Глава пятая

Война объявлена

Жребий между войной и миром был брошен. 1 сентября 54 дивизии вермахта при поддержке двух авиационных дивизий перешли польскую границу. Эти силы немецкой армии были направлены туда в расчете на непродолжительные боевые действия. Согласно предположениям германского командования, их войска не должны были встретить серьезного сопротивления. В 10 часов утра того же дня Гитлер объявил своему правительству в Берлине, что в 5.45 польские войска начали атаку против немецких войск. Последним пришлось открыть ответный огонь и отвечать «ударом на удар». После этого «локальная» война между двумя государствами стала разгораться стремительными темпами.

3 сентября был чудесный солнечный воскресный день. Именно в этот день Франция и Великобритания объявили войну Германии. При этом данные страны создали военное напряжение во всем мире, втянув в центральноевропейский конфликт свои колонии. Так, в тот же день войну Германии объявили Австралия и Новая Зеландия, а в течение нескольких последующих дней к Великобритании и Франции присоединились Канада, Ньюфаундленд, Южно-Африканский Союз и Непал. Таким образом, после двадцати лет мира Вторая мировая война проросла из корней Первой мировой войны.

С самого начала двухмиллионная польская армия несла тяжелейшие потери. Однако это не заставило задуматься власти западных стран. В первые же сутки польские военно-воздушные силы были практически уничтожены на своих аэродромах. Немецкой авиацией была предпринята массированная и молниеносная атака, эффективность которой оказалась поразительной. Польская кавалерия, в которой было 70000 бойцов на лошадях, в том числе и не боящиеся смерти уланы, которые собирались отбросить немецкие танки «своими саблями обратно к Берлинским воротам»[7], также была уничтожена. Ее уцелевшие бойцы дошли до Берлинских ворот в качестве военнопленных.

При этом нельзя сказать, что успех Германии был обусловлен численным превосходством. Победа была достигнута благодаря слаженности и взаимодействию моторизованных войсковых частей и военно-воздушных сил в сочетании со стремительным напором немецких солдат. Происшедшее напугало мир.

Именно в Польской кампании состоялось и боевое крещение полка Лейбштандарт «Адольф Гитлер». Это элитное подразделение войск СС участвовало в ней в качестве полка мотопехоты. Бойцы Лейбштандарта сражались, презирая смерть, ведя отважные и сокрушительные атаки. В ожесточенных боях они отбросили врага через Лодзь к Варшаве. В конце сражения один из генералов вермахта отмечал: «Лейбштандарт, будучи молодой частью, проявил себя образцово». Правда, к этим словам он был вынужден прибавить: «Но, несмотря на их энергичную, непоколебимую стремительность, они понесли тяжелые потери».

На третий день после начала войны немецкому населению Бромберга суждено было пережить свою «Варфоломеевскую ночь», которая вошла в анналы истории как Бромбергское «кровавое воскресенье». Позднее, войдя в город, немецкие войска обнаружили более 5000 тел, некоторые из которых были изрезаны на куски, на улицах, в домах, в садах и в лесу. Неописуемая жестокость происшедшего не может быть передана в публикации, отмечала шведская газета «Христа Едерланд». И этот случай не был единственным. Польские военные и гражданские отряды убийц, кучки линчевателей устраивали самосуды и в других районах, в результате чего жизней лишились тысячи невинных людей.

Три недели спустя бои в излучине Вислы подошли к концу, и сотни тысяч польских солдат оказались в немецком плену. 29 сентября судьба Польши была практически решена. Немецкие войска вошли в Варшаву. В течение двух дней немцы передавали по радио сообщения, призывавшие город подчиниться немецкому военному командованию. Гражданскому населению, желавшему покинуть Варшаву, предлагался свободный выход из города, что должно было предотвратить ненужное кровопролитие и появление невинных жертв. Немецкие войска продвигались вперед, встречая незначительное сопротивление. Но польское командование все еще дожидалось обещанной помощи от Франции и Великобритании. Однако дождаться этой помощи полякам было не суждено, не считая, конечно, слов утешения со стороны французов и англичан. Варшава, обороняемая целой армией численностью в 100000 бойцов, подвергалась атакам на земле и с воздуха. Через два дня вся армия, защищавшая город, капитулировала.

