Часть I

РОССИЙСКО-КИТАЙСКАЯ ГРАНИЦА В XX ВЕКЕ

Русские и китайцы встретились, расширяя ареалы своего проживания, и вступили в XX в. в качестве двух соседних государств, двух империй Российской империи и Великой Цинской империи. Между двумя империями образовалась самая длинная в мире граница общей протяженностью более десяти тысяч километров. Она протянулась от точки, где сходились пределы России, Китая и Афганистана, до пункта, где соседствовали земли России, Китая и Кореи.

Формирование границы было естественным процессом размежевания по рубежам, которые были определены в результате освоения и распределения между двумя большими государствами территориальных пространств, где изначально жили менее многочисленные народы, которые по разным причинам сочли целесообразным или были вынуждены войти в состав наших двух крупных держав.

Таким образом, граница между Россией и Китаем — это рубежи, размежевывающие территории, которые изначально не были землями собственно русских или собственно ханьцев. Вследствие этого несколько национальных общностей, которые жили до этого на своих землях между первоначальными ареалами проживания русских и ханьцев, оказались частично или полностью в пределах Российской империи или в пределах Великой Цинской империи. Иначе говоря, граница между нашими двумя странами разделяла территории двух империй, двух великих государств мира, но при этом подспудно существовали и ждали своих решений вопросы о национальном самоопределении нескольких национальных общностей, которые либо вошли полностью в состав той или иной империи, либо были разделены на части границей между ними.

К этому необходимо добавить, что и сами русские, и сами ханьцы, как, впрочем, и все народы, находились в постоянно подвижном состоянии, т. е. у каждой из наших двух наций последовательно или одновременно могли существовать и существовали либо одно, либо несколько государств, что также требовало постоянной корректировки взаимоотношений наций и государств, в том числе, если не в первую очередь, регулирования вопросов, касавшихся границ и территорий.

Весьма непростым был вопрос о юридической основе границы. Юридически или формально имело место общее его понимание; обе стороны подписали соответствующие договоры и другие документы относительно прохождения линии границы. В то же время подспудно между сторонами назревали споры и о самом характере договоров о границе, и о территориальном размежевании.

Процесс формирования границы был весьма длительным. При этом военные столкновения хотя и имели место, но носили локальный, ограниченный характер. Они в какой-то мере отразились на формировании границы, но не сыграли существенной роли. Граница между Россией и Китаем не устанавливалась по результатам сражений и битв, ибо наши две страны никогда не вели друг с другом широкомасштабных войн.

К началу XX в. наши два государства сумели подвести юридическую основу под линию разделяющей их границы. Вопросы территориального размежевания решались способами, принятыми в области международных отношений и международного права, — путем проведения переговоров и подписания в их итоге договоров и соглашений, других соответствующих документов, которые не представляли собой ультиматумов или актов о капитуляции.

В итоге вся российско-китайская граница была определена соответствующими юридическими документами. В частности, что касается границы по рекам Амуру и Уссури, — а это основная часть нынешней границы между нашими странами, — то статья Пекинского договора 1860 г. утверждала карту, на которой граничная линия, «для большей ясности, обозначена красною чертою, и направление ее показано буквами русского алфавита» от А до У. Подписавший Пекинский договор со стороны России Н. П. Игнатьев провел красную черту, означавшую границу, по правому берегу Амура и через протоку Казакевичева вывел ее на Уссури, где она следовала уже по левому берегу и далее до реки Туманной (реки Тумэньцзян)[1].

Существование и бережное сохранение российско-китайской границы, ее безусловное уважение, безоговорочное признание договорных актов, лежащих в основе определения линии прохождения границы, было и остается основой добрососедских отношений между нашими странами. Именно такое понимание вопроса о границе отвечало и отвечает коренным национальным интересам России и Китая. Это также предполагает взаимный отказ обеих сторон от территориальных претензий и возбуждения вопросов о границе между нашими странами.

Конечно, несовершенство знаний во времена, когда подписывались соответствующие договорные документы, неисследованность географии некоторых районов, да и другие обстоятельства давали основания для того, чтобы с течением времени на новой, современной для различных десятилетий XX в., основе уточнять линию прохождения границы. Граница представала живым и сложным организмом, который требовал постоянного внимания, бережности и заботы. Однако необходимо повторить, что с точки зрения юридической ее основы не было и нет поводов говорить о существовании территориальной проблемы или проблемы границы между нашими двумя странами. Так выглядела и выглядит картина, если исходить из норм международного права, основываться на договорных документах о границе и признавать их обязательность для обеих подписавших их сторон.

Эти общие соображения подтверждала и практика отношений наших двух стран в первые годы двадцатого столетия.

В начале XX в. Россия и Китай вели переговоры, завершившиеся подписанием 7 декабря 1911 г. Цицикарского договорного акта, которым была зафиксирована демаркация границы в результате ее технического уточнения на аргуньском участке. Анализ документальных источников опровергает любые попытки толковать этот протянувшийся более чем на 1200 км участок границы иначе, как исторически сложившийся установленный рубеж между территориями России и Китая[2].

Итак, в XX в. история вопроса о границе между нашими странами началась с демаркации одного из участков этой границы. Демаркация велась на основе существующих договоров о границе; при этом ни одна из сторон не подвергала сомнению правомочность этих договоров.

В 1911 г. в результате Синьхайской революции в Китае на смену Маньчжурской династии пришла Китайская Республика. Как следствие этого прекратилось и маньчжурское правление во Внешней Монголии, которая встала на путь борьбы за национальную независимость. 21 (7) октября 1912 г. в Урге было подписано соглашение между Россией и Монголией, по которому Россия взяла на себя обязательство выступать гарантом автономии Монголии.

Декларацией от 10 октября (27 сентября) 1913 г. президент Китайской Республики Юань Шикай объявил о признании Китаем всех ранее заключенных договоров. Перед этим завершились русско-китайские переговоры, в результате которых правительства обоих государств признали автономию Внешней Монголии, а Кяхтинское соглашение от 25 (12) мая 1915 г., которое подписали и монгольские представители, определило ее статус. Территория Монголии осталась частью территории Китая, но сюзеренитет Китая был ограничен, его интересы могли представлять лишь несколько крупных чиновников с небольшим воинским конвоем; все функции и права китайских чиновников были строго оговорены. Как гарант автономии Монголии Россия также должна была принимать участие в решении пограничных вопросов между Монголией и Китаем[3].

К 1910–1914 гг. относится разрешение вопроса об Урянхайском крае (Туве), захваченном маньчжурами в 1758 г., но до этого входившем во владения бывших вассалов России — Алтын-ханов. Во многих специальных исследованиях ставилась под сомнение правильность проведения в этом районе границы, делимитированной Кяхтинским договором. Однако царское правительство не решилось полагаться на аргументы, содержавшиеся в упомянутых работах.

В 1911–1912 гг. в Туве развернулось национально-освобо-дительное движение, которое носило антикитайский характер. Когда Автономная Внешняя Монголия отделила Туву от собственно Китая, китайское правительство практически перестало контролировать положение в крае. 5 апреля 1914 г. царское правительство объявило об установлении над Тувой протектората России[4].

Таким образом, уже в 1910-х гг. начался процесс национального самоопределения монголов и тувинцев. Он повлек за собой изменение статуса некоторых территорий, которые до того времени входили в состав Великой Цинской империи. Это послужило также началом процесса образования новых государств, а следовательно, и изменения линии границы между Россией и Китаем. Спустя некоторое время прежняя российско-китайская граница в районе Монголии и Тувы, иначе говоря, на монгольском и тувинском участках, перестала существовать, но появились российско-монгольская (позднее ставшая советско-монгольской), советско-тувинская, тувинско-мон-гольская и китайско-монгольская границы.

Как следствие событий, связанных с переменами в Монголии и Туве, протяженность советско-китайской границы стала значительно уступать русско-китайской. В связи с образованием в 1924 г. Монгольской Народной Республики и Тувинской Народной Республики (с 1944 г. — Тувинская автономная область РСФСР, с 1961 г. — Тувинская АССР, а с 1991 г. Республика Тува Российской Федерации) практически весь участок границы, определенный когда-то Кяхтинским договором, перестал быть границей с Китаем.

В результате событий 1917 г. в нашей стране вместо прежнего государства — Российской империи — в феврале 1917 г. появилась Российская Республика, а затем, в октябре того же года, Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика; позднее, в 1922 г., был создан Союз Советских Социалистических Республик.

Вследствие этих перемен произошли и существенные изменения государственных границ нашей страны в Европе. Финляндия, Польша, Эстония, Латвия, Литва стали самостоятельными, независимыми государствами. В то же время на востоке граница с Китаем, соответствующая русско-китайским договорам, продолжала существовать в неизменном виде.

К 1917 г. государственная граница России с Китаем была уже разделена фактически на восточный и западный участки, между которыми Россия граничила с Внешней Монголией. Мы уже упоминали о том, что движение монгольского народа за государственную независимость началось еще в начале XX в. Одновременно такие же процессы происходили и на территории Тувы. В результате монголы и тувинцы провозгласили свою независимость от Китая. Затем между образовавшимися в начале 20-х гг. Монгольской Народной Республикой, Танну — Тувинской Народной Республикой — и СССР были установлены дипломатические отношения.

20 октября 1945 г. в Монголии был проведен плебисцит, подтвердивший желание монгольского народа иметь свое самостоятельное государство. После этого плебисцита правительство Китайской Республики объявило о согласии с независимостью МНР. 14 февраля 1950 г. при заключении Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР министры иностранных дел обоих государств обменялись нотами, в которых правительства двух стран констатировали независимость МНР. В 1962 г. между КНР и МНР был заключен договор о государственной границе.

События 1917 г. и последовавшая за ними гражданская война в нашей стране, сражения между противоборствовавшими сторонами, в которых принимали участие, посылая свои войска на нашу территорию, и другие страны, в том числе Китай, заняли несколько лет, на протяжении которых на территории России возникали в различных краях те или иные государства или государствоподобные образования. Этот процесс завершился с образованием СССР, включившего в свой состав большую часть территории России и ставшего правопреемником и Российской империи, и Российской Республики, в том числе и в вопросе о государственных границах.

В ходе борьбы, продолжавшейся несколько лет на Дальнем Востоке, в Забайкалье, Казахстане и Средней Азии, государственная граница между возникавшими там республиками, вошедшими затем в Советский Союз, и Китайской Республикой неизменно сохранялась благодаря усилиям всех заинтересованных сторон.

В ходе последующей политической и вооруженной борьбы, разгоревшейся в Маньчжурии и Синьцзяне под влиянием событий в нашей стране, правительства РСФСР, а затем и СССР всегда соблюдали принципы невмешательства во внутренние дела Китая и неприкосновенности его границ. В то время, как в Маньчжурии существовали силы белого движения, которые предпринимали оттуда набеги в Приморье, Приамурье и Забайкалье, воинские части Дальневосточной Республики, РСФСР и СССР в ходе столкновений с ними никогда не нарушали линию границы между нашей страной и Китаем.

В начале 1918 г. силы белого движения были вытеснены из района Никольск-Уссурийска и остановились на китайской территории близ границы, в Гродеково. Представитель красных вступил в переговоры с командующим китайскими войсками пограничного района генералом Као, который обещал не допускать контратак атамана Калмыкова. Под нажимом японцев Као не выполнил обещания[5].

В октябре 1920 г. из Забайкалья в Маньчжурию были вытеснены белые каппелевские войска. Армия тогдашней Дальневосточной Республики (ДВР) не переступила границу, получив от китайских властей заверения в том, что они разоружат каппелевцев. Однако в обстановке безраздельного господства японцев и их ставленников Маньчжурия продолжала оставаться плацдармом для вооруженных нападений белых на территории, находившиеся под властью красных[6].

В первый период после событий октября 1917 г. китайская сторона не предпринимала никаких действий, которые можно было бы рассматривать как выдвижение ею претензий на земли, расположенные за чертой русско-китайской границы, хотя в то время имели место нестабильное политическое положение в приграничных районах РСФСР, вооруженная борьба в них, иностранная интервенция, создание буферного государства ДВР, наконец проживание сотен тысяч китайцев в Приморье и Приамурье, приезжавших туда в поисках средств к существованию.

Впрочем, имели место исключения из этого правила. Так, на границе с Синьцзяном в 1920 г. местные китайские власти присвоили участок нашей территории площадью около 60 кв. км, именуемый на картах урочищем Кызыл-Уй-Енке. Операция захвата была осуществлена путем купли этого участка у военного комиссара Зайсанского уезда Короткова, бежавшего затем в Китай[7].

Пекинское правительство Дуань Цижуя, принимавшее участие в интервенции на нашем Дальнем Востоке, не пыталось мотивировать свои действия ссылками на какие-либо исторические права на приграничные земли. Более того, помогая оккупации этих земель японскими агрессорами, оно допускало возможность аннексии их Японией. Это прояпонское правительство вместе с милитаристской кликой Чжан Цзолиня в Маньчжурии получило только за 1918 г. двадцать девять японских «займов» на общую сумму 30 млн американских долларов в качестве платы за предоставление маньчжурского плацдарма Японии для развертывания ею интервенции на нашем Дальнем Востоке[8].

Действительную проблему для Китая после Первой мировой войны представляла не ревизия сложившихся государственных границ, а ликвидация особых прав и привилегий иностранных держав на территории Китая. Это было главным требованием массового «Движения 4 мая» 1919 г., выражением чувства протеста против несправедливого Версальского договора.

Еще в ноябре 1917 г. народный комиссар по иностранным делам РСФСР пытался вести переговоры с главой китайской миссии в Петрограде Лю Цзинжэнем о заключении китайско-советского договора на основе равенства, об аннулировании договоров, причинивших ущерб суверенитету Китая, и установлении дружественных отношений между двумя странами.

Необходимо иметь в виду, что в 1917 г., объявляя «ничтожными», т. е. не имеющими далее юридической силы, все тайные договоры, заключенные с Японией, Китаем и бывшими союзниками, правительство РСФСР предлагало вступить в переговоры об аннулировании конкретных договоров, а именно: договора 1896 г., Пекинского протокола 1901 г. и всех соглашений с Японией с 1907 по 1916 гг.; переговоры об этом велись до марта 1918 г. Однако советское правительство никогда не рассматривало российско-китайские договоры о границе как неравноправные. Следует еще раз отметить, что эти договоры во всех случаях не были результатами военных захватов или военного давления на Китай. Россия и Китай никогда не вели войну друг с другом. Разграничение между двумя странами, длившееся в течение более двухсот лет, не привело к отходу от Китая никаких областей, населенных или освоенных китайцами.

Достаточно напомнить, что в конце XVII в., когда при маньчжурском императоре Канси в обстановке военного давления со стороны Китая был заключен известный Нерчинский договор о границе, в докладах на имя императора маньчжурские сановники отмечали: «Земли, лежащие на северо-востоке на пространстве в несколько тысяч ли и никогда ранее не принадлежавшие Китаю, вошли в состав ваших владений». За двести с лишним лет эти земли так и не были освоены Китаем. Лишь после того, как российско-китайское разграничение завершилось и эти районы стали быстрее осваиваться и заселяться, наряду с переселенцами из России здесь появилось и заметное по численности китайское население[9].

25 июля 1919 г. СНК РСФСР обратился с Декларацией к народу и правительствам Южного и Северного Китая.

В декларации было сказано, что правительство РСФСР, как только взяло в октябре 1917 г. власть в свои руки, «объявило уничтоженными все тайные договоры, заключенные с Японией, Китаем и бывшими союзниками, договоры, которыми царское правительство вместе с его союзниками насилием и подкупами закабалило народы Востока, и главным образом китайский народ, для доставления выгод русским капиталистам, русским помещикам, русским генералам. Советское правительство тогда же предложило Китайскому правительству вступить в переговоры об аннулировании договора 1896 г., Пекинского протокола 1901 г. и всех соглашений с Японией с 1907 по 1916 г.»[10]. Таким образом, правительство РСФСР отказывалось от права экстерриториальности и от концессий в Китае.

Эта декларация была подтверждена в ноте НКИД от 27 сентября 1920 г., врученной главе военно-дипломатической миссии Чжан Сылиню, прибывшему из Пекина в Москву. Нота содержала намеченную правительством примерную схему договора между РСФСР и Китаем, первый пункт которой гласил: «Правительство Российской Социалистической Федеративной Советской Республики объявляет не имеющими силы все договоры, заключенные прежним правительством России с Китаем, отказывается от всех захватов китайской территории, от всех русских концессий в Китае и возвращает безвозмездно и на вечные времена все, что было хищнически у него захвачено царским правительством и русской буржуазией»[11].

Упомянутая нота, как и декларация, совершенно не касалась государственной границы, поскольку последняя не относилась к несправедливостям, которые требовали устранения при нормализации отношений между двумя странами на равноправной основе. В ноте намечалась лишь перспектива урегулирования пограничных вопросов в ряде других, касавшихся конкретных, постоянных взаимоотношений между сторонами, не относимых правительством РСФСР к «основным пунктам соглашения» о нормализации.

Восьмой пункт намечавшегося правительством текста общего советско-китайского договора, изложенного в ноте 1920 г., предусматривал, что кроме заключения общего договора по основным пунктам урегулирования отношений между двумя странами «представители обоих государств должны будут урегулировать в дальнейшем в специальных соглашениях торговые, пограничные и железнодорожные, таможенные и другие вопросы»[12]. Следовательно, речь шла не о пересмотре договорных границ, а об отношениях сторон по пограничным вопросам по аналогии с вопросами железнодорожными, торговыми, таможенными и т. д.

На советско-китайских переговорах, которые вели в Пекине в 1921–1922 гг. делегации РСФСР во главе с А. К. Пайкесом, а затем с А. А. Иоффе, представители Китая также не затрагивали вопрос о государственной границе. Декларация 1919 г. и нота 1920 г. заинтересовали китайское правительство прежде всего изложенными в них принципами международного равенства и взаимности. Логично расценив заявление о «захватах территории» в смысле ликвидации наследия политики царизма в Маньчжурии, китайское правительство отозвалось на это своими предложениями, касающимися положения Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Что касается смежных территорий, Китай только подчеркивал свое непризнание вновь образованной МНР и настаивал на выводе оттуда войск, помогавших по просьбе монгольского правительства справиться с воинскими частями барона Унгерна.

Объявление правительством РСФСР договоров, заключенных прежним правительством России с Китаем, не имеющими силы, отнюдь не означало полного их перечеркивания. Кроме тех договоров, которые были указаны в декларации 1919 г., имелся ряд старых договоров, требовавших пересмотра. Советское правительство отказывалось не от них вообще, а лишь от содержавшихся в них положений, которые диктовали Китаю неравноправные условия в отношениях двух стран. Именно такие условия подлежали аннулированию в договорах, а не другие статьи, которые предусматривали прохождение государственной границы с обоюдного согласия сторон.

Находившийся в Китае официальный представитель советского правительства в своей ноте от 29 марта 1922 г. по поводу решения китайского президента прекратить с 1 апреля действие русско-китайского договора 1881 г. о сухопутной торговле квалифицировал эту акцию как одностороннюю. В ноте разъяснялось, что правительство РСФСР имело в виду и неоднократно предлагало правительству Китайской Республики приступить к пересмотру русско-китайских договоров, заключенных с царским правительством, и исключить из них те положения, которые мешали дальнейшему развитию дружественных взаимоотношений китайского и русского народов[13].

Китайское правительство не подвергало сомнениям законность существования советско-китайской границы, когда с ним вела продолжительные и сложные переговоры третья дипломатическая миссия правительства СССР, направленная в Пекин в августе 1923 г., во главе с Л. М. Караханом с целью заключения договора.

В отношении территориальных проблем МИД пекинского правительства настойчиво пытался на переговорах выдвигать условие об аннулировании уже нового советско-монгольского договора 1921 г., с тем чтобы Советский Союз рассматривал Внешнюю Монголию как часть Китая[14].

31 мая 1924 г. состоялось подписание договора, который был назван Соглашением об общих принципах для урегулирования вопросов между Советским Союзом и Китайской Республикой. В статье 3-й соглашения оба правительства условились созвать конференцию, на которой аннулировать все конвенции, договоры, соглашения, протоколы, контракты и т. д., заключенные между правительством Китая и царским правительством, и заменить их новыми на основе равенства, взаимности и справедливости в духе деклараций советского правительства от 1919 и 1920 гг. Статья 7-я соглашения фиксировала договоренность сторон проверить на конференции свои национальные границы и впредь, до указанной проверки, поддерживать существующие границы.

