Глава 4

Падение Трои

После взятия и разрушения Трои Эней, который, прежде чем осесть в Италии, был вынужден скитаться по всему свету, остановился в Карфагене. Там он, согласно древнему преданию, рассказал об обстоятельствах захвата и разграбления города и своего спасения.

Долгое время война шла с переменным успехом, но однажды часовые на стенах и башнях заметили странное движение в стане осаждавших, которое говорило о свертывании лагеря и подготовке к отъезду. Шатры были сложены. Греки собирали вещи и снаряжение. Корабли перетащили к морю, и на берегу шла бурная деятельность, указывавшая на подготовку к отплытию. Вскоре по городу распространились слухи, что грекам надоела затяжная война и они готовятся оставить поле боя. Разумеется, жители Трои смотрели на эти приготовления с огромной радостью, полагая, что их мечты и надежды самым неожиданным образом сбылись. Греческий лагерь был разобран и, наконец, оставлен. Войска отошли к берегу моря, где погрузились на корабли и отплыли. Убедившись, что осада снята, троянцы открыли ворота и толпами – солдаты, горожане, мужчины, женщины, дети – повалили смотреть на оставленный лагерь и праздновать избавление от врагов.

Первое, что привлекло их внимание, – огромный деревянный конь, который стоял на том месте, где был греческий лагерь. Троянцы собрались вокруг этого чудовища, гадая о его предназначении. Эней, рассказывая эту историю, говорит, что конь был размером с гору, но потом сообщает, что люди повезли его на колесах по улицам города. Особенно обращает на себя внимание тот факт, что они привязали веревки к шее коня, а не к его передним ногам, что было бы единственно возможным способом крепления, если бы фигура коня была огромной. Поэтому, используя это сравнение, мы должны представить себе небольшую гору. Возможно, Эней употребил слово «гора» лишь в метафорическом смысле, – так делаем мы, говоря, что океанские волны вставали, как горы. Но установлено, что даже в самый жестокий шторм гребни волн не поднимаются выше шести метров над общим уровнем.

Все же фигура была так высока, что произвела потрясающее впечатление на тех, кто ее видел. Троянцы собрались вокруг нее, недоумевая, зачем греки соорудили этого коня и оставили под стенами Трои. После того как прошло первое чувство удивления, троянцы стали думать, как поступить с этим чудом. Предложения были самые разные. Кто-то из военачальников высказал предположение, что это – священный дар, который надо отвезти в город и выставить в цитадели как военный трофей. Другой решительно не согласился с ним, заявив, что подозревает в нем скрытую угрозу, и посоветовал разжечь под этим чудовищем костер, чтобы в нем сгорели сама фигура и все коварные планы, которые могут в ней таиться. Третий потребовал разрубить коня на части, чтобы узнать, что у него внутри. В этот момент к ним подошел один из троянских вождей, которого звали Лаокоон, и стал горячо уговаривать их отказаться от сомнительного трофея. И в доказательство своих подозрений он швырнул со всей силы копье в бок чудовища. Копье, дрожа, воткнулось в дерево и загудело от удара.

Нельзя сказать, какое решение было бы принято о дальнейшей судьбе коня, если бы спор продолжался дальше. Но он был внезапно прерван новым событием, привлекшим внимание всех собравшихся. Они увидели, что с гор спускается толпа крестьян и пастухов и ведет с собой пойманного грека, которого они связали веревками. Когда пленника подвели ближе, взволнованные троянцы окружили его и, пылая жаждой мести, грозили убить. Он оглашал воздух горестными воплями и молил о пощаде.

