Противостояние на Курской дуге

13 марта 1943 г. Гитлер подписал оперативный приказ № 5, в котором ставилась задача после весенней распутицы упредить Красную Армию в наступлении на отдельных участках фронта и навязать тем самым ей свою волю. Командующему группой армий «Юг» генерал-фельдмаршалу Э. фон Манштейну предстояло к середине апреля сосредоточить сильную танковую группировку севернее Харькова, а группе армий «Центр», которой командовал генерал-полковник Х. Г. фон Клюге, создать ударную группировку южнее Орла. Обе группировки должны были встречными ударами в общем направлении на Курск окружить и уничтожить советские войска внутри Курского выступа.

Автором этой идеи выступил командующий 9-й армией генерал В. Модель, к мнению которого, как мы знаем, Гитлер прислушивался. Полоса наступления группы армий «Центр» проходила через расположение 2-й танковой армии, занимавшей рубеж от Орла до Курска. Именно сюда Гитлер приказал перебросить управление 9-й армией, которому предстояло возглавить войска в планируемой операции. В целях маскировки оно было переименовано в штаб 11-го укрепрайона. Модель развернул свой командный пункт в Орле, где 9 апреля под его руководством был разработан проект плана предстоящего наступления. Его суть состояла в том, чтобы силами двух танковых корпусов прорвать оборону советских войск в районе возвышенности под Курском, а двумя корпусами прикрывать фланги ударных группировок. В связи с тем что целью наступающей с юга 4-й танковой армии также был Курск, Модель надеялся после соединения двух ударных группировок окружить основные силы Центрального и Воронежского фронтов.

Гитлер поддержал Моделя. 15 апреля фюрер подписал оперативный приказ № 6, в котором излагались задачи войск и мероприятия по их обеспечению в новой наступательной операции, получившей условное наименование «Цитадель»[180]. В приказе говорилось:

«Цель наступления посредством массированного, беспощадно и быстро проведенного каждой из атакующих армий наступательного удара из района Белгорода и южнее Орла окружить находящиеся в районе Курска силы противника и концентрированным наступлением уничтожить их. В ходе этого наступления следует выйти на укороченную и сберегающую наши силы линию фронта…»

Гитлер требовал: широко использовать момент внезапности; обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке, чтобы одним ударом прорвать оборону советских войск, осуществить соединение обеих наступающих армий и замкнуть кольцо окружения; перебросить из глубины силы для прикрытия флангов ударных группировок; своевременными ударами со всех направлений по окруженным советским войскам не давать им передышки и ускорить их уничтожение; вести наступление в возможно быстром темпе; своевременно высвободить силы, особенно подвижные, для выполнения последующих задач.

В соответствии с замыслом операции «Цитадель» группе армий «Юг» предстояло сосредоточенными силами нанести удар с рубежа Белгород, Томаровка, прорвать оборону на участке Прилепы, Обоянь и соединиться у Курска и восточнее его с наступающей армией группы армий «Центр». Для прикрытия наступления с востока требовалось как можно быстрее достичь рубежа Нежега, р. Короча, Скородное, Тим, не ослабляя при этом главное направление. С целью прикрытия наступления с запада следовало использовать часть сил, которым одновременно поставить задачу нанести удар по окружаемой группировке советских войск.

Группе армий «Центр» приказывалось нанести массированный удар с рубежа Троcна, район севернее Малоархангельска, прорвать оборону на участке Фатеж, Веретиново, сосредоточивая основные усилия на своем восточном фланге, и соединиться с ударной армией группы армий «Юг» у Курска и восточнее. Для прикрытия наступающей группировки с востока необходимо было в кратчайший срок достигнуть рубежа Тим, восточнее Щигры, р. Сосна, не ослабляя направление главного удара. Прикрытие наступающей группировки с запада следовало осуществить частью имеющихся сил.

Части группы армий «Центр», введенные в сражение на участке западнее р. Тросна до разграничительной линии с группой армий «Юг», получили задачу с началом наступления сковать советские войска путем проведения местных атак специально созданными ударными группами и своевременно нанести удары по окружаемой группировке противника. В приказе требовалось непрерывным наблюдением и воздушной разведкой обеспечить своевременное вскрытие отхода противника. В этом случае приказывалось немедленно перейти в наступление по всему фронту. Срок начала операции – 3 мая.

Решимость Гитлера претворить в жизнь замысел операции «Цитадель» разделяли не все военачальники Третьего рейха. Их позицию усилили данные наземной и авиаразведки о строительстве советскими войсками мощных оборонительных рубежей у оснований Курского выступа. В результате Гитлер сам засомневался в том, что план «Цитадель» удастся осуществить. Вместо двух встречных ударов он пришел к мнению о необходимости нанести один фронтальный в центре Курского выступа силами все тех же групп армий «Юг» и «Центр». Однако начальник штаба ОКХ генерал-полковник К. Цейтцлер 21 апреля сумел убедить фюрера в нецелесообразности данного решения. В этот момент существенное влияние на Гитлера оказала беседа с Моделем. Детально изучая фотографии участка обороны русских перед фронтом 9-й армии, сделанные с самолета, Модель пришел к выводу, что для осуществления предложенного им плана необходимо его скорректировать: по времени и в части выделения сил. При личной встрече Модель доложил фюреру, что теперь, когда русские начали интенсивно возводить оборонительные рубежи, 9-ю армию необходимо усилить дополнительно танками и дать ему не два дня для прорыва вражеской обороны, как предполагалось ранее, а три. Кроме того, к моменту, когда была определена первая дата начала «Цитадели», полным ходом шло переформирование 2-го танкового корпуса СС и 3-го танкового корпуса, пополнение соединений группы армий «Юг» техникой и людьми. Поэтому в конце апреля Гитлер перенес дату начала наступления на 5 мая, а затем – на 9 мая.

С целью введения советского командования в заблуждение предписывалось продолжать в полосе группы армий «Юг» подготовку операции «Пантера»[181]. При этом следовало осуществлять демонстративные рекогносцировки, выдвижение танков, сосредоточение переправочных средств, радиопереговоры, действия агентуры, распространение слухов, применение авиации и т. д. Эти мероприятия намечалось поддерживать соответствующими мероприятиями на фронте по р. Северский Донец. В полосе группы армий «Центр» не предусматривалось проводить в крупном масштабе мероприятия по введению противника в заблуждение, но следовало всеми средствами скрыть от советского командования истинную картину обстановки (отвод войск в тыл и ложные переброски, передвижение транспорта в дневное время, распространение ложных сведений о сроках начала наступления лишь в июне и т. д.). Для соблюдения тайны в замысел операции должны были быть посвящены только те лица, «привлечение которых абсолютно необходимо», а соединениям, вновь прибывавшим в состав ударных армий, предписывалось соблюдать радиомолчание.

Наряду с подготовкой к наступлению войскам группы армий «Центр» приказывалось «подготовить планомерно до конца месяца оборону на остальных и прежде всего на угрожаемых участках фронта». За главной оборонительной линией 2-й танковой армии была оборудована оборона на рубеже Жиздра, Поздеево (восточнее Кром). В 10 км за ней была оборудована вторая оборонительная линия, а еще в 10–20 км – третья. Вокруг Орла строительные батальоны, батальоны имперской трудовой повинности и группы «Организации Тодта» построили так называемую «Орловскую оборонительную позицию», а западнее этого города дополнительно были оборудованы оборонительные позиции «Виндхунд» и «Хаген».

Большое беспокойство командованию группы армий «Центр» доставляли партизаны. Только в апреле – июне они в ее тылу подорвали 1700 эшелонов, вывели из строя более 1300 паровозов, 15 тыс. вагонов, цистерн и железнодорожных платформ, уничтожили 78 железнодорожных мостов. В ходе оборонительного сражения на Курской дуге партизанами было подорвано свыше 1200 эшелонов и повреждено 1145 паровозов[182]. Однако полностью прервать движение в тыловых районах противника не удалось из-за разновременности действий партизан.

С целью нейтрализации деятельности партизан в тыловом районе по приказу командующего группой армий «Центр» в мае были проведены три крупные операции. Первая операция под наименованием «Помощь соседа» была осуществлена в районе Мглин, Акуличи (западнее Брянска) под руководством командующего 4-й танковой армией, в распоряжение которого поступило 16 батальонов из 98-й, 707-й пехотных и 221-й охранной дивизий[183]. Несмотря на скрытность подготовки операции, партизаны сумели разгадать замысел противника и, искусно маневрируя, избежали разгрома.

К проведению второй операции «Фрайшютц» («Вольный стрелок»)[184] были привлечены 45-й армейский корпус (5-я танковая, 6-я пехотная, 47-й полк 707-й пехотной дивизий, «Восточный штаб-455»). Ему предстояло в северной части Брянских лесов разгромить дятьковскую группу партизан (три бригады и несколько отрядов общей численностью 3 тыс. человек). Руководил операцией командующий 2-й танковой армией. Командование партизанскими отрядами, оценив обстановку, решило не вступать с противником в позиционную борьбу, а мелкими группами наносить по нему удары на различных направлениях. В ночь на 26 мая партизаны мощным ударом прорвали кольцо окружения и ушли на север. По данным западногерманского историка Клинка, каратели уничтожили 1400 партизан. Для проведения третьей, наиболее крупной операции «Цыганский барон» в глухих лесах в междуречье Десны, Навьи и Неруссы южнее Брянска против 12 партизанских бригад были сосредоточены внушительные силы. В районе Выгоничи, Навля, Нерусса, Суземка, Трубчевск действовали отдельные части из состава немецких 4-й и 18-й танковых, 10-й моторизованной, 7, 292 и 707-й пехотных дивизий, 442-й дивизии особого назначения, венгерской 102-й легкопехотной дивизии и два «восточных» полка; всего до 50 тыс. человек[185]. Им удалось нанести поражение партизанам, которые испытывали недостаток в боеприпасах и продовольствии. Штаб партизанского движения на Центральном фронте принял меры по оказанию помощи партизанам. По его заявке авиация фронта доставила осажденным 139 т боеприпасов, медикаментов и продовольствия, а также усилила удары по позициям карателей. В Брянские леса была направлена группа офицеров во главе с подполковником А. П. Горшковым, возглавившая руководство партизанскими бригадами. В ночь на 1 июня под руководством Горшкова был осуществлен успешный прорыв из кольца окружения.

Верховное Главнокомандование Вермахта было уверено, что ему удалось скрыть от советского командования подготовку к наступлению на Курской дуге и тем добиться внезапности своих действий. Однако противник серьезно ошибался. 8 апреля представитель Ставки ВГК генерал армии Г. К. Жуков направил И. В. Сталину доклад, в котором изложил свое мнение о возможных действиях противника весной и летом 1943 г. и соображения об оборонительных боях советских войск на ближайший период. В докладе отмечалось, что «ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать свою задачу строго по этапам, имея основной целью кампании захват Москвы». Жуков полагал, что главные наступательные операции противник развернет против Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов.

«Для того чтобы противник разбился о нашу оборону, – пишет Георгий Константинович, – кроме мер по усилению ПТО Центрального и Воронежского фронтов, нам необходимо как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить в резерв Ставки на угрожаемые направления 30 полков ИПТАП (истребительно-противотанковые артиллерийские полки. – Авт.); все полки самоходной артиллерии сосредоточить на участке Ливны – Касторное – Старый Оскол. Часть полков желательно сейчас же дать на усиление Рокоссовскому и Ватутину и сосредоточить как можно больше авиации в резерве Ставки, чтобы массированными ударами авиации во взаимодействии с танками и стрелковыми соединениями разбить ударные группировки и сорвать план наступления противника… Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника»[186].

И. В. Сталин, получив доклад Г. К. Жукова, дал указание начальнику Генштаба А. М. Василевскому запросить мнение фронтов. Командующим Юго-Западным и Центральным фронтами Н. Ф. Ватутину и К. К. Рокоссовскому Верховный позвонил сам и потребовал представить к 12 апреля соображения по оценке обстановки и по плану предстоящих действий. В своих донесениях, по свидетельству Василевского, «командующие сообщали, что в отношении сил противника и его намерений их мнение совпадает с мнением Г. К. Жукова и Генерального штаба». И далее Александр Михайлович пишет:

«Что касается плана действий войск, командование и штаб Центрального фронта высказывались за то, чтобы объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку врага, пока она еще не подготовилась к наступлению, и тем самым лишить противника возможности использовать ее для нанесения удара через Ливны на Касторное одновременно с ударом от Белгорода. Руководство Воронежского фронта высказалось только по поводу намерений врага»[187].

12 апреля состоялось совещание с участием И. В. Сталина, Г. К. Жукова, А. М. Василевского и А. И. Антонова. Участники совещания пришли к выводу, что необходимо, укрепляя оборону на всех важнейших направлениях, сосредоточить основные усилия севернее и южнее Курска, где, как ожидалось, должны развернуться главные события. Здесь предполагалось создать сильную группировку войск, которая, отразив удары противника, должна была перейти в наступление, нанося главный удар на Харьков, Полтаву и Киев с целью освобождения Донбасса и всей Левобережной Украины. На Жукова возлагались общее руководство Центральным и Воронежским фронтами и контроль над выполнением указаний Ставки.