Таким образом, в 1924 г. китайская сторона фактически заняла позицию, которая означала, что она не согласна с существующими договорами о границе, ставит их под сомнение, намерена все их рассмотреть заново, а также заново выработать новый договор о границе. Существующие договоры о границе оказывались с точки зрения китайской стороны, «неравноправными», «несправедливыми», а потому в перспективе возникал и вопрос о территориальных претензиях к нашей стране, о новом территориальном размежевании и о новой границе.

СССР занимал свою позицию, полагая, что статья 7-я соглашения предусматривала не пересмотр, т. е. не переформирование, границ, а проверку их, т. е. редемаркацию. Учитывалось то, что демаркация была лишь частичной, и притом только однажды — при разграничении, задолго до 1911 г. и 1917 г., когда сначала в одной, а потом и в другой стране возникали новые государства.

С точки зрения советской стороны, условие неизменности границ вытекало также из следующей статьи — 8-й, требовавшей урегулировать вопросы судоходства по рекам, озерам и иным водным путям, общим для обеих сторон, на основе равенства и взаимности. Совершенно очевидно, что имелась в виду договорная граница, проходящая по рекам Амур, Уссури, оз. Ханка, ибо других судоходных рек и озер, по которым могла бы проходить линия границы между СССР и Китаем, не имеется.

Соглашение от 31 мая 1924 г. содержало ряд принципов урегулирования на предстоящей конференции вопроса о КВЖД (ст. 9-я).

В то же время, с точки зрения китайской стороны, условие проверки «своих национальных границ» должно было послужить основанием для выдвижения ею требования по-прежнему считать рубежом Китая с Советским Союзом линию новой советско-монгольской границы, установленную в свое время по Буринскому и Кяхтинскому трактатам 1727 г. в качестве границы между Россией и Китаем.

20 сентября 1924 г. советское правительство заключило отдельное соглашение с маньчжурскими властями в Шэньяне, в основном повторившее соглашение от 31 мая. Такое дублирование стало необходимым, поскольку реальную власть в Маньчжурии осуществлял милитарист Чжан Цзолинь. Шэньянское соглашение предусматривало редемаркацию государственной границы смешанной комиссией сторон, а до проведения редемаркации должна была поддерживаться существовавшая пограничная линия границы между обеими сторонами. Предусматривалось также урегулирование в совместной комиссии в двухмесячный срок вопроса о плавании советских и китайских судов в пограничных частях рек и озер. Таким образом, Шэньянское соглашение фактически фиксировало неизменность положения государственной границы, установленного старыми русско-китайскими договорами[15].

Большинство постановлений Пекинского и Шэньянского соглашений 1924 г., в том числе о редемаркации границ, остались невыполненными в связи с обстановкой, возникшей в Китае в тот период.

Подписание Китаем первого равноправного договора, которым стало Соглашение между СССР и Китайской Республикой, датированное 31 мая 1924 г., вызвало огромный политический резонанс внутри страны и за рубежом. Западные державы усилили давление на пекинское правительство. Советско-китайская конференция, созванная в Пекине только через год с лишним, а не в месячный срок, как предусматривалось соглашением, фактически даже не рассматривала вопроса о проверке границ. Конференция прекратила работу весной 1926 г., когда в результате милитаристской войны у власти в Пекине оказались ставленники японцев и англичан Чжан Цзолинь и У Пэйфу[16].

В 1925–1926 гг. в Китае была развернута широкая кампания, направленная на срыв начавшегося сотрудничества наших двух стран. Опиравшийся на южноманьчжурские гарнизоны Японии Чжан Цзолинь предпринял попытку вооруженного захвата КВЖД.

На политическом фоне ликвидации несправедливости в отношениях наших двух стран стали острее проявляться волны протеста против неравноправных договоров других государств с Китаем. Но вместе с тем разворачивалась и борьба за «спасение Китая», под чем понималось прежде всего «возвращение» обширных соседних территорий, якобы отторгнутых от Китая либо «захваченных» иностранными завоевателями в минувшие столетия. Противники сближения наших двух стран начали создавать версию об «исторических правах» Китая на многие земли советского Дальнего Востока, Казахстана и Средней Азии. При этом советская декларация 1919 г. и нота 1920 г. истолковывались так, будто правительство РСФСР решило аннулировать договоры о границах и тем самым признать упомянутые «права» Китая.

В связи с этим были изданы «карты национального позора», или «карты утраченных территорий». Так началось применение метода «картографической агрессии». Кампания за возвращение «утраченных территорий», фактически начавшаяся в период советско-китайских переговоров в 1923–1924 гг., нашла впервые отражение в книге Се Биня «История утраты китайских территорий», изданной в Шанхае в 1925 г. Затем подобная заявка получила наглядное выражение в картографических изданиях[17]. В те годы такого рода выступления еще не носили агрессивного характера. Они скорее отражали болезненную реакцию на несправедливости, причиненные Китаю колонизаторским экспансионизмом европейских держав.

Известную дань настроениям такого рода отдал даже Сунь Ятсен. В своей работе «Три народных принципа» («Три принципа «минь»; «минь» — нация, народ) он писал о том, что Китай потерял бассейн Амура, Бирму, Аннам, а также районы, платившие дань Китаю (Таиланд, Цейлон, Непал, Бутан, Борнео, Яву) и т. д. В то же время Сунь Ятсен четко отделял вопрос о толковании событий исторического характера от межгосударственных и дружественных отношений своего времени.

Л. М. Карахан в письме Г. В. Чичерину 28 ноября 1924 г. сообщал, что китайская делегация на конференции собирается возбудить вопрос о границах и предъявить широкие территориальные претензии. Но этот вопрос, подчеркивал Л. М. Карахан, «китайцы поднимают не столько для того, чтобы получить что-нибудь, сколько для того, чтобы показать, что они хорошие патриоты…»[18].

Пограничная подкомиссия, созданная на первом же заседании советско-китайской конференции 26 августа 1925 г., начала работать после всех других пяти подкомиссий — только 25 марта 1926 г. Китайская сторона при этом повела себя так, будто вопрос о границах подлежит принципиально новому урегулированию. Так что не случайным было и заявление пекинского правительства в ответ на ноту НКИД от 16 июня 1925 г., уведомляющую его об образовании Узбекской и Туркменской Республик и вхождении их в состав СССР: китайское правительство оставляло за собой право обсудить на предстоящей конференции вопрос о границах между территориями Китая и этих республик[19].

15 марта 1926 г. Л. М. Карахан вручил главе китайской делегации Ван Чжэнтину проект «Принципы соглашения о вопросах, касающихся границ», в котором указывалось, как представляет себе советская делегация редемаркацию границ. Было отмечено, что пограничная линия между СССР и Китаем неоднократно и незаконно передвигалась как местным населением, так и местными властями той или другой стороны.

Например, в отдельных местах западной части границы временные пограничные знаки — кучи камней или большие камни — произвольно переносились жителями как России, так и Китая в разное время на несколько километров с целью обеспечить большее пространство для кочевий и пастбищ. Иногда такие переносы знаков делались в ту и другую сторону скотоводами многократно, и прохождение линии границы с тех пор по документам не уточнялось. Имели место уничтожения демаркационных знаков. Так, 8 декабря 1919 г. пограничный комиссар Кузьмин сообщал об уничтожении китайцами пограничного столба «литер Е», обозначавшего место впадения Уссури в Амур. Об этом Кузьмин составил протокол и заявил протест иланьскому даоиню.

Поэтому советская сторона указывала на необходимость прежде всего восстановить первоначальную линию в соответствии с документами о русско-китайской границе. Наряду с этим требовалось восстановление всех пограничных знаков, постов и других отличительных признаков, обозначающих пограничную линию там, где они были уничтожены или испорчены. Предлагалось также заключить соглашение об охране и режиме границы. Для проработки конкретных вопросов предлагалось создать смешанную комиссию, компетенция и функции которой должны быть определены пограничной подкомиссией. Ван Чжэнтин передал этот проект Л. М. Карахана в подкомиссию.

Позиции китайской делегации, отраженные в памятных записках, которыми неофициально обменялись члены пограничной подкомиссии, заключались в подтверждении заявления советских представителей о том, что соглашение от 31 мая 1924 г. должно являться единственной основой для рассмотрения вопросов о границе. Но при этом китайские представители требовали коренного пересмотра договоров о границе по той причине, что будто бы «современная линия границ является результатом военной агрессии бывшего царского правительства»[20].

Рассуждение китайских представителей о военной агрессии России против Китая совершенно не вязалось с неоднократными официальными оценками, содержавшимися в китайских исторических документах разного времени, которые подчеркивали неизменно мирный характер русско-китайских отношений в течение всех столетий истории двусторонних отношений.

В китайских памятных записках часть текста статьи 7-й соглашения 1924 г. о редемаркации национальных границ толковалась в том смысле, что будто бы «современное положение границ считалось неудовлетворительным и поэтому должно быть изменено»[21]. (В подлинном тексте соглашения от 31 мая 1924 г. слово «редемаркация», или «проверка» (границ), написано по-английски: redemarcation.)

Советские представители доказывали китайским представителям в подкомиссии, что понятие и термин redemarcation означают именно то, что под ним разумеет советская сторона, т. е. восстановление границ: «восстановление их там, где они уже стерты, где, далее, они подверглись нарушению и передвинуты, наконец, где, за отсутствием в прошлом даже отдаленно точного разграничения, границы еще только имеют быть установлены впервые. Сюда же подойдут и другие случаи, на которые опять же в более обстоятельном изложении советской стороною уже указывалось»[22].

Упорно настаивая на буквальном толковании статьи 3-й соглашения от 31 мая 1924 г. об аннулировании всех договоров, китайские представители требовали, чтобы все договорные постановления, касающиеся границ, также подлежали отмене, как и все «неравноправные договоры (даже допуская, что договоры, касающиеся границ, не принадлежат к таким договорам)[23]. За этим, на первый взгляд, формальным требованием выступало намерение представителей китайской стороны подвергнуть полной ревизии существующую договорную советско-китайскую границу при оформлении нового договора. (Здесь представляется важным отметить, что в то время китайские представители допускали, что договоры, касающиеся границы, не принадлежат к категории «неравноправных» договоров.)

В приложенном к памятной записке китайского представителя «Проекте договора о проведении пограничной линии между Китайской Республикой и Союзом Советских Социалистических Республик», переданном советскому представителю на четвертом заседании пограничной подкомиссии 6 мая 1926 г., уже в неприкрытой форме были выдвинуты широкие территориальные притязания. Границу между СССР и Китайской Республикой предлагалось установить: на востоке — в соответствии с Нерчинским договором 1689 г.; в центральной части — на основе Кяхтинского договора 1927 г.; и на западе — согласно Чугучакскому протоколу 1864 г[24].

Этот «проект» перестройки границ умалчивал о существовании Айгуньского договора 1858 г., Пекинского 1860 г. и Петербургского 1881 г., которые, таким образом, должны были попасть под аннулирование без последствий. Это означало выдвижение притязаний на 1,1 млн кв. км советской территории на Дальнем Востоке, в Казахстане и Средней Азии, а также на всю территорию МНР и Танну — Тувинской Народной Республики. В «проекте» приводилась также ссылка уже не на статьи соглашения от 31 мая 1924 г., а на «дух Деклараций Советского правительства от 1919 и 1920 гг.»[25].

На последнем, пятом заседании пограничной подкомиссии 3 июня советский представитель подверг критике позицию китайской стороны и предложил перенести вопрос на рассмотрение полномочных делегатов, с тем чтобы получить указания относительно дальнейшей работы подкомиссии, «дабы ее работа протекала производительно и завершилась благополучно»[26].

26 июня 1926 г. по предложению китайской делегации конференция прекратила работу. В китайской прессе было опубликовано согласованное обеими делегациями сообщение о перерыве заседаний на летние каникулы — до 1 сентября 1926 г[27]. Вопреки пожеланиям советской стороны работа конференции так и не возобновилась.

Необходимость в совместном пользовании пограничными реками для судоходства обусловила реализацию соответствующей статьи Шэньянского соглашения от 20 сентября 1924 г. В Сахаляне (Хэйхэ) была создана Временная местная советско-китайская техническая комиссия по судоходству. Она согласовала и ввела с 11 января 1928 г. «Временные правила для плавания по рекам Амур, Аргунь и Уссури», обязательные для обеих сторон. Эти правила служили прототипом для дальнейших совместных решений сторон о порядке плавания по пограничным участкам рек.

Правительство СССР считало выполненной задачу ликвидации ряда договоров, заключенных между царской Россией и Китаем. В ноте НКИД поверенному в делах Китайской Республики в Москве 13 июля 1929 г. говорилось: «Правительство СССР само, по своей инициативе, еще в 1919 г. обратилось к китайскому народу с декларацией, в которой заявило о своей готовности уничтожить все неравноправные договоры, заключенные между Китаем и царской Россией. В договоре 1924 г. эти свои заявления правительство СССР реализовало»[28].

После окончания Гражданской войны граница на Дальнем Востоке оставалась неспокойной, особенно в Приморье. В 1923–1927 гг. только Никольск-Уссурийский погранотряд до тридцати раз отражал нападения на пограничную зону.

В 1929 г. обстановка на границе резко обострилась в результате яростной кампании — в условиях разрыва отношений между Китаем и СССР и захвата КВЖД милитаристом Чжан Сюеляном. С 18 августа в налетах на советскую территорию стала участвовать регулярная китайская армия. Советский Союз был вынужден создать Особую Дальневосточную армию, которая дала отпор этой агрессии. В результате урегулирования конфликта по Хабаровскому протоколу, подписанному 22 декабря 1929 г., на границе установилось мирное положение[29].

В 30–40-е гг. руководители Китайской Республики не могли всерьез помышлять о националистических территориальных притязаниях к Советскому Союзу, поскольку значительная часть территории их страны была оккупирована японскими захватчиками. Советский Союз оказывал существенную помощь китайскому народу в его борьбе против японских интервентов. В то же время в Китайской Республике реакционеры не прекращали националистическую пропаганду территориальных притязаний.

Японские милитаристы, начавшие в сентябре 1931 г. оккупацию северо-восточных провинций Китая и провозгласившие в марте 1932 г. создание марионеточного государства Маньчжоу-Го, открыто угрожали вторжением в пределы СССР. Однако, ограничиваясь оккупацией Маньчжурии, японские милитаристы в целом показали, что они признают и в дипломатической практике уважают договоры о русско-китайской границе. В декабре 1932 г. японская армия, тесня китайские войска генерала Су Бинвэня, остановилась у советского рубежа, когда Су Бинвэнь со своими частями перешел в Забайкалье и был там интернирован.

Готовя плацдарм в целях захвата всего Китая, а затем и для войны против Советского Союза, японские милитаристы предприняли попытки вторжения в Монгольскую Народную Республику. Японская интервенция была предупреждена тем, что СССР гарантировал защиту независимости МНР, подписав 12 марта 1936 г. протокол о взаимопомощи. Стороны договорились о том, что в случае нападения на СССР или на МНР они окажут друг другу всяческую помощь, в том числе и военную[30].

Японо-маньчжурские власти продолжали сотрудничество с Советским Союзом в судоходстве на пограничных реках. Представители СССР, Японии и Маньчжоу-Го в результате переговоров, проведенных с 28 июня по 31 августа 1936 г. в Благовещенске, вновь утвердили правила для плавания судов обеих сторон. Тогда же было заключено Соглашение между Амурским государственным речным пароходством СССР и Харбинским водным управлением Маньчжоу-Го об улучшении условий судоходства. В преамбуле соглашения содержалась оговорка о том, что его действие касается пограничных частей рек, где в соответствии с соглашением совместно проводятся работы.

Согласно специальной разграничительной карте, приложенной к Пекинскому договору 1860 г. о границе, многочисленные острова на реках Амур и Уссури принадлежали России. Ввиду слабой заселенности русского берега и отсутствия хозяйственной заинтересованности местных царских властей в освоении этих островов на некоторые из них приходили временно маньчжурские жители собирать хворост, сено и т. д. Такой практикой, продолжавшейся и в 30-х гг., воспользовались японские войска для оккупации значительной части этих островов, принадлежащих Советскому Союзу. Вследствие этого происходили инциденты.

С 1934 г. вооруженные инциденты участились и приняли более острый характер. Граница стала нарушаться японскими военнослужащими также на сухопутных участках. Так, 30 января 1935 г. японский отряд вторгся на территорию СССР в районе Гродеково[31]. Летом того же года японские власти спровоцировали нарушение границы на протоке Казакевичева и принялись утверждать, будто пограничная линия проходит в другом месте[32]. Вскоре японский отряд нарушил границу в районе оз. Ханка, и последовало заявление японских властей о необходимости уточнения пограничной линии в связи с тем, что якобы существует «неясность границ между Маньчжоу-Го и СССР»[33]. После очередного нарушения границы японским кавалерийским отрядом в районе города Маньчжурия в июне 1936 г. японский посол в Москве Ота заявил, что граница там является спорной[34]. В июле был снят и унесен на маньчжурскую территорию пограничный знак «литер Х» в районе Турьего Рога[35].

Советское правительство энергично протестовало против провокационных действий японо-маньчжурских властей, доказывая необоснованность их притязаний на пограничные участки советской территории. Народный комиссар по иностранным делам М. М. Литвинов предъявил японскому послу разграничительную карту 1861 г., предлагая убедиться, что красная линия на карте отчетливо оставляла за Россией острова, на которые претендует Маньчжоу-Го, и что, по имеющимся документам, фарватер реки во время заключения Айгуньского и Пекинского договоров проходил там ближе к китайскому берегу[36].

Япония продолжала занимать многие советские острова на реках Амур и Уссури. Однако советские пограничники решительно пресекали попытки японо-маньчжуров направлять свои суда из Амура в Уссури непосредственно мимо Хабаровска, а не по Амурской протоке (протоке Казакевичева), по которой проходит линия границы, согласно Пекинскому договору и разграничительной карте.

Летом 1938 г. советское правительство передало японскому послу Сигемицу предложение создать трехстороннюю смешанную комиссию для редемаркации участка границы на юге Приморья. Формально приняв это предложение, японская сторона уклонилась от его выполнения[37].

В 1938 г. советские войска дали серьезный урок японским агрессорам на Дальнем Востоке в боях у озера Хасан, а в следующем году еще убедительнее повторили его в Монголии на реке Халхин-Гол. Важнейшее историческое значение этих уроков сказалось в ходе Второй мировой войны. Япония так и не осмелилась помочь своим партнерам по «оси Берлин — Рим — Токио» и открыть второй фронт против СССР во время его Отечественной войны против гитлеровских захватчиков. Содержание в боевой готовности миллионной Квантунской армии в Маньчжурии вызывало постоянное напряжение на советско-маньчжурской границе в течение всего периода Великой Отечественной войны СССР. Тем не менее никаких изменений в положении линии советско-маньчжурской границы не происходило. И после капитуляции Японии в 1945 г. советские речные острова, на которых находились японские оккупанты, были взяты под контроль советскими пограничниками.

Западная часть советско-китайской границы — с Синьцзяном — была в период японской агрессии в Китае более спокойной. Хотя политическая обстановка в Синьцзяне постоянно осложнялась, положение на границе являлось вполне удовлетворительным. Через эту границу велась интенсивная торговля с Китаем, через нее шли поставки советской военной помощи Китаю в войне с японским нашествием. Губернатор Шэн Шицай, управлявший Синьцзяном в 30–40-х гг., не раз обращался за помощью к СССР в борьбе с вооруженными бандами реакционеров.

Стороны согласились создать институт пограничных комиссаров, в связи с чем генеральный консул СССР в Урумчи и уполномоченный МИД Китайской Республики в Синьцзяне обменялись нотами 1 апреля 1933 г. Для урегулирования возникавших текущих вопросов назначались с каждой стороны по шесть комиссаров сроком на три года с соответствующей пролонгацией договоренности сторон. Ухудшение отношений СССР с синьцзянскими властями в 1943 г. не сопровождалось какими-либо акциями, которые выдвигали бы вопрос о положении границы между СССР и Китаем.

В результате победы во Второй мировой войне начался объективный процесс создания новых государственных образований и изменение границ ряда стран в Европе, Азии и Африке. Однако прежние, довоенные границы нашей страны и Китая совершенно не изменились.