Его бедственное положение и жалобные просьбы о снисхождении смягчили сердца врагов. Ярость толпы, окружавшей пленника, понемногу улеглась, сменившись намерением допросить его. Отвечая на их расспросы, грек сообщил им, что его зовут Синон и он вынужден был бежать от своих сограждан, которые хотели его убить. По его словам, греческие вожди давно хотели снять осаду Трои, погрузиться на корабли и отправиться восвояси, но моря и ветры ополчились на них, и все их попытки заканчивались провалом. Они отправились к оракулу Аполлона, чтобы узнать, чем вызван гнев бога морей. Оракул ответил, что они не смогут отплыть от Трои, пока не принесут искупительную жертву. Этой жертвой должен стать человек, которого выберет сам бог Аполлон. Услышав такой ответ, все войско оцепенело от ужаса. Смертельный жребий мог выпасть кому угодно, но вожди твердо решили испробовать этот способ. Улисс обратился к Калхасу, жрецу Аполлона, чтобы он указал того, кто должен будет умереть. Калхас долго ждал, когда на него снизойдет божественное откровение, и на десятый день объявил, что в жертву должен быть принесен Синон. По словам Синона, его товарищи очень обрадовались, что их миновала ужасная участь, и сразу начали готовиться к церемонии. Был воздвигнут алтарь. Согласно обычаю, жертву украсили, надев ему на голову гирлянды цветов. Однако в самый последний момент ему удалось сбежать. Он разорвал путы, которыми был связан, и спрятался в топком болоте рядом с берегом, где сидел, пока греки не уплыли. После этого он вышел оттуда и был схвачен пастухами. Синон закончил свой рассказ жалобами на свой горький жребий: троянцы, как он полагал, убьют его, а греки, вернувшись в родные края, в наказание за его побег отомстят его жене и детям.

Речь и манера рассказчика были убедительны, безыскусно звучали слова отчаяния, которыми он закончил свой рассказ. У троянских вождей не возникло сомнений в его правдивости. Они прониклись сочувствием к несчастному беглецу и вознамерились сохранить ему жизнь. Престарелый царь Приам, присутствовавший при этой сцене вместе с другими троянскими военачальниками, приказал развязать веревки, которыми крестьяне связали своего пленника, чтобы он мог свободно стоять. Царь обратился к нему с ободряющей речью: «Забудь своих соплеменников, их уже нет. С сегодняшнего дня ты станешь одним из нас. Мы о тебе позаботимся. А теперь скажи нам, что значит сей чудовищный идол? Зачем греки построили его и оставили здесь?»

Синон сделал вид, что в благодарность за великодушие, спасшее ему жизнь, готов сообщить своим благодетелям все, что знает. Он сказал, что деревянный конь был сооружен греками взамен Палладия, украденного ими из Трои. По словам Синона, греки построили коня такого огромного размера, чтобы троянцы не могли отнести его в город и не воспользовались его магической силой, способной защитить обитателей города.

Троянцы, затаив дыхание, слушали рассказ Синона и с готовностью поверили во все, что он говорил им: такую убедительность удалось ему придать своей речи. Общее мнение, которое ранее склонялось в пользу уничтожения коня, переменилось; в гигантском коне уже видели объект священного поклонения и начали строить планы его перевозки в город. Если у кого-то и оставались сомнения, как следует поступить, они были развеяны необычайным событием, случившимся в следующий момент, которое присутствующие расценили как божественную кару Лаокоону за то, что он оскорбил святыню, ударив коня копьем. Было решено принести жертву богу Нептуну. Тянули жребий; выпало, что ритуал должен совершить Лаокоон. Он начал готовиться к жертвоприношению, а два его сына помогали ему, когда из моря внезапно появились две огромных змеи. Они плыли по поверхности, подняв головы над волнами, пока не добрались до берега и не выбрались на сушу. Отсюда они продолжили свой путь, скользя по равнине: их тела блестели и переливались на солнце, глаза горели, а ядовитые раздвоенные языки грозили смертью любому, кто окажется на их пути. Люди в ужасе разбегались. Змеи, не обращая ни на кого внимания, направились прямо к испуганным сыновьям Лаокоона и обвились вокруг них. Вскоре ужасные кольца крепко сжимали трепещущие члены вопящих от ужаса жертв.

Лаокоон, который был недалеко от этого места, услышал отчаянные крики сыновей и, схватив оружие, бросился им на помощь. Но он не смог освободить их и разделил их ужасную участь. Змеи обхватили несчастного отца, как только он оказался в пределах их досягаемости, дважды обвились вокруг его шеи и тела, не ослабляя безжалостной хватки, с которой они держали слабеющие тела его сыновей. Подняв головы с раздвоенными языками, они зашипели, празднуя победу. Когда дело было сделано, они укрылись в близлежащем храме, где уснули, свернувшись кольцами у статуи богини, стоявшей у алтаря.