«…Уже в середине апреля, – вспоминал Г. К. Жуков, – ставкой было принято предварительное решение о преднамеренной обороне. Правда, к этому вопросу мы возвращались неоднократно, а окончательное решение о преднамеренной обороне было принято Ставкой в начале июня 1943 года… Главными действующими фронтами на первом этапе летней кампании Ставка считала Воронежский, Центральный, Юго-Западный и Брянский. Здесь, по нашим расчетам, должны были разыграться главные события. Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, нанести им поражение, и в первую очередь разбить танковые группировки противника, а затем, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить. Одновременно с планом преднамеренной обороны и контрнаступления решено было разработать также и план наступательных действий, не ожидая наступления противника, если оно будет затягиваться на длительный срок. Таким образом, оборона наших войск была, безусловно, не вынужденной, а сугубо преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки. Имелось в виду не торопиться с ним, но и не затягивать его»[188].

Войскам 9-й армии генерала Моделя в предстоящей операции отводилась важнейшая роль. Она располагала для прорыва в направлении на Курск тремя танковыми (41, 46, 47-й), двумя армейскими (20-й, 23-й) корпусами и группой фон Эзебека; всего 266 тыс. человек, 478 танков и 348 штурмовых орудий[189]. Плотность этой группировки была доведена до 4500 солдат, 40–50 танков и 70–80 орудий на 1 км фронта[190].

Войскам генерала Моделя противостоял Центральный фронт генерала Рокоссовского. План оборонительной операции его войск был изложен в докладе № 4203, который начальник штаба фронта генерал-лейтенант М. С. Малинин 10 апреля направил в Генеральный штаб[191]. В плане наиболее выгодным для наступления противника считалось орловско-курское направление. Поэтому ожидалось, что именно здесь он нанесет главный удар (на юг или юго-восток). Учитывая это, генерал армии Рокоссовский решил создать в основании Орловского выступа, нависавшем над правым крылом фронта, наиболее плотную группировку сил. На этом же направлении планировалось расположить и основную часть фронтовых резервов. Против орловской группировки противника в 132-км полосе от Городища до Брянцева занимали оборону 48, 13 и 70-я армии. Левее, на 174-км фронте от Брянцева до Коренева, располагались войска 65-й и 60-й армий. Во втором эшелоне фронта находилась 2-я танковая армия, во фронтовом резерве – 9-й и 19-й танковые и 17-й гвардейский стрелковый корпус, нацеленный на то, чтобы в случае необходимости занять позиции в полосе 13-й армии. На угрожаемом направлении в полосе протяженностью 95 км было сосредоточено 58 % всех стрелковых дивизий, 70 % артиллерии и 87 % танков и самоходно-артиллерийских установок. На остальные 211 км приходилось меньше половины пехоты, треть артиллерии и меньше одной пятой части танков[192].

22 апреля генерал Рокоссовский ознакомил командующих армиями с планом оборонительной операции, поставил задачи и дал указания по созданию прифронтовой полосы в соответствии с директивой № 30103 Ставки ВГК от 21 апреля[193].

В войсках Центрального фронта развернулась напряженная работа по совершенствованию оборонительных позиций и возведению новых оборонительных сооружений. В апреле – июне было построено шесть основных оборонительных полос, большое количество промежуточных рубежей и отсечных позиций. На направлениях вероятного наступления противника на 1 км фронта главной полосы обороны было подготовлено до 10 км траншей и ходов сообщения. Всего войска при помощи местного населения отрыли около 5 тыс. км траншей и ходов сообщения. Особое внимание обращалось на подготовку противотанковых рубежей и всевозможных противотанковых заграждений. К началу наступления противника удалось создать мощную противотанковую оборону глубиной в 30–35 км. Основой противотанковой обороны являлись противотанковые районы, состоявшие из отдельных противотанковых опорных пунктов, находящихся в огневой связи друг с другом.

Главное беспокойство Рокоссовского вызывала 13-я армия, прикрывавшая наиболее угрожаемое направление вдоль железной дороги Орел – Курск. Для усиления этой армии был выделен артиллерийский корпус прорыва, насчитывавший 700 орудий и минометов. В результате в армии была создана невиданная дотоле ни в одной оборонительной операции плотность артиллерии – около 92 орудий и минометов калибром от 76 мм и выше на 1 км фронта. Это было больше, чем смог создать для своего наступления противник. В полосе обороны 13-й армии было подготовлено 138 ротных противотанковых опорных пунктов. Их дополняли противотанковые районы, расположенные между позициями стрелковых частей. Эти ПТОРы образовывали отдельные истребительно-противотанковые артиллерийские полки (бригады), причем в каждом таком районе размещалось не менее 12–20 орудий[194]. На главной полосе обороны 13-й армии было создано 13 противотанковых районов, состоявших из 44 опорных пунктов; на второй полосе имелось 9 таких районов с 34 опорными пунктами, а на третьей полосе – 15 районов с 60 противотанковыми опорными пунктами. Большое внимание было уделено созданию различного вида противотанковых заграждений. Перед передним краем и в глубине обороны на танкоопасных направлениях была подготовлена сплошная зона таких препятствий. Сюда входили минные поля, противотанковые рвы, надолбы, плотины для затопления местности, лесные завалы. Плотность противотанковой обороны в полосе 13-й армии составляла 24 орудия на 1 км фронта. Хотя использование гвардейских минометов – «катюш» – для борьбы с танками инструкцией не предусматривалось, было решено и их привлечь к выполнению этой задачи.

Для борьбы с танками противника в случае их вклинения в оборону были созданы в дивизиях и армиях подвижные отряды заграждения (ПОЗ), которые в ходе боя должны были выставлять на пути вражеских танков мины, фугасы и переносные препятствия. Эти отряды состояли в дивизиях из одной-двух саперных рот, а в армиях – из инженерного батальона, усиленного автоматчиками. Им заранее указывались вероятные районы действий. Кроме подвижных отрядов заграждения, в дивизиях, армиях и во фронте были созданы артиллерийские противотанковые резервы. Они располагались в 30–40 км от переднего края: 1-я истребительная противотанковая артиллерийская бригада и 563-й истребительный противотанковый артиллерийский полк – в полосе 13-й армии, 13-я бригада и 130-й полк – на стыке 48-й и 13-й армий, 14-я бригада – за правым флангом 70-й армии. С целью обеспечения быстрого развертывания и вступления в бой противотанковых бригад и полков рубежи для них готовились заблаговременно. 1-я бригада и 563-й полк имели пять рубежей в полосе 13-й армии и на стыке ее с 70-й армией; 13-я бригада и 130-й полк – два рубежа в полосе 48-й и на стыке ее с 13-й армией; 14-я бригада – четыре основных рубежа в полосе 70-й армии и еще несколько в полосах 65-й и 60-й армий.

При создании обороны особое внимание уделялось организации системы огня. Огневые средства эшелонировались на всю армейскую глубину. Предусматривался маневр огнем и массирование его на угрожаемых направлениях. Для обеспечения простоты и надежности управления огнем создавалась разветвленная сеть наблюдательных пунктов с устойчивой связью. При построении боевых порядков в ротных районах обороны в первую очередь руководствовались требованием создать непроницаемую огневую завесу. Исходя из условий местности, подразделения располагались в одном случае углом вперед, в другом – углом назад, что позволяло держать под обстрелом всю местность внутри батальонного района и вести фланкирующий и косоприцельный огонь. Почти во всех батальонах был подготовлен заградительный и сосредоточенный огонь станковых пулеметов как перед передним краем, так и в глубине батальонных районов и полковых участков. Минометные роты заранее пристреляли участки и рубежи. Расчеты противотанковых ружей располагались повзводно или отделениями на танкоопасных направлениях. По такому же принципу строилась система огня пехотного оружия во второй и тыловой армейской оборонительных полосах. На участках, занятых войсками, эти рубежи по насыщенности огневыми средствами почти не уступали главной полосе. В тыловой полосе 13-й армии плотность огневых средств была даже выше, чем на главной полосе обороны.

В соответствии с приказом № 00180 генерала армии Рокоссовского от 4 апреля в войсках, наряду с оборонительными работами, велась напряженная боевая учеба. С командным составом и со штабами всех степеней отрабатывались оборонительный и наступательный бои, наступление с преодолением водной преграды, обороняемой противником, проводились занятия по изучению опыта наиболее поучительных боев и операций. Особое внимание уделялось организации взаимодействия пехоты с артиллерией, танками и авиацией. Все занятия проводились на местности, не допуская никаких условностей. При этом занятия по изучению оборонительного боя сочетались с практическим выполнением работ по укреплению занимаемых позиций и созданию прочной обороны. Одновременно проводились мероприятия по созданию запасов всех видов материально-технического снабжения, ремонту оружия и боевой техники.

Противник располагал сведениями о том, что советские войска готовятся встретить его наступление упорной обороной на Курской дуге. Однако командующий группой армий «Б» генерал-фельдмаршал М. фон Вейхс в телеграмме, отправленной 25 апреля в адрес оперативного отдела Верховного Главнокомандования Вермахта, отмечал, что противнику не удастся «предупредить выполнение нами плана «Цитадель»[195]. В этом было его глубокое заблуждение, ибо все виды разведки подтверждали, что немецкое командование готовится к переходу в ближайшее время в наступление в районе Курска. Сроки назывались самые скорые. 8 мая Ставка ВГК директивой № 30123 предупредила Центральный, Брянский, Воронежский и Юго-Западный фронты о том, что удары противника на орловско-курском или белгородско-обояньском направлениях следует ожидать 10–12 мая. Но противник в очередной раз внес коррективы в свои планы.

3 и 4 мая в Мюнхене состоялись два совещания, на которых присутствовали представители Верховного Командования германских вооруженных сил, Главного штаба, Генштаба Сухопутных войск, министр вооружений Шпеер, командующие группами армий «Юг» фон Манштейн и «Центр» – фон Клюге и командующий 9-й армией Модель. Они обсуждали вопрос: должны ли группы армий «Юг» и «Центр» в недалеком будущем начать наступление? Начальник Генштаба генерал Цейтцлер планировал «при помощи двойного флангового охвата уничтожить ряд русских дивизий под Курском, позиции которых образовали выдвинутую на запад дугу». Этим ударом он хотел ослабить наступательный порыв советских войск в такой мере, чтобы создать германскому Верховному Командованию благоприятные предпосылки для дальнейшего ведения войны на Востоке. Танки «Тигр» и «Пантера» должны были, по мнению Цейтцлера, принести Вермахту решающий успех, чтобы он снова мог захватить стратегическую инициативу в свои руки.

Одним из оппонентов генерала Цейтцлера был командующий 9-й армией. В своем докладе Гитлеру он указал на трудности, с которыми неизбежно столкнется наступление в связи с необходимостью преодолеть сильно укрепленную оборону советских войск. На основании полученных Моделем подробных разведывательных данных, особенно аэрофотоснимков, он доказал, что как раз на тех участках фронта, на которых две группы армий хотят предпринять наступление, русские подготовили глубоко эшелонированную, тщательно организованную оборону. Он указал к тому же, что советские армии уже отвели главные силы своих мотомеханизированных войск с выступающих вперед позиций и на вероятных направлениях немецкого прорыва усилили артиллерию и противотанковые средства. Особое опасение у Моделя вызывали новые советские противотанковые ружья, против которых германские танки T-IV не могли устоять. Из этого Модель сделал вывод, что советское командование рассчитывает на немецкое наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше – вообще отказаться от наступления. В случае принятия, вопреки его доводам, решения о наступлении для порученной ему операции по прорыву обороны советских войск Модель потребовал не менее шести дней.

Генерал Гудериан, назначенный в марте 1943 г. генералом-инспектором танковых войск, вспоминал, что Гитлер в своей 45-минутной речи обстоятельно обрисовал положение на Восточном фронте и поставил на обсуждение присутствующих предложения начальника Генштаба и возражения командующего 9-й армией.

«По выражениям, в которых Гитлер преподнес мнение Моделя, – отмечал Гудериан, – можно было безошибочно определить, что оно сильно повлияло на него и что он не решается назначить наступление по плану Цейтцлера».[196]

Во всяком случае, после этого доклада Гитлер признал необходимым усилить танковые части и пообещал в начале июня перебросить для этого значительное количество танков типа «Тигр» и «Пантера», штурмовых орудий, а также батальон сверхтяжелых танков типа «Фердинанд». Кроме того, танки T-IV и штурмовые орудия должны были получить дополнительные экраны для усиления броневой защиты, чтобы они могли противостоять новым советским ПТР. В целом Гитлер рассчитывал удвоить численность танков.

По окончании своей речи Гитлер потребовал, чтобы участники совещания, и прежде всего командующие группами армий, высказали свои соображения по поводу целесообразности проведения операции «Цитадель» и по поводу отсрочки ее до 10 июня, когда в войска поступили бы новые танки.

