Глава 6

ФИВЫ. НЕБХЕПРУРЕ – ТУТАНХАМОН, КОТОРЫЙ «ПРОВОДИЛ СВОИ ДНИ, СОЗДАВАЯ ИЗОБРАЖЕНИЯ БОГОВ»

Поскольку коронация Тутанхатона имела столь важное значение для официального восстановления главенства Амона, несомненно, двор переехал в Мемфис, где он располагался в прошлом. В самом деле, во время правления его отца, до разрыва и переноса столицы в Ахетатон, Аменхотеп IV также был коронован («принял короны») в Карнаке, этом Гелиополе Юга.

Наверное, после ритуального пира и предварительного очищения девятилетний мальчик стоял у пилонов большого храма Карнака, выстроенного его отцом Аменхотепом III. С непокрытой головой, обнаженный по пояс и босой, он был одет только в набедренную повязку. Его сопровождали высшие сановники, главными из которых были старший писец армии, Хоремхеб, и «Божественный отец», Эйэ, начальник колесничих. В течение нескольких дней, до начала торжественной церемонии, архитекторы, управляющие и бесчисленные рабочие не покладая рук ремонтировали и восстанавливали храмы, пострадавшие в ходе преследований, начавшихся после смерти Аменхотепа III, но времени оставалось слишком мало, и многие из окованных медью деревянных ворот с золотыми ручками, пострадавших от огня, еще не были восстановлены.

Процессия остановилась у первого пилона (в настоящее время третий), и только старшие придворные прошли следом за принцем в первый двор, где стояли обелиски его предков, Тутмоса I и Тутмоса III. Жрецы в масках богов вышли, чтобы приветствовать Тутанхатона; один из них, Гор горизонта, в маске сокола взял принца за руку и подвел к молельне, построенной Тутмосом I перед воротами второго (в настоящее время четвертого) пилона. Начиная с правления Сенусертов этот проход с воротами служил главным входом в храм, известный как Ипетесут, и на их арке, где раньше стояла статуя Тутмоса I под разукрашенным двойным навесом седа (праздник), Тутанхамон мог прочесть надпись, говорившую о том, что большие ворота, вырубленные из красивого белого известняка, в высоту достигают 20 локтей.

Поддерживаемый за вторую руку другим жрецом, представляющим бога Атума, Тутанхатон прошел первый коронационный обряд, в соответствии с которым он вступал в зал храма, где его тело претерпевало первое превращение, и ведшие его жрецы передавали его другим жрецам для «очищения». Будущий фараон затем входил в мелкий бассейн, на низких бортиках которого в четырех определенных точках стояли четыре жреца, олицетворявшие четыре стороны света сообразно древней литургии Гелиополя. На их лицах были соответственно маски Тота – с клювом ибиса, Сета – с торчащими прямоугольными ушами, Гора Бехдетского – с клювом коршуна, и еще одного бога-сокола, Дунави. Они «крестили» принца, окропляя его тело из четырех высоких золотых кувшинов. Святая вода, вытекавшая из сосудов и несшая с собой божественную жизнь (выражаемую иероглифами в виде креста с изгибом и скипетра, увенчанного головой собаки), изменяла сущность сына царей, который затем уже мог предстать перед богами.

Потом его вводили в специальное отделение храма, предназначавшееся для коронационных обрядов; оно называлось «дом царя» и располагалось между вторым и третьим (в настоящее время четвертым и пятым) пилонами в зале торжеств, где находились два покрытых электроном обелиска, воздвигнутые царицей Хатшепсут. Здесь стояли в два ряда колонны в форме стеблей папируса, и его стены частично скрывали «колоссы Осириса», датируемые временем правления Тутмоса III и Тутмоса IV. Важная роль в коронации, которая происходила в этом месте, отводилась двум главным павильонам (или молельням), занимавшим значительную часть зала, напоминавшим два древних храма Египта: «дом огня» (Пернесер), архаичное северное святилище, и «большой дом» (Первер), древний храм юга. В первом находились жрецы, изображавшие высшие божества – Нехбет, Бату, Нейт, Исиду, Нефтиду, Гора, Сета и остальных, входивших в Великую Эннеаду. Кульминацией действа был момент, когда принц вступал в южную молельню, где дочь Амона, богиня-змея, «великая в магии», ждала его, расправив свой капюшон королевской кобры: она бросалась к нему, «обвивала его», как говорится в ритуальной формуле, сворачивалась на его голове и поднимала голову надо лбом будущего правителя Египта. Принц, который в течение нескольких лет проходил посвящение, дававшее ему возможность понимать язык змей, таким образом, официально признавался наследником трона, когда невидимая рука Амона направляла свою дочь к лику правителя.

Затем к принцу приближался жрец Инмутеф («опора матери», воспоминание о той помощи, которую Гор оказал родной матери Исиде), облаченный в шкуру леопарда; его волосы были заплетены в косу, уложенную на одну сторону головы и заканчивавшуюся большим локоном. С помощью других жрецов он водружал на голову избранника Амона одну за другой несколько корон, передавая тем самым ему все полномочия и обязанности фараона: белая митра и красная скуфья в форме ступки, которые, соединившись, образовывали третий головной убор, известный как «две силы, составляющие единое целое», или Пасехемти, у греков называвшийся пшент, атеф – корона Ра, сесед – головная повязка, голубая кожаная корона, или хепреш, корона ибес, диадема из двух плюмажей и различные головные уборы изо льна. Эти священные предметы, старинные знаки царской власти, хранились в храме и в конечном счете возвращались в него: только налобная повязка могла украшать голову сына бога, когда он умирал, приходя на зов своего отца. Вот почему ни корон, ни царских головных уборов не было обнаружено в гробнице молодого царя. Возможно, исключение было сделано для «короны верховной власти», символизирующей власть сына бога над царством земным: голубого кожаного шлема или короны, хепреш. Возможно, она находилась в гробнице в сундуке для головных уборов и ее украли воры. Когда царь покидал молельню, на его голове был хепреш, на поясе болтался хвост (жирафа?), который он впредь будет носить как предводитель диких племен, а на подошвах сандалий были изображены девять покоренных врагов.

Теперь ему предстояло пройти основную церемонию вступления на трон, миновав третий (в настоящее время пятый) пилон. На пути к четвертому (в настоящее время шестому) пилону, воздвигнутому Тутмосом III, Тутанхамону пришлось повернуть направо и в сопровождении жрецов войти в боковую молельню, расположенную к югу от большого вестибюля перед четвертым (в настоящее время шестым) пилоном. Его подвели к саркофагу, высеченному из цельного куска розового гранита на известковом постаменте, по сторонам которого с востока и запада стояли «колоссы Осириса». В загадочном полумраке усыпальницы, сооруженной в честь воинственного царя Тутмоса III и названной «Менхепруре-которая-принимает-корону», Амон подтверждает, что отныне Небхепруре носит на голове корону, хепреш, которая дает ему власть над всеми владениями солнца. Маленький царь, опустившись на колени и повернувшись спиной к правителю Фив, ощущает на своей шее прикосновение руки Амона.

Во время долгой магически-религиозной церемонии он получает свое «великое имя», состоящее из пяти «титулов», выбираемых писцами Дома жизни, – эпитеты, дополняющие эти титулы, были разными у разных фараонов, но их основные элементы оставались незыблемыми. Первый описывал нового царя как ипостась Гора, земного воплощения бога, далее, для выражения его двойственной сущности, использовался образ двух богинь – покровительниц Египта, коршуна и кобры, чьи бесконечные и повторяющиеся возрождения были залогом вечности. Третье имя было именем Золотого Гора, символом добра и вечной жизни, побеждающих зло и разрушение. Затем шло имя, данное при коронации, которому всегда предшествовал титул «владыка Юга и Севера» (Несут-Бит). Будучи земным воплощением бога, изливающего свой свет в мир живущих, фараон должен был в первую очередь олицетворять жизненную силу и деятельное начало. Он был «единственным для Юга» и «единственным для Севера» вовсе не потому, что вследствие политических противоборств вожди Верхнего Египта некогда создали единое царство, а потому, что его имена имели космическое и религиозное значение. Тутанхатон в день своей коронации, следовательно, становился царем Юга и Севера, Небхепруре («владыкой превращения является Ра»). Пятое имя царя – солярное имя – было дано ему при рождении, когда царица Тии нарекала его Тутанхатоном; в перечне ему предшествовал титул Сын Солнца.

