Глава 4

Получив двухнедельный отпуск, я провел его в Газеловке. Ходил на лыжах, охотился, обошел и объехал всех соседей. В общем, отдыхал в свое удовольствие. Когда пришло время возвращаться в Станислав, всем было ясно, что я не испытываю особого восторга по этому поводу.

– Ты не слишком-то любишь армию, сынок? – спросила мать.

– Армия – это дисциплина, а я ее ненавижу. Нельзя даже чихнуть, не спросив разрешения. Я бы предпочел быть штатским...

– Без профессии, без образования? Учеба в университете стоит дорого.

– Мой командир говорил что-то о своей идеи, связанной с военным образованием. Когда вернусь, все у него выясню.

Идея оказалась интересной. Служба радиоразведки нуждалась в технически грамотных офицерах и была готова обучать людей, уже имевших некоторый опыт в этой области, выводя их на уровень университетского стандарта. Если мне это подходит, меня освободят от дальнейшего прохождения службы и направят на работу в центр связи в Варшаве, где я буду работать на разведку, одновременно проходя университетский курс по специальности «радиосвязь». Я согласился и подписал необходимые документы.

К тому времени Антек переехал в Варшаву, и в течение двух лет, пока я набирался знаний и параллельно работал в центре связи, мы жили вместе. Я получил степень, и мне предложили штатное место «с продвижением по службе каждые пять лет, а в случае исключительных способностей и выдающихся заслуг – каждые три года». Перспектива год за годом работать в одном и том же здании, в одной и той же комнате, с одними и теми же людьми, ходить на работу по одному маршруту, приходить в одно и то же время была не для меня. Я не мог смириться с этим и отказался от назначения. Мне хотелось повидать мир. Самый простой путь, как мне казалось, – пойти плавать. Я стал радистом и несколько по-настоящему счастливых лет ходил на разных судах по многим морям, побывал во многих странах, стоял на якоре в различных портах. Это были беззаботные годы, когда я набирался опыта и новых впечатлений, годы странствий, оставившие только приятные воспоминания.

В начале июля 1939 года, возвращаясь из Средиземноморья, мы зашли в Антверпен, где консульский чиновник вручил мне официальное письмо. В нем говорилось:

«Второму лейтенанту запаса Стефану Газелу. По прибытии в Гдыню вам следует покинуть судно и вернуться в Варшаву, где надлежит явиться в ваш полк связи для получения дальнейших распоряжений».

Чиновник, знавший о содержании письма, сказал:

– Похоже на подготовку к мобилизации. Вы не единственный, кого вызывают. Собирают всех специалистов. Думаете, надвигается война?

– У меня нет никаких соображений по этому поводу, – признался я.

Из Антверпена нам приказали вернуться в Дюнкерк, где мы загрузили французские танки, а оттуда направились в Гдыню. Но пошли не как прежде, через Кильский канал, а через Скагеррак. Я получил приказ сообщать о любых передвижениях немецких военных кораблей. Напряжение росло и еще более усилилось, когда мы пришли в Гдыню; пока мы стояли под разгрузкой, док был оцеплен военными.

Я попрощался с товарищами на судне и с друзьями в Гдыне и ночным поездом уехал в Варшаву, куда прибыл утром следующего дня.

Первым делом я навестил Антека. За то время, что мы не виделись, он женился, и его жена Ядьзя ждала ребенка. Антек был всерьез обеспокоен.

– Не знаю, куда отправить жену, если начнется война. Ведь Варшаву будут бомбить.

– Думаешь, начнется война?

– Не знаю, но атмосфера напряженная. Идет призыв резервистов, ты – только один из многих, и немцы усиливают пропаганду против нас. Когда ты должен явиться в свой полк?

– Немного побуду у вас.

– Зайди ко мне попрощаться, если тебя отправят из Варшавы.

– Конечно. Хотя, я думаю, что меня вызвали на переподготовку.