– Я сомневаюсь в успехе операции, – заявил командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Манштейн, – поскольку время упущено. Наступление имело бы успех в случае его начала в апреле. Поэтому я категорически против дальнейшей отсрочки операции, так как пополнение танками, которое получат группы армий, будет более чем компенсировано увеличением танков на советской стороне. Кроме того, дальнейшее ожидание привело бы к тому, что советские части после потерь в зимнюю кампанию и после недавних поражений, сильно повлиявших на моральный дух и боевые качества соединений, вновь обретут свою ударную силу, и укрепление русских позиций будет продолжаться со все большей интенсивностью.

Для проведения наступления Манштейн запросил еще две боеспособные пехотные дивизии, на что получил отказ Гитлера и настоятельную рекомендацию обойтись силами, которые у него есть.

Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге, который явно чувствовал себя обойденным при докладе генерала Моделя, поддержал предложение генерала Цейтцлера.

– Мой фюрер, данные Моделя о том, что глубина позиций противника достигает 20 км, преувеличены, – в резкой форме заявил фон Клюге. – На аэрофотоснимках были зафиксированы только уже развалившиеся от прежних боев окопы. Дальнейшая отсрочка наступления приведет к утрате инициативы и к тому, что мы будем вынуждены снять части с фронта на Орловской дуге.

Сторону Моделя приняли Гудериан и Шпеер. Гудериан предложил сосредоточить все силы танков на одном направлении – или на участке группы армий «Юг», или на участке группы армий «Центр». Он заявил, что охватывающее наступление бесцельно и оно приведет только к тому, что недавно подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника Генерального штаба будут снова разбиты.

– Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт свежими силами в течение 1943 года, – утверждал Гудериан, – больше того, мы должны теперь думать также и о снабжении Западного фронта новейшими танками, чтобы уверенно встретить подвижными резервами ожидаемую в 1944 году высадку десанта западных держав. Кроме того, у танка «Пантера», на который начальник Генерального штаба Сухопутных войск возлагает большие надежды, обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, а поэтому трудно надеяться на их устранение до начала наступления.

Шпеер поддержал доводы Гудериана в части вооружений. Как выяснилось позднее, их сомнения были небезосновательны: ни «Тигры», ни «Пантеры» не оказали сколько-нибудь значительного влияния на ход Курской битвы.

После очередного совещания по поводу оснащения танковых войск новой техникой Гудериан снова завел с Гитлером разговор о дальнейших боевых действиях и убедительно просил его отказаться от наступления на Восточном фронте, тем более что от этого могла серьезно пострадать немецкая оборона на Западе. Но фюрер не прислушался к этому совету. 11 мая он перенес начало операции «Цитадель» на середину июня.

Ставка советского Верховного Главнокомандования пока еще не располагала точной датой перехода противника в наступление. 20 мая она известила войска о возможном его начале в период с 19 по 26 мая. Но и эта дата не подтвердилась. Тем временем в войсках Центрального фронта под руководством К. К. Рокоссовского продолжалась работа по совершенствованию обороны и планированию ответных наступательных действий.

В свою очередь, Модель, вернувшись 11 июня из краткосрочного отпуска, развернул активную деятельность по подготовке наступления. В своих приказах по армии он изложил основную идею наступления: прорыв пехотой обороны противника; продвижение трех танковых дивизий на направлении главного удара; вывод в резерв двух танковых (4-я и 12-я) и одной моторизованной (10-я) дивизий для развития наступления на оперативном просторе. По замыслу Моделя три танковых корпуса (41, 46, 47-й) должны были начать наступление с южного участка Орловской дуги и прорвать оборону советских войск на участке шириной 40 км, причем оба фланговых корпуса должны были наступательными действиями прикрыть ударный клин с флангов. Фронт прорыва следовало по возможности расширить наступлением обоих примыкавших с востока и запада армейских корпусов (23-й и 20-й), которые также должны были обеспечить глубокие фланги группы прорыва. Наступление 9-й армии поддерживала 1-я авиационная дивизия.

Войскам 2-й армии (9 слабых по составу пехотных дивизий), занимавшим полосу шириной 200 км, предстояло сковать стоявшего перед ее фронтом противника, чтобы облегчить его окружение главными силами. Навстречу 9-й армии с юга наносила удар 4-я танковая армия генерал-полковника Гота, которой предстояло прорвать оборону советских войск и уничтожить их западнее Курска.

Таким образом, в начале операции «Цитадель» войскам ставилась задача повторить уже хорошо отработанный маневр, который предполагал одновременный удар с двух сторон по основанию выступа по сходящимся направлениям, окружение выдающейся вперед группировки противостоящей армии и ее уничтожение. В этой связи Гудериан отмечал: «Наступление началось 5 июля маневром, давно известным русским по многочисленным предыдущим операциям, а потому заранее ими разгаданным»[197].

Со второй половины июня авиация противника активизировала полеты с разведывательными целями. Одновременно вражеские бомбардировщики усилили налеты на железнодорожные узлы в полосе Центрального фронта, в особенности на линии Касторное – Курск. Только счастливая случайность спасла однажды от смерти Рокоссовского. Немецкие самолеты-разведчики стали появляться над селом, где помещался КП командующего Центральным фронтом, довольно регулярно. По всей вероятности, противнику стало известно, что тут размещается какой-то штаб. Дом, в котором жил Константин Константинович, находился у ворот в старинный монастырский парк, около дома росли два больших тополя, что делало его очень приметным. Для укрытия от осколков и пуль около домов были отрыты щели.

В этот вечер Рокоссовский, как и всегда, ждал дежурного, чтобы просмотреть поступившие документы. Обыкновенно после этого он шел в соседний дом, где помещалась столовая Военного совета, и ужинал. На этот раз командующий фронтом велел принести депеши в столовую и отправился туда сам. В 23 часа дежурный принес депеши, Рокоссовский стал их просматривать, обмениваясь репликами с работниками штаба. Внезапно послышался рокот мотора, немецкий самолет сбросил осветительные бомбы, а затем раздался свист летящих бомб. Рокоссовский едва успел дать команду «Ложись!», все бросились на пол, и тут же последовал близкий разрыв бомбы, за ним другой, третий… В столовой никто не пострадал, все лишь оказались осыпанными осколками стекол и штукатуркой. Но дом, в котором жил Константин Константинович, был уничтожен прямым попаданием бомбы. Сам Рокоссовский склонен был считать, что его спасла интуиция, заставившая его уйти в этот вечер из дому. В его богатой событиями жизни это был не первый случай. Разумеется, рисковать больше не следовало, и в монастырском парке срочно были оборудованы надежные блиндажи.

21 июня Гитлер вновь перенес дату наступления и назначил его на 3 июля, а 25 июня установил окончательный срок – 5 июля. «Свое решение начать операцию «Цитадель» он обосновывал правильно тем, что мы не можем больше ждать, – вспоминал Э. фон Манштейн, – пока противник начнет свое наступление, возможно, лишь зимой или после открытия второго фронта. Быстрый и полный успех наступления желателен также в связи с тем влиянием, какое он окажет на наших союзников и на нашу родину»[198].

2 июля в 2 часа 10 минут командующие войсками Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного и Южного фронтов получили директиву № 30144 Ставки ВГК, в которой говорилось:

«По имеющимся сведениям, немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3–6 июля»[199].

К. К. Рокоссовский, получив директиву Ставки ВГК, немедленно довел ее до командующих армиями. Около 11 часов утра 2 июля он лично позвонил каждому командарму и поставил конкретную задачу по отражению наступления противника. Одновременно Рокоссовский подписал директиву № 00356/оп, в которой говорилось:

«…3. При установлении признаков наступления и атаки противника немедленно начать контрподготовку с целью сорвать атаку противника. К контрподготовке привлечь всю артиллерию 13, 70 и 48-й армий и всю авиацию 16-й воздушной армии по ранее разработанным планам.

4. Военным советам армий и командирам 9-го и 19-го тк немедленно организовать проверку боевой готовности войск и готовности всех средств связи»[200].

3 июля в районе Верхнего Тагино были задержаны два перебежчика из 6-й пехотной дивизии, которые при допросе показали, что «среди солдат идут разговоры, что через 3–4 дня немцы начнут наступление. В состав группировки, предназначенной для наступления, входит до шести танковых дивизий»[201]. В тот же день Рокоссовский приказывает принять меры по улучшению мер маскировки войск и тыловых объектов, а также по введению в заблуждение противника с целью сокращения ничем не оправданных потерь.

Какими же силами и средствами располагал Центральный фронт к началу июля 1943 года? В его состав входили 48, 13, 70, 65, 60-я общевойсковые, 2-я танковая и 16-я воздушная армии, 9-й и 19-й отдельные танковые корпуса и артиллерийские соединения. Всего войска фронта насчитывали свыше 710 тыс. человек, 5280 орудий всех калибров, более 5,6 тыс. минометов, 1783 танка и САУ, около 1,1 тыс. самолетов[202].

Против армий фронта командующий группой армий «Центр» сосредоточил 26 дивизий 9-й и 2-й полевых армий, в том числе 6 танковых, одну моторизованную дивизию, отдельный батальон тяжелых танков и 7 дивизионов штурмовых орудий. Эта группировка имела 460 тыс. человек, около 6 тыс. орудий и минометов и до 1,2 тыс. танков и штурмовых орудий.

Южный фас Курского выступа обороняли войска Воронежского фронта, насчитывавшие около 630 тыс. человек, свыше 4 тыс. орудий всех калибров, 4150 минометов, 1661 танк и САУ, около 1,1 тыс. самолетов. Им противостояли соединения 2-й полевой, 4-й танковой армий и оперативной группы «Кемпф» групп армий «Центр» и «Юг», которые насчитывали 440 тыс. человек, 4 тыс. орудий и минометов и до 1,5 тыс. танков и штурмовых орудий. Степной военный округ, развернутый в тылу Воронежского и Центрального фронтов, имел 573 тыс. человек, около 4 тыс. орудий, 4 тыс. минометов, 1550 танков и САУ.

Общее соотношение сил и средств выглядело следующим образом. Войска Центрального, Воронежского фронтов и Степного военного округа превосходили противника в людях более чем в 2 раза, по артиллерии – в 2,8, по танкам и САУ – в 1,6 раза.

Ранее мы уже писали о том, что утром 5 июля на Воронежском, Брянском и Центральном фронтах была проведена артиллерийская подготовка по изготовившимся к наступлению войскам группы армий «Центр». Ее эффективность оценивается непосредственными участниками тех событий по-разному. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков считал, что «артиллерийская контрподготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, но мы все же ждали от нее больших результатов. Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришел к выводу, что как Центральный, так и Воронежский фронты начали ее слишком рано: немецкие солдаты еще спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах. Лучше было бы контрподготовку начать примерно на 30–40 минут позже»[203].

Столь же реально оценивает результаты артиллерийской контрподготовки и Маршал Советского Союза И. С. Конев, командовавший тогда Степным военным округом. «Следует заметить, что на обоих фронтах первый мощный огневой удар был нанесен по главным средствам атаки, – писал Иван Степанович. – Однако сорвать наступление противника не удалось, хотя взаимодействие между основными силами и средствами первого эшелона врага было нарушено, а сила первоначального его удара значительно ослаблена… Конечно, эффект контрподготовки мог бы быть выше, если бы более точно были определены места сосредоточения пехоты и танков врага в исходном положении в ночь на 5 июля и если бы она была начата в тот момент, когда противник вышел из укрытий после ночного отдыха перед боем. К сожалению, удары нашей авиации по аэродромам противника были малоэффективными, так как противник с рассветом 5 июля поднял свою авиацию в воздух»[204].

Есть и более положительные оценки. Например, Маршал Советского Союза А. М. Василевский, находившийся в начале Курской битвы на Воронежском фронте, отмечал:

«Противник, находившийся в исходном для наступления положении, понес большие потери в живой силе и технике. Дезорганизована была подготовленная им система артиллерийского огня, нарушено управление войсками. Понесла потери и вражеская авиация на аэродромах, а связь с нею у общевойскового командования тоже нарушилась… Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3 часов утра 5 июля тремя часами позже»[205].

А как же оценивал результаты артиллерийской контрподготовки сам Рокоссовский? Вот его мнение:

«В результате противник понес большие потери, особенно в артиллерии, нарушилась его система управления войсками. Немецко-фашистские части были застигнуты врасплох. Противник решил, что советская сторона сама перешла в наступление. Это, естественно, спутало его планы, внесло растерянность в ряды немецких солдат. Врагу потребовалось около двух часов, чтобы привести в порядок свои войска. Только в 4 часа 30 минут он смог начать артиллерийскую подготовку. Началась она ослабленными силами и неорганизованно»[206].

Более подробно о том, что же не «сделали войска фронтов» и их руководства, пишет Н. С. Фомин:

«В 13-й А Центрального фронта момент начала контрподготовки был избран в общем правильно. Однако решение командования этой армии о сокращении наполовину количества привлекаемой артиллерии и времени для нанесения первого удара снижало, по нашему мнению, эффективность огневого поражения противника. Трудно также признать целесообразным нанесение повторного удара по противнику всей артиллерии, когда его войска начали артподготовку атаки, в результате чего огонь нашей артиллерии оказался в ряде случаев нецелесообразным.

В 70-й А того же фронта контрподготовку вообще начали через 10 минут после начала артиллерийской подготовки противника. Выбор момента ее проведения был не из удачных.