После того как Амон признал своего сына, жрецы просили бога даровать новому правителю вечный праздник Ра и успех во всех его земных делах.

Шествуя впереди всех, царь покидал святилище, и аура, Скрытый Ветер Амона, овевала его; на его голове красовался хепреш, царский головной убор, который он будет отныне надевать во всех случаях. Он получил его от бога и в знак столь важного события установил статую в храме (ее фрагменты находятся в музее «Метрополитен»). Но в его гробнице, между золотыми усыпальницами, напоминающими о дне коронации, были также положены два посоха из золота и серебра. Эти металлы, символизирующие плоть и кость, день и ночь, были призваны увековечить образ девятилетнего царя с хепрешем, который давал ему власть над «всем, что подвластно солнечному шару». Принц, наделенный такой властью, теперь мог вернуться в святилище и провести свой первый религиозный обряд. Отныне он мог явиться как царь перед всеми своими подданными, и жрецы в масках провели еще одну, на сей раз публичную коронацию. Новый фараон воссел на старинном троне, и на его голову еще раз водрузили две короны Юга и Севера. Он следил за тем, чтобы жрецы, олицетворявшие стороны света или души Нила, привязывали лилии и папирус, растения Двух царств, к символической колонне во время церемонии Сма-Тави, после чего царь имитировал древний обряд обегания вокруг мемфисского храма, символизировавшего владение бога. Накануне коронации или в конце празднеств будущие цари, по заведенному обычаю, демонстрировали охотничьи навыки – укрощали необъезженных лошадей, травили собаками диких быков или вступали в схватку со львами, которые не могли оказать им сопротивления, поскольку цари сами были воплощениями львов. Подобные подвиги были не под силу ребенку, и при коронации Тутанхамона от подобных представлений пришлось отказаться, хотя незабываемые деяния его прославленного предка, Аменхотепа II, чьи стрелы точно попадали в медные мишени и который укротил льва, превратившегося перед ним в ягненка, запечатлены на парадном щите, найденном в гробнице Тутанхамона; вероятно, эти деяния юный царь как-то имитировал во дворе храма.

Царь держал два скипетра великого Осириса, крюк, или хека, – знак царской власти над Югом и цеп, или нехех, – знак власти над Севером; в его гробнице были обнаружены два набора скипетров, меньший из которых был удобен для руки ребенка, и на нем стоит имя Атона. Амон короновал царя в Фивах, однако новый правитель не отказался от поклонения Шару. Во время правления Тутанхамона имя Атона и имя фиванского бога можно было видеть рядом, очевидно в гармоничном единении, на троне царя, а также на его далматике и скипетре.

Не снимая с головы хепреш, через посредство которого он являл свое божественное присутствие, царь возвращался в центральный проход храма и вступал в святилище солнечной ладьи, перед которым, подобно цветам, произрастающим из земли, вздымались две колонны Тутмоса III. Миновав зал подношений, монарх попадал в святая святых. Для «спокойного созерцания, наконец, божественного лика» он пересекал огромный пиршественный зал и останавливался перед «вратами неба», или «вратами горизонта Амона». Именно здесь впервые он участвовал в религиозной церемонии.

После формального введения в должность фараон выходил во двор при храме, где росло священное фруктовое дерево (подобное росшему в Гелиополе), на чудесном плоде которого бог Тот с головой ибиса напишет его коронационное имя, сулящее владыке мира бесчисленные праздники и юбилеи.

Обретя, таким образом, всю полноту власти, царь Юга и Севера покидал храм, еще раз проходя мимо большого пилона Аменхотепа III. До возвращения в свой дворец в Малькате ему еще предстояло появиться перед народом на покрытой электроном колеснице, на бортах которой уже были высечены божественные титулы, которые он только что получил. Колесницу украшали переплетающиеся растения – символы юга и севера. На ней, в окружении азиатских фрагментов, были изображены вассалы Египта, стоящие на коленях и связанные между собой; мастера тем самым хотели оградить ребенка-царя от напастей и обеспечить стране мир. Впереди располагался позолоченный сокол, на голове которого покоился громадный солнечный диск с рельефным изображением коронационного имени царя.

Затем царь отправился на юг, мимо многочисленных деревень в сторону могущественной столицы, расположенной на правом берегу Нила, верховного города. Вероятно, самого важного из всех городов того времени. Процессия остановилась в храме Ипетрисет, современном Луксоре, едва пробившись через толпу народа, успевшего насытиться закусками и винами, выставленными с раннего утра, и теперь распевавшего песни в честь нового правителя, который вернет Фивам их былое процветание. По случаю коронации объявили амнистию, религиозные разногласия были на время забыты, и многие преступники вышли из тюрьмы – Фивы не видели ничего подобного в течение семнадцати лет.

Прибыв в Малькату, Тутанхатон с юной женой стали готовиться к возвращению в Ахетатон, где их с нетерпением ждала Нефертити, желавшая узнать от «Божественного отца», Эйэ, насколько успешными были их официальные контакты со жрецами Амона. В это время Эйэ и Хоремхеб приказали установить во владениях Амона скульптурную группу из черного гранита, которая увековечила бы право Тутанхатона на трон своих предков, которое Амон только что жаловал ему, и в мастерских Карнака начали высекать огромную статую Амона (хранящуюся в настоящее время в Лувре), головной убор которого напоминал современный мотоциклетный шлем с двумя высокими плюмажами и семью ритуальными секциями. Бог держал за плечи стоящего перед ним Тутанхатона, облаченного в шкуру леопарда, в которой он присутствовал на царском погребении. Статуя являла собой неоспоримое доказательство законного права Тутанхатона на власть – божественную власть, поскольку она была дарована Амоном. Возможно, одеяние, обнаруженное в гробнице Тутанхамона, с пришитыми крошечными звездами, похожими на пятна на шкуре животного, к которому прилагалась деревянная голова гепарда, как раз было на нем, когда он, еще совсем ребенком, исполнял обязанности последнего наследника царской семьи на похоронах предшественника. Его двоюродный дедушка, Аанен, надевал подобное одеяние (его можно увидеть на статуе в Турине) во время погребения Туи и Юйи в Долине царей.

Эйэ, как наставник Тутанхатона, сопровождал его в Ахетатон, вскоре стал визирем, что давало ему право говорить и действовать от имени юного царя. Поскольку Тутанхамон вернулся к ортодоксальному культу Амона, Хоремхеб перенес свою постоянную резиденцию в Фивы, которыми он, очевидно, управлял как царский наместник. Он сделал карьеру в армии скорее благодаря дипломатии и проницательности, чем боевым подвигам. В своей коронационной надписи он ссылается на права, которыми наделил его сам царь (вероятно, он имеет в виду предшественника Тутанхатона), и ту роль, которую он играл при дворе, когда возобладал раздор (или безумие?). «Ему достаточно было открыть рот и ответить царю, чтобы успокоить его своей речью». Не есть ли это намек на последние годы жизни Эхнатона и его мистическое безумие, в которое он, по всей видимости, впал? Далее мы узнаем, что Хоремхеб исполнял обязанности вице-регента Двух царств в течение многих лет и располагал такой неограниченной властью, что все египтологи, не колеблясь, причисляют его к диктаторам.

Нам трудно даже представить жизнь маленького хрупкого мальчика, которому в возрасте девяти лет пришлось взвалить на себя такую тяжелую ношу. Его привезли в город-сад, где его ожидала юная царица, окруженная цветами и романтическим, почти нездоровым, очарованием жившего в полной изоляции двора, при котором было запрещено даже упоминать имя его умершего создателя, чья ересь отныне повсеместно порицалась. Как относился ребенок к Амону и Атону? О чем он размышлял, когда после пышной коронации и подобострастных речей фиванских жрецов, после торжественных и грандиозных храмов Карнака входил в почти заброшенные храмы и святилища Атона? Учение, которое порицалось несколько лет назад, теперь своей властью превратило его в живого бога.