Как и было предусмотрено секретными протоколами к договору между Гитлером и Сталиным, тридцать русских пехотных дивизий, двенадцать моторизованных бригад и десять кавалерийских дивизий тайно перешли незащищенную польскую границу на рассвете 17 сентября. Общая численность бойцов Красной Армии, вошедших в Польшу, таким образом, достигала одного миллиона человек. В зоне интересов России также оказались прибалтийские государства — Эстония, Латвия и Литва. Власти западных стран оставили за Москвой право на объяснение ее действий в сложившейся ситуации. Их реакция на вторжение Красной Армии в Польшу была сдержанной. А Уинстон Черчилль, занимавший в то время пост Первого Лорда Адмиралтейства, сказал в своем выступлении по радио: «То, что русские армии должны были встать на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против нацистской угрозы».

И здесь напрашивается вопрос о двойных стандартах. Неужели гарантии о военной помощи Польше должны были вступить в силу только в случае нападения со стороны Германии? Или же случай с Россией был исключением? А может, страны Запада просто испугались военного конфликта с этим огромным государством?[8]

Так или иначе, Франция и Великобритания не сделали ничего, чтобы помочь Польше. Тем более что, позволив Красной Армии войти в Польшу без вмешательства со своей стороны, эти страны сохраняли свое преимущественное положение в Европе. И, прежде всего, данные события не угрожали ни английской, ни французской экономике. Министр иностранных дел Советского Союза Вячеслав Молотов, подводя итоги кампании, объявил Верховному Совету СССР: «Оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора».

Немецкие и русские офицеры пожимали друг другу руки, встречаясь на установленной при разделе Польши демаркационной линии, точно так же, как пять лет спустя русские пожимали руки американцам во время встречи на Эльбе. Совместный немецко-русский победный парад в Брест-Литовске ознаменовал окончание Польской кампании. После этого и начались страдания поляков.

Немцы провозгласили в подчиненной им части Польши генерал-губернаторство со столицей в Кракове. Таким образом, Гитлер возвращался к сомнительной практике так называемой колониальной политики. Оккупационные власти управляли подчиненной им территорией точно так же, как это в былые времена делали русские цари, или как поступала Франция, создавая Протекторат. В стране нельзя было говорить ни о свободе голосования, ни о референдуме. Поляки, которые не так давно сами немало притесняли немцев, живших на подчиненных им территориях, теперь расплачивались за это. Выживание Германии в условиях начавшейся мировой войны требовало установления в Польше жесткого режима. Хотя, конечно, в данном случае это и не оправдывает Германию.

Границы Советского Союза продвинулись на запад на триста километров. К нему были присоединены территории к востоку от Брест-Литовска и вдоль реки Буг. На этих обширных территориях проживало 12 миллионов человек. В «награду» за вхождение в состав СССР молодые люди из местного населения были незамедлительно призваны в Красную Армию. Также НКВД переместил из этого региона в Сибирь 1650000 жителей. К 1942 году из них умерло 900000 человек. Кроме того, в 1940 году в советских лагерях для военнопленных находилось 15000 польских офицеров. Они были расстреляны. Весной 1943 года немецкими войсками было обнаружено обширное захоронение в Катыни, в двадцати километрах от Смоленска. Именно там и лежали тела расстрелянных польских офицеров. Однако впоследствии вина за происшедшее была возложена на Германию. И эта ложь отчаянно поддерживалась вплоть до начала 1990-х, пока, наконец, правда не всплыла наружу.

После «уничтожения самого опасного аспекта Версальского договора», как говорил об этом Гитлер, он предпринял шаги к налаживанию отношений с Парижем и Лондоном. Предлагая им мир, Гитлер не понимал, почему Франция и Великобритания должны вмешиваться в военный конфликт между двумя другими странами. Однако Париж и Лондон продолжали упорствовать в своем желании вести войну с Германией, которая впоследствии охватила весь мир.

Французские солдаты успели устать от войны еще до начала боевых действий. Политика в их глазах выглядела мошенничеством, и они не стремились «умирать за Данциг». Когда первые союзные Британские экспедиционные войска высадились в Шербурге, вся французская встречающая «делегация» состояла из одного представителя военно-морского флота, двух полицейских, нескольких старых рыночных торговок и одного рыбака. Здесь не было и намека на радушную встречу «братьев по оружию», какую можно было ожидать в то время. Более того, высшие чины французской армии, уютно расположившись в своих бетонных бункерах на линии Мажино, шутили о британцах: «Британцы будут сражаться до последнего солдата, в смысле — до последнего французского солдата!» Французы вели себя, как если бы не было войны, и у их союзников, отделенных от них Ла-Маншем, создавалось впечатление, что Франция уже проиграла Гитлеру.