В 6-й гв. А Воронежского фронта контрподготовку начали вечером 4 июля, накануне предполагавшегося наступления противника, ограничившись пятиминутным огневым налетом. Ровно в 3 часа утра 5 июля контрподготовка была продолжена в полном объеме.

Артиллерия 7-й гв. А начала контрподготовку в 3 часа утра 5 июля одновременно по трем вариантам. При этом за 10 минут до ее окончания противник открыл ответный огонь, начав артиллерийскую подготовку. В обоих фронтах авиация бомбила аэродромы.

Можно заключить, что как в выборе момента начала контрподготовки, так и в ожидаемых ее результатах в армиях, по-видимому, чувствовалась некоторая неуверенность. И это естественно, так как выбор момента открытия огня в контрподготовке является едва ли не самым трудным решением, которое должно принять командование. Лишь при тщательной разведке можно избежать закономерную в этом случае неуверенность. Несомненно, во всяком случае, одно: если уж принято решение, то при отсутствии данных, меняющих обстановку, его надо доводить до конца. Дробление же контрподготовки на две части лишь ослабляет силу удара и ожидаемые результаты. Результаты в обоих фронтах, надо полагать, были бы выше, если бы не имели место отмеченные нами слабости»[207].

Немецкие военачальники – Э. фон Манштейн в своей книге «Утерянные победы» и Г. Гудериан в «Воспоминаниях солдата» – артиллерийскую контрподготовку, проведенную 5 июля советскими войсками, почему-то даже не упомянули.

В 3 часа 25 минут 5 июля бомбардировочная и штурмовая авиация противника массированными налетами группами до 50–60 самолетов начала бомбардировку и обстрел боевых порядков войск Центрального фронта на всю тактическую глубину, главным образом районов артиллерийских позиций. В 4 часа 30 минут началась артиллерийская подготовка противника. Через час пехота 9-й армии при поддержке до 800 танков и самоходных орудий перешла в наступление на 45-км фронте от Панской до Морозихи.

Соединения 23-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Фриснера (383-я и 216-я пехотные дивизии), наступавшие на левом фланге 9-й армии, были остановлены упорной обороной войск 48-й армии. Только 78-й штурмовой дивизии корпуса удалось к вечеру выбить части 18-го гвардейского стрелкового корпуса из Тросны.

Как и ожидал генерал Рокоссовский, именно на войска 13-й армии и на правый фланг 70-й армии на узком участке Модель обрушил свой главный удар. Вдоль железной дороги Орел – Курск наступал 41-й танковый корпус генерала танковых войск Харпе. Его 86-я пехотная дивизия вышла в район юго-западнее Малоархангельска, а 292-я пехотная дивизия овладела Озерками. Два истребительно-противотанковых дивизиона (653-й и 654-й), имевшие на вооружении 72-тонные «Фердинанды», застряли на труднопроходимой местности и были отведены в тыл. По 70-й армии наносили удар 6-я пехотная и 20-я танковая дивизии 47-го танкового корпуса генерала танковых войск Лемельзена. Справа три пехотные дивизии (31, 7, 258-я) 46-го танкового корпуса генерала пехоты Цорна с боями вышли к высотам на рубеже Гнилец, Обыденки, но вечером были остановлены перед тыловой линией обороны 70-й армии.

Рокоссовский в ходе сражения практически постоянно находился на своем командном пункте. Позже он объяснил, почему поступал таким образом:

«Сражение на Курской дуге заставило меня снова задуматься и о месте командующего. Многие большие начальники придерживались взгляда, что плох тот командующий армией или фронтом, который во время боя руководит войсками, находясь большее время на своем командном пункте, в штабе. С таким утверждением нельзя согласиться. По-моему, должно существовать одно правило: место командующего там, откуда ему удобнее и лучше всего управлять войсками. С самого начала и до конца оборонительного сражения я неотлучно находился на своем КП. И только благодаря этому мне удавалось все время чувствовать развитие событий на фронте, ощущать пульс боя и своевременно реагировать на изменения обстановки. Я считаю, что всякие выезды в войска в такой сложной, быстро меняющейся обстановке могут на какое-то время отвлечь командующего фронтом от общей картины боя, в результате он не сумеет правильно маневрировать силами, а это грозит поражением. Конечно, вовсе не значит, что командующий должен всегда отсиживаться в штабе. Присутствие командующего в войсках имеет огромное значение. Но все зависит от времени и обстановки»[208].

Не только заботами о развитии событий на фронте было вызвано нахождение Рокоссовского на командном пункте. В течение дня его несколько раз вызывали к ВЧ. Сталин интересовался положением войск фронта. Вечером 5 июля раздался очередной звонок. Рокоссовский начал было докладывать итоги дня, но Сталин перебил его:

– Завоевали господство в воздухе или нет?

– Товарищ Сталин, сказать нельзя, был очень сильный напряженный бой в воздухе, крупные потери с обеих сторон.

– Скажите мне точно, завоевали или нет? Да или нет?

– Пока определенно ответить нельзя, но завтра этот вопрос решим положительно.

– А Руденко справится с этим делом?

Рокоссовский посмотрел на командующего 16-й воздушной армией и после короткой паузы ответил:

– Справится.

Вскоре на командном пункте появился маршал Жуков:

– Звонил Сталин и его первый вопрос – о господстве в воздухе. Что вы думаете?

– Товарищ маршал! Замысел командования фронтом по применению истребителей правилен, – сказал генерал Руденко. – Но у противника крупные силы, и сразу их не уничтожишь. Маневр вражеской авиации в ходе сражения немедленно вызвал контрманевр с нашей стороны. В воздух поднимались мощные группы истребителей. Командиры энергично управляли их действиями и своевременно наращивали силы. А вот бомбардировщикам и штурмовикам следует атаковать врага более крупными группами. Я предлагаю первый такой удар нанести перед началом наступления противника в районе Подолянь, Сабаровка, Бутырки и направить туда не менее полтысячи самолетов.

Жуков и Рокоссовский согласились с этим.

К исходу дня 5 июля на северном фасе Курской дуги войска 9-й армии Моделя вклинились в оборону соединений Центрального фронта на 6–8 км лишь на ольховатском направлении (в полосе 13-й армии). Модель вынужден был признать, что цель наступления не достигнута, а силы обороняющихся войск Центрального фронта оказались значительно большими, чем считалось до этого. Поэтому Модель приказал ночью вывести 2-ю и 9-ю танковые дивизии в полосу наступления 47-го танкового корпуса. Им предписывалось 6 июля окончательно сломить сопротивление войск Центрального фронта и выйти на оперативный простор.

Рокоссовский, внимательно наблюдая за развитием событий, пришел к выводу, что враг еще не израсходовал все резервы и с утра 6 июля будет наращивать свои усилия. Об этом он доложил Сталину, который сообщил, что из резерва Главного Командования фронту передается 27-я армия генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Эта весть обрадовала Рокоссовского. Он, стремясь восстановить положение на левом фланге 13-й армии, решил на рассвете 6 июля нанести контрудар силами 2-й танковой армии в общем направлении на Архангельское. Это решение было принято в 11 часов 5 июля, но уже вечером Рокоссовский уточнил его: теперь в контрударе должны были принять участие 17-й гвардейский стрелковый корпус 13-й армии, 16-й танковый корпус 2-й танковой армии и 19-й танковый корпус. Общее руководство этими силами Рокоссовский возложил на командующего 13-й армией.

Однако за короткую июльскую ночь танковые соединения не успели сосредоточиться на исходных позициях. Рассвет застал их в движении, и они подверглись ожесточенным атакам вражеских бомбардировщиков. Командиры дивизий не успели провести тщательную рекогносцировку местности, не были своевременно проделаны проходы в минных полях. Да тут еще Ставка сообщила, что 27-я армия передается Воронежскому фронту, в полосе которого обострилась обстановка в районе Обояни. Рокоссовский почему-то позже обвинил в этом Жукова.

«Был здесь представитель Ставки или не было бы его – от этого ничего не изменилось, а, возможно, даже ухудшилось, – писал Константин Константинович. – К примеру, я уверен, что если бы он находился в Москве, то направляемую к нам 27-ю армию генерала С. Т. Трофимова не стали бы передавать Воронежскому фронту, значительно осложнив тем самым наше положение. К этому времени у меня сложилось твердое убеждение, что ему, как заместителю Верховного Главнокомандующего, полезнее было бы находиться в Ставке ВГК»[209].

Итак, Рокоссовскому следовало рассчитывать только на свои силы. В 5 часов утра 6 июля соединения 16-й воздушной армии генерала Руденко нанесли удар по изготовившимся к наступлению войскам противника. В 10-м часу утра он перешел в наступление. В это время на него снова навалились 600 самолетов. Теперь бомбардировке подверглись артиллерийские позиции и резервы противника. Второй удар получился таким же мощным и эффективным, как и первый. Затем на задание вылетела бомбардировочная дивизия, предназначавшаяся для экстренных вызовов. А в заключение был нанесен еще один удар по скоплениям войск и техники противника.

Вечером Рокоссовский сказал командующему 16-й воздушной армией:

– Теперь я смело доложу Сталину, что мы полностью господствуем в воздухе.

Если в воздухе успех был на стороне авиации Центрального фронта, то на земле события развивались не столь благополучно. Утром 6 июля войска 2-й танковой армии приступили к проведению контрудара. Их действия были неудачными. 107-я танковая бригада 16-го танкового корпуса попала под огонь артиллерии и 18 танков T-VI («Тигр»), которые действовали из засады. В результате бригада потеряла 69 танков[210]. Не имело успеха и наступление 164-й танковой бригады. Части 17-го гвардейского стрелкового корпуса, продвинувшись на 2–3 км, пришли на выручку подразделениям 15-й и 81-й стрелковых дивизий, сражавшимся уже вторые сутки в окружении. Противнику удалось вводом в бой свежих сил оттеснить части 17-го гвардейского стрелкового корпуса на исходные позиции, но ворваться во вторую полосу обороны он не смог. В ходе ожесточенного сражения некоторые подразделения 13-й армии проявили неустойчивость. В этой связи Рокоссовский вечером 6 июля в своей директиве № 00376/оп потребовал от военных советов армий и командиров 9-го и 19-го танковых корпусов «немедленными и решительными мерами пресекать самовольный отход, а к командирам, допустившим таковой, а также к провинившимся в трусости и неустойчивости применять полностью меры, предусмотренные приказом НКО № 227»[211].

По данным начальника управления контрразведки «Смерш» Центрального фронта генерал-майора А. А. Вадиса, только в июле «путем усиления заградительной службы как за боевыми порядками, так и в тылу частей» был задержан 4501 человек. Из них арестованы – 145 человек, переданы в прокуратуры – 70, переданы в органы НКГБ – 276, направлены в спецлагеря – 14 и в части – 3303 человека[212].

Рокоссовский, стремясь отразить удары врага, смело маневрировал имевшимися силами, снимая без колебаний войска с менее угрожаемых участков и перебрасывая их в район Ольховатки и Понырей. По его приказу командующий 60-й армией отдал 121-ю стрелковую дивизию, составлявшую его резерв. За сутки эту дивизию перебросили на автомашинах к месту назначения. Из состава 65-й армии на стык 13-й и 70-й армий были переброшены 181-я стрелковая дивизия и два армейских танковых полка.

Все то время, что шли ожесточенные бои, Модель находился на передовой. Он стремился лично убедиться, как развиваются события, чтобы принять верное решение. В ночь на 7 июля командующий 9-й армией вывел все еще остававшиеся в распоряжении части в полосу корпуса, действующего на главном направлении. Теперь он сосредоточил основные усилия на Поныри. 18-я танковая дивизия была выдвинута справа от 292-й пехотной дивизии, чтобы нанести удар вдоль речки Снова в южном направлении. Утром 7 июля крупные силы пехоты и танков, поддержанные сотнями орудий и самолетов, перешли в наступление. Авиация 6-го воздушного флота совершила в этот день 1687 боевых вылетов, во время которых было сбито 74 русских самолета и уничтожено 14 танков.

В свою очередь, Рокоссовский для усиления противотанковой обороны Понырей и поддержки оборонявшейся здесь 307-й стрелковой дивизии выделил 5-ю артиллерийскую дивизию прорыва, 13-ю истребительную противотанковую артиллерийскую, 11-ю минометную бригады, 22-ю гвардейскую бригаду тяжелой реактивной артиллерии и части 1-й гвардейской инженерной бригады. Сотни вражеских танков, невзирая на потери, рвались к станции. Лишь во второй половине дня двум его батальонам при поддержке 50 танков удалось ворваться на северную окраину Понырей, но контратакой частей 307-й стрелковой дивизии генерал-майора М. Е. Еншина они были уничтожены. Вечером атака Понырей возобновилась. Два пехотных полка и 60 танков «Тигр» потеснили 307-ю стрелковую дивизию. Однако, приведя в течение ночи свои части в порядок, дивизия с утра перешла в контратаку и вернула прежние позиции. Не удались попытки врага прорваться и в других направлениях.