И хотя, по крайней мере в Тель-эль-Амарне, в первые годы царствования он сохранял свое имя Тутанхатон, для всех он был уже Тутанхамоном, ибо так нарекли его при восхождении на престол в большом храме Амона. В еретическом городе, где остались следы его присутствия в виде принадлежавших ему предметов и надписей с его именем, можно найти доказательства того, что он приносил жертвы или молился целому пантеону богов: Исида, Атум и бог Сет особенно почитались; Амон и Мут получали подношения из цветов (эта стела в настоящее время находится в Берлинском музее). Вне всякого сомнения, Тутанхамон жил какое-то время в Ахетатоне, но никакого дворца, носящего его имя, там до сих пор не нашли. Он мог жить во дворце жены, Анхесенпаатон, или в одном из больших поместий, посвященных его царственным предкам, например Тутмосу I, который принял коронационное имя Аахеперкаре. Вероятно, упоминание в Тель-эль-Амарне относится к этому дворцу, а не к поместью в Мемфисе с тем же названием. Молодому царю важно было также упрочить свою власть в Фивах, а потом уже переезжать в Мемфис, любимый город Хоремхеба, где тот, находясь еще в должности военачальника, воздвиг собственную гробницу.

В надписи на высокой кварцитовой стеле (хранящейся в Каирском музее), предназначавшейся для большого колонного зала в Карнаке (копия которой была также воздвигнута в храме Аменхотепа III, к северу от большого храма), упоминается название царского дворца в Тель-эль-Амарне, в котором Тутанхамон жил в тот период, когда по настоянию приближенных занялся восстановлением храмов, прежнего культа и позиции жречества во всем Египте. Программа была грандиозной и в самом деле достойной царя; ее содержание определил Хоремхеб, который составил ее текст. На стеле, в ее полукруглой части, имеются два изображения молодого царя, совершающего приношения и возлияния божественной чете Карнака, Амону и Мут. В надписи, повествующей о его собственной коронации, Хоремхеб объявляет себя автором данного плана, и позже, узурпировав стелу юного царя и заменив имена предшественников своим, он тем самым всего лишь вернет себе заслуженную славу.

Хоремхеб, говоря от имени молодого царя, объявляет, что после коронации, с радостью принятой страной, он поселился в своем дворце, расположенном во владениях Тутмоса I, в Тель-эль-Амарне, и взялся за работу. Он покончит со злом на земле и заставит «вновь цвести» руины, превратив их снова в «монументы вечности». Задача эта была чрезвычайно трудной, поскольку не уцелел ни один храм на всей территории от Элефан-тины до границ дельты Нила. Гробницы пришли в запустение, памятники поросли сорняками; святилища и залы использовались как место для прогулок. Страна находилась в жалком состоянии, ибо боги от нее отвернулись: когда армия отправилась в Джахи (местное название Сирии) «для расширения границ Египта», она потерпела позорное поражение, и божества оставались глухи ко всем мольбам.

Положение было отчаянным. «Размышляя в своем сердце», что могло бы обрадовать отца, Амона, юный фараон решает воздвигнуть в его честь «царственное изваяние из чистого золота», инкрустированное лазуритом и редкими и драгоценными камнями, самое большое за всю историю, ибо для его доставки потребовалось бы «тринадцать носилок», а прежде их никогда не требовалось больше одиннадцати. Он также собирался соорудить статую меньших размеров в честь бога Птаха, покровителя Мемфиса, которая уместилась бы на одиннадцати носилках. Кроме того, было принято решение перестроить святилища, возведя постаменты для приношений. Этим планы царя не ограничивались: ему предстояло возродить жречество, призвав для этих целей самых благородных людей страны.

«Он приглашал на роль жрецов и пророков отпрысков знатных родов из многих городов, сыновей всех выдающихся и прославленных людей, после этого он одаривал храм сокровищами и присылал рабов, мужчин и женщин».

Затем он обратил внимание на баржи богов, которые надлежало восстановить, используя высококачественное кедровое дерево, и торжественно обещал покрыть их золотом, чтобы они вновь засияли на реке. Для этого потребовалась дополнительная рабочая сила, и мужчины и женщины, включая певцов, которым платили из царской казны. Все это осуществлялось во славу богов и богинь Египта, благосклонность которых царь завоевал, ибо его деяния оказались им угодны. Начиналась эра процветания. Боги воздали Тутанхамону сторицей, и «Амон возлюбил больше сына родного Небхепруре, правителя Карнака, Тутанхамона, ублажавшего всех богов».

Огромный масштаб задуманных и проведенных мероприятий указывает на решимость Хоремхеба восстановить порядок и вернуть жречеству их былое могущество. Как только традиционная религиозная система снова заработала, жизнь в стране вошла в привычное русло. Молодому царю – в то время ему, вероятно, было около двенадцати лет – было нецелесообразно оставаться в городе Шара, вдали от кипящей деятельности и династических святилищ. Никто не собирался преследовать Атона: от царя ожидали, что он отведет ему ту, вполне безопасную роль второразрядного божества, которую тот исполнял до появления ереси. Но для этого Тутанхатону определенно требовалось покинуть эфемерную столицу. Хотя на некоторых предметах царской мебели, как, например, на троне его юности, имя фараона пишется как Тутанхамон, среди изображений, высеченных на спинке трона, главное место занимает еретический Шар с крошечными руками на концах каждого из лучей. Имя утвердилось окончательно к четвертому году правления, с этого времени юного правителя называют не иначе как Тутанхамон, чтобы Фивы видели в нем верного сына верховного божества. В конце четвертого года правления, после смерти Нефертити, царь в сопровождении молодой жены (отсюда ее имя Анхесенамон) покинул Ахетатон и, вероятно, уже никогда не возвращался в еретический город. На царские баржи была погружена большая часть прекрасной мебели в амарнском стиле, подлинного отражения поэтического великолепия города – мечты Эхнатона. Некоторые предметы, обнаруженные в гробнице Тутанхамона, могли сопровождать его в этом путешествии в Фивы: ящик для парика, складная кровать и, конечно, сундук с двускатной крышкой, далекий предок современного комода, который для удобства переносили на двух шестах, служивших своего рода носилками.

В каком дворце Тутанхамон поселился, точно сказать нельзя, но предположительно он обосновался в Малькате, которая была ему знакома с ранних лет. Как всем египетским монархам, Тутанхамону полагалось иметь официальные резиденции в других городах; легко представить, сколь роскошны были царские дворцы, восстановленные для визитов юного царя, которые организовывал с большой пышностью и церемонностью «Божественный отец», Эйэ. Главная цель подобных визитов заключалась в восстановлении храмов и в поклонении прежним богам, что одновременно подтверждало спасительную и благотворную власть фараона. Мемфис, где во время правления Тутанхамона был похоронен бык Апис; Мединет-Гураб, где он заложил свой камень в храм Тутмоса III; Абидос; Файюм – все эти места посетил юный царь. Хотя Тутанхамон не оставил бога ереси, Атона, и не забывал о его храме в Карнаке, он, однако, по совету Эйэ, возродил традицию своих предков, которые особенно почитали большого сфинкса в Гизе. В то время Египет оказывал гостеприимство многим чужеземным богам; выходцы из Азии, например, поклонялись Хауруну, чье имя вскоре стало ассоциироваться с Хором на небосклоне, Хармахисом некрополя. Из сохранившихся надписей известно, что Тутанхамон и Анхесенамон приносили жертвы этому богу на плато Гизы.

Естественно, новый царь больше всего внимания уделял Фивам. Руины Карнака, разграбленные и разрушенные во время революций, войн, не говоря уже о землетрясениях, еще не открыли нам всех своих тайн. По некоторым обломкам мы можем судить, что сооружалось от имени Тутанхамона и что было возведено его преемником, Эйэ. Последний так тщательно придерживался первоначального плана, что картуши двух царей, обнаруженные рядом, заставляют даже предположить, что имело место третье совместное правление в конце еретической эпохи.