История Лаокоона известна в современном мире благодаря скульптурной группе, изображающей эту трагедию, которая была найдена два или три века назад при раскопках древних сооружений Рима. Эта статуя упоминается в трудах древнеримского историка Плиния, который описал ее, когда она еще стояла на своем месте в древнем городе. Он пишет, что над ней работали три скульптора – отец и двое сыновей, которые объединили усилия и мастерство, чтобы изваять из цельного куска мрамора Лаокоона, двух юношей и двух змей – пять живых существ, переплетенных друг с другом. В период упадка Рима эта скульптура была утеряна среди руин города и в течение многих веков была известна человечеству только по описаниям Плиния. Наконец она снова увидела свет, открытая три века спустя среди руин того сооружения, где, по описанию Плиния, она стояла. Скульптура сразу привлекла к себе интерес и внимание всего мира. Она была выставлена в Ватикане; владельцу земли, где ее нашли, была выплачена большая премия; с нее было сделано бесчисленное количество рисунков и слепков. Оригинал по-прежнему находится в Ватикане. Это одна из самых знаменитых скульптур древнего и современного мира.

Лаокоон помещен в центр композиции: он борется с обвившими его змеями, тщетно пытаясь освободиться от их смертельной хватки; на его лице ясно читается выражение ужаса и отчаяния. Одна из змей ужалила его сына в бок, раненый юноша готов упасть без сознания от действия яда. Другой юноша еще сопротивляется, в страхе стараясь высвободить ногу из змеиных колец. Вся группа производит впечатление волнующее и пугающее; вместе с тем она не лишена таинственной красоты и грации, завораживающей всех, кому посчастливится на нее взглянуть.

Но вернемся к нашему рассказу. Люди отнеслись к этому страшному происшествию как к каре, обрушившейся на Лаокоона за то, что он осмелился метнуть копье в статую коня, которую они отныне считали священной. Единодушно они решили отвезти статую в город.

Они сразу начали подготовку к перевозке. Они погрузили коня на платформу, которая могла перемещаться по земле на колесах и была достаточно прочной, чтобы выдержать его огромный вес. К шее фигуры привязали длинные веревки, за которые должны были тянуть солдаты и горожане. Предполагалось, что в процессии примут участие все знатные горожане и военачальники; юноши и девушки, убранные венками и гирляндами цветов, будут декламировать священные гимны, чтобы придать событию больше торжественности. Также был расширен доступ в город: часть стены разрушили, чтобы огромную фигуру можно было втащить внутрь. Когда все было готово, люди встали к веревкам, и был дан сигнал. Гигантский конь пришел в движение; хотя его перемещение встретило на своем пути целый ряд препятствий, со временем он был благополучно поставлен на главной городской площади, где происходили все важнейшие события. Стену починили; день уже клонился к вечеру. Городские ворота закрыли, а так как любопытство людей было к тому времени удовлетворено, они начали расходиться по своим домам и готовиться отойти ко сну. В полночь деревянный идол стоял молчаливый и одинокий там, где его оставили почитатели. Весь город погружался в дремоту, кроме стражников, которые должны были охранять ворота и стены крепости.

В это время греческий флот, отплыв от берегов Трои, укрылся на острове Тенедос всего в лиге от берега. Там он пережидал этот день. С наступлением ночи греки вернулись на материк и, стараясь не поднимать шума, сошли с кораблей. Под покровом ночи они близко подошли к воротам, не привлекая внимания. Тем временем Синон, который притворялся спящим, чтобы обмануть тех, кто был к нему приставлен, тайно поднялся со своего ложа и прокрался по городским улицам к месту, где стоял деревянный конь. Он открыл потайную дверь в боку статуи и освободил отчаянных бойцов, прятавшихся внутри. Оказавшись на свободе, они надели доспехи, взяли оружие и поспешили к городским воротам. Там они напали на ничего не подозревающих стражников, перебили их и открыли ворота, впустив внутрь своих товарищей, под покровом темноты прокравшихся вплотную к стенам крепости.

Когда все это происходило, Эней спал у себя дома. Он жил в отдаленной и тихой части города, но и там его разбудили отдаленный шум и крики. Спрыгнув со своего ложа, он спешно оделся и поднялся на крышу, выяснить причину тревоги. Он увидел пламя пожаров в той части города, куда ворвались греки. Он прислушался. Ясно слышны были крики людей и звуки труб, трубивших тревогу. Он схватил оружие и помчался по улицам, громкими криками призывая людей проснуться, взять оружие и следовать за ним.