К исходу дня 7 июля генерал Рокоссовский использовал почти все свои резервы, а Модель продолжал вводить все новые и новые силы на направлении главного удара. Рокоссовский учитывал, что Модель попытается бросить в бой все, что у него имеется, пойдет даже на ослабление своих частей на второстепенных участках фронта. Поэтому Константин Константинович пошел на большой риск: послал на главное направление свой последний резерв – 9-й танковый корпус генерала С. И. Богданова, который располагался в районе Курска, прикрывая город с юга. Рокоссовский, идя на этот шаг, прекрасно понимал, что в случае неудачи планируемого контрудара противник может нанести удар с севера в тыл Центрального фронта.

Ввод в сражение 9-го танкового корпуса оказался своевременным. Утром 8 июля Модель силами 47-го танкового корпуса возобновил наступление на Ольховатку. Немецкая пехота при поддержке танков четыре раза безуспешно атаковала, пытаясь пробить советскую оборону. После ввода в бой дополнительных сил противнику удалось к 5 часам вечера 8 июля овладеть высотой 257, являвшейся ключевой позицией всего ольховатского направления, но дальше продвинуться он не смог. Артиллерия 17-го гвардейского стрелкового корпуса во взаимодействии с ружейно-пулеметным огнем стрелковых войск отсекала немецкую пехоту от танков и прижимала к земле. Вырвавшиеся вперед вражеские танки расстреливались артиллерией с открытых позиций. Северо-западнее Ольховатки на стыке 13-й и 70-й армий Модель пустил около 300 танков и самоходных орудий с автоматчиками, которые при поддержке авиации и артиллерии двинулись в атаку на боевые порядки 3-й истребительной бригады, но были встречены ураганным огнем и вынуждены были отойти. Днем, после мощной артиллерийской подготовки, дополненной ударами авиации, 100 немецких танков возобновили атаку на позиции бригады, но все попытки оказались безуспешными. В течение дня советские дивизии отразили еще несколько атак, уничтожив крупную танковую группировку врага в районе Теплого.

Вечером 8 июля Модель прибыл на командный пункт 47-го танкового корпуса. Изучив обстановку, он вынужден был признать, что неблагоприятные условия местности и нарастающий с каждым часом артиллерийский огонь противника требуют внесения изменений в план наступления. 9 июля на командный пункт прибыл генерал-фельдмаршал фон Клюге, который после беседы с генерал-полковником Моделем, командирами 41-го и 47-го танковых корпусов генералами Харпе и Лемельзеном решил с этого же дня перейти к обороне, провести перегруппировку сил для нового наступления на Ольховатку. Для этого была создана ударная группа из трех танковых дивизий (2, 4 и 20-я) под командованием генерал-лейтенанта фон Эзебека. Наступление должно было начаться 10 июля.

Утром 10 июля, после короткой артиллерийской подготовки и атак эскадрилий пикирующих бомбардировщиков, ударная группа фон Эзебека перешла в наступление. К вечеру ей удалось выйти на рубеж Теплое, западная окраина Самодуровки. 4-я танковая дивизия при этом смогла даже прорваться на холмистую местность юго-западнее этого района, а 2-я танковая дивизия втянулась в ожесточенные бои западнее Кутырок. Однако оборону войск Центрального фронта ни на одном из участков прорвать не удалось. В полосах наступления других корпусов 9-й армии обстановка оставалась без изменений.

Генерал-фельдмаршал фон Клюге перебросил из своего резерва дополнительные силы в распоряжение Моделя. В центр оперативного построения 9-й армии была подведена 12-я танковая дивизия, а 10-я моторизованная дивизия должна была сменить понесшую большие потери 292-ю пехотную дивизию. Главные силы 36-й танковой дивизии были выдвинуты в район Змиевки. Однако уже в ночь на 11 июля командующий группой армий «Центр» пришел к выводу, что намечавшийся прорыв успеха не принесет. Поэтому он снял две резервные дивизии группы армий с направления на Ольховатку. Одновременно Модель приказал 46-му танковому корпусу атаковать высоты под Никольским, те же самые, на которые наступал 47-й танковый корпус. В приказе говорилось:

«1. Необходимо указывать лишь ближайшие доступные цели наступления, чтобы обеспечить их достижение любой ценой, и прежде всего располагать силами, выдвигающимися из глубины, чтобы использовать успех для дальнейшего наступления или, по крайней мере, при любых обстоятельствах удержать достигнутые рубежи.

2. Если в ходе боя оказывается, что достигнуть поставленной цели своевременно не удается, что, принимая во внимание время суток и погодные условия, еще можно принять все меры для удержания захваченной местности, то должно быть принято решение о прекращении атаки, пока наступательные возможности полностью не иссякли в связи с большими потерями. В это время года такой момент принятия решения наступает, как правило, сразу после полудня. Все командиры отвечают за быстрое, своевременное определение готовности к обороне и перепроверку планов огневого поражения.

3. В критической обстановке командиры всех степеней должны быть на передовой.

Восстановление обстановки после контрудара всегда стоит больше крови, чем своевременное смелое использование всех сил и средств для удержания достигнутого успеха»[213].

Но все усилия фон Клюге и Моделя не дали желаемого результата. На направлении главного удара войскам 9-й армии удалось за четыре дня продвинуться всего на 10 км, потеряв до 42 тыс. убитыми и ранеными и до 500 танков[214]. У Моделя в резерве осталась только 10-я моторизованная дивизия, а в резерве группы армий «Центр» всего две дивизии: 12-я танковая и 36-я пехотная. 11 июля противник предпринял последнюю попытку прорвать оборону Центрального фронта. Для наращивания удара Гитлер приказал передать группе армий «Центр» почти треть авиации группы армий «Юг». Главный удар наносился на участке Тросна, Протасово. В ходе ожесточенных боев войска 9-й армии овладели Майской Зорькой и Гриневкой. Но из Майской Зорьки противника вскоре выбили. Моделю пришлось отдать приказ о прекращении наступления и приступить к перегруппировке частей. 12 июля его армия, продвинувшись всего на 8 – 12 км, перешла к обороне. Провалилось наступление противника и на южном фасе Курского выступа. Здесь 4-я танковая армия генерала Гота сумела вклиниться в оборону войск Воронежского фронта на 35 км.

В целом войска Центрального фронта действовали достаточно успешно в ходе оборонительного этапа Курской битвы. Г. К. Жуков в своей статье, опубликованной в девятом номере «Военно-исторического журнала» за 1967 г., отмечал, что «более успешные действия в оборонительном сражении войск Центрального фронта, чем войск Воронежского, объясняются тем, что против войск Центрального фронта было значительно меньше сил противника, чем против войск Воронежского фронта».

Это утверждение встретило возражение со стороны К. К. Рокоссовского. В своем письме, адресованном в сентябре 1967 г. главному редактору «Военно-исторического журнала», Константин Константинович подчеркивал:

«Ударная группировка противника, действовавшая против Воронежского фронта, состояла из 14 дивизий, из коих было 5 пехотных, 8 танковых и одна моторизованная, а ударная группировка противника, действовавшая против Центрального фронта, состояла из 15 дивизий в составе 8 пехотных, 6 танковых и одной моторизованной. Таким образом, если группировка противника, действовавшая против Воронежского фронта, несколько превосходила по количеству танков, то группировка его, действовавшая против войск Центрального фронта, значительно превосходила по количеству пехоты и артиллерии. Более удачные действия войск Центрального фронта объясняются не количеством войск противника, а более правильным построением обороны. Мы решили, что наиболее опасным участком в обороне является основание выступа – наш правый фланг, где прорыв противника выводил бы его войска на фланг и тыл всей обороны наших войск; прорыв же на любом ином участке не создавал такой угрозы, поэтому и все наши усилия были направлены на то, чтобы не допустить этого прорыва… Вторые эшелоны и фронтовые резервы также были расположены на направлении вероятного наступления основной группировки противника. Правильное определение наиболее опасного для войск фронта направления наступления противника, соответствующая этому группировка войск, маневр силами и средствами в процессе сражения явились основными факторами более успешных действий войск Центрального фронта, чем войск Воронежского, где основные – главные силы этого фронта были растянуты на 164-км фронте, располагаясь равномерно на всем этом участке».

12 июля наступил новый этап в Курской битве – контрнаступление советских войск. Соединения левого крыла Западного фронта, Брянский и Центральный фронты провели с 12 июля по 18 августа Орловскую стратегическую наступательную операцию под кодовым наименованием «Кутузов», а войска Воронежского, Степного и часть сил Юго-Западного фронтов – с 3 по 23 августа – Белгородско-Харьковскую стратегическую наступательную операцию, получившую наименование «Полководец Румянцев».

Цель операции «Кутузов» состояла в том, чтобы разгромить орловскую группировку противника и ликвидировать Орловский выступ, где оборонялись 2-я танковая и 9-я армии группы армий «Центр». К началу операции войска, привлекавшиеся к ее проведению, насчитывали 1 286 тыс. человек, более 21 тыс. орудий и минометов, 2,4 тыс. танков и САУ и более 3 тыс. боевых самолетов. Им противостояли 37 вражеских дивизий, в том числе 8 танковых и 2 моторизованные. В них имелось до 600 тыс. человек, более 7 тыс. орудий и минометов, около 1,2 тыс. танков и штурмовых орудий, свыше 1,1 тыс. боевых самолетов[215]. Советские фронты, таким образом, имели перевес над противником в людях в 2 раза, в артиллерии и минометах – в 3, в танках – более чем в 2, а в авиации – почти в 3 раза.

Замыслом операции «Кутузов» предусматривалось четырьмя ударами по сходящимся направлениям на Орел с севера, востока и юга расчленить группировку противника и разгромить ее по частям. При этом 50-я и 11-я гвардейская армии Западного фронта должны были прорвать оборону врага юго-западнее Козельска, совместно с 61-й армией Брянского фронта окружить и уничтожить его группировку в районе Болхова. В последующем намечалось развивать наступление на Хотынец, не допустить отхода противника из района Орла на запад и во взаимодействии с войсками Брянского и Центрального фронтов уничтожить его. С воздуха действия ударной группировки поддерживали соединения 1-й воздушной армии. Войска 3-й и 63-й армий Брянского фронта наносили удар из района Новосиля на Орел, охватывая противника с севера и юга. Авиационную поддержку осуществляли соединения 15-й воздушной армии.

К. К. Рокоссовский, оценивая замысел Орловской операции, отмечал, что он сводился к раздроблению орловской группировки на части, но рассредоточивал и наши войска.

«Мне кажется, что было бы проще и вернее наносить два основных сильных удара на Брянск (один – с севера, второй – с юга), – пишет Константин Константинович. – Вместе с тем необходимо было предоставить возможность войскам Западного и Центрального фронтов произвести соответствующую перегруппировку. Но Ставка допустила ненужную поспешность, которая не вызывалась сложившейся на этом участке обстановкой. Поэтому-то войска на решающих направлениях (Западного и Центрального фронтов) не сумели подготовиться в такой короткий срок к успешному выполнению поставленных задач, и операция приняла затяжной характер. Происходило выталкивание противника из орловского выступа, а не его разгром. Становилось досадно, что со стороны Ставки были проявлены торопливость и осторожность. Все говорило против них. Действовать необходимо было продуманнее и решительнее, то есть, повторяю, нанести два удара под основание орловского выступа. Для этого требовалось только начать операцию несколько позже. Мне кажется, что Ставкой не было учтено и то обстоятельство, что на орловском плацдарме неприятельские войска (2-я танковая и 9-я армии) находились свыше года, что позволило им создать прочную, глубоко эшелонированную оборону. Кроме того, к началу нашего наступления орловская группировка противника значительно усилилась»[216].

Действительно, противник на Орловском выступе серьезно готовился к отражению наступления советских войск. Командующий 9-й армией генерал-полковник Модель принял активные меры для того, чтобы усовершенствовать оборону. Он дополнил построенные здесь ранее оборонительные сооружения, создав глубокоэшелонированную оборону с развитой системой полевых укреплений, инженерных и минных заграждений. Минные поля были не только перед передним краем, но и в глубине обороны, причем противотанковые мины чередовались с противопехотными. Главная полоса состояла из сильно укрепленных опорных пунктов и узлов сопротивления, приспособленных к круговой обороне и соединенных между собой сплошной, хорошо развитой системой траншей и ходов сообщения. Глубина ее достигала 5–7 км, а на наиболее важных направлениях – 9 км. Большинство населенных пунктов, расположенных на переднем крае, в узлах дорог и в районах переправ, было подготовлено для прочной круговой обороны. Города Орел, Болхов, Мценск, Хотынец, Карачев, Кромы были превращены в мощные узлы сопротивления. В глубине обороны заблаговременно было построено большое количество промежуточных тыловых рубежей, отсечных позиций. Умело построенные Моделем оборонительные линии создали серьезные препятствия для продвижения ослабленных боями советских войск.