Здания Тутанхамона возводились быстро, и, как мы знаем, его наставники, не колеблясь, после его смерти приписали все заслуги себе – нередко имена Эйэ и Хоремхеба написаны поверх картушей молодого царя. В Луксоре, хотя надписи Хоремхеба заменили большую часть надписей его предшественников, царственные черты лица сына Тии, несомненно, угадываются на двух стенах знаменитой куполообразной колоннады, сооружение которой начал Аменхотеп III.

Дары Тутанхамона фиванскому храму дают нам более интересные сведения. Возможно, юный правитель сам лично пожелал воздать должное богу, которого, как его учили, следовало почитать больше остальных. В результате он преподнес храму прекрасную каменную статую пирующего Амона. Каждый год в месяц паофи, второй месяц разлива Нила, столица в течение одиннадцати дней отмечала праздник Опет. Ипет (Опет) – рисет именовался храм в Луксоре, который в настоящее время некоторые исследователи считают гаремом бога, хотя такая интерпретация представляется спорной. Ипет (Опет) – есут назывался храм в Карнаке. Так или иначе, именно к этому храму Амон и его супруга Мут, сопровождаемые богом Хонсу, шествовали во время своего «торжественного явления», и собравшиеся толпы народа могли лицезреть триаду великих богов. После возвращения царской семьи в Фивы праздник Опет отмечался с особой пышностью, и величественный спектакль, разыгрывавшийся на берегах Нила и в окрестностях храмов, настолько потряс Тутанхамона, что он повелел запечатлеть все его основные этапы на стенах.

На западной стене было изображено торжественное шествие с севера на юг, из Карнака в Луксор, на восточной – возвращение процессии с юга на север. На Ниле собралась целая флотилия, включая царскую ладью, чтобы сопровождать священные баржи фиванских богов. Перед тем как покинуть храм, Тутанхамон сам проводил первые обряды церемонии, окропляя вином цветы и другие приношения и освящая их ладаном. Процессия далее покидала храм под звуки военной музыки, шествуя за жрецами, которые несли на плечах миниатюрные священные ладьи с молельнями, которые затем перегружались на большие речные баржи. Царь направлялся к флагманскому судну и давал сигнал к отплытию ярко расцвеченных лодок, которые тянули на бечевнике в южном направлении под звуки музыки и веселое пение. На берегах Нила толпились люди, восхищенно аплодировавшие проплывавшей мимо флотилии; повсюду царили радость и веселье, и молодому царю настолько понравились песни прибрежных жителей, что он, по обычаю еретического города, повелел высечь их на стенах храма рядом с красочным описанием великолепного праздника:

На берегу ждет тебя кров,
Его навес простирается в сторону юга;
На берегу ждет тебя кров,
Его навес простирается в сторону севера;
Пейте, матросы фараона,
Возлюбленного Амона,
Восхваленного богами.

Во время плавания из Карнака в Луксор фараон символически брал в руки весло, чтобы показать, что он возлагает на себя полную ответственность за это путешествие от имени своего отца-бога. Когда большая баржа Амона под названием «Восерхет-Амон» прибывала в Луксор, небольшую ладью бога торжественно переносили в храм. Жрецам приходилось пробираться между столов, заваленных подношениями и разной снедью, и лотками разносчиков, обосновавшихся на открытом пространстве вокруг храма. Во время короткой остановки царь засмотрелся на акробаток, танцевавших под звуки систров, кастаньет и вечной дарабукки. Однако ему не удалось предаться этой детской забаве, поскольку процессия двинулась дальше и, войдя в храм, скрылась с глаз толпы. Затем для простых людей начался настоящий праздник с плясками и песнями, звучащими до зари, которые оглашали гулким эхом узкие улочки южного города.

Через одиннадцать дней флотилия отправлялась в обратный путь на север. Тутанхамон возвращался в Луксор, и баржу, несущую бога, на этот раз уже не буксировали. Упитанные быки, желанные подарки нубийской знати, чьи изогнутые рога походили на фантастические украшения, приносились в жертву вблизи храма для того, чтобы течение, набиравшее силу во время разливов Нила, быстро донесло баржу до Карнака. Царь во главе своего войска, в состав которого входили и чужеземные наемники, шел по берегу. На этом торжества заканчивались, но через тысячелетия они эхом отзовутся в европейских карнавалах; более того, и по сей день баржа местного святого, Абу-эль-Хаггага, отправляется в путь из Карнака в Луксор и обратно.

Не все церемонии, на которых должен был присутствовать царь-подросток, были такими веселыми, но он с сознанием долга исполнял царские обязанности. Сразу после коронации нового фараона попросили выбрать место на левом берегу Фив для своего заупокойного храма, и в тот день, когда жрецы огородили его веревками, он прибыл туда, чтобы совершить церемониальный акт закладки фундамента. Затем Тутанхамон назначил распорядителей своих владений; некоторые из них ранее надзирали за погребальной собственностью его отца, как, например, Восерхет, «счетовод всего добра дома Небмаэтре», который был назначен «первым пророком в доме Небхепруре».

Немногие египетские цари, взошедшие на престол в столь раннем возрасте, успели в течение недолгого времени так много построить. Повсюду в окрестностях Фив были воздвигнуты статуи в честь Амона с чертами лица Тутанхамона. Сам правитель Египта был представлен в окружении богов, и наиболее трогательная из этих скульптурных групп (в настоящее время хранящаяся в Каирском музее) изображает юношу в короне атеф, стоящего между Амоном и Мут, руки которых лежат на его плечах, и молодой царь обнимает их за талии, как бы призывая идти вперед.

В этих изображениях прослеживается полный возврат к прежней догме, и если черты фараона и божеств несут в себе некое меланхолическое изящество, характерное для эстетики того периода, то темы их полностью традиционны. Среди этих официальных статуй нигде не представлена царственная супруга, и только царь появляется в компании богов и божеств. Только в одном случае, в Карнаке, Тутанхамон воздвиг по сторонам от дверей статуи Амона и Амонтет, в которых угадывается осторожная аллюзия с царственной четой.

Тесные узы, связывавшие амарнскую семью с Нубией, во время правления Тутанхамона не ослабли, и храм, основанный Аменхотепом III в Каве, бывшем Гем-Атоне, удостоился внимания юного царя практически сразу после его восшествия на престол. Культ Амона и Атума, бога солнца Гелиополя, ранее исповедовавшийся там, был возрожден. Сам царь (названный обоими своими именами) изображен в момент подношения цветов Амону-Ра после торжеств по случаю восстановления памятников, сооруженных его отцом. Таким образом, Тутанхамон провел в жизнь грандиозный план реставрации святилищ по всему царству, вплоть до Нубии, где он также воздвиг небольшой храм с внутренним двориком и четырьмя колоннами, позднее присвоенный Рам-зесом II. Гем-Атон (или Гемпаатон) имел собственного правителя, «писца храма в доме Ра», «пашу Гем-Атона», Панахта. Фарас, располагавшийся к югу от Абу-Симбела на восточном берегу Нила, представлял собой еще одно важное сооружение Тутанхамона в Нубии. Этот религиозный центр, должно быть, был тесно связан с храмом в Каве, так как их официальные представители часто наносили друг другу визиты. Особенно запоминающимися были эти посещения тогда, когда подходило время доставить откормленных быков в столицу на праздник Опета. Дети Капа, помня о том, что они были воспитаны при дворе Египта, предпочитали собственноручно отбирать животных для наместника царя. Хаи, «управляющий землями юга» при Тутанхамоне, изобразил себя в качестве участника такой церемонии на одной из стен храма в Каве. Несомненно, это он появляется в Фарасе как первый пророк божественного царя Небхепруре (Тутанхамона).

В том же районе царь воздвиг также святилище во славу Амона-Ра, Атума и Ра Харахти, однако следует заметить, что построенный храм в основном был посвящен ему самому как властителю города. В древности человек, правивший городом, назывался Сехотеп-Нетуре, «тот, кто угождает богам», и эти слова фигурируют в официальных титулах юного царя в виде эпитета одного из пяти его имен. Не было бы ничего удивительного, если бы выяснилось, что нубийские предки Тии происходят из фарасской области. В любом случае при жизни Тутанхамона там было создано его изваяние в образе бога, видимо, в поддержание обычая, установленного его отцом, Аменхотепом III, который приказал воздвигнуть собственное божественное изображение в храме Солеба, далеко на юге.