К этому моменту война угрожала и Голландии. В конце августа 1939 года правительство страны по радио, в печати, а также в распространявшихся листовках объявило о том, что лица, призванные на военную службу, будут доставляться в места войскового расположения на территории Голландии в специальных поездах. Надо сказать, что боевой дух у этих солдат был очень разным, но, в лучшем случае, его можно было охарактеризовать как «средний». К тому же многие думали, что данные меры предпринимаются по ложной тревоге. И все надеялись, что Голландия, как и двадцать лет назад, избегнет ужасов войны.

Офицерам, отвечавшим за вещевое снабжение, было некогда сидеть сложа руки. Они должны были очищать от нафталина старую униформу и раздавать ее новобранцам. Имевшееся в наличии обмундирование не было пригодно для солдат, вставших на защиту своей страны. В каждом уголке Голландии были спешно созданы общества, которые занимались вязанием носков и перчаток для армии. Нехватка униформы и оружия была катастрофической. На солдатах были разнообразные гражданские шапки. Отправляясь в караул, они зачастую оказывались вооружены не винтовками, а деревянными прогулочными тросточками. Моряки, принадлежавшие к пяти старшим возрастным группам, отправлялись домой через пять дней после своего прибытия на службу. На них в армии не хватало ни бараков, ни провианта, ни обмундирования, ни оружия. Во время мобилизации стал заметен и дефицит квалифицированных офицеров. Всеобщее пренебрежение к армии, взращиваемое политиками, привело к тому, что в 1935–1936 годах не было ни одного заявления о зачислении в голландскую Королевскую военную академию, расположенную в городе Бреда.

Голландцы защитили всю свою береговую линию плавучими минами. Лиман Зирикзе и Схирмонникога был закрыт для судоходства, и деятельность паромной переправы в Великобританию была прекращена. Армия заминировала все стратегически важные мосты и участки на восточной границе. Только после полного завершения этих работ население почувствовало себя хоть в какой-то степени защищенным на случай распространения войны на голландскую территорию. Однако военные начали сомневаться в целесообразности подобных мер, поскольку ничего не знали о том, как проходили молниеносные атаки Германии на Польшу. Они не знали почти ничего и о новейшем оружии Гитлера, его воздушно-десантных войсках. Ни одно из западных государств не обладало подобными войсками. Кроме Германии, они были только у России.

Далеко за Рейном, на линии Мажино с ее неприступной системой бетонных бункеров среди французов царило ощущение, что они в полной безопасности. Сильные люди, подобные Гейнцу Гудериану, создателю современных и независимых танковых полков Третьего рейха, во Франции были малочисленны и далеки от власти. Поэтому никто не слушал Шарля де Голля, когда этот молодой армейский капитан также предложил подобную стратегию ведения современной войны. Высшие армейские чины были гораздо больше озабочены новыми методами, которые, помимо прочего, провозглашали, что «машинное масло грязное, а конский навоз — нет».

Но вернусь в Голландию. В моей семье никто не был мобилизован. Мой отец, защищавший государственные границы в годы Первой мировой войны, был за это освобожден от службы, как и мой старший брат Ян Адриан Маттейс, которому был 21 год. Мой девятнадцатилетний брат Эверт избежал призыва, поскольку к этому времени поступил на обучение в торговый флот. А нам, остальным братьям, было 16, 13, 10 и 4 года — мы были слишком молоды для службы.

В сентябре 1939 года наша семья привычно собиралась по вечерам на террасе, чтобы, глядя на лучи закатного солнца, послушать по радио последние новости. Мы тогда не могли и представить, какой окажется дальнейшая судьба членов нашей семьи, часть которых станет военными, а часть останется гражданскими. Да и как мы могли подозревать о грядущих тяготах, если родились и жили в стране, которая, не считая ее колониальной политики, никогда не воевала. Ни отец, ни дядя не могли рассказать нам о том, насколько ужасна реальность войны. Поэтому то, о чем говорилось по радио, мы находили скорее поразительным, чем роковым, и в силу нашей наивности смотрели, как на чудо, на впечатляющие достижения современной немецкой армии. Продолжительная и яростная кампания против Третьего рейха в средствах массовой информации пробудила в нас чувство протеста и симпатию к Германии, впрочем, как и у многих других молодых людей.