Войска Центрального фронта должны были перейти в контрнаступление утром 15 июля. Задачу им Рокоссовский поставил в 10 часов вечера 12 июля[217]. Войскам 48, 13, 70-й и 2-й танковой армий предписывалось к исходу дня 17 июля выйти главными силами на рубеж Нагорный, Преображенское, Шамшин, Новополево, Рождествено, Каменка (12 км северо-западнее станции Малоархангельск), Веселый Поселок, Лебедиха, Воронец, Морозиха, Катомки. В дальнейшем намечалось развивать наступление в общем направлении на Старое Горохово, Философово, Плоское, Нестерово. Главную роль в предстоящем контрнаступлении предстояло играть 13-й и 70-й армиям, усиленным соответственно 9-м и 19-м танковыми корпусами. 2-ю танковую армию намечалось ввести в сражение после выхода войск 13-й армии на рубеж Согласный, Бузулук, Широкое Болото, Саборовка. Соединениям 2-й танковой армии ставилась задача нанести главный удар в направлении Снова, Сеньково, Гремячево, овладеть к исходу дня 17 июля районом Ольгино, Гнилуша, Шушерово, а в дальнейшем развивать наступление на Никольское, Нестерово. Авиация 16-й воздушной армии должна была поддержать атаку пехоты и танков ударной группы 13-й армии, а затем оказать содействие 13-й и 2-й танковой армиям, не допуская отхода противника к северу и северо-западу от рубежа Новополеново, Гремячево, Воронец.

Контрнаступление под Курском началось 12 июля ударами с северо-востока и востока войск левого крыла Западного и Брянского фронтов по оборонявшимся на орловском направлении 2-й танковой и 9-й армиям противника. Войска Брянского фронта успешно прорвали оборону на стыке 56-й и 262-й пехотных дивизий 35-го армейского корпуса восточнее Мценска, пробив брешь шириной 28 км, которую враг так и не смог закрыть. Модель, получив донесение командира корпуса генерала пехоты Рендулича, решительно снял из-под Ольховатки 12-ю танковую и 36-ю мотопехотную дивизии и срочно перебросил их в район Мценска. Туда же направлялись все истребительно-противотанковые дивизионы РВГК. В район восточнее Орла ускоренным маршем двинулись вечером 18-я, 20-я танковые дивизии и 848-й артиллерийский дивизион РВГК.

Главное командование Сухопутных войск одобрило меры, принятые Моделем. Во второй половине дня Гитлер отстранил от должности командующего 2-й танковой армией генерал-полковника Шмидта, а около 6 часов вечера 12 июля назначил вместо него генерал-полковника Моделя. Теперь он, командуя сразу двумя армиями, стал играть первую скрипку в «концерте» на Курской дуге. Свой приказ в связи с вступлением в командование Модель патетически начал фразой: «Солдаты, я с вами!»

Войска 2-й танковой армии неоднократно переходили в контратаки, стремясь задержать продвижение советских войск. Соединениям 11-й гвардейской армии Западного фронта только во время боев за первую полосу обороны пришлось отразить 7 сильных контратак тактических и оперативных резервов врага. Войска 61-й армии Брянского фронта, ломая яростное сопротивление противника и отбивая его непрерывные контратаки, сумели вклиниться в оборону орловской группировки северо-восточнее Болхова на 12-км участке всего на глубину 3 км. Соединения 3-й и 63-й армий этого же фронта также имели незначительное продвижение – 6–7 км. Войскам Брянского фронта не удалось прорвать тактическую зону обороны противника на всю ее глубину. Тщательная и грамотная подготовка Моделем Орловского плацдарма дала себя знать – за первой захваченной траншеей следовала вторая, за занятой позицией находилась следующая позиция, за одним рубежом вырисовывался следующий рубеж.

Если новое доверие фюрера было встречено Моделем с ликованием в душе, то обстановка на фронте постоянно сыпала ему соль на раны. 13 июля обострилось положение на болховском направлении. Части 5-го танкового корпуса во взаимодействии с 8-м гвардейским и 16-м стрелковыми корпусами прорвали оборону противника северо-западнее Болхова, а восточнее города успешный прорыв осуществил 11-й гвардейский стрелковый корпус, прорвав главную линию обороны восточнее города. Модель срочно повернул прибывающие в полосу 2-й танковой армии танковые дивизии (5, 18 и 20-я) против участков прорывов на запад и юго-запад, а 12-й танковой дивизии приказал нанести контрудар юго-восточнее Болхова.

Рано утром 13 июля 12-я танковая дивизия перешла в наступление. Она втянулась во фронтальные бои с советской танковой группировкой и потеряла 45 танков. Поспешность, которую проявил Модель при вводе танковых дивизий по мере их прибытия, привела к тому, что они не смогли выполнить полностью поставленные задачи. К исходу дня 11-я гвардейская армия Западного фронта прорвала оборону 2-й танковой армии противника на всю тактическую глубину на фронте 23 км, продвинулась в южном направлении на 12–15 км, охватывая орловскую группировку в районе Болхова с запада и северо-запада. На Брянском фронте войска 3-й и 63-й армий сумели продвинуться на направлении главного удара до 15 км и расширили прорыв до 25 км по фронту.

В этот же день командующие группами армий «Центр» и «Юг» были вызваны в Ставку Гитлера. Он сказал, что положение на Сицилии, где западные державы высадились 10 июля, стало серьезным, так как возникла вероятность потери острова. Далее, по мнению Гитлера, можно было ожидать высадки войск союзников на Балканах или в Южной Италии, поэтому он считал необходимым сформировать новые армии в Италии и на Западных Балканах. Для этого Восточный фронт должен был отдать часть сил. В итоге Гитлер сделал вывод, что операция «Цитадель» больше не может продолжаться. Генерал-фельдмаршал фон Клюге был полностью согласен с этим. Он доложил, что армия Моделя не может продвигаться дальше, потеряв уже 20 тыс. человек. Кроме того, фон Клюге вынужден был отобрать все подвижные части у 9-й армии, чтобы ликвидировать глубокие прорывы, сделанные советскими войсками уже в полосе обороны 2-й танковой армии. Генерал-фельдмаршал фон Манштейн, напротив, заявил, что на его участке сражение вошло в решающую стадию.

– После успешного отражения атак противника, бросившего в последние дни в бой почти все свои оперативные резервы, победа уже близка, – говорил Манштейн. – Остановить сейчас битву, вероятно, означало бы упустить победу! Если 9-я армия будет хотя бы только сковывать противостоящие ей силы противника и, может быть, потом возобновит наступление, то мы попытаемся окончательно разбить силами наших армий действующие против нас и уже сильно потрепанные части противника.

Позднее фон Манштейн отмечал:

«Так как фельдмаршал фон Клюге считал исключенным возобновление наступления 9-й армии и, более того, считал необходимым вернуть ее на исходные позиции, Гитлер решил, одновременно учитывая необходимость снятия сил для переброски их в район Средиземного моря, остановить осуществление операции «Цитадель»»[218].

Это решение было правильным, но оно запоздало по времени. 15 июля началось контрнаступление войск Центрального фронта. Противник, пытаясь его парировать, сосредоточил в полосе наступления главных сил фронта семь пехотных дивизий (216, 78, 86, 292, 31, 7, 258-я), одну моторизованную (10-я) и одну танковую (4-я) дивизии, часть сил 2-й танковой дивизии и три егерских батальона (8, 13 и 9-й). Пытаясь остановить наступление советских войск, немецкое командование активизировало действия авиации. Над наступающими войсками Центрального фронта с новой силой развернулись воздушные бои.

Солдаты Моделя оказали яростное сопротивление. Направление главного удара войск Центрального фронта проходило по центру ударной группировки 9-й армии, где плотность сил и средств была особенно высокой, а борьба носила особенно упорный характер. Вспоминая об этих днях, Рокоссовский писал:

«Перейдя в наступление своим правым флангом – все теми же 48, 13 и 70-й армиями, значительно ослабленными в тяжелых оборонительных боях, войска Центрального фронта продвигались медленно, преодолевая упорное сопротивление гитлеровцев, умело использовавших свои хорошо оборудованные рубежи. Нам в буквальном смысле слова приходилось прогрызать одну позицию за другой. Противник применял подвижную оборону: пока одни его части оборонялись, другие занимали новый рубеж в 5–8 километрах. Враг то и дело бросал в контратаки танковые войска, а их у него оставалось достаточно. Широко применял он маневр силами и средствами по внутренним линиям своей обороны»[219].

Напряженная борьба в эти дни продолжалась и в восточной части Орловского плацдарма. Остановить наступление войск 3-й и 63-й армий Брянского фронта на Орел с востока Моделю не удалось, однако темп их продвижения был очень медленным. Модель продолжал перебрасывать на это направление крупные подкрепления.

Ставка ВГК, пытаясь сломить сопротивление противника, утром 18 июля решила ввести в сражение 3-ю гвардейскую танковую армию (699 танков) Брянского фронта. Ей было приказано с утра 19 июля войти в прорыв на стыке 3-й и 63-й армий и наступать в направлении Бортное, Становая, Становой Колодезь, чтобы перерезать железную дорогу Орел – Курск и захватить переправы на р. Рыбница на участке Любаново, Змиево. На подготовку наступления в новом направлении командующий танковой армией генерал-лейтенант танковых войск П. С. Рыбалко имел всего менее суток. Ввод танковой армии намечалось обеспечить огнем артиллерии 3-й и 63-й армий и ударами авиации 15-й воздушной армии[220].

Операция началась в 8 часов утра 19 июля после 10-минутной артподготовки. Части 9-й армии, опираясь на хорошо подготовленную оборону, оказали при поддержке авиации упорное сопротивление. Несмотря на это, войска 3-й и 63-й армий, используя ввод в сражение на их стыке 3-й гвардейской танковой армии, к исходу дня 19 июля прорвали тыловой оборонительный рубеж на р. Олешня и продвинулись западнее ее на 8 – 10 км. В ходе прорыва танковая армия понесла большие потери и не смогла развить удар на Кромы.

Для наращивания усилий в полосе 11-й гвардейской армии на стыке ее с 50-й армией Западного фронта 20 июля была введена в сражение 11-я армия генерал-лейтенанта И. И. Федюнинского.

Командующий Центральным фронтом генерал Рокоссовский, стремясь сломить сопротивление противника, приказал войскам 13, 70 и 2-й танковой армий с утра 19 июля возобновить наступление при поддержке всей авиации 16-й воздушной армии. Они должны были нанести главный удар по западному берегу р. Ока в общем направлении на Кромы, к исходу дня 20 июля выйти на рубеж р. Крома на участке Шумаково, Большая Колчева, Кутафино, Красная Роща. В дальнейшем предполагалось развивать наступление в направлении на Орел, Нарышкино.

В 7 часов утра 19 июля войска Центрального фронта после короткого артиллерийского налета возобновили наступление. Сломив сопротивление противника вдоль шоссе Курск – Орел, наступающие части с боями продвинулись в этом направлении до 6 км. Модель, подтянув резервы, сумел оказать наступающим войскам все более упорное сопротивление, особенно в полосе 13-й армии. Однако появление крупных танковых сил и пехоты в тылу мценской группировки вынудило Моделя начать в ночь на 20 июля отвод своих войск из района Мценска. С утра 20 июля 3-я гвардейская танковая армия совместно со стрелковыми соединениями 3-й армии Брянского фронта начала наступление в северо-западном направлении. Отход частей 9-й армии прикрывался сильными арьергардами, массированным артиллерийским и минометным огнем, ударами бомбардировочной авиации. На ряде направлений противник переходил в контратаки. Эту практику, как мы помним, Модель отработал еще во время отхода из-под Ржева. Ломая сопротивление противника, советские танки и стрелковые соединения во второй половине дня перерезали шоссе Мценск – Орел, по которому сплошным потоком двигались отходящие немецкие войска. По ним был нанесен удар с воздуха. 20 июля соединения 3-й армии освободили Мценск. Часть мценской группировки 9-й армии была окружена и уничтожена в лесах южнее города. Развивая успех, части 3-й армии очистили от врага территорию между реками Олешня и Ока и 21 июля главными силами вышли на восточный берег Оки, стремясь форсировать ее севернее Орла. Однако Модель сильными контратаками на некоторых участках потеснил войска армии и отбил попытки с ходу форсировать реку на других направлениях. В результате борьба на рубеже Оки севернее Орла приняла затяжной характер.

Ожесточенное сопротивление противника в полосе 13-й армии вынудило Рокоссовского в 10-м часу вечера 20 июля принять решение о переходе ее войск к обороне. Упорная оборона противника срывала все планы Константина Константиновича по выходу к установленному сроку в район Кромы. Ему пришлось перенести его на конец дня 22 июля. Войскам 48-й армии было приказано прорвать оборону противника на правом фланге с ближайшей задачей выйти на рубеж р. Неруч, в последующем овладеть станциями Змиевка и Куракино, а затем развивать наступление в общем направлении на Кромы. С целью не допустить отхода противника из Орловско-Кромского выступа требовалось создать в 48-й и 13-й армиях, помимо подвижных отрядов в дивизиях, армейские резервы на автомашинах с приданными танковыми частями и саперами. В случае обнаружения отхода противника подвижные отряды должны были преследовать его по параллельным маршрутам, обходить укрепленные населенные пункты, выходить на тылы главных сил противника, не допуская его закрепления на промежуточных рубежах. Командующий 16-й воздушной армией получил задачу наносить массированные удары по отходящему противнику, особенно на переправах через водные преграды.

