Глава 6

Почитание предков в годовом круге: некоторые особенности

Восточнославянская традиция в немалой степени сохраняет черты древнейшей религии, основанной на почитании предков.

«..В верованиях и обрядности славян почитание П[редков] занимает одно из центральных мест. Считалось, что от их расположения и помощи зависят все сферы жизни человека: здоровье, счастье, удача, хозяйственное благополучие, погодное равновесие и т. п. По народным представлениям, П[редки] являются своим сородичам во сне, предсказывают будущее и предостерегают о грозящей беде, участвуют в жизни семьи (охраняют дом, скот и посевы, помогают собирать урожай, заботятся о новорожденном); обнаруживают свое незримое присутствие в доме ночными звуками, ищут оставленную для них поминальную пищу и т. п. Практически все персонажи, причисляемые в народной демонологии к домашним духам-опекунам, по своему происхождению связаны с родовыми П[редками]… В свою очередь, первейшей обязанностью живых родственников было заботиться о своих П[редках]: в поминальные дни люди соблюдали особые правила поведения и строгие запреты, чтобы не навредить «душечкам»; приносили на могилы родственников ритуальную пищу или приглашали их в дом на общесемейную трапезу… ; для П[редков] топили баню и оставляли на ночь теплую воду и чистое полотенце; перед началом важных хозяйственных и семейных предприятий устраивались жертвоприношения в честь Предков…

В древнеславянских источниках сохранились многочисленные упоминания о языческих обычаях поклоняться умершим и приносить им жертвенные дары. По-видимому, именно обожествляемые П[редки] подразумевались под персонажами, именуемыми в исторических книжных памятниках как Род и рожаницы, которым язычники «кладут требы», оставляя для них хлеб, сыр и мед» (Виноградова, 2002).

Если земля – Мать, точнее, Праматерь, вполне естественна связь между нею и всеми ее детьми, в том числе теми, которые являются нашими прямыми предками и которых уже нет среди ныне живущих. Видимо, именно здесь кроется один из истоков представления о связи урожая с тем, насколько потомки почитают своих прародителей, хранят память о них. Не случайно предки иногда даже представали в образе туч: «Ужо вылазят дзяды, будзе дождж» (Беларуская мiфалогiя, 2006, с. 139). Души усопших летают в тучах, приносящих грозу или обычные дожди (Афанасьев, 1994).

Вера в то, что души предков возвращаются не только для нового рождения, но и для помощи своим ныне живущим потомкам, прослеживается во всех без исключения праздниках годового цикла. С этой точки зрения всю традиционную годовую праздничную обрядность можно рассматривать как одну из форм почитания предков.

Уже в достаточной мере признана и не вызывает споров связь ряженых, появлявшихся на Коляду (а также на Масленицу и даже на Пасху, с волочебными песнями (Юдин, 1999, с. 134, 141)), с обитателями потустороннего мира, читай: вернувшимися на землю душами предков. Они требуют угощения, обогрева и особенного к себе отношения, обещая в противном случае «на двор чертей, на огород червей».

Очевидна такая же связь с душами усопших русалок, домового, отмечающего свой день рождения в марте, и прочих персонажей славянской мифологии. В науке их называют «низшими» духами. На деле они – память о том, что составляло древнейшую основу традиционного мировоззрения. По нашему мнению, славянское язычество, расцвет которого пришелся именно на период родового общественного строя с выраженным земледельческим укладом, никоим образом не рассматривало их как менее важные или «вторичные» мифологические персонажи. Может быть, как более близкие и скорее готовые отозваться на нужды просителя-потомка, существа. Но все же не как «низших» духов. Это название есть продукт позднейших исследовательских изысков и придумано людьми, стремившимися вогнать дохристианские верования в жесткие иерархические рамки. Что, думается, неправильно и даже невозможно.

Зеленые святки. Поминальный обряда памяти защитников Арконы. Реконструкция Г. Э. Адамовича (Минск). Московская область, июнь 2008 года (фото Д. Гаврилова)

Славянское язычество действительно есть своего рода всеобщий культ предков (подробнее см.: Ермаков, 2007, с. 9–28).

Прекрасным подтверждением может служить «характэрнае найменне “дзед” атрымаў слуп пячны – цэнтральны слуп жытла, з якiм самым цесным чынам звязвалiся ўяўленнi аб бастве-продку» (Беларуская мiфалогiя, 2006, с. 139). Печной слуп (столб), он же Дед (Конь) – своего рода ритуальный центр традиционного дома, играющий важную роль в календарной обрядности, свадебном ритуале и т. д. Почитание его восходит еще ко временам индоевропейской общности, он считается одним из мест обитания домового – «бо пад стаўбом жыве хатнi дзядок, якi спрыяе гаспадару» (там же, с. 472).