Фарас был официальной резиденцией наместника Нубии, и среди современников Тутанхамона мы должны упомянуть его наместника по имени Хюи, гробница которого с ее рисунками позволяет нам получить полное представление о том, как осуществлялось управление южными провинциями Египта. Сестра (возможно, жена?) этого старшего чиновника, Темваджиси, по-видимому, играла роль первой дамы в Суданской Нубии того времени, о чем убедительно свидетельствуют ее титулы. Она не только представляла своего брата в храме Фараса, но также исполняла обязанности «смотрительницы гарема» Тутанхамона! По-видимому, эта женщина отбирала красивых нубийских девушек, чтобы они скрашивали жизнь фиванского двора. В удивительных росписях гробницы Хюи нам предстают образы прекрасных принцесс, которых владелец гробницы по поручению сестры должен был сопровождать в столицу метрополии.

Во время XVIII династии территория Нубии, южной провинции царства, простиралась до Напаты в сегодняшнем Судане и включала в себя две разграниченные области. Первая начиналась вблизи города Иераконполя, южнее Фив, и заканчивалась на уровне второго порога Нила: земля Вават, или Нижняя Нубия. Вторая, Верхняя Нубия, или земля Куш, простиралась до Кароя. У наместника, роль которого еще больше возросла с тех пор, как Нубия стала союзником Египта и по ее землям протянулись торговые пути из Африки к Средиземноморью, были два помощника или заместителя: в ведении каждого из них находилась одна провинция. Из надписей и рисунков в небольшом храме, вырубленном в скалах неподалеку от Анибы, современной столицы Суданской Нубии, мы узнаем имя одного из этих заместителей – Амонмипет. Назначенного наместника в нубийской столице Фарасе встречали старшие чиновники под руководством двух его помощников, которые подносили ему еду и мешочки с золотым песком. С ними находился Солеба, правитель Хеммаета, отвечавший за сохранность большого храма Аменхотепа III; правитель города, в котором новому наместнику предстояло обосноваться, его тезка Хюи; первый пророк храма Тутанхамона, сопровождаемый вторым пророком, Мермосом; жрецы храма и, конечно, начальник гарнизона, Пенно.

Хюи, новый наместник, сын одного из сановников Аменхотепа III и преданный друг молодого царя, хотя намного старше его годами, был потомком старинного и знатного нубийского рода. В начале своей карьеры он служил при Меримосе, наместнике Аменхотепа III в Нубии, в качестве «писца, ответственного за корреспонденцию», так что хорошо знал эту страну. На дипломатическом поприще он еще в самом начале правления Тутанхамона завоевал всеобщее признание в должности «посланника правителя во всех чужих землях», прежде всего благодаря своему умению разбираться в людях. Когда Хюи направили в Нубию, он уже обладал большой властью при дворе, поскольку, помимо того что имел звание «Божественного отца», являлся одним из «опахолоносцев по правую руку царя», «поставщиком Амона в земле Куш» и «управляющим золотыми землями правителя Двух царств». К этому следует добавить ореол славы, который он приобрел, вероятно, во время неудачных сражений в мятежных провинциях Азии в конце еретического правления, когда он получил титул «храброго наездника его величества».

Для введения в должность своего наместника царь установил исключительно сложный церемониал, которым руководил лично, сидя на старинном троне под балдахином в своем дворце. На нем было парадное царское одеяние свободного покроя из льняной ткани в складку, его голову украшала корона хепреш; в одной руке он держал посох и цеп, в другой – знак жизни. Эти официальные регалии дополнялись длинным хвостом животного и сандалиями. Когда он появился на возвышении большой тронной залы, где проводилась церемония, ввели Хюи, также облаченного в льняные одежды и державшего цеп, служивший атрибутом одной из его многочисленных функций. Хюи сопровождали, низко склонившись, его приближенные. Говоривший от имени царя, «глава казны» приветствовал Хюи следующими словами: «[Область] от Нехена (Иераконполя) до Несут-Тави (Напата) была передана тебе». Хюи отвечал: «Пусть Амон Несут-Тави жалует тебе все, над чем простирается твоя власть, мой верховный повелитель». В это время придворные скандировали: «Ты – сын Амона. О, Небхепруре, пусть он пришлет тебе вождей всех чужих земель с самыми изысканными подарками от своих стран».

После этого вступления и приветственной речи следовало формальное введение в должность Хюи с вручением ему золотого кольца как символа его полномочий. Хотя надпись, поясняющая эту сцену, сильно стерлась, визирь Эйэ, по-видимому, упоминается в ней и, возможно, сам вручает наместнику личную печать.

Затем Хюи покинул дворец вместе с двумя родными сыновьями, один из которых, Песиур, был «смотрителем царского коня». В его руках были букеты цветов, и ему рукоплескали чиновники, рудус, которым предстояло работать под его началом в Нубии. Приближенные Хюи – его служащие и матросы с баржи – громко его приветствовали, махая цветами и ветками, пока провожали его до храма Амона, где он воздавал благодарение богу. Покинув святилище, Хюи отплыл под парусом в Нубию, к месту своего назначения. Его прекрасная ладья стояла уже наготове и мало чем уступала царскому судну. В центре ее находилась просторная кабина, раскрашенная в пастельных тонах, а рядом с ней располагались ящики, в которых уже было собрано все необходимое. Нос и корму украшали изображения четырех ипостасей Гора. На корпусе судна красовалось изображение фараона в виде сфинкса, покоряющего негра. Вся семья Хюи собралась на пристани: два его сына, мать, Венхер и прислуга, под предводительством певчего Амона. Они танцевали, провожая наместника, и, как только были загружены последние подарки и припасы, необходимые для плавания, судно снялось с якоря.

Прибыв в Нубию, Хюи немедленно занялся сбором налогов. Царская казна сильно оскудела в результате экспериментов царя-еретика, и двор возлагал большие надежды на Хюи, поскольку он прославился своей проницательностью и пользовался авторитетом. От назначения Хюи ждали быстрых положительных результатов. Выбор оказался исключительно правильным: Хюи появлялся повсюду, вселяя в крестьян и рабочих уверенность, организуя экспедиции в копи и наблюдая за разведением скота. Его посланники отправлялись далеко на юг, убеждая охотников отлавливать больше слонов, жирафов и пантер. Он также занимался заготовкой эбенового и красного дерева, которое рубили и отправляли на баржах от одного порога Нила к другому. Новый наместник полностью задействовал все ресурсы Судана и Нубии и, используя власть и влияние нубийской знати, воспитанной при дворе фараона, навел в провинции порядок; при нем в Нубии расцвели искусства и ремесла: золотых дел мастера и краснодеревщики создавали настоящие шедевры. Если в отдаленной деревне вспыхивал мятеж, об этом сразу сообщали Хюи, и «заблудшие овцы» немедленно отправлялись на каторжные работы.

У Хюи были опытные помощники: писец Ха и «учетчик золота» Харнефер; во многом он также полагался на «начальника конюшен» Хати. Вскоре во дворце наместника стали появляться мужчины и изредка женщины, которые приносили золотую дань, иногда в виде колец, а порой в виде золотого песка в маленьких мешочках. Под наблюдением наместника, державшего в руке скипетр, поступления подсчитывались, взвешивались на весах под изображением бога Тота и регистрировались писцами. Вскоре Хюи смог доложить царю, что в ближайшем будущем собирается прибыть в Фивы с богатой данью, собранной на юге. Целая флотилия нагруженных по планширь лодок и барж, плывущая вниз по Нилу, представляла собой исключительно живописное зрелище. С берегов можно было увидеть скот в стойлах, перевязанные веревками тюки с экзотическими товарами и, как нетрудно было предположить, груды золота в особых будках, охраняемых военными. Принцы и принцессы Вавата и Куша сидели под навесами на мостике одного из великолепных судов. На крышах будок расположились мятежники, пыл которых поостыл в заточении, и теперь они, вместе с женами и детьми, плыли в Фивы, чтобы прислуживать в знатных домах.