21 июля войскам Центрального фронта удалось прорвать оборону противника и к исходу дня продвинуться на 4–5 км. В ночь на 22 июля немецкие части, действовавшие перед правым флангом 48-й армии, начали отход под прикрытием сильных арьергардов. 23 июля начался их отход перед войсками левого фланга армии. По отходящему противнику наносила удары авиация 16-й воздушной армии. Но войска Моделя, используя тактически выгодные рубежи, опорные пункты на высотах и в населенных пунктах, оказывали упорное сопротивление, часто переходили в контратаки. Основную роль в обороне орловской группировки играли группы танков по 8 – 10 машин и самоходные орудия. Они, как правило, занимали оборону на обратных скатах высот и действовали по принципу засад, нанося короткие удары по наступающим частям при выходе их на гребень высот. При отходе широко использовалась постановка минных полей.

Наиболее тяжелое положение для 9-й армии создалось северо-западнее Орла, в полосе наступления войск левого крыла Западного фронта и войск 61-й армии Брянского фронта. 22 июля они вышли непосредственно к Болхову. Левофланговые соединения 11-й гвардейской армии Западного фронта к 24 июля находились в нескольких километрах от единственной шоссейной дороги, связывавшей болховскую группировку 9-й армии с Брянском. Часть сил 11-й гвардейской армии прорвалась к железной дороге Орел – Брянск западнее Хотынца и на короткое время перехватила ее. На участке наступления войск левого крыла Брянского и правого крыла Центрального фронтов 24 июля шли ожесточенные бои за овладение железной дорогой Орел – Курск на участке Змиевка – Борисоглебская.

Существенное влияние на ход событий на белгородско-харьковском направлении оказало начавшееся 17 июля наступление войск Юго-Западного и Южного фронтов. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Манштейн по требованию Генерального штаба Сухопутных войск был вынужден отдать приказ о выводе из боя на участке Воронежского фронта 2-го и 3-го танковых корпусов и переброске их на юг, на усиление 6-й полевой армии, действовавшей против Южного фронта.

25 июля борьба на подступах к Орлу разгорелась с новой силой. Мобилизуя все ресурсы, 3, 63 и 3-я гвардейская танковая армии Брянского фронта начали по плану наступление. Ударной группировке 3-й армии генерал-лейтенанта А. В. Горбатова удалось форсировать Оку, но, встретив яростное сопротивление противника, вынуждена была остановиться. Аналогичное положение сложилось и на левом фланге 63-й армии генерал-лейтенанта В. Я. Колпакчи. Ее соединения форсировали р. Оптуха, но смогли лишь незначительно продвинуться в глубь вражеской обороны на ее западном берегу. Модель сумел, маневрируя резервами и частями, умело парировать советские удары.

Не столь благоприятно для Моделя складывалась обстановка южнее Орла, в полосе наступления армий правого крыла Центрального фронта. Все усилия Моделя остановить наступление войск Рокоссовского на этом направлении не привели к успеху. Они продолжали попытки выйти в район Кромы. С этой целью войска фронта с утра 25 июля возобновили наступление. На этот раз соединения 70-й армии генерал-лейтенанта И. В. Галанина, преодолев сопротивление противника, стали успешно продвигаться в общем направлении на Чувардино. На следующий день Константин Константинович принимает решение ввести в прорыв 2-ю танковую армию с задачей выйти к исходу дня 26 июля в район Красная Роща, Гнездилово, Чувардино. По решению Ставки ВГК в распоряжение Рокоссовского с 24 часов 26 июля из Брянского фронта передавалась 3-я гвардейская танковая армия, которую требовалось использовать на правом крыле фронта во взаимодействии с войсками 48-й армии[221].

К этому времени Гитлер объявил о своем решении очистить Орловский выступ, дабы, сократив линию фронта, высвободить несколько дивизий и отправить их в Италию. Отвод на оборонительный рубеж «Хаген» приказано было осуществить в период с 31 июля по 17 августа.

К исходу дня 27 июля на Центральном фронте соединения 48-й армии генерал-лейтенанта П. Л. Романенко, продвинувшись в северо-западном направлении до 35–40 км, вышли на рубеж Наборный, Философово, Никольское, восточный берег Малой Рыбинки. Развитие наступления на этом направлении могло сыграть важную роль в борьбе за Орел. Однако успешное наступление 48-й армии не использовала 63-я армия Брянского фронта для действий западнее железной дороги по свертыванию фронта обороны противника в районе Становой Колодезь и севернее. Пользуясь пассивностью 63-й армии, Модель нанес удар во фланг продвигавшейся вперед 73-й стрелковой дивизии 48-й армии. В последующие дни борьба в полосе наступления войск правого крыла Центрального фронта приобрела крайне упорный характер, бои шли за каждый рубеж обороны, и к концу июля общее продвижение войск фронта в глубь орловской группировки врага составило немногим более 40 км.

Рокоссовский, стремясь развить успех 48-й армии, принял решение с утра 28 июля ввести на ее левом фланге в прорыв 3-ю гвардейскую танковую армию, которой приказывалось наступать в общем направлении на Никольское, Малое Рыжково. Ввод танковой армии обеспечивался огнем стрелковых частей и артиллерии 48-й армии, а также ударами авиации 16-й воздушной армии по резервам и артиллерии противника. Однако танковая армия не сумела преодолеть сопротивление противника.

29 июля ознаменовалось успехом войск Брянского фронта. Его 61-я армия освободила Болхов. На Центральном фронте неудачные действия 3-й гвардейской танковой армии вынудили Рокоссовского принять вечером 30 июля решение прекратить наступление силами 48-й и 3-й гвардейской танковой армий и прочно закрепиться на достигнутых рубежах.

Модель, воспользовавшись медленным продвижением правого крыла Центрального фронта, успешно отводил свои части на северный берег р. Крома и на западный берег р. Неживка, где намеревался перейти к обороне и не допустить прорыва советских войск в северном и северо-западном направлениях. Рокоссовский, пытаясь сорвать замысел Моделя, приказал 48-й и 3-й гвардейской танковой армиям с утра 1 августа возобновить наступление и выполнить ранее поставленные задачи. Одновременно в наступление предстояло перейти и 70-й и 2-й танковой армиям.

Сталин, наблюдавший за развитием событий на орловском направлении, был недоволен действиями Рокоссовского. Около 3 часов ночи 1 августа он получил директиву № 30158 Ставки ВГК, подписанную Сталиным. В ней говорилось:

«За последнее время в связи с наступлением войск Брянского и левого крыла Западного фронтов противник значительно ослабил свою группировку, действующую перед Центральным фронтом, сняв с этого участка пять танковых дивизий, две мотодивизии и до двух-трех пехотных дивизий.

В то же время Центральный фронт значительно усилился танками, получив в свой состав 3 ТА Рыбалко. Все это привело к улучшению положения войск фронта и создало благоприятные условия для решительных наступательных действий. Однако эти условия до сего времени командованием фронта использованы недостаточно.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Незамедлительно подготовить и нанести решительный удар силами 70-й армии и 2 ТА в общем направлении Чувардино, Красная Роща, Апальково. Одновременно 13-й армии прорвать оборону противника западнее Короськово, подготовив условия для ввода в прорыв 3 ТА к моменту ее сосредоточения.

2. К 4–5 августа закончить сосредоточение 3 ТА в районе южнее Короськово с задачей развить успех 13-й армии и ударом в общем направлении на Кромы свернуть оборону противника по западному берегу р. Ока и содействовать тем самым продвижению 48-й армии.

3. В дальнейшем иметь в виду действовать обеими танковыми армиями в обход Орла с запада, содействуя Брянскому фронту в разгроме орловской группировки противника и овладении г. Орел»[222].

Рокоссовский, получив директиву Ставки ВГК, вынужден был приостановить наступление 48-й армии, которой ставилась задача перейти к обороне на занимаемых позициях. Войска 3-й гвардейской танковой армии выводились из сражения и к утру 3 августа перебрасывались в район 24–25 км юго-западнее Рыбницы. Командиру 9-го танкового корпуса приказывалось с вечера 1 августа начать преследование противника и не дать ему закрепиться на р. Крома.

1 августа в полосе наступления 3-й армии Брянского фронта на ближних подступах к Орлу фронт обороны 9-й армии дал трещину. Измотанные непрерывными боями дивизии Моделя на участке северо-восточнее Орла начали отход. Войска Брянского фронта сразу же перешли в преследование. Соединения 3-й армии продвинулись в южном и юго-западном направлениях на 12–14 км и охватили Орел с северо-запада. К полудню 2 августа главные силы 3-й армии вышли к р. Неполодь. Здесь вновь завязались упорные бои. Сильными ударами авиации, массированным артиллерийским и минометным огнем, контратаками танков и пехоты Модель сорвал попытки войск 3-й армии форсировать реку с ходу.

В ночь на 4 августа передовые части 3-й и 63-й армий Брянского фронта подошли к Орлу. Под ударами 63-й армии немецкие части вынуждены были начать быстрый отход с рубежа юго-восточнее Орла. В тот же день Рокоссовский уточнил задачи войскам правого крыла Центрального фронта. Соединения 70-й армии должны были активизировать боевые действия, а 2-я танковая армия и 9-й танковый корпус, нанести удар в тыл противнику в общем направлении Колки, Красная Ягода и оказать содействие войскам 70-й армии в свертывании обороны противника. Командующему 3-й гвардейской танковой армией предписывалось в час дня перейти в наступление с задачей переправиться через р. Крома на участке Колки, Красная Роща и развивать удар в общем направлении на Хмелевая, Гнилое Болото, Хотьково, чтобы отрезать пути отхода противника на запад и юго-запад из района Кромы, Орел, Нарышкино. Командующий 13-й армией должен был всеми огневыми средствами пехоты и артиллерии содействовать переправе 3-й гвардейской танковой армии через р. Крома, а затем, используя ее успех, стремительно продвигаться вперед с задачей к исходу 4 августа выйти на рубеж Марьинский, Красный Пахарь, Красная Нива, Долженки[223].

В связи с тем что приказ командующего Центральным фронтом поступил в штаб 3-й гвардейской танковой армии с запозданием, она перешла в наступление только в половине четвертого вечера 4 августа. Действуя на практически танконедоступной местности под сильным артиллерийским огнем противника и ударами его авиации, войска армии сумели к исходу дня выйти только к южному берегу р. Крома на участке от Новотроицкого до Кутафина. Ночью они разминировали подступы к переправам и оборудовали проходы через болотистую долину р. Крома, однако захватить переправы не смогли. К 11 часам утра 5 августа мотострелковые подразделения 18-й и 34-й механизированных бригад 7-го гвардейского механизированного корпуса форсировали Крому у Новотроицкого и захватили плацдарм на противоположном берегу реки, но дальше продвинуться не смогли. Части 6-го и 7-го гвардейских танковых корпусов овладели Глинками. Противник, предприняв контратаку силами до пехотного полка с 10 танками, отбросил переправившиеся части обратно на южный берег Кромы. 88-я танковая бригада 7-го гвардейского танкового корпуса к исходу дня 5 августа овладела переправой у Кутафина и в ночь на 6 августа начала переправу танков на северный берег Кромы.

Более успешно действовали войска 3-й и 63-й армий Брянского фронта. К вечеру 4 августа они овладели восточной частью Орла, вышли к Оке и на плечах отступавшего противника приступили к форсированию реки. На рассвете 5 августа Орел был полностью освобожден. В этот же день крупная победа была одержана и на южном участке Курской дуги – войска Степного фронта освободили Белгород. Войска Центрального фронта после ожесточенных двухдневных боев сумели к исходу дня 6 августа прорвать Кромский оборонительный рубеж и освободить город Кромы. Оборонявшиеся здесь соединения 9-й армии понесли большие потери: по показаниям пленных, в ротах оставалось по 15–20 человек, а некоторые батальоны были уничтожены полностью. В районе города Кромы советские войска освободили 5 тыс. семей, согнанных в лагерь для отправки на принудительные работы в Германию.

Генерал-фельдмаршал фон Клюге по согласованию со Ставкой Верховного Главнокомандования Вермахта вынужден был отдать приказ об отводе войск на оборонительный рубеж «Хаген». Его оборудование с половины дороги между Карачевом и Брянском и далее на юг, западнее Димитровска осуществлялось силами строительных и саперных батальонов, а также военнопленными.

Ставка ВГК, стремясь закрепить достигнутый успех, своей директивой № 30159 приказала 6 августа командующему Брянским фронтом сосредоточить главные усилия на быстрейшее овладение Хотынцом и Карачевом. Командующему Центральным фронтом предписывалось «использовать 2-ю и 3-ю танковые армии для удара в направлении Шаблыкино с задачей во взаимодействии с правым крылом Брянского фронта, наступающим на Карачев, уничтожить противника, отходящего от Орла на запад»[224]. В соответствии с этой директивой генерал Рокоссовский потребовал от командующего 3-й гвардейской танковой армией преследовать противника в общем направлении Хмелевая, Мыцкое, Шаблыкино и овладеть Шаблыкином, Новоселками, Герасимовом, Волковом, Робье. Войска 2-й танковой армии должны были занять район Работьково, Березовка, Бородино, Лысое[225].