«Народная традиция поминовения умерших не полностью совпадает с днями вселенского поминовения, установленными православной церковью, а именно: субботой мясопустной недели (перед Масленицей), субботами второй, третьей и четвертой недель Великого поста, вторником Фоминой недели (второй недели после Пасхи), называемым в народе Радуницей, субботой накануне Троицы и Димитриевской субботой – перед днем Димитрия Солунского. Собственно народными датами были Великий четверг (четверг на Страстной неделе), Семик – седьмой четверг после Пасхи, а также весь период Святок – от Рождества до Крещения» (Левкиевская, 2002, с. 203).

В самых общих чертах годовой круг действий душ предков (и даже богов, которые могут рассматриваться как прямые, хотя и отдаленные, предки-родоначальники) представляется нам сегодня примерно следующим.

Время нелинейно, оно из года в год как бы воспроизводит само себя. На эту особенность солнечно-лунного года и календаря неоднократно указывалось (см. Элиаде, 2000; Косарев, 2003; Ермаков, 2005; 2006а). Одни и те же знаковые события космического порядка – равноденствия, солнцестояния, полнолуния и новолуния знаменуют собою этапы этого коловращения. Это поворотные точки, точки напряжения, когда мироздание особенно неустойчиво, когда люди в ритуальной форме повторяют деяния богов, тем самым помогая им поддерживать раз и навсегда установленный миропорядок). Иначе мир рухнет… Непроницаемые в обычную пору врата между этим миром и миром Иным (миром мертвых) раскрываются. Души усопших незримо, или приняв облик определенных животных, приходят к своим потомкам именно в такие дни, а по некоторым представлениям остаются в Срединном мире, обеспечивая урожай и благополучие членам своего рода.

С началом зимы благожелательно настроенные души сменяют их противоположности. Обычно это длительный процесс. Начинается он после осеннего равноденствия (местами считают, что именно в этот день добрые духи-предки покидают мир живых), продолжаясь приблизительно до начала – середины ноября (в зависимости от погодных особенностей региона). По большому счету, зловредные духи тоже отнюдь не так плохи, как может показаться, тем более что они приходят не навсегда. В дни праздников поздней осени, зимы и вплоть до весеннего равноденствия к нам вновь возвращаются на некоторое время души родственников. Эти особые даты – Дмитровская суббота (как полагают, предшествовавшая когда дню Сварога или одной из так называемых «Макошиных» пятниц); Коляда и Святки; Громница (начало февраля – возможно, Велесов день); Масленица (если она, как мы допускаем, по аналогии с западноевропейскими карнавалами, приходилась на февраль), именины Домового (начало марта); наконец, собственно весеннее равноденствие.

С приходом весны из Ирия возвращаются не только птицы, но и доброжелательно настроенные духи. Их-то и встречают в нынешнее Благовещенье, продолжая чествовать до Красной горки. Весеннее буйство жизни захватывает и невидимый мир – настолько, что к июню духи становятся вновь опасны, русалок даже приходится изгонять с полей. Более сложная картина наблюдается на праздник Купалы (как его местами называли, Ярилы). Эта ночь – самая «сильная» в году, но в нее одинаково активны и недоброжелательно настроенные духи. Впрочем, осмеливаемся допустить, что именно на эту пору приходились в далеком прошлом некие посвятительные действа, памятью о которых и обусловлено буйное поведение «нечистой силы».

Духи предков, способствующие плодородию, продолжают быть весьма деятельными вплоть до поры сбора урожая, когда им оказывают особое почтение. Кому из интересующихся этим вопросами не известен обычай оставлять несжатую борозду, дожиночный сноп и т. п.?

После окончания сбора урожая вновь приходит пора смены времен года, и души в образе змей и других существ готовятся покидать Срединный мир. Замыкается один круг, чтобы тут же дать начало другому, новому витку бытия.

Процитированная выше Е. Левкиевская считает, что души предков могли приходить к живущим лишь в означенные праздничные дни (Там же, с. 204). Мы же склонны все-таки считать их постоянно присутствующими рядом с потомками на протяжении всего года (за исключение его холодной части). Присутствующими незримо и чаще неосязаемо. А вот правильное, «упорядоченное» общение с ними могло происходить лишь в особые дни при условии соблюдения обычаев и выполнения обрядов. Это же обеспечивало и доброе отношение предков к потомкам.