Тутанхамон с нетерпением ожидал прибытия чудесных подарков, которые обещали привнести в его жизнь нечто новое. Облачившись в одежды, которые были на нем в день коронации, он вновь восседал под балдахином с колоннами в форме цветков лотоса, с которых, по последней моде, свисали стилизованные виноградные грозди. На карнизах помещались священные змеи с солнечными дисками на головах. Основание трона было покрыто изображениями птиц с человеческими головами, символизирующими покоренных вассалов, подобострастно и восхищенно взирающих на правителя мира. Постамент с балдахином был сооружен во внутреннем дворе главного храма, так как предполагалось, что процессия окажется весьма внушительной и даров будет много. Хюи, держа в руках цеп и посох – символы царской власти над югом и главный атрибут наместничества, – был обязан лично подвести знатных людей Куша к фараону, чтобы они принесли ему свои дары. Но первой должна была пройти депутация Вавата, которую возглавлял принц Миама Хикнефер, «один из детей Капа» и старый школьный товарищ Тутанхамона. Он упал ниц перед царем вместе с двумя другими принцами, на которых также было одеяние вождей Вавата: невыделанные шкуры, свисающие с плеч, с двумя страусиными перьями, воткнутыми в короткую прическу, которую удерживала белая головная повязка. Высокие гости преподнесли фараону прекрасно отделанную мебель, замечательно гармонировавшую с убранством его дворца: складные сиденья из ценных пород древесины с меховыми подушками, кресла, кровати, а также обтянутые шкурами щиты, луки и стрелы. Слуги положили к его ногам золотые кольца и мешки с золотым песком, кубки, украшенные сердоликом, яшму, слоновьи бивни, бумеранги из эбенового дерева, а под конец ввезли покрытую золотом колесницу. Кроме того, Тутанхамону подарили золотой реликварий и шедевр нубийского ремесла – своеобразную подставку, на верху которой помещался золотой поднос с изображением типичного пейзажа Вавата; в центре помещалась пирамидальная хижина в окружении охотничьих трофеев, фоном служили финиковые пальмы, два жирафа, лакомящиеся плодами, и фигурки нубийцев. Из-под подноса свисали шкуры животных и прямоугольные панели, декорированные золотыми дисками. Этот подарок был предметом гордости нубийских мастеров. Царю также поднесли другие прекрасные творения.

За вождями Вавата проследовали молодые нубийские принцы и принцессы, с очень тонкими чертами лица, в египетских одеждах, но с нубийскими серьгами-кисточками, к рукам которых были привязаны хвосты африканской кошки. За ними шли слуги, которые поднесли фараону золото и шкуры животных, а завершала процессию запряженная волами повозка, на которой сидела прекрасная принцесса с зонтиком, защищавшим от палящего солнца, и с молодой рабыней-возницей. Такая красотка и впрямь подходила для гарема фараона и была предметом особой гордости Темваджиси. С собой красавица привезла скованных рабов, за которыми шли их жены с отвисшими грудями в окружении детей; тех, кто еще не умел ходить, несли в корзинах на спине. Принцы Куша также привезли много золота и красной яшмы; они подняли руки, приветствуя фараона, и опустились перед ним на колени. За принцами в два ряда следовали их слуги, неся золотые кольца, шкуры животных и хвосты жирафов, вероятно предназначавшихся для украшения царских набедренных повязок. Они привезли также жирафа и удивительно упитанных быков этой страны, причудливо изогнутые рога которых всегда использовались для маскарадов; так, например, во время праздника Опет к ним привязывали ложные руки, а голова чучела помещалась между рогов.

Когда животные опускали головы перед царем, это означало, что перед ним склоняется вся Нубия. В конце процессии наместник вновь повернулся к своему владыке и опустил цеп, выражая тем самым свое почтение и просьбу принять подносимые дары.

Тутанхамон сохранял горделивую позу в течение всей церемонии, во все глаза глядя на происходящее. Зрелище заворожило его. Ему хотелось спуститься с подиума, рассмотреть бесценные подарки и поговорить с нубийскими принцами, с которыми у него было много общего. Супруга царя не присутствовала на этой церемонии, равно как и на всех других официальных мероприятиях. Древний этикет, от соблюдения которого отказался Аменхотеп III, желавший, чтобы на всех официальных церемониях рядом с ним восседала Тии, был восстановлен.

Деятельность наместника оказалась исключительно успешной, и царская казна весьма обогатилась: теперь снова можно было отливать из золота статуи Птаха и Амона. Последняя часть церемонии происходила во внутреннем дворе, где Тутанхамон одарил своего представителя ожерельями из золота, которые полностью закрыли его шею и грудь. Когда Хюи покинул дворец и вернулся в родной дом, домочадцы встретили его криками радости, размахивая густыми зелеными ветками и стуча погремушками.

И все же такие счастливые дни редко выпадали на долю молодого царя, который обучался нелегкому делу управления страной у двух своих наставников, Хоремхеба и Эйэ. Из них Эйэ, вероятно, был ему ближе, возможно, он приходился Тутанхамону двоюродным дедушкой. Во дворце Эйэ служил живым олицетворением силы и могущества, ибо ни одно решение не могло быть принято без его одобрения. Дошло до того, что он, не колеблясь, позволял изображать себя в ритуальных сценах с участием царя, в самых неожиданных местах и вопреки всем правилам. Декорированный золотом фрагмент, обнаруженный в первом тайнике Тутанхамона, подтверждает данное предположение: Эйэ стоит на месте Амона (или Ра) перед своим молодым владыкой Тутанхамоном, который, держа сирийский боевой серп, делает традиционный жест уничтожения врагов Египта. На этот раз царица Анхесенамон сопровождает мужа: она изображена за его спиной. Однако дерзость Эйэ, подобным образом узурпировавшего место верховного бога, является совершенно беспрецедентной.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как маленький фараон прошел обряд посвящения в соответствии с требованиями культа, верховным жрецом которого он официально являлся. Он уже понимал, когда следует занять свое место на массивном прямоугольном троне, скопированном с царских тронов древних фараонов; разбирался, какую силу заключают в себе фигуры диких животных, изображенных со связанными лапами на его сиденье, и знал, что, когда он восседает в специальном ритуальном складном кресле без подлокотников, он выступает в роли верховного жреца и должен иметь при себе цеп и опахало из страусиных перьев. Он усвоил, что его скипетр, украшенный изображениями жертвенных животных, обладает магической властью и одно прикосновение этого священного предмета превращает обычные вещи земного мира в божественные подношения. Когда ему вручили высокий посох с вырезанными на нем фигурками негра и азиата со связанными руками, он узнал, что, достаточно провести им черту на песке, границы Египта становятся неприступными для завоевателей.

Солнце не исчезло из сонма богов, которым он призван был поклоняться, вовсе нет. На любимом кольце маленького царя, обнаруженном в его гробнице, видны коршун и Гор, распростершие свои крылья, а коленопреклоненный фараон между двумя павианами с лунными дисками на голове поклоняется богу солнца Гору с головой сокола, восседающему на троне.

С вступлением на престол Тутанхамона дорогой, проложенной еретиком, больше уже невозможно было следовать. Однако последние персонажи амарнской драмы были столь тесно связаны с реформой, новые религиозные воззрения настолько в них укоренились, что полный возврат к прошлому оказался невозможен. В этой связи следует вспомнить религиозное празднество, в заключительной части которого богу представляли его любимую дочь Маат, «воплощение Миропорядка, Закона и Дыхания жизни».

Еретическое толкование этого действа было несколько иным. Царь с царицей, вместо того чтобы поднимать к Создателю крошечную статуэтку Маат со страусиным пером на голове, представляли богу не его божественную дочь, а порождение самого бога в форме его имен, заключенных в двух картушах. С другой стороны, принцессы носили в прическе по три пера, напоминавшие о богине Маат. Когда царица принимала участие в церемонии, она изображалась сидящей на корточках у одной из «стенок» картушей. Затем над алтарем появлялся сам бог, даруя жизнь своим могущественным дыханием, что символически выражалось через почти горизонтальное положение лент, развевавшихся за царским головным убором.