Противник, упорно сопротивляясь, сорвал выполнение войсками танковых армий поставленных задач. Генерал Рокоссовский в своем приказе № 00525/оп, направленном около полуночи 6 августа командующим этими армиями, выразил недовольство их действиями. Он потребовал от 3-й гвардейской танковой армии с утра 7 августа прорвать оборону частей прикрытия противника на участке Красный Пахарь, Долженки и, развивая удар на Маслово, Сосково, к исходу дня овладеть районом Троицкий, Сосково, Звягинцево, Маслово. В дальнейшем предписывалось наступать на Шаблыкино и овладеть Шаблыкином, Новоселками, Герасимовом, Волковом, Робьем. При этом требовалось наступать всей массой танков и мотопехоты, привлекать к суровой ответственности вплоть до предания суду военного трибунала командиров частей и соединений, не выполняющих задач[226].

Обвинения командующего фронтом были отчасти справедливы, но нельзя забывать и том, что 3-я гвардейская танковая армия испытывала недостаток в боеприпасах и артиллерии. Кроме того, за три дня боевых действий на р. Крома она потеряла почти 2,5 тыс. убитыми и ранеными, 104 танка и 4 САУ[227].

Несмотря на требования командующего Центральным фронтом, продвижение соединений 3-й гвардейской танковой армии было медленным. Части 7-го гвардейского механизированного корпуса сумели овладеть районом Троицкого только к исходу дня 9 августа. Одновременно 6-й танковый корпус занял Хмелевую, а 7-й гвардейский танковый корпус был остановлен на подступах к Соскову. Противник, опираясь на заблаговременно подготовленный оборонительный рубеж, оказывал ожесточенное сопротивление. К исходу дня 10 августа 3-я гвардейская танковая армия потеряла около 60 танков. Большие потери понесли и части 383-й и 6-й пехотных дивизий противника, которые начали отход к р. Водоча.

Потери, которые понесла 3-я гвардейская танковая армия, были негативно восприняты в Генштабе Красной Армии. Вот что говорилось в директиве № 13551, направленной 13 августа командующим войсками Центрального фронта и 3-й гвардейской танковой армией:

«По данным Генштаба, танковая группа 3 г. ТА в количестве 110 танков 10.8 в боях за выс. 264, 6 потеряла 100 танков, т. е., по существу, была уничтожена противником. Этот из ряда вон выходящий случай произошел в условиях общего отхода противника и отсутствия у него заранее подготовленной обороны. При этом наша танковая группа была уничтожена противником, проникнув всего на 2–3 км в его глубину, т. е. ей могла бы быть оказана всяческая помощь. Гибель такого большого количества наших танков в течение нескольких часов свидетельствует не только о полном отсутствии взаимодействия 3 гв. ТА и 13 А, но и о бездействии указанных командармов, бросивших танки на произвол судьбы без всякой поддержки. Для доклада народному комиссару обороны прошу назначить расследование и результаты донести в Генштаб»[228].

В целом же потери войск 3-й гвардейской танковой армии с 28 июля по 12 августа составили 7729 человек, в том числе 2061 убитыми, 350 танков, 5 САУ или 42 % от общего количества боевых машин[229]. По другим данным, армия потеряла 60,3 % танков Т-34 и 72,9 % танков Т-70[230]. Генерал армии Рокоссовский, учитывая большие потери войск 3-й гвардейской танковой армии, решил вывести ее из боя и сосредоточить в районе Сухое, Торохово, Апальково. В 2 часа ночи 12 августа в штаб армии поступил приказ об ее подчинении командующему 13-й армией.

К. К. Рокоссовский в своих мемуарах, оценивая действия 3-й гвардейской танковой армии и ее командующего генерала П. С. Рыбалко, писал:

«Командиром он был хорошим, боевым и решительным. Но ни он, ни его подчиненные еще не успели оправиться после трудных боев на Брянском фронте. Именно поэтому, несмотря на все усилия, танкистам не удалось преодолеть сопротивление противника. Чтобы избежать неоправданных потерь, я обратился в Ставку с просьбой вывести танковую армию Рыбалко в резерв»[231].

Эта просьба была удовлетворена. 13 августа директивой № 40202 Генштаба 3-я гвардейская танковая армия (без 7-го гвардейского механизированного корпуса) со всеми частями усиления, обеспечения и тыловыми учреждениями выводилась из состава Центрального фронта в резерв Ставки ВГК. Все танки и САУ предписывалось оставить в составе Центрального фронта, а 7-й гвардейский механизированный корпус передать 2-й танковой армии[232].

Несмотря на принятые меры, наступление войск Центрального фронта шло медленно. На правом крыле они продвинулись всего на 10 км. Войска 65-й и 70-й армий при поддержке авиации 16-й воздушной армии 12 августа освободили Дмитровск-Орловский. Соединения 13-й армии в этот же день, встретив организованное сопротивление противника с западного берега рек Водоча и Локна, вынуждены были перейти к обороне. На левом крыле Центрального фронта обстановка в эти дни была относительно спокойной. Противник изредка пытался прощупать оборону войск 60-й армии, но успеха не имел.

В полосе Западного фронта события развивались следующим образом. Войска 4-й танковой и 11-й гвардейской армий 10 августа полностью освободили город и железнодорожную станцию Хотынец. 15 августа соединения 11-й и 11-й гвардейской армий Брянского фронта заняли Карачев, прикрывавший подступы к Брянску. С освобождением Карачева ликвидация Орловского плацдарма была фактически закончена. Но это не означало ликвидации группировки войск под командованием генерала Моделя. К 18 августа он, выполняя приказ Гитлера, завершил маневр и отвел свои войска на заблаговременно подготовленный оборонительный рубеж «Хаген». Управление 2-й танковой армии 15 августа было снято с фронта и выведено в резерв группы армий «Центр». Под командованием Моделя осталась только 9-я армия.

Войска Брянского, Западного и Центрального фронтов, вышедшие к передовым позициям этого рубежа, были остановлены на линии восточнее Людиново, в 25 км восточнее Брянска, западнее Дмитровска-Орловского. На этом завершилась операция «Кутузов», в ходе которой войска трех фронтов продвинулись до 150 км, ликвидировав Орловский плацдарм противника. При подготовке операции Ставка ВГК проявила поспешность в определении сроков ее начала. В результате войска перешли в наступление, не завершив полностью его подготовку, не была создана более сильная группировка на левом крыле Западного фронта. Войскам Брянского фронта пришлось преодолевать долговременную глубоко эшелонированную оборону врага фронтальным ударом. Танковые армии и корпуса использовались для последовательного прорыва нескольких оборонительных рубежей противника, что резко снижало их возможности по развитию наступления в оперативной глубине. Фронтовая авиация не смогла полностью решить задачи по изоляции района боевых действий от подхода оперативных резервов врага. В результате вместо стремительного удара операция приняла затяжной характер. Противник, по существу, медленно выдавливался из орловского выступа, что позволило ему перегруппировать войска и организованно отвести их из района Орла.

23 августа войска Степного фронта заняли Харьков, завершив тем самым операцию «Полководец Румянцев», а с ней и Курскую битву. Были созданы предпосылки для перехода в общее наступление, освобождения Левобережной Украины и выхода к Днепру.

Замысел операции «Цитадель» был окончательно похоронен. Фон Манштейн был иного мнения:

«Операция «Цитадель» была прекращена немецким Главным командованием еще до исхода сражения по следующим причинам: во-первых, в связи со стратегическим влиянием других театров военных действий (Средиземное море) или других фронтов (2 танковая армия на Орловской дуге), и лишь, во-вторых – в связи с тактической неудачей, а именно, остановкой наступления 9 армии, которая поставила под вопрос по меньшей мере быстрое достижение исхода сражения»[233].

В отчете командования немецких 2-й танковой и 9-й армий о боях на Курской дуге отмечалось, что их наступление «нанесло тяжелые потери и ослабило вражеские армии, предназначенные для удара из района Курска на север, в такой степени, что они не имели больше сил успешно выполнить свою задачу прорыва с юга в направлении Хотынец – Карачев, данную им в общем масштабе концентрического наступления на Орел. Неоспоримо также то, что проводимое обеими армиями планомерное отступление на позицию «Хаген» истощило большую часть русских наступающих частей и вследствие сокращения фронта освободило большое число наших дивизий и войсковых частей, дав возможность использовать их на других фронтах»[234].

Генерал-полковник Г. Гудериан более объективен в своих оценках:

«В результате провала наступления «Цитадель» мы потерпели решительное поражение… Инициатива полностью перешла к противнику»[235].

Приведем еще одно мнение генерала Ф. В. фон Меллентина:

«Русское Верховное Главнокомандование руководило боевыми действиями в ходе Курской битвы с большим искусством, умело отводя свои войска и сводя на нет силу удара наших армий при помощи сложной системы минных полей и противотанковых заграждений. Не довольствуясь контрударами внутри Курского выступа, русские нанесли мощные удары на участке между Орлом и Брянском и добились значительного вклинения… Операция «Цитадель» закончилась полным провалом. Правда, потери русских были больше, чем немцев; надо также отметить, что с тактической точки зрения ни одной из сторон не удалось достигнуть решающего успеха… После провала этого наступления, потребовавшего от немецких войск высшего напряжения, стратегическая инициатива перешла к русским»[236].

Меллентин был прав, утверждая, что потери советских войск в Курской битве были больше, чем противника. За переход стратегической инициативы в руки советского командования пришлось заплатить высокую цену. Потери в ходе оборонительной и наступательной операции составили: безвозвратные – около 254,5 тыс. человек, санитарные – до 608,8 тыс. человек, 6064 танка и САУ, 5244 орудий и минометов, 1626 боевых самолетов[237]. При этом Центральный фронт, которым руководил генерал армии Рокоссовский, потерял безвозвратно 63 107 человек, а санитарные потери исчислялись в 135 832 человека, что соответственно составили 24,8 и 22,3 % от общего числа безвозвратных и санитарных потерь. Противник же потерял более 500 тыс. человек, 3 тыс. орудий и минометов, свыше 1,5 тыс. танков и штурмовых орудий, более 3,7 тыс. самолетов[238]. Следовательно, общие потери советских войск превышали урон противника в личном составе в 1,5 раза, в танках и САУ – в 4, в орудиях и минометах – в 1,8 раза, и только в боевых самолетах потери врага были больше почти в 2,3 раза.

Контрнаступление под Курском было третьим крупным стратегическим контрнаступлением, проведенным Красной Армией в ходе войны. В отличие от предыдущих операций это был заранее организованный и подготовленный ответный удар на удар противника. В нем участвовали 22 общевойсковые, 5 танковых, 6 воздушных армий и крупные силы авиации дальнего действия. Но полностью завершить разгром противника не удалось, так как германское командование сумело вывести из-под удара свои основные силы.

Для Рокоссовского участие в Курской битве стало важным этапом в его деятельности в должности командующего фронтом. Он приобрел значительный опыт организации обороны с глубоким эшелонированием боевых порядков войск и оборонительных позиций с хорошо развитой системой траншей и других инженерных сооружений. Решающим условием создания устойчивой обороны явилось массирование сил и средств на направлениях вероятных ударов противника, а также глубокое оперативное построение войск. Большой опыт был приобретен и в ходе подготовки и проведения наступательных операций.

Операция «Цитадель» обернулась для Гитлера полным крахом. Можно было ожидать, что после этого вновь «полетят головы» главных ее исполнителей, в том числе Вальтера Моделя – ведь фюрер, дав ему достаточно широкие полномочия, возлагал на его войска такие надежды! Отступление из-под Орла, оставление важного плацдарма могли нанести непоправимый удар по репутации и карьере командующего 9-й армией. Разъяренный своим поражением, Модель вновь отыгрывался на мирном населении. Во время отступления он применял тактику «выжженной земли». По его приказу сожгли зерно на полях и угнали на Запад 250 тыс. мирных жителей. Он распорядился, чтобы уничтожалось все, что войска не могли захватить с собой. Ущерб, нанесенный экономике Орловской области и ее населению, исчислялся астрономической суммой в десятки миллиардов довоенных рублей. За лето 1943 г. было сожжено и разрушено 172 650 домов, более половины школ, сотни больниц, уничтожено дорожное и коммунальное хозяйство, связь. Всего за период оккупации и военных действий на Орловщине с лица земли бесследно исчезли 275 населенных пунктов, которые уже не возродились никогда. Население в этом районе уменьшилось практически вдвое.

Модель ожидал самого худшего, но Гитлеру было в тот момент не до чисток. Он обдумывал меры по стабилизации положения и захвату вновь потерянной инициативы. К тому же он не мог винить Моделя в провале важнейшей операции 1943 г., так как тот еще в мае предупреждал о возможности такого неблагоприятного исхода. Поэтому Гитлер довольствовался грамотным отводом армий на заранее подготовленные позиции. Некоторые даже хвалили Моделя, считая, что он провел «блестящее отступление» на рубеж «Хаген». Теперь Моделю, занявшему оборону на Брянско-Гомельском рубеже, как и его «товарищам по несчастью», оставившим Белгородско-Харьковский плацдарм, было приказано, не жалея сил и не считаясь с потерями, остановить дальнейшее наступление советских войск и удерживать занимаемые позиции.