Государственные деятели Китая, в том числе Чан Кайши, во время и после Второй мировой войны отдавали себе отчет в том, что процесс формирования границы между нашими странами давно закончился. В своей книге «Судьба Китая» Чан Кайши отнес к «естественным границам Китая» на северо-востоке Маньчжурию. Он, таким образом, не притязал на советские дальневосточные земли. Правда, далее Чан Кайши повторил заявку на территории, находящиеся юго-восточнее и южнее Китая, а также причислил «Внешнюю Монголию» к «крепостям, необходимым для обороны и безопасности нации».

Что касается притязаний на МНР, то более определенные претензии высказывал в разное время другой китайский политический деятель — Мао Цзэдун.

Известно его высказывание Эдгару Сноу в 1936 г. о том, что после победы народной революции в Китае «Республика Монголия автоматически станет частью Китайской федерации по собственной воле»[38]. Мао Цзэдун заранее предопределял не только волю населения МНР, но и то, что изъявление воли произойдет «автоматически».

В духе аналогичного размышления о том, что монголы в числе других национальных меньшинств «вновь присоединятся к Китаю», высказался Мао Цзэдун в 1944 г., отвечая на вопрос американского журналиста Штейна о будущем МНР[39]. В 1954 г. во время советско-китайских переговоров Пекин снова поднимал вопрос о МНР, предлагая «договориться» насчет ликвидации ее самостоятельности[40].

Но подписанный правительством Китайской Республики договор с Советским Союзом о ненападении от 21 августа 1937 г. не содержал в себе никакого намека на неурегулированность пограничных вопросов между двумя государствами. В договоре обе стороны торжественно подтверждали, что не прибегнут к войне для разрешения международных споров и отказываются от таковой как орудия национальной политики в отношениях друг с другом[41].

Никакая проблема границ между СССР и Китаем не возникала и на конференции руководителей великих держав, состоявшейся в Ялте в феврале 1945 г. и принявшей согласованные решения о послевоенном урегулировании и устройстве границ, в том числе на Дальнем Востоке. Китайское правительство подтвердило решения Ялтинской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании. А 14 августа 1945 г. оно подписало советско-китайский Договор о дружбе и союзе, а также соглашения о Китайской Чанчуньской железной дороге, о Порт-Артуре и Дальнем. При этом обе стороны условились о тесном и дружественном сотрудничестве после наступления мира, действовать в соответствии с принципами взаимного уважения суверенитета и территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела[42].

К старым территориальным притязаниям на советские земли пытались вернуться наиболее реакционные китайские газеты «Ишибао» (католическая) и «Хэпин жибао» (орган военного министерства) летом 1948 г. «Хэпин жибао» заявляла, будто Владивосток стоит на китайской земле. Характерная черта таких выступлений этих двух газет заключалась в том, что они оказались единичными.

Во время гражданской войны в Китае во второй половине 1940-х гг. власти Китайской Республики не касались вопроса о границах и старых договорах. Они лишь пытались спровоцировать военное столкновение между СССР и США, стремясь превратить «холодную войну» в «горячую», чтобы «спасти» Китай от коммунистов — «пятой колонны железного занавеса»[43].

Таким образом, будучи вынуждены уйти из континентального Китая, власти Китайской Республики не оставляли новому китайскому руководству в наследство политику территориальных притязаний к Советскому Союзу, к которой они, по существу, не возвращались после 20-х гг. В дипломатической практике нанкинское правительство и различные гоминьдановские фракции с тех пор не касались вопроса о «неравноправности» договоров, согласно которым проходит граница между СССР и Китаем. Реакционерам тогда не удалось надуманным требованием принизить значение ликвидации нашим тогдашним государством неравноправных договоров, которая ударяла по всей колонизаторской политике западных держав.

Новое руководство Китая, руководители КПК-КНР, и в первую очередь Мао Цзэдун и его приверженцы, воскресили наихудшие традиции богдыханского китаецентризма. Их территориально-погра-ничные притязания к СССР свидетельствовали о том, что идеи националистического великодержавия существовали у коммунистического руководства Китая задолго до 60-х гг., времени начала открытой борьбы против нашей страны в сфере межгосударственных отношений.

Территориальные притязания Мао Цзэдуна и его последователей к нашей стране явились заимствованием старых политических амбиций монархического Китая, от которых были вынуждены отказаться за их непригодностью руководители Китайской Республики в их отношениях с СССР.

Такого рода взгляды Мао Цзэдуна находили свое скрытое отражение в отрицании права наций на самоопределение, что явилось особенностью национальной политики КПК после 1949 г. В более же раннее время КПК декларировала свое намерение решать национальный вопрос с иных позиций. В параграфе 14 Конституции, опубликованной Первым Всекитайским съездом Советов в ноябре 1931 г., говорилось: «Советская власть в Китае провозглашает национальную свободу всех малых народов и национальных меньшинств в Китае, признает право самоопределения малых народов вплоть до государственного отделения от Китая и создания самостоятельных государств. Например, монголы, хойские народы (мусульмане), тибетцы, мяо, ли, корейцы и т. д., живущие на территории Китая, имеют право на самоопределение, т. е. они могут присоединиться к Китайской советской республике или отделиться от нее и организовать свое самостоятельное государство или автономную область».

В отчетном докладе Второму Всекитайскому съезду Советов в январе 1934 г. Мао Цзэдун говорил, что китайские рабоче-крестьянс-кие массы и их советское правительство призывают «все некитайские народы и нацменьшинства в Китае на борьбу за освобождение от угнетения китайскими господствующими классами и империализмом вплоть до отделения от Китая»[44]. Однако позднее Мао Цзэдун изменил свою позицию, выдвинув тезис о национальной автономии некитайских народов в пределах китайского государства.

Основной геополитический принцип Мао Цзэдуна и его приверженцев заключался в утверждении о том, будто формирование государственной границы между нашими странами еще не закончено. (При этом можно вспомнить, что Мао Цзэдун проводил также политику ревизии границы КНР с Индией, а также другими соседними странами.) Стратегия «урегулирования» территориально-пограничных вопросов, выдвинутых в 1960-х гг., состояла из двух компонентов — предъявления большого «исторического реестра» притязаний на обширные территории нашей страны и выдвижения сравнительно ограниченных заявок на «спорные районы»[45]. Этим компонентам соответствовали два этапа проведения наступательной политики в отношении СССР.

Прежде всего Мао Цзэдун и его приверженцы задавались целью «возвратить» Китаю приграничные участки советской территории, объявленные ими «спорными». Однако доказывать принадлежность этих спорных участков Китаю они соглашались лишь при условии ухода с них наших пограничников, которые их охраняли.

Общая площадь таких «спорных районов» достигала примерно 40 тыс. кв. км, из коих около 28 тыс. кв. км приходилось на горы Памира. Суммарная длина «спорных» участков пограничной линии между нашими государствами того времени, СССР и КНР, значительно превышала половину ее общей длины и относилась главным образом к рекам Амур и Уссури.

О существовании так называемых «спорных районов», на которые претендовали Мао Цзэдун и его приверженцы, советской стороне стало известно лишь в результате обмена картами на консультациях по уточнению советско-китайской границы на отдельных ее участках, которые проводились в 1964 г. в Пекине. На советских картах была показана договорная граница, на китайских — линия границы в упомянутом толковании.

С точки зрения представителей Мао Цзэдуна, в то время на этапе урегулирования вопроса о «спорных районах», по сути, еще не шла речь о переформировании границы, за исключением района Памира. Переговоры фактически должны были вестись об уточнении прохождения пограничной линии на многих ее участках. Согласившись считать в качестве основы для такого урегулирования действующие русско-китайские договоры о границе, представители Мао Цзэдуна построили свою версию «спорности» на том, что СССР якобы не соблюдает эти договоры и «вгрызся» в территорию КНР. При этом договоры по-прежнему квалифицировались как «неравноправные, навязанные царской Россией Китаю» в период его слабости.

На «перспективном» этапе реализации политики территориальных притязаний по большому «историческому реестру» Мао Цзэдун и его приверженцы имели в виду возвратиться к версии о «неравноправных» договорах как к главному аргументу для полного переформирования почти всей границы на востоке и на западе. Общая площадь земель, на которые предъявлял Мао Цзэдун свои «исторические права», составляла 1540 тыс. кв. км, в том числе все Приморье и Приамурье — 1 млн кв. км, земли Казахстана, Киргизии и Таджикистана — свыше 0,5 млн кв. км.

На консультациях 1964 г. в Пекине китайская сторона также официально объявила советской стороне, будто 1540 тыс. кв. км советских земель были ранее насильственно отторгнуты от Китая царской Россией по неравноправным договорам. Из них якобы «отторгнутыми» по Айгуньскому договору считаются свыше 600 тыс. кв. км, по Пекинскому — 400 тыс., по Чугучакскому — свыше 440 тыс. и по Петербургскому — более 70 тыс кв. км[46].

Легенда о «неравноправных» договорах и «исторических правах» Китая искажала новейшую историю этой страны и принижала великое достижение китайского народа в деле ликвидации неравноправия, чему, кстати, помогла политика тогдашнего СССР. Китайская компартия не раз отмечала эту историческую помощь. Орган ЦК КПК «Цзефан жибао», касаясь столетней истории появления неравноправных договоров и их ликвидации в новейшее время, посвятил специальную статью теме «Советский Союз и отмена неравноправных договоров». В своем выступлении под таким заголовком эта газета в 1943 г. подчеркивала:

«Правительство Советской России по своей инициативе окончательно разбило цепь несправедливых договоров, которые царская Россия навязала китайской нации. Советский пролетариат, руковод-ствуясь великим духом интернационализма… ликвидировал гнет, который правительство царской России навязало нашему народу… Особенно важно то, что советское правительство не только отменило царские привилегии в Китае, но и активно помогало китайской нации бороться за ликвидацию иностранных привилегий в Китае»[47].

Для своих территориально-пограничных притязаний к СССР Мао Цзэдун и его последователи прямо использовали методы и практику пекинских реакционеров, вредивших налаживанию отношений между нашими странами в 20-х гг. В 1960-х гг. правительство КНР, подобно им, потребовало рассматривать советско-китайскую границу как «несправедливую». При этом Мао Цзэдун и его последователи, как и прежние реакционеры, пытались обвинять советское правительство в том, будто оно не выполнило Декларацию 1920 г. о возвращении Китаю всего того, «что было хищнически у него захвачено царским правительством и русской буржуазией»[48].

Представители Мао Цзэдуна стали также искаженно толковать первое советско-китайское соглашение от 31 мая 1924 г. об установлении равноправных отношений между СССР и Китайской Республикой. Условию статьи 7-й «о редемаркации» границ они придавали значение договоренности о том, чтобы «вновь определить» границы[49]. Однако подписанный текст соглашения был только на английском языке. Понятие «редемаркация границ» выражено в русском переводе текста соглашения словами «вновь проверить» границы. Несмотря на не вполне точное соответствие перевода оригиналу, понятие «вновь проверить» никак не соответствует понятию «вновь определить» и может пониматься лишь в одном смысле — проведение редемаркации существующих границ, но не определение их заново[50].

Наступательная политика Мао Цзэдуна по пограничному вопросу в отношении СССР определялась интересами его борьбы, развернутой в 1960-х гг. против нашей страны по всем направлениям.

В первое десятилетие после образования КНР этого вопроса вообще не существовало. Более того, Мао Цзэдун подчеркивал ликвидацию советским правительством несправедливостей прошлого. В политическом отчете ЦК КПК на VII съезде он сказал: «Советский Союз первым отказался от неравноправных договоров и заключил с Китаем новые, равноправные договоры»[51]. По прибытии в Москву во главе делегации КНР 16 декабря 1949 г. Мао повторил, что после Октябрьской социалистической революции советское правительство «первым аннулировало неравноправные договоры в отношении Китая, существовавшие во время царской России»[52].

В начале 50-х гг. Советский Союз по просьбе китайской стороны передал КНР топографические карты с обозначением всей линии границ между СССР и Китаем. Китайские власти не высказали никаких замечаний относительно этих карт, и показанная на картах пограничная линия соблюдалась ими в то время на практике[53].

Однако и тогда Мао Цзэдун уже вынашивал территориальные притязания к нашей стране. При власти Мао Цзэдуна в КНР ожила «картографическая агрессия». В первом же «Атласе провинций КНР» граница в районе Хабаровска была показана по северному руслу Амура, а не по южной Амурской протоке. Весь Памир был изображен как китайская территория[54]. Территориальные «заявки» продолжались и в изданиях учебников географии и истории, а также карт систематически, на всем протяжении существования КНР[55].

Непосредственно на границе сторонники Мао Цзэдуна стали практиковать способ навязывания «существующего положения» в их толковании. Это был замысел — выдвинуть пограничный вопрос в отношениях с Советским Союзом и превратить задачу его урегулирования в трудноразрешимую проблему. Развитие такого замысла прослеживается со времени первых открытых выступлений руководителей КПК-КНР на мировой арене с курсом, враждебным нашей стране.

В устном заявлении МИД КНР 22 августа 1960 г. по поводу неправомерного выпаса 15 тысяч голов китайского скота на советском склоне Тянь-Шаня (без предварительной договоренности пограничных властей) китайское правительство объявило о том, что некоторые участки советско-китайской границы «не установлены», а установленная часть нуждается в «обследовании заново». Это и было названо в заявлении китайского МИД «существующим положением» на границе, которое должно соблюдаться обеими сторонами до разрешения спорных вопросов.

Советская сторона толковала условие сохранения существующего положения, естественно, в том смысле, чтобы сохранять существующее положение линии границы, продолжать охрану ее до тех пор, пока эта линия не будет уточнена в каких-либо местах обоюдным решением сторон. Такое толкование проводилось в советских нотах и заявлениях по поводу нарушений границы местными жителями и пограничниками КНР.

В сентябре 1956 г. советник посольства СССР в Пекине по поручению МИД СССР информировал МИД КНР о предложении провести в сентябре-октябре 1956 г. совещание представителей пограничных войск СССР с представителями пограничной охраны КНР, на что китайская сторона дала согласие. Однако через месяц после этого советник посольства сообщил о просьбе советской стороны отложить советско-китайские переговоры по пограничным вопросам на конец ноября 1956 г. Позднее, 17 ноября советник информировал МИД КНР, что «советское правительство, учитывая современную международную обстановку (события в Венгрии и Польше. — Ю.Г.), считает в настоящее время нецелесообразным начинать такие переговоры и предлагает эти переговоры отложить», поскольку, как считалось, «сам факт проведения переговоров между СССР и КНР по пограничным вопросам в то время мог быть представлен враждебными кругами как доказательство наличия каких-то противоречий между Китаем и Советским Союзом».

Китайский участник этой беседы сказал, что, по его личному мнению, предложение советского правительства правильное, так как по пограничным вопросам правительства наших стран смогут легко договориться в дальнейшем[56].

В 1959 г. начальник Главного управления геодезии и картографии (ГУГК) КНР Чэнь Ваньду в письме на имя начальника ГУГК МВД СССР Баранова по поводу показа госграницы на советских географических картах писал, что «относительно госграницы КНР еще остается несколько старых вопросов». До их разрешения, писал Чэнь Ваньду, границу можно показывать так, как это делалось на советских картах до сих пор[57].

С августа по сентябрь 1960 г. по вопросу об участке границы в районе перевала Буз-Айгыр в Киргизии стороны направили друг другу три пространные ноты и сделали два устных заявления. Предметом первой советской ноты был выход на советскую территорию группы китайских граждан, выпасавших отару овец. Китайские граждане (по национальности киргизы) в ответ на требования советских пограничников покинуть советскую территорию заявили, что они находятся в этом районе по указанию своего руководства и что это не советская, а китайская территория. Спор продолжался до октября, когда китайские скотоводы покинули этот участок в связи с наступившими холодами. В указанных выше нотах и устных заявлениях советская и китайская стороны на этот раз на официальном дипломатическом уровне обнаружили различие в понимании территориальной принадлежности упомянутого участка. Советская сторона согласилась тогда провести консультации по вопросу о принадлежности этого района[58].

Почти одновременно осенью 1960 г. начались выходы китайских граждан на советские острова на реках Амур и Уссури, причем китайцы заявляли пограничникам, что они находятся на китайской территории и ведут там хозяйственную деятельность. Эти факты также стали предметом дипломатической переписки и устных заявлений[59].

В октябре 1960 г. Президиум ЦК КПСС создал межведомственную комиссию из представителей МИД, КГБ и Министерства обороны с целью подбора и изучения договорных актов по границе с КНР для последующего доклада политическому руководству страны.

В своем заключении межведомственная комиссия отметила, что вся пограничная линия с Китаем, кроме участка на Памире южнее перевала Уз-Бель, определена договорами. Отмечено было также, что в договорных актах описание границы нередко носит слишком общий характер, а договорные карты составлены в большинстве случаев в мелком масштабе и примитивно. Из 141 погранзнака сохранились в первоначальном виде 40, в разрушенном состоянии находились 77, а 24 знака на местности вообще отсутствовали (речь идет о состоянии на 1960 г.). Таким образом, договорные документы не давали полного и четкого представления о пограничной линии, что в прошлом неоднократно приводило к спорам, причем наибольшее их число относилось к периоду 1920–1938 гг.

Установлены были 26 участков, которые, по мнению межведомственной комиссии, могли стать предметом обсуждения с китайской стороной. Из них на тринадцати участках имелись расхождения на картах сторон, а на двенадцати не было проведено распределение островов (на реках Амур и Уссури). Лучшим путем устранения неясностей в прохождении линии границы было бы, по мнению комиссии, проведение камеральной демаркации и редемаркации по имеющимся картам, чтобы свести к минимуму дорогостоящие полевые работы.

Учитывая, что в то время предлагать проведение демаркации и редемаркации границы было нецелесообразно по политическим мотивам, комиссия ограничилась представлением материалов на рассмотрение правительства на случай проявления китайской стороной соответствующей инициативы[60].

В сентябре 1961 г. МИД, КГБ и Министерство обороны СССР подготовили и внесли на рассмотрение политического руководства страны предложения по пограничным вопросам с Китаем, существо которых состояло в том, чтобы предпринять шаги для выяснения мнения китайской стороны относительно проведения переговоров об уточнении прохождения пограничной линии на отдельных ее участках. А именно: там, где, как показал опыт, нерешенность пограничных вопросов могла стать предметом трений между СССР и КНР.

В приложенном к записке проекте директив на случай проведения предлагаемых переговоров намечались позиции по упоминавшимся выше 26 участкам, где фактически охраняемая линия границы отклонялась в ту или иную сторону от договорной. Важно заметить, что на реках предлагалось провести границу не по берегам, а по линии середины главного фарватера на судоходных и по линии середины реки на несудоходных реках.

Между тем обстановка на советско-китайской границе продолжала ухудшаться. Обмен нотами и устными заявлениями не прекращался. Недоразумения и инциденты охватывали все большее число участков. Содержание нот и устных заявлений сводилось к взаимным обвинениям. В наших документах указывалось на нарушения границы китайскими гражданами, а китайская сторона утверждала, что советские пограничники препятствуют ведению китайскими гражданами хозяйственной деятельности на участках, где они вели ее в прошлом. А некоторые из участков, как утверждалось в китайских нотах и заявлениях, являются китайской территорией…

Стороны неоднократно затрагивали в своих документах вопрос о консультациях для урегулирования пограничных вопросов. При этом советская сторона делала акцент на необходимости провести консультации с целью уточнения пограничной линии на отдельных ее участках. Китайская же сторона повторяла, что советские пограничники нарушают «существующее положение» на границе, препятствуя китайским гражданам вести хозяйственную деятельность на своей территории. Одновременно китайские представители заявляли, что между нашими странами должны быть проведены переговоры по всей границе.

Советская сторона указывала, что под видом сохранения «существующего положения» китайская сторона фактически хотела бы добиться признания за китайскими гражданами права нарушения линии границы там, где до 1960 г. не возникало инцидентов[61].

А в 1962–1963 гг. китайские власти стали осуществлять продуманную систему постоянных грубых нарушений советской границы. В 1963 г. было более четырех тысяч нарушений. В них участвовало свыше ста тысяч гражданских лиц и военнослужащих КНР[62].