Голландия боролась за свой официальный нейтралитет, в надежде остаться в стороне от разгоревшейся войны, и одновременно играла с огнем. Впоследствии оказалось, что заграничные секретные службы вели активную деятельность в Голландии. Генеральный штаб страны стремился к установлению военных связей с союзниками, не подозревая об этой деятельности разведки противника. В результате шаги Голландии не остались не замеченными Германией, которая тут же отреагировала на них. Немецкими политиками было провозглашено, что Франция и Великобритания намереваются совершить прорыв к Руру, используя разведывательные позиции не только в «нейтральной» Бельгии, но также и в Голландии.

Это произошло после того, как Германии стало известно о том, что Франция и Великобритания получали данные о немецких вооруженных силах из Генерального штаба Голландии. У голландцев действительно был хороший информатор. Его звали Ганс Остер. Это был прусский офицер и очень влиятельное лицо в Абвере, органе военной разведки и контрразведки Германии. Он продолжительное время передавал голландскому военному атташе в Берлине все последние секретные военные планы, разработанные Германией. Правда, ему не особо доверяло голландское правительство и военное руководство страны. Они не могли до конца поверить в то, чтобы прусский офицер изменял своей Родине и жертвовал безопасностью своих товарищей. Однако его сведения частично использовались. Тем не менее даже главнокомандующий голландской армией генерал Винкельман отзывался о Гансе Остере как о «подлом изменнике».

Добрососедские отношения между Голландией и Германией неожиданно закончились. Немецкой спецслужбой были похищены двое британских секретных агентов, которые вели активную деятельность в голландском городе Венло, находившемся практически на границе Голландии и Германии. Они были переправлены в Германию в ноябре 1939 года и до конца войны пробыли в немецкой тюрьме. Между тем нейтралитету Голландии был нанесен значительный урон.

Хотя Черчилль сделал все от него зависящее, чтобы настроить нейтральные страны и США против Третьего рейха, многие государства продолжали поддерживать отношения с Германией. Так, шведы, крайнему недовольству Великобритании, вели с Германией успешный и обширный бизнес. К примеру, они в течение продолжительного времени продавали Гитлеру железную руду, переправляя ее через норвежский порт в Нарвике. Не получив ответа на требование о прекращении подобных поставок, британский флот заминировал норвежские территориальные воды.

Штаб Гитлера оказался в крайне непростом положении. С одной стороны, в нем были те, кто выступал против продвижения войны на север. Но, с другой стороны, военная машина Германии крайне зависела от поставок шведской руды. К тому же нельзя было допустить существование в Норвегии военных баз союзников, чего бы это ни стоило. Время работало против Гитлера, и ему нужно было спешить. Он перехватил инициативу и 9 апреля 1940 года начал операцию Везерюбунг (буквально: «Везерские учения», Везер — река в Германии, впадающая в Северное море) силами вермахта при поддержке флота и авиации. Дерзостные расчеты этой операции сразу же оправдали себя. В своей вылазке на север Гитлер опередил Черчилля всего на несколько часов, и его войска заняли Нарвик. Норвегия сопротивлялась немецкому вторжению, ведя по врагу огонь из орудий калибром 280 мм, которыми были оснащены береговые батареи. Но их огонь вскоре удалось подавить, и важнейшая гавань была занята немецкими войсками.

В течение нескольких последующих дней шли тяжелые бои с французскими и британскими войсками, которые высадились в Норвегии, поддерживаемые бежавшими за границу польскими войсками. К силам союзников присоединились норвежские части. Немецкий генерал Эдуард Дитл со своими войсками, в которые входили десантники, горные войска и моряки, уцелевшие после уничтожения их кораблей, неделями удерживал занятые позиции, несмотря на подавляющее численное превосходство противника. Однако уже в начале июня войска союзников отступили, и Норвегия капитулировала. Немецкий «рывок на север» оказался успешным, благодаря ничтожному опережению высадки союзников. Таким образом, нейтралитет Норвегии был нарушен обеими сторонами. Битва «под небесами Северного полюса» завершилась успешно для Гитлера. В ходе операции Везерюбунг была оккупирована и Дания, причем практически без боев. Ее правительство осознавало бесполезность сопротивления и было вынуждено передать страну «под защиту» Великой Германии.

Пока Бельгия и Голландия ждали вторжения со стороны своего восточного соседа, Германия гораздо больше беспокоилась об установлении мирных взаимоотношений с этими странами. Однако они скорее были готовы позволить союзникам пройти через их территорию к Руру, чем ждать атаки с их стороны. Германия должна была любой ценой бороться с таким положением вещей. Тем более что и Бельгия, и Голландия делали попытки контакта с секретными службами союзников. Тем не менее не только эти попытки усиливали опасения германского руководства, но также преимущественная подготовка этих стран к обороне на случай вторжения именно с востока. Позднее выяснилось, что такие опасения были верны.