В самый разгар этих приготовлений он увидел троянского жреца Панфа, растерянного и взволнованного, спешившего уйти подальше от сражений и пожара. Он вел с собой маленького сына, который, как и Панф, был бледен и испуган. Эней спросил его, что случилось. Панф торопливо и сбивчиво рассказал, что из деревянного коня вышли прятавшиеся в нем вооруженные люди, открыли ворота города и впустили внутрь толпы жестоких врагов. Стража у ворот была сразу перебита, и город оказался во власти греков, которые рыщут по всему городу, грабят и поджигают дома. «Все потеряно, – сказал он. – Наш дом разрушен, и Трои больше нет».

От этих вестей Эней и те, кто был с ним, словно обезумели. Они решили идти и сражаться; если им суждено погибнуть, они постараются забрать с собой на тот свет как можно больше врагов. Они двинулись вперед по темным улицам, определяя направление по зареву пожара на темном небе и отдаленным звукам битвы.

Очень скоро их глазам предстали страшные сцены, какие обычно можно видеть в разграбляемом городе. Они продолжали отчаянное, но безнадежное сопротивление, много раз рискуя жизнью. Они встретили отряд греков и перебили их, а затем облачились в доспехи своих поверженных врагов, надеясь обмануть греков. Они решили смешаться с врагами и, не вступая в бой с основными силами, нападать на небольшие отряды, которые встретят на улицах. Они видели, как греческие воины тащили Кассандру, дочь царя Приама, из храма, где она пыталась укрыться. Они попытались отбить ее, но были одновременно атакованы греческими воинами, захватившими царевну, и троянцами, которые из-за доспехов и гребней на шлемах приняли их за врагов и начали метать с крыш стрелы и дротики. Царский дворец был окружен врагами, которые, карабкаясь друг другу на спины, пытались открыть ворота. Шум, крики, свет пламени, озарявший весь город, вселяли в сердца горожан неизъяснимый ужас и смятение.

Штурм дворца

Эней смотрел на приготовления к штурму с высокой крыши, куда специально для этого поднялся. Здесь располагалась высокая башня, с вершины которой наблюдатель мог с одной стороны видеть весь город и окрестности, а с другой – берег и море. Эней вместе с другими троянцами расшатали эту башню у ее основания и обрушили на толпы греков, наседавших на дворцовые ворота. Много врагов погибло под обломками, и строй распался. Однако вскоре греки оправились и восстановили свои боевые порядки. И вот уже кто-то из солдат забрался на стены, а другие с помощью тарана открыли ворота. Теперь и дворец, последняя твердыня города, оказался во власти жестокого врага.

Эней и его товарищи с высоких крыш могли видеть ужасную картину разграбления дворца. Когда рухнули стены, разбитые осадными орудиями греков, все внутренние покои, даже самые отдаленные уголки, оказались открыты взгляду и освещены блеском пламени.

Крики ужаса и отчаяния доносились изнутри; те, у кого хватало мужества смотреть, видели несчастных мужчин, мечущихся по дому; дев, ищущих защиты у алтарей; обезумевших матерей, тщетно старающихся найти убежища для себя и своих беспомощных детей.

Разбуженный шумом и криками царь Приам, который был к тому времени уже стар и дряхл, сразу начал надевать доспехи и готовиться к сражению. Но его жена Гекуба умоляла его остановиться. Она видела, что все потеряно; дальнейшие попытки сопротивления только еще больше разозлят врагов и приблизят их гибель. Она убедила царя оставить оружие и сесть с ней вместе у алтаря в одном из дворцовых покоев, где враги не посмеют их тронуть, и терпеливо ждать развязки. Приам уступил уговорам царицы и прошел в избранное ею убежище. Возможно, этот план мог спасти им жизнь, если бы не случайное происшествие, приведшее к трагическим последствиям. Когда они, покорные воле судьбы, сидели у алтаря, внезапно вбежал их сын Полит, преследуемый разъяренными врагами. Истекая кровью, он упал у ног отца и матери и умер. От этого зрелища старый царь лишился рассудка. Он вскочил на ноги, схватил копье и, громко выкрикивая проклятия в адрес убийц сына, швырнул копье в приближавшихся греков. Копье ударилось в щит Пирра, предводителя нападавших, и отскочило, не причинив ему никакого вреда, а только подхлестнув его ярость. Подскочив к Приаму, он схватил его за волосы, потащил его, скользящего по крови сына, к алтарю, там вонзил ему в бок меч по самую рукоятку, а затем бросил его, умирающего, на бездыханное тело сына.

Так погиб Приам, и с ним последняя надежда троянцев. Троя оказалась во власти врагов, город и цитадель разорены и разграблены, царь убит; им не за что было сражаться.