Эти нарушения весьма походили на провокационные действия японо-маньчжурской военщины в 30-х гг. и происходили преимущественно на тех же участках, где граница нарушалась японо-маньчжурами. Именно такие места восточной части границы, наряду с другими на западной, были отнесены китайской стороной к «спорным». Навязывание ситуации «существующего положения» на границе, выдвижение явочным порядком претензий должно было вести к перерастанию отдельных споров в «проблему границ и территорий».

Определение «существующего положения» на границе было изложено в ноте МИД КНР от 23 августа 1963 г. Оно сводилось к требованию не препятствовать переходу линии границы китайскими патрулями в любом месте на участках, которые КНР посчитает спорными. Предлагалось принять решение о переносе китайской охраны границы в тыл советской охраны — на проектируемую китайской стороной линию изменения границы. Советская сторона, естественно, не могла принять это предложение, на что, вероятно, китайская сторона и рассчитывала.

В октябре 1963 г. советская сторона, идя навстречу хозяйственным интересам китайских жителей, выразила готовность разрешать им, при соблюдении необходимых условий, выход на советские острова, а также лов рыбы в некоторых районах пограничных рек Амур и Уссури до середины этих рек.

В ноябре-декабре 1963 г. стороны условились провести консультации по пограничным вопросам. Консультации начались в феврале 1964 г. в Пекине и велись на уровне представителей в ранге заместителей министров. С советской стороны консультации вел командующий пограничными войсками СССР генерал-полковник Павел Иванович Зырянов (китайской стороне было заявлено, что он имеет ранг заместителя министра). Это, в частности, объяснялось тем, что советская сторона усматривала основной смысл консультаций в уточнении прохождения линии границы на отдельных ее участках, поэтому и было целесообразно поручить дело специалисту-пограничнику. Заместителем главы советской делегации был назначен советник-посланник посольства СССР в КНР И. С. Щербаков.

Китайскую делегацию возглавлял заместитель министра иностранных дел КНР Цзэн Юнцюань. Его заместителем был заведующий отделом МИД КНР Юй Чжань.

В директивах, утвержденных правительством СССР, указывалось, что основной задачей советских представителей является уточнение прохождения пограничной линии между СССР и КНР на отдельных ее участках и устранение неясностей в ее прохождении, которые приводят или могут привести в дальнейшем к возникновению между СССР и КНР каких-либо недоразумений. Советские представители должны стремиться к решению вопросов, поставленных на консультациях, в духе укрепления советско-китайской дружбы и сотрудничества.

Делегации предписывалось исходить из того, чтобы при уточнении прохождения границы в основу были положены договоры и соглашения о границе, заключенные в прошлом между Россией и Китаем, а также исторически сложившаяся на основе договоров и соглашений линия границы, фактически охраняемая в настоящее время. Делегации предписывалось обмениваться мнениями с китайской стороной по участкам советско-китайской границы, которые могут стать предметом уточнения, и при этом руководствоваться утвержденными в официальном приложении к директивам позициям и по отдельным участкам.

Пограничную линию на судоходных реках предписывалось устанавливать по середине главного фарватера, а на несудоходных — по середине реки или ее главного рукава, а в горных районах — по главным и основным хребтам.

Если же с китайской стороны будут выдвигаться более широкие территориальные претензии и будут предприниматься попытки оспаривать существующие российско-китайские договоры о границе как неравноправные, то такие претензии делегации предписывалось отклонять, показывая их явную несостоятельность[63].

В ходе консультаций с самого начала проявились различия в понимании представителями сторон стоявших перед ними задач. Если советские представители видели задачу в том, чтобы уточнить прохождение линии границы на отдельных участках, где у сторон имеется разное его понимание, то китайские представители заявляли, что задачей консультаций является вопрос о советско-китайской границе вообще, т. е. проблема границы между двумя странами в целом.

Китайский представитель выступил с утверждениями о том, что договоры, определяющие границу между двумя странами, являются «неравноправными», что граница сложилась в результате «захватов» царской Россией ряда территорий, принадлежащих Китаю. Был также развит тезис о том, что советская Россия в первые годы своего существования, отказываясь от всех договоров, заключенных в прошлом царской Россией и Китаем, тем самым якобы признала «неравноправный» характер договоров о границе между двумя странами. Заявив затем, что КНР, руководствуясь принципами интернационализма, все же согласна исходить при определении границы из этих договоров, китайские представители потребовали, чтобы был признан и зафиксирован их «неравноправный» характер.

Само собой разумеется, советские представители не могли согласиться с подобной позицией. Ясно, что пойти на такую «фиксацию» означало бы признать за китайской стороной право выступать в будущем за пересмотр границы, т. е. признать существование территориальной проблемы между Россией и Китаем проблемы, которой в действительности не было[64].

Постановка китайскими представителями вопроса о «неравноправных» договорах и нежелание переходить к обсуждению вопросов уточнения прохождения линии границы вызвали в течение двух-трех месяцев безрезультатную полемику. Лишь после того, как во второй половине апреля стороны обменялись топографическими картами с обозначением линии границы, а также после создания в конце мая 1964 г. рабочей группы стороны смогли приступить к обсуждению существа дела — прохождения линии границы. В результате изучения китайских карт и сопоставления их с советскими было установлено, что имеются расхождения на 22 участках, из которых 17 расположены на западной части советско-китайской границы (ныне эта часть целиком приходится на казахско-китайскую, киргизско-китайскую и таджикско-китайскую границы), а пять участков — на восточной части границы. Кроме того, на западной части границы крупнейшее расхождение было выявлено по памирскому участку.

Эти участки примерно совпали с теми, которые указала в своей записке межведомственная комиссия МИД, КГБ и МО СССР в 1960 г. На китайских картах были обозначены еще три участка, которые в записке межведомственной комиссии не фигурировали, в том числе довольно крупный участок в районе перевала Бедель (Киргизия).

В итоге рассмотрения топографических карт в Москве был сделан вывод, что имеется возможность провести переговоры не по отдельным участкам, а по всей границе, так как на большей части ее протяжения пограничная линия на картах обеих сторон существенных различий не имела. В связи с этим делегации были даны дополнительные указания, в которых предусматривалось рассмотрение не только отдельных участков, но и границы в целом, имея в виду подтвердить линию прохождения границы на участках, где стороны понимают ее одинаково, и обсудить вопросы об уточнении линии границы там, где имеются различия в понимании ее прохождения[65].

В результате открылась возможность конкретного обсуждения в рабочей группе вопросов об уточнении прохождения границы между СССР и КНР на ее восточной части.

Такое обсуждение, сначала в рабочей группе, а затем и на пленарных заседаниях, велось в течение двух с лишним месяцев. В результате на уровне экспертов было в основном завершено согласование линии границы на всей ее восточной части, кроме участка при слиянии рек Амура и Уссури, где китайская сторона настаивала на передаче Китаю островов Тарабаров и Большой Уссурийский, а советская делегация отстаивала прохождение границы в соответствии с договорными документами по протоке Казакевичева.

По согласованным участкам были подготовлены три проекта соглашения рабочей группы с описанием прохождения границы, а также отработаны карты с делимитированной линией границы. (Делимитация границ — определение положения и направления госграницы по соглашению между сопредельными государствами, зафиксированное в договоре и графически изображенное на прилагаемых к договору картах. На основании делимитации проводится демаркация границы, т. е. ее установление на местности.) Это были: проект Соглашения номер 1 по участку от стыка границ МНР, СССР и КНР до верховьев реки Аргунь; проект Соглашения номер 2 по рекам Аргунь, Амур и Уссури (за исключением участка при слиянии рек Амур и Уссури); проект Соглашения номер 3 по участку от устья реки Тур до точки стыка границ КНР, СССР и КНДР.

Таким образом, на подавляющей части протяжения границы на востоке сторонам удалось прийти к единому пониманию. Однако по участку в районе слияния рек Амура и Уссури согласия достигнуто не было; стороны остались каждая на своих позициях[66].

Летом 1964 г. в работе делегаций был сделан перерыв. В сентябре советская сторона внесла предложение о продолжении консультаций по пограничным вопросам в Москве 15 октября 1964 г. За три дня до этой даты китайская сторона сообщила о принципиальном согласии продолжить переговоры в Москве, но заявила, что намеченная дата является для нее неподходящей, и предложила договориться по этому вопросу в дальнейшем по дипломатическим каналам[67].

Еще до официального выступления КНР с пограничными претензиями к СССР в 1960 г. премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай считал вопрос о советско-китайской границе не трудным. На пресс-конференции в Катманду 28 апреля 1960 г., отвечая на вопрос одного из корреспондентов, имеются ли «участки неустановленной границы между СССР и КНР», он подчеркнул: «На картах есть незначительные расхождения. Очень легко их мирно решить»[68]. Китайская сторона, однако, показала, что достижение договоренности об уточнении границы не входило в ее намерения. В то время, когда шли консультации, Мао Цзэдун выступил с экспансионистскими претензиями на советские территории вплоть до… Камчатки. В беседе с группой японских социалистов во главе с Кодзо Сасаки в июле 1964 г. он сказал: «Примерно сто лет назад район к востоку от Байкала стал территорией России, и с тех пор Владивосток, Хабаровск, Камчатка и другие пункты являются территорией Советского Союза. Мы еще не представляли счета по этому реестру»[69].

Именно это заявление Мао Цзэдуна и послужило причиной того, что в 1964 г. сторонам, несмотря на добрую волю, проявленную нашей стороной, несмотря на согласие Н. С. Хрущева пойти на изменение некоторых положений договоров о границе и провести линию границы по фарватеру судоходных рек и по середине несудоходных рек, т. е. сделать серьезный шаг навстречу партнеру, — не удалось прийти к соглашению, зафиксировать уже достигнутые на рабочем уровне договоренности, в результате чего в переговорах и произошел перерыв.

В конце того же 1964 г. в Пекине была издана книга «Краткий очерк географии Китая». Автор книги Жэнь Юйди и составители карт, которые в ней содержатся, отразили цель поставить под сомнение правомерность современных границ КНР с Советским Союзом. Условным знаком «неопределенных государственных границ» обозначена вся граница, проходящая на Дальнем Востоке по рекам Аргуни и Амуру, а также граница на Памире. А у Хабаровска территория, заключенная между рукавами Амура, отнесена к Китаю. Книга Жэнь Юйди, по сути, демонстрировала притязания на северную часть бассейна Амура и на высокогорные районы Таджикистана.

В течение последующих лет положение на восточной и западной части советско-китайской границы преднамеренно обострялось китайской стороной. Происходили вооруженные демонстрации и провокации пограничников КНР, которые искали поводы для обострения ситуации.

На западной части границы речка Сумбе изменила русло с небольшими отклонениями в некоторых местах в советскую, а в других — в китайскую сторону. Но китайские власти потребовали перенести охрану границы на новое русло только в первом случае. Сами же не захотели отвести свою охрану на измененное русло речки Сумбе на незначительное расстояние в сторону Китая. Подобным же образом китайские власти действовали и на восточной части границы, где она проходит по реке Аргунь. При этом они провоцировали конфликты.

В период «культурной революции» к границе, нередко прямо против советских погранзастав, выходили толпы провокаторов, переодетых военнослужащих, снабженных кольями, топорами, ломами и камнями. Нарушив границу, они отвечали отказом на требование советских пограничников покинуть территорию СССР.

4 января 1968 г. полутысячная толпа таких провокаторов была заслана на остров Киркинский на реке Уссури. Физические действия провокаторов против советских пограничников привели к острому пограничному инциденту.

В марте 1969 г. на том же участке реки Уссури были предприняты вооруженные вторжения на советский остров Даманский. Вылазка отряда китайских войск была отбита советскими пограничниками. 13 августа того же года несколько групп военнослужащих пытались вторгнуться в пределы Казахской ССР на юге Семипалатинской области[70].

Давая отпор вооруженным провокациям, советская сторона требовала от правительства КНР «безотлагательно принять практические меры по нормализации обстановки на советско-китайской границе» и призывала к решению разногласий, если они возникают, путем переговоров[71]. Советское правительство предложило вести переговоры так, чтобы на отдельных участках, где имеются разногласия, прийти к пониманию прохождения пограничной линии путем взаимных консультаций на основе договорных документов; на участках, которые подверглись природным изменениям, при определении пограничной линии исходить из действующих договоров, соблюдая принцип взаимных уступок и экономической заинтересованности местного населения[72].

На состоявшейся в Пекине 11 сентября 1969 г. по инициативе советской стороны встрече Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина с премьером Государственного совета КНР Чжоу Эньлаем была достигнута договоренность о возобновлении советско-китайских переговоров по пограничным вопросам в Пекине[73]. Они возобновились 20 октября 1969 г.

Характерно, что в канун переговоров был опубликован «Документ МИД КНР» от 8 октября, в котором были выдвинуты следующие, по сути, предварительные условия:

— «подтвердить, что договоры о нынешней китайско-советской границе являются неравноправными договорами»…

— «до всестороннего разрешения путем мирных переговоров вопроса о китайско-советской границе сохранять статус-кво на границе, избегать вооруженных конфликтов и вывести из соприкосновения вооруженные силы китайской и советской сторон, которые должны покинуть или не входить во все спорные районы на китайско-советской границе, т. е. районы, где обозначения линии границы у обеих сторон не совпадают согласно картам, обмененным на китайско-советских переговорах о границе в 1964 г.»[74].

Настаивая на предварительных условиях, китайская сторона препятствовала практическому рассмотрению пограничных вопросов на начавшихся в октябре 1969 г. в Пекине двусторонних переговорах. Представители китайской стороны хотели бы добиться в первую очередь подписания «Временного соглашения о сохранении статус-кво на границе», после чего вступило бы в силу их предложение о сохранении «существующего положения» на границе, предусматривающее вывод советских войск из так называемых «спорных районов». Тогда эти районы начали бы осваиваться китайской стороной явочным порядком, независимо от хода и результата переговоров.

Выступая с речью в Улан-Баторе 26 ноября 1974 г., Л. И. Брежнев дал оценку выдвинутому китайской стороной предварительному условию ведения переговоров: «Пекин прямо заявил, что будет согласен на переговоры по пограничным вопросам лишь после того, как его требование, касающееся так называемых «спорных районов», будет удовлетворено. Совершенно ясно, товарищи, что подобная позиция является абсолютно неприемлемой, и мы ее отвергаем»[75].

Убедившись в тщетности тактических приемов навязывания советской стороне предварительного условия о «спорных районах», китайские представители снова развернули пропаганду, внушая населению Китая фальсифицированное представление о «неравноправных договорах» и «отторгнутых от Китая» территориях.

Искусственно созданный вопрос об «урегулировании территориально-пограничных проблем» по текущему «малому реестру», а тем более по «историческому реестру», отражал абсолютно бесперспективную позицию. Действие договоров, на основании которых сформировалась граница между нашими странами, являлось и является объективным фактором; подорвать эффективность и значение этих документов просто невозможно.

Не менее важным фактором, характеризующим формирование границ двух государств в новейшее время, служит положение о «взаимном уважении государственного суверенитета и территориальной целостности», которое наряду с другими добрососедскими принципами было принято за основу двусторонних отношений Договором о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР от 14 февраля 1950 г[76].

Наша сторона всегда оставалась при своем принципиальном мнении, полагая, что в отношении Китая мы твердо придерживаемся принципов равноправия, уважения суверенитета и территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела друг друга, неприменения силы. В 1970–1980-х гг. Москва неоднократно изъявляла готовность нормализовать отношения с Китаем на принципах мирного сосуществования. Такая позиция играла свою роль в том числе и применительно к процессу двусторонних переговоров по вопросам, связанным с границей.

В то же время переговорный процесс проходил далеко не просто. В 1978 г. переговоры сторон по пограничным вопросам, начавшиеся в 1969 г., практически были приостановлены, а с января 1981 г. были прекращены начавшиеся в сентябре 1979 г. советско-китайские переговоры по вопросам межгосударственных отношений.

В Москве 27 сентября 1979 г. начались переговоры об урегулировании нерешенных вопросов в отношениях между нашей страной и Китаем. Китайская сторона выдвинула на первый план требование об устранении «трех препятствий» на пути нормализации двусторонних отношений. Прежде всего речь шла о сокращении советских войск на границе до уровня 1964 г. Во второй половине 1982 г. китайская сторона настойчиво повторила свое требование о сокращении наших войск на советско-китайской границе.

Вскоре после этого, в октябре 1982 г., в Пекине были начаты советско-китайские политические консультации для обмена мнениями и поиска путей нормализации отношений между двумя странами. В ходе этих переговоров советская сторона продолжала развивать свою идею, выдвинутую еще в 1981 г., о мерах по укреплению взаимного доверия в районе границы, включая взаимные оповещения о военных учениях в районе границы.

Осенью 1983 г. во время третьего раунда политических консультаций, проходившего в Пекине, руководитель советского государства Ю. В. Андропов позвонил в МИД и попросил подготовить и через главу нашей делегации на этих переговорах Л. Ф. Ильичева передать китайской стороне предложение, которое подводило бы консультации к вопросам, касающимся границы.

Л. Ф. Ильичев получил указания начать обсуждение вопроса о проведении встреч китайских и советских военных и дипломатических экспертов — для обсуждения и выработки мер по укреплению доверия в районе границы. Это предложение было им сделано, но реакции китайской стороны сразу не последовало[77].

Однако через несколько раундов китайский представитель сказал, что задержка реакции не означает несогласия китайской стороны с этим предложением. Впоследствии это привело к возникновению новой линии в советско-китайских переговорах — о мерах доверия в районе границы и о сокращении вооруженных сил и вооружений в этом районе. А в 1989 г. после встречи на высшем уровне — М. С. Горбачева с Дэн Сяопином — была образована делегация военных и дипломатических экспертов во главе с начальником управления МИД СССР Г. В. Киреевым. В 1990 г. во время визита в СССР премьера Госсовета КНР Ли Пэна было заключено соглашение о принципах этих переговоров. И к настоящему времени заключены два соглашения между КНР с одной стороны и Россией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном — с другой: о мерах доверия в районе границ (апрель 1996 г., Шанхай) и о сокращении вооруженных сил и вооружений в районе границы (апрель 1997 г., Москва).

В 1985 г. руководителем советской делегации на политических консультациях с КНР был назначен И. А. Рогачев. На него же было возложено руководство правительственной делегацией на возобновившихся советско-китайских переговорах по пограничным вопросам. В 1987 г. после восьмилетнего перерыва они возобновились. Это произошло после того, как 29 июля 1986 г. М. С. Горбачев в выступлении во Владивостоке, в частности, отметил, что и наша страна и КНР заявили о неприменении первыми атомного оружия. Он также выразил готовность встречаться с представителями КНР на любом уровне.

«Мы, например, не хотим, — сказал далее М. С. Горбачев, — чтобы Амур рассматривался как водная преграда. Пусть бассейн этой могучей реки будет объединителем усилий китайского и советского народов по использованию на общее благо имеющихся тут богатых ресурсов и по водохозяйственному строительству. Межгосударственное соглашение на этот счет уже совместно разрабатывается. А официальная граница могла бы проходить по главному фарватеру».

Вскоре после этого китайская сторона выразила согласие возобновить переговоры по вопросу о границе. Руководителем советской делегации был назначен заместитель министра иностранных дел И. А. Рогачев; китайская делегация во главе с заместителем министра иностранных дел Цянь Цичэнем прибыла в Москву, и переговоры начались в феврале 1987 г.

Советская делегация внесла предложение о проведении границы на пограничных участках судоходных рек по середине главного фарватера, на несудоходных — по середине реки или ее главного рукава, а также предложение о создании рабочей группы для рассмотрения конкретных вопросов прохождения и уточнения линии границы.

Китайская делегация рассказала о своем взгляде на историю возникновения вопроса о границе, заявив, что царская Россия «отторгла» у Китая обширные территории путем навязывания «неравноправных договоров». При этом глава китайской делегации стоял на той точке зрения, что народы наших стран не несут ответственности за такие действия и Китай не требует возвращения этих территорий. Речь, сказал представитель КНР, идет лишь о разрешении спорных вопросов по границе, возникших в силу того, что царская Россия и СССР по различным причинам вышли за линию границы, предусмотренную договорами.