Каким образом можно было проводить эти обряды после возвращения к ортодоксальности? В погребальных сокровищах Тутанхамона, между стен золотых молелен, среди артефактов, связанных с жизнью монарха, был обнаружен сундук, который археологи описали как «сундук с мазями», вырезанный в форме двойного картуша. Его форма и декор наводят на определенные размышления, и не исключено, что Тутанхамон использовал этот артефакт при отправлении священных обрядов. Он указывает, что имело место не полное отрицание религиозной реформы, а скорее определенная адаптация. Во-первых, богиня Маат классического культа больше не участвует в ритуале – ее заменяет двойной картуш еретического культа. Она, однако, присутствует по-прежнему в образе двух больших страусиных перьев над каждым из священных колец. Внутри картушей, по обеим сторонам, коронационное имя царя изображают иероглифы, обозначающие солнце (Ра) и корзину (неб), но скарабея (хепера) заменяют фигурки сидящего на корточках маленького царя. На одной стороне показан мальчик с детским локоном, на другой – он же и в той же позе, но с царским хепрешем на голове. Здесь имя царя, вероятно, заменяет имя бога: сын бога теперь представлен в качестве высшего жертвоприношения. Этот далеко не единственный пример сходства египетских культов с христианской литургией: царь, сын солнца, предлагал свое собственное имя в жертву богу. Тутанхамон создал прецедент, а позднее Рамзес II выдал эту инновацию за свою.

Когда двор окончательно обосновался в столице, в фиванском искусстве утвердили новое направление. Прежний грациозно-элегантный и вычурный стиль испытал на себе влияние еретического экспрессионизма, которое спасло его от упадка и застоя. Художники старой школы, поначалу в изумлении отвергавшие новые веяния, постепенно уступили требованиям времени и усвоили отдельные приемы, позволявшие им изображать вещи такими, какие они есть. Очарование и изящество остались, но вкус к деталям и повествовательности, позволявший толковать традиционные сюжеты как жанровые сцены, одухотворил все виды живописи, включая парадный портрет.

Амарнское влияние проявляется в построении композиции, во внимании к характерам, событиям и жестам, никогда ранее не изображавшимся. Молодой принц, в отличие от своего старшего брата, не произвел радикальный переворот в творчестве придворных художников, но в первые годы его правления возник и развился совершенно новый, особый «тутанхамоновский» стиль, определивший своеобразие знаменитых барельефов праздника Опет в луксорском храме, а также совершенно очаровательных росписей на слоновой кости, эмалей на золотых пластинах, покрывающих деревянный сундук в гробнице и на спинке трона. Эти росписи замечательно передают красоту младшего сына Тии, его тонкий, слегка изогнутый нос и широкие густые брови.

Мода продолжила диктовать ношение особых головных уборов и причесок, тонких льняных набедренных повязок и туник, оживляемых поясами и ремнями ярких цветов, соответствующих по тону огромным ожерельям, которые закрывали почти половину груди. Отдельные предметы обстановки царского дворца кажутся даже вычурными, скажем некоторые вазы и алебастровые светильники. Тем не менее они, по-видимому, нравились маленькому царю и царице. Никаких упоминаний о детях, родившихся от их брака, до нас не дошло, и ровно так же нам ничего не известно о вкусах царственной четы. Несмотря на роскошь и разнообразие погребальных предметов Тутанхамона, ничто в них не указывает на какие-либо личные предпочтения. Хотя все, что могла производить страна, принадлежало фараону, сокровища в его гробнице свидетельствуют об уровне развития египетской цивилизации, об обычаях и обрядах, но ничего не говорят о самом умершем.

Не следует делать поспешных выводов, глядя на оружие и боевые и охотничьи сцены, окружающие Тутанхамона в гробнице. Действительно ли он преследовал страуса в пустыне на колеснице, запряженной горячей лошадью? Разили ли его стрелы гиену и козерога? В любом случае он не в силах был противостоять взрослому льву, поэтому золотой нагрудник (предшественник кольчуги), изготовленный специально для него, он надевал только на торжественные парады, когда проезжал по Фивам в своей колеснице, за которой следовали пленные чужеземцы, и принимал хвалу за подвиги, которые физически не мог совершить. В самом деле, нет никаких достоверных свидетельств того, что Тутанхамон когда-либо участвовал в войнах, и определенно не на поле битвы он слушал пение боевых труб, а на берегу Нила во время больших праздников, вдали от Азии, которая всегда представляла скрытую угрозу для его царства.

Слабость египетских войск приходилось компенсировать тонкой дипломатией, и «Божественный отец», Эйэ, полностью полагался в этом на посланников фараона, в особенности на Хоремхеба, писца армии, который в начале правления Тутанхамона преуспел в сборе податей в Ливии и Палестине. Хюи, в качестве посланника его величества, пригласил во дворец вождей ретену, которые в духе истинных торговцев, без ненужного подобострастия, привезли с собой целый торговый караван; все это они поднесли царю в качестве «даров», рассчитывая, согласно молчаливой договоренности, получить в обмен вещи эквивалентной стоимости. Переписка между восточными вождями и египетскими царями в течение этого периода не оставляет сомнений по поводу такого толкования данной сцены, которую некоторые исследователи предпочитают рассматривать как завершение азиатской кампании молодого царя, а другие – как эпизод его коронации.

В начале правления Тутанхамона Хоремхебу, со своей стороны, удалось собрать всю дань в Палестине, но, возможно, он преувеличил значение этого деяния. На стенах его первой гробницы, сооруженной в Мемфисе, впечатляющая процессия, состоящая из представителей всех азиатских народностей, сопровождаемая кавалерией, доставляет собранную дань фараону (фрагменты хранятся в Лейденском музее). Фактически царская армия в то время была совершенно беспомощна и терпела постоянные поражения в Малой Азии. «Заказчик» «стелы восстановления храмов», воздвигнутой от имени Тутанхамона, другими словами Хоремхеб, не делал из этого секрета:

«Если одну [послать армию] в Джахи (родовое название Сирии), чтобы расширить границы Египта, она не добьется никакого успеха».

Это была критика мирной политики Эхнатона, которой Хоремхеб всегда открыто противостоял. Однако виновником случившегося был не только царь-еретик, но и его отец, Аменхотеп III, который оставлял без внимания жалобы и просьбы о помощи своих союзников, как это однозначно следует из амарнской переписки. Так, жалобы поступали от царя Акиззи. Граждане Тунипа (Алеппо) в течение двадцати лет умоляли о помощи, но безрезультатно; Аменхотеп III не предпринимал никаких действий. Можно также вспомнить о мольбах Риб-Адди, царя Библа, союзника Египта, который, в конце концов, не выдержал атак Азиру, царя Амора, союзника бедуинов и Хапиру Сагаз (головорезов). В этот период началась жестокая война между митаннийцами и хати (библейские хетты), но Египет даже не пытался защитить своих союзников от внешней агрессии. Официально он поддерживал видимость дружественных отношений с разными племенами, воевавшими между собой. Тушратта, царь Митанни, выдал замуж родную сестру и дочерей за фараона, но и Суппилулиума, который угрожал митаннийскому царству, судя по всему, имел неплохие отношения с египетским двором. Он не спешил завоевывать Митанни, наученный горьким опытом войны в Анатолии, но ему удавалось поддерживать и крепить союзнические связи, которые на неспокойном Востоке часто служили для того, чтобы вести двойную игру.

Маловероятно, чтобы Хоремхеб во время правления Тутанхамона действительно проводил грандиозные военные кампании в бурлящей Азии, и даже если ему сопутствовала умеренная удача в Палестине, он в основном был занят тем, что защищал границы Египта. В его гробнице в Мемфисе изображены палестинские беженцы, изгнанные из своих земель бедуинами из-за Иордана. Они добрались с изголодавшимися семьями до границ Египта и умоляли военачальника вступиться за них перед царем, чтобы тот предоставил им убежище:

«Варвары захватили их земли, их жилища были уничтожены, их города разрушены, а посевы сожжены. В стране разразился голод, и они жили в горах, подобно горным козлам. Теперь они пришли и молят Всемогущего прислать его победоносные войска, чтобы защитить их, говоря: «Мы, немногие азиаты, которые не знают, как выжить, пришли искать убежища в землю фараона, как мы это делали во времена отцов его отца с самого начала».