Как я ошибался! Я понял это сразу же по прибытии в полк, располагавшийся в предместьях Варшавы. Здесь царила страшная суматоха. Резервисты, офицеры и рядовые в срочном порядке решали все насущные вопросы, связанные с обмундированием, снаряжением, продовольствием и назначением.

Когда я явился к командиру батальона, он с подозрением оглядел меня:

– Вы слишком молоды, чтобы командовать, Газел, но, кажется, вы прошли специальное обучение. Значит, так. Я дам вам двух кадровых сержантов, людей старой закалки, способных поддерживать дисциплину.

– Благодарю, пан майор.

– Вы примете командование ротой связи, моторизованной, оснащенной абсолютно новым оборудованием. В вашем распоряжении будет двадцать пять грузовиков и фургонов. Научите ваших людей обращаться с аппаратурой. Начните прямо сегодня.

– Есть, пан майор.

– И пусть держат рот на замке.

– Есть, пан майор.

– И никаких увольнений. Это касается и вас.

– Е-с-ть, пан майор.

Я был очень занят первые три недели августа: знакомился с подчиненными, изучал оборудование, проводил занятия. У меня почти не было времени, чтобы читать газеты или слушать радио. 22 августа Ядьзя устраивала вечер, и мне удалось добиться увольнительной, чтобы пойти в гости. Мое присутствие в военной форме повернуло беседу в привычное русло. Всех волновал один вопрос: будет ли война?

Мнения разделились. Большинство считало, что войны не будет. Тадеуш, приятель Антека, утверждал, что немцы не пойдут на риск. Если они развяжут войну, британцы на следующий день свернут им шею. «Вы же знаете, – заявил Тадеуш, – что заключено польско-британское соглашение. У Британии мощные военно-морские силы и воздушный флот».

Никто не вспомнил о Советской России, и никто, конечно, не знал, что в этот день, 22 августа 1939 года, Гитлер выступил перед командующими вермахта (об этом свидетельствуют документы Нюрнбергского процесса).

«1 сентября начнется нападение на Польшу, – заявил Гитлер. – Уничтожение Польши – наша первейшая задача. Даже если на Западе вспыхнет война, нашей первой задачей будет уничтожение Польши. Никакого милосердия. Будьте жестоки. Будьте безжалостны. Мы должны выйти к рекам Висла и Нарев. Учитывая наше военное превосходство, мы разгромим поляков. Мы должны разгромить все центры польского сопротивления. Наша цель – полное уничтожение Польши».

Естественно, мы ничего не знали об этом, и вечер у Ядьзи удался на славу.

Но уже на следующий день мой полк был приведен в состояние боевой готовности. Нам выдали боевые патроны, и командирам подразделений было объявлено, к каким армейским группам прикомандированы их подразделения. Моя рота направлялась в шестую армейскую группу, в юго-восточную Польшу. Ночью мы начали погрузку в вагоны.

Я позвонил Антеку, и он примчался, чтобы проводить меня. У нас было ничтожно мало времени, да и что мы могли сказать друг другу. Теперь мы понимали, что война неизбежна.

– Береги себя, Стефан, и пиши маме, – наставлял меня Антек. – Она слишком хорошо помнит последнюю войну и будет волноваться за тебя.

– Бедная мама! А что ты решил в отношении Ядьзи?

– Теперь уже слишком поздно что-то предпринимать. Мы остаемся в Варшаве.

Тут подошел ординарец.

– Если бы здесь была мама, – сказал Антек, – она бы нашла соответствующие случаю патриотические слова. У меня их нет. Береги себя, Стефан, не геройствуй. Вернись живым.

– Попытаюсь, Антек. Увидимся, когда все кончится. Ведь это не может долго продлиться, правда?

Время вышло. Я смотрел вслед Антеку. Уходя, он несколько раз обернулся. Его младший брат уходил на войну.