Глава китайской делегации говорил о внесенном в свое время предложении китайской стороны заключить соглашение о сохранении статус-кво на границе и подчеркнул, что обе стороны должны в настоящее время «соблюдать взаимопонимание о сохранении статус-кво, достигнутое в 1969 г. главами правительств двух государств, не продвигаться вперед до разрешения вопросов о границе, предотвращать возникновение любых инцидентов, которые могли бы нарушить спокойствие на границе, препятствовать прогрессу на переговорах о границе»[78].

В выступлении главы китайской делегации не содержалось требования к советской стороне признать «неравноправный характер русско-китайских договоров о границе». Не выдвигалось, как это было в 1969 г. и во время переговоров 1969–1978 гг., предварительное условие о переходе к рассмотрению прохождения линии границы лишь после заключения соглашения о сохранении статус-кво. Китайская делегация также заявила, что она согласна приступить к непосредственному рассмотрению прохождения линии границы, начав с восточной части границы[79].

В дальнейшем китайская делегация заявила, что решение вопроса об участке границы в районе слияния рек Амур и Уссури является самым важным для урегулирования на всей восточной части границы. Китайские представители подчеркнули при этом, что этот вопрос, с их точки зрения, совершенно ясен, а находящиеся здесь острова Тарабаров и Большой Уссурийский «бесспорно принадлежат Китаю». Китайская делегация предложила обсудить этот вопрос в первую очередь и вести это обсуждение на пленарных заседаниях.

Первый раунд переговоров прошел в обмене мнениями по этому вопросу, и рабочая группа создана не была[80].

Второй раунд переговоров состоялся в августе 1987 г. в Пекине. В ходе четырех пленарных заседаний было продолжено подробное обсуждение участка границы в районе слияния рек Амура и Уссури. Обе стороны привели свои аргументы. Состоялась дискуссия, однако и на сей раз позиции сторон по этому участку границы остались противоположными. В результате обсуждения, сопоставив встречные предложения, советская и китайская делегации достигли следующей договоренности:

«Обе стороны выступают за то, чтобы на основе соответствующих договоров о нынешней советско-китайской границе и в соответствии с принципом разграничения по середине главного фарватера на судоходных реках, а на несудоходных — по середине реки или ее главного рукава рационально решить пограничные вопросы (в данном случае советская сторона говорила о «пограничных вопросах», а китайская сторона о «вопросах о границе». — Ю.Г.) на восточной части границы, включая район слияния рек Амур и Уссури, как его называет советская сторона, или район Фуюаньского треугольника, как его называет китайская сторона.

Стороны вновь подтверждают достигнутую на первом раунде договоренность о том, что то, что было согласовано сторонами на советско-китайских переговорах по пограничным вопросам (формулировка китайской стороны: «по вопросу о границе». — Ю.Г.) в 1964 г. относительно прохождения линии границы на восточной части, должно оставаться в силе и могло бы быть сверено в дальнейшем в рабочей группе».

Делегации достигли также договоренности о создании рабочей группы для конкретного рассмотрения прохождения линии границы на всем протяжении ее восточной части. Было также решено для нужд такого конкретного рассмотрения произвести обмен картами с обозначением на них линии прохождения границы в масштабе 1:100 000. По предложению китайской стороны была достигнута договоренность о производстве на всем протяжении советско-китайской границы или на отдельных ее участках аэрофотосъемки (силами министерств обороны) в целях создания топографических карт приграничной местности.

Во время второго раунда переговоров советская делегация внесла предложение о том, чтобы достигнуть соглашения о свободном беспрепятственном плавании судов обеих стран в районе слияния рек Амур и Уссури. Суть этого предложения состояла в том, чтобы как советские, так и китайские суда могли в любое время беспрепятственно проходить из Амура в Уссури и обратно не только через протоку Казакевичева, но и через протоку Амурскую, огибая при этом острова, непосредственно мимо Хабаровска. При этом оговаривалось, что для согласования всех вопросов, связанных с разработкой нового порядка судоходства в районе слияния рек Амур и Уссури, можно было бы заключить соответствующее соглашение. Вопрос о плавании судов из Амура в Уссури в дальнейшем нашел отражение в специальной статье Соглашения о прохождении линии государственной границы двух стран на ее восточной части от 16 мая 1991 г[81].

В марте 1987 г. в Пекине состоялся обмен топографическими картами для предстоявшего обсуждения прохождения уточняемой границы[82].

Обмен картами не был просто технической операцией. В соответствии с русско-китайскими договорами XIX века граница, идущая по рекам, не определялась по акватории этих рек, а проходила по китайскому берегу. Красная черта, о которой говорилось в тексте договора, была проведена на договорной карте «для большей ясности», т. е. с тем, чтобы не было никаких сомнений в том, что граница проходит по китайскому берегу, а вся акватория рек со всеми островами на ней принадлежит России. Естественно, что и острова у Хабаровска в соответствии с договором и договорной картой были отнесены к России. И на топографических картах, переданных китайской стороне в ходе консультаций 1964 г., линия границы была проведена в соответствии с русско-китайскими договорами и договорной картой.

В ноябре же 1987 г. китайской стороне были переданы карты, на которых тонкая красная линия была нанесена по середине фарватера или главного рукава и была дана сопроводительная надпись, говорившая о том, что эта линия отражает предложения советской стороны относительно прохождения линии границы. Советская сторона, подтверждая решение, принятое в 1964 г. Н. С. Хрущевым, и желая найти приемлемое для обеих сторон решение вопросов, шла навстречу китайской стороне. В письменном виде, т. е. на топографических картах, мы соглашались еще до начала заседаний рабочей группы отступить от договорных документов и карты 1861 г. с нанесенной на нее красной линией, пойти на новое решение вопроса об островах на пограничных реках и об их акватории, деля и акваторию, и острова между двумя соседними государствами по-новому, в зависимости от их нахождения по ту или иную сторону от линии главного фарватера на судоходных или середины несудоходных рек. Наша сторона еще раз проявила добрую волю и держала свое слово.

Анализ полученных от китайской стороны топографических карт показал, что по сравнению с картами, переданными в ходе консультаций 1964 г., на этих картах имелись отличия. Наиболее существенные из них касались прохождения границы в верховьях реки Аргунь. Китайская сторона отнесла к своей территории остров Большой, который на ее же картах 1964 г. был показан как советский (попутно следует упомянуть, что мы соглашались передать китайской стороне и остров Даманский, и целый ряд других островов). Кроме того, в этом же районе китайская сторона, согласившаяся в 1964 г. уступить Советскому Союзу небольшой участок треугольной формы, на этот раз взяла свое согласие обратно и показала этот треугольник как часть территории КНР. Были и другие отклонения от карт 1964 г. Таким образом, договоренность обеих делегаций, зафиксированная в письменной форме в августе 1987 г., была нарушена китайской стороной при передаче топографических карт в конце того же 1987 г.

На топографических картах каждая из сторон по-разному показала и участок в районе слияния рек Амур и Уссури[83]. После обмена картами стороны сформировали советскую и китайскую части рабочей группы.

Первая встреча двух частей рабочей группы по обсуждению прохождения линии границы состоялась в Москве 20 января 1988 г. В ходе московской встречи рассматривалось прохождение линии границы от стыка границ СССР, КНР и МНР до стыка границ СССР, КНР и КНДР. По сухопутному участку длиной около 90 км, как и в 1964 г., было составлено и парафировано Соглашение рабочей группы о прохождении линии границы с приложением к нему карт обеих сторон, на которых линия границы была показана красным цветом.

Далее в Москве было выработано единое понимание прохождения линии границы от восточной оконечности острова Большой (Абагайтуй) до впадения реки Аргунь в Амур (около 900 км). Однако соглашение по этому участку оформлено не было, поскольку не было общего мнения о границе на всем протяжении реки Аргунь. Камнем преткновения служил отрезок длиной примерно в 20 км в верхнем течении Аргуни у острова Большой (площадь 58 кв. км). Китайская сторона, в отличие от договоренности, достигнутой в 1964 г. и подтвержденной в августе 1987 г., настаивала на отнесении этого острова к КНР. Советская часть рабочей группы на всех заседаниях раунда продолжала отстаивать принадлежность острова Советскому Союзу. Участок остался несогласованным. На остальном протяжении реки Аргунь договоренность о прохождении линии границы была достигнута, и согласованная линия границы была нанесена на советские и китайские карты, которые были заверены экспертами сторон[84].

В апреле 1988 г. состоялся второй раунд заседаний рабочей группы. Заседания проходили в Пекине. Обсуждалось прохождение линии границы на участках рек Аргуни, Амура и Уссури и на последующих сухопутных участках (включая озеро Ханка) вплоть до стыка границ СССР, КНР и КНДР (всего около 3500 км).

После дискуссий стороны приняли совместную запись о принципах рассмотрения границы на речных участках ее восточной части. В этой записи в качестве основных критериев для определения главного фарватера были приняты глубина реки, ее ширина, а в данном месте и радиус закругления.

Китайская сторона приняла предложение советской стороны о понятии «середина главного фарватера» как о средней линии полосы водной поверхности между двумя изобатами (линиями равных глубин). Это определение было впоследствии записано в текст Соглашения о восточной части границы с КНР от 16 мая 1991 г.

Большинство речных участков по рекам Амур и Уссури были согласованы, причем общая протяженность таких участков составила около 2500 км. Итоги обсуждения по этим участкам были зафиксированы путем нанесения линии границы на карты сторон[85].

В октябре 1988 г. в Москве состоялось пленарное заседание правительственных делегаций. На этом заседании по согласованным участкам восточной части границы делегации утвердили совместные записи об одобрении соглашений, достигнутых в рабочей группе, была утверждена также совместная запись относительно согласованной линии границы на реках Аргунь, Амур и Уссури, нанесенной экспертами обеих сторон на топографические карты и заверенной ими. Была принята также и совместная запись об обсуждавшихся на заседаниях рабочей группы четырех участках на реке Амур. Причем на участках границы в районе острова Полуденный и в районе устья реки Сунгари была принята линия границы, обозначенная на советских картах, а на участках группы островов Попова и группы островов Еврасиха-Луговской была утверждена линия границы, указанная на китайских картах. При этом было указано, что точное положение главного фарватера и принадлежность указанных групп островов будут окончательно определены в ходе предстоявшей демаркации.

Таким образом, ко времени завершения третьего пленарного заседания правительственных делегаций было уточнено и определено прохождение границы более чем на 98 % ее восточной части, что открывало реальные возможности для ее юридического оформления и последующей демаркации.

Однако по-прежнему, несмотря на неоднократные обсуждения, в ходе которых сторонами была приведена в основном прежняя, а также некоторая дополнительная аргументация, не удавалось найти взаимоприемлемого решения на двух участках: в районе слияния рек Амура и Уссури (острова Тарабаров и Большой Уссурийский около Хабаровска) и в районе острова Большой в верховьях Аргуни. Здесь позиции сторон оставались неизменными и противоположными. Китайская сторона по-прежнему подчеркивала, что решение по участку в районе Хабаровска она рассматривает как «ключевое», а также высказывалась за принятие решения прежде всего по восточной части границы, где уже было достигнуто, как указывалось выше, значительное продвижение. Советская сторона обосновывала свою позицию и указывала, что советско-китайская граница — единое целое, деление на восточную и западную часть носит условный характер и необходимо продолжать обсуждение участков как на востоке, так и на западе. Было условлено, что обсуждение указанных выше двух участков будет продолжено в дальнейшем[86].

Второй составной частью работы третьего раунда пленарных заседаний правительственных делегаций был переход к обсуждению западной части советско-китайской границы, где она в то время проходила по территории четырех союзных республик бывшего СССР: РСФСР, Казахстана, Киргизии и Таджикистана.

Сам факт достижения договоренности о том, чтобы сосредоточиться в дальнейшем на рассмотрении прохождения линии границы на ее западной части, имел большое значение. Ведь если по восточной части уже в 1964 г. состоялось достаточно подробное обсуждение, которое и было положено в основу на переговорах, начатых в 1987 г., то к подробному обсуждению прохождения западной части границы и ее уточнению стороны, по сути дела, приступали впервые.

Общая протяженность западной части границы от западного стыка границ СССР, КНР и МНР и до стыка границ СССР, КНР и Афганистана превышала 3100 км. Линия границы шла здесь по сухопутным рубежам, установленным русско-китайскими договорными документами в XIX в., по гребням горных хребтов, по линиям водоразделов, по серединам рек или их главных рукавов, а также по прямым линиям между пограничными знаками. Уже обмен картами по западной части границы, состоявшийся в 1964 г., показал, что позиции сторон в отношении прохождения линии границы на целом ряде участков расходятся. Участок, по которому имеются самые крупные расхождения, — это район Памира, южнее перевала Уз-Бель. Это наиболее крупный район — свыше 20 тыс. кв. км[87].

В результате переговоров, начатых на третьем раунде пленарных заседаний правительственных делегаций, были согласованы общие принципы обсуждения. А именно: была утверждена совместная запись о том, что обе стороны выступают за то, чтобы вопросы о советско-китайской границе на ее западной части разрешить на основе соответствующих договоров о нынешней советско-китайской границе, согласно общепризнанным нормам международного права, в духе равноправных консультаций, взаимопонимания и взаимной уступчивости, справедливо и рационально[88].

Глава китайской делегации начал на пленарном заседании обсуждение участка границы в районе Памира и, в частности, внес предложение о проведении границы южнее перевала Уз-Бель таким образом, чтобы к Китаю отходило больше половины этого крупного участка. Советская сторона также изложила свою позицию по этому участку и предложила вести здесь границу по Сарыкольскому хребту. После обмена мнениями было условлено, что этот участок будет предметом дальнейшей дискуссии в рабочей группе, которой предстояло обсудить и ряд других участков на территории Казахстана, Киргизии и Таджикистана[89].

Стороны договорились провести в 1989 г. совместную аэрофотосъемку западной части советско-китайской границы, практически ее выполняли силы министерств обороны обеих стран. В соответствии с достигнутой договоренностью уже в январе 1989 г. стороны обменялись топографическими картами по западной части границы в масштабе 1:100 000, причем, как показало сопоставление карт, на западной части границы оказался ряд участков, по которым у сторон выявились различия в понимании прохождения линии границы.

После этого в 1989 г. состоялись две встречи рабочей группы, которые были посвящены обсуждению прохождения линии советско-китайской границы на ее западной части. На первой встрече, проходившей в Москве в феврале-марте 1989 г., были подробно обсуждены и конкретизированы принципы решения вопросов по западной части советско-китайской границы. В дополнение к тому, что было утверждено главами делегаций на третьем раунде заседаний, рабочая группа решила на участках, где граница проходит по горам, проводить разграничение, в соответствии с положениями договоров, по водоразделам и гребням хребтов, а также через установленные договорами вершины и перевалы. На равнинных участках прохождение линии границы определяется также согласно положениям договоров.

После утверждения этих принципов — а в них нашли отражение мнения обеих сторон — заседания рабочей группы проводились в том же порядке, что и по восточной части границы, с тем отличием, что на этот раз стороны условились идти от западного стыка границ СССР, МНР и КНР к западу, последовательно проходя карты лист за листом. Эта работа продолжалась и в ходе встречи рабочей группы, состоявшейся в марте-апреле 1989 г[90].

В целом в ходе этих двух встреч рабочей группы было подвергнуто подробному и обстоятельному обсуждению прохождение границы на 21 участке ее западной части. При этом по 13 из этих участков рабочей группе удалось согласовать взаимоприемлемые решения, которые находились в рамках директив, имевшихся у советской делегации, в частности, было согласовано прохождение границы на участке Ланкол, где должна была происходить стыковка рельсов строившейся железной дороги из СССР в КНР[91].

Таким образом, к четвертой встрече правительственных делегаций, состоявшейся в октябре 1989 г., оставалось рассмотреть восемь участков на западной части границы и два участка на восточной. Наиболее трудными из них были район Памира южнее перевала Уз-Бель площадью свыше 20 тыс. кв. км, на который претендовала китайская сторона, а также участок в районе слияния рек Амур и Уссури около Хабаровска. Эти участки, как отмечалось выше, неоднократно были предметом обсуждения на переговорах, как в рамках рабочей группы, так и на пленарных заседаниях делегаций, однако обе стороны оставались на своих первоначальных, противоположных позициях. Китайская сторона особенно настаивала на желательности в первую очередь завершить рассмотрение восточной части границы и на передаче Китаю островов Большой Уссурийский и Тарабаров в районе Хабаровска[92].

Между тем советская сторона, исходя из того, что договорная граница проходит по протоке Казакевичева, а также учитывая освоенность этого участка, не считала возможным пойти на такое решение, тем более что это могло привести к протестам со стороны приграничного населения. То же в еще большей степени относилось и к участку в районе Памира южнее перевала Уз-Бель[93].

Другими словами, ко времени четвертого раунда пленарных заседаний правительственных делегаций, с одной стороны, отмечалось значительное продвижение вперед по большинству участков, а с другой — продолжалось серьезное расхождение по указанным выше двум участкам.

При обсуждении политическим руководством страны указаний правительственной делегации к предстоявшему четвертому раунду переговоров председательствовавший на заседании Политбюро ЦК КПСС М. С. Горбачев потребовал, чтобы советская делегация в Пекине заявила китайской стороне в категорической форме, что в сложившихся условиях советская сторона не сможет пойти на какие-либо шаги по изменению границ в таких районах, как острова близ Хабаровска и участок на Памире южнее перевала Уз-Бель[94].

В беседе с министром иностранных дел КНР Цянь Цичэнем глава советской делегации, подчеркнув сложный и подвижный характер обстановки в нашей стране, исключительную остроту, которую приобрел национальный вопрос, чувствительность к проблеме возможных территориальных изменений в союзных и автономных республиках, сказал, что все это не может не накладывать отпечатка на процесс урегулирования пограничных вопросов с другими странами, включая Китай, и подчеркнул, что речь идет прежде всего об островах у Хабаровска и о Памире, а также выразил надежду, что китайская сторона с пониманием воспримет изложенные соображения. Далее было подчеркнуто, что на проходящем раунде советская делегация внесла конкретные предложения по одновременному решению ряда несогласованных вопросов о границе, хотя это было для нее не простым делом. Замминистра иностранных дел И. А. Рогачев напомнил о готовности советской стороны учитывать хозяйственные интересы китайского населения, например, заключить соглашение о том, чтобы китайские суда могли беспрепятственно проходить из Уссури в Амур и обратно мимо города Хабаровска.

В заключение глава делегации подтвердил, что мы бережно относимся к тому, что достигнуто совместными усилиями в ходе советско-китайских пограничных переговоров, готовы согласовать то, что поддается согласованию, и продолжить обсуждение спорных вопросов, а одновременно юридически закрепить достигнутое в ходе переговоров, т. е. подготовить проект соответствующих соглашений с описанием границы и приложением соответствующих карт на тех участках, по которым уже выработано единое понимание линии границы[95].

В ответ Цянь Цичэнь, сказав, что китайская сторона с пониманием воспринимает информацию о сложной обстановке и трудных вопросах, существующих в Советском Союзе, расценил позицию советской стороны как свидетельство существенного изменения в подходе советской стороны к переговорам о границе — изменения, которое ставит под вопрос основы переговоров, их направленность. Министр сказал, что китайская сторона выскажет свое официальное мнение позднее[96].

После этого в переговорах наступила пауза, которая затянулась на несколько месяцев. В частных беседах китайские представители говорили, что наша позиция по вопросу о границе под Хабаровском и на Памире поставила руководство КНР перед сложной дилеммой. В неофициальном порядке задавался вопрос, является ли наша позиция по районам у Хабаровска и на Памире не подлежащей дальнейшему обсуждению[97].

В этой ситуации М. С. Горбачев обратился с письмами к Цзян Цзэминю и Дэн Сяопину, изложив обстоятельную информацию о своей встрече с президентом США Дж. Бушем на Мальте, что само по себе было определенным новым доверительным шагом в контактах на высшем уровне, а также (и это было главной целью посланий) высказал некоторые дополнительные соображения о дальнейшем ведении переговоров по пограничным вопросам. При этом подчеркивалось, что наша позиция остается прежней: мы готовы на основании согласованных принципов ведения переговоров продолжать обсуждать все вопросы, которые считают необходимым обсудить стороны, и это касается также участков в районе слияния Амура и Уссури и района Памира южнее перевала Уз-Бель[98].