К этому времени в обеих странах уже были разработаны планы переноса движения с основных дорог на второстепенные для беспрепятственного перемещения французско-британских войск. Более того, французские полки в апреле 1940 года уже имели оперативные предписания по обеспечению провиантом на время своего последующего продвижения через Бельгию и Голландию. Линия Зигфрида (система немецких долговременных укреплений, возведенных в 1936–1940 годах на западе Германии в приграничной полосе от Клеве до Базеля) не была окончательно завершена и заканчивалась у бельгийско-голландских границ. Открытый фланг буквально напрашивался на то, чтобы стать территорией концентрации вооруженных сил союзников.

Говоря об этом, также уместно будет привести современное событиям высказывание Даффа Купера, позднее, при правлении Черчилля, ставшего министром информации: «Мы не можем позволить себе иметь какие-либо угрызения совести. Мы должны предпринять каждый необходимый шаг, не считаясь с соображениями нейтралитета той или иной страны». Тогда же в палате общин Чемберлен провозгласил: «Кампания, подобная проведенной на севере, может начаться где угодно. Мы задействуем в ней гораздо большие силы и достигнем значительно лучших результатов. Мы, британцы, можем развивать свои атаки везде и в любое время, когда мы захотим». Гитлер решил не давать своим противникам шанса перехватить инициативу.

План «Гельб» (от немецкого «gelb» — желтый) разрабатывался для того, чтобы уничтожить войска союзников в пределах Европы. Основной акцент в планируемом наступлении делался на «стык» между Францией и Бельгией, где заканчивалась линия Мажино. Для предотвращения последующего проникновения англичан в Голландию ее предполагалось оккупировать. Нарушение права на нейтралитет не принималось во внимание Германией, поскольку образ действий как Бельгии, так и Голландии был далек от нейтрального.

Вечером перед наступлением немецкий майор из сопротивления в последний раз проинформировал голландского военного атташе в Берлине о точном времени наступления. Эти сведения были переданы голландскому правительству. По сигналу из Гааги армия привела в исполнение заключительные меры по обороне страны. Голландские мосты были взорваны, дороги — перекрыты поваленными деревьями, а порты — закрыты. Кораблям было приказано выйти в море, где они, как можно было надеяться, избегнут атаки со стороны противника. Голландские подводные лодки, находившиеся в водах вдоль побережья, остались в засаде и ждали приближения флота врага.

Силы вермахта для наступления на запад состояли из 89 дивизий, среди которых было 10 танковых. Еще 45 дивизий оставалось в резерве. У союзников же было 144 дивизии, а также поддержка бельгийской и голландской армий. Правда, учитывая недостаток фронтового опыта у вооруженных сил двух последних стран, нельзя было сказать, что их поддержка много значила в противостоянии Германии.

Несмотря на то, что немецкое Верховное командование рассматривало Голландию как вторичный театр военных действий, против страны, не считая транспортных самолетов, было задействовано 160 современных бомбардировщиков и 240 истребителей. Голландские же военно-воздушные силы, как упоминалось прежде, обладали преимущественно устаревшими самолетами, которых на тот момент было всего 170. Таким образом, превосходство немцев в воздухе было абсолютным. Более того, голландские наземные силы не обладали ни одним танком, который можно было бы использовать против войск вермахта.

Примечания:

7

Автор ошибочно выдает за факт известный миф, порожденный фразой Гейнца Гудериана об атаке немецких танков польской кавалерией с использованием холодного оружия. В действительности же данный случай имел следующую подоплеку: части 18-го польского Поморского уланского полка в ходе разведки обнаружили расположившийся на привале батальон немецкой пехоты и, решив использовать фактор внезапности, довольно успешно атаковали немцев в конном строю саблями. — Прим. пер.

8

Задавая подобные риторические вопросы, охваченный полемическим пылом, автор явно не удосужился заглянуть в исторические документы. Так, в статье I секретного протокола, подписанного вместе с Договором о взаимопомощи между Великобританией и Польшей, однозначно указывалось, что «европейская держава», способная совершить агрессию, при которой будет оказана помощь, — это Германия. Таким образом, данный договор вовсе не обязывал Великобританию объявлять войну Советскому Союзу после вступления Красной Армии в Восточную Польшу. — Прим. пер.