, которое они должны были нести на голове. Учтите при этом, что их чуть ли не морили голодом, поэтому через непродолжительное время они уже походили на настоящих скелетов. И так их вели за победоносной армией месяц за месяцем, а их стражи относились к ним с невероятной жестокостью. В то же время, как только над вчерашними победителями нависала угроза поражения, пленников сразу же убивали, чтобы в один прекрасный момент не поменяться с ними ролями. Рамсейер и Кюне рассказывают о пленнике, принадлежавшем к племени аккра, которого держали привязанным к бревну поваленного дерева – он был прикован к дереву железными кольцами в течение четырех месяцев, не получая достаточного количества еды, и в результате умер от истощения. В другой раз они видели среди других пленников бедного маленького мальчика, который, когда ему грубо приказали встать, вскочил, и все увидели, что он был настоящим скелетом. То же самое можно было сказать и об остальных пленниках. Один мальчик умирал от голода, и его голова даже не могла держаться на тонкой шее, и, когда он сидел, она просто падала ниже колен. Еще один, столь же истощенный пленник, кашлял так, как будто был уже на последнем издыхании, а маленький мальчик был столь слаб от недостатка еды, что даже не мог стоять. Ашанти были очень удивлены тем, что миссионеры столь эмоционально реагировали на это страшное зрелище; однажды, когда они подошли, чтобы дать немного еды голодающим детям, охранники грубо оттолкнули их». И регулярная армия, и ополченцы в Дагомее были одинаково равнодушны и безжалостны к страданиям людей. «Раненым пленникам не оказывалось никакой помощи, и все пленники, которые не были предназначены для рабства, практически голодали, из-за чего быстро превращались в настоящих скелетов... нижняя челюсть очень ценится в качестве трофея... очень часто ее просто вырывают у раненых и еще живых врагов».

Когда жители острова Тимор берут в плен врага, «они становятся настоящими демонами и относятся к своим еще живым пленникам с ужасающей жестокостью, прежде чем выставить части их тела в общественных местах». Папуасы Новой Гвинеи, племена из Саравака (север острова Калимантан), жители Никобарских островов и другие племена подвергают своих пленников пыткам, часто при этом убивая их. Сцены, следовавшие за взятием укрепленного поселения на Фиджи, слишком ужасны, чтобы их подробно описывать. Пощады не давали ни старикам, ни женщинам, ни детям. Очень часто люди предпочитали погибнуть, лишь бы не попасть в плен и не стать жертвой безжалостных пыток, в том числе расчленения еще живых пленников. С фатализмом, лежащим в основе характера меланезийцев, большинство из них не пытались спастись бегством, а покорно подставляли голову под удар палицы. Судьба же тех несчастных, которые попадали в плен, была поистине ужасна. Их связанными уносили в деревню вождя и отдавали мальчикам из «аристократических» семей, чтобы они практиковались в искусстве пыток. Бывало также, что, оглушив ударом палицы, их кидали в раскаленную печь, а когда из-за боли от жара углей те приходили в сознание, их конвульсивные попытки освободиться вызывали у мучителей лишь смех. Детей привязывали к мачте за ноги, так что при движении каноэ они разбивали себе голову. На Самоа мужчин-пленников, как правило, убивали. «В битве 1830 года разожгли костер, и многие пленники сгорели». Многие другие племена Полинезии также убивали своих поверженных и раненых врагов и подвергали мучительным пыткам пленников, которые от этого погибали. Кочевые монгольские племена убивали своих пленников, не делая скидок ни на пол, ни на возраст пленников. Римляне получали удовольствие, когда наблюдали, как их пленники убивали друг друга на арене (бои гладиаторов).