Одновременно в письмах советской стороны высказывалось предложение, продолжая обсуждение, начать процесс юридического оформления тех участков границы, где у сторон достигнуто согласие о прохождении пограничной линии, — путем составления соответствующих соглашений с приложением топографических карт с нанесенной на них линией границы[99]. В поступившем в феврале 1990 г. ответе Цзян Цзэминя выражалась надежда, что советская сторона предпримет практические шаги и что обе стороны будут сохранять и строго следовать договоренностям, достигнутым во время встречи на высшем уровне[100].

Очередной шаг в этом направлении был предпринят в связи с визитом в СССР премьера Государственного совета КНР Ли Пэна в апреле 1990 г. В период его пребывания этот вопрос был затронут в беседе М. С. Горбачева, а более подробно был обсужден на встрече министров иностранных дел СССР и КНР, при которой присутствовали главы и члены правительственных делегаций на погранпереговорах. При обмене мнениями в ходе встречи китайской стороне было предложено, во-первых, сосредоточиться на оставшихся несогласованных участках советско-китайской границы, оформить согласованную линию границы документально и приступить к ее демаркации; во-вторых, заключить соглашения о сохранении статус-кво по районам границы, где сторонам не удается пока достичь единого понимания, с тем чтобы продолжить обсуждение этих участков и прийти к взаимоприемлемому решению этих вопросов в дальнейшем. Китайской стороне были переданы проекты таких соглашений на район островов близ Хабаровска и район Памира.

В июне 1990 г. глава китайской делегации Тянь Цзэнпэй сообщил о согласии китайской стороны зафиксировать юридически достигнутые договоренности по согласованным участкам, приступить к их демаркации и продолжить обмен мнениями по несогласованным участкам границы. Что касается соглашений о статус-кво, то китайская сторона высказала мнение, что в них нет необходимости, поскольку соответствующие положения содержатся в Соглашении о руководящих принципах взаимного сокращения вооруженных сил и укреплении доверия в военной области в районе советско-китайской границы, подписанном в 1990 г.

Таким образом, вопрос о дальнейшем продолжении переговоров был отрегулирован, что означало переход переговоров в новую фазу — фазу практической реализации достигнутых договоренностей. Это было, несомненно, большим шагом вперед, открылась возможность подготовки к подписанию соглашения о границе, а в дальнейшем и к демаркации границы.

В конце июля — начале августа 1990 г. в Москве состоялся очередной тур заседаний рабочей группы, в ходе которого было согласовано, что кроме существующей рабочей группы по обсуждению прохождения границы будут созданы еще две специальные рабочие группы. Первая из этих групп получила задание вести работу по подготовке проектов соглашений по участкам границы, согласованным сторонами[101].

Вторая рабочая группа получила не менее важную практическую задачу заниматься организацией и развертыванием топографических работ в полосе советско-китайской границы и составлением топографических карт для использования их при предстоявшей демаркации.

Одновременно с этими важными решениями собравшаяся после десятимесячного перерыва рабочая группа по обсуждению границы продолжала обсуждение остававшихся несогласованными участков западной и восточной части границы. При этом удалось согласовать еще четыре участка общей площадью 200 кв. км на западной части границы. В дальнейшем удалось согласовать также прохождение границы по довольно сложному участку на территории Киргизии в районе широко известного в географии пика Хан-Тенгри. По договорным документам граница здесь должна была проходить через этот пик, а в действительности пик находился на советской территории в 12 кв. км вглубь от линии границы.

В результате длительных дискуссий, проходивших на нескольких раундах заседаний рабочей группы, удалось согласовать на этом участке линию границы, по которой к КНР отошла примерно одна треть участка, общая площадь которого составляла около 450 кв. км[102].

Как было отмечено на пятом раунде пленарных заседаний правительственных делегаций Советского Союза и Китайской Народной Республики (для правительственной делегации СССР этот раунд оказался в союзном статусе последним), состоявшемся в апреле 1991 г., рабочей группе по рассмотрению несогласованных участков границы удалось достичь известного продвижения вперед. Достигнуто единое понимание о прохождении границы более чем на 90 % ее общей протяженности в 7,5 тыс. км[103]. Главы правительственных делегаций в своих выступлениях отметили, что предстоит дальнейшая работа по поиску решений по остающимся весьма сложным, а подчас чувствительным проблемам пограничного урегулирования. А именно: по не согласованным еще восьми участкам границы (два на восточной и шесть на западной части границы)[104].

В заседаниях пятого раунда правительственных делегаций СССР и КНР принимали официальное участие ответственные представители РСФСР, Казахстана и Киргизии. Представитель Таджикистана также был приглашен, но не смог прибыть и уполномочил за себя другого члена делегации[105].

И. А. Рогачев подчеркнул в своем выступлении, что подключение представителей союзных республик, которые граничат с Китаем, по нашему убеждению, может активизировать трудный поиск решений по несогласованным участкам. Ведь наряду с двумя несогласованными участками на территории России, о которых неоднократно упоминалось выше, остались несогласованными два участка в Казахстане (район реки Сарычильды и перевала Чоган-Обо), один крупный участок в Киргизии (район перевала Бедель) и три участка в Таджикистане (самый крупный — в районе Памира южнее перевала Уз-Бель, а также районы перевала Каразак и реки Маркансу).

Главным событием, которым ознаменовался пятый раунд пленарных заседаний правительственных делегаций СССР и КНР по пограничным вопросам, было завершение выработки и парафирование Соглашения о государственной границе СССР и КНР на ее восточной части[106]. 16 мая 1991 г. Соглашение о государственной границе между СССР и КНР на ее восточной части было подписано в Кремле министрами иностранных дел СССР и КНР — А. А. Бессмертных и Цянь Цичэнем.

Обстоятельства сложились таким образом, что переговоры велись и соглашение было подписано с КНР одним государством — СССР, а ратификация соглашения, после которой оно вступило в законную силу, производилась другим государством — Российской Федерацией. Россия стала продолжателем осуществления прав и ыполнения обязательств Советского Союза по международным договорам. 13 февраля 1992 г. соглашение было ратифицировано Верховным Советом Российской Федерации. При обмене 16 марта 1992 г. ратификационными грамотами, подписанными со стороны России Президентом Б. Н. Ельциным, было констатировано, что Россия приняла на себя в полном объеме предусмотренные в соглашении права и обязанности.

В соответствии с соглашением от 16 мая 1991 г. впервые на основе прежних русско-китайских договоров о границе и в соответствии с нормами современного международного права была уточнена и обозначена линия российско-китайской границы практически на 99 % всего протяжения ее восточной части. Это значительное достижение, надежная гарантия стабильности и спокойствия на дальневосточных рубежах нашей страны.

Заключение соглашения от 16 мая 1991 г. создало возможность приступить к демаркационным работам, в результате которых к настоящему времени российско-китайская граница на ее восточной части фактически впервые в истории получила четкое обозначение на местности[107]. Эта работа выпала на долю советской делегации в совместной Российско-китайской демаркационной комиссии.

В дальнейшем ходе пограничных переговоров на первый план вышла западная часть советско-китайской границы, где переговорный процесс имел, по сравнению с восточной частью, ряд существенных различий и особенностей. На подавляющем протяжении западная часть границы была сухопутной и проходила главным образом по горным рубежам со сложным рельефом. С XIX в. здесь не проводилась редемаркация и даже проверка границ; подавляющее число погранзнаков на местности, установленных еще в прошлом веке, были в силу разных причин утрачены, описание границы в договорах и протоколах в ряде мест было недостаточно совершенным, и прохождение границы на такого рода участках толковалось сторонами по-разному[108].

Самый крупный по площади участок границы на Памире южнее перевала Уз-Бель вообще никогда не был окончательно определен в договорном порядке, а фактическая граница проходила на этом участке так, как это было описано в нотах, которыми обменялись российская и китайская сторона в конце XIX в., по линии соприкосновения позиций, занимавшихся в то время войсками сторон, и проходившей по Сарыкольскому хребту[109].

Западная часть границы бывшего СССР с КНР наряду со сравнительно коротким участком, проходившим по территории бывшей РСФСР (55 км), шла главным образом по территории Казахстана, Киргизии и Таджикистана, входивших в то время в СССР.

Правительственная делегация СССР начиная со второй половины 1988 г. приступила к переговорам по западной части советско-китайской границы; ряд участков был согласован, обсуждение других важных участков продолжалось.

В начале 1991 г., до подписания Соглашения по восточной части границы, в состав правительственной делегации СССР на погранпереговорах были введены в качестве ее членов представители союзных республик.

8 сентября 1992 г. на встрече в Минске Россия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан заключили официальное соглашение о совместном продолжении пограничных переговоров с КНР и уведомили об этом правительство КНР через его посольства в упомянутых четырех государствах. Главой совместной делегации был назначен заместитель министра иностранных дел России Г. Ф. Кунадзе.

Одновременно было заключено соглашение правительств России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана о создании совместной делегации этих стран для ведения переговоров с правительством КНР по взаимному сокращению вооруженных сил и вооружений и укреплению доверия в военной области в районе границы государств — участников СНГ с КНР. Эту делегацию возглавил Г. В. Киреев[110].

В конце октября 1992 г. в Пекине состоялась первая встреча совместной делегации правительств Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана, возглавляемой заместителем министра иностранных дел РФ Г. Ф. Кунадзе, и делегации правительства КНР, возглавляемой заместителем министра иностранных дел КНР Тянь Цзэнпэем.

В протоколе об итогах встречи стороны подтвердили принципы урегулирования пограничных вопросов, согласованных на пограничных переговорах между СССР и КНР, а именно: на основе российско-китайских договоров о нынешней границе, руководствуясь общепризнанными нормами международного права, в духе равноправных консультаций, взаимопонимания и взаимной уступчивости решать оставшиеся пограничные вопросы («вопросы о границе» в интерпретации делегации КНР). Были также подтверждены конкретные принципы урегулирования вопросов о границе на ее восточном и западном участках, согласованные на соответствующих переговорах между СССР и КНР[111].

Стороны подтвердили также, что достигнутые в 1987–1991 гг. договоренности о прохождении линии границы в принципе остаются в силе. Стороны пришли к согласию о необходимости скорейшего юридического оформления согласованных участков границы. Стороны согласились также продолжить обсуждение несогласованных участков границы для нахождения приемлемых решений[112].

В этих целях было решено создать рабочую группу по составлению соглашения о границе, а также возобновить деятельность рабочей группы по обсуждению прохождения границы. Было также констатировано, что успешно продолжается работа топографической группы с целью создания топографических карт как по востоку, так и в будущем по границе России (на западе), Казахстана, Киргизии и Таджикистана с КНР.

В прениях в ходе встречи у сторон выявились различия в подходе к двум вопросам. Так, со стороны совместной делегации было высказано мнение, что в связи с изменением обстановки и появлением новых независимых государств, ранее входивших в состав СССР, в этих государствах придается особенное значение вопросу о границах, а в связи с этим нельзя исключать, что при сохранении в целом в силе всех прежних договоренностей о прохождении границы в отдельных случаях могут потребоваться сверка и уточнение. Китайская сторона сочла, что эти соображения представляют собой коррективы, затрагивающие существо проблемы, и высказалась за то, чтобы не вносить этого в протокол, а в последующем в рамках заседаний рабочей группы, если что-то покажется неясным, изучить и обсудить. В результате по предложению совместной делегации в протоколе и было записано, что договоренности, достигнутые в 1987–1991 гг., остаются в силе в принципе. Такая формулировка давала возможность в ходе заседания рабочих групп возвращаться к обсуждению некоторых участков границы в связи с пожеланиями представителей республик.

Другим вопросом, по которому у сторон были различия во мнениях, был «формат» документов по юридическому оформлению согласованных частей границы, т. е. будет ли это соглашение между четырьмя странами СНГ с одной стороны и КНР — с другой, или с каждой стороной у КНР будут отдельные соглашения о границе. Поначалу совместная делегация высказывалась за первый вариант, а делегация КНР за то, чтобы соглашения заключались по отдельности. Впоследствии обстановка сложилась так, что стороны пошли по пути отдельных соглашений КНР с каждой из стран СНГ, граничащих с Китаем. В результате был открыт путь к продолжению переговоров по пограничным вопросам с КНР. Возобновлена была и регулярно проходила деятельность всех рабочих групп делегаций, начавшаяся в 1993 г[113].

В апреле 1994 г. было подписано Соглашение между Республикой Казахстан и Китайской Народной Республикой о казахстано-ки-тайской государственной границе протяженностью около 1700 км. Соглашение охватывало все протяжение границы за исключением двух участков (район реки Сарычильды и район перевала Чоган-Обо). По этим двум участкам переговоры были продолжены, и представители Казахстана и КНР договорились на взаимоприемлемой основе о согласовании и по этим участкам.

Третьего сентября 1994 г. заключено Соглашение между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой о российско-китайской государственной границе на ее западной части. В июле 1995 г. это соглашение было ратифицировано Россией.

Много времени потребовалось для юридического оформления киргизско-китайской государственной границы. Здесь на разных уровнях, вплоть до высшего, проводился обмен мнениями по некоторым участкам, включая сложный район пика Хан-Тенгри. После длительного обсуждения стороны на компромиссной основе обменялись небольшими участками территории одинаковой площади в районе этого пика. 4 июля 1996 г. было подписано Соглашение между Киргизской Республикой и Китайской Народной Республикой о киргизско-китайской государственной границе.

Продолжалось обсуждение прохождения линии границы между Таджикистаном и КНР, в результате которого вырабатывалось еще одно соглашение о границе. Стороны склонялись к тому, чтобы, оставив до будущих времен вопрос о прохождении линии границы на Памире, договориться относительно остальной части границы и заключить соответствующее соглашение.

В основу упомянутых соглашений Казахстана и Киргизии с КНР легли результаты, достигнутые делегациями на советско-китайских переговорах по пограничным вопросам. Впервые пограничное урегулирование в этом регионе было проведено на современном юридическом и техническом уровне[114].

С 1992 г. начался очередной важный этап пограничного урегулирования между РФ и КНР — этап демаркационных работ, в результате которых граница к настоящему времени получила четкое обозначение на местности почти на всем протяжении ее восточной части. Работа по демаркации велась совместной российско-китайской демаркационной комиссией[115].

За период с начала демаркации по 1997 г. включительно на восточной части российско-китайской границы от Монголии до реки Туманная поставлены 1184 столба: на российской стороне железобетонные или керамзитобетонные, на китайской — гранитные. Такая работа проведена впервые в истории. В Забайкалье столбы стоят через каждые 1,5–3 км, а в Приморье, где рельеф извилистый, — в ряде мест через 300–500 метров. Для сравнения заметим, что в прошлом на границе были обозначены лишь отдельные участки, а столбы стояли друг от друга на расстоянии 80–100 км.

Прорублены сотни километров лесных просек, демонтированы десятки старых инженерных сооружений. Проведены гидрографические измерения на всем протяжении пограничных участков рек Амура и Уссури, установлены буи на акватории пограничного озера Ханка, сделаны геодезические привязки пограничных объектов. Описано прохождение границы[116].

В совместном российско-китайском Заявлении об итогах состоявшейся 10 ноября 1997 г. в Пекине пятой встречи на высшем уровне между Президентом Российской Федерации Б. Н. Ельциным и Председателем Китайской Народной Республики Цзян Цзэминем главы государств торжественно объявили, что все вопросы, связанные с осуществляемой в соответствии с соглашением от 16 мая 1991 г. демаркацией российско-китайской государственной границы на ее восточной части, урегулированы, что демаркируемая российско-китайская граница на ее восточной части (около 4200 км) впервые в истории отношений двух стран четко обозначена на местности. Это — важный результат нынешней встречи на высшем уровне, которого удалось добиться благодаря обоюдным усилиям, взаимному уважению и учету интересов друг друга.

Стороны заявили о готовности осуществить в согласованные сроки демаркационные работы на западной части российско-ки-тайской границы (около 55 км). Было также сказано, что стороны продолжат переговоры с целью справедливого и рационального решения отдельных оставшихся вопросов о границе, с тем чтобы полностью завершить оформление общей границы на всем ее протяжении.

Главы государств отметили, что успешное решение вопросов демаркации российско-китайской границы является примером справедливого и рационального решения доставшихся в наследство от истории вопросов в духе равноправных консультаций, взаимопонимания и взаимной уступчивости. Это — вклад в дело мира, спокойствия, стабильности и процветания приграничных районов России и Китая, в укрепление дружбы и добрососедства между двумя странами, в стабильность в регионе. Это соответствует общим чаяниям народов двух стран[117].

9 декабря 1999 г. в присутствии Президента РФ Б. Н. Ельцина и Председателя КНР Цзян Цзэминя министр иностранных дел РФ И. С. Иванов и министр иностранных дел КНР Тан Цзясюань подписали Протоколы между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики — описания линии российско-китайской государственной границы на ее восточной и западной частях. В этих документах речь шла о линии прохождения границы между нашими двумя странами за исключением несогласованных участков, т. е. островов Тарабаров и Большой Уссурийский у города Хабаровска и острова Большой на реке Аргунь.

В совместном информационном коммюнике о неформальной встрече Президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина и Председателя Китайской Народной Республики Цзян Цзэминя было отмечено, что Президент Российской Федерации и Председатель Китайской Народной Республики дали высокую оценку завершению работ по демаркации согласованных участков российско-китайской государственной границы. Отмечена чрезвычайная важность продолжения в конструктивном и деловом ключе поиска решений по несогласованным участкам границы, принятия необходимых мер для поддержания статус-кво и нормального порядка на границе.

Далее в этом документе говорилось, что в Пекине подписано Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о совместном хозяйственном использовании отдельных островов и прилегающих к ним акваторий пограничных рек. Это — важный шаг, стимулирующий приграничное сотрудничество. В соответствии с соглашением население части приграничных районов России и Китая получает право в течение пяти лет продолжать традиционную хозяйственную деятельность на отдельных островах и прилегающих к ним акваториях, которые по итогам демаркации отошли к другой стороне. Подписание этого соглашения отвечает интересам приграничного населения, отражает высокий уровень доверия между двумя странами.

Стороны выразили также удовлетворение в связи с началом практической реализации соглашений между Россией, Китаем, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном об укреплении доверия в военной области и о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы. Стороны считают, что четкое выполнение положений указанных соглашений будет способствовать миру, спокойствию, стабильности и процветанию в районе границы, развитию добрососедских отношений между всеми государствами-участниками. Признано целесообразным провести дальнейшее изучение возможностей укрепления мер доверия в военной области.

В совместном коммюнике также подчеркивалось, что в целях упрочения российско-китайских добрососедских отношений и исходя из духа договоренностей, достигнутых во время четвертой регулярной встречи глав правительств России и Китая в Москве в феврале 1999 г., стороны высказались за укрепление российско-китай-ского диалога о сотрудничестве по вопросам, связанным с границей. Механизм такого диалога будет согласован отдельно[118].

Из этого сообщения следовало, что стороны скрепили подписями детальное описание линии прохождения государственной границы между ними. Это, безусловно, достижение. Это — тот результат, которого оказалось возможным достичь в реальной жизни и в условиях, когда стороны пошли навстречу друг другу и сочли целесообразным достичь такого соглашения, оставляя каждая за собой по ряду вопросов право на свою позицию. Несогласованные вопросы, касавшиеся и договоров о границе и несогласованных участков границы, стороны не стали выдвигать в качестве препятствий на пути к подписанию упомянутых соглашений и протокола, но в то же время разногласия остались, и вопрос о границе юридически и полностью еще не решен.

Стороны осуществили демаркацию согласованных участков границы. Это также достижение. Это — приведение границы в цивилизованный вид, создание нормальной границы между соседями.

Стороны констатировали нерешенность вопросов о несогласованных участках границы. При этом в соглашениях относительно линии прохождения границы на ее восточной и западной частях говорится о том, что нерешенные вопросы следует разрешать «справедливо и рационально». В совместном информационном коммюнике говорится о чрезвычайной важности продолжения в конструктивном и деловом ключе поиска решений по несогласованным участкам государственной границы. Вероятно, что китайская сторона относит формулировку о справедливом и рациональном решении к вопросам, которые касаются общей характеристики договоров о границе и ряда их положений. Возможно, что таким образом открывается возможность нахождения решений по несогласованным участкам границы. В то же время нельзя исключать и того, что китайская сторона в данном случае скорее хотела бы таким образом вынудить нашу сторону на уступки по несогласованным участкам границы.