Фактически девятилетний период правления Тутанхамона, хотя и ознаменовавшийся, по мнению многих исследователей, постепенным ослаблением власти Египта над азиатскими протекторатами, не был отмечен сколько-нибудь серьезными войнами. Делами страны и отстаиванием ее жизненно важных интересов занимался Хоремхеб. Номенклатура титулов, дарованных ему, поражает воображение: «помощник царя во всех странах» (то есть его наместник); «избранник царя»; «управляющий Двух царств» (по административным вопросам); «два глаза царя Верхнего и Нижнего Египта»; «величайший среди избранных правителем Двух царств»; «истинный писец, возлюбленный царя»; «старший управляющий» и «наперсник особых наперсников царя». Если вспомнить возраст фараона, то легко понять, какую власть имел Хоремхеб не только над принцем, но также и над «Божественным отцом», Эйэ. Несмотря на типично восточную пышность перечисленных титулов, они дают определенное представление о влиянии Хоремхеба при дворе, которое он умудрялся сохранять даже в периоды резких разногласий внутри царской семьи, как, например, в последние годы правления Эхнатона. Несомненно, его власть была до некоторой степени диктаторской: титулы «величайшего из великих, самого могущественного из могущественных, верховного повелителя народов» он присвоил себе сам.

Хоремхеб был скорее опытным законодателем, нежели военным, потратил немало усилий для искоренения коррупции. Взойдя на престол, он обнародовал указ, направленный против служебных злоупотреблений, по которому мы можем представить положение дел в стране в конце амарнской эпохи. Уже в официальных письмах, которые он направлял молодому царю, или в надписях на его статуях, изображающих Хоремхеба как военачальника, находящегося под защитой Амона (музей «Метрополитен»), ощущаются первые ростки контрреформы, которую он пытался провести в стране, «дабы уничтожить злодеяния, творимые во всех уголках Двух царств, и дабы восторжествовала истина, а ложь была порицаема в стране, как в начале времен» («Стела восстановления храмов»).

На шестой год правления молодому царю исполнилось шестнадцать лет, и он уже обрел определенный опыт управления государством. Малькатский дворец на левом берегу Нила располагался неподалеку от Долины царей, и там же хранители некрополя начали находить следы разграбления захоронений. Наступил день, когда его величеству было доложено об осквернении святилищ одного из его предков. В данном случае погребение состоялось относительно недавно и гробницы принадлежали участникам амарнской драмы. Мы, однако, не знаем всех деталей, которые позволили бы нам разобраться в этих событиях. Исполнил ли взошедший на престол царь, покинувший Тель-эль-Амарну, желание родного брата, который хотел остаться после смерти в некрополе Ахетатона? Или же, покидая город, он решил перенести его тело вместе с погребальными сокровищами в Фивы? Мы опять встаем перед загадкой знаменитой гробницы № 55 в Долине царей; с уверенностью мы можем говорить только о том, что какое-то время различные предметы, принадлежащие амарнской семье, хранились в ней: золотой заупокойный храм царицы Тии, канопы и саркофаг, принадлежавшие принцессе Меритатон, и мумия фараона, который умер до Тутанхамона, – Сменхкара или Эхнатона?

Вероятно, молодой правитель приказал восстановить и отремонтировать то, что осталось после разграбления. Археологи также обнаружили в мусоре фрагменты глиняных печатей с именем Тутанхамона. Они также нашли сосуд с льняными повязками для бальзамирования, на которых было написано иероглифами «живой бог, правитель Двух царств, Небхепруре, возлюбленный Мина: соткано в году 6». Тутанхамон действительно приказал привести в порядок гробницы, подвергшиеся разорению. Однако, хотя имена Атона не были стерты повсюду, силуэт Эхнатона исчез с позолоченного заупокойного храма его матери; выходит, царь-еретик подвергался нападкам, однако данный факт плохо согласуется с тем, что мы знаем о терпимости Тутанхамона и Эйэ к памяти еретического правителя. Среди погребальных сокровищ Тутанхамона имеются предметы, на которых значатся имена Эхнатона и Сменхкара, но они не оказались бы в гробнице, если бы эти цари при жизни Тутанхамона подверглись преследованиям. Загадка так и остается без ответа.

Как ты там ни было, если тело Сменхкара в самом деле было перенесено в эту гробницу, кто-то из придворных определенно украл некоторые предметы его погребальной обстановки, чтобы поместить их вскоре в гробницу Тутанхамона и даже использовать непосредственно при его погребении.

В период между пятнадцатью и восемнадцатью годами своей жизни Тутанхамон заинтересовался религиозными вопросами и, очевидно, политикой. Он уже знал, что разногласия и соперничество между его отцом, его братом и царями Малой Азии в конце концов были улажены с помощью испещренных причудливыми знаками, почти магических глиняных табличек, которые доставляли храбрые и быстроногие гонцы. Его мать, царица Тии, женщина очень образованная, располагавшая целой библиотекой литературных и научных сочинений, объяснила сыну значение международной переписки. Повзрослев, Тутанхамон сам стал обмениваться посланиями с союзниками и принялся изучать тактику дипломатии, позволявшую поддерживать равновесие сил, вносить разлад в ряды противников и крепить политические и военные союзы. Он обратил внимание на то, что Бурнабуриаш, царь Карадуниаша (Вавилонии), опасается восстания ассирийцев, которые были его подданными. Тутанхамон не стал разочаровывать ассирийцев и принял предложение о визите их делегации в Египет для урегулирования торговых отношений между двумя странами. Одновременно он отложил отправку царю Бурнабуриашу подарков, о которых тот просил. Уловка принесла успех, и царь Карадуниаша реагировал так, как и предполагал Тутанхамон-Небхепруре (Нифуруриа или Нифуририа – согласно вавилонским записям). Обеспокоенный Бурнабуриаш написал молодому фараону письмо: из дошедшей до нас царской переписки только его можно, без всяких сомнений, отнести ко времени правления Тутанхамона (Кнудсон № 9):

«Нипхурии, царю Египта…

Это говорит Бурнабуриаш, царь Карадуниаша, брат твой.

Все хорошо идет у меня. Все приветствуют тебя, твой дом, твоих жен, твоих детей, твою страну, твою знать, твоих лошадей, [и] твои колесницы.

Когда мои отцы и твои отцы установили между собой дружеские [отношения], они обменялись богатыми подарками и [никогда] не отказывали друг другу, какую бы прекрасную вещь те ни пожелали.

Сейчас брат мой прислал мне в качестве дара [только] две мины золота. Если [у тебя] теперь много золота, пришли мне столько, сколько [присылали] твои отцы, но если его мало, пришли мне [хотя бы] половину того. Почему ты прислал мне [только] две мины золота?

Задачи, за которые я взялся в храме, велики, но я рьяно взялся за них, [вот почему] я прошу много золота.

Что касается тебя, то что бы [из товаров] моей страны ты ни пожелал, напиши мне, и они будут доставлены тебе.

Во время Куригалзу, моего отца, ханааниты все [вместе] писали ему: «Мы [собираемся] к границам страны, чтобы пересечь ее, вот почему мы хотели бы установить с тобой отношения».

Вот что он им ответил: «Оставьте [всякую мысль] о союзе со мной! Если вы выступите против царя Египта, брата моего, заодно с другими, разве не я буду вынужден выступить и наказать вас, ибо он союзник мне?»

То было ради блага отца твоего, что мой отец не послушался их.

Теперь [относительно] ассирийцев, моих подданных, я ничего тебе не писал, как они утверждают. Почему они отправились в твою страну? Если ты любишь меня, им нельзя [разрешать] вообще что-либо покупать, пусть они возвращаются с пустыми руками!

В знак [нашей дружбы] я посылаю тебе три меры прекрасного лазурита, а также пять упряжек лошадей (?) для пяти деревянных колесниц».

((Переведено из «Аккардиан» М. Канавати.))

Молодой повелитель Фив начинал постигать премудрости своего ремесла.