Формы почитания предков у восточных славян, с одной стороны, достаточно разнообразны, с другой – вполне укладываются в несколько простых похожих схем. Схемы эти более или менее сходны у всех индоевропейских народов. Разнообразие есть в первую очередь следствие громадного ареала расселения славянских племен и обилия их контактов с соседними народами. Сколь бы ни стремились носители традиционных культур сохранять свою особость, своеобразие обычаев, избегнуть взаимного проникновения верований и, соответственно, обрядности было никак не возможно. Выше уже было отмечено, что в отдельных областях России, согласно этнографическим свидетельствам, не знают праздник Купалы.

Достаточно сходна у всех славян последовательность устроения обрядов почитания предков. Праздники носят более или менее общинный характер, сохраняя многие черты архаичных родовых действ. Имеются прямые свидетельства о массовом поминании покойников (Зеленин, 1995, с. 129–140). К осени отмечается возрастание доли узкосемейных обрядов (и это сохраняется до зимнего солнцеворота).

«Не слишком опасны и даже желательны встречи с умершими в те дни, когда они появляются на земле с ведома, а часто и по приглашению живых родственников – ведь тогда можно использовать обереги и охранные ритуалы. В такие дни – они называются поминальными – полагалось ухаживать за гостями из иного мира: кормить их, топить для них баню, а также согревать их с помощью специально разведенных костров» (Левкиевская, 2002, с. 202).

Более или менее сходна и обрядовая пища, обязательно долженствующая присутствовать на праздничном столе. Блюд непременно должно быть нечетное количество. В перечень обязательных кушаний входят кутья, кисель, блины, ритуальные напитки. Разница в «меню» обусловлена по сути лишь временем года и тем, что часть поминальных дней приходится на посты.

Вся обрядовая еда исполнена солнечной символики и знаков возрождения жизни (блины, каша из зерновых, напитки брожения из зерна – квас, пиво). Похожую, хотя и более «глобальную» смысловую нагрузку несут яйца – характерные атрибуты поминаний весенне-летнего цикла. Смешны, согласитесь, объяснения, что обычай окрашивать в красный цвет яйца восходит к чуду, явленному Марии Магдалине и императору Тиберию, а не к древнему образу возрождающейся Вселенной. Так и хочется ернически спросить: а окрашенные соком молодой зелени яйца, которые катали на могилах предков на Троицу, кто, извините, «счудотворил»?

Интересные исключения из общей для восточных славян поминальной обрядности сохранились в Полесье. Исследователи этнографии полещуков выделяют в поминальной обрядности еще и «Бабы» – годовые поминальные «женские» дни, сопутствующие «мужским» поминальным дням. По одним свидетельствам «Бабы» отмечали в пятницу, перед «Дедами», по другим – наоборот. На момент проведения исследований дата проведения поминальных дней разнилась в зависимости от деревни. (Плотникова, 2001, с. 317). Поскольку женские работы по дому в пятницу были запрещены еще как проявление почитания Макоши (в двоеверии – Параскевы Пятницы) на «Деды» хату не прибирают, пол не моют, не стирают, оставшуюся пищу со стола не прибирают. Эту пищу скидывают на тарелочку дедам, называя ее «куття». Кутья (кутия) стоит весь день на столе. На другие дни ее доедали. В тот день, или второй день, как правило, ходили на кладбище и несли на могилы просвирку.

Исходя из пятничных ограничений, мы склонны полагать, что первоначально поминание предков женского пола приходилось именно на пятницы. Возможно также, что особенности полесской обрядности восходят к очень древним временам, не исключено, что к эпохе зарубинецкой культуры, бывшей в значительной степени кельтской. Это предположение нельзя доказать, к сожалению.

Вплоть до XVIII в. сочинение Адама Олеария «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию» считалось одним из основательнейших трудов о России. Автор его дважды побывал в Московии в конце 1630-х гг. и в 1643 году, оставив свидетельства очевидца о быте русских и их ближайших соседей, которые для нас очень ценны (если делать поправку на то, что автор – иноземец, не всегда и не все понимавший и толковавший адекватно; ведь что русскому хорошо, то иноземцу – смерть).

«… 24 мая, в субботу перед Троицею, я отправился в русскую Нарву посмотреть, как русские поминают своих умерших и погребенных друзей. Кладбище было полно русских женщин, которые на могилах и могильных камнях разложили прекрасные вышитые пестрые носовые платки, а на эти последние ими были положены на блюдах штуки 3 или 4 длинных оладий и пирогов, штуки 2 и 3 вяленых рыб и крашеные яйца. Иные из них стояли, другие лежали на коленях тут же, выли и кричали и обращались к мертвым с вопросами, какие, говорят, приняты на похоронах у них. Если проходил мимо знакомый, они обращались к нему, разговаривали со смеющимся ртом, а когда он уходил, снова начинали выть. Между ними ходил священник с двумя прислужниками, с кадильницею, куда он временами бросал кусочек воску, и окуривал могилы, приговаривая несколько слов. Женщины говорили попу (так называют они своих священников) подряд имена своих умерших друзей, из которых некоторые уже лет 10 как умерли, другие читали имена из книги, некоторые же давали их читать прислужникам, а поп должен был повторять их. Тем временем женщины наклонялись к попу, иногда знаменуя себя крестным знамением, а он помахивал против них кадильницею.

Женщины тянули и тащили попа с одною места на другое, и каждая желала иметь преимущество для своего покойника. Когда это каждение и моление, которое поп совершал с блуждающим лицом, без особого благоговения, бывало закончено, то женщина давала ему крупную медную монету, вроде зесслинга по-голштински или 6 пфеннигов в мейссенской монете. Пироги же и яйца слуги священника забрали себе, дав кое-что из них и нам, немцам, смотревшим на это зрелище. Мы их, в свою очередь, роздали бедным детям…» (Олеарий, 2003, III. (Кн. I, гл. 4). Как мы прибыли в Нарву. Путешествие оттуда, через крепости Ям и Копорье, до Нотебурга)

Вполне понятна и естественна логика поминаний в рамках годового круга. Зимние поминания в большей степени относятся к божественным персонажам и родоначальникам, затем в весеннюю пору «эстафету» принимают родовые божества (домовой), весною приветствуют всех доброжелательно настроенных духов, ближе к Купале, в «смутную пору» – поминают даже души неупокоенных и самоубийц (Троицкие деды), к вновь осени можно наблюдать постепенный переход к более высокому уровню обобщения (Дмитровские деды, когда принято поминать всех усопших, в том числе чужих или оставшихся без потомков: «Покойнички на Русь Дмитриев день ведут – живых блюдут» (русская пословица)).

Здесь же, кстати, отчетливо прослеживается и известная «зеркальность» годового праздничного цикла – общеизвестны и упомянуты выше обрядово-смысловые параллели «Купала – Коляда» и «весеннее – осеннее равноденствия» и т. п.

На Святки и Троицу действует к тому же сходный набор запретов на определенные виды домашних работ. Так, нельзя шить, прясть, чесать шерсть и вить пеньку, стирать, подметать, мыть полы, белить печь, выгребать из очага золу, рубить дрова. Считается, что запрет действует потому, что грязью или золой можно засорить глаза усопшим, веретеном уколоть, а глиной – испачкать.

Возможно, такое объяснение табу достаточно позднее и появилось по мере утраты исходных представлений. Вот только нельзя не отметить, что почти все перечисленные действия одновременно несли и достаточно высокую мифологически-культовую нагрузку. Так, любое шитье и ткачество вызывают воспоминания о Богине-пряхе, об уподоблении пряжи нити человеческой судьбы; уборка в доме ассоциируется с обновлением, чего также не стоило делать в присутствии «носителей» родовой памяти. В этом смысловом ряду стоит и побелка печи, которая выступала в традиционном доме как образ Мировой горы и нижнего мира с подземным огнем. Единственное затруднение вызывает истолкование запрета на рубку дров, но и здесь при желании можно провести связи с Мировым древом (на котором обитают души усопших) (Ермаков, 2008а), погребальной ладьей и домовиной.

Вообще напрашивается предположение, что в том или ином виде Деды или Бабы или иные поминальные обрядовые действа предшествовали в пятницу или субботу каждому значимому в церковных святцах и, соответственно, в народном восточнославянском двоеверии празднику (изрядная часть из них приходилась на седьмой, по христианскому календарю, день недели, на воскресенье).

Есть еще одна, несколько выпавшая из нашего внимания ранее особенность календарного значения поминальных дней. На первый взгляд, она скорее умозрительна, однако, стоит попробовать посмотреть с точки зрения мифологически-образного подхода, как прослеживается еще одна связь между поминальными днями и календарем.

Звезды, которые признаются душами усопших людей, с очевидностью являются одними из реперов, опорных точек годового счета времени. Не исключено, что вместо реконструкции предполагаемых очертаний созвездий, следовало бы поискать соответствия положения тех или иных навигационных звезд[27] с разными годовыми праздниками. Если эти звезды каким-то образом присутствуют и в народных представлениях, тем паче возможно проследить взаимосвязи и сделать новый шаг к восстановлению более полной картины традиционного мировоззрения восточных славян.

Тема рассмотрения славянского язычества (и язычества вообще) через призму почитания предков необъятна, но рассматривать ее здесь нам кажется неуместным. Надеемся, выше приведено достаточно оснований, чтобы понять очень высокую ценность поминальных дней в языческом календаре. Если так, то мы своей цели достигаем.