В совместном коммюнике ничего не говорится о договорах о границе, т. е. не затрагивается вопрос о характеристике этих договоров, которые китайская сторона полагает «несправедливыми», а наша сторона справедливыми и обязательными для обеих сторон, а также ничего не говорится о намерении в будущем полностью закрыть вопрос о границе, закрыть его юридически, подписав вместо нынешних договоров новый всеобъемлющий договор о границе.

В совместном информационном коммюнике предусматривается принятие необходимых мер для поддержания статус-кво и нормального порядка на границе.

Таким образом, китайская сторона последовательно проводит свою линию на то, чтобы говорить о статус-кво на границе. Из существа переговоров между нашими странами по пограничным вопросам следует, что мы говорили о статус-кво границы, а китайская сторона — о статус-кво на границе. Иначе говоря, наша сторона полагала при этом, что оформленная юридически соответствующими договорами государственная граница между нашими странами существует и не следует ни нарушать ее, ни ставить ее под сомнение, т. е. сохранять ее статус-кво. Китайская же сторона по-прежнему ставит под вопрос существование юридически правомерной границы между нашими странами, ибо полагает, что линия границы была проведена на основе договоров, которые китайская сторона полагает «несправедливыми». Отсюда и термин китайской стороны: «поддержание статус-кво на границе».

Такая формулировка с точки зрения китайской стороны не является признанием юридической правомерности границы, не означает согласия китайской стороны в принципе с нынешней границей, имея в виду необходимость в будущем «исправить историческую несправедливость», пересмотреть «несправедливые договоры» о границе между нашими странами; пока же, временно, китайская сторона соглашается на сохранение ныне существующего на границе положения. Вот что стоит за предложенным китайской стороной термином «поддержание статус-кво… на границе».

Что касается соглашения о совместном хозяйственном использовании отдельных островов и прилегающих к ним акваторий пограничных рек, то остается неизвестным, насколько это ущемляет хозяйственные и иные интересы нашей стороны. Во всяком случае, речь идет преимущественно о наших уступках китайской стороне.

В то же время обращает на себя внимание то, что и это соглашение временное, оно подписано сроком на пять лет. Очевидно, что у каждой из сторон имеются свои расчеты. Не исключено, что при возвращении к этому вопросу в будущем могут возникать новые претензии с китайской стороны, в частности требование о закреплении за китайской стороной права хозяйственной деятельности, а в сущности, хозяйственного управления на упомянутых островах и акваториях на вечные времена. Во всяком случае, позиция китайской стороны здесь вполне соответствует ее же известному тезису о том, что те территории, которые пока, временно, невозможно «возвратить», необходимо пока, временно, поставить под хозяйственное, а если удастся, то и под административное, фактическое или официальное, управление китайской стороны. Это — осуществление одного из заветов Дэн Сяопина.

В совместном коммюнике упомянут также вопрос об укреплении доверия в военной области и о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы. Номинально это касается России, Китая, Казахстана, Киргизии, Таджикистана. По сути дела, речь идет о сокращении вооруженных сил всеми четырьмя сторонами, за исключением китайской стороны, у которой в стокилометровой зоне вдоль границы на своей территории практически нет вооруженных сил. Зато они есть в районах непосредственно за этой зоной.

Вопрос этот стал следствием недружественной по отношению к нашей стране позиции Мао Цзэдуна, который утверждал, что Китаю следует готовиться к войне, что СССР грозит войной Китаю. Наша же точка зрения по этому вопросу состоит в том, что наша страна никогда не угрожала Китаю, а Мао Цзэдун ввел, сначала в теории, тезис о допустимости и возможности ведения войны против СССР, а затем поставил весь Китай на рельсы подготовки войны против нашей страны. Когда же мы приняли ответные оборонительные меры, только укрепляя свои границы, но отнюдь не создавая угрозу для соседа, Мао Цзэдун выдвинул тезис о нависшей над Китаем военной угрозе, даже угрозе ядерной войны с нашей стороны против Китая. Это была, может быть, самая чудовищная и самая вредоносная ложь Мао Цзэдуна.

После ухода Мао Цзэдуна Дэн Сяопин продолжил его курс в этой области и потребовал от нас сократить наши вооруженные силы в двухсоткилометровой зоне, прилегающей к границе, до уровня 1964 г. (через некоторое время Дэн Сяопин сделал крупную «уступку», сократив зону до 100 километров). Одним словом, китайская сторона, не имея на то никаких реальных оснований и клеветнически обвиняя нашу страну в агрессивных намерениях, по сути дела, сама выступила с наступательных и агрессивных позиций, не только выдвинув территориальные претензии на миллионы квадратных километров нашей территории, но и поставив вопрос о нашем одностороннем разоружении в районах, прилегающих к границе.

При М. С. Горбачеве наша сторона пошла не неоправданные уступки Китаю по этому вопросу. М. С. Горбачев согласился на проведение переговоров по предложенному китайской стороной вопросу. Таким образом, наша сторона приняла предложенную китайской стороной формулировку «сокращение вооруженных сил». Нашей стороне, после того как была сделана эта принципиальная уступка, ущемляющая наши национальные интересы и совершенно недопустимая с точки зрения этих интересов, удалось внешне смягчить упомянутую формулировку, попросив китайскую сторону добавить к ней слова о «взаимном сокращении вооружений», хотя, по сути дела, речь шла о сокращении в одностороннем порядке наших вооруженных сил и о «мерах по укреплению доверия».

Такие поправки китайская сторона приняла. Они позволили, как это представляется некоторым нашим государственным деятелям и дипломатам, сохранить лицо. Но, по сути дела, мы согласились не только с несправедливым отношением к нашей стране со стороны Мао Цзэдуна и его последователей, но и с ущемлением наших национальных интересов в нынешней обстановке, когда, как очевидно, не существует никакой угрозы Китаю, ни сегодня, ни в будущем, с нашей стороны.

К этому необходимо добавить, что только одно государство на нашей планете, а именно КНР, по соглашению, которое подписано представителями нашей стороны, имеет право направлять на нашу территорию, в стокилометровую зону вдоль нашей тысячекилометровой границы, своих военных для инспектирования сокращения наших вооруженных сил и вооружений. Такая проверка имела место недавно, как раз после того, как в Пекине отметили 50-летие КНР (в то самое время, когда нам приходилось бороться с бандитами и международными террористами на территории Чеченской Республики РФ). Такая ситуация не только ущемляет наши национальные интересы, но и наносит удар по нашему национальному самосознанию, по гордости нашей нации, по ее достоинству.

Вообще говоря, сама постановка такого вопроса — это проявление недоверия к нам в очень острой форме. Это навязывание нам военных проверок на нашей территории. Если иметь это в виду, то трудно воспринимать положительно заявления о взаимном доверии, а также о доверительном и стратегическом партнерстве.

И наконец, в связи с этим вопросом нужно сказать, что после того как не стало СССР и появились новые независимые и суверенные государства Казахстан, Киргизия и Таджикистан, китайская сторона, не принимая во внимание, что они не представляют никакой военной угрозы для КНР, а следовательно, не может быть и речи о необходимости убеждать Китай в отсутствии у них планов военной угрозы, все-таки продолжает свой курс требует от них сокращения вооруженных сил и недопущения наращивания их вооруженных сил в районах, прилегающих к границе.

В совместном коммюнике в декабре 1999 г. говорилось также и об укреплении российско-китайского диалога о сотрудничестве, связанном с границей. Указывалось также, что механизм такого диалога будет согласован отдельно.

Пока не ясно, о чем идет речь. Если имеется в виду обмен мнениями и переговоры с целью подготовки и подписания нового договора о границе, тогда это шаг, который можно только приветствовать. В противном случае остается только ждать, пока стороны информируют свои народы о том, что они или что каждая из сторон имели в виду.

Во время пребывания в Пекине Президента РФ Б. Н. Ельцина было подписано также Совместное российско-китайское заявление по итогам неформальной встречи Президента РФ и Председателя КНР. В этом документе имелся следующий раздел:

«Россия и Китай выражают удовлетворение ходом выполнения Бишкекской декларации глав государств — участников «Шанхайской пятерки» — Российской Федерации, Китайской Народной Республики, Республики Казахстан, Киргизской Республики и Республики Таджикистан — от 25 августа 1999 г.».

Состоявшаяся 1–2 декабря 1999 г. встреча руководителей правоохранительных органов пяти государств в Бишкеке явилась крупным практическим шагом в этой области.

Стороны считают, что проведение в 2000 г. встречи министров обороны стран «Шанхайской пятерки» явится одним из важных мероприятий по реализации договоренностей глав пяти государств.

Стороны полагают, что назрела необходимость развертывания подготовки встречи министров иностранных дел государств «пятерки».

Стороны поддерживают идею проведения консультаций экспертов «пятерки» по вопросам многостороннего экономического взаимодействия (включая развитие сотрудничества в области транспорта, а также в сфере добычи и транспортировки нефти и газа). Подобные переговоры могли бы стать важной составной частью подготовки к встрече глав правительств Российской Федерации, Китайской Народной Республики, Республики Казахстан, Киргизской Республики и Республики Таджикистан[119].

Говоря о нашей границе с КНР на рубеже XX и XXI вв., необходимо касаться и проблем, общих для приграничных государств в этом регионе. История и нынешнее состояние вопроса о границах в известной степени сводит эти страны вместе. Кроме того, у них есть точки соприкосновения и в двусторонних, и в региональных, и в глобальных вопросах. Помимо вышеуказанного, начинают вырисовываться контуры механизма обмена мнениями между силовыми министрами пяти государств. В перспективе предполагается проводить регулярные встречи глав правительств.

Интересы России требуют от ее представителей активно участвовать в этом процессе, отстаивая прежде всего свои интересы, но одновременно тесно координируя свою деятельность и с республиками, образовавшимися на территории СССР, и с КНР. Развитие событий на мировой арене и в регионе, не говоря уже об изменениях, которые будут происходить внутри каждой из упомянутых стран, скорее всего, будут побуждать соответствующие государства согласовывать свои интересы и по определенным вопросам высказывать общее мнение, а возможно, и предпринимать какие-то действия.

18 июля 2000 г. Президент РФ В. В. Путин и Председатель КНР Цзян Цзэминь подписали Пекинскую декларацию, в которой, в частности, содержались следующие положения:

«Успешная реализация не имеющего прецедента в истории Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о совместном хозяйственном использовании отдельных островов и прилегающих к ним акваторий пограничных рек от 9 декабря 1999 г. является еще одним важным шагом, направленным на превращение российско-китайской границы в полосу добрососедства и дружбы.

Россия и Китай намерены в конструктивном и деловом духе продолжать переговоры с целью ускорения выработки вариантов решений по несогласованным участкам границы между двумя государствами. До этого будет сохраняться статус-кво на несогласованных участках границы между двумя государствами».

И далее:

«Россия и Китай выразили удовлетворение в связи с началом практической реализации соглашений между Россией, Китаем, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном об укреплении доверия в военной области и о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы. Четкое выполнение положений указанных соглашений будет способствовать миру, спокойствию, стабильности и процветанию в районе границы, развитию добрососедских отношений между всеми государствами-участниками соглашений.

Признано целесообразным провести дальнейшее изучение возможности укрепления мер доверия в военной области»[120].

Итак, наши две страны, Россия и Китай, подошли к концу XX в. как два государства с формально республиканским строем — Российская Федерация и Китайская Народная Республика (в данном случае мы оставляем в стороне вопрос о Китайской Республике на Тайване, хотя он и заслуживает отдельного рассмотрения).

За прошедший век Россия, наша страна (или ее части), выступала на мировой арене, в сфере межгосударственного общения в качестве разных государств, которые существовали последовательно или одновременно. Это были Российская империя, Российская Республика, Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика, Дальневосточная Республика, Союз Советских Социалистических Республик и, наконец, Российская Федерация, или Россия.

В то же время Китай (или его части) действовал в сфере межгосударственного общения или на мировой арене в качестве Великой Цинской империи, Китайской Республики, Китайской Советской Республики, Маньчжоу-Го, Восточнотуркестанской Республики и, наконец, Китайской Народной Республики.

За эти сто лет произошло много изменений в районе границы. На территории России и Китая самоидентифицировались или осуществляли в тех или иных формах свое самоопределение ряд национальных общностей, некоторые из которых выкристаллизовывались в нации. В результате такого рода процессов в составе нашей страны или на ее прежней территории, если говорить о регионах, прилегающих к Китаю, к границе между нашими странами в начале XX в., появлялись Дальневосточная Республика, советские республики Средней Азии, а в конце столетия были созданы самостоятельные и независимые суверенные государства: Республика Казахстан, Республика Киргизия, Республика Таджикистан.

На территории бывшей Китайской империи появилось сначала автономное образование — Внешняя Монголия; затем из нее выделилось еще одно самостоятельное или автономное образование — Танну-Урянхайский край, или Тува, которая затем стала независимым государством — Тувинской Народной Республикой, а впоследствии вошла в состав нашей страны сначала в качестве автономной области, а затем автономной республики. Что же касается Внешней Монголии, то она стала независимым суверенным государством — Монгольской Народной Республикой, а потом Монгольской Республикой.

Таким образом, на протяжении всего двадцатого столетия непрерывно происходил процесс кристаллизации наций, национального самоопределения в той или иной форме. В конце XX в. там, где раньше были только две империи Российская и Китайская, существуют несколько независимых государств: РФ, КНР, Монгольская Республика, Республика Казахстан, Республика Киргизия, Республика Таджикистан. При этом вопрос о разделенных нациях и о кристаллизации национальных общностей или частей ныне существующих наций, о национальном самоопределении в различных формах еще не решен до конца. Иначе говоря, на территориях России, Китайской Народной Республики, других упомянутых государств еще остаются части разделенных наций, которые могут в будущем искать новые формы объединения или самоопределения наций и даже новые формы самоопределения частей ныне существующих наций. Процесс формирования национальных государств или государств одной нации не был завершен, хотя его развитие уже принесло большие изменения и результаты.

Именно как следствие этого процесса произошли большие перемены и в том, что касается линии границы между бывшей Российской империей и бывшей Великой Цинской империей.

Ныне эта весьма протяженная линия уже не является границей только между двумя государствами, существовавшими к началу XX в., но складывается из последовательного ряда двусторонних границ между несколькими ныне существующими самостоятельными и независимыми государствами. Она состоит из границ России с КНР, России с Монгольской Республикой, Казахстана с КНР, Киргизии с КНР, Таджикистана с КНР. В конце XX в. в течение нескольких лет временно в охране границы со стороны Таджикистана, Киргизии, Казахстана принимали участие российские пограничники; в решении вопросов, касавшихся границ, в тех случаях, когда стороны находили это целесообразным, вместе с официальными лицами Казахстана, Киргизии и Таджикистана работали и представители МИД РФ.

Отдельно необходимо упомянуть о необходимости и юридически и практически обустроить новые границы России с государствами, которые образовались на территории бывшего СССР; применительно к интересующему нас вопросу — прежде всего границу между Россией и Республикой Казахстан. Она нуждается в договоре о границе, в делимитации и демаркации.

Если же говорить о границе между РФ и КНР, то она к концу XX в. уменьшилась по протяженности на две трети и составляет примерно одну треть от прежней границы — около 4 тысяч километров. При этом большая часть границы речная, а меньшая — сухопутная. Граница состоит из двух участков: длинного восточного и очень короткого западного.

На протяжении всего двадцатого столетия постепенно, но неуклонно линия непосредственного пограничного соприкосновения России и Китая сокращалась, и одновременно как бы сам собой складывался пояс-прокладка из ряда государств между территориями России и Китая. Это вызывало новые проблемы. В первую очередь вставал вопрос о том, как будут складываться отношения упомянутых новых государств с Россией, с Китаем, с США, с Японией, с Ираном, с Турцией и т. д. Существовал и вопрос о представлявшихся России и Китаю естественными сферах их непосредственных и жизненно важных интересов, их влияния в прилегающих к их границам государствах.

Сообщение между Россией и Китаем могло осуществляться в новых условиях по воздуху и морским путем, по железным и шоссейным дорогам в Приамурье и Приморье, а также по железным и автомобильным дорогам, которые проходили через территории третьих стран — Монголии и Казахстана. Вставал вопрос о строительстве шоссе, которое соединяло бы Россию и Китай на западном участке российско-китайской границы. При планировании линий передачи электроэнергии, газопроводов и нефтепроводов также нужно было принимать во внимание различные варианты их проведения, в том числе и по территории третьих стран.

В XX в. исчезли те своеобразные колонии русских в Китае и китайцев в России, которые возникли и существовали до событий 1917 г. в нашей стране и событий 1949 г. в Китае. В то же время в конце XX в. на территории России, особенно в приграничных районах, стали возникать новые и тоже своеобразные «колонии» китайцев, часть которых оседала на нашей территории незаконно; у органов внутренних дел появились трудности при контроле за пребыванием в нашей стране граждан КНР. В этой связи возникал вопрос о восстановлении в полном объеме визового порядка пересечения границы. Время от времени появлялась необходимость регулирования пограничных инцидентов, связанных преимущественно с нелегальным пересечением границы со стороны КНР.

На протяжении всего XX в. существовал вопрос о юридической основе границы. Нужно подчеркнуть, что обе нации, руководствуясь своим жизненным инстинктом, понимали, что границу, установленную в результате подписания соответствующих договоров, необходимо хранить и оберегать. В основном это и происходило. В то же время имели место события, которые доставляли немало хлопот не только правительствам, но и нациям в целом.

Дело в том, что в нашей стране с самого начала и до самого конца XX в. всегда полагали, что под нашей границей с Китаем имеется прочная договорная основа и что не существует ни вопроса о территориях, ни вопроса о границе. Имеется линия границы, которую следует охранять, в случае необходимости корректируя ее прохождение в некоторых местах, но не изменяя ее в принципе и не ставя ее под сомнение. В целом позиция российской стороны основывалась на стремлении развивать двусторонние отношения при том основополагающем условии, что вопроса о территориях и границе между нашими странами нет и не может быть.

В то же время очевидно, что такого рода вопросы могут считаться решенными только в том случае, когда обе стороны, которых это касается, придерживаются одинаковых позиций, т. е. лишь после того, как партнеры приходят к согласию.

В Китае же существовало и продолжает существовать иное мнение. Там полагали, что договоры, которыми была определена граница между нашими странами, были несправедливыми договорами, которые были подписаны правительством Китая под давлением правительства России, причем в условиях, когда народы и той и другой страны не имели возможности выразить свое отношение к этим договорам. Исходя из этого, официальные власти Китая полагали, что в принципе договоры о границе между нашими двумя странами являются несправедливыми, а потому и существует вопрос о территориях, существует и проблема границ, и проблема территорий. При этом в Китае также полагали, что Россия является «территориальным должником» Китая; она «должна» ему не менее полутора миллионов квадратных километров земли.

Иными словами, в Китае были силы, которые хотели бы навсегда оставить Россию в положении «территориального должника» Китая. Они хотели бы оставить вопрос о юридической основе нашей границы, о договорной базе нашей границы вопросом, который оставлен в наследство историей, не решен в XX в. и подвешен, ждет своего решения в будущем.

В качестве временного решения вопроса китайская сторона соглашалась оставить в стороне вопрос о территориальных претензиях на миллионы квадратных километров, вопрос о неравноправных договорах, не отказываясь в принципе от этих своих позиций и лишь относя их решение на будущее и сосредоточиваясь пока на том, чтобы заставить нашу страну так или иначе согласиться с существованием, помимо «задолженности» в 1 500 000 кв. км, еще и «нового долга», «долга» XX в., который возник уже в нашем столетии, после заключения «несправедливых» договоров о границе. А именно, как утверждала китайская сторона, вследствие действий властей нашего государства, в то время СССР, мы «вгрызлись» в китайскую территорию и «отгрызли» 40 тыс. кв. км китайских земель. В том числе 28 тыс. кв. км в районе Памира. На этом основании китайская сторона соглашалась рассмотреть линию всей границы между нашими странами, попутно решая вопрос о «малом территориальном долге», т. е. о возвращении Китаю территории размером в 40 тыс. кв. км.

Кроме того, китайская сторона приписывала нам еще ряд «долгов». Это вопрос о самостоятельности и независимости Монголии, о существовании суверенного монгольского государства — Монгольской Республики, ибо китайская сторона продолжала считать, что только позиция СССР, нашей страны, и привела к тому, что от Китая удалось оторвать его неотъемлемую часть — Внешнюю Монголию. Далее, китайская сторона полагала, что наша страна должна вернуть Китаю, если действовать «справедливо и рационально», решая «оставшиеся от истории вопросы», Туву, которая также представляет собой неотъемлемую часть Китая, но была насильно оторвана от Китая нами. Китайская сторона также претендует на возвращение в состав Китая анклава на левом (северном) берегу Амура — это «64 маньчжурских поселения» в Приамурье. Она также была бы не прочь, ссылаясь на некоторые положения договоров о границе, вернуть себе право направлять на нашу территорию в Приморском крае в безвизовом порядке, исключительно по воле китайской стороны, китайских граждан, которые занимались бы на этой территории хозяйственной деятельностью. Наконец, китайская сторона желала, чтобы мы подтвердили имеющееся у нее, по ее утверждению, право беспрепятственного прохода в море по реке Туманной.

Говоря о территориальных притязаниях китайской стороны, необходимо также сказать, что Мао Цзэдун в свое время заявил, что и Камчатка входит в реестр тех территорий, счет по которым еще не предъявлен нашей стране. Следовательно, по «справедливости» Камчатка должна быть возвращена в состав Китая. Если продолжить его мысль с точки зрения логики, то вполне очевидно, что границы между Камчаткой и Чукоткой не существует, а потому и Чукотка должна войти в состав Китая, причем не только по азиатскую, но и по американскую сторону Берингова пролива. В состав Китая должна войти и Аляска. Тогда Китай вышел бы на американский континент и имел сухопутную границу с Канадой. Американцам пришлось бы вернуть Китаю Аляску…

Попутно можно вспомнить, что в КНР при Мао Цзэдуне утверждали, что экономическое процветание Калифорнии основано на костях китайцев, которые построили там железную дорогу. Китайцы также проявили интерес к исследованиям, авторы которых пытались доказать, что древний язык американских индейцев очень схож по словарному составу с китайским, что американские индейцы и китайцы — это люди одной расы. Значит, возникает вопрос о территориях американских индейцев…

С точки зрения теории исторических претензий и территориальной задолженности Мао Цзэдун и его последователи претендуют не только на часть территории России, но и на часть территории Америки. Но еще важнее отметить, что в Китае, особенно при Мао Цзэдуне, были сделаны шаги, которые, с теоретической точки зрения, стали основанием для допустимости мыслей о войне против нашей страны для восстановления справедливости и возвращения территорий. А затем в 1969 г. и была начата «малая пограничная война» в этих целях, как первый шаг на этом пути.

Мы вспоминаем об этом потому, что во времена Мао Цзэдуна был вымышлен тезис об угрозе со стороны нашей страны Китаю.

В то же время реальную войну на границе начал Мао Цзэдун. На вооружении китайской дипломатии и до сих пор остался тезис о том, что надо заставить нашу страну разоружаться, особенно и в первую очередь в районах, которые прилегают к нашей границе с Китаем. Россия должна, таким образом, доказывать, что она не угрожает Китаю и делает конкретные шаги в области сокращения своих вооружений и вооруженных сил.

Во времена Дэн Сяопина эта линия неуклонно проводилась в жизнь и вылилась в навязывание нам ультиматума, в соответствии с которым формально в двустороннем, но, по сути дела, в одностороннем порядке была определена и установлена стокилометровая зона по нашу сторону границы, где мы сокращаем наши вооруженные силы и вооружения, а китайские военные инспекторы являются на нашу территорию и инспектируют (как это было в октябре-ноябре 1999 г.) выполнение нами этих условий.

Формально договоренность о стокилометровой зоне касается обеих сторон, но на самом деле у китайцев в этой зоне нет ни значительных вооруженных сил, ни серьезных вооружений; они расположены вне этой зоны в глубине китайской территории, откуда уже построена целая сеть дорог к границе. На нашей территории географические условия таковы, что люди могут жить, а армия дислоцироваться главным образом в упомянутой стокилометровой зоне. Данное соглашение, навязанное нам китайской стороной, является ультиматумом и актом капитуляции с нашей стороны без поражения в реальной войне.

В общем и целом условия, при которых китайская сторона в 1990-х гг. пошла на некоторые временные договоренности по вопросу о границе, состояли, в частности, в следующем: подвешивание вопроса о характере договоров о границе, нежелание перевести этот вопрос исключительно в плоскость научных дискуссий исторического характера и решить его, заключив вместо прежних новый договор о границе; подвешивание вопроса о территориальной задолженности; подвешивание вопросов, связанных с толкованием статей соответствующих договоров; навязывание нам ультиматума, т. е. требования сократить наши вооруженные силы и вооружения и допустить на нашу территорию военных инспекторов из КНР.

В обмен на это к концу XX в. мы получили от китайской стороны соглашения о прохождении линии границы на восточном и западном участках (юридическое оформление границы может считаться законченным только после того, как обе стороны на основании уже имеющихся соглашений о прохождении линии границы и возможных новых соглашений подпишут новый договор о границе, который заменит все ныне существующие договоры о границе). Причем в соглашении по восточному участку имеются изъятия, т. е. китайская сторона оставила в подвешенном состоянии вопросы об островах у города Хабаровска и об острове Большой на реке Аргунь.

Важным представляется и то, что в преамбулах этих соглашений содержатся навязанные нам китайской стороной положения о том, что сторонам еще предстоит решить оставленные в наследство историей вопросы, т. е. проблему «территориальной задолженности» нашей страны перед Китаем, как это толкует китайская сторона, а также о том, что эти вопросы должны решаться «справедливо и рационально».

Что такое «справедливость» применительно к вопросам о границе и о территории с точки зрения китайской стороны, совершенно очевидно. Тут, конечно, речь идет о желании заставить нас признать «неравноправный характер договоров» и «территориальную задолженность» России перед Китаем.

Представляется, что не ушел в прошлое и тезис китайской стороны о том, что для проблем международного права, в частности вопроса о договорах, которыми определяется граница, высшим законом является воля народа, а не договоренности правительств. По логике Мао Цзэдуна и его последователей получается, что и сегодня только китайская сторона имеет право претендовать на то, что китайское правительство является законным выразителем воли народов, причем не только китайского народа, но и народа России. Таким образом, китайская сторона, по сути дела, продолжает стоять на той точке зрения, что неравноправные договоры и до сих пор в какой-то степени «держатся» именно и только потому, что их поддерживают власти в нашей стране, в то время как против «несправедливости» выступают и наш народ, и народ Китая, и китайские власти, которые и ставят этот вопрос перед нашими властями, отделяя их от нашего же народа.

Китайские власти, таким образом, присваивают себе право выступать от имени народов и Китая и России. Навязывают нам свою волю, а эта воля в такой интерпретации диктует перераспределение территорий и вхождение в состав Китая миллионов квадратных километров наших земель.

Одним словом, в XX в., с одной стороны, наши нации понимали необходимость хранить границу. Они, в конечном итоге, за много лет добились известного прогресса в оформлении прохождения линии границы. Но эта договоренность выглядит временной, ибо она никак не заменяет прежние договоры и не решает вопрос о юридической основе нашей границы с Китаем.

Можно продолжать жить и так, как мы с Китаем живем сейчас. В то же время только из-за позиции китайской стороны продолжает существовать вопрос о юридической основе границы, так как одна из сторон, а именно китайская сторона, считает существующие договоры о границе несправедливыми. Результат налицо. В нашей стране сохраняется недоверие к Китаю. Китайцев настраивают на предъявление в будущем территориальных претензий к нашей стране.

Дело за Китаем. Если он сумеет, прежде всего в реальной международной жизни, т. е. в сфере международных отношений, заключить с нами новый договор о границе, тогда под наши отношения будет подведена прочная основа. До тех пор пока этого не произойдет, не будет и основы истинного добрососедства в отношениях между нами.

Если в Китае не возобладает желание связывать вопросы исторического характера, а точнее, толкование проблем истории с реальной политикой и реальной международной жизнью с сосуществованием России и Китая, тогда мы сможем жить на протяжении некоторого времени в относительном мире и покое. Более того, мы сможем надеяться, что времена безумия уйдут и новые поколения окончательно решат вопрос, подпишут новый договор о границе, в котором будет со всей ясностью сказано, что все прежние договоры не имеют силы, что обе стороны соглашаются с тем, что только новый договор определяет навечно прохождение линии границы, что ни одна из сторон никогда не будет поднимать в области межгосударственных отношений вопросы о территориальной задолженности, о территориальных претензиях друг к другу.

До той поры, пока это не произойдет, наши отношения всегда будут осложняться, на них будет лежать тень подозрений, вполне обоснованных с нашей стороны, а потому не удастся создать твердую и надежную основу для действительно добрососедских отношений России и Китая.

В заключение этого раздела хотелось бы еще раз обратить внимание на два вопроса, которые связаны с проблемами границ и территорий, существование которых является источником атмосферы недоверия в двусторонних отношениях. Оба вопроса представляют собой части исторического наследия. Хотелось бы надеяться, что приходят времена, когда стороны могли бы избавиться от этого бремени. Тем более что это, по сути дела, сняло бы главные сомнения относительно опасностей в наших двусторонних отношениях в будущем.

В целях дальнейшего улучшения российско-китайских отношений, устранения тех их негативных международно-правовых аспектов, которые служат или могут служить питательной средой либо для возникновения сомнений относительно намерений друг друга, либо для существования взаимного недоверия сторон друг к другу, представляются необходимыми следующие предложения.

Во-первых, подготовить и подписать новый договор о границе между нашими двумя странами. В этом документе должно быть сказано, что он заменяет все без исключения прежние договоры и документы о границе, которые были до сих пор подписаны сторонами, Россией и Китаем, начиная с первой встречи их представителей и до настоящего времени. Все упомянутые договоры с момента подписания нового договора о границе официально считаются утратившими силу, недействующими. Действительным и единственным имеющим юридическую силу считается только и исключительно новый договор о границе. Обе стороны торжественно заявляют в этом договоре, что они не имеют друг к другу никаких территориальных претензий; обещают никогда не выдвигать территориальных притязаний друг к другу и не ставить на уровне официальных межгосударственных отношений вопрос о такого рода претензиях. Обе стороны заявляют, что ныне существующая и закрепленная в соответствующих соглашениях, являющихся приложением к данному договору, линия прохождения границы является единственной юридически закрепленной линией границы, которую стороны обязуются сохранять навечно без каких-либо изменений. (Ныне существующие соглашения о прохождении линии границы на ее восточной и западной части являются, по сути дела, временными решениями вопроса и никак не заменяют договора о границе.)

Во-вторых, обе стороны торжественно заявляют, что не существует никакой угрозы партнеров друг другу. Вопрос об угрозе или о вероятности угрозы считается обеими сторонами и каждой из них в отдельности более не существующим.

В этой связи стороны торжественно заявляют, что подписанные в свое время юридические документы о мерах доверия на границе и о взаимном сокращении вооруженных сил и вооружений в 100-километровой зоне по обе стороны границы России и Китая (а также границ КНР с Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном, в случае согласия этих государств), благодаря мерам, предпринятым обеими сторонами, уже сыграли свою роль, что привело к коренному изменению ситуации в двусторонних отношениях.

Отныне не существует ни военной угрозы партнеров друг другу, ни недоверия между партнерами. Между сторонами, напротив, имеется полное доверие в этой области. Отсюда следует естественный вывод об отсутствии вообще вопроса о недоверии друг другу и о принятии обеими сторонами мер по устранению недоверия, а в равной степени и по установлению доверия. Стороны торжественно объявляют, что упомянутые договоренности и юридические документы о мерах доверия и о сокращении вооруженных сил и вооружений в 100-километровой зоне по обе стороны российско-китай-ской границы считаются уже выполненными, сыгравшими свою роль и что обе стороны решили считать вышеупомянутые соглашения утратившими силу.

Одновременно обе стороны полагают необходимым выступить с совместным заявлением о намерении предпринимать необходимые действия с целью обеспечения совпадающих интересов обеих сторон в сфере их национальной безопасности (борьба против международного терроризма, экстремизма и т. д.).

Представляется, что осуществление двух предлагаемых шагов, устранение этих «двух препятствий», будет способствовать созданию действительно прочной основы для нового реального взаимодействия партнеров на принципах взаимного доверия и взаимопонимания, мира, самостоятельности, равноправия. Благодаря этим шагам может быть устранена причина вероятного (и ныне реально существующего) недоверия между сторонами и их также вероятного отдаления друг от друга. Эти шаги могут в благоприятном для обеих сторон смысле влиять на их двусторонние отношения, а также на обстановку как в соответствующих регионах, так и в мире в целом.

Наконец, это могло бы явиться основой для наполнения конкретным содержанием нового этапа межгосударственных отношений РФ и КНР в новом, XXI веке.

Примечания:

1

В. С. Мясников. Договорными статьями утвердили. М., 1996. С. 286–287.

2

Там же. С. 340.

3

Там же. С. 341.

4

Там же. С. 342.

5

П. М. Никифоров. Записки премьера ДРВ. М., 1974. С. 47–48.

6

Там же. С. 154; С. Цыпкин, А. Шурыгин, С. Булыгин. Октябрьская революция и гражданская война на Дальнем Востоке. Хроника событий. 1917–1922 гг. Дальгиз, 1933. С. 203–204.

7

Здесь, как и в ряде других случаев, когда речь идет о событиях преимущественно 1920–1940-х гг., мы приводим факты, собранные в свое время А. М. Малухиным.

8

Журнал «Проблемы Дальнего Востока» (далее сокращенно: ПДВ). 1974, № 4. С. 189.

9

Б. Н. Верещагин. В старом и новом Китае. Из воспоминаний дипломата (далее сокращенно: Б.В.). М., 1999. С. 175–176.

10

Известия. 1919. 26 августа; Советско-китайские отношения. 1917–1957 гг. Сборник документов. М., 1959. С. 43.

11

Архив внешней политики СССР, ф. 100а, п. 1, д. 9, л. 4. (Далее сокращенно: АВП.)

12

АВП СССР, ф. 100а, п. 1, д. 9, л. 5.

13

АВП СССР, ф. 100а, п. 163, д. 1, л. 44; М. С. Капица. Советско-китайские отношения. М., 1958. С. 75. (Далее сокращенно: М.К.)

14

М.К… С. 113.

15

АВП СССР, ф. 100а, п. 163, д. 2, л. 74–80.

16

АВП СССР, ф. 8, о. 9, п. 7, д. 7.

17

Чжунго синь диту цзицэ (Новый атлас Китая). Шанхай, 1926.

18

АВП СССР, ф. 04, о. 22, п. 160, д. 137.

19

Документы внешней политики СССР. М., Госполитиздат, 1963. Т. 7.

20

АВП СССР, ф. 100, о. 10, п. 124, д. 18, л. 179.

21

Там же.

22

АВП СССР, ф. 100, о. 9, п. 7, л. 149–150.

23

АВП СССР, ф. 100, о. 10, п. 124, д. 18, л. 180–181.

24

АВП СССР, ф. 100, о. 10, п. 124, д. 18, л. 175.

25

АВП СССР, ф. 100, о. 10, п. 124, д. 18, л. 173.

26

АВП СССР, ф. 8, о. 9, п. 7, д. 7, л. 153.

27

«The Peking Daily News». 1926. 30 июня.

28

Советско-китайские отношения. 1917–1957. Сборник документов. М., 1959. С. 128.

29

М.К… С. 207.

30

Правда. 1936. 8 апреля.

31

М.К… С. 262.

32

Внешняя политика СССР. М., 1946. Т. 4. С. 52–54.

33

Там же. С. 70–71.

34

Там же. С. 168.

35

Там же. С. 178.

36

Там же. С. 264–265.

37

Там же. С. 377.

38

E. Snow, Red Star over China. New York, 1938. Р. 88.

39

Н. И. Капченко. Пекин: политика, чуждая социализму. М., 1967. С. 129.

40

Правда. 1964. 2 сентября.

41

Внешняя политика СССР. М., 1946. Т. 4. С. 290.

42

Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. М., 1947. Т. 3. С. 458.

43

Чжунъян жибао. 1948. 23 июля.

44

Второй съезд китайских Советов. Партиздат ЦК ВКП(б), 1935. С. 112–113.

45

В. С. Ольгин. Экспансионизм в пограничной политике Пекина. Проблемы Дальнего Востока. 1975. № 1.

46

Гу Юнь. Чжунго цзиньдай ши чжун ды бу пиндэн тяоюе (Неравноправные договоры в новой истории Китая). Пекин, 1973. С. 25, 41, 42 и 51. (На кит яз.)

47

Цзефан жибао. 1943. 8 февраля; Н. И. Капченко. Пекин: политика, чуждая социализму. М., 1967. С. 125.

48

«Заявление правительства Китайской Народной Республики» от 24 мая 1969 г. — ИБАС. 1969. 24 мая.

49

Там же; см. также в «Документе Министерства иностранных дел Китайской Народной Республики» от 8 октября 1969 г. — ИБАС. 1969. 9 октября.

50

Е. А. Григорьева, Е. Д. Костиков. Спекуляции маоистов понятием «неравноправный договор». — ПДВ. 1975. № 1.

51

Мао Цзэдун. Избр. произв. М., 1953. С. 52.

52

Советско-китайские отношения. 1917–1957. Сборник документов. М., 1959. С. 216.

53

О. Б. Борисов. Б. Т. Колосков. Советско-китайские отношения. М., 1972. С. 269.

54

Чжунхуа Жэньминь Гунхэго гэ шэн цзицэ (Атлас провинций КНР). Шанхай, 1951.

55

Чжунго лиши (История Китая): Учебник для начальных школ. Пекин, 1953. Вып. 3. С. 49, 70–72; Чжунго лиши диту цэ (Исторический атлас Китая). Шанхай, 1955; Дискуссионные материалы по истории Китая в «Гуанмин жибао», 1957 г.; Политические карты КНР разных лет; Шицзе диту цзицэ (Атлас мира). Изд-во «Диту чубаньшэ», 1972; журнал «Дили чжиши». 1975. № 1 и др.

56

Б.В… С. 168.

57

Там же. С. 169.

58

Там же. С. 170.

59

Там же.

60

Там же. С. 171–172.

61

Там же. С. 171–173.

62

О. Б. Борисов, Б. Т. Колосков. Советско-китайские отношения. М., 1972. С. 229.

63

Б.В., 173–174.

64

Там же. С. 175.

65

Там же. С. 176.

66

Там же. С. 177–178.

67

Там же. С. 178–179.

68

С. Г. Юрков. Пекин: новая политика? М., 1972. С. 100.

69

Правда. 1964. 2 сентября.

70

М. С. Капица. КНР: два десятилетия — две политики. М., 1989. С. 315.

71

Заявление правительства СССР от 29 марта 1969 г. — Правда. 1969 г. 31 марта.

72

Заявление правительства СССР от 13 июня 1969 г. — Правда. 1969 г. 14 июня.

73

О. Б. Борисов, Б. Т. Колосков. Советско-китайские отношения. М., 1972. С. 458.

74

ИБАС. 1969. 9 октября.

75

Правда. 1974. 27 ноября.

76

Образование Китайской Народной Республики. Документы и материалы. М., 1950. С. 114.

77

Б.В… С. 194.

78

Там же. С. 222–223.

79

Там же. С. 223.

80

Там же. С. 224.

81

Там же. С. 225–226.

82

Там же. С. 227.

83

Там же. С. 227–229.

84

Там же. С. 230–231.

85

Там же. С. 232.

86

Там же. С. 233–234.

87

Там же. С. 234.

88

Там же. С. 234–235.

89

Там же. С. 235.

90

Там же. С. 235.

91

Там же. С. 236.

92

Там же.

93

Там же.

94

Там же.

95

Там же. С. 237.

96

Там же. С. 238.

97

Там же.

98

Там же.

99

Там же. С. 238–239.

100

Там же. С. 100.

101

Там же. С. 239–240.

102

Там же, стр 240.

103

Там же.

104

Там же. С. 240–241.

105

Там же. С. 241.

106

Там же.

107

Там же. С. 243.

108

Там же. С. 243–244.

109

Там же. С. 244.

110

Там же. С. 247.

111

Там же.

112

Там же. С. 247–248.

113

Там же. С. 248.

114

Там же. С. 249.

115

Там же. С. 249–250.

116

Там же. С. 250.

117

Там же. С. 251.

118

Российская газета. 1999. 11 декабря.

119

Там же.

120

ПДВ. 2000. № 5. С